— Но...великая...Не все...Редкий... — снова начал Красное перо. Говорил он неуверенно. Тоже не понимает, как можно говорить, что пропал, если человек здесь же сидит?

— Город! Все...затраты! И даже больше!.. — раздался глухой стук. Что-то тяжело упало на стол. Кулак? Папка тоже так бьет по столу, когда поздно возвращается. Мама пугается этого шума и плачет от страха.

— Нет! — Рикову маму было слышно очень хорошо, даже сквозь плеск воды.

— Жаль, — опечалился Красное перо. — Что поделаешь!

Вскоре скрипнула дверь: это хозяин чудес вышел. Одри стоял, прижавшись к стене мельницы. Он набирался храбрости. Редко такое с ним случалось! В последний раз, когда полезли с Риком к улью пчел. Ох и больно жалили! А такие маленькие!

— Мастер! Мастер! Возьмите меня в помощники! Ну возьмите! — Одри побежал и вцепился в полы кафтана. — Пожалуйста! Я буду помогать чудеса раскладывать! Только одним глазком Город бы увидеть! Только одним! Хоть раз! И чудеса! Чудеса рассматривать! И! Этих! Воздушных змеев запускать!

— Я вернусь. Потом. Мне просто очень надо спешить. Потом я обязательно вернусь, — Красное перо присел на корточки, так чтобы они смотрели друг другу в глаза. — А пока слушайся родителей. Если они подтвердят, что ты хорошо справлялся со своей работой, то обязательно возьму тебя в город. По рукам?

Одри, прыгая от радости, хлопнул по протянутой руке.

— По рукам! Только быстрее возвращайся, Красное перо! — от радости Обри не заметил, что невежливо обратился к хозяину чудес.

— Свои обещания я всегда выполняю, — он поднялся, и снова стал намного выше паренька. — А сейчас мне пора. Увидимся.

— Да! Да! Увидимся! — всплеснул руками Обри.

Он провожал Красное перо до самого холма. Тот, хитро улыбаясь, на прощание подарил синюю ленточку — точно такую же, что у воздушного змея.

— Спасибо! Спасибо! — Одри предвкушал, что скоро получит целого. А ленточку он поклялся сохранить.

— Лучше завяжи себе на руке, так точно не потеряется, — Красный нос похлопал Одри по плечу. — Прощай. До следующей встречи.

— До встречи! До встречи, Красное перо! — захлопал в ладоши Обри.

Он провожал Красного носа взглядом, пока совсем не стемнело. Только тогда Обри побрел домой. Ему было очень тепло, как никогда прежде. От одной лишь мысли о воздушном змее улыбка расплывалась до самых ушей. Скоро чудеса вернутся! Обязательно вернутся!

Прошло несколько дней. Солнце уже почти не показывалось из-за туч, по Лесу гулял ветер. Одри считал до десятого пальца: в этот раз ему выпало искать. Друзья шуршали в зарослях. Неинтересно! Он так быстро их отыщет. Загнув мизинец на левой руке, Одри обернулся. И замер. Дышать было нечем. Через лопухи шла цепочка людей в кольчугах, с мечами, топорами, копьями, кинжалами, булавами — и штуками, которым Одри названия даже не знал.

Ноги примерзли к земле, как язык к железке зимой. Одри понимал, что это за люди. Надо сообщить взрослым. Нельзя бояться! Нельзя бояться!

— Бегите! — Одри нашел в себе силы закричать, когда Эти его заметили. — Бегите! Разбойники!!!

Отпустило — и он понесся сквозь заросли. Только бы друзья услышали! Только бы поняли! Им бы сейчас в Овраг! Там не найдут! В Овраг!

Одри бежал в то место, где его никто-никто не найдет. Он не сразу понял, что падает — зацепился за корень дерева и больно стукнулся коленкой. Правую ногу он не чувствовал. Эти рвались сквозь заросли. Раздалось громкое дыхание за спиной.

Обернуться Одри не успел.

Глава 1. Ричард

— Раз. Вышел судия.

Мурашки забегали по спине и ногам.

— Два — глянул он на нас.

Пусть, пусть прячутся!

— Три — сердце замерло в груди.

Он их все равно найдет!

— Четыре — наши знает он грехи.

— Пять — пришло время...

И тогда...

— Мне искать!

Ричард одним махом развернулся, больно ударившись локтем о ствол дерева. Сильно болело, но он уже взрослый, ему это нипочем. Разве Парс боялся орочью ватагу? Нет! Он их все ка-а-ак победил! Вот и Ричард победит.

Только сперва ребят нужно отыскать. Куда же могли побежать? Снова к Пеньку? Да, там все разом поместятся! Нет, за Пеньком прятались в позапрошлый раз. А где же в поза-поза...А как же сказать?

Ричард замахал головой, и мысли как ветром сдуло. Вот, так-то лучше! Надо пойти к Шиповнику! Нет! Они же там в прошлый раз!

Он застыл на месте. Куда же идти? Потряс головой. Прислушаться! Довольный, навострил уши. Тихо. Или?.. Там, впереди и слева, шуршали кусты. Ух куда убежали! Теперь спеши за ними! Продирайся!

Ричард улыбнулся торжествующе. Победа! Победа! Победа будет за ним!

— Раз. Вышел судия! — довольно воскликнул, но тут же остановился и замолчал.

Нет, пусть не слышат! Пусть думают, что он где-то далеко! Ричард прыснул в кулак, с превеликим трудом себя сдерживая. Ох как он насмеется! Или нахохочется? Все-таки хохотать он будет задорно...Или смеяться весело?.. Как-то там мама ему рассказывала? Правильно — смеяться. Нет! Точно! Хохотать!

Голова стала тяжелой. Надо снова помахать ею, чтобы ветер через уши пролетел и забрал все лишнее. Этому он уже сам научился, даже мама такого способа не знала. Волшебство!

Ричард прижал ладонь ко рту, чтобы не выдать себя. Он крался мимо кустов, обходя самые шумные. Лучше бы ребята в Яме спрятались! Там-то хоть лопухи одни, и прятаться легко, и искать нетрудно: колючки не впиваются в кожу, не дерут одежду. Мама обидится, если он снова распорет штаны. Но он и вправду не видел! Они, наверное, сами! Все сами! Не мог он их так порвать, не мог! Он был в этом совсем-совсем уверен.

Шорох еще громче. Ага, почти, почти поймал!

— Три — сердце замерло в груди, — Ричард все еще прикрывал рот ладошкой, но считалочка сама рвалась из груди...

Ага! Топот! Наверно, еще сами бегают, не знают, где бы спрятаться! Вот это они мчатся! Скоро весь Лес перетопчут!

— Пять — пришло время... — пальцы стали влажными от дыхания.

— Бегите! Бегите! Разбойники! — раздался крик Одри.

Ричард улыбнулся: нет, уж в этот раз Одри его не проведет! В этот раз!

Над кустами шиповника показалась черная громадина.

Он встал как вкопанный. Аж в груди больно стало, — дышать он не смел. Разбойники! Разбойники! Совсем рядом!

— Бегите!

Это кричал Одри, и кусты затрещали. Парень убегал в сторону, подальше от места, где ребята оставили Ричарда.

Ричард развернулся, да так, что упал. Через Ноги сами поднялись и понесли его прочь. Бежать! К родителям! К папе! Он защитит! Он знает, как! Рассказать о разбойниках! Быстрее!

Ричард не оглядывался, но слышал — сзади шумят. За ним гонятся! За ним гонятся!

Он понесся, прямо через кусты, разрывая любимую рубашку.

"Вот мама ругаться-то будет! Вот ругаться-то будет!"

Небо потемнело. Они догоняли! Разбойники догоняли! Вот-вот ударит! Вот-вот! И дышит так громко, так громко! Мама за рубашку убьет!

Ричард перепрыгнул через кочку. Яма! Может, там спрятаться? Нет, к папе! К маме! Защитят!

Разбойник схватил за ногу. В груди заколотило. Ричард глянул вниз, — не разбойник...

Разбухшая от вчерашнего дождя земля плыла. Огромный ком ухнул вниз — а вместе с ним и Ричард.

"Мама убьет! Ой, убьет!" — только и успел он подумать. Стало так больно, что совсем не чувствовалось. А еще — перед глазами так светло-светло! И ничего не видно...

Мокро. Противный дождь падал на макушку. Ричард ненавидел мелкую морось. И прятаться стыдно — от жалкого подобия дождя! И лицу неприятно. А уж если дождь еще!

Ричард махнул было головой, чтобы избавиться от лишних мыслей, — но где-то позади глаз затрещало. Стало больно, так больно, как никогда раньше. Даже когда оса нос ужалила, не так болело!

Темно. Ослеп? Он боялся, очень боялся ослепнуть. Как ему тогда с ребятами играть? Он же их не увидит! А еще...

Снова больно. Десять, десять раз по десять ос жалили в голову, каждое мгновение. Думать уже было невозможно. Иногда это можно — не думать. Даже нужно. Вот как сейчас.

Ричард поднялся. Перед глазами плыло. Впереди прыгали пять камней. Но он ведь должен быть один?..

А еще — у Ричарда было десять рук. В свете луны...Так и лун пять штук!

Он глядел во все глаза. Но чем больше луна плясала, тем противнее становился кусок во рту. Комок гнилья застрял в горле. Не в силах сдержаться, Ричард наклонился, и комок вышел. Парень вытерся рукавом. Мама сильнее кричать не будет, нельзя еще сильнее, невозможно! — так что можно и рукавом.

Дождь усилился. Стало легче: холодная влага остужала пожар, горевший в голове. Можно было даже чуть-чуть думать. Но лучше не надо.

Стало еще больнее, и Ричард больше не думал — он пополз по краю Ямы. Склоны ее были очень ровными, это его просто земля подвела. А так ползти было легко. Разве что лопухи мешали. Вот он насобирает репьев-то дома! Нет, больно. Нельзя думать.

Он вылез из Ямы. Стало темнее: кусты и деревья нависали черными громадами. А вдруг Судья где-то там ходит? Нет, Ричард плохого не делал, разве что тот кусочек сахара...Больно. Не думать.

Поднялся с колен, и...снова ком. Еще противней прежнего. Да он столько целую неделю не ел, сколько выплюнул!

Хорошо, что дорога к дому была привычной. А то бы ему плутать да плутать!

Ветки хлестали по щекам, заставляя морщиться. В глаза то и дело лезли цветы да листья, но хуже были короткие побеги. Один ему даже глаз правый чуть не выколол!

А раз он даже споткнулся! За пенек (странно — вокруг же были только кусты!) нога зацепилась, и Ричард, взмахнув разок руками, повалился. Пенек был трухлявый, мягкий от старости и дождя, но торчавшие его корешки были очень крепкими, — этак Одри хватал за шиворот. Крепка у друга хватка, не выкрутишься!

Но все-таки пенек был не Одри, и Ричарду удалось выпутаться: он рванул запутавшуюся ногу, и уткнулся носом в землю. Выбрался. А вот и деревня!

К папе! К маме! Вон, даже огоньки горят кое-где! Ждут! Его ждут! Сейчас бы поесть!

Плохая мысль. Снов ком. Было немного стыдно: а вдруг кому испоганил огород?..

Отдышавшись, понесся (самом деле — едва волочил ноги) к мельнице. Вот только странно, — заборы не мешают. То есть они есть. Но потом — нет. Калитки, что ли, все открыли? Не может быть! Ричард с закрытыми глазами узнал бы это место. Вот здесь жил забияка Мерик. А уж у него-то забор — ого-го! Выше, чем у старосты! Втрое, а может, и впятеро! А где забор-то?

Ричард не понимал, почему в груди снова заколотило. Он ведь не бежал! А в груди-то стучит. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. С чего это?

Снова ком. На этот раз он кашлял и плевался долго, очень долго. Гадость в самый нос попала, так что пришлось еще и высморкаться. В рукав, куда ж еще? Нельзя просто так сморкаться, — мама говорила. Надо в тряпицу. Папа посмеивался, но ничего не говорил. Тряпицы не было, но рукав — чем не тряпичный? Хороший! Можно не стесняться.

Ричард наконец-то прочистил нос — и тут же в него ударил запах гари. Как он его не чувствовал прежде? Наверное, гадость еще с Ямы засела где-то позади ноздрей, глубоко, как при простуде. Что это? Неужто зажгли большой костер, чтобы он, Ричард, нашел по нему путь домой? Наверно, жгли, жгли, да кончились бревна...Да как же?..

Больно. Снова больно. Ричард снова поплелся. И заметил на тропинке груду тряпья. Это кто же потерял? Поднять и помочь надо! А то вдруг это его ждали, да позабыли здесь? Надо быть благодарным...Или может разбойников догоняли и оставили?.. Или — того хуже — от разбойников убегали?..

Ричард подошел поближе. Так это не тряпье! Это ж папа Мерика, дядя Уртик! Его обхватить — два Ричарда надо! Устал, спит. Разбудить надо, пусть к Мерику идет! Тот его ждет! Вечно дядя Уртик устанет и давай спать на дороге!

Ричард привычно затряс Уртика. От него скверно пахло, но не как обычно. Чем-то похоже на ту гадость, что во рту застряла. Ну прямо очень-очень.

Ричард затряс пуще прежнего.

— Дядя Уртик! Дядя Уртик! Вставайте! Вас мама Мерика ждет! Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик!

Обычно помогало. Как мериковой мамы имя скажешь, так дядя Уртик подпрыгивает и домой! Только его и видели!

— Слышите? Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик! — голова сильно болела, но как дядю Уртика оставишь? А то вдруг кто поутру зашибет!

Поутру! Родители же его ждут! Мама плачет! Папа за охапку осоки хватается! Домой! Скорее домой!

Хорошо хоть собаки молчали. А то бы голова раскололась надвое! Нет, натрое!

Перед глазами зарябило. Было сперва два родных дома, потом — пять, потом они соединились в один. Но самой-самой темной ночи не остановить его! Уж родной дом он завсегда узнает!

Ричард остановился у распахнутой калитки. На ступенях сидели три папы. То есть один папа! Это просто голова болит! Папа ждет! Папа очень ждет! Вот, Ричард пришел!

— Папа! Папа! Ты только не кричи! Я — от разбойников! Как Одри закричал, я сразу побежал! Только не осокой! Только не осокой! Я к вам бежал, предупредить! — затараторил, а сам побежал к папе, обнять. Все теперь хорошо.

— Папка! — радостно обнял. Папа не злится, вот, даже не кричит.

Совсем ничего не говорит.

Совсем?

А почему не дышит? Совсем!

Ричард посмотрел на папу. Он все так же сидел на ступеньках. И смотрел вверх. Ладони намокли — не иначе, со страху. Ричард отстранился. Папа сердится? Когда папа молчит — быть беде...Даже мама выбегает из дому к речке, переждеть.

А вдруг сейчас за ухо дернет?

Но папа не дергает за ухо. Все смотрит.

— Папка, ну я правда...Я торопился...Просто — упал...

Голова заболела. Слезы потекли из глаз. Как же так? Почему он так сердится? Почему молчит? Почему в груди как будто Одри пальцами нутро самое сжимает?

— Ну отругай меня! Только не молчи! Ну пап!

Ричард попятился — и споткнулся. Земля ударилась о голову так же неожиданно, как пропадала из-под ног мгновенье назад. Мальчик пошарил руками — и наткнулся на еще одного пьяного...Нет...пьяную...Но эти ладони...Эти руки...Мама!!!

Ричард подскочил, да так, что в голове вновь заболело. Ему было до колик в животе стыдно перед мамой и папкой, но сейчас комок был самым горьким. И самым маленьким.

В лунном свете он увидел маму. Она тоже смотрела куда-то вверх. И сжимала руками...У нее из живота торчала...Торчал...

— Мама! — Ричард упал, обхватив голову мамы руками.

Мертвой мамы. Обломок стрелы торчал у нее из груди. Она умерла. Умерла. Голова раскалывалась. А может, еще жива? Может, это она просто так играется? Ну правда, играется, ведь мама играется!

— Мама!!! — Ричард теребил волосы, плечи...

Без толку. Мама умерла.