И Смех, И Грех

Лена не склонна была так к этому вопросу подходить. Бросив уничтожающий взгляд на веранду, заявила:

— Привыкли, не привыкли, дать бы им в ухо, да силёнок у нас нет. Чувствую, выживет он нас отсюда, расширяя себе территорию.

Мать в знак несогласия замотала руками:

— Да у него же всё есть...

На что Лена дальновидно заявила:

— Таким всегда мало. Гольф какой-нибудь организует или теннисный корд поставит.

— Продержимся, если прикинемся, глухими и слепыми,— бодренько заверила Вера. Ей не хотелось думать о плохом.

— Не знаю, на сколько вас тут хватит,— скептически заметила Лена.

Мать подтолкнула её к машине.

— Давай езжай, а то смеркается уже. Волноваться буду. Машина старая, дорога забита транспортом. Не дай Бог...

Расцеловавшись с матерью и помахав молчаливой сестре, Лена включила зажигание. Машина зафыркала и покатила потихоньку по сельским дорогам, выезжая на трассу. Весна в разгаре и на каждом участке непременно кипит работа, а так же идут череззаборные разговоры. Зима такие общения сильно сокращает. А тут стоят кумушки у заборов оперевшись на черенки лопат и ля-ля-ля... Работают. Через забор делились не только семенами и саженцами, но и обсуждали важные семейные и соседские вопросы. На третьем, последнем повороте, остолбенела. Красивенная чёрная машина, сверкающая краской и лаком на всей скорости врезалась в росшие вдоль дороги дубы. "С ума же он не сошёл, значит, пробили колесо или убили?"— пронеслось у неё в голове. Выскочив из машины, она побежала к аварийной тачке. Заметила, как сидевший на пеньке бомж с сумкой бутылок и собравшийся двинуть поживиться туда же, увидев её, сел на место. Распахнув дверь — поняла без слов, водитель мёртв. Один из мужчин на заднем сидении тоже. Другой, моложе, стонал. Приложив всю силу, что наскребла в себе, Лена вытащила парня и под неимоверные стоны потянула к своей "копейке".

— Портфель забери,— проскрипел он, бледный, как полотно.

Лена, оставив раненного под напором, вернулась за ним, и, определив тяжёлый чемоданчик на грудь раненного, поволокла дальше. Она видела, как, дождавшись её ухода, в машину нырнул бомж и тут взрыв потряс лес, полыхнув зарницами по полю. Лена упала, прикрывая собой парня, а потом с новым рвением потянула его в свою машину. В голове монотонно стучало: "Надо убираться отсюда быстрее".

— Ты живой?— отдышавшись, потрепала она его по щекам.

— Не знаю, кажется, что-то с позвоночником,— простонал тот.

— Надо срочно в больницу,— заторопилась за руль Лена.

— Нельзя. Не тормози время, двигай подальше, пока не схватились,— воспротивился парень.

— Не схватятся,— обернувшись, улыбнулась она.

— Почему так думаешь?— не понял он.

— Третьим туда влез бомж. Так, что обгорелых трупов будет три. Вот такие пироги.

— Сообразительная. Медики, родные, знакомые есть?— покрываясь потом, простонал он.

— По СНГ да,— выложила бестолково ведя себя она.

Он вытер ладонью лоб и перекривился:

— Ох и название... После СССР, как куча дерьма.— Он полежал с закрытыми глазами молча и перетерпев боль резко спросил:— Где?

Подумав, всё же сказала правду.

— На Украине. В киевском госпитале работает. Начальником отделения, мамин брат.

— Как на Украину попал?— продолжал допрос он.

Она наморщила лоб вспоминая:

— В Ленинграде учился. Распределили туда. Женился на хохлушке, там и остался. Почему-то лицо твоё мне знакомым кажется...

Он, отвернув лицо от зеркального просмотра, отрезал:

— Мало ли нам что кажется...

Но Лену с толку не сбить:

— Нет, у меня на лица память профессиональная.

Не без язвы он буркнул:

— Милиционер или учитель?

— Учитель,— кивнула она, внимательно следя за дорогой. Автомобилей пруд пруди и все не дешёвого десятка, чирк и не расплатишься. А после только что пережитого, ещё и трясёт не только изнутри, но и руки прыгают.

— Понятно....— он помолчал и неожиданно предложил:— Заработать хочешь?

Лена даже не обернулась. "Кто не хочет".

— Глупый вопрос.

Согласившись, что, наверное, точно не умный, он обрисовал свои требование вкратце:

— Заезжаем к тебе. Берёшь вещи, документы и поехали. Я хорошо заплачу.

Подумав о том, что от её согласия мало что зависит, он может и заставить, а по-хорошему можно и договориться, к тому же деньги не просто нужны, они необходимы. Спросила лишь одно:

— Куда?

— К брату матери твоей. Только никому ни слова. Понятно?

Ещё бы ей не понять. Кивнула:

— Да.

Объезжая выбоину, машина вильнула, он застонал. Лицо приобрело землистый цвет, но стараясь улыбнуться, парень выдохнул из себя:

— Тогда вперёд.

Лена убавила скорость и долго тянув всё же решилась на вопрос:

— А, если ты умрёшь?

Он отмалчивался не долго:

— Значит, скинешь в канаву, и поедешь себе, куда хочется.— И резко:— Чего кочевряжишься, помоги, деньги не нужны?

Лена решилась:

— Ещё, как нужны... А была, не была. Пусть думают, что я на отдыхе.

Она действительно решилась. Заскочив, домой побросала в сумку вещи, захватив документы, написала сестре записку, что срочно на машине уезжает со знакомыми к морю отдыхать и бегом вниз.

Вернувшаяся с сумками из гастронома Алина была поражена такой скорой перемене настроения и планов сестры. Но, решив, что дело хозяйское, как поступать сестре со своим отпуском, не насторожилась, а принялась за раскладку купленных продуктов в маленький старый холодильник. В пятницу поехала помогать в село. Без старенькой машины сестры добираться оказалось не просто. Пересаживаясь с автобуса на автобус, устала в доску, измучилась, но всё же приехала. Шла, думая: "Всё-таки машина, это вещь, даже такая старая как у Лены". Издалека заметила стоящую у калитки Таню. "Что-то случилось не иначе. Юродивая подпирает ворота только когда беда". Неслась уже на всех парах. Оказалось, не ошиблась, так оно и было. Слегла мать. Бледная, терпя боль в обеих ладонях и за грудиной, она полулежала в кресле. Таня, размазывая слёзы, толком не могла ничего объяснить. А Алина, наклонившись осторожно, спрашивала:

— Мама, почему не на кровати?

Та, с трудом шевеля губами, пыталась объяснить:

— Не могу лежать дочка, плохо мне. Ничего из того, что пила раньше не помогает.

Растерявшись в такой ситуации, Алина спрашивала:

— Почему "скорую" не вызвали?

Тяня захлёбываясь слезами, как могла, объясняла:

— Думали, что отпустит. Да и кто за ней пойдёт? Куда?

Алина, выскочив во двор, заметалась, соображая, где искать телефонный аппарат. "Сельсовет закрыт, почта тоже и далеко. Остаётся одно, сосед крутелик. Неужели пожалеет телефона? Пусть тогда бережётся, я ему всё скажу". Но скандалить не пришлось, его просто дома не было, а охранник разрешил позвонить без объяснений. Поблагодарив, за услугу, вернулась к матери. Твёрдо решила, вывернуться наизнанку, а купить им сюда мобильный. Порывшись по шкафам, собрала на всякий случай ей с собой вещи. "А вдруг госпитализация".

— Аля, а где Лена-то?— хлюпала носом поникшая от горя юродивая.

— Отдыхать уехала, никто же не знал такой канители. Надо насобирать деньги и купить вам сюда мобильный. Таня, перестань хныкать и тащи таз с водой, протрём маму, чтоб доктора не кривились.

Не успели они закончить водные обтирания, как подкатила "неотложка". Врачи долго ругались на дороги, потом на отсутствующую номерацию домов и сбитые дощечки с названиями улиц. Всё, как всегда, пока Алина не опустила денежный знак в карман. Та мельком вытянула, посмотрела, перекривилась. "Значит, мало,— промелькнуло в её взвинченной голове,— но добавлять не с чего обойдутся". Веру посмотрели, сделали кардиограмму и, предположив инфаркт, велели собираться в больницу. Из дома мать несли уже на носилках. Алина, захватив сумку с вещами, отправилась вместе с ней.

ТАНЯ.

Таня с каменным лицом осталась стоять у калитки. Думать связно не могла ни о чём. Она словно выключилась, ушла в себя. Ещё бы после такого потрясения. Юродивая обхватила руками столб, на который была прицеплена калитка, и, замерев, окунулась, как в воду в думы. Её голова, лихорадочно работая, пыталась думать, думать, думать... Отъезжающая от ворот карета скорой помощи с трудом разъехалась с мчащимся к дому на всех парах "джипом" соседа.

— Что там за забором стряслось?— спросил Виктор торопящегося открыть ворота, впуская хозяина, охранника.

— Предположительно инфаркт.

— Хреновое дело.

— А то...— тянул мужик, не зная, как быть с разговором: продолжить или завязать. Хозяин заговорил сам:

— Старуха навряд ли выкарабкается.

— Без денег нынче лучше не болеть... Юродивую жалко. Что с ней будет теперь. Беда!

Охраннику хотелось сказать хозяину, что этой старухе всего-то с маленьким хвостиком за пятьдесят, но, прикусив язычок, молодёжь нынче резка и бескомпромиссна, промямлил совсем другое:— Да, похоже, осиротеет домишко на курьих ножках скоро. Дочери продадут им времени на него не хватит... А юродивая с сумой пойдёт.

— Как думаешь, Тимофеевич, сколько дурочке лет?

— А кто ж его знает... Они без возраста.

Хозяин помучил нос и как-то не решительно сказал:

— Может ещё спасут, мало ли, случается. А с чего юродивой пропадать? Не пропадёт, у неё две нормальных родственницы есть. Позаботятся о ней. Да и сколько ей надо...

Посчитав, что соседям и так уделили достаточно времени, влез начальник охраны и враз перевёл на другое.

— Вы что сумный такой, Виктор Николаевич? О брате новости есть?

Виктор свёл брови.

— Не знаю, что и сказать... Менты предполагают, что взорвавшаяся машина здесь, у нас, около дубовой посадки, это его "мерс" и один из трёх обгорелых трупов он. Опознали уже водителя и Славика, охранника, что был неотлучно при нём. Сам понимаешь, Пётр Николаевич, уж лучше быть в неведении, чем знать, что этот ужас реальность.

— Будем надеяться на ошибку, — перекрестился стоявший в шаге от них охранник.

Хозяин повернулся, соглашаясь кивнул.

— Сам желаю того же. Смотрите, а ненормальная всё стоит. Вот чудо в перьях. Как приклеили её к столбу.

Она простояла весь вечер. Потом ночь. Утром Виктор бегал со своим боксёром в роще, она всё так же стояла. Солнце уже высунулось из-за крыш. Посветлели деревья и заборы. А она к месту привинченная стоит. Её тень темнеет большим вопросительным знаком на весь двор. "Столбом стоит. Коза блеет на весь двор, а она даже не моргает",— удивился взбудораженный таким явлением сосед. Пожалев мучающееся животное, он отправил охранника, чтоб тот отвёл в рощу на верёвке козу, завязав рогатую за дерево. Но, как только мужик протиснулся мимо юродивой во двор, коза, выставив голову, чуть не посадила спасителя на крутые рога. Тот пулей выскочил, толкнув нечаянно юродивую. Та, очнувшись, мутным взглядом смерила мужика и поплелась в дом.

— Чёрт с ними с этими ненормальными, Виктор Николаевич. Одна хлещи другой. Это не коза, а овчарка. — Оправдывался мужик вяло за неудачную попытку, даже не спеша реабилитироваться.

А хозяин, который пристально, но издалека наблюдал за всем, что происходило в соседнем дворе, не имея чёткого представления что со всем этим странным соседством делать, смеётся, словно рад всему этому цирку.

— Да матери Терезы из тебя не вышло. Но, кажись, очнулась юродивая. Теперь она разберётся сама. Надо было сразу догадаться её пхнуть. Пойдём отсюда. Ловко эта бородатая бестия башкой крутит, а как профессионально тебя на рога, Тимофеевич, чуть не надела, это отдельный разговор.

Тимофеевич вынужден согласиться с правдой хозяина, но не удержавшись поддевает:

— Да, круто стервозина орудует. Ваш породистый против её дрессировки крепко проигрывает.

— Ты считаешь?! Вообще-то странная реакция для мирного животного? — посмеивался тот.

— Знамо дело с ненормальной водится, чего ж другого-то от скотинки ожидать, — заметил охранник философски.

Вроде б о козе поговорили и вопрос закрыли. Но вдруг хозяин от козы переключился на юродивую. Выражение любопытства и бесшабашной весёлости на его лице сменилось на другое, задумчивое, которое говорило о размышлении. Охранник не привык к этому. Однако так и было, присматривался, присматривался и изрёк:

— А чего юродивая так столбенеет, как думаешь?

Охранник почесал макушку: "А бес его знает, ему оно надо". Но со знанием дела принялся мудрить с ответом.

— Чикает в ней что-то должно быть при стрессе. А чтобы снова запустить механизм вновь, нужен раздражитель.

Хозяин получается, как бы и соглашается со всеми его рассуждениями.

— Похоже так. Вроде тихая, не буйная. Ребятня вон у забора потешается, уйдёт в сад хнычет, но их не гоняет. Иногда мне самому, хочется спрыгнуть с веранды и надрать крапивой им жопы, а она молчит. Только работает, как вол.

Тимофеевич подтверждает:

— Это так. Работает она у них за мужика, хотя откуда у кнопки такая сила непонятно. Я к тому, что бабёнка росточкам мала.

— Помню, у нашей бабки в селе юродивый был, так тот тоже вместо лошади плуг таскал,— припоминает Виктор.

Вероятно для того чтоб мысли шевелились, охранник опять почесал затылок и подумал: "Ему, конечно, невдомёк, что таскал он его, потому что впрягли. Да и эта работала с утра до ночи потому, как больше некому". Но богатому в том копаться недосуг, а свои рассуждения лучше приберечь при себе. Оттого и молчит охранник.

Днём при пробежке по петляющей вдоль деревьев тропинке, выгуливая в роще своего боксёра, здоровенного пса по кличке Джек, пышущего, как и его хозяин сытостью и наслаждением, Виктор опять увидел дурочку. И зимой, и летом одетая в старый ватник с фартуком поверх, она сидела на большом поваленном стволе дерева со спиленными ветвями и держала в руке книгу, а ещё малюсенького утёнка. Хотя смотрела совершенно в другую сторону, книгу не выпускала. Он с любопытством принялся наблюдать за всей этой разномастной компанией. "Совсем обалдела, утёнка в книгу тычет, не иначе, как учит читать. Вот потеха". Коза паинькой, чинно бродила рядом. Степенно подходя к хозяйке, что-то слизывала с рук и топала дальше щипать травку и по своим козлиным делам. Парень, засмотревшись на тот цирк, споткнулся о выпирающий из земли корень, чуть не упал. Ругаясь, спрятался за дерево, решив понаблюдать. Юродивая, заметив его прятки, не испугалась. Поняла по вечеру, что он не причинит ей никакого вреда. Джек же не выдержал маскировки и с жаром выдал козе залп оскорблений. Гав, гав, гав!... Виктор вынужден был слегка шлёпнуть его и прочесть нравоучение, мол, он, боксёр, выше какой-то там деревенской козы, но это мало охладило пыл пса. Да, он выслушал и даже поморгал, но и всего лишь... У тебя, мол, хозяин свои дела, у меня свои. Пёс, хитро свернув со своего пути, не слушая окриков старающегося остановить его хозяина, припустился, виляя между кустами на рогатую. Ох, раздеру! Но хватило ума не лезть сходу на рога, а только полаять. Разведка боем, так сказать. Он с грозным лаем крутился возле неё, демонстрируя уроки дорогой дрессировки. Пока парень, сорвав голос от крика, добежал до места возможной схватки, коза, изловчившись, уже поддала, правда, пока только крутым лбом, надоевшему ей лаем псу в бок. Получи забияка! Пёс визжал от обиды— коза не соблюдала правил. И вместо того, чтоб благоразумно отвалить, ведь всё уже получил, избалованный любовью и вниманием боксёр, ринулся в лобовую атаку. Виктор чертыхнулся. Шкуру дурень попортит. Так что топчись не топчись, а меры надо принимать. Да и что уж теперь гадать, что можно бы и как избежать... приходится плясать из того, что есть. И Виктор, поняв, что одному ему не справится и, если он даже оттащит пса, рассерженная коза всё равно двинет ему под зад, и если б одному, а то оба попадут под раздачу, закричал, спокойно продолжающей держать перед собой книгу и смотреть в стену его забора, ненормальной: