Наследники богов

Глава 1. Убийца

— Что означает мое сновидение? — спросила Олимпиада у жрецов святилища.

— Твой сон означает, что рожденный тобою будет из рода Зевса и смертного человека. Он означает, что в твоем лоне кровь бога смешалась с кровью человека. Сын, которого ты произведешь на свет, будет сиять чудесной силой, но как яркое пламя выжигает нутро лампады и быстро пожирает питающее его масло, так его душа может выжечь грудь, в которой заключена.

Валерио Массимо Манфреди

"Александр Македонский.

Сын сновидения".

Убийце — смерть.

1ый закон республики Илион.

Пойманному убийце — смерть.

Из кодекса убийц республики.

Двадцать три года. Легкая помятость лица, как после плохого сна, устало опущенные вниз концы губ, чуть пробивающаяся щетина со следами порезов от тупой бритвы на лице. В меру чистая и из хорошей ткани, но застиранная и вытертая туника. Простые кожные сандалии. Пожалуй, образ достойного, но испытывающего некоторые временные трудности гражданина великого Илиона выдержан достаточно точно.

Гектор еще раз внимательно взглянул в зеркало. Вот только взгляд. Эта особенность его всегда раздражала. Несмотря на все его усилия, серо-стальные глаза на помятом и печальном лице смотрели холодно и оценивающе, полностью разрушая с таким трудом выстроенный облик.

— Что ж, уткнусь носом в землю, как и подобает порядочному просителю, -скривил губы в мрачной улыбке Гектор. — Да-да, просим-просим! Вас давно заждались, благородный патриций... на приеме у самого Хоруса! Нехорошо заставлять ждать богов, какой бы высокопоставленной тварью ты ни был, уважаемый патриций. Это тебе не прием у Помпиллы Левии, с игрой в кости и эллинскими гетерами! Хотя... помнится, к Левии-то ты как раз никогда не опаздывал!

Скорчив подобающе-печальное лицо, он мысленно усмехнулся над своей немудреной шуткой. Образ был завершен, одежда подобрана, настрой создан. Оставалось лишь проверить оружие, и на этом придуманный им ритуал, совершаемый перед каждым серьезным делом, можно считать выполненным.

Оружие... Кисти мужчины охватывали широкие кожаные браслеты, за левый из которых был засунут крохотный нож с маленьким треугольным лезвием и искусной костяной рукоятью. Баланс клинка позволял как метать его, так и колоть, и, при желании и наличии некоторой сноровки, даже резать. Мало кто из тех, кто встал на его пути, верили, что столь крохотное оружие может быть столь смертоносным. Зря.

Узкий клинок легко находил любые щели в броне, не говоря уже о том, что иногда Гектор смазывал лезвие ядом, и тогда смертельной становилась любая, даже самая незначительная царапина. Правда, прибегал он к этому методу редко — яд на лезвии мешал выполнению некоторых из хватов, при которых имелась нешуточная опасность поцарапаться и самому. Да и в большинстве случаев было достаточно просто честной стали... Ну... относительно честной, — протерев потайной клинок полой туники, Гектор вставил его назад в скрытые ножны.

Что ж... пора.

По просыпающемуся городу быстрой походкой шел человек. Простой человек, чуть выше среднего роста, с опущенными долу глазами, в старой тунике, поношенных сандалиях и с тощим кошельком на дешевом поясе из свиной кожи. Таким его видели все. Немногие могли различить чересчур упругую и уверенную для простого человека поступь, ловкость движений, играющую силу тренированных мышц. И только лишь обласканные милостью своих покровителей жрецы избранных божеств могли увидеть странную тень, что вставала за его плечом. Тень судьбы. Тень неотвратимости. Тень подземного мира. Но к счастью на улице просыпающегося города их не было...

* * *

С каждым часом на улицах становилось все оживленнее. Первыми, как всегда, поднимались рабы. Их легко было узнать среди прочих прохожих по ошейникам на шеях, грязным, заношенным туникам и босым ногам с черными, загрубевшими за годы подошвами, порою, не уступавшими в твердости обуви.

Миновав прямую, как стрела улицу с рядами лавок на первых этажах трехэтажных, ярко освещенных солнцем домов, Гектор свернул в лабиринт темных закоулков с беспорядочно громоздившихся вдоль кривых улочек многоквартирных кондоминиумов-инсул бедноты.

Отодвигая руками развешенное между домов белье, Гектор проворно пробирался вперед. На пути ему попался торговец с мешком бобов, окруженный женщинами из ближайших инсул. Отвесив подзатыльник кинувшемуся под ноги подростку, попытавшемуся в толчее стащить его кошелек, Гектор протолкался к выходу из проулка и оказался на небольшой площади с фонтаном посредине. Как и все улицы столицы (как и сама республика носившей название Илион), площадь была вымощена булыжником, но все пространство меж камней вокруг фонтана давно уже поросло травой благодаря вечно проливающейся из ведер обитателей квартала воде.

На противоположной стороне площади возвышалась беломраморная колоннада храма Агорея. Безразлично скользнув взглядом по примостившимся на паперти нищим, Гектор скользнул в темный проулок за храмом и поморщился от ударившей в нос вони — похоже, служители бога воров и торговцев предпочитали использовать его вместо общественной уборной.... Надписи на стенах: — "Ливия, вернись, я все прощу. Десмос". "Ливия, — не стоит, он врет, и приап у него маленький, иди ко мне в конкубины. Светоний." "Ливия — супер! А вы все неудачники. Квинт Страбон." и "Идите вы все на приап Хоруса, а я пошла в храм Афродиты Гетерии. Ливия Друзилла" — повествовали о сложных отношениях местной красотки с поклонниками. Быстро миновав проулок, мужчина вновь оказался на прямой и светлой улице и с наслаждением втянул носом свежий воздух.

Стук молоточков медников, резкий запах мочи из красилен, скрип открываемых на лавках ставень, первые зазывные крики торговцев... Протолкавшись сквозь запрудившую улицу толпу, Гектор приблизился к стоявшему в конце квартала массивному доминусу, где жила, — пока еще жила, его сегодняшняя цель.

Сотня золотых за одну жизнь, столько ему еще никогда не платили. Деньги большие. Очень большие. Они позволят Гектору наконец-то отказаться от опостылевшей работы, и вплотную заняться поиском своей семьи. Вряд ли им повезло так же как и ему... Хотя можно ли это назвать везением? Гектор усмехнулся. Впрочем хватит мечтать. Пора за работу.

Патриций Навий Флавиус. Сложная, очень сложная цель. Впрочем, за простую таких денег никто бы не дал. Патриций успел наступить не на одну мозоль, и врагов у него было много, а потому он позаботился о надежной охране своего особняка.

Как Гектор ни бился над этой задачей, он вынужден был признать, что проникнуть в дом ночью было невозможно — единственные двери тщательно охранялись, наружных окон в доминусе не было, а покой патриция бдительно стерегли самые верные и неподкупные стражи — бойцовские псы. Значит, только день. Безумие? Безусловно. Но именно поэтому Гектор был уверен в успехе. Никто не станет ждать, что нападение произойдет днем — в огромном доме было полно потомственных рабов, готовых умереть за хозяина. Убийцу свяжут дракой, а там уже подоспеет стража. Не говоря уже об слонявшихся в артиуме наемниках — их было всего четыре, и Гектор мог бы их убить, но все это было чревато потерей времени...

Возле дома патриция уже собралась молчаливая кучка людей. Кому хватило места, те сидели на небольших каменных скамейках по обеим сторонам от входа в дом, менее удачливые или пришедшие позже толпились в тени у стен. Гектор окинул толпу взглядом и молча прислонился спиной к прохладной стене доминуса. На еще одного просителя никто не обратил никакого внимания. Подумаешь, еще один отчаявшийся, решивший обратиться за помощью к патрицию в приемный день. Кто-то пришел молить о милости, кто-то — просить заступничества, другие надеялись найти работу. Были среди них и бедняки, пришедшие за милостыней. Трое стоявших особняком мужчин в элегантных тогах, пренебрежительно поглядывавшие на толпу просителей, явно пришли по делу. Однако они были либо недостаточно богаты, либо не могли похвастаться высоким положением, чтобы договориться о встрече заранее.

Подобные просители раз в неделю собирались у домов всех патрициев в назначенный ими приемный день. Самые бедные всегда могли рассчитывать на медяшку или корзинку с едой, остальные — на помощь или совет. Безусловно, делалось это не из бескорыстной любви к ближним. Свободные граждане были основной политической силой республики, и, когда приходило время, патриции могли рассчитывать на выборах на голоса тех, кому помогли.

Дверь вздрогнула, послышался шум отодвигаемого засова. Негромкие разговоры в толпе просителей смолкли, и люди в едином порыве бессознательно придвинулись ближе к двери. Каменные скамьи опустели.

Одна из массивных створок распахнулась, и из-за нее выглянуло лицо раба-привратника. Окинув собравшихся испытывающим взглядом, он распахнул дверь настежь и отошел вглубь коридора. Большинство из этих людей он знал — каждую неделю они собирались перед домом его господина, но были и новые лица, и к ним раб-привратник присматривался особенно тщательно. Взгляд его блеклых глаз на мгновение задержался на непроницаемом лице Гектора, и остановился на молодой женщине с грудным ребенком на руках.

Едва раб отошел от дверей, просители цепочкой потянулись внутрь дома.

За дверью начинался небольшой коридор, ведущий в просторный атриум. Опустив голову, Гектор скользнул взглядом по причудливой мозаике пола, изображавшей насупленного стражника, под которой тянулась выложенная из камешков предупреждение "Осторожно, злая охрана!".

Кажется, патриций был не чужд чувства юмора. Сбоку от входа притаилась полутемная каморка привратника. Рядом имелась полуоткрытая дверца — в случае опасности привратник мог в любой момент выскочить за дверь и позвать стражу. Впрочем, это ничуть не смутило Гектора — поднимать тревогу он как раз не собирался.

Коридор упирался в просторный атриум. Высокие стены были расписаны цветными фресками, и это, в сочетании со стоявшими у стен многочисленными горшками с пышными растениями создавало полную иллюзию роскошного сада.

Пол был выложен темно-зеленой мозаикой, в совокупности с остальным вызывавшей стойкую ассоциацию с травяным ковром. Атриум заливал яркий свет, лившийся из квадратного отверстия в кровле, располагавшегося над большим бассейном в центре зала.

Во время дождя струи воды, стекая по наклонной крыше, водопадами обрушивались в бассейн, наполняя его свежей водой. Из него вода попадала в подземный резервуар и потом использовалась для большинства повседневных нужд обитателей дома, что было особенно полезно в домах, чьи владельцы еще не сумели обзавестись собственным водопроводом.

В противоположной стене атриума виднелась высокая дверь, загороженная широкой раздвижной перегородкой-"гармошкой", за которой скрывался кабинет патриция. Послышался скрип, и перегородка чуть отдвинулась, выпуская в атриум личного раба Навия Флавиуса. Выйдя на середину зала, старый раб с важным видом оглядел просителей. Трое мужчин в тогах тут же приблизились к нему и, сунув ему в ладонь несколько монет, что-то шепнули. Раб, в отличие от господина не терзавший свои щеки ежедневным бритьем, довольно огладил седую бороду и, сунув монетку за пояс, провел их в кабинет.

Гектор привык к ожиданию. Да что там, ожидание составляло львиную часть его работы. Выбрать подходящий момент порою было не менее важно, чем нанести сам удар. Но сейчас все зависело не от него — царем и богом этого царства был верный раб патриция, вызывавший просителей в кабинет господина. И очередность этого потока предугадать было невозможно. Конечно, можно было сунуть ему в руку монетку, как это сделали те трое, но это бы противоречило его нынешнему облику, что могло привлечь внимание бродивших по атриуму наемников. Лучше затеряться в массе других просителей и ждать своей очереди.

Присев на корточки у стены, Гектор меланхолично уставился на плывшие в глубине бассейна отражения облаков и лазурного неба. Подобно огромному зеркалу, вода отражала во все стороны утренний свет, наполняя зал особым сиянием, еще больше оживлявшим этот своеобразный искусственный сад. На специальных столиках у бассейна был выставлен напоказ серебряный сервиз с удивительно тонкой гравировкой, неизменно приковывавший к себе восхищенные взгляды гостей и просителей Флавиуса. За этими сокровищами бдительно присматривал специальный раб — не дай боги приделают серебру ноги...

Трое мужчин вышли из кабинета Флавиуса часа через пол, следом раб пригласил женщину с ребенком. Эти не задержались там и минуты — получив причитающуюся мелочь, женщина с робкой улыбкой и блестевшими на глазах слезами благодарности выскочила из кабинета и заспешила к выходу, словно опасалась, что патриций передумает и отберет у нее полученные медяки.

Время клонилось к полудню, а очередь просителей истаяла лишь на треть. Гектор закусил губу. Обычно Флавиус принимал просителей только до обеда, и те, кто не дождались своей очереди, вынуждены были ждать следующей недели. Обедал патриций около трех, и времени оставалось еще достаточно для того, чтобы выполнить задуманное, но если раб не вызовет его до двух, придется все-таки рискнуть и поторопить события...

Но все тревоги Гектора оказались напрасны — не прошло и получаса, как блеклый взгляд раба остановился, наконец, на нем. Отклеившись от стены и не обращая внимания на безразлично скользнувших по нему взглядом наемников, Гектор протянул рабу поддельную метрику и в двух словах изложил свою фальшивую просьбу. Подождав, когда скрипевший пером в углу атриума писец перепишет метрику, Гектор следом за рабом прошествовал в кабинет. Он был уверен — днем Флавиус нападения не ждет, слишком мала вероятность для убийцы сбежать. Главное — в точности следовать составленному плану.

В центре кабинета стоял массивный деревянный стол с резными, украшенными инкрустацией из слоновой кости и бронзы ножками, за которым возвышалось столь же вычурное кресло поистине героических размеров. На нем, на большой пуховой подушке, восседал Навий Фалавиус. Ноги патриция стояли на изящной скамеечке с резными львиными лапами, а унизанные перстнями руки покоились на массивных подлокотниках.

За спиной Флавиуса виднелся широкий дверной проем, сквозь который была видна густая зелень внутреннего сада. Эти двери были единственным источником света в лишенной окон комнате, поэтому все просители оказывались ярко освещены, тогда как массивная фигура патриция терялась в тени, что предавало хозяину кабинета еще больше загадочности и таинственного величия.

С обратной стороны стола стояло несколько табуретов, впрочем, редко кто из просителей осмеливался присесть на них. Массивная столешница была застелена ниспадавшей на пол тщательно продуманными каскадами алой скатертью. Кроме письменных принадлежностей, на столе стоял серебряный кувшин с вином и шесть кубков на круглом подносе. На боках четырех из них блестели свежие капли воды — не иначе как патриций позволил себе пригубить вина, чтобы символически отметить сделку с давешней троицей.

На вошедшего устремился пристальный, надменный взгляд хозяина кабинета.

Внутренне усмехнувшись, Гектор склонился в глубоком поклоне, складывая руки перед грудью в извечном жесте глубокого почтения. А когда он распрямился, небольшой нож серебристой рыбкой вырвался из его ладони, устремляясь к своим новым ножнам — самым важным и драгоценным ножнам, что только могут быть у оружия — живой человеческой плоти.

Флавиус взмахнул руками и захрипел, булькая кровью. Его ладони еще тянулись к горлу, будто пытаясь вырвать из него смертоносную сталь, а застывший взгляд уже безжизненно устремился в потолок.

Дежуривший в кабинете раб был стар и плоховато видел. Заметив, как дернулся его господин, он встрепенулся и бестолково захлопал глазами, рванувшись, было, к нему, но не успел сделать и шага. Гектор змеей скользнул к нему за спину и коротким движением свернул рабу шею. Схватив мертвое тело подмышки, он быстро отволок его за массивный стол и беззвучно опустил на пол у ног мертвого господина.

Выдернув кинжал из горла жертвы, Гектор быстро отер его об тунику убитого, после чего уложил рядом с ним и самого Флавиуса. "В приемной у Хоруса все равны. Но господин рабу предшествует. Впрочем, вряд ли его это радует", — внутренне усмехнулся он, складывая тела. Благо, массивный стол патриция отличался более чем героическими размерами, а ниспадавшая на пол скатерть укрывала от взглядов то, что скрывалось за ним.

Умом Гектор понимал, что с того момента, как он вошел в кабинет, прошло не более нескольких минут, но ему они как всегда в таких ситуациях показались вечностью. Вечностью, за которую вполне можно успеть разобраться со всеми мелочами порученного дела и убрать все возможные следы.

— Халатность погубит этот мир, — неслышно пробормотал себе под нос Гектор, критическим взглядом окидывая дело рук своих. Любому вошедшему может показаться, что хозяин кабинета и его верный пес-раб просто вышли подышать воздухом в сад. До того момента, когда найдут тела, могло пройти от нескольких минут до нескольких часов. Просители привыкли ждать, семьи у Флавиуса не было. Единственным, кто мог бы забеспокоиться долгим отсутствием хозяина, мог быть его личный раб, но он лежал мертвым рядом со своим господином. В отличие от завтрака, обедали патриции, как правило, вне дома, так что, скорее всего, тело обнаружат рабы, которые обычно убирают в кабинете после приемных часов.

Засунув кинжал в наруч, Гектор одернул тунику и, напустив на себя довольно-невозмутимый вид — словно могущественный патриций решил его ничтожную плебейскую проблему — вышел из кабинета.

На нем тут же скрестились ищущие взгляды просителей, будто от того поймут они, помог ли Флавиус ему или нет, зависело, окажет ли патриций содействие им самим, но это было обычное дело. Наемники же лишь безразлично скользнули взглядом по его фигуре. Заходили просители в кабинет всегда в сопровождении раба, но выходили часто в одиночку — бывало, патриций давал доверенному рабу дополнительные приказания по поводу покинувшего кабинет человека. То отправить куда-нибудь посыльного — мальчика-раба, обычно крутившегося где-нибудь неподалеку в доме, то сходить за писцом, то очистить кубки, если хозяин решал пригубить вина с очередным гостем.

Каждую секунду Гектор ждал, что ему в спину полетит разгневанный окрик, но... один шаг, второй. Он пересек атриум, прошел по короткому коридору и оказался на улице.

— Нет, положительно, халатность погубит этот мир, — снова пробормотал Гектор, качнув головой, и заспешил прочь от доминуса покойного патриция.

Навий Флавиус был слишком уверен, что днем в своем доме он будет в безопасности... Впрочем, понять его было можно — днем улицы Илиона были запружены народом, так что в свое время сенат даже вынужден был издать распоряжение, запрещавшее движение повозок до захода солнца.

Убийц и воров карали нещадно... когда удавалось их поймать. Ночью на темных улицах для них было раздолье — любой, рискнувший выйти из дома после заката, не позаботившись о своей безопасности, рисковал получить удар ножом в бок. Истекающую кровью жертву затаскивали проулок, и быстрые руки принимались жадно шарить по ее карманам.

Ночной разбой был бичом столицы, и все усилия сената справиться с этой проблемой или хотя бы сократить ее масштабы не приводили ни к каким результатам. Однажды улицы попытались осветить факелами, но после гигантского пожара от этой идеи быстро отказались. Огонь стремительно распространялся по тесно стоявшим постройкам и проглатывал их одну за другой. Тогда сгорела едва ли не треть города...

Но это ночью. А днем... стоило кому-нибудь закричать "держи вора!" или еще хуже: "убийца! убийца!", бегущего тут же хватал десяток рук, валя его на землю и обрушивая град ударов. А не побежишь — попадешь в руки преследователей... Там и стража подоспеет — днем они не заставляли себя ждать. За убийства знатного или влиятельного гражданина виновного ждала смерть, освобожденного — порка, раба -денежный штраф в пользу владельца. А простого свободнорожденного — конфискация имущества и невольничий рынок. Раз уж своими противоправными действиями виновный нанес ущерб республике, так почему бы ему не заплатить за него... в прямом смысле этого слова?

Гектор свернул на соседнюю улицу. С каждым шагом, увеличивавшим расстояние между ним и домом жертвы, на его сердце становилось все легче и легче. То, что его видела целая куча свидетелей, убийцу не заботило — как ни странно, но чем больше свидетелей, тем более противоречивые показания они дают. Никаких особых примет у Гектора не было — просто илионец, такой же, как все. Нужно лишь залечь на дно, пока первый гром не утихнет. Да и все равно, получив деньги, он собирался на время покинуть столицу и попытаться разыскать свою сестру, след которой обнаружил совсем недавно.

Повернув голову, Гектор увидел возвышавшуюся над зданиями громаду Колизея. Отсюда ему была видна только верхняя часть самой знаменитой арены республики — последний ряд арок, да торчавшая над ними "корона" из нескольких сотен деревянных шестов, над которыми в дни игр натягивали парусиной тент для защиты зрителей от солнца.

Колизей построили около пяти лет назад по заказу сената. Стройка была в ведении как раз того патриция, который нанял сейчас Гектора. Конечно, имени заказчика убийце не называлось, но Гектор был достаточно умен, чтобы выяснить все самостоятельно. Простая страховка, на случай если от него решат избавиться.

Он не сомневался, что, убрав конкурента, патриций выдвинет кандидатуру на выборы в сенат... и наверняка выиграет. Или у Гектора появится еще парочка заказов. Нази?ка Сестерций Кальв, стоит запомнить это имя. Этот патриций наверняка пойдет далеко. А такие как он часто любят держать под рукой таких, как Гектор... до тех пор, пока они им полезны.

Как и все, время от времени Гектор посещал большие игры в Колизее. Утреннюю травлю и послеобеденные сражения гладиаторов он не любил — ему хватало крови и в повседневной жизни, но вот гонки колесниц ему нравились. Наблюдать за тем, как легкие повозки, влекомые парой сильный лошадей, мчатся по кругу, совершая крутые виражи, захватывало дух.

Миновав Колизей, Гектор прямиком направился в таверну, в которой еще загодя снял комнату, представившись хозяину заезжим торговцем, смертельно уставшим с дроги и собирающимся проспать в снятой комнате весь день. Для достоверности он даже попросил услужливого трактирщика разбудить его перед ужином... А потом выбрался из комнаты через окно, едва дверь захлопнулась за спиной внесшего его багаж в комнату сына тавернщика.

Взобравшись на росшее на заднем дворе таверны дерево (которое, во многом, и послужило решающим аргументом при выборе им убежища), Гектор рыбкой скользнул в окно и уже через мгновение оказался в своей комнате. Сброшенная им тога — а как же, не может же зажиточный торговец путешествовать в одной тунике — все так же валялась на полу, где он скинул ее перед тем, как на рассвете покинуть таверну. Растянувшись на кровати, Гектор заложил руки за голову и, наконец, позволил себе расслабиться. Если вдруг что-то пойдет не так, тавернщик и его семья подтвердят, что он весь день провел в своей комнате. Впрочем... какие вообще могут быть вопросы к заезжему торговцу?..

Но Гектор и вправду почти не спал минувшей ночью — прежде чем покинуть Илион, ему нужно было уладить кое-какие свои дела. И, закрыв глаза, мужчина погрузился в спокойный, но чуткий сон.

На закате его разбудил раздавшийся в дверь деликатный стук. Нет, даже не сам стук, а негромкие шаги приблизившегося к двери сына тавернщика. И, когда рука юноши коснулись деревянной створки, Гектор уже был на ногах. Открыв дверь, он любезно поблагодарил паренька и, опустив ему в ладонь пару медяков, попросил помочь облачиться в тогу, ежели тот, конечно, обладает нужными навыками. Юноша с готовностью согласился, заверив Гектора, что не раз помогал одеться другим постояльцам. Возить с собой личных рабов могли позволить себе далеко не все, а одеваться как-то же нужно. Аккуратно замотать тогу без посторонней помощи было практически невозможно, и те, кто дома одевался с помощью жен, в тавернах вынуждены были пользоваться услугами таких вот сметливых юнцов... или дев, кому как повезет. Конечно же, за помощь приходилось платить, но что такое пара медяков по сравнению с внешним видом.

— Господин, на улицах не безопасно после заката, — участливо напомнил юноша, опуская на согнутую в локте левую руку Гектора край темно-синей тоги.

Мужчина механически посмотрел в окно. Сейчас было часов восемь. Летом солнце садилось около десяти, но темнеть начинало уже в девять.

— Меня пригласил на ужин приятель, я заночую у него.

На лице юноши отразилось явное разочарование — он понял, что торговец не собирается есть в трактире, а значит, дополнительный заработок уплывал из рук его семьи.

— Прикажете ждать вас к завтраку? — склонив голову, заискивающе улыбнулся он.

Трактрищик, как и его сын, были свободнорожденными гражданами республики. Узнай они, что Гектор был освобожденным, они не были бы столь любезны. Впрочем, деньги и поддельная метрика творили чудеса. Республиканцы были помешаны на бюрократии — от членов сената до самых последних лавочников и трактирщиков

— Да, буду часам к десяти, — с важным видом кивнул головой мужчина, и юноша довольно разулыбался и принялся подобострастно кланяться.

Конечно, Гектор не собирался возвращаться в трактир, как и забирать свой наполненный камнями сундук с "вещами", бывший такой же частью его маскировки, как поддельная метрика и опостылевшая, сковывавшая движения тога. Илион непрерывно разрастался, сенат возводил все новые стены и крепости, но, как ни старался, он не успевал за строительным бумом. Поэтому новый район города, в котором стоял трактир, оказался за пределами очередного кольца стен, возведение которых окончилось лишь несколько месяцев тому назад.

Гектор покинул трактир. В конюшне в конце города его ждал конь, и уже совсем скоро Илион останется позади. Осталось лишь забрать свое вознаграждение. Его обгоняли немногие прохожие, спешившие поскорее убраться с улиц, скрывшись в теплой безопасности домов.

Отойдя подальше от таверны, Гектор сбросил ненавистную тогу, затолкав ее в один из стоявших вдоль улицы сосудов для справления малой нужды.

Деньги ждали его в одном из таких же сосудов. Подумаешь, добавился еще один бронзовый резервуар, никому и в голову не придет проверять, что там внутри не моча, а весьма увесистый мешочек с деньгами. Золото должно было ждать его там, и оно ждало — Назика Кальв уже не в первый раз прибегал к услугам знаменитого убийцы, и явно планировал использовать его и в дальнейшем, а потому обманывать его не имело смысла. Хотя не исключено, что однажды Гектора будет поджидать не обещанная награда, а отряд стражи... когда патриций решит, что больше не нуждается в его услугах. Но... кто не рискует, тот не пьет парфийского. Пожалуй, это была любимая присказка Гектора.

Забрав деньги, он сходил к своему тайнику и высыпал монеты в уже изрядно заполненный ларец, а часть — на дорожные нужды — положил в кошель. Увязав сундучок в плащ вместе с кое-каким другим приготовленным для путешествия скарбом, Гектор взвалил увесистый узел на плечо и зашагал к выходу из проулка. Вес получился изрядный, но это была приятная ноша. Миновав пару кварталов, он остановился передохнуть у общественного фонтана. Опустившись на край квадратной чаши из мраморных плит, Гектор протянул сложенные ковшом руки к струйке воды, вытекавшей из морды льва в центре небольшой каменной стелы, и умылся.

Последние прохожие спешно покидали улицу. Солнце скрылось за беспорядочно нагроможденными инсулами, и на протянувшейся между ними улице — каньоне воцарился густой полумрак. Пожалуй, стоит поспешить.

Гектор вновь взвалил на плечо узел и двинулся к знакомой таверне, примостившейся на краю крохотной площади с позеленевшей от времени статуей Гермеса в крылатом шлеме.

Плотно поев — кто знает, когда удастся нормально перекусить в следующий раз, Гектор расплатился с трактирщиком мелким серебром из кошелька на поясе и, вновь взвалив на плечо свою ношу, зашагал по сумрачным улицам. Остановившись, он достал из узла ножны с кинжалом и привесил их на пояс. Вообще, ношение оружия в черте города строжайше запрещалось, но после заката все законопослушные горожане сидели дома.

Утра ждать Гектор не хотел — наверняка в том районе, где жил Навий Флавиус, уже начался переполох. К ночи он, как обычно, утихнет, но с утра снова охватит весь город. И тогда, чего доброго, могут в горячке организовать облаву — еще бы, убили не кого-нибудь, а почтенного патриция, кандидата на выборы в сенат республики, — и хватать всех, кто пытается покинуть город. А ночью, если не наткнешься на вигилов — ночных стражей, выбраться из города куда проще, особенно если хочешь избежать лишних глаз.

На пересечении двух торговых улиц белела в темноте мраморная фигура Деи Милостивой матери. Каким-то невообразимым образом скульптору удалось сочетать в своем шедевре одновременно и радость, и скорбь. Полные губы были чуть тронуты улыбкой, но мраморные брови сведены к переносице и слегка приподняты, словно вопрошая "за что?.." Перехваченные лентой мраморные волосы ниспадали на точеные плечи, прикрывая небольшую грудь. Одеяние Матери тысячью складок спускалось на каменный постамент, и каждая из них была выполнена с такой заботливой точностью, что казалось, будто статуя одета в настоящие одежды, невесомые и прозрачные, под которыми угадывался точеный силуэт ножек богини.

Улица была пуста. По обеим сторонам от дороги угадывались в рассеянном свете луны очертания лавок, прочно закрытых тяжелыми деревянными ставнями. Бдительно поглядывая по сторонам, Гектор свернул на соседнюю улочку. Нападения он не боялся — местное отребье неплохо его знало, сведя куда более близкое, чем им хотелось бы знакомство с его кулаками, — а кое-кто, из особо настырных, и с кинжалом, что сейчас висел на его поясе. Этот кинжал был настоящим произведением искусства — потертая, совершенно не впечатляющая простая бронзовая рукоять и прочный клинок из отличной стали. К тому же, кинжал был идеально сбалансирован, великолепно подходя как для рукопашного боя, так и для метания во врага.

За такой кинжал можно было получить не меньше десяти золотых. Гектору достался он не просто — одна из жертв проявила неожиданную прыть и никак не желала умирать. Заказ он все же выполнил, а этот кинжал унес в себе. Так что на память о том деле у него остался не только кинжал, но и шрам на левом плече. Умирающий совсем немного не дотянулся до сердца своего убийцы.

И снова Гектор оказался в узком проулке, черной змеей вившемся меж многоэтажных тесных обшарпанных кондоминиумов-инсул "народного квартала". Здесь ютились рабочие, освобожденные и перегри?ны — иностранцы, не сумевшие найти лучшего угла в столице республики.

В городе царила абсолютная тьма, если не считать редких фонарей, призывно сиявших над дверями трактиров или крохотных светильников у статуй богов на некоторых перекрестках. Где-то неподалеку по булыжной мостовой прогремела повозка, должно быть, подвезли товар в одну из лавок на соседней улице. Периодически до Гектора долетали приглушенные возгласы рабов-грузчиков, конское ржание, ругань, стук и шум сгружаемых товаров. Им вторил несмолкаемый лай собак, пьяные песни. Время от времени из тьмы раздавались крики — какому-то запоздалому путнику опять не повезло.

Неожиданно внимание Гектора привлек гулкий стук шагов. Такой уверенной поступью продвигались только вигилы. Строго говоря, вигилы были пожарными (сенат панически боялся повторения едва не уничтожившего Илион пожара), но, так как им все равно приходилось каждую ночь обходить темные улицы города, на них была возложена обязанность ночной стражи. Вигилы могли без предупреждения зайти в любой дом, если заподозрят неладное (ведь источник пожара мог быть где угодно), и если жильцы отказывались впускать стражей, их ждало суровое наказание у позорного столба на центральной площади городского форума.

Оглянувшись, Гектор увидел осветивший угол соседнего здания отблеск огня. С каждым мгновением световое пятно ширилось, а стук шагов становился все громче. Встречаться с вигилами у Гектора не было ни малейшего желания, поэтому, в полголоса выругавшись, он нырнул в ближайший кривой проулок. Здесь царил невыносимый смрад, но к запаху нечистот примешивалось что-то еще ...

Неожиданно Гектор споткнулся в темноте обо что-то мягкое и полетел на землю. В нос ударила тошнотворная сладковатая вонь. Вышедшая из-за облаков луна высветила застывшее лицо землисто-серого цвета с безжизненно открытыми глазами. На тунике из дорогой, блестевшей в лунном свете ткани, запеклась кровь у двух ран. У мертвеца был отрублен указательный палец — не сумев стянуть перстень, убийцы забрали его вместе с пальцем. Этот человек совершил всего одну ошибку, но она стоила ему жизни — в одиночестве вышел в город ночью. На темной улице на него напали, пырнули ножом и затащили в проулок, где, не спеша, вдали от случайных глаз обобрали. Должно быть, он пролежал тут от силы пару часов, но царившая вокруг вонь красноречиво говорила, что ночным убийцам было не в первой использовать этот проулок в своих мрачных целях.

Выругавшись, Гектор перекатился на бок и быстро встал. Но, едва он успел подхватить с земли свой увесистый узел, как вход в проулок озарил яркий свет, и тут же раздался повелительный окрик:

— А ну стоять!

Оглянувшись, Гектор увидел вигилов. Их было девять. В руках командира сиял на длинном шесте масляный фонарь. Головы ночных стражей венчали кожаные шлемы, торсы защищал панцирь из грубого многослойного стеганого полотна, пропитанного солью. По крепости он не уступал камню и стоил куда дешевле армейских нагрудников с металлическими пластинами. Свободные юбки из длинных, до колен, кожаных полос ничуть не стесняли движения, как и мягкие сандалии на полотняной подошве. На боках ночных стражей покачивались гладиусы — короткие клинки с широкими лезвиями и большими, тяжелыми шарообразными навершиями на рукоятях, и небольшие топорики. Первые были оружием воинов, вторые — пожарных.

Колеблющийся свет высветил лежавшего в проулке мертвеца и застывшего над ним Гектора. Время на мгновение замерло, а потом с бешеной скоростью помчалось вскачь.

Сорвавшись с места, Гектор бросился бежать прочь, про себя ругаясь на все лады. Надо же было так попасться! Так глупо, внезапно!.. Он ушел невредимым из дома убитого им патриция не для того, чтобы его схватили у тела какого-то мертвеца, которого даже убил-то не он!..

Если бы не красноречиво раскачивавшийся на поясе вопреки закону кинжал, поддельные метрики в потайном кармане туники да ларец с золотом, можно было бы не бежать. А так... ночные убийства были бичом города-муравейника, и городская стража будет рада возможности "раскрыть" хотя бы одно из них.

Гектор со всех ног мчался прочь по темной улице, а позади гремели шаги вигилов. О попытке сопротивления не было даже речи — даже если предположить, что Гектор убьет всех девятерых, пока он будет разбираться с ними, на помощь к соратникам прибудут другие стражи — крики вигилов, созывающих подмогу, далеко разносились по пустым каньонам улиц.

Свернув в ближайший проулок, Гектор швырнул свою драгоценную ношу в темневший на перекрестке дождевой колодец. Избавившись от тяжести, он почувствовал, будто у него выросли за спиной крылья. Казалось, его ноги едва касаются мостовой.

Топот и крики раздавались все ближе, а, оглянувшись, Гектор увидел всполохи пламени за углом здания, которое только что миновал — к его преследователям подоспело подкрепление.

На брусчатку легли длинные мятущиеся тени. Беглец криво усмехнулся одной половиной губ и свернул в соседний проулок, отчаянно пытаясь запутать следы. В паре кварталов отсюда стоял храм богини огня. По древнему закону проливший кровь в храме навлечет на себя божественную кару. Там Гектор будет в безопасности... по крайней мере, на время. И если успеет туда добраться. Он снова обернулся и, увидев в конце улицы отсветы фонарей, смачно выругался под нос. Вигилы чуть отстали, но терять его след и не думали.

В очередной раз споткнувшись об торчавший из брусчатки булыжник, беглец с трудом сохранил равновесие, но, подняв взгляд от темной мостовой, радостно вскрикнул — впереди во мраке призывно блестели две огненные точки. Храм! Он добрался!..

Двери древнего сооружения были украшены барельефом богини. Глаза покровительницы города приветственно сияли в ночи теплым светом горевших за дверью факелов.

Распахнув дверь, Гектор, задыхаясь от быстрого бега, нырнул в храм. Тяжелая дверь глухо захлопнулась за его спиной, отрезав голоса преследователей. В каменных стойках с двух сторон от двери ярко сияли два пропитанных маслом факела, наполнявшие светом глаза богини на барельефе. Остальное пространство зала терялось во мраке, беглец видел лишь два ряда высоких узких колон вдоль стен, да тускло сиявшее под алтарем голубое кольцо священного огня, практически не дававшее света. В воздухе витал едва различимый аромат ладана и каких-то трав.

Переведя дух, Гектор схватился за один из факелов, намереваясь выдернуть его из крепления и осветить себе путь, но его остановил неожиданно раздавшийся во тьме надтреснутый, скрипучий голос:

— Не гневи богов, странник. Глаза богини должны всегда сиять во тьме!

Гектор вздрогнул и стремительно обернулся — усталость и напряжение сделали свое дело и, оказавшись в безопасности, он на мгновение утратил бдительность, позволив незнакомцу неслышно подкрасться. Но им оказался всего лишь старик с длинными космами белоснежных волос, несмотря на жару зябко кутавшийся в шерстяной плащ.

— Хранитель огня, — отпустив факел, Гектор прижал скрещенные руки к плечам в традиционном жесте смирения и склонился перед служителем Сияющей.

Вообще-то, богине огня служили только молодые девственницы, но хранителем огня традиционно выступал убеленный сединами старец, коего должны были интересовать уже не женские прелести, а смирение перед богами, а посему он мог всецело посвятить себя служению богине и своим обязанностям.

— Да хранит тебя вечный свет Сияющей! — торжественно провозгласил хранитель, возложив морщинистую ладонь на затылок беглеца.

Получив благословение, Гектор выпрямился и быстро проговорил:

— Хранитель, за мною гонится стража...

— В доме огня ты в безопасности. Отныне твоя судьба в руках Сияющей, — огладив бороду, глубокомысленно изрек хранитель.

Беглец быстро кивнул, и в ту же секунду дверь за его спиной распахнулась от резкого рывка. Он невольно отступил вглубь храма, освобождая место ворвавшимся в зал стражам.

Ночная погоня собрала целых три отряда. Двадцать семь вигилов выстроились полукольцом вдоль стены храма, отрезая Гектору путь к выходу.

— Ты пойдешь с нами! — шагнув вперед, отрывисто приказал командир.

— Проявите смирение! — заступив собой Гектора, с гневным негодованием приказал хранитель.

Лицо командира вспыхнуло, но он усилием воли заставил себя сдержаться и, прижав скрещенные руки к плечам, покорно склонился. Следом за ним жест уважения повторили и остальные стражи. Хранитель воздел ладонь и торжественно проворил:

— Да пребудет с вами вечное благословение Сияющей!

— Этот человек преступник, он должен пойти с нами, — выпрямившись, ровным голосом проговорил командир вигилов, не сводя с Гектора пронзительно взгляда.

— Он обратился к Сияющей, и теперь его судьба в ее руках!

На щеках командира заходили желваки. Он стиснул кулаки и с ненавистью посмотрел на невозмутимо ухмыляющегося Гектора.

— Что ж, пусть так. Мы смиренно примем решение богини, — скрипнув зубами, процедил командир вигилов, с трудом заставив свой голос звучать спокойно.

Хранитель хлопнул в ладони, будто только и ждал этих слов, и в углах храма тут же засветились жаровни. Запах ладана усилился. Гектор увидел большой мраморный алтарь в противоположном конце зала и возвышавшуюся за ним прекрасную статую богини.

Храм Сияющей — единственный, который могут посещать посторонние. В храмы всех прочих богов имеют право заходить лишь священнослужители, а богослужения происходят на алтарях на площадях перед храмами. Любой осквернивший святыню рискует навлечь на себя гнев богов. Но Сияющая — владыка огня — так же была богиней очищения, и любой, кто заходил в ее храм, автоматически "очищался" от всех своих грехов перед людьми, потому как отныне его судьбу вершила Сияющая. Служители богини держали ритуал в строжайшей тайне, но обычно исходов у него было лишь два: богиня либо признавала судимого невиновным, и он волен был уйти, и все обвинения с него снимались, либо сжигала его очистительным огнем. Впрочем, Гектор был уверен, что у него есть индульгенция. Звонкая золотая индульгенция...

Из-за колонн вынырнули одетые в летящие алые одежды служительницы. Они окружили Гектора и увлекли его к алтарю. Но, прежде чем мужчина оказался в плотном кольце девичьих тел, он успел незаметно сунуть в руку хранителя свой увесистый кошель.

Вигилы, не сводя с Гектора глаз, последовали за служительницами Сияющей и, подчиняясь беззвучному приказу командира, окружили алтарь. Гектор оглядел массивные двустворчатые двери храма, высокие силуэты колонн, казалось, колеблющиеся в неверном свете жаровен, хмурые лица вигилов и остановил взгляд на возвышавшейся перед алтарем мраморной статуе. Казалось, каменные глаза богини смотрят прямиком на него, и Гектор невольно нахмурился.

Алтарь представлял собой небольшой каменный решетчатый круг, под которым денно и нощно тускло сияло кольцо священного голубого пламени. Обычно во время богослужений на этот своеобразный гриль водружались жертвенные животные, но во время суда их роль предстояло исполнить обратившемуся к богине. Если человек оказывался невиновен, пламя почти совсем угасало, если виновен — вспыхивало яркой оранжевой вспышкой, в мгновение ока проглатывая жертву.

Гектор не верил, что богам есть дело до простых смертных, а потому очень сильно подозревал, что это "правосудие" целиком находится в руках хранителя огня. Лишь от него зависит, взовьется ли пламя или угаснет, так и не разгоревшись. Хотя, порою, глядя на священный голубой огонь, спокойно горевший годами без всяких дров, он начинал сомневаться в своих выводах.

Так и сейчас. Былая уверенность, что хранитель провернет все, как надо, заколебалась, и Гектор нерешительно замер перед алтарем, с непонятно откуда взявшимся вдруг трепетом глядя на священное пламя.

"Какой-то фокус, наверняка всего лишь какой-то фокус", — успокаивающе подумал он и, тряхнув головой, решительно шагнул на алтарь.

Его сразу же обдало волной тепла. Тускло сияющее кольцо огня находилось на расстоянии примерно полуметра от каменной решетки и на таком расстоянии вреда причинить не могло, наоборот, Гектора лишь охватило успокаивающее тепло, упругими волнами струившееся вертикально вверх.

Девушки-служительницы окружили алтарь и, взявшись за руки и воздев их над головами, негромко запели литанию. Гектор видел стоявших за ними вигилов. Кое-кто из бравых стражей не сводили глаз с прекрасных служительниц, но большая часть взглядов была прикована к возвышавшемуся на алтаре мужчине. Гектор выпрямил спину и, сжав кулаки вытянутых вдоль тела рук, гордо вскинул голову. Он на мгновение встретился взглядом с замершим перед алтарем хранителем, и тот быстро ему подмигнул. От сердца сразу же отлегло, и губы сами собой растянулись в ухмылке. Командир вигилов заметил ее и грозно нахмурился. Но перед волей богини он был беспомощен, ему придется принять ее вердикт.

Хранитель прошел в священную зону алтаря, опустился на колени и, воздев руки, обратил взгляд на мраморное лицо взиравшей на них статуи. Пол храма был выложен цветастой мозаикой, и Гектор готов был поставить свою жизнь, что под одним из этих ярких камешков скрывается потайной рычажок, с помощью которого хранитель управляет величиной пламени. И, словно подтверждая его догадку, нога хранителя чуть сдвинулась. В ту же секунду пламя под алтарем вспыхнуло чуть сильнее, обдав Гектора волной жара, а потом вновь вернулось к своему прежнему размеру.

Одновременно с этим девушки-служительницы замолчали, и храм наполнил гулкий голос хранителя:

— О Сияющая! Смертные взывают к твоей справедливости! Виновен ли этот человек? Согрешил ли он пред людьми и богами или он чист в твоих глазах?

Опустив голову, Гектор настороженно следил за тем, как священное пламя под алтарем то разгорается, то вновь угасает в такт словам хранителя. К концу пламенной речи он весь покрылся потом, в ногах ощущался явный дискомфорт. Каменная решетка оставались холодной, но волны жара, вначале казавшегося Гектору приятным и успокаивающим, к концу речи начали причинять ощутимые неудобства.

— Да свершится воля твоя! — возвысив голос, торжественно воскликнул хранитель на весь храм и обрушился ниц.

Сердце Гектора пропустило удар. В этот миг решалась его судьба. Пламя либо поднимется оранжевым столбом, обратив его в пылающий факел, либо почти угаснет, превратившись в тускло-голубую корону. Но того, что случилось на самом деле, не ждал никто.

Пламя заискрилось и затрещало, будто кто-то бросил в него горсть соли, и по храму пронесся мощный порыв ветра, заставивший вспыхнуть тлевшие в жаровнях головни. Хрупкие служительницы богини, не удержав равновесия, с криками полетели на пол, даже вигилы, чтобы не упасть, вынуждены были попятиться. Но Гектора этот порыв не задел, он словно прошел сквозь него. Промчавшись по храму, воздушный поток врезался в двери, распахнув их настежь, так, что обе створки с треском врезались в стены.

В храме воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь негромким поскуливанием и всхлипами лежавших на полу служительниц. Гектор застыл, не в силах пошевелиться, и расширившимися глазами смотрел на темневшую за дверями улицу.

— Б... богиня сказала свое слово! — срывающимся голосом прошептал колено преклонный хранитель огня.

Его лицо побледнело, в глазах плескался страх.

— Растолкуй нам ее знак! — проглотив вставший вдруг в горле комок, дрожащим голосом просил командир вигилов и осенил себя священным знаменем.

Гектор перевел взгляд на все так же ровно сиявшее под ним пламя. Огонь не взвился к потолку, но и не угас. Суд явно вышел из привычной колеи. И, судя по изумленному, растерянному лицу хранителя, произошедшее застигло врасплох не только самого подсудимого.

— Сияющая отказалась тебя судить! Ты должен покинуть храм!

— Что?.. — только и сумел выдохнуть Гектор.

Хранитель кое-как поднялся на ноги и, твердо взглянув на него, уже куда решительнее повторил:

— Богиня сказала свое слово! Ты должен уйти!

— Но... этого не может быть?.. — Гектор растерянно оглянулся на возвышавшуюся за ним мраморную статую.

Не может же быть, что бы этот порыв ветра и вправду был волей богини?..

— Теперь ты в нашей власти, — ухмыльнувшись, злорадно прошептал командир вигилов.

Сердце Гектора оборвалось. Он был уверен, что дело выгорит. В конце концов, в кошельке было не только серебро, но и пара золотых монет. Нет-нет-нет, этого просто не может быть!.. Но оставаться на алтаре дальше не имело смысла. Сияющая явно отказалась брать его жизнь, но и освобождать тоже не пожелала.

— Почему?.. — взглянув на хранителя, только и спросил он.

— Твоя жизнь принадлежит другому богу, Сияющая над тобой не властна, — отведя взгляд, нехотя пробормотал хранитель и отступил в сторону.

— Другому богу, как же... — зло пробормотал под нос Гектор, спрыгивая с алтаря.

Его сразу же окутало холодом. Вигилы расступились, выстроившись живым коридором до дверей. А стоило ему переступить порог храма, как на него немедленно обрушился град ударов. Вначале он еще пытался как то прикрываться и уворачиваться, но затем удар какого-то особо резвого вигила обрушился на его затылок, и перед глазами Гектора все поплыло. Он уже не пытался ни прикрыться, ни хоть как-то защитить тело от вновь и вновь падающих на него ударов. Мыслями он вернулся назад, в свое прошлое, вспоминая, как все началось...

Глава 2. Первая кровь

Когда Аристотель, наставник Александра Великого, попросил юного Александра доказать теорему Пифагора, его ученик сказал: — Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. — После чего замолк, считая свою задачу выполненной.

"Но это же формулировка теоремы, но никак не её доказательство" — Недовольно заметил Аристотель.

Тогда Александр сказал: Я сын царя. Мои слова не нуждаются в доказательствах. Тем же, кто не поверит мне, доказывать будут мои воины!

Квинт Курций Руф

"История Александра Великого". Том второй.

Должнику — рабские подмостки.

XXI-ый закон Илионской республики.

Должнику — быстрые ноги.

XXI-ый закон горожан.

Гектор оказался в Илионе еще ребенком. Того, кем был его отец, и по какой причине вся их семья оказалась на рабском помосте, он не помнил.

Лишь много лет спустя Гектору удалось выяснить, что на тех роковых торгах отца отправили в каменоломню, мать стала рабыней-прачкой в общественной прачечной, а четырех братьев и трех сестер разлучили, продав в разные дома. Старший раб в том доме, в который попал Гектор, любил частенько повторять, что ему, Гектору, еще очень повезло. Конечно, им владел не патриций, но и в доме конюшего Далида работы хватало.

Хозяин Гектора содержал большую конюшню и торговал лошадьми. Животных нужно было кормить, чистить, следить за их здоровьем и убирать стойла. Работа была утомительной, грязной и тяжелой, но мастер Далид обращался со своими рабами хорошо, следил, чтобы они всегда были чистыми, одетыми и не голодали. Со временем дела мастера Далида пошли в гору, и он открыл рядом с конюшней небольшую кузню, где ковал подковы, элементы сбруи и даже кое-какие инструменты. Гектора и еще нескольких его сверстников отрядили в помощь кузнецу, и к четырнадцати годам юный раб окреп от тяжелой работы и научился мастерски управляться не только с лошадьми, но и с горном. Старый кузнец, из вольных граждан, прикипел к талантливому юнцу, ставшему ему вместо сына.

Судьбу юного раба определил несчастный случай. Один из недавно купленных мастером Далидом коней — мощный гнедой трехлетка редкой материковой породы — лягнул Гектора в грудь и переломал ему ребра. Мастер Далид был добр к своим рабам, но тратить деньги на их лечение (особенно, когда вовсе не было гарантии выздоровления), он не собирался. Гектора ждала смерть, но за юного раба вступился кузнец. Он выкупил покалеченного Гектора и выходил его так, что от давних ран остались лишь едва заметные белые рубцы там, где кости пропороли кожу. А спустя еще три года в Илион пришла чума. Настал черед Гектора ухаживать за своим благодетелем. Презрев опасность, он ходил за ним до самого конца и, когда болезнь забрала жизнь кузнеца, был тем, кто в последний раз закрыл его глаза. Самого же Гектора чума не затронула. Впрочем, он вообще никогда не болел, не хватал даже насморка, несмотря на то, что все другие дети-рабы в доме мастера Далида почти все время шмыгали носом из-за вечных сквозняков.

В своем завещании кузнец даровал Гектору свободу. Но, даже избавившись от ярма раба, юноша не мог рассчитывать на многое. В Илионе вольноотпушенники имели едва ли больше прав, чем рабы. Разве что, в отличие от последних, их нельзя было бить без причины и убивать без последствий. Но о том, что бы найти хорошую работу, подходящую ему по силе, сноровке и умениям, не могло быть и речи. Кузнецы предпочитали брать в подмастерья сыновей или родственников, а на прочей работе использовали рабов, а чисткой конюшен много было не заработать.

Кузницей его приемного отца завладел троюродный брат покойного, поспешивший избавиться от Гектора — юноша получил свободу, и теперь за работу ему нужно было платить, чего, новому хозяину кузницы делать совершенно не хотелось. И у Гектора осталась лишь одна возможность обрести жизнь, о которой он всегда мечтал...

Для мелкого воришки он был уже слишком стар — подобным ремеслом промышляли на улицах мальчишки лет пяти — семи, да эта и работенка претила характеру гордого юноши. Нет, не для того он появился на свет. И уж точно не для того, чтобы убирать за лошадьми или прислуживать богатеям. Оставив прежний дом, он захватил с собой собственноручно выкованный под присмотром старого кузнеца кинжал — не слишком длинный, он прекрасно подходил как для того, чтобы колоть, так и для того, чтобы резать, и его легко можно было спрятать в складках туники у бедра.

Даже спустя столько лет Гектор прекрасно помнил, как убил в первый раз. Ночью, когда город погружался во мрак, а по булыжным мостовым грохотали повозки с товарами для лавок, на него набросились двое, ошибочно приняв его во мраке за посланца одной из патрицианок. Кинжал словно сам собой оказался в его руке. Первый нападавший, не ожидавший сопротивления от хрупкого на вид юноши, беззвучно рухнул на мостовую, истекая кровью. Гектор выглядел худым, но слабым он не был. Тело молодого бойца было закалено тяжелой работой, и под кожей перекатывались жилистые бугры мышц.

Второй нападающий, осознав, что они столкнулись вовсе не с беспомощной жертвой, попытался защититься, но Гектор, захваченный горячкой боя, не оставил ему даже шанса. Кровь шумела в ушах, сердце бешено колотилось в груди. Тяжело, хрипло дыша, юноша опустился на одно колено рядом со своими жертвами и быстро их обыскал. Он не боялся мертвецов — вигилы то и дело находили перед рассветом окровавленные тела прохожих, которым не посчастливилось встретиться на темных уличках с ночными обитателями внешне благообразных улиц. И Гектор часто становился свидетелем того, как их окровавленные, закоченевшие трупы грузили в большие повозки и увозили к храму Сияющей, где служители предавали их огню во славу богини. Видел он и десятки, сотни трупов, валявшихся вдоль улиц во время чумы, унесшей жизнь его приемного отца...

Не обнаружив на поясах туник убийц кошельков, Гектор разочарованно вздохнул. Обычно такие типы предпочитали носить с собой все, что имели. И тут взгляд парня упал на их оружие. Длинные, тонкие стилеты из высококачественной стали — в этом ученик кузнеца был уверен даже несмотря на полумрак улочки. А самое главное — узкие металлические ошейники на шеях. Нет, это не обычные убийцы. Они были чьими-то рабами!... Но додумать эту мысль он не успел.

Неожиданно в темноте проулка послышались торопливые шаги. Гектор, опасаясь, что его застанут рядом с остывающими телами, хотел, было, бежать, но его ноги словно приросли к земле. Перед внутренним взором уже мелькали картины жестокой расправы на арене Колизея, когда он вдруг сообразил, что быстрые, осторожные шаги не могут принадлежать железной поступи вигилов. Да и шел явно один человек.

Гектор увидел обрисовавшуюся в тусклом свете звезд фигуру юноши в короткой тунике, сложением и комплекцией очень напоминавшего его самого. Не успев подумать, что делает, Гектор быстро шагнул вперед, заступив юноше дорогу.

— Эй, ты! А ну отдавай все что есть! — придав своему голосу как можно больше грозности, грубо потребовал он.

Сердце бешено колотилось в груди, на лбу выступила испарина.

Юноша испуганно вздрогнул и отступил на шаг назад, механически прижав руки к груди. Развернувшись, он собрался, было, задать стрекача, но подскочивший к нему Гектор мощным ударом свалил юношу на землю. Схватив его за волосы, он крепко шмякнул свою жертву головой о булыжную мостовую. Раз, другой, пока тело в его руках не обмякло, а потом принялся шарить по карманам потерявшего сознание юноши. Пусто. Гектор разочарованно вздохнул и хотел уже, было, уйти, как внезапно вспомнил, как панически юноша прижимал руки к груди. Вспоров его тунику, Гектор извлек на свет звезд свернутый в трубочку пергамент, скрепленный темным кружком сургучной печати, и удивленно хмыкнул. Подобную роскошь могли позволить себе лишь патриции, как этот драгоценный клочок бумаги попал к этому юнцу? Почему-то Гектор вдруг подумал, что напавшие на него убийцы поджидали именно этого паренька — уж больно похожи они с ним были, да перепутали и поплатились за это жизнями...

Схватив находки в охапку, Гектор со всех ног бросился бежать прочь. Свернув за угол, он приблизился к висевшему над дверью трактира одинокому фонарю и, сломав печать, развернул свиток. Все свободнорожденные граждане республики умели читать и писать — их обучали этому в школах, и кузнец посвятил в эту науку и своего приемного сына. В неверном свете фонаря Гектору удалось разобрать несколько начертанных женской рукой сумбурных строчек.

"После встречи с вами... я забыла покой... воспоминания о вчерашней ночи не дают мне уснуть... опостылевший муж... жажду увидится с вами вновь... я ненавижу путешествовать, но была готова отправиться в путь вновь, зная, что снова повстречаю на границе вашу центурию ... узнав, что вы в городе, не могла не увидеться... вчерашняя встреча была сказкой... вы подарили мне надежду... с утра узнала, что послезавтра муж уезжает... не могла не написать... мечтаю увидеть вас вновь... пришлите ответ с посыльным... "

И тому подобная ерунда. Любовное письмо. Гектор удивленно хмыкнул. Кому могло понадобиться убивать гонца ради этой писульки? Пускай даже его написала патрицианка? Еще раз пробежав взглядом текст письма, Гектор взглянул на имя того, к кому письмо было адресовано: "приор-центурион Гай Клавдий Вариус".

Должно быть, этот центурион был командиром одной из охранявших границу центурий. Видать, соблазнил какую-то знатную госпожу, и она воспылала к нему страстью. Вчера они снова встретились, но патрицианке оказалось этого мало. Узнав, что муж уезжает, она снова написала любовнику. Вот только кому понадобилось убивать гонца?.. Гектор недоуменно пожал плечами. И тут его взгляд упал на подпись.

"Артемия Фидия Руф". Челюсть Гектора отвисла. Цинцинат Сульций Руф. Имя главы республики знали все. Совпадение? Вряд ли. Что ж, центурион, кем бы он ни был, явно очень рисковал. А еще больше — эта глупая бабенка, решившая написать это письмо. За доказанное прелюбодеяние любовников ждало суровое наказание. Гектор усмехнулся. Похоже, он сейчас спас этому... юноша снова бегло взглянул на письмо, этому Вариусу жизнь. Спать с женой главы сената?! Что ж, у него губа не дура. Артемия Руф считалась самой красивой женщиной Илиона. Но длина ее темных локонов, похоже, была обратно пропорциональна уму. Кто ж подписывает столь компрометирующие послания?.. Наверняка муж пронюхал о вчерашней встрече и приказал своим рабам выследить гонца жены, чтобы раздобыть доказательства. Теперь уже только одним богам было известно, почему они поджидали его именно здесь, но, если бы это письмо попало в руки обманутого мужа, легкомысленную красавицу и центуриона ждало бы суровое, позорное наказание.

"А почему, собственно, только одним богам?" — услышав раздавшийся из трактира взрыв хохота, подумал вдруг Гектор. Встав на цыпочки, он заглянул в затянутое тонкой пластинкой слюды окно трактира и различил смутные силуэты заполнявших зал, несмотря на поздний час, людей. Приникнув глазом к щели между пластиной и рамой, юноша сумел разглядеть солдат. И снова усмешка пробежала по губам паренькам. Так и есть. Не будучи уверенным в том, кого жена пошлет к любовнику и не имея возможности уследить за всеми многочисленными рабами дома, обманутый муж приказал своим сторожить трактир, в котором остановился злополучный центурион...

Первым побуждением Гектора было войти внутрь и отдать этому Вариусу письмо, но, мгновение подумав, он передумал. Кто знает, как солдат отреагирует на его появление? Слишком велики шансы, что он просто решит убить лишнего свидетеля. В отличие от темноволосой девы, он не может не понимать, какую опасность таит подобная переписка. И все-таки ловок... Соблазнить жену самого главы сената!

Заснув письмо за пазуху, Гектор поспешил прочь. Хранить послание смысла не было, но и уничтожать его юноша не спешил, припрятав в своем тайнике неподалеку от утлой развалюхи на окраине города, где он обретался с еще парой таких же оборванцев. Зачем? Гектор бы и сам не мог этого сказать. Временами ему нравилось перечитывать пронизанные неистовой страстью строки, и тогда он представлял себя на месте этого загадочного приор-центуриона. Какого обладать такой женщиной?..

А несколько дней спустя, проходя мимо стены форума, отведенной для общественных объявлений, он вдруг увидел послание. Как всегда, здесь толпилось полно народа, особенно у той части, где писались предложения о свиданиях. Мужчины писали женщинам, женщины предлагали себя. Было очень много именных предложений — если женщину интересовало, она могла подписать под приглашением час свидания, когда согласна встретиться с позвавшим ее мужчиной на предложенных им условиях, а могла запросить еще, и тогда, порою, затевалась целая переписка. Но раз в неделю все объявления стирались, чтобы дать место для других, желающих купить/продать/обменять/предложить и так далее, и так далее...

Привлекшее внимание Гектора объявление гласило следующее:

"Обладателю двух кинжалов, три дня назад повстречавшегося с тремя рабами у таверны на углу улицы Красильщиков и аллеи Весты. Плачу тысячу серебряных за то, что вы получили от одного из них."

Далее следовало ничем не примечательное имя, дата и место встречи — общественные термы на площади у храма Юпитера.

У Гектора перехватило дыхание. Тысяча серебряных монет?! Да он не видел такую гору денег и за всю свою жизнь!..

Сказать яснее в послании не могли — за убийство чужих рабов убийца нес материальную ответственность, как за любую порчу имущества. Да и распространяться о том, что Гектор забрал у лишенного им чувств раба, автор послания явно не спешил. Юноша задумался. Если предложение исходит от патрицианки, которой ее избитый посланник рассказал о ночной встрече, то опасности, скорее всего, нет. Но если от обманутого мужа... Гектора прошиб холодный пот. Ну уж дудки. Скорее уж он получит нож в бок, чем деньги. Да и письмо это стоит куда больше. Впрочем, о скаредности Цинцината Руфа в народе ходили легенды.

Юноша поежился. Нет, никакие деньги того не стоят. И ведь не узнаешь, кто автор послания — патриция или ее муж. Хотя если учесть, что загадочный автор знал о двух кинжалах, то вероятнее все же второе.

Немного поразмыслив, Гектор решил спрятать в тайник к письму и трофейные кинжалы — продавать их сейчас было слишком рискованно, но и выкинуть их, как и письмо, не поднялась рука.

А два года спустя утлые хибары бедноты, за которыми простиралась граница города, были снесены, а их хозяева безжалостно выброшены на улицу. На их месте должны были возвести Колизей. Однажды вернувшись домой и обнаружив на месте своего домишки пустырь, Гектор похолодел. Его тайник!.. Гектор хотел, было, бросится к развалинам, но рабы-землекопы прогнали его прочь, пригрозив позвать стражу, если он и дальше будет мешаться у них под ногами.

Гектор ушел, но лишь для того, чтобы вернуться сюда ночью. Тщетно он искал искусно замаскированный у стены снесенного дома тайник... Деньги, вещи, кинжалы убитых им рабов — его первых жертв — и письмо прекрасной Артемии Руф исчезли. Быт может, их закопала неловкая рука землекопа, а может, посланием завладел неграмотный раб... Несколько месяцев Гектор ходил, как на иголках. Каждый день он ждал, что в вот-вот разразится грандиозный скандал. Конечно, любовному посланию было уже два года, но подобные преступления, как правило, не имели срока давности.

Но, когда в республике объявили траур, он успокоился и выбросил письмо из головы — глава сената республики, Цинцинат Сульций Руф, скончался после продолжительной болезни, терзавшей его последние несколько месяцев. Что ж, обманутый муж умер, а значит и претензий быть не может. Мертвые чисты. И даже если письмо выплывет, оно, несомненно, будет объявлено неловкой поделкой, чтобы не порочить честь покойного консула.

И все же жаль он не взял тогда денег... Впрочем, Гектор тут же безжалостно отогнал сожаление прочь, едва оно зародилось — он давно уже перестал жалеть себя. Жалость к себе, подобно яду, подтачивает силы, и ты погружаешься в трясину апатии, из которой выбраться не так-то легко. Лучше уж он будет злиться. Гнев, по-крайней мере, подстегивает силы и, порою, согревает не хуже одеяла...

С тех пор прошло пять лет. Раз избрав путь, Гектор более с него не сворачивал и вскоре обрел в определенных кругах овеянную кровавым ореолом славу. Он мог убить любого — от простого торговца до патриция в особняке-доминусе. Но и услуги его стоили не дешево, и к двадцати пяти годам он успел сколотить небольшое состояние. Но всех этих денег было недостаточно, чтобы исполнить истинную мечту убийцы — едва обретя свободу, он стал искать свою семью. Встав на ноги, он сумел придать своим поискам какое-то подобие организованности. Взятки кому надо, разосланные во все уголки республики посыльные... Через некоторое время ему удалось найти мать, а чуть позже выяснить, в какие копи был продан его отец. На скопленные деньги он купил матери виллу в небольшом городке на берегу моря, подальше от суеты и шума Илиона, но спасти отца Гектор не успел — тот умер от лихорадки тремя годами раньше. Из семи братьев и сестер ему пока что удалось найти лишь троих самых младших. Один из них, как и сам Гектор, был продан в рабство в Илион, а двоих других отправили на виллы в предместьях. Они мало помнили прежнюю жизнь, как и самого Гектора, но были рады нежданной свободе и с радостью поселились на вилле с матерью.

А теперь он напал на след своей сестры и уже собирался послать к демонам и Илион, и свою неспокойную работенку, когда ему угораздило вляпаться в эту историю... Должно быть, боги просто издеваются над ним!..

На голову Гектора обрушился очередной удар, и он провалился в спасительное беспамятство.

Глава 3. Идущий на смерть

Спартанский воин пожаловался матери:

— Мой меч слишком короткий.

— Ничего, — ответила она. — Просто всегда делай один шаг вперед...

Беглому рабу — смерть на месте.

XI-ый закон Илионской республики.

Беглому рабу — хорошего кузнеца.

XI-ый закон беглых воров.

Небольшая площадь на окраине города была запружена народом. Палящие лучи знойного солнца высвечивали деревянные помосты и выстроившихся на них людей.

— С дороги! — зычно рявкнул мужчина в светло-серой тунике, пинком отталкивая с дороги зазевавшегося прохожего в дешевой одежде.

Наметанный глаз освобожденного Тука легко угадывал в толпе таких же бывших рабов, как и он сам. По сгорбленной спине, испуганному взгляду побитых псов. С ними он не церемонился, но, попадись ему навстречу свободнорожденный в тоге, он раболепно кланялся и тут же убирался у него с пути. Впрочем, с теми, кто не мог похвастаться своим достатком, он обращался не лучше, чем с освобожденными или рабами. Красильщики, медники, ремесленники, кто они такие перед освобожденным Туком, верным псом патриция Валерия Брута, главы городских торгов? Именно через его хозяина тек в казну республики толстый ручеек золотых монет от продажи должников и преступников.

Тук крепко сжимал в одной руке плеть, а в другой — конец толстой веревки, к которой были привязаны четверо рабов в набедренных повязках.

— А ну шевелите ногами, бестолочи! — брызгая слюной, прикрикнул на них Тук и для убедительно замахнулся плетью.

Трое рабов испуганно сжались и увеличили скорость. Замыкавший маленькую колонну Гектор вынужден был тоже прибавить шаг. Его руки, как и у остальных рабов, были закованы в тяжелые ржавые кандалы, сквозь кольца которых была пропущена веревка.

В глазах троих пленников застыло безнадежное, тупое смирение. В сердце же Гектора бушевал огонь. Его лицо заплыло от побоев, один глаз вообще не открывался, окровавленные губы нещадно болели, тело саднило. Избившие его вигилы бросили его бессознательное тело в темный вонючий каземат к другим пленникам. Были здесь пьяницы, преступники, должники и иностранцы, за каким-то демоном отправившиеся попытать счастье в Илион и не позаботившиеся о достаточном материальном обеспечении тылов. Иными словами, не сумевшие купить себе места в республике. Вонь немытых тел, насекомые и отходы... Гектор уже всерьез начал опасаться, что в его раны попадет инфекция, если он проведет здесь хотя бы еще пару дней, но, на его счастье... или несчастье вскоре должны были состояться очередные торги. Камеры опустели. Невольников кое-как отсортировали и, перепоручив их надсмотрщикам-освобожденным, повели на невольничий рынок.

Они прошли мимо "алого ряда". Гектор скользнул безразличным взглядом по выставленным там рабом. В основном это были старики или больные, но увидел он и несколько крепких, сильных юношей и совсем юных девушек. В "алых рядах" продавались рабы для жертвоприношений. Как правило, хозяева выставляли здесь за бесценок тех, кого уже отчаялись продать, любо тех, на ком, по их мнению, лежало проклятие богов.

— Вперед! — грубый рывок, и надсмотрщик заставил рабов подняться на деревянный постамент в конце площади, поставив их рядом с другими.

Гектор окинул взглядом длинную вереницу рабов и увидел вдали, на каменном балконе выходившего на площадь здания, объемистую фигуру завернутого в желто-зеленую тогу Валерия Брута. Он, горячо жестикулируя, что-то оживленно вещал еще двум патрициям.

Перед помостами с рабами толпились люди. Кто-то пришел поглазеть на торги, кто-то надеялся прикупить рабов по дешевке. На платформе, куда заставили подняться Гектора, продавали государственных рабов — преступников и должников. Несколько соседних занимали крупные работорговцы, привозившие живой товар целыми партиями. На остальных толпились "частники" — свободнорожденные, пришедшие продать одного — двух личных рабов или, наоборот, купить, по дешевке, с рук. Но патрициев, а точнее их представителей, интересовал только "свежий" товар, который еженедельно выставляли на продажу работорговцы и городские власти.

Развязав веревку, Тук, шумно сопя, снял висевший на поясе мешок и принялся перебирать лежавшие в нем глиняные таблички с составленными писцами описаниями достоинств и недостатков продаваемого товара. Их было всего четыре, по счету рабов, но освобожденный имел довольно смутное представление о грамотности, поэтому ему пришлось потратить изрядное количество времени, прежде чем он смог, наконец, разобрать, какому рабу какая табличка принадлежит. Справившись с этим непростым заданием, он повесил таблички на шеи пленникам. Опустив голову, Гектор прочел на своей:

"Убийца. Силен, здоров, норовист".

По губам Гектора скользнула кривая усмешка. Прямо как про коня... Скосив глаза, он прочел надписи на табличках своих соседей — дюжего приземистого мужичка с посеревшим от усталости, измученным лицом и худого, как скелет паренька лет шестнадцати:

"Должник. Силен, здоров, покорен".

"Вор. Ест мало, умеет считать. Быстро бегает".

Гектора тоже спрашивали, знает ли он грамоту или счет, но он счел ниже своего достоинства отвечать писцу. Он не останется рабом. Дайте только его ранам чуть поджить!

На табличках всех государственных рабов содержалась информация не только о достоинствах и недостатках рабов, но и о тех преступлениях, что они совершили. Убийцы, насильники, воры, но больше всего было должников. Их продавали целыми семьями. Гектор тяжело вздохнул, подумав, что, по сути, он уже во второй раз в жизни стоит на невольничьей платформе. Только первого он уже почти не помнил...

Неожиданно его взгляд привлекла стоявшая на соседней платформе девушка. Там был выставлен на продажу живой товар одного из крупнейших работорговцев Илиона. Высокую грудь прикрывали ниспадавшие на плечи золотистые волосы. Мягкие локоны у висков отливали червонным золотом, и казалось, вокруг ее головы разливается сияющий нимб. Цвет волос девушки и ее светлая кожа не могли не вызвать удивления — илионки были смуглыми и черноволосыми, должно быть, она иностранка.

На внутренней стороне левой руки девушки чернела причудливая татуировка изготовившегося к броску дракона. По легендам эти грозные чудовища когда-то частенько беспокоили жителей материковых предгорий, нападая на скот, а, иногда и на людей, но их то ли давно уже перебили, то ли вообще выдумали краснобаи-солдаты, и сейчас изображения драконов остались лишь на гравюрах.

С бедер девушки ниспадала до пола длинная полупрозрачная юбка нежно-бежевого цвета, сквозь которую просвечивали точеные ножки с аккуратными маленькими пальчиками. Но привлекла внимание Гектора отнюдь не красота пленницы, а ее взгляд. Большинство рабов смирились со своей участью, и их лица ничего не выражали, как у настоящего скота, а в глазах девушки сиял неукротимый огонь внутренней силы. Ее изящные пальцы были крепко сжаты, так что побелели костяшки, грудь высоко вздымалась в такт частому дыханию. Загорелая, но по-прежнему куда более светлая, чем у местных кожа, покрытая бисеринками пота, мягко поблескивала в свете безжалостно палящего полуденного солнца, но девушка даже не щурилась, без страха глядя на дневное светило.

Гектор невольно хмыкнул, поразившись ее выдержке. Ничего, новый хозяин быстро укоротит ее норов... Прищурив здоровый глаз, он присмотрелся к висевшей на груди девушке табличке.

"Але?ксия. Дочь Келонского барона, девственница, знает грамоту и счет".

Алексия... не похоже на Келонское имя. Должно быть, переделали его на республиканский манер.

От размышлений Гектора отвлек полный неизбывного отчаяния шепот стоявшего рядом юноши.

— Хоть бы нас купили в дом!..

Перспектива стать домашней прислугой Гектора совсем не радовала, но кому-то могло показаться, что лучше так, чем попасть в лавку, где рабам придется таскать тяжелые тюки с товаром под присмотром освобожденного-надсмотрщика. Но куда хуже было угодить в каменоломни или на патрицианские плантации. Изнуряемым голодом и тяжелой работой в жутких условиях рабам там долго было не протянуть. Год, два, от силы три. Редко кто проживал больше. Его отец протянул пять... Щека Гектора дернулась, в сердце вспыхнула ярость. Лишь огромным усилием воли ему удалось вновь заставить себя успокоиться.

Женщинам тоже приходилось несладко. Патриции частенько любили использовать своих рабынь для сексуальных утех, но это было еще не самое страшное. Куда хуже, если их покупали в бордели. Череда клиентов и ни дня отдыха до тех пор, пока красота и здоровье девушек не истощались, и тогда они годились разве что в "алый ряд". Как правило, проститутки дешевых лупанариев долго не жили... впрочем, как их клиенты — слишком много дурных болезней бродило среди черни.

Начались торги. Люди подходили от одной платформы к другой, смотрели товар, щупали рабов, открывали им рты, заставляли приседать, демонстрируя выносливость и силу.

Перед Гектором остановился дородный детина в серой тоге. Она была из дешевой ткани, но один только факт, что мужчина носил тогу, говорил о его соответствующем социальном положении. Должно быть, мелкий государственный служащий — тога являлась обязательным элементом их одежды.

Посмотрев на табличку на шее Гектора, он возмущенно повернулся к Туку.

— Здоров! Да куда уж здоров! На нем же живого места нет!

— Его три десятка вигилов метелили, а ему хоть бы что! — тут же встал на защиту порученного его заботам товара надсмотрщик.

— Пятьдесят серебряных, и ни монетой больше!

— Что?! — Тук аж подавился от возмущения. — Да он стоит больше двухсот! Но хорошему покупателю господин разрешил продать за сто пятьдесят.

Сто пятьдесят серебряных? Гектор хмыкнул. Его и в самом деле оценили, как коня...

— Да какие сто пятьдесят?! Он же и недели не протянет! На третьем ящике замертво рухнет, кто мне тогда ущерб возместит?! Ты что ли?

— Да он еще тебя переживет! Смотри, какой крепкий! — и в подтверждении своих слов Тук хлопнул Гектора по плечу.

Покупатель и надсмотрщик продолжили с жаром торговаться, но Гектор перестал слушать, сосредоточив все свое внимание на происходящем на соседнем помосте.

Невысокий бородатый мужчина в опрятной тунике — не иначе как личный раб или освобожденный слуга одного из патрициев — уже сторговал двух девушек и теперь остановился перед Алексией.

Весь обратившись в слух, Гектор выхватил из мешанины голосов обрывок их разговора:

— Поверни-ка ее, дай посмотреть на задницу!

Надсмотрщик грубо ухватил девушку за руку — Гектор видел, как болезненно скривилось ее лицо, но от этого огонек ярости в глазах пленницы разгорелся лишь еще сильней — и резко развернул.

Покупатель приподнял подол и деловито запустил руку ей под юбку. Алексия вскрикнула и, резко развернувшись, отвесила ему затрещину так, что мужчина кубарем скатился с помоста. Отряхнувшись от пыли, он принялся что-то возмущенно кричать. Гектор вдруг испугался за эту девушку, но к его облегчению громила — надсмотрщик лишь рассмеялся и ткнул пальцем в ее табличку:

— Написано же, с норовом!

— Ничего, я тебя укрощу!.. — сощурившись, зло прошипел бородач.

Алексия плюнула ему лицо. Покупатель отер лицо и, гневно обругав рабыню и хохочущего надсмотрщика, махнул рукой и пошел прочь.

Гектор нахмурился. Почему его так заинтересовала судьба этой перегри?нки? Какое ему вообще до нее дело? Но, почему-то, когда бородач отошел, он испытал немалое облегчение.

— Продано! — рявкнул над самым его ухом Тук.

Гектор вздрогнул от неожиданности, лишь сейчас сообразив, что это относится к нему. Через кольцо в его оковах вновь пропустили веревку, связав его с дюжиной других крепких рабов-мужчин, и купивший их чиновник повел их прочь по улице. Гектор в последний раз оглянулся, найдя глазами красавицу Алексию. На мгновение их взгляды встретились, и по губам девушки скользнула печальная, понимающая улыбка. Сердце Гектора замерло, он хотел улыбнуться ей в ответ, но Алексию уже скрыла толпа покупателей.

Большинство из тех, кого купил чиновник, были военнопленными иностранцами, доставленными сюда из Келона. За каждым легионом всегда, как стервятники, следовали работорговцы, по дешевке скупая пленных.

Что ж, похоже, он стал "общественным" рабом. Интересно, что ему предстоит: подметать улицы, скоблить термы, мостить дороги или чистить общественные туалеты?.. Гектор скривился. Ничего, дайте только зажить ранам!

Они шли по запруженным народом улицам, не зная ни цели пути, ни даже толком того, кто их купил. Рабы свернули в узкий проулок, стиснутый между двумя рядами высоток-инсул, и Гектор увидел выросшее вдали здание. Колизей. У шагавшего первым раба подкосились ноги, и он со стоном опустился на землю. Чиновник недовольно скривился и знаком приказал двум другим невольникам его поднять.

Темные стены городского "каньона" расступились, и рабы оказались на огромной площади, в центре которой возвышалось снежно-белое монументальное здание с темными дугами арок, украшенное большими щитами и колышущимися на ветру разноцветными флагами. Бронзовые статуи божеств, помещенные в каждом пролете арок, ярко сияли в свете солнца, и Гектор криво усмехнулся одной половиной губ. Нет, он не будет чистить туалеты. Его купил распорядитель городских игр.

* * *

Рука то и дело сама собой взлетала к горлу и пальцы касались металлического ободка ошейника. Шею, там, где кузнец спаял концы ошейника, неприятно саднило. Пальцы Гектора пробежались по выгравированной в металле надписи — "Собственность Назики Сестерция Кальва, распорядителя городских игр, вознаграждение — 5 сер." Это значило, что если он сбежит, его вернут обратно в Колизей, а приведший его человек получит за это пять серебряных монет. Ирония судьбы, Гектор снова работал на Кальва и снова должен был для него убивать...

Колизей объединял целый комплекс зданий, самым знаменитым из которых, конечно же, была главная арена — гигантский круглы амфитеатр на несколько тысяч мест с песчаной ареной диаметром около шестидесяти метров.

Рабам выдали одинаковые серые туники и выстроили полукругом на одной из внутренних арен Колизея, где тренировали рабов. Что ж, в какой-то степени Гектору повезло — если он победит в играх, то сможет завоевать свободу. Но такое происходило редко... Слава гладиаторов была переменчивой, а век не долгим.

— Вы убийцы, воры, насильники и должники! Вы преступники, нарушившие законы нашей благословенной республики! — вышагивая вдоль строя рабов, надрывал горло здоровенный надсмотрщик в кожаном нагруднике. — Вы должны были умереть, но боги дали вам шанс отвоевать вашу паршивую жизнь! А теперь покажите мне все, на что вы способны!..

Гектор взвесил в руке деревянный меч и усмехнулся. Что ж, сражаться — это единственное, что он умеет. Ему в противники достался крепкий светловолосый паренек, военнопленный из Келона. Солдат дрался храбро, но не очень умело, — известные ему стандартные приемы, рассчитанные на действия в строю, мало годились для индивидуального боя. Гектор в два счета повалил его на землю и прижал деревянный клинок к горлу. Надсмотрщик одобрительно кивнул и перешел к следующей паре сражающихся...

Большие игры происходили раз в месяц. В этот день жизнь в городе замирала. С самого утра десятки рабов начинали вести приготовления к представлению. Одни натягивали парусиновый тент над главной ареной, другие засыпали арену свежим песком, третьи подметали каменные скамьи зрительских сидений.

Открывала игры звериная травля. Гладиаторы, вооруженные мечами, трезубцами, копьями, бросали вызов свирепым хищникам. Иногда на арену попадали даже диковинные твари из Кровавой пустоши, но на памяти Гектора это случалось всего дважды. Сквозь решетку, закрывавшую ведущую на арену арку, он наблюдал за тем, как могучий блондин в набедренной повязке замер, чуть присев и расставив руки, словно собираясь поймать своего противника в объятия. Напротив него, прижавшись к земле, грозно хлестал по бокам полосатым хвостом гигантский тигр. Зеленые глаза зверя, не отрываясь, уставились на вооруженного толстым копьем бойца.

Тор, тигр, знал, что означает блеск металла в руке противника. Этот блеск нес боль и смерть. Тело тигра было покрыто множеством шрамов, но их было не видно под полосатой шкурой. Тор завоевал любовь зрителей не только своей свирепостью, но и почти человеческой хитростью. На счету этого убийцы — тигра была не одна жертва. Он выступал на арене уже третий сезон, Гектор знал, что это редкость для колизейных животных. Обычно они не протягивали и одного. Тор выступал против одного, двух охотников, а однажды против целой дюжины, и он убил их всех. Выращенный в специальном питомнике, он был свиреп, как бойцовский пес, и так же хорошо натаскан. Его научили, куда целиться и как правильно нападать, превратив в идеальное оружие смерти. На счету Тора были не только победы на арене, но и смерти десятков рабов, растерзанных во время дрессировки.

Его противник был освобожденным, добровольно сражавшимся на арене за деньги и любовь зрителей. Гектор пытался припомнить его имя и никак не мог. Кажется, он видел этого парня на прошлых играх... правда, тогда Гектор был их зрителем.

Зверь издал низкий, рокочущий рык и бросился на охотника. В ту же секунду боец размахнулся и с криком метнул копье навстречу приближавшемуся быстрыми скачками зверю. Но тигр, увидев опасность, вдруг рывком отпрыгнул в сторону, и копье просвистело мимо. Трибуны взорвались криками. Боец застыл, беспомощно глядя на зверя, и по его губам скользнула горестная улыбка. Он понял, что обречен. Раскинув руки, он поднял голову и устремил взгляд к небесам...

Арена обагрилась первой кровью.

— Этих тварей слишком хорошо тренируют, — покачав головой, хмуро пробормотал один из пленников.

Зрители вскакивали на ноги, скандируя имя победителя. И плевать, что им оказался бессловесный зверь. Тор, словно чувствуя их восхищение, обошел арену по кругу, громко рыча.

— Ну, мясо, чего расселились?! Ваш черед! — надсмотрщик подскочил к двум из пяти сидевших в одной камере с Гектором рабов и, ухватив их за кольца в ошейниках, толкнул гладиаторов к ведущему на арену коридору.

Тигр, увидев новых противников, припал к земле, готовясь к прыжку. Вооруженные копьями воины переглянулись и начали медленно расходиться, беря его в клещи, но Тор не дал им шанса закончить маневр. Один из бойцов попытался атаковать его копьем, но зверь ударом мощой лапы перебил деревянное древко и, повалив жертву на землю, разодрал ей когтями грудь. В ту же секунду в него метнул копье подскочивший сзади второй раб. Как и его товарищ, он был из военнопленных, а значит, должен был бы уметь обращаться с оружием, но удар оказался слабым, и пущенное неверной рукой копье вонзилось в песок у лап тигра. Тор чуть повернул голову, пренебрежительно посмотрев на торчавшее сбоку от него древко, и укоризненно перевел взгляд на бойца. В зеленых глаза хищника словно читалось: "Ну что ж ты так?.. Это даже не попытка". И неожиданно прыгнул, повалив парализованную ужасом жертву на песок...

И снова толпа захлебнулась криками: "Тор! Тор! Тор!.."

— Ну что, давайте вы трое, что ли, да пора уступать место львам, — с пренебрежительной ленцой заявил надсмотрщик, ковыряясь в зубах щепкой.

Гектор медленно отвернулся от решетки и, сузив глаза, презрительно посмотрел на него.

— Что будет, если мы победим?

Надсмотрщик хохотнул и аж подавился от такой наглости.

— А ты сначала победи!..

Не говоря ни слова, Гектор с тремя другими рабами зашагали к ведущему на арену коридору. Оба мужчины отличались таким же крепким телосложением и были примерно одного с ним роста — надсмотрщик умел подбирать бойцов.

— Умеете сражаться? — не глядя на них, в пол голоса бросил Гектор.

— Мы солдаты, — угрюмо ответил один из воинов.

— Эти тоже были, — Гектор пренебрежительно кивнул головой в сторону арены и скороговоркой добавил: — Как выйдем на арену, сразу расходимся, но ни в коем случае не бегите!

У самой решетки им вручили копья. Едва ладонь Гектора сомкнулась на грубом древке, как он сразу же понял, чем объяснялся паршивый удар предыдущего бойца. Пришедшие на арену добровольно пользовались своим оружием, и оно у них было великолепным — еще бы, ведь от этого зависела их жизнь! Ну а те штуки, что выдавали рабам, и оружием-то назвать было сложно.

Гектор бегло оглядел доставшееся ему копье. Кривое древко из плохо обработанной древесины никогда не полетит по прямой, впрочем, паршивый баланс оружия вообще исключал возможность того, что оно куда-нибудь полетит. Во всяком случае, уж точно не туда, куда нужно Гектору. Наконечник покрылся ржавчиной, да вдобавок еще и шатался. Он явно далеко уже не первый гладиатор, которому довелось орудовать этим псевдо-копьем.

Едва бойцы шагнули на арену, как на них со всех сторон тут же обрушился рев толпы. Гектор ощутил, что их крики буквально давят на него. Почему-то в камерах этого так не ощущалось. Сиявшее на небе солнце слепило глаза, ветер трепал короткие волосы воинов.

Тор зарычал и развернулся к ним. Какой же он все-таки огромный!.. По спине Гектора невольно скользнули мурашки, и он покрепче перехватил копье.

Воин справа от него заскулил, и в воздухе резко запахло мочой. Закричав от ужаса, гладиатор почти вслепую метнул копье в тигра и, развернувшись, стремглав бросился бежать к закрывшейся решетке коридора.

— Стой!!! — закричал Гектор, но было поздно.

Тигр сорвался с места и бросился на несчастного, в мгновение ока повалив его на землю. Над ареной понеслись крики.

— Сейчас! Это наш шанс!!! — закричал второй боец и бросился к тигру.

Но Гектор за ним не последовал. Вместо этого он отбросил тяжелое, неудобное копье и побежал к телу самого первого убитого на арене бойца. Он знал, что попытка келонского воина обречена на провал. Тигр не позволит застать себя врасплох, а с таким паршивым оружием им было нечего противопоставить его звериной мощи.

Все случилось так, как он и предполагал. Воздев над головой копье, боец бросился к тигру, намереваясь пронзить терзавшего труп зверя копьем. Но Тор вдруг стремительно развернулся и прямо с места прыгнул навстречу своему противнику. Воспользоваться копьем воин так и не успел...

Не теряя времени, Гектор пробежал мимо окровавленного тела первого гладиатора и вприпрыжку подскочил к его торчавшему из песка копью. Да, тот воин промахнулся, но вовсе не из-за качества оружия или слабости, а потому что ударил слишком рано...

Гектор взвесил в руке копье и, довольно хмыкнув, развернулся к тигру. Вот это оружие было что надо. Великолепно сбалансировано, с острым узким наконечником. Конечно, для всего нужна подготовка, а Гектору никогда прежде не приходилось упражняться с копьем, но адреналин придал его рукам силы, а глазу — зоркости.

Тор зарычал и огромными прыжками бросился к врагу. Гектору нужно было лишь подгадать момент. Ударит раньше, и умная тварь просто уклонится от того, что, как она знала, несет смерть — реакция тигра была просто молниеносной. Ударит слишком поздно — и пополнит компанию мертвецов.

Над стадионом воцарилась полная тишина, зрители понимали, что схватка закончится в считанные мгновения и, затаив дыхание, смотрели на арену.

Сердце бешено колотилось в груди, но Гектор знал, что нельзя давать волю страху. Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть... пора!

Брошенное сильной рукой копье просвистело в воздухе и вонзилось в шею тигра. Тор взревел от жгучей боли и кубарем покатился по песку, выгибая шею и пытаясь ухватить зубами торчавшее из тела копье. Несколько раз конвульсивно дернувшись, могучий зверь, наконец, затих...

Еще мгновение над ареной висела тишина, а потом стадион взорвался приветственными криками. Гектор, тяжело дыша, обвел взглядом перекошенные от восторга лица зрителей и вдруг неожиданно понял, что улыбается.

* * *

— Вы останетесь довольны, генерал, я вам обещаю, — подобострастно пролебезил Назика Кальв.

Он то и дело наклонялся, чтобы заглянуть в лицо своему собеседнику, а потому выглядел кособоким. Белая туника, контрастировавшая с накинутой на левое плечо темно-фиолетовой тогой, еще больше усиливала это впечатление. Патриций был лыс, а потому красил голову сажей, чтобы издали она напоминала темную шевелюру — от париков на чувствительной коже Кальва появлялись раздражение и гнойные прыщи. Пухлые пальцы патриция были унизаны драгоценными перстнями, на запястьях позвякивали браслеты.

Рядом с ним, возвышаясь на целую голову, стоял высокий, прямой, как стрела, крепкий мужчина с коротко остриженным ершиком темных волос. Непроницаемый взгляд зеленых глаз был устремлен на угодливо вещавшего об играх патриция. Выдающийся орлиный нос мужчины и высокие скулы еще больше подчеркивали благородство его черт. Губы воина были плотно сжаты, а брови едва заметно сдвинуты к переносице, словно его постоянно одолевали какие-то заботы. Впрочем, так оно и было — когда тебе поручен целый легион, без хлопот не обойдешься. Мужчина слушал патриция с вежливым вниманием, но явно без всякого интереса — было видно, что он сам и без того хорошо знает все, что рассказывает ему распорядитель, но врожденная вежливость не позволяла ему оборвать собеседника. Золотой нагрудник, повторяющий рельеф его мощной груди, поблескивал в солнечном свете, разбрасывая вокруг яркие блики, как и зажатый под мышкой шлем с алой щеточкой гребня. С левого плеча мужчины тщательно уложенными слугой складками ниспадал на землю длинный пурпурный плащ, обличавший его высокое звание. При каждом шаге сандалии генерала издавали глухой стук — их подошвы были испещрены множеством железных гвоздей. Подобную обувь носили все легионеры, и она не раз зарекомендовала себя на полях сражений и при длительных маршах по пересеченной местности. Шею мужчины украшал длинный кривой шрам — один из следов многочисленных сражений, через которые он прошел.

Всего за каких-то семь лет он сделал головокружительную, по мнению многих, карьеру. Генерала Гая Клавдия Вариуса любили и уважали не только его солдаты, но и простые жители республики, и слава летела далеко впереди удачливого командира "Железного легиона". А уж после того, как его легион наконец, задавил сопротивление непокорного Келона, имя Гая Клавдия Вариуса прогремело на всю Илионскую республику. И именно его популярностью и собирался воспользоваться распорядитель игр и негласный хозяин Колизея Назика Кальв. После того, как его ближайший конкурент Тулий Флавиус отдал душу богам, он приблизился еще на шаг к своей заветной цели. А знаменитый генерал позволит ему сделать другой шаг. Воспользовавшись его поддержкой, а точнее поддержкой боготворившего Вариуса народа, Назика собирался выдвинуть свою кандидатуру на выборы в сенат республики. А там... кто знает, быть может, в один прекрасный день он его возглавит. От этих приятных мыслей на ладонях патриция выступил пот и пересохло во рту. Назика отрывисто щелкнул пальцами, и хорошенькая молоденькая рабыня тут же с поклоном вложила в его ладонь кубок с вином.

— Выпьете, генерал?

Вариус обвел взглядом шикарную персональную ложу патриция. Великолепные ложа на резных ножках, усеянные множеством подушек, ломившиеся от фруктов и мяса низенькие столики с закусками и вином перед ними, гости в тогах из драгоценных тканей, прекрасные женщины с замысловатыми прическами. Они хихикали и то и дело бросали на широкоплечую фигуру генерала кокетливые взгляды. Да, генерал явно имел успех, но, казалось, их внимание совершенно Вариуса не трогает, и от того красавицы распалялись еще больше.

— Благодарю, — кивнул генерал, беря протянутый рабыней кубок.

Пригубив великолепного парфийского вина, сделанного из особого сорта винограда, произраставшего только на одном горном плато этого материкового королевства, он перевел задумчивый взгляд на арену.

— Трус! Другие хотя бы попытались поразить Тора, — пренебрежительно фыркнул Назика, увидев, как один из трех воинов, сражавшихся с огромным тигром, любимцем толпы, отбросил свое оружие и стремглав бросился бежать прочь, в то время как второй боец с копьем наперевес кинулся сзади на терзавшего окровавленный труп Тора.

— Не думаю... — сузив глаза, качнул головой Вариус.

Сжав рукой резные перила ложи, он наклонился вперед, вглядываясь в арену. Так и есть. Раб не убегал. Гладиатор мгновенно понял, что выданное им оружие — хлам и выбросил его, чтобы оно не замедляло его. Подхватив с песка великолепное копье перового убитого в этот день воина, раб метнул его в шею Тора. Огромный тигр был мертв. Толпа взорвалась ликующими криками. Кто-то из служителей подсказал им имя нового героя, и над Колизеем пронесся рев:

— Гектор! Гектор!!!

— Хм... ну надо же, — удивленно качнул головой Назика, с сомнением глядя на вскинувшего над головой сжатые в кулаки руки бойца. Обернувшись к одной из дам, он с притворным смирением развел руками: — Ну что же, прекрасная Далида, похоже, я должен вам десять золотых.

— Никогда не ставь против новичков, это мое правило, — облизнув карминовые губки, проворковала женщина и плотоядно взглянула на Вариуса.

— Но вы проиграли двадцать на остальных, — хихикнув, заметила другая.

Понаблюдав за еще несколькими схватками, сиятельные гости удалились в дом патриция. После щедрого обеда они вернулись обратно в Колизей, где их ждала самая интересная часть дня — битвы гладиаторов.

— А тот молодой воин... — Вариус пощелкал пальцами, пытаясь припомнить имя. — Гектор. Он будет участвовать?

— Раз уж он выжил в травле, то да, — безразлично кивнул Назика, не отрывая глаз от ласкающих взор изгибов фигуры поднимавшейся перед ним в ложу патриции Далиды. — Если он победит в играх, то получит свободу. Но это маловероятно — слишком много опытных гладиаторов из свободных. Уж они руку-то набили, чай каждый день тренируются.

Вариус рассеянно кивнул, опускаясь на устланное ковром ложе.

* * *

Сидя за решеткой своей камеры, Гектор видел, как заполнялись трибуны из белоснежного тавертина. Казалось, после обеда народа было еще больше, чем с утра, и не мудрено, ведь сейчас должна была начаться самая яркая часть игр — бои гладиаторов. Большинство из них были профессиональными бойцами-освобожденными, для которых это был единственный шанс выбиться в люди и заслужить право стать полноправными членами республики. Их имена были отлично известны толпе. За них болели, на них ставили огромные деньги, их смерть оплакивали... и так же быстро забывали, скандируя имя нового чемпиона.

Сражались на арене и рабы, отправленные на смерть по приговору. Выжив в утренней травле, они получали шанс бросить вызов чемпионам. Мало кто оставался жив, сойдясь в смертельной битве с профессиональными гладиаторами, но те, кому это все же удавались, обретали свободу и... славу. Гектор трезво оценивал свои способности — он был неплохим бойцом, но все же он был убийцей, а не воином. Многих гладиаторов хозяева тренировали с самого детства, чтобы потом пожинать плоды их успеха и славы. Гектор не питал иллюзий по поводу своих шансов. Быть может, пару схваток он и выиграет, но потом его рука начнет уставать, удары слабеть, и он неминуемо погибнет...

Трибуны гудели, скандируя имена сражающихся. Толпою завладел исступленный, садистский восторг, люди в едином порыве вскакивали со своих мест, и тогда над трибунами из белого тавертина проносилась волна неистового рева.

Нижний ярус предназначался для самых знатных особ — в шикарных ложах разместились патриции, жрецы и чиновники высшего ранга. Выше был сектор тех, кто не мог похвастаться высоким общественным положением, но с лихвой компенсировал это деньгами — знатные иностранцы, богатые купцы. Еще выше были места для свободных граждан уважаемых профессий — писцов, зажиточных лавочников, лекарей, мастеров некоторых ремесел. Самую верхнюю часть трибун, отделенную от остальных проходом со статуями в нишах, занимал простой народ.

Под песком и настилом гигантской арены находились еще два подземных этажа. Порою во время празднеств распорядитель игр устраивал целые представления, чтобы порадовать народ. По ходу действия из-под сцены появлялись богатые декорации, животные и актеры, а порою Назика Кальв даже прибегал к услугам загадочных чародеев с материка, чтобы разнообразить действо яркими спецэффектами. На открытии Колизея пять лет назад за неделю празднеств на арене погибло несколько сотен животных и почти в два раза больше рабов.

Гектор снова выглянул сквозь решетку на арену. Последние зрители рассаживались по своим местам. Нижний ярус заполняли богато одетые патриции с прекрасными дамами, калейдоскоп дорогих тканей, блеск золота. Ладони Гектора покрылись потом, и он резко их сжал. Пора. Время послеобеденных битв.

Рабы, посыпавшие арену свежим песком, поспешно убрались в служебные туннели, и воздух над Колизеем задрожал от гудения труб. Толпа взорвалась в едином крике, люди взбудоражено повскакивали со своих мест, и на мгновение Гектору показалось, что над трибунами колышется целое живое море.

Ворота под триумфальной аркой с треском распахнулись, и на песок арены вышла торжественная процессия: первыми шли флагоносцы, разноцветные куски ткани с гербами колыхались на высоких шестах, следом шагали музыканты с длинными трубами, замыкала шествие небольшая повозка с установленным на ней гигантским плакатом, на котором была расписана программа поединков, а позади на золоченой колеснице катил чемпион предыдущих игр. Тщательно начищенные наручи и поножи ярко блестели в лучах солнца. Подняв над головой руку, воин размахивал золоченой пальмовой ветвью победителя к вящей радости толпы.

Когда колонна описала круг вокруг арены, из-под триумфальной арки показалась процессия рабов, несшая снаряжение гладиаторов — мечи, шлемы, копья, щиты... Они медленно двигались вдоль трибун, на лицах рабов застыла гордость. Они шли, ясно сознавая свою важность. Толпа приветствовала их, и им вовсе не нужно было проливать для этого свою кровь.

— Ну че, смертничек, твоя очередь красоваться, — ковыряя в зубах, объявил здоровенный надсмотрщик.

Гектор молча отошел от решетки и зашагал к коридору, присоединившись к цепочке других гладиаторов. Все они были одеты для боя, не хватало лишь оружия и шлемов. Хотя как одеты... к набедренным повязкам прибавились лишь металлические поножи и наручи-маники — железные пластины, скрепленные меж собой прочными кожаными шнурками и полностью закрывающие от плеча до пальцев одну из рук.

Гладиаторов выстроили цепочкой — впереди шли претенденты на чемпионский титул, следом еще не успевшие отличиться рабы, среди которых поставили и Гектора.

Едва он шагнул на арену, как на него сразу же со всех сторон обрушился рев беснующейся толпы. Зрители свистели, топали ногами и кричали, приветствуя любимых героев, ради их потехи идущих на смерть.

Чемпион спрыгнул с колесницы и возглавил поравнявшуюся с ним процессию. Гладиаторы медленно двигались вокруг арены вдоль цепочки выстроившихся кругом рабов, державших на вытянутых руках алые бархатные подушки с оружием. Но время для выбора еще не пришло. Гладиаторы приветственно махали руками неистово ревущей толпе, они наслаждались минутой своего триумфа, не думая о том, как быстро этот миг может пройти, сменившись забвением смерти.

Неожиданно взгляды зрителей вновь устремились к триумфальной арке, и трибуны взорвались просто-таки шквалом криков. Гектор обернулся и обомлел... На арену выходили женщины. В отличие от одетых в набедренные повязки мужчин-бойцов, на них были короткие светло-серые туники, едва прикрывающие бедра. Но вовсе не вид этих прекрасных воительниц вызвал изумление Гектора и заставил его сердце заколотиться в груди. Замыкала колонну воительниц прекрасная златовласка Алексия. Должно быть, ее купил один из надсмотрщиков Назики Кальва, когда Гектора уже увели. Не стоило ей плевать в лицо тому бородачу...

Стройные ноги, узкий ремешок подчеркивает тонкую талию и высокую грудь. Золотые волосы убраны в высокую прическу, обнажая изящную шею. В голубых глазах сверкает огонь ярости.

Воительницы так же описали круг и выстроились позади мужчин. Гектор быстро обернулся, но Алексия оказалась на противоположном конце арены, спиной к нему.

Мгновение, и оба ряда бойцов объединились, продолжив медленно перемещаться по кругу перед застывшими с оружием в руках рабами. Зрители затихли, в ожидании глядя на арену. Гладиатором предстояло выбрать оружие, которое в итоге спасет им жизнь или отберет чужую. На самом деле этот выбор был лишь иллюзией — профессиональные бойцы всегда сражался тем оружием, пользоваться которым их обучили, и сейчас каждый из них подходил к "своему" рабу и забирал привычное им оружие. Фактически, выбор был лишь у таких невольников этого кровавого действа, как Гектор. С подушки одного из рабов он взял короткий широкий гладиус, у другого — литой гладкий шлем яйцевидный формы с двумя прорезями для глаз и изогнутый прямоугольный щит с большим изображением солнца по центру. Правую руку Гектора защищала маника, а ноги — поножи. Сколько раз он видел вооруженных подобным образом бойцов! У них даже было свое название — секуторы. Но никогда у него и в мыслях не было, что он станет одним из них...

Оглянувшись, Гектор увидел, что Алексия выбрала смертоносную сику — небольшой обоюдоострый серп и маленький круглый щит. От шлема девушка, покачав головой, отказалась.

Снова прозвучал резкий звук горна. Рабы и музыканты покинули арену, и гладиаторы разбились на пары. В первом бое останется в живых лишь половина из них. Групповые сражения не были направлены на то, чтобы выявить самых сильных и свирепых из них, они были нужны, чтобы отсеять самых слабых...

— Ну конечно, — с мрачной усмешкой пробормотал Гектор, увидев замершего перед ним гладиатора.

Им оказался извечный противник секутора — ретиарий, воин, вооруженный сетью и трезубцем. Лицо гладиатора было Гектору знакомо — ему предстояло сразиться с одним из чемпионов.

На арене замелькали белые туники арбитров. Каждой паре соперников их полагалось двое. Эти бывшие гладиаторы бдительно следили за тем, чтобы бойцы не нарушали правил, пытаясь раньше времени закончить бой. Например, если один из них ронял щит или оружие, ему позволялось их поднять, а также встать на ноги, если он упал, споткнувшись обо что-то на арене, а не был повергнут на песок своим противником.

И снова прозвенел резкий сигнал горна, возвещая начало битвы. Ретиарий тут же метнулся вперед, бросив на Гектора сеть, но она соскользнула с гладкого шлем и упала на песок. Арбитр дал возможность Гектору контратаковать, наотмашь махнув мечом, но, когда его противник отскочил невредимым, предупреждающе поднял руку, позволяя ретиарию поднять сеть.

Трибуны взорвались криками — на арене пролилась первая кровь — покрытый шрамами гладиатор наотмашь полоснул мечом совсем еще молодого паренька с копьем, отрубив ему руку.

Ретиарий взмахнул сетью, отвлекая внимания Гектора, и почти тут же нанес мгновенный удар трезубцем, но сталь встретила на пути щит. Гектор резко ударил мечом сверху вниз, отбивая трезубец к земле и, крутанувшись на месте, с разворота выбросил ногу в сторону, ударив противника в грудь. Ретиарий взмахнул руками и машинально шагнул назад, чтобы сохранить равновесие. Затем ретиарий, взревев от ярости, бросил сеть. На этот раз она накрыла Гектора, прижав щит к его груди.

На Гектора навалилась тяжесть. Гладиаторская сеть была сделана таким образом, чтобы стискивать попавшего в нее бойца, придавливая его своим весом и сковывая движения. Ретиарий под углом ударил трезубцем, пытаясь проникнуть им под щит, но попал в манику на правой руке Гектора. Осознав, что потерпел неудачу, ретиарий резко дернул сеть, повергая своего противника на песок, и вертикально вниз ударил трезубцем. Каким-то чудом Гектору удалось перекатиться на бок, увлекая за собой сеть, и оружие гладиатора вошло в песок, со стуком вонзившись в деревянный настил под ним. Пока ретиарий высвобождал оружие из зыбкого плена, Гектор выпутался из сети и вскочил на ноги. Не теряя времени, он контр атаковал, целя в незащищенный бок гладиатора, но ретиарий успел подставить на пути его гладиуса трезубец. Тогда Гектор вдруг неожиданно взмахнул ногой, поднимая в воздух тучу песка. Ретиарий инстинктивно прикрыл глаза, и Гектор с криком рванулся вперед, нанеся резкий колющий удар в грудь противника.

Ретиарий выронил трезубец и рухнул на колени, прижимая руки к окровавленному боку. Толпа вновь разразилась ликующими криками. Раненый гладиатор поднял дрожащую левую руку с вытянутым указательным пальцем, моля о милосердии. Арбитр тут же остановил бой. Гектор застыл, шумно дыша, перед своим поверженным врагом и обвел взглядом трибуны.

Распорядитель игр поднялся в своей ложе, широко расставив руки в стороны, и тоже огляделся. Толпа ревела. Кто-то кричал "добей!", другие скандировали "жизнь! Жизнь! Жизнь!". Ретиарию повезло — он был любимцем публики, и последних криков было явно больше. Назика Кальв медленно опустил левую руку, а правую вытянул перед собой, сжав ладонь в кулак. Мгновение, и он выставил поднятый вверх большой палец. Публика отозвалась довольным ревом.

Закончив бой, Гектор огляделся. Большинство воинов еще сражались, но примерно половина битв была уже закончена. Он быстро нашел взглядом Алексию. Девушка храбро сражалась с огромной бабищей с дубиной в руке и закрепленном на левом предплечье щитом. Ее противница была сильна, но Алексия была намного ловчее. Гектор невольно залюбовался ее гибкими, стремительными движениями. Вот девушка молниеносно пригнулась и подсекла ноги противницы своим страшным оружием. С рычанием дикой кошки воительница в боевой горячке метнулась вперед, намереваясь добить противницу, но ее остановил арбитр. Решать судьбу бойцов должна была толпа. И она выразила свою волю, проиллюстрированную стоявшим на трибуне распорядителем. Украшенный перстнем с рубином палец медленно опустился вниз. Гектор заворожено следил за тем, как Алексия нагнулась и, глядя в глаза своей противнице, хладнокровно перерезала ей горло. Ни страх, ни колебания не отразилось на прекрасном, как у мраморной статуи лице перегринки.

Предварительные бои кончились. Зрители приветствовали выживших, а гладиаторы — толпу. Ворота триумфальной арки вновь распахнулись, и гладиаторы скрылись за ней.

На этот раз Гектора провели не в решетчатую камеру под трибунами, а в нижние помещения под ареной. А там, на верху, рабы вынесли большую медную чашу, в которой лежали глиняные таблички с именами выживших гладиаторов, и полуобнаженная рабыня начала доставать их одну за другой, составляя очередность боев.

Вниз спустился один из помощников распорядителя в ярко-зеленой тоге. Он суетливо отдал несколько распоряжений окружившим его надсмотрщикам и вновь куда-то унесся.

— Ну че, парень, тебе повезло, будешь биться с таким же новичком, — приблизившись к углу, где сидел, наслаждаясь краткой передышкой Гектор, объявил один из надсмотрщиков, овеяв воина волной чесночного дыхания.

Темноту подземного зала рассеивали висевшие вдоль стен масляные фонари. Чемпионам были отведены отдельные комнаты, остальные же вынуждены были ютиться в одном большом зале. Большинство гладиаторов устало расселись прямо на деревянном полу, другие потащились к стоявшим у стены бочкам с водой, с которых на цепях свисали помятые кружки.

Поманив Гектора пальцем, надсмотрщик провел его в комнату под самым центром арены. С потолка комнаты лился солнечный свет, а по ее центру лежала засыпанная песком платформа, к которой от закрепленных у потолка мощных деревянных лебедок тянулось множество канатов. Гектор и еще один воин замерли по центру светового колодца. Гектор задрал голову и посмотрел на плывущие по небу над ареной облака и колыхавшийся над зрительскими трибунами тент. Опустив взгляд, он взглянул на своего противника. Совсем еще юный парень. На лице застыло обреченное, затравленное выражение, и Гектор удивился, как он выжил в предыдущих боях.

Позади надсмотрщика появился раб с оружием. На этот раз выбор бойцам не предоставлялся. Посмотрев на металлический шлем, короткое копье и маленький круглый щит, Гектор понял, что в этом бою ему предстоит выступить в роли гопломаха. А его противнику предстояло стать скиссором — его вооружили коротким гладиусом, а на левую руку вместо манники надели железную перчатку с торчавшим сверху плоским коротким лезвием. Таким оружием нельзя было нанести серьезную рану (если, конечно, не перережешь зазевавшемуся противнику горло), но вполне можно было его измотать, нанеся множество кровоточащих порезов. Но, судя по тому, как удивленно парень взглянул на это оружие, он явно не представлял, как им пользоваться. На мгновение Гектору стало его жаль, но он тут же подавил это чувство — колебание для гладиатора означает лишь одно: смерть, а Гектор твердо планировал выжить.

Лебедки пришли в движение, и над ареной взвилось песчаное облако. Трибуны наполнились ревом. Когда пыльная буря улеглась, стали видны очертания двух заставших друг напротив друга фигур, будто бы материализовавшихся из воздуха.

Противники начали медленно кружить по арене, время от времени нанося друг другу быстрые удары. Гектор понял, что ошибался насчет своего противника — едва начался бой, как всякая растерянность исчезла с его лица, уступив место решительности, и каждый удар Гектора встречал на пути меч или лезвие его перчатки. Впрочем, и самому Гектору пока что с легкостью удавалось парировать удары противника.

Неожиданно скиссор взревел и, замахнувшись, вертикально обрушил своей гладиус на врага. Гектор привычно подставил под удар щит и... деревяшка разлетелась, не выдержав напора. Рука Гектора обагрилась кровью, а в глазах его противника вспыхнул триумф. Кто бы знал, что именно этот удачный выпад будет стоить ему жизни...

Скиссор был уверен, что его противник отскочит, чтобы перевести дух или хотя бы оправиться от его удара, но Гектор был привычен к боли. Он умел отстраняться от нее, отгоняя боль на задний план, не теряя ни остроты ума, ни скорости реакции. И, не обращая внимания на вспыхнувшую в руке боль, он резко выбросил вперед копье, поразив грудь противника. Рана не была серьезной, но боль заставила скиссора сделать как раз то, что он ожидал от своего противника — отскочить назад. Отступив на шаг назад, Гектор молниеносно перехватил копье и метнул его в ошеломленного врага, пригвоздив его к песку. На этот раз вердикт зрителей не потребовался — скиссор был мертв...

Гектор, тяжело дыша, отер рукой струившийся по лицу пот. Первый азарт прошел, и приветственные крики толпы его больше не радовали. Хотелось лишь одного — напиться противной теплой воды из бочки под ареной и отдохнуть...

Он был уверен, что его место займет пара других бойцов, но вместо этого на арену выбежали несколько рабов. Двое подобрали оружие гладиаторов, а трое других подскочили к ничего не понимающему Гектору. Один из них вручил ему новый щит, почти ничем не отличающийся от разрубленного скиссором, второй проворно стащил с его правой руки манику, а третий тут же сунул в ладонь "фракийца" — короткий кривой меч с расширяющимся на конце лезвием.

Сердце Гектора упало. Похоже, распорядитель решил чуть изменить вторую часть игр, заменив "лесенку" (когда на арене поочередно сражались пары гладиаторов, победители которых поднимались на следующую ступеньку "лестницы" и так далее, пока не оставался только один) на битву на выживание. И если в первом случае гладиаторы, победив, получали передышку перед тем как вновь выйти на арену, то во втором они сражались, пока не убивали всех или не умирали. Редко кто мог продержаться дольше трех — четырех боев. Как бы ни был силен боец, усталость все равно брала свое. Победивший занимал место побежденного и так же сражался, пока не падал под клинком другого... Порядок, в котором гладиаторы выходили на арену, решал случай. В живых оставался как правило один из последних, у всех же прочих не было ни единого шанса.

"Ворота мертвых" распахнулись, и на арену вышли четверо закутанных в черные одежды жрецов Хоруса, бога мертвых. Их лица были скрыты ритуальными масками, сквозь прорези для глаз которых просвечивала выкрашенная фиолетовым кожа. В обычной жизни они масок не носили, одевая их лишь для выполнения ритуалов, и на улицах, при виде мрачных фиолетовых лиц служителей Хоруса, люди спешили убраться с их пути. Коснуться жреца означало привлечь к себе внимание бога мертвых, а это, самого собой, никому не было нужно. Зацепив тело мертвого воина крюками, жрецы потащили его обратно к "воротам мертвых".

Едва они удалились, как снова загудел подъемник, и в облаке песка посредине арены материализовался новый противник. Губы Гектора искривила звериная усмешка. Что ж, он дорого продаст свою жизнь!..

Второго гладиатора он убил без труда, а с третьим, здоровенным блондином— перегрином пришлось изрядно повозиться, но толпа пожелала подарить ему жизнь.

Платформа загудела в четвертый раз. Если считать с самым первым, групповым сражением, это был его пятый бой, а если с утренней травлей, то — уже шестой за день. Гектор смертельно устал и уже едва держался на ногах. Металлический шлем раскалился и давил на голову четырех килограммовой тяжестью, воздуха не хватало.

Каждый раз после схватки рабы меняли его оружие, но этой краткой передышки было недостаточно, чтобы дать отдых натруженным мышцам. Руки дрожали, в глазах двоилось, тело было мокрым и скользким от пота. Солнце нещадно палило с небес, по капле выпивая силы гладиатора. Его тело было покрыто множеством кровоточащих порезов, но Гектор не обращал внимания на боль, она была всего лишь фоном, как и гудевшие на трибунах крики толпы.

В этот раз рабы вручили ему сику и небольшой деревянный щит. Ему противостоял мирмиллон — дюжий широкоплечий воин, вооруженный широким гладиусом и высоким изогнутым щитом легионера, вдобавок его правую руку защищала маника. Гладиус был намного длиннее сики, металлический щит легионера куда больше круглой деревяшки Гектора, но настолько же оружие миримиллона было и тяжелее, а значит, если выбрать правильную тактику боя, у Гектора был шанс победить.

Прислушавшись, он понял, что толпа скандирует имя его противника. Кажется, никто не сомневался, кто победит в этой схватке...

Гектор снова усмехнулся. Что ж, посмотрим!..

Мирмиллон замер посреди арены, как скала, даже не потрудившись сойти с вознесшего его верх люка. Прикрывшись выпуклым щитом, он пристально наблюдал сквозь прорези в шлеме за передвигавшимся по арене противником.

Гектор мог рассчитывать только на скорость. Если он хоть на мгновение замешкается, мирмиллон его прикончит. Но сил уже почти не осталось...

Встряхнувшись, как пес, Гектор собрал воедино оставшиеся силы и на полусогнутых ногах бросился к противнику. Выбросив вперед сику, Гектор попытался поразить мирмиллона в шею, но гладиатор был готов к этому удару и принял его на щит.

Зрители взревели, приветствуя своего любимца. Гектор отскочил, с досадой выругавшись под нос. Они обменялись еще несколькими ударами. Миримиллон принял их все на щит, а Гектор от его атак уклонился.

И тут мирмиллон сделал ошибку — попытавшись достать Гектора резким, колющим ударом, он потерял равновесие и чуть опустил щит, чем тут же воспользовался Гектор. Увернувшись от атаки мирмиллона, он стремительно выбросил вперед сику, пытаясь поразить открывшуюся шею противника, уверенный, что гладиатор уже труп.

Но это была лишь уловка. Мирмиллон сделал вид, что оступился, чтобы спровоцировать Гектора, и в тот момент, когда сика устремилась к, вроде бы, незащищенному горлу гладиатора, мирмиллон стремительно вскинул щит и резко ударил им вперед и чуть наискось, отбросив противника. Гектор полетел на песок. От удара воздух вышибло у него из легких, рука разжалась, и сика отлетела далеко в сторону.

Толпа на трибунах разразилась радостным ревом. Мирмиллон, не давая ему подняться, резко скакнул вперед, и в правом плече Гектора вспыхнула боль. Он скривился и вскрикнул, инстинктивно схватившись за торчавший из тела металл и пытаясь выдернуть его из плеча. Разрезанная ладонь обагрилась кровью...

Арбитр остановил бой. Миримиллон поднял голову, посмотрев на стоявшего у перил распорядителя.

Назика Кальв прислушался к реву зрителей.

— Смерть! Смерть! Смерть!..

Распорядитель раскинул в стороны руки, намереваясь отразить приказ толпы. Внезапно ему на плечо легла чья-то тяжелая ладонь. Оглянувшись, он с удивлением увидел спокойное лицо генерала Вариуса.

— Пощадите его.

— Что? Но он же проиграл! Зрители требуют его смерти!

— Я прошу вас, в качестве личного одолжения, — глядя в глаза патриция, с легким нажимом повторил генерал.

По губам Назики Кальва скользнула змеиная усмешка, и он слегка склонил голову.

— Я сделаю даже больше. Если этот раб вам так понравился, я вам его подарю!

И он резко поднял вверх указательный палец. Подчиняясь его решению, мирмиллон выдернул меч из плеча Гектора и отступил на несколько шагов назад. Толпа разочарованно взвыла, но в этот момент мирмиллон вскинул вверх руки в победном жесте, и зрители отозвались на его приветствие, скандируя его имя. Инцидент был забыт.

Выскочившие из небольших ворот рабы положили раненого Гектора на носилки и понесли прочь с арены, другие уже подносили победителю новое оружие.

Гектор прерывисто вздохнул и, взглянув на плывущие в пронзительной синеве небес белоснежные облака, устало прикрыл глаза. Он проиграл... толпа жаждала его смерти, но распорядитель игр отчего-то пожелал сохранить ему жизнь. Почему?..

Глава 4. Судьба раба

Жизнь и смерть раба — во власти хозяина

XXII закон республики Илион

Драпать надо не только быстро, но и с умом. Запаситесь едой и договоритесь с кузнецом. Удачи вам, братья.

Надпись на нижней части поребрика фонтана.

К удивлению Гектора очнулся он во вполне приличной комнатушке в одном из подсобных строений. Делил он ее с одним из обслуживающих арену рабов, которому хозяин вырвал язык за то, что тот осмелился ему дерзить. Сосед делал Гектору перевязки, смазывая многочисленные раны целебными бальзамами, но о причинах столь бережного к себе отношения Гектор не знал. Как не знал и о том, что после того памятного боя сменил хозяина. Когда раны гладиатора зажили, за ним пришли.

Крепко сбитый надсмотрщик из освобожденных привязал к ошейнику Гектора веревку и защелкнул вокруг его рук кандалы. Шагая по пыльной знойной улице, пленник пытался догадаться, какая судьба ему была уготована. Гектор сообразил, что его купили, но не мог даже предположить кто. Через полчаса они оказались в районе новостроек. Еще два года назад на месте возвышавшихся здесь домов царил пустырь, но, когда сенат постановил возвести вокруг Илиона очередное кольцо стен, под его защитой очень быстро выросли новые постройки.

Они остановились перед воротами большого приземистого доминуса. Стены белели свежей побелкой, черепица ярко алела в свете утреннего солнца. Как и в жилище Навия Флавиуса, в этом поместье тоже не было окон, и свет попадал в комнаты через большое отверстие в крыше атриума. Возле бассейна Гектора встретил старый лысый раб в поношенной, но чисто выстиранной тунике.

— Спасибо, Гримель, — приняв из рук надсмотрщика веревку, кивком поблагодарил его старый раб.

Гектор обвел взглядом украшавшие стены фрески и редкую мебель у стен. Резные ножки, золоченое покрытие, дорогие ткани... все вокруг так и дышало роскошью, но кое-какие мелкие детали портили общее впечатление.

Создавалось такое ощущение, что дом купили совсем недавно, возможно, его владелец внезапно разбогател, а мебель явно привезли из предыдущего жилья. Ее было немного, как будто для хозяина дома вообще не имел значения комфорт. Возможно, и этот дом он купил не потому, что жаждал обзавестись роскошным жилищем, достойным даже самого взыскательно патриция, а поддавшись импульсу, на волне ажиотажа вознесшей его к вершинам власти славы или по уговору одного из многочисленных новоприобретенных "друзей", слетевшихся к новому любимцы Фортуны, как мухи на мед.

— Ты знаешь, кто тебя купил? — спросил пожилой раб.

Должно быть, он был личным слугой хозяина дома, распоряжаясь здесь, когда того не было.

— Нет, — отрицательно качнул головой Гектор.

— Тебя купил генерал Гай Клавдий Вариус, ты произвел на него впечатление на арене, — ответил ординарий, изучая мужчину внимательным взглядом.

— Генерал Вариус? — машинально повторил Гектор, силясь понять, почему это имя кажется ему знакомым.

Нет, до него долетали слухи о громких победах командира "Железного легиона", к слову и получившего свое новое имя благодаря ошеломительным победам генерала, но он как-то не придавал им значения. К чему обращать внимание на то, что тебя совершенно не касается? Но сейчас, услышав это имя снова, Гектор вдруг понял, что где-то его уже встречал, и вовсе не в связи с доблестными победами. Но, как он ни силился это вспомнить, так и не смог.

— Меня зовут Дариус, ты будешь отвечать за все передо мной. Если не послушаешься — тебя высекут, — старый раб сделал выразительную паузу, внимательно следя за реакцией Гектора, словно ждал, что тот начнет возражать. Но Гектор лишь нахмурился и промолчал. Тогда старик-ординарий продолжил говорить: — Генерал решил сдать тебя в аренду в прачечную.

Лицо Гектора окаменело. Имевшие избыток рабов хозяева часто сдавали их тем, кто не мог позволить себе своих или отправляли на общественную службу, чтобы забирать себе их заработок. Гектор сомневался, что генерал Вариус нуждается в деньгах — стоит только посмотреть на размер приобретенного им доминуса — да и стал бы он спасать жизнь гладиатору только для того, чтобы отправить куда-то на работу?.. А в том, что именно генерал вмешался в схватку, Гектор теперь не сомневался — услышав, кто его новый хозяин, он вспомнил остановившего распорядителя игр военного.

— На рассвете ты будешь вместе с другими рабами сливать мочу из уличных сосудов, а потом стирать. На закате ты будешь возвращаться сюда, есть и спать. Это понятно?

Гектор заставил себя кивнуть.

— Если ты попробуешь сбежать, тебя отдадут на растерзание псам. Это понятно?

Гектор снова кивнул.

Еще несколько мгновений поизучав его взглядом, ординарий вытащил из складок туники ключ и отомкнул его кандалы, а следом обрезал и тянувшуюся к ошейнику веревку.

— Не думай, что ты будешь ходить на работу один. Кроме тебя хозяин приобрел еще двоих рабов, правда, на невольничьем рынке. Вы будете работать в прачечной вместе.

Помрачнев, Гектор снова кивнул. Если раб убивал своего господина, закон предписывал казнить всех рабов, которыми тот владел, потому что они оказались не способны защитить хозяина и не донесли на мятежника. А если раб сбегал, то всех остальных нещадно секли в назидание. Поэтому рабы обычно ревностно присматривали друг за другом и с упоением друг на дружку доносили, чтобы в один далеко не прекрасный день им всем не влетело за провинность одного.

* * *

Утро Гектора начиналось еще до рассвета. Рабы плотно завтракали — генерал не морил своих слуг голодом, как некоторые патриции, и у них всегда была еда и свежая вода — и брались за работу. Гектор и два его товарища по несчастью завтрак предпочитали пропускать, даже если желудки урчали от голода, требуя пищи. Потому что они знали — если поедят, будет только хуже. С первыми лучами солнца они отправлялись на работу, сливая скопившиеся за предыдущий день нечистоты из порученных им емкостей на улице Весты в большой сосуд, который с трудом могли унести втроем. Обливаясь потом и задыхаясь от вони, они тащили эту "драгоценную" жидкость в гору на Желтую улицу, где стояла общественная прачечная.

Моча сливалась в огромные бадьи, и рабы часами полоскали в ней одежду среди невыносимой, тошнотворной вони. Глаза слезились, пустой желудок непрерывно сокращался...

Едкая жидкость прекрасно удаляла все пятна, не вредя цвету тканей. После обеда "выстиранную" одежду тщательно полоскали в нескольких чанах с чистой водой с добавлением травяных отдушек. Когда тошнотворный запах исчезал, одежду вывешивали сушиться, а потом разглаживали на специальных тяжелых прессах. Проделывать эту процедуру приходилось несколько раз, и к концу дня руки и спина Гектора просто разламывались от боли.

Сбежать не было никакой возможности — ночью двери доминуса тщательно запирались, и за ними зорко следил раб-привратник... и спускаемые на ночь с цепей псы, а днем приглядывали другие рабы. Как-то Гектор попробовал намекнуть им на побег, но они пришли в такой ужас, что повторять предложение Гектор не решился, опасаясь, что они попросту донесут на него. А может, и так донесли, но наказания так и не последовало.

Спустя три недели Гектору, наконец, представилась возможность совершить побег. Раб принес в прачечную одежду жены лавочника, достаточно зажиточного, чтобы покупать ей хорошую ткань, но пока не имевшего возможности создать условия для стирки дома. А кому охота терпеть дома вонь? Сдав одежду в прачечную, женщина забыла вытащить из платья длинную тонкую булавку с камушком бирюзы в навершии. Булавка была длиной с ладонь, и ее легко было спрятать в тунике. Не ахти какое оружие, но, выпутав булавку из складок ткани (предварительно проколов ею палец), Гектор ощутил, как радостно забилось сердце. Вот он, шанс!

За три недели четыре огромных пса привыкли к рабам, и, если они не подходили к ведущему к входным дверям коридору, не трогали их. Вдобавок Гектор успел с ними подружиться, нередко скармливая собакам свой ужин, несмотря на то, что с прошлого вечера в его рту не было и маковой росинки, и те беспрепятственно позволяли ему ходить по всему дому. Не говоря уже о том, что вовсе не собаки были главным препятствием на пути возжелавшего обрести свободу раба. Двери дома запирались не только на массивный засов, но и на два висячих замка, ключи от которых были только у хозяина дома, а в его отсутствии — у ординария. По роду деятельности Гектору нередко приходилось проникать в дома, хозяева которых вовсе не желали видеть его у себя, а потому он поднаторел во вскрытии замков. Возвращаясь как-то из прачечной, он подобрал с земли гвоздь, а теперь у него появилась булавка. Раньше у него были специальные, изготовленные по его чертежу инструменты, но Гектор был уверен, что сумеет справиться и так.

Действовать он решил той же ночью. У рабов не было своей комнаты, и спали они кто где придется — в коридорах, на кухне, под лестницей. Гектор всегда инстинктивно устраивался в атриуме у бассейна — обычно рабы избирали более укромные уголки — от воды шла сырость, а в дождь спать там и вовсе было невозможно из-за грохота струй по черепичной крыше. Но зато до ведущего к выходу коридора было рукой подать. Дождавшись, когда дом погрузится в сон, Гектор осторожно поднялся на ноги. Потрепав по холке протрусившего мима пса, он беззвучно прокрался к дверям. Из закутка привратника доносился размеренный храп.

Чутко прислушиваясь к каждому постороннему звуку, Гектор опустился на одно колено и засунул импровизированную отмычку, сооруженную из найденного гвоздя и женской булавки, в замок. Действовать приходилось в полной темноте — лившийся из атриума лунный свет до дверей не доставал. Но Гектору было не впервой работать на ощупь, а скрывавшая его темнота дарила ощущение спокойствия.

Вдруг позади него раздался цокот коготков по каменному полу, и Гектор на мгновение перевал работу, чтобы потрепать по холке усевшегося рядом с ним пса. Улегшись рядом, пес шумно дышал, время от времени вновь садясь и принимаясь с ожесточением чесать блохастую шкуру, тогда до Гектора доносился цокот его когтей.

Вскоре один замок поддался его усилиям, и Гектор осторожно вытащил его из петель, неслышно опустив на пол. Но второй замок решительно отказывался открываться. Спина Гектора взмокла, он беззвучно поминал всех богов и демонов, но никак не мог справиться с хитрой штуковиной.

Беглец так увлекся, что не услышал раздавшегося вдруг позади тихого шарканья старых ног, списав этот звук на пса. Но раздавшийся через мгновение негромкий, дребезжащий голос ординария заставил его подскочить.

— Не стоит этого делать, — голос раба звучал не враждебно, не было в нем и угрозы. Быть может, лишь легкая грусть или сожаление.

Гектор замер. Если не знаешь как поступить, — не дергайся и подумай, — это был один из важнейших уроков, преподанных ему самой жизнью. Первый порыв — одним движением свернуть слабому старику его тощую шею, был немедленно задавлен. Будь старик врагом, ему достаточно было бы поднять крик, — и Гектора немедленно постигла бы жестокая кара. Но старик обратился к нему. Обратился тихо. Зачем и почему?

— Я могу тебя убить, чтобы ты не поднял шума и тихо уйти. А теперь, объясни, почему я не должен этого делать?

— Потому что это будет глупостью. Как и сам твой побег. Брось эту затею и ложись спать, тебе ничего не будет.

Гектор не поверил своим ушам.

— Хочешь сказать, не расскажешь ничего Вариусу?

— Тебе ничего не будет, даю слово, ложись спать, — не ответив, вновь с каким-то тоскливым упорством повторил старик.

— Почему я должен тебе верить? Я не проведу в этой проклятой прачечной больше ни одного дня!.. — с ожесточением прошипел Гектор, чувствуя волну поднявшейся в душе беспомощной злобы.

Да, Гектор был убийцей, но... старик был к нему добр. И, несмотря на все доводы логики, он не мог заставить себя прервать его жизнь. Но отпустить? Остаться рабом и всю жизнь таскать вонючие кувшины, покорно кланяться и получать плети за любой гневный взгляд, наслаждаясь объедками и коротким отдыхом? Забыть свою мечту? На это Гектор пойти тоже не мог.

Оставалось лишь одно — осторожно вырубить старого раба, надеясь, что удар не убьет его, и аккуратно положить у стены. Но где гарантия, что он успеет вскрыть проклятый замок до того, как старик очнется?..

— Он испытывает тебя, — тем временем тихо прошелестел Дариус.

— Что?.. — Гектор удивленно моргнул, не сразу сообразив, о ком идет речь.

— Хозяин. Он сразу приметил тебя, но он хочет тебя испытать, — с какой-то жалостью пояснил ординрий. — Хороший солдат всегда подчиняется своему командиру, каким бы неприятным ни был приказ. А ты сломался, не выдержав и месяца...

Воцарилась тишина. Не меняя позы, Гектор напряженно обдумывал его слова. Бессмыслица какая-то! Если Вариус хотел использовать его боевые навыки, почему сразу не поручил ему работу по профилю? Хотел испытать его верность? Но каким образом этому поможет работа в тошнотворной вони прачечных?..

— Иди спать, даю слово, тебя не накажут! — вновь повторил старик. — Сбежишь, и на всю жизнь останешься беглым рабом. У тебя есть шанс стать свободным, так не глупи и воспользуйся им! Генерал добр и вознаграждает преданность. Докажи, что он не зря обратил на тебя внимание! Ты должен выдержать все испытания... Я говорю тебе это, потому что ты похож на моего покойного сына, да позаботится добрейшая Макария о его душе. Его отобрали у меня еще до того, как я попал к нашему господину. Он был гладиатором и погиб на арене во время больших игр. Добрый генерал хотел его выкупить для меня, но не успел... О, боги, как же вы похожи! Послужи генералу, и в награду он подарит тебе свободу. Только вначале ты должен доказать, что из тебя получится достойный солдат.

Гектор снова погрузился в раздумья, потом невнятно выругался и осторожно спрятал зажатую в кулаке заколку. Нашарив в темноте замок, он глубоко вдохнул, словно приготовившись нырнуть в холодную воду и, мгновение поколебавшись, повесил его обратно на петли засова. Правда, защелкнуть замок не получилось — в процессе вскрытия Гектор его сломал.

* * *

Утро прошло спокойно, Гектор даже мельком видел самого генерала — ординарий сообщил ему, что один из замков сломался, и Вариус приказал ему купить новый.

И снова потянулась череда однообразных, пропитанных вонью дней. Гектор мужественно терпел все — изнурительную, мерзкую работу, трудившихся с ним тупых рабов, у которых, кажется, запах мочи выел весь мозг. Дни шли, а никаких изменений в его судьбе не наблюдалось. Через две недели он снова впал в отчаяние и уже начал корить себя за то, что послушался тогда старика. Все переменилось в одночасье.

Однажды, когда Гектор с другими двумя рабами вернулся из прачечной, к нему подошел Дариус.

— Отныне тебе поручается ходить за припасами.

— Что я должен делать? — спросил Гектор, ощутив облегчение от того, что больше не придется возиться с омерзительной стиркой.

— Каждый день с утра я буду давать тебе список, а ты будешь ходить в лавки, на Бычий форум или Масляный рынок, в зависимости от того, что я тебе поручу. Тебе доверят деньги... — старик сделал паузу и многозначительно взглянул на Гектора, словно говоря ему: "надеюсь, тебе не придет в голову утаить хоть монету". — Так что не поведи нас.

Гектор молча кивнул и, получив от орднария восковую табличку со списком и мешочек монет, двинулся к выходу. Сделав несколько шагов, он вдруг остановился и, обернувшись, спросил:

— Откуда ты знаешь, что я умею читать?

— А ты умеешь?

— Умею, но откуда...

— Вот и хорошо, — улыбнувшись, перебил его старик и зашаркал вглубь дома.

Гектор нахмурился и, качнув головой, двинулся к выходу. У него по-прежнему был на шее рабский ошейник, но его больше не сопровождали другие рабы. Гектор вдруг понял, что при желании сможет сбежать. Быть может, генерал думал, что его раб гол, как сокол, и не сможет снять с шеи рабский ошейник, а потому не переживал, что он сбежит. Но у Гектора-то деньги были! Наверняка выброшенный им узел по-прежнему спокойно лежит на дне того дождевого колодца, куда он его бросил. Этих денег более чем хватит, чтобы заплатить не слишком болтливому кузнецу, чтобы тот срезал с него этот проклятый ошейник.

Нахмурившись, Гектор медленно шел вперед по постепенно заполнявшейся народом улице. А быть может, генерал отпустил его, как раз чтобы проверить: сбежит он или нет? Какого Хоруса! Гектор неожиданно разозлился. Что этот проклятый Вариус вообще о себе возомнил?! С чего он взял, что Гектор захочет ему служить? Он всю жизнь был одиночкой и таковым и останется!.. И тем ни менее ноги сами несли его к Масляному рынку. Гектор вдруг понял, что ему хочется узнать, что же это за человек такой, генерал Гай Клавдий Вариус? Тем более что сбежать он всегда успеет...

На Масляном рынке торговали зерном и всем прочими, что росло на земле. Взвалив на плечо мешок муки, Гектор поплелся назад. Сгрузив ношу на кухне, он нашел главного раба. Тот длинным шестом вылавливал из бассейна в атриуме нападавшие туда листья.

— Что мне теперь делать?

— Ничего.

— Ничего? — искренне удивился Гектор. Обычно рабам бездельничать не давали.

Старик разогнулся и придирчиво посмотрел на возвышавшегося перед ним мужчину.

— Хочешь, помоги мне очистить колодец, моя спина уже не та, — и, сунув Гектору в руки шест, он зашаркал к кухне.

— А потом что? — вдогонку ему спросил мужчина.

— А потом отдыхай! — не оборачиваясь, рассеянно махнул рукой главный раб.

Гектор приподнял брови и, изумленно покачав головой, взялся за работу. Справившись с ней, он присел на бортик и ополоснул лицо водой из бассейна. Время приближалось к полудню. Рабы разбрелись по своим уголкам — никому не хотелось работать в самый жаркий час, но Гектор не привык сидеть на месте.

Не зная, чем себя заняться, он несколько раз прошелся по пустынному атриуму. Вновь остановившись у бассейна, Гектор покрепче перехватил палку и сделал несколько пробных выпадов. Недовольно качнув головой, мужчина отложил свое импровизированное оружие в сторону и принялся разминаться. Разогревшись, он вновь взялся за шест и так увлекся тренировкой, что даже не услышал раздавшейся позади громкой поступи. Утыканные гвоздями солдатские сандалии выбивали из каменной мозаики звонкую дробь, впрочем, полностью заглушаемую стуком палки по полу и шумным дыханием упражняющегося бойца.

Скрестив на груди руки, генерал Вариус некоторое время наблюдал за подаренным распорядителем игр рабом, потом негромко спросил:

— И чем это ты занят?

Гектор стремительно развернулся, инстинктивно заняв оборонительную стойку. На лице генерала промелькнуло явное одобрение.

— Простите, господин, — опустив руки, заставил себя проговорить Гектор, все так же прямо глядя на Вариуса.

Неожиданно его словно молнией ударило. Гектор вспомнил, где видел это лицо! Всего однажды, через щель в окне трактира... только тогда этот высокий, могучий мужчина был не генералом, а приор-центурионом. Письмо жены покойного главы сената республики! Она была его любовницей, а Гектор спас ему жизнь, убив тех, кто хотел завладеть письмом ветреной красавицы. Правда, сам документ потом пропал при постройке Колизея, а вскоре умер и сам обманутый муж. Но тем ни менее, факт остается фактом: тогда Гектор спаси Вариусу жизнь. Их с любовницей ждало бы суровое позорное наказание, если бы письмо стало достоянием общественности.

— Я видел, как ты сражался на арене, — подал голос генерал.

— Я проиграл, — опустив голову, процедил сквозь зубы Гектор, и на его щеках заходили желваки.

— Ты победил четверых, а до этого — зверя, — не согласился Вариус. — Не каждый на такое способен. Почему ты тогда отбросил копье?

— Простите? — Гектор удивленно приподнял брови, не сразу сообразив, о чем спрашивает генерал.

— Когда сражался с тигром. Тор разорвал одного из троих бойцов, и пока он терзал его труп, второй попытался напасть на Тора сзади. Ты же, вместо того, чтобы помочь тому воину, бросил копье и побежал совсем в другую сторону... — Вариус выжидательно уставился на раба.

— Это было не копье! Гнилая палка с тупой и ржавой железякой на конце. Для тигра это "оружие" опасности не представляло, — отмахнулся Гектор.

— Не представляло опасности для тигра? А для кого же оно представляло опасность? — с легкой усмешкой спросил генерал.

— Для того несчастного глупца, который решился бы спасать свою жизнь с его помощью. Лучше не иметь никакой опоры, чем пытаться опереться на гнилье, — припомнил Гектор слышанные когда-то слова одного бродячего философа. — Я понял это сразу, и, как только представился шанс, воспользовался моментом, чтобы взять нормальное оружие. То, которым сражался вольноотпущеник.

-Да... неплохое копье. Ему купил его бывший хозяин, — кивнул Вариус. — Ты быстро оценил обстановку и принял единственное правильные в той ситуации решение. Хорошее качество, — и, не говоря больше ни слова, генерал скрылся в своей комнате.

Подождав немного, Гектор вновь вернулся к тренировке.

На следующий день главный раб отправил его на Бычий форум, где торговали мясом и скотом. Гектор ступил на огромную площадь, окруженную монументальной колоннадой. Тут и там пестрели ровные ряды разноцветных прилавков, палаток и навесов, защищавших торговцев и скот от знойных, несмотря на ранний час, лучей палящего летнего солнца. В центре площади возвышалась огромная статуя человеко-быка. Мощное бронзовое тело венчала бычья голова с большими рогами, ярко сиявшая в лучах солнца.

На форуме как всегда в этот час царила толчея. Люди толкались, пинались, прокладывая себе дорогу в толпе, пару раз Гектора попытались обчистить, но он предусмотрительно снял кошель с пояса туники, зажав его в кулаке. Вокруг стоял оглушительный многоголосый гомон. Люди кричали, ругались, смеялись, торговались, спорили, продавцы зазывали к себе покупателей, мычали коровы, ревели ослы, хрюкали свиньи, квохтали куры, блеяли овцы...

Гектор посторонился, уступая дорогу мужчине, ведущему под уздцы лошадь. И тут же его толкнул другой, сжимавший в обеих руках две связки живых кур. Пленницы отчаянно квохтали и хлопали крыльями, пытаясь обрести свободу, но тщетно — мужик крепко сжимал в руках их связанные ноги.

Запах стоял просто убийственный, но по сравнения с "ароматами" прачечной, для Гектора это было все равно, что запах амброзии.

Гектор свернул в мясные ряды и быстро нашел прилавки, где торговали своей добычей охотники. Кабаны, зайцы, косули, птицы... Сегодня ему поручили купить мясо оленя. Быстренько сторговав подходящий кусок, Гектор засунул протянутый продавцом сверток под мышку и, прикупив корзину перепелиных яиц у его соседа, начал пробиваться к выходу.

Наконец, рыночная толчея осталась позади, и Гектор вынырнул на улицу. Здесь народу тоже было достаточно, но хотя бы никто не наступал ему на пятки. Неожиданно толпа впереди заволновалась. Толкаясь и отпихивая друг друга с пути, люди начали быстро расступаться, освобождая проход по центру улицы. Гектор, было, решил, что они хотят дать дорогу паланкину патриция, но, заметив мелькнувшие впереди темные силуэты, тоже поспешно шагнул в сторону, стараясь прижаться к стене.

По центру улицы неспешно двигались три закутанные в черные одежды фигуры с выкрашенными в фиолетовое лицами, ступнями и кистями рук. Служители Хоруса. Сзади на голых черепах жрецов было вытатуировано по одному слепому глазу, символизировавшему взгляд повелителя мертвых. Они шли, низко опустив головы и сложив перед грудью руки, а толпа расступалась перед ними, чтобы вновь сомкнуться за их спинами. Гул голосов на мгновение испуганно замолкал, и казалось, что перед жрецами катилась волна тишины.

Поравнявшись с замершим у стены Гектором, служители бога мертвых вдруг остановились. Двое шедших позади продолжали стоять, безучастно глядя в землю перед собой, словно их мысли витали далеко от мира смертных, а возглавлявший процессию жрец повернул голову и впился взглядом в лицо Гектора.

По спине Гектора скользнул холодок, и он мгновенно вспомнил все не слишком приятные приметы, которые людская молва связывала со служителями бога мертвых.

Вытянув руку, хранитель прижал ладонь к груди Гектора. Толпа вздохнула, как единый организм, и люди поспешно прыснули в стороны от "проклятого".

— Убери руку, если не хочешь ее лишиться! — в звенящей тишине угрожающе процедил Гектор.

— Я передаю тебе дар Хоруса, несущий смерть! — низким, глубоким голосом вдруг проговорил жрец. — Придет время, и ты поможешь нашему богу!

С этими словами жрец резко опустил руку, и служители продолжили путь. Гектор онемел от неожиданности. В его памяти вдруг всплыло воспоминание: алтарь Сияющей, распахнутые двери храма...

"Ты принадлежишь другому богу", — сказал хранитель огня, но Гектор тогда не придал его слова никакого значения.

— Эй, постой! — встрепенувшись, воскликнул он и, переложив сверток с мясом под руку с корзинкой, бросился вдогонку за жрецами.

Видевшие произошедшее люди шарахались от него, как от прокаженного, но Гектор не обращал на это никакого внимания. Схватив служителя Хоруса за плечо, он резко развернул его к себе.

— Что ты имеешь в виду? Какой дар? Как помогу? Ты совсем спятил, старик?!

Встретившись со спокойным взглядом жреца, он осекся и невольно отпустил его плечо.

— Безумец — не тот, кто служит богу. Безумец, тот, кто считает, что может угрожать слуге божества, — холодно и с легкой угрозой в голосе произнес жрец. — Но не бойся, Хорус благоволит тебе. Его благоволение столь же велико, как и то дело, что суждено тебе выполнить, во имя и славу Его. Но не сейчас... Не сейчас. Еще есть время... Ты будешь побеждать, но за каждую победу придется заплатить кровью, и эта кровь вознесет тебя на высоты, о которых ты не смел даже мечтать. А взамен ты поможешь нашему владыке!

— Кровью? Чьей кровью? Моей?

— Тех, кто встанет за твоими плечами

— О чем ты? — Гектор отшатнулся, но затем вновь протянул руку, желая задержать отвернувшегося и продолжавшего свой путь жреца.

Протянул и опустил, наткнувшись на холодный, безжизненный взгляд на мгновение обернувшегося служителя Хоруса.

Неспешно шагающая процессия скрылась в толпе.

А через пару дней, возвращаясь домой с рынка, он вновь встретился с генералом. Вариус стоял перед воротами доминуса и держал под уздцы прекрасного боевого жеребца.

— ...стал вдруг хромать, — донесся до Гектора голос генерала, беседовавшего с сидевшим на каменной скамейке перед домом ординарием.

Вариус ласково огладил круп коня, качнувшего в ответ головой, словно тот понял, что речь идет о нем.

— Да, беда, господин, хорошая скотинка... — вздохнул Дариуса.

— Вы недавно перековали его? — спросил поравнявший с ними Гектор. Поставив на скамью принесенные с рынка корзины, он ласково потрепал коня по холке.

Старый раб аж задохнулся от такой наглости. Вскочив на ноги, он всплеснул руками, как курица крыльями и возмущенно заквохтал:

— Как ты смеешь обращаться к господину? Ты что о себе возомнил?!

Но Гектору было все равно. Он не мог не признать, что испытывает к генералу некоторое уважение, и за его победы, и за отношение к рабам, но никакого пиетета он не испытывал. Откровенно говоря, Гектор даже себе толком не мог объяснить, почему до сих пор не сбежал, его словно держала в этом доме какая-то сила. Какое-то неодолимое предчувствие, но оно было слишком неясным, и Гектор никак не мог разобраться в своих ощущениях.

— Да, перековал. А как ты узнал? — жестом успокоив старого слугу, спросил генерал.

Дариус, шумно фыркая, вновь уселся на лавку, бросая на Гектора недовольные взгляды. На морщинистом лице отразилось отчетливо разочарование, словно бы Гектор разом перечеркнул все возлагаемые на него старым рабом надежды. Но самого Гектора чувства старика ничуть не трогали, в конце концов, он ему ничем не обязан.

— Вижу. От того и хромает, нужно бы перековать.

— Ты и в этом разбираешься? — удивленно приподнял брови Вариус.

— Да. Работал у кузнеца.

— Так значит, ты ремесленник?

— Можно сказать и так,— уклончиво откликнулся Гектор.

— Почему же не указал этого, когда тебя продавали?

Гектор хмуро промолчал.

— Сумеешь перековать? — неожиданно спросил генерал.

Мгновение поколебавшись, Гектор кивнул.

— Дариус даст тебе инструменты, — кивком головы указав на старика, сказал генерал и скрылся в воротах дома.

Старый раб, что-то недовольно ворча под нос, с кряхтением поднялся с лавки и кивком головы поманил за собой Гектора.

— Идем, что ли...

Бережно ведя за собой в поводу коня генерала, Гектор последовал за рабом. Они обогнули доминус и приблизились к притулившейся в конце квартала кузнице.

— Она тоже принадлежит господину генералу, и эти две лавки тоже, — с гордостью, как будто это было его имущество, объявил старый раб и обвел взмахом руки соседние здания.

В кузнице крутился костлявый раб. Он был до того худ, что одетый на нем ошейник свободно болтался на его шее, подпрыгивая при каждом шаге, так что на коже чуть выше ключиц синели непроходящие синяки.

В углу кузницы на пуке соломы дрых паренек-подмастерье.

— Поди прочь, — бросил недокузнецу Гектор и пинком ноги разбудил паренька. — А ну раздувай горн!

* * *

После той встречи Гектор был уверен, что генерал оставит его работать в кузнице, но, к его удивлению, следующим утром старик Дариус передал ему совсем иное поручение.

— А, мой мальчик, иди сюда! — увидев появившегося в конце коридора Гектора, призывно замахал ему рукой отдыхавший в атриуме ординарий. Когда бывший убийца перековал любимого коня генерала, Дариус сменил гнев на милость, забыв о непозволительной дерзости своего молодого протеже.

Физиономия старого раба сияла, как маленькое, изрядно сморщившееся и побитое жизнью, но все равно яркое солнце. Это немедленно навело Гектора на самые мрачные мысли. Несмотря на все благорасположение, которое питал к нему Дариус, он был для Гектора самым настоящим начальством. А когда начальник радуется, — у подчиненных болят головы и спины... Это в лучшем случае. В худшем, — болит то, что пониже спины.

— Господин дал тебе новое задание! — плохое предчувствие взяло большую ржавую пилу, легким щелчком проверило остроту устрашающих зубьев, а затем осторожно, даже с некоторой нежностью, провела ею по натянутым нервом Гектора, словно смычком по гигантской скрипке.

— Нужно что-то купить?

Слабая надежда на благополучный исход была немедленно развеяна старым ординарием.

— Нет, нет! — Дариус замахал рукой, будто отгоняя от носа надоедливую муху и, наклонившись вперед, таинственно повторил: — Совсем другое!

Гектор нахмурился. Предчувствие утроило свои усилия, наигрывая нетто среднее между военным маршем и похоронным плачем.

— Что я должен сделать?

— Во владении господина находится несколько инсул. У него был человек, который собирал плату с жильцов, но он заболел, и ты временно его заменишь.

— То есть, я должен просто обойти все комнаты и собрать с жильцов деньги? — приподнял брови Гектор. Предчувствие словно взбесилось, недвусмысленно указывая на необходимость приложить все усилия, чтобы отказаться от этого задания. Вот только такой возможности у Гектора нынче не было. Оставалось только терпеть и надеяться, что все обойдется.

— Не думай, что это так уж просто, — погрозил ему пальцем Дариус. — Поверь, они сделают все, чтобы не платить. Не слушай и не верь, они тебе такого наговорят, лишь бы разжалобить! Вот список жильцов и их долги... раз уж ты умеешь читать, — старик протянул ему небольшой свиток. — Как управишься, возвращайся. Имей в виду, ты должен принести все до гроша! — он снова погрозил Гектору пальцем. — Хоть в лепешку разбейся, а заставь их заплатить. Если кто откажется — гони на улицу. Ты понял? Ну, думаю, трудностей у тебя не будет, — и Дариус хитро хихикнул. — Да, и... вот, — нагнувшись, он поднял лежавшую у бортика бассейна дубину. — Держи.

Гектор взял предложенное "оружие" и удивленно повертел его в руках, вопросительно приподняв брови. Обитая железными полосами дубина легла в руку приятной тяжестью. Она была небольшой, но, в случае необходимости, могла доставить немало неприятностей тем, кто решит с ней поспорить.

— Тебя могут попытаться ограбить, все ж таки сумма будет изрядная... — пояснил старый раб.

Гектор кивнул и засунул дубинку за пояс.

На первом этаже инсулы располагалась лавка специй. Едва Гектор переступил порог, в нос шибанул острый аромат причудливой смеси приправ. На просторном прилавке теснились терракотовые мисочки, амфоры, баночки и мешочки с самыми разнообразными специями из всех уголков республики.

— Чем могу служить? — любезно поинтересовался стоявший за прилавком мужчина в коричневой тунике, с любопытством взглянув на посетителя.

То, что на шее Гектора поблескивал ошейник раба, его ничуть не смутило — рабы часто ходили за покупками для своих господ, и чем чище и приличнее был одет раб, и чем высокомернее была его рожа, значит, тем богаче и знатнее был его господин. Гектор был одет прилично, но его хмурое волевое лицо было не типичным для тех, кого хозяева обычно посылали в лавки. Скорее уж он походил на гладиатора, и именно это несоответствие привычному для взгляда лавочника образу раба и вызвало его любопытство.

— Меня послали за арендной платой, — безразлично проговорил Гектор и, шагнув к прилавку, протянул лавочнику свиток.

Торговец вмиг поскучнел. Взглянув на висевшую на поясе Гектора дубину и его хмурое лицо, он нехотя взял из его рук свиток. Впившись взглядом в темную строчку на верху списка, он придирчиво изучил написанное и с явной неохотой полез под прилавок.

— Семьдесят пять серебряных монет, — выложив деньги на стол, недовольно буркнул лавочник.

Гектор присвистнул. На такие деньги можно было купить половину хорошего коня. В смысле, арнаузсский скакун-трехлетка стоил около ста сорока-ста шестидесяти серебряных, и был по карману не такому уж и большому количеству жителей Илиона. Конских же туш в мясных рядах на семьдесят серебряных можно было купить около десятка, если бы конечно какому-нибудь не слишком трезвому патрицию взбрела в голову блажь кормить своих рабов покупной кониной.

Жилье в столице республики во все времена стоило недешево. Гектор часто менял берлоги, выбирая укромные уголки подальше от оживленных улиц, и платил за них гроши. Аренда же в новом районе за крепостными стенами стоила дорого.

Ссыпав монеты в мешочек, Гектор вышел из лавки. Вход на верхние этажи находился с обратной стороны инсулы. Распахнув рассохшуюся от жары дверь, он оказался в коротком полутемном коридоре, упиравшимся в конце в узенькую деревянную лестнице, скрипучими пролетами поднимавшуюся на верхние этажи.

Когда Гектор приблизился к ней, его овеяла волна привычной вони, и он поморщился, скорее спеша подняться на второй этаж. Запах исходил из большой глиняной емкости, куда жильцы сливали по утрам мочу из ночных горшков. Гектор знал, что совсем скоро сюда прибудет парочка общественных рабов, которым предстоит слить эту "драгоценную" жидкость, а потом доставить ее в прачечную или красильню.

Гектор быстро взбежал на следующий этаж. Облупившиеся стены лестничного пролета были испещрены рисунками и надписями. Взгляд Гектора скользнул по картинке, изображавшей двух сражающихся гладиаторов. Судя по сети и трезубцу, неумело намалеванному детской рукой, один был ретиарием, а второй секутором или фракийцем. Большая часть прочих надписей была либо ругательствами, либо предложениями интимных встреч. Какая-то Лаурида предлагала свои услуги всего за пять медяков. Должно быть, она была стара или уродлива. А может, просто опустилась уже на такое дно, ниже которого падать было уже некуда.

Вообще, ремонт и поддержание инсулы в порядке входил в обязанности хозяина здания, но Вариус, совсем недавно получивший ее в качестве награды за очередную победу, похоже, не слишком интересовался этим своим новым приобретением.

Но на втором этаже картина разительно переменилась — обшарпанные стены сменились свежей побелкой, большая двустворчатая дверь была тщательно отполирована, так что казалось, что дерево сияет в свете двух висевших по бокам от нее фонарей. На втором этаже располагалось привилегированное жилище. Пять больших комнат целиком находились во владении снявшего их зажиточного торговца, надеявшегося подороже продать свой товар в столице.

Гектор постучал. Послышались шаркающие шаги, и ему открыл раб в набедренной повязке. Ошейника на нем не было, зато его лоб украшало клеймо с инициалами владельца. Это говорило о том, что он уже родился рабом, а значит, не имел даже права стать освобожденным. По закону получить свободу могли лишь те, кто изначально обладал ею с рождения. И если у таких рабов рождался ребенок, он все равно оставался в собственности хозяина даже после того, как его родители выкупали или выслуживали свободу. Но, как ни странно, потомственных рабов было не так много относительно общего числа невольников Илиона. Некоторые патриции пытались разводить рабов, как скот, но в силу различных причин как правило терпели неудачу. Да и такие рабы были дороже — ведь пока они вырастали, их хозяину приходилось тратиться на их содержание, и выручка с продажи должна была покрыть эти расходы. Поэтому куда проще было купить рабов-военнопленных, массово поставлявшихся в республику из Келона, или должников. Конечно, такие рабы были менее покорны, чем выросшие в неволе, но эта проблема обычно легко решалась кнутом.

— Я пришел за арендной платой, — объявил Гектор, протягивая рабу свиток.

Но тот заснул руки за спину и покачал головой, а потом вдруг резко захлопнул перед его носом дверь. Но, не успел Гектор толком разозлиться, как дверь снова открылась, и на пороге появился писец в светло-серой тунике. Профессия наложила на него свои отпечатки — его пальцы были перепачканы не сходящими синими пятнами, а глаза подслеповато щурились несмотря на относительно молодой возраст.

— Чем могу помочь? — он придирчиво оглядел Гектора с ног до головы, на мгновение остановив взгляд на его ошейнике.

За его спиной виднелась большая нарядная гостиная. По центру стоял массивный мраморный стол, на нем — бронзовая статуэтка оскалившего пасть льва, ярко поблескивавшая в лившемся сквозь большое окно свете.

— Я пришел за арендной платой, — повторил Гарник, протягивая жильцу свиток.

Писец быстро развернул его и пробежался взглядом по тексту, потом снова посмотрел на Гектора.

— Но на вашем ошейнике сказано, что вы принадлежите Назике Кальву, распорядителю городских игр.

— Видимо, моему хозяину было недосуг его перековать, — безразлично ответил Гектор и подбородком указал на свиток в руках псица. — Вы же не думаете, что беглый раб смог бы украсть это? Так что лучше плати поскорее, мне недосуг тут с тобой трепаться, — его ладонь опустилась на рукоять дубинки.

Этот жест не укрылся от взгляда писца, и тот для виду еще несколько мгновений поизучал свиток, после чего протянул Гектору заранее приготовленный мешочек с монетами. Если лавочник платил за свои апартаменты лишь "половину коня", то арендовавшему второй этаж торговцу приходилось раскошеливаться на целого.

Забрав деньги, Гектор вновь ступил на лестницу. Чем выше он поднимался, тем беднее и меньше становились комнаты, и тем больше народу ютилось на одной лестничной площадке. В воздухе появился отчетливый запах горелой пищи, пота и нечистот. Пару раз Гектору приходилось пробираться в "лесу" из развешенного на лестничных клетках белья. В случае пожара эти деревянные кондоминиумы-инсулы становились настоящей огненной ловушкой. И если обитатели двух нижних этажей еще могли рассчитывать выбраться из горящего дома через окна, то у тех, кто ютился на верхних, не было почти ни шанса.

Гектор толкнул очередную дверь и оказался в маленькой полутемной комнатенке. Скудная, убогая обстановка навевала на мысли о крайней нищете, но пол был чисто выметен, а крохотное окно без стекла под самым потолком завешено линялой, но аккуратно заштопанной шторкой.

Выкрашенные темно кирпичной краской стены так же блистали следами недавней уборки. На двух вбитых меж кирпичей гвоздях висели полотняный мешочек с припасами и мужская туника. Небольшой грубый стол был чисто выскоблен, а на двух кособоких стульях лежали сплетенные из тряпичных полосок круги. В углу стоял низкий широкий сундук для одежды, поверх которого был брошен худой матрас, застеленный небеленой серой простыней. На нем с младенцем на руках сидела бледная темноволосая женщина. Когда Гектор вошел, она как раз кормила ребенка грудью. Увидев его, она вздрогнула и стыдливо прикрылась туникой, оторвав младенца от груди. Тот немедленно начал плакать, протестуя против такого обращения.

— Моего мужа нет дома! — невольно поднявшись, испуганно прошептала она, со страхом глядя на замершего на пороге мужчину.

— Я пришел за арендной платой, — Гектор показал ей свиток.

— Я не умею читать, — покачала головой женщина, баюкая орущего младенца.

— Зато я умею, неси деньги! — грубо буркнул Гектор, чувствуя растущее в душе раздражение. Он злился не конкретно на эту женщину, а на паршивую работу, которую ему поручил генерал. С каждой минутой она нравилась Гектору все меньше и меньше. Ему хотелось плюнуть на все и убраться поскорее из этого душного, тесного здания, обители бедняков, но ему нужно было обойти еще два этажа. Почти в каждой комнате его встречали слезы и мольбы, и чем выше он поднимался и чем беднее и меньше становились комнатенки, тем отчаянии они звучали. Бедняки вели себя так, будто он пришел не за арендной платой, а за их душами.

— Но... у меня ничего нет! Муж вернется с заработков только завтра! Я умоляю вас, добрый господин! — из глаз женщины брызнули слезы. — Ради моего малыша! — он вытянула руки с орущим младенцем.

Гектор заскрежетал зубами. Давно уже он не чувствовал себя так паршиво. Если ему угрожали — а пара обитателей этой клоаки рискнула пойти на этот опрометчивый шаг — то все было легко и понятно. А это...

Да, Гектор был убийцей, но определенные правила он соблюдал. Он никогда не убивал женщин и детей, сколько бы ему за это ни предлагали. А обирать эти семьи, балансировавшие на пороге полной нищеты, было равносильно тому, что обречь их на смерть.

— Быть может... быть может господин пожелает другой способ оплаты... — опустив голову, прошептала непослушным языком женщина. Она осторожно уложила замолчавшего, наконец, малыша, на сундук и, глотая слезы, дрожащим руками стянула с себя тунику, обнажив костлявое от вечного недоедания тело с маленькой впалой грудью.

Гектор попятился и, нашарив позади себя дверь, выскочил в коридор. Изнемогая от вони, задыхаясь от жары — на верхних этажах окна заменяли узкие щели, и днем, под палящими лучами солнца инсула превращалась в каменную печь — он стремительно сбежал вниз по лестнице и выскочил на улицу. Прислонившись к стене, Гектор с трудом перевел дух, глотая раскрытым ртом относительно свежий воздух улицы. Слабый ветерок приятно овевал его лицо, время от времени принося с собой ароматы специй из лавки за углом.

Развязав мешок, Гектор быстро пересчитал деньги. Он собрал лишь половину нужной суммы, притом, что обошел уже почти всю инсулу. Какого демона! Он неожиданно разозлился. Почему он вообще должен жалеть этих людей?! Но Гектор прекрасно знал ответ на этот вопрос. Потому что, как и ему самому, им пришлось в этой жизни несладко. Эти люди хлебнули изрядно горя, и, что хуже всего, у них не было никакого шанса вырваться из этой клоаки...

Глава 5. Освобожденный

Чтобы отнять чью-то жизнь, а точнее превратить это в профессию, нужно было обладать особым складом характера. И речь идет не о том, чтобы убить вооруженного противника, противостоящего тебе на поле боя, а заколоть пекаря или патриция в собственной постели. Отбирая жизни, Гектор не испытывал ни жалости, ни угрызений совести. Он знал — те, чью жизнь прерывает его кинжал, заслужили это. За смерть простого и честного человека никто не будет платить столь больших денег, как те, что требовал за свои услуги он.

Но то, что он был вынужден делать сейчас...Отбирать последние деньги, лишать матерей возможности накормить голодных детей... Совесть, казалось бы, давно умершая в душе закоренелого убийцы, вновь подняла голову вцепляясь ядовитыми клыками в его душу.

— Может, проще будет их всех перебить? — отчаянно размышлял испытывающий совершенно непривычные и крайне неприятные ощущения Гектор. — И им хорошо — мучиться не будут, и мне спокойно...

О том, чтобы вернуться в эту клоаку, не могло быть и речи. Одна только мысль о том, чтобы вновь нырнуть в этот наполненный вонью и страданием человеческий муравейник вызывала у Гектора тошнотворное отвращение. Но Вариус будет ждать денег...

Гектор задумчиво постучал пальцами по подбородку и, тряхнув головой, решительно зашагал прочь от инсулы. Немного поплутав по узеньким улочкам, он вышел к примостившемуся на перекрестке двух переулков дождевому колодцу. Сбросив вниз ведро, которым местные жители обычно черпали воду, Гектор проверил крепость привязанной к барабану веревки и начал спускаться в темноту. С громким плеском приземлившись на дне колодца, он несколько мгновений постоял, пока его глаза привыкли к полумраку. Вода едва доходила ему до бедер, было сыро и пахло плесенью. В какой-то степени Гектору даже было приятно хоть ненадолго убраться с пропитанной жарким солнцем улицы. Наклонившись, он начал шарить руками в темной воде, и вскоре ухватился за сброшенный им во время побега мешок.

Выбравшись из колодца, Гектор выбрал небольшую тенистую улицу и распотрошил содержимое мешка. Размокшую провизию он вышвырнул, одежду разложил сушиться на спинке скамейки. Достав ларец с деньгами, он быстро их пересчитал. У него была нужная Вариусу сумма и даже больше, намного больше. Гектор задумался.

За ним никто не следил, более того, если бы он собрал в инсуле всю арендную плату, то вполне мог бы сбежать и весьма долго скрываться на эти деньги. И тем ни менее, Вариус доверил ему это дело. Почему? Старый Дариус сказал, что генерал испытывает его, но для чего? Чего генерал от него хочет?..

Да, Гектор мог бы сбежать и даже без проблем покинул бы город. Но он бы так и остался рабом — осужденные за убийства не могли выкупить свою свободу. Конечно, он мог бы воспользоваться фальшивыми метриками, но они годились лишь для того, чтобы одурачивать трактирщиков. Гектор никогда не задумывался о будущем, но вполне понимал, что не хочет быть наемным убийцей до самой смерти. Не такой жизни он жаждал.

Отчего-то Гектору казалось, что если он сумеет правильно разыграть доставшуюся ему карту, он сможет выиграть куда больше, чем если просто сбежит. Недаром боги снова столкнули его с Гаем Вариусом. Чем, как ни судьбой было то, что Гектор тогда спас ему жизнь? Быть может, теперь настала очередь генерала сыграть свою роль в судьбе самого Гектора...

И он решительно отсыпал из ларца в мешок недостающую сумму так и не собранных в инсуле долгов. Немного подумав, Гектор вытащил из вороха вещей небольшой полотняный мешок и положил в него горсть монет, решив на всякий случай припрятать их где-нибудь в доме. Кто знает, когда ему пригодятся деньги?

Спрятав монеты за пазухой, Гектор увязал подсохшую одежду и остатки денег обратно в узел. Спрятав его в одном из своих тайников, он медленно зашагал к дому.

Неожиданно до его ушей донесся гулкий шум, как будто от приливной волны. Повернув голову, он увидел возвышавшийся над домами Колизей. Очередные игры... а он и не заметил, как быстро пролетело время. Подчиняясь внезапному порыву, Гектор свернул в соседний переулок и вскоре вышел на площадь перед Колизеем. Травли уже закончились, и сейчас было как раз время общественных казней. Влившись в цепочку тянувшихся к Колизею прохожих, Гектор нырнул под арку из белоснежного травертина. Стоявшие возле входа рабы разбивали толпу валивших внутрь людей на отельные ручейки и направляли их в различные сектора амфитеатра. Поднявшись по каменной лестнице, Гектор оказался на трибунах. По ушам тут же ударил бешеный рев толпы.

Усевшись на каменную скамью, он посмотрел на арену. Двое рабов в стеганых "доспехах" как раз выталкивали на арену темнокожего мужчину в набедренной повязке, почти полностью скрытой под объемистым брюхом. Его ноги то и дело подгибались, и он обвисал на руках удерживавших его рабов. Заскрипела поднимаемая решетка, и на арену вышел лев. Швырнув приговоренного на песок, рабы начали обходить льва с двух сторон, беря его в клещи. В руках они сжимали длинные тонкие копья-стрекала. Лев остановился, переводя взгляд с одного раба на другого и словно не замечая распластавшуюся на земле жертву. Один из рабов неожиданно выбросил вперед руку с копьем и кольнул заднюю лапу льва. Зверь взрыкнул и отскочил в сторону, повернувшись к нападающему, и в ту же секунду его уколол в зад второй раб. Лев снова обиженно зарычал и неохотно зашагал к приговоренному. Могучие мускулы волнами перекатывались под золотистой шкурой, и его жертва не могла оторвать от него глаз.

Лев шел вперед медленно, словно ему не нравилось то, что предстоит сделать, хотя его и не кормили с самого утра. А, быть может, животное просто приболело и его раздражали громкие крики толпы.

Неожиданно приговоренный встрепенулся и со всех ног бросился бежать к ограждавшей арену сетке. Лев, вопреки ожиданиям отозвавшейся разочарованным вздохом толпы, присел, а потом зевнул и вовсе улегся на песок.

— Будь ты проклят, проклятый ростовщик! Пусть Хорус заберет твою черную душу! — вскочив на ноги, исступленно орал сосед Гектора. — Из-за тебя моего сына продали в рабство!.. Жри его! Жри!..

Рабы на арене переглянулись, и один из них снова кольнул непокорного зверя в круп. Лев огрызнулся и резким ударом лапы переломил копье, но раб не растерялся — в своей пропитанной солью "каменной" броне он чувствовал себя неуязвимым — и наотмашь ударил льва обломком копья, а второй раб тут же снова кольнул зарычавшего зверя.

Лев отскочил и, переведя взгляд на почти добравшегося до сетки раба, неспешно потрусил к нему. Отчаяние придало беглецу сил, и он в мгновение ока взобрался на сетку. Но на этом его удача закончилась. По верху защитного ограждения тянулся круглый костяной валик, который непрерывно вращался благодаря усилиям нескольких специальных рабов. Эта штука удерживала заключенных получше любых пик — из-за того, что валик все время вращался, не было никакой возможности за него ухватиться — рука просто соскальзывала и все.

Лев, добравшись, наконец, до своей не в меру прыткой жертвы, сел прямо под ним и, задрав голову, немигающим взглядом уставился на скулившего от ужаса ростовщика.

Над трибунами пронеслась волна смеха. Жертва не могла перебраться через сетку, но и прыгать в пасть льва тоже не собиралась. Осознав, что этак дело может затянуться, командовавший казнями надсмотрщик отрывисто взмахнул рукой, подавая сигнал стоявшим в нишах арены лучникам. Взвизгнули стрелы. Одна, вторая, третья... Лучники намеренно целились в конечности, чтобы не убить приговоренного, а лишь сбросить с сетки. Так и случилось. Получив стрелу в бедро, плечо и руку, ростовщик вскрикнул от боли и повалился на песок. Лев наклонил голову и лениво понюхал истекавшую кровью жертву, а потом... просто лег рядом.

Дааа, кому-то влетит, что выпустили на казнь больного зверя. Лицо надсмотрщика перекосилось от гнева, и он снова взмахнул рукой, на этот раз указывая на льва. Сразу две стрелы впились в бок зверя. Лев вскочил на ноги, зарычав от боли, и попытался вырвать зубами причинявшие муку занозы, но мощные челюсти перекусили древки, а наконечники так и остались в его теле. Боль помутила разум льва, и он бросился на лежавшего у его лап приговоренного, в мгновение ока разодрав мощными когтями грудь. Челюсти льва сомкнулись, дробя лицевые кости ростовщика. Несчастный лишился носа и левой глазницы, но он был еще жив. Над ареной неслись дикие крики...

Впрочем, Гектор давно уже не смотрел на окровавленный песок, его взгляд шарил по забранным решетками камерам, в которых сидели, ожидая своей участи, другие приговоренные. Им повезло чуточку больше, как в свое время и самому Гектору — приговор суда звучал не "съедение животными", а травля, что означало, что с утра они получили возможность защитить свою жизнь с оружием в руках. А после обеда им предстояло сразиться за нее уже с людьми...

За другими арками толпились надсмотрщики и прочий обслуживавший представление люд. Наконец, взгляд Гектора отыскал того, кого он надеялся увидеть, и мужчина быстро поднялся с каменной скамьи. Спустившись с трибун, он протолкался сквозь толпу к небольшой арке с бронзовой статуей Юпитера. Повернувшись лицом к стене так, что людское море осталось за его спиной, Гектор снял с пояса приготовленный для Вариуса мешок и вытащил из-за пазухи узел с монетами. Надсмотрщики были народ жадный, да и стоило учесть риск, на который они шли, занимаясь незаконной торговлей рабов...

Прикинув все это, Гектор увязал в полотняный мешок примерно четверть от приготовленной для Вариуса суммы. Немного поколебавшись, он сыпанул туда еще горсть монет и спрятал кожаный мешок с деньгами генерала за пазуху. Снова взвесив в руке мешок, предназначенный на оплату, Гектор удовлетворенно кивнул и, вынырнув из ниши, локтями проложил себе путь к служебному коридору.

Перед ним стоял, привалившись спиной к стене, дюжий надсмотрщик с дубиной на поясе.

— Куда?! — отклеившись от стены, угрожающе рявкнул он, преградив Гектору дорогу.

— Мне нужен надсмотрщик Гримель, — еще тогда, готовясь выйти на арену, Гектор краем уха услышал имя надсмотрщика, которому был поручен, и сейчас был рад, что тогда запомнил его.

— Не знаю такого! — хмуро буркнул громила, поигрывая дубиной.

— Он наблюдает за ареной. Позови его или дай пройти! — меж пальцев Гектора засверкала серебряная монета.

Привратник нервно сглотнул и, отерев мигом вспотевший лоб, опасливо покосился на текшую по коридорам Колизея толпу, но никто не обращал на них внимания.

— Проходи! — наконец, выдохнул он и, выхватив монетку из пальцев Гектора, быстро затолкал его в дверь за своей спиной.

Миновав пару коридоров, Гектор схватил за руку пробегавшего мимо раба в набедренной повязке и повторил свое желание видеть надсмотрщика Гримеля, но раб, как и охранник, такого не знал. Поплутав по служебным коридорам Колизея еще с четверть часа, он, наконец, смог найти того, кто мог ему помочь.

За пару медяков один из рабов отвел Гарника в тесную комнатушку с усыпанным соломой полом и пообещал привести Гримеля. Вокруг отчетливо пахло зверинцем, должно быть, в поисках надсмотрщика Гектор забрел в ту часть комплекса, где держали животных. Правда, он не знал, кто мог поместиться в столь тесной клетушке.

Через добрых пол часа ожидания Гектор понял, что раб его просто-напросто обманул и снова принялся за поиски. Наконец, он попал в ту часть Колизея, где держали купленных на невольничьем рынке рабов. Из-за поворота коридора вывернул дюжий надсмотрщик, тащивший за веревку троих понуривших головы мужчин. Увидев Гектора, он резко замер, оторопело глядя на него.

— Ты как сбежал?! — изумленно выдохнул громила и потянулся к висевшей на поясе дубине.

Гектор нахмурился, а потом до него вдруг дошло — ведь у него на шее до сих пор красуется ошейник "собственность распорядителя игр". Удивление надсмотрщика сразу стало понятным — какой-то раб, вместо того, чтобы сидеть себе в камере и ждать своей очереди на смерть, спокойно бродит по коридорам, да еще и вооружившись дубинкой.

— Не сто?ит, приятель! — подняв руку, угрожающе процедил Гектор.

Наткнувшись на его ледяной, свирепый взгляд, надсмотрщик резко остановился, будто натолкнувшись на невидимую стену. Возражать Гектору было все равно, что спорить с голодным львом: последнее слово все равно останется за ним. И надсмотрщик трусливо поджал хвост, пасуя пред преградившим ему дорогу хищником.

— Мне нужен Гримель! Позови его или, если не хочешь, мне придется звать лекаря!

— Зачем? — захлопал глазами туповатый надсмотрщик.

— Чтоб тот констатировал смерть одного идиота, который препирается тут со мной вместо того чтобы исполнить простейшее поручение!

На этот раз до него дошло. Надсмотрщик сглотнул и, судорожно кивнув, бросился прочь, позабыв про оставленных рабов. Впрочем, те и не думали бежать, продолжая стоять там, где он их оставил, бессмысленно глядя в землю перед собой.

Пару минут спустя надсмотрщик вернулся в компании здоровенного детины в серой тунике. Гримель окинул Гектора цепким взглядом, и на его лице отразилось узнавание.

— Опять ты? Тебя ж вроде отдали генералу...

Имя Вариуса было хорошо известно везде, даже на задворках Колизея.

— Я пришел от его имени, чтобы выкупить рабыню.

— Нда? — Гримель цинично сощурился. — Тогда чего ж ты меня кликал? Я рабами не торгую.

Гектор закусил губу. Все верно. Если бы его и вправду официально отрядили для покупки рабов, он бы со специальной бумагой обратился к одному из писцов.

Взгляд надсмотрщика упал на мешочек в руке Гектора.

— Ладно, поговорим, — решил он и, поманив Гектора рукой, скрылся в одной из подсобных комнат.

Они оказались в царстве метел, грабель и ящиков для песка. Усевшись на один из них, Гримель похлопал рукой по ящику напротив.

— Ну так и зачем ты тут? На самом деле? — наклонившись вперед, с нажимом спросил надсмотрщик, не сводя глаз с приятно позвякивавшего, увесистого мешочка.

— Ты — единственный кого я здесь знаю, — негромко проговорил Гектор, опускаясь на ящик с песком. — Поэтому я к тебе и обратился...

— Это я уже понял, — хохотнув, кивнул надсмотрщик. — Так зачем ты меня искал, раб?

Гектор нахмурился. Заметив его реакцию, Гримель развел руками.

— А ты что хотел? Как мне тебя величать, господином?

— Я — Гектор!

— Ну так зачем же ты здесь, Гектор? — с насмешкой превосходства снова спросил надсмотрщик.

Гектор вдруг резко метнулся вперед и стиснул рукой его шею. Ощутив, как стальные пальцы сжались вокруг его горла, Гримель захрипел и, вытаращив глаза, попытался вырваться, но не тут-то было.

— Послушай, ты, боров, у тебя есть шанс немного разжиться деньгами, но если ты будешь меня злить, я сверну твою жирную шею! — зло процедил Гектор и отпустил горло надсмотрщика.

Гримель шарахнулся назад, врезался головой в стену, ойкнул, прикусил язык и возмущенно засопел, потирая шею, однако в его взгляде появилось то, чего не было раньше — уважение. Дав ему время прийти в себя, Гектор спокойно проговорил:

— Когда я был здесь, я видел рабыню, Алексию, она тоже сражалась на арене. Очень красивая девушка с золотыми волосами и татуировкой на внутренней стороне левой руки. Ты знаешь, что с ней?

— Аааа! Перегринка! — мгновенно смекнув, о ком идет речь, звонко причмокнул губами Гримель. — Ну, положим, знаю, а тебе-то что?

— Она... жива? — затаив дыхание, быстро спроси Гектор.

— А как же! Жива — живехонька! Уложила кучу народа! Ее сам Назика Кальв себе забрать хотел, ну, девка-то видная, — он хохотнул. — Да только кто-то пустил слух, что у нее там, ну, ты понимаешь, все ядовитое. И, вроде как, кто позариться, у того член, того, и отвалится. Она ж перегринка, кто его знает, что у них там за болячки бродят...

Гектор усмехнулся. Ага, как же, "кто-то распустил". Небось, она сама и распустила, что б не трогали. Илион был островным государством, отрезанным от материка Ладенийским морем, и здесь исторически не любили иностранцев, пренебрежительно называя их "перегринами". Ну и слухи о них ходили самые разнообразные, некоторые так и вовсе поражали своей нелепостью. Так что, пущенный Алексией слушок никого особенно не удивил. Подумаешь, и не такое слыхивали! А проверять его правдивость никто особенно не стремился, да и зачем, когда вокруг полно "нормальных" баб.

— Она сражается не на каждых играх, ее для особенных случаев берегут. Ну, когда ожидается присутствие кого-нибудь из верхушки, — надсмотрщик махнул рукой над своей макушкой и снова причмокнул, с явным сожалением покачав головой. — Все ж девка видная...

— Я хочу ее купить, — твердо сказал Гектор. Он и сам не знал, зачем ему это и что он будет с ней делать, ежели ему удастся ее выручить, но отчего-то не мог поступить иначе.

— Скажешь тоже! — фыркнул Гримель, но его глаза жадно заблестели, а взгляд снова упал на мешок. — Я не продаю рабов, я всего лишь надсмотрщик...

— Но ты же можешь ее тайно вывести, скажем, через черный вход, — наклонившись вперед, вкрадчиво проговорил Гектор.

— Ну... — Гримель задумчиво почесал подбородок. На его лице отчетливо отражалась борьба жадности и страха за свою шкуру. — А сколько дашь?

— Десять золотых в серебре и меде, — не колеблясь, предложил Гектор, намеренно назвав лишь половину приготовленной суммы.

— Не пойдет, — категорично покачал головой надсмотрщик и с хитрющим выражением лица, словно проворачивал гениальную аферу, ткнул пальцем в мешок в руках Гектора. — Я возьму все, — в голосе Гриммеля так и звенело превосходство, надсмотрщик явно считал, что обвел своего собеседника вокруг пальца.

Впрочем, Гектор только этого и ждал.

— А не жирно ли будет? — напустив на себя раздосадованный вид, тоскливо протянул он.

— Ты девку хочешь или нет? — крохотные поросячьи глазки надсмотрщика жадно заблестели, и он даже хрюкнул от удовольствия. Облизав от нетерпения толстые мясистые губы, Гриммель судорожно сжал пальцы, словно уже ощущал в них заветный мешок.

Гектор тяжко вздохнул и, несколько мгновение помедлив, будто никак не мог заставить себя расстаться с деньгами, решительно сунул ему в руки звякнувший мешок. Пускай ощутит его вес, что б наверняка не передумал.

— И этого еще мало, это я так, навстречу тебе иду! — сунув нос в мешок, с деланным недовольством проворчал Гримель. Но, судя по его показавшейся из мешка роже, явно остался довольным его содержимым. — Через два часа у западных служебных ворот.

— Отлично, тогда и деньги получишь, — кивнул Гектор и, ловко выхватив мешок из рук надсмотрщика, поднялся с ящика. — А теперь будь-ка любезен, проводи меня к выходу.

— Половину вперед!.. — вскочив на ноги, взволнованно потребовал Гриммель.

Гектор на мгновение отодвинул в сторону все эмоции. Голова стала привычно пустой, а душа замерла, словно большой кусок чистейшего льда с вершины Тенгерийских гор. Когда то он придумал это упражнения, обучаясь лицедейскому мастерству у пожилого актера-трагика, и с тех пор нередко использовал это умение в подобных ситуациях.

Гектор правда и сам не понимал, почему его взгляд в подобном состоянии так пугает людей, но заметив раз подобное, с удовольствием пользовался найденным преимуществом. Мальчишка вор, когда-то пытавшийся стащить у него кошелек, пойманный за руку и обмочивший себе тунику при встрече взглядами, невнятно пытался говорить о причинах подобного, утверждая что сквозь глаза Гектора в таком состоянии словно сам Хорус выглядывает. Но Гектор не стал его слушать. В конце концов, ради оправдания своей трусости, тот мог придумать еще и не такое.

Впрочем, Хорус там или не Хорус, а о действии своего взгляда Гектор был прекрасно осведомлен. Вот и сейчас. Надсмотрщик осекся, икнул, шумно испустил газы и побледнел, после чего, недовольно сопя, попятился вглубь помещения. И лишь отдалившись от Гектора на порядочное расстояние, вялым взмахом руки поманил его за собой.

Так как его сопровождал один из надсмотрщиков, никто из встречных служителей их не остановил, и вскоре Гектор опять оказался на жаркой пыльной улице.

У него было всего два час, а нужно было сделать еще очень много. Прежде всего, он снова сходил к тайнику и полностью опустошил ларец, досыпав в кожаный мешок предназначенные для Вариуса деньги, а оставшиеся сложил в заткнутый среди вещей большой кошелек.

Ноги сами принесли Гектора к знакомой двери. Постучав особым образом, он услышал звук отодвигаемого засова. Но это открылось лишь узенькое окошко.

— Открывай, Пимидиус, это я.

Человек по ту сторону двери подслеповато сощурился, а, узнав Гектора, радостно заулыбался и открыл дверь.

— Аааа, Гектор! С чем пожаловал?

Пригнувшись, Гектор вошел в низкую комнату. Стол, заваленный бумагами, батарея чернильниц и кистей. Через всю комнату были протянуты веревки, на которых подсыхали готовые документы. В воздухе стоял резкий запах чернил и горячего сургуча.

— Мне нужна метрика.

— А как же те пять, что я для тебя сделал?.. — прищурившись, поинтересовался хозяин этого фальшивого царства.

— Женская, — коротко пояснил Гектор.

— Вон оно как! Хм, хм, хм... Зачем, спрашивать не буду. Говори, может, подберу что подходящее, а нет, так сделаем, зачем же дело-то встало.

Гектор быстро сообщил бывшему писцу необходимые данные.

Порывшись среди бумаг, хозяин дома предложил ему на выбор три отличные метрики по сходной цене.

— Тебе, как постоянному покупателю, скидочка, конечно, — хитро прищурился писец.

Гектор придирчиво оглядел бумаги. Все они были высшего класса, хотя официальной проверки, конечно же, бы не прошли.(3)

— Я возьму эту, — наконец, решил Гектор, возвращая писцу две другие бумаги.

Он заплатил затребованную сумму, и писец вписал в метрику выбранное им имя. Обмотавшись прихваченной из тайника дешевой тогой так, что бы не был виден его рабский ошейник, Гектор вышел из дома фальшивщика и зашагал к трактиру неподалеку от дома генерала. Он частенько проходил мимо него, когда ходил на рынок.

Гектор знал, что им владеет немолодая семейная пара. Внутри было чистенько и без изысков. Простые деревянные столики, посыпанный свежей стружкой пол. Контингент тоже был соответствующий — мелкие лавочники, ремесленники и отпущенники, в карманах которых бренчала звонкая монета, позволявшая им перекусить в перерыв в трактире, а не перебиваться где-нибудь всухомятку.

— Я хочу снять комнату.

— Надолго, господин? — любезно поинтересовался стоявший за стойкой хозяин заведения. Рядом разливала по кружкам пиво его пухленькая жена.

— Не знаю, пока на месяц. Но не для себя, а для своей жены. Она немая и очень стесняется этого...

— Женщины, — понимающе ухмыльнулся трактирщик, стрельнув взглядом в сторону жены.

— Вот ее метрика, я заплачу вперед, а часика через пол приведу ее саму. Вы ее не беспокойте, пожалуйста. Как она спустится, подавайте дежурное блюдо, или если там днем или вечером за столик сядет. Очень уж она из-за своего недостатка переживает... — говоря все это, Гектор выкладывал на прилавок одну монету за другой.

С каждым новым серебряным кругляшкам улыбка на губах трактирщика становилась все шире, а голова кивала чуть чаще.

— Конечно, добрый господин, не изволите беспокоить! Я найду для вашей жены лучшую комнату!

Забрав монеты, он переписал информацию из метрики в конторскую книгу и даже проводил Гектора до дверей, непрестанно сыпля щедрыми обещаниями.

Идя к Колизею, Гектор завернул в небольшую лавку, торговавшую женской одеждой. Стоявшая за прилавком рабыня глянула на него из-за большого веера и поинтересовалась, чем может помочь уважаемому господину.

Прикинув на глаз размер Алексии, Гектор выбрал недорогую неприметную тунику из крашеного светло-голубого льна, нитку бирюзовых бус и темно-синюю па?ллу. Выйти на улицу в одной тунике без палла могли позволить себе только проститутки, впрочем, они часто урезали и длину туник. Хотя их-то как раз и так легко можно было узнать на улицах — по закону проститутки должны были красить волосы синькой.

Свернув покупки в узел, он спрятал среди них кошелек, чтобы не раззадоривать аппетит Гримеля, и заспешил к Колизею. Выбранный надсмотрщиком для встречи вход затерялся в маленьком кривом переулки. Белоснежная стена исполинского здания заросла плющом, частично скрыв за собой дверь. Едва Гектор успел перевести дух после быстрой пробежки — он боялся опоздать — как дверь распахнулась, и наружу опасливо выглянул Гримель.

— Ааа, ты здесь, — увидев Гектора, облегченно пробормотал он. — Гони монеты.

Из-за спины надсмотрщика неслись какие-то странные звуки, похожие на сдавленное мычание и неясный шорох.

— Где девушка? — нахмурился Гектор.

— Да здесь, здесь, не переживай ты так, — отмахнулся Гримель и, на мгновение скрывшись в коридоре, вытолкал на улицу свою пленницу.

Руки Алексии были крепко связаны за спиной, на голове был надет мешок и, судя по доносившемуся из-под него протестующему мычанию, заткнут рот. Она была одета все в ту же гладиаторскую одежду — тонкая серая туника, подчеркивавшая каждый изгиб ее тела и обнажавшая длинные стройные ноги, и сандалии с вьющимися до колен ремнями. Гриммель не обманул — это тело Гектор узнал бы из тысячи, даже несмотря на то, что видел ее всего так недолго.

Гектор молча протянул надсмотрщику положенную плату. Склонив голову на бок, Гримель придирчиво взвесил его в руке. Для верности он развязал мешок и заглянул внутрь. Довольно хмыкнув, надсмотрщик вновь поглядел на Гектора и без особой надежды спросил:

— Подбавить бы?

Гектор нахмурился и, отбросив в сторону складку тоги, опустил руку на дубину.

— Да ладно тебе, и пошутить нельзя, — хмыкнул Гримель, впрочем, ничуть не расстроившись его отказу — он и так изрядно наварился на чужой собственности. — Ладно, бывай парень! Удачи тебе и не попадай сюда больше!

Не дожидаясь ответа Гектора, он захлопнул дверь у него перед носом, заскрежетал задвигаемый засов.

Положив узел с вещами на землю, Гектор протянул руку, намереваясь снять с головы Алексии мешок, и болезненно вскрикнул — девушка, притихшая на время торговли, мгновенно ожила и со всей силы врезала Гектору ногой по лодыжке.

— Да ты что, совсем очумела что ли?! — с досадой воскликнул он, потирая ушибленную ногу, и рывком сдернул с ее головы мешок.

Золотистые волосы растрепались, упав на лицо, и Алексия фыркнула, пытаясь сдуть непослушные локоны. Ее рот и впрямь был заткнут не слишком чистым куском тряпки и перевязан грубой веревкой. Девушка на мгновение замерла, силясь понять, где раньше видела Гектора. Внезапно в ее глазах мелькнуло узнавание, и она что-то горячо замычала, яростно сверкая глазами.

Схватив девушку за плечи, Гектор не слишком любезно развернул ее к себе спиной и, настороженно поглядывая по сторонам — не появится ли в узком проулке случайный зевака — развязал удерживавшую кляп веревку.

— Развяжи меня сейчас же! — с сильным акцентом гневно прошипела она на языке республики.

— Дай слово, что не будешь кусаться! — потребовал Гектор, пытаясь согнать с губ непрошенную улыбку.

Кожа пленницы была нежной и, несмотря на долгие месяцы плена, от ее волос слегка пахло орехом.

Алексия аж задохнулась от возмущения.

— Пообещай, а то не развяжу! — осторожно держа ее за руки чуть повыше пут, попросил Гектор.

— Обещаю, — презрительно процедила она сквозь зубы.

— Что? — переспросил Гектор, делая вид, что не расслышал.

Алексия гневно прошипела какое-то ругательство на своем языке и с ненавистью повторила:

— Обещаю!

— И лягаться и брыкаться тоже, — продолжал беззлобно подтрунивать Гектор.

— Обещаю, — кипя от ярости, процедила Алексия, и Гектор ощутил, как напряглось ее тело.

— Ну вот, так-то лучше. А то ведешь себя как дикарка, а еще дочь барона!

Алексия застыла.

— Откуда ты знаешь?.. — совсем другим голосом спросила она. Ярость исчезла, будто впитавшись в песок, и в ее тихом шепоте промелькнул какой-то совсем детский испуг. Нет, не испуг, обреченность загнанного в ловушку зверька.

— Видел твою табличку. Нас продали на одном рынке, — ответил Гектор, развязывая ее руки.

Алексия развернулась, потирая запястья. На нежной девичьей коже отчетливо отпечатались следы от грубой веревки.

— Ну, я смотрю, ты быстро поправил свое положение, — взмахом подбородка указав на его тогу, буркнула Алексия, и ее голос обрел прежнюю независимую твердость.

Гектор молча отодвинул край темной ткани, демонстрируя ошейник раба.

— Хм... — Алексия мгновение помолчала, не сводя взгляда с железного кольца, потом твердо взглянула в глаза мужчины: — Кто ты такой? Я видела тебя на арене.

— Меня зовут Гектор, а большего тебе знать пока не обязательно. Надень, — подняв с земли узел, он протянул ей темно-синюю паллу.

Нахмурив лоб, девушка повертела в руках шаль, потом вновь посмотрела на Гарника.

— Я не знаю, как это одевать. Там, откуда я родом, носят совсем другую одежду.

Гектор забрал из рук девушки паллу и, шагнув вперед, так, что оказался почти вплотную к ней, забросил шаль ей на плечи, перебросив левый конец через руку, а правый, обернув вокруг тела, через левое же плечо. Все это время Алексия стояла неподвижно, стоически снося все его прикосновения, однако по окаменевшему лицу благородно рожденной было видно, что ей вовсе не нравится, когда ее лапают всякие.

— Нужно замаскировать ошейник, — пояснил Гектор.

— Имей в виду, я ядовита! Тронешь меня, и пиписька отвалится! — предостерегающе предупредила Алексия, и шею Гектора обожгло ее горячее дыхание.

Гектор хмыкнул и, отступив на шаг, критически окинул взглядом дело рук своих. Конечно, палла лежала далеко не так изящно, как надо, но ему никогда прежде и не доводилось одевать женщину.

— Ага, как же, отвалится, — добродушно хмыкнул он. Но, увидев, как изменилось лицо Алексии, поспешно добавил, поднимая перед собой руки: — Да не бойся ты, не трону я тебя. "Пиписька"... — он снова хмыкнул. — А ты уверена, что из благородных?

Алексия оскорбленно вскинула голову и отвернулась.

— Как тебя звать-то вообще?

— Алесана Келенская, — неохотно откликнулась девушка.

— А-ле-са-на, — по слогам повторил Гектор, смакуя звуки чуждого языка. — Я буду звать тебя Алексия, не возражаешь?

Она безразлично пожала плечами, с тоскою глядя на белую стену Колизея, но, когда ее взгляд обратился на Гектора, он обрел прежнюю твердость:

— Почему ты меня спас? Ты ведь спас меня, да?

До них время от времени долетали крики взбудораженной толпы из Колизея, но они казались каким-то отдаленным неясным фоном, как гул прибоя.

Гектор мгновение помедлил с ответом, а потом честно произнес:

— Не знаю...

Девушка удивленно вскинула брови.

— Как это не знаешь? Вон какую кучу золота этому чурбану отвалил...

— Там в основном серебро и медь, — механически поправил Гектор.

Повисла тишина, нарушаемая лишь далекими криками из Колизея.

— Ладно, ну и что дальше, герой? — нарушив неловкое молчание, спросила Алексия, и ее голос смягчился.

Гектор подозрительно взглянул на Алексию, но на ее лице не было и тени насмешки.

— Снимем с тебя ошейник, пошли.

Выбравшись из затерявшегося в тени Колизея проулка, они оказались на запруженной народом площади. Гектор протянул назад руку и сжал в ладони тонкие пальчики Алексии. Щеки девушки гневно вспыхнули, и она с протестующим криком вырвала ладонь из ее руки.

— Тебе лучше не отставать, если не хочешь потеряться, — обернувшись, пояснил свой "маневр" Гектор.

— Не бойся, не потеряюсь! — вскинув подбородок, с вызовом бросила девушка, и ее глаза свернули.

Смерив ее взглядом, Гектор покачал головой и нырнул в толпу.

— Так кто ты все-таки такой? — спустя некоторое время, видимо понадобившееся ей, чтобы отойти от столь внезапной перемены в ее судьбе, спросила девушка. Чтобы Гектор услышал ее, Алексии пришлось встать на цыпочки и говорить ему почти в самое ухо.

— Неважно, — отмахнулся Гектор.

— Как я могу принять помощь от того, кого не знаю?

— Ты уже ее приняла, — заметил Гектор, ныряя в знакомый проулок.

— Хорошо, скажу иначе. Зачем мне оставаться с тем, кто не говорит, что от меня хочет?

— У тебя нет выбора, — просто сказал Гектор, сворачивая к расположившейся в конце проулка кузне.

Алексия фыркнула, но все же спорить не стала. Заказ был деликатный, и абы к кому обращаться было нельзя, но в это кузне работал проверенный мастер.

Выслушав просьбу, он вытер руки о фартук и указал Алексии на трехногую табуретку. Порывшись на верстаке, кузнец вытащил клещи и шагнул к девушке. Увидев зажатый в руках кузнеца инструмент, Алексия шарахнулась в сторону, прижавшись спиной к стене.

— Нет-нет-нет-нет, он ко мне не притронется этим! — девушка в ужасе прижала ладонь к ошейнику, опасаясь, что здоровенный детина снимет не только ошейник, но и ее голову.

Кузнец закатил глаза и шумно фыркнул, выражая свое неудовольствие чересчур нервным поведением клиентки.

— Дай сюда, — Гектор отобрал у него инструмент и поглядел на Алексию. — Слушай, ты хочешь избавиться от этой штуки или нет? — он ткнул пальцем в свой ошейник.

Алексия закусила губу и кивнула, не отрывая настороженного взгляда от зажатых в руках кузнеца клещей.

— Тогда сядь и не дергайся! — грубовато приказал Гектор и одним движением перекусил тонкий ошейник. Его собственные оковы были куда толще, и чтобы их снять, без молотка и зубила было не обойтись.

Ощутив прикосновение металла к коже, девушка вздрогнула, а потом удивленно посмотрела на зажатое в руках Гектора разомкнутое кольцо.

— И все? — она по-детски наивно взглянула на Гектора.

— Все. Держи, переоденься, — он протянул ей светло-голубую тунику.

Девушка взяла ее и с сомнением посмотрела на тонкую льняную ткань.

— А как же ты?

— В смысле? — приподнял брови Гектор.

— Твой ошейник...

— Он пока побудет на мне, — разведя руками, шутливо ответил мужчина. — Переодевайся, я подожду тебя здесь.

Алексия скрылась в подсобке, а Гектор расплатился с кузнецом.

Вскоре девушка вернулась. Туника сидела на ней, как влитая, подчеркивая тонкую талию и высокую грудь, а длинная юбка сосредотачивала внимание на стройных ногах. На этот раз Алексия сумела сама завернуться в паллу, и получилось у нее это куда лучше, чем у Гектора. Что ж, немудрено — хоть она была и не из Илиона, ругалась, как сапожник и сражалась, как воин, Алексия все-таки оставалась женщиной. Длинные волосы она подобрала в высокую прическу по местной моде, оставив лишь один непокорный локон, и укрыла под паллой.

— Идем, — окинув девушку взглядом, позвал ее Гектор и, кивнув кузнецу, быстро вышел на улицу.

Алексия зашагала рядом, с любопытством вертя головой по сторонам.

— Ты знаешь, если бы я не попала сюда против своей воли, я бы вполне могла полюбоваться этим городом. Здесь очень красиво. Дома, улицы... здесь все такое... другое.

Они как раз проходили возле высокой мраморной статуи богини Витры на площади Согласия.

— Угу, — рассеянно кивнул Гектор, сворачивая в переулок.

Алексия с любопытством вертела головой по сторонам, и отражавшееся на ее лице почти детское удивление невольно вызывало на губах Гектора улыбку.

— Фонтаны на улицах... у нас такого нет. И таких высоких домов. Как люди не боятся, что они рухнут?

— У них нет выбора, жилье в Илионе стоит дорого. Слушай и запоминай. Я снял тебе комнату в трактире. Для всех ты — моя жена... — увидев в глазах Алексии всплеск возмущения, он быстро добавил, не давая себя перебить: — Не волнуйся, это только для виду. То, что ты знаешь наш язык — это хорошо, но акцент сразу же выдает в тебе перегринку...

— Кого?

— Иностранку.

— Видишь, я не так уж и хорошо знаю твой язык.

— Кстати, откуда ты его вообще знаешь?

— Я — дочь барона, — пожала плечами девушка.

— В общем, для всех ты — моя жена и немая...

— Немая? Интересно... — она хмыкнула.

— Я заплатил за комнату и стол за месяц вперед. Держи, здесь деньги на всякий случай, — взяв Алексию за руку, Гектор вложил ей в ладонь кошелек с оставшимися после уплаты по всем счетам деньгами.

Девушка с недоверчивым удивлением взвесила в руке увесистый мешочек.

— Ты ведь совсем не знаешь меня... — не глядя на Гектора, с какой-то странной досадой проговорила Алексия. — Почему ты мне помогаешь? — она вскинула на него тоскливый взгляд.

Гектор нахмурился. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. К счастью, от необходимости что-то отвечать его избавила сама Алексия.

— А ты не боишься, что я возьму эти деньги и сбегу?

— Не боюсь, ты перегринка и не знакома с обычаями Илиона, тебя поймают еще до заката, а ты даже не можешь себе вообразить, как у нас поступают с беглыми рабами.

— Очень даже могу, — буркнула девушка и замолчала.

Вскоре они добрались до трактира. Остановившись перед дверью, Гектор повернулся к Алексии.

— Мы поговорим об этом позже. А пока запомни: ты — моя немая жена.

— А кто мы? Ну, если кто-то станет спрашивать? Торговцы там или... — взволнованно зачастила девушка, но Гектор перебил ее нетерпеливым жестом.

— Ты же немая, помнишь? Никто не станет тебя ни о чем спрашивать. Я приду, когда смогу. Как я уже сказал, за комнату и стол заплачено за месяц вперед, так что ни о чем не волнуйся. Да, кстати, вот твоя метрика. Вряд ли она пригодится, но держи при себе.

Алексия быстро кивнула и спрятала скатанный в трубку пергамент в складках паллы. В последний раз окинув девушку критическим взглядом и убедившись, что все в порядке, Гектор толкнул дверь трактира и вошел внутрь.

Стоявший за стойкой трактирщик тепло их поприветствовал.

— Познакомьтесь, моя жена Алексия Юния Синцетин. Вы уж позаботьтесь о ней, пожалуйста!

Гектор и в самом деле дал ей свою фамилию, она же была вписана фальшивщиком и в метрику, ниже имени, которое девушка якобы носила в девичестве.

— Не извольте волноваться, добрый господин! — расплывшись в улыбке, усердно закивал трактирщик, вспоминая об отсыпанной Гектором горке монет. — Мы уж приглядим за вашей красавицей!

Повернувшись к Алексии, Гектор натянул на губы улыбку любящего супруга, впрочем, это было не так уж и сложно.

— Береги себя, дорогая, я навещу тебя, когда вернусь в город, — не сумев сдержать искушения, он наклонился вперед и прижался губами к щеке девушки.

Вообще-то, Гектор хотел поцеловать ее в губы (в конце — концов, супруг он ей или нет?), но Алексия проворно повернула голову, подставив щеку. К счастью, ей хватило ума не шарахаться и безропотно стерпеть ласку "мужа", но в ее взгляде, обращенном на Гектора, кипело негодование. Если бы взглядом можно было испепелить, ее "муж" тут же превратился бы в серую кучку пыли

Но в ответ на немой упрек Гектор лишь беззлобно ухмыльнулся и подмигнул Алексии. Щеки девушки вспыхнули гневным румянцем, и ее ответная улыбка больше походила на оскал волчцы, чем на проявление нежности любящей жены

— Я вернусь, как смогу, — посерьезнев, пообещал Гектор

Попрощавшись с добродушным трактирщиком и его женой, Гектор вышел. Избавившись от тоги, он стремительно зашагал к дому генерала. Старик Дариус обнаружился во внутреннем саду. Старый раб неторопливо бродил по дорожкам, подбирая лепестки и упавшие листья. Увидев Гранка, он тепло улыбнулся и приветственно кивнул.

— Господин ждет тебя в кабинете.

Гектор молча поблагодарил его жестом и вернулся в дом. Вариус сидел за письменным столом, просматривая отчеты по легиону. Увидев обрисовавшегося на пороге Гектора, он призывно махнул ему рукой и вновь углубился в бумаги.

Гектор покорно замер перед столом, ожидая, когда генерал вновь обратит на него внимание. Дочитав запрос одного из центурионов, который он как раз изучал, когда Гектор вошел в кабинет, Вариус написал в конце свой вердикт и отложил документ в сторону.

Гектор со звоном опустил на стол тяжелый мешок с монетами и отступил назад.

— Вот, арендная плата.

Генерал потянулся через широкую столешницу и слегка приподнял приятно звякнувший мешок, прикидывая его вес.

— Здесь все? — генерал внимательно взглянул в глаза своего раба.

— Да, арендная плата из лавки и всех апартаментов, — твердо выдержав его взгляд, спокойно ответил Гектор.

— Хм... — Вариус задумчиво сложил пальцы домиком и прижал их к губам. — Ты задержался.

— Было нелегко заставить заплатить всех, — пожав плечам, равнодушно ответил Гектор. Ложь далась ему легко. В конце концов, он не преступил интересов генерала, а даже наоборот отдал ему собственные деньги, лишь бы только не возвращаться в ту проклятую клоаку, которую лишь по ошибке называли человеческим жильем.

— Я догадываюсь... — все так же странно-задумчиво гладя на Гектора, медленно проговорил генерал. — Ведь обычно мои посланцы приносят куда меньше. Хорошо, если удается заставить заплатить хотя бы треть...

Лицо Гектора окаменело. Кажется, он перехитрил самого себя. Ну откуда ж он мог знать, тем более что старый Дариус сказал, чтобы он не возвращался без всей суммы?!

— Откуда ты взял эти деньги, Гектор? — пристально глядя на замершего мужчину, спросил Вариус. Его голос звучал не громко, но была в нем какая-то стальная властность, не повиноваться которой было невозможно. Это был голос командира, привыкшего отдавать приказы, и привыкшего, что им беспрекословно повинуются.

Гектор открыл, было, рот, чтобы снова солгать, но потом неожиданно для самого себя передумал.

— Они мои, — глядя прямо в глаза генералу, твердо сказал Гектор правду.

— Твои? — повторил Вариус, но по его непроницаемому лицу было совершенно непонятно, какое на него произвел впечатление ответ раба.

— У меня были кое-какие сбережения... до того, как меня схватили.

— Почему ты принес их мне? Ты мог просто сказать, что не смог собрать нужную сумму, и это была бы правда.

— Я привык доводить до конца порученное мне дело, — бессознательно сжав кулаки, отрывисто отчеканил Гектор.

Генерал одобрительно кивнул, и на его лице промелькнуло уважение. Он мгновение помолчал и рассеянно переложил лежавшие перед ним свитки.

— Тебя приговорили к арене за убийство. Кажется, ты убил какого-то писца... — как бы между прочим поинтересовался он, делая вид, что всецело поглощен перебиранием бумаг.

На щеках Гектор заходили желваки.

— Я невиновен, вигилы схватили меня у трупа. Но клянусь Юпитером, этого человека убил не я!

Как всегда при воспоминании о произошедшем, в сердце Гектора поднялся буря негодования. Попасться так глупо, на чужом трупе! Как это вообще могло произойти?! И дернул его Хорус сунуться в тот вонючий переулок как раз тогда, когда в него направлялись вигилы! Ха! А ведь он думал там от них укрыться!..

— Но у тебя были при себе поддельные метрики и оружие, — поднял, наконец, на него взгляд Вариус. — И, кстати говоря, ты отлично им владеешь, что ты великолепно продемонстрировал на арене.

— Я не убивал того человека! — заскрежетав зубами, упрямо повторил Гектор, не глядя на генерала.

Вариус хмыкнул.

— Положим, того и не убивал. Вот только не пытайся меня убедить, что ты невинный агнец. Добропорядочные граждане не шляются по ночам по улицам с оружием и поддельными документами... — немного помолчав, он вдруг неожиданно спросил: — Почему ты не сбежал с деньгами?

— Боялся, что поймают! — сощурив глаза, с вызовом бросил Гектор.

— Это не правда, — глядя ему в глаза, спокойно сказал генерал.

— Откуда вам знать? — с горечью спросил Гектор.

— Дариус мне все рассказал. Ты хотел бежать той ночью и уже почти сбежал, но все же остался. Не ушел и теперь, имеючи такие деньги, почему?

Гектор вздрогнул, расширившимися глазами уставившись на генерала.

— Так вы знали?.. — прошептал он, не веря своим ушам.

Вариус кивнул, не отрывая взгляда от его глаз.

— И почему не наказали? — невольно вырвалось у Гектора.

— А почему ты не сбежал? — вопросом на вопрос ответил генерал.

— Не знаю... — сумрачно буркнул Гектор и отвел взгляд.

— Нет, знаешь! — с нажимом проговорил Вариус, неожиданно стукнув кулаком по столу. — Я все о тебе знаю, Гектор Кассий Синцетин!

Гектор резко вскинул голову, пораженно уставившись на генерала. Он не был бы удивлен больше, даже если бы Вариус завил, что он — это сам Хорус.

— Все верно, я все о тебе знаю, — кивнув, повторил генерал. — Я навел о тебе справки. У меня много знакомых, и не только среди законопослушных граждан. Ты весьма известен в определенных кругах. Неуловимый наемный убийца, не убивающий женщин и детей, сколько бы ему ни предлагали заплатить за мешающую родню. Смерть Навия Флавиуса на твоей совести, ведь так? Я не буду спрашивать тебя, кто тебе заплатил и сколько, в конце концов, этот Флавиус был не лучше того ростовщика, которого казнили сегодня на арене...

Лицо Гектора едва заметно дрогнуло. Неужели Вариус следил за ним? Но тогда он знает и об Алексии... Однако уже следующая фраза генерала убедили его в том, что предыдущие слова генерала были не более чем совпадением:

— Отправив тебя собирать арендную плату, я колебался между двумя возможными исходами: что ты либо вернешься с полупустым мешком, как все, или с полными. Только вот я думал, что в этом случае ты выбьешь деньги из жильцов...

— А как же третий вариант? Что я сбегу? Не думали? — с горькой иронией спросил Гектор.

— Нет, — глядя ему в глаза, без колебаний ответил Вариус. — У тебя уже была такая возможность, но ты ею не воспользовался. И я еще раз спрашиваю тебя: почему?

— Я уже сказал, что не знаю! — раздосадовано рявкнул Гектор, чувствуя вскипевший в душе гнев.

— Нет, знаешь! — упершись ладонями о стол и подавшись всем телом вперед, с нажимом произнес генерал. — Тебе надоело довольствоваться тем, что ты имеешь. Наемный убийца, серая тень в ночи, без цели, без места в жизни. Не говори мне, что ты никогда не хотел ничего большего...

— Это все, что я умею, — угрюмо буркнул Гектор, чувствуя себя неуютно под взглядом горящих уверенностью глаз генерала.

— Так послужи своей стране, делая то, что лучше всего умеешь!

— Стране? — вскинулся Гектор. — А где была моя страна, когда мою семью продали в рабство?! Мне было тогда семь лет! Всего семь лет! Мой отец умер в каменоломне, а братьев и сестер разлучили и обрекли на рабский труд!.. — он замолчал, тяжело дыша, и горящими глазами уставился на Вариуса.

— Я знаю о твоей трагедии, — негромко напомнил Вариус после непродолжительного молчания. — Я могу помочь тебе их найти.

— Что?.. — только и сумел выдохнуть Гектор.

— Это вполне в моей власти... конечно, если ты согласишься послужить республике, — многозначительно добавил генерал.

Гектор закусил губу и с тоской посмотрел на носки сандалий.

— Ты мог уйти, но не ушел, потому что в глубине души понимал: если бы ты сбежал, тебе так до конца жизни пришлось бы бегать. Я помогу отыскать твою семью, а взамен ты послужишь мне. Я горжусь тем, что мои люди служат не из страха, а за совесть, — и Вариус без перехода вдруг спросил: — Ну так что ты решил?

Гектор закусил губу, все так же невидяще уставившись в пол.

— Ты же понимаешь, что единственный шанс для осужденного за убийство избавиться от ошейника раба — это пожизненная служба в армии? — с нажимом добавил генерал.

— И чем это хуже рабства? — вскинув, наконец, на него взгляд, с тоскою спросил Гектор. Уж кем-кем, а солдатом он себя никогда не представлял, это точно.

— Ты будешь служить своей стране, делая то, что прекрасно умеешь — убивать. Быть может, однажды ты станешь командиром, и сенат дарует тебе прощение за заслуги. Такое было...

— Раз или два, — скрестив на груди руки, фыркнул Гектор. — Все равно не понимаю, с чего вам мне доверять.

— Ты доказал, что тебя есть за что уважать. Ты умеешь исполнять приказы... даже если они тебе не по душе. И, что более важно, ты подходишь к исполнению приказов с умом. Ты не идешь напролом, как баран, ты думаешь и выбираешь самый по-твоему оптимальный путь. Это редкое и очень важное качество для командира, Гектор. Ты далеко пойдешь, можешь мне поверить.

— Какие у меня есть гарантии, что вы выполните свою часть сделки?

— Мое слово. Как я доверюсь твоему, — глядя ему в глаза, со спокойной уверенность проговорил генерал.

Гектор с иронией усмехнулся.

— Как будто у меня будет выбор, пока моя семья в ваших руках!

— Когда я наводил о тебе справки, по моему приказу подняли отчеты со старых торгов. Я знаю, куда продали твоих братьев и сестер. Даю слово, что сегодня же разошлю гонцов к их хозяевам, и уже к концу недели буду знать их судьбу, а до конца месяца они будут на вилле твоей матери.

— Я хочу, чтобы вы отправляли ей мое жалование... — глухо проговорил Гектор, борясь с обуревавшими его чувствами. Горечь, досада, тоска, гнев... целый водоворот эмоций, грозившийся утащить его на дно. Гектор задыхался и никак не мог успокоиться. Он столько лет потратил на поиски семьи, а генералу было достаточно пары дней, чтобы найти их!...

— Я позабочусь, что бы они ни в чем не нуждались, — серьезно кивнул Вариус. — Я всегда забочусь о тех, кто мне верен. В этом успех моего легиона. Мои люди, не страшась, идут ради меня на смерть, потому что знают, что я не оставлю ни их, ни их семьи. Слепая преданность порою оказывается куда важнее звонкой монеты. А вот наши соседи по материку предпочитают воевать руками наемников... неважно, что-то я отвлекся, — Вариус потер пальцами переносицу. — Так ты согласен?

Гектор набрал полную грудь воздуха и быстро кивнул, будто бросаясь в омут головой.

— Хорошо. Тогда давай снимем с тебя этот ошейник.

Глава 6. Слуга республики

Завернув за угол и увидев впереди приземистое здание трактира, притаившееся меж двух обступивших его инсул, Гектор вдруг понял, что невольно замедляет шаг. Сердце отбивало нервный ритм, ладони взмокли, как у мальчишки. Гектор нахмурился и, остановившись, попытался взять себя в руки. Трактир был всего в трех шагах, но он никак не мог заставить себя их сделать. Гектор всегда старался быть честным с собой — нет ничего хуже и глупее, чем обманывать самого себя — а потому, немного покопавших в обуревавших его чувствах, он вынужден был признаться, что просто боится туда зайти. Умом он понимал, что у Алексии просто не было другого выбора, кроме как принять его помощь. Она была перегринка, в добавок рабыня-беглянка. И все-таки Гектор не мог побороть иррациональный страх, что он сейчас зайдет в трактир, а хозяин скажет ему, что Алексия ушла.

— Да что я в самом деле?!.. — с досадой буркнул Гектор под нос и, тряхнув головой, решительно зашагал к трактиру.

Его ладонь опустилась на ручку двери, и Гектор вдруг понял, что задержал дыхание. Резко выдохнув, он решительно толкнул дверь и вошел в трактир. Народ как раз только начал собираться к обеду, и зал был полупустым. На мгновение остановившись перед дверями, Гектор обвел взглядом немногочисленных посетителей. Не увидев Алексии, он приблизился к стойке.

— Чем могу помочь, солдат? — рассеянно спросил трактирщик, доливая из глиняной амфоры воду в стоявший на стойке кувшин.

— Я ищу свою жену, Алексию Юнию Синцетин.

Трактирщик удивленно вскинул на Гектора взгляд и несколько секунд вглядывался в его лицо. Наконец, в его глазах промелькнуло узнавание, и губы трактирщика расплылись в улыбке.

— Аааа, господин Синцетин! — поставив амфору на пол, трактирщик отер руки о висевшее на плече полотенце и повернулся к Гектору. — А я и не признал вас в форме...

Гектор угрюмо усмехнулся. Он и сам себя не узнавал. Отныне весь остаток, вполне возможно, недолгой жизни ему предстояло носить красную тунику, серые штаны до колен, кожаный панцирь, обшитый металлическими пластинами, длинные наручи, высокие поножи до колен и подбитые гвоздями сандалии из плотных кожаных полос. С плеч ниспадал короткий красный плащ, а на голове сверкал начищенный шлем. Меч и щит остались в оружейной — носить их в городе солдатам было запрещено. На груди Гектора, на металлических пластинках панциря, красовалась серая голова оскалившего клыки волка — эмблема его нового легиона.

Вариус сдержал свое слово, и уже на следующий день Гектор держал в руках табличку с адресами своих братьев и сестер. Старший, которого продали на плантацию, умер пять лет назад, а две сестры были прислугой на отдаленных виллах. Младший же брат Гектора работал у мелкого лавочника в небольшом городке в трехстах лигах от Илиона.

Легат выполнил свое обещание и, не прошло и недели, как Гектор уже мог обнять свою семью. Мать плакала от радости, не в силах наглядеться на любимых детей, а Гектор никак не мог избавиться от странного чувства неловкости и непонимания, выслушивая благодарности своих родных. Он сделал то, что мог и был должен, и многочисленные благословения и славословия, — зачем они?

На следующий день состоялся повторный суд, пересмотревший дело Гектора со вполне ожидаемым приговором — пожизненная служба в армии. Назначение было заранее известно — "Х Железный легион".

Легион состоял из трех когорт, каждая из которых включала в себя турму конницы и две манипулы пехоты. В каждую манипулу входили пять центурий, в свою очередь состоявшие из десяти декурий по десять бойцов каждая. Таким образом легион состоял из трех тысяч пехотинцев и полутора тысяч всадников кавалерии. Помимо этого легион постоянно сопровождали дополнительные части, обслуживавшие осадные орудия, походные баллисты и прочие нужды легиона. К ним относились военные кузнецы, медники, лекари, строители и прочая обслуга.

Гектора определили в одну из декурий свежее набранной центурии — победа над Келонскими мятежниками далась "Железному легиону" нелегко. Уже дома старик ординарий с гордостью сообщил ему, что когда-то этой самой центурией командовал сам легат Вариус, в ней же он и начал свою военную карьеру простым солдатом. Старый раб усмотрел в этом знак, показывавший, как высоко легат оценил таланты Гектора, сам же свежеиспеченный воин считал, что это не более чем совпадение.

Как бы там ни было, в означенный день Гектор в новенькой форме солдата прошествовал следом за легатом на городской форум, где Вариус своею рукой внес его имя в цензорские списки, таким образом сделав полноправным гражданином республики... хоть Гектор, пожизненно облаченный в красный солдатский плащ, никогда и не сможет в полной мере оценить все преимущества этого звания.

— Предыдущий хозяин даровал мне освобождение в завещании... — глухо проговорил воин, глядя как легат выводит чернилами его имя на огромном свитке пергамента. В его горле вдруг встал комок, и он замолчал.

— Должно быть, у него не было денег, чтобы внести тебя в цензорские списки, — заметил Вариус, выписывая последнюю букву.

Освобождение по завещанию делало бывшего раба вольноотпущенником, а значит, фактически, не давало ему никаких прав. Чтобы стать гражданином, бывший раб должен был не только заплатить немалую пошлину, но еще и предоставить суду множество документов (на жилье, рекомендация от работодателя, соседей и прочее), которые бы подтвердили, что он достоин стать полноправным гражданином великой республики, способным принести своей родине пользу.

Так Гектор получил свободу и одновременно ее лишился. Пожизненная служба в армии с туманной перспективой продвинуться по карьерной лестнице и заслужить помилование...

— Ваша жена наверху. Последняя комната в конце коридора, левая дверь, — любезно пояснил трактирщик, вырывая Гектора из плена воспоминаний.

Почувствовав какое то иррациональное облегчение, — ну что ему эта девушка, единственная что ли? Свет на ней клином сошелся? — он поблагодарил трактирщика и поспешил на второй этаж.

Дверь распахнулась после первого же стука. Взглянув на радостно улыбнувшуюся ему девушку, Гектор внезапно понял то, от чего так старательно пытался отвернуться все это время. Да, единственная. Да, сошелся клином. И этот Хорусов, или, скорее все же Венерин, клин, намертво засел в его сердце!

— Гектор! Наконец, — то! — радость и облегчение, так и светившиеся в глазах Алексии после его прихода были приятны. Да что себе врать, — очень приятны!

Неожиданно Гектор поймал себя на мысли, что был бы не против, если бы слова трактирщика о ожидающей его жене были бы правдой, а не очередной легендой. Разумеется, при условии, что женой было бы вот это тоненькое светловолосое чудо с огромными голубыми глазами, с тревогой и изумлением смотрящее на него.

— Гектор! — с некоторым недоумением в голосе окликнула его девушка, и он очнулся от своих мыслей. Было не время предаваться пустым мечтаниям.

— Да, — откликнулся он.

— Ты в форме легионера, — это не было вопросом. Вид воинов Илиона был явно известен девушке.

— Да. Десятый железный, — коротко ответил тот, и снова замолчал.

Это уже становилось странным. А странностей Алексия с некоторых пор очень не любила. Особенно — странностей с тем, от кого зависели её жизнь и благополучие.

— Гектор, — она прикоснулась к его руке, и улыбнулась как можно более нежно. Нянюшка рассказывала, что подобные улыбки способны размягчать мужчин, словно вода — застывшую глину. Опыта у Алесаны было маловато, — до сих пор она как-то не нуждалась в подобных средствах воздействия, — но в данном случае недостаток опыта возмещался энтузиазмом. Это было не просто любопытство, — ей и в самом деле было жизненно важно знать, — кто и что есть её спаситель, что он хочет за свою помощь, и намерен ли помогать и дальше?

О своей участи, не вмешайся Гектор в её судьбу, Алесана не обольщалась. Если у гладиаторов-мужчин при удаче и хорошем умении владеть оружием еще были какие-то шансы, то судьба женщин на арене цирка была неизменно короткой и весьма страшной. Но за любую помощь надо платить. Это она усвоила хорошо. Но какую плату потребует Гектор, и сможет ли она её заплатить?

— Что с тобой? Что вообще происходит? Расскажи, я ничего не понимаю! Я видела тебя на площади, всего избитого. Тебя купил тот же чиновник, которому продали и меня. Потом — ты пришел за мной. С ошейником раба и кучей денег, которые ты заплатил за меня этому порождению вонючей ослицы! Сейчас я вижу тебя в форме легиона. Кто ты, Гектор?

— Кто я? — Гектор призадумался. В конце концов, если он хочет, чтобы эта девушка была с ним, а он определенно этого хочет, ему, рано или поздно, придется ей признаться. И сделать это лучше сразу. Рано или поздно она все равно узнает. И если она решит, что ей не по пути с бывшим убийцей, то чем раньше это произойдет, тем меньше принесет боли. Затратив пару мгновений на размышление, он решился:

— Сейчас — легионер. Был — рабом. Это ты видела. Продан в рабство по приговору суда за убийство. До рабства был синистером.

— Синистер? — не поняла термина девушка.

— Творящий зло с древнего языка. Тот, кто убивает людей за плату, — коротко и напряженно пояснил Гектор.

— Убийца? — Алексия выглядела ошарашенной. — Но ты совсем не похож на убийцу...

Гектор усмехнулся.

— Если бы все убийцы были похожи на убийц, то вигилы наверное были бы счастливы! А эта профессия исчезла бы еще в глубокой древности. Или скорее вовсе не появилась!

— И кого ты убивал? — тихо спросила девушка.

— Много кого. Я был одним из лучших, — нехотя отозвался Гектор. Заметив, как она поежилась, он добавил с кривой улыбкой: — Не бойся,женщин и детей я не трогал. Тебе тоже ничего не угрожает.

— Я не боюсь, — негромко, но твердо откликнулась Алексия и взглянула ему прямо в глаза. — Если бы ты хотел что-то сделать, ты бы это уже сделал... Но чего ты хочешь? И зачем ты мне все это рассказал?

— Зачем... Думаю, тебе надо знать. Чего же я хочу... Поговорим об этом позже. Не бойся — ничего такого, что нанесло бы ущерб тебе или твоей чести я не потребую. А кто ты? И где ты научилась так сражаться?

— Дома. Мой отец всегда хотел сына, но мама подарила ему только меня. Так что вместо кукол я игралась в детстве с деревянным мечом. Так и пошло. К тому же, баронство моего отца находится у самых Тенгерских гор, и нас часто тревожат горцы. Пару раз я даже несла дозор на перевале... — лицо Алексии помрачнело, и она быстро передернула плечами, будто в комнате на мгновение стало холодно. Впрочем, уже через миг на ее губах вновь сияла улыбка.

— А как ты попала сюда?

— Ты имеешь в виду в рабство?

Гектор кивнул.

— Меня схватили после очередного рейда... — грустно ответила девушка, невидящим взглядом уставившись перед собой. — Ты же знаешь, официально Келонские бароны признали власть республики, но на самом деле они не сдались. Нам помогают молохийцы — время от времени король Молохии отправляет в Келон золото и оружие. Я возглавляла один из отрядов, который должен был забрать очередную поставку, но ваши как-то пронюхали об этом, и мы попали в засаду... Наверное, мои думают, что я погибла.

— Может быть, кто-нибудь из твоего отряда уцелел и рассказал, что тебя взяли в плен? — без особой надежды спросил Гектор. Он слишком хорошо знал, как действуют солдаты республики.

— Нет, они убили всех, — отрицательно покачала головой девушка. — В плен взяли лишь меня и еще троих, но один из них умер по дороге в Илион.

— Мне жаль, — неискренне произнес Гектор. Как бы то ни было, но он был уроженцем республики, и победа её войск, пусть небольшая, не могла его не радовать. К тому же, в результате, он встретился с Алексией. Но вот говорить ей об этом было бы явно неуместно.

— Да чего уж тут, — девушка не заметила его неискренности. — Я никогда и не планировала дожить до старости. Только вот я всегда считала, что умру от стрелы или когтей тварей из Кровавой пустоши...

— Кстати об этом. Твоя татуировка... — протянув левую руку через маленький столик, Гектор осторожно взял ладонь Алексии и перевернул ее руку тыльной стороной вверх. Когда он коснулся ее, рука девушки дрогнула и на мгновение напряглась, но потом снова расслабилась.

— В память о сражении на границе Кровавой пустоши.

— На вас напал дракон? — удивился Гектор. — Я думал, они все вымерли.

— Нет, что ты, не дракон, — улыбнулась Алексия. — Но кое-кто не менее неприятный. Хотя среди наших ходят слухи, что в глубине Кровавой пустоши водятся и драконы... и даже кое-кто похуже.

— Мне всегда было интересно, откуда берутся эти твари... — задумчиво пробормотал Гектор, изо всех сил оттягивая момент, когда нужно будет отпустить руку девушки.

— В детстве няня рассказывала мне старую легенду. Когда-то давно, много тысяч лет назад, здесь, в мире смертных, произошло сражение между Господом нашим богом и Дьяволом. Семь дней и семь ночей люди и ангелы бились против демонов и порождений тьмы, и на восьмой светлые силы победили. Дьявол и его демоны были изгнаны в преисподнюю, но земля, на которой случилась та давняя битва, оказалась осквернена, превратившись в бесплодную пустошь с кроваво-красной почвой. Вдобавок, эти проклятые земли кишели недобитыми демонами, и люди оставили их. Чтобы обезопасить своих детей, Господь сотворил Тенгерийские горы, чтобы отделить те пустоши от остального мира... отсечь, как отсекают гангренозную ногу. Поговаривают, что посланцы Дьявола до сих пор время от времени проникают в наш мир через разломы на самом севере... Не знаю, правда ли это или нет, но одно я знаю точно: земля там и в самом деле красная, я видела это своими глазами... во всяком случае, вблизи гор.

— Ты спускалась за перевал?

— Несколько раз.

Гектор восхищенно хмыкнул, наконец, с неохотой отпуская руку девушки.

— Как по мне, так это просто твари... — пожал плечами он.

— Не знаю... — покачала головой Алексия, бессознательно выводя тонким пальчиком на столе рисунки. — Иногда мы ловим у перевала людей... многие из них ведут себя, как животные, но иногда встречаются и совсем такие, как мы. Горцы бегут оттуда поодиночке, семьями, а раз я слышала о целом племени. Конечно, стражи перевала их всех перебили, но до этого они успели кое-что рассказать... и это вызвало настоящую панику среди охранявших перевал солдат. Командиру гарнизона пришлось устроить несколько показательных казней, чтобы предотвратить мятеж. Впрочем, настоятель часовни в замке моего отца тоже уверен, что эти твари — кара господня, физические воплощения наших грехов. Мол, когда люди перестанут нарушать законы Господа нашего бога, то и эти твари переведутся...

— У нас есть схожая легенда о Кровавой пустоши, только о борьбе Юпитера и Марса с Хорусом. Юпитер и его сторонники одолели захотевшего стать верховным богом Хоруса и заточили его в подземный мир до конца времен... — Гектор мгновение помолчал, потом негромко добавил: — Не могу понять, как вы можете верить в одного бога. Неужели вы думаете, что у него хватит времени на вас всех? В Илионе много богов, и то, они успевают помочь далеко не всем...

— Ну, считай, что мы молимся самому главному, — прищурившись, хихикнула девушка.

— Вы признаете только Юпитера? И молитесь только ему? А как же остальные боги? Неужели, когда надо удачно расторговаться, купец просит его о помощи? Разбойник, затевающий нападение — опять молится ему? Женщина, что хочет удачного разрешения от бремени — и вновь Юпитеру?

— Да. Богу.

— Понятно что богу! Теперь ясно, почему вы проиграли республике. Бедный Юпитер, наверно уже просто стонет от такого количества просьб о помощи в делах, в которых он совершенно не разбирается. Нет, наша религия лучше! Каждый бог хорош на своем месте, и должен заниматься своим делом!

— Оставим этот спор, — перевела тему Алексия. — Так что со мной теперь будет?

— Мою когорту командируют в Келон, на соединение с легионом. Я возьму тебя с собой.

— Ты... поможешь мне вернуться домой? — не поверила своим ушам Алексия.

Во взгляде девушки загорелась такая надежда и такая благодарность, что Гектор невольно смутился.

— Да. Где замок твоего отца?

— На севере, почти у самых гор. Раньше, до вторжения ваших легионов, он охранял дорогу к перевалу.

— Значит, нам даже больше по пути, чем я думал, мы тоже направляем на север.

— А с каких это пор простому солдату сообщают такие стратегические подробности? — увидев, как сжались губы Гектора, она поспешно добавила извиняющимся тоном: — Я не имела в виду, что ты ничего не значишь, я просто хотела сказать...

Но Гектор жестом отмел ее сбивчивые оправдания и спокойно ответил:

— Легат Вариус, командующий нашего легиона, вскользь упомянул об этом при мне.

— Ааа, легат Вариус... наслышана о нем, — голос Алексии похолодел. — Говорят, республика смогла захватить Келон только благодаря ему и его "Железному легиону". А теперь, выходит, возвращается поддерживать порядок.

Гектор лишь пожал плечами.

— А как тебя вообще угораздило с ним связаться?

— Я был его рабом.

— Он выкупил тебя после игр?

— Меня ему подарили.

— Мне вот интересно, как такой умелый убийца мог попасться страже? — Алексия озорно прищурилась.

Гектор лишь махнул рукой и хмыкнул.

— Не поверишь: судьба нагнала.

— Ясно, — Алексия хихикнула и деловито потерла ладони. — Ладно, так как ты собираешься доставить меня в Келон? Я, конечно, понимаю, что любую армию всегда сопровождает обоз, но в нем-то тоже нужно найти местечко...

— Я все продумал, вот, держи, — он протянул ей свернутый в трубку пергамент. — Это метрика моего младшего брата, она настоящая. Легат Вариус купил ему свободу, и теперь он полноправный гражданин Илиона.

— Но... зачем она мне? — Алексия развернула свиток и удивленно посмотрела на бумагу.

— Затем, что с этим документом ты запишешься в армию. Вы с ним примерно одного возраста, поэтому должно сработать.

— А тебя не смущает, что я вообще-то девушка? — взглянув на него из-за свитка, усмехнулась Алексия.

Гектор молча положил на стол принесенный с собой сверток. Алексия тут же с искренним любопытством распотрошила его содержимое. На свет появилась короткая мужская туника немаркого темно-серого цвета и чуть более светлая тога, узкий длинный кусок полотна, мужские сандалии и острая бритва.

— А это еще зачем? — сузив глаза, Алексия ткнула тоненьким пальчиком в бритву, как будто это был дохлый жук.

— Не думаю, что нам стоит обращаться в цирюльню. Мастера наверняка поразит, если ты попросишь его сделать тебе мужскую стрижку, а ты удивишься, как быстро распространяются слухи по Илиону.

— Я не буду стричься! — тут же возмущенно воскликнула Алексия, и, перебросив густую копну волос на плечо, закрыла их ладонями, словно и в самом деле опасалась, что Гектор сейчас вскочит и начнет их стричь.

— Мне тоже жаль твои волосы, — искренне проговорил мужчина. — Но ты хочешь домой или нет?

Девушка нахмурилась и с тоскою спросила:

— А разве нет другого способа? Я бы могла поехать в обозе...

Гектор тяжело вздохнул, как учитель, уставший уже объяснять непонятливому ученику простой урок.

— Алексия, ты не хуже меня знаешь, чем занимаются женщины в обозах... А если к тебе начнут приставать, я вступлюсь за тебя, и тогда нас обоих ничего хорошего не ждет.

Алексия кинула на него быстрый взгляд, и в глубине ее синих глаз промелькнула какая-то тень. Гектор сообразил, что сболтнул лишнего, и с досадой замолчал, но было поздно брать слова обратно. Однако к его немалому облегчению Алексии хватило такта сделать вид, будто она ничего не поняла, и девушка покорно произнесла:

— Ладно, давай, стереги... — она развернула стул боком и со вздохом опустилась на него спиной к Гектору. — И все равно вряд ли меня можно будет принять за парня даже с короткими волосами...

— Поверь, можно все, если сильно захотеть, — хмыкнул Гектор, поднимаясь на ноги и забирая из безвольно разжавшейся ладони Алексии бритву. — Через руки вербовщика каждый день проходят сотни солдат, им не до разглядываний. Главное, чтобы документы были в порядке — с этим в армии строго, а твоя метрика подлинная.

Гектор осторожно пропустил между пальцев длинную золотистую прядь, и у него перехватило дыхание. Волосы Алексии походили на драгоценный шелк, на вес золота ввозимый в республику из Навраса, и было жаль состригать такую красоту.

— Меня могут распределить в другой легион.

— Не волнуйся, об этом позаботиться Юпитер.

— Что?.. — девушка попыталась оглянуться, но ей помешала запутавшиеся в волосах пальцы Гектора.

Запустив другую руку в висевший на поясе кошель, Гектор продемонстрировал ей золотую монету, на решке которой был отчеканен профиль этого божества.

— Аааа!.. — Алексия понимающе рассмеялась и почти сразу же вновь посерьезнела. — Ты потратил на меня уже столько денег... Я верну их тебе, все до монеты, клянусь! Только дай мне вернуться домой! — горячо заверила она воина, прижимая ладони к бешено колотящемуся сердцу.

Гектор ничего не ответил. Наклонившись к Алексии, он решительно поднес к ее голове бритву.

С короткой стрижкой на военный манер девушка выглядела еще более юной и беззащитной и ничуть не походила на парня, но Гектор знал, как решить эту проблему.

— Ладно, теперь переодевайся, — он подтолкнул к ней узел с одеждой.

Алексия, закусив губу, провела ладонями по коротким волосам и с сожалением посмотрела на устилавшие пол золотистые пряди.

— Ничего, они отрастут... — пробормотал Гектор, не в силах молчать.

Девушка вымученно улыбнулась и взяла в руки тунику.

— Тканью перемотаешь грудь...

— Я поняла. Может быть, выйдешь?

— А, да, — спохватившись, Гектор быстро кивнул и вышел из комнаты.

Пару минут спустя дверь подалась вперед, толкнув прислонившегося к ней Гектора в спину.

— Эй, где ты там, заходи! — донесся до него призывный голос Алексии.

В тоге и мужской тунике она преобразилась. Утянутая тканью грудь девушки скрылась за складками тоги, как и изящная талия, и теперь с большой натяжкой ее вполне можно было принять за красивого стройного юношу с женственными чертами лица.

— И последний штрих, — стряхнув оцепенение, пробормотал Гектор, развязывая лежавший в узле маленький мешочек.

На стол посыпался пепел. Хорошенько измазав руки, Гектор шагнул к Алексии и провел испачканными ладонями по ее лицу, волосам и коснулся в нескольких местах туники.

— А это еще зачем? — оглушительно чихнув, спросила девушка. — Ты же сказал, никто не будет ко мне присматриваться?

— На всякий случай. Береженого боги берегут, — пробормотал Гектор, стряхивая с ее лица излишки "маскировки" и отступил на шаг назад, критически оглядев дело рук своих, как художник оценивает свое новое творение. — Если кто спросит, для всех ты — сын углежога.

— Не думала, что у вас это почетная профессия... — хмыкнула Алексия, намекая на наличие у нее тоги.

— Нет, сам уголь жгут рабы, но у них есть хозяева. Твой отец может иметь лавку, торгующую смолами, дровами и углем, а ты ему помогаешь.

— Ааа, ясно.

— Ну вот и чудно. Идем... только метрику не забудь. Кстати, у тебя остались деньги, из тех, что я давал?

— Ни монетки не потратила, — засунув руку под подушку, Алексия извлекла увесистый кошелек и протянула Гектору, но мужчина отрицательно покачал головой.

— Оставь, могут пригодиться.

Алексия кивнул и повесила кошель на пояс туники. Собрав рассыпанные по полу золотистые пряди, Гектор запихнул их в мешок, в котором раньше лежала тога, а потом сунул туда же платье и остальные женские вещи. В последний раз окинув Алексию взглядом, проверяя, все ли в порядке, Гектор решительно кивнул и, кивком голов поманив девушку ее за собой, скрылся за дверью.

— А ничего, что хозяин трактира увидит нас вместе?

— Вряд ли он догадается о том, кто срывается под твоей маскировкой, но задерживаться на всякий случай не будем.

Алексия хмыкнула. Ей было радостно. Несмотря на потерю волос и свое более чем сомнительное положение, она чувствовала себя птицей, впервые за много месяцев вырвавшейся из тесной глухой клетки. Хотелось расправить крылья и полететь!.. Вот только небо было чужое, и уж больно много "птицеловов" было вокруг.

По законам республики прелюбодеянием считается связь между лицами одного социального положения. Связь с лицом низшего статуса является допустимой.

Ординарий — рабы-управители, как правило, вбирались хозяевами из самых доверенных потомственных рабов. Ординарии следили за другими рабам и выполнением ими хозяйственных работ.

(3)Когда рождался свободный гражданин (неважно, из материнской ли утробы, или путем внесения в цензорские списки), ему выписывали метрику, закреплявшую его право жить в республике и пользоваться всеми ее благами (за что новоиспеченым родителям или самому гражданину нужно было заплатит налог), номер которой так же вносился в цензорские списки. Так что, если было необходимо, всегда можно было легко проверить ее подлинность, но, как правило, этим занимались, лишь если человек попадал в жернова системы. Но и купить или снять жилье в Илионе без метрики было невозможно. В любую минуту специальная инспекция могла войти к трактирщику и потребовать его конторскую книгу, в которой он скрупулезно должен был указывать номера метрик снимавших у него комнату жильцов. Могли войти и к жильцам, чтобы проверить наличие у них метрик — не обманул ли трактирщик, написав в конторской книге простой набор цифр. Но тогда важно было само наличие метрики — при таких проверках проверяли добросовестность арендодателей, а не жильцов. А уже трактирщики и прочие сдававшие в наем площади старались бдительно контролировать своих жильцов.

В отличие от коротких туник мужчин, едва прикрывавших колени, одежды женщин широкими складками ниспадали до самой земли. Так же туники мужчин завязывались ремнями на поясе и имели рукава, длина которых варьировалась от совсем коротких, до достигавших локтей, а женские перехватывались под грудью и были полностью лишены рукавов. Очень часто концы тканей на плечах были просто перехвачены драгоценные булавками, или сшиты у простолюдинок, но в обоих случаях они полностью открывали плечи и верхнюю часть груди. Поэтому, как зажиточные мужчины носили сверху на туниках тоги, так женщины (вне зависимости от достатка), обязательно надевали большие прямоугольные па?ллы. Если развернуть такую шаль, то, как и тога, она походила на кусок длинной материи. Но носили их женщины иначе, чем мужчины тоги. Они не заворачивались в них, а просто накидывали на плечи, часто прикрывая и голову, при этом один конец так же перевешивался через руку, а второй перебрасывался через плечо или (если шаль была накинута на голову) через ту же руку.