И Смех, И Грех

+

Людмила Сурская.

И СМЕХ, И ГРЕХ

Обещаю— будет интересно и смешно. Рабочее название "Три доли". Женские истории. Любовный роман, почти детективный. Всё, как в жизни, по одной дорожке ходят смех и грусть.

ВСЁ С ЧЕГО-ТО НАЧИНАЕТСЯ.

В этой обыкновенной рабочей семье было, как у всех в те годы, не хуже и не лучше. Жили по соседству. Дружили со школьных лет. Поженились, когда вернулся из армии. Устроился работать на стройке, чтоб получить квартиру. А на первых порах потеснили родителей в пригороде, добираясь в город на рейсовом автобусе. Первой родилась девочка, через шесть лет ещё одна. Получили трёхкомнатную квартиру. Обе семьи родителей поднатужились и за раз купили молодым: шкаф, сервант, диван, два кресла, стол со стульями, телевизор и холодильник. Для тех лет совсем не плохо. Зажили себе припеваючи, читая книги, посещая спектакли и толкаясь за лишним билетиком у кинотеатров и стадионов. Хозяин, недовольный двумя девочками, подпираемый дедами и надеясь на наследника, пошёл ещё на одну попытку. Но дальше всё было, как в плохой пьесе. Опять родилась девочка и к несчастью не совсем здоровая. Ручки, ножки всё на месте, но уступающая сёстрам во внешности, косоглазенькая, отстающая в развитии, да ещё и рыжая, как огонь. Получился ребёнок, как говорят в народе, с простинкой. Муж казался озабоченным и обиженным на весь свет. Обманули. Вера украдкой плакала. Больше экспериментировать поскучневший хозяин не захотел, ударившись в работу. Трёх невест обеспечить теперь надо нарядами и приданным. Время стояло шаткое. Но шабашки плохо для семьи закончились, из одной такой подработки, он просто не вернулся. Падение с лесов и перелом позвоночника — зафиксировали охрана труда и медики. Моментальная смерть. Знакомые утешали тем, что не доставил никому хлопот своими болячками. Умер и земля ему пухом. Вера, молодая ещё женщина, осталась одна с маленькими девочками. В один миг улицы навсегда стали темными, ночи одинокими, а подушка — не просыхающей от слёз. Забот было немало: шёл 1990 год, продолжалась, будь она неладна вместе с её инициатором, перестройка. Впереди ещё был развал страны, но уже рушилось всё— мечты и надежды на светлое будущее. Одна с девочками. При бешенными темпами надвигающемся на страну развале, который психологически сломал привычные представления о жизни — это вообще была катастрофа. Была страна и нет страны. Был флаг, герб, гимн и всё исчезло. Стало прошлым. Испарилась уверенность в завтрашнем дне. Народ переживал время страшное. Кое— кто называл его величайшим. Вещали о том каждый день с экранов и взахлёб. Но никакого величия в разрухе и развале не просматривалось. Они просто скрашивали и возвеличивали свои неприглядные действия. По их брехливым предположениям страна должна была из развитого социализма попасть в капитализм. Раз и там! Все уши развесили и поверили. Всем сразу захотелось стать капиталистами. А она провалилась в дикий бардак. На фоне мексиканской жизни, мыльными потоками хлынувшей в квартиры, протекал правительственный кризис, душила инфляция. Людей ловким приёмом отвлекали, уводя в чужую бесхитростную жизнь. Оно, то время, было именно страшным. Крушили всё не чувствуя, что на них лежит ответственность за отцов и дедов, за историю, но и не думая о том, что их будут проклинать собственные внуки. Опять тащили вперёд телеги идею, не думая о человеке. Так чем же они правильнее и лучше предыдущих. Люди потерялись в попытках и экспериментах нащупать опору для построения хоть какой-то новой реальности. Страшные метания забирали силы и жизнь. Прежние ценности девальвированы. Кто-то стремительно превращается в миллионеров, кто-то из последних сил карабкается в отхожей яме. Инженеры, педагоги, врачи вынуждены торговать на рынке, это те, кто не упал, кто сориентировался. Деньги заменяют всё и становятся основной мотивацией. Психологическое состояние простых людей на грани коллективного психоза. А как же иначе, если исчезли уверенность в завтрашнем дне и чувства защищённости. Дешёвая жизнь исчезла, а на дорогу денег нет. Не по зубам она многим. Что имеем — не храним, потерявши плачем. Пока маховик страны развернулся..., понеслось быстрое расслоение общества на богатых и бедных. Выживали те, кто умел крутиться. Вера крутиться не умела. Её дочери тоже. Жили непросто и тяжело.

В жизни так уж устроено главное неприятностям с чего-то начаться. Дальше они покатились, как снежный ком с горы. Потеря работы и тихий уход одних за другими его и её родителей. Муж был ни единственным сыном в семье, и расторопная его сестра совсем не бедовавшая, прибрала к рукам их участок с домом под дачу. Но Вера не в обиде, Бог с ней, ей хватит и родительского домишка с садом и огородом. Хотя от лишней копейки при такой жизни, она бы не отказалась. Выбивалась из последних сил, чтоб одеть и прокормить дочерей, дать образование и вывести в люди. От мрачных мыслей и безысходности боялась заболеть и свалиться. Но не сдаться и опустить руки помогло упорство и рабоче-крестьянская закалка. Отец был неплохим хозяином и с помощью зятя, успел провести на участок не только воду, но и газ. Они были соседями, поэтому Вера продолжала общаться с родственниками, правда не очень рвущимися в близкие отношения с беднотой. Но Вере отдавали старую мебель и выношенные вещи для неё и девчонок, чему она страшно была рада. У сестры мужа жизнь, похоже, складывалась неплохо. Занялись торговлей и преуспели. Вера даже одно время работала на них, пока не поняла, что по — родственному ей платят меньше чем всем остальным. Естественно, землю на участке родственники бросили обрабатывать и, чтоб не зарос огород, Вера, взяв его в аренду, сажала на нём картошку, которую продавала, таская тележками в город. Этим платила родственничкам и жила. Время скользило по циферблату. Остроносые стрелочки торопили час за часом. Дочки росли. Все три девочки работящие и беспроблемные. Лена и Алина умненькие легки в учении, почти отличницы. Единственные неприятности были с младшей Таней. Девочка, отстающая в развитии и ущёмлённая во внешности, рыжая, замкнутая, косоглазенькая, постоянно подвергалась насмешкам и злым шуткам сверстников. Её дразнили, безжалостно издевались над ней, задирали подол, мерзко прикалывались. В общем, пользуясь тем, что она не умела отвечать на подлость, мучили. Юность жестока. Ей тяжело давалось учение. Правильнее было сказать, оно ей не давалось никак. Научившись с горем пополам читать и писать, она, как не старалась, не могла больше ни в чём продвинуться ни на шаг. Вера, бегая постоянно в школу, униженно просила и девочке кое-как, скрепя сердцем, ставили тройки, переводя из класса в класс. Но после окончания восьмого, Таня запротестовала и не пошла на такую казнь сама. Как — то так получилось, что девочка нашла сама себе место, удалившись от людей и занявшись огородом. Она: худенькая, маленькая, в надвинутом на больные глаза платке, как мужичок копала и сажала у себя и у родственников рядом. С детства, привыкая донашивать за сёстрами одежонку, потихоньку вообще обрядилась в вылинявший платок и бесформенное тряпьё. Понимая, что каждая копейка на счету, девочка экономила на себе ради сестёр. Им надо, они на людях, а её никто не видит, сойдёт и как-нибудь. В семье не разбираясь приняли это как прихоть ненормальной. Плача по ночам и казня себя за ущербность ребёнка, Вера старалась держать её по возможности около себя. Со страхом, думая о том времени, когда с ней самой не дай Бог что-то случиться, вот что тогда будет с несчастной юродивой. Привыкнув летом с Верой жить в селе, обходиться малым, пасти козу и нянчиться с племянницей, она другой жизни себе уже не представляла. Ноги, обутые в старые стоптанные кеды или обрезанные резиновые сапоги закрывались ещё старой чёрной бабушкиной юбкой, которую она нашла, разбирая сундук. Ребятишки дразнили её деревенской дурочкой и она совсем перестала появляться на людях, прячась с козой в лесочке или торча с тяпкой на огороде. Прикрыв платком косившие глаза, сидела себе на пенёчке, читая сказки про красивую и счастливую жизнь. Никогда не плакала и не жаловалась, не укоряла, переживающей за такого ребёнка Вере, на свою нескладную судьбу. Попытки близких, влезть в её устоявшийся мирок или переодеть её, натыкались на агрессию. Поэтому все успокоились и перестали обращать на неё внимание. Всё шло, как и шло. Семья изо всех сил старалась выжить. Радовалась каждой удаче. Поступили ли в институт девочки или вышла замуж за хорошего парня и по любви Лена. Только вот радость за удачное замужество старшей дочери, оказалась скоротечной. Муж, лейтенант десантник, погиб в Чечне, а она с дочкой вновь перебралась к Вере. Вместе легче и спокойнее. Прошло шесть лет, но Лена так и не рискнула ещё раз найти себе пару, отдаваясь воспитанию малышки, помощи матери и любимой работе. Она работала в школе, преподавая детям физику. Родные не торопили. Все с надеждой и умилением смотрели на вторую Алину. Умницу и красавицу. Девушка, закончила университет и училась в аспирантуре, была несказанно застенчива, не по статусу мила и до чёртиков привлекательна. Семья надеялась, что уж она -то будет непременно счастлива. Кто надеждами, кто мечтами, а кто сказками, работая не покладая рук, так и выживали впятером. Пять баб, это тоже сила.

Сначала в село ездили хороводом, но постепенно жизнь внесла свои коррективы. Дети росли, и всё вокруг стремительно менялось. Особенно цены, за которыми семье было не угнаться. Билеты на дорогу опустошали кошелёк быстрее того, как его наполняли. Пришлось внести коррективы. Лена с Алиной обитали в основном в городе. Так им удобнее было добираться до работы и учёбы. Приезжая только на выходные дни помогать в село, и зная, что это хорошее для семьи подспорье, они старались по максиму использовать время для работы на грядках и по хозяйству. А Вера с внучкой и Таней всё лето крутились на приусадебном участке сами, на оставшейся от родителей делянке с маленькой недвижимостью почти на краю села. С небольшими изменениями шли год за годом. Так и жили — то тут, то там, надеждой и работой. Но в этот месяц Лена достала путёвку для дочери и отвезла её отдыхать к таким же сверстникам, как она в хороший санаторий. Потому как на участке покоя в этот год, судя по прошлому, тоже не предвидится. Конец строительства его не принёс. К соседу повалили гости. Визг девиц и стрельба петардами не давали спать посёлку до утра. А удружили Вере так с соседями дорогие родственники, что занимали участок рядом. Они продали его три года назад, какому-то толстосуму и там велось грандиозное строительство. Такая себе стройка века. Сооружался сразу трёхэтажный особняк, сауна, бассейн, зона отдыха и много чего ещё. Под что местная власть с лёгкостью отвела приплюсовав к участку ещё и свободные земли за огородами и справа до самого леса. Строители с ходу возвели из крупного камня и красного кирпича забор, отделив Верин участок от богатого дворца, чему она была несказанно рада. "Не будут пришлые строители воровать овощи. И пялящие, залитые самогоном зенки на девчонок мужики, опять же подальше". Хозяин приезжал несколько раз, давал ЦУ и исчезал вновь. Вера только успела заметить, что это рослый, хорошо сложенный молодой человек годочков 32-35. "Надо же какая прыткая теперь молодёжь, мы были не слабаки, но всё больше на стройках страны силы прилагали. А эти тоже ударно, но исключительно для себя". По тому, какими бешеными темпами рос дом, поняли, что покой всё же не за горами. И действительно, эта ранняя весна поставила точку в этом мощном строительстве, закончившемся безумным фейерверком и грандиозным банкетом со множеством нагрянувших на село гостей. Оставшийся ещё по деревенским хатам народ, по мере своей возможности, выглядывал из-за заборов пялясь на диковинные машины и наряды дам, дырявивших шпильками землю. Вздыхали и гадали в душе надеялись— закатает богач дорогу. За каждым забором старались занять позицию поудобнее, чтоб получше разглядеть всё, что творилось у крутелика. Получая заряд для бурных деревенских обсуждений не меньше чем на неделю, народ даже залезал на мелкие постройки. Так виднее. Раньше ездили в театр, смотрели концерты, а теперь вот... "Если они сожгут наш дом,— вспылила Лена, которая крутилась на пружинной кровати не в силах уснуть,— я его замок взорву к чёртовой бабушке".

Но всё обошлось. И утром вся соседская развесёлая компания, отдыхая под яркими большущими зонтами, на открытой огромной террасе, ступени которой сходили прямо к бассейну, разглядывала маленький, чистенький Верин дворик, засаженный Таниными стараниями цветами. Они разговаривали громко, не стесняясь в комментариях. Смеялись над юродивой и на все лады обсуждали двух других. От всего этого бесстыдного хамства в соседнем дворике чувствовали себя ещё ниже и ещё беспомощней. "Ну сколько можно? День ото дня одно и тоже. Нашлись, блин, хозяева жизни",— не раз дёргалась сказать им пару слов Лена, но мать и Алина вовремя одёргивали её, гася пыл. Юродивая, казалось, их вообще не замечала. Ей наплевать, что они богаты и красивы.

Вера просила:

— Лена, остынь... На оскорбления ещё нарвёшься. Оно тебе надо. Пусть себе болтают Бог им судья. Трудитесь себе. Быстрее посадим картошку и уйдём в дом. От греха подальше. Праздник он по тому и праздник, что быстро проходит. Пройдёт и у них.

Всё переходило в плоскость молчаливой ругани. Это когда внутри себя человек ругается, а вслух молчит. Но через какое-то время девушка вновь взрывалась:

— Чёрт возьми, надоело! Неужели нельзя понять, что мы тоже люди.

Алина, работавшая, как и Лена в купальнике, стараясь загореть под весенним солнышком, смутившись от пристальных взглядов весёлых и чересчур наглых мужчин, пошла оделась. Мотивируя это тем, что: "Спокойная жизнь кончилась. Находимся теперь, как на арене цирка". Но Лену не так просто было заставить сдаться.

— Напрасно,— заметила она сестре,— я свою и так нелёгкую жизнь из-за этих баранов усложнять не намерена. Подумаешь, вешалок тощих притащили, мы лучше, пусть пузыри пускают.

Оно, конечно, так. Да и человек такое существо, что ко всему привыкает. И к жаркому солнцу и к холодной зиме. Быстро осваиваясь в богатстве и приспосабливаясь выживать в безденежье. Так уж он устроен. Вот и Вера, куда деваться, привыкла и к большому дому, с правой стороны закрывающему обзор на рощу, и к этому шумному соседству. Провожая, отъезжающую домой в город на старой отцовской "копейке" старшую дочь, она искоса посматривала на приехавшую, на двух машинах к соседу многочисленную компанию. "Опять гудёшь до утра. Как они не устают от этого вертепа".

— Повезло нам, ничего не скажешь с соседями. Опять всю ночь спать не будите.

— Езжай Лена с Богом. Отпуск у тебя. С первого сентября опять дурдом. Бросала бы ты уж эту школу. Самоистязание, а не работа.

— Мам, ради Бога!— приложила та в мольбе руки к груди.

Вера ж хотела как лучше.

— Как мёдом тебя там намазали. Дети сейчас тяжёлые. Зачем тебе такая морока. На море собралась. Вот и съезди, покались, пока девочка в санатории. А мы с Танюшкой уже привыкли к этому бедламу. Деньги есть, вот и гуляют. Не будет -бутылки пойдут сдавать.