Наследники богов

На вошедшего устремился пристальный, надменный взгляд хозяина кабинета.

Внутренне усмехнувшись, Гектор склонился в глубоком поклоне, складывая руки перед грудью в извечном жесте глубокого почтения. А когда он распрямился, небольшой нож серебристой рыбкой вырвался из его ладони, устремляясь к своим новым ножнам — самым важным и драгоценным ножнам, что только могут быть у оружия — живой человеческой плоти.

Флавиус взмахнул руками и захрипел, булькая кровью. Его ладони еще тянулись к горлу, будто пытаясь вырвать из него смертоносную сталь, а застывший взгляд уже безжизненно устремился в потолок.

Дежуривший в кабинете раб был стар и плоховато видел. Заметив, как дернулся его господин, он встрепенулся и бестолково захлопал глазами, рванувшись, было, к нему, но не успел сделать и шага. Гектор змеей скользнул к нему за спину и коротким движением свернул рабу шею. Схватив мертвое тело подмышки, он быстро отволок его за массивный стол и беззвучно опустил на пол у ног мертвого господина.

Выдернув кинжал из горла жертвы, Гектор быстро отер его об тунику убитого, после чего уложил рядом с ним и самого Флавиуса. "В приемной у Хоруса все равны. Но господин рабу предшествует. Впрочем, вряд ли его это радует", — внутренне усмехнулся он, складывая тела. Благо, массивный стол патриция отличался более чем героическими размерами, а ниспадавшая на пол скатерть укрывала от взглядов то, что скрывалось за ним.

Умом Гектор понимал, что с того момента, как он вошел в кабинет, прошло не более нескольких минут, но ему они как всегда в таких ситуациях показались вечностью. Вечностью, за которую вполне можно успеть разобраться со всеми мелочами порученного дела и убрать все возможные следы.

— Халатность погубит этот мир, — неслышно пробормотал себе под нос Гектор, критическим взглядом окидывая дело рук своих. Любому вошедшему может показаться, что хозяин кабинета и его верный пес-раб просто вышли подышать воздухом в сад. До того момента, когда найдут тела, могло пройти от нескольких минут до нескольких часов. Просители привыкли ждать, семьи у Флавиуса не было. Единственным, кто мог бы забеспокоиться долгим отсутствием хозяина, мог быть его личный раб, но он лежал мертвым рядом со своим господином. В отличие от завтрака, обедали патриции, как правило, вне дома, так что, скорее всего, тело обнаружат рабы, которые обычно убирают в кабинете после приемных часов.

Засунув кинжал в наруч, Гектор одернул тунику и, напустив на себя довольно-невозмутимый вид — словно могущественный патриций решил его ничтожную плебейскую проблему — вышел из кабинета.

На нем тут же скрестились ищущие взгляды просителей, будто от того поймут они, помог ли Флавиус ему или нет, зависело, окажет ли патриций содействие им самим, но это было обычное дело. Наемники же лишь безразлично скользнули взглядом по его фигуре. Заходили просители в кабинет всегда в сопровождении раба, но выходили часто в одиночку — бывало, патриций давал доверенному рабу дополнительные приказания по поводу покинувшего кабинет человека. То отправить куда-нибудь посыльного — мальчика-раба, обычно крутившегося где-нибудь неподалеку в доме, то сходить за писцом, то очистить кубки, если хозяин решал пригубить вина с очередным гостем.

Каждую секунду Гектор ждал, что ему в спину полетит разгневанный окрик, но... один шаг, второй. Он пересек атриум, прошел по короткому коридору и оказался на улице.

— Нет, положительно, халатность погубит этот мир, — снова пробормотал Гектор, качнув головой, и заспешил прочь от доминуса покойного патриция.

Навий Флавиус был слишком уверен, что днем в своем доме он будет в безопасности... Впрочем, понять его было можно — днем улицы Илиона были запружены народом, так что в свое время сенат даже вынужден был издать распоряжение, запрещавшее движение повозок до захода солнца.

Убийц и воров карали нещадно... когда удавалось их поймать. Ночью на темных улицах для них было раздолье — любой, рискнувший выйти из дома после заката, не позаботившись о своей безопасности, рисковал получить удар ножом в бок. Истекающую кровью жертву затаскивали проулок, и быстрые руки принимались жадно шарить по ее карманам.

Ночной разбой был бичом столицы, и все усилия сената справиться с этой проблемой или хотя бы сократить ее масштабы не приводили ни к каким результатам. Однажды улицы попытались осветить факелами, но после гигантского пожара от этой идеи быстро отказались. Огонь стремительно распространялся по тесно стоявшим постройкам и проглатывал их одну за другой. Тогда сгорела едва ли не треть города...

Но это ночью. А днем... стоило кому-нибудь закричать "держи вора!" или еще хуже: "убийца! убийца!", бегущего тут же хватал десяток рук, валя его на землю и обрушивая град ударов. А не побежишь — попадешь в руки преследователей... Там и стража подоспеет — днем они не заставляли себя ждать. За убийства знатного или влиятельного гражданина виновного ждала смерть, освобожденного — порка, раба -денежный штраф в пользу владельца. А простого свободнорожденного — конфискация имущества и невольничий рынок. Раз уж своими противоправными действиями виновный нанес ущерб республике, так почему бы ему не заплатить за него... в прямом смысле этого слова?

Гектор свернул на соседнюю улицу. С каждым шагом, увеличивавшим расстояние между ним и домом жертвы, на его сердце становилось все легче и легче. То, что его видела целая куча свидетелей, убийцу не заботило — как ни странно, но чем больше свидетелей, тем более противоречивые показания они дают. Никаких особых примет у Гектора не было — просто илионец, такой же, как все. Нужно лишь залечь на дно, пока первый гром не утихнет. Да и все равно, получив деньги, он собирался на время покинуть столицу и попытаться разыскать свою сестру, след которой обнаружил совсем недавно.

Повернув голову, Гектор увидел возвышавшуюся над зданиями громаду Колизея. Отсюда ему была видна только верхняя часть самой знаменитой арены республики — последний ряд арок, да торчавшая над ними "корона" из нескольких сотен деревянных шестов, над которыми в дни игр натягивали парусиной тент для защиты зрителей от солнца.

Колизей построили около пяти лет назад по заказу сената. Стройка была в ведении как раз того патриция, который нанял сейчас Гектора. Конечно, имени заказчика убийце не называлось, но Гектор был достаточно умен, чтобы выяснить все самостоятельно. Простая страховка, на случай если от него решат избавиться.

Он не сомневался, что, убрав конкурента, патриций выдвинет кандидатуру на выборы в сенат... и наверняка выиграет. Или у Гектора появится еще парочка заказов. Нази?ка Сестерций Кальв, стоит запомнить это имя. Этот патриций наверняка пойдет далеко. А такие как он часто любят держать под рукой таких, как Гектор... до тех пор, пока они им полезны.

Как и все, время от времени Гектор посещал большие игры в Колизее. Утреннюю травлю и послеобеденные сражения гладиаторов он не любил — ему хватало крови и в повседневной жизни, но вот гонки колесниц ему нравились. Наблюдать за тем, как легкие повозки, влекомые парой сильный лошадей, мчатся по кругу, совершая крутые виражи, захватывало дух.

Миновав Колизей, Гектор прямиком направился в таверну, в которой еще загодя снял комнату, представившись хозяину заезжим торговцем, смертельно уставшим с дроги и собирающимся проспать в снятой комнате весь день. Для достоверности он даже попросил услужливого трактирщика разбудить его перед ужином... А потом выбрался из комнаты через окно, едва дверь захлопнулась за спиной внесшего его багаж в комнату сына тавернщика.

Взобравшись на росшее на заднем дворе таверны дерево (которое, во многом, и послужило решающим аргументом при выборе им убежища), Гектор рыбкой скользнул в окно и уже через мгновение оказался в своей комнате. Сброшенная им тога — а как же, не может же зажиточный торговец путешествовать в одной тунике — все так же валялась на полу, где он скинул ее перед тем, как на рассвете покинуть таверну. Растянувшись на кровати, Гектор заложил руки за голову и, наконец, позволил себе расслабиться. Если вдруг что-то пойдет не так, тавернщик и его семья подтвердят, что он весь день провел в своей комнате. Впрочем... какие вообще могут быть вопросы к заезжему торговцу?..

Но Гектор и вправду почти не спал минувшей ночью — прежде чем покинуть Илион, ему нужно было уладить кое-какие свои дела. И, закрыв глаза, мужчина погрузился в спокойный, но чуткий сон.

На закате его разбудил раздавшийся в дверь деликатный стук. Нет, даже не сам стук, а негромкие шаги приблизившегося к двери сына тавернщика. И, когда рука юноши коснулись деревянной створки, Гектор уже был на ногах. Открыв дверь, он любезно поблагодарил паренька и, опустив ему в ладонь пару медяков, попросил помочь облачиться в тогу, ежели тот, конечно, обладает нужными навыками. Юноша с готовностью согласился, заверив Гектора, что не раз помогал одеться другим постояльцам. Возить с собой личных рабов могли позволить себе далеко не все, а одеваться как-то же нужно. Аккуратно замотать тогу без посторонней помощи было практически невозможно, и те, кто дома одевался с помощью жен, в тавернах вынуждены были пользоваться услугами таких вот сметливых юнцов... или дев, кому как повезет. Конечно же, за помощь приходилось платить, но что такое пара медяков по сравнению с внешним видом.

— Господин, на улицах не безопасно после заката, — участливо напомнил юноша, опуская на согнутую в локте левую руку Гектора край темно-синей тоги.

Мужчина механически посмотрел в окно. Сейчас было часов восемь. Летом солнце садилось около десяти, но темнеть начинало уже в девять.

— Меня пригласил на ужин приятель, я заночую у него.

На лице юноши отразилось явное разочарование — он понял, что торговец не собирается есть в трактире, а значит, дополнительный заработок уплывал из рук его семьи.

— Прикажете ждать вас к завтраку? — склонив голову, заискивающе улыбнулся он.

Трактрищик, как и его сын, были свободнорожденными гражданами республики. Узнай они, что Гектор был освобожденным, они не были бы столь любезны. Впрочем, деньги и поддельная метрика творили чудеса. Республиканцы были помешаны на бюрократии — от членов сената до самых последних лавочников и трактирщиков

— Да, буду часам к десяти, — с важным видом кивнул головой мужчина, и юноша довольно разулыбался и принялся подобострастно кланяться.

Конечно, Гектор не собирался возвращаться в трактир, как и забирать свой наполненный камнями сундук с "вещами", бывший такой же частью его маскировки, как поддельная метрика и опостылевшая, сковывавшая движения тога. Илион непрерывно разрастался, сенат возводил все новые стены и крепости, но, как ни старался, он не успевал за строительным бумом. Поэтому новый район города, в котором стоял трактир, оказался за пределами очередного кольца стен, возведение которых окончилось лишь несколько месяцев тому назад.

Гектор покинул трактир. В конюшне в конце города его ждал конь, и уже совсем скоро Илион останется позади. Осталось лишь забрать свое вознаграждение. Его обгоняли немногие прохожие, спешившие поскорее убраться с улиц, скрывшись в теплой безопасности домов.

Отойдя подальше от таверны, Гектор сбросил ненавистную тогу, затолкав ее в один из стоявших вдоль улицы сосудов для справления малой нужды.

Деньги ждали его в одном из таких же сосудов. Подумаешь, добавился еще один бронзовый резервуар, никому и в голову не придет проверять, что там внутри не моча, а весьма увесистый мешочек с деньгами. Золото должно было ждать его там, и оно ждало — Назика Кальв уже не в первый раз прибегал к услугам знаменитого убийцы, и явно планировал использовать его и в дальнейшем, а потому обманывать его не имело смысла. Хотя не исключено, что однажды Гектора будет поджидать не обещанная награда, а отряд стражи... когда патриций решит, что больше не нуждается в его услугах. Но... кто не рискует, тот не пьет парфийского. Пожалуй, это была любимая присказка Гектора.

Забрав деньги, он сходил к своему тайнику и высыпал монеты в уже изрядно заполненный ларец, а часть — на дорожные нужды — положил в кошель. Увязав сундучок в плащ вместе с кое-каким другим приготовленным для путешествия скарбом, Гектор взвалил увесистый узел на плечо и зашагал к выходу из проулка. Вес получился изрядный, но это была приятная ноша. Миновав пару кварталов, он остановился передохнуть у общественного фонтана. Опустившись на край квадратной чаши из мраморных плит, Гектор протянул сложенные ковшом руки к струйке воды, вытекавшей из морды льва в центре небольшой каменной стелы, и умылся.

Последние прохожие спешно покидали улицу. Солнце скрылось за беспорядочно нагроможденными инсулами, и на протянувшейся между ними улице — каньоне воцарился густой полумрак. Пожалуй, стоит поспешить.

Гектор вновь взвалил на плечо узел и двинулся к знакомой таверне, примостившейся на краю крохотной площади с позеленевшей от времени статуей Гермеса в крылатом шлеме.

Плотно поев — кто знает, когда удастся нормально перекусить в следующий раз, Гектор расплатился с трактирщиком мелким серебром из кошелька на поясе и, вновь взвалив на плечо свою ношу, зашагал по сумрачным улицам. Остановившись, он достал из узла ножны с кинжалом и привесил их на пояс. Вообще, ношение оружия в черте города строжайше запрещалось, но после заката все законопослушные горожане сидели дома.

Утра ждать Гектор не хотел — наверняка в том районе, где жил Навий Флавиус, уже начался переполох. К ночи он, как обычно, утихнет, но с утра снова охватит весь город. И тогда, чего доброго, могут в горячке организовать облаву — еще бы, убили не кого-нибудь, а почтенного патриция, кандидата на выборы в сенат республики, — и хватать всех, кто пытается покинуть город. А ночью, если не наткнешься на вигилов — ночных стражей, выбраться из города куда проще, особенно если хочешь избежать лишних глаз.

На пересечении двух торговых улиц белела в темноте мраморная фигура Деи Милостивой матери. Каким-то невообразимым образом скульптору удалось сочетать в своем шедевре одновременно и радость, и скорбь. Полные губы были чуть тронуты улыбкой, но мраморные брови сведены к переносице и слегка приподняты, словно вопрошая "за что?.." Перехваченные лентой мраморные волосы ниспадали на точеные плечи, прикрывая небольшую грудь. Одеяние Матери тысячью складок спускалось на каменный постамент, и каждая из них была выполнена с такой заботливой точностью, что казалось, будто статуя одета в настоящие одежды, невесомые и прозрачные, под которыми угадывался точеный силуэт ножек богини.

Улица была пуста. По обеим сторонам от дороги угадывались в рассеянном свете луны очертания лавок, прочно закрытых тяжелыми деревянными ставнями. Бдительно поглядывая по сторонам, Гектор свернул на соседнюю улочку. Нападения он не боялся — местное отребье неплохо его знало, сведя куда более близкое, чем им хотелось бы знакомство с его кулаками, — а кое-кто, из особо настырных, и с кинжалом, что сейчас висел на его поясе. Этот кинжал был настоящим произведением искусства — потертая, совершенно не впечатляющая простая бронзовая рукоять и прочный клинок из отличной стали. К тому же, кинжал был идеально сбалансирован, великолепно подходя как для рукопашного боя, так и для метания во врага.