Последовавшие за этим быстрые и свирепые атаки доказывают, что у Фехтовальщицы есть то, чего не хватает Сирени и Морковке, настоящее мастерство, сочетающееся с агрессией и легко применяющееся. Также Фехтовальщица была единственной девушкой, хоть отчасти одетой для боя. Зеленые пластины стали защищают ее тело от ударов, а ее легкое оружие не стесняется своей смертоносности.
Но на этом плюсы и заканчиваются. Ее броня усеяна отверстиями, демонстрирующими светлую кожу, а изогнутые пластины больше подчеркивают, чем защищают ее изгибы. Ее стальные сапоги, хоть и по-солдатски прочны, скомпрометированы высоким каблуком. В целом, можно сказать, что Фехтовальщица скорее косплеит рыцаря, чем им является.
Но как и с Сиренью и Морковкой, эти факты Фехтовальщице нисколько не мешают. Мне приходится танцевать вокруг ее быстрых уколов и проворно уклоняться. Это нетрудно. Хоть Фехтовальщица и умела, она сильно уступает Куно. Эта разница в умении дает мне вполне достаточно времени, чтобы сосредоточиться на Аканэ и Укё. Обе девушки на полу, истекающие кровью, избитые, но живые. И это не изменится, их раны не смертельны.
Осознав это, испускаю напряженный выдох.
— Lovely pollen assault, — произносит Сирень.
Мое внимание резко обращается на Сирень, только что закончившую экстравагантный танец. Ее жезл освещается, прежде чем выпустить облако фиолетовых огней. Лепестки жезла рассыпают неясные пылинки, прежде чем распространить их по всей комнате. Едва первые из них достигают меня, как активируется заклинание. В считанные секунды нос закладывает, кожа покрывается сыпью, а глаза превращаются в фонтаны. Я быстро моргаю, сражаясь в проигранном бою с размытием от слез.
Новая проблема значительно усложняет битву. Тонкий клинок Фехтовальщицы, и так почти невидимый, исчезает полностью. Уклоняюсь теперь на звук и позу, вслушиваясь в свист клинка и наблюдая за изгибом руки. Молча благодарю сумасшедшие и жестокие уроки моего отца по бою во сне. Без них меня бы проткнули уже с десяток раз.
Меняя приоритет, возвращаю большую часть своего внимания Сирени. Одетая в фиолетовая девушка вышла из ближнего боя, когда к нашей борьбе присоединилась Фехтовальщица. Теперь, вместо того, чтобы использовать свой жезл как оружие, она держит его в руках, выписывая пируэты. Предполагаю, что либо Сирень сошла с ума, либо она готовит вторую дозу цветочных неприятностей. Ставлю на второе и прибавляю агрессии, стремясь отодвинуть Фехтовальщицу в сторону и приблизиться к моей дальнобойной противнице.
Фехтовальщица немного отступает, но я чувствую, как смещается ее аура. Она нападает с новым рвением, выпады ее шпаги приобретают скорость молнии. Гибкого лезвия слишком много для моего продвижения, и острие оставляет на моей руке красные полосы. К своей досаде, я отступаю, и вместо этого выбираю оборонительную тактику. Это дает мне достаточно времени, чтобы пнуть в Сирень длинную арматуру и на время прервать ее магию.
После этого становится все хуже и хуже. Возвращается Морковка, взрывая все еще держащуюся дверь класса. Отрицать нельзя: самое время отступить.
От этой мысли мне не по себе.
Я смотрю на Аканэ, Укё, Юку и остальных. Напоминаю себе, что очаровательная команда хочет, чтобы мы сдались. Напоминаю себе, что ученики не получат помощи, пока бой затягивается. Говорю себе, что если я сбегу, нападающие могут последовать за мной.
Мне нелегко заставить себя сбежать. Я не в силах помочь, но меня беспокоит и много чего еще. Что скажет батя, когда я сообщу ему, что сбежал от тройки махо-сёдзё? Как я смогу взглянуть в глаза Соуну, когда снова позволю похитить его дочь? Как я смогу смотреть на себя в зеркало, зная, что при наличии достаточного времени и экспериментов я бы победил?
Достаточного времени. В этом-то и вся суть проблемы. Все это время я забираю у Юки, из которой с каждой секундой вместе с кровью на пол вытекает жизнь. Укё и Аканэ крепкие девушки, они проживут достаточно долго, чтобы я успел их спасти. Драться здесь не героизм, а эгоизм.
Так что я проглатываю свою гордость и выпрыгиваю через разбитое окно класса. Вслед за мной летит горсть снарядов-морковок, как из пулемета выпущенных из раскрытой ладони Морковки. Изворачиваюсь в падении, ускользая от снарядов. Вынужденное уклонение портит приземление. Вместо того, чтобы приземлиться на траву ногами, я врезаюсь в нее плечом, переводя скорость и импульс в резкий перекат.
День невезения продолжается. Кувырок приводит меня к ногам махо-сёдзё номер четыре. Эта носит юбку с корсажем. Корсаж черный, отделанный золотом, а юбка наоборот, золотая с черной отделкой. Заколка в форме звезды удерживает темно-фиолетовые волосы девушки и добавляет дозу женственного обаяния. О, а ее трусики из фиолетового кружева с миленькими бантиками по бокам. Просто очаровательно.
Фиолетовые глаза искрятся от веселья, когда встречаются с моими. Ухмыляюсь и перекатываюсь на ноги.
— Эй. Ты же не из местных супергероев и не собираешься положить этому конец? — говорю я, указывая через плечо в сторону школы.
Задумавшись о школе, позволяю взгляду сместиться так, чтобы можно было видеть окно класса. Сирень и Фехтовальщица стоят перед пропастью, наблюдая за мной как пара ястребов. Звездочка легонько качает головой, и пара отступает. Хм. Я надеялся, что они забудут про остальных и погонятся за мной.
— Боюсь что нет, Саотоме-сан, — говорит Звездочка, отвечая на предыдущий вопрос. — Меня зовут Поющий Звездный Ангел Акина, и я набираю людей для очень ограниченной группы.
— Не интересует, — вставляю я. — Никого здесь не интересует. Но я не могу не подумать о людях, которые были бы очень заинтересованы в, скажем, машинах скорой помощи. И еще так произошло, что я знаю, какая группа ослов нуждается в трепке за свои грязные делишки.
Рубиновые губы Акины изгибаются в улыбке.
— Это не то предложение, от которого вы можете отказаться, Саотоме-сан. Что касается раненых, мои девушки подлатают их, прежде чем уйти. Жертвы среди гражданских не в наших интересах.
— Не пытайся меня обмануть.
Мои глаза темнеют, когда я изучаю новую «махо-сёдзё». Ее аура, как и у Сирени, Фехтовальщицы и Морковки, резка. Однако стоящая за ней сила совсем другого масштаба. Непросто измерять силу ауры противника, и я в этой сфере не слишком умел. Однако после всех моих боев у меня появился довольно грубый ориентир. Я называю его шкалой Дайске-Сафурана. Проще говоря, я помещаю людей между духовными силами тех, кого хорошо знаю. Акина чуть меньше Рёги. Прежние девушки на уровне Куно.
Само по себе это ничего не значит. Если разница в духовной силе не на порядок, умение значит больше, чем сила. Но, если у Акины такая же защитная аура, как и у остальных девушек, ее сила окажется серьезной проблемой. До сих пор единственная успешно нанесенная атака была из-за прорыва ауры Морковки моей. Большая духовная сила Акины усложнит эту задачу, если не сделает ее невозможной.
Что значит, что мне нужно что-то более эффективное. Украдкой кидаю взгляд на школу. Если Акина честна, меня сейчас ничто не торопит, так что как раз прекрасный шанс немного поэкспериментировать. Начинаю осторожно изучать ауру Акины своей.
— Так для кого ты набираешь людей? — спрашиваю я, в основном для того, чтобы занять Акину разговором.
Акина сдерживается.
— Институт Прекрасных Принцесс. Прекрасная школа для многообещающих юных девушек, таких как вы.
— А-ха, — отвечаю я. — На случай, если ты не заметила, я мужчина.
Акину это не смущает.
— Мы хорошо осведомлены о вашем состоянии, Саотоме-сан.
Закатываю глаза:
— Ага, я уже понял. Прости, но этот «Институт Прекрасных Принцесс», как по мне, звучит слишком девчачье.
По правде говоря, я едва слушаю то, что говорит Акина. Вместо этого я думаю над тем, как лучше преодолеть ее защиту. Грубое давление неэффективно, у Акины аура как сталь. Ямасэн-кэн, пожалуй, лучший выбор. Эта школа приемов практически специализируется на целенаправленном уничтожении, и была разработана для взлома укреплений.
Проблема в том, что я запечатал ямасэн-кэн по веской причине. Слишком смертоносен. Я мастер боевых искусств. Для меня искусство это искусство. Если бы меня попросили ответить, в чем практическая польза моих умений, я бы сказал, что они защищают, а не убивают. Одно не исключает другого, но мне хочется относиться к этому так.
Не то чтобы это имело какое-то значение. В то время как я видел ямасэн-кэн и понял лежащие в его основе принципы, у меня никогда не было времени по-настоящему изучить приемы этой школы. Так что их использование будет скорее актом отчаяния, чем приданием борьбе новой грани.
Так что я оставляю это в стороне. Обещал я отцу или нет, я не очень-то хорошо с этим управляюсь.
— Хоть и потребуется некоторая корректировка, уверена, вам понравится Институт, если вы решите попробовать, Саотоме-сан. — Улыбка Акины по-особенному жестока.
Фыркаю:
— Ну, этого никогда не произойдет. Знаешь, у меня тоже есть предложение. Поскольку ты и твой институт пока не сделали ничего необратимого, я обойдусь с вами помягче. Собирайте вещички и проваливайте, пока я не завязал вас узлом. — Похрустываю костяшками, подчеркивая это предложение.
— Как грубо, — говорит Акина, хоть при этом забавляется еще сильнее. Затем Акина открывает рот и поет чистую, мягкую ноту.
Nennen korori yo, Okorori yo.
Мое лицо дергается, когда ее голос находит дорожку до моего разума. Усиливается головная боль, расходясь от висков, дотягиваясь и до затылка. Какой-то прием? Не важно, я с этим справлюсь. Придется, если я хочу попытаться проверить свою теорию о том, как прорвать защиту этих девушек, и у меня не будет больше шансов, чем в бою один на один. Кроме того, лучше выяснить, как победить, сейчас, а не потом, посреди выполнения неизбежной спасательной миссии.
Кратко обдумываю сближение, а затем кидаюсь к Акине.
Первоначальная тактика донельзя груба. Мастер боевых искусств, как правило, стремится к эффективности во всем. Я полностью отбрасываю эту концепцию. Вместо того, чтобы плавно перевести ки в физическое движение, вбиваю в конечности столько духовной энергии, сколько возможно. Боевая аура полыхает вокруг меня видимым огнем чистой силы. Она сочится из рук, ног и тела, отовсюду вытекает энергия. Для меня это боевой стиль неуклюжего любителя.
Окутавшись испепеляющей силой, кидаюсь к Акине и изливаю на нее сокрушительные пинки и сверхзвуковые удары.
Результат неудовлетворителен. Аура Акины сотрясается под градом моих ударов, но остается целой. Мне остается бороться с ветром. Акина обтекает мои атаки, все время расходясь с ними на сантиметр или чуть более. Она ткет собой узор меж моих кулаков и оттанцовывает от пинков. Ее руки все это время остаются сложенными за спиной.
Как и для Сирени, ее защита не требует усилий. Но у Акины, под магией ее ауры, прятались намеки на умение. Когда я нападаю, Акина встречает мой дух своим, гася мои грубые попытки пробить ее защиту. Более того, аура Акины вдруг растягивается во всех направлениях, меняясь потоком ее уклонений. Очевидно, что хоть Акина и была марионеткой своего приема, она в то же время была и кукловодом. В отличие от Сирени и Морковки, Акина искусно владеет своей магией.
Это не мастерство воина, но то, как Акина управляет своим приемом, отличает ее от Сирени и Морковки гораздо сильнее, чем боевая удаль Фехтовальщицы.
Bōya wa yoi ko da, Nenne shina
Отголоски песни Акины расходятся от черепа к позвоночнику, а оттуда к каждой кости моего тела. То, что поет Акина, несет в себе гораздо больше, чем просто звук. Осколки ауры Акины проникают в мою. Ее сила просачивается в мою плоть, принося с собой усталость. Мои плечи опускаются. Мои веки тяжелеют. Мои мышцы становятся вялыми от изнеможения.
Я смутно осознаю, что за песню поет Акина, и что значит, что она ее поет. Колыбельная. Колыбельная, затягивающая меня в пучину сна. С ужасом понимаю, что я лишь в секунде от поражения в этом бою, и уже слишком поздно бежать.
Отчаяние растет.
— Kijin Raishu Dan! — взмахиваю я рукой одновременно с криком. Ки вытягивается вслед за движением, наполняя остающийся позади след.
Серп ки оказывается лишь бледной имитацией смертоносного приема Кумона Рю. Вакуум расходится не более чем на метр, прежде чем начать рассеиваться. Акине даже не нужно уклоняться. Разочарование ненадолго превосходит отчаяние. Я недооценил сложность запечатанного искусства моего отца. Неудача значит, что эффективность ямасэн-кэн остается непроверенной.
Bōya no omori wa, Doko e itta?
Акина не прекращает петь, а ее голос заключает меня в материнские объятия. Ее песня тепла и непреодолима. К краям зрения подбирается тьма. Я смутно пытаюсь припомнить, что же я делал.
Ах да. Я проиграл в бою.
Проклятье. Я не могу проиграть. Я ведь… Я…
Нежные руки касаются моего лба. Когда Акина успела так приблизиться? Когда я опустился на землю? Мои глаза встречаются с нежным взглядом Акины и чуть не тонут в отражающейся в них доброте. Ее колыбельная уже лишь шепот, предназначенный лишь для моих ушей. Мои глаза невольно закрываются, а сон крадет мое сознание.
Во всяком случае, на несколько секунд.
Welcome to the Jungle, we've got fun 'n' games.
We got everything you want, Honey we know the names.
На школьный двор врывается рок-н-ролл. Раскатистые барабаны бьют в мою грудь, перемежаясь резкими звуками металла. Пение электрических струн сопровождается рвущим уши вокалом. Нежная колыбельная Акины задавлена всем этим ревом.
Раскатистый звук исходит из потрепанного белого фургона, распахнутые задние двери которого демонстрируют пару огромных колонок. Передние врата Фуринкан висят на петлях, покореженные и сбитые набок мощным ударом.
Не могу не усмехнуться, лежа у Акины не коленях. Я не знаю песню. Я не знаю слова. Но прямо сейчас я резко проснулся. Музыка, взлетев ракетой, отбросила магию Поющего Звездного Ангела Акины прямо в преисподнюю. Так гораздо лучше. Звуковой шквал искажает ауру Акины, растягивая ее как пламя свечи под ураганом.
Акина, понимаю я, беззащитна.
В считанных сантиметрах от меня, смотрящая на фургон, Акина так и не поняла, что ее поразило. Обеими руками хватаю ее за корсаж и, поднявшись на ноги, швыряю махо-сёдзё всеми мышцами своего тела. Акина летит полсекунды, после чего врезается во внешнюю стену Фуринкан Хай с достаточной для образования в железобетоне кратера силой.
Не даю ей возможности даже задуматься, не то что оправиться. Мчусь по газону и врезаюсь в нее, с прыжка ударяя ее ногой. Удар попадает Акине по животу, отправляя ее кувыркаться сквозь стену и по комнате. Акине удается оказаться на ногах, но через мгновение она спотыкается, когда ее каблуки запутываются в ковровом покрытии.
Когда Акина падает, я взлетаю в прыжке. Правая нога задевает потолок, когда я вытягиваю ее для сокрушительного пинка. Затем я падаю, сосредотачивая в одном ударе весь свой вес и всю силу. Эта атака, когда попадет, вобьет голову Акины глубоко в пол.
