Водоворот времен

Водоворот времен

Пролог

Одри успел соскучиться по теплу. Лето подходило к концу. Небо заволокло тучами. Они нависали над деревней. Ветра не было, а значит, дню так и оставаться пасмурным. Зашуршало в кустах, справа. Одри напрягся, затаив дыхание. Он боялся пошевелиться: вдруг заметят? Ух, что тогда будет!

Шуршание приближалось. Его нашли, нашли! Это конец!

В ушах зашумело-застучало. Жуткий свист донесся из кустов. Вот показалось серое пятно. Сейчас!..

— Рик! — с досадой выдохнул Одри. — Иди отсюда! Уходи!

К пеньку, за которым он прятался, вышел паренек двенадцати лет. Он шумно выдыхал. Лицо раскраснелось, скорее от волнения, чем от беготни. Рик взволнованно оглядывался по сторонам.

— Я кому сказал, уходи!

Одри упер руки в бока. Так всегда делала мама, и папа тут же пропадал из виду. На Рика, однако, это никак не подействовало. Одри подумал, что надо обязательно спросить у мамы, почему. Друг только замотал головой, отчего мучная пыль посыпалась на землю.

— Ты след оставляешь за собой! Нельзя! Они нас найдут! — Одри ухватил Рика за щуплые плечи, стараясь его остановить. — Не надо так! Успокойся!

— Я не знаю, где спрятаться! Все хорошие места уже заняли! — друг почесал затылок, отчего вновь посыпалась мучная пыль с его русых волос. — Куда мне? Куда!

Он затряс тонкими ручками, снова принявшись оглядываться. Глаза его были широко раскрыты: страшно. Страшно было проиграть.

— Иди к Оврагу! К Оврагу! — Одри силой развернул Рика в сторону заветного укрытия. — Там не найдут!..

— Где это не найдут?! — донесся писклявый возраст справа.

Рик отпрыгнул в сторону, за спину Одри: был он голову выше храброго друга, так что спрятаться не удалось. Сам же Одри вновь упер руки в боки, наморщив лоб и вжав голову в плечи. Мама так наводила страх на папашу.

На тропинке, между двумя большими лопухами, стояла Ленора. Она смеялась в кулачок. Каштановая челка закрывала глаза. Одри готов был поклясться Счастливой Галькой, спрятанной в Тайнике: Ленора издевается. Нашла их по нытью Рика, и теперь будет рассказывать об этом целую неделю.

— Это все ты! — сказав это, Одри засопел.

В который раз он проигрывает из-за Рика! Когда же тот, наконец, выучится прятаться?

— Игра давно закончилась! Какие же вы глупые! Глупые! Глупые!

Она схватилась за живот, сотрясаясь от смеха. Одри готов был запустить комом земли в ее длинную рубаху, только бы девочка прекратила.

Рик вышел из-за спины Одри. Потер руки. Грязь, что ли, налипает? Постоянно их трет, вот уже второе лето. Или третье. А может, и всегда тер. Одри попытался вспомнить, когда Рик подхватил эту привычку, но ничегошеньки не вышло.

— Как это — закончилась?

Рик был удивлен не меньше друга. Они тут, значит, драку чуть не устроили, а выходит, что зря?

— Так: взяла и закончилась, — Ленора прекратила смеяться. — Все побежали на Холм. Там такое! Такое!

— Что? — Одри все еще думал, что это такой способ выманить их из укрытия. Девчонка что-то затевает, не иначе.

— Да прекрати ты строить из себя сварливую жену! — Ленора погрозила пальцем, но тут же прыснула со смеху. — Все отправились на Холм. А я решила вас позвать. Пошли скорее!

Она развернулась, и только пятки ее сверкнули на пыльной тропе.

Друзья переглянулись. Рик снова почесал затылок. Пару мгновений он стоял в нерешительности.

— На Холм? — говорил он, точно его только что разбудили.

— Ага, — кивнул Одри.

Оба посмотрели на тропу.

— Кто последний — тот червяк! — Одри рванулся по тропе, руками хватаясь за лопухи. Треск их парню нравился даже больше, чем мамин грюмель.

— Так нечестно! — донеслось из-за спины. Рик, как всегда, туго соображал.

Одри несся изо всех сил, вскоре свернув с Тропы. Тут-то он и наступил на засохший ком земли. Было больно, да так, что до Холма Одри допрыгал на одной ноге. Еще издалека он заметил, как все друзья (и тот Гад) столпились на вершине Холма. Все — кроме Рика. Тот едва выбрался из лопухов, и теперь ему предстояло обойти малиновые кусты. Ага! Рик остановился, думая, как же идти дальше.

— Червяк! Червяк! — тыча в Рика пальцем, Одри прыгал на месте. — Тебе пора в овраг! Червяк скатился в овраг!

Он всегда выигрывал у Рика — и ему это никогда, никогда не надоедало! Так весело!

— Ты у меня получишь! — проигравший тряс кулачком. Кого он хочет испугать этой худышкой?

Прыгать было больно, а потому Одри прекратил. Он крутанулся на месте. Совсем близко ребята окружили возок. Одри поспешил туда, чтобы все-все рассмотреть.

На совершенно плоской вершине Холма было не протолкнуться: целых два десятка ребят! Столько почти никогда не собиралось в одном месте, разве что в ярмарочный день. Но он ведь давным-давно прошел. Сейчас же всех привлек один-единственный человек. Красное перо летало туда-сюда. Одри протолкнулся между Фабьеном и Ландри, на что те ответили вялыми тумаками. Никому не хотелось остаться в дураках — последними добраться до возка. Одри уткнулся носом в зеленую рубаху Лореля, самого старого — ему стукнуло аж пятнадцать лет. Он, не глядя, ткнул парня локтем, но тот увернулся. Делать было нечего: пришлось встать на четвереньки и лезть. В это самое время Лорель завозился, и его нога больно ударила Одри под дых. Было больно — но что делать?

Самое интересное (после ловли совы) приключение закончилось победой: Одри столкнулся нос к носу с Красным пером.

Он поправил съехавший на бок синий берет. Перо затрепетало еще сильнее, да так забавно, что Одри рассмеялся. Красное перо — широченный бородач — добродушно потрепал парня по волосам.

— Такому в самый раз воздушный змей! — Красное перо отвернулся, завозившись в бездонном возке.

Одри завороженно наблюдал, как из-под серого сукна появляются одно за другим прекраснейшие чудеса на свете, сшитые из кусков материи, ниток, бусинок, деревяшек и железок самых разных размеров. Наконец, Красное перо запустил руку в недра этого амбара чудес. Через мгновение Одри уже вовсю разглядывал ворох цветных лент, приделанных к палочке. От нее же тянулась толстая черная нитка, которую Красное перо зажал в руках.

— Что это? — Одри разинул рот.

— Это воздушный змей, дурень! — сумничал Лорель.

— Ну-ка, парень, извинись, — Красное перо достал еще несколько таких же штук. — Я видел тебя. Когда же это было?

Друзья Одри обступили возок со всех сторон. Только Лорель продолжал стоять, заложив руки за спину. Ну весь в отца-старосту! Выделывается! Устроить бы ему!

— Три года назад Вы были здесь. Я очень хорошо помню. Тогда дожди шли пятый день подряд, — Лорель ухмыльнулся, отталкивая Фабьену в сторону. Ландри пригрозил кулаком обидчику брата, но что он мог поделать? Лорль был на две головы выше!

— Верно. И ты, думаю, помнишь, что я не люблю, когда задирают словом или делом товарищей? — Красное перо уперся взглядом в Лореля.

И было что-то такое — в том, как смотрел Красное перо — что Одри сделалось очень страшно. С ним такое было в первый раз: не виноват — а все равно страшно.

Фабьен и Ландри, плечом к плечу, встали перед Лорелем. Они в четыре глаза следили за выскочкой.

— Да, — он отвел глаза. — Извиняй.

— Хоть так, — кивнул Красное перо. Он запустил руку в мешочек, оттягивавший его пояс, и выудил оттуда что-то, обернутое в розовую тряпочку. Подкинул в воздух. Лорель мигом схватил штуковину. — Урок быстрее усваивается.

— Это да, — Лорель противно ухмыльнулся. — Спасибочки.

— То-то же, — Красное перо покачал головой, и тут же отстранил руки ребятни, тянувшиеся к чудесам. — А ну! Все будет! Не торопитесь, иначе обижусь и уеду!

Тут же послышался общий вздох обиды: как это — уедет?

Одри к тому времени поднялся на ноги, отряхнул штаны (ух, репьев-то сколько насобирал!) и, не отрывая взгляда, следил за теми ленточками.

— Интересно? — взгляд Красного пера упал на Одри.

— Да-да, — закивал он так сильно, что шея заболела. — Очень.

— Возьми, — Красное перо протянул на раскрытой ладони палочку. — Ну же.

Одри быстро (раздумает еще!) взялся за этого...как его...ага! — воздушного змея. Повертел в руках.

— Одной рукой держи палочку, а другой — нитку, — Красное перо указал пальцем на колечко, которой заканчивалась нить. — Схватись за него, так удобнее будет.

— Ага, — Одри все понял, и сделал так, как велели. — А что дальше?

— Сейчас увидишь, — Красное перо раздал такие же штуки всем, кроме Лореля. Тот надулся. — Расступитесь-ка!

Тут же ребята шмыгнули в сторону. Одри смотрел с вершины Холма на деревню. Ага, вот и Дом! А там и Река! А там и Лес!

— Заведи руку с опорой, — Красное перо разглядел непонимание в глазах Одри. — Вот с этой палкой, — Одри кивнул, — и посильнее распрями, запусти в небо. Если ветер будет сильный, взлетит!

— Ага! — кивнул Одри.

Руку он завел так далеко, как только мог, даже больно стало. И бросил палочку, не забывая держать то колечко. Ленты зашуршали — и воздушный змей упал в траву.

Раздался общий вздох. Жалко.

— Ветра нет, — вздохнул Одри.

Он упер руки в боки: когда у папки не получается, мама тоже так делает, и все получается. Но воздушный змей, наверное, об этом не знал.

— Пусть и другие попробуют! — Красное перо похлопал Одри по плечу. — Ничего! Вот поднимется ветер еще, и получится! Обязательно!

Тут же ребята столпились вокруг Красного пера, требуя дать им попробовать. Жоан, черноволосая малявка, попыталась отобрать воздушного змея у Одри, но тот вцепился в него, не желая расставаться.

Не рассчитав силы, парень так сильно потянул, что упал на спину. Тут он наконец увидел Рика — он протянул руку.

— Давай, Одри, вставай.

— Я сам, — покачал головой Одри, поднимаясь. — Что, сам как будто не могу?

— Конечно, можешь, — кивнул Рик.

Тут Одри понял, почему не заметил друга: он все это время стоял в сторонке. Как всегда, боялся сам подойти. Ага, снова чешет голову! И как только насквозь ее не проковыряет?

— Хочешь попробовать? — Красное перо обратился к Рику.

Тот замялся. Он начал потирать руки, быстро-быстро, и так сильно, что Одри за четыре шага слышал. А ведь стоял гвалт!

— Э...Н-наверное...А...

С Риком такое бывало: как зададут сложный вопрос, так у него слова боятся изо рта вылезти.

— Вот, бери, — Красное перо улыбнулся и вложил в руки друга воздушного змея. — Запусти его, не бойся.

— Давай, Рик! — Одри приблизился. — Может, у тебя получится!

У Рика, в общем-то, редко что получалось с первого раза. Так что Одри сомневался, что воздушный змей у него взлетит — если уж ни у кого не получилось!

— Воздушный змей? Без ветра? Пф! — Лорель всплеснул руками. — Дурачье.

Красное перо смотрел только на ленточки, в которых затерялись ладони Рика. Верно, боится, что Рик сломает воздушного змея. С него станется.

Рик не стал заводить руку за спину. Он поднял ее высоко над головой. Нитку с колечком на конце зажал большим и указательным пальцем левой руки.

— Лети. Ну пожалуйста, лети! — крикнул и бросил в воздух.

Палочка пошла к низу. Ну точно, не полетит, — махнул рукой Одри. И тут ленточки зашелестели. Рик вцепился в колечко обеими руками. А воздушный змей рвался к небу, пестря цветами радуги. Он летал по кругу, и, наверное, отпусти Рик кольцо — вовсе скрылся бы из виду, так сильно тянул!

Одри раскрыл рот, так сильно, как никогда прежде. Разве что когда хотел проглотить то красное яблоко целиком прошлым летом. Стало тихо. Ребятня глядела на воздушного змея, единственного из взлетевших.

— Неправда! Быть того не может! — выкрикнул Лорель. Его лошадиная морда покрылась красными пятнами от злости. — сли уж у меня не вышло! Не может быть..! Здравствуй, папа.

Одри хотел было плюнуть в Лореля, но вовремя заметил взобравшегося на холм Главнюка (так его звал папка, когда думал, что Одри не слышит).

— Решили снова приехать к нам, мэтр Зандер. Порадуете чем-то новым?

Главнюк был очень похож на Лореля, только втрое толще, в зеленом кафтане, красных шоссах и лучших сапогах (потому что единственных) Деревни. Он держал руки на поясе, пальцами теребя бронзовый кругляш, с выбитыми значками. Рик говорил, будто бы это имя Главнюка, но Одри в таких делах ничего не соображал.

— Да, как видите. Может быть, что ребятне глянется. А может, — Красное перо сделал несколько шагов, так, чтобы встать между Главнюком и Риком. — Подмастерье отыщу.

— Подмастерье? Зачем мэтру торговцу подмастерье? А! — Главнюк снял круглую шапочку и поскреб лысину. — Впрочем, это Ваше дело. Пожалуйте в гости, не обидьте. Расскажете, что вокруг творится!

— Многое, — поклонился Красное перо, снимая берет. Главнюк с завистью посмотрел на густые волосы хозяина чудес. — Очень многое. Три добрых кружки понадобится, чтобы только начать рассказ.

— А и хорошо! — Главнюк нахлобучил шапку на лысину. — Просим.

— Я, собственно, здесь уже закончил, — Красное перо глубоко вдохнул. — Ребята! Вечером! Все вечером! Пусть родители к старосте заходят, что понравилось, отдам!

Жоан пустилась в рев. Одри был совсем взрослым, а потому сдержался. Рик, как обычно, силился протереть голову насквозь.

Темнело. Одри, закончивший помогать маме, шатался по деревне. Из головы у него никак не выходил воздушный змей. Ребята говорили, что там та-а-акие штуки были, в этом возке, — но думал он только о красивых лентах. Как у Рика получилось? Ну как? Всю дорогу Одри только и делал, что расспрашивал об этом друга и соседа.

— Сам не знаю, — пожимал плечами Рик, не зная, куда деть руки.

— Жалко...А не врешь? — тут же спохватился Одри.

Рик покачал головой. Значит, точно не врал.

Дома Одри все-все рассказал маме. Та сказала, что, может, сходит, спросит. Но сказала, что Одри взрослый и пора забыть о глупостях. Он знал, что совсем взрослый, и даже перестал думать о воздушном змее. Пока не вышел на улицу. Поднялся ветерок, первый за два дня. Сейчас бы ленточки взмыли в небо! В этом Одри был уверен так же сильно, как в том, что в Том-Самом-Месте у него запрятан целый клад.

Одри решил позвать Рика. Он направился к его дому. Колесо водяной мельницы крутилось. Плескалась вода. Из-за этого шума Одри не сразу сообразил, что слышит голос Красного пера.

Парень прислонился к стене, у самого окна. О чем они там говорят? Интересно же! Может, Риков отец купит воздушного змея? Было бы хорошо! Одри попросил бы змея. А в обмен отдал бы Счастливую Гальку. Или еще чего. Все-все отдал бы, даже клад!

— Много...это позволит...безбедно, — говорил Красное перо.

Шум воды мешал, не давал услышать фразы целиком. Одри хотел бы обидеться на Реку, но Красное перо продолжил разговор. Продает, что ли, чего? Но зачем торговцу продавать? У него же должны покупать? Какой он странный. А может, так и должны вести себя все хозяева чудес? Или Красному перу понравилось мука, которую делает Риков отец? Мука как мука. Обычная. Родители только из нее пекут хлеб, Одри ничего особенного в этой муке не видел. Ежели бы, конечно, она зеленая была! Или...или...вот как те цветы, которые папка проносит маме. Они еще ей не нравятся: оставляет в сторону, ничего с ними не делает.

— У него...настоящий...Один на всю деревню. Он будет...хорошим...

Так, может, это Рика Красное перо хочет взять подмастерьем? Не зря завел об этом разговор с Главнюком! Эх, повезло же Рику!

— Это...интересное...предложение.

Ага, то Риков отец. Говорит, как филин ухает. Ну точно.

— Никогда!..Его отец...Так же!.. И пропал!..

Это когда Риков отец пропадал? Он же здесь, говорил только что! Одри совсем ничего не понимал.

— Но...великая...Не все...Редкий... — снова начал Красное перо. Говорил он неуверенно. Тоже не понимает, как можно говорить, что пропал, если человек здесь же сидит?

— Город! Все...затраты! И даже больше!.. — раздался глухой стук. Что-то тяжело упало на стол. Кулак? Папка тоже так бьет по столу, когда поздно возвращается. Мама пугается этого шума и плачет от страха.

— Нет! — Рикову маму было слышно очень хорошо, даже сквозь плеск воды.

— Жаль, — опечалился Красное перо. — Что поделаешь!

Вскоре скрипнула дверь: это хозяин чудес вышел. Одри стоял, прижавшись к стене мельницы. Он набирался храбрости. Редко такое с ним случалось! В последний раз, когда полезли с Риком к улью пчел. Ох и больно жалили! А такие маленькие!

— Мастер! Мастер! Возьмите меня в помощники! Ну возьмите! — Одри побежал и вцепился в полы кафтана. — Пожалуйста! Я буду помогать чудеса раскладывать! Только одним глазком Город бы увидеть! Только одним! Хоть раз! И чудеса! Чудеса рассматривать! И! Этих! Воздушных змеев запускать!

— Я вернусь. Потом. Мне просто очень надо спешить. Потом я обязательно вернусь, — Красное перо присел на корточки, так чтобы они смотрели друг другу в глаза. — А пока слушайся родителей. Если они подтвердят, что ты хорошо справлялся со своей работой, то обязательно возьму тебя в город. По рукам?

Одри, прыгая от радости, хлопнул по протянутой руке.

— По рукам! Только быстрее возвращайся, Красное перо! — от радости Обри не заметил, что невежливо обратился к хозяину чудес.

— Свои обещания я всегда выполняю, — он поднялся, и снова стал намного выше паренька. — А сейчас мне пора. Увидимся.

— Да! Да! Увидимся! — всплеснул руками Обри.

Он провожал Красное перо до самого холма. Тот, хитро улыбаясь, на прощание подарил синюю ленточку — точно такую же, что у воздушного змея.

— Спасибо! Спасибо! — Одри предвкушал, что скоро получит целого. А ленточку он поклялся сохранить.

— Лучше завяжи себе на руке, так точно не потеряется, — Красный нос похлопал Одри по плечу. — Прощай. До следующей встречи.

— До встречи! До встречи, Красное перо! — захлопал в ладоши Обри.

Он провожал Красного носа взглядом, пока совсем не стемнело. Только тогда Обри побрел домой. Ему было очень тепло, как никогда прежде. От одной лишь мысли о воздушном змее улыбка расплывалась до самых ушей. Скоро чудеса вернутся! Обязательно вернутся!

Прошло несколько дней. Солнце уже почти не показывалось из-за туч, по Лесу гулял ветер. Одри считал до десятого пальца: в этот раз ему выпало искать. Друзья шуршали в зарослях. Неинтересно! Он так быстро их отыщет. Загнув мизинец на левой руке, Одри обернулся. И замер. Дышать было нечем. Через лопухи шла цепочка людей в кольчугах, с мечами, топорами, копьями, кинжалами, булавами — и штуками, которым Одри названия даже не знал.

Ноги примерзли к земле, как язык к железке зимой. Одри понимал, что это за люди. Надо сообщить взрослым. Нельзя бояться! Нельзя бояться!

— Бегите! — Одри нашел в себе силы закричать, когда Эти его заметили. — Бегите! Разбойники!!!

Отпустило — и он понесся сквозь заросли. Только бы друзья услышали! Только бы поняли! Им бы сейчас в Овраг! Там не найдут! В Овраг!

Одри бежал в то место, где его никто-никто не найдет. Он не сразу понял, что падает — зацепился за корень дерева и больно стукнулся коленкой. Правую ногу он не чувствовал. Эти рвались сквозь заросли. Раздалось громкое дыхание за спиной.

Обернуться Одри не успел.

Глава 1. Ричард

— Раз. Вышел судия.

Мурашки забегали по спине и ногам.

— Два — глянул он на нас.

Пусть, пусть прячутся!

— Три — сердце замерло в груди.

Он их все равно найдет!

— Четыре — наши знает он грехи.

— Пять — пришло время...

И тогда...

— Мне искать!

Ричард одним махом развернулся, больно ударившись локтем о ствол дерева. Сильно болело, но он уже взрослый, ему это нипочем. Разве Парс боялся орочью ватагу? Нет! Он их все ка-а-ак победил! Вот и Ричард победит.

Только сперва ребят нужно отыскать. Куда же могли побежать? Снова к Пеньку? Да, там все разом поместятся! Нет, за Пеньком прятались в позапрошлый раз. А где же в поза-поза...А как же сказать?

Ричард замахал головой, и мысли как ветром сдуло. Вот, так-то лучше! Надо пойти к Шиповнику! Нет! Они же там в прошлый раз!

Он застыл на месте. Куда же идти? Потряс головой. Прислушаться! Довольный, навострил уши. Тихо. Или?.. Там, впереди и слева, шуршали кусты. Ух куда убежали! Теперь спеши за ними! Продирайся!

Ричард улыбнулся торжествующе. Победа! Победа! Победа будет за ним!

— Раз. Вышел судия! — довольно воскликнул, но тут же остановился и замолчал.

Нет, пусть не слышат! Пусть думают, что он где-то далеко! Ричард прыснул в кулак, с превеликим трудом себя сдерживая. Ох как он насмеется! Или нахохочется? Все-таки хохотать он будет задорно...Или смеяться весело?.. Как-то там мама ему рассказывала? Правильно — смеяться. Нет! Точно! Хохотать!

Голова стала тяжелой. Надо снова помахать ею, чтобы ветер через уши пролетел и забрал все лишнее. Этому он уже сам научился, даже мама такого способа не знала. Волшебство!

Ричард прижал ладонь ко рту, чтобы не выдать себя. Он крался мимо кустов, обходя самые шумные. Лучше бы ребята в Яме спрятались! Там-то хоть лопухи одни, и прятаться легко, и искать нетрудно: колючки не впиваются в кожу, не дерут одежду. Мама обидится, если он снова распорет штаны. Но он и вправду не видел! Они, наверное, сами! Все сами! Не мог он их так порвать, не мог! Он был в этом совсем-совсем уверен.

Шорох еще громче. Ага, почти, почти поймал!

— Три — сердце замерло в груди, — Ричард все еще прикрывал рот ладошкой, но считалочка сама рвалась из груди...

Ага! Топот! Наверно, еще сами бегают, не знают, где бы спрятаться! Вот это они мчатся! Скоро весь Лес перетопчут!

— Пять — пришло время... — пальцы стали влажными от дыхания.

— Бегите! Бегите! Разбойники! — раздался крик Одри.

Ричард улыбнулся: нет, уж в этот раз Одри его не проведет! В этот раз!

Над кустами шиповника показалась черная громадина.

Он встал как вкопанный. Аж в груди больно стало, — дышать он не смел. Разбойники! Разбойники! Совсем рядом!

— Бегите!

Это кричал Одри, и кусты затрещали. Парень убегал в сторону, подальше от места, где ребята оставили Ричарда.

Ричард развернулся, да так, что упал. Через Ноги сами поднялись и понесли его прочь. Бежать! К родителям! К папе! Он защитит! Он знает, как! Рассказать о разбойниках! Быстрее!

Ричард не оглядывался, но слышал — сзади шумят. За ним гонятся! За ним гонятся!

Он понесся, прямо через кусты, разрывая любимую рубашку.

"Вот мама ругаться-то будет! Вот ругаться-то будет!"

Небо потемнело. Они догоняли! Разбойники догоняли! Вот-вот ударит! Вот-вот! И дышит так громко, так громко! Мама за рубашку убьет!

Ричард перепрыгнул через кочку. Яма! Может, там спрятаться? Нет, к папе! К маме! Защитят!

Разбойник схватил за ногу. В груди заколотило. Ричард глянул вниз, — не разбойник...

Разбухшая от вчерашнего дождя земля плыла. Огромный ком ухнул вниз — а вместе с ним и Ричард.

"Мама убьет! Ой, убьет!" — только и успел он подумать. Стало так больно, что совсем не чувствовалось. А еще — перед глазами так светло-светло! И ничего не видно...

Мокро. Противный дождь падал на макушку. Ричард ненавидел мелкую морось. И прятаться стыдно — от жалкого подобия дождя! И лицу неприятно. А уж если дождь еще!

Ричард махнул было головой, чтобы избавиться от лишних мыслей, — но где-то позади глаз затрещало. Стало больно, так больно, как никогда раньше. Даже когда оса нос ужалила, не так болело!

Темно. Ослеп? Он боялся, очень боялся ослепнуть. Как ему тогда с ребятами играть? Он же их не увидит! А еще...

Снова больно. Десять, десять раз по десять ос жалили в голову, каждое мгновение. Думать уже было невозможно. Иногда это можно — не думать. Даже нужно. Вот как сейчас.

Ричард поднялся. Перед глазами плыло. Впереди прыгали пять камней. Но он ведь должен быть один?..

А еще — у Ричарда было десять рук. В свете луны...Так и лун пять штук!

Он глядел во все глаза. Но чем больше луна плясала, тем противнее становился кусок во рту. Комок гнилья застрял в горле. Не в силах сдержаться, Ричард наклонился, и комок вышел. Парень вытерся рукавом. Мама сильнее кричать не будет, нельзя еще сильнее, невозможно! — так что можно и рукавом.

Дождь усилился. Стало легче: холодная влага остужала пожар, горевший в голове. Можно было даже чуть-чуть думать. Но лучше не надо.

Стало еще больнее, и Ричард больше не думал — он пополз по краю Ямы. Склоны ее были очень ровными, это его просто земля подвела. А так ползти было легко. Разве что лопухи мешали. Вот он насобирает репьев-то дома! Нет, больно. Нельзя думать.

Он вылез из Ямы. Стало темнее: кусты и деревья нависали черными громадами. А вдруг Судья где-то там ходит? Нет, Ричард плохого не делал, разве что тот кусочек сахара...Больно. Не думать.

Поднялся с колен, и...снова ком. Еще противней прежнего. Да он столько целую неделю не ел, сколько выплюнул!

Хорошо, что дорога к дому была привычной. А то бы ему плутать да плутать!

Ветки хлестали по щекам, заставляя морщиться. В глаза то и дело лезли цветы да листья, но хуже были короткие побеги. Один ему даже глаз правый чуть не выколол!

А раз он даже споткнулся! За пенек (странно — вокруг же были только кусты!) нога зацепилась, и Ричард, взмахнув разок руками, повалился. Пенек был трухлявый, мягкий от старости и дождя, но торчавшие его корешки были очень крепкими, — этак Одри хватал за шиворот. Крепка у друга хватка, не выкрутишься!

Но все-таки пенек был не Одри, и Ричарду удалось выпутаться: он рванул запутавшуюся ногу, и уткнулся носом в землю. Выбрался. А вот и деревня!

К папе! К маме! Вон, даже огоньки горят кое-где! Ждут! Его ждут! Сейчас бы поесть!

Плохая мысль. Снов ком. Было немного стыдно: а вдруг кому испоганил огород?..

Отдышавшись, понесся (самом деле — едва волочил ноги) к мельнице. Вот только странно, — заборы не мешают. То есть они есть. Но потом — нет. Калитки, что ли, все открыли? Не может быть! Ричард с закрытыми глазами узнал бы это место. Вот здесь жил забияка Мерик. А уж у него-то забор — ого-го! Выше, чем у старосты! Втрое, а может, и впятеро! А где забор-то?

Ричард не понимал, почему в груди снова заколотило. Он ведь не бежал! А в груди-то стучит. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. С чего это?

Снова ком. На этот раз он кашлял и плевался долго, очень долго. Гадость в самый нос попала, так что пришлось еще и высморкаться. В рукав, куда ж еще? Нельзя просто так сморкаться, — мама говорила. Надо в тряпицу. Папа посмеивался, но ничего не говорил. Тряпицы не было, но рукав — чем не тряпичный? Хороший! Можно не стесняться.

Ричард наконец-то прочистил нос — и тут же в него ударил запах гари. Как он его не чувствовал прежде? Наверное, гадость еще с Ямы засела где-то позади ноздрей, глубоко, как при простуде. Что это? Неужто зажгли большой костер, чтобы он, Ричард, нашел по нему путь домой? Наверно, жгли, жгли, да кончились бревна...Да как же?..

Больно. Снова больно. Ричард снова поплелся. И заметил на тропинке груду тряпья. Это кто же потерял? Поднять и помочь надо! А то вдруг это его ждали, да позабыли здесь? Надо быть благодарным...Или может разбойников догоняли и оставили?.. Или — того хуже — от разбойников убегали?..

Ричард подошел поближе. Так это не тряпье! Это ж папа Мерика, дядя Уртик! Его обхватить — два Ричарда надо! Устал, спит. Разбудить надо, пусть к Мерику идет! Тот его ждет! Вечно дядя Уртик устанет и давай спать на дороге!

Ричард привычно затряс Уртика. От него скверно пахло, но не как обычно. Чем-то похоже на ту гадость, что во рту застряла. Ну прямо очень-очень.

Ричард затряс пуще прежнего.

— Дядя Уртик! Дядя Уртик! Вставайте! Вас мама Мерика ждет! Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик!

Обычно помогало. Как мериковой мамы имя скажешь, так дядя Уртик подпрыгивает и домой! Только его и видели!

— Слышите? Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик! — голова сильно болела, но как дядю Уртика оставишь? А то вдруг кто поутру зашибет!

Поутру! Родители же его ждут! Мама плачет! Папа за охапку осоки хватается! Домой! Скорее домой!

Хорошо хоть собаки молчали. А то бы голова раскололась надвое! Нет, натрое!

Перед глазами зарябило. Было сперва два родных дома, потом — пять, потом они соединились в один. Но самой-самой темной ночи не остановить его! Уж родной дом он завсегда узнает!

Ричард остановился у распахнутой калитки. На ступенях сидели три папы. То есть один папа! Это просто голова болит! Папа ждет! Папа очень ждет! Вот, Ричард пришел!

— Папа! Папа! Ты только не кричи! Я — от разбойников! Как Одри закричал, я сразу побежал! Только не осокой! Только не осокой! Я к вам бежал, предупредить! — затараторил, а сам побежал к папе, обнять. Все теперь хорошо.

— Папка! — радостно обнял. Папа не злится, вот, даже не кричит.

Совсем ничего не говорит.

Совсем?

А почему не дышит? Совсем!

Ричард посмотрел на папу. Он все так же сидел на ступеньках. И смотрел вверх. Ладони намокли — не иначе, со страху. Ричард отстранился. Папа сердится? Когда папа молчит — быть беде...Даже мама выбегает из дому к речке, переждеть.

А вдруг сейчас за ухо дернет?

Но папа не дергает за ухо. Все смотрит.

— Папка, ну я правда...Я торопился...Просто — упал...

Голова заболела. Слезы потекли из глаз. Как же так? Почему он так сердится? Почему молчит? Почему в груди как будто Одри пальцами нутро самое сжимает?

— Ну отругай меня! Только не молчи! Ну пап!

Ричард попятился — и споткнулся. Земля ударилась о голову так же неожиданно, как пропадала из-под ног мгновенье назад. Мальчик пошарил руками — и наткнулся на еще одного пьяного...Нет...пьяную...Но эти ладони...Эти руки...Мама!!!

Ричард подскочил, да так, что в голове вновь заболело. Ему было до колик в животе стыдно перед мамой и папкой, но сейчас комок был самым горьким. И самым маленьким.

В лунном свете он увидел маму. Она тоже смотрела куда-то вверх. И сжимала руками...У нее из живота торчала...Торчал...

— Мама! — Ричард упал, обхватив голову мамы руками.

Мертвой мамы. Обломок стрелы торчал у нее из груди. Она умерла. Умерла. Голова раскалывалась. А может, еще жива? Может, это она просто так играется? Ну правда, играется, ведь мама играется!

— Мама!!! — Ричард теребил волосы, плечи...

Без толку. Мама умерла.

Теперь Ричард понял, что и папка — тоже. И дядя Уртик.

И это не запах большого-большого костра... Это все разбойники!..

— Эй! — Ричард засопел, перепугавшись насмерть.

Он так кричал, так у него болела голова, что те подкрались незаметно.

Их было много, очень много! Разбойники! Это все они!

— За маму! За папку! — Ричард закричал изо всех сил и понесся на них. Но только голова заболела, и он упал.

А сейчас и его — за мамой. И за папой. И он ничего не боится. Совсем-совсем ничего.

В голове, чуть пониже глаз, стучало: "Пять — пришло время...".

— За маму! За папку! — Ричард молотил кулаками воздух! Пусть убивают, но он не сдастся! Не сдастся!

— Да прекрати же ты! — гаркнул один из разбойников.

Теперь они были со всех сторон. Один даже к маме хотел подобраться, но Ричард перекатился и закрыл ее. Голова болела, очень, но нужно было защитить маму — очень-очень.

— Парень! Мы свои! Что случилось? Что здесь произошло? Парень! Да не тронем мы!..

Разбойник осекся. Ричард ждал. Но все оставалось по-прежнему. Он даже открыл глаза — сам не заметил, как закрыл их.

Они стояли над ним. Двое тянули руки к нему, маму отнять.

— Не дам! — выбросил руку вперед и вверх. Промазал!

— Парень! Мы свои, свои! Вот, видишь! — тот, по которому промазал, вытянул руку.

Ричард настороженно пригляделся. С кулака (кулачище — три ричардовых!), разбойника свисала игрушка. Нет, не игрушка, — амулет. Прямо как у старосты. Такой...ну...как дом, только меньше. Мама говорила, что это кв...кв...как его там?.. Мама...Папка...

— Из Лефера мы! — тут же добавил разбойник. Только сейчас Ричард заметил, что разбойник (или почти разбойник) улыбается, отчего его усы топорщатся в разные стороны. — Свои!

— Из... города? — недоверчиво переспросил Ричард. А вдруг и вправду оттуда? Значит, свои?

Или, может, эти разбойники так специально говорят? Ждут, когда он потеряет бдительность, и тогда — бах! И нету его!

— Из города, из города! — добавил тот разбойник, что был по левую руку от носителя амулета. — Свои. Парень, не бойся. Дай нам помочь твоей маме. Это ведь твоя мама?

— Мама! — кивнул Ричард.

Он должен быть храбрым. Плакать нельзя. Пальцы ослабли. В глазах совсем-совсем потемнело.

— Мама...Папка... — и захлюпал носом. Это у него от дождя.

— А ну-ка, парни, взялись! — разбойники (или не совсем разбойники) помогли Ричарду подняться, но отняли его от мамы.

Ее они тоже приподняли.

Чирк. Чирк. В глазах зарябило: кто-то воспользовался огнивом. Занялся сверток. Стало светло, ну, не как днем, и не как от костра, но что-то было видно.

— Жалко тебя, парень...А это...

— Папка, — только и произнес Ричард. Он снова обнялся маму. Не разбойники молчали. Ему никто не мешал.

— Глянь-ка, — этот, с амулетом, показал не разбойнику с огнивом.

Снова чиркнуло, и света хватило на то, чтобы дважды моргнуть Ричарду.

— Плохо. Почти сразу. На том поклянусь, — отозвался не разбойник с огнивом.

— Так, — с амулетом присел на корточки, но все равно был повыше Ричарда, сидевшего с поджатыми ногами. — Рассказывай, парень, что здесь произошло...

— А вы точно не разбойники? — он еще не поверил до конца. — Точно-точно?

— Стал бы он с тобою разговоры разговаривать! Чирк — и к родителям! — раздался голос от одного из не разбойников.

Опять насморк, проклятый насморк.

— Неус! — окрикнул его тот, что с амулетом.

— А что? Это ж правда! Парень за сегодня повзрослел, пусть в глаза правде смотрит!

— Правде... — тот, что с амулетом, обернулся к Ричарду.

— Правде... — Ричард подавился собственными словами. — Правде... Мы играли...

И он рассказал все-все. И про то, как прижимал лопух к голове (чтобы, значит, прошла!), когда возвращался домой. И про то, почему голова болела. И что дождь был. И что он вернулся. И пьяный...мертвый...дядя Уртик...И как папка...И мама...

— За налогом приходили. Судьей поклянусь, за налогом! — встрял тот, что говорил о правде.

— Судьей? А не боишься? Призываешь его — что, грешков за душой нет никаких, а? Вдруг явится, и что нам делать? — резко переспросил тот, что с амулетом.

— К маме с папкой не явился, — только и выдавил из себя Ричард. Позади носа заболело.

— Э, а ну-ка, посвети. На мальчугана гляну...

Чиркнуло. Ричард закрыл глаза: до того близкий свет ослеплял.

— Э, да у тебя половина башки в крови! Как я не заметил раньше! Досталось тебе. Когда упал, на камень напоролся? — голос не разбойника с амулетом был почти добрый.

— Не помню, — пожал плечами Ричард. — Мне к папке с мамой надо было...А теперь не надо...Я здесь останусь.

— Один, что ли? — любитель правды встрял. — Да сожрет его зверье! Может, вообще никто из местных не выжил, поди узнай!

— А может, и выжил? Поди узнай. Не с собой же его взять? — а это уже был голос того, с огнивом. Противный такой голос: по гальке когти царапают. Большие такие, острые.

— С собой? А что...— усатый не разбойник теперь смотрел только на Ричарда. — Парень, есть в Лефере родня?

— В городе? — проклятый насморк.

Тетя Сю...Да! Точно! Тетя Сю! Надо о папке с мамой рассказать! Очень надо!

— Есть...— насморк стал еще сильнее.

— Ну значит, поедешь с нами, — кивнул совсем не разбойник.

Ричард еще сильнее прижался к маме.

— С родителями проститься надо.

— Время!.. — встрял тот, что с огнивом, но его неожиданно перебил тот, что с гадким голосом.

— Мои предки говорили: боги создали времени достаточно. Достаточно, чтобы схоронить двух человек. Пошли...

— Я копать не нанимался...

— Ты на что только не нанимался! — огрызнулся тот, что с гадким голосом.

Ричард от волнения прижал руки к ступням. Нащупал нитку...нет, ленточку, прицепившуюся к брюкам. Ага, ее удерживал репей. Дернул и поднес к самым глазам, чтобы хоть как-то разглядеть.

Резанула по небу молния, сообщая о близящемся дожде. Ленточка была синей — это у парень успел разглядеть.

И тут Ричард заплакал, так, как никогда прежде и никогда после.

Глава 2. Ричард

Вот, кажется, день, — а потом ночь. Ну, почти ночь. Здесь солнце быстро скрывалось за горой.

— Это потому что ходит советоваться к Гаргану.

Мама всегда знала, о чем думает Рик. Он был уверен, что все дело в магии! А в чем же еще? Не в том же, что он бормотал себе под нос. Никто, совсем никто этого не должен был слышать. Право, Рик и сам не слышал. А оттого еще больше насупливался. Слова ему давались тяжело. Вот когда мама просила прочесть слово, Рик сперва разбивал его на звуки. Ма-ма, — говорил он тихоньку, — Ма-ма. А потом добавлял, уже громче:

— Мама!

— Почему ты никогда не можешь сказать слово сразу? — вздыхала мама. — Ну же, это так просто! Ведь когда не читаешь, ты все верно говоришь. Только быстро. Торопыжка вырос. И в кого ты такой?

Рик понуро склонял голову. Он знал, как ответить. Это было так правильно-правильно. Но когда только начинал, слова разбредались, мысли прятались, боясь показаться наружу. А мысли — это такое! Такое!

— Во-о-о-т почему! — Рик высоко-высоко поднимал руки. — Понимаешь, мам!

Он знал, что мама понимает. Кому еще, как не ей?

— Скоро! Скоро пойдем1 Не шумите!

А вот это уже был голос папы. Вода плескалась о мельничное колесо, но оно надувалось и ленилось. Не хотело работать.

— Устало. Все устают. Всем бывает нужен отдых. Колесо отдохнет, жерновки поспят, — а с утра вставать, работать. Ты ведь любишь работать?

Мама была...

Мама была мама. Что про нее рассказывать? Рик всегда знал, как она выглядит. Ему даже показалось странным, очень странным, что он подумал о ее лице. Вот же оно? Да и куда мама денется, всегда можно глянуть. Еще лучше, чем речка! Ветер налетит — та нахмурится, не будет показывать отражение. А мама никогда не хмурится.

Ну, разве только иногда. Но Рик в этом нисколечко не виноват, нет, нисколечко!

— Пойдем, — папа кладет ладонь на плечо. Толкает вперед. — Сегодня ты должен поднести. Привыкай. Однажды меня заменишь.

Рик встрепенулся. Как? Как это? Нет! Зачем? Папа ведь всегда будет подносить. Как же иначе? Ну что за глупые мысли в голову лезут! Эти очень-очень темные. Плохие. Надо прогнать. И пойти. Но страшно. И почему это однажды заменит Рик отца?

— Пойдем, — еще раз говорит. Значит, надо идти. Третий раз не скажет. Хворостина продолжит.

— Счас-ка! Счас-ка! — Рик затараторил. — А...

Мама кладет на протянутые ладони (вот и выросли они у Рика за лето! а плечи до чего маленькие! зато прятаться легко!) миску. Хорошую такую, в рисунках. Мама сама рисовала, а папа помогал. Да и Рик, Рик-то! Он ведь тоже ого-го как помог! Надо поднести.

И тут Рик вспомнил, что очень боится. Вот всегда помнил, а потом забыл, а сейчас — опять вспомнил.

— Не бойся. Он знает, что мы хотим добра. Что мы честно работаем. Мы даем зерно, а он помогает, — с нажимом произнес отец.

Все. Пошли. Колени у Рика тряслись, ого-го как! Слышно было даже дома у Одри, не иначе! Тук-тряс-тук! Или тряс-тук-тряс! И снова тук-тряс-тук. Это они шли к речке.

Она была сейчас очень темная: небо закрылось в одеяло, спало. Звезды тоже спали. Только луна все никак не шла отдыхать, вполглаза наблюдая за Риком, как он справится? А он взрослый, да! Он справится!

Втроем они вышли по тропинке к берегу. Справа — колесо. Рик улыбнулся. Какое оно было большое раньше! А сейчас уже и поменьше. Может, оно стареет? Вот точно как бабушка Одри! Скоро лопасти выпадут, как ее зубы! Все-все-все! Ну, один останется. Тот, что спереди. Уродливая такая улыбка у бабушки, хотя сама она добрая. Иногда.

Рик старался думать обо всем-всем на свете, только бы не вспоминать...

Вспомнил! Темно! Было так темно. Вода плескалась. Или, может, это он, а? Да! Да! Это он! Он придет за Риком и заберет!

— Не бойся, я с тобой, — мама взлохматила голову.

— И когда он уже повзрослеет, — вздохнул отец.

— У ребенка должно быть детство. Понимаешь? А то будет...как... — мама замолчала.

Она вот так очень-очень часто делала. Говорит про кого-то — и тут же молчит. Словно бы забывает. Ну совсем как Рик. Но Рик уверен, что мама помнит. Она все помнит. Даже что он боится.

Что-то над Риком прошумело.

Коленки подкосились, и миска чуть не выпала из рук. Отец подоспел вовремя! Его крепкая рука тут же схватила ладони Рика, и вот уже все было хорошо.

— Летучая мышь. Не пугайся. Давай! Ты помнишь, как надо подносить?

Рик быстро-быстро закивал.

Он помнил. Да, он все забывает...Но это он помнит. Почему? Сам не знает. Вот бы все так помнить!

Рик подходит к самой воде, так, что ноги сразу же промокают. Высоко поднимает — над самой головой — миску, и громко (так громко, чтобы совсем не страшно было!) говорит:

— Ворелл! Я подношу это зерно в надежде, что ты будешь так добр и пошлешь нам завтра быструю реку, чтобы помолоть зерно!

Подождав немного, Рик опускается на коленки и кладет миску. Ровно там, где песок становится водой. Потом быстро поворачивается — и вовсю бежит, не оборачиваясь. Теперь он совсем-совсем вспомнил, что боится. Очень боится.

Мама и отец еще там, на берегу. Раздается плеск воды. А вдруг не понравилось подношение? Вдруг это он? Рик вздрагивает, и прямо на бегу поворачивается...

— Вот и я говорю, что это ты здорово придумал. Таскайся, значит, с ним, — попервой дурость. А нет! Хитро! Что говорит, хитро! Толковый ты у нас. Хитро!

Голос раздается над самой головой. Противный такой, шамкающий. Не говорит — плюётся, причмокивает.

— Вот и я говорю, — а этот голос кажется смутно знакомым. Недавно...Темнота...Люди в темноте. Огонь.

Кто эти люди? Где мама, папа?

Он резко поднялся. Их больше нет. Потолок сменился грязно-серым небом. Лужа была сверху — и такие же грязные лужи были снизу.

— А, очухался! Ну, парень, и горазд ты спать! Олаф, вот, суёт тебе еду, суёт, а ты воротишь нос, да знай бубнишь! — прошамкал и сплюнул. — Ну, думаю, каюк! Глупо!

Телега подскочила на кочке. У Ричарда внутри все перевернулось.

— Не загадь!

Липкая гадость полезла изо рта и носа. Ядовитый огонь жег изнутри, но желудок был пуст. Но парень не в силах был упасть на холстину: все казалось, что снова вывернет.

— Башковитый! Не загадил, — от шамканья хотелось блевать еще сильнее. — Ну, будя! На вот!

Ричард тыльной стороной ладони вытер лицо. Длинные и широкие рукава мешали. Откуда котта? Он таких никогда не носил. Теплая. Мягкая. Почти как одеяло дома...

Снова вывернуло.

— Меня еще сильнее после моего первого покойника, — а это уже голос того, кто любил правду. — А уж после такого немудрено.

Ричарда отпустило, и он огляделся.

На козлах сидели двое воинов. Один, тот, что правил лошадьми, кутался в овчину. То и дело он поворачивал голову влево и сплевывал. Смачно так. Этот и шамкал. Второй, сейчас повернувшийся к Ричарду, хмурился сильнее осенних туч. Шлем со стрелкой и нащечниками был надвинут очень низко, мешая разглядеть лицо.

А, это он не хмурился! Просто на шлеме над самыми глазами была гравировка, похожая на густые брови.

На самом деле воин улыбался. Он даже протянул фляжку:

— Выпей.

Ричард обхватил ее обеими руками. Гадость во рту обжигала, грозясь прожечь небо до самых костей. Но Окен помедлил. Живот снова заныл.

— Не бойся, пей. Вода там, вода, — рассмеялся "хмурый". — Вино я уже все выпил давно.

— До города, — шамканье, — доберемся, а там дело нехитрое! Погуляем! Добро!

Ричард припал губами к фляге. Теплая! Он не любил теплую воду, но чего же она была вкусной! Как вкусно! И еще — она смыла отраву.

— Вот и правильно. Хлеб найдется, хочешь?

Зря он это. Ричард едва успел свеситься за борт повозки.

— Бывает, — заметил хозяин фляжки, когда Ричард сунул было ее обратно. — Забирай. Она твоя. До города и впрямь недалеко. Тебе еще пригодится.

Ричард благодарно закивал и уселся на холстину. Только сейчас он почувствовал, что под ней какие-то мешки и сундуки: вся она была неровная. Заныла спина: еще бы! Он же пролежал здесь неизвестно сколько.

И позади, и впереди тянулись повозки, ничем не отличавшиеся от ричардовой. Разве что на них не сидели мальчики, потерявшие в одну ночь всех родных и близких.

Ричард зарылся лицом в ладони. Меж пальцев закапала соленая влага. Он плакал молча, стесняясь этого.

— Бывает, — снова произнес даритель фляжки. — Ты знаешь, чего? Можно помочь твоей мести. Ты же хочешь отомстить?

Ричард тут же убрал руки и жадно закивал.

— Вот. Это правильно. Мужчина должен мстить за кровь кровью. У нас все это знают, во-о-от с таких лет, — воин держал ладонь у самой холстины. — В городе мы в ратушу пойдем. Там расскажешь все, что знаешь. И про тех, кто деревню сжег, и то, как мы тебя подобрали. Все, что помнишь. Понимаешь? Любое твое слово может мести.

— И погребальный костер! — не оборачиваясь, добавил шамкающий. — Про него не забудь! Расстарались! Добро расстарались!

В этот раз было только жжение желудка, ничего больше.

— Будя! — снова шамканье. — Будя тебе! Этак кишки свои выплюнешь!

Ричард снова повалился на холстину. Он устал, он очень устал.

— Расскажет, — только и донесся до Окена голос "хмурого".

Хорошо, что не было никаких снов. Плохо, что не снились родители.

Радостный возглас (кто крикнул — шамкающий, хмурый или еще кто, Ричард так и не понял) вывел из такого хорошего, такого приятного забытья.

Серая лужа наверху потемнела, и от этого стало только гаже на душе.

— Город! Город! Приехали! Добро!

Ричард приподнялся на локтях. И точно. Город. Самый что ни на есть.

Они всей семьей ездили сюда раз в пять, а может, шесть в год. Запрягали волов пораньше, чтобы к закату уже прибыть под стены. Опоздаешь — не впустят! Так однажды простояли всю ночь под воротами. Могли заночевать в трактире, но папа отказался. "Нечего деньги разбазаривать!" — ответил он на укоризны мамы.

Ричард понурил голову. Он готов был выслушивать этот родительский спор снова, и снова, снова, — лишь бы снова оказаться среди живых папы и мамы. А может, это сон? И ему приснилось всё? Да, точно! Это сон! И вот он встретит их у майского шеста...

Такого, как был впереди. Там, где Нижняя река делала поворот, у самой крепостной стены, высился майский шест. Поднявшийся ветер подталкивал ребятишек (кого же еще?) в спину, и те крутились, крутились...

На дороге стало много больше повозок. То ли не обращал на них Ричард внимания, то ли еще чего, — но дорога буквально оказалась ими запружена.

— А ну! Посторонись!

— Наддай!

— Да куда прешь?

— Кто тебя править так учил? Руки бы оторвал!

— Ну кто? Ну кто так прет!

— Людии! Что деется!.. Задавили!.. Задавили меня!..

Ричард тут посмотрел в сторону, откуда доносился крик.

Дородная женщина протискивалась между телег, желая перейти дорогу. Возницы щелкали кнутами, лошади и волы топтались, — а та шла медленнее пьяницы. Да еще грозила кулаком всем, кому ни попадя. Кто-кто, а она на задавленную совсем не была похожа.

На обочинах выросли таверны и кабаки. Металлические и деревянные вывески скрипели на ветру, зазывая уставших с дороги. Трубы их чадили: вот кто заставил небо почернеть!

Так получилось, что повозка с Ричардом оказалась с самого правого края большака, так парень мог разглядеть, что творилось под боком у нескончаемого потока телег.

Недовольно хрюкали свиньи. Занявшие глубокую, посиневшую от застарелой грязи канаву, покрытые темной щетиной, они доживали последние свои мгновенья. Ричард и сам не знал, что намерен сделать обладатель жидких лохмотьев с дубиной в руках. Он медленно приблизился к самому дородному хряку, размахнулся, и — Окен всегда будет вспоминать именно это мгновенье при слово "Лефер" — обрушил дубину на башку хряка. Тот не взвизгнул даже: вслед за донесшимся до Ричарда хрустом просто осел в грязь. Остальные свиньи подняли дикий шум и махнули в разные стороны. Одно из животных понеслось под телегами. И снова раздался хруст: колесо и свинья встретились. Животное заголосило. Оно визжало так натужно, что Ричард закрыл уши руками.

"Лохмотья" отбросил дубинку в сторону, взял убитого хряка за задние копыта и потащил. К нему подбежало еще трое нищих, усиленно помогавших и довольно восклицавших. "Лохмотья", впрочем, ничуть не был рад этой помощи. Это лишь потом Ричард узнает: за каждую убитую свинью полагается награда от городского совета. Достаточно предъявить тушу, протянуть руку, куда отсыплют медяков, — и мясо можно забирать. Но платили за убитых свиней внутри городских стен. Стражники никого не должны были пропускать с тушами. Но свиней как-то дотаскивали. У стражников же неизменно оказывалась добрая похлебка с вкусными свиными ребрышками. Неким образом эти вещи были взаимосвязаны. Но об этом Ричард узнает много после, уже обжившись в Лефере. Сейчас же он только и делал, что в оба глаза таращился на странное действо.

Пока его не отвлек майский шест.

А, точнее, совсем не майский шест. Только издалека эту конструкцию можно было бы принять за любимую игрушку городской ребятни.

Тошнота подкатила к горлу Ричарда: на счастье, даже в самых глубоких уголках желудка не осталось ни крошки. Иначе бы несдобровать холстине.

Люди и вправду качались. На веревках. Повешенные. А по соседству тряслись на ветру скелеты. Крутились вокруг них, норовя оторвать кусочек. Повешенные разбойники. Они привлекали еще больше внимания, чем придорожны трактиры: каждый мог оказаться на месте "счастливчиков". Двое стражников, стоявших, скорее, для напоминания, нежели охраны, довольно махали проезжавшим. Возчики хранили молчание.

А вот "хмурый" помахал в ответ, как старым друзьям. Ричард задумался. Не хотел бы он оказаться человеком, знакомым с такой компанией. Даже больше — ночью бы не уснул. А вдруг и "хмурый" стоял вот так...

Но почему, почему Ричард никогда прежде не замечал этой виселицы? Ее не было? Или...

А если ночью проехать?

Ночь. Запах гари. Сожженный дом...Родители...

Снова соленая влага сочилась меж пальцев. Она смешалась с грязью. Точь-в-точь пепел, намокший под дождем...

Ричсарва

Стены выросли над головой Ричарда. Надвратная башня с символом Города — синей лентой реки, перечеркнутой золотой полосой — тянулась до самого неба. В этом-то Окен был уверен, даже больше, чем в том, что солнце встанет на востоке. Она была такая высокая! Выше гор! И попасть туда была еще сложнее!

Телега почти остановилась.

— Вечно сутолока. Нечто ворота пробить новые нельзя? А? Худо! Худо! — шамканье и плевок.

— Чтобы пошлины взвинтили впятеро? — впервые "хмурый" говорил гневным тоном. Шлем задвигался из стороны в сторону. Он поднес зажатую в кулак руку прямо к лицу шамкающего. — Стену разобрать, — один палец высвободился из кулака. — Ворота поставить, — а за ним второй. — Стражу нанять, — третий. — Большак... — четвертый палец так и не успел вырваться на волю.

— Дык понятно! Олаф! Понятно! — самый смачный плевок за день. — Дело ясное, что дело неподъемное.

— Отчего ж, — усмехнулся Олаф. От этого голос его показался злым. — Кто-то горы наварит.

Ричард не очень понял, зачем горы варить, а тем более наваривать. Но шамкающий знал, а потом заплевал еще пуще прежнего.

— Дерут! Три шкуры дерут!!! — донеслось спереди.

Ричард и не заметил, как их телега подошла к самым воротам. Впереди была только одна телега, наполовину скрывшаяся в полумраке проема. Дорогу ей перекрыли четверо, нет, пятеро стражников в коттах.

Пятый был чуть ближе к Ричарду, и под его коттой можно было разглядеть кольчугу. Он вовсю размахивал руками.

— Указ совета! За каждый мешок муки — плати седьмицу! Или мели в городских!

— Да там не меньше сдерут! — пуще прежнего заголосил возчик. Его телега и впрямь была заполнена мешками с мукой. — Душат честного...

— А что ж ты сюда приехал, не зная совета указов? Объявляли же по окрестностям! Старосты во всех деревнях зачитывали!

— Да я...я...! Я в ратушу пойду! — забарабанил по воздуху несчастный владелец враз подорожавшего товара. — До самого совета дойду!

— Иди. Деньги за проезд — вперед. А там уж вернут, ежели доспоришься. Ну, платишь? — хладнокровно прозвучало в ответ.

Видно, такое случалось каждый день.

— Да!...Да!...Да подавись! — возчик сунул мешок в руку стражнику. — На!

— Добро пожаловать в славный город Лефер! Спасибо, что помогаете городскому совету поддерживать казну! — отчеканил стражник. Еще чуть-чуть, и рассмеется.

— Кровопийцы! Прямо сейчас в совет! Прямо сейчас! Пошли!

Волы двинулись. Возчик причитал, и вопли его разносились гулом по туннелю ворот.

Их телега подъехала к самым стражникам.

— Ага! За проезд! За проезд в город по медному с человека! — радостно возвестили. — Указ городского совета!

— Добрая компания пошлинам не подвергается, — расхохотался Олаф.

Ричарду стало не по себе от этого смеха: металл, металл холодный и убийственный, был слышен в этом хохоте.

— Что, и пацаненок тоже в Доброй компании? Не слыхивал такого! — осклабился радетель городской казны.

— Слушай, Бенбенгют! И посмотри на парня внимательно, — Олаф свесился с козел, и его лицо оказалось прямо напротив лица стражника. — Вчера деревню...

У Ричарда зашумело в ушах, и он не расслышал следующих слов Олафа. Поднявшийся ветер дул так сильно, да еще и в узилище врат, что он бы и мыслей своих не услышал.

— И потому мы везем его в совет! Пусть расскажет! — ветер затих.

— Понял?

Когда Олаф вернулся на свое место, стражник уже смотрел совершенно иначе. Усмешка с его губ слетела.

— А что вы раньше не сказали? Мчитесь в совет! Да скажите, что я пустил вас без проволочек! Ребята!

Стражники расступились, открывая дорогу.

— Это мы завсегда! — радостно прошамкали в ответ. — Добро! Бывай!

Надо сказать, что стражники расступились — но быстрее телега ехать от этого не стала. Протиснувшись меж створками ворот и прижавшимися к туннелю стражникам, она оказалась на грязной улочке. Та полнилась от народа, сновавшего туда-сюда, и таких же возков. Они были везде. Тянувшиеся по бесчисленным ответвлениям улочек, они то пропадали, то появлялись снова.

А еще — был шум. Ричард каждый раз знал, что звуки накроют его с головой — и каждый раз пугался. Он втянул голову в плечи, закрыл ладонями уши, но это ничуть не помогло. Кажется, гомон стал только противней.

И — вонь. Не запах спелых овощей, навоза или еще чего-то в этом духе. Грязи, гнилья и гадости. Пятачок земли по эту стороны ворот был истоптан вдоль и поперек. Колеса телег, копыта и ноги перепахали почву, из неведомых глубин принеся самую тягучую грязь. Довершали дело канавы, стекавшиеся с этой половины города. Улица здесь шла в гору, так что помои стекали ровно к воротам.

Узкие и высокие дома жались друг к другу. То и дело из окошек, коих едва хватало, чтобы протиснулось ведро с выливаемыми помоями, выглядывали любопытные жители.

Телега пошла в гору. Ричард как раз оказался под нависавшими домами: вторые, третьи, четвертые этажи были куда шире первых. При определенной сноровке соседи из домов напротив могли пожать друг другу руки, не будучи акробатами. Достаточно было обоим протянуть руку, и вот — пожатие. Удобно. Женщины галдели, обсуждая новости. Мужчины жаловались на выросшие пошлины.

— А ну! В сторону! В сторону! Ишь! — шамкающий замахнулся кнутом на ковылявшего нищего.

Оборванец, темный от грязи, патлатый, подпрыгивал на левой ноге, волоча за собой правую, неестественно вывернутую назад.

— Добряка обидели! — тряхнул он патлами, прижимаясь к стене дома. Из окна второго этажа раздались возмущенные крики.

— Прости, брат! — вмиг подобрел шамкающий.

Ричард не успел заметить даже, как в руке Олафа оказалась монета — и тут же была подкинута. Серебро! Целый серебряк!

Ричард ахнул. Он никогда и в руках-то не держал! Отец, бывало, показывал ему припрятанную промеж мешков "счастливую" монетку, истертую, обрезанную по краям, — но серебряную. Самый лучший человек на свете верил: она обязательно принесет удачу. Не ему, так сыну.

Окен сжал кулаки. Никакая монета не спасла отца и мать. Никакая...

Патлатый было начало благодарить, но Олаф тут же воскликнул:

— Не благодарят за такое! Добряков помяни, какие только были на этом свете! Обязательно помяни!

Ричарду показалось — или добряк заплакал? А может, это просто его глаза хищно сверкнули при виде серебра?

Нищий прижал кулак с зажатой монеткой к сердцу, кивнул и торопливо заковылял в проулок меж домами. Тут же на то место, где он стоял, вылили ушат помоев. Раздался писк. На счастье, Ричард не увидел маленьких черных (или серых?) тварей. Он их ненавидел всей душой, но не мог признаться самому себе, была ли то ненависть или страх? Пожиратели муки были повсюду, — в этом уж точно был совершенно уверен Окен.

И все-таки была, была в этом крае грязи и зарослях домов красота.

Когда телега сделала поворот, дома чуть расступились, и там, вдалеке, показалась башня. Белая-белая. А точнее даже, башня "малыш". Сколько Ричард помнил, она так и оставалась похожей на только начавший расти зуб.

Они подъехали ближе. Белой-белой эта рождающаяся башня выглядела только издалека. Стоило приблизиться — и можно было разглядеть следы потеков воды, комья грязи, вылетевшие из-под конских копыт, следы нечистот, в дождь затапливавших пороги. Но зачем об этом думать? Белая башня должна была стать самой прекрасной...

— И когда эту штуковину достроят? Столько, значит, серебра вбухали! Море пивом залить! Море! Тьфу! — шамкающий искренне печалился.

— Достроят. Когда-нибудь. Или на камни растащат. Там видно будет, — парировал Олаф. Кажется, он совершенно спокойно относился к Белой башне.

Ричард так и рвался сказать что-нибудь, защитить башню-мечту, но...Родителей своих он разве защитил? Нет, совсем нет. Ричард сжался. Он закутался в котту и уткнулся в холстину. Город продолжал жить своей жизнью. От этого становилось еще противнее.

Но вот пахнуло рыбой, послышался плеск воды.

Ричард подскочил.

Великая канава! Великая канава!

Если ворота были ртом, заглатывавшим все новых и новых людей, то Великий канал (он же Великая канава — и как знать, какое из названий было древнее) — сердцем. Пока в нем была вода, соединявшая Верхнюю и Нижнюю реки, пока корабли могли пройти материк насквозь, — будет жить город.

Пролетела странная, большая, белая птица. Ричард таких прежде не видел. Может, голубь-переросток?

— Ишь! Альбатрос! И как его занесло-то? Чудно!

— Может, с кораблем. Мало ли кто сюда попадает случайно, да так навсегда и остается? — пожал плечами Олаф. — Альбатрос. Как дома. Как дома...

И была в его словах грусть сродни ричардовой. Может, и у него родителей убили? Ричард был почти в этом уверен. Нет, даже совсем уверен! Вот бы спросить! Да только как? Ричард стеснялся задать такой вопрос.

Улица стала шире: можно было бы разъехаться двум телегам свободно, — а потом и вовсе превратилась в мост. Сколько хватало глаз, влево и вправо шла набережная. Великий канал полнился кораблями, или шедшими водною дорогой, или бросившими здесь якорь.

И если шум у ворот казался Ричарду громким— то здешний гомон оглушал. На самом деле оглушал.

— А ну! Песьи дети! Шибче! Шибче!

— Бистро! Бистро показывайт!

— Наинэ гаорилэ...

А это была уже и вовсе незнакомая Ричарду речь.

Он с открытым ртом рассматривал бесчисленные корабли. Большие, с высокими мачтами — и маленькие, едва ли больше лодки. Они были самых разных форм и очертаний. Где-то были квадратные паруса (Ричард помнил, — он спросил у папы, как называются эти полотна, но ответила мама...Мама...), где-то были треугольные, а у некоторых и вовсе, те и другие, и третьи. Какие-то...Ну...В общем, не квадратные и не треугольные. Ричард у мамы спрашивал, как такие называются, но она не знала. Мама...Папа...

В висках застучало. Откуда?..

Кажется, это Великий канал зашумел. То ли ветер, то ли еще что, — но Ричард отчетливо слышал плеск воды, так, будто...

— А ну, плешивые! Разойдись! Разойдись! — шамкающий загорланил, надеясь провести телегу через толпу на Большом мосту. — Простоим вечер! Ох, простоим!

Ричард и не заметил, как они подобрались к...

А вот если Великий канал — это сердце, то что же такое Большой мост?

Вернее, мосты.

Самой воды не было видно (впрочем, слышно тоже не было) из-за бесчисленных кораблей и лодок. Если бы здесь бы один мост, как все эти судна смогли бы пройти? Нет. Большой мост был образован из пяти частей. Три каменных: посередине и у берегов. Два деревянных: рабочие по команде, пользуясь сложной системой рычагов, канатов и лебедок, поднимали их, чтобы дать кораблям свободную дорогу. В самые оживленные дни у деревянных пролетов скапливались огромные заторы из кораблей, ожидавших своей очереди: пусть мосты и поднимались с утра до самой ночи. За века это привело к появлению таверн, рынков и прочих положенных заведений где команда могла бы дождаться своей очереди. Злые языки говорили, что Лефер вырос из кабака, стоявшего на Великом канале. Языки еще более злые, а главное, завистливые, полагали, что он таковым и остался. Горожане, впрочем, были только рады доходам.

— Эй! Наддайте! Пусть поторопятся! — раздалось за спиной Ричарда.

Он повернулся. Это был возчик из того же отряда, что Олаф. Только сейчас Окен задумался: а что же они везут? На простых торговцев не похожи, все при оружии, а груза-то, груза!

— Это ты жену свою торопи! — гаркнул шамкающий. — Нашел кого торопить! Вишь!

— Скоро должны опустить мосты, скоро! — успокаивающе махнул рукой Олаф. — Не хватало еще драку здесь устроить.

— А вот и устроим! Мы по делу города! Сами, что ли, захотели сюда переть? — не унимался возчик позади.

Он передернул плечами: должно быть, нашитые на его бригантину железные пластинки позвякивали. Но звук их тонул в гомоне толпы, скопившейся у Большого моста. У самого борта повозки с Ричардом толпились горожане и приезжие гости.

— Второй мост построили бы!

— Пошлину мостовую дерут, а взамен что?

— Да чтоб они!

— Эй! Нос разобьешь кому своей клюкой!

— Захочу — разобью! Моя клюка! Моя!

— Понаехало мужичье в Лефер!

— Это ты кому?

— А!.. Вон тому!

— Мне, что ль?!

— Нет! Нет!

— Кому тогда?.

По левую сторону от повозки нарастал шум. Человек в дорогой котте (даже Ричард мог это понять — ни единой заплатки! Верно, дорогущая вещь!) синего цвета размахивал руками. На лице его выступила испарина. Вокруг же столпились люди в простых одеждах, явно из такой деревни, что и сам Ричард.

— Веселье! Добро! — оценил шамкающий. Он в оба глаза наблюдал за происходящим.

— Драки нам еще не хватало, — Олаф закрыл лицо ладонью. — Начинается...

Горожанин снял с головы берет, украшенный красным пером, в надежде закрыться им от размахивающих кулаками "доброжелателей".

"Будут бить" — подумал Ричард.

И тут все резко поменялось. Послышался жуткий треск и скрип, сопровождавшийся звуком натягиваемых веревок. Он перекрыл даже гомон людской толпы.

— Открывают! Мост открывают! — первым воскликнул горожанин.

О нем тут же все забыли.

— Ну, добро! Пошли! Пошли! Добро! — шамкающий обрадовался.

Верно, горожанин тоже обрадовался, — но его и след простыл, как Ричард не силился его найти взглядом.

Казалось, вот сейчас бы тишине наступить, — но нет. Толпа зашумела еще пуще. Скрип тележных колес, стук копыт о землю, ржанье лошадей и людские возгласы. Все это, смешавшись с грохотом опустившегося на брусчатку деревянного настила, порождало невообразимое чувство. После Ричард, думая о Лефера. Всегда слышал отголосок этого дня. Лефер для него стал шумом Большого моста.

Но сперва — сперва все смолкло. Ну, почти все. Люди затаили дыхание, глядя, как деревянная громада опускается на каменный обрубок. Едва бревна опустились, как толпа ухнула. Телеги и пешие помчались наперегонки. Раздался крик: кому-то ногу отдавили ногу в толчее. Хорошо еще, жив остался!

И тут же толпа остановилась: это волна ударилась о камень, — о будку сборщиков пошлины.

— А ну! А ну! Тише! В очередь! В очередь! Деньги! Деньги подай! — натренированный голос стражника в красной накидке поверх кольчуги перекрывал людской гомон и топот. — Деньги! За проезд! Пошлину мостовую вперед!

Точно таким же был поток, попавший меж колес отцовской мельницы. Вода проходила меж конструкциями, медленно, нехотя. Казалось, еще чуть-чуть, и колеса сломаются, — но нет. Вода подчинялась человеческой воле. Стража здесь сходным образом перекрыла дорогу страждущим, требуя положенную плату. Всех намеревавшихся промелькнуть без того, чтоб расстаться с нажитой медью, отталкивали древками копий.

— Деньгу давай! — настаивала стража

— Да отдай же! — кричали из-за спины (сами они потом столь же нехотя расстанутся со своими деньгами).

Наконец, человек сдавался, совал в руку стражнику монетку, и его пропускали, чтобы тут же остановить следующего. Ну а уж если попадалась телега...

— Куда?! — копья перегородили дорогу, кажется, над самой холкой лошадей. — Куда?!

— Слушай, Маглори! — Олаф обратился к стражнику в приметном зеленом плаще. На нем еще красовалась вышитая желтой нитью ладья. — Ты же знаешь! С Доброй компании пошлин не взимают!

— А вдруг, Олаф, ты со своими дружками что запрещенное везешь?! — расхохотался обладатель зеленого плаща. — Ну, как вас проверишь? Запрещено же досматривать!

— Маглори, ты посмотри, понимашь, в его честные глаза! — сплюнул шамкающий. — Они, знать, все и поведают! Девкам, небось, это говоришь!

— Я с ними не говорю! Мне они не для разговора.

Ричард подумал, а зачем тогда девушки, если не для разговоров? Но вслух заметить не решился. Вот в деревне у них, сядешь на холм, и давай говорить...А может, они в прятки здесь играют? Ну да, город-то воон какой огроменный! Не найдешь и за год! А то и за два, если хорошо спрячешься. А только вот как за едой бегать? Нет, год здесь прятаться нельзя. Дома...А вот дома у них и нету...

— Демоны с вами! Проезжайте! Нет, чтобы старому другу медяшечку принести! Отчитаться перед начальством! Советников порадовать! — Маглори махнул рукой. — Парни, пропустите их. И те пять повозок тоже. Вижу, что все с Доброй компании... Разъездились туда-сюда...Да быстрее! Быстрее! Скоро мост обратно поднимется! Ну что за день!..

Последние слова потонули в шуме. Повозка взобралась на мост, и колеса застучали по дереву.

Ричард стал внимательно глядеть по сторонам. Раньше он никогда здесь не бывал: только издалека смотрел. Родители...Родители...

Все внутри ричарда сжалось. Зачем ему это все? А может, мама и папа выжили? Они скоро за ним придут...Вот как раньше: походят по рынку, заглянут к маминой сестрице (мама ее так и звала "Сестрица!") — и домой, чтобы к самому утру поспеть. Может, ему стоит дождаться утра? И все станет, как прежде...

Крики чаек вернули к реальности.

Ему бы полюбоваться на корабли, — да только кончики мачт виднелись. Сам Большой мост, а точнее, его каменная, серединная часть, была застроена домами. И как они только здесь умещались! Узкие, наверное, в пять шагов, много, в шесть, длиной, они жались друг к другу, вздымаясь ввысь. Кажется, у каждого весь второй этаж был увешен разномастными вывесками. Чудо! На некоторых даже были надписи — редкость! Над деревенским трактиром только доска висели, напоминавшая разорвавшуюся бочку. Ну, только не до конца разорвавшуюся. А может, и не бочку вовсе. Да только все в деревне это место "Бочкой" и называли, сколько Ричард себя помнил. Но теперь не назовут...Нет-нет, совсем не назовут. Никогда.

Из каждого окна (а скорее, узкой щели в стене), из каждой двери (а те были лишь немного шире окон) раздавались зазывающие возгласы. Иногда прохожие останавливались, задумываясь над приглашением, и тут же начинались проблемы. Свободного от домов пространства моста едва хватало, чтобы две не очень широкие повозки могли ехать впритык друг к другу. А уж если они останавливались, то все! Крики были обеспечены.

Впрочем, как и сейчас.

— Тоже мне, мыслитель! Кончай звезды считать! Топай давай!

— Двигай!

— А ну! — это уже шамкающий не выдержал, а после начал что-то бубнить под нос.

Олаф снова махнул рукой. Кажется, он был спокойнее мертвеца, этот человек, которого знали все стражники (а Ричард был уверен, что не только сборщики пошлины числились в знакомцах у Олафа) огромного города.

Затор исчез, и телега снова двинулась. И тут произошло чудо. Чайка. Птица — словно из ниоткуда появившаяся — взмахнула крыльями над самой головой Ричарда, а потом уселась на холстину по левую руку от него. Она так забавно двигалась клювом, глядя на Окена, что тот не удержался от смеха. И такое это было чудо! Чайка подпрыгивала на каждой кочке — вместе с телегой — но приближалась все ближе и ближе к Ричарду.

Тут Олаф повернулся, чтобы посмотреть, что происходит, — и тут же изменился в лице. Куда только делась его невозмутимость! Он замахал руками, зашикал, начал что-то орать на незнакомом языке. Чайка встрепенулась, крикнула разок-другой, расправила крылья — и улетела. Только когда ее след простыл, Олаф хоть чуть успокоился.

— Никогда к себе их не подпускай. Никогда. Особенно в море. Это плохие, очень плохие птицы. Вестники смерти, — только и произнес Олаф, отвечая на немой вопрос Ричарда.

Мальчик пожал плечами и уперся личиком в ладони. Ему стало очень-очень грустно. Даже эта забавная птица скрылась. Неужто все будут пропадать из его жизни? Мама...Папа...

Снова потекли слезы, которые он скрыл за кулачками. Вечно, что ли, прятаться? Вечно убегать?..

Телега двинулась быстрее. Ричард раскрыл глаза — и точно! Впереди виднелись дома — но уже стоявшие на твердой почве, а не на Большом мосту. Вот-вот они выберутся из этой толчеи!

— Шибче! Шибче! Тьфу! — шамкающий нервничал. Причем очень и очень сильно. — Шибче! Двигай!

Да и народ здесь, на этом краю, как-то злее был и нетерпеливее. С чего вдруг?

По эту сторону тоже располагалась сторожка, но, на счастье, взимавшая пошлину за вход на мост, а не выход из него. Хотя Ричард подумал, а почему нельзя взимать медь за выход? Ведь совсем, ну совсем ничем не отличается одно от другого!

— Успели, — сплюнул шамкающий.

И тут же послышался скрип: деревянную часть моста начали поднимать. Интересно, а кто же это делал?

Ричард глядел в оба глаза, но замечал только канаты, тянувшиеся к последнему на мосту дому: из его окон эти самые канаты и выходили.

— Ну, теперь недолго! Пошли! Добро!

И под уже ставшие привычными шамканья телега тронулась быстрее, чем даже вне города. Телега...ну...почти мчалась. Шла своим ходом, медленно, но верно, продвигаясь меж домами. Улицы здесь кривились еще сильнее, чем у ворот, точно готовились разместиться на Большом мосту. И сами дома здесь были выше. Но...Ричард готов был поклясться, что каждый дом строился долго, очень долго, и последний строитель не знал, что задумал первый. Точно так же было в деревне, когда старик Утаби, лучший плотник, однажды просто не проснулся, и работу пришлось доканчивать молодому Рабье. Еще вчера он бегал на летнем хороводе, а сегодня — покрывал крышу дранкой. Ну то есть как, сегодня...Пару дней он ходил вокруг дома, чесал затылок, хмыкал, потом снова ходил. А потом махнул рукой — это Ричард сам видел — и громко, с вызовом, воскликнул: "Была не была! Дострою!".

Улыбчивый Рабье. Был. Верно, там же и погиб, у того дома...Месяца не прошло...

Что-то заверещало под колесами повозки. Ричард вздрогнул: а вдруг крыса? Еще влетит на мешковину! И как от нее отбиваться?

Но если то и была крыса, то единственная в своем роде — хрюкающая. Грязная, покрытая грубой шерстткой свинья выпрыгнула из-под телеги и понеслась прочь. Ее улюлюканьем встретил возчик шедшей за ними телеги, тоже — из Доброй компании. Ричард как не силился, не мог вспомнить, что же это такое. Купеческая фирма? Или какая-то деревня? Может, пригород? Здесь, отец рассказывал, сотни таких были раскиданы!

Вслед за свиньей из переулка — тут они были еще уже дверей на Большом мосту — метнулся оборванец, паренек лет десяти, а может, и девяти. А вот во все стороны от него уже разбежались мерзкие серые (а может, и черные, — Ричард не желал смотреть) твари.

Крысы!

Вот за это Ричард и не любил город. Как они не приезжали с отцом, всегда им попадались эти твари. Окен надеялся лишь на то, что ему недолго здесь оставаться. Он...А что он вообще будет делать? Враз стало холоднее. То ли ветер задул, то ли еще что. Хотя какой ветер? Здесь было так тесно, что ему и поместиться-то негде. Ричард весь сжался, пытаясь хоть немного согреться.

Было темно. И даже — немного — тепло.

Проснулся он, когда его начали трясти за плечо.

— Мама, еще немного...Ну я сейчас...

— Парень, ты просыпайся...И...того...Отвыкай. Отвыкнешь — легко будет. Легко.

И шамканье.

Было холодно. Очень холодно и одиноко. Ричард протер глаза. Телега остановилась у ворот в громадное здание. Окен не мог даже разглядеть его краев: уж слишком близко подъехали. Но зато было легко заметно: строили не один десяток лет, и не два. Кирпич соседствовал с камнем, самым-самым разным камнем. Здесь были и серые невзрачные глыбы, и яркие, переливавшиеся в лучах заходящего солнца (уже вечер!) всеми оттенками красного. А у самой земли вросшие в брусчатку, грязные, все в потеках дождя, глыбы вовсе незнакомого материала. Камень не камень, непонятно что...

— Вставай, Ричард. Ты должен рассказать всё, что видел. Хорошо? — Олаф подал руку парню, помогая спуститься с телеги. Вслед за кивком, "всеобщий знакомец" продолжил: — Хорошо. Это поможет отомстить за твою семью. Я бы мстил. Всех бы нашел. Уж поверь мне.

— Во-во. Он знает, что говорит. Многие бы рассказали, да...— шамкающий замолкнул на полуслове, словив донельзя странный взгляд Олафа. — Ладно. Будя. Пошли, что ли.

У дверей стоял добрый полудесяток стражников в точно таких же плащах, как у сборщика мостовой пошлины. Они без единого слова распахнули створки дверей (до чего же толстые! стена мельницы, и та тоньше была!) и впустили Олафа, шамкающего, Ричарда и еще несколько человек, их спутников. Так получилось, что Ричард шел в самом центре этого отряда.

Сперва они оказались в комнате размером с зал деревенской таверны. Здесь было полным-полном людей, стоявших у стеночки, и молчавших. Многие из них злобно зыркали на отряд. С чего бы вдруг? Почему им так не рады?

Снова стража. И снова— дверь. За нею была дверь... Нет, целых две! Они продолжались разными коридорами. Олаф, шедший впереди, избрал левый коридор. Он был даже освещен! Ричард только и делал, что глазел. Ткань! Коридор был обит тканями! Но что еще удивительнее — освещен! Через равные расстояния были вывешены лампы, дававшие чудный, теплый свет.

Сколько же жира (в деревне была одна-единственная лампа, у староста, как раз на жиру) нужно было скормить этим штукам? Семья Ричарда годами могла бы жить, не работая! Если бы кто-то остался в живых...

Дальше Ричард шел, понурив голову. Взгляд его то и дело спотыкался о металлические прутья, крепко прижимавшие ковер к полу. До чего же здесь красиво! До чего красиво!

Наконец, коридор расширился. По обе стороны появились двери. Остановился и Олаф: вперед разместилось двое стражников, в непременных зеленых плащах с вышитой синей ладьей.

— Оружие сдать, — только и произнес один из стражников.

Ричард даже не заметил, какой: за Олафом не было видно.

Не прошло и мгновения, как все клинки (и один молоток, ну точно как у деревенского кузнеца) перекочевали в руки стражникам.

— Обождите, — а это уже был другой стражник. Голос иначе звучал, глухо так. Скрипуче. Опытнее, что ли.

Раздался звук открываемой двери. Тишина.

— Ага, — опять тот же голос, что требовал обождать. И уже громче, в сторону Ричарда и других: — Проходите.

Ричард вжал голову в плечи. Неужто в сам городской совет пришли? А может, еще куда повыше?..

Дверь открывалась в просторную (тут бы жернова поместились, да еще чуть места осталось бы) комнату. Да здесь бы весь трактир поместился!

Трактир не трактир, — а столов здесь и вправду было полным-полном. За ними сидели сутуловатые люди в серых, надвинутых на самый лоб шапочках, скрипевшие перьями, окруженные кипами листов. Горами! Настоящими горами! Иные были выше, чем волны на речке у родной мельницы. Той, которой уже нет. Только угольки и остались...

Скрип перьев прекратился, когда весь "отряд" переместился из коридора в комнату. Обладатели серых шапочек пристально глядели на вошедших. Получалось так, что они окружают со всех (ну, почти со всех, не считая двери) сторон. Ричард поежился. Взгляды этих людей были такие въедливые и холодные, что становилось просто-напросто страшно. Хотя, казалось бы, никакой опасности они не могли нести. Но неужто городской совет так и выглядит? Ричард ожидал совсем иного...Ну...Он не знал точно чего, но никак не этого.

— Милостивые...г...г...государи... — начал было Ричард, но Олаф взмахом руки прервал его.

— Пока он не скажет, ты лучше молчи, — прошептали у самого уха Ричарда.

Тот и без того понял: лучше замолчать. Ой как не вовремя он...Но...все же...не поприветствовать городской совет тоже нельзя...А вдруг обидится на Окена, и не будет ему в городе никакого житья? Хотя, может, и к лучшему...

Мысли эти успели пронестись быстрее, чем из воды чайка выхватывает рыбу. Так, во всяком случае, отец Рика говорит. Говорил...

Ричард вперил взгляд в пол. Точнее, в ковер: потертый, старый. Но все равно очень красивый. Раньше, наверное, густым-густым был. Как у Рикова отца...Был...Или как в трактире...Был. В общем, про ковер Ричард думать перестал и решил глядеть только на этих хозяев удивительных шапок. На городской совет, в общем.

— Вот этот парень, Ричард Окен, — Олаф руками указал на парня, — может рассказать о случившемся в Белоне.

— А что это с Белоном? — голос шел...

Ага! Олаф как раз стоял напротив того стола, откуда шел голос. Ричарду пришлось чуть-чуть подвинуться, лишь бы разглядеть обладателя. Он казался не таким старым, как все остальные. Волосы еще не поседели, а глаза не были такими же красными и слезящимися. А еще: лицо его казалось живым. Жизни в нем было куда больше, чем во всех остальных хозяевах столов, вместе взятых.

— Нет больше Белона, господин пятый столоначальник.

Удивительнее всего было не то, что Ричард почти угадал...ну, в общем, это слово, а то, что шамкающий был вежливее трактирщика, встречающего единственного за день посетителя.

— Вот, значит, как... И налогов, соответственно, оттуда не привезли? Так, понимаю? — погрустнел он еще пуще прежнего, этот столоначальник.

Остальные зашушукались. Только сейчас Ричард сосчитал их: вместе с причитающим было шестеро. Точно, шестеро. И чем дальше стол был от дверей, тем более пышным и менее загруженным бумагами он оказывался. Самый далеко сидевший столоначальник хранил молчание и не вступал в обсуждение грустного известия.

— И как это произошло?! Как вы!.. — стукнул кулаком тот из серых шапочек, что был слева от Ричарда, и....ну...позади. Да, Окен так бы и сказал: слева позади. Мама так говаривала. Когда была жива.

— А вот этот парень все расскажет. Он единственный из белонцев, ого мы нашли живым, — Олаф склонился к Ричарду.

Странный человек улыбался. Окену это было трудно представить, но все-таки!

— Расскажи им, Ричард, все как было. Сможешь? — Олаф сделал ударение на последнем слове.

Ричард закивал. Олаф и его люди отошли к двери, предоставив столоначальникам полнейшей обзор. Ричард замялся. Он постеснялся поднять голову, и говорил в пол. К счастью, почти не запинался. И даже не плакал. Ну разве что однажды. Когда рассказал, как маму с папой нашел. И...

— Нам все ясно, — вдруг оборвал Ричарда тот, самый дальний.

— Ваше слово, господин первый столоначальник? — Ричард краем глаза увидел, что Олаф сделал легкий поклон.

— Разбойный набег. Все ясно, иного быть не может. Пусть шестой столоначальник разберется. Да, милостивый... шестой? — скажи кто из ребят таким тоном что Ричарду, он бы набросился с кулаками.

Но тот самый шестой, самый молодой, — у него волосы не поседели еще, да и не казался он похожим на старый пень, — бодро ответил:

— Конечно, займемся! Сделаем.

— Что ж, пусть... — начал было тот, дальний, но вдруг раздался звон.

Что же это такое? Ричард никогда прежде такого противного звона не слышал.

— А, вечер работы, милостивые...стольники...Вечер работы, — печально произнес дальний. — Шестой, будь добр, проводи парня. Может, еще поговорим с ним. Может...Что там у нас?

— Разбор сметы, милостивый государь, разбор сметы, — на ходу рассказывал шестой столоначальник, поднимаясь из-за стола.

На ходу он распахнул полы плаща, под которыми была простая белая рубаха и потертые штаны. На коленках протертые! Вот точно, как у Ричарда! Интересно, а шестой столоначальник тоже любит кататься по склонам? Надо будет у него спросить!

— А вас, добрые господа, я попрошу остаться. Обсудим дела наши рутинные без лишних ушей, — Ричард последние слова уже едва слышал, выходя в коридор.

— Пойдем, оставлю тебя в сторожке. За мной, парень, не отставай! — добродушно произнес шестой, и буквально припустил. Ричард за ним еле успевал! Вот это скорость!

— А меня Ричард зовут, — ни с того, ни с сего ппроизнес Окен, когда они проходили мимо очередной двери.

— А меня Гаудри. Гаудри Джеро. Отныне представляйся полным своими именем, как Ричард Окен. Парень, здесь столько Ричардов! Всех не упомнишь! — столоначальник поравнялся со стражниками: — Все нормально?

— Служба идет! Сейчас набегут...Ох, набегут, милостивый Гаудри! — усталым хором произнесли стражники.

— Ничего! Ничего! Сегодня немного должно быть, все-таки середина недели.

— Хорошо, милостивый Гаудри! Хорошо бы!

Но столоначальник и Ричард уже неслись вперед. А впереди слышался шум.

— Как раз увидишь, что это такое, вечер работы! — усмехнулся Гаудри и распахнул двери перед Ричардом. — Вот. Сиди пока здесь. Ко мне должен скоро Манфред Клос скоро придет, а после за тобой приду. Ну или Олаф. Там видно будет. Не уходи! Может, мы тебя еще расспросим! А, уже бегу! — и шестой столоначальник, повернувшись на каблуках, понесся обратно.

До чего же уморительно он двигался! Вжав голову в плечи, ссутулившись, он чуть наклонял корпус вперед. Было скорее похоже на то, что он хочет протаранить дверь, а не спокойно в нее пройти. И он, то и дело, задевал металлические стрежни, державшие ковер.

Но Ричард не успел проследить его путь: из распахнутой двери прямо на него налетели люди. Сколько же их было! И как они помещались в узком коридоре?! Мужчины и женщины, старые и совсем молодые, которым впору с Ричардом в прятки играть, прорывались в сторону кабинета столоначальников. Многие, правда, вжимались в другие двери, которые Ричард прошел. Но основная масса людей все-таки спешила к столоначальникам. И чего им надо среди этих скучающих пеньков? Ну разве что Гаудри мог показаться живым! А остальные...Особенно тот, самый дальний! Брр! От него таким холодом веяло и старостью! Как от той старухи на закатном краю деревни, такой старой, что ее и не звали иначе, как Старуха. Во всяком случае, ребята ее так и называли.

Ричард кое-как пробирался через людской поток. Наконец, каким-то чудом прошмыгнув под локтем мастерового (о чем говорил замызганный фартук), Окен попал в ту комнату, что отделяла его от улицы. Но зря это он сделал! Столько людей! Столько людей! Ричарду негде было даже встать! А еще — он задыхался! Здесь совсем нечем было дышать! Стоило только втянуть воздух, как все нутро наполнялся какой-то гадостью. И чем глубже он вдыхал, тем гаже становилось.

Единственное место, где ему удалось бы глотнуть свежего (ну...насколько это вообще было возможно) — улица. Ричард проложил туда путь, дважды ударившись о локти толпившихся и однажды отдавив кому-то ноги. Но этого даже не заметили! Люди вообще словно бы с ума посходили!

Наконец, Ричард выбрался на улицу. Солнце уже клонилось к закату. К сожалению, весь пятачок перед зданием был заполнен телегами, животными и людьми. Столько Ричард даже на ярмарках не видал! Ну, насколько парень это помнил.

Каждый раз, когда он уже думал, что отвоевал себе местечко, кто-то отталкивал его, наступал на ногу или вовсе обрушивался всей своей тяжестью, грозясь повалить. Люди неслись и неслись, и не было им конца. А Ричард все отступал и отступал. В какой-то момент он понял, что оказался в тишине переулка. Здесь и вправду никого не было: ведь было так узко, что никто, кроме худого паренька, здесь и не поместился бы.

Ноги болели. Только сейчас Окен понял, что отлежал их в телеге, и они ныли, ныли даже сильнее, чем после падения с ледяной горки!

К счастью, в переулке валялись всякие ящики, и Ричард присел было на один из них. Зря.

Едва он бросил взгляд вниз, как увидел...эту тварь! Крысу! Она встала на задние лапки, отчего казалась еще более мерзкой. Водила носом, принюхиваясь, насколько Ричард вкусный. Мир замер.

Крыса — тварь! — становилась все больше. Окен сглотнул от страха. Спина его вмиг стала липкой от пота. И холодной. Очень холодной. Нужно было что-то делать. И Ричард понял, что именно: бежать. Он резко наклонился назад, и голова перевесила ноги. Ударился больной о брусчатку, перевалился на живот, — и дернул, что было сил.

А сил, оказывается, было что надо!

Но даже пусть они кончились бы — шорох за спиной все гнал и гнал его. Он перемахнул через улочку, очутился еще в одном переулке. Еще раз. И еще. Несколько раз он менял направления, едва только заслышав шорох. Ричард чувствовал: тварь гонится за ним. Вот-вот, вот-вот нагонит! Бежать! Надо бежать! Тварь его не догонит! Еще чуть-чуть, и он оторвется!

Вот еще один поворот, и еще...

И Ричард остановился у самой набережной. Хорошо, Большой канал обрамляли здоровенные каменные блоки, высоты которых было достаточно, чтобы в воду не упала приземистая телега.

Только сейчас Окен понял, как долго он бежал: солнце уже вот-вот должно было скрыться за крышами домов. Мачты казались стволами деревьев, майскими шестами, от которых тянулись ленточки. Плескалась вода: кораблей и лодок стало много меньше, так что можно было разглядеть Большой канал во всей его красе. Если, конечно, не принюхиваться: пахло отвратительно.

Здесь, у воды, было очень холодно. Даже ткань котты не помогала. Ричард переступил с ноги на ногу. Подул на озябшие руки. Огляделся. Крыс не было видно. В голове стучало: когда Ричард нервничал, обязательно голова начинала болеть и долго не проходила. Но.

Из-за кучи бочек доносились голоса. Виднелись отсветы, наверное, от костра или факела. А где огонь, там тепло!

Ричард не задумывался, что будет делать дальше. Сейчас ему хотелось только одного: согреться. А лучше бы он бежал со всех ног. Хотя, наверное, желание тепла навсегда изменило его жизни, не меньше, чем гибель родителей. Может, даже больше.

Это и вправду был костер. Вокруг него полукольцом расположились мальчишки: что это были не взрослые, можно было понять по маленькому росту и лица, заметные в отсветах пламени. И, кажется, они давным-давно не ночевали дома. Самый высокий из них держал над костром палку, на которую были нанизаны куски... Ричард пригляделся: хлеба, точно!

В животе забурчало. Он же ничего не ел!.. Да он даже не помнил, когда он ел в последний раз!

Ричард опустил взгляд на урчащую бездну, неким образом ставшую его животом, поднял — и понял: плохо дело. Парни глядели на него со злостью и азартом. А точнее, котту.

— Вещь!

— Бери!

— По башке настучим, заберем!

— А что стучать? Возьмем и так заберем!

— Небось, как девчонка кусаться будет!

Оборвыши начали окружать его. Ричард отступал, отступал, пока спина его не уткнулась во что-то холодное. Он, дрожа еще сильнее, оглянулся: камень. Дальше — только вода Большого канала. Бежать некуда. В висках застучало еще сильнее. Ричард подумал: а может, отдать котту? Но если отдаст, замерзнет! По-доброму с ними не получится. Все заберут! Да еще тумаков отвесят!

И помощи ждать было неоткуда. Как больно!

В голове появилась такая боль, что еще чуть-чуть, и лопнут виски. А еще — очень, ну очень страшно! Ричарда затошнило. В висках застучало еще пуще. Оборванцы вот-вот уже должны были обступить его, сорвать котту, ударить...

В голове будто что-то порвалось. Боль, уколов самую душу, исчезла. А парни застыли.

Из-за стука в ушах Ричард ничего не слышал. Он только видел: оборваны, разинув рты от страха, повернулись и дернули в разные стороны. Окен удивленно воззрился на их спины. И тут же на него упали капли воды. Он повернул голову: над рекой вспенился гигантский бурун, выше мачт. И был он — рядышком, протяни руку, и...

Ну вот Ричард и протянул. Огромная волна спала, обдав набережную пеной и брызгами. Котта враз промокла. Поднялся ветер (а может, он уже давно дул, — впопыхах Ричард не замечал). Стало холодно, очень холодно. И неимоверно одиноко.

— Костер! — в сердцах воскликнул Ричард.

Но тут же замолотил кулаками по воздуху: брызги от спавшего буруна затушили пламя. Остались только тлеющие угольки. Окен старался их раздуть, но — мокро! Слишком мокро!

Так Ричард и сидел возле костра. И думал.

В лесу он легко нашел бы путь! Но здесь — здесь был далеко не лес. Слишком темно, чтобы разглядеть то громадное здание столоначальников. Так. Надо было как-то искать...Но что? Надо вернуться туда! Ага!

Но Ричард так устал...Вот он чуть полежит, отдохнет...

Усталость навалилась на него беспробудным сном, совершенно лишенным сновидений. Может, это было к добру. Разве что, под самый конец, приснилась мама. Лица ее не было видно, но Ричард точно знал: это она. Только у нее было такое красивое летнее платье! Только у нее!

Ричард не мог ничего говорить. Мама тоже молчала. Она только махала рукой, звала, звала пойти, прогуляться. А там было тепло. Очень-очень тепло и светло. И вот, когда Ричард уже протянул руку, чтобы мама отвела его, все вокруг задрожало. Мама испугалась и убежала. А он остался один. И проснулся.

Его трясли за плечи. Толкали. Но достаточно мягко: не били, именно толкали. Чтобы, значит, проснулся.

А еще — его назвали по имени.

И назвали...

Назвала...

Тетушка!

Это же тетушка Сю! Мамина сестра!

— И что ты, Ричард Окен, здесь сделаешь, скажи-ка на милость!

Глава I. Аркадий Лид

Кто научился смерти, тот разучился

Быть рабом. Он выше всякой власти

И уж наверное вне всякой власти.

Сенека

В Лазурном зале вот-вот должно было начаться торжественное собрание. Ванакт собирал придворных и вождей, чтобы сообщить добрые вести.

Лид спешил в зал быстрее прочих. Он знал, что ванакт уважает расторопных слуг, готовых вовремя вспомнить забавный случай или угадать желание своего властителя. О, как Лиду повезло на прошлом приёме, что шёл в Васильковом зале! В тот раз он угадал прежде всех, что господин желает испить вина, и ванакт наградил смышлёного слугу благодарным кивком! Это только начало, самое начало! Надо попасться на глаза господина ещё несколько раз, и тогда удастся подняться на самый верх, на пост главного виночерпия! А он из самых ближних слуг, которым ванакт поручает самые важные задания. Ещё немного, и Лид обретёт славу и величие, то, о чём издавна мечтал.

Раздался стук церемониального жезла. Действо начиналось.

Лид припустил пуще прежнего. Он опаздывал, он дико опаздывал! Коридоры были заполнены спешащими слугами. Ещё два удара жезла, и каждый должен был оказаться на отведённом ему месте, иначе грозила немилость господина. Ещё сошлёт на войну! А слуги ванакта не желали отправляться на очередное сражение с проклятыми крыланами. Бесконечные пограничные стычки наскучили слугам, а крупное сражение грозило, чего доброго, поражением! А поражение сулило гнев ванакта. Так зачем же лезть туда, зачем рисковать положением? Но одна проблема смущала всякого верного служителя ванакта. Ближних своих он любил отправлять легатами и стратигами в войска. И ведь трижды проклятые крыланы могли пойти в наступление, и тогда — большое сражение, немилость, ссылка, смерть...Каждый из ближних желал возвыситься, избегая сражений, но возвышение сулило командирский пост — и следовавшее затем падение. Что последнее неминуемо, знали все — ведь никто из ближних ничего по-настоящему не смыслил в воинском ремесле. Это был удел глупых людей, не способных умом своим продвинуться на уважаемые должности. Так пусть глупцы платят кровью за отсутствие мозгов! А умные люди уж найдут способ избежать резни, и не из такого выбирались.

Завернув в очередное ответвление коридора, Лид едва не врезался в грузного, ростом с колонну и настолько же широкого Нарсеса. О, что это был за негодяй! В тот же вечер, когда Лид смог польстить господину, трижды, нет, четырежде, проклятый Нарсес вовремя рассказал дурацкую, глупую шутку. Но ванакт имеет те же слабости, что и простые смертные, и шутка его развеселила. Он даже наградил негодяя улыбкой. Лид почувствовал, что надежда его на высокий пост становилась всё более и более призрачной...

Но чего было не отнять у Нарсеса — так это обаяния. Даже ненавидевший его Лид улыбнулся, когда толстяк подмигнул своему собрату по синекуре.

— О, здравствуй, Лид! Давай, давай, проходи! Я дам тебе дорогу!

Нарсес развернулся боком к Лиду. Наверное, кто бы другой тем самым освободил дорогу, но только не в случае с этим виночерпием. Поперёк он был едва ли меньше, чем вширь. Так что всё равно было, боком или спиной он стоял: пройти оказывалось совершенно невозможно. А потому Лиду оставалось ничего другого, кроме как ответить учтивостью на учтивость.

— И тебе радоваться жизни и службе, добрый друг мой Нарсес!

Лид старался быть как можно более вежлив и подобострастен. Человеку будет приятно, а Лиду — тренировка речей пред ванактом.

На потном лице, с которого свисали сизые, такие же жирные, как и сам Нарсес, прыщи (ванакт порой забавлялся их лицезрением), появилось нечто вроде кривой ухмылки. Но — лишь на мгновение, после которого обычная учтивость оказалась запечатлена на лице виночерпия.

— Благодарю, но мне хотелось бы проявить учтивость к тебе, мой дорогой Лид.

Бедняга не знал даже, как поступить. Видно было, что Нарсес забавляется, желая вырвать из Лида речами и действиями своими грубость. Ну уж нет, Нарсес этого не дождётся!

— О, я признателен тебе, славный мой друг, но прошу, проходи!

Лид улыбнулся. Если быть честным до конца, то он готов был похлопать по спине "славного друга", да так, чтоб промеж рёбер воткнуть клинок. Но что делать, что делать? Ничего поделать нельзя. Оставалось только улыбаться и тренироваться в славословиях.

Они бы ещё долго могли так упражняться, не прозвучи второй удар церемониального жезла. Оставалось всего лишь несколько минут до начала церемонии приёма сановников.

— Скорее! — Нарсес проявил недюжинную прыть, стремглав помчавшись в конец коридора, к обитой серебром двери.

Подобрав края роскошного плаща-скарамангия, вышитого кусочками смальты, он нёсся во весь опор. Только на шаг отставал от него Лид, позабывший обо всём на свете.

Но вот он, скрип двери, — и яркий свет, больно резавший привыкшие к полумраку коридоров глаза. Потоки шли из-под купола зала. Творение чудотворцев-архитекторов, он парил над колоннами — в самом деле парил. Капители, прежде державшие на себе всю тяжесть постройки, теперь были не более чем украшением, а поддерживаемое чудесным ремеслом творение зодчих порой, следуя порывам ветра, крутилось вокруг своей оси, превращаясь в золотисто-голубой калейдоскоп. И только образ Первого ванакта, запечатлённый в центре купола, оставался неизменным. И был он столь прекрасен, что даже Лид, сотни, а то и тысячи раз бывший в этом зале, залюбовался. Жаль только, что лишь крохи мгновения довелось ему лицезреть это чудо. Иные не успели моргнуть, как Лид уже занял своё место по правую руку от шитого золотом ковра.

Оглядеться, быстро-быстро. Да, всё верно. Нарсес стоит одесную, Елий ошуюю. Так. Всё правильно. Значит, они заняли должное место среди придворных. Теперь оставалось дождаться третьего удара, и ванакт явится своим служителям во всей красе.

— Мы уже сделали ставки, Лид, кому ванакт сегодня окажет милость, — едва слышным шёпотом произнёс Елий. — Ты уж не подведи, я поставил целый иперпер на тебя.

— Сделаю всё, что возможно, — процедил сквозь зубы Лид, глядя в центр зала.

Придворные заволновались, наполняя всё вокруг бряцаньем самоцветов и драгоценных украшений. Верный знак того, что...

Тук-тук-тук. Распорядитель торжеств стукнул в третий раз — трижды. Началось!

Тот же распорядитель затянул "Многая лета", и стогласый, стоголовый хор служителей и придворных затянул славословие ванакту. И вот он вошёл, торжественно, храня полное молчание. Пред ним шли варвары с гигантскими секирами. Руки их точно выкованы были из золота — столь многими браслетами они были украшены.

Позади варваров неспешно, едва переставляя ноги, двигались принципы — первые среди воинов, гвардия. Алые плюмажи их из конского волоса колыхались на ветру, шедшем из-под дворцового купола. Принципы несли копья, на остриях которых держалось пурпурное покрывало, закрывавшее всё пространство позади них.

Лид мысленно представил себе ванакта, шедшего позади этого пурпурно-алого щита. Вот он, гордо вскинув голову, размышляя о вечном, об империи и о том, как бы наградить расторопность вернейшего слуги его, Лида, вышагивал по мраморным плитам, и звуки шагов его...

И точно! Когда варвары, а вслед за ними принципы, остановились, то слышен был только гул шагов ванакта. Вот-вот поднимут покрывало...

Распорядитель поднял руку с зажатым жезлом и воскликнул: "Славься, трижды благословенный! Мир готов к явлению твоему!". И точно! Принципы опустили копья на плечи враваров, алый покров ниспал на их могучие, загорелые спины...

И миру явился ванакт. Для сегодняшнего торжества он избрал солнцеобруч: золотые лучи с алмазными навершиями устремлялись вверх, чуть загибаясь вовнутрь, добывая божественный свет для ванакта. Острия лучиков и впрямь светились этим светом. Значит, правитель только-только надел его. Но ведь его должны были облачить ещё час или два назад! Что же заставило его так поздно надеть солнцеобруч?

Ванакт, окружный стеной безмолвия, хранивший молчание, наклонил голову. Вышагивавший рядом с ним придворный, облачённый в чёрный как смоль плащ, с узором в виде книги, вышитым серебряными нитками, раскрыл свиток. Да, этому человеку позволено было читать слова, писанные пурпурными чернилами! Какой он счастливый, этот силенциарий-хранитель ванактова молчания!

— Наша божественность...

Силенциарий принялся зачитывать титул ванакта. Лид достаточно хорошо помнил эти двадцать или тридцать строк убористым почерком, так что смог переключить своё внимание на самого ванакта.

Да, тот был уже далеко не молод. Несмотря на все ухищрения кудесников, виски оказались одеты в серебро, глаза покраснели от неусыпных бдений над государственными делами, а походка потеряла былую резвость. Шептали, что государь страдает от подагры и ещё десятков других болезней, превращавших его жизнь в проклятье. Но Лид не мог понять, как это: жизнь правителя — это уже благословение, которого каждый пожелал бы достигнуть! И плевать на болезни и прочее! Главное — это та власть, которую тебе дарует престол и солнцеобруч!

— В постоянных заботах о подданных своих и землях нашей царственности пребывая...

Лид едва успел вернуть всё своё внимание силенциарию.

— Решили отправить на юго-восточные рубежи, в область, где глупые мятежники нуждаются в наставлении...

Так это же граница с крыланами, будь они неладны! Будь прокляты их плутовские творения и обманки! Кому-то не повезло, и он будет отправлен командовать в очередной драке с врагом. Лид вглядывался в лица придворных и гадал: кому же достанется эта милость, более похожая на проклятье? Внутренне Лид радовался: на одного конкурента станет меньше, — но внешне хранил полнейшее спокойствие.

— И решила наша царственность в согласии с многомудрым синклитом отправить нашего доброго и верного слугу Нарсеса, коего таланты нам хорошо известны...

Лид ликовал. Да! Да! Да! Трижды проклятый Нарсес наконец-то отправится куда подальше, и никто из виночерпиев на сможет бороться с Лидом за милости ванакта! О да, сбылась мечта! Сбылась!

— Но зная трудности сего дела, решила наша царственность подобрать верного помощника, долженствующего стать наставником и советником Нарсеса, равным по правам ему, виночерпия нашего Лида...

Лид был счастлив услышать имя своё, записанное пурпурными чернилами — и готов был проклясть этот день. Он! Поедет! На! Войну! Нет! За что?! Зачем туда!

— Благодарю трижды благословенного! — с чарующе подобострастной улыбкой воскликнули Нарсес и Лид в едином порыве, так слаженно, как никогда прежде не бывало — и никогда более не будет. — Благодарю за то, что отметил он нижайшего, подлейшего, мелкого раба своего!

Оба виночерпия пали ниц, лобзая ковёр, попиравшийся ногами ванакта. Владыка хранил молчание, слушая славословия. Он привык. Самая сладкая лесть уже не вызывала в нём ничего, кроме скуки и желания зевнуть. Но таким образом он хранил таксис, хранил мир и царство своё в этом мире и во всех остальных. Его дражайший брат говорил, что в другой части государства всё спокойно, но здесь! О, здесь было иначе! Как бы ванакту хотелось поменяться с братом хотя бы на пару дней, дабы вкусить спокойствия и благодати той части государства. Там, в Геспере, всё было много слаще и лучше! Но и эти края они как-нибудь облагородят, насадив порядок-таксис! Ванакт верил в эти. И даже сейчас, соблюдая обряд, он тем самым боролся за установление порядка во всех частях своего государства. Может быть, пройдёт ещё несколько лет, и крылатые падут! Новое оружие в этом поможет...Он подумал, что неплохо было бы зайти к даме Игнации, чтобы поведать о свих трудах и бремени. Жена в последние недели так досаждала, что видеть её не хотелось! Другое дело — Игнация! Как сладостны были песни её и стихи, в которых она воспевала победы былых ванактов!..

Лид едва заметно оторвал лоб свой от ковра, чтобы хотя бы краешком глаза взглянуть на собрата по несчастью — Нарсеса. Но странное дело: он казался действительно обрадованным назначением. Лид всегда почитал этого виночерпия за юродивого разумом, вот оно и подтвердилось! На челе Нарсеса была запечатлена самая довольная, самая открытая, самая светлая улыбка — настолько светлая, что от этого Лиду становилось тошно.

Новоиспечённый военачальник перестал следить за ходом церемонии, и его пробудил от дрёмы неверия в случившееся и раздражения осознанием его действительности удар жезла. Прим закончился, и придворные, дождавшись, когда ванакт скроется за багряными занавесями, стали расходиться.

Лида, внешне сохранявшего полнейшее самообладание, нагнал Нарсеса. Тот светился от счастья.

— Вот наконец-то дело, меня достойное! — переросток смеялся. — Да! Я верил в милость ванакта!

— Я тоже в неё верил, друг мой, тоже верил, — деланно улыбнулся Лид и поспешил удалиться. — Позволь покинуть тебя, ведь меня ждут долгие сборы...

— Позволь мне помочь тебе! Ведь теперь мы должны во всём помогать друг друга! — всплеснул руками Нарсес.

Жест его был таки широким, что гигантская ладонь задела висок Лида, и пальцы "собрата" на краткое мгновение больно впились в кожу.

— Прости меня, друг Лид, прости! От счастья я не могу уследить за телом своим! — с едва ли не с щенячьей жалостью взглянул на Лида "дорогой друг". — Позволь мне извиниться пред тобой! Пасть ниц!

Нарсес наступил на ногу Лида, которую тот подвернул пару дней назад. Невыносимая боль пронзила всё его тело. Лид посмотрел прямо в глаза Нарсесу: в них светилось довольство паука, поймавшего жирную муху в сети свои.

Да, совместная служба обещалась быть не менее увлекательной, весёлой и доброй, чем борьба муравья и муравьиного льва...

Глава 3. Ричард.

Ричард сидел на самом краю стула, уже переставший дрожать, но все еще испуганно озиравшийся по сторонам. На него глядели шесть пар глаз, одинаково любопытных. Окен потянулся было за крендельком, но тут же одернул руку. А вдруг — много? Вдруг за вечер много?

— Да ты не бойся, Рик! Не бойся! Кушай! Кушай! Рассказывай! — тетушка Сю пододвинула глиняное блюдо с кренделями поближе к Ричарду. — Кушай! Смотреть на тебя страшно!

И Окен, уже совершенно никого не стесняясь, напал на крендели. Огроменные такие! К вечеру, правда, они успели затвердеть, но он сейчас этого совершенно не замечал, — только и делал, что поедал один из другим. Кажется, только после разрешения тетушки он понял, насколько же сильно проголодался.

— Ну Рик! Ну расскажи! Расскажи! — вдруг подал голос Бено, самый храбрый из малышни. Он был на четыре года младше Ричарда, но замечательно с ним ладил во все приезды. Может, потому именно Бено, качнув кудрявой головой, так бесстрашно требовал рассказа.

Протянутая за кренделем рука остановилась на полпути.

Ричард поднял взгляд на тетушку Сю, на дядю Бауза, а потом опустил глаза. Так всегда с ним бывало, когда предстояло рассказать важную историю. Ричард подбирал слова.

— Это...не совсем детская история, тетушка...

— А ну-ка, проводи маленьких, пусть пока у Бауза посидят, — кивнул Бауз, отмахиваясь от раздосадованных возгласов сына и двух дочек. Второй сын, которому едва стукнул второй год, пока что не знал, что такое досада. Он просто заплакал, да так сильно, что малышня тут же бросилась наутек из комнаты.

Они знали: если "мелкий" плачет, то лучше родителей не злить. Дверь комнаты закрылась за малышней, но Ричард был уверен: они стоят и ловят малейший шум, слушают, значит. Еще бы! Когда такие интересности могут случиться?!

Сюзанна Сауво принялась качать на руках малыша, надеясь его чуть успокоить. Бауз Сауво, в свою очередь, закрутил блюдечко (то самое, с кренделями) в руках. Он так часто делал, когда общался с папой... Общался...

— На сытый живот, оно, как говорится, рассказывается лучше. Верно? — Ричард не понял, у кого дядя спрашивает. Но на всякий случай, кивнул. — Вооот. И я говорю...Лучше...

Малыш заплакал пуще прежнего. Ричард даже не стал сдерживаться и закрыл ладонями уши. Сю вздохнула: Ричард это не то чтобы слышал, скорее, понял по ее выражению лица и движениям губ. Голова начала болеть, не так сильно, как у Большого канала, но все-таки. Главное, не потерять крендельки! Они такие вкусные! Только бы не стошнило! Обидно будет!..

Стало тише. Ричард оторвал ладони от ушей, и, вздохнув, начал рассказывать. Он растягивал слова, пересиливая себя, то и дело замолкал, не зная, что и как говорить. Тетя и дядя молчали. И молчание их еще сильнее давило на Ричарда, говорить становилось все сложнее и сложнее.

Кажется, прошло уже очень долгое время (в очаге уже почти догорели поленца, и на комнату опустился полумрак). Сю и Бауз переглянулись, и дядюшка поднялся с места. Ричард замолчал. Может, он чего не так сказал?

Но дядя лишь достал из жестяного короба под столом лучину, разжег ее от угольков, и водрузил посередине стола. Лучше не стало, но Ричард понял: его продолжают слушать. А потому он продолжил. В какой-то момент Сю спрятала лицо в пеленках малыша. Зачем только? Бауз перестал крутить блюдо, но взгляд его на нем так и застыл.

Наконец, рассказ Окена подошел к концу. Он замолчал. Лицо его уже давно было спрятано в ладонях. Отчаянно хотелось спать. И есть. Но спать — сильнее. В голове стучало. Из глаз текли слезы.

— А потом я упал. Мне так хотелось спать, так хотелось...Что... — руки Ричарда дрогнули: хотелось спать очень сильно.

— Я как раз шла от Сезеля, ну, ты знаешь, — эти слова были скорее предназначены Баузу, чем Ричарду. — С лекарством, для малыша. Темень! А тут вдруг шум, гам. Непонятно, что происходит. Волна, что наш дом! И люди, люди побежали!..

— Ага, смотреть, как говорится, на бесплатное веселье, бесплатное... — пожал плечами Бауз. — Что там стряслось-то?

— Сказывали: корабли столкнулись. Даже кто-то говорил, будто, сам это видел! Так подробно расписывали все это!

Ричард такого не помнил. Хотя, может, он просто кораблей не заметил? Ну, волна...

— Столкнулись? В этакой теснине? Мосты ночью опущены, все на приколе стоял, значит, — и вновь закрутил блюдечко.

Ричард засыпал. Ну, опущены мосты? И что? Мало ли...Вдруг зашел корабль какой?

— В самом, как говорится, сердце... Тесто там взбить негде, где же кораблю разойтись? Нет, не корабли...Старик Бауз здесь жил еще, батя Бауз здесь жил, я живу...А никогда такого не слышал, чтобы ночью раздолье было кораблям. Верно, кто из Доброй компании шалил, ой, шалил... Смотри, Сю, засыпает! Ты его проводи. А я, значит, подумаю.

— О чем тут думать?!

Всякий сон пропал: Ричард встрепенулся.

— О чем тут думать?! Проверить надо! Узнать! Найти! Клэрушка моя! Клэрушка...!

— Рик, а ты точно не выдумал ничего? — не со злостью Бауз произнес это, совсем: с надеждой.

Ричард это прекрасно понимал.

— Дядюшка...— в горле комок застрял. — Я сам дрова для погребального костра носил...

И Ричард отвернулся. Он надеялся хоть чуть спрятать свои слезы. Когда же он, наконец, повзрослеет? Хуже девчонки плачет, и все никак не уймется!

— Ну, ты, это...Брось, ага...Слезами, как говорится... — Бауз вздохнул.

— Слезами только сейчас и поможешь. Ох, горе-то какое! Нет! — тетушка прикусила верхнюю губу. — Нет! Узнаем, вдруг, ошибся наш Рик, вдруг, навыдумывал! Клэрушка моя!

Тут снова запищал малыш, лучина догорела: все знаки указывали на то, что пора укладываться спать.

Бауз помог Ричарду, едва стоявшему на ногу от усталости, подняться. Комнаты, да и коридорчики, на счастье были узкие. Ровно напротив столовой (а заодно склада пекарского инструмента) располагалась комната Бено.

— Вот, Рик, уже и постелила тебе, — она легонько подтолкнула Ричарда к матрацу, накрытому теплым лоскутным одеялом. Детвора была уже тут как тут, окружила кузена, страстно желая расспросить.

Матрац располагался у самого края кроватки Бено. Догадливый парень уже занял ее, боясь: а вдруг выгонят, не дадут расспросить Рика? Вот худо будет.

— Ты, давай, располагайся.

В общем-то, располагаться было негде: места едва хватало для кровати Бено и двух сундуков, заставленных деревянными лошадками, каменными фигурками и глиняными свистульками. Чудо, что для Ричарда местечко нашлось!

Бено едва скрыл радостный возглас: вон уж он расспросит Рика, вот расспросит! Мелкие обзавидуются!

Но тетушка Сю, ловко держа правой рукой спеленатого Жака, а левой погрозила Бено пальцем. Парень понял и обиженно отвернулся к стене. Вот еще! Вот еще! Мама обидела! Вот обидела! А он так хотел поговорить...Узнать! Вот история-то! А какая же это история, ее не рассказали? Плохая это история-то!

Ричард поблагодарил, едва шевеля заплетающимся от усталости языком, и буквально рухнул на матрац. Свет луны, шедший через узкое, мутное слюдяное окошко, падал ровно на Окена. В этом свете ему чудились очертания жерновов, и окрики. Кто его звал? Его папа зовет! Папа!..

Сколько Бено ни силился, но так и не смог дозваться до Рика. Уперев руки в боки, он так и уснул, обиженный. Но когда уже глаза его сомкнулись, подумал: ничего, утром расспросит!

Ричард проснулся от шума. Огляделся по сторонам. Все вокруг было темно: свет едва-едва начинал брезжить в сером окне. Голова, как ни странно, почти не болела. А вот в животе бушевала настоящая битва. Кишки только так и сводило: объелся! Ну точно! С голодухи-то набил желудок. Тетя Сю всегда вкусно готовила! Тут и похлебка (на требухе!), и капуста, и крендельки! Но крендельки-то — дядюшкины. Да! Вкусные!

Ричард выскочил из комнаты, и понесся вниз. На счастье, он не раз и не два бывал в доме маминой сестры, так что проблем не возникло. А еще, — он понял, почему так воняет на улицах. Он всегда догадывался об этом, но...

Дядюшка уже вовсю работал на первом этаже. Здесь он был полнейшим господином и владыкой, точно как папа...был...

Печка вовсю полыхала жаром. Облаченный (Бауз с таким гордым видом расхаживал по пекарне, что только про облачение и говорить!) в посеревшие от времени колпак и фартук, он возился с тестом.

Рядом сновал Бено, ловко обходивший мешки с мукой на пути от стола с будущими хлебами и сдобой к чану с водой.

— Рик! Проснулся, значит! — кивнул дядюшка. — Поможешь Бено?

— Папа! Ну папа! Это же моя! Моя вода! Моя! Только я!.. — Бено, кажется, чуть-чуть обиделся. Но не прошло мгновения, как заулыбался. — Я тебе разрешу с водой бегать, а ты мне расскажешь историю!

— Бено! — с нажимом произнес дядюшка, продолжая месить тесто. — Я же тебя, значит, сказал?! Сказал! Не для твоих ушей, значит, история! Совсем, как говорится, не для твоих! Детям такое рано слушать!

— Но Рику-то можно рассказывать! Можно! А это совсем не то, что слушать! Совсем не то! — едва не расплакался Бено.

— Ох, — наконец произнес дядюшка Бауз. — Я мечтаю эту историю позабыть. Если...

Бауз замолчал. Его руки, крепкие, но не огромные, перестали мять тесто. Голова -сейчас она была припорошена мукой — склонилась над формой. На загорелом лице (отчего мука была еще заметнее) пролегли морщины сомнений.

— Если старина Окен и сестра твоей мамы... — Бауз с трудом мог подобрать слова. Руки его застыли, что лишь подтверждало: ему требовалась вся внимательность, которая у него была, чтобы продолжить. — В общем, это будет плохо. Это будет очень плохо.

Ричард со всего маху погрузил ведерко в чан с водой. Он не хотел думать. Совсем-совсем не хотел. Он хотел к маме и папе, хотел домой. Здесь хорошо, но...Здесь был не его дом. А где же теперь его дом? Ричард не знал ответа на этот вопрос. И оттого становилось еще противнее.

Даже Бено перестал нервничать, наравне с Риком таская воду для теста. После Бауз поманил сына пальцем, и принялся за формование теста. Дядюшка очень придирчиво осматривал творения (Ричарду они казались не очень красивыми, не такими ровными, как Бауза), и то довольно кивал, то отстранял Бено и сам трудился над тестом.

— Рик, дрова! Побольше дров в печки!

Почти всю дальнюю стену занимали три печи, в которых едва тлели угли. Не раз и не два помогавший матери в разжигании очага, Рик взялся за ответственное дело. К счастью, в отличие от дома, не пришлось тащиться в лес за хворостом: бревнышки ровной горой занимали угол, закрывая наполовину третью, левую печь.

— Быстро Вы, дядюшка, нарубили! — одобрительно охнул Рик, закладывая дрова в печку.

— Это не я, привезли добрые люди, — не отрываясь от выкладки ровных заготовок на садник, произнес Бауз. — И цена дров мне подсказывает, что не такие они добрые, как хотят казаться.

Рик пожал плечами. Дрова за деньги? Так можно выйти в лес и нарубить! Хотя...Он вспомнил, сколько пришлось ехать к рынку. Этак выйдешь из дому до зари, а дрова хорошо, если к вечеру следующего дня привезешь. А там, может, и пошлину потребуют...

А еще Ричарду все меньше и меньше нравился город: слишком много здесь говорили о деньгах. К сожалению или к счастью, он не знал, насколько часто. И сколь многое в Лефере зависело от тугости твоего кошелька.

Наконец, в печах завыло: воздух, как говорила мать. Испугался огня и побежал. Теперь Ричард понимал, почему воздух так боится. Он вспоминал, что случился с родителями...

Бревнышко выпало из его рук.

— Что такое? — тут же подлетел Бауз, едва не задев формы с хлебом.

— Родителей...Больше...В огне...Все... — Ричард опустился на пол, возле такой теплой печи, и закрыл лицо ладонями.

— Так! Рик! Все будет хорошо! Сюзанна все выяснит, вот увидишь, — Бауз похлопал парня по плечу: Ричард едва не отлетел в сторону — и откуда такая сила в этих руках!

Вдруг издалека пришел гул колокола. Ричард не придал ему особого значения, а вот Бауз заволновался.

— Так, Бено! Помогай! Как я тебя учил! Сам знаешь, что скоро будет! — Бауз словно забыл о Ричарде, принявшись закладывать хлеба в печки. — Быстрее!

— Я стараюсь, папа, стараюсь! — обиженно воскликнул Бено, лихорадочно перекладывая заготовки хлеба на высвободившийся садник. — Я успею! Я успею!

Наконец, все заготовки оказались в печах. Бауз не отходил от них, заглядывая внутрь то одной, то другой.

— И не шумите. Хлеб шума не любит, — вполголоса произнес он, потирая руками.

— Ага, — еще тише ответил Бено, прижав палец к сомкнутым губам. Мол, понял, все понял.

Ричард, перебравшись на сундук рядом с покрытым горками муки столом, старался даже тише дышать. Он любовался огнем в печах. Интересно, а зачем дядя Бауз держит их открытыми? Мама всегда закрывала печь, когда принималась за готовку. Мама...Никогда ему не попробовать маминой еды, никогда-никогда. Жизнь казалась Ричарду все более мрачной.

От тепла и ничегонеделанья захотелось спать. Ричард прикрыл глаза и провалился в забытье. Разбудил его только второй раз ударивший колокол. Бауз, все так же стоявший у печи, бросил, не поворачивая головы: "Бено!" — и вытянул правую руку. Бено тут же протянул ему садник.

— Вынимаем! Вынимаем! — напевал дядюшка, выкладывая на стол буханки.

Ричард ожидал чего-то грандиозного, но был разочарован: хлеба были много меньше тех, что ему выпекала мама. И как таким вообще можно наесться? Наверное, фунта два, много, три. Не больше! А мама какие выпекала! Ух! Долго можно есть! И главное, никогда не переводился: мука-то вот, сама, можно сказать, появляется! Правда, Ричард смутно помнил, что мама очень и очень долго не выпекала хлеб, но когда точно, не стал бы утверждать. Эти воспоминания Ричарду совершенно не нравились. Они были очень и очень темные и тоскливые. И голодные. Точно как путешествие в город...

Раздался третий удар колокола — а вскоре и стук в дверь.

— На этот раз успели! — довольно потер руки Бауз и пошел открывать.

На пороге — его освещали лучи всходящего солнца — возник сутулившийся человек. Одет он был в дублет цвета долго выпекавшейся булки. Штаны и шляпа с узкими полями ("Надо же! С пером! Настоящая ярмарка!") были одного цвета с дублетом. Хорошо хоть плащ был темно-синий! Только очень старый: Ричард легко заметил несколько дыр, на уровне пояса, зиявших в плотной ткани.

Бауз повел себя неожиданно: поклонился, да так низко, что его колпак доставал до самого пола. Ричард удивился: кто этот человек? Может, из городского совета? Тогда он точно ему может помочь!

— Дядюшка, а Вы...

— Ричард, пожалуйста, не лезь в дела, — зашикал Бауз, и обратился к гостю. — Проходите, проходите, дорогой мэтр Сезель! Пожалуйте! Только Вас и ждем!

Усач (а усы у него были широкие, разлапистые) кивнул и направился прямо к столу. Ричард опустил взгляд: сапоги (с истертыми носами, сплошь покрытые дорожной пылью) были в тон остальной одежде гостя. Окена это, почему-то, забавило. Он сам не мог понять, почему одинаковые цвета в одежде ему кажутся такими чудными.

Бено, похоже, знавший этого франта, жался к выходу на лестницу. Ричарду бы тоже где скрыться, но — поздно: между ним и дверью как раз застыл этот господин, придирчиво разглядывавший вкусно пахнувший хлеб.

— А это кто? — не поднимая головы, бросил гость. — Неужто подмастерье? А? Ведь запрещено, старина Бауз, запрещено...

— Это сын свояченицы. Просто решил поглазеть...

— Интересно же! Ух как интересно! — выпалил Ричард. — Ага! У меня отец... — голос дрогнул. — Мельник. Ага.

— Ну-ну, — пожал плечами "булочный" гость. Он, кажется, ничуть не поверил. — Ладно. Вот эта не очень соответствует.

Гость ткнул. У Ричарда даже слюнки потекли: до чего же красивой и аппетитной была та буханка! И как она может чему-то не соответствовать?

— Ваше слово — цеховое слово, мэтр Сезель! Конечно, конечно! Я свято чту цеховые правила! Заберите, чтобы не портить качество продукции нашего цеха! — дядюшка Бауз закивал. — Конечно, нужно бороться с плохим товаром.

— Вы, мэтр Бауз, как всегда, точно следуете цеховому уставу. Что мне в Вас и нравится, — совершенно не глядя на протянутый хлеб, отвечал "булочный". Но хлеб таки взял. — А в остальном — все отлично, как всегда. Всем бы так, мэтр Бауз!

Вот так он и пошел: с хлебом под мышкой. Не попрощался даже, выходя на улицу.

Бауз закрыл за ним дверь и навалился на нее, отирая пот со лба. И правда, жар от печей наполнял комнату.

— Ладно, — вскоре произнес Бауз, двигаясь к столу с хлебом. — Скоро покупатели набегут! Жалко, Сю от маленького отходить нельзя! Ей торговать куда лучше удается! Эх! Давайте, мальчики! Нужно поспеть к четвертому колоколу!

Если Рик и считал раньше, что на мельнице уйма работы, — он понял, что ошибался. Глубоко ошибался!

В доме Бауза помещалась не только собственно пекарня, но и лавка: ей отводилась треть первого этажа, а может, и больше. И только с виду казалось, будто бы все заканчивалось с четвертым колоколом. Нет: все только начиналось. Уже рассвело достаточно, чтобы можно было разглядеть лавку. Это было квадратное помещение, почти все занятое полками и корзинами. С утра пустые, они заполнялись свежеиспеченным хлебом.

— А что, все за день сметают? — Ричард, тащивший короб с хлебом, кивнул на полки.

— Все, что не продал за день, ты или должен выкинуть, или раздать бедным. Или сам съесть. Хорошо, что у нас с этим делом проблем никаких, — хохотнул Бауз.

Толстым он не выглядел. Ну совсем нет. А все-таки много хлеба он выпекал!

— А почему? — удивился Ричард.

— Цеховое правило — страшнее смерти, Рик, куда страшнее смерти. Ты и на том свете его должно соблюдать. Вишь, как оно бывает, — Бауз вытер пот со лба. — Бено! Я займусь делом. Как привезут яйца, дай знать!

— Конечно, пап! — серьезно (Ричард чуть не рассмеялся при этом) ответил Бено.

Он кое-как причесал рукой серые лохматые (в отца) волосы, отчего они покрылись мукой (ну точно, в отца!). Потряс кулачками, поплевал через левое плечо (на удачу) — и раскрыл ставни.

Ричард думал, что деревянная панель в половину стены — просто панель — но ошибся. Это, оказывается, были ставни, выходившие прямо на улицу. Она уже полнилась народом и шумом. Невероятным шумом.

Ричард пригляделся: за людьми — напротив — угадывалась ну точно такая же лавка, как у Бауза. Разве что вывеска была другая. Дядюшкину пекарню украшала металлическая буква "С", вся в завитках, очень похожая на крендель. У соседей же красовалась буква "т", из вершины которой торчали колоски.

— Смотри-ка! Тома уже выставили товар! — обиженно воскликнул Бено. — Пора и нам! А то отстанем! Быстрее, Рик! Быстрее!

И они вдвоем с Бено опустошили корзины с горячим хлебом.

Вскоре к лавке подъехала телега, наполненная разномастными тюками, да в таком количестве, что должна была давно развалиться. Ричард не мог понять, как такие худющие волы себя-то передвигают, не говоря о повозке.

— Малыш Бено! Доброго тебе здоровья! А позови-ка папашу! Папашу Бауза! Ага! — расхохотался хозяин телеги, видом ну точно сосед Рика из Белона, разве что темнее лицом и добродушнее. — Товар привез!

— Мигом! Рик! Позови, пожалуйста! А то вдруг чего? — с надеждой посмотрел на Рика кузен. Ему явно понравилась мысль, что он может покомандовать. Настоящий мастер! Ну точно!

— Сейчас, — Рик был не против, все одно веселее.

Бауз вышел, отирая пот, лившийся в три ручья: ему одному было трудно управиться с делом.

— Помоги-ка мне в пекарне, племяш, — попросил Бауз и тут же начал торговаться с весельчаком с телеги...

Рик в пекарне снова начал таскать воду, но уже для другого хлеба. Этот явно отличался! Тесто было светлое, пшеничное! Дорогое!

— Вот, сразу приметил, — одобрительно кивнул Бауз, возвращаясь с глиняным блюдом, полным яиц. — Это полуденный хлеб. Для богачей.

— А почему полуденный? — между делом спросил Рик.

— Так утренний горячим раскупают те, кому вставать рано. А полуденный могут позволить себе богачи, особо никуда не спешащие. Хотя...Если никуда не спешишь, откуда у тебя деньги берутся? — почесал макушку Бауз. — А, ладно! Дело не ждет!

Так они и трудились до самого полудня. Когда солнце оказалось высоко-высоко, над самым дядюшкиным домом, в мастерскую спустилась тетя Сю.

— Ничего без меня не можете! — вздохнула она, совсем растрепанная.

Рик подумал, что тетя не сомкнула глаз ночью: у него точно такие же круги под глазом были, когда он не спал сутки напролет. А это бывало, ну, например, летом: набегаешься, поможешь отцу, — и уже спать не хочется. Вот так и встречаешь рассвет...Только никогда теперь ему на отцовской мельнице его не встретить...

Ричард привык есть только дважды в день: на рассвете и после заката, и не понимал, почему тетя Сю возмущена "ну ничего не могущими мужчинами". Ведь уже поели. Потом поужинают. Откуда эти слова про "трижды в день"? Только деревенский староста мог себе это позволить...Его это от гибель не спасло...

— Не унывай, Рик! — голос тетушки Сю вывел Ричарда из тумана тягостных мыслей. — Иди, лучше, погуляй!

Но тут же добавила, посерьезнев.

— Только...С этой улицы не сворачивай. Держись ее. Если пойдешь вон туда, — тетушка Сю махнула вправо, — доберешься до городского совета. Места там красивые. Заодно город начнешь немного узнавать. А там, глядишь, и...

Тетушка осеклась. Ричард понимал: она хочет что-то сказать, но не решается.

— В общем, погуляй. Если потеряешься, ищи стражников. Они могут показать дорогу.

— Лучше у торговцев спрашивай! У цеховых! Скажи, что ты племянник Бауза, все помогут! Вот увидишь! — оторвавшись от похлебки, посоветовал дядюшка. — Меня в этих местах все знают.

И Ричард, провожаемый одобрительным кивком тетушки Сю, пошел прогуляться. Погода была! Тепло, солнечно! Как дома... Стоило Ричарду только подумать о сожженной деревне, как солнце потускнело, а воздух стал холоднее от странного ветра. Его порывы он и не чувствовал вовсе, да только все равно тело дрожало, а в ушах свистело. Ричард принялся оглядываться по сторонам, чтобы хоть как-то отвлечься от печальных мыслей.

Улица была, по здешним меркам (Ричард успел их оценить) широкой: две телеги разъедутся, да еще место останется, чтоб между ними прошмыгнуть. Но сейчас последнее не удалось бы: поток людей был такой плотный, что в нем вязли телеги. Раздавались возгласы:

— А ну!

— Ну что за город!

— Да пустите же! Пустите! Тороплюсь!

— Расступитесь!

— Ногу отдавил, гад!

— Сам гад, идешь, мух считаешь!

— Это кто тут гад?!

— Ты, говорю, ты!

Волей-неволей Ричарду пришлось идти, прижимаясь к стенам домов. Судя по вывескам, все они принадлежали пекарям. В металле и дереве были изображены самые причудливые мучные изделия, о существовании которых Ричард не мог раньше даже догадываться. Все они так или иначе были связаны с буквами алфавита. "А вот интересно, когда сменялся владелец, вывеску тоже меняют?" — озадачился Ричард.

Но стоило улице повернуть, чуть-чуть, как мысли его тут же перешли на другие темы. Он и думать забыл о вывесках. Там, вдалеке, виднелись башенки дома городского совета. Ричард где угодно узнал бы эти льнущие друг к другу высоченные постройки самых разных времен. Но только сейчас он сумел разглядеть что здание совета было построено вокруг одной старой-старой башни. Раньше, наверное, она белела так, что глазам больно: но время и дожди сделали свое дело. Постройка серела, навевая тоску. Но даже тоска эта была величественной. Откуда такая возьмется в городе, где все куда-то спешат и никуда не успевают?

Ричард постарался ускорить шаг — и вскоре понял, что так идет только медленнее. Людские толпы, стоило начать двигаться быстрее, сдавливали со всех сторон, сбивали с ног, толкали прочь. Хочешь не хочешь, подстраивайся.

На счастье, вскоре улица расширилась, а вскоре и вовсе стала площадью. Та самая! Ричард узнал это место: именно здесь он затерялся в толпе. Окен постоял чуть-чуть, огляделся по сторонам: ну точно! В один из многочисленных переулков, выходивших на площадь, он и попал вчера. От воспоминания о крысе его передернуло.

Шедшие рядом люди отстранились, опасливо поглядывая на Ричарда.

— Больной, что ли? — кто-то зашептался, а кто-то и во весь голос это произнес.

Ричарду стало неуютно. Он втянул голову в плечи, ссутулился. Так он и приблизился к тем самым дверям. Даже и охрана знакомая!

Окен от радости всплеснул руками и помчался к страже.

— Пустите, пустите пожалуйста! Я из Белона! Из Белона я! Помните? — затараторил Ричард, споткнувшись о грозный взгляд стражников.

Они переглянулись, и...Расхохотались.

— Из Белона? Так знаешь, сколько таких! И что с того? — сказал тот, что слева.

— Вот-вот. Из Белона. Дальше-то что? — поддержал правый.

— Я...это...Я!

Ричард так и застыл с открытым ртом. И вправду? А что делать-то? Что говорить? Ничего в голову не приходило.

— Ну, ты? Что ты? — хором рявкнули стражники.

— А я...Я с Олафом тут был! Ага! Из Доброй компании! — вдруг нашелся Ричард.

Стражники переглянулись. Дальше произошло то, чего Ричард совершенно не ожидал.

— С Олафом! Вот подфартило!

— Ага! Посчастливилось! — и оба залились громким смехом.

Ричарду стало обидно. Он совершенно не понимал, почему стражники смеются. Причем смеются над — в этом он был совершенно уверен. Что такого он сказал? Чем рассмешил?

— Мальчик, иди! Домой иди! — махнул левый.

— Ага, к мамке! К папке! — зыркнул правый.

— И не отвлекай нас! — подбоченился левый.

— Но...Я...Ладно... — Ричард отпрыгнул в сторону, едва не сбитый с ног прохожим.

Ему в голову пришла замечательная идя: подождать. Если Олаф сюда приходил вчера, то что мешает ему прийти сегодня? Ну точно! И как Ричард сразу не подумал? Нужно просто подождать!

Он глянул по сторонам. На забитой народом площади негде было бы присесть. Значит, надо обойти здание совета с другой стороны.

Ричард протиснулся через толпу: с трудом, но он обошел здание. Здесь было почти все то же самое. За исключением того, что шагах в двадцати от стены приютилась статуя. Ее было бы сложно разглядеть из-за голов людей, до того небольшой она была. Только одно выдавало: со стороны, повернутой к совету, пустовал небольшой пятачок. Люди, обходившие статую, пока что не заполнили его. Вот здесь-то и можно было подождать! К сожалению, Ричард не задумывался, что так он может проглядеть Олафа.

Парню стоило значительных трудов прорваться к пятачку. Но, наконец, он был вознагражден: можно было усесться на камень постамента.

Отсюда Ричард любовался зданием совета. Только сейчас он наконец-то смог понять, насколько разными были части этого строения. Здесь пускали в ход и красный кирпич, и песчаник, и дерево, и вовсе неизвестные Ричарду материалы. Камень же, из коего была выстроена центральная башня, напоминал мельничный жернов. Точно! Вот такой же старый он был! Ну да! Точь-в-точь, как дома! Папа еще рассказывал...А что он там рассказывал...Точно! Жернова смастерили старые-старые Окены, задолго до рождения отца. Это была самая лучшая часть наследства. Отец рассказывал, что сама деревня появилась чуть ли не позже, чем мельница. Правда, Ричарду в это было трудно поверить. Как это: Белона когда-то не было? Интересно, а было ли что в его любимой...

Ричард похолодел. Нет, причиной тому был не ветер. Сердце его сжалось: книга! Книга осталась в той повозке! Единственное! Единственное, что было спасено в деревне! Единственно!

Окен зарылся лицом в ладони. Какой дурак! Какой он был дурак! Нужно было, нужно было обязательно с собой взять в этот проклятый городской совет книгу! Он должен, он просто обязан был ее найти!

Ричард рывком поднялся и уверенно зашагал обратно, к тем самым дверям. Здесь, конечно, были и другие (всего, кажется, три, — во всяком случае, столько насчитал Окен), но надежнее идти теми, первыми! Вдруг Олаф туда и ходит? Ведь узнали вчера его стражники! Вот! И его тоже узнают. Надо просто напомнить.

В этот раз стражники сразу встретили его хохотом.

— Ну как, нашел Олафа? — ухмыльнулся левый.

— Что-то я не вижу его за твоей спиной, парень! — покачал головой правый, красный от смеха. — Веселье! До чего же весело!

— Во-во! — пуще прежнего засмеялся левый.

Ричард в этой ситуации не видел ну совершенно ничего смешного. А потому ему стало еще противнее, но он сдерживался, как мог:

— Олаф. Я вчера был с ним. Здесь. Вы же сами меня пропустили! Ну, в совет! Туда! — и Ричард, в подтверждение, указал на двери. — И со мной сами столоначальники говорили!

Как это раньше делал папа, Ричард поднял указательный палец правой руки. Значит, для вескости, как говаривал отец.

Стражники, ненадолго замолчав, переглянулись, — и снова расхохотались.

— С самими, говоришь, столоначальниками? — начал левый.

— Это, парень, дело-то меняет! — продолжил правый.

— Расскажешь еще чего интересно?

Слова левого уперлись в спину Ричарда: тот шагал прочь, подальше. Окен сжимал кулаки, совсем не пытаясь унять ярость. Он бурчал себе под нос о том, какие дураки бывают на свете. Но старался это делать как можно тише, чтобы стражники не услышали и не поколотили. А что они это могут, Ричард совершенно не сомневался. С них станется!

Он вернулся на свой "пост", все к тому же памятнику. Уперший руки в боки каменный истукан, глядевший куда-то в небо, не возражал против компании Окена. Тому этого только и надо было, в общем-то.

Мимо проходили самые разные люди, но всех их объединяло одно: они дико спешили. Судя по хмурым лицам, у каждого были одинаково важные дела, которые ну никак не могли подождать. Наверное, только Ричард никуда не спешил. Он ждал и надеялся, что удача улыбнется ему.

Что ж, может быть, не в этот раз: начинало темнеть, спина болела от сидения на камне, ноги застыли, точно тесто в горячей печи. Ричард с надеждой приблизился к дверям. Но самый вид стражников оттолкнул его. Так Окен и ушел ни с чем, — потеряв даже то спокойствие, которое ему подарило утро в пекарне.

Ричард плелся по улочкам, наполовину опустевшим. Люди уже не так торопились. Зато повозок было куда больше: двигались они в сторону городских ворот, наверное, с рынка. На полпути к дому тетушки Сю ему повстречался Бено.

— Рик! Рик! Тебя родители вовсю ищут! Думают, потерялся где! Меня вот послали! — говорил он, запыхавшийся. — Везде-везде тебя искал!

Ричард пожал плечами. И чего его искать? Он же вот, весь день у городского совета был, никуда не отходил. Но все-таки пошел быстрее, сбивая башмаки о брусчатку. Через тонкую подошву он чувствовал каждый выступ, впивавшийся в ногу. Это тебе не мягкая земля родного дома! Земля, нынче покрытая пеплом.

Тетя и дядя сидели в пекарне. Едва показался Ричард, как тетушка Сю бережно положила малыша на стол и подошла к Рику.

— Бедный ты наш мальчик...Бедный наш мальчик... — только и произнесла она.

— Знаешь, что, Рик...Ты присядь... Старик Бауз говаривал, что в ногах правды нет. Постоишь так, устанешь — хлеб испортится. Он же все чувствует, хлеб-то.

Тетя была повыше Ричарда, так что лицо его уперлось в тетушкин передник. Парень кожей почувствовал муку. Это напомнило ему о доме, о маме... Стало еще тоскливее.

Говоря это, Бауз крутил в руках глиняное блюдо, одно из тех, на которые дневной хлеб выкладывал. Среднее по размерам, красивое...Ричард старался смотреть на что угодно и думать о чем только можно, лишь бы не о доме.

Он чувствовал, что услышит что-то очень и очень мерзкое. Так оно и случилось.

— Я поспрашивал, значит, у цеховых...Ага...У соседей...У покупателей...Мэтр Трогварсон, опять же, подтвердил. Нету больше Белона. Как был — вышел. Никого не осталось. Только, получается, Рик, ты и остался. Ага...Вот, видишь, как судьба-то. Значит... Сперва одного потеряешь, потом...

— Бауз! Не надо об этом! — Сю, впервые на памяти Ричарда, повысила голос на мужа.

Тот вжал в голову в плечи и почел за лучшее промолчать. Ну точно отец, когда мама выходила из терпения!

— Ты...это...Поплачь, Рик. Оно проще будет. Моя бедная. Бедная сестричка....Сестренка... — но плакала уже сама Сюзанна.

Бауз поднялся, чтобы ее успокоить, — и тут заплакал малыш. Он плакал так громко и звонко, что тетушка Сю тут же подлетела к нему. Она так резко повернулась, что едва Ричарда с ног не сбила. Может, так бы еще каких-то пару деньков назад и произошло, но не сегодня. Сегодня Ричард так ловко научился двигаться в толпе, что успел отстраниться от тети Сю и удержать равновесие.

— Ты, значит, вот что...— Бауз похлопал его по плечу. — Поживешь пока у нас. В пекарне лишние руки не помешают. Тем более Сю некогда. Сам видишь, все за малышом. Но на глаза интенданту, — Ричард подумал, что в городе очень уж много всяких диковинных имен. — Лучше не попадаться. Я уже придумал... С утра воду поможешь Бено приносить из колодца. Ну а днем будешь, значит, свободен. Придумаем, значит, что потом...

Дядюшка Бауз волновался: появилось уж слишком много "значит".

— Спасибо! — Ричард понурил голову.

Он до самого последнего момента...Нет, не надеялся, — просто очень хотел верить. Вдруг и вправду ошибся? Когда увидел родителей мертвыми, не верил. Когда ему Олаф сказал, — не верил. А вот теперь...Теперь больше верить было не во что.

— Можно, я пойду? Наверх...

— Конечно, парень, конечно, — Бауз похлопал его по плечу. — Значит, надо тебе. Ага. Иди. Может, поел бы?

Но Ричард только пожал плечами и направился в комнату Бено. Она располагалась, как и спальня дядюшки и тетушки, на втором этаже. Там уже были остальная детвора, но на все их расспросы Ричард ответил тем, что лег на матрац и отвернулся к стене. В какой-то момент малышня просто ушла. Или, может, Ричард задремал? Все как-то смешалось в его голове.

Спал он плохо. То и дело просыпался, оглядывался по сторонам. Всякий раз он или слышал плач малыша, или видел застывшую в дверном проеме фигуру Бауза, или...Или просто ничего не видел. Только темноту. Такую же точно, какая была в его душе.

Проснулся он с трудом: его изо всех сил теребил Бено.

— Рик! Ну Рик! Вставай! Хватит спать! Спать хватит! — Бено не унимался, пиная бедного кузена в бок своими худыми кулаками.

Окен отбросил в сторону лоскутное одеяло и поднялся. Надо было идти. Куда? А, точно!

— За мной, Рик! За мной! Сейчас все покажу! Только смотри внимательно, слышишь? Учись! — Бено явно нравилась роль учителя.

Ричарду пришлось признать, что у двоюродного брата получается неплохо.

Бено провел его переулками к колодцу, располагавшемуся в тесном треугольном дворике, окруженном серыми громадами домов. К источнику воды выстроилась целая очередь.

— Это еще что! — заметил Бено на удивленный взгляд Рика. — Когда солнце выше подымется — столько людей будет! Ого! Очень-очень много! Совсем не протолкнулся, как папка говорит!

И точно. Когда Рик и Бено пришли во дворик, солнце только-начало подыматься. Но чем ярче оно светило, тем сильнее заполнялся дворик. Вскоре здесь было и впрямь не протолкнуться: на счастье, Рик уже наполнил ведра, когда в очереди принялись кричать и шикать.

— Этот город такой... Здесь все сбиваются в кучи и начинают кричать друг на друга, — буркнул под нос Ричард. Настроение у него было отвратительное.

Дядюшка Бауз был на удивление немногословен. Под его глазами появились точно такие же круги, как и у тетушки. Они, кажется, стали еще темнее, когда в лавку заявился тот самый Интендант. И снова — почти сразу после третьего удара колокола.

— Так-так. Снова этот мальчуган? — Интендант кивком указал на Рика.

"Что значит этот?" — хотел было воскликнуть Окен, но сдержался. Кажется, это был очень важный человек, так что лучшего его было не злить и лишний раз не привлекать его внимания. Тем более со вторым и так не особо получалось.

— Ты же знаешь цеховые правила. Наизусть ведь рассказывал, лучше молитвы запомнил. Так ведь, старина Бауз? — вкрадчиво произнес Интендант.

Он говорил так противно, что Ричарду захотелось сплюнуть, хотя мама пыталась отучить его от этой привычки. Но мамы нет! Значит, можно!

— В правилах, — с нажимом сказал Бауз, — сказано, что родне можно. А это сын...

— Да-да, я помню. Но родня, исходя из правил, это твои собственные дети, — развел руками Интендант, сохраняя гаденькую улыбку на лице. — Таковы правила, таковы правила...

— Он семью потерял! Всех в Белоне перебили! На днях! Мне что, его на улицу выставить? — стукнул Бауз по столу. Да так громко, что Ричард вжал голову в плечи. — Сюзанна с ребенком нянчится. Ночей не спит. У малыша постоянно боли, и мы не знаем, что делать! Думаешь, лишние руки нам помешают? И, значит, они не лишние! Они, значит, нужные!

"Неужели так жарко стало?" — подумал Ричард, глядя на раскрасневшегося Бауза.

— Сюзанна, говоришь, — протянул Интендант, и на мгновенье показался не таким уж гадким. Что-то такое блеснуло в его глазах...Ну, точно у папы Рика, когда тот вечерами подолгу с мамой говорил.

— Ладно. Вот этот хлеб нарушает правила. Не соответствует, — буркнул Интендант. — И надо будет мне в полдень зайти. Проверить, как у тебя дела идут. А то, знаешь ли, распустились в цеху. Распустились. Надо все чаще о правилах напоминать.

Он резко выхватил из кучи понравившийся ему хлеб, взял под мышку — и вышел пружинистым шагом.

Дядюшка Бауз еще долго играл желваками, глядя вслед этому вредине. Но наконец, он выдохнул, и вернулся к работе.

— Значит, придется придумать...Что-то придумать придется...

В тот раз тетушка Сю так и не спустилась в пекарню. Вместо этого Бено сам сбегал наверх, чтобы вернуться с подносом. Кое-как втроем они перекусили. Ричард нехотя заедал похлебку ржаным хлебом.

— Дядюшка Бауз, я погуляю, — ответом был короткий кивок.

В этот раз до городского совета он добрался чуть быстрее: с каждым разом он пересекал людской поток все ловчее. Этак и бегать в нем научится! Ричард с открытым ртом наблюдал за героями, перебегавшими от дома к дому, неведомым чудом лавируя меж телегами.

Возле тех самых дверей в городском совете была уже совершенно другая стража. Эти были пониже ростом и не так разговорчивы.

— Я из Белона! Я тут уже позавчера был! Мне надо увидеться с Олафом! Со столоначальниками! — умоляюще произнес Ричард, переминаясь с ноги на ногу.

Парень очень, очень в этот раз надеялся на удачу. Но стражники только переглянулись, пожали плечами, и кивнули на город: "Мол, иди отсюда".

— Ну очень надо! — взмолился Ричард.

Левый покачал головой. Окен, понурив голову, занял уже ставшее привычным место. Толпа шумела вокруг, а здесь, за спиной неведомого, а может, и вовсе забытого героя (а может, и злодея), было спокойно. Статуя словно бы укрывала Ричарда покоем. И он вспоминал, вспоминал о родной деревне, о папе с мамой, о друзьях. Он сжал ленточку, оставшуюся ему от друга. Если бы книгу также легко было сберечь! Но ее не повяжешь вокруг запястья.

Ричард снял кусочек ткани. Повертел его в руках. Снова завязал, но теперь на правой руке. Поднялся. Он должен, должен попасть в городской совет! Он им все расскажет!..

Уперев руки в боки, Ричард прорвался через толпу. Люди шикали на него, обижаясь на отдавленные ноги, а один даже залепил оплеуху. Окен этого совершенно не замечал: было не до того.

И вот он снова перед теми хмурыми стражами.

— Я из Белона! Я единственный, кто выжил... — начал было Ричард, но осекся.

Голос левого больше походил на скрежет по металлу. От неожиданности Ричард даже попятился.

— Не единственный. Вон тот, — левый показал одетой в кольчужную перчатку рукой за спину Окену.

Он развернулся: от здания совета уходил человек в потрепанном плаще, давно потерявшем определенный цвет.

— Вон тот из Белона, сказывался. Денег просил. Нам бы кто дал. В совет просился. Кто ж его пустит? — деловито продолжил левый.

Между каждым словом он делал паузу, то ли раздумывая, то ли устав с непривычки.

— Догоняй. Ага, — завершил за товарища рассказ правый стражник.

И снова оба стали серьезны и безмолвны. Даже сделали шаг вперед, чтобы дать понять Ричарду: все, здесь ему точно не место.

Но Ричарда уже и след простыл: он понесся за тем человеком. Издалека, со спины, он напомнил ему отца Одри. Такая же свободная походка, такая же ширина плеч. Ну разве что тот плаща ни в жисть не носил, сколько Ричард себя помнил.

Их разделяло шагов сорок. Нет, уже шагов тридцать пять. Но вот прямо перед Ричардом оказалась повозка, запряженная мулами. Хозяин повозками отчаянно кричал на бедных животных, непонятно почему остановившихся.

— Проклял бы вашу покупку, проклятые дураки! Проклял бы! Пошли! Пошли! Кому говорю!

На счастье, Окен резко остановился перед самой повозкой и не врезался в высокий деревянный борт. Под нею! Под нею надо! Парень поднырнул — и преодолел препятствие. Но — отец Одри исчез! Пропал!

Окен сглотнул от волнения. Начал оглядываться. Не мог же этот человек пропасть в никуда! Здесь до переулков...

Вот он! Ричард краем глаза уловил движение: второй из выживших направлялся к переулку. Тому самому переулку, куда позавчера попал Ричард. Ну там уж ему некуда деться! Окен продолжил свой бег — и тут же врезался в почтенного горожанина. Тот пошатнулся от удара, но все-таки устоял на ногах:

— Ах ты негодник! А! А ну! Уши надеру! — потрясал он кулаками, когда Ричард побежал дальше.

— Прощеньица просим! — бросил, не поворачивая головы, Окен. Ему было не до обиженных.

Отец Одри свернул в переулок.

Ричард уже почти подбежал туда, но...

Переулок закрыли. Точнее, заблокировали. Узкий проход закрыли две галдящих женщины, решивших выяснить отношения в такой погожий денек.

— Ты, значит, не выливала помои? А почему тогда у меня белье грязное? Кому, как не тебе? Уж я тебя знаю, змеюка!

— Коза! Не простирала, как следует, а теперь меня винит! Да птицы испугаются гадить на твои наволочки! Грязные! Грязные! И рот твой грязный!..

— Да я тебя! — вот-вот должны были пойти в ход кулаки.

— Прощеньица просим, — Ричард пролетел между двумя разъяренными женщинами, толкнув обеих.

— Вот же! Шельмец!

— Совсем страх потеряли!

— Да я тебе в матери гожусь!

— Вот-вот! — едва не подравшихся вмиг объединил общий враг.

Ричарду сейчас было все равно: он почти его догнал. Уже было видно спину одриного папки. Он как раз вышел из переулка на очередную узенькую улочку.

— Постойте! Постойте же! Пожалуйста! Ну пожалуйста! — завопил что есть сил Ричард, испугавшись, что еще какое препятствие помешает.

И странное дело: отец Одри действительно остановился. Во всяком случае, застыл на месте.

— Я! Это я! Я! Ричард! Из Окенов! Это я! Вы...

Ричард подбежал к Одрикову отцу...Который не был одриковым отцом.

Хозяин выцветшего плаща повернулся к Окену. И стало ясно: этот человек не из Белона. Ричард его никогда прежде не видел. В этом никаких сомнений не оставалось.

Бегающие глаза, многодневная щетина, острый (как будто топором поработали!) подбородок, странное выражение лица (то ли плаксивое, то ли еще что, Ричарду было бы трудно объяснить).

— Стражники...Совета...Сказали...Вы...— кажется, Ричард запыхался. Но странно: раньше он мог пробежать втрое больше, ничуть не заметив этого. А может, то не усталость была, а боль?

Такие надежды вспыхнули в сердце Ричарда — и разрушились. Он даже слышал их, разбивавшихся, звон. И стало еще горше на душе.

— Парень, тебе чего? — приподнял бровь незнакомец. Получилось это у него, признаться, не очень.

— Я...подумал...стражники...сказали...что Вы из Белона. Ну...я тоже из Белона...

— Что, тоже промышляешь, парень, а? — ухмыльнулся незнакомец.

— Нет, я правда из Белона. Только второй день здесь, — Ричард наконец-то справился с дыханием.

— Ага, а я верноподанный Его Худшества Глоркастера! — расхохотался незнакомец.

От смеялся он задорно, заливисто, и Ричарда чуть-чуть отпустило. Человек, который так смеется, не может думать о чем-то плохом. Во всяком случае, в этом Ричард был полностью уверен.

— Нет, правда. Я из Белона. Вот ищу, вдруг, кто остался...Но ошибся, — пожал плечами Ричард. — Ладно. Пойду, что ли...

— Так, говоришь, их Белона, парень? — незнакомец сощурился. — Небось, на улицах живешь? На жизнь ищешь?

— Нет. Живу у родных. На жизнь... — Ричард снова пожал плечами. — Ладно. До свидания!

Окен повернулся было, но рука — костлявая и хваткая — дернула его за плечо.

— Парень, а может, все-таки подзаработать? Мне помощник нужен. Для одной непыльной работенки. Да только некогда людям, да некогда...А? Тебе, думаю, лишним не будет. Белонцы должны помогать друг другу, — незнакомец подмигнул.

— Нет, спасибо, мне на все хватает, — потупился Ричард.

В голове у него было только одно слово: книга. Да-да, та самая. Вдруг ее где-то продают в городе? Нет, вряд ли. Тем более, Ричард сам бы мог справиться.

— По лицу вижу, деньги нужны. Ну же, выкладывай. На игрушку? Может, на пиво? — по короткому взмаху головы незнакомец понял, что спрашивает в неправильном направлении. — Ну а что тогда? Что-то особенное?

Незнакомец ухмыльнулся:

— Подарок девчонке? А? Понимаю!

— Нет, — и Ричард решил, что это не такой уж секрет, чтоб им нельзя было поделиться. Может, незнакомец отстанет наконец. — Книга.

— Книга? — глаза у лжебелонца расширились. — Книга?!

— Да, — задрал подбородок Ричард. — Книга! Самая лучшая!

Прямо на глазах Ричарда в облике незнакомца свершилось удивительное превращение. Из насмешливого шутника он стал донельзя серьезным.

— Парень, если ты ищешь книгу, то нашел правильного человека. Хочешь, покажу лучшего книготорговца всего Двенадцатиградья? — и такой был пронзительный взгляд у этого человека, что Ричард не удержался.

— Покажите! Пожалуйста, покажите!

— Следуй за мной, юный книголюб! — и он резво устремился в один из переулков, выходивших на эту кривую улочку.

Ричард, в котором снова разгорелся огонь надежды, резво побежал за этим человеком.

— И кстати, меня зовут Пастуро! Меня здесь все знают! — на ходу бросил незнакомец (ну ладно, уже знакомец).

— А меня Ричард! Ричард Окен!

— Рад познакомиться, книголюб Окен! — рассмеялся Пастуро.

Узость здешних улиц мешала Ричарду поравняться.со странным насмешливым человеком. А вдруг он заведет его в ловушку? Но почему бы не попробовать? Может, и вправду он покажет книжную лавку! А интересно, что же это такое? Там хранятся книги? Может, целых две? А то и три! Вот будет богатство!

Ричарду, по правде, трудно было представить целую лавку с книгами. Он за всю жизнь увидел только две, ну, три, не считая Той-Самой. И все хранились у старосты. Папа иногда о них упоминал, говоря что-то вроде "суд" или "страшный суд". Там, наверное, было про то, как людей осуждают на казнь — во всяком случае, Ричард был в этом уверен. Он мечтал почитать нечто такое, но ни за что на свете не променял бы на Ту-Самую. Тем более Той-Самой у него уже и не было. И променять никак не получится.

Пастуро словно бы и не глядел по сторонам: он двигался по наитию, точно чувствуя (или считая, что чувствует), куда надо идти. Точно так же Одри бегал по лесам вокруг деревни. Лучший друг Ричарда, всегда составлявший ему компанию, — и тот не мог вспомнить всех тропинок. А вот Одри! Да только он погиб, как и все остальные. Это, получалось, Ричард теперь стал тем, кто лучше всех знает тропки деревни? Он не знал, горевать ему или радоваться. Наверное, все-таки горевать: ведь с кем ему еще гулять? Зачем ему помнить все эти тропки?.. А может, он вообще не вернется в деревню!.. Да и зачем...

Внезапно Пастуро остановился — и Ричард влетел ему прямо в спину.

— Какой нетерпеливый! — ухмыльнулся Пастуро, отходя в сторону и кивая на дверь неказистого домика с окованной металлом дверью. — Прошу! А я подожду здесь.

Ричард начал было сомневаться. Почему этот человек не хочет туда заходить? Неужели там ловушка?

— А, сомневаешься! Видно, что уже начал обвыкаться в городе. Посмотри на вывеску! — Ричард проследил взгляд этого странного человека. И застыл в предвкушении.

На уровне второго этажа в стену была вделана бронзовая книга. Это даже было сложно вывеской назвать: настолько объемной она была, размером с добрый хлеб дядюшки Бауза. Книга эта была распахнута. И точь-в-точь напоминала Ту-Самую.

— Я подожду тебя здесь. У меня, знаешь ли, знатный чих на пыль! — и словно бы в подтверждение, Пастуро принялся перхать и кашлять. — Вот, видишь! Аж отсюда чувствую!

Ричард перевел взгляд с Пастуро на вывеску, потом обратно, — и буквально ворвался в книжную лавку. Дверь закрылась за ним с приглушенным стуком.

В лаке не было светло: скупые солнечные лучи проникали через окна, выложенные цветными стеклышками. А стены...

Руки Ричарда сами собой потянулись к ближайшей книге — прикованной к стене. Сокровище было туго связано цепью, натянутой на кольцо, намертво (во всяком случае, так показалось Ричарду) вделанному в кладку здания.

— Мальчик, тебе чего? Здесь игрушек нет. Иди, иди отсюда, — донесся голос.

Окен вжал голову в плечи. Руки — опять сами собой — спрятались за спину.

И как он его не заметил! Чуть вправо от входа располагался прилавок, за которым пристроился седой старик. Неопрятная борода его была всклокочена, что разительно отличалось от жалких ошметков волос на макушке. Хозяин лавки (а это не мог быть никто другой, готов был поклясться Ричард) прищурился. Ну точно, обижается! Злится! "Ох невовремя я!" — подумал было Ричард, но было поздно.

— Я...за книгой...За книгой, добрый мэтр, — насколько возможно уважительно поклонился Ричард.

— За книгой?! — не было предела удивления в этих словах. — За книгой?! А позволь мне спросить, за какой именно?

— За...самой лучшей... — дышать было трудно. Может, и у Ричарда теперь начнется кашель от пыли?

— И какая же это? — щелочка глаз книготорговца стала еще уже.

— "О ветрах и плаваниях..." — начал было Ричард, но книготорговец его прервал порывистым жестом.

— Ни слова больше! — он поднялся из-за прилавка.

Только сейчас Ричард заметил, что росту в этом человеке было совсем немного: едва ли он был выше самого Окена. Наверное, под тяжестью книг к земле клонился!

— Есть у меня такая, есть...Самое то для юных чтиво, самое то, — забубнил себе под нос книготорговец.

Он направился вглубь лавки. Ричард последовал за ним, и, понимая, что его не станут прогонять, стал двигаться увереннее.

У противоположной от двери стены стоял ряд...подставок не подставок, скорее, широких столбов с плоскими деревяшками на них. А вот уже на деревяшках лежала стопка книг. Ее тоже обвивала цепь на длинном кольце, вбитом в стену. Неужто хозяин боялся, что книги ночью убегут? Нет, давным-давно Окен думал, что книги ночью оживает. Во всяком случае, Та-Самая нередко оказывалась по утрам не там, где он вечером ее оставил.

— Вот, пожалте, — низенький торговец смахнул пыль с книги, которая была примерно посередине стопки.

И чихнул:

— Давно никто не интересовался, давно, — словно бы оправдывался книготорговец.

Ричард и сам догадался: складки упелянда этого господина все были темны от въевшейся туда пыли, да и низ рукава был покрыт толстым темным слоем. Уж где-где, а здесь было если не царство, то наместничество пыли.

— Замечательная, поучительная вещь. Хотя и полна всяческих и всевозможных выдумок.

Кажется, книготорговец не обращался ни к кому конкретному. Взгляд его был устремлен в стену, голова чуть наклонена, а Ричарда он вовсе не замечал.

— Авторство неизвестно. Впрочем, как и у всех книг подобного рода. Шалости, призванные развеселить, развлечь, не в почете. А впрочем, это вполне понятно.

Книготорговец на мгновение замолчал. Далось это ему с трудом: некоторое время он продолжал стоять, о чем-то размышляя.

— Два лефа. Это... — начал было хозяин лавки, но Ричард встрял.

— Две серебряных монеты, — все внутри Окена сжалось.

Он столько и видел редко, не то что в руках держать! Откуда он возьмет столько?!

— Два...лефа... — комок подкатил к горлу. — Два лефа... Благодарю, мэтр, что разрешили хотя бы на нее посмотреть. Я...пойду...Да...Пойду...

Окен вздохнул, повернулся, и...

— Тебе настолько интересна эта книга, мальчик? — живо спросил книготорговец.

— Да. Но я никогда-никогда на нее не заработаю. Никогда... — пожал плечами Ричард.

— Так у родителей попроси, у друзей! — пожал плечами книготорговец. Спрашивал он с таким воодушевлением, что казалось: сам хочет, чтобы Ричард купил эту книгу.

— У меня нет родителей. Они погибли. И все друзья, — коротко ответил Ричард. Ему совсем не хотелось продолжать. Он только и смог произнести: — Белон.

— Даже так... Интересно... — книготорговец поскреб заросший бородой подбородок, но тут же добавил: — Мои изменения, парень. Но меньше чем за два лефа я книгу эту не продам. Хотя...

Ричард вскинул голову: надежда вновь проснулась в нем.

— Да, да, мэтр! — Окен сложил руки в просящем жесте.

— Раз в неделю, так и быть, можешь ненадолго приходить сюда. Держать ее в руках. Читать. А потом деньги соберешь. Ты же хочешь ее купить, парень? — подался вперед книготорговец. Только сейчас Ричард заметил, какой у него острый нос.

— Конечно! Спасибо! Спасибо! — Ричард захлопал в ладоши. — Прямо сейчас побегу! Буду искать деньги на нее! Спасибо, мэтр!

— Чего не сделаешь ради просвещения юных, — донеслось вслед выбегавшему из лавки Ричарду.

Мальчик огляделся по сторонам. Пастуро и след простыл...А, нет!

Он стоял в проеме одного из переулков, напевая что-то под нос. Завидев Окена, вновь хитро заулыбался, помахал рукой, предлагая подойти.

— Ну как, парень? Нашел, что искал?

— Да, да! — не было предела радости Окена. — Это она! Она самая! Только...

Ричард запнулся.

— Что такое? — участливо спросил Пастуро.

— Только мне ее никогда не получить. Она стоит два лефа. Это же ого-ого-огогошеньки!

Папа так часто говорил, когда чему-то очень удивлялся.

Пастуро вновь повел себя донельзя странно: рассмеялся. Ричард уже готов был обидеться на этого владельца выцветшего плаща.

— Всего-то! Да я такие, знаешь, как быстро зарабатывал! — Пастуро поймал на себе недоверчивый взгляд Ричарда. — В лучшие времена. Просто сейчас полоса неудач.

— Ага, ага, — буркнул Ричард. Чем больше этот Пастуро болтал, тем меньше ему хотелось верить.

— Со всяким бывает, — с нажимом произнес Пастуро, многозначительно глядя на Окена.

Ричард замолчал: и вправду, неудача может постигнуть всякого. А уж его самого так вообще несчастье преследует...

— Знаешь, а я ведь могу помочь тебе, а ты можешь подсобить мне. Товарищеская взаимовыручка, парень, великая вещь! — закивал Пастуро. — Ну как, готов?

— Помогать? Притворяться белонцем? Или еще кем? — Ричард сделал шаг назад. — Нет. Шуточки всякие.

— Согласен, успех достигнут не был, — отмахнулся Пастуро. — И все-таки. Что умею проворачивать нужные дела — я сейчас тебе докажу.

Пастуро отвернулся на полкорпуса. Затеребил полы своей рубахи. Повернулся. И...

Ричард онемел. В руках у Пастуро сжимал леф. Самый настоящий леф! Хотя...

— Что, не веришь? — подмигнул Пастуро. — Самый что ни на есть настоящий! Вот, поскреби. Ну, поскреби его. Ага. Вот самый корабль поскреби.

Ричард, от волнения потеряв дыхание, принял из рук Пастуро драгоценную монету. На ней, как и должно, красовался корабль. Ну, как, красовался...В общем, этот рисунок можно было принять за корабль. Папа ему когда-то рассказывал, что серебряные монеты Лефера — каждая из них — должны напоминать об источнике его могущества.

Ричард поскреб корабль (ну, это же должен быть корабль, хот на вид редкостная каракуля). Ничего не произошло. Он вопросительно взглянул на Пастуро.

— И?..

— Вот то-то и оно! — провозгласил Пастуро. — Видишь, ничего не происходит! Была бы поддельная, враз под серебристым слоем медь вылезла или еще чего. Значит, монета эта самая что ни на есть настоящая. И мы можем заработать еще много таких. Смекаешь? И отдай мне ее. Ага. Удостоверился — и будет.

Ричард нехотя вернул серебряный леф. В душе его боролись две силы: желание заполучить книгу — и недоверие к этому человеку.

— Ты, парень, конечно, можешь и еще каким другим образом заработать. Хотел, понимаешь, тебе помочь. Не захочешь — ладно. Захочешь — тоже неплохо, — пожал плечами Пастуро, снова отворачиваясь и пряча монетку.

Исчезновение лефа чудесным образом подействовало на решительность Ричарда:

— Мне очень нужна эта книга. Что надо делать? — Ричард схватил за руку собравшегося было уходить Пастуро.

Тот ухмыльнулся.

— О, самую что ни на есть простую и замечательную работу. Четко выполнять указ городского совета о борьбе с расплодившимися свиньями.

Ричард застыл на месте.

— Чего?!

— Того! — Пастуро закивал. — Будем выполнять волю нашего любимого совета. Работать буду в основном я, а ты так, будешь помогать. — И, помолчав чуть-чуть, добавил: — Эх, доброта доведет меня до петли! Но что поделать, что поделать!

Пастуро посвятил Ричард в свой грандиозный (он так и сказал: "Грандиозный!") план. Сперва Окену эта задумка показалась бредовой. Да, он видел на въезде в город, как некий господин тащил убитую свинью.

— Э, нет. За городом искать не будем. Я знаю местечко, и не одно, где свиней прямо больше, чем людей! — закивал Пастуро.

Но идея все равно не нравилась Ричарду. А тем более, если этот человек и так может все провернуть, так зачем ему Ричард?

— Конечно же, из благотворительности. Хочется помочь тебе, бедняге. А еще, конечно, помощник нужен. Ты свиней-то видел хоть раз в жизни? Видел! Вот то-то и оно! Большие могут быть, заразы! А их на вес принимают! Понимаешь? На вес! Чем крупнее будет добыча, тем больше отсыплют меди. Дело верное. Вот увидишь!

Ричард все равно сомневался. И попросил время на подумать.

— Хорошо. Давай в полдень у...у...Ну давай у городского совета! Договор? — Пастуро протянул руку.

И Ричард пожал ее. Договор.

— Я верю: у тебя большее будущее, парень! Какие сделки проворачиваешь! Буквально без плаща меня, бедного Пастуро, оставляешь! — и насмешливый владелец выцветшего плаща скрылся в глубине переулков.

На счастье, Ричард примерно помнил, каким путем они двигались от городского совета. Возвращался Окен быстро: шорохи ("Крысы! Ну точно крысы!") подгоняли его пуще всего.

Весь оставшийся день он ходил задумчивый, взвешивая все "за" и "против". Это даже дядюшка Бауз заметил, но посчитал, что причиной тому размышления о гибели родителей. Ричард и вправду думал о них постоянно. Даже раньше прежнего в комнату, на матрац, вернулся, и повернулся к стене. Сон долго не шел, хотя и было тихо. Кузены и кузины вели себя как мышки, не донимая Окена вопросами. Он готовя был бы поклясться, что дом замер. Ну, почти: постоянно кричал малыш, которого тетя Сю никак не могла успокоить. Родители вечно кричавшего и недовольного становились чем дальше, тем угрюмее. Работа солнечным утром (а оно выдалось на редко светлым, но холодным) не придала радости дядюшке Баузу. Это даже Интендант почувствовал, и не стал донимать пекаря. А вот хлеб забрал, как и обыкновенно. За это время Ричард успел обратить внимание: ничем, ну совсем ничем взятая буханка не отличалась от оставшихся. Может, Интендант был очень опытным, и видел то, чего Ричард не мог заметить? Окен хотел было спросить об этом у дядюшки Бауза, но тот был таким хмурым, что Ричард побоялся. Бено, против обыкновения, тоже в основном отмалчивался. Бойкость и живость как будто взяли время на отдых, оставив парня с угрюмостью и печалью наедине.

Ричард догадывался, что дело в постоянно плачущем малыше, но почел за лучшее не заговаривать на эту тему. Он надеялся, что еще выдастся для этого времечко.

Ближе к полудню он направился к городскому совету. В этот раз шел он медленно, раздумывая: надо ему это или не надо. Несколько раз, честно говоря, он порывался развернуться и отказаться от идеи. Но будто ветер толкал его в спину: надо идти. Разок он даже вернулся с полдороги. Но — книга. Перед мысленным взором Окена появилась Та-Самая книга. Как он мог от нее отказаться? Ему в жизни не заработать два серебряных лефа! А у Пастуро уже есть один леф. Значит, он может отыскать и другой. Папа как-то говорил: "Где один медяк, там и второй. После, глядишь, третий появится, а за ним четвертый". Ричарду почудилось, что он услышал отцовский голос в порывах ветра. Он даже принялся вертеть головой, вдруг подумав: а если отец выжил? И сейчас говорит? Но его нигде не было. Только...не голос даже — воспоминание о голосе.

Понурив голову, Ричард продолжил путь к городскому совету.

И на самом краю площади столкнулся с Пастуро. Тот всплеснул руками, едва завидев парня, и показал в сторону одного из узких переулков: мол, лучше там начать разговор.

— Вот и славно! Парень, ты соображать умеешь! — потирал руки Пастуро. — Далеко пойдешь.

— Мне далеко не надо, мне только два лефа, — буркнул Ричард.

— Конечно, конечно, — закивал Пастуро. Он, кажется, даже не слушал Окена. — Так вот, готов выслушать мой план?

Ричард пожал плечами. Зачем же ему еще сюда приходить?

— Чудненько, — пуще прежнего закивал Пастуро. — Значит, так. Чуть к закату солнце начнет клониться, встречаемся здесь. Я поведу. Тебе нужно будет только поспевать. Выискал я местечко с... драгоценными для совета существами, — рассмеялся Пастуро. — Основную работу сделаю я, а ты мне поможешь дотащить тушу.

— До самого совета? — решил уточнить Ричард.

— Зачем до совета? — озадаченно посмотрел Пастуро. Он был действительно удивлен. А потом хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл! Ты же не местный. Нет, к совету совершенно не надо тащить. Добычу охотников за...в общем, охотников, принимают на посту рядышком с мостом. Взвешивают и отсчитывают нашу долю. А потом делаем с тушей, чего захотим. Ежели договоримся со стражей. Смекаешь?

Ричард кивнул. Дело казалось и вправду достаточно простым. Конечно, тяжести придется потаскать, но ему не привыкать. Из головы все-таки не выходило: почему Пастуро не может сделать этого сам? Наконец, почему не подыщет кого посильнее, постарше?

— Парень, повторяю: из чистой благотворительности этим занимаюсь, из желания помочь ближнему, — развел руками Пастуро. — Ладно, долго болтать не будем. На закате встречаемся здесь же.

Ричард кивнул. Пастуро юркнул в переулок, оставив Окена наедине с его мыслями. Парень думал, чем же ему заняться. Когда он переставал что-то делать, в голову лезли воспоминания о родителях, о друзьях, о доме...

— Вот снова! — буркнул Ричард и даже заколотил по голове. Но облегчения это не принесло. Только голова заболела.

— О, знаю! — догадался Окен и двинулся в сторону книжной лавки.

Хозяин был несколько удивлен визиту Ричарда.

— Парень, неужто ты раздобыл два лефа? — вкрадчиво спросил хранитель Той-Самой.

— Нет...Вы же сказали, что можно приходить раз в неделю. Вот я и...Вот сейчас гляну, и потом неделю буду ждать, — пожал плечами Ричард. Он боялся, что книготорговец раздумает.

— Стремление к просвещению похвально, похвально, — улыбнулся хозяин лавки. — Ну что же. Я обещал — я сделаю.

Ричард обрадованно всплеснул руками и последовал за книготорговцем.

Тот вертел в руках здоровенный ключ, наверное, размером с ладонь Окена.

— И раз уж ты будешь здесь бывать...как тебя зовут, книгочей? — не поворачиваясь, спросил хозяин лавки.

— Меня зовут Ричард, Ричард Окен.

— Что ж, Ричард. А ты можешь звать меня Рубером, Рубером из Анси.

— Конечно, мэтр Рубер! — закивал Ричард. Он не мог оторвать взгляда от Той-Самой.

Рубер левой рукой приподнял замок, а левой вставил ключ. Механизм очень долго сопротивлялся, да так, что книготорговец начал что-то яростно бубнить под нос. Но вот замок поддался: часть цепи упала на пол, и книги оказались на свободе. Рубер достал одну из середины, дунул, освобождая от следов пыли, протер рукавом (так вот почему полы его упелянда такие грязные!) и протянул Ричарду.

— Вот, присаживайся, — Рубер кивнул на сундучок, прислоненный к стене у входа, напротив прилавка. — Читай, Ричард Окен, пока я не остановлю тебя.

Ричард протянул руки, но потом замер. А может, лучше не открывать? Вдруг что?.. Теперь же он совсем-совсем не сможет отказаться от работы у Пастуро, ведь...Ведь раз прочтя страницу Той-Самой, он не сможет не купить ее!

— Не бойся, юный книгочей, не бойся! — сперва Ричард подумал, что Рубер снова закашлял: но нет. Это он так смеялся. И в смехе этом был привкус книжной пыли. — Читай, пока я тебе разрешаю.

И Ричард принял протянутый ему том, прижал его груди, занял место на сундучке, и...

Книга, как ему тогда показалось, раскрылась сама собой. И это была Та-Самая! А может не Та-Самая? Буквы совсем по-иному выведены...Неряшливо так...

Ричарду было непривычно читать. Он некоторое время приглядывался, привыкал, а потом, вдохнув воздух, начал читать:

— О ветрах и плаваниях над облаками поведать я собрался тебе, мой читатель...

Это была Та-Самая, сомнений не было никаких.

Ричард перестал замечать мир вокруг себя. Теперь оставались только эти буквы и те картины, которые возникали у него в голове при чтении. Высокие холмы и горы, леса и...

— Солнце заходит, юный книгочей, а значит, тебе пора вернуть книгу на место, — донесся из неведомой дали голос...

А, точно! Это был книготорговец Рубер.

Ричард помахал головой: он так всегда делал, чтобы оторваться от чтения и заняться делом.

— Благодарю Вас, мэтр Рубер! Это так чудесно! — лицо Ричарда просияло, кажется, впервые за...

Подумав о родителях и деревне, Окен снова помрачнел. Пуще прежнего он опечалился, когда подумал, что еще целая неделя до следующей встречи с этой книгой.

— О, не за что, не за что. Я вижу, что книга для тебя эта дорога. Так что, полагаю, два лефа ты начнешь искать еще быстрее прежнего, — добродушно кивнул Рубер.

Ричард бережно передал книгу хозяину лавки и помчался на выход. Солнце и вправду клонилось к закату. Надо было поспеть. Все-таки два лефа на дороге не валялись! Хотя...Ричард вспомнил ту свинью на подходах к Леферу.

Окен пришел на площадь. Против обыкновения, народу здесь было мало. Но вдруг Ричарда пробрал мороз по коже: Пастуро не было. Окен огляделся по сторонам. Бегал туда-сюда, очень долго обследовал переулок, в котором заключил сделку с насмешливым человеком. Его нигде, совсем нигде не было! Ричард схватился за голову: Пастуро, верно, ушел! Не стал ждать опоздавшего Ричарда.

Окен поплелся к памятнику. Сел на постамент. Вздохнул. Так он и сидел, хмурый, насупленный, пеняя себе за медлительность. Вот! Зачитался! А теперь никогда не прочтет! Не подержит в руках! Вот нельзя быть таким нетерпеливым! Окен казнил себя.

Тени от прохожих то и дело падали на лицо Ричарда, и казалось, что солнце то всходит, то снова заходит. Но вот какая-то тень задержалась особенно долго.

"Совсем стемнело" — подумал Ричард и поднял глаза. На него, не переставая ухмыляться, смотрел Пастуро. В руках он держал здоровенный моток веревки и крюк, еще более ржавый, чем подсвечники у деревенского старосты.

— Ну что, готов к великим свершениям? — подмигнул Пастуро, сунув веревку Ричарду в руки. — Неси. Начинай отрабатывать свои лефы. И не отставай!

Ричард, перекинувший моток за плечо, едва поспевал за широко шагавшим — нет, даже бежавшим Пастуро. И если еще днем Окену казалось, что быстрее выходца из Белона нет никого в этом городе вечно спешащих и никуда не успевавших людей, — сейчас он только успел от удивления рот раскрывать. Владелец выцветшего плаща (и донельзя истоптанных сапог, как успел заметить Ричард) чудом обходили то одного, то другого горожанина, постоянно держась одному ему известного маршрута. Иногда Пастуро замедлял ход, бросал взгляд на Ричарда — проверить, успевает или нет — и вновь разгонялся.

— Так. Нам сюда, — вот единственное, что на протяжении всего пути слышал Ричард.

Они оказались у какого-то заборчика. Из-за него раздавался свинячий визг.

— Во-о-от. Слышишь? — ухмыльнулся Пастуро. — Это пищат наши деньги!

Заборчик был не ахти. Даже Ричард его смог бы пробить рукой. Но этого и не требовалось: то тут, то там зияли огромные дыры. А одна из досок, когда ее потряс Пастуро, зашаталась и отвалилась сама собою.

— Стой здесь. Если вдруг кто будет мимо идти — а это точно наши конкуренты — дай знак.

— Какой знак? — озадаченно спросил Ричард.

— Как — какой? — еще более озадаченно переспросил Пастуро, уже залезший было в дыру. — А! Ну так ухни как сова. Или пропищи. Но громче — так, чтобы я слышал. Понял?

Ричард закивал. Пастуро улыбнулся еще шире и скрылся в дыре. Окен повернулся спиной к забору. Несмотря на вечерний холод, ему было жарко. Щеки так и горели. Еще бы! Он переживал так, как никогда в жизни. Ну разве что...не считая того раза, у омута. Ему иногда в кошмарах снился плеск воды и ощущение присутствия духа-хранителя.

Послышался шорох. Ричард напрягся и прямо-таки вжался в стену. Шорох становился громче. В висках застучало. Ну точно, идут! Точно кто-то идет! Руки у Ричарда сами собой сжались. Эти...как их...конкуренты! Узнать бы еще, кто это, но Ричард был уверен — хуже их на свете никого нет. Разве что...убийцы его родителей. Но он им отомстит! Точно отомстит! Однажды...Он...

— Подвинься, парень! — от звука Ричард даже подпрыгнул.

Он крутанулся, весь сжался, а потом выставил руки вперед — защищаться. Ответом ему был только хохот Пастуро.

— Вот драчун! Чуть что — за кулаки! — расхохотался он. — Веревку давай, боец!

Ричард протянул моток.

— Но там...Шорох...

— Где? — Пастуро тут же скрылся за забором.

Ричард прислушался. Шорох раздавался со стороны дворика.

— С ...С Вашей стороны, — протянул Окен.

— А! — Пастуро вновь показался в проеме. — Так это поросята. Ищут матку. Ну, пусть ищут. Тяни давай.

Ричард взялся и потянул. Ему было не впервой работать с тяжестями — он не раз и не два помогал отцу на мельнице, да и дядюшка Бауз легкой работой не баловал — но сейчас он еле мог двигаться. Шаг. Еще шаг.

— М-о-л-о-д-е-ц, — захрипел Пастуро, толкавший туши с той стороны.

Наконец, тяжесть подалась. Доски заскрипели и треснули.

— Да что ж ты шумишь так! Беду накличешь! — зло зашипел Пастуро. — Осторожнее давай!

Наконец, Ричард вытянул. На пятачке между углами домов, где едва могли поместиться он и новый знакомец, показалась огромная туша. Вся мохнатая, темная от грязи, — кажется, она еще дышала. Конечно, Ричарду не впервой было участвовать в забое животных, но все-таки... И точно! Свинья начала повизгивать. Патуро, не медля ни мгновения, ударил крюком чуть пониже затылка. Брызнула кровь. Ричард отвернулся. Его затошнило, ну точно как на днях.

— Давай, давай. Теперь сподручнее будет, — произнес Пастуро, вытирая крюк о тушу. — Помогу сейчас.

Он перевязал веревку так, что теперь тянуть можно было за два конца.

— Ну, пошли, что ли, — крякнул Пастуро. Ему явно не хватало практики. Это даже Ричард понимал, с его небогатым (как он считал) опытом. Да и силенок. Пастуро был чуть повыше Ричарда, худой, не жилистый даже (в отличие от того же Окена).

— Места мало. Долго будем возиться, — буркнул Ричард, когда они втаскивали тушу в очередной переулок.

Окен как раз обернулся, чтобы посмотреть, что мешает двигаться. И замер. За ними, отставая шагов на десять, семенил выводок поросят. Маленькие, но такие же грязные, как мать, они смешно водили пятачками. Кажется, они совсем не понимали, что происходит. Ричард понурил голову. Дальше он двигался молча, только иногда кряхтя от напряжения сил.

— Во-о-от. Добрались, — произнес наконец Пастуро.

Они выбрались к Большому каналу. Здесь было очень холодно и сыро. Откуда только здесь ветер брался! А может, здесь он всегда дул? Просто в переулках и двориках он терялся, слабел, а потому его не чувствовалось. Здесь же ветер набирал полную силу, обретая свободу. И отыгрывался на людях, не имевших возможности спрятаться от яростных порывов.

— Еще немного, — Пастуро уже не говорил, только хрипел.

Руки, плечи, ноги его тряслись, но он двигался дальше. Ричард был удивлен: откуда только брались силы у этого человека?

Наконец, Пастуро остановился и повалился прямо на тушу. Немного отдышался.

— Дальше сам. Нечего тебе лишний раз показываться. Мало ли что. — на это у Пастуро хватило дыхания. — Подожди здесь. Долю твою принесу.

Невдалеке стражники крутились вокруг отдельно стоявшего здания с покатой крышей, крытой черепицей. Почти всю стену, выходившую на Большой канал, занимали ворота. Сейчас они были затворены, но зато калитка оставалась приоткрытой. Туда-то Пастуро и потащил тушу. Стражники встретили его хохотом.

— Ишь ты!

— Какие люди!

— Что, сами впряглись, а?

Смешки ветер доносил до Ричарда. Тот почел за лучшее оставаться на месте. Разве что присел на один из бесчисленных ящиков, которыми была заполнена набережная Большого канала. Пастуро скрылся в калитке. Потянулось ожидание. Ветер завыл еще злее. С каждым мгновением становилось все темнее: солнце уже практически зашло. Окен нервничал. Зачем он только согласился? Сейчас дядюшка и тетушка, верно, волнуются, боятся за него... А он тут сидит и ждет неизвестно чего! А может, Пастуро обманул?

Налетел особо сильный порыв ветра, и Ричард весь сжался. От холода застучали зубы, и он ничего с этим не мог поделать.

— Ну все! Еще немного, и!.. — что именно, Окен договорить не успел: из калитки вышел Пастуро.

Шел он вприпрыжку. Даже в сумраке вечера можно было понять: он вполне доволен собой. Стражники проводили его дружным хохотом, но уже не таким радостным и дерзким: сложно хохотать над человеком, добившимся успеха.

— Какое мы дельце провернули, эх! Мы с тобой горы свернем! Держи, парень, честно заработал! — Пастуро подкинул вверх несколько монеток, которые приземлились ровно в протянутые ладони Ричарда.

Окен так обрадовался, что не сразу заметил: это не серебро. Это медь. Всего лишь три монеты. А в одном лефе...В одном лефе... Сорок! Целых сорок!..

— Но... — негодованию Ричарда не было предела. Он-то думал, что городской совет ценит, если не на вес золота, то хотя бы на вес меди забитых свиней!

— Держи, и не благодари меня! Поработал на славу! — Пастуро не понял настоящей причины молчания Окена.

— Но почему так мало? — наконец выдохнул Ричард.

— Мало? Да я еще вдвое против обычного выторговал! Ты думаешь, мне там сплошь серебро дают, в этом логове "мусорной охоты"? Ха! Распахни кошель пошире! Мне досталось примерно столько же, сколько и тебе. Хотя идея моя, место мое... Чего ты так взъелся?!

Ричард чуть не сказал: потому что книгу еще нескоро ему удастся найти! Это же...сколько раз нужно сходить на охоту? Примерно... Ричард туго считал: все эти штуки с умножением и делением давались ему с трудом, сколько мама не билась, не старалась. Все было без толку.

— Чтобы заработать два лефа, мне надо двадцать...Нет, пятнадцать...Нет, тридцать...

— Если столько же будем зарабатывать, то двадцать семь, и еще немножко останется. Всего лишь двадцать семь раз! Всего-то!

Ричард немного успокоился. И точно. Чего волноваться? Это же три-четыре недели, вряд ли больше...

— Завтра... — начал было Ричард, но Пастуро его прервал.

— Завтра вряд ли получится. У меня другие дела. А кроме того, надо же выискать нетронутое логово! С урожаем побогаче! В общем, давай так. Ты чуть позже полудня приходи на обычное место. Ну скажем, начиная с послезавтра. Да, — Пастуро обрадованно закивал идее своей же собственной идее. — Точно! Послезавтра если я буду на месте — значит, идем на охоту. А нет — можно отдыхать и чем другим тебе заняться. Хорошо, в общем!

Окен хотел было что-то сказать, но Пастуро снова его прервал:

— И не благодари меня! С умом распорядись денежками! — словно бы и не проделавший такой долгий и трудный путь, Пастуро пружинистыми шагами скрылся в какие-то мгновения, и след его простыл.

Окен хотел было уже идти, но что-то заставило его обернуться. В том самом переулке, откуда они с Пастуро притащили тушу, показался выводок поросят. Они, сгрудившись кучкой, шли по запаху матери.

Ричард так и остался сидеть, глядя вслед уходящему Пастуро. Хотелось плакать, хотя, казалось бы, почему? Ведь вот они, деньги...Но...Но...Но как-то нерадостно было у него на душе, вот что.

Домой вернулся парень поздно и ожидал, что ему устроят встряску. Ну еще бы! Родители, когда он запаздывал с возвращением, постоянно ему выговаривали. Мол, зачем он так поступает, зачем по лесу бродит, неужели он не понимает, что может случиться всякое. Ричард же подумал: его самого лес как раз и спас, а вот оставшихся дома...

Дядюшка Бауз встретил Ричарда кивком головы. Он был еще более молчалив, чем обычно. Только и делал, что крутил в руках глиняную тарелку, одну из тех, что украшали стены жилых комнат. Детвора была рядом с отцом, — но и они хранили молчание. Чувствовалось неладное.

— А, всяко бывает, Рик, всяко... — ответил Бауз на расспросы. — Малышу просто нездоровится. Сильно. Пройдет. Все подрастают. А если нет...Ну...Что мы, самые счастливые?

Из-за стены донесся надсадный рев малыша. Пальцы Бауза до белизны в костяшках сжали тарелку.

— Будем лекарства покупать. Жрецов, что ли, позовем. В конце концов, я не самый бедный человек в Лефере. Цех тоже поможет, я надеюсь. Ты поужинай.

Кусок в горло не лез. Ричард лег спать, и ему ничего не приснилось. Окен был счастлив этому.

Утром снова приходил Интендант — но Ричард с удивлением заметил: богато разодетый человек даже не обратил внимания на хлеб.

— Ну как она? — только и спросил Интендант.

— Она-то...не спит почти. За малыша волнуется, — коротко ответил Бауз. Кажется, он был куда довольнее, когда Интендант просто забирал хлеб и не вдавался в расспросы.

— Ты скажи, Бауз, чем помочь...и...я поговорю с цеховым начальством. Ну, мало ли, — Интендант как-то странно отвел взгляд.

— Спасибо, — только и ответил Бауз. — Если она найдут лекаря...хорошего...но...по карману.

— Об этом не беспокойся. Цех в беде не оставляет, — кивнул Интендант. Бауз протянул ему было хлеб, но тот лишь покачал головой. — Не в этот раз. Сегодня возьму больше с других, тех, кто напортачит.

— Угу, — только и ответил Бауз. — Спасибо...

Интендант снова покачал головой и ушел.

Дальше в пекарне было тихо до самого начала торговли. Только раздавался плач малыша.

Ричард, кажется, впервые не торопился на городскую площадь. У той самой двери он увидел тех насмешливых стражников, и решил, что незачем больше пробиваться. Все одно выходило, что ничего не выходило. Оставалась одна надежда — на заработок у Пастуро.

Площадь была какой-то ну очень оживленной, и Окен решил прогуляться, посмотреть на лавки торговцев. Они размещались по краям, многие стояли вплотную к стенам домов. Повсюду расхаживали торговцы вразнос, нахваливая свои товары. Пахло так вкусно, что живот у Ричарда сводило. В последние дни он ел не то чтобы досыта: он понимал, что тетушке Сю просто некогда кухарничать. Дядюшка же, похоже, был хорошо только в выпекании хлеба. Даже похлебка выходила уж больно водянистой. Но и то хорошо — лучше, чем ничего...

— Подайте ветерану Доброй компании! Подайте ветерану Доброй компании! — от мыслей Ричарда оторвало подергивание края его рубахи.

У старика практически не было ног. Только жалкие обрубки заканчивались огромными башмаками, надетыми задом наперед. Беспорядочно свисавшие кудри почти целиком закрывали лицо (загорело, насколько мог заметить Ричард): разве что глаза было видно. Покрасневшие, жалостливые.

— Подайте ветерану! — одной рукой старик тряс за рубаху Ричарда, а другую протянул в надежде на подаяние.

— У меня нет...У меня ничего нет...Родителей — убили...Друзей — убили... — только и смог произнести Ричард.

Даже медяки он спрятал в матраце, выйдя гулять с одной-единственной монеткой. Он боялся, что деньги украдут в толкучке: дядюшка Бауз предупредил, что карманники совсем обнаглели.

— Э, парень, да ты из наших, из добряков, — протянул старик и разжал пальцы, сжимавшие полу рубахи. — Удачи, добряк, удачи.

Ричард проводил засеменившего старика взглядом.

— Леденцы! Леденцы! Мальчик, леденцы? — хохотала девушка в забавном чепце. — Полмедяка за лучшую на свете сласть! Полмедяка!

Ричард облизнулся, но тут же понурил голову.

— У меня нет.

У него, конечно, было, но книга была дороже. Он хотел хотя бы при ее помощи чуть-чуть вернуться назад, в прошлое, к маме, читавшей Ту-Самую на ночь. Позже, когда подрос, Ричард по этой же книге учился грамоте.

Девушка тут же перестала замечать парня, и двинулась дальше.

До самого захода солнца Окен гулял по площади, то и дело забираясь на постамент. Каменный герой был единственный, кто не напоминал парню о потерянном дома. И Ричард был благодарен статуе за это — и за приют под каменным же плащом. Когда стало понятно, что Пастуро не придет, Окен двинулся обратно.

Еще стоя на улице, Ричард услышал шум. Он испуганно вбежал в дом, боясь страшного. Но тут же выдохнул: это просто вся семья собралась вместе, счастливая и радостная.

— Рик! Рик! Поздоровайся с Жаком! Ты давно с ним не виделся! — Сюзанна баюкала мирно сопевшего малыша.

— Цех своих не бросает, — довольно протянул дядюшка Бауз. Он не мог нарадоваться выздоровлению сына. — Привели такого лекаря! Такогол лекаря нашли! До самой смерти своей я обязан цеху!

Бауз говорил достаточно серьезно. Бено приплясывал вокруг мамы, хлопая в ладоши. Ивета и Лиун так и норовили схватить Бено и занять его место. На ричарда распространилось это веселье, и до самого вечера он болтал с родней, сохраняя улыбку от уха до уха. Он почти забыл, что привело его в этот дом. Почти. Потому что ночью ему снилась мама.

Утром он поднялся раньше прежнего, и был этому рад: чем дольше он видел маму, тем больнее становилось в реальности. Быстро натаскав воды, Ричард уселся в пекарне и наблюдал за действиями Бауза.

— Какой ты у нас любознательный, — интерес Ричада от дядюшки не мог укрыться. — Ну это хорошо, очень хорошо. Глядишь, тоже в цех запишут. Это великая честь! Цех своих не бросает!

Кажется, этими словами Бауз теперь сопровождал каждую свою фразу.

— Цех — это великая сила! Делает всех равными, следит, чтобы у каждого был шанс заработать на жизнь. И помогает, вытаскивает из беды, защищает, — продолжал Бауз. — Цех всех уравнивает. Да. Вот смотри.

Ричард был рад отвлечься от мыслей о погибшем доме.

— Вот если в это тесто добавить побольше мелких отрубей, выйдет настоящий ребуле, — Бауз указал на кусок серого теста. — Если все будут его есть, то как бедному пекарю заработать на жизнь? Но! Если все хлебы выпекать из доброй просеянной муки, а еще лучше, добавить молочка, знаешь, такого жирного, вкусного, вместо закваски взять дрожжи, — Бауз причмокнул, — то выйдет глоркастерский хлеб. Но кто сможет его себе позволить? Даже головы цеха, и те редко едят глоркастерский. Иначе по миру пойдут! Больше любят шуан, а кто его не любит, — пожал плечами Бауз. — Лучше всего, с морской солью! Это всем шуанам шуан выходит! Поел его, и будто море тепла в животе разливается. Такой и я люблю. Ну знаешь, по праздникам. Вот сегодня как раз праздник! Жак выздоровел! Прошел у малыш животик!

И правда. Ричард только сейчас заметил, что наравне с обычными заготовками для хлебов, на самом центре стола, лежали светлые горочки, небольшие, но как же от них вкусно пахло! И это от теста! А что будет, когда хлеб испекут?! У Окена прямо слюни потекли.

— Во-о-от. И ты понимаешь, — кивнул Бауз, заметив реакцию Ричарда. — Это добрый хлеб. Таким Папаша Бауз от всяких болезней меня лечил и всю семью. Им мы и отпразднуем выздоровление Жака. Так что ты сегодня не задерживайся. Хлеб еще подойти должен, отстояться. К вечеру запеку. Ага.

Бауз продолжал мечтательно рассказывать о хлебе, но Ричард уже не слушал. Он только и думал о том, чтобы попробовать это сокровище. Белый хлеб! Представляете, белый хлеб! Папа о таком разве что легенды рассказывал. У самого старосты его никогда на столе не бывало, это уж Ричард знал совершенно точно. Иначе вся деревня слухами наполнилась бы. Интересно, в городском совете кто-то может себе такой позволить?

Веселый — на редкость — Интендант тоже обратил внимание на подготовку к празднеству.

— Правильно! Выздоровление надо отметить! Пусть Сюзанна порадуется! — покивал Интендант собственным мыслям. — Надеюсь...

— Конечно, Фидеу, конечно! Ты тоже заходи! — Бауз даже оторвался от работы, чтобы пожать руку Интенданту. — После вечернего колокола ждем!

Ричард только подумал: если его зовут Фидеу, то Интендант — это фамилия? Или место, откуда этот человек родом? Ему стало очень интересно, но не мог же он спросить в присутствии самого Фидеу (или Интенданта, или как его там).

— И да, возьми! — дядюшка Бауз прямо-таки заставил гостя взять две буханки ароматного хлеба. — Спасибо!

Интендант коротко кивнул и отправился дальше по делам.

Несколько дней подряд Ричард приходил на площадь у городского совета. Ветер, здесь гулявши, становился с каждым разом все холоднее и холоднее. Даже забытый герой уже не спасал: наоборот, от его плаща тянуло холодом. Солнечные лучи уже почти не прогревали его каменной плоти.

На душе у Ричарда было гадко. Да, малыш Жак шел на поправку, но... но книга не приближалась. Конечно, скоро вновь наступит День чтения (Ричард каждое утро и каждый вечер высчитывал, сколько остается до знаменательного события), — но денег от этого не прибавлялось.

Наконец, на исходе четвертого дня Пастуро появился. Настроение у него было приподнятое: он даже напевал какую-то задорную песенку под нос. На этот раз он несколько преобразился: разжился теплой шапкой, надвинув на лоб. Но по неизменному поношенному плащу легко было его узнать издалека.

— У Большого канала такой холод, скажу тебе, мой юный друг! — вместо приветствия произнес Пастуро. — Ну что, ты чувствуешь, что тебя зовут великие свершения?

— Э...да, — только и успел произнести, как Пастуро жестом увлек его в переулки.

Знакомец подошел к куче тряпья, — и достал все те же крюк и моток веревки.

— Подготовим охотничьи снасти! — улыбнулся он, сваливая веревку в протянутые руки Ричарда. — И за мной! Нас ждут великие дела!

Двигался он так быстро, что Окен несколько раз отставал. Заметив это, Пастуро ненадолго останавливался, чтобы вскоре снова перейти на быстрый, размашистый шаг.

— Вот за это я люблю город! — произнес Пастуро, когда в одном из переулков показались набережная и бесчисленные корабли. — Сколько бы не было гадости в твоей жизни, можно прийти сюда — и сердце поет! Слышишь?

Ричард слышал только бурчание желудка: он скучал по прекрасному хлебу, который дядюшка Буаз испек на маленький праздник в честь выздоровления. До чего вкусный! Ричард мечтал однажды испечь такой же. Нет, — еще вкуснее!

— Я обнаружил богатое на товар, — Пастуро сделал особое ударение на последнем слове, — местечко. Но тебе придется потрудиться.

— Но за... — начал было Ричард, но снова Пастуро его прервал.

— И конечно, твоя доля будет выше. Больше работы — щедрее награда, — потряс крюком Пастуро. — А теперь — сохраняй тишину. Мы приближаемся, нельзя их спугнуть!

И точно. Очередной переулок вывел их на пятачок, упиравшийся в глухой забор. Состояние его было лучше, но зато какой громкий визг оттуда раздавался!

— Слышишь? — громким шепотом произнес Пастуро, подав знак Ричарду остановиться. — Так звучит еда, пиво...

— И книги, — успел вставить Ричард, уже мечтая о двух лефах.

— Ну да, да, и книги, — быстро добавил Пастуро. — Да что угодно. Там их не меньше трех! А теперь слушай, что надо сделать.

Ричард даже вздохнуть боялся, чтобы не пропустить ни одного слова Пастуро.

Тот улыбался, радуясь сообразительности помощника.

— Так вот. Ты должен перелезть через забор. Вон там, — Пастуро махнул влево.

Ричард пригляделся. В темноте виднелась калитка.

— Калитка. Она открывается изнутри, и...

Ричард засомневался.

— А этот дом точно заброшен? Вдруг это хозяйские свиньи, и тогда... — Окен боялся, что книга все отдалялась и отдалялась от него.

А тем более, он помнил, как отец отлупил его (в первый и в последний раз в жизни), когда сосед пожаловался за кражу яблок. Ох и тяжко было сидеть! Ричард мучился неделю, никак не меньше!

Вдруг дядя Буаз возьмется его учить уму-разуму: папа так и говорил — "уму-разуму научу" — когда пользовал Ричарда хворостиной. Чуть пониже спины заболело, в память о произошедшем.

— Нельзя брать чужое, — спешно добавил Окен.

— Как ты только мог подумать такое? — внезапно Пастуро даже наклонился к Ричарду, чтобы глаза их оказались на одном уровне. — В этом городе нет никого, кто сильнее уважал бы правила! Никакого наказания тебе не грозит, уверяю! Но, конечно, — тут Пастуро прищурился, — ежели ты струсил...или тебе больше не нужна книга...

Ричард похолодел. Больше не нужна Та-Самая? Боится?

— Я ничего не боюсь! Я уже больше ничего не боюсь! — гордо вскинул голову Ричард.

— Вот слова не мальчика, но мужа! — одобрительно закивал Пастуро. — Истинного мужа! Хорошо. Так вот. Ты откроешь калитку, и погонишь всех свиней, которые там есть, через нее. А остальное — мое дело. Начинаем. И не шуми...Спугнешь... — Пастуро на мгновение замолчал. — Свиней спугнешь. Гоняйся потом за ними! Завизжат! Зачем это нам?

Ричард кивнул: мол, незачем.

Дома он и не через такие заборы перелазил. А уж как весело было карабкаться на Дуб, самый-самый высокий! Его нижние ветки были еще выше, чем этот забор.

А тем более, кладка его была старая. То тут, то там виднелись искрошенные кирпичи, проемы, углубления. Передав моток Пастуро, Ричард примерился к стене. Он начал было забираться, но здоровенный кусок кирпича под его ногой обвалился. В следующую попытку Ричард был осторожнее. Он вздохнул — а выдохну уже на той стороне.

Дворик и вправду был заполнен свиньями. Их здесь было не меньше десятка, и до чего же здоровых! Они занимали все расстояние между стеной и домиком. Последний и впрямь выглядел покинутым. В окнах ни единого огонька. Да и сами окна не были даже бычьими пузырями затянуты. Ох и холодно же там должно было быть! Комнат нельзя было никак разглядеть: из-за вечерней темени окна выглядели черным провалами. В общем-то, они таковыми и были. Ричард медленно стал двигаться мимо свиньи, разлегшейся в луже. Окен старался не шуметь, но животные все равно обратили на него внимание: все подняли морды, за исключением облюбовавшей лужу. Ох и злющими они казались в полумраке! У Ричарда даже мурашки по коже забегали. Самая здоровая из свиней сделал шаг к Ричарду. Еще. Окен вдруг вспомнил рассказ мамы о том, как несколько лет назад вот такие же свиньи съели малыша. Их потом казнили...но...А вдруг свинья его сейчас начнет есть?

Животное еще приблизилось. И до того стало Ричарду страшно, что он испуганно, не глядя, шагнул назад — и оступился. Свинья, лежавшая до того в луже, оказалась за спиной у Ричарда. А теперь, точнее, под ним: об нее Окен и споткнулся. И как же громко она завизжала! Другие свиньи подхватили этот шум!

Ричард испугался: ну точно сожрут!

Он спешно поднялся, чтобы пробраться к калитке — и замер. На пороге дома стоял дородный мужчина в ночном халате и смешно свисавшем на бок колпаке. Хозяин дома, а значит, и свиней.

Ричард в моменты опасности бывал сообразительным, причем очень сообразительным, — вот как сейчас.

"Значит, Пастуро меня обманул" — пронеслось в голове у Ричарда. И ноги сами собой понесли его к калитке.

— Стой! Стой! Воришка! Вот сейчас я тебе! — хозяин дома побежал было к нему, но дорогу преградили свиньи. Дородные животные мешали, и это было на руку Окену.

Вот калитка. Ричард дернул за ручку. Заперто! Он скосил взгляд вниз: щеколда! Рывок. Крик хозяина был все ближе и все громче. Щеколда не поддавалась. Еще рывок. Открылась!

Ричард спиной почувствовал движение воздуха — это хозяин дома махнул рукой, почти успев схватить парня за шиворот. Но быстрые ноги спасли Окена.

Краем глаза — на бегу — он успел заметить, что Пастуро и след простыл. Проклятый обманщик!

Но думать об этом гаде не было времени. Нужно было спасаться. Окен нырнул в бесчисленные проулки, постоянно сворачивая. Когда пятая, а может, и шестая узкая улочка оказалась позади, он отдышался.

И понял — он не знает, где находится. Дома здесь были точно такими же, что у городского совета. Те, в свою очередь, мало чем отличались от пекарни дядюшки Буаза, и так далее. Словом, Ричард мог находиться где угодно.

Вдруг раздались шаги. Ричард повернулся, готовый к тому, что его настигли, — но это были обычные прохожие. Они шли мимо, о чем болтая, два купца или, может, ремесленника.

— Добрые господа! Добрые господа, — от волнения слова давались Ричарду с трудом. — А как мне на площадь городского совета добраться?

Нехотя ему указали направление. Окен был счастлив донельзя и такой малости.

По дороге он думал, как же теперь быть. Было ясно, что к Пастуро он больше ни ногой. Одно дело — добывать для городского совета "диких" свиней, совсем другое — воровать. За такое отец на нем живого места не оставил бы, а мама выплакала бы все слезы! Ричард сосем не хотел бы их печалить, в том, лучшем мире.

Что касается заработка денег, то в голове Ричарда мелькали сотни мыслей, чуть ли не в стражники пойти. Но в итоге он остановился не на идее даже,— на надежде. Ведь теперь не надо бло тратиться на лекарства для Жака, так, может, дядюшка поможет деньгами Ричарду? А тот отработает! С утра до вечера будет работать! Всю оставшуюся жизнь! Лишь бы только поскорее добыть два лефа...

Когда на небе вовсю сверкали звезды, он наконец-то вышел к дому дядюшки Буаза. Тот сидел на первом этаже, в пекарне. Едва горевшая печь бросала тени на стены и дядюшку Буаза, казавшегося призраком.

Сперва Ричард испугался: вдруг узнали? Вдруг хозяин того дома рассказал — потому дядюшка такой недовольный! Но как? Вряд ли так быстро весть разошлась бы! А тем более, ну как догадались бы, что неудачливый воришка (а только так о себе и мог думать Ричард) живет у славного пекаря? Вот же бред! И Ричард немного успокоился.

Но стоило пройти еще двум мгновениям, как стало понятно: лучше бы его обвинили в посягательстве на свиней...

Едва Ричард закрыл за собой дверь, как на лестнице показался приземистый господин в темно-синей мантии. Даже в неверном свете печи он казался раздосадованным и задумчивым. В левой руке он держал объемистый мешочек, наполненный стеклом: об этом говорило характерное позвякивание.

Бауз рывком поднялся. Он молча ожидал, что скажет хозяин мешочка. Тот спустился. Постоял немного в молчании. И развел руками, отчего мешочек зазвенел еще сильнее.

— Лекарство не помогло, мэтр Баузели, — господин в мантии обратился к дядюшке его полным именем. — Мне жаль...Я и вправду думал, что толченой... — Ричард не разобрал мудреных слов, — дабы остановить колики. Боюсь, я не в силах помочь. Может, жрецы...Или, в конце концов, маги?

Бауз покачал головой.

— Вы сами знаете, сколько стоит их помощь, что мажья, что жреческая... А тем более, чем они помогут?.. Я и так молюсь...А маги... Людей убивать они ловкие, и только.

На дядюшку больно было смотреть: он враз постарел на несколько лет. Или так Ричарду только показалось?

— Отрицательный результат тоже результат, — многозначительно протянул хозяин мантии.

— Да-да, мэтр Бален, — дядюшка протянул мешочек с монетами.

— Как жаль, как жаль, — вздохнул Бален, ловко заткнув оплату за размашистый пояс. — Но лекарское искусство здесь бессильно.

Это "бессильно" Ричард слышал даже, когда Бауз закрыл за лекарем дверь.

— Вот так-то, племяш, вот так-то, — только и вымолвил Бауз.

Дядюшка занял место возле печки, сохраняя молчание. Ричард готов был поспорить, что на щеке Бауза что-то заблестело.

Бедный Жак... Ричард надеялся, что его удастся вылечить, но как?

Этими мыслями он терзался даже во сне. Пребывая в ночных грезах, он понял, как можно излечить Жака! Но стоило проснуться, как чудесный способ тут же забылся. Ричард забарабанил кулаками по голове:

— Вспомни, вспомни, дурья башка! — но "дурья башка" только сильнее разболелась.

Несмотря ни на что, дядюшка в то утро работал. Но былого задора Ричарда в нем не заметил. Бауз словно нехотя пек хлеб, а потому он плохо получился. Как ни странно, Интендант — этот приходит, несмотря ни на что — не стал придираться.

С первого взгляда поняв, что происходит нечто плохое. Он принялся расспрашивать.

— Лекарства малышу не помогли. Мэтр Бален сказал, что это было временное улучшение... Временное...Все в этом мире временно... — только и ответил Бауз.

Они некоторое время стояли друг напротив друга, молча. Наконец, интендант произнес.

— Я постараюсь помочь, чем смогу... — начал было он, но Бауз его прервал.

— Чем тут поможешь? Ты и так сделал все, что смог. Все, что смог, — голос Бауза словно бы издалека шел, настолько он звучал приглушенно. Выдержав паузу, Бауз добавил. — Но если бы она выбрала тебя...тогда...Я бы сделал не меньше.

Ричард понял, что перестает хоть что-то понимать, но и гадать не хотел.

Интендант кивнул и молча вышел из пекарни, снова — с пустыми руками.

— Ричард, сходи погуляй... Незачем и тебе печалиться. Да...и...Когда станет совсем плохо, лучше вообще никому здесь не оставаться. Всегда лучше...А! — Бауз решил прервать свою потерявшую всякую связность речь, и только махнул рукой.

Но, кажется, Ричард понял, что дядюшка хотел сказать. Понял — и на душе стало совсем гадко. Смерти шли за ним, одна за другой!

Окен долго стоял на улице, не зная, куда пойти. Если раньше он всегда гулял вокруг городского совета, то сейчас его воротило от единой мысли о подобном. Вдруг там снова этот Пастуро покажется? Ричард стал ненавидеть этого насмешливого владельца потрепанного плаща, так обманувшего его. Он готов был выбросить ту медную монетку, которую сейчас запрятал в башмачок, даже принялся снимать его, — но вовремя остановился. Все-таки он работал! Он столько ради нее работал! Ради Той-Самой!..

Это и помогло ему выбрать, чем заняться. Окен направился в лавку книготорговца.

Та, к счастью, была открыта. Хозяин встретил его очень приветливо.

— Ну здравствуй, здравствуй, парень! Тебе бы пораньше прийти, — развел руками мэтр, приветствуя Ричарда. — Сегодня заглянет важный покупатель, и нас никто не должен отвлекать. Но ты можешь читать! Можешь! Я скажу, когда настанет время уходить, — добавил книготорговец, поймав печальный взгляд Окена.

Кажется, несчастья буквально преследовали его. Вот теперь и книгу почти не почитаешь...

Но все это отошло на второй план, забылось, когда он начал чтение. Автор Той-Самой как раз повествовал о землях на берегу Моря-Океана! Даже если бы закладка — лоскуток ткани изумрудного цвета — в книге отсутствовала, он все равно нашел бы вмиг место, на котором закончил. На всякий случай, закладку от отложил: так всегда делала мама, когда читала ему. А в самых интересных моментах она брала ее снова, вертела в руках...

Ричард представил себе нечто вроде Большого канала, только втрое, а может, даже вчетверо шире! Наверное, только в хорошую погоду можно увидеть другой берег, не иначе!..

— Все, парень, тебе пора, — кажется, Ричард ничего не успел прочесть, а время уже закончилось. — Скоро придет тот покупатель. Можешь оставить книгу на сундучке, все равно мне придется ту стопку разбирать. Приходи, что ли, дней через шесть-семь...

— Благодарю Вас, мэтр! Благодарю! — слова благодарности были печальны. Так мало времени ему было дано, так мало!

Ричард, боясь растерять расположение хозяина лавки из-за нерасторопности, мигом выбежал на улицу. Он решил пройтись по набережной, полюбоваться кораблями. То и дело он вспоминал строки из Той-Самой о море-океане. Интересно, как же выглядит такая уйма воды без всех этих кораблей и лодок, без шума...

Ричард, дабы думалось лучше, поскреб макушку, — и только сейчас заметил, что продолжает сжимать закладку.

— Вот дурак! — обиделся на свою забывчивость Ричард. — Еще и в лавке прослыву воришкой!

Он понесся обратно, чтобы вернуть закладку книготорговцу. Пусть Окен и отошел недалеко, но так понесся, что прибежал к лавке запыхавшимся и сопящим от напряжения. Позабыв о стуке, распахнул дверь, — и замер.

Хозяин лавки стоял спиной ко входу, а прямо на Ричарда смотрел посетитель. Окен сразу же вспомнил, где видел этого человека.

— Красное перо... — от удивления Ричард произнес вслух прозвище (ходившее среди ребятни Белона) того удивительного продавца редкостей, который приезжал к ним несколько месяцев назад.

Но сердце Окена и вовсе остановилось, стоило Красному перу сказать:

— А я ведь искал тебя, Ричард, все это время...

Глава II. Аркадий Лид

Не старайся быть общительным,

так как не сможешь оказаться и

стратигом, и мимом.

Кекавмен

Катерга бороздила самый прекрасный из океанов — воздушный. Сегодня была низкая облачность, а потому пассажиры могли лицезреть ваниль облаков, стелившихся несколько ниже корпуса. Один воин даже приноравливал шест с крюком, чтобы зацепить белый "стручок". Лид только посмеивался над этим незнайством. Ведь каждый выпускник Халкийской школы знает, что облака — это божественное дыхание, а материя дыхания очень и очень тонка, не ухватишь!

Лид держался в команде особняком, старясь не ронять достоинства придворного. Солдаты ванакта бегали вокруг, дивясь открывавшимся пейзажам: ещё бы, редко кто из них прежде смотрел вершины гор сверху, а не снизу! В этом они выказывали своё происхождение, дети и младшие братья геоморов-земледельцев! Большинство из них ещё неделю назад ходили за плугом, а сейчас носят доспехи и оружие ванакта. Лишь бы их научили как следует пользоваться мечами! Иначе это было бы глупо, тратить столько средств на перевозку "скота для забоя".

Лид вглядывался вдаль, по направлению полёта катерги. Горизонт в той стороне чернел: признак того, что приближается суша. То была земля Государства, на которую посмели позариться трижды проклятые крыланы. Их давно следовало отправить в худший из миров, на муки, уготованные всем безбожникам...

Солдат больно ушиб Лида, подбежав к борту катерги. Нахал туго сжимал шест с крюком, которым намеревался ухватить подплывшее совсем близко облако.

— Деревенщина! — прошипел Лид. — Смотри, куда бежишь!

Солдат сложился в поклоне и рассыпался в извинениях. Хотя те и были односложны и грубы, но это хоть как-то уменьшило гнев слуги ванакта.

— Ладно. Позволяю тебе и дальше продолжать свои глупости! — отмахнулся Лид.

В древности за меньшее такого чурбана следовало отправить на смерть, ослепить или вырвать нос. Но сейчас ванакту требовался каждый воин, а потому верный слуга его не мог быть расточительным. Пускай он и думал, что это дармоеды и лишняя трата драгоценных средств. Сколько библиотек, храмов и дворцов можно было бы возвести, поумерь солдатня свои аппетиты! К чему Государству лишние рты и руки, которые отрубят в первом же бою? А уж какой флот можно было бы оснастить! Все варвары пали бы ниц при одном его виде! Ну да ничего, они преклонят колени пред господином, рано или поздно. Ванакт снова обретёт власть над землями, когда-то отпавшими от Государства.

Горделивый Нарсес стоял на носу катерги. То и дело к нему подходили вестовые, передававшие сообщения от капитанов эскадры. Если верить передовым кораблям, цель их путешествия была примерно в получасе пути. Эта самодовольная деревенщина, пожиратель морской свинины, скалился и довольно кивал. Даже если боги пришли на помощь Нарсесу, лучше план его нельзя было бы выполнить.

— Стратиг! Мне не нравится затишье! — донеслись до Аркадия слова кентуриона, обращённые к проклятому зазнайке. — Если бы ванакт дал нам хотя бы двух магов! Я видел их в деле! Но почему-то всех их отозвали...

Лид не в силах был смотреть на торжествующего соперника, к которому он был приставлен в качестве советника. Сколько напыщенности! Деревенщина! Этот Нарсес даже вслух прочесть двух строк не мог. И что это за манера читать про себя?! Ведь все уважающие себя люди Государства читают вслух! А этот...этот...У Лида — у самого Лида — слов не хватало! Но более всего раздражало, что у Нарсеса дела идут великолепно.

Аркадий прислонился к перилам. Далеко внизу плескался океан, по чьей глади скользили гигантские тени катерг. Государство шло возвращать отпавшие варварские земли. И что с того, что никогда прежде никто из граждан здесь не бывал? Все земли, населённые разумными (но чаще всего неразумными) созданиями — части Государства, кои нужно принудить к покорности. Виночерпий ванакта испытал горделивый трепет от ощущения, сколько могущественна его родина. Из уст так и просилась песня великого сказителя...

Но раздался лишь испуганный возглас: катергу качнуло с такой силой, что Лид едва не вывалился за борт. А это — верная смерть. При особой везучести, даже жуткая смерть от падения на какой-нибудь риф.

Аркадий не успел восстановить равновесие, а Нарсес уже начал выкрикивать команды своим мощным голосом, превозмогавших шум ветра. Виночерпий принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что происходит, — и увидел тёмные силуэты, приближавшиеся со стороны материка. И это явно были не катерги. Враг! Враг идёт в атаку!

— Приготовиться! За Государство! Мы защищаем честь Государства! А потому мы победим! — то был даже не голос, а глас.

Даже Аркадий почувствовал прилив сил, но тут же укорил себя за непрошенные чувства. Проклятый Нарсес! Как можно сочувствовать делу этого деревенщины? Нет уж! Лид лучше его знает, в чём благо для Государства, и это отнюдь не успех Нарсеса! Проклятый! Проклятый Нарсес! Аркадий стал ненавидеть его в этом походе ещё больше. Особенно это добродушие, за которым крылась издёвка.

Шум от суматохи становился всё громче.

— Эй! Иллюстрий советник! Спрячьтесь в каюте! — один из матросов катерги окликнул Лида.

Тот решил последовать дельному совету. Аркадий, подхватив края хламиды, чтобы не мешались, поспешил к надстройке, ведущей на нижнюю палубу. Он уже почти добрался до заветной дверцы, как это началось...

Катергу качнуло — но то был не ветер. Или, точнее, необычный ветер.

Нос воздушного корабля повело вниз, отчего все, кто успел схватиться за поручни или другие детали катерги, покатились по палубе. Через мгновение новый поток ударил по днищу, — и все как один подпрыгнули. Воздух наполнился отборными ругательствами. Возможно, это оказалось благом — потому что густой от брани, он задержал вражье колдовство.

Серый вихрь налетел на наполненный горячим воздухом шар, удерживавший катергу в воздухе. Сошедшие с ума потоки кусали пропитанную дёгтем материю, грозясь прорвать её. Раздались взволнованные возгласы. Корабль вновь качнуло — на этот раз то было делом рук самого Нарсеса.

Тот, ухватившись за руль, поворачивал катергу. Непослушное творение с трудом подчинялось командам. Мышцы на руках деревенщины вздулись, а лицо побагровело. Аркадию страстно захотелось, чтобы этот проклятый человек (человек ли?) сейчас же и погиб от перенапряжения.

Но через мгновенье стало не до мыслей о чужой смерти — самому бы выжить. А всё потому, что они пришли...

Даймоны летели по небу цепочкой, и крылья их, одурманивающее белые, сверкали в лучах солнца так сильно, что глаза слепли. Воздух вокруг них сгустился, став более похожим на болотную жижу. А облака прямо под катергами...

Облака ожили! Небесный снег расступался, и появлялись гигантские птицы. Клювы их, иссиня-чёрные, метили прямо в заполненные воздухом шары. Лид нервно сглотнул: в голове его пронеслось видение их катерги, уходящей в крутое пике и падающей в океан. И даймоны, летающие на своих треклятых крыльях вокруг, поющие победные марши...Не дождутся! Легионы Государства им не победить!

Нарсес скомандовал к бою, а после навалился всем телом на руль. Катерга, жутко заскрипев (словно разваливаясь), выровнялась. Аркадий ликовал, невзирая даже на то, что было делом рук ненавистного Нарсеса. Пусть! Даже идиоты могут порой делать хорошие вещи.

По палубе забегали легионеры. Выстроившись на кормовой палубе, заметно возвышавшейся, они опёрли арбалеты о поручни. Дивное оружие Государства, дарившее победы во многих сражениях! Три болта, готовых в любой момент сорваться и ударить в цель. Центральный заряд всегда был снабжён полым наконечником с сюрпризом...

— Залп! — скомандовал кентурион и подкрепил команду многозначительным жестом, обращённым в сторону даймонов.

Гигантские птицы вот-вот должны были вонзиться в катергу. Лид уже видел их синие глаза, в которых плескалась ярость. Твари, взращённые колдовством, они обладали зачатками разума...Но теперь уже Аркадию было впору ухмыляться: эти огромные комки перьев вот-вот должны будут испытать гнев Государства!

Болты пронзили воздушную гладь, распространяя жуткий визг: к их кончикам были привязаны крохотные свистульки, шумевшие в полёте. Птицы на мгновение растерялись: молодые, они ещё не встречались лицом к лицу с мощью легионов.

А большинство из них больше никогда не повстречается.

Заряды ударялись в груди, крылья, спины птиц...Вселенная наполнилась страшнейшим на свете визгом, последним воплем сгоравших как факелы живых существ: из полостей в болтах рассыпалось вещество, загоравшееся на воздухе. Птицы рушились вниз, не долетая до океана сгорая дотла. Смрад палёного мяса был сейчас для Лида приятнее аромата розового масла. Губы виночерпия, спрятавшегося за огромным металлическим кольцом, одному из четырёх, к которым был привязан шар.

Легионеры радостно закричали.

— Смена! — воскликнул кентурион, и на место бойцов заступила вторая линия, с заряженными арбалетами. Отступившие спешно готовили к бою оружие. — Товсь!

Легионеры, припавшие на колено и прижавшиеся к поручням. Арбалеты с тремя болтами в каждом. Кентурион в развевавшемся красном плаще — чтоб воины видели издалека, где командир и что он делает. И даймон.

Человек, за спиной которого выросли огромные призрачные лебединые крылья. Он завис у самой кормы, окружённый сгустившимся воздухом.

— Залп! Залп! — воскликнул кентурион.

Даймон только улыбнулся, отрешённо и привычно. Руки его сложились в молитвенном жесте, и его окружило неземное сияние: аврора прорезала небеса, заключив его в объятия. Арбалеты выстрелили, как один. Болты разрезали сверкавшую кромку авроры — и замедлили свой бег. Это больше походило на страшный, дикий сон: словно бы воздух вокруг даймона обратился в густую воду, в которую попали игрушечные стрелы.

Аврора засверкала ещё ярче. Кентурион вжал голову в плечи. Старый вояка, переживший не одно сражение, он чувствовал: сейчас на них обрушится...

Даймон разжал ладони и широко раскинул руку. Призрачные крылья встрепенулись. И вдруг острый крюк на лебёдке врезался в воздушный кисель. Металл прошёл сквозь это болото и проткнул тело даймона. Тот удивлённо посмотрел на смертоносный металл и смешно, совсем как ребёнок всплеснул руками. А после лебёдка, напряжённая до предела, рванула крюк назад. Человек с призрачными крылами за спиной рванулся вслед за нею, орошая палубу катерги кровью цвета утренних небес. Завороженный Аркадий проводил взглядом увлекаемого крюком даймона — и увидел катерги эскадры. Подмога пришла! Да!

Враги истошно закричали, оплакивая утрату, и рванулись изо всех сил. Строй их нарушился, и они принялись метаться из стороны в сторону, уходя от арбалетных болтов и крючьев, выстреливаемых из многочисленных катерг.

Один из даймонов прорвался сквозь завесу смерти и кинул в катергу сгусток пламени. Лилово-красный шар устремился к своему собрату, наполненному горячим воздухом. Нарсес крутанул руль, и корабль ушёл в очередное пике. Но они не успевали, не успевали!..

Лид закрыл глаза и зашептал (как ему казалось — на самом деле заорал во всю мощь лёгких) молитву божественному основателю Государства. Душа ушла в пятки. Отчаянно захотелось погибнуть тут же, легко и без боли.

Тряхнуло. Если бы Аркадию хватило храбрости отрыть глаза, он бы видел, как сгусток пламени прошёлся буквально на волосок от просмоленной ткани и полетел дальше. Едва заметная спираль белёсого дымка поднялась к небу. Жар был столь сильным, что даже без прикосновения вражье колдовство сделало своё дело. Несколько мгновений, и...

Корабль вновь тряхнуло. Раздался хлопок, а за ним последовал свист устремившегося на свободу воздуха. Лид раскрыл глаза помимо своей воли. Взгляд его упал на Нарсеса, безуспешно пытавшегося удержать бешено крутившийся руль. По палубе забегали люди. Кентурион гавкал команды, но легионеры, почувствовавшие приближение конца, их будто бы не слышали. Со стороны солнца на катергу устремились два даймона, чби лебединые крылья тенью накрыли Аркадия. Он побоялся даже глаза закрыть, и сидел, бессильный от ужаса, запечатлевая последние мгновения своей жизни. Даймоны летели, вытянув впрёд руки и сжав их, словно пловцы. Разве что руки эти оставались совершенно неподвижными.

Нарсес бросил руль, ставший бесполезным, и с болью глянул на пробитый шар, откуда со свистом выходил воздух. Ткань сжималась, получая жалкий вид сморщенной фиги. Даже кентурион, опытный вояка, и тот перестал кричать: свыкся с мыслью, что скоро помрёт. На лице его, отвыкшем от всех чувств, кроме презрения, злобы и гнева, появилось нечто вроде гримасы сожаления. А в глазах...Жаль, что Лид не видел глаз кентуриона, иначе разглядел бы печаль и боль: не уберёг бойцов...

И лишь Нарсес нашёлся:

— Легионеры! Залп по даймонам! Именем ванакта и Государства! — рёв казавшегося богоподобным гигантом человека превозмог свист ветра и шум боя. — Стреляйте! Залп по даймонам! Иначе подохнем в огне!

Два или три легионера — те, что сейчас застыли у края кормы — помимо своей воли, машинально, вскинули, опёрли арбалеты и выстрелили. Болты понеслись с падавшей в океан катерги навстречу даймонам. Те, набравшие скорость, не успевали остановиться и наложить защитные чары, даже среагировать на залп не успели. Только глаза их широко раскрылись, когда болты влетели прямо в них. Мгновенье — и порошок загорелся, обволакивая людей в пламенный кокон. Два гибнущих факела начали падать вместе с катергой.

Корабль пока что не обрушился только благодаря запасу воздуха во всё более сжимавшемся шаре. Но, издав последний свист, он отказался служить Нарсесу. И вот тут-то всё рухнуло...

Они падали. Как показалось Аркадию — целые эоны, в реальности же — считанные мгновения. Грудь Лиду сдавил страх, тело его чуть-чуть приподнялось над палубой, не поспевая за махиной корабля. В ушах дико свистело — даже ветер, и тот решил напоследок поиздеваться над бедным виночерпием. Проклятый Нарсес! Проклятый Нарсес! Проклятый Нар...

Тело его ударилось со всей дури о палубу, ухнувшую в океан. Катерга в мгновение ока оказалась в самом центре гигантского всплеска. Удар выбил дух из Лида, и дыхание пропало. Внутренности опалило нестерпимым жаром и невозможной болью, и непроизвольно из глаз Аркадия потекли слёзы. Непослушные губы, искажённые и обездвиженные страданием, сомкнулись в немом проклятье Нарсесу.

Аркадий не слышал треска ломавшихся досок, и лишь когда пальцы его почувствовали влагу, увидел...

Поперёк палубы змеилась дыра. Доски треснули при ударе, и океаническая вода прорвалась через трюм наружу. Ей ведь тоже, солёной крови мира, хотелось на свободу, к небу.

Поглощённый и покорённый болью, Аркадий не в силах был даже двинуться, когда волны принялись ласкать его сапоги, а после добрались и до волос, до подбородка...Лид безмолвно прощался с миром, щурясь на солнце, на светлом лике мелькали тени: то катерги Государства бились с даймонами и их прихвостнями.

Внезапно какая-то сила подбросила бывшего виночерпия поближе к небесам. В ушах раздался голос Нарсеса, которого, похоже, боялась даже морская пучина:

— Живой! Не трусь, Лид! — расхохотался Нарсес. — Не трусь! Обойдётся всё!..

Аркадий не захотел, да и не смог бы при желании, высказаться о мыслительных способностях этого деревенщины. Ведь они посреди океана! Катерга уже наполнилась водой, и они вот-вот повстречаются с пучиной...А до берега...

— Мы прибыли на материк! Ха-ха-ха! Доставили нас сюда! Ха! Сами даймоны доставили! — смеялся Нарсес.

Выдержка, наверно, изменила ему, и безумие накрыло деревенщину...Лид не был удивлён. На какое-то мгновение (короче жизни прихлопнутой мухи) ему даже стало жаль Нарсеса.

— Земля! Вон она, земля! — не унимаясь, смеялся командир эскадры, держа на руках Лида.

Непроизвольно голова Аркадия чуть-чуть повернулась, несмотря на то, что шею будто бы жгли во вселенском горниле. В нескольких локтях от борта...да! Камни! Песок! Они добрались!..

Тряпьё, бывшее некогда наполненным воздухом шаром, опустилось на воду близко-близко к борту. Казалось, протяни руку — и почувствуешь гладкую на ощупь ткань. А через мгновенье на неё упал сгоревший ещё в полёте даймон. Угольная глыба, он распространял вокруг дурманящий запах победы Государства. Только глаза его, не тронутые всепожирающим пламенем, голубые-голубые глаза безмолвно прощались с небесами...

Потери были значительны: три катерги сгорели дотла вместе командами. Ещё два корабля рухнули в океан, и лишь пять или шесть человек живыми выбрались из пучины морской. Оставшаяся эскадра получила различные повреждения. Но главное-то, главное было достигнуто! Легионы государства ступили на непокорный материк, который приведут к покорности!

На берегу за вечер вырос укреплённый лагерь. Стены, выстроенные из кольев, всегда возившихся на катергах, и остатков самих кораблей, должны были послужить защитой от наземных атак. Для защиты от воздуха постоянно дежурило целое звено небесных суден. Нарсес — вот неугомонный! — вместо сна решил проверить сохранность укреплений. Бедного Лида, едва-едва пришедшего в себя после прибытия на новые земли, он прихватил с собой. Мол, свежий воздух лучше всяких лекарств излечит раны!

Аркадий передвигался, постоянно кряхтя. В боку то и дело болело, а в голове поминутно проносились картины сегодняшней битвы. Катерги, подхватившие выживших после падения счастливчиков, бегство последних даймонов, издававшие предсмертные крики гигантские птицы...

— Знаешь, о мудрый Лид, что больше всего меня угнетает? — внезапно спросил Нарсес, когда они одолели уже половину пути.

Стратиг был доволен состоянием укреплений, но тяжкие мысли его угнетали донельзя, Аркадию это было легко заметно.

— Что, илюстрий Нарсес? — готовый вцепиться ему в глотку, Лид на словах был предельно вежлив и угодлив.

— Даймоны. Их слишком мало, — сказал как отрезал Нарсес.

Аркадий возвёл очи горе. О великие отцы-основатели Государства, ну что за дурак? Надо радоваться, что варваров удалось победить столь малыми силами.

— Они недооценили наши силы. Или не знали о нашем приближении, и сумели стянуть сюда только тех, кто оказался поблизости, — пожал плечами Лид. — Возможно, что у них просто не хватает ресурсов удерживать и этот фронт...Мы всё-таки очень, очень далеко от ключевых провинций...

Ещё десяток шагов они преодолели в полном молчании. Нарсес думал (хотя Аркадий был полностью уверен в том, что новоиспечённому стратигу думать нечем).

— Тогда они сейчас уже собрали бы здесь ударный кулак, и нам пришлось бы инспектировать укрепления...в несколько иной обстановке, — недобро усмехнулся Нарсес.

Этот гигант вообще был очень смешлив и весел в последнее время — и тем самым ещё более противен (хотя куда уж дальше!).

— О, не волнуйся, друг мой Нарсес, — Аркадий постарался придать голос своему как можно больше теплоты. — Может быть, они не ожидали удара, и отвели все силы...

— Весь мир, нет, все три мира узнали о наших намерениях. Корабли готовились с такой помпой, а по всему государству рассылалось столько реляций...А ещё мы проходили над самой окраиной их... — Нарсес осёкся. — Временно принадлежащих им наших земель. И всё это время — тишина? Спокойствие? Утренняя атака была всего лишь знаком внимания, но уж никак не тёплым приветствием! Что-то здесь не так. Нашу атаку готовили так, будто бы это торжество!

— Как и всегда, друг мой Нарсес, — кивнул Лид. — Но мой тебе совет: не делись более ни с кем из придворных этой мыслью. Многие могут донести...

Нарсес кивнул, но скорее не словам Аркадия, а собственным мыслям. Увалень волновался, это было заметно.

— Будто бы мы и есть отвлекающий маневр...Но зачем? — слова Нарсеса предназначались никому в отдельности, но миру в целом.

Мир молчал. Зато ответил Лид.

— Если так, то ванакт посчитал, что это настолько важная и секретная атака, что даже ты как стратиг не должен узнать о ней, — вкрадчиво сказал Лид.

Они оказались на самом краю лагерю. В считанных шагах плескалось море, но лагерь от него отделяла стена: даже с воды лагерь должен был быть неприступен. Темно. Безлюдно. Патрулировавшие лагерь легионы — их было видно по огню факелов — далеко. Пальцы Аркадия непроизвольно скрючились, примеряясь к горлу Нарсеса. Но нет. Рано. Лид слаб, а Нарсес, пусть и ушедший в размышления (у этого увальня — и размышления!), — слишком опасен. Аркадию просто не справиться. Рано...Рано...Но вдруг скоро будет поздно?..

— Нарсес, тогда нам следует затаиться. Подождать, что будет дальше. Нити времени вышьют узор правды, как сказал Первый поэт, — елейно заметил Лид.

Он, виночерпий и знаток древних авторов, славился при дворе умением вовремя ввернуть красивую фразу. Наверное, за это и ценили. Лид мечтал прославить своё имя, написав хронографию в форме воспоминаний о владыках, во время правления которых он жил...Эх, может быть, удастся поднести ныне правящему ванакту — или следующему...

— Да, время покажет, — кивнул Нарсес.

И вновь рассмеялся. Но смех этот полон был сомнений в будущем.

Лид кое-как доковылял до палатки (коей он был полновластным и единственным хозяином — редкость для походных лагерей Государства!), и уснул, когда голова его ещё была в полёте на полпути к подушке...

И проснулся, как ему показалось, сразу же — от невозможного грохота и дрожи земной. Весь мир кружился в невообразимом танце, грозя вот-вот перевернуться вверх тормашками. Лид был как никто близок к истине.

Аркадий — на счастье, не снявший хламиды перед сном — вылетел из палатки. Сотни легионеров обменивались друг с другом недоумёнными взглядами. А земля дрожала, дрожала, уходя из-под ног. Затем — из заокраинной дали — донёсся шум прибоя. Гигантского прибоя. Вслед за ним воздух наполнился звуками труб. Легионерам дали сигнал собраться в поход. Катерги застыли над лагерем, и воины начали спешно туда грузиться. Кентурионы зорко следили, чтобы ни единой пуговицы из запасов не было оставлено. Сыны Государства торопились, но суеты не было. Разве что Лид метался из стороны в сторону, не находя себе места. Он хватался за голову, едва земля начинала вновь дрожать. Наконец, взвалив на плечи приставленного к нему легионера нехитрый (поход, что пделаешь!) скарб из десяти хламид, двух туник, десяти тетрад чистых пергаментных листов и полугодового запаса чернил, Аркадий, вытирая пот со лба, отправился на катергу.

Едва стопа его правой ноги коснулась верёвочной лестницы, по которой люди забирались на летающие корабли, как раздались ошарашенные возгласы легионеров. Лид повернулся в сторону океана — и, в первый и последний раз в жизни, преодолел тридцать ступенек за одно-два мгновения, а может, и того меньше. Как бы, по-вашему, повёл себя человек, завидя гигантскую волну? Волну, которая — легионеры в том готовы были поклясться — разгоняла кромкой своей облака!

Нарсес подал руку напуганному до смерти Лиду, помогая забраться на палубу. Аркадий повалился на доски, такие приятные, дарившие уверенность в будущем доски...В это мгновение он готов был расцеловать это творение лучших мастеров Государства, но вовремя себя одёрнул: нельзя проявляться столь бурные эмоции в присутствии черни. Даже в такие мгновения виночерпий ванакта должен помнить о своём положении!

Гул циклопической волны усиливался с каждым мгновением.

— Вверх! Вверх — надсадно закричал Нарсес.

Только быстрый набор высоты мог бы спасти их. Качнувшись, катерга начала подниматься. Корабли двигались к солнцу с разной скоростью. Один даже оказался совсем-совсем низко. А волна-то подступала.

Наплевав на все (ну, почти) правила этикета, Аркадий вцепился в кольцо-держатель, спасшее ему жизнь во вчерашнем бою. Бывший виночерпий предположил, что лучше старое проверенное средство, нежели безуспешный поиск нового. И, во многом, он оказался прав.

Приближавшаяся волна казалась с каждым мигом всё громаднее. То, верно, был сам океан, решивший пойти в последний и решительный бой против суши: столько воды просто не могло быть в мире! Глубины должны были быть осушены, чтобы двинуть такую глыбу! А она всё росла и росла.

Звук ужасного — верно, последнего в истории — прибоя усиливался. Он добирался до самых потаённых уголков души, и заставлял трястись каждую частичку тела от вырвавшегося на свободу страха. Ужас первых людей, сотворённых Отцом ванактов, пред природой дал о себе знать. Даже Нарсес, смуглый Нарсес — и тот побледнел, став белее мела.

И вот она ударила. Одна катерга, не успевшая набрать высоту, встретила кормой её...Нет, Её — и оказалась проглочена. Больше никто и никогда не видел даже ошмётков корабля. Пучина поглотила корабль с людишками, возомнившими себя владыками Вселенной.

Пенный гребень прошёл прямо под килем. Лид застучал зубами от сковавшего его ужаса. Даже на молитву сил не было — вид Её сковал его по рукам и ногам.

А потом Она обрушилась на землю...

Сметя хлипкие — казавшиеся вечером неприступными — стены лагеря, преодолев береговые холма без малейшего промедления, Она врезалась в горы, отдалённые на две-три стадии от кромки воды...

Раздавшийся гром ознаменовал гибель старого мира, сотряс небо и самое солнце. Облака прыгнули в разные стороны от вод, разлетавшихся в разные стороны после удара. Лид затрясся всем телом...А, это сама катерга! Аркадий видел, как водит из стороны в сторону корму, а вместе с нею и весь корабль. Мгновение спустя налетел столь сильный ветер, что он разметал в разные стороны волосы бедного ванактова слуги.

— Повелитель ванактов, сохрани нас! — раздался возглас...

Нарсеса! Гигант так испугался, наверное, впервые за всю свою жизнь.

Стало темнее. Грозовые тучи набегали со всех сторон, сгоняемые обезумевшими ветрами. И если Лиду казалось сперва, что качаться сильнее катерга не может — то сейчас он понял, что глубоко ошибался. Борта её так скакали, что ещё чуть-чуть — и вся команда вывалилась бы.

— В каюты! В каюты! Все в каюты! Рулевой! Рулевой! Остаёшься со мной! Кентурионы! Кто из кентурионов, ко мне! Будем держать поплавок и руль! Ко мне! — раздался трубный глас Нарсеса, тут же проглоченный ошалевшим ветром.

Лид при всём своём диком желании не сумел разжать мёртвую (кто знает, вдруг и вправду...) хватку, которой он держался за кольцо. Даймоны знают, что там будет в каюте! Но однажды он уже спасся здесь, спасётся и сейчас! Да!

— Я останусь! Останусь! — завопил он ползущим мимо легионерам.

Но те словно забыли о его существовании, думая о спасении своих шкур. Это разозлило Аркадия донельзя.

"Я вам это ещё припомню! Припомню!" — даже мыслей своих Лид не мог услышать из-за воя ураганного ветра...

Катергу бросало из стороны в сторону. Несколько раз мощные потоки воздуха били по дну, отчего корабль подпрыгивал вверх. Ветер шумел. Сгустилась тьма, черная, как мечта убийцы. Природа ополчилась против рода людского, мечтая убить сынов Государства. Но катерга — катерга держалась. Ни один корабль эскадры не было видно, и Лиду казалось, что они — последние, кто остался в живых в целом свете. Нет — во всей Вселенной.

Низ и верх обрели один цвет — цвет сердца урагана, против, грязный цвет всех страхов человеческих, поднявшихся из самых глубин даймонова мира. Объединившись, они кусали катергу, заставляя бороться за каждое мгновение существования.

Ветра, свивавшие смертельные узоры, кидали утлое, такое маленькое по сравнению с целым светом судёнышко вытянутой формы с низкими бортами, специально сделанными для уменьшения сопротивления ветра...Как Лид жалел, что корабелы не пожелали хотя бы до человеческого пояса поднять борта! Доходившие лишь до щиколоток, они не могли принести успокоение и защиту при таком ветре...Спастись можно было бы лишь в трюме, но туда не пробраться! Снесёт! Ураган засосёт внутрь, и поминай, как звали!

Само время было пожрано чёрными вихрями. Откуда-то из глубины, из темнейшей ночи, выросло ужасное, гигантское пятно...Ставшее затем...Что-то? Вырисовывается...

Скала! Это скала!

Лид — дикий взгляд затравленного и обречённого зверя — посмотрел в сторону руля. Нарсес и ставшие его помощниками кентурионы уже крутили его вовсю, силясь победить ветер и облететь скалу...

Он, прежде виночерпий самого ванакта, живший спокойно (с учётом каждодневных интриг и опасности продегустировать яд конечно же, но это так, это быстро входит в привычку) и даже хорошо, — он с прекратившим бой сердцем взирал на покидавшие тьму каменные отроги, деревья, выкорчёвываемые ветром...

Гранитный пик, бросавший вызов самим небесам, оказался прямо перед его глазами. Корма. Грань тьмы. Шажок. Ещё шажок. Ветер в ушах. И — пик... Они неслись прямо на него!

Аркадий вцепился ещё сильнее — хотя мгновение до того считал, что сильнее некуда — в кольцо-держатель. Разум отказался работать и, похоже, покинул ставшее ненужным тело. Сердце же покрылось коркой застывшей боли. Они неслись прямо на скалу. Прямо...на...скалу...

Он встретил и проводил глазами одинокое древо, дуб, корнями вцепившийся в камень и не поддававшийся урагану. Крона его поравнялась с кормой. Прошла напротив глаз Аркадия. Исчезла во тьме. Лид сглотнул. Он уже успел проститься с миром.

А мир, столь невежливый, совсем не спешил сделать то же самое в ответ...

Они летели сквозь тьму. И они были живы. И пусть ветер шумел в ушах, оглушая, пусть ураган нёс их неизвестно куда, — но они были живы.

А потом...Потом...

Сквозь казавшуюся непроглядной тьму проступили звёзды. Они становились всё крупнее с каждым мгновеньем — а ещё росли в числе. Не успел Аркадий понять, в чём дело, как звёзды эти, поток серебристых крошек, наполнили собой палубу и воздух вокруг. И были столь дивными и прекрасными эти звёзды, борцы с тьмой, что Лид подумал: то встречает их Повелитель ванактов, спасая от непроглядной черноты.

Звёзды были повсюду, сверкая даже во тьме внутренним, тёплым, чарующим светом, вселяя надежду и веру: они победят. Они обязательно победят эту тьму!..

И даже бывший виночерпий ванакта, сам не раз травивший людей и ненавидящий спасавшего его Нарсеса, поверил в чудо...

Глава 4. Ричард

— А я ведь искал тебя, Ричард, все это время, — совершенно будничным тоном произнес Красное перо.

Увидь Окен его со спины, — никогда бы не узнал. Роскошный красный дублет, шитый золотистыми нитями. Левое плечо закрыто коротким плащом, с вышитым кораблем, в тон дублету. Роскошные желтые брюки, сливавшиеся с остроносыми туфлями. Поди узнай в нем странствующего торговца!

А вот лицо — это лицо Ричард помнил очень хорошо. Ему казалось, что у Красного пера два лица. Одно — внешнее, безмятежное, и второе, внутреннее, появлявшееся лишь изредка, когда человек этот улыбался. Именно такое впечатление торговец шутихами произвел на Окена.

— М...мастер, — именно так Красное перо просил называть его.

Вечером, после запуска воздушного змея, этот человек пришел к Рику домой, и очень долго говорил за закрытыми дверьми с его родителями. А чтобы парень не скучал, дал ему разноцветные камушки. То есть как, разноцветные. Стоило только выпустить их рук, как они тут же чернели, становясь угольками. Но в руках камушки переливались такими цветами, которых Ричард прежде не видывал даже, не подозревал об их существовании. А разговор...Что разговор? Ричард не прислушивался к нему, хотя знал: достаточно ухо приложить к дверному проему, и ему все будет слышно. Но в этот раз ему было неинтересно — вот камушки, то другое дело!

После двери распахнулись, и Красное перо вышел, довольно улыбаясь. Он обещал вскоре вернуться, обещал, что...точно! Обещал, что не родители не пожалеют. А на прощание подарил Рику те камешки. Они, верно, сгорели вместе с домом, расплавились (на ощупь они больше на металл походили) или еще чего.

Кроме "мастера", Ричард не мог и слова вымолвить. Для него столкнуться с Красным пером было сродни...наверное, как встретиться с отцом Одри. Этот человек связывал его с прошлым.

— Узнал, — кивнул Красное перо.

— Все-таки не город у нас, а маленькая деревня! Это я Вам, мастер Клосс, не устану повторять! Этот парень зачитывается трудом "О плаваниях...". До чего охоч! Старею: не догадался, что из Ваших будет! — книготорговец был невероятно словоохотлив.

"Это из каких?" — подумал было Ричард, но Красное перо — Манфред — покачал головой.

— Отнюдь. Парень этот, Ричард Окен из Белона, сам по себе. Более чем сам... — произнося эти слова, Манфред смотрел Ричарду прямо в глаза. — Но я думаю, что ему это состояние вскорости наскучит. Так ведь, Ричард?

— Я...я... — Окен не в силах был выдавить из себя хоть слово, а оттого почел за лучшее кивнуть. Скучать он не любил, это точно.

— Вот и я о том же говорю, — все так же бесстрастно произнес Красное перо (голова его, кстати, была сегодня покрыта смешной шапочкой, совершенно без перьев). — Что ж, благодарю за любопытную беседу! Я вынужден ее прервать.

Ричард уже хотел было развернуться и уйти, но вдруг понял, — это не с ним прощаются, а с книготорговцем. Манфред буквально не спускал с Окена глаз.

— Не хотел бы я, чтобы ты сейчас пропал, — угадав мысли Ричарда, произнес Красное перо.

Ричард напрягся. К чему он ведет, этот человек? Вспомнился Пастуро, говоривший красивые слова, и чуть было не отправивший Ричарда на виселицу.

— Ты у кого остановился? — Манфред подтолкнул Ричарда к двери, так как парень все еще не мог прийти в себя после неожиданной встречи. — Ведь, судя по чистой одежде, ты отнюдь не в подворотнях жил. Ну, не считая обычных для мальчишек твоего возраста неумения держаться подальше от канав.

— У...у...тешуки Сю, — вымолвил Ричард.

— Веди меня к ней, — отрез Манфред.

Вот странный у него был голос. Вроде бы он говорил совершенно спокойно, а казалось, что еще чуть-чуть, и он взорвется. То ли рассмеется, то ли на крик сорвется. Перечить Красному перу не хотелось от слова совсем.

Ричард зашагал к дому тетушки Сю. Только сделав шагов тридцать-сорок, он вдруг остановился и обратился к Манфреду:

— А зачем Вам к моей тете? У них горе, им не до гостей, — Ричард понял, что говорил путано, но уж как выходило. Присутствие Красного пера странно на него действовало: без своих шутих он казался страшным.

Нет, не так: он казался человеком, таившим в себе огромную опасность. Но книготорговец с ним так общался, как будто Красное перо имел огромный вес в городе. Да и одежда...Как мог простой продавец забавных товаров приобрести такой? Ричард боялся даже подумать, сколько лет ему бы пришлось работать, чтобы такой купить. Он лишь пару раз видел такие костюмы, и то издали, когда гулял возле городского совета.

— Тем более, поспешим! — Манфред ничуть не удивился. Кажется даже, он испытал облегчение от этой новости. — Все вопросы после. Сейчас ты должен отвести меня к ...

— К тете Сю.

— Именно, — снова кивнул. — Не мешкаем! Я уже разминулся с тобой в городском совете.

И тут Ричарда прорвало на вопросы. Парню казалось, что он идет быстро, — но Манфред мог бы обогнать, если бы знал дорогу. Во всяком случае, он ничуть не отставал. Красное перо едва не наступал на пятки Окену, так что приходилось шевелиться. Даже пожелай Ричард остановиться — не смог бы: Манфред подгонял.

— Разминулись? — совершенно дурацким тоном переспросил Ричард.

— Именно, ты уловил самую суть моей реплики, — Манфред кивнул. В отличие от многих других взрослых, Красное перо совершенно не замечал скорости шага. Он не просто не запыхался — даже дыхание его было точно таким же, как у мирно гуляющего человека. Даже Пастуро, вечно бегавший по улицам, так не мог!

— Один из столоначальников знал, что я побывал в Белоне незадолго до... — Манфред замолчал ненадолго, подбирая слово. — До трагедии. А потому послал гонца: знал, что мне будет интересно с тобой поговорить. Пятый, как всегда, сообразителен. Далеко пойдет. Впрочем, я отвлекся. Когда мне удалось оторваться от неотложных дел и прибыть в совет, ты куда-то ушел. Стражники отвечали, что и так полно самых разных людей выходит туда-сюда. Смотрители приемной видели тебя, но они все время находились внутри здания. Откуда им знать, куда ты делся? Никто не знал, есть ли у тебя родственники. Я, конечно, навел кое-какие справки... — Манфред отмахнулся, когда Ричард удивленно посмотрел на него. — Не мешкай. Справки и справки. Мне, видишь ли, очень важно было тебя найти. И вот — сама судьба! Надо будет принести жертву в храме, отблагодарить. Да, именно. Эти и займусь, когда улажу все дела.

Вскоре показался дом тетушки Сю.

— Вон тот, — показал рукой Ричард. — Но они уже могут спать...или...

— Наконец-то, — коротко бросил Манфред, и прибавил шаг. Он с легкостью обогнал Окена, и так почти перешедшего на бег.

Манфред в мгновение ока (ну ладно, в три мгновения, или в одно, но о-о-очень ленивого ока) оказался у дверей дома. Постучал. Еще раз постучал. Дверь подалась: дядюшка Бауз ее и не запирал, дожидаясь Ричарда. Манфред, не оглядываясь на Окена, зашел внутрь.

Ричард прибавил шаг, но и так очень устал. Добравшись до дверей, он привалился к стене, желая отдышаться. Ему не хотелось оказаться источником дикого хрипа: он ведь не услышит, о чем Красное перо и дядюшка Бауз договорятся.

Восстановив дыхание, Ричард зашел в дом.

Манфред уже сидел за столом напротив дядюшки Бауза. Тот вертел глиняное блюдце с невероятной скоростью. Но — удивительное дело — под взглядом Клоса отложил его в сторону.

— А вот и Ричард, — Манфред кивнул. На его лице не дрогнул ни единый мускул. — Парень, подтверди, что я уже приезжал к твоим родителям в Белон.

— Да, да, это летом было. Отец долго с ним говорил. Правда, я был в другой комнате. Мол, не дорос еще, — вздохнул Ричард. — Все ребята играли в такие шутихи! И он обещал вернуться в Белон. Да только...только возвращаться уже некуда.

— К сожалению, разорение Белона повлекло гибель четы Окенов, насколько я мне рассказали. Я заключил с ними...соглашение. Вы ведь понимаете, какого характера? Все цеха...

— Да, руководство каждого цеха мне известно. Я, думаете, зря хожу на Первый праздник? Ни единого не пропустил за всю жизнь. Папаша Бауз меня носил туда еще грудным младенцем! — Бауз стукнул кулаком в грудь. — А уж Ваш...цех, — произнес он это со странной интонацией. — Трудно не запомнить.

— Замечательно. Так вот. Вам известно, кого мы ищем, — Бауз рассеяно кивнул. Внезапно он подскочил на месте и уставился на Ричарда: — Именно. Я нашел такого... подростка в Белоне. Заключил с его родителями...соглашение, все как положено. Договор должны были составить, и уже собрался было его заключить, но...судьба настигла Белон. Теперь же Вы...Вы ведь родной дядя Ричарда?

Дядюшка покачал головой.

— Так, — Манфред сцепил руки на груди. — А тогда...

— Его мать — сестра моей жены.

— Вот как, — руки Манфреда вновь оказались на столешнице. — Тогда я могу с нею поговорить? Цеховые правила, знаете ли, сильнее...

— Но они не сильнее того, что сейчас моя жена пытается утешить нашего умирающего малыша.

Самый лютый мороз и тот был теплее слов дядюшки Бауза. Ричард до самого последнего не хотел верить, что малыш Жак так плох. И вот теперь нельзя было об этом не думать. Ричард подумал: а может, это за ним смерть идет по пятам? Сперва деревня, родители, затем малыш Жак...Может, и впрямь куда-то уйти? Податься в те же подмастерья.

— Но мне очень надо с нею поговорить, таковы правила, — сохранив полное спокойствие в голосе, произнес Красное перо. — А тем более, вдруг я смогу чем-то помочь? Наш цех может...многим помочь.

— Мой ребенок умирает. Чем Вы можете помочь? Никто не сумел? — Бауз со всей силы ударил блюдцем об пол, и оно разлетелось на куски.

Манфред только лишь пожал плечами.

— А все-таки. Давайте попробуем. Каждый имеет право на последний шанс, так ведь? Жизнь как гонка двух торговых кораблей. Кто-то идет первым, а потом у самого причала его обходят... — и Манфред замолчал, ожидая ответа Бауза.

Тот пристально посмотрел на Красное перо.

— Обходят...Понимаю, — дядюшка Бауз кивнул. — А может, и вправду поможете? Я сейчас позову ее.

— Вы делаете правильный выбор, — одобрил Манфред. — Очень правильный.

Пока Бауз пропадал на втором этаже, Красное перо расспрашивал Ричарда о его жизни в городе.

Сперва Окен не хотел ничего говорить, но под пристальным взглядом Бауза слова сами лились, и Ричард ничего с этим не мог поделать.

— Мальчишки испугались? — переспросил Манфред, когда рассказ подошел к первому вечеру Ричарда в городе. — А чего именно?

— Волна такая поднялась! — и Ричард поднял руки высоко над головой, в подтверждение своих слов.

— Хм. Реакция на воду...Интересно, — пробормотал Манфред. — А дальше?

Когда рассказ подошел к знакомству с хозяином книжной лавки, на лестнице послышались шаги, и Ричард замолк. На разговор вышла тетушка Сю. Даже при плохом свете Ричард мог заметить, как она устала: лицо посерело (хотя, может быть, причиной тому был неверный свет), она сутулилась, устало покачивала спеленатого малыша. А тот все плакал и плакал. Тетушка начала спускаться, и Ричард смог удостовериться: дело не в свете, — тетушка действительно была усталой донельзя. И очень, очень грустной.

— Так поздно, и гости, — отрешенно проговорила она, продолжая баюкать плачущее дитя.

Ричард вжал голову в плечи: плач звенел внутри головы, и от него нельзя было скрыться.

— Это мэтр...

— Меня зовут Манфред Клос, я возглавляю цех магов. Милостиво прошу у хозяйки дома, — тут он отвесил, ничуть не меняясь в лице, поклон, — почтения за столь поздний визит. Но дело не терпит отлагательства. Видите ли, я...

— Он хочет забрать Ричарда к себе, — дядюшка Бауз решил, что незачем терять время. — Мол, еще с твоей сестрой договаривался.

— И с отцом тоже, с отцом тоже, — добавил Манферд. — Хотя по городскому праву я имею право забрать его в ученики...

Ричард взмахнул головой. Только теперь до него начала доходить причина визита. Красное перо берет его к себе в ученики! В ученики магов!

Но...Они же...Родители говорили, что они творят странные и страшные вещи. И жизнь их несчастна, еще более несчастна и страшна, чем, например, у гробокопателей. А еще всему свету было известно, что они погибают в страшных муках. Об этом мама рассказывала! Ричард это прекрасно помнил.

— Я не хочу к магам. Я хочу стать...пекарем! — выпалил парень. — Зачем мне к магам? Я хочу жить нормально! Я хочу, чтобы у меня были друзья!

Сердце застучало. Нет! Он не хочет к ним идти! Мало ли! Зачем отказываться от хорошей работы, от домика в деревне или городе, честного труда для людей? Ричард, сколько себя помнил, мечтал продолжить отцовское дело. И однажды он соберет денег, вернется домой и отстроит мельницу! Да, и пекарню выстроит! Во всем Двенадцатиградье узнают, какой у него вкусный хлеб! А может, и его будут звать Старина Ричард. Вот это жизнь! Прекрасная и замечательная! Может, даже дети появятся...Пять, а то и шесть...А какая семья у мага? Все знают, что они умирают одиноко и страшно! Ричард такого не хотел, совсем не хотел!

— Вот видите, мэтр, — Ричард не заметил, но дядюшка Бауз чуть улыбнулся. — Племяш не хочет в Ваш цех. А тем более, по городскому праву, теперь я за него отвечаю.

Таким Ричард Бауза еще не видел. Лицо его заострилось, в глазах полыхали искорки.

— И тем более. Вы скрепили договор у нотария? — откуда только эта хватка взялась.

— По правде говоря, нет. Тому помешали известные Вам события, — покачал головой Манфред. — Надо заметить, что цех пекарей знает толк в городском праве.

— Как и все другие цеха, знаете ли. Мы свято чтим правила, городом, а значит, нами самими установленные, — развел руками Бауз.

Но тут же огонь, в нем полыхнувший, угас: малыш снова заплакал пуще прежнего.

— Жак, — папаша Бауз поднялся и взял на руки ребенка.

Тетушка Сю благодарно опустилась на стул. На нее было страшно смотреть: силы ее покинули давным-давно, и Ричард не понимал, благодаря чему она держалась. Оставалось только пожать плечами.

— Что-то с ребенком? — участливо спросил Манфред.

— Лекари говорят, что Жак умирает, — хрипло произнес Бауз. Он повернулся к стене. Помолчал. Снова повернулся к двери. — Мы ничего не можем сделать. Колики. Постоянные колики...

— Бауз, — только и вымолвила тетушка Сю.

— Все в порядке. Что скрывать?

Ричард сжался. Он сам знал по Белону, что дети часто умирают. Да и не только дети. Трое его знакомых, ребят, умерли за последние годы. Многие уходили зимой...А потом ушли все, кроме Ричарда.

— Что ж. Цех может в этом помочь, — закивал Манфред.

Он поднялся со стула и протянул руку.

— Цех никогда не бросает своих. Если...

— Если Ричард пойдет в ученики, то цех магов поможет. А нет — нет, — оборвал его Бауз.

— Именно так, — развел руками Манфред. Резкость отца семейства его нисколько, кажется, не смутила. — Таковы правила. Цеха не...

— Не всесильны, — закончил за Манфреда дядюшка Бауз.

Ричард следил за этим разговором с открытым ртом. А каким веселым и добрым был Красное перо! Был.

Сейчас его место занял торговец, один из тех, кто толкался на площади у городского совета. А товаром выступал Ричард.

Многие годы спустя, кутаясь в потрепанную синюю котту, Ричард Окен, вспоминал этот вечер как последний вечер детства. Впрочем, тот вечер еще не далеко закончился. Он лишь начинался.

— Пусть я могу решать за Ричарда... — проговорил дядюшка Бауз, — но лучше ему самому выбирать.

— Бауз, — только и смогла выдавить из себя тетушка. Силы ее совсем покинули, и она лишь могла смотреть на происходящее.

— Сколько людей мне обещали в последние дни лучшие. А Жак...Жак продолжает умирать. Малыш...

Жак — впервые за вечер — замолчал.

Бауз испуганно развернул пеленку, припал ухом к груди малыша, и облегченно выдохнул: жив.

До Ричарда дошло: именно от него теперь зависит жизнь малыша. Хотя, что он теряет!

— Я... — начал было Ричард, но его прервал Бауз.

— Цеховые правила строго говорят: ученик становится частью целого. Ученики на то время, пока не станут мастерами, умирают для всех, кроме цеха...Тебе нужно будет жить там, где скажет цех, и все время тратить на него.

— Ну что ж Вы так, мастер Бауз, — покачал головой Манфред. Он сохранял полнейшее спокойствие. — Раз в месяц, а также на Праздник Встречи, мы отпускаем ребят к семьям. Мы же не звери какие-то. Правила наши куда как мягче, чем у других. Да хоть у пекарей. Умирают — это старая, очень старая строка правил, мы считаем, что давно наступила пора трактовать ее по-новому.

— Раз в месяц, — проговорил Ричард.

Он уже не обращал внимание на обсуждение Баузом и Манфредом тонкостей цеховых законов. Лишь в голове его звучал внутренний голос, голос сомнений, веры, боли. И надежды. Самую толику надежды.

"На меня будут показывать пальцем. Зато я буду повелевать миром! Или погибну где-то далеко-далеко отсюда. Зато я смогу их навещать! Раз в месяц...Но Жак!.. А вдруг не поможет?".

— Конечно, тут бы времени на размышления дать, — Манфред наконец-то кинул взгляд на Ричарда. — Но...лекарство...Зачем тянуть с помощью человека? Тем более, все эти сомнения, раздумья... Когда это хоть кому-то помогало? Вы, конечно, можете махнуть рукой на великое будущее парня. Но где, кроме нашего цеха, он сможет достичь настоящего могущества? Выпечка— это хорошо, людям надо есть, и желательно, вкусно. Но мы помогаем сохранить жизнь. Наказываем мерзавцев. Меняем природу. Великие дела — в наших руках!

— И великие беды, — подытожил Бауз.

— Не без этого, — все так же спокойно заметил Манфред. — Не без этого. Но кто еще сможет помочь умирающему, когда все остальные способы испробованы? Маги же ведь всемогущи!

Клос отмахнулся, как будто мухи вокруг него летали.

— И я как раз из таких, — ухмыльнулся Бауз.

— Нет, не из таких, — покачал головой Манфред. — Это я пришел, протягивая руку помощи.

Клос (от Красного Пера в нем уже ничего не осталось) протянул обе руки к дядюшке.

— И я от чистого сердца хочу помочь.

— Но при условии, — Бауз даже сделал шаг назад. — При условии.

— Средства цеха не безграничны, я с этим ничего не могу поделать. Городской совет постоянно урезают помощь, постоянно, — кажется, Манфред только и умел, что разводить руками, а потом их протягивать. И наоборот. — Мы можем тратить их только на помощь собратьям по цеху. Как, собственно, и все остальные цеха.

— Пусть Ричард сам скажет, чего он хочет, — сказал Бауз после недолгого молчания.

Окен поймал на себе взгляд малышни: они, с заспанными глазами, столпились на лестнице, бросая полные интереса взгляды на участников разговора.

И только сейчас до Ричарда дошло: обращаются-то к нему! В кои-то веки спрашивают его мнение! Это смутило его больше всего на свете. Как? Ему? Выбирать? Все внутри него сжалось. Ричарду захотелось забиться в угол: да только нельзя. Теперь взгляды всех собравшихся обратились на него.

— Ричард, — Красное перо говорил совершенно серьезно. — Ты хочешь обладать силами, достаточными, чтобы изменить мир?

— И даже вернуть родителей? — Ричард даже подался вперед, воспылав надеждой.

Красное перо опустил глаза.

Ричард все понял.

— Тогда зачем они мне, эти силы? Папу и маму не вернуть. Не вернуть, — он хлюпнул носом.

— Но ты сможешь предотвратить гибель других людей, — продолжил Манфред. — Согласись, это многое, очень многое.

— Но ведь про магов столько рассказывают! П...— Ричард запнулся. Плохо говорить в лицо Манфреду он постеснялся. — Разное.

Клос только лишь пожал плечами.

— Не знал, что цех магов пошел в ученики к цеху негоциантов, — покачал головой дядюшка Бауз. Грустная улыбка промелькнула на его лице. — Ричард, если ты...

— А для друзей у нас всегда найдется помощь. Лекарство, — Манфред произнес последнее слово с особым нажимом.

Ричард переводил взгляд с Бауза на Манфреда и обратно. Оба молчали. Парень уже готов был ответить, но всхлипнул малыш. Окен проглотил рвавшийся ответ. Левая бровь Манфреда едва заметно дернулась. Бауз все внимание перевел на малыша.

— Мне надо подумать, — только и смог выдавить Ричард.

Даже в отсветах печи было видно, как раскраснелся Окен. Такого сложного выбора раньше у него не было. Но вот он нашелся, что спросить:

— А почему я?

— Правильный вопрос. Его, к сожалению, редко задают, — улыбнулся Красное перо (сейчас он больше походил на веселого торговца шутихами, чем донельзя серьезного учителя магов). — Летом ты показал, что в твоей крови магия. Ты урожденный маг.

Рот у Ричарда, да так быстро и сильно, что аж зубы клацнули. Он замахал головой, отказываясь в это верить.

— Рик, он бы не пришел к нам, не будь это правдой, — наконец вступила в разговор тетушка Сю. Весь остальной разговор она хранила молчание.

— Думай, парень, думай. Ты придешь к правильному выбору. А мне и так нужно сходить за лекарством. В конце концов, я же не ношу такие вещи в кошельке, — Манфред.

Он снова более походил на строгого и безжалостного мага, чем весельчака — торговца. Багровые отсветы ложились на его бледное (в полумраке) лицо, отчего становилось жутко.

— Я вернусь с четвертым колоколом. Ответ должен быть готов, — Манфред кивнул и в три-четыре шага покинул дом.

Повисло молчание.

— Пойдемте все спать. Сегодня был трудный день, — произнес Бауз. — Важные решения надо на свежую голову принимать.

— А что будет, если я останусь здесь? — вдруг спросил Ричард, когда они уже поднялись в комнаты. Он не обращал этот вопрос ни к кому конкретно.

— Значит, у нас будет новый ученик, — ответил Бауз. — Но малыш...Понимаешь...Я хотел бы, чтобы ты дал правильный ответ. Лекарство...очень ему нужно. Очень. Но, боюсь, что уже ничего ему не поможет.

Дверь за Баузом закрылась.

Малыши снова начали приставать к Ричарду с расспросами, но сил у него не было.

— Представляешь! У меня кузен — маг! Вот это да! Вот расскажу! Если кто обидит, сразу позову! И бац! Клац! Нету гада! — Бено оказался единственным, кто был искренне рад перспективе Ричарда пойти в маги. Ивета и Лиун хранили молчание. Только глазками — хлоп-хлоп.

Эти хлоп-хлоп Ричарду снились всю ночь. Вместе с клацем, конечно же.

Проснулся он задолго до рассвета, и понял, что почти не спал. Все вокруг было темно. Бено ворочался во сне: слышался шелест его одеяльца. Иногда во сне кузен что-то бубнил, непонятное, но веселое.

— Счастливчик Бено, — прошептал Ричард и уставился в потолок.

Он думал обо всем и ни о чем. А в голове его попеременно возникали два образа. Грозный, окруженный пламенем, высокий и гордый человек. Почему-то он походил на Манфреда Клоса, только очень надменного. А вторым был Бауз, только толще и улыбчивее. Он корпел над тестом, окруженный уймой ребятишек. Двойник Манфреда, наоборот, был одинок. Он стоял на берегу Большого канала, но только — этот был без противоположного берега. И ни единого корабля там не было!

А вот теперь пришел Бауз, самый настоящий дядюшка Бауз, худой как жердь. Одной рукой обнимал тетушку Сю, а другой...Другой опирался на могильный камень.

Ричард рванулся вперед и вверх. Только сейчас он понял, что это ему приснилось. Но это был так реально! Словно бы сам Окен стоял позади и толстого Бауза, и Бауза посещающего могилу, и возле одинокого Манфреда.

Бено продолжал бубнить во сне, но потом перестал. Близился рассвет: Ричард это чувствовал. Стала болеть голова. Нужно было решать.

Еще до того, как первые лучи солнца показались из-за крыш, Ричард был на улице. Окен сжался: было холодно. В сердце или на улице, точно он не знал. А еще было безлюдно. Даже нищие еще не проснулись. Им заниматься ремеслом ближе к полудню, когда улочки будут полны сердобольными горожанами. Ричарда это уже понял: он не раз наблюдал за просящими милостыню на городской площади. Когда рядом проходил богач, они тянули умоляюще руки. А чуть пропадал, плевались: мало подал! Нужно больше.

— А свой цех у них есть, интересно? — сам у себя спросил Ричард. Ответ его перестал интересовать через мгновение, едва парень переключил внимание на небо.

Оно порозовело. Там, среди стальных небес, летели птицы. Ричард улыбнулся, наблюдая за их полетом. Может, и ему так? Мама рассказывала, что птицы летают далеко за пределы Двенадцатиградья, но Ричарду не верилось. А вдруг там ничего нет?

— Мам, а вдруг там ничего нет? — спросил он, когда мама закрыла Ту-Самую.

— Где, мой милый? — голос ее был теплый...

Лицо! Он начал забывать ее лицо!

А вот теперь похолодело в сердце. Ричард сел на пороге, закрыв лицо руками. Ему было страшно, очень страшно. А еще — он ненавидел себя. Как можно забывать? Просто даже начать забывать? Из-за этого он не смог сдержать слез. Он хотел быть сильным, как папа, но — ведь он не папа... Надо стать сильным, и...Сильным...И еще— спасать людей. Ричард снова посмотрел на небо. Птицы улетели. Небо стало чуть светлее.

— Может, и я за ними? А вдруг я тоже смогу летать среди облаков?

И тут он вспомнил строчку из Той-Самой. Там рассказывалось о том, как земля выглядит, если глядеть с неба. До чего было красиво!

Вот почему люди не птицы...

Ричарду бы сейчас улететь, далеко-далеко, и не выбирать...Ничего не выбирать...

— Доброе утро, — Ричард подскочил: он не услышал, как подошел Бауз.

Дядюшка сел рядом с ним на пороге. Конечно, пришлось потесниться, но что делать.

— Я всегда знал: мне быть пекарем. Мой отец владел этой пекарней, а до него — дед. И отец деда владел пекарней. И отец отца деда. Правда, другой пекарней. Поменьше. За городом. У меня куда больше! И лучше! И хлеб в самом городском совете покупают! — Бауз улыбался при этих словах.

Первые солнечные лучи пробились по-над черепицей крыш и освещали лицо дядюшки. Было очень красиво.

— Мой старший уже пекарь, держит свою пекарню. Поменьше, конечно, но тоже ничего, — с гордостью произнес Бауз. — Его хлеб уже нахваливают. Еще бы! Ведь он из Баузов!

Дядюшка хлопнул в ладоши. Ричарду показалось, что в воздухе повисло облачко мучной пыли.

— Да. Пекари. Но...твой отец...Да...Твой отец... — Бауз покачал головой. — В общем, ты должен знать. Не всем же быть пекарями. Ты не состоишь в цеху. У тебя есть выбор. Из цеха не уходят. А вот прийти туда можно свободно. Это как...новая семья. Да, точно.

Бауз смотрел перед собой, ни разу не взглянув даже на Ричарда.

— А тем более...Маги...Они такие. Может, они и впрямь умеют помогать людям? О них разное говорят. Ни один, правда. Не покупал мой хлеб, — покачал головой Бауз. — Может, они какой особый едят? Вот, скажем, шуан. Может, они его едят? А, заместо ребуле. Для магов, верно, совсем не ребуле нужен. Точно! Каждый день они шуан едят. А может, сами пекут. Да с какими-то добавками. Выведать бы...

Бауз замолчал.

— Но да ладно... — он поглядел на небо. Интересно, что он видит там, среди облаков?

"А читал ли он Ту-Самую?" — вдруг стало интересно Ричарду.

— Многим хочется летать, как птицы. Знаешь, мне ведь было суждено стать пекарем. Мне это нравится, да, очень нравится, Высокий тому свидетель! — быстро произнес Бауз. — Но когда-то, в детстве, я любил ходить по набережной. Там все Двенадцатиградье можно увидеть, в одном-единственном месте! Такие интересные разговоры вели! А иных я даже понять не мог! Не по-нашему говорили. А иногда, представляешь! — Бауз улыбнулся. — Иногда даже орки бывали! Да-да! Высокого в свидетели зову! Орки! И никто внимания не обращал, представляешь!

Говоря это, Бауз все так же старался не глядеть на Ричарда.

— И один-единственный раз мне захотелось туда, — Бауз поднял глаза. Помолчал немного. — Уж весь Лефер я бы увидел. Это точно, весь Лефер! Одним-единственным взглядом окинул бы! Долго мне еще снилось, как я начинаю взлетать...А потом я просыпался, и помогал папаше Баузу в ремесле. И, однажды, сны исчезли.

Бауз замолчал.

— Давненько я этого не вспоминал. Ты, Ричард, — наконец-то дядюшка повернулся к нему. — Подумай. Сильно, знаешь, подумай. Может, ты однажды взлетишь над Лефером? Твой отец...мог бы тебе многое рассказать. Да только...А... — Бауз махнул рукой и вернулся в дом. Но перед тем как прикрыть за собой дверь, произнес, не оборачиваясь: — А может, однажды и ты перестанешь видеть сны. Совсем. Ты сиди, сиди здесь. Когда руки заняты, голова не работает. А твоей голове сейчас надо крепко подумать.

Дверь закрылась.

Ричард продолжал смотреть на небо.

Улицы потихоньку заполнялись людьми и повозками, отчего походили на реку. Волна шума двигалась меж домами, все нарастая и нарастая, чтобы захлестнуть город по самые крыши. Люди торопились по своим делам. В общем-то, то же самое они будут делать и завтра, и послезавтра. Может, только непогода их остановит или еще что-то. А после смерти им придут на смену другие.

Ричардовым родителям никто на смену не придет. Он был последним в роду. Последним...

Ричард почувствовал себя очень-очень одиноким. Улица гудела, а на пороге дома Бауза повисло молчание.

И вот из единого потока показался...

Красное перо! Манфред был одет точь-в-точь, как в летний день. Послышался смех ребят. Ричард принялся озираться по сторонам: вдруг?..

Но ребят не было. Это просто воспоминания.

Следом за Манфредом шел смешной человек, на две голове ниже Клоса, в поношенном камзоле и квадратной шапочке с низко свисавшей кисточкой. Под левой подмышкой спутник Красного пера нес мешок из цветастой ткани, бережно придерживая правой рукой.

— Здравствуй, Ричард, — Манфред кивнул. — Давай пройдем в дом. Ты не возражаешь?

Окен дернул головой: от волнения язык отнялся, по телу распространилась дрожь.

— Вот и хорошо! — Манфред с неизменно невозмутимым выражением лица кивнул. — Познакомься, это мэтр Амаду. Лучший нотарий Лефера!

— Мэтр Клос, как обычно, преувеличивает, — покачал головой Амаду.

Если бывают каменные лица, то все они мягкие, жалкие копии Амаду. Ричарда холодок пробрал, когда взгляд мэтра скользнул по нему. Это заставило Окена подняться и буквально понестись в дом.

Бауз, завидев Ричарда, понял все без слов.

Редкое дело! Он отложил свою работу.

— Сюзанна! Сюзанна! — прокричал Бауз. — Спускайся! Мэтр Клос вернулся!

Дядюшка жестом попросил Ричарда занять место позади. Прочистил горло.

— Здравствуйте, здравствуйте, мэтр нотарий, — первым делом дядюшка поприветствовал отнюдь не Манфреда. — Добро пожаловать в мой дом.

— Благодарю, — Амаду кивнул, и в это мгновение нос этого господина напомнил Ричарду крючок. Ему стоило больших усилий не рассмеяться. — Не обращайте на меня никакого внимания. Я здесь просто для того, чтобы засвидетельствовать волю сторон, буде такая появится.

— Буде, — эхом повторил Бауз. — Что ж. И Вы здравствуйте, мэтр Манфред.

Тетушка Сю начала спускаться по лестнице. Тихо-тихо, ожидая (зря), что их не заметят, за мамой семенила детвора. Им тоже было интересно. Всхлипнул малыш. Ночью его плач Ричард не слышал: иначе бы проснулся. Может, он начал выздоравливать? Но одного взгляда на тетушку хватило, чтобы понять: совсем наоборот.

Ричард понурил голову. Теперь решалось все.

— Благодарю за гостеприимство. Снова, — Манфред занял то же самое место, что и вчера. Разве что теперь он поставил на стол перед собой запечатанный сургучом глиняный сосуд. Более на протяжении разговора он на этот сосуд даже не смотрел, но левой руки с него не убирал.

— Что ж. Ричард? — Бауз обратился к парню. — Тебе решать.

Ричард хотел было убежать, но волнение приковало его к полу прочнее стальных цепей. А, уже не волнение, — страх. Клацнули зубы. Ричард держал руки за спиной, да так сильно их сжимал, что ногти впивались в кожу. Пойти куда-то? А может, он просто на день будет уходить, и...

— Ты сможешь посещать своих родных, даже очень часто, примерно раз в месяц, — Манфред произнес это без единой запинки.

— Месяц? — обессилел Ричард. — Часто?..

— У многих нет и этого. Родня живет далеко. Или уже давно не живет, — пожал плечами Манфред.

Совсем ничего не осталось в этом человеке от Красного пера. Даже Амаду в своей смешной квадратной шапочке казался куда живее мэтра из цеха магов.

— Мы поможем развиться твоим способностям. В ином случае...Ты уже говорил, что о нашем цеху говорят многое. Так вот, половина из этого — правда, — Манфред помолчал мгновение. — Худшая половина. Если способности тебя подведут, то пострадают окружающие. Никому не хочется стать причиной гибели родных, так ведь?

Внутри Ричарда — в который раз за прошедшие сутки— все перевернулось.

— Мы учим справляться с имеющимися силами. И не попасть на разбирательство к Судье. Никому такого не пожелал бы. Ты ведь знаешь...

— Знаю, — впервые Ричард осмелился перебить Манфреда.

Но он и вправду знал. И лучше лишний раз этого имени не произносить: так всегда говорила мама. А папа так вообще строго-настрого даже думать о Судье...Ну вот, опять!

Сейчас бы малышу разреветься! Но Жак молчал. И от этого Ричарду становилось еще страшнее.

— Вот и хорошо, — одобрительно кивнул Манфред.

Незаметно для Ричарда, тот запечатанный сосуд стал ближе. Окен не мог оторвать от него взгляда.

— Собственно, за тебя решает опекун, как и положено, но...

— Но права опекунства надо бы подтвердить, — квадратная шапочка наклонилась. — Мальчик может подтвердить, что эти господа являются родственниками...

— Это мои дядя и тетя, — встрял Ричард.

— Замечательно, — квадратная шапочка заняла прежнее положение.

— Я решу так, как решит мой племянник, — Бауз произнес это ровно тем же тоном, каким рассказывал Ричарду про сны о полетах.

В ушах раздался плеск воды Большого канала, крики чаек...Вот бы полетать с ними....

Ричард посмотрел на Бауза: тот устремил взгляд куда-то вдаль. Интересно, о чем он думает?

Окен огляделся по сторонам. Печи. Он привык к ним за эти дни, очень-очень привык! Изо дня в день работать у их огня, помогать Баузу по хозяйству, самому научиться...

Ричард попытался вспомнить лицо матери — и не смог. Спина его враз покрылась липким, холодным потом. Как же так! Неужели он начал забывать маму? Папа...Память о его лице тоже покрылась рябью. Нет! Почему, почему они уходят?

Может...

Вот он займется выпечкой, будет помогать дядюшке по хозяйству, — но как же его родители? Неужели их убийцы будут ходить по миру? Может, прямо сейчас они вот так же уничтожают еще какую-нибудь деревню?!

— А точно...маги...наказывают злодеев? — помимо воли выпалил Ричард.

Он решил: если Клос улыбнется, вот хоть чуть-чуть улыбнется, откажется! Вот совершенно точно откажется!

— Точно, — совершенно серьезно ответил Манфред. И это все решило.

— Я...согласен... — выдохнул Ричард.

И уселся на стул. Силы разом его покинули.

— Цех тебя не забудет, — облегченно произнес Манфред, и перевел взгляд на квадратную шапочку. — Мэтр, прошу Вас.

— Итак, уважаемые мэтры, прошу обратить внимание на составленный мною договор...

Дальше Ричард не слушал. В ушах кричали чайки, а перед глазами...Перед глазами...Мама и папа, улыбаясь, глядели на него.

Окен верил, очень хотел верить, что сделал правильный выбор.

Тот самый выбор, который приведет его на верную гибель, а целый мир — к возрождению. Но всегда, всегда, каждую ночь, — Ричард будет видеть сны.

Глава III. Аркадий Лид

На меня он смотрел снизу вверх; будучи еще частным человеком, был предан мне, как раб, и воспользовался

от меня кое-какой помощью, а взойдя на престол,

этого не забыл, так чтил и любил меня,

что даже вставал при моем приближении и отличал

меня больше всех из своих близких.

Но это просто пришлось к слову.

Михаил Пселл

Куда добирались даже двое сыновей Государства — там уже простиралось Государство. Здесь же, на изломанном циклопической бурей берегу, окапывался целый легион. Пусть неполный, пусть потрепанный, пусть уставший, — но легион. На холме, что возвышался посреди окрестных земель, вырастала целая крепость. Сновали легионеры, неся на собственном горбу колья, — их потому и прозвали онаграми-ослами. От усталости многие из них уже готовы были выть по-ослиному, но — Нарсес.

Он был везде и всюду. Помогал выкапывать ров, устанавливать частокол, ходил с веточками лозы в поисках воды, высыпал песок, перемешанный с галькой, на складской пол, перебирал чечевицу. Иные дивились, как только он не пал мертвым от усталости. А Нарсес улыбался, назло всем невзгодам. Даже Лида он удостоил улыбки: поймав полный страданий взгляд Аркадия, он воскликнул:

— Эй, иллюстрий Аркадий! Радуйся! Живы!

Нарсес ударил себя по ляжкам, заливаясь от смеха, и тут же поспешил дальше, подхватив кожаное ведро с песком. Пусть твердыня станет крепче, больше, сильней!

Лид возвел очи Повелителю ванактов.

— Хранитель Государства, ну за что мне это все? За что?!

Сердце и душу виночерпия жгла горечь утраты: в ночь Великого шторма (легионеры успели так прозвать то невообразимое светопреставление) неведомо куда делось ложе Аркадия. О, сколько мягки были его подушки! Как прекрасны сны, навеваемые шелковыми простынями! Как прелестно было вдыхать аромат роз и фиалок, дремля на благословленном ложе! Но — оно пропало! Исчезло! Оно пропало невесть куда! Запрятанное в самую надежную каюту катерги, оно не могло вывалиться за борт или провалиться сквозь иллюминатор: для того ложу пришлось бы сжаться вдесятеро. Лид мог с уверенностью указать на виновника пропажи. Проклятый вор улыбался, бегая от легионера к легионеру. Кулаки Лида сжались.

— Проклятый вор, — прошипел он себе под нос.

— Многоуважаемый Лид! — донесся оклик даймонова вора.

— Да, иллюстрий Нарсес! — раздался наполненный радостью ответ ванактова виночерпия. Черной радостью. — Я к твоим услугам!

Нарсес как раз возвращался со стройки, взвалив на себя пустые бурдюки.

— Мне нужны твои знания, — смотря вперед, не поворачивая лицо к Аркадию, сосредоточенно говорил стратиг. — Найди место, где должна быть вода. А если наткнешься на ручей — я до самой смерти буду слагать энкомии в твою честь! Во дворце ходили легенды о твоей учености. Она пригодится н...

Впервые за все утро Нарсес осекся, но тут же продолжил, как ни в чем не бывало:

— Нашему Государству. Не помирать же нам от жажды, в самом деле? — донеслось издалека.

Стратиг скрылся меж легионерами, сновавшими туда-сюда.

Аркадий услужливо поклонился и побрел прочь от лагеря. Отойдя на почтительное расстояние, в локоть или два, он начала бубнить себе под нос, то и дело озираясь: не следует ли по пятам за ним проклятый вор?

— Энкомий он сочинит...Да он речи в честь Государства не сумеет сложить! Ха! Даже первый месяц обучения в риторской школе пройти не сможет! Энкомии, значит, до конца жизнь будет складывать! Энкомии-то! Этот пик, — Аркадий воздел палец к небу и тут же опустил его вниз, изобразив в воздухе вершину треугольника, — человеческой мысли!

Лид обожал повторять-дожимать удачные фразы. Так на состязаниях борцы выжимают воду из губки, обращая ее в бесформенную, обезвоженную кучку. Из живой губки.

Аркадий не заметил, как ровная долина сменилась холмами. Покрытые буйным кустарником, они уходили далеко-далеко, насколько хватало глаз. Повсюду виднелись поваленные Великим штормом деревья. Выдернутые с корнем, разорванные свихнувшимися стихиями на части, — они тянулись, насколько хватало глаз. Лид замер, взирая на это зрелище. В груди сами собой рождались стихи, посвященные увиденному. Грандиозная картина поруганной природы.

Аркадий взмахнул рукой:

— Энкомий желал бы я сложить..!

И слово замерло на его устах, так и не родившись. Его ладонь покрыло серебристое пламя, становившееся все ярче и ярче.

— Ы-ы-ы! — только и смог выдавить из себя Лид.

Он пал на землю, со всей дури шлепая ладонью по земле, надеясь затушить пламя. Но оно разгоралось тем ярче, чем громче были его крики. Виночерпий уже взвыл от ужаса и...боли??? Боли не было! Только саднили пальцы от ударов о землю. Лид это прекрасно почувствовал. Когда-то в детстве он обжегся, играясь с пламенем факела, и с тех пор ужасно боялся огня. Аркадий помнил ту боль, троекратно увеличивавшуюся в последующие дни. Ожог ныл, вся рука пылала от малейшего прикосновения, будто бы в ней просыпался даймон огня, переселившийся из факела.

Осознание холодным потоком прожгло всю душу Лида. На руке — на его руке — пылало то самое призрачное пламя! То, что ожило в ночь Великого шторма! Но как?

Огоньки затухали и гасли один за другим. Вот над средним пальцем показался едкий дымок, над большим, над безымянным...Рука стала чистой...Ну, то есть как — чистой? Ванны не помешало бы, конечно. С лепестками роз, с благовониям... Но пробудившееся любопытство заставило позабыть Лида даже о самом насущном.

Аркадий долго, невероятно долго разглядывал ладонь, поворачивая то так, то эдак. В воздухе еще витал даймон серебристого пламени, распространяя странный запах. Пахло горелой пылью и немного — можжевельником, уж виночерпий-то знал. Во дворце благословенного ванакта он слыл первым знатоком ароматов, за что его в свое время и произвели в виночерпии. Да! Владыка весьма ценил его замечательный дар, и Лид до невозможности гордился этой благосклонностью. Придворные дамы, бывало, обступали мастера, давая ему на пробу то эти духи, то другие, а подчас...

Лид отмахнулся от картин памяти, любованию которыми он в иное время предался бы на много часов. Не сейчас. Новое знание манило его, заставляя позабыть — пусть на время — все на свете.

Аркадий снова повернул руку. На большой палец село какое-то насекомое. Большое, больше пчелы, с полосатым, желто-черным, брюшком, оно деловито прохаживалось взад-вперед. Лид попытался смахнуть надоедливое существо, и тут же мизинец ожгла невероятная боль. Полосатая пчела ужалила виночерпия и полетела прочь. Виночерпий разозлился, принявшись поминать трижды проклятые земли...И пламя снова возгорелось над его ладонью. Лид замер — несмотря на боль (о, сколько труда, сколько невероятного труда это ему стоило!) — и улыбнулся. Легонечко так, одними краешками губ. Похоже, он начал понимать...

И пламя загорелось в глазах Лида, да такое, что пылавшее на его руке было лишь тенью, жалкой предположенной тенью...

Только к закату виночерпий вернулся в лагерь. Он выглядел сосредоточенным, чего никто из выживших припомнить не мог. Даже Нарсес, нередко встречавший виночерпия при дворе, удивился такому преображению собрата по несчастью. Удивился — и тут же забыл об этом:

— Ты нашел ручей? — былому выспреннему обращению и след простыл. Здесь, на другом конце мира, так и не ставшего бесспорной собственностью Государства, было не до придворного церемониала. — Нашел?

— А, что?

Аркадий словно бы ударился в невидимую преграду и широко раскрыл глаза, пытаясь ее разглядеть. Наконец, увидев Нарсеса, он кивнул:

— Да, нашел...Много ручьев течет через холмы, там, — Лид качнул головой. — Хорошее место.

— Покажешь? — Нарсес придавал большое значение воде, а потому еще стоял на месте. Дивное дело! — Другие разведчики пока не вернулись, вдруг так и не найдут воду?

— Да, конечно, славный Нарсес, — лицо Аркадия приобретало прежнее выражение.

Даже опытный придворный не сумел бы поспеть за метаморфозой. Вся фигура виночерпия приняла самый подобострастный вид, чело склонилось в поклоне верности, а руки сложились на груди, в складках одежд, отчего кончики пальцев нельзя было разглядеть.

Ткань хорошо скрывала едва теплившийся серебристый огонь.

Нарсес удовлетворенно кивнул и, подхватив огромный булыжник, пошел дальше:

— Возможно, завтра мы перенесем лагерь поближе к воде. Даже здесь, в десяти локтях от берега, мне не по себе...— без тени смущения произнес стратиг. — Только бы шторм не повторился...

Эти слова донеслись из-за спин легионеров. Вскоре и сам Нарсес затерялся где-то вдалеке. Мгновение спустя перед Лидом выстроилась дека легионеров. Легконогие жители славных равнин Каподистрии, они веками верно служили Государству. На их быстроту и выносливость можно было смело положиться.

— Иллюстрий Лид, стратиг просил указать нам путь, — обратился к Аркадию смуглый децемвир каподистрийцев.

Виночерпий присмотрелся к облачению децемвира. На его голове, как влитой, словно бы по нему сделанный, сидел шлем с тремя алыми рожками. На потрепанном оранжевом плаще с синим подбоем красовались "тысяча" — точно такие же алые рога. Точнее не рога, а цифры. Цифры великого Государства. Это же милленарий!

Командир разведчиков понял немой вопрос виночерпия, прочтя по удивленному взгляду.

— Да, иллюстрий, ванакт одарил меня званием милленария, властного над тысячей воинов. Я до сих пор властен над тысячей — тысячей душ. Тела же их где-то глубоко-глубоко на дне океана на окраине чужого мира...— страх зародился в глубине зрачков милленария, и он тут же закивал головой. — То есть части великого Государства, которое мы вот-вот завоюем.

Лид прекрасно помнил, какое столетие подряд повторяется это "вот-вот", а потому он не наказал милленария. Тем более он мог послужить его плану, плану...Аркадий нахмурился: так бывало, когда голова его на пределе возможного. В ней с трудом, подгоняемый всеми силами Лида, зарождался план. Очень сложный, но жизненно важный план.

— Не бойся, милленарий, со мной ты можешь быть совершенно откровенен. Я прекрасно понимаю, каково это — жить вдалеке от родных равнин и домов-гор.

Каподистрия, расположенная на равнине, граничила с плоскогорьем. И вот на этой-то границе каподистрийцы в незапамятные времена прорубили дома-лабиринты, дома-пещеры, по мнению одних, и дома-дворцы — по мнению других. Круг последних (удивительно, не правда ли?) ограничивался самими каподистрийцами, и то не всеми.

Милленарий одобрительно кивнул. Кто прозывал так обители его родного народа, сам мог к нему принадлежать. Остальные разведчики позволили себе только улыбки: субординация, знаете ли.

Аркадий махнул рукой:

— Следуйте за мной, давайте отыщем воду для нашего славного стратига Нарсеса, — Лид постарался, чтоб эти слова звучали как можно более добродушно. Пусть в лагере думают, что Аркадий всецело поддерживает вездесущего везунчика. Пусть. Все течет, все меняется. И только Государство с четырежды благословенным ванактом стоит нерушимо.

По пути к заветному ручейку виночерпий властителя тысячелетнего Государства болтал без умолку с каподистрийцами. Когда требовалось, он мог балагурить, шутить, казаться своим человеком. Именно казаться, а не быть, — своими Аркадий не считал никого. Каждый, кто попадал в орбиту его зрения — ступенька. Чем выше по рангу человек — тем выше ступенька. Мир людей, если так взглянуть, взглянуть из глаз Лида, — донельзя простой. То тут ступенька, то там. Имей только силу, сноровку да храбрость взобраться повыше — и взберешься, ничего сложного.

Только вот храбрость — она ведь разного рода бывает. Есть храбрость воина, храбрость художника, храбрость поэта, даже храбрость висельника, а есть храбрость совсем другого сорта. Второго.

Серебристое пламя пылало в глубине глаз Лида, и никто, никто его не видел.

Когда он и каподистрийцы достигли ручья, Аркадий успел стать другом и даже наставником разведчиков.

Лид взобрался на ступеньку.

Утро нового дня легионеры так и не встретили — потому что самого утра не было. Небо заволокли гигантские черные тучи. От них, а точнее, от тех воспоминаний, которые они пробуждали, людям становилось не по себе. Нарсес, первым заметивший даймоновы облака, почувствовав их еще во сне, приказал сниматься с лагеря и переходить на те холмы с поваленными деревьями. Удаленные от берега на добрых двадцать ванактовых стадий, достаточно высокие и пологие, они прекрасно подходили для новой стоянки. Люди надеялись, что недолгой. Скоро новые катерги прибудут, скоро государство откликнется, скоро все закончится, — даже проклятый сезон циклопических штормов. Нарсес был един в этой мечте, но, кажется, одинок в понимании всей ее призрачности. А потому вдесятеро стремительней ходил меж легионерами, выворачивал колья, тушил костры, укладывал паруса катерг, разбирал самострелы, молился добрым даймонам о даровании доброго пути...

Он был везде и всюду, каждому он подавал руку, для каждого находил слово поддержки. Лид ненавидел этого паяца все сильней и сильней. Выскочка! Из-за этого проклятого выскочки он оказался за милленнии ванактовых стадий от ставшего родным дворца. Аркадий от всего сердца (быть может, впервые в жизни) молил Повелителя ванактов избавить бедного, несчастного Лида от четырежды проклятого Нарсеса. С каждым словом безмолвной мольбы становилось все труднее удерживать на ладонях серебристое пламя. Оно должно было дождаться своего часа.

Едва из земли был выдернут последний кол, налетел пронизывающий до костей ветер. Он обжигал воздушными плетьми, подстегивал бегущих во всю прыть — несмотря на тяжесть поклажи — сынов Государства. Порывы, несшие на себе соленые брызги, жалили бедных людей. Небо стало еще темней, и чернота проникла в души каждого из легионеров. И только вокруг Нарсеса, казалось, еще теплились лучики света. Он старался, как мог, распространить их среди спешивших изо всех сил людей, но...Нарсес не был ни Повелителем ванактов, ни самим ванактом. Он был простым стратигом. А потому не успевал, просто не успевал.

Лид бежал, как никогда в жизни, подгоняемый ветром. Уста его, прежде источавшие рассказы и преданья о былых временах, осыпавшие придворных дам комплиментами, теперь превратились в глотку. Из нее вырывались только сипение и свист: легкие, казалось, свернулись в одну сплошную трубочку, из которой вырывался плаксивый звук. От этого Аркадию становилось еще страшнее.

Черное покрывало, затмившее небо, прорвало молния. Они шла сверху вниз, падая ровно, как кадуцей Повелителя ванактов. Ее свет высветил животный ужас на лицах легионеров. Порыв ветра подхватил одну из катерг — шар на ней не был даже наполнен горячим воздухом! — и поднес в высь. Небо само забрало жертву. Никто в те минуты не жалел о потерянной поклаже или погибшей боевой мощи, — бес слез оплакивали собственные жизни.

Оглушающий треск — верно, мир разрывался на части — оглушил людей. А потому они с опозданием почувствовали хлынувший из туч прямо над их головами ливень. Первые же его потоки промочили людей вплоть до сосудов. Потом — до самых сердец. Третья атака ливня наполнила хладной водой самые души. Нигде, нигде, нигде не было спасенья от лившихся с небес потоков.

Шквалистый порыв ударил и в спины, повалив Лида наземь. Все! Он больше никуда не хотел бежать! Силы его были истощены, а сердце, пробивавшее тропу крови сквозь океаны воды, бешено стучало: "Все! Все! Все! Больше не могу!". Ливень, увлекаемые необоримым ветром, ударил по затылку. Капли стучали уже внутри головы так, что Аркадию не было слышно собственных мыслей.

Там-там-там. Тук-тук-тук. Тук!!! Тук!!! Тук!!! Тук-тук-тук!!! Это сводило с ума! Он больше не мог! Не надо! Дайти тишину! Тишину!!!

Он схватился руками за кусты, силясь остаться на месте, не поддаться порывам ветра, — и взгляд его замер. Кусты! Кусты! Они у холмов! Они добрались! Добрались! Успели! Холмы! Они спасут! Спасут! Должны спасти!

То говорил не разум, — его не было слышно, то стучало сердце. Его биение наконец-то пробилось сквозь панцирь ветра и ливня. Спасены!

По ушам резануло. Даймонов грохот прорвался сквозь шум ливня, лишь чтобы накрыть покрывалом безмолвия холмы. Оно, растянувшись, треснуло, разорвавшись на тысячи лоскутов под ударами циклопического прибоя. Люди не видели, — они ощущали, угадывали за потоками дождя гигантскую волну прибоя, ударившуюся в материк. Земля задрожала от налившейся воды. Волна покатилась на холмы.

Смерть надвигалась неумолимо, невероятно медленно. Позабыв о спасении, люди просто смотрели на поток воды. Даже Нарсес, — и тот застыл в безмолвии. Он не мог противостоять Повелителю ванактов, обратившему все хляби небесные против внуков своих, сыновей ванактовых. Верное, только Лид радовался надвигавшейся волне, — в ней он чувствовал успокоение. Все, никаких больше пробежек! Никаких страданий! Вечный покой! Наконец-то!

Вода, сметая все на своем пути, кинжалом резанула землю, — и докатилась до самых холмов. Лид почувствовал — даже сквозь промокшие насквозь штаны — пенные брызги. Море, чернотой спорившее с небом, подобралось к самым пятками Лида. Вобрав в себя деции и кентурии людей, оно придвинулось уже и к коленкам Аркадия. Тот лишь с надеждой — надеждой на успокоение — взирал на ниспосланную Повелителем ванактов казнь...

Вода добралась до горла Аркадия, нежно обняв...

На самом краешке сознания теплилась не мысль даже, — образ серебристых искорок, вспыхнувших где-то в глубине поглотивших самый свет вод. Мысль теплилась, да продрогла, замерзла, — и пропала.

Заходила ходуном сама земля. Верно, в последний раз вдохнули холмы, прощаясь с Повелителем ванактов. Дышали, погибая, надсадно, точь-в-точь как Аркадий Лид, виночерпий, заброшенный и умирающий в невообразимой дали от родного дворца. Они — и холмы, и Лид — принимали смерть как освобождение, как мир, дарованный Повелителем ванактов...

И тут, влекомые необоримым ветром, над потоками пронеслись те самые серебристые искорки ночи Великого шторма. Нездешние, они были прекрасны. Светившиеся собственным светом (ведь вокруг была чернота темнейшей из ночей!), они водили хороводы над водами. А потом! Потом они начали возноситься в небо, мягче и плавней белых голубей, что издавна приносили мир на земли всех миров во все времена.

И волна отхлынула. На последнем своем издохе безумное море ударило брызгами, — и покатилось обратно. Отступало оно тихо, безмолвно. Молнии забили с неба, атакуя хлябь земную. Фыркая, море лениво отступало, оставляя после себя всю грязь, что копилась в далеких безднах многие тысячи лет.

Серебристые искры поднялись к самому небу, ведь это было совсем несложно. Нависавшее, наверное, над самыми головами сынов Государства, свинцовое, оно озарилось ярчайшей вспышкой — и начало подниматься вверх. Небо так и не упало на их головы. Ванактовы слуги провожали взглядом на миг проявившиеся природные стихии, бесчеловечные, но усмиренные неведомым серебряным светом. Они снова спаслись — пускай не все — но выдержат ли следующий удар? Или два удара? Сколько битв ждало их впереди?

Лид безмолвно — и безмысленно — наблюдал за Нарсесом, бывшим везде и всюду. Он призывал к единству и силе, к верности Государству, которое сделает легионы непобедимыми. Люди, усталые, опустошенные вторым Великим штормом (или это было лишь продолженье, второй акт трагедии?), подымались над цепью холмов. Не из последних сил — просто без них — они брались за возведенье лагеря, стены которого должны были защитить их. Или похоронить под собой, когда небо вернется.

Отозвавшись на самые темные мысли людские, небо развезлось еще более грозным ливнем. Лид так и остался лежать в грязи, ухватившись за ветви кустарника. Он подставил лицо каплям, потеплевшим, то ли от молний, то ли от серебристых искорок. Искорок того пламени, что возгоралось в его душе...

Глава 5. Ричард

"Лучший нотарий" Лефера проследил за подписанием трех листов пергамента — больших, шире Той-Самой, зажег припасенную красную свечу, капнул воском, забрал один лист и откланялся.

— С Вами, как всегда, приятно иметь дело, — дернулась квадратная шапочка, и нотарий скрылся.

— Что ж, можешь собраться, попрощаться, — Манфред поднялся. — Лекарство в полнейшем распоряжении уважаемого мастера Бауза. Я подожду на улице.

Клос явно пребывал в хорошем расположении духа: позволил даже легкую улыбку.

— Да мне и собирать нечего, — потупился Ричард.

— Что неправда, то неправда, — махнул рукой Бауз, и в глубинах комнаты откопал объемный мешок. — А, здравствуйте, здравствуйте! Мэтр Сезель, заждались!

Непременный Сезель был донельзя грустным. Он даже не поглядел на сборы Ричарда, не притронулся к буханкам хлеба.

— Я пришел узнать, все ли...

— Да вот, лекарство нам...раздобыл мэтр Клос...А, точнее, Ричард, — не оборачиваясь, бросил дядюшка Бауз. — Не успел стать подмастерьем в цеху магов, а уже семье помогает!

Даже Ричард понимал: Баузу дорого стоит его показная веселость. А что говорить о Сезеле!

— Подмастерьем у магов?

Казалось, усач впервые увидел парня. Ну ладно, во второй раз. Или первый раз была важнее придирка, чем сам Ричард?

Ричард кивнул. Он старался не смотреть в глаза Сезелю. Что он скажет о парне теперь!

— Далеко пойдешь, далеко пойдешь, — доброжелательно произнес усач.

Ричард даже поднял голову: удивительно! А может, этот человек смеется? Но нет: тот был совершенно серьезен. Все внимание он перевел на тетушку Сю.

Та уже вскрыла сургучную печать и поила малыша из глиняной бутылочки. Жак мирно глотал лекарство. Тетушка Сю вся напряглась в ожидании.

— Если и это...

— Сю, будем надеяться на лучшее, будем надеяться на лучшее...

— Рик! Рик! А когда ты вернешься? А когда ты вернешься? — набросилась с криками ребятня.

Бено, как самый старший, упер руки в боки. Мол, он уже слишком взрослый для этого. Но и он стоял, понурив голову. Ричард искренно надеялся, что парень будет скучать так же, как и сам Ричард по найденной, но потерянной семьей.

— Вот здесь в дорожку. Я или сам буду приходить, или...— начал было Бауз, но жена его прервала:

— Занимайся делом, Бауз, а это уж мое дело, помочь мальчику. Снова он родню теряет... — только она отвлеклась, как Жак оторвал губы от бутылочки, и...

Засмеялся!

Ричард сперва даже не понял, что за звуки издает малыш: плачет, что ли? Но малыш смеялся, по-настоящему смеялся! Впервые, сколько Ричард был в этом доме.

Даже Сезель, и тот позволил растаять невидимому льду, закрывавшему его лицо: интендант мог быть человеком, когда хотел.

Бауз, вмиг позабывший о Ричарде, тут же подскочил к тетушке Сю. Он захлопал в ладоши, когда Жак вновь рассмеялся, и принялся строить рожицы: наверное, малышу это нравилось. Ребятня была тут как тут, и все радовались выздоравливавшему Жаку.

— Я тогда пойду, — ни к кому собственно не обращаясь, произнес Ричард.

Он пристроил мешочек с едой за спину и побрел к выходу. Он надеялся, он очень-очень надеялся, что дядюшка Бауз или тетушка Сю его остановят, обнимут на прощание, — но они были всецело увлечены Жаком. Ричарду было это очень-очень обидно, но в душе он понимал: все-таки родной сын, не племянник. Родной. А у Ричарда больше не осталось родных. Он посильнее сжал руками мешочек, и душевная боль чуть-чуть улеглась. Переведя все внимание на руки, Ричард смог немного успокоиться.

"А это может быть полезным!" — подумал Ричард и вышел на улицу.

Манфред Клос стоял спиной к двери. Он, кажется, не придал никакого значения появлению Ричарда.

Парень встал по левую руку от этого странного человека, соединявшего в себе балагура Красное перо и невозмутимого человека из цеха магов.

— Лучше уходить вот так, быстро. Легче потом будет, — продолжая смотреть куда-то вдаль, заметил Манфред. — Впрочем, у нас впереди уйма времени для разговора. Пойдем.

Клос не обернулся, чтобы проверить, следует ли за ним Ричард. Тот поколебался несколько мгновений. Бросил взгляд на дверь дома. На Манфреда. Снова на дверь дома. И пошел за Манфредом. Ричард не видел, но тот улыбнулся.

— А Вы... — начал было Окен, поравнявшись с Клосом, но тот его прервал:

— Теперь тебе лучше звать меня учить. Можно учитель Манфред. Можно мэтр учитель. Можно учитель Клос. Договор требует от меня стать тебе учителем. Мы должны следовать договору. На этом покоится цеховое устройство. А на цеховом устройстве покоится Лефер. Ты должен это запомнить.

— Хорошо...

— Хорошо, учитель Манфред, — с легким нажимом произнес Клос.

— Хорошо, учитель Манфред, — кивнул Ричард.

Он то и дело бросал взгляды назад, в сторону дома дядюшки Бауза, ожидая, что вот-вот оттуда покажется кто-нибудь. Ну хотя бы Бено. Никого.

— Им сейчас не до тебя, Ричард, пойми. Мы подобрали лучшее лекарство, оно быстро поставит малыша на ноги. В определенном смысле, конечно, в определенном смысле, — Манфред сделал шаг в сторону, чтобы не попасть под колеса телеги, и продолжил, не изменяя интонации. — Этот город уже давно, очень давно не вмещает всех своих жителей. Тебе, кстати, пора задать вопрос, куда мы идем. Вопросы — это один из столпов нашего обучения.

— А зачем обучению столбы? — удивленно переспросил Ричард.

— Столпы, — Манфред возвел очи горе, но Ричард снова не мог этого видеть. — Столпы...это...опоры, основания. Хотя уже хорошо то, что ты начал с вопроса. Надеюсь, ты далеко пойдешь. Каждый из моих учеников имеет шанс стать величайшим.

— А зачем это? Зачем быть величайшим? — спросил было Ричард, но Манфред помахал рукой.

Очередная повозка преградила им путь. Возница долго возился с остановившимися лошадьми.

— Вот на этот вопрос я дам ответ позже. Сейчас еще рано. Кроме вопросов, должно быть размышления. Сам подумай, зачем тебе быть лучшим. Разве тебе этого не хочется? — продолжил Манфред, когда телега двинулась и дала им дорогу.

Окен замолчал и задумался: и впрямь, зачем быть лучшим? Ничего в голову не шло, а потому он решил отложить размышления на потом.

И вспомнил о родителях. О тетушке Сю и дядюшке Баузе...

Пальцы его, сжатые на горлышке мешка, сперва покраснели, а затем побелели, — такую силу приложил Ричард.

Наконец, Окен решил просто смотреть на те улочки, по которым они шли. Тем более, прежде ему не доводилось здесь бывать.

Дома здесь были, что ли, темнее, но выше. Зато и людей меньше ходило. Чувствовалось, что рядом нет оживленной площади или рынка: люди не спешили сломя голову, а шли размеренно. Многие, встретив на пути Манфреда, кланялись, а иные даже снимали в почтении шляпу. Ричард волей-неволей проникся уважением к хитрецу из цеха магов: люди так просто приветствовать не будут! Вот у них в деревне...

— А вот мы почти пришли. Запоминай эти места получше: тебе предстоит исходить здешние улицы вдоль и поперек, — Манфред замедлил шаг.

Они сделали поворот, и Ричард застыл в изумлении.

Площадь здесь все-таки была. Но она была совсем не похожа на окрестности городского совета. Вымощенная темным камнем, она обнимала низкие стены, потемневшие от времени. Они были похожи на крепостные, но заметно ниже, наверное, высотой с дом дядюшки Бауза. Башен на них практически не было, зато сколько здесь было ворот! Небольших, открытых. Подле них бегали стайки подростков. Ричард попытался их сосчитать, но сбился на втором десятке: уж до чего быстро перемещались!

— Мои ученики, — с нескрываемой гордостью произнес Манфред. — Пойдем, Ричард.

— Конечно...учитель Манфред, — только и произнес Ричард.

До него начало доходить: за стенами располагалась та самая школа магов! Вот это она большая! Да вся их деревня поместилась бы здесь, и еще хватило бы.

В отличие от площади городского совета, эта поднималась по мере приближения к стенам школы (ну или еще чего там). Ричард только и знал, что смотреть по сторонам. А поглядеть было на что! Ребята здесь были сами разных возрастов, многие уже могли похвалиться усами. Одевались кто во что горазд: кажется, в отличие от цеха пекарей, здесь особых требования к одежде не существовало. И совсем они не походили на злодеев из страшилок. Люди как люди!

Завидев Манфреда издалека, все оставляли свои занятия и шалости, и принимались кланяться.

— Учитель Манфред!

— Учитель Манфред!

— Учитель Манфред! — неслось со всех сторон.

Клос добродушно улыбался, отвечая кивками на приветствия. Самым взрослым ученикам он пожимал руки, расспрашивая о занятиях.

— Концентрация?

— А что насчет переписывания "Тайн и знаний"?

— Как тебе "Истина и мнение"?

— Все-таки земля?

Ричард ничего в этих разговорах не понимал. Но пуще всего его смущали любопытные взгляды, направленные на него со всех сторон.

— Новенький! — громко шептались за его спиной те, что помладше.

Более взрослые ребята ограничивались кивками.

— Да-да, у нас пополнение, — довольно отвечал Манфред.

Здесь, в окружении учеников (а то, что все окружающие приходились учениками Манфреду, Ричарду сомневаться не приходилось), Клос уже не казался бесчувственным чурбаном. Невероятно, но он даже улыбался! Причем улыбался совершенно искренне.

— Вечером, вечером! — наконец махнул рукой Манфред и продолжил путь к воротам.

Ричард старался держаться как можно ближе к Манфреду.

Ворота были низкие, не чета городским. Скорее даже, это были большие двери, распахнутые сейчас настежь. Дубовые наличники, выкрашенные в ярко-красный, были покрыты истертыми (от времени и погоды) буквами. Ричард хотел бы их прочесть, но успел разглядеть только слово "всяк сюда...". Стоило им только миновать проем ворот, как Окен едва не упал.

Внутри был настоящий город! Город в городе!

Стены хранили целый комплекс зданий, выстроенных в разное время и совсем не похожих друг на друга. Уютные приземистые домики, крытые темно-красной черепицей, соседствовали с угрюмыми, выстроенными из потемневшего известняка. В таких не было окон — или Ричард их просто не заметил, а в крышах тут и там виднелись дыры. Причем многие из них появились из-за пожаров, о чем говорили следы сажи.

А в самом центре возвышалось трехэтажная, выложенная базальтом (или просто сложенная из него) громада, увенчанная башенкой. От этого здания в разные стороны расходились тропинки, соединявшие все постройки в единый комплекс. Тут же располагался большой колодец, крытый двускатной крышей. Под козырьком могли бы уместиться десяток или полтора человек. И, кстати, умещались.

Повсюду сновали дети и подростки, сопровождаемые немногочисленными взрослыми. Последние были окружены тишиной: если стайки детворы еще могли позволить себе галдеж, то рядом с магами (а кто это еще мог быть?) все умолкали, шагали медленно, боясь навлечь на себя замечания магов.

Последние (Ричарда это даже немного успокоило) ходили, почти все, в коттах разных цветов. Немного времени понадобилось Ричарду на то, чтобы сообразить: преобладали у взрослых красный, синий и коричневый цвета.

И все, абсолютно все встречали Манфреда почтительным "учитель".

Ричард побаивался базальтовой громады. Чем ближе они подходили к ней, тем сильнее был ужас, его сковывавший. Окен никак не мог понять, в чем причина, и ничего не мог с собою поделать. Парень облегченно выдохнул, когда Манфред свернул к одному из тех домиков, крытых темно-красной черепицей. Про себя Ричард отметил, что земля вокруг домика была покрыта густой, ровной травой. Где еще такое в городе увидишь!

— Сейчас я покажу тебе новый дом, — впервые с момента выхода к площади Манфред обратил внимание на Ричарда. — Уверен, тебе здесь понравится.

— А если...

— А если не понравится, то все равно: у тебя не иного выбора нет, — пожал плечами Манфред.

Ричарду только и оставалось, что кивнуть и последовать за Клосом.

Окна домика были выложены слюдой, так что ничего нельзя было разглядеть. Это усилило любопытство Ричарда. Может быть, там различные секреты магов хранятся? Или еще какие интересные штуки?

Но стоило только Манфреду распахнуть дверь, как Ричард едва сумел подавить вздох разочарования. Внутри не было ничего примечательного. Дверь выходила на просторную комнату, по краям которой были расставлены кровати. Напротив двери, у противоположной стены, винтовая лестница уходила наверх, на второй этаж.

"Может, там есть что-то интересное?" — подумал было Ричард, но Манфред отвлек его от мечтаний.

— Вот эта кровать свободна. Была свободна. Теперь она твоя, — Манфред указал на ту, что стояла у самой лестницы.

Какое-то странное, неизвестное до того чувство охватило Ричарда. Он стоял и смотрел на низкую кровать, покрытую красивым лоскутным одеялом, с двумя (двумя!) белыми (белыми!!!) подушками. У деревянного резкого изголовья стоял сундучок вишневого дерева.

— Все вещи будешь хранить в сундуке. Я думаю, тебе вдоволь его хватит на первое время.

Ричарда до сих пор не мог понять, когда Манфред говорит серьезно, а когда шутит. Уж слишком колкими были его слова, слишком колкими. Здоровенного сундука ему на всю жизнь хватит! Что ему туда положить? Ведь даже Той-Самой книги у него нет. Денег нет. Разве что еда...

Манфред правильно понял смысл взгляда Ричарда:

— Со временем вещей наберется, не будешь знать, куда положить! Здесь так со всеми бывает. Устраивайся. Скоро с занятий придут другие ученики с наставниками. Попробуй не влезать в драку в первый же день, — Манфред развернулся было к двери, чтобы уйти.

— Но зачем мне ни с того, ни с сего драться? — удивился Ричард.

Нет, конечно, кулаки в дело он мог пустить. Сколько раз сходился с ребятами из деревни! Но сейчас он никого задирать не хотел.

— Всегда так бывает, уж ты мне поверь, — кивнул собственным мыслям Манфред и вышел.

Ричард остался один в просторном доме. Первым делом он решил приноровиться к кровати. До чего же она была мягкая! Еще мягче, чем дома!

Пришли воспоминания о родной деревне, о родителях...

Ричард сжимал краешек одеяла кулачками, хрустевшими от напряжения. Мальчик пообещал себе никогда-никогда больше не плакать. Какой смысл в этом, если только ты сам можешь себе помочь?

Ричард почел за лучшее заняться разведкой, чем валяться на кровати и жалеть себя.

Комната делилась на две части деревянными квадратными столбами, поддерживавшими потолок. На них висели рукомойники, так, что на две кровати приходилось по одному рукомойнику. У самого потолка размещались лампы, большие, таких Ричард еще не видел.

Естественное, Ричард не мог не подняться по лестнице. Винтовая красавица так и манила его. А "солнечные зайчики", проникавшие через неплотно закрытую дверь на том конце лестницы, только подогревали интерес Окена. Но стоило парню ступить на первую ступень, как послышался скрип открываемой двери домика.

Ричард обернулся. Комнату понемногу заполняли ребята, мальчишки, кто моложе, кто чуть старше Ричарда, во главе с сутулым наставником. Рыжая копна волос нависала над зелеными глазами. Нос, переломанный в двух местах, торчал над густой, но неаккуратной бородой. Красная котта была распахнута, и под нею виднелось зеленое полотно рубахи. Шею украшал ворох амулетов и всевозможных висюлек. При малейшем движении они издавали высокий звук, чем-то похожий то ли на порывы ветра, то или еще на что. Ричарду звук этот был знаком, но времени для распознавания не хватило. Мальчишки толпились за спиной наставника, видимо, ожидая команды.

— Учитель Манфред сообщил великолепную новость.

Рыжий учитель улыбнулся: ни у кого прежде Ричард таких белых и ровных зубов не видел. Вот это да! Окен даже позавидовал этому человеку.

— Добро пожаловать, Ричард, добро пожаловать! — наставник приблизился и добродушно похлопал парня, чтобы затем поспешно спрятать руки за спину.

Но Ричард успел увидеть: ладони наставника были обожжены, да так сильно, будто огонь пробрался до самой кости. Комок тошноты подступил к горлу Окена, но он сумел справиться с собой

— Привыкнешь, — наставник правильно понял кислую мину на лице Ричарда. — Все привыкают. Ну а нет — так нет. Будущий маг должен учиться самообладанию. Впрочем, об этом ты узнаешь.

Ричард не мог понять, сколько же лет этому человеку: то ли двадцать пять, то ли все сорок. Голос его мог бы принадлежать подростку, но под глазами залегали просто огромные темные мешки, а кожу (где ее не скрывала одежда и борода) покрывали шрамы и малые ожогами. Можно понять, что кроме голоса, все в нем выдавало человека преклонных лет.

— А, да! — наставник хлопнул себя по лбу.

На лицах мальчишек показались улыбки, тут же пропавшие: боялись выдать себя.

— Можешь обращаться ко мне наставник Леандр. Учитель поручил мне надзор за тобою, наравне с этими добрыми ребятами, — Леандр кивнул на толпившихся позади мальчишек. Все шесть голов разом кивнули в знак приветствия. — Кровать тебе уже показал учитель. Что до обеда, то он будет скоро. Наверное...

Леандр ненадолго задумался: он склони л голову набок и принялся почесывать макушку.

— А, да! Ребята! На раз! Три! Два! — Леандр широко раскрыл рот, но его обогнали мальчишки: — Добро пожаловать!

Ричард едва сдержал слезы радости. Кажется, он почувствовал себя дома, впервые за целую вечность.

— Конечно, поздновато тебя привели. Обычно в конце лета или начале осени учитель Манфред собирает новеньких, и мы вводим их в курс дела. Но, конечно, бывают исключения. Так что я постараюсь быстро рассказать тебе, кто мы и что мы, великий цех магов, — Леандр поманил Ричард за собой, на ходу бросив: — Ребята, повторяйте уроки.

— Конечно, наставник Леандр! — хором ответили ребята. Ричард прекрасно понял по интонациям: они собирались делать что угодно, но никак не заниматься уроками. Вот бы он попробовал такое маме сказать! Ух!

Ричард бросил напряженный взгляд на сундучок. Там же нет замка! А вдруг эти начнут шарить?.. Хотя...Что там у него брать? У Ричарда ведь, кроме снеди, собранной тетушкой Сю, ничего и не было.

— Не отставай, Ричард, не отставай! — воскликнул Леандр, и быстрыми, пружинистыми шагами вышел из дома.

Окену приходилось прикладывать некоторые усилия, чтобы поспевать ла наставником ("Интересно, чем это отличается от учителя?"). Полы котты Леандра только и развевались на ветру! Ричард быстро сообразил, почему волосы наставника такие растрепанные: он своим шагом создавал только ветер, что мог бы шнуровку развязать!

Леандр буквально бежал по дорожкам, избрав кружной маршрут: так получалось, что они обходили (или обегали) школу у самых стен.

— ...наша, как ты мог заметить, — Ричард не расслышал первые слова из-за стучавшей в висках крови. Вот до чего пешка приводит! — представляет целый комплекс зданий. Дома для учеников, тренировочные залы и классы. А в самом центре, — Леандр махнул рукой на ту базальтовую громаду, — общий дом. Обедаем там, так что все скоро сможешь разглядеть в подробностях. Ты у нас новенький, так пока посещать будешь только общий дом, вон тот класс, и...

Ричард посмотрел в сторону самого дальнего — от его нового дома (как непривычно, и вместе с тем, радостно!) здания. Приземистое, казавшееся черным из-за песчаника, сейчас было окружено стайками ребят.

— А почему песчаник? — вдруг спросил Ричард.

Ему не давала покоя эта мысль. Почему песчаник? Ведь кирпич куда красивее! И почему базальт? Какое разительное отличие от красивых жилых домиков! Ведь в эти темные страшилища даже заходить боязно!

— Манфред не ошибся. Ты единственный, кто задал этот, правильный, вопрос, — Леандр даже остановился.

В его зеленых глазах, кажется, на мгновение воспылало пламя.

— Эти материалы помогают собирать магическую силу. Видишь, песчаник кажется совсем черным кое-где. Это он вобрал ту силу, что, попросту говоря, в самом воздухе содержится. Очень, парень, помогает в нашем деле! — он резко повернулся и продолжил движение.

Ричард, самый быстрый ходок в деревне, — отставал от Леандра. Вот ведь! Как же ему это удавалось?

Становилось все больше и больше ребят. Причем кое-где Ричард даже смог разглядеть девчонок: они старались держаться особняком, сбивались в небольшие стайки. Как и у ворот, среди учеников (а кто это еще мог быть?) были в основном ребята по возрасту от тех, кто чуть младше Ричарда, и до двадцатилетних. Если кто оказывался постарше, то котта выдавала в нем наставника. А что это именно наставники, можно было догадаться по разговорам Леандра с встречавшимися им на пути господами. Пока что ни единой женщины среди наставников Ричард не заметил, предположив, что таковых и нет. И это, на его взгляд, было правильно. Почему, правда, он сразу ответ дать бы не смог.

— А почему во всем городе дома жмутся к другу, а вокруг школы целая площадь свободная? — Ричард был щедр на вопросы.

— Замечательно! — Леандр даже руками всплеснул от эмоций. — Замечательный вопрос! Конечно же, для безопасности!

— Школы? — Ричард готов был испугаться: неужели кто-то из горожан может напасть на цех.

— Наоборот! Совсем наоборот!— Леандр рассмеялся. — Для безопасности горожан. Ты сам скоро все увидишь.

Он резко остановился, и Ричард едва не врезался в спину наставника. На счастье, он быстро успел среагировать.

— А вот сейчас... — Леандр завороженно улыбался.

Ричард готов был задать очередной вопрос: в чем причина остановки, — но тут раздался протяжный звон колокола. Он пронесся среди домов, — и тут же, в мгновение ока, высыпали десятки, а может, даже сотни полторы! ребят.

Они выбегали из домиков, а те, кто уже гулял, — рванулись в сторону выложенного базальтом здания.

— Время обеда. Пойдем, пойдем скорее! Самое вкусное разберут! Эх, всему учить! Всему учить! — последние слова Леандр произносил уже на бегу.

Ричард побежал за наставником: ему передалось общее волнение. Школа теперь напоминала рыночную площадь в самый разгар ярмарочного дня.

— Вот когда ты чувствуешь себя живым! — рассмеялся Леандр.

Ворот его котты поддался порыву ветра, и глазам Ричарда предстали следы застарелых ожогов. Они выглядели так, будто вся остальная спина и живот наставника покрывали точно такие же следы: просто это было скорее похоже на край ожог, чем на весь ожог сразу. Веселость Ричарда как рукой сняло. Он испуганно подумал, где же Леандр заработал такие "следы"? Будто бы он весь целиком горел!

Каким-то чудом они вдвоем обогнали основную толпу людей, и оказались у дверей общего дома. В него вели высокие темные ступени, покрытые надписями. Ричард не стал даже их разглядывать: время дорого!

Они вошли в распахнутые двери.

И оказались в просторном зале прямоугольной формы, все пространство которого занимали массивные столы.

— Давай, на кухню! За мной! — Леандр махнул рукой, когда на них уже стали наседать другие желающие.

Почти половину дальней стены занимал проем, напоминавший прилавок дядюшки Бауза. Проем был заставлен всякой снедью, а за нею виднелись люди в пекарских (ну или почти пекарских) фартуках.

— Давайте две! На новенького!

Даже если бы Леандр не был наставником, ему бы все равно уступили дорогу: таким напором он обладал!

— Сейчас все будет, наставник Леандр! — донеслось из-за прилавка.

Словно бы из ниоткуда в руках наставника появился поднос, заставленный всякой едой. Пар, поднимающийся над подносом, сразу же заставил позабыть Ричарда обо всем на свете: урчащий живот можно было бы расслышать у городских ворот в утренней толчее и давке.

— Пойдем! — Леандр увлек Ричарда за один из столов.

Зала наполнялась людьми, а вместе с тем — шумом. Но Ричард старался не обращать на это никакого внимания. Он был всецело поглощен обедом. Конечно, тетушку Сю не держала его впроголодь, но до чего же здесь было много еды, да еще вкусной! И хлеб (хотя не такой вкусный, как у дядюшки Бауза), и мясо (кусок с ладонь!!!), и каша (Леандр протянул Ричарду глиняную ложку), и даже кларея! Ричард пробовал ее всего дважды, но запомнил на всю жизнь! Аромат меда и всяких трав бодрил и заставлял позабыть об усталости.

Некоторое время даже Леандр молчал, радуясь еде. Но, может быть, он был опытен, может, очень голоден, — но Ричарда едва успел съесть свою порцию, когда Леандр уже отставил пустые тарелки в сторону и разглядывал присутствующих.

— Учителя нет. Верно, что-то интересное вечером будет, — ни к кому не обращаясь, бубнил Леандр.

Впервые со времени знакомства наставник выглядел серьезным, но длилось это недолго.

— Поел? — не дожидаясь ответа, Леандр скомандовал: — Пойдем! Покажу тебе классы.

Ричарду ничего не оставалось, как понестись вслед за наставником. На счастье, он попал в уже ставшую привычной обстановку толкотни и сутолоки. На некоторое время это позволило не думать о происходящем. Впрочем, кажется, с момента сожжения деревни Ричард перестал думать о том, что вокруг творится. Он просто следовал от одного события к другому, и все.

Если помещения большого дома были переполнены, то здание, которое Леандр назвал классами, пустовало. Только на ступенях порога сидел парень лет пятнадцати, ничего не замечавший вокруг, весь погрузившийся в чтение книги.

— Не будем мешать, — подмигнул Леандр и двинулся мимо парня, наигранно замедлив движения.

Ричарду показалось, что парень успел перелистнуть с добрый десяток страниц, пока Леандр открывал дверь. Интересно, он так быстро читает или просто ищет знакомые буквы? На счастье, Ричарду хватило ума этого не спрашивать.

В отличие от большого дома, помещения в "классах" были маленькими. Квадратный зал, на две трети заполненный скамьями. На стенах висели различные рисунки, изображения на которых были Ричарду совершенно непонятны. Какие-то разноцветные линии, кляксы и крестики. Пятилетний ребенок мог бы нарисовать куда лучше!

Перед скамьями стоял массивный стол, который даже опытный лесоруб одолевал бы добрую половину дня.

— Осмотрись, Ричард, тебе будет полезно! — Леандр сделал широкий жест, словно бы подталкивая комнату к Ричарду.

Окен несколько мгновений стоял в нерешительности. Он застыл на пороге комнаты, не в силах двинуться.

— Ну же, давай! — Леандр снова сделал этот странный жест.

— Но... — Ричард хотел было что-то добавить, но замолчал.

И шагнул. Теперь пути назад не было. Эту мысль Окен не смог бы выразить словами, но он это ощущал. Только много лет спустя он сможет совершенно точно выразить те ощущения, которые у него в тот, первый день его новой жизни, прорастали в душе: "Я перестал отступать и начал идти". Да, наверное, он был прав. По-своему.

Леандр рассмеялся, хлопая в ладоши. Сейчас он казался Ричарду ярмарочным шутом, который отлично справился с задачей развлечь собравшуюся публику.

Ричард шел мимо скамеек, и, сам того не заметив, начал их считать. Пять скамей, старых, с протертыми едва ли не до белизны сиденьями. Они словно бы соединяли окна (сейчас распахнутые настежь, но в обычное время закрытые ставнями) и стену. При желании в проеме между скамьями и стеной могли бы разминуться два человека, а вот с другой стороны, между окнами и сиденьями, вообще не было свободного пространства. Зато пространство вокруг учительского стола было достаточно просторным. Правда, Ричард не понимал, зачем.

Когда-то в деревне староста решил устроить школу, и собрал всех ребят, чтобы выучить грамоте. Продолжалось это недолго (два дня, до первой серьезной драки), но Ричард это запомнил. Ему было очень скучно: ведь мама и так научила его читать, и даже недолгие занятия были для него истинной мукой. Единственное, что удерживало его на месте — мысль о том, что он скоро снова прочтет Ту-Самую книгу...

— Садись, Ричард, — голос Леандра вырвал Ричарда из потока воспоминаний.

Еще окончательно не вынырнув, Окен сел было на стул за преподавательским столом, но насмешка Леандра заставила его вздрогнуть:

— Нет, сюда тебе, пока что, рано. Скамья, скамья, — произнес он с нажимом.

Щеки Ричарда запылали, и он смущенно сел на самую дальнюю скамью.

— Далеко. Но что ж, — Леандр покачал головой. — Учитель просил ввести тебя в курс дела. Это, конечно, нелегко, но мы ведь справимся?

Леандр внимательно посмотрел прямо в глаза Ричарду. Веселость наставнику как ветром сдуло: сейчас на парня смотрел немолодой человек, побывавший в страшных передрягах (о чем говорили эти жуткие ожоги) и с успехом из них выбравшийся.

— Сп...справимся, — закивал головой Ричард.

— Вот и хорошо, — Леандр подошел к окну.

Некоторое время он за чем-то внимательно следил, но потом вздохнул, бросил взгляд на Ричарда, и начал рассказ.

— Здесь я оказался примерно в твоем возрасте. Сын бондаря, все такое. Жили мы в семье дружно, но очень бедно. Плохой год, шедший за плохим годом. Сам, наверное, знаешь, каково это.

Говорил Леандр спокойно, но Ричард понимал: дается ему этот рассказ непросто. Это подкупало и заставляло сопереживать.

— Отец не знал, что делать. Мать трудные времена свели в могилу...И тут появился учитель. Это в последние годы он скрывается под личиной странствующего торговца всякими глупостями, а раньше он сразу говорил, кто такой и зачем приходит. Во мне он определил талант, прирожденный талант к магии. Цеха, как такового, еще не было. Впрочем, школы тоже. Учитель тогда ютился в крохотном доме, совсем рядом с Восточным устьем. Я был не первым, но одним из. Было, конечно, сложно, — но лучше, чем голодная смерть, — Леандр снова замолчал, что даже показалось странным Ричарду, уж как он болтал до этого. — А потом меня научили пользоваться своим даром.

Ричард ожидал, что вот-вот, сейчас, он увидит, что же такое магия. У него даже волосы дыбом встали, а по спине мурашки забегали!

Но Леандр...всего лишь продолжил рассказ.

— Ты не думай, я об этом каждому рассказываю, — озорная улыбка вернулась на его лицо. — Просто любой мой ученик должен знать, какой выбор стоит перед ним. Он может стать лучшим, занять место подле учителя, а может...может стать никем. Дар еще не означает мастерства. Впрочем, дар много чего не означает. Мы еще научим тебя этому. Если захочешь.

Леандр резко повернулся к Ричарду, отчего тот вздрогнул.

Наставник пылал! По краям его котты забегали искры, образуя пламенный воротник, плотно стягивавший его шею. С плеч искры скатились к поясу, а потом к ногам. Ричард испуганно вжался в спинку скамьи. Жар был такой, что ему пришлось закрыть глаза.

— Вот что такое дар, — раздался довольный смех Леандра.

Пламя исчезло так же быстро, как и появилось, стало даже холодно. Ричард боязливо убрал ладонь с глаз. Котта наставника даже не покрылась пеплом!

Раздался звук колокола.

— Но ты, конечно, можешь вернуться, стать пекарем... — вкрадчиво произнес Леандр.

За дверью послышался шум. Наставник Леандр — теперь иначе Ричард его бы и не смог назвать — скрестил руки на груди, чтобы через мгновение властно командовать вбегавшими в класс учениками.

Это была совсем не деревенская школа: Ричард понял это в первые же мгновения. Если мгновение назад гвалт стоял неописуемый, то потом наступила тишина. Леандр внимательно вгляделся каждому — а это были те же самые ребята, которых Ричард увидел в "своем" доме — в глаза. Это действовало лучше молота по голове: тут же все замолкали и обращали все внимание на учителя. Удостоверившись в результате, Леандр довольно кивнул.

— Сам любит говорить, что повторенье — мать ученья. Зачем мы все здесь собрались? — Леандр не стал садиться в массивное учительское кресло, а предпочел занять краешек стола.

Ричарду показалось, что наставник не должен себя так вести. В их школе староста (он и вел занятия грамоте) рассаживался чинно, обкладывал себя всяким хламом вроде гусиных перьев (к которым редко прибегал), каких-то коробочек (на которые он обращал внимание вместо ребят) и грифельных досок (последние он вообще не использовал).

Леандру этого вовсе не требовалось. Что-то такое было в его взгляде, движениях, манере держаться, что буквально заставляло его слушать.

— Ради того, чтобы развить дар! — раньше всех, когда Леандр даже не закончил вопроса, поднял руку кудрявый парень чуть младше (на вид) Ричарда.

Окен решил присмотреться к нему: надо же узнавать тех, с кем ему придется проводить ... а сколько же времени ему с ними проводить?..

Коротко остриженный ("под горшок"), темноволосый парень выделялся тем, что держал себя совершенно спокойно. Будь он старше, выглядел бы еще солиднее Леандра, уж Ричард готов был в этом поклясться!

В отличие от остальных, одежда на нем не была измятой, испачканной или штопанной (Ричард понимал, что выглядит как последний неряха по сравнению с ними). Чистая, аккуратная. Интересно, он, наверное, даже руки мыл перед едой! Держался он наглее сына старосты. А тот редкий был наглец и задавака! Интересно, может, этот лишь с виду...

— Мы должны достичь совершенства. Мы должны статьи лучшими. Меньшего наш цех и не заслуживает, — гордо изрек этот парень.

Ричард прищурился. Так делала мама, когда слышала что-то неприятное либо же сама хотела подобное сказать. В такие мгновения Ричарда мечтал провалиться сквозь землю или спрятаться на дне омута, чтобы "не попасть под удар". Жаль, что Задавака не знал его мамы: поэтому он и смел продолжать.

— Я уверен, что учитель сам о таком мечтает. Потому что к чему еще мы должны стремиться, как не к уровню учителю?

Ребята закивали, даже Леандр, — и тот присоединился. Но Ричарда видел — видел — как ухмыляется этот Ворон! Именно такое имя, как показалось Ричарду, более всего подходит задаваке. В нем бесило Ричарда абсолютно все, начиная от имени (которого он еще не знал, но был уверен, что оно ужасно), и заканчивая манерой держаться.

Но было хорошее в этой ненависти: теперь Ричард понимал, с кем ему бороться здесь. А что бороться необходимо, он это понимал. Он точно так же противостоял сыну старосты и его подпевалам.

— Верно. Но частично верно. Подумайте, зачем нам этим заниматься.

— Чтобы сделать мир лучше! Сразу! Для всех! — выпалил Ричард, совершенно не ожидая от себя такого.

Выпалил — и вжал голову в плечи. Кулаки его сжали до хруста краешек сиденья скамьи. Он мог смотреть только в глаза Леандру.

— Вот! Вот! Вот к чему мы и в самом деле должны стремиться! Молодец, Ричард! Не зря тебя так долго искал сам! — наставник довольно закивал.

И вот теперь ребята — все, разом — обернулись к Ричарду. В глазах Ворона пылала ненависть. Окен, не скрываясь, улыбался. Он с вызовом глянул на задаваку. Тот покачал головой, сохраняя это мерзкое выражение лица, которому Ричард даже правильного слова не мог подобрать. Но все в этом облике так и говорило: "Вызов принят. Ты пожалеешь!".

— А что нам в этом поможет, в достижении столь важной цели? — Леандр весь даже вытянулся, подался вперед.

Точно так же стояли люди на кораблях в Большом канале, словно хотели поскорее на землю ступить, но никак не могли. Или, может быть, подгоняли корабль? Подавали кому-то знаки? Ричард решил, что надо будет об этом побольше узнать, и тут же забыл об этом. Волнение заставляло его мысли бегать, прыгать и путаться. Мама все никак не могла с этим сладить: парень мог перескакивать в разговоре от одной мысли к другой. Ричард-то знал, о чем говорит! И страшно обижался, когда мама или папа его не понимали. Только ребята (не все) привыкли к этому. Да только где они...

— Мы должны изучать книги, — тут же ответил Ворон-задавака.

И бросил взгляд на Ричарда.

Да он нарывался! Ричард едва сдерживал себя: мама ему всегда говорила, что драться нехорошо. Папа ничего не говорил, просто давал воды смыть кровь или охладить синяки. А потом говорил, что надо бы помочь мешки перенести. Мол, это дело потом ему пригодится, ой как пригодится. Ричард, к сожалению, так и не узнал, зачем ему это дело пригодится.

— Именно, — радостно кивнул Леандр. — А где мы их можем раздобыть?

— В книжной лавке! — Ричард воскликнул это, когда Леандр даже не закончил вопроса. Парень был уверен, что в этот раз он тоже угадал.

Но, к сожалению, наставник только покачал головой.

— Не совсем. Книги там дороги, да и зачем? Там придется пробираться через груды всякого хлама, для нас ненужного. А нужного мы можем не найти. Так что трудами всей нашей школы мы собрали хорошее собрание, в хранящееся в общем доме. Ричард, ты там еще не был, но я обязательно тебе покажу. Ну или ты сам можешь туда пойти. Так...Что же я еще забыл сказать...

Леандр склонил голову, размышляя. В такие мгновение улыбка слетала с его лица, оставалось только выражение глубокой печали. Сперва Ричард подумал даже, что наставник дуется на него. На счастье, это было не так.

Ребята начали бубнить, потом бубнеж перешел в гвалт, Ворон начал зыркать на них, смешно крутя глазами.

"Наверное, подзуживает их!" — подумал Ричард.

— Так! — Леандр поднял голову, и тут же шум смолк. Парни сделали вид, что ничего не было.

— Наставник, Вы, наверное, уже все рассказали. Надо переходить к занятиям! — гордо возвестил Задавака.

"Вот ведь! Самому наставнику говорит, что делать! — Ричард поджал губы. Этот парень не нравился ему с каждым мгновением все больше. — Вот увидишь ты у меня! Вот увидишь!".

Окен вовремя понял, что вот-вот потрясет кулаками, и спрятал руки за спину. Было очень неудобно, зато он не показался бы глупцом в глазах наставника.

Ричард и сам не заметил, когда это мнение Леандра стало для него таким важным, а поражение Ворона-задаваки — таким желанным.

— И верно. Как-никак, сегодня первый день оставшейся жизни! -Леандр улыбнулся. Но Ричарду веселыми эти слова не показались.

И вот начался рассказ. Надо заметить, что Леандр один-на-один говорил куда интереснее, чем рассказывал что-то для группы людей. Он почти все время смотрел в окно, лишь изредка бросая взгляды на ребят. По этой причине некоторые откровенно клевали носом, а один — обросший такой, постоянно чесавший за правым ухом — что-то там пытался нарисовать на скамье.

Ричарда, наоборот, рассказ заинтересовал. Леандр говорил о том, какое место цех магов занимает в городе. Особенно — в части сражений. Тут уж и все остальные ребята приободрились. Походы! Битвы! Магия! Вот это было здорово! Враги повержены, друзья выжили! Что может быть лучше?

— А маги и вправду могут целые отряды побеждать? Вооруженных до зубов врагов в пепел обратить? — стеснительно спросил Ричард.

Леандр замолчал и оторвал взгляд от окна. Задумался ненадолго.

— Да, действительно, при должном умении и таланте, в результате стечения обстоятельств, маг в одиночку может выкосить целый отряд противника. Но, во-первых, это навсегда подорвет здоровье нашего товарища. Представь, что за день ты перетаскал сотню-другую мешков...ну...пусть, с мукой.

Ричард пожал плечами: ничего удивительного он в этом не видел. Сам, конечно, он не таскал, но уж сколько муки отец с деревенскими перетаскал! Хотя сколько это, сотня? Мама говорила, что...это...десять десятков, точно. Ричарду плохо давались цифры, на что отец постоянно сетовал. Мол, растет наследник, а считает плохо! Сможет ли мельницу отцовскую удержать? Но тут мама вступалась, или еще какое дело подворачивалось, и отец замолкал. Чтобы в следующий раз начать все заново. Ричард старался, он и впрямь очень старался, но у него все никак не получалось. Куда больше ему нравилось читать. Ту-Самую он наизусть помнил! Еще бы получить ее в руки...

Или...

Но Ричард отверг мысль, только-только начинавшую зарождаться в голове. Он не сможет, сил не хватит! Хотя...Если деньги на нее собрать не удастся...

— А тем более, деньги мертвецу не нужны, — развел руками Леандр.

Сделал он это неудачно: воротник на котте смялся, и открылись шрамы от ожогов. Леандр это заметил, и тут же поправил одежду. Но лучшей демонстрации не требовалось. Только сейчас до Ричарда дошло: а он ведь мог в бою такие ожоги получить! Окен начал проникаться к наставнику уважением.

— Деньги?.. — собственно это был не вопрос, а скорее размышление вслух, но Леандр расценил это как возможность поговорить.

— Да. Ричард, ты разве не слышал? Маги ведь получают вознаграждение за свои задания. Город щедро оплачивает столь нужные ем услуги. Подтверждение ты видишь вокруг, — Леандр широко развел руки в стороны, для лучшего понимания.

Тут до Ричарда дошла простая вещь: а ведь он может накопить на Ту-Самую. Всего лишь надо стать лучшим магом!

Ворон покачал головой, бросив очередной мерзкий взгляд на Ричарда. Да, и еще утереть нос этому задаваке! Вот лучший повод!

— Я готов, готов стать лучшим из магов! — выпалил Ричард. — Скажите, наставник, что для этого надо?

— О, мелочи! — Леандр хранил совершенно серьезное выражение лица. — Сперва стать магом, потом, — хорошим магом, потом — лучшим из лучших. Это не так и сложно. Просто мало у кого получается.

— Да! Да! — Ричард быстро-быстро закивал головой. — Так что для этого надо?

— Во-о-от, — довольно кивнул Леандр. — Правильный вопрос. Но ты, Ричард, сильно торопишься. Я должен был только в конце сегодняшнего дня об этом рассказать. Но...Время, полагаю, настало. Если кто-то отстает, так пусть нагоняет, как я всегда говорил учителю!

Леандр жестом показал оставаться ребятам на местах, и вышел из кабинета. Некоторое время сохранялось молчание. Потом начал разговаривать с соседом тот, обросший. После снова поднялся гвалт. Ворон зашикал.

— Дураки, тише! Хуже мелких себя ведет! Дураки! — лицо его раскраснелось, и Ричард улыбнулся. Ему нравилось, что задавака недоволен. — Вон, даже новенький, и тот молчит! Эх Вы! Наставника подводите...

К чему они должны были подвести наставника, Ричард так и не услышал: Леандр вернулся в кабинет. Ну то есть как, вернулся...

Парни замолчали. Они смотрели на то, как Леандр балансирует с огромной стопкой книг. Наставник придерживал ее руками, стоя на полусогнутых. Вершина оказывалась выше его головы.

— Вот, для всех... — сказал он было, и тут стопка начала заваливаться.

Ричард был ближе всех, и вовремя среагировал. Он резко подскочил со скамьи и в один шаг оказался рядом с Леандром, вытянул руки и задержал падение. В замолчавшем кабинете было прекрасно слышно, как Леандр облегченно выдохнул.

— И такое бывает. Знания выплескиваются прямо, так торопятся к людям, — он поставил стопку на самый край скамьи, пользуясь поддержкой Ричарда.

— Вот, благодарность за поддержку, — Леандр усмехнулся и вручил Окену одну из книжек.

Она была куда тяжелее, чем Те-Самая. И немудрено! Оказалось достаточно пары мгновений, чтобы оценить тяжесть застежки, соединявшей края этой книги. А переплет...(Окен запомнил, что твердое покрытие страниц мама называла переплетом), что за чудо! Кожа, самая настоящая кожа! Темная такая, как на дорогих сапогах. Правда, потертая: переплет хранил воспоминания о сотнях, если не тысячах, прикосновений. Может, сам учитель эту книгу открывал?

Ричард постарался раскрыть книгу, но помешала застежка. Она не поддалась, против ожиданий Ричарда, на силу рук. Еще одна попытка. Еще одна. Разве что чувствовалось натяжение переплета.

— Вот, видите? — Леандр раздал все книги, кроме одной. Последнюю он сейчас положил на стол. — Застежка на кнопке, надо надавить на кнопку...

Ричард тут же последовал примеру наставнику. И — чудо! — переплет и правда вырвался на свободу. Теперь бы эту книгу прочесть!

— В этой книге хранится ответ на твой вопрос, Ричард. Только и надо, что ее полностью прочесть, — Леандр пожал плечами.

Тут же раздались недовольные возгласы. Особенно усердствовал тот, волосатый, постоянно чесавший за правым ухом.

— Но наставник! Мы только-только грамоте выучились!.. — он чуть не плакал.

— За себя говори, — бросил Ворон. — Мне хватит и книги.

Лица его Ричард не видел, но готов был поклясться, что на нем сейчас застыло торжествующее злорадство. А какое еще выражение могло быть у задаваки?

— Книга написана учителем, специально для тех, кто только начинает постигать магию. Там и вправду содержатся все ответы. Надо ее прочесть до завтрашнего занятия. И не просто прочесть, а найти самое важное, самое нужное. Потом расскажете, что нашли. А затем...— Леандр замолчал. — А затем увидите. Вопросы?

Повисло молчание. Даже Ворон только и делал, что листал книгу. Ричард старался от задаваки не отставать, дабы не дать ему повода для злорадства.

— Разве...такое возможно? — спросил сосед волосатого. — Этакую толстенную нам...год читать. Никак не меньше.

— Ну что поделать, можно и год, — снова бросил Ворон. — Не будешь магом!

— А вот и буду! — огрызнулся сосед волосатого. Ричард заметил, что тот ну прямо...как это...курносый, точно!

— Тогда докажи, — пожал плечами наставник. — Завтра утром все должны прийти и рассказать.

— Только рассказать? Да я вот возьму — и стану магом! — еще эмоциональнее произнес курносым. — И безо всяких книг! Мне мастер Клос так и сказал: я маг! Так что мне какие-то там книги?

Ричард удивился реакции наставника на дерзость курносого: Леандр улыбался. Кажется, он был доволен эффекту, произведенному заданием.

— Вот и я посмотрю. Ну что ж! — Леандр расправил плечи и сделал движение руками, точь-в-точь хозяйка, гусей пасущая. — Теперь на ужин! На ужин!

— Но еще время...— начал было зазнайка, но раздался удар колокола.

И впрямь: Леандр буквально чувствовал, когда наступает время ужина!

Ребята начали вскакивать с мест, хватая книги с собой. Один — тот самый курносый — хотел было оставить ее на скамье, но Леандр многозначительно взглянул на храбреца. Тот поймал взгляд, вздохнул, деланно взял книгу, и поплелся прочь. Спеси у него поубавилось. Только зазнайка оставался на месте. Он начал оживленный разговор с наставником, слов которого Ричард не слышал: мешал гомон, стоявший в кабинете. Наконец, Окену просто очень хотелось есть. Он только сейчас понял, насколько ему понравилась еда в общем доме. Кухня тетушки Сю, бесспорно, отлично тяготила живот, но сколько разных вкусностей было здесь! От пуза!

Ричард было пристал к остальным ребятам, надеясь завести с ними беседу. Но они только кидали подозрительные взгляды, а разговоры стихали. Никто ему не доверял. Окен обиженно пожал плечами, да плюнул (когда никто из ребят не видел). Ну и пусть! Он сам справится.

Дорожки заполнились народом. Гравий не гравий, а материал, из коих эти дорожки были сложены, был очень мягким и невероятно ярким. Какое отличие от угрюмых, грязных улочек города! Широкие, даже очень широкие, желтые и оранжевые тропинки шли напрямик от домика к домику, разделяемые красивыми полянками (конечно, здесь был совсем не лес, но Ричард иного слова не мог подобрать).

Но даже предвкушение ужина не могло сдвинуть Ричарда с места: лучик солнца пробился сквозь осенние тучи, и луч этот оживил дорожку. Да он сверкали, эти тропинки! Сам материал, из которого они были выложены, словно бы впитывал солнечный свет и отдавал его. Другие ученики, верно, уже привыкли, но Ричарда это зрелище по-настоящему заворожило!

Вокруг неслись ученики, кто-то даже больно задел его плечом, боясь опоздать к ужину. И только слова того зазнайки оторвали Ричарда от прекрасного зрелища.

— Да, камни чудесны. Они призваны собирать силу солнечного тепла, чтобы огненные маги могли черпать энергию, — даже Клос так не умничал.

Ричард повернулся на голос. Черноволосый бережно прижимал к себе книгу.

— А... — начало было Окен, но черноволосый его опередил.

— Я это прочел, вот откуда я это знаю, — задрав нос, произнес черноволосый. Поправив свисающие рукава котарди, он обогнул Ричард и направился дальше.

— Да я вообще-то хотел сказать, что мне все равно. Они красивые сами по себе, — буркнул Ричард под нос. Ему этот парень нравился все меньше и меньше.

Ужин выдался еще лучше обеда: вкуснота! Правда, в зале была уйма народа, много больше, чем на обеде. За отдельным столом сидели наставники, среди которых легко можно было разглядеть Леандра. Ричард пытался взглядом отыскать Клоса, но ему никак это не удавалось. Может, Манфред вовсе отсутствовал за ужином.

Ричард оказался в окружении незнакомых ребят, — даже одна девчонка сидела, постарше, — но и с ними беседы завязать не удалось. Все это несколько погасило в Ричарде радость от вкусной еды. Он быстро поел и направился в домик.

Начинало темнеть, но даже в вечернем сумраке можно было разглядеть уйму народа, слонявшуюся меж домиками. Среди таких вот "слонявшихся" Ричард заприметил курносого. Тот приставал с расспросами к более взрослым ребятам, что-то с жаром им доказывал, но быстро прекращал разговор и выискивал следующую "жертву". Ричард готов был бы поспорить, что курносый просит обучить его магии.

В домике никого, кроме Ричарда, еще не было. Окен снова решил оглядеться. Домик казался ему сейчас чересчур мрачным: обителью молчания, далеко отстоящей от радостного веселья на улице. Ричард попробовал было зажечь лампу, ту, что висела на столбе напротив его кровати, но безуспешно: парень не понимал, как она работает.

Его спасал тусклый свет, пробивавшийся через окно. Сейчас Ричард оценил материал, из которого оно было сделано. Свет шел, а вот неверные очертания окружающего мира не мешали сосредоточиться на занятиях.

Ричард залез с ногами на кровать.

— Мягкая! — довольно произнес он, и положил на колени книгу.

Он ощущал волнение, огромное волнение. Вдруг эта книга о магии — тоже магическая? Мама рассказывала многие легенды о таких штуках. Вот откроешь — и уже никогда не сможешь выбраться наружу! Так и будешь бегать по страницам. Но Леандр сказал, что эта книга поможет...

А в чем, в общем-то? Ричард был полностью уверен, что Клос ошибся, сильно ошибся. Какой из него маг? Такого просто быть не может! Все, о чем Ричард мечтал — это стать мельником, ну может, пекарем. Он и согласился-то приехать в школу, чтобы Клос принес лекарство для бедного малыша. В глубине души Ричард знал, что вскоре уйдет и из этой школы, как уже покинул дом тетушку Сю и дядюшки Бауза. Судьба должна направить его еще куда-то, не может не направить!

Ричард сжал кулак левой руки — а правой все-таки раскрыл книгу, и...

И оказалось, что она вовсе не сложная. А еще, что она совсем не о том, как стать магом. На первых страницах книги рассказывалось о том, как вообще появились маги. Ричард сперва читал медленно, привыкая к почерку автора, а затем дело пошло гораздо быстрее. Он даже не заметил, как домик наполнился народом. Ребята явно не собирались заниматься домашним заданием.

На счастье, они пока что не трогали Ричарда, а о чем-то там болтали. А заодно зажгли лампы, так что стало намного светлее.

Вот как раз Ричард закончил читать страницы, посвященные гибели первых магов. Кто не знал тех легенд о Великом обрушенье! Само Двенадцатиградье, заселенное выходцами из гибнущих земель, — творение обрушенья. Ричард даже рассмеялся от этой мысли. Катастрофа что-то создала!

Видимо, его смех и привлек внимание ребят.

— Эй, новенький! — опять это был курносый.

Ричард отставил книгу в сторону. Только сейчас он почувствовал, как сильно затекли его ноги.

— Новенький! — курносый приблизился. Он застыл над кроватью Ричарда, заслоняя свет от лампы. Рядом дожевывал булку тот парень, волосатый. Он и сейчас как-то умудрялся чесать за ухом. Ричард был уверен, что там уже появилась кровавая рана.

— Есть там что интересное? — курносый ткнул в книгу. — А? Как магом-то стать?

— Я только начал...

— Он только начал, — передразнил курносый. — Меня Баленсом кличут.

Руки он даже не подумал подать, хотя Ричард по привычке вытянул свою, для рукопожатия.

— Юкс, — буркнул поедать булки, и зачесал еще сильнее.

— А меня Ричард, — тут уже сам Ричард побоялся руку подавать.

— Вот вроде умный, а не знаешь, как магом стать. Дурак ты, Ричард, — недовольно пробубнил курносый, и отвернулся.

— Угу, — добавил Юкс.

Раны на затылке Ричард не заметил, но волос у Юкса явно недоставало. Словно бы кто-то слизнул их, и ровно посередине затылка проходила границы густой шевелюры и абсолютно чистой кожи. Зато были хорошо видны складки жира, волнами шедшие к шее. Ричарду было даже неприятно на них смотреть. Юкс переваливался при ходьбе с ноги на ногу: видать, тяжело было этакую ношу тащить! Хотя очень уж толстым он не казался, но чувствовалась какая-то тяжесть.

Разговор — на этот раз — завязался сам собою.

Зазнайки еще не было, так что кроме Ричарда было в домике еще пять парней. С "друзьями-не-разлей" (так выразился сам Юкс) уже познакомился, и оставались только четверо. Но и их имена, а заодно истории, Ричард быстро узнал.

Молчаливый, низкий (на голову ниже Окена), говоривший отрывистыми фразами Чикет занимал самую дальнюю кровать. Он недолго ботал с ребятами и отправился спать. Он и учить не хотел, и боялся Леандра.

— Не прочту. И что, — повторял он, пока не уснул. — Не один. Точно, не один такой. Не один. Не один...

Самый высокий из ребят, Ауфре, наоборот, оказался болтлив не в меру, а добродушен — еще пуще. Добродушие его доходило до простоты.

— Вот у меня папаша, говорит, иди, деньгу этой магией заработаешь. Любая девка твоя. А я думаю, зачем мне эти задаваки. Я, вон, дом построю, будут один жить. Все без них лучше, без девчонок. Мозги пудрить они горазды! А так! Вечно дылдой обзывают! Тьфу! — и натурально сплюнул на покрытый мягкой соломой, вперемешку с мягким клевером. — Вот стану магом, покажу, кто дылда!

— Ха! Дурак!

Вот кого из всех ребят за мага можно было бы принять, так это Ивеса. Худой до невероятности, он отличался глазами разного цвета. Левый — карий, правый — зеленый. А уж когда свет лампы падал на лицо, так вообще страшно становилось, будто бы зеленое пламя полыхает в глазнице. Ричард сперва даже сжался, завидев это дело.

Ивес, заметив это, рассмеялся. Он вообще был остер на язык, как Ричард успел понять. и не скрывал своих мыслей.

— Не боись, не магичу я. Меня родители давным-давно за мага принимали, Высокого в свидетели призываю! — Ивес потряс кулаками. Вот лапищи-то у него были, хоть куда! Одна могла накрыть обе Ричардовых ладони, да еще б место осталось. — Ну и, конечно, обрадовался, когда учитель-то меня нашел. Клянусь, завтра покажу, что да как!

— Покажет он! Держи карман шире! — нервно среагировал Баленс. — Я тебя сколько просил...

— Да ты всех, Бал, просил! Толку? Не знаю я, не знаю! — отмахнулся Ивес. — Вон, может, Фиакр знает!

Как успел выяснить Ричард, Фиакром звали того самого зазнайку. Его тут все недолюбливали, даже больше, чем вечно жалующегося Баленса. Ричард прекрасно понимал, за что: сам терпеть уже не мог этого парня.

К полуночи (или около того) разговоры сами собой стихли, все ребята отправились спать. Ричард, несмотря на нытье соседей, попросил оставить лампу включенной. Тем более все равно она не помешает никому: напротив-то Ричарда кровать была свободна, а свет лампы такой тусклый! Штука была специально сделана так, чтобы ее скудные, едва заметные лучи расходились только по прямой. Значит, свет должен был бы падать только на две кровати, Ричардову и ту, незанятую. Он надеялся дочитать книгу. Утром он должен, не может не стать магом!

Чтение и вправду увлекало. Вслед за общеизвестными штуками Окен перешел к рассказам о великих магах прошлого. Все они, за редкими исключениями, вышли из простых людей. Кто бы мог подумать! Родители пахали землю, пекли хлеб, грузили щебень на корабли, мостили дороги, — а дети повелевали стихиями.

Веки слипались, но Ричард держался. Он начинал понимать. Что-то...понимать...

Окен понял, что засыпает, только когда его разбудило возвращение Фиакра. Зазнайка расположился на кровати, что была как раз напротив. Настроение Окена, и так ухудшившееся из-за такого неприятного соседства, стало вовсе никакущим. Зазнайка почти одолел книгу! Как у него получилось? Ричарду — как бы он ни старался — далась хорошо, если четверть труда. А этот уже вот-вот закроет! Леандр его похвалит, а что делать самому Ричарду.

— Как у тебя так получается, — Ричард не успел остановить себя: все-таки задал этот вопрос вслух. И сам на себя зашикал, мысленно, правда. Еще давать повод гордиться этом зазнайке!

— Это очень легко. Странно, что никто не догадался. Надо думать о цели. Мы должны стать магами — значит, мы эту книгу прочесть за день можем. Времени вперед еще много! — все так же, задрав нос, произнес Фиакр.

Что интересно, читал он книги тем же манером, что и Ричард: положив на колени. Получалась этакая подставка. Правда, он ни на что не отвлекался. Так прямо и застыл с книгой. А вот Ричард так не мог: его постоянно что-то отвлекало. Вот, например, то и дело во сне бормотал то Ивес, слева, то Ауфре, справа. Почитаешь тут, как же! А спать так хотелось...

Ричард вовремя успел покачать головой: она уже падала на подушку.

— Так, я должен. Я должен, — прошептал Ричард, и вновь уперся взглядом в страницы. Буквы расплывались в неверном свете, а глаза начинали жутко болеть. Как будто песок насыпали: до того сильно чесались! Но Ричард то и дело потирал их, и ничего не помогало. Только сильнее начинали чесаться.

— Я должен... — и голова его все-таки упала на подушку.

Проснулся Ричард от света, бьющего в глаза. Протер глаза (они все еще чесались). Огляделся по сторонам. Ребята еще спали. Все, кроме Фиакра. Он еще корпел над книгой.

Окен помнил, что ему что-то приснилось. Но что именно...Разгадка оказалась невероятно близка, уже образы начали всплывать в памяти, но Ричард бросил взгляд на Фиакрам — и возликовал. Вот, даже зазнайка еще не дочитал! Окен заворочался, поправляя измятый край одеяла. Спал он поверх него, и во сне, чтобы согреться, накрылся краешком. Он вспомнил, что было холодно. Точно! Но даже краешек одеяла был такой теплый...

— А, проснулся! — Фиакр даже не посмотрел в сторону Ричарда. — А я как раз самые интересные места перечитываю. Вот, оцени!

И Фиакр зачитал строки о Великом рушении. Да кто же их не знал-то! Что в них интересного?

— Получается, первые маги-то после него появились...Раз все погибли в дни рушенья, то никого из магов не должно было остаться. Так ведь?

— Это...— Ричард задумался было, но понял: Фиакр это у самого себя спросил. До чего странный парень!

— Вот именно, — зазнайка вовсю продолжал. — А тогда откуда те самые маги, ну, как мы, взялись?

Ричард, хоть ему этот черноволосый совершенно не был интересен, тоже задумался: а правда? И почему он сам это не вычитал из книги?

Раздался удар колокола. Ричард удивленно поднялся. Неужто завтра? Или...

— Подъем. Скоро на завтрак, — Фиакр словно бы читал мысли Ричарда. Окену стало не по себе, очень даже не по себе. — Потом у этих...

Ричард понял, что "эти" — остальные ребята. Причем произнесено было это с таким презрением, которого Окен не ожидал, да, кажется, никогда прежде и не слышал. Ну разве что когда староста отчитывал перед всей деревней конокрада.

— Уроки грамоты. Будет время на перечесть книгу. У тебя выдастся шанс выполнить задание наставника.

— А почему... — начал было Ричард, но Фиакр продолжил, не отрываясь от чтения.

— Ты похож на грамотного, а значит, эти занятия тебе не нужны. Вон, сколько прочел. Для новичка это неплохо.

Ричард хотел было вспылить, рассказать про Ту-Самую, как он ее от корки до корки прочел, но понял: это бессмысленно. Фиакр даже не ответил бы на его выпад. Этот парень начал злить Окена так, что у него сжались кулаки до хруста в костяшках.

— А впрочем, как хочешь, — и снова Фиакр стал молчалив.

Между тем, народ потихоньку просыпался. Ауфре, кажется, не замолкавший даже во сне, теперь носился по комнате, вовсю рассказывая о приснившемся ему магическом поединке. Естественно, Ауфре победил и завоевал гору богатства. Ивес, только-только продравший глаза, отмахивался, заявляя, что такого быть не может. Мол, Ауфре не победил, а попросту заболтал противника, тот потерял концентрацию, уснул, и все. "Победитель" продолжил донимать всех расспросами. Всех, кроме Фиакра. Его болтун старался обходить стороной.

Баленс, вовсю до того зевавший, пристал к Ауфре с расспросом:

— А во сне ты как магией-то пользовался? А? — Баленс даже весь сжался, ожидая, что вот, вот оно!

— Да...как...наставил руки! И ба-бах! — Ауфре понял, что нашел благодарного слушателя.

Об него как раз споткнулся Чикет, шедший к умывальнику. Спросонья он зашипел на "проклятого дылду", но тот этого не заметил.

— Глаза полуприкрыл...И...этак... — Ричард понял: Ауфре на ходу придумывает, только бы не потерять внимание Баленса.

Юкс с любопытством поглядывал на разворачивавшееся действо, доедая припрятанный вечером пряник. При этом он умудрялся почесывать затылок.

— Произносишь слова...и...сила такая прет в тебя! Да! А потом...

— А потом ничего! — внезапно рыкнул Фиакр.

Все — в том числе Ричард — бросили свои дела и воззрились удивленно на черноволосого зазнайку.

— Маг действует иначе. В книге, — он приподнял книгу над собой, — сказано, что маг подчиняет себе силу стихий. Он ломает природу, заставляя ее служить великой цели. А вам тут игрушки. Дураки!

Фиакр злобно фыркнул, и вернулся к чтению.

Ненадолго воцарилось молчание. Даже Ауфре — и тот прекратил рассказ. Видимо, хотел добавить в него новых деталей, которых еще не придумал.

Первым нашелся Баленс. Курносый с шумом втянул воздух, расправил плечи и пошел на Фиакра.

— Вот умник! Всех, значит, поучаешь! Наставник мне, тоже! Достал ты меня! — лицо Баленса даже потемнело.

Ричард поднялся с кровати, но не знал, что делать. Разнять приближающуюся драку? Присоединиться к Баленсу (ведь зазнайка и вправду злит!), в сторонке постоять?

Фиакр оторвал взгляд от книги. Он совершенно спокойно, даже скучно, смотрел на подходящего Баленса. Ивес прыжками одолел расстояние от угла домика, встав позади курносого. Юкс даже перестал уминать пряник, предвкушая веселье.

Баленс застыл над Фиакром, поднял кулак и...

И дверь домика распахнулась. На пороге стоял Леандр, весело улыбавшийся. Баленс тут же спрятал кулак за спину, отвернулся от Фиакра (Ричард увидел хитрый блеск в его глазах), и первым из парней поприветствовал наставника.

— Доброго утречка, наставник Леандр! — гаркнул Баленс.

— Доброго утречка, наставник Леандр! — подхватили остальные ребята (даже Фиакр).

— Вижу, только один серьезно взялся за мое задание, — наставник покачал головой. — Так, остальные — на урок грамоты...

— Я лучше останусь, буду читать. — вдруг выпалил Ричард. — Я и так знаю грамоту. Лучше займусь...э...делом, да.

Окен попытался повторить интонации дядюшки Бауза, любившего говорить, что "работать надо" и "займись-ка делом".

Леандр кивнул.

— Хорошо. Тогда после завтрака — будешь читать. Остальные...

— И мы! И мы грамоты учены! — начали бубнить остальные ребята.

— А Вы — нет. Повторять не надо за другими, не надо. Вы просто хотите от уроков отделаться, — мягко, но настойчиво произнес Леандр. — Быстро собираемся, и на завтрак. После Фиакр и Ричард возвращаются сюда, остальных отведу на занятия. Чтобы никто не подумал, как бы сбежать.

Четыре глотки разом заныли, но тут же были одернуты требовательным взглядом Леандра. Человека, умевшего призывать огонь, лучше не злить: это парни хорошо понимали.

Собрались и впрямь быстро. Может быть, причиной тому послужил проснувшийся голод, а может — присутствие наставника, не любившего терять время попусту.

Ричард даже не следил за тем, что ест, в общем доме. Все его мысли были заняты книгой. Как, как становятся магами? Из прочитанного, в общем-то, ничего совершенно нового не было. Сплошные легенды, рассказы, сказки...Такого мама могла бы рассказать, два еще интереснее! Но ведь Леандр не просто так выбрал именно эту книгу, так ведь? Если он хочет уничтожить зло в этом мире, отомстить за родителей, то он обязан понять.

Возвращались в домик Ричард и Фиакр вместе. Зазнайка даже здесь был погружен в собственные мысли, выглядя так, будто бы даже сейчас читал книгу.

— А есть там что-то о том, как стать магом? — Ричард спросил, и тут же пожалел: ничем он сейчас отличался от надоедливого Баленса.

— Так вся книга этому и посвящена. Я совершенно в этом уверен, — тут же ответил Фиакр. — Просто думать надо.

Ричард не выдержал, и рассмеялся. Но смеялся он по-доброму, а потому не вызвал гнева у зазнайки. Тот удивленно спросил:

— Над чем ты смеешься? Надо мной? — Фиакр, кажется, готов был обидеться.

— Мой дядя любит повторять "работать надо", ты сейчас очень на него похож, — Ричард давился смехом. Он сам не понимал, почему ему так смешно, но, кажется, это был первый раз с гибели деревни, когда он вообще смеялся.

— А. Мне так и папа говорит. Он уверен, что из меня выйдет лучший на свете маг. Впрочем, так и будет. Я это знаю, — совершенно серьезно произнес Фиакр.

Ричард не нашелся, что ответить. Время, оставшееся до обеда, они провели в полном молчании. Ричард до боли в глазах вчитывался в книгу. Если бы это была Та-Самая, может, он и успел бы прочесть! Но эту, незнакомую и даже странную, он просто не смог одолеть.

Где-то на середине книги начались долгие рассуждения о том, что такое природа. Ричард готов был покрутить пальцем у виска, читая очередную строчку, но руки его просто были заняты — книгу держали. Вот какое отношение это имеет к магии? Окен совершенно этого не понимал. Несколько раз он порывался закрыть книгу, но, видя, что Фиакр самозабвенно ее перечитывает, продолжал тяжкую борьбу.

Ричард не мог проиграть зазнайке, просто не мог. Как он теперь посмотрит в глаза наставнику? Что скажет родителям...

Тут Окен вспомнил, что же ему снилось этой ночью. Стало невероятно холодно — не во сне, а прямо сейчас. Ричард сидел в общей комнате за столом, а мама и папа о чем-то переговаривались. Потом разом глянули на сына. Папа расспрашивал, нравится ли ему в школе, а мама захотела узнать, скоро ли Ричард станет магом? И столько надежды было в этих вопросах, что во сне Окен заплакал (хотя обещал больше никогда не плакать!) и пообещал, что вот-вот он станет магом и отомстит.

Теперь Ричард точно знал: не стать магом он не может. Пусть все ошибаются насчет него, пусть он и вправду сейчас не маг. Пусть какая-нибудь ошибка произошла (как был уверен сам Ричард) — ничего. Все получится, все обязательно получится.

И Окен снова принялся за чтение. Глаза невероятно болели, когда взгляд начал с невероятной скоростью перебегать со строчки на строчку. Вот уже оставалась одна треть книги. Еще меньше. Еще...

Звон колокола оторвал его от чтения. Обед. Проклятье. Надо на обед! А почему надо? Нет, книгу...книгу дочитать...

— Голодный живот заставит позабыть обо всем, — Фиакр поднялся с кровати. — Пошли!

Мельканье сине-красных полос котарди зазнайки оторвал Ричард от книги. Но строчки буквально бегали перед глазами. Точно! Он будто бы продолжал чтение. Может, Фиакр ощущает то же самое? А вдруг он и вправду читает, даже когда книга не перед глазами? А может, даже во сне...

— Тем более там чего-то не хватает. Я еще не понял, чего, — между делом бросил Фиакр.

Ричард удивленно уставился на книгу. Как не хватает? Неужели Леандр соврал?!

— Пойдем! После обеда снова урок! Вот там и узнаем! — Фиакр уже скрылся за дверь домика.

Ричард схватил книгу и помчался за ним, отчего соломенно-клеверный "ковер" так и летел из-под его башмаков.

— Скорее бы урок начался. Я хочу убедиться, что был прав, — бросил на ходу Фиакр.

Дальше все потонуло в гомоне: ученики собирались в общем доме. Здесь — все на том же месте, что и утром — сидели ребята с Леандром. Он им что-то втолковывал, да так увлеченно, что не обратил никакого внимания на Ричарда с Фиакром.

— Нельзя, нельзя чернила тратить на игру, — с нажимом говорил Леандр, смотря прямо в глаза Баленсу. Тот сидел, понурив голову и отведя взгляд.

— Посмотри-ка мне в глаза, Баленс, — наконец произнес Леандр.

Баленс не шевельнулся.

— Баленс, — произнес Леандр, и вокруг его глаз вспыхнули огоньки.

Все парни — даже Фиакр — вздрогнули. Естественно, Баленс подчинился.

— Нельзя тратить чернила, как и прочие ресурсы... — Леандр вдруг замолчал. — А, да ты же можешь не знать, что это. Ресурсы— это все то, благодаря чему мы живем...

— Иногда — те, — произнес Фиакр, чем привлек общее внимание.

Весь стол (а семеро ребят и наставник занимали целый стол) замолчал.

— Да, иногда и людей считают за ресурсы. Но кто так считает, я привык уничтожать еще в молодости, — медленно произнес Леандр. — Ибо таких людей я ненавижу. Впрочем, есть один плюс: никто из тех, кого я ненавижу, в живых не остался.

Тут даже Баленс должен был понять, что с Леандром лучше не шутить. Ричард, и тот напрягся, хотя ничего "такого" не совершал. Но теперь в его сердце поселился страх: а вдруг он совершит ошибку, наставник его возненавидит — и все. Не будет больше Ричарда. От волнения Окен даже боялся дышать.

— Но слова обычно на людей не действуют, — Леандр перевел взгляд на Баленса. — А значит, ты поймешь ценность ресурсов на деле. Будешь помогать разгружать телеги с запасами чернил. На твое счастье, небольшой их груз как раз вечером должен прибыть. Значит, вечером, после занятий, я тебя отведу к складу. Вот там и поработаешь. Ты понял меня, Баленс?

Парню хватило сил только на кивок. После он на протяжении обеда не проронил ни слова, боясь даже глянуть в сторону наставника.

— Ну как, Фиакр, Ричард, выполнили задание? — между делом спросил Леандр.

Окен помолчал. Вдруг он сейчас скажет, что не справился, — и тогда результатом будет ненависть Леандра? А он не хочет, очень даже не хочет сгореть заживо!

— Почти, — только и смог выдавить из себя Ричард.

— Выполнено, — Фиакр произнес это с набитым ртом, вовсю поедая чечевицу.

— Замечательно. Вот на уроке и посмотрим, — Леандр принялся за еду.

Звон колокола заставил волноваться безмерно: вот-вот начнется урок! Но что будет, что будет?..

Ричард заставлял себя идти за Леандром. Собственно, у всех остальных — кроме Фиакра — тоже не было никакого желания заниматься. Все понимали: вот-вот они провалят занятия. А уж если знать (об этом Ауфре шепнул Ричарду за обедом), что это задание — первое. Вот они его и провалят.

Все расселись — по тем же местам, что вчера. Ричард явственно слышал дрожь, это скамьи дрожали под парнями. Под ним, конечно, тоже дрожала, да еще как! И руки он сжал до белых костяшек (кажется, других у него уже не было).

Леандр молчал. Он стоял и смотрел в окно. Долго так смотрел. Ричард было понадеялся, что Леандр вот-вот, уже в следующее мгновение, махнет рукой и скажет: "А, дам вам еще один день!". Но — Ричард даже вздрогнул от неожиданности — Леандр, не оборачиваясь, спросил:

— Итак. Поднимите руку, кто прочел книгу, -и только после этих слов он повернулся.

Фиакр спокойно поднял руку. Даже со своего места Ричард заметил в глазах остальных ребят злость (и у Ауфре тоже).

Леандр кивнул:

— Молодец, Фиакр, я тоже очень надеялся на твой успех. Ну а как же остальные? — Леандр был требователен.

Той мягкости, с которой он вел прошлый урок, не было и в помине. Как будто совсем другой человек стоял сейчас перед ними.

Молчание. Было даже как-то боязно выдать себя "ну почти выполнившим". А вдруг наставник возненавидит и сожжет Ричарда заживо?.. Да и перед парнями обидно...

— Я почти дочитал. Вот столько осталось, — наконец выдавил из себя Ричард, показывая пальцами на книге, сколько остается.

Парни обернулись. Ричард чувствовал на себе точно такие же — недовольные — взгляды. Разве что Ауфре глядел просто обиженно, беззлобно.

Леандр — снова неожиданно — радостно улыбнулся.

— Вот! Вот! Уже что-то! А другие? — наставник обвел взглядом остальных.

Молчание было ответом Леандру.

— Что ж, бывает. Знаете, зачем я задал прочесть именно эту книгу?

Леандр выудил из-под стола точно такой же томик. Разве что переплет его был ну очень потрепанным.

— Чтобы мы получили начальные знания, конечно же, — ответил Фиакр.

— Почти, — улыбка не сходила с лица Леандра. — Чтобы вы подготовили вашу голову к занятиям магией. А еще, книга...Скажем так, с небольшим секретом.

— Строки? — выпалил Ричард.

Вот теперь даже Фиакр удивленно посмотрел на Окена.

Леандр захлопал. Нет, правда, — он захлопал в ладоши, сопровождая аплодисменты громким смехом.

— Именно! Над ними потрудились очень хорошие...мастера. Давным-давно. Существует множество путей к магии. Все, так или иначе, помогают настроиться. Книга в этом плане замечательно. Способ расширить сознание, так сказать, безо всякого вина. И прочих...эхм...— Леандр, кажется, впервые за все это время замялся. — Штук. Да. Вы должны думать о тексте.

— И станем магами? — Баленс даже вскочил со скамьи. — Вот в чем был секрет?!

Он с громким звуком ударил ладонями по лицу, и начал шипеть.

— Дурак! Дурак! А мог бы!.. Если бы время!.. Все твой сон! Твой сон дурацкий! — только и слышалось из-под ладоней.

— Баленс, сядь. Можешь не успокаиваться, как хочешь, но сядь, — Леандр произнес это с нажимом. После разговора за обедом парень был куда покладистее, чем утром.

— Пути? — заинтересованно обратился Фиакр к наставнику.

— Именно. Так или иначе, многие приходят к власти над природой. О них вы наслушались сказок. Колдуны, ведьмы, гадалки, предсказатели, — Леандр поспешил добавить, — те из них, кто не лжет, тоже приходят. Есть еще кое-кто...Мы их, среди магов, зовем волшебниками...

Леандр замолчал, а вот фиакр даже подался вперед, одолеваемый жаждой ответа.

— Впрочем, о волшебниках не сейчас, — Леандр покачал головой, и Фиакр раздосадовано плюхнулся обратно на скамью. — Сегодня мы постараемся научиться тому, что только заложено в ваших, — Леандр кивнул попеременно на Ричарда и Фиакра, — головах, а других подготовить. Казалось бы, зачем...

Леандр снова повернулся к окну. Начал тереть ладони друг о друга, тягостно о чем-то размышляя. Ричард почувствовал, что стало теплее. А потом — и вовсе жарко. Сквозь пальцы Леандра показались искорки, а потом — настоящее пламя.

Сейчас ребята уже не так боязливо смотрели на "играющегося" с огнем наставника— скорее, они следили за его действиями.

Леандр начал разжимать руки, и между ними натянулись пламенные нити. Сперва беспорядочные, они начали складываться в подобие шарика. Что интересно, шарик не был гладким: то здесь, то там, он вздувался, покрывался шрамами, потеками...

— Зачем нам магия? — слова Леандра сопровождались явственным потрескиванием, будто бы поленья в печке обращались в угли. — Зачем нам этот мир? Зачем нам все эти возможности?

Ребята — а вместе с ними и Ричард — восторженно следили за каждым словом и действием Леандра.

Шарик оторвался и завис в воздухе. Наставник даже помахал руками, показывая, что не никаким образом не поддерживает существование этой чудесной штуки.

— Вот чтобы такого не случилось, — шарик вдруг полыхнул, и осыпался пеплом на пол.

Ричард долго еще — он уже давно поднялся со скамьи, чтобы во всех деталях разглядеть шар — смотрел на горку пепла. Стало холодно. Что-то страшное было в этом действии, но что именно, Окен не мог понять.

— А теперь — перейдем к уроку, — Леандр обвел всех парней взглядом, каждому подолгу смотря в глаза. — Нашему первому настоящему уроку. Итак.

Все напряглись. Даже сам Леандр.

— В основе магии лежит сила природы. Мы преобразуем ее. Природа это не просто два дерева или три травинки, — наставник скривился. — Это мощная сила, чьи потоки окутывают все живое и неживое. Мы...— Леандр чуть поколебался. — Можем перенаправлять эти потоки...

Наставник вытянул руку в сторону окна.

— Сделать это могут немногие. Только те, кто...по-особому настроен на эту энергию. Способность эта заложена с рождения, но не всем под силу ее пробудить. Вот знаете ли вы о том, насколько хорошо вычисляете площадь? — Леандр улыбнулся. — Просто вы не знаете, что ее можно вычислить. Как можно развить то, о чем не знаешь? Магом становится лишь тот, кто эту способность пробудил — и развил.

Рука наставника, вытянутая в сторону окна, начала покрываться искорками.

— Вы не видите этого сейчас, но я прикоснулся с огненным...нитям, пропитанным стихийной энергией. Я тяну их, превращая в фигуры, которые выглядят для вас как всполохи пламени, искры и прочие забавные штуки...

Кажется, впервые в жизни Ричард был так внимателен. Собственно, другие ребята точно так же ловили каждое слово. Никто не заметил, как солнце начало спускаться за городскую стену. Всех оторвал от занятия удар колокола.

— Ужин! Священное время! — улыбаясь, провозгласил Леандр. — Повторяю домашнее задание: вы должны прочесть книгу. От начала и до конца, иначе эффекта не будет. И да, перелистывание не считается, — Леандр услышал, как Баленс шепчется с Юксом: "Вот. Первую и последнюю страницы гляну...".

Парни напряглись, словно их поймали за очередной шалостью.

— А вот для Фиакра и Ричарда особое задание.

Сердце у Окена в пятки упало.

— Ричард, как я понял, ты скоро дочитаешь книгу. Так вот. Вместе с Фиакром попробуйте разглядеть нити стихийной энергии. Помните, что я вам говорил об источниках?

Ричард закивал: рассказ наставника об источниках стихийной энергии словно бы огнем отпечатался в памяти. Хотя почему "словно бы"...

— И на этот раз — только на этот — тебе можно будет покинуть стены школы. Ведь для начала потребуется очень мощный источник, а таковой может быть где угодно. Например, пройдись вдоль Большого канала, походи рядом с кварталом кузнецов. Пусть тебе составит компания Фиакр, ему тоже понадобится поискать источник. Сможешь прочесть до завтрашнего утра книгу?

— Да! — выпалил Ричард, буквально подпрыгнув над лавкой.

— Вот и замечательно, — кивнул Леандр. — А теперь...

— А мы! — заканючили другие ребята.

— А вас отпущу, как только справитесь, — отрезал Леандр, и пламя на его руке засверкало ярче. — Все понятно?

— Да, наставник! — разом выкрикнули все парни.

— Тогда — на ужин!

Впервые ребята справились с едой в считанные мгновения — и тут же понеслись в дом, читать книгу. Фиакр, напротив, шел медленно, довольный.

— Вот смотри. Им сейчас приходится нагонять то, с чем мы справились заранее. А потому утром сможем, наконец-то, заняться делом, — самодовольно произнес черноволосый умник.

Из раздела "зазнаек" он успел выйти. Ну, ненадолго, конечно.

— Каким?

— Мы станем магами! Каким же еще делом можно заниматься? Магия— такая вещь, которой нужно отдать всю жизнь! — и впервые за все время знакомства Фиакр улыбнулся. Не хмыкнул, не осклабился, не ухмыльнулся, — именно улыбнулся.

"Все-таки непонятный парень" — уверенно подумал Ричард.

В домике, кажется, до самого рассвета не затухали лампы. А еще удивительнее было молчание: ребята (даже Баленс) корпели над книгой. Демонстрация силы Леандра им продемонстрировала, что творит книга.

Но, надо заметить, Баленс и Юкс вскоре уснули, так и не справившись с заданием. Ауфре то и дело отвлекал всех остальных, спрашивая, что значат те или иные слова, а еще, "есть ли там что интересное дальше". Он заснул вскоре после "друзей-не-разлей". Последним сдался Ивес. Его разноцветные глаза просто закрылись, и он так и уснул, сжимая книгу в руках.

Ричард же дочитал до конца — вот до самого "Но это совсем другая история, о которой будет рассказано после" — после чего долго не мог оторвать взгляда от переплета. От усталости в глазах рябило, а чесались они, как искусанная комарами ступня!

Когда Ричард уже засыпал, он заметил, что Фиакр тушит лампы, все, кроме одной, "их собственной". Парень продолжал улыбаться. Вот бы и Ричарду так же...

Снова что-то снилось. Нечто темное... Река! Та самая! У дома! Его громада темнела рядышком. Тихо плескалась вода. Ричард сделал шаг, и под ногами что-то зашелестело. Окен глянул вниз, но в сумраке едва ли что-то было разглядеть. Ричард присел на корточки, и только тогда заметил — да это та самая миска! Парень потрогал ее. Ну точно! Тот самый рисунок. И тяжела! Да в ней же подношение!

Что-то плеснуло у самого берега. Ричард от неожиданности упал на спину, продолжая сжимать миску. Закапала вода, и сквозь этот звук Ричард расслышал шаги. Большое — очень большое! — приближалось. Это издавало звуки, похожие на свист. Вот так же свистел Одри, когда заболел. Хрипы такие, что кажется: сейчас он расколется на части.

И шаги такие у существа были — тяжелые. Тук-тук. Тук-тук...

Ричард силился было уползти, но нечто приближалось, оно его сейчас схватит, и...

Кто-то тряс его за плечо. Ричард широко распахнул глаза. На него уставился Баленс. Как обычно, уголки его рта кривились, будто бы он кислятину проглотил. А еще перед каждой фразой он губы слегка облизывал. Вот и сейчас.

— Слышь, Рик. Ты что-нибудь...ну...такое, — протянул он многозначительно. — Во сне видел? Все видели.

Ричард продрал глаза. Они болели даже сильнее, чем вчера. Постоянно мелькали перед глазами черные точки.

Сфокусировать внимание стоило большого труда. И впрямь, ребята выглядели удивленными. Даже Ауфре, и тот помалкивал. Видать, ему приснилось нечто куда страннее, чем магический поединок.

— А? Да гадость всякая...Я уже не помню почти... — и тут перед взором Ричарда замелькали образы реки и дома. Он вспомнил. И впрямь, снилось нечто странно. — Да, и мне тоже приснилась гадость.

— Вот, — Баленс нервно закивал. — Это после того, как мы книгу прочли. Не иначе. Может, мы тоже теперь маги?

— Это только начало, — произнес Фиакр. — Это только начало...

Он бубнил себе что-то под нос, но — удивительное дело — отложив книгу в сторону.

— В книге такого нет, — развел он руками.

— Вот, — снова закивал Баленс. — И зазнайка не такой уже ...это...зазнайка.

— Наставник должен что-то подсказать, — высказал идею Ивес.

Все — даже Фиакр — закивали. Да, было в этой идее что-то очень правильное.

Когда раздался "завтраковый" (таковым его успел назвать Ауфре, и прозвище прижилось) колокол, ребята давно были готовы. Все с нетерпением ожидали наставника.

Ричард лежал на кровати и пялился в потолок. А что там, на втором этаже? Странно, что никто из парней еще не влез по лестнице...

— А кто-нибудь по лестнице...

Распахнулась дверь. На пороге стоял наставник, но, против обычного, хмурый и неразговорчивый.

— Пойдемте. Пора завтракать, — только и сказал он.

— А всем начинающим магам снятся плохие сны? — поспешил задать вопрос Ивес.

Леандр пожал плечами.

— Похоже, не только начинающим. Всем сегодня снились плохие сны. Такое бывает...Но я не хочу думать о том, в чем причина на этот раз. И вам не советую. Рано еще, — тем самым Леандр только усилил любопытство ребят.

В общем доме все выглядели подавленными и сонными.

— Не иначе, всем плохие сны ночью приходили, — многозначительно изрек Ауфре.

— В кои-то веки что-то умное изрек, — огрызнулся Баленс.

Даже Юкс — и тот почти не ел. Разве что еще сильнее чесал затылок.

Когда завтра подошел к концу и все начали расходиться (все в том же тягостном молчании), Леандр дал знак Фиакру и Ричарду следовать за ним.

— Я скажу охране, чтобы вас пропустили. Постарайтесь вернуться в школу до заката. Если в полночь не доберетесь, мы вышлем поисковую группу.

— Я столько раз ходил по этим улицам, — начал было Ричард, но осекся.

— Сегодня вы не абы кто, а ученики школы. Цех магов несет за вас ответственность. Да, если захочешь, можешь навестить родню. Но лучше внимание удели заданию, — эти слова были обращены к Ричарду. — Я бы сам с вами пошел, но...Искать себя в магии нужно вам в одиночку. Ладно, почти в одиночку. Будете полагаться только на себя — дал быстро проснется.

— Да, наставник! — хором ответили Фиакр и Леандр, и помчались к воротам.

Ричард по-новому взглянул на город. Люди — и те выглядели совсем иначе, чем пару дней назад, при его прибытии в Лефер. Впрочем, спешили они точно так же. Стоило только ребятам зайти поглубже в городские улицы, как шум окутал их с головой, а ногам постоянно грозила опасность быть отдавленными.

— Я думаю, надо идти в квартал кузнецов, — предложил Фиакр, оглядываясь по сторонам. — Только...

— Только? — переспросил Ричард, удивляясь тому, что его сосед не мог подобрать слов.

— Только я плохо разбираюсь в этом городе. Я почти не умею запоминать пути назад, — через силу выдавил Фиакр.

Это казалось странным, даже смешным, и сперва Ричард подумал, что парень над ним подшучивает. Но нет! Такая боль сквозила из глаз Фиакра, что Окен понял: это правда, парень не сможет найти пути обратно.

— Эх, пошли! — ухмыльнулся Ричард. — Спросим!

И парни начали приставать к прохожим с расспросами. На счастье, ответ они получили достаточно быстро. Цех кузнецов располагался совсем рядом с Большим каналом.

— Вечно у них что загорится, вот они и тушат! — добавил хозяин груженой сеном повозки, перегородивший дорогу. — Да еду я, еду! Пошли, милые!

Ричард быстро кивнул и помчался вперед. Фиакр едва за ним поспевал, чуть ли не с испугом озираясь по сторонам. Он явно был "не в своей тарелке" на улицах Лефера.

Ричард добрался бы до квартала кузнецов еще быстрее, но приходилось постоянно оглядываться и проверять, не пропал ли сосед. Пару раз он и впрямь едва мог преодолеть очередную оживленную улицу, и тут Ричарду приходилось долго его дожидаться.

Наконец, воздух наполнился запахом гари и отдаленным, мерным шумом бьющих о наковальни молотов.

— Почти на месте! — радостно всплеснул руками Ричард, и махнул Фиакру.

И впрямь. Стоило сделать несколько поворотов, и вот перед ними предстал квартал кузнецов. Над ним стояло облако куда черней грозового: кажется, кузни не останавливались ни на мгновение. А уж какой здесь шум стоял!

Даже дома— и те отличались. Вместо высоких, в три-четыре этажа, — приземистые, широкие. Двери их были постоянно распахнуты, приглашая в сумрак, то и дело озарявшийся всполохами горнов.

— Вот, если уж где и быть пламенной стихии, так именно здесь! — с былой уверенностью произнес Фиакр.

И пусть он опасливо поглядывал на прохожих (а точнее даже, на каждого прохожего), так, будто они несли в себе опасность, к парню вернулась его деловитость.

— Так, что нам теперь делать? — в этот момент Ричард не считал зазорным обратиться за советом к темноволосому. Если сейчас ему не проявить зазнайство свое — так когда же?

— В книге ведь сказано, что маги как-то случайно...находили эти потоки.

— Где это? Не помню такого, — Ричард пожал плечами.

Фиакр вздохнул.

— Вот для этого я книгу и перечитывал. Ее автор ведь специально истории подбирал, готов поклясться! У всех пробуждение дара описано одинаково: что-то очень важное или страшное произошло в их судьбе, и они начинали магичить.

— Ладно, ладно, — буркнул Ричард.

Он не нашел ничего лучшего, как просто вглядываться в каждую попадавшуюся им на пути кузницу.

Город вокруг шумел, они ходили от одной кузницы к другой, но так ничего и не получалось. Только голова раскалывалась от этого шума.

— Пойдем отсюда,— первым не выдержал Фиакр. — Я и так уже думаю, что оказался на месте железки между молотом и наковальней.

И впрямь, на парня было больно смотреть. Он держался руками за голову, будто бы она вот-вот должна была лопнуть. От этого он стал вовсе шарахаться от каждого прохожего: боль усилила его волнение.

Ричард глянул на солнце. Оно уже начинало спускаться.

— Так! Пошли тогда к Большому каналу! Он должен быть там! — и Ричард ткнул пальцем в сторону.

— Откуда тебе знать, что он там? — недоверчиво спросил Фиакр, не отнимая рук от головы.

— Так сказал же тот человек, что Великий канал рядом. Мы пришли вон оттуда, — Ричард махнул рукой, — а значит, нужно идти туда, — снова взмах рукой. — Все просто.

— Для меня — нет, — только и смог выдавить из себя Фиакр.

Все-таки парень не стал протестовать, когда Ричард направился в указанном направлении. И впрямь. Стоило миновать несколько улочек, и они оказались на месте.

Собственно, Ричард заметил его еще издалека — по мачтам. Стоило только первым деревянным клинышкам показаться над крышами, как он побежал вдвое быстрее.

— Эй, Ричард! Я не успеваю!

Окен подумал, что даже если им не удастся выполнить задание Леандра, будет хотя бы один плюс: зазнайка перестал быть таковым. Во всяком случае, на время.

Дуновение ветерка коснулось лица Ричарда, отчего он даже заулыбался. Любил он, все-таки, это место! Как же чудесно было разглядывать мачты, смотреть на паруса, слушать, как что-то там кричит Фиакр...

Фиакр?!

Ричард повернулся. Его соседа скрутили по рукам и ногам оборванцы. Здоровые такие! Им лет по пятнадцать было, не меньше!

Все внутри Ричарда похолодело: он их узнал.

— Какая вещица, а? — хохотнул один из парней, заводила. — А, да это же тот самый! И котта на нем моя! Снять не успел!

Восемь, нет, девять. И дубинки при них. Сбежать он не смог бы: они полукругом обступили его, прижав к набережной. А в этом месте ни мостков к кораблям не было, ни еще каких путей к бегству, — это Ричард понять успел, достаточно было одного взгляда.

— Это нам боги помогают, не иначе! Удача!

Оборванцы двигались нарочито медленно. Ричард знал: наслаждаются его страхом. А уж как Фиакр-то бился, пытаясь вырваться из захвата: его скрутили по рукам и ногам. А вожак как раз заносил дубинку, чтобы "успокоить" зазнайку.

Еще чуть-чуть, и все. Голову ему раскромсает, не иначе!

В голове застучали тысячи молотов. Волнение нахлынуло на Ричарда. В глазах потемнело. В отчаянии — и страх перед тем, что должно было случиться через мгновение — он отвернулся к Великому каналу. Может, оттуда придет подмога!

Но тут — он увидел. Увидел то, чего до самого последнего своего боя не забудет, не перестанет замечать.

В глазах и вправду потемнело, мир казался серым. Но воды Большого канала поражали чистотой лазури. Мощные потоки этой лазури вздымались высоко над гранитом набережной и тянулись в разные стороны. Ричард протянул руку, думая: "Помоги мне, помоги Фиакру! Пожалуйста!" — лазурь потянулась к нему. Она обвилась вокруг пальцев, даруя успокоительную прохладу. Кровь по жилам побежала вдвое, вдесятеро быстрее, в висках застучало. Лазурь перекатывалась вокруг пальцев.

Ричард не знал, но сейчас оборванцы застыли с разинутыми ртами, а Фиакр — тот и вовсе потерял дар речи (что прежде считал невероятным). Все дело было в том, что огромнейший поток бурлящей воды кружился сейчас над Ричардом. Это потом он научится контролировать стихийную энергию, а сейчас он бил как мог, а мог он еще как!

Окен повернулся к бродягам. Куда только их уверенность делась! А ведь он еще за тот раз не поквитался!

— Бежим! — крикнул вожак, и первым ринулся наутек. Он был самым умным, потому и верховодил.

Другие ему и в подметки не годились. Особенно по скорости. И мысли, и бега.

Ричард снова поглядел на свои ладони. Они так прекрасно сверкали! Но как же воспользоваться силой? Он вспомнил, как в детстве любил отталкивать от себя воду в речке, создавая настоящие буруны! До самого (ну, так ему казалось) неба!

Да, теперь он знал, что делает.

— Не успеете, — только и вымолвил Ричард, толкая вперед лазурь.

Волны ударили по бандитам, повергая их наземь, толкая к домам, заставляя перекатываться через голову, силиться подняться— и снова упасть.

Волны даже Фиакра задели: поток подхватил его и пронес чуть-чуть.

И тут на Ричарда накатила усталость, точно такая же, как после долгого купания в реке. Руки онемели, ноги затряслись. Он опустился на колени, пытаясь отдышаться. Это дало бандитам возможность скрыться. Бежали они без оглядки, вовсю крича, громче, чем когда-либо в жизни (до и после).

Окен довольно улыбнулся. И хлюпнул носом. Парень весь дрожал от холода.

Глава 6. Ричард

Ричард снова хлюпнул носом. Рядом сидел Фиакр. От его былого занудства не осталось и следа. Он только и мог, что смотреть на дело рук Окена.

— Что именно ты видел? Какие действия совершил? — Фиакр принялся засыпать Ричарда вопросами. — Что чувствовал? Вспоминай, обязательно вспоминай все подробности! Это надо повторить!

Ричард покачал головой.

— Да не помню я, — в горле першило. Ричард чувствовал: все, заболел. Но так быть не может! Разве раньше проходило так мало времени между тем, как он промок, и хлюпающим носом?

— Как-то же ты это сделал! — не унимался Фиакр. — В книге говорилось о силовых линиях. Ты видел что-то такое?

— Ну...— Ричард прикидывал. — Было кое-что такое. Мир показался серым, и только вода сохраняла свой цвет. Только он яркий-яркий был!

— Это просто из-за разницы он тебе таким показался. Все же серое! Даже ландыши покажутся алыми! — всплеснул руками Фиакр. — А как ты их увидел? Произносил какие-нибудь заклинания? Что-то шептал?

— Нет, просто... — Ричард снова задумался. — Я так разволновался сперва, что даже в глазах потемнело.

— Разволновался? — глаза Фиакра расширились. — И? И еще что?

— И все. А потом увидел. Ну, воду увидел. Руки протянул. Синева начала ко мне двигаться, я и потянул. Дальше ты все видел. Апчхи, — парень рукавом вытер нос. Споли так и лились. Зверски болела голова.

— Так. Надо все это записать, записать! Чтобы потом повторить! — глаза Фиакра буквально горели.

Смотрелся он донельзя забавно. Взлохмаченный, с ног до головы вымокший, он с горящими глазами смотрел на реку, потом на Ричарда, и снова на реку.

— Ага, точно, — буркнул Ричард. На большее у него сил не осталось.

Фиакр как-то недовольно засопел.

— Тут такое дело! А ты не хочешь рассказывать! — сперва возмутился он, но потом спохватился. — А что это с тобой, Ричард?

— Да так. Устал очень, — произнес Ричард это очень тихо.

— У тебя лицо красное, как при лихорадке!

Окен закрыл глаза. Их так жгло, что сумрак захлопнутых глаз подарил настоящую радость. Голос Фиакра доносился откуда-то издалека.

— Ты весь горишь! Надо...

Ласковые объятия сна укутали Ричарда теплом. Было так приятно: можно понежиться в тепле, не чувствуешь промокшей насквозь одежды. Стало даже как-то уютно. Может быть, впервые за долго время никуда не требовалось бежать, чего-то ждать. Он мечтал остаться в этом сумраке. Но его выдернули, отчего Ричард даже немного обиделся.

Голова трещала, будто бы на ней орехи кололи здоровенным каменным молотком. По лицу стекал пот, как будто сейчас царила середина лета, а не середина осени. А еще — сумрачно. Свет проникал только через узкие окна, а воздух был плотный, наполненный дымом. Правда, ароматным и мягким.

— Очнулся, — раздался голос рядом.

Ричард повернул голову. У изголовья кровати сидел Фиакр, внимательно следивший за Ричардом. За его спиной стояли Леандр и Клос. Лица их выдавали волнение напополам с восторгом. Ричард, кажется, впервые такое видел. Ну разве что когда они с ребятами полдня убили на поиск ласточкиных гнезд, но все-таки нашли одно. То-то радости было! Жаль только, вечерний лес окружал их, и вот-вот монстры должны были их сожрать. Так, во всяком случае, казалось Ричарду. Сейчас он, наверное, бесстрашно прошел бы в самую темную ночь сквозь лес. Хотя...Кто знает?..

— Благодари Фиакра, это он позвал стражу, — первое, что произнес Клос.

— Я... — не слушался Ричарда язык, и все тут.

— Отдыхай. Пробуждение отнимает много сил, — Леандр сделал успокаивающий жест. — У тебя получилось! На самом деле, я не верил.

— Ни у кого с первого раза не получается. Но мы же должны дать возможность? — объяснил Клос, и склонился над Ричардом. — Но тебе удалось. Ты сможешь вспомнить все, что сделал для этого? Мы должны сохранить это для будущего. Ребята смогут на твоем примере кое-чему научиться. У тебя снова жар?

Ричард чувствовал, что щеки его горят, но то было совсем не от болезни. Только сейчас он понял, ЧТО же сделал. Да он же стал магом! Он стал магом! Вот он их всех! За родителей! В воде утопит, на дне самого глубокого омута.

— Я... — Ричард потянулся было встать, но повалился на подушку без сил.

Потолок был совершенно не их домика. Только сейчас он это заметил, точнее, только сейчас придал этому значение.

— Лежи. Отдыхай. Скоро ты должен пойти на поправку. Наши лекари займутся тобой, — кивнул Манфред.

— При пробуждении такое всегда бывает. В первый раз никто не умеет направлять магию, и она борется с посмевшим вмешаться в ее дела, — Леандр прочел в глазах Ричарда немой вопрос. — За всю историю только один погиб в ходе пробуждения.

Ричард немного успокоился.

— Из нам известных. Сколько было забыто? — пожал плечами Клос.

Ричарда снова чуть не бросило в жар. Снова волноваться?

— Ричард, тише, ты ведь остался жив. Теперь магия все глубже будет в тебя проникать, и ты со временем научишься, — успокаивающе произнес Леандр.

— Если выживешь, — холодно добавил Клос. — Детство твой закончилось, Ричард. Теперь готовься к борьбе. Магия — это борьба. Помни об этом, Ричард.

Клос развернулся и вышел.

Ричард закрыл глаза. Разговор этот отобрал немногие его силы, и снова его в свои объятия принял сон.

В следующий раз Окен проснулся окрепшим. В памяти всплывали отрывки: кто-то его поит горьким отваром, кормит кашей или чем-то вроде того, снова поит, на этот раз водой... Ричард огляделся. Комната эта была совсем небольшой. Рядом с кроватью стояла табуретка, с которой свисала его одежда. Да ее кто-то постирал!

Ричард протянул руку, потрогал. Ну точно! Пока он спал, кто-то привел в порядок его одежду. Ну точно мама...

Первая попытка встать на ноги успехом не увенчалась. Голова закружилась, в груди закололо, и он упал на кровать. Некоторое время полежал, ожидая, когда же голова кружиться перестанет. Снова поднялся. Получилось. Кое-как напялил одежду. И побрел. Его то и дело шатало, голова норовила отключиться. Но Ричард уперто шел вперед. Кажется, шлепал он целую вечность к двери, а ведь обычных его шагов было бы два, много, три.

Потребовалось усилие, чтобы распахнуть дверь. Открылась она со скрипом, зато Ричард почувствовал на себе лучи солнца. Стало легче.

Затем пришли звуки. Была как раз вторая половина дня, только-только закончился обед (откуда еще шли бы толпы ребят, уминающие вкусности). Живот скрутило от боли: страшно захотелось есть.

— Эй, Ричард! — его кто-то окликнул.

Окен остановился. Вздохнул поглубже: заболело под самыми ребрами.

Это был Ивес. Сейчас его глаза сверкали.

— Ричард! Зачем вышел? Тебе же нельзя!

Подул ветер, и его порывы заставили Ричарда поежиться. Его одежда уже никуда не годилась, да только где новую раздобыть?

— Да что со мной сделается! Вот, видишь, сколько сил! — Ричард наигранно погрозил кулаком Ивесу. Мышцы заболели: уж слишком долго он провалялся в кровати. — Гору сверну!

— Разве только гору пыли, и то не с первого раза! — подмигнул Ивес. — Слушай, нам Фиакр все уши прожужжал. Мол, ты магией овладел. Вроде бы он не сторонник приврать, но...Правда? Правда можно это сделать?

И столько надежды было в голосе Ивеса, что даже если бы Ричарда не вызвал ту волну, все равно об этом рассказал бы.

— Да. Ну...Как...Так получилось, — и Ричард вкратце пересказал произошедшее.

— А мы целых две недели голову ломаем, что да как! Наставник все рассказывает про то, как другие маги, как он сам, пробудились...

— Две недели?! — Ричард остолбенел. — Две недели?!

— А ты думал? — усмехнулся Ивес. — Ладно, я побегу. Снова за уроки сядем.

— Эй! А мне? А мне что делать? — неслось Ивесу вдогонку.

— Да почем я знаю! — откликнулся, не оборачиваясь, Ивес.

Ричарду ничего не оставалось, как двинуться к общему дому. Есть хотелось жутко.

Но стоило ему обойти один из домиков, как сердце ушло в пятки: показался учитель Клос.

Сперва двигался он размеренно, держа руки за спиной. Взгляд его скользил по зданиям и бегавших вокруг людям, ни на мгновение не останавливаясь. Но вот он заметил Ричарда. Не останавливаясь, он развернулся и двинулся к нему. У Ричарда даже коленки затряслись. Почему, непонятно, но ему казалось, что учителя надо бояться. Во всяком случае, так делали все остальные. Даже, наверное, наставник Леандр должен был его побаиваться. По старой памяти. Ричард боялся, что его начнут отчитывать за то, что он покинул кровать. Мама уж точно так сделала бы.

— Ричард, как ты себя чувствуешь? — говорил он на удивление мягко.

— Немного устал, но я готов продолжить обучение, — Ричард храбрился, и, как ему казалось, получилось это у него замечательно.

— Передо мной не требуется рисоваться. Во-первых, не получится, — Клос покачал головой, — во-вторых, незачем. Маг должен точно рассчитывать свои силы. Иначе произойдет то же самое, что две недели назад с тобой.

— Две недели, — вновь удивленно произнес Ричард. — Это уж точно не простуда...

— Воспаление легких, — бесцветным голосом произнес Клос.

"Воспаление легких!" — ужаснулся Ричард. Да в деревне несколько человек, и не ребят совсем, а взрослых, той зимой умерли! Их и холодная была, такая холодная, что Окен не помнил столь сильных морозов. И папа говорил, что прежде холода не зверствовали этак сильно. Да он, получается, на самом краю побывал!

— Не умеючи приручать стихию, маги наносят огромный вред. В первую очередь, себе самим. Вот потому я выстроил эту школу.

Ричард замер. Впервые Манфред заговорил не в приказном или учительском тоне, а делился воспоминаниями, как обычный человек.

— Когда-нибудь эту мою идею оценят. Да. Когда-нибудь, — Манфред пожал плечами. — Но сейчас рано еще об этом говорить. Что ж. Я смотрю, ты выздоровел. Возвращайся к занятиям. Думаю, теперь они покажутся тебе куда интереснее, чем раньше.

Манфред кивнул и пружинистыми шагами двинулся прочь, к общему дому. Ричард некоторое время провожал его взглядом, а потом вернулся в дом. Он быстро собрался и двинулся "домой". Его покачивало на ходу, то и дело приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Такая слабость разлилась по телу! Казалось, еще немного, и он упадет. Вокруг было множество ребят, наставников, никто не помог ему. Никто не обращал внимания. Но как! Это показалось ему странным. Ведь он стал магом! Он может творить магию! Повелевать водой! В общем, ого-го! Почему же никто не обращает на него внимания?

Ему стало до того обидно, что появились силы двигаться дальше. И вот он приковылял к порогу "дома". Здесь силы оставили его. Он опустился на камни, прижался головой к коленям, обхватил себя руками, и принялся разглядывать школу. В этот час людей было мало: они разошлись по домикам. Только немногие ученики — те, что постарше — ходили по дорожкам, не оглядываясь. Ричард был совершенно уверен, что эти людям нет никакого дела до окружающей реальности. Они выглядели совами, попавшими под лучи солнца. Однажды с ребятами они отыскали совенка, вытащили его на полянку, и долго-долго смотрели. Он крутил головой, сжимая свои глазки-щелочки, не в силах взлететь или убежать по земле. Один Ричард был против такого развлечения, но кто его слушал! Ребята все смеялись и смеялись.

Вот и над этими людьми кто-то, верно, смеялся. Но Ричард начал понимать, почему они такие. Понимание это только пришло ему в голову, и он пока что не мог его выразить. Он это понимание скорее чувствовал...

— Эй, да это же Ричард! — раздался справа голос Баленса. — А ты говорил, что не знаешь, как стать магом.

Выглядел Баленс недовольным и, как бы смешно это ни звучало, еще более курносым, чем раньше. Глаза парня сверкали из-под лохматившихся волос.

— Ну, хоть сейчас расскажи! Как стать магом! — настырно спросил Баленс.

— Да...Я...это... — от разлившейся слабости язык путался. — Не знаю. Я просто испугался, глянул на Великий канал и увидел синие ниточки. Потянул за них, и...

— Врешь! — кулак Баленса застыл перед самым носом Ричарда, он даже не успел среагировать. — Врешь! Знаешь ты все! Даже от Фиакра скрываешь! От всех скрываешь! Хочешь, чтобы тебя наставник повалил, чтобы учитель с тобой болтал. Все себе забрать хочешь. Знаю я!

Он замахнулся. Ричарда был совершенно без сил, и ему только и оставалось, что следить за действиями Баленса. Лицо его передернула гримаса ненависти, он начал опускать кулак, и...

И его руку перехватил Чикет у самого кулака. Баленс злобно глянул на Чикета, дернулся было, но зватка молчаливого парня была на редкость крепкой.

— Не маши кулаками. Не люблю, — только и сказал Чикет.

Баленс все понял, и вырвал кулак.

— А я все равно узнаю! Все равно! Вот вы где у меня будете! — и утирая слезы, Баленс забежал в дом.

— Зря ты. Сказал бы ему. И нормально все, — перед каждой фразой Чикет молчал, смешно надувая щеки. — А теперь злится.

— Я сказал все, что знаю. Увидел нити, и потянул, — выдохнул Ричард.

— Ну, — Чикет задумался. — Ладно. Как знаешь.

В глазах Чикета легко читалась обида.

— Ты. Это. Не говори потом, что обижают тебя. Знаешь, а не говоришь. Нехорошо.

И до того обидно стало Ричарду, что даже силы проснулись, появились из ниоткуда. Он резко поднялся, хотел было прокричать Чикету в спину...Но голова его закружилась, и он плюхнулся обратно. Хорошо хоть, камень теплый был — нагрелся под осенним солнцем. А вот ветер поднялся холодный. Он заставил Ричарда дрожать, и ему пришлось пройти в дом.

Кровать его оставалась в том же состоянии, как в тот день, когда он пошел на занятия. Ее совершенно никто не тронул: это легко было угадать по оставленному небрежно свисать уголку одеяла. Ричард еле-еле доковылял до кровати и плюхнулся на нее. Окен сам не заметил, как заснул: кажется, раньше, чем голова его коснулась подушки. Начала сниться ему всякая гадость — и хорошо, что его быстро разбудили.

— Как ты себя чувствуешь, Ричард? — голос наставника заставил Окена мигом проснуться и подобраться.

— Н-н-ничего, наставник Леандр. Жить буду. Устал только.

— Вот и хорошо. Лекари сказали, что опасность миновала, зараза ушла. Но все-таки...Ладно, я пришел тебя проведать снова и позвать на ужин. Или, если хочешь, мы можем принести еду сюда...

— Да мне что-то... — Ричард хотел было сказать, что ему совершенно не хочется есть, но живот предательски заурчал. Голод придавал сил. — Да мне что-то не хочется здесь ужинать. Зачем? Пойду, как все.

Услышав это, Баленс зыркнул на Ричарда. Его теперь стоило опасаться. Фиакра, который мог бы помочь, рядом видно не было.

— А Фиакр...

— Читает. Он присоединится к нам за ужином.

— Я мигом соберусь, наставник, мигом, — закивал Ричард, но это заставило его голову кружиться.

За ужином, как показалось Ричарду, почти никто не хотел с ним общаться. Даже Фиакр — и тот как-то странно поглядывал. Глаза его раскраснелись от чтения. Как сказал Леандр, теперь Фиакр целыми днями ("Уж куда больше!" — хотел было воскликнуть Ричард, но сдержался) проводил в библиотеке. Сотворить магию ему пока не удалось.

— Но вот-вот должно получиться! — с жаром (но, к счастью, без огня) и редким энтузиазмом добавил Леандр.

Вот и сейчас, прямо за обедом, Фиакр проглядывал свои записи. Ричард помнил, что раньше — до того, как Окена свалила болезнь — Фиакр ограничивался только чтением.

— Он далеко. Очень далеко пойдет. Я уверен, что дальше всех, — как бы между делом произнес Леандр, но смотрел прямо в глаза Ричарду. — А первоначальный успех может повлечь гордыню, и тогда все пропало. Сколько даровитых людей впустую растрачивали себя!

Мысль свою он не стал развивать. Ричарду только было интересно, что же это такое — растрачивать? Проиграть все деньги? Потерять работу? Потеряться? Или, может, распустить нитки на одежде? Он попробовал запомнить это словом. Может быть, однажды он поймет его содержание.

После ужина Ричард пошел вместе с Фиакром в их класс. Там парень расположился на скамье, обложившись книгами. Он читал одну, затем переписывал мелкими, почти невидными, буквами что-то на листочек (пергамента! вот это ценность ему доверили!), а затем переходил к другой книге, и процедура повторялась.

— Фиакр... — обратился было Ричард, и ответом ему был порывистый кивок:

— Мне надо заниматься. Ты уже открыл путь к магии, а у меня еще не получилось, — не отрывая взгляда от книги, он продолжил. — Ты больше ничего интересного не можешь вспомнить? Как тебе удалось пробудить магию, каково это было?

Ричард, севший на ближайшую к двери скамью (снова эта проклятая слабость!), вновь рассказал о произошедшем. Фиакр то и дело кивал, но сложно сказать: собственным мыслям или словам Ричарда.

— А. Понял. Ладно. Интересно. Вряд ли, — скудный набор ответов. — А можешь записать это все?

— Записать? — удивленно переспросил Ричард.

Нет, мама, конечно, учила его не только чтению, но...Ему редко удавалось этим заняться! Тем более наставник Леандр сказал, что уроков грамоты ему не надо посещать... Все-таки он умеет читать...

— Да. А что в этом такого? — Фиакр оторвал взгляд от книг.

Сейчас он выглядел тем же занудой. Что в первый день знакомства. Но впечатление это создавало куда более тяжкое, чем тогда.

— Ну...я... — Ричард замялся. — Я не особо умею.

Фиакр снова взглянул на Ричарда, но теперь его взгляд потеплел. Кажется, парень был рад, что в этом обходит Окена.

— Ну...тогда ты можешь ходить на те же занятия, что и остальные парни. Или я могу тебя научить... — он подумал, а потом покачал головой: — А нет, не могу. Мне надо научиться пользоваться своим даром. Я уверен, что мне не хватает совсем чуть-чуть. Еще немного...Да, а ты можешь показать сейчас, как у тебя получилось? Ну, покажи! Пожалуйста! Мне это очень пригодится!

Парень теперь в оба глаза следил за Ричардом. У того во рту пересохло.

— Конечно! Я сейчас ка-а-ак! — но продолжать он не стал. Просто не знал, что же будет дальше.

И впрямь, а как у него получилось?

Ричард задумался. Он постарался вспомнить все, что происходило с ним в те мгновения. Ух как у него голова заболела! Точно! Может быть, все дело в головной боли? Когда она приходила, у него получалось магичить...или творить магию...маговать...Ну как это там называется!

Он вспомнил, что заболела голова...А что было до заболевшей головы? Они вышли к набережной...Та банда...Банда...Банда...Он их увидел...

Ричард от злости замолотил кулаками по голове. Он не мог понять, совершенно не мог понять. Что-то он упускал, но не знал, что.

— Эй! Эй! — донеслись слова Фиакра.

Ричард остановился. До чего же глупо он смотрелся! Но надо вспомнить, надо было вспомнить!

— Лучше поговори с наставником. Он точно будет знать, что и как. А потом мне расскажи, — и глаза Фиакра загорелись.

На их счастье, Леандр сам пришел "на зов".

Дверь класса заскрипели, и парни напряглись. На пороге показался наставник, торопливой походкой направившийся к рабочему столу.

— Ричард, ты зря не отдыхаешь. Нужно набираться сил, — рассеяно произнес Леандр. — Фиакр, молодец. Далеко пойдешь! Редкая тяга к знаниям! Похвальная для будущего мага!

Фиакр прищурился: последнее его особенно задело. Но почему именно, Ричард понять не мог.

— Наставник! А можно вопрос? — слова Окена настигли Леандра на полпути к учительскому столу.

— Вопрос? — Леандра будто бы молния поразила. Он резко остановился, сфокусировал внимание на Ричарде, ожидая вопрос. — Вопрос — это замечательно. Надеюсь, он достаточно интересен.

— Научите меня, как снова воспользоваться магией? — голос Ричарда был полон надежды.

Фиакр — и тот оторвался от чтения, дабы услышать ответ. В его глазах сиял блеск интереса.

Леандр улыбнулся, расправил плечи, скрестил руки на груди. И так вкрадчиво спросил.

— То есть хочешь найти способ овладевать стихиями?

— Да! — выпалили Фиакр и Ричард одновременно.

Леандр рассмеялся.

— Нет ничего проще!

Оба потянулись вперед, в ожидании.

— Только вы сами должны этому научиться. Видите ли, каждый маг... по-своему это делает. Есть группы способов, конечно, есть уникальные методики...Но вы сами их должны открыть. Если я вам расскажу, вы все равно не сможете. Просто мой способ вряд ли вам подойдет.

— Ну расскажите хотя бы о своем! Чтобы мы поняли! Вдруг подойдет? — выпалил Фиакр.

Книги были отложены окончательно.

— Рассказать? — Леандр глянул в окно, ненадолго замолчал. — Что ж, пойдемте на улицу. Там будет проще. Когда стихиям просторно, магу проще.

Фиакр и Ричард впереди Леандра выбежали на улицу. Хоть Окен поплатился за прыть отдышкой, сколько надежд он вкладывал в следующие мгновения! Вот она. Магия! И почему они не могли раньше спросить? Ведь все так было просто! Зачем вообще было их посылать в город?

Вечерний сумрак уже опустился на город. Ночь обещала стать безоблачной. Ярко горели звезды на небосводе, виднелся серп лупы. Дорожки были практически пусты: ученики разошлись по домикам, готовясь ко сну (ну ладно, ладно, ко всяким шалостям и приключениям).

— Звезды — это хорошо, — довольно произнес Леандр. — Хотя солнце было бы куда лучше!

Фиакр и Ричард переглянулись и пожали плечами. О чем это он?

Наставник постоял немного, шумно вбирая воздух ноздрями. Выдохнул. Улыбнулся.

— Ага. Чувствуете? Чувствуете гарь, запах сгорающего масла, костры вдалеке...

Ричард огляделся. Лампы-то он видел (целое состояние сгорало!), а вот костры... Где? Он даже их дыма почувствовать не мог, как ни старался! В ноздри бил "аромат" окружающего города, так что принюхиваться не хотелось совершенно.

Фиакр, наоборот, долго, очень долго и глубоко задышал. Пытался нащупать эти самые запахи. Казалось, он не просто каждое слово, — каждое движение Леандра ловил.

Наставник воздел худые руки к небу. Освободил их от рукавов. Даже в неверном свете фонарей можно было разглядеть эти ужасные ожоги. Ричарда передернуло.

— Знаете, в некоторых книгах сказано, что звезды — это боги. Ну или, на худой конец, духи. Знаю одного...ну, скажем так, человека...считающего, что звезды — это души. Вот ты умер, и душа твоя отправилась на небо. Правда, нам, магам, там места не найдется, — последнее он произнес тихим шепотом, но Ричард услышал эти слова. Почему это не найдется?

— А я не верю, — Леандр торжествующе улыбнулся, — что звезды есть огромные костры, вечно горящие на небосводе. Ароматы, исходящие горящего костра, свидетельствуют об огне. Фонари — тоже сгустки огня. Получается, что фонари — это маленькие звезды. Ну, или звезды — гигантские фонари. Почему гигантские? Звезды очень высоко, но мы их все-таки видим. Я думаю, несколько дней потребуется, чтобы к ним подняться. Двое пытались...А впрочем, я увлекся. Так вот. Каждый сгусток огня — это проявление пламенной стихии. Там ее энергия сгущается...

Ричарду запомнилось домашнее задание, а потому легко узнал строки из той книги. Они не помогли в тот раз, так чем помогут теперь?

— Я знаю, что вы считаете это заумью. Так и есть. Но потом, однажды, вы эту заумь поймете. Ну, или не поймете, — хохотнул Леандр.

В этот миг он преобразился. Весь напрягся, раскинул руки в стороны. Лицо его вытянулось, а глаза...Ричард видел, как они засверкали пламенем!

— Мы видим эту энергию, притягиваем ее, тянемся к ней, — пальцы его замелькали червями. — Пропускаем через себя. Хочешь сотворить магию? Зачерпни энергию, вылепи из нее что-нибудь.

На кончиках пальцев Леандра появились искры.

— Вот так. Видите? Энергия сгущается. Огонь разгорается на моих пальцах: потому что я собрал достаточно силы. Она чувствует меня, и потому поддается. Пока ее немного, опасности она не сулит, — и впрямь, искорки сияли теплым светом. — Но стоит собрать ее побольше...

Огонь разгорался на скрюченных пальцах Леандра.

— Как появляется опасность. Нежно, нежно с нею работай, с этой пламенной стихией. Она капризная и верткая, обидчивая и непредсказуемая. Если что-то пойдет не так...

Между руками Леандра разгорелся настоящий костер!

Он пылал безо всякого дерева, или угля, словно бы сам воздух обернулся пламенем!

— Ты будешь долго жалеть, если выживешь. И еще: главное вовремя прекратить игру со стихийной энергией.

Леандр тряхнул руками, и пламя исчезло. Только жар от него оставался, но недолго.

Теперь Ричард начал догадываться, откуда у Леандра такие ожоги.

— Да, самое главное: не поддавайся стихии. Никогда не поддавайся. Забывшие об этом — пожалели, — Леандр совершенно серьезно посмотрел в глаза Фиакру и Ричарду. — Понятно?

— Да... — Ричард закивал, а потом качнул головой. — Не очень. Так как магией владеть?

Леандр помолчал немного, а потом расхохотался.

— Умный парень, далеко пойдешь!

Ричард не заметил, но Фиакр надул щеки и склонил голову. В его глазах мелькнула тень зависти.

— В жизни мага происходит цепочка событий, пробуждающая его дар. Ты можешь прожить целую жизнь, так и не овладев даром, или овладев им под самый конец. Если о первых мы не знаем почти ничего, — Леандр развел руками, — то о вторых мне кое-что известно. Но это не так уж и важно. Так вот. Учитель изобрел средство поиска одаренных магическим даром...

— Безделушка? Воздушный змей? — вдруг спросил Фиакр.

— Именно, — Леандр довольно кивнул. Он знаком предложил вернуться в класс, пояснив: — Холодает.

И снова Ричард с Фиакром обогнали наставника.

Он сперва хотел занять привычное место — у окна, но в итоге сел за стол. Леандр казался очень уставшим. Пальцы его тряслись: Ричарду это показалось донельзя странным. У старосты такое бывало каждый вечер, а у отца — изредка, после праздника. От старосты еще разило какой-то гадостью, чем-то сгнившим. А от отца — кислыми яблоками. Это Ричард хорошо помнил.

— Да, воздушный змей. Ну, мы его зовем несколько иначе, — поисковик. Это учитель придумал, шутки ради. Прижилось, — Леандр устало улыбнулся. — Он ищет способных, чутких к магическим потокам людей. Мы их собираем здесь. Создаем условия. Тренируем. Они становятся частью цеха. Самое главное — это обучить вас, будущих магов. Но как по мне, лучший способ обучения — это самообучение. Я только даю направление. Вы же на собственных ошибках учитесь. Это самый быстрый, самый проверенный способ.

— Проверенный? — переспросил Фиакр.

— Ага. На себе, — отмахнулся Леандр. — Я направляю вас, а вы сами находите. Понимаете? Очень просто. Вы должны соприкоснуться с энергией. С первого раза ни у кого не получается, энергия...подбирается к вам. Хотя...

Леандр замолчал ненадолго и взглянул на Ричарда.

— Хотя не понимаю, как тебе так быстро удалось. Я уверен, что ты уже сталкивался с водной стихией...Пытался ею овладеть. Раза три-четыре, не меньше. Было такое?

Ричард пожал плечами. Голова его отчаянно болела, он изо всех сил боролся со сном. Хотя было интересно, но сил уже не было.

— Такое? — Ричард зевнул. — Не помню.

— А, вижу, вам уже пора спать. Так, домой! Домой! — Леандр замахал руками.

Ричард едва помнил, как добрался до постели. А уснул еще прежде, чем голова его оказалась на подушке. И только уснул, как пришлось вставать. Светило солнце — большая редкость в осеннее утро. Было холодно, да так, что пришлось укутаться в одеяло. Другие ребята уже вовсю занимались своими делами. Чикет, заметив, что Ричард проснулся, подошел к нему.

— Ну? Что? — и так многозначительно стал смотреть.

— Что что? — удивленно переспросил Окен.

— Думаешь, стал магом, и все? Друзей забыть можно? В молчанку играть? Говори, как сделал. Я от тебя не отстану! — глаза его так и сверкали.

Фиакр бросил отрешенный взгляд на происходящее, хотел было подняться, но вновь на выручку пришел Ивес.

— Ты к нему не лезь, — примиряюще поднял руки парень с глазами разного цвета. Ричард облегченно выдохнул. — Вот когда выздоровеет, то расспросим.

Юкс, доедавший пряник, одобрительно кивнул.

— И то верно! Я тоже говорю, подождем! А не скажет, — Ауфре провел пальцем по шее, — мы его выспросим!

И рассмеялся.

— Не боись, Рик! Расскажешь! — поддержал ребят Баленс. — Всем интересно! А ты, словно урод какой, прячешь секретик! Прячешь! Нехорошо!

Ричард взгляд попытался поймать взгляд Фиакра — может, хоть тот помог бы. Но Фиакр молчал, он показательно уперся в книгу.

— Вон, даже Фиакр, и тот не такой уж зазнайка! Он тоже, как мы, не знает, как оно. А ты знаешь и не говоришь! — подытожил Чикет.

Ричарду стало не по себе. Он мог придумать только один способ, как решить проблемы, — стать настоящим магом.

Когда он подчинит силу магии, то ему никто не будет страшен! А еще — еще он отомстит, страшно отомстит убийцам родителей. Окен стиснул кулаки. То ли от волнения, то ли от слабости, то или еще от чего, страшно заболела голова.

Еще некоторое время он отогревался под одеялом, а перед самым завтраком спешно оделся. Но все равно, было очень холодно. Наставник пришел за ребятами, и они недружной толпой (Ричард плелся в хвосте, в гордом одиночестве) направились на завтрак.

В этот раз еды было поменьше.

— Ну вот, как я и думал, — заметил Леандр. Но что именно думал, он так и не рассказал.

Наставники и старшие ученики выглядели нерадостными.

— Слушайте, — обратился к ребятам Ивес. — А может, к старшим обратимся?

Ричард внимательно прислушался, поняв: что-то интересное происходит.

— Это еще зачем? — Баленс даже с набитым ртом умудрялся задавать вопросы.

— Подойдем, скажем, так и так. Мол, хотим магами стать. Расскажите. Нелюди, что ли? Помогут! — Ивес, в знак важности идеи, поднял высоко над головой ложку.

Несколько комочков каши упали с ложки и плюхнулись на голову автору идеи. Это сопровождалось дружным хохотом, даже Ричард рассмеялся.

— Так! — Леандр, сидевший за столом наставником, погрозил пальцем.

Парни замолкли.

— А может, у Леандра и спросим? — Ивес продолжал сыпать потрясающими идеями. — Ну, кто там самый толковый. Мы-то сами не знаем. Если не скажут, еще к кому обратимся. Наставников — их издалека видно. Обратимся за помощью. Все-таки, мы один цех!

В этот раз поднимать ложку над головой не стал, поостерегся. Даже на всякий случай положил ее на миску, а ту в сторону отставил.

"А это идея!" — подумал Ричард.

— Ага! А почему раньше не предложил? — надул щеки Ауфре. — Скрывал? Хотело самым умным стать?

— Ты чего? — Ивес даже всхлипнул, насколько обиделся. — Ты чего? Я что, как...эти?

Он специально на Ричарда или Фиакра не показывал, но все и так было понятно.

— Вот и я думаю, что нет. Потому и спрашиваю, — кивнул Ауфре и зыркнул на Ричарда. — Потому и спрашиваю. Ну, вдруг, там...

— А к кому подойдем? Что спросим? — Баленс проживал и начал сыпать вопросами. — Когда?

— Да хоть сейчас! — встрепенулся Чикет, но через мгновение приуныл. — Нет. После занятий...И до обеда. Подойдем и спросим. Ага.

Дальше ели молча, ну, почти. Ивес обсуждал с Ауфре, сидевшим по левую руку, детали плана. В общем, никуда дальше "пойдем, спросим!" ребята не продвинулись.

Начали расходиться с обеда. Ричард направился в класс, решив, что займется чтением. Но буквы плыли перед глазами: голова думала совсем о другом.

— А ведь ребята были правы, — пробормотал Ричард. — Просто подойти и спросить...Подойти...А если...Ведь я никого из них не знаю...Но...

Он сжал кулак. Это ему кое о чем напомнило, — о его задаче. Он должен научиться магии, и тогда сможет отомстить убийцам родителей.

В какой-то момент Ричард просто отложил книгу в сторону. Она все равно была бесполезна: мысли были совершенно в другом месте.

Ноги сами вынесли Окена на улицу, он и моргнуть не успел. По тропинкам ходили немногочисленные (в этот час) ученики, поодиночке и группами. Ричард оглядел их всех. Вот троица задумчивых, ушедших в свои мысли, совсем уже взрослых (лет семнадцать, не меньше!) человек. Они держались особняком, бродя дальними дорожками. Даже если бы Ричарда совсем уж прижало, он не стал бы к ним обращаться. В самой их походке чувствовалось презрение к ниже стоящим. А уж начинающий маг, совсем еще мелкий, вызовет у них хохот. Вот группка парней и девушек, лет шестнадцати или пятнадцати. Они выглядели балагурами: все шесть...Нет, семь...Да, все семеро вовсю бегали и болтали. Но компания их была такая шумная, что вряд ли бы заметила Ричарда...

— А, была не была! — Окен устремился к ним, благо, стоило сделать всего лишь с десяток шагов.

Они весело болтали друг с другом, обсуждая какого-то наставника, "Гнусавого". Что это был наставник, можно было понять из болтовни ребят.

— Извините! — обратился Ричард ко всем и ни к кому конкретно.

Ребята продолжили болтать.

— Извините! — еще громче.

Компания начала отдаляться.

— Ну пожалуйста! — взмолился Ричард.

— Да чего тебе?

Первой сдалась девушка, светловолосая, высокая! Выше Ричарда на две головы! Она была ближе всех к нему, может, лучше всех его и слышала.

Остальные ребята тоже обратили внимание на Окена. В их глазах так и читалась насмешка.

— Я...я хотел бы стать магом... — начало было Ричард, но осекся.

Именно с ними Ричарду было очень стеснительно, но почему, Окен понять не мог. Может, дело было во взглядах этой девушки. Да она издевалась!

— Магом? Ты? — она закрыла рот ладонью, из-под которой раздался клекот...а, нет, смех!

— Слушайте, этот решил стать магом в единое мгновение! — тот, что стоял дальше всех от Ричарда, ткнул в него пальцем.

Окен навсегда его запомнил, темноволосого, со шрамом под левым глазом.

— Мы тут, понимаешь, годами сидим, корпеем, а этот! Как стать магом! — поддержал обладателя шрама второй парень из этой компании.

Ричард готов был провалиться под землю, но все никак не получалось. Он прикрыл глаза,. Совсем закрыть их боялся: вдруг еще сильнее насмехаться будут! Он только и мог, что сжать кулачки и нахохлиться.

— Ха! Вот умора! — снова рассмеялась та девушка, что первой обратила на него внимание.

Вот так, продолжая издеваться, они пошли дальше.

Ричард долго еще стоял, держа кулаки. Он еще стиснул (к счастью, не до хруста ломающейся челюсти) в придачу. Было обидно и стыдно, злость брала — на себя.

— Да кто мне поможет! Сам! Сам все смогу! — бросил он в спины удалявшейся компании, которая, естественно, его слышать уже не могла.

Ричард повернулся и побрел в класс. Там он залез с ногами на скамейку, прижав голову к коленкам. Было очень, очень обидно. Ведь он как-то прорвался в мир магии! Как-то почувствовал!

Заболела голова. Точнее, она давно болела, просто сейчас Ричард обратил на это внимание. Жутко хотелось спать. Вдруг раздался грохот...а, нет, гром! Точно! Застучал дождь по окну. Свет, едва пробивавшийся сквозь потеки воды, создавал чудесные узоры на противоположной от окна стене.

Ричард сжался весь: стало очень холодно. Скорее даже не физически, а...где-то там, внутри. Самое сердце у Ричарда стало холоднее. Кулаки снова сжались. Как он теперь отомстит за семью, как? Он вспомнил, как бежал по лесу, как упал, как пытался добраться до дома...

Мир показался ему лишенным всяких красок, бесцветным, безжизненным, и только...

Только в окне были видны кляксы синевы. Они сверкали и переливались всеми оттенками (а Ричард не подозревал даже, сколько же их существует!), от лазурного до василькового и от циана до сизого. Они были так прекрасны, что Ричард — помимо собственно воли — протянул к ним руки.

И ниточки эти, будто почувствовав, потянулись навстречу. Некоторое время они бились в окно, но затем просочились (верно, через дыры и щели в стене) в комнату. Ричард шагнул навстречу. Сперва ниточки остановились, заколыхались, — а потом метнулись к выставленным рукам Ричарда.

Они обвили пальцы, не прекращая струиться и сверкать, меняя оттенки. Как будто река сейчас окружала его, продолжая свой бег. Точно! Он был берегами реки, чувствовал мощь водной стихии. Кровь забурлила. Ричард почувствовал себя непобедимым, готовым на победу в любом сражении.

Очарованный, он крутил руками, любуясь движением водной стихии. А потом дверь распахнулась. На пороге стоял улыбавшийся Леандр.

Слова его доходили до Ричарда словно через толщу воду, искаженные, далекие...Окен прислушался...А, точно!

— У тебя получилось! Все-таки ты давно сталкивался с водной стихией! Задолго до школы!

За его спиной толпились ребята. И во взглядах их читалась отнюдь не радость. Скорее — зависть. Даже Фиакр, и тот смотрел с некоторым презрением. "Как! Это же я пролистал десятки книг! А получилось...получилось...у этого?!".

Ричард боялся, что теперь ему никакого житья не станет. Разве что...

Стоило ему только задуматься, как мир вновь обрел краски, вот синева— синева исчезла, будто ее и не было. Ричард смотрел на пустые ладони, на потрепанную рубаху, и отчаянно хотелось заплакать. Он даже хлюпнул носом. Нет. Это были не слезы. Это опять насморк возвращался...

Глава 7. Ричард

Всполохи огня соединились, и на их месте образовалась фигура. Она была похожа на волчью морду. Только зев и глаза ее багровели, а сама кожа полыхала. Прошло мгновение, и пламя обратилось в силуэт волка. К морде прибавилось туловище, ноги...Они рождались тут же, из огня, полыхавшего в багровой глотке.

Раздались шипение и треск, какие бывают, когда огонь перепрыгивает на очередное бревно или подпаливает траву.

Подросток, лет пятнадцати, стоял лицом к этой фигуре. Сама комната была заполнена мраком, густым-густым, и виден был только волк. Черты лица парня терялись в сумраке, озаряемом всполохами пламени. Огненный волк был ярок, но света он — удивительное дело — практически не давал. Словно жадничал!

Подросток сделал шаг назад, войдя во тьму. Огненный волк, издав пламенный рык, двинулся вслед за ним. И тут же застыл. Между ним и парнем возникла преграда. Это был столб, в котором отражался волк. Столб расширился, края его начали закругляться. Получалась водяная сфера. Волк, втянув пламенными ноздрями воздух, бешено завыл. То было шипение огня под каплями дождя, — сфера была водяной. Потому она и отражала волчьи очертания!

Волк рванул было, видно, надеясь прорваться через завесу огня. Но туша его ударилась в стенку сферы, и...

И раздалось громкое шипение заливаемого водой костра. Волк оказался разделенным надвое...Перед его опал хлопьями пепла на пол, а задняя часть...

Она тоже постепенно вошла в стену воды, и также осыпалась мокрым пеплом.

Остатки огненного волка издавали шипение, но пламя растеряло свою силу и больше не представляло опасности. Потухли последние огоньки. Вместе с ними пропал всякий свет.

Ну а вслед за этим пришел звук...аплодисментов.

Разом вспыхнули лампы по краям помещения. Это был глубокий, обширный подвал, а может, целое подземелье. Скупой ламповый свет не давал возможности разглядеть подробностей. Но это всяко было лучше тьмы.

— Ричард! Мои поздравления! — это был голос Леандра.

Улыбку на его лице можно было разглядеть даже сейчас, в неверном свете. Позади него стояли остальные ребята, правда, несколько изменившиеся. Еще бы, ведь прошло четыре года!

Этот пятнадцатилетний парень и был Ричардом. Тем же...и не совсем тем же. Теперь постоянно он шмыгал носом, — последствия овладения водной стихией. Волосы его, кажется, потемнели еще сильнее. Но свет не дал бы возможности разглядеть подробностей. Он держал руки на поясе, стягивавшем котту. Она, несколько потрепанная, плотно прилегала к телу, но движений не сковывала. А еще приятно грела: это было значительным плюсом в деле. Когда постоянно работаешь с водой, хочется тепла.

И еще — он стал еще немногословнее, чем прежде. Может быть, даже отстраненнее. Зато даже завистники (уже были таковые) не могли не признать его способностей в управлении водной стихией.

— Фиакр, ты тоже молодец. Но требовалось сразу же выбираться из водяной сферы! Понимаешь? Огонь — это движение! Я ведь повторял это десятки раз!

Слова Леандра были обращены к парню, стоявшему в противоположном углу подземелья. В нем лишь с большим трудом можно было угадать того самого Фиакра-книгочея. Нет-нет, книги он до сих пор обожал, можно даже сказать, эта страсть в нем многократно возросла: еще бы, ведь они давали такие способности! Кажется, не было в школе лучшего мастера-книгочея. Единственное, что выдавало былого Фиакра, — котарди. Но теперь оно едва ли доходило ему до пояса. Узкого, кажется, полностью покрытого металлом. К поясу крепились огнива— в невероятном множестве, и прочие приспособления для добывания огня.

Нечто похожее было и у Ричарда. Только он пользовался перевязью, шедший через всю грудь и увешанную различными склянками. Они позвякивали при ходьбе, выдавая его присутствие. Зато в них хранилась бесценная вещь — запасы воды, источники силы для водной магии.

— Ты слишком много думаешь, Фиакр! А тут надо действовать! — продолжать Леандр свои наставления.

— Слышал, Фиакр? Действовать! — повторил Баленс.

А вот он едва ли изменился, ну разве что лицо его более вытянулось! И даже курносость почти исчезла, а точнее, стала менее заметной.

Юкс ничего не сказал — только захрустел сухарем, придерживая левой рукой увесистый мешок, оттягивавший ему плечи. Запас земли, особой земли. Самое то для продолжительного боя. Во всяком случае, в этом сам Юкс был уверен.

— Ты гляди, не просыпь, — прыснул Ивес, насвистывая.

Свой запас сил он всегда брал собой, да ему и незачем было волноваться — воздух есть везде.

Чикет перевод взгляд с Ричарда на Фиакра и обратно. Огненный маг, он любил наблюдать за борьбой своей стихии. Это помогало учиться на чужих ошибках и не допускать своих.

— Что ж. На этом все! Давайте на ужин, а потом спать...— произнес Леандр и добавил негромко: — Хотя кого я обманываю! Будете шататься по школе!

Ребята со всех ног побежали к вырубленным прямо в грунте ступенькам. Первым оказался Ивес, самый юркий. Он распахнул двери, и подземелье наполнилось воздухом осеннего вечера.

— Воздух! Наконец-то воздух! Как здесь душно все-таки! — и тут его пнул сзади Юкс, спешивший на ужин.

Он изрядно растолстел за последние годы, теперь постоянно кого-то или что-то задевая при ходьбе. Впрочем, на это он уже перестал обращать внимание. А другие парни не могли ничего поделать: только попробуй сделать что-то с этакой горой! Вымахал даже выше Ауфре!

— Ну что стоите? — сам Ауфре, тоже мечтавший о свежем воздухе, соскучившийся по своей стихии, надеялся отнюдь не на ужин.

Впрочем, "ауфрины секреты" вошли в поговорку у всей школы...

Кажется, только Фиакр и Ричард не торопились. Они старались держаться на расстоянии, при этом не теряя друг друга из вида. Ошибись кто-то, опоздай, — и это могло плохо кончиться.

— Ну что, на ужин? — спросил Ричард как бы между делом.

— Ага, на ужин, — подтвердил Фиакр и бросил на Ричарда многозначительный взгляд.

Ребята со всей школы бодро шагали в общий дом. Правда, былые ужины остались только в легендах старожилов. Денег у школы стало куда меньше, чем еще лет пять назад, и приходилось экономить. От этого постоянно волновались наставники. Они-то привыкли к иным масштабам! Впрочем, учитель Клос едва ли не каждую неделю увещевал, напоминая, что школа не для набивания брюха. А еще он предлагал верить в будущее. Кажется, только Леандр следовал этому совету, да новенькие, первогодки.

По дорожкам спешили ребята, учителя...

И причина такого странного поведения Фиакра и Ричарда.

Та-Самая. Одна-Единственная. Ричард был уверен, что именно он должен одержать победу — ведь это он ее первым увидел. Тогда, четыре года назад, на этой же дорожке. Он еще принял ее за пятнадцатилетнюю, ту девушку, что отказалась ему рассказать о том, как овладеть магией. Это она просто выглядела такой взрослой, на самом деле их с Ричардом и Фиакром разделяло полгода. И целая пропасть.

— Алесия! — воскликнул Ричард.

— Алесия! — крикнул Фиакр.

Они переглянулись. Из глаз вот-вот могли полететь молнии. И полетели бы, обязательно полетели! Но удача была сегодня на стороне обоих.

— Ребята! Привет! — махнула Алеси и пролжила путь в общий дом.

Толкаясь, Ричард и Фиакр ускорили шаг.

— Не в этот раз, — сквозь зубы произнес Ричард.

— Ага, не в этот раз, — прошипел Фиакр.

Они шли вровень, но вот Ричард выбился вперед. Он почти поравнялся с Алесией, но Фиакр резко (как только смог?!) встал у него на пути, оттеснив.

— Как твои дела? — тут же он воспользовался успехом.

Ребята из ее группы, шестнадцатилетние, помахали в знак приветствия Ричарду и Фиакру. За время "противостояния" (термин Фиакра, Ричард его так вообще называл Великой битвой) их успели запомнить в группе Алесии, потому как проводили они с ними даже больше времени, чем со своими. Ну разве что на сон возвращались домой.

И естественно, все это время продолжалась борьба.

— Алесия, я для тебя небольшой подарок приготовил, — Ричард, которому довелось плестись в хвосте группы, ловил каждое слово соперника.

— Подарок? — слова ее были музыкой.

— Ага! Ведь четыре года прошло с нашего знакомства!

Ричард готов был провалиться под землю. Не подумал! Он об этом не подумал! Да и откуда у него деньги возьмутся... Он даже на удачу полез к поясу, где висел мешочек. В принципе, он мог и не висеть: денег в нем не было. Ну, не считать же деньгами жалкие медяки?

Где же тогда Фиакр сумел их раздобыть?

Оставалось только кулак сжимать, в надежде, что удастся успокоиться и унять ярость.

Нет, не у получалось. Даже мир начал блекнуть. Ричард попытался успокоиться. Прорываться (так он про себя называл этот процесс) к водной стихии сейчас совсем не требовалось. Наоборот: нужно было во всех красках наблюдать за происходящим. И когда выдастся возможность, перехватить успех у Фиакра.

Собственно, правил в занятии мест в общем доме не было. Но все группы держались рядом. Только раз Ричард хотел сесть за стол с Алесией, но места не нашлось. По глазам же ее товарищей Ричард понял, что лучше попытку не повторять. Хотя он был уверен, что если бы Алесия заняла места в их группе, то никто не был бы против.

— Опять неудача? — Леандр в этот раз сидел за одним столом с ними.

Поединки за Алесию он заметил одни из первых, кажется, даже раньше, чем поняли Ричард и Фиакр.

Ричард пожал плечами. Ему вмешательство Леандра совершенно не нравилось, он был уверен, что сам справится. Да и вообще, это было не его дело. Когда-нибудь (Ричард был в этом уверен!) у него получится завоевать симпатию Алесии.

Фиакр махнул рукой девушке, улыбнулся — и бросил взгляд на Ричарда. Он хотел закрепить успех, втоптав в грязь Ричарда. Что ж, не впервой. Но скоро он отыграется, да! Окен даже придумал, как может поступить. План действий уже был готов.

— Вот сколько ты за ней вьешься, вьешься...Год уже прошел, кажется? Даже к родным реже стал ходить, чтобы не терять лишнего, — Леандр при этом слове покачал головой, — дня. Хотя на твоем месте я лучше бы общался с родными...

Поймав взгляд Ричарда, Леандр замолчал и пожал плечами.

— Впрочем, как знаешь. Это твоя жизнь, ученик, — Леандр вернулся к овощному рагу. — Хотя ты мог бы изучить чужие ошибки...Но...думаю, те самые романы о былых временах ты прочел?

В глазах Леандра заплясали озорные огоньки.

Ричард напрягся. Он и вправду перечитал все, хоть как-то связанное с борьбой за тех, кого любишь. А он любил, да, как он любил! Как никто не мог! Только почему-то Алесия этого не понимала...Но должна, обязаны была понять!

Вскоре после того, как ему удалось прорваться к водной стихии, он обнаружил прекрасную вещь. Классы всех групп были открыты! Можно было читать любые книги. Но, в принципе, во всех классах (то есть в каждом отдельном домике) книги были одинаковы. Просто в одном домике группа размещалась с первого года и до последнего. Впрочем, как и в домике. Вот и получалось, что книги там были на каждый год обучения. Ну и немножко оставалось любителям чтения. В книгохранилищах имелась целая уйма— штук десять, а может, и все пятнадцать! — книг, с магией имеющих лишь опосредованную связь. Это все были потрясающие книги о турнирах и боях прошлого...Жаль только, что Той-Самой не было.

Ричард вздохнул. В те редкие дни, когда он выбирался в город, Окен заходил в книжную лавку. Хозяин в ней чуть постарел (ну может, пыли на его плечах прибавилось), но всегда оставался таким же доброжелательным. Жаль только, Той-Самой книги у него больше не было. Книготорговец рассказал, что вскоре после вступления Ричарда в цех магов, книгу эту приобрели. А еще одного экземпляра не попадалось.

Окен — при каждом визите — надеялся, что Та-Самая появилась. Но с каждым разом улыбка книготорговца становилась все более понимающей и печальной.

— А других книжных нет в городе? — с надеждой спросил Ричард.

Барнаба, книготорговец, развел руками.

— Что ты, мальчик, что ты. Я сам не знаю, что меня заставляет держать лавку открытой. Мало кто сюда заходит, все из цеха магов, да еще кое-кто...

Вздыхая, Ричард уходил. Он надеялся отыскать книгу в городе, просил Леандра — и даже учителя набрался храбрости просить — помочь в этом поиске. Он прекрасно помнил, что его экземпляр остался у наемников, но ни наставник, ни учитель в этом не могли помочь. Они говорили, что не получается...

Вот такие мысли лезли в голову Ричарду, когда он шел к домику. Конечно, он не отчаивался в поисках. Все классы он обыскал, но нигде, нигде...

По обычной своей привычке, Ричард при ходьбе смотрел вниз. И потому едва не налетел на Чикета. Молчальник (прозвище это ему очень подходило) переминался с ноги на ногу.

— А, привет, — кивнул он.

Ричард кивнул в ответ и пытался было пройти мимо, но Чикет преградил ему дорогу.

— Слушай, я вот что хотел узнать... — Мольчаник был как никогда многословен. Ричард сразу понял: что-то здесь не так.

— Давай потом, а? — Ричард отмахнулся и снова попытался пройти, и снова Чикет преградил путь.

— Ну...это...Мне сейчас надо...Про книги... — Чикет закивал. — Ты вот какие последними прочел?

При этих словах он то и дело поглядывал за спину, в сторону класса. В окнах едва теплился свет.

— Потом, все потом, — отмахнулся Ричард.

Чикет резко вскинул руку и надавил ладонью на грудь Окену. Ричард даже отпрянул: он побоялся, что парень сейчас применит магию. Несколько раз — в первые годы обучения — случались драки с использованием магической энергии. Но наставники, обычно державшиеся в стороне, быстро прибывали, почувствовав высвобождение стихий. Ох и надолго ребята запомнили оплеухи и уроки, за эти следовавшие!

С чего вдруг Чикет так наглеет? Ричард этого совершенно не понимал. Молчальник практически никогда не вмешивался в дела группы. Разве что иногда спрашивал про книги. Он чувствовал сокрытую в них силу, а потому охотно пытался любыми средствами к ней приобщиться.

— Чикет, ну что такое? Хватит увиливать! — вспыхнул (пока только на словах) Ричард. — Почему ты меня в класс не пускаешь?

— Ну...тебе не надо туда. Для твоего же блага, — и снова бросил взгляд назад.

Окен воспользовался этим, несколькими резкими движениями обошел Чикета и быстро направился в домик.

— Ну я же говорю...не надо... — Молчальник попытался схватить Ричарда за край котты, но успехом эта идея не увенчалась.

Отмахнувшись, не глядя, Ричард буквально взбежал по короткой лестнице, толкнул дверь...

В суматохе он не слышал голосов Фиакра и Алесии. Очень напряженного голоса Фиакра и смешливого голоса Алесии.

Ричард застыл. В свете тусклой лампы было видно, как Фиакр тянется к губам Алесии, а та...

Та уж точно не отталкивает его. Оба повернулись, едва показался Окен. Ричарду хватило единого мгновения, чтобы все понять. Он развернулся и зашагал — еще быстрее — обратно.

В этот раз Чикет не стал преграждать ему дорогу.

— Я же тебе говорил, — извиняющимся тоном произнес Чикет.

— Я тебя просил, я тебя просил в дозоре постоять! Просил! Книгу рассказал! — донесся возмущенный голос Фиакра.

Поднявшийся ветер отнес в сторону последовавшие слова бывшего (уже давно бывшего, как заметил Ричард) товарища.

Какие только мысли ни крутились в голове у Окена! Но самое плохое — он не знал, что делать. Комок подступил к горлу, холодный такой, мешавший говорить, тело сковывал мороз. Было чувство, будто Ричард зачерпнул силу водной стихии, но не справился, и теперь она засасывала его. В голове застучало. Тук-тук. Сперва тихо так, а потом все громче и громче.

Даже склянки на его груди затряслись, так, как это обычно бывает при соприкосновении с нитями магической энергии.

Возвращаться домой он не стал. Просто стоял и смотрел на него, смотрел и думал. На второй этаж они так и не смогли пробраться. Лестница приводила к двери, на которой даже замка не висело. Но все их — многодневные — попытки распахнуть ее окончились провалом. Пробовали с улицы залезть. За кусочками слюды, из которых были сложена окна, ничего не было видно. Даже разбить их не удалось, хотя попытка была жестоко наказана: целых дней пять на каше держали, да еще постоянно вызывали общаться с учителем для всей группы. Перепало и Фиакру, который предпочел отсидеться в комнате и почитать. Впрочем, отпираться, хныкать, что он ни причем, тоже не стал. Тогда-то ребята более-менее стали с ним общаться. А вот Ричарда — еще с первых дней — часто сторонились. Нет, конечно, общались, но...Скорее, из необходимости. Так, во всяком случае, казалось Ричарду. Может, потому поведение Чикета его так удивило.

За этими мыслями Ричард даже не заметил, как рядом появился Леандр.

— Ты призывал водную стихию? — было первое, что спросил наставник. Или первое, что услышал Ричард.

Окен вздрогнул при этих словах.

— Н-нет, — покачал головой.

— Стало холодно? Голова заболела? — лицо Леандра было совершенно серьезным.

Ричард, по привычке, зашагал за наставником.

Миновав несколько поворотов дорожки, они оказались напротив домика наставника. Приземистый, двухэтажный, снаружи он казался еще серее класса. Ребята с удивлением обсуждали такой вид. Казалось бы, Леандр, который мог зажечь и группу, и гигантский костер, заставить сверкать тысячами огоньков праздничную ель, предпочитал ютиться в неказистом домике.

— За мной, -Леандр кивком указал на дверь.

Окен задрожал. Он впервые мог оказаться в доме наставника. Это казалось...Очень странным.

— Так, давай, не стесняйся, дело серьезное, — Леандр снова кивнул.

Ричард все еще стоял, не в силах ступить на порог. Это вынудило наставника пойти на крайнюю меру: он обошел сзади ученика и буквально затолкал его в дом.

Внутри было прохладно, даже холодно: вовсю гуляли сквозняки. Царил беспорядок. Множество вещей было навалено друг на друга, сохраняя только место для того, чтобы пройти из комнаты в комнату. В основном это были бесчисленные камни (галька, а то и просто гладыши, которых на дорогах уйма валяется), грифельные таблички, хитрые украшения (или еще что) из дерева. И конечно же, на самом видно месте стоял камин. Большой такой!

Именно таким Ричарду запомнился дом Леандра. Хотя в нем было несколько комнат, главной здесь была заставленная всякой всячиной прихожая. И камин.

— Садись, — Леандр показал на деревянный стул, покрытый хитрой резьбой. — А, да...

Он быстро смахнул пыль, толстым слоем лежавшую на сиденье.

— Вот, садись, — произнес он тоном, не терпящим отказа.

Ричард послушно сел. Боль в голове нарастала. Он даже зажмурился, пытаясь с нею справиться.

— Так. Болит голова? Проклятье! — Леандр всплеснул руками. — Быстро. Думай о чем-нибудь хорошем. Попытайся сконцентрироваться! Сконцентрируйся! Возьми контроль над свои разумом! Ну? Какое твое самое яркое воспоминание? Может быть, какой-то праздник, родительский подарок...

И тут кулаки Ричарда сжались. То воспоминание снова пришло. Голова показалась ему наковальней, по которой отчаянно бил молотобоец.

— Нет, посмотри на меня, посмотрим, — слова Леандра будто бы издалека шли. — Посмотри!

Ричард послушно выполнил приказ.

— Расскажи мне об истории магии. Вспоминай первую книгу в этой школе. Вспоминай. Давай, рассказывай.

— Больно... — только и выдавил из себя Ричард. — Голова...

Из его глаз текли слезы ручьем, а кулаки были сжаты до хруста.

— Вспоминай! Рассказывай! — Леандр был непреклонен.

Тут сработало...Непонятно что. То ли многолетний опыт ответов на уроках, то ли приказ наставника, — но Ричард стал рассказывать.

— Первый маг...

И боль, против его ожиданий, начала отступать. Ричард рассказывал и рассказывал, как привык, сощурившись и мысленно читая строки из книги...

Склянки ударились о перевязь: успокоились. Боль наконец-то отступила.

Ричард долго еще рассказывал, с упоением, а Леандр слушал. Наконец, воцарилось молчание. Ричард сглотнул.

— Что это было? — только и спросил он.

— Ты уже настолько близко соприкоснулся с магией, что она прикоснулась к тебе, — вздохнул Леандр.

Наставник встал с кресла, повернулся в сторону камина. Помолчал. Снова повернулся к Ричарду.

— Маги прорывают границу между обычным миром и стихиями, самим миром. Но ведь прорванная граница — это не граница этой и той стороны. Наоборот, та сторона также получает доступ сюда. Вы приближаетесь к магии, но и она поступает так же. Маги подчиняют стихию — но и она потихоньку их подчиняет. В какой-то момент... — Леандр замолчал ненадолго. — В какой-то момент стихия может захватить самую душу мага. Мага больше не будет. Только стихия в облике человека. И тогда может произойти великое несчастье... Как ты себя чувствуешь?

— Живой. Голова уже не болит, — выдавил из себя Ричард.

Он чувствовал себя невероятно уставшим. И странное дело: как будто голова помнила, что болела, помнила о боли.

— Так. Пойдем со мной к учителю, — кивнул Леандр. — Идти сможешь?

— Ага, — выдохнул Ричард. Слова давались ему с трудом.

— Хорошо. Пойдем. Помочь? — Леандр протянул руку.

Окен покачал головой, что отозвалось головокружением.

— Спасибо, но я сам смогу.

— Храбрец, — вздохнул Леандр, но продолжать предложения о помощи не стал.

Прохладный осенний воздух взбодрил Ричарда. На счастье, почти никто им на пути к общему дому не попадался. В этот раз они не стали заходить в двери столовой. А обошли общий дом стороной. Здесь была неприметная дверца, которая вела в кабинет учителя.

Ричард даже задрожал: попасть в кабинет к учителю! Здесь оказывались либо особо провинившиеся (к которым Окен не относился), либо достигшие невероятных результатов в учебе (к коим Ричард тоже, к сожалению, себя не мог причислить). На дереве был вырезан символ: четыре звездочки, расположенные крест-накрест и соединенные пунктирными линиями.

Леандр кивнул парню: мол, не дрейфь, — и постучал ровно в перекрестие звездочек. Раздался мелодичный звон.

— Входите, — через мгновение донесся приглушенный голос учителя.

— Давай, — Леандр приоткрыл дверь и втолкнул Ричарда внутрь.

Правильно сделал: все равно парня ноги не слушались.

Кабинет Манфреда Клоса разительно отличался от кабинет Леандра. Здесь царили порядок и пустота. Почти все помещение занимал рабочий стол, на котором ровно (словно по линейке!) были разложены стопки грифельных досок, каменные фигурки и хрустальные шарики (небольшие, меньше кулака Ричарда).

Сам хозяин кабинета сидел за столом, читая текст на массивной грифельной дощечке. Он кривился при чтении, и не стал отвлекаться на визитера.

— Леандр, узнаю твою бесцеремонность, — произнес он, не глядя в сторону наставника. — А еще...

— Ричард, учитель, — еле выдавил из себя Окен.

— Неужто нашкодил? — учитель продолжал кривиться. Вчитываясь в текст.

— Отнюдь. Стихия границу прорвала, — спокойно, но настойчиво произнес Леандр.

Учитель резко встал из-за стола, одновременно поворачиваясь. Такой маневр сам Ричард никогда в жизни не смог повторить, хотя несколько раз пытался.

Он быстро подошел к Ричарду, глядя ему в глаза. Сцепил руки за спиной. Черная котта Манфреда Клоса показалась парню зловещей.

— Как ты себя чувствуешь? Голова до сих пор болит? — от этого взгляда никуда нельзя было деться.

— Нет. Разве только чуть-чуть, — Ричард не в силах был отвести глаза, хотя выдерживать взгляд Клоса было донельзя трудно.

Манфред кивнул. Приподнялся на носках. Заходил из угла в угол. Поравнялся со столом. И вдруг резко остановился. Тяжело выдохнул. Сел на кресло. Теперь уже Леандр начал волноваться.

— Учитель?

— Все нормально. Еще один ушел... — произнес Клос. — Видимо, настало время. Завтра утром?

Леандр кивнул.

Ричард совершенно ничего не понимал. И вдруг...Его будто ветер в спину ударил. Ему вспомнилась та сцена в классе, погибшие родители, беготня по лесу, парни из группы...

— Учитель, я хотел бы закончить обучение в школе. Мне кажется, мне больше нечему учиться, — Окен ожидал бури негодования. Криков. Либо же просто холодного молчания: выскочка!

Но не было ни того, ни другого.

— Почему? — только и спросил учитель.

— Я знаю, как направлять магические потоки...Книги все перечел в классе...И не по одному разу...В поединках участвовал...Часто побеждал...— Ричард смотрел в пол.

— И ты думаешь, что это делает тебя магом? — все так же спокойно произнес учитель. Клос сидел, наклонив голову и придерживая ее левой рукой.

— Да. А что еще нужно магу? — пожал плечами Ричард.

Клос только и сделал, что...рассмеялся. Он долго хохотал, чуть ли не заливаясь слезами, но наконец придал себе серьезный вид.

— Значит, маг для тебя — это человек, который может направлять потоки энергии и участвовать в поединках? — Клос перевел взгляд на Леандра. — Впрочем, горячность твоего наставника несколько оправдывает твой взгляд. Хотя...

Клос ненадолго задумался.

— Видимо, есть некоторые причины, по которым ты хочешь закончить обучение до срока. Что ж. Такая возможность имеется...Твой наставник, кстати, обучался всего четыре года...

Это заставило по-другому взглянуть на Леандра. Неужели он шел тем же путем, что и сам парень? Что же заставило его досрочно прекратить обучение? Может, тоже эти проклятые девушки? Или желание отомстить за родителей?

Почти каждую неделю они снились Окену, словно бы напоминая о том, что нужно найти их убийц. Этим-то Ричард и хотел заняться.

— Тогда тебе придется досрочно пройти испытание на мага. Ты сможешь это сделать только один раз. Провалишься — и тебе придется пребывать здесь еще три года. Испытание трудное, может быть, даже смертельное. Для неучей, конечно же, — Клос позволил себе холодную улыбку. — Ты к этому готов?

— Да, — Ричард не стал раздумывать ни мгновения.

— Что ж. Тогда утром ты начнешь подготовку. А сейчас я научу тебя, как противостоять давлению стихий.

Почти всю ночь напролет Ричард запоминал приемы борьбы с "прорывом", как это называл Клос. Необходимо было сосредоточиться на чем-то, взять контроль над своим сознанием. Проще всего это было сделать, например, разглядывая что-то или наводя порядок, например, на рабочем столе (тогда-то Ричард понял, как именно учитель противостоит напору стихии).

— Вот что тебе помогает сосредоточиться? — вкрадчиво спросил учитель.

— Может быть, книги...Или... — кулаки Ричарда сжались.

— Ага. Нечто, о чем тебе больно говорить, раз ты так напрягаешь руки...Родители? — прищурился Клос.

— Н-нет...Да. Они снятся мне. Просят отомстить, — Ричард понурил голову.

— Что ж, понимаю. Тогда попробуем так...

На том уроке Ричард понял, почему все Клоса зовут учителем. Он и вправду учил — бороться со стихиями. А еще позже Окен понял, что лишь Манфред по-настоящему и знает, как это делать. Хотя... Знать не значит суметь...Но это было позже, много позже.

Ричард вернулся домой под самое утро, сопровождаемый Леандром, и уснул. К сожалению, на сон времени практически не было. А потом призывный удар колокола раздался, кажется, еще раньше, чем Окен улегся на кровать...

Против обыкновения, Леандр пришел в домик группы. Ребята встретили его удивленными взглядами. Ричард еще даже не успел продрать глаза: мир казался ему подернутым легкой дымкой.

— Скоро придет учитель Клос, он хочет поговорить с вами. Так что быстрее, приводим себя в порядок и — хотя бы! — Леандр вздохнул. — Заправьте постели! Быстро!

Он редко позволял себе командный тон, а потому он имел двукратную силу. Что тут началось! Даже Ричард вскочил: сон как рукой сняло.

— Раззявы! — воскликнул Баленс. — Раззявы! Кто накликал? Кто напортачил?

Это был очередной дурацкий вопрос Баленса, оставшийся без ответа: ребята спешно одевались и кое-как заправляли постели. Последнее не входило в талант Ричарда, а потому его кровать больше походила на поле магического сражения.

Вскоре Леандр вернулся. Выглядел он донельзя серьезно, а вел себя молчаливо. Ребята поняли: сейчас придет учитель

Они выстроились в ряд, чтобы встретить его.

Ричард как раз оглядел свою кровать, чтобы в очередной раз попенять себя-неумеху, и тут скрипнула дверь. Сердце напряглось.

В дом вошел учитель. Против вчерашнего, он был одет в торжественный костюм. На плечи накинут алый плащ с белым подбоем, наполовину закрывавший багровое котарди. Гольфы — оранжевый и белый — уходили в черные ботинках с серебристыми пряжками. Учитель был воплощением своей стихии, и в глазах его будто пламень ревел. Это произвело неизгладимое впечатление на ребят.

— Многие из вас, я думаю, уже испытывали головные боли, видели кошмары после использования магии, — он решил перейти сразу к делу, даже не поприветствовал ребят.

Ричард, стоявший рядом с Чикетом, услышал, как тот нервно сглотнул.

— Это...— Клос помедлил, оглядев ребят. — Нормально. Для магов. Стихия пытается прорваться к вам, пока вы рветесь к стихии. Но однажды она может подчинить вас. Заставить служить. От вас останется только оболочка. Сами же вы обратитесь источник величайшей опасности для окружающих.

Кто-то справа прошептал "Палач милосердный!".

— Правильно. Палач, или Великий судия, может вас спасти. Вовремя убьет вас. Но. Так бывает не всегда. Чем сильнее ваше воздействие на мир, тем больше должна быть отдача. Равновесие, — Клос позволил себе недобрую улыбку. — Равновесие. Если оно соблюдается, Палач не приходит. Остается надеяться либо на то, что поблизости никого не будет...Либо на присутствие рядом других магов, которые смогут подавить вашу силу.

Он помолчал. Ребята стали переглядываться друг с другом. Только, кажется, Ричард внимательно следил за каждым движением Манфреда.

— Вы, должно быть, хотели узнать, что там, на втором этаже, — в это мгновение за спиной Манфреда оказался Леандр. — Этот день настал, день раскрытия небольшой тайны. Одному из вас дана будет возможность распахнуть эту дверь, — и, без всякой паузы, произнес: — Ричард. Открой дверь.

Окен услышал удивленные возгласы, смысл которых был "Почему он?!".

— Давай, Ричард, иди и открой дверь, — Клос кивнул. — Иди.

— Но...раньше...— Ричард хотел было продолжить, но поймав на себе настойчивый взгляд Манфреда, подчинился. — Да, учитель.

Ноги не слушались, будто к полу приросли. Он еле-еле смог подняться по лестнице. И застыл перед дверкой. Но как же он ее откроет? Он сотни раз пытался...

— Как ты открываешь все другие двери? Вот так же и эту открой, — мягко, но настойчиво произнес Леандр, верно поняв нерешительность Ричарда.

Окен пожал плечами коснулся ручки двери. И задрожал всем телом: дверь заскрипела, распахиваясь.

— Поднимитесь туда, — скомандовал Клос.

Ричард услышал нервные шаги и поспешил войти в комнату. Ощущался затхлый воздух...

Комната представляла собой точную копию первого этажа, разве что, была чуть уже. Те же кровати, те же сундучки. Только...

Ричард подошел кровати, которая, по его прикидкам, располагалась точно над его собственной. Здесь, поверх цветастого одеяла, лежали ленточки, те же камни, грифельная доска, несколько книг...

А на сундуке...

На сундуке стоял портрет, маленький, наверное, высотой в три и шириной в полторы ладони Ричарда. На портрете был запечатлен молодой еще человек, лет тридцати. Взгляд его был устремлен вдаль, руки сжимали клинок. Развевался потрепанный плащ на ветру.

Ребята заполнили комнату, разглядывая "свои" кровати.

Позади маленького портрета стоял еще один, побольше. На нем также был запечатлен молодой человек, может, только лет на пять старше Окена. Человек этот, нахмурившись, держал руки за спиной. Одежду его — походный плащ и клепаная куртка — покрывала дорожная пыль. Позади человека вилась сквозь лес дорога.

— Они честно выполнили свой долг. Я горжусь ими, — голос Клос раздался над самой головой Ричарда, заставив того вздрогнуть.

Учитель, между тем, приблизился к сундуку и взял портрет мечника в руки. Рамка, сделанная из гладкого камня, засверкала (без магии, уверен был Ричард, здесь не обошлось).

— Берар. Берар из Лефера, так он просил себя называть, — Окен разглядел грустную улыбку на лице Клоса. — Вредный и непослушный, он рвался к приключениям. Тоже, кстати, закончил курс обучения раньше времени. Погиб в сражении с Глоркастером. А вот, — Клос указал на второй портрет. — Ньель, Ньель Кардо. Великий из него мог бы выйти ценитель книжной науки. Как он ловко выстраивал схемы заклинаний, даже формулы пытался выстроить для заклинаний, все Двенадцатиградье исходил в поисках мудрости. До самого Эрина добрался...Было это...

— Тринадцать лет назад, учитель, — тихо произнес Леандр.

— Верно. Тринадцать лет... — Клос вздохнул.

Все это время ребята ловили каждое его слово.

— А вот... — Манфред перешел к следующему сундучку, который стоял возле "места" Чикета.

О каждом человеке, навсегда здесь запечатленном, у Манфреда нашлось теплое слово. Он словно бы преобразился. Голос его приобрел мягкость и теплоту, для учителя удивительные в силу великой их редкости. А еще — его можно было заслушаться. Какие все-таки великие дела творили их предшественники!

— И вот теперь один из вас хочет стать настоящим магом, человеком из нашего цеха, — Клос сделал шаг в сторону, и взоры всех в этой комнате обратились на Ричарда. — Окен попытается пройти испытания на мага. Давайте пожелаем ему удачи, потому что завтра начнется его сражение за великую честь...Однажды оказаться здесь, среди великих предшественников.

Снова воцарилось молчание. Ричард невесело подумал, что он будет сражаться за право однажды умереть и остаться только лишь в виде портрета на одном из этих сундучков.

— А каждого мага ждет величайшее испытание — прорыв стихии. Вот о нем я вас сегодня и расскажу... — Клос жестом предложил всем ребятам спуститься. Дождавшись, когда с ним поравняется Ричард, он добавил: — Тебе тоже будет полезно послушать. Может быть, это последний твой урок в стенах нашей школы.

Они прерывались только на обед, который пролетел в мгновение ока: ребята (даже Баленс!) спешили обратно в домик группы, где их поджидал учитель. Он специально избрал местом их урока не класс, а "обитель истории", как он назвал домик группы.

Кажется, за это время Окен узнал больше, чем за несколько месяцев, а то и за год. Не зря Клоса звали учителем... Нет, он и был учителем. Интересно только, почему он больше не преподавал? Все бремя обучения взяли на себя наставники, Манфред же предпочитал заниматься...Впрочем, Ричард даже не знал, чем. Конечно, ему было хорошо известно, как Манфред отыскивает людей с магическим даром. Но это он делал только летом. А чем ему выпадало заниматься оставшееся время?

— На сегодня все, — Клос потер переносицу. Он выглядел измотанным, слова давались ему с трудом.

Леандр, поймав взгляд учителя, кивнул на Ричарда.

— Ах да. Окен будет завтра сдавать первое свое испытание. Настоящий маг должен быть, в первую очередь, созидателем. Вот и готовься к этому, — Клос вышел из домика. На ходу плащ его развевался, напоминая пляшущий огонь.

— Наставник, а какое же задание... — начал было Окен, но осекся.

— Завтра узнаешь. Если ты готов, то сможешь выполнить его без подготовки. А если надо подготовиться, значит, не готов, — Леандр не смог долго хранить серьезное выражение лица, и рассмеялся. — ы лучше выспись, Ричард! Нормально завтра все будет. Я не так плохо вас всех здесь обучил.

И наставник ушел, оставив после себя удивление и недосказанность.

Вот сейчас-то Окен по-настоящему понял, чего попросил. Первым его порывом было догнать Клоса и сказать, что нет, он это хря попросил, с экзаменом. Вторым порывом— сбежать. Ну а третьим порывом...

Третий его порыв так и остался невыясненным. Фиакр подошел.

— Ричард, нам с тобой надо серьезно поговорить, — он так зыркнул на приближавшегося Чикета, что тот прямо на ходу развернулся.

— Надо — так надо, — кивнул Ричард.

Чтобы скрыть волнение. Он спрятал кулаки за спиной. Стало очень холодно, холоднее даже, чем когда водная стихия прорывалась к нему. Может, она снова берет верх? Но голова была кристально чистой, совершенно не болела. Значит, это просто волнение.

— Пойдем тогда, что ли, — Фиакр кивнул на дверь.

Они вышли. Было очень темно, осень ведь была на исходе. Вот-вот должны были забить дожди, чтобы вскоре смениться снегом.

То ли от холода, то ли от волнения Ричарда била дрожь.

Фиакр повернулся к нему спиной. Задумался. Прочистил горло. Снова повернулся. Смотрел в землю.

— В общем, ты не общайся с Алесией, — и, спохватившись, добавил. — Я вчера не целовался с нею, как ты мог подумать. Я умолял продолжить со мной общение...Более теплое. Тесное. Но ее сердце отдано другому. Ну...ты же понимаешь...В общем, зря мы с тобой ссорились. Давай снова общаться? — Фиакр протянул руку. — Ты ведь из-за этого решил покинуть школу, из-за того, что с тобой не общаются?

Фиакр совершенно не изменился: не понимал людей, и все тут. А может, просто почувствовал, что противник уходит? Хотя какой Ричард был ему противник...Он...Он и сам не знал иногда, зачем борется за все эти занятия и прочие штуки. Разве что надежда на месть за родителей раньше согревала его душу.

— Я от общения никогда не отказывался, — холодно произнес Ричард. Но тут же смягчился. — Но и вправду, зачем тогда бороться?

Известие об Алесии его сильно задело, даже сильнее, чем он думал. Если с Фиакром было забавно соревноваться, то...

— С кем она общается? — не прерывая рукопожатия, спросил Ричард.

— Какой-то там парень, последний год обучения в школе. Я его не знаю, но поэтому даже больше его ненавижу, — совершенно спокойно произнес Фиакр.

— Что ж. Отступать я не хочу...Хотя...Если я сдам экзамен, то забуду эту жизнь навсегда. Зачем мне нужна будет эта Алесия? — грустно улыбнулся Ричард.

При одном упоминании ее имени сердце сжималось.

— Зря ты все-таки решился на досрочное испытание...Мы тут еще не готовы, — вздохнул Фиакр. — Даже я пока не изучил всего, что надо...

— А когда будем готовы? — расправил плечи Ричард. — Когда? Мы уже можем направлять магические потоки. Что нам еще нужно?

— Внимательность. Собранность. Опыт. Вон, старшие группы то и дело участвуют во всяких работах. Даже с наемниками иногда ездят! Представляешь?

Глаза Фиакра зажглись, еще ярче, чем у Леандра. Кто бы мог подумать! Фиакр мечтает воевать в отряде наемников! Вот уж чего Ричард не хотел, так этакой жизни. Он помнил, как попал в Лефер. Вся эта жизнь в разъездах, пробуждение на повозке, ожидание нападения разбойников, а то и кого пострашнее...Кто в городе не говорил о тех зеленых гадах...

— Нет, я предпочту исполнить свою мечту, а после... — Ричард вздохнул. — А после и не знаю. Наверное, заживу своей жизнью. Вот, к примеру, в Лефере поселюсь. Или еще где. А может, небольшой поселок найду...

И про себя подумал: "Похожий на Белон".

— Мелко мыслишь! — всплеснул руками Фиакр. — Можно сделать себе имя! Сколотить состояние! Наставником здесь остаться, наконец! Все Двенадцатиградье перед нами! Какой простор!

Ричард покачал головой. Его совершенно не интересовало все Двенадцатиградье. Он сможет покинуть школу (здесь стало для него слишком тяжело, дальше оставаться казалось Ричарду бессмысленным), найдет убийц родителей и...и дальше видно будет.

— Ладно, я еще похожу здесь, подумаю, — отмахнулся Ричард.

— Ну, понял... — кивнул Фиакр, повернулся было к двери, а потом обернулся: — Не держи за Алесию обиду...Глупо это все.

Ричард отмахнулся и зашагал прочь. Хотя вчера он очень устал, да и сегодня отдохнуть не получилось, сон ну никак не шел. Небо заволокло тучами, и звезд не было видно. Мир казался Ричарду донельзя мрачным. Школа ему уже надоела. Этот вечный распорядок, все одно и то же...Он чувствовал, что научился всему, чему только мог. И завтра он это докажет.

Вернулся он в домик, когда уже все спали. Почти все: Чикет о чем-то болтал с Баленсом, но оба умолкли, когда появился Ричард. Они двинулись было поболтать с ним, но Ричард жестом дал понять, что не хочет ни с кем общаться. Он плюхнулся на кровать, и долго-долго думал. О тех людях, которые в этом домике жили до него. Ведь у того мага получилось сдать экзамен досрочно! У Леандра получилось, значит и у него... А что у него, так он и не успел додумать: уснул.

Проснулся он, когда еще солнце даже не встало. Хотя для осени это не было показателем. Куда лучшим признаком того, что было "ну очень рано", служили спящие ребята.

Спать совершенно не хотелось. Вспомнилось, как он помогал дядюшке в пекарне. Вот это время было! Малыш уже давно подрос, вовсю болтал. Тетушка Сю нарадоваться не могла. И каждый раз, при каждом визите Ричарда, его жарко благодарила за лекарство. В квартале пекарей все теперь знали, что "парень-то маг!". И, против ожидания, не закидывали камнями. Наоборот, приветливо, даже уважительно встречали. Расспрашивали про жизнь, говорили, что цех магов — один из самых уважаемых (ну, после пекарского, конечно). Ричард этому очень удивлялся. Каждый раз он боялся, что отношение это изменится. Но, на его счастье, страхи оставались просто страхами. А и впрямь, может, пекарям помочь? Магия ведь и там пригодится...Скажем, воду очищать для теста...Кипятить...Все такое...

За этим размышлениями он не заметил, как солнце начало подниматься крышами. Может быть, причиной тому было воспоминание о доме...Он так любил рассветы над Белоном...Над тем лесом...

— Ричард, — слова Леандра заставили его подскочить на месте.

Окен принялся отряхиваться и поправлять свою лучшую (и единственную) котту, одновременно бормоча что-то приветственное.

— Волнуешься? — и, не дожидаясь ответа, Леандр продолжил: — Вижу, что волнуешься. Зря. Уж если решился, то волноваться поздно. Отступать все равно некуда. Придется сдавать экзамены. Сегодня — только первый. Потом еще один предстоит...Ну или два.

— Или два? — сердце Ричарда упало в пятки.

— Что ты так поник? Взбодрись! Так интереснее! — рассмеялся Леандр и хлопнул Ричарда по плечу. — Зато потом станешь полноправным магом! В цех войдешь на правах мастера! Да, шикарная жизнь начнется!

Ричарду вспомнилось лицо Берара. Он тоже стал полноправным магом...Ненадолго, правда... ведь он занимал то же место, что и сам Окен...А вдруг судьба передастся? Вдруг ему тоже раньше срока погибнуть? Нет, он надеялся отомстить!

— Я сделаю то, что должен, — нашел в себе силы произнести Ричард.

— Вот. Это правильно. Экзамены — такая вещь...Каждый через них проходит. И все выживают. Ну, почти, — серьезно произнес Леандр.

Окен затравленно на него посмотрел, надеясь, что это очередная шутка, дурацкая, на какие Леандр был настоящий мастер.

— Что? — наставник прекрасно понял значение этого взгляда. — И вправду некоторые не выдерживают экзамена, кто-то погибает. Но, впрочем, это бывает редко.

Окен, после этакой радости, принялся волноваться еще сильнее. Даже пальцы начали подрагивать.

Вскоре пришел Клос. Он был облачен в ту же "пламенную" одежду, придавая хоть какую-то яркость пасмурному дню. Ричарда даже на небо глянул: туч было столько, что солнцу до самого вечера не выглянуть! Правда, Окен надеялся, очень надеялся на ливень: это придаст ему сил, будет куда проще черпать стихийную энергию. Хотя, после случившегося, он даже несколько побаивался. А вдруг он не сможет противостоять прорыву? Вдруг подчинится? Это ведь...Это ведь в любой момент может произойти!

— Ну что ж. Сегодня тебе предстоит первое испытание, и оно будет направлено на проверку твоего умения созидать.

С каждым его словом людей возле домика все прибавлялось и прибавлялось. Ричард бросил взгляд назад. Там выстроились ребята из группы. И странное дело: они выглядели скорее доброжелательными, чем вредными. Это прибавило сил Ричарду. А вот человек, которого он разглядел среди толпы, эти силы отнял. Эти волосы он мог бы узнать где угодно. Многие дни, когда они общались — ни о чем, в общем-то, но это-то и запомнилось Ричарду — оставили свой след в памяти Окена. Как ему тогда казалось, неизгладимый след, который вечно будет заставлять его сердце кровоточить.

Клос произносил какую-то речь, возвышенную и мощную, но Ричард совершенно ее не слушал. Он пытался поймать ее взгляд, но у него ничего не получалось. Зато Окен увидел, с кем она пришла. Алесия мило, даже очень мило болтала с каким-то парнем...Лет семнадцати...И вот прижалась к нему...

Ричард все понял. Это и был тот самый соперник, который их с Фиакром обыграл. Сердце Окена вновь упало в пятки (к чему, впрочем, он уже успел привыкнуть). Голова заболела. Чтобы избежать худшего, Ричард начал вспоминать строки из Той-Самой. Отпустило, ему удалось хоть немного собраться с мыслями.

— И вот, в соответствии с уставом цеха магов, ричард Окен попросил о праве досрочного испытания. В полном соответствии с уставом, это право ему предоставлено...

Ричард закрыл глаза. Это же надо было быть таким глупцом! Ну точно! Ведь он мог прочесть устав! Это была единственная книга, которая не вызвала ну совсем никакого интереса у парня. Теперь он понял: зря. Там ведь было расписано про все эти испытания! Он же мог раньше пойти на них! Ричард забубнил под нос, что он последний дурак. Но, судя по перешептыванию ребят, они тоже не стали читать устава. Кажется, в тот день многие поменяли свое мнение о "глупых правилах".

— Итак, первое испытание — сотворение. Посмотрим, как ему удастся справиться. Испытание пройдет...на Большом канале!

И тут от сердца Ричарда отлегло. Вот уж где источник силы, так это там!

— За стенами города! Дабы, в случае чего, пострадавших было меньше. Наставники сейчас соберут вас в группы, и мы двинемся...

— Ричард, тебе, думаю, понравится, — Леандр кивнул. — Тебе идти впереди.

— В...в смысле? — Ричард начал заикаться.

— Что еще можешь говорить, это хорошо. У других — так вообще голос терялся, — что-то в подбадривании Леандра было не так, это Ричард чувствовал, но не мог понять, что именно. — Будешь впереди всех, рядом со мной и учителем. Так принято.

Вскоре колонна двинулась. Все ученики (а значит, и наставники), повара, подсобные рабочие школы прошли через главные ворота, подняв в городе жуткий переполох. Городская стража, как догадался Ричард по их виду, была предупреждена. А вот простой люд! Прохожие останавливались и глядели, выпучив глаза, на этакое шествие. Для пущей важности наставники двигались со знаменами цеха: те самые звезды в перекрестье, как на двери Клоса.

Леферцы останавливались, кланялись Манфреду (трудно в нем было не узнать главу цеха), а вот что говорили они вослед? Ричард дорого за это отдал бы.

Естественно, шествие цеха магов вызвало гигантские заторы на улицах. Иногда улицы даже не могли вместить учеников, и приходилось ждать, пока они пройдут.

По дороге несколько раз к Клосу подходили люди, в одеждах, похожих на наряды тех самых столоначальников. Разве что выглядели они куда увереннее в себе и богаче. Манфред отходил в сторону, чтобы перекинуться с ними парой слов, и снова оказывался в голове колонны. Правда, в такие мгновения все равно цех (а ведь и вправду — весь цех!) останавливался, так что Манфреду не требовалось волноваться.

Наконец, показались юго-восточные ворота. Предупрежденная стража расталкивала людей, чтобы расчистить проход.

— Наше почтение! — доносилось со всех сторон.

Люди, видимо, полагали, что после "почтения" их быстрее пропустят. Куда там! Цех заполонил улицу, и при всем старании, приходилось дожидаться, пока маги пройдут.

Наконец, цех вырвался на волю. Тут же затор, собравшийся из бесчисленных повозок, обратился быстрым потоком: они ринулись в ворота. Возчики боялись, что снова кто-то двинется и перекроет проезд.

Маги вышли на берег Большого канала. Здесь Ричард еще никогда не бывал, а потому вовсю разглядывал местность. Канал здесь больше походил на реку: о набережной и помину не было. Нужно было долго приглядываться, чтобы заметить каменную кладку, укреплявшую берег от размывания. Камень давным-давно потемнел и оброс травой, что только придавало ему красоты.

— Вон там, — произнес Клос, когда они взобрались на вершину холма, господствовавшего над Каналом. — Видишь? Вода проделала небольшую брешь в камне, размывает его, создает озерцо...Через годы это станет проблемой, может быть, даже нерешаемой. А сейчас у тебя есть возможность малыми силами предотвратить печальные последствия. Вон она, настоящая задача мага.

Ричард пригляделся. И впрямь!

Видно было, что вода уже промыла...пруд не пруд, озерцо не озерцо, в общем, большую лужу. Вода там застаивалась, грозясь стать болотом. Ричард из детства помнил, какая вода может быть обманчивая. Сейчас это лужа, потом — омут появится...

— Вот и решай проблему, а мы посмотрим, — Клос повернулся к толпе учеников и наставников. — А теперь будем ждать, когда Ричард Окен справится с экзаменом! Пожалуйста, сохраняйте тишину!

Конечно же, никакой тишины народ не соблюдал. Однако шум, издаваемый толпой, казался Ричарду чем-то вроде жужжания или шума льющейся воды. Однако знакомые голоса он слышал.

— Сделай это, Ричард! — воскликнул Ауфре.

— Справишься! — вторил Баленс.

Даже Баленсм! Баленс верил в Ричард!

— Ну и мы за тобой! — добавил Чикет, пока Леандр не заставил их замолчать. Впрочем, их лица — а Ричард достаточно легко мог их разглядеть — были невероятно красноречивы.

Сам Окен удивился такой поддержке, но волнение от этого не уменьшилось, а даже наоборот. Он теперь еще и боялся подвести свою группу и наставника. Вот кто следил за каждым движением Ричард, так это Леандр...

А что там Леандр говорил?..

Ричард вспомнил его уроки. Нужно сосредоточиться, выйти к стихии. Ну, это сейчас...

Ричард сжал кулаки, вспоминая о родителях. Кровь быстрее побежала по венам. Мир начал сереть. А вот Большой Канал...Он предстал гигантским синим, даже лазурным, переплетением бесчисленных нитей. Все они покачивались на поверхности земли...Ага...

Леандр рассказывал о магах древности, которые поднимали глыбы земли или гигантские камни, чтобы выстраивать замки и города. Он даже рассказывал, что первые камни в основание Лефере заложили их предшественники, великие маги древности. Они...так...что они там?

Они что-то там поддевали, подхватывали...Ага, музыка! Они подчиняли потоки воздушной энергии. Так, это для Ричарда не подходило.

Он поднялся на самую кручу, нависавшую над водами Большого канала. Лужа (ну или как ее там) была на противоположном берегу, так что Ричард мог рассмотреть ее во всех подробностях.

А еще они как-то там замешивали раствор...Нет, это же было из той книги. Точно! Книги об истории магов. Они еще начинали с нее...Так...Что же там было...Он же столько раз читал!

Ричарду в голову приходили только самые страшные и кровавые моменты: как маги не справлялись с призванной силой, как сгорали в вызванном ими сами огне, как погибали под градом камней, как призванные ими волны размывали мостовые, как они наносили огромные кучи сора, закрывавшие целые деревни...

Кучи сора! Ну точно!

Ричард закрыл глаза, снова открыл — мир приобрел прежние краски, только голова начинала побаливать.

Окен спустился с кручи на самый берег, сел на корточки и постарался разглядеть дно. А вот дна не было видно. Оно поросло тиной, покрылось всяким сором, и чем дольше Ричард его разглядывал, тем противнее становилось. А еще — песок. Много песка и камней. Они утопали в тине, и все же очертания их можно было угадать опытному глазу. А уж сколько раз он рассматривал речушку дома, всю ее узнал вдоль и поперек. Камни там был — ух! Их, при желании, вместо малых жерновов можно было бы использовать, расчисти только да заточи. Только раствору бы какого найти, и дом можно сложить...

Дом. Сложить. Камни. Песок...

Ричард хлопнул себя по лбу. Вот и окончательное решение! Оставалось только его реализовать.

Послышались напряженные возгласы. Это младшим группам стало надоедать: никакого зрелища! Если нет волн магии, сжигающих (или потопляющих) все на своем пути, так это не настоящая магия! А если ее не видно, то разве же это магия?

Ричард хмыкнул. Он надеялся показать всамделишную, без дураков, магию высшего класса. Ну, или какого-нибудь там еще, лишь бы сработало.

Снова кулаки его сжались: он вспоминал о родителях и заставлял кровь бежать быстрее. Ричард давно понял, что это помогает прорваться ему к водной стихии. Только вот почему, он еще не знал, а наставник — и даже учитель Клос — разводили руками. Мол, слишком плохо изучено это дело, нельзя ничего сказать.

Мир приобрел краски проторенной дороги в дождливый день: такая же серая, грязная и однообразная. Но лазурь! Какая она была прекрасная!

Ричард выбросил руки вперед. Пальцы его забегали по воздуху, делая движения, точь-в-точь как у играющего на свирели пастуха. Они словно бы прыгали, порхали на Большим каналом, и вода отзывалась. Ричард посмотрел на одну из самых толстых и ярких нитей, и та отозвалась. Она начала приближаться...

Окен сейчас этого не видел, но знал: для всех остальных над гладью Большого канала вспенился бурун, становившийся все выше и выше, тянувшийся к Ричарду.

Лазурная нить поднялась достаточно высоко, чтобы Ричард мог к ней прикоснуться. Прикосновение ее было ласковое и нежное, жаль только, потом отзовется простудой или еще чем похуже. Вот, Ричард даже хлюпнул носом. Водная стихия проникала в него, а он подчинял своей силе ее энергию.

Окен потянул правую руку, как это делаю всадники, осаживая коней. Бурун взорвался мириадами брызг, чьих прикосновений Окен совершенно не чувствовал: он видел только множество нитей, оказавшихся в его руках. Они протянулись от берега и до берега...Ага, и к той луже подсоединялись! Хорошо. Но еще лучше было, что нити эти чиркали по дну. Ричард даже чувствовал, как то одна, то другая нить задевают камни или кочки, покрывавшие дно. Хорошо. Окен зажал окончания нить и повернул кулак.

Большой канал покрылся волнами, невозможными и странными для обычного человека: они вспенились ровно между Ричардом и местом, которое он должен был закрыть, не распространяясь ни влево, ни вправо.

— Но как бы мне их... — от напряжения Ричарда даже заговорил вслух...

Голова лихорадочно работала. На множестве уроков он подчинял себе водную стихию, вытворяя с ней все, что угодно. Но то были жалкие, маленькие копии той мощи, которая сейчас была у него в руках.

Голова заболела, сердце стало биться чаще. Мысли заполнились обрывками воспоминаний. Спина покрылась холодной испариной. Магия прорывается. Надо быстрее заканчивать! Быстрее заканчивать! Он черпает слишком много!

Будто бы услышав мысли Ричарда, Леандр воскликнул:

— Окен, осторожнее! Не надорвись! — Ричард этого не видел, но Клос и Леандр приблизились, чтобы принять меры в случае худшего исхода. Возле них тут же оказались остальные наставники. Они переговаривались и обсуждали происходящее.

Но Ричард — сколько бы это не было ему интересно — сейчас позабыл все на свете. Осталась только вода и он. А вскоре и он мог раствориться в этой великой стихии.

Нужно было что-то делать...

Ричард предпринял единственное, что пришло ему на ум: выбросил руки резко вперед, так же точно, как возчик. Он сотни раз видел эту картину на улицах Лефера, и ничего лучшего не смог придумать.

На удивление, стихия сработала ровно лошадь, запряженная в повозку: дрожь прошла по нитям энергии, и они ринулись вперед, нацеленные на участок берега возле лужи. Для Ричарда это выглядело как потемнение лазури и превращение ее в кобальт. Для всех остальных это был водоворот, поднимавший со дна всякий сор. А уж что творилось на дне!

Вода Большого канала потемнела в этом месте, пошла барашками. Поток, шедший низом (на поверхности виднелись только пузыри и гребни волн) сперва ударился по дну, подняв всю грязь наверх, а затем, ни медля ни мгновения, ринулся в сторону большой лужи.

Нити потянули Ричарда за собой, и ему ничего не оставалось делать, как разжать кулак и дать им волю. Колени его подкосились, и он плюхнулся на землю. Сердце заколотило еще сильнее, а в мир вернулись прежние краски. Он поднял глаза на Большой Канал.

И тут произошел удар.

Фонтан грязи, камней, песка, тины и невообразимого сора взметнулся вверх, окатив берега на десятки шагов окрест. Волна ударилась в берег, вызвав дрожь земли. И лужа вышла из берегов, выдавливаемая землей и камнем.

Брызги окатили Ричарда с головы до ног, вымазав лицо в тине (но он даже не старался ее отряхнуть — во все глаза следил за происходящим). Воцарилось молчание — разорвавшееся через мгновение криками.

— Он это сделал! Он это сделал! — доносилось со всех сторон.

Тут же подскочили ребята из группы, наставники, даже Клос, легко различимый в толпе благодаря своему одеянию. Кто-то из девочек с младшей группы помог Ричарду стереть грязь с лица (он еще потом долго отплевывался, пытаясь избавиться от песка во рту).

— Ричард, — все расступились перед Клосом.

Вот он стоял перед Ричардом — а ему от волнения вспоминлся Красное перо. Вроде бы один человек, но как он был непохож на весельчака и балагура, раздававшего детям шутихи...

Реальность плыла перед глазами Ричарда, и то одеяние Манфреда так подействовало, то ли еще что, — но парень увидел воздушного змея за спиной Клоса. Он потряс головой, и видение пропало. Это заставило Ричард издать вздох, полный усталости и печали.

— Но ты справился, — Манфред глубоко кивнул, что резко с ним случалось. — Поздравляю! Первый экзамен пройден — водоем явно исчез! Надеюсь, что это не прибавит новых проблем.

— Ага, и на наше счастье, кораблей здесь не было, — Леандр махнул в сторону Большого канала.

К месту, где только что бушевала водная магия, на всех парусах приближалась барка.

— Дно. Главное, чтобы дно не поменялось достаточно сильно, чтобы помешать навигации, — задумчиво произнес Клос. — Так, милостивые государи-маги, ведающие землю...Проверьте!

— Да, учитель! — разом ответило трое наставников, подбежавших к берегу.

Через несколько мгновений один произнес:

— Есть небольшое смещение, но канал по-прежнему судоходный! Сейчас мы чуть-чуть поработаем...

Земля явственно задрожала под ногами Ричарда.

Ноги его подкосились, и он вот-вот готов был упасть, как его подхватили руки однокашников. Один из них был Баленс, другого он знал только в лицо, — кто-то из старшей группы. Сейчас их помощь была очень кстати.

— Ладно, Ричард, ты можешь немного отдохнуть...А ребятам все равно надо хоть изредка дышать свежим воздухом, — добродушно произнес Клос, и даже позволил себе шутку: — Тем более второго шествия нашего цеха за столь малое время стражники не выдержат! Возчики им потом в страшных снах будут видеться!

И учитель — удивительное дело — позволил себе смех. Ричард зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел перед собой Красное перо, точь-в-точь, как более четырех лет назад. Еще бы увидеть родителей...Вот он сдаст экзамен...Но...Ведь родители этого не смогут увидеть.

Окен присел на кочку, закрыл лицо руками, будто бы от усталости, и попытался успокоиться. Но предательская слезинка все равно просочилась сквозь сомкнутые пальцы. Он хотел надеяться, что этого никто не заметит...

Вернулись в школу уже ближе к вечеру: солнце, кроваво-красное, клонилось к закату и освещало спину Окена. Силы его практически оставили. То ли волнение было тому причиной, то ли сотворенная магия, но его не хватало даже на разговоры. Ребята, конечно же, обступили его в общем доме. Не только группа, но и многие остальные, даже незнакомые, и, что интереснее, взрослые. Фиакр хотел было пообщаться с ним, как оба — и Ричард, и Фиакр — раскрыли рты. Приближалась Алесия. Леандр, все это время бывший за их столом, посмотрел на лицо Ричарда и скрылся в людской толпе. Видимо, отправился за добавкой, — так, во всяком случае, подумал сам Окен.

Кается, впервые он разглядел ее глаза, — серые, таинственные, они казались такими...неподходящими ей, что ли. Ричард был уверен, что куда лучше ей подошли бы зеленые. Ну или карие. Или какие там еще есть цвета!

Первые слова он пропустил мимо ушей из-за этих мыслей, так что расслышал только конец фразы:

— ... сегодня молодцом! — улыбнулась Алесия. — Я даже не знала, что ты собираешься сдать экзамены до срока. Почему не рассказал? Расскажешь хоть сейчас? — она выглядела очень заинтересованной.

В такие мгновения Алесия чуть опускала голову и держала подбородок в кулачке. Это у не означало выражение глубокой задумчивости и заинтересованности.

У Ричарда душа (и сколько ей так делать?) ушла в пятки. Буквально: ноги потяжелели, а вот на сердце стало легко! Он вот-вот был готов рассказать ей все-все, как за ее спиной разглядел того парня. Точно, ему было лет семнадцать. Взрослый такой, с серьезным выражением лица, задумчивый или...целеустремленный, Ричарда не научился пока различать два этих чувства. Парень очень придирвичо глядел на Ричарда, будучи, кажется, единственным человеком, которому было совершенно не радостно от победы Ричарда на экзамене. Может, были и другие, конечно, но Окен в тот момент был совершенно уверен, что вся школа наполнилась радостью от экзамена — по меньшей мере так хотелось самому парню.

— Познакомься, это Дуат. Дуат, познакомься, это...— начала было Алесия, но Дуат накрыл ее плечо здоровенной лапищей.

Руки у него и впрямь были мощные, как у кузнеца или, например, конюха. Такие могли подковы в два счета свернуть! Само по себе это показалось Ричарду вызовом. Да как он смеет? Показывает, что сильнее Окена, хотя на экзамене! Ричард попытался успокоиться, но это совершенно не получалось. Щеки и уши его горели, и отнюдь не от волнения. А вот на сердце было холодно, очень холодно. Каждое мгновение, которое Ричард тратил на зрелище навсегда для него потерянной девушки, приносило ему душевную боль.

— Ага, Ричард. Видел, как ты проделал всякие штуки на экзамене. Зачем бить из катапульты по собакам? Нужно было тоньше действовать. Магия воздуха решила бы этот вопрос! — он хмыкнул. — Помнишь, Алесия, я тебе показывал?

— Да-да! — Алесия улыбнулась, отчего свет заиграл на ямочках щек. Сердце Ричарда упало, кажется, пониже его каблуков и прорыло туннель в полу. — Он такие чудеса вытворяет, мой Дуат!

И она прижалась к нему.

— Ну, может, воздух и справился бы. Да только проблемы больше нет, — Ричард прочистил горло. — А ты до конца будешь в школе, или захочешь сдать досрочно?

— Куда торопиться? Я собираюсь взять у наставников все, что только могу, и уже тогда идти в большой мир. Уж поверь, тогда и показухи мне не потребуется. Просто дело, выполняемое четко и быстро, — он прищурился.

Что он имел в виду, Ричард так и не понял, но кулаки его сжались. На счастье, он с самого начала разговора держал руки за спиной, так что Дуат не мог видеть его движений. Во всяком случае, на это надеялся Ричарда. Парень-то был выше его на голову, и мог разглядеть...

— Может быть, может быть, — тут встрял Фиакр, но Ричард был рад, что ему пришли на выручку. — А теперь извините, дело группы, знаете ли.

И он многозначительно поглядел на Алесию.

— Да как знаете, — кивнул Дуат. — Пойдем?

И не дожидаясь ответа, он потянул Алесию за собой. Та помахала на прощание и двинулась вместе с парнем.

На рубахе Дуата вот-вот грозились появиться две дыры: настолько яростными взглядами его провожали Ричард с Фиакром.

— Дурак какой-то, — фыркнул Ричард.

— Угу. Мнит о себе непонятно что! — куда злее добавил Фиакр. — Зря только ругались из-за этого барана...

И он глянул на Ричарда, протянув руку дружбы.

— Мир?

— Мир! — рассмеялся Ричард.— Но однажды мы найдем этого выскочку и покараем.

— Ага! — с вызовом произнес Фиакр. — Я...

— Кого это вы собрались карать? — показался Леандр. Он шел с кружкой, наполненной горячим чаем: об этом свидетельствовал пар, вовсю поднимавшийся перед носом наставника.

— Да никого, наставник. Это мы так, про экзамен...— первым нашелся Фиакр.

— А, да. Неплохо получилось, — тут же Леандр посерьезнел. — Но зачем было тратить столько сил? Еще немного, и у тебя кровь могла вскипеть от напряжения.

— Да? Я ничего такого не почувствовал, — начал было Ричард, но осекся.

С каждым мгновением и вправду он слабел. Странно!

— Это просто горячка сражения, так сказать, — Леандр подмигнул, но выражение его лица оставалось серьезным. — Впрочем, ты завтра сумеешь ощутить это по-настоящему...

И он многозначительно умолк.

— Наставник! Расскажите, пожалуйста! — это был Ивес. Он в оба глаза следил за Леандром и ловил каждое его слово. Вдруг что полезное сможет выведать?

Впрочем, остальные парни действовали точно так же.

Ричард зевнул. Силы покидали его. Слов Леандра будто прорвали плотину. Еще мгновение назад он был готов горы свернуть, а сейчас с трудом двигал руками.

— Отходишь от магического поединка. Что ж, ид отдыхай. Завтра тебе предстоит настоящее сражение! Ребята, помогите ему.

Возвращались домой всей группой. Парни расспрашивали Ричарда, то об экзамене, то о планах на будущее, то об уверенности, точно ли он сможет их сдать. Все они, конечно, становились свидетелями обычных экзаменов старших групп, на них допускались все желающие. Но там как-то...попроще было.

— Точно, попроще! — изрек Ауфре.

Это было последнее, что помнил Ричард: потом он уснул.

А проснулся от того, что кто-то отчаянно трясет его за руку.

— Эй, подъем! Подъем! Леандр сказал, что скоро сюда учитель придет! Ну вставай же! Леандр сказал тебя разбудить! — донеслись слова Чикета.

Ричард прищурился ото сна. Похлопал глазами. Вскоре он понял, о чем ему говорит Чикет, — и ураганом пронесся по комнате. Он наскоро влез в котту, привел в порядок склянки с запасной водой, кое-как расчесался (там все-таки будет Алесия!), и...

И застыл посреди комнаты: пришел Клос. Ричард уже понемногу привык к его яркому церемониальному одеянию, и все чаще сравнивал Клоса с ожившим пламенем. Сходство было поразительное! Кажется, еще мгновение, и на месте учителя взовьется гигантский костер. Ричард даже увидел его всполохи, но моргнул, — и морок рассеялся. Перед ним стоял все тот же Клос, только из открытой двери за его спиной проникал солнечный свет. Он-то и заставлял одеяние учителя "пламенеть".

— Удивительно: стоишь на ногах! Иной валялся бы пару дней без сил, — Клос довольно кивнул. — Что ж, значит, мы правильно поступили, разрешив тебе досрочный экзамен.

Ричард заклевал носом.

— Ага, все-таки не сверхчеловек, — Клос позволил себе улыбку, когда Ричард принялся мотать головой, прогоняя сон. — Это хорошо. Готов? А даже если не готов. То все равно надо идти на экзамен.

— Учитель, а в этот раз... — начал было Ричард, но Клос покачал головой.

— В этот раз испытание будет проходить здесь. Заодно узнаешь, зачем городу стены нашей школы.

Газоны и тропинки школы были переполнены людьми. Наставники образовали круг, отгоняя ребят подальше от общего дома. Так получилось, что в этом кругу оказался здоровенный кусок школы с несколькими зданиями классов.

— Прошу тебя, — Клос указал на площадку возле общего дома. — Проходи.

Ричард послушно исполнил приказ. Сон как рукой сняло: он почувствовал на себе взгляд нескольких сотен глаз. Во рту пересохло.

— Приветствую вас! — Клос откинул плащ назад, уперев руки в боки. Так он казался еще более грозным и серьезным. — Вчера наш ученик, Ричард Окен, прошел первое испытание, первый экзамен — на созидание. Ну, насколько это можно так назвать, когда волна со всей силы обрушивается на берег.

Раздались смешки, почти сразу же затихшие.

Ричард поймал взгляд Алесии: вид у нее был донельзя взволнованный. Окен попытался жестами спросить, что случилось, но девушка ничего не успела: ее проглотила толпа. Это заставило волноваться и самого Ричарда. Может, она хотела что-то сказать? Пожелать удачи? Прорваться?

Наставники сделали шаг вперед, еще чуть-чуть расширив людское кольцо.

— Но теперь Ричарду предстоит доказать, что он способ постоять за себя— и за наш великий Лефер! — раздалась буря голосов.

Вот так же люди кричали, когда на казнь вели преступников: Ричард как-то наблюдал за этим "зрелищем", год назад или около того. Его стошнило еще прежде того, как меч обрушился на голову преступнику. А вот народу было весело он кричал и радовался зрелищу.

От самого воспоминания Ричарду стало дурно, в голове словно бы туманом все покрылось. Он постарался взять себя в руки. Так, что было в Той-Самой книге? Он попытался вспомнить последние, самые интересные страницы...

Каждое слово учителя эхом отдавалось в голове:

— И так как он сдает экзамен досрочно, то ему предстоит превзойти одного из учеников нашей школы, лучшего ученика, если быть точным, — Клос сейчас походил на менестреля, повторявшего одну и ту же строфу с прибавлением пары слов для усиления эффекта. — Лучшего выпускника последнего года обучения! Наставники! Кого вы избрали?

Ричард напрягся. Он и думать забыл и о казни, и о чем-либо еще. Драться? Со старшим? Конечно, они постоянно участвовали в учебных поединках, но все это было в рамках группы...Иногда сам Леандр становился бойцом в их бою, чтобы показать, как следует действовать...Но...Ведь на экзамене будет все почти по-настоящему! На то и экзамен!

Все внутри Ричарда сжалось, похолодело и застыло. Во рту же горел огонь. Не самые лучшие чувства для водного мага, плохой знак, очень плохой знак. И что было самое поганое, застучали зубы. Словно на первом учебном поединке. Нет, даже тогда Ричард был куда увереннее в своих силах.

— Лучшим мы признали Дуата Раму, из Лефера! Маг воздуха! — откликнулся один из наставников: Ричард не видел его, так как Клос стоял ровно между ними.

— Пусть тогда Дуат выйдет, — Клос кивнул.

Кажется, в его голосе звучало предвкушение интересного поединка.

А вот Ричард...Время для Ричарда замерло. Теперь он понял, почему Алесия так волновалась. Она переживала не за него, Окена, а за своего парня...Сразу так тоскливо на душе стало!

Но потом...

— Ведь я могу показать, кто из нас лучше, — пробубнил себе под нос Ричард.

И сразу как-то стало легче дышать, плечи сами собой расправились, а в груди загорелось пламя (хотя, конечно, морская буря оказалась бы куда лучше).

Алесия вырвалась в первый ряд. Она вовсю махала Ричарду, давая понять: не надо, не надо ничего плохого делать. Поднявшийся ветер (как некстати! он поможет Дуату!) донес до Ричарда слова девушки:

— Дуат, я верю в тебя!

Конечно, Ричард понимал, что Алесия ему ничего не обещала. Он видел — хотя и не хотел этого видеть — что именно Дуат ей очень нравится. Он и не надеялся на взаимность (уже не надеялся...или хотел себя в этом убедить) от Алесии. Но именно в то мгновение Ричард почувствовал себя преданным. А это, как выяснилось, придавало куда больше сил, чем любовь или уверенность в себе.

— Отступать больше некуда, — пробубнил Ричард.

Он поклонился, приветствуя Дуата. Тот нехотя повторил движение. Однако его поведение так и кричало: вот теперь-то окончательно разберемся. Он то ли догадывался, то ли знал, что Ричард неровно дышит к Алесии. Может быть, сама девушка рассказала, может, кто-то подсказал: но знание это Ричард чувствовал в каждом движении Дуата.

Плащ его, короткий, черный, развевался на поднявшемся ветру. Сам парень улыбался. Он чувствовал себя куда сильнее недоучки, понимал, что он победил в противостоянии (пусть оно и было только в сознании Ричарда), где призом было внимание Алесии, и теперь должен был довершить череду своих побед. В глазах Дуата чувствовалось торжество. Странное дело: Ричард совершенно не видел, какого цвета эти глаза, но легко мог прочесть чувства и мысли Дуата в блеске этих глаз. Так, во всяком случае, казалось самому Окену.

Дуат расправил плечи. Сам вид его говорил о редком аскетизме: ничего лишнего. Простая, но опрятная котта, гольфы мышастого цвета, удобные сапоги до колен. Ничего не сковывало движений. Куда там тесной котте Ричарда! Он и руки-то не знал, куда деть. Провтинику совершенно не требовалась перевязь, всевозможные склянки, иные подпитывающие штуки: воздух, его стихия, был везде. Даже руки протягивать не надо, сила тут как тут!

Ричард взглянул на небо: серое, оно грозилось дождем. В то мгновение Окен молился, чтобы угроза сбылась. Ливень мог бы подарить ему победы, но если его не случится, если тучи ограничатся угрозой...Ричард нервно сглотнул: он и думать не хотел, что будет в таком случае.

— В точном соответствии с правилами поединка между магами, победы будет засчитана за тем, кто вынудит противника сдаться. Одно условие!

Клос поднял левую руку вверх, призывая к молчанию гомонящую толпу. Все взоры тут же обратились на него.

— Одно условие: постарайтесь не убить друг друга. Все-таки это испытание, а не сражение! — Клос попеременно глянул на Ричарда и Дуата.

Оба кивнули. Ричард разнервничался. Постарайтесь? Постарайтесь? А вдруг...

— По моему сигналу! — Клос все не опускал руку. — Начинайте! Понятно?

— Да! — без промедления откликнулся Дуат. Голос его был уверенный, волевой, мощный.

— Да! — наконец-то Ричард взял себя в руки.

Точнее как, взял: ему едва хватило сил ответить учителю.

— Замечательно! Я объявляю... — Клос рассек рукой воздух. — Поединок!

Ричард резко ушел влево, как нельзя вовремя: Дуат распахнул объятия, и мощный порыв ветра ударил ровно в то место, где только что стоял Ричард. Окен не успевал. Он пытался зачерпнуть силу, но Дуат ("Этот гад готовился заранее, еще до поединка!") наносил удар за ударом.

Руки его так и мелькали, били по воздуху, поднимая одну за другой невидимые волны. Ричард укорачивался, но чувствовал, как дрожит земля под его ногами.

— Сдавайся, — принес ветер слова Дуата.

Ричард прекрасно видел его уверенное, даже веселое, лицо:

— Признай свое поражение. Ты же не можешь со мной справиться! Сам это увидишь!

И метнул еще одну "волну" в Ричарда. Окен замешкался, и мощный удар обрушился ему на грудь, заставляя кряхтеть и пригибаться к земле.

— Вот! Видишь! Сдавайся! Я же могу тебя уничтожить! — Дуат сделал несколько шагов вперед, пользуясь замешательством Ричарда. — И знаешь, что? Мне будет очень приятно это сделать на глазах моей Алесии. Да-да, я в курсе...

Он пошатнулся: брызги посыпались на него со всех сторон. Ричард использовал болтовню Дуата, чтобы зачерпнуть силы из пузырьков. Он успел откупорить один, и теперь сила водной магии играла на его руках.

Парень взмахнул руками, и в воздухе завис водяной бич. Он рухнул на Дуата...и ударился по дорожке. Противник откатился в сторону, метнув в Ричарда еще одну воздушную волну. Окен прыгнул за стену учебного класса, и удар пришелся в кладку. Камень вобрал в себя небольшую толику силы Дуата. Точно так же, он мог впитать силу ударов Ричарда. Так что Окену требовалось спешно убраться отсюда, если он хотел победить.

Он ринулся бегом к углу здания, на ходу дернув дверцу класса — заперто. Наставники подготовили "поле боя". Ага. Значит, весь их бой будет проходить на виду у толпы.

В этот момент Ричард почувствовал на себе взгляды однокашников, разволновался, замешкался, — и потерпел очередное поражение в этом бою.

По спине ударил поток воздуха, пригибая его к земле.

— Не ты один умеешь вытворять такие штуки! — раздался голос Дуата.

У него даже дыхание не сбилось!

Ричард перекатился вбок, отчего склянки загудели, и ему в лицо попала грязь: очередной удар противника обрушился на тропинку.

Даже камешек, откловшийся от мостовой, попал в щеку Окену, вызвав дикую боль. Это разозлило Ричарда, и он откупорил еще два пузырька.

Дуат совершил ошибку: он отступил назад, хотя должен был двигаться в сторону. На скрещенных руках Ричарда заплясала волна, мигом устремившаяся в Дуата. Парня не просто сбило с ног: его прокатило еще на шесть-семь шагов.

Окен за это время успел подняться на ноги и отбежать к другому домику. Здесь его настиг окрик наставника:

— Не пересекать кольцо! Не пересекать кольцо!

Ага, значит, биться и можно только в этом замкнутом пространстве. Наставник делали все, чтобы предотвратить удары магии по зрителям: они перенаправляли даже остатки заклинания в сторону, отражали их. И это могло...

Дуат поднялся на ноги и пальцами собирал воздух, чтобы нанести удар.

Парень казался серой громадиной, окруженной темнеющими полосами.

— Эх, жалко-то как, — выдохнул Ричард и откупорил еще три склянки.

Он почувствовал, как вырываются на волю нити водной энергии, а потом и увидел их — кобальтовые змейки, обвивавшие его руки.

— Поберегись! — Ричард крикнул и...

Направил удар водного смерча в сторону публики. Наставники тут же среагировали: на пути смерча возник массивный щит в виде озерца...только расположенного вертикально, прямо в воздухе. Смерч отразился от водной глади и понесся на Дуата. Он, увлеченный построением магической фигуры и сперва посчитавший, что Ричард промазал, теперь просто не успевал отбежать. Смерч накрыл его и закрутил.

Ричард надеялся на куда больший эффект, но щит-озерцо впитало в себя значительную силу удара. Но хотя бы время он выиграл.

— Сдавайся! — выпалил Ричард и понесся к общему дому.

Прямо позади него — Ричарда даже подтолкнуло — в брусчатку ударился вихрь.

Близкая опасность только придала Окену сил.

И еще: хорошо. Что он не завтракал. Это придавало ему легкость. Да и тошнить было нечем.

Прямо на ходу (впервые!) Ричард соединил три водяных нити, и бросил за спину. Он не видел эффекта, но судя по звуку, нечто-то вроде лужи упало на Дуата. Он выругался, поминая маленьких паскудников.

Лицо Ричарда озарила улыбка. И пришла одышка. Дыхание его сбилось, а силы покидали юного храбреца. Окен застучал по перевязи, на ходу проверяя склянки.

— Пустая...— выдохнул он, рука нащупала еще одну...

— Пустая! — боль и отчаяние соединились в этом возгласе.

Он юркнул за угол общего дома. Было несколько мгновений, чтобы отдышаться. Единого взгляда, брошенного на перевязь, хватило, чтобы понять: запасы исчерпаны.

И тут капля ударила Ричарда по носу. Он взглянул наверх. Это не пот! Туча собралась прямо над школой, грозясь дождем.

— Вот теперь-то... — Ричард не успел договорить.

Он услышал шорох сбоку, и вовремя отбежал. Волна воздуха снова полоснула его по плечу. Это начинало Окену надоедать.

— Ну же, сдавайся, — Дуат уже не скрывал ненависти.

Окен боялся, что теперь-то "старичок" не будет сдерживаться, и начнет бить изо всех сил.

Ричард постоянно перемещался, ожидая дождя. Но тучи дарили только отдельные, холодные, осенние капли. Это было совсем не то, что нужно.

С каждым разом удары Дуата все сильнее и ближе. Ричард начал перебегать к зданию класса...И тут его настиг очередной вихрь. Он больно ударил в спине, буквально впечатал в нее. Из носа Окена хлынула кровь. Он в спешке утер ее рукавом, вновь скрестил руки, чтобы высвободить оставшуюся силу воды...и кое-что заметил.

На рукаве, там, где должна быть кровь, расцветали нити водной энергии. Они были светлые, а значит, очень слабые, и все-таки...

Везде есть энергия, в каждом камушке, в капле воды, в человеке...

Ричард вспомнил слова Леандра на одном из уроков. В человеке. А ведь кровь — это жидкость! Ричард знал, что в человеке полным-полным крови, правда, если ее истратить...Он знал, что бывает, когда истекаешь кровью: об этом часто писали в романах, которые он смог раздобыть. Да и по бегству от убийц его родителей он помнил, прекрасно помнил, как с потерей крови слабел. И все-таки...

Внутри него была уйма энергии. Только нужно было ее правильно использовать...

Очередной удар опрокинул Ричарда на спину, закрутил — и грохнул о стену. На его счастье, Окен продолжал держать руки скрещенными даже в столь кратком полете, а потому голову удар не задел. А еще — он чувствовал, что кровь начала проступать через десятки ранок.

Он понял: а ведь никогда раньше не прорывался к магии, когда был изранен. Ну, может, бывали синяки, ссадины. Но никогда кровь у него в такие моменты не выступала. Может, он потому и не замечал. Что ж, у него оставался единственный шанс проверить.

Глаза слезились от боли, и Ричард с трудом мог разглядеть силуэт поднявшегося Дуата. Он шел на полусогнутых, постоянно ожидая удара. И все-таки чувствовалось торжество в его походке, уверенность. Он будто кричал одним своим видом: "Я победил, я победил тебя!".

— Сдавайся, — Дуат объединил эти мысли и чувства в одну-единственную фразу.

Ветер крепчал, что придавало ему новых сил. Нет, он, конечно, тоже устал. Пошатывался, хрипел на ходу. Руки его тряслись, но пальцы упорно продолжали "ткать" нити воздушной энергии. Дуат готовил последний удар, особо не таясь: чувствовал, что остается одно-единственное усилие. Опять же, ветер!

Он уже поднял руки над головой, выткав особо изощренный узор. Ричард не видел этих линий, но чувствовал, что в него вот-вот ударится редкая по силе магия. Ветер завывал в руках Дуата, обещая боль и поражение.

Ричард почувствовал, как в голове застучало, и кровь пошла носом. Ее было столько, что можно захлебнуться. Но в ней, этой крови, а точнее, в хранимой там силе был единственный шанс.

Ричард закрыл нос руками. Дуат улыбнулся: он посчитал это за жест отчаяния. Нет, отнюдь. Это Ричард складывал воедино нити водной магии. Не сильные и не слабые, так. В другой раз он пренебрег бы ими. Но не сегодня, не сейчас.

Нити сложились в острие, направленное прямо на Дуата.

Парень Алесии уже не улыбался: ухмылялся.

И, наверное, именно та ухмылка придала Ричарду уверенности.

— Падай! — воскликнул Ричард, когда из его рук вырвался водяной клин.

Он врезался в грудь Дуата, подкинув его над землей, завертел и бросил на брусчатку. Ветер, им призванный, ослаб. Магические нити разорвались, и обрывки их (Ричард не видел этого, но знал по себе!) плетьми свисали с пальцев Дуата.

Силы оставили Ричарда, и он поднялся из одной гордости. Теперь настал его черед застыть над Дуатом.

И он, Ричард, не пошатывался: его буквально колотило. Из носа продолжала течь кровь, "соплями" опускаясь до самого подбородка.

— Сдавайся, — захрипел Ричард.

Он сам не узнавал своего голоса, будто это старик говорил, страдавший предсмертным кашлем.

— Сдавайся, — повторил Ричард отчетливее. Ну, он надеялся на это, во всяком случае.

Ноги Ричарда подкосились, и он упал на колени перед Дуатом.

— Сдавайся, — захрипел Ричард, и силы окончательно покинули его.

Он понимал, что теперь совершенно беззащитен перед ударом этого гада.

— Сдаюсь, — только и смог выдавить из себя Дуат, и захрипел еще сильнее Ричарда.

Он дышал с шумом, как будто выплевывая из себя воздух. Видимо, Окен уж слишком сильно ударил его по груди.

В ушах шумело, а потому Ричард не слышал, как к ним бегут людьми. Первыми, конечно же, подоспели наставники. Они стали осматривать ребят, кто-то помог Дуату подняться с земли. Кто-то подхватил Ричард под руки. Окен затуманенным взглядом смог различить Леандра.

— Ох и напугал же ты меня, парень, ох и напугал! Думал, все, нашлась на тебя управа!

Ричарду было странно слышать торжество в словах наставника. Он ожидал, что его будут ругать, мол, не помнишь уроков наставника! Медленно собирал энергию! Ан нет...Хвалили...

Ричард перевел взгляд. Дуата за плечо поддерживала Алесия, — но смотрела она прямо Ричарду в глаза.

— Я же просила тебя: не тронь его, не причини вреда! Я просила! Это месть? Месть за то, что я не стала с тобой...теснее общаться? Маленький гаденыш!

И такой у нее был взгляд, что Окен понял: им никогда больше не суждено не то что тесно общаться — вообще разговаривать она с ним не будет.

Вот потому и стало у Ричарда гадко на душе. Кажется, ты победил, а на самом деле, может быть, проиграл. Так, во всяком случае, он тогда думал.

Глава 8. Ричард

Ребята устроили небольшое празднество, как будто сами экзамен сдали. Кто-то раздобыл вино. Хотя оно было строго запрещено, разве что сидр иногда разрешали выпить, но все знали, как его раздобыть. Стража тоже скучала по вечерам, а значит, им можно было помочь, поделиться бутылочкой-другой. Впрочем, были куда более простые способы: пронести выпивку в вещах, под плащом или еще где.

— Ричард! — раздался возглас Чикета. — За тебя же радуемся!

Окен только отмахнулся. Если бы бревно могло думать. Оно посчитало бы Ричарда куда большим бревном. Все, абсолютно все болело, даже ногти. Тело отходило от сражения. Голова, как ни странно, была абсолютно чиста. Если в первое время она наполнилась потоком мыслей — Ричард даже испугался прорыва водной магии — а потом отпустило. Голова была совершенно чиста, редкие мысли были кристально чистыми. Впрочем, и мысль-то была одна — "Больно".

Ребята совершенно не страдали от того, что Ричард не присоединился к ним. Наоборот, еды и выпивки на каждого оказывалось больше.

Ричард вспомнил, как ему помогли доковылять. Казалось, что силы так и прут из него.

— Наставник, со мной все в порядке! — всплеснул он руками, и едва устоял на ногах: его подхватили ребята. — Все в порядке! Я еще одно такое сражение выдержу, а то и два!

— Ты это едва пережил! Скажи...Ты черпал энергию из собственной крови? — наконец спросил Леандр, когда они приковыляли к домику группы. — Не бойся сознаться.

— Да.

Голова кружилась. Все-таки с "еще одним сражением" он маху дал. Он сам не верил, как мог одолеть старшего. Может, Дуат его просто недооценил? А когда понял, что предстоит серьезное дело, было уже слишком поздно.

— Зачем ты это сделал? Ты мог убить себя, — Леандр выглядел печальным как никогда. — Экзамен того не стоит.

— Может быть, — плечи болели так, что Ричард ими даже пожать не смог. — Но...что тогда стоит?

— Вот поживешь с мое, поймешь, — отмахнулся Леандр.

Он распоряжался, как лучше разместить Ричарда. Парни, кажется, впервые делали все как одна команда, без пререканий и разговоров. Они наконец-то увидели, что человек — может. Что один из них — может. А если может один, то смогут и другие. Ричард, когда его уложили на кровать, был уже совершенно без сил. Он настолько устал, что не мог уснуть. В голове мелькали картинки произошедшего сражения. Он жалел, что не мог все видеть в красках. Только нити водной энергии имели цвет, все остальное было окрашено в оттенки белого и черного. Хотя, может быть, даже светлые цвета были просто не столь темными пятнами.

— Ребята, нужно еды раздобыть. Сбегайте в общий дом. Скажите, наставник Леандр прислал, там поймут. Они должны этак две-три здоровенных корзины еды выдать! Давайте! Давайте! Все бегите, чтобы принести как можно больше! — Леандр улыбался.

Когда ребята выбежали, лицо наставника посуровело.

— Итак. Ты понимаешь, насколько это было опасно? Ты мог пожертвовать жизнью, отдав всю энергию, что имеется в тебе. Еще хуже: прорыв в такие моменты особо вероятен. Ты лишишься собственной души, ее заменит стихия. Там были десятки ребят, первогодки! Если ваши обычные заклинания мы легко отражали, то представь, что было бы!

Ричард вздохнул, закашлял. В горле рождался комок. Опять простуда, а может, ангина! Если вчера все обошлось, то уж сегодня точно он что-то подхватит. Уж слишком долго он общался с водной магией.

— А еще хуже того...Некоторые из магов идут по темной дорожке...Используют других людей как сосуды энергии, если источники стихийной магии недоступны. Понимаешь? Вот откуда легенды о вампирах. Это опустившиеся маги. Это ужасно, Ричард, понимаешь?

Ричард, на самом деле, ничего не понимал. Какие-то вампиры? Темные маги? Зачем это ему? Ему просто хочется отдохнуть...

— Ладно, я побуду здесь. Вижу, ты очень устал. Еще бы! — наконец-то Леандр позволил себе улыбку. — Победил лучшего из...

И тут Ричард набрался-таки смелости, чтобы спросить.

— Вы же знали, кого выставлять? Ну, в мои противники? Или..

— Ну конечно, знали. Это лучший боец из их группы, всегда выходил победителем из учебных поединков, — кивнул Леандр.

— А то, что он общается с Алесией...

Наставник удивленно взглянул на Ричарда.

— Кого? — удивление Леандра и впрямь было неподдельным. Так, во всяком случае, показалось Ричарду.

Парень успокоился. Ему в голову пришла эта идея перед самым боем, но только сейчас он решил как следует над этим поразмыслить. Ну да ладно, можно было успокоиться.

— Ну да...Лезет всякая глупость в голову...

— Точно не чувствуешь прорыва? Может, шепот? Странные образы, видения? — Леандр заволновался.

Еще бы: потерять ученика после успешного экзамена!

— Разве только все болит. Ну как будто меня молотили кулаками несколько недель подряд, а после бросили под телегу, — Ричард нашел в себе силы улыбнуться. — Это конец? Экзамены закончатся?

— Нет, остается последний, самый главный.

Вот тут Ричарда прошиб холодный пот. Он закашлялся. Так бывало, когда он узнал нечто неожиданное. Кашель появился еще года четыре назад, после того, как Ричард научился прорываться к нитям стихийной энергии.

Неужели еще какой-то бой, может быть, против наставника выйти на поединок?

Свои страхи он озвучил.

И — неожиданное дело — Леандр расхохотался. Он смеялся долго, буквально до слез. Наконец, взял себя в руки.

— Нет! Конечно нет! Будет еще сложнее! — но сказано это было таким тоном, что Ричард посчитал это шуткой.

Что ж, можно было чуть-чуть успокоиться и отдохнуть.

К этому времени ребята уже вернулись. Они и впрямь принесли уйму еды.

— Наставник! Наставник Леандр, а может... — начало было Фиакр, но Леандр его оборвал.

— Нет, это ваш праздник. Не только Ричарда. Но и группы: ведь вы за него вовсю болели, так ведь? — и ребята ответили дружным ревом. — Вот именно. Ладно, я пойду. Надо последний день испытаний подготовить.

Ребята огорчились, но ненадолго. Празднество развеяло всякую тоску, и неважно было, что Ричард совершенно в нем не участвует. Ну, то есть как. Он периодически давал о себе знать, комментируя воспоминания ребят о сражении. Оно уже приобрело поистине легендарные масштабы. Страшно было подумать, каким оно будет вспоминаться через месяц, или через год.

Под дружные возгласы Ричард заснул.

Проснулся он от жара. Тело его колотило, во рту пересохло, а голова раскалывалась.

— Заболел-таки,— то ли произнес, то ли чихнул.

На сундучке он всегда держал ворох кусков мягкой ткани, чтобы хоть как-то справиться с насморком. Лучшим же средством от жара он считал теплое одеяло. Он укрылся лоскутным одеялом по самый нос и попытался уснуть. Но голова так трещала, что сон не шел. К головной боли присоединился жуткий озноб. Все его тело било крупной дрожью, так, что кровать даже подрагивала. Ричард пытался как-то с этим справиться, но у него ничего не выходило. Он боялся, что разбудит кого-то из парней, но те, похоже, глубоко и сладко спали.

Ричард был рад, что кому-то после этого проклятого экзамена было хорошо.

Он сумел заснуть только под самое утро. Естественно, проснулся он совершенно разбитым, с заложенным носом и больным горлом.

— Ну как после испытаний, герой? — Ивес окликнул Ричарда, когда увидел, что тот повернулся в кровати.

— Пдекдасно. Хочется умедеть, — откликнулся Ричард.

Ему совершенно ничего не хотелось делать.

— О, плохо дело, — отозвался кто-то из парней, кажется, Ауфре.

И правда. Но что, если он не придет на экзамен по болезни...

— Надо вставать, — пробубнил Ричард.

Мир плыл перед глазами, играя тысячами красок. Голова потяжелела десятикратно. Одевание заняло раз в семь или восемь больше, чем обычно. Словом, утро начиналось ужасно.

Появился Леандр. Он выглядел взволнованным, что с ним случалось крайне редко. Даже перед сражением он казался куда как бодрее и веселее.

— Так...Ага...Ричард, ну все понятно, — наставнику хватило единого взгляда, чтобы все понять. — Результаты воздействия магии. Ходить-то можешь?

Ричард сидел — точнее даже, трясся — на кровати. Ему было так плохо, что он уже ничего не хотел. А, нет, хотел: умереть. Ребята, выпившие бутылку не самого плохого (судя по запаху) вина, казались значительно бодрее.

— Смоду, — прогнусавил Ричард.

Встал он не сразу, пришлось напрячься. Мир расплывался перед глазами. Впрочем, он был магом воды, так что — в определенной степени — оказался в родной стихии. Это, к сожалению, его совершенно не обрадовало. Было очень холодно, он трясся от этого всепроникающего холода.

— Так. Это займет чуть-чуть времени. Я помогу тебе дойти, — Ричард покачал головой. — Ну, как знаешь.

— А мы... — начал было Баленс, но Леандр прервал его.

— Нет. Идет только Ричард. Это закрытое испытание, только для него и...еще пары человек. Извините, ребята, так положено. Он потом вам все расскажет. Если, конечно, захочет. Сил хватит, Ричард, или лучше здесь останешься? — участливо спросил Леандр.

— Как-нибудь добедусь, — отмахнулся парень.

Ричарда продолжала бить дрожь, постоянно казалось: все, здесь можно лечь и умереть. Но каким-то чудом он переставлял ноги и плелся дальше.

Хорошо хоть, действо проходило в общем доме, а не где-нибудь за городом. Ричард боялся, что в таком случае он просто упал и умер бы где-нибудь по дороге. Впрочем, это он попытался проделать трижды на пути к общему дому. Леандр кое-как помогал ему удержаться на ногах.

Вокруг бегали стайки народа, приветственно махавшие Ричарду. Будь он здоров, ему это было бы приятно. Но сейчас он просто кивал, желая поскорее отделаться от испытания, вернуться в кровать и умереть. Ладно, сперва выспаться — и только потом умереть. Какие-то невеселые мысли ему в голову лезли. А что же будет, когда он побывает в настоящем магическом сражении? Он прочел десятки историй о таких поединках, и от одной мысли о масштабах боев ему поплохело.

— Вот и добрались, — Леандр распахнул дверь перед Ричардом.

Он проковылял внутрь...и застыл на месте. Даже нос пробило на несколько мгновений от удивления.

Столы были отодвинуты к стенам. В центре образовалась площадка, на которой в удобных креслах разместились...

— Дядюшка Бауз! Тетушка Сю! — Ричард попытался изобразить радость.

Здесь же сидел тот самый интендант. Окен его узнал бы где угодно. Он несколько постарел, сменил костюм на более роскошный и богатый, седины в шевелюре прибавилось. Но это был тот самый интендант! А еще...

По залу прохаживался тот самый Олаф, командир отряда, который привез его в Лефер. Воин обернулся на шум открывавшейся двери. Пригляделся к парню.

— Лицо мне твое знакомо... — он задумчиво поскреб бородку. — На рынке. Что ли видел?

— Так это я, Дичад из Бедона, Вы... — наачал было Ричард, но Олаф прервал его нетерпеливым жестом.

— Точно! — он со всей силы хлопнул себя по лбу. Хорошо хоть, правой рукой, — левая была забрана кольчужной перчаткой. — Тот парень! Мы еще тебя искали, мэтр Гаудри...

Столоначальник показался из темного края зала. Он был приветлив, как и в прошлый раз.

— Ага, парень, который из Белона!

— Здав-вуйте, — слова давались Ричарду тяжело. — Господин пятый...

— Уже третий, парень, уже третий, — он улыбнулся.

Облаченный в мантию, Гаудри старался всем своим видом показать простоту и открытость. Мол, мантия — это должностная необходимость, не более того. На коленях его брки были все такими же протертыми. Уже сам Ричард избавился от этого, но Гаудри! Целый...эхм...ричард пытался вспомнить уроки, касавшиеся строения городского совета, но их он обычно слушал вполуха. Какое они дело, в конце концов, имеют к магии? Никакого, а значит, это лишняя информация!

Тетушка Сю и дядюшка Бауз подошли к Ричарду для объятий. Тетушка, как обычно, была недовольна состоянием его здоровья.

— Да ты еле живой! Зачем тебе всякие испытания? Вон, мой Бауз испек пироги...и...

— Это был киш, Сюзанна, — тут же ее поправил Бауз.

Он бросил взгляд на интенданта, но тот молчал.

Наконец, Ричард смог выбраться из объятий тетушки и приглядеться к незнакомым людям в зале. Человек шесть...Нет, семь. Они были облачены в мантии цехов, вышивкой и украшениями ничуть не уступавшими наряду учителя Клоса. Тот стоял чуть в отдалении, оживленно общаясь с Олафом. Когда же Ричард сделал шаг в сторону от тетушки, Клос прочистил горло и громко (очень громко! Ричард не ожидал такой силы от голоса учителя) призвал к тишине.

— Итак, Ричард Окен из Белона. Ты прошел два испытания на получение мантии цеха. Готов ли ты к последнему, самому важному?

Пока учитель говорил, гости рассаживались. Тетушка и дядюшка заняли места в стороне, для них заранее были припасена массивная скамья. А вот люди в цеховых мантиях расселись по креслам. Они расходились от Клоса в обе стороны полукругом. Чем-то похожие на крылья. Ричард даже улыбнулся от мысли о таком сравнении. Чайка! Вот что ему напомнила рассадка гостей. Чайка! Самая настоящая чайка!

— В соответствии с уставом цеха магов, ты должен равное годам обучения время отслужить в одном из цехов. Как город тебе помог, так и должен помочь городу.

Вот здесь сердце Ричарда упало еще глубже, чем во время сражения. Им что-то такое рассказывал Леандр, но обещал подробности на последнем году обучения. Ну точно! Ведь Ричард до времени заканчивал обучение, а значит, сам себя лишил возможности разузнать все получше. Четыре года...Ох, целых четыре года ему теперь придется...

Но как же...Родители...Он должен отомстить за родителей...Найти тех убийц...И главное, оказаться как можно дальше от Лефера. Здесь самые камни будут напоминать ему об Алесии...

— По уставу, ты должен будешь возместить городскому совету затраты на твое обучение, — в этот момент Ричард бросил взгляд на Гаудри. Тот пожал плечами, ну вроде как говоря "Что поделать?". — А когда долг твой будет выплачен, ты сможешь избрать новую работу. Будучи человеком из цеха магов, ты свободнее в выборе, чем другие цеха...

Послышалось ворчание гостей. Даже Бауз — и тот тихо возмутился.

— Что поделать, — Клос это произнес вслух. — Ты будешь связан ровно до того момента, как выплатишь долг...

И тут до Ричарда дошло. Не четыре года! Он будет прикован к избранном цеху...проклятье, на какой же срок?..

И если Окена бросало до этого в жар, то теперь стало невероятно холодно. Голова туго соображала, но сейчас заработала как надо. Итак...Выбрать...Ему придется выбрать...

— Что ж, я представлю цеховых мастеров. Только мэтр Олаф здесь...не мастер цеха, у наемников, как тебе известно, его и нет. Мэтр Олаф представляет один из отрядов "Доброй компании".

Ричард и раньше предполагал, что он из наемников. Но чтоб так! "Добряк"! Один из леферских наемников, лучшие из лучших: Лефер, как любили говорить, иных не привечает.

— Всем здесь, абсолютно всем, — Клос особо выделил последнее слово. — Нужен маг. Ты продемонстрировал хорошие умения в созидании, неплохие боевые навыки...А теперь продемонстрируй ответственность. Выбери свое будущее.

Учитель Клос представил собравшихся, но их цеха можно было и так угадать. Когда же тот самый интендант поднялся, Ричард чуть не вскрикнул от удивления. Цеховой мастер! Целый мастер! Похоже, старый знакомый хорошо понял выражение лица Ричарда, а потому заметил:

— Я рад, что ты сможешь верно послужить на благо пекарскому цеху. Семейная традиция, — он доброжелательно кивнул.

— Ага, — Ричард понял, что выглядит сейчас полным дураком, но ничего умнее сказать не смог.

— И, наконец, третий столоначальник, Гаудри Джеро. Собственно, он также не ищет себе мага, просто наблюдает от лица городского совета за соблюдением порядка... — Гаудри помахал рукой. Кажется, душой он был еще моложе Ричарда. — А вот и мастер Иво, монетный цех...

Ричард удивился: даже им требуется маг! А что, всегда быть рядом с деньгами, буквально купаться в них: поговаривали, что люди из монетного цеха так делали на большие цеховые празднества. Мечта! Но не для Ричарда.

В голове шумело, думать было трудно. Окена бросало из жара в холод и обратно. Выбрать. Надо было выбрать...

И вот его взгляд упал на Олафа.

Тот сидел, не глядя по сторонам, будучи целиком поглощенным книгой. "Добряк" раскрыл ее, читая на вытянутых руках. Соседи поглядывали на него, как на умалишенного. Что, неужели ему неинтересно?

А вот книга...

Ричард узнал этот шрам на обложке. Эти украшения переплета... Это Та-Самая! Та-Самая! Он бы узнал ее из тысячи. Это та книга. Которую мама читала ему в детстве! Мама! Родители...

Кулаки Ричарда сжались с такой силой, как никогда прежде. Теперь даже цеховые мастера услышали этот хруст. Клос заморгал.

Ричард сделал шаг вперед. К старому знакомому.

— Мой отец, — он приблизился к мастеру пекарей. — Был мельником. Мой дядя — пекадем.

Речь Окена могла бы показаться напыщенной, если бы не забитый носа.

— Но мой отец не смог сохданить жизнь ни себе, ни моей матеди. А мой дядя вынужден был пдибегнуть к помощи цеха магов... Размеденная жизнь их не спасла.

Интендант развел руками, кивая в знак понимания.

— Кдоме денег, — Ричард посмотрел на мастера из монетного цеха.

Самые руки его были покрыты копотью, навсегда въевшейся в кожу.

— Кдоме денег, у меня есть один большой долг. И я долг этот выплачу...

Окен поравнялся с Олафом.

Тот закрыл книгу. Улыбнулся. Кивнул. Он догадался, о чем скажет сейчас Ричард. Только потом Ричард узнает, насколько Счастливчику были понятны мотивы юного мага.

— И да, хотелось бы мне нести добро по Двенадцатигдадью, — Олаф расхохотался.

Даже Клос не выдержал: на его улице заиграла улыбка. Шутку он оценил.

— Мастед Олаф, — Ричард опустился на колено.

Он читал в романах, что это символ признания власти. Лучшего он в тот момент все равно не мог придумать.

— Придимите меня в "Добрую компанию", — Ричард чихнул.

Олаф расхохотался.

— Месть — наше любимое дело. Ты ведь хочешь отомстить за семью, парень? — Ричард поднял лицо, и увидел, как Олаф подмигивает. — Мы отомстим за тебя. И неплохо заработаем! Да, это, кажется, твое, — Олаф протянул Ричарду Ту-Самую.

— Маг Ричард Окен избрал цех. Да будет так. Мэтр Гаудри...— Клос обратился было к столоначальнику, но тот отмахнулся.

— А что мне остается делать? Признаю, признаю! — он закивал, еле сдерживая смех.

И впрямь: чихающий маг, преклонивший колено перед командиром наемников, протягивавшим "присягающему" книгу...Это была безумная картина, которой, верно, ни до, ни после не видели в общем доме школы магов.

— Поздравляю Ричарда Окена, мага, с зачислением в "Добрую компанию"! — Клос порылся в грудах вещей, лежавших на скамье позади, и в его руках оказалась книга.

Ричард гадал, что же это? Истории о магах прошлого? Устав цеха?..

— Пусть твое путешествие будет столь же легким и увлекательным. Возьми, — Клос протянул книгу, и Ричард, переминаясь с ноги на ногу, бережно ее принял. Раскрыл...

Это была копия Той-Самой, из книжного магазина.

— Я купил ее в тот, первый день, — подмигнул Клос. — И попросил не рассказывать. Думал, это тебе будет подарок. На выпускной.

Ричард от радости прижал обе книги к груди. Это был, наверное, самый счастливый день в его жизни.

Глава IV. Аркадий Лид

На холмах вырастали каменные стены. Нарсес видел их столь же высокими, как и Длинные стены великой столицы Государства. Стоявшие с незапамятных времен, они остались единственными в их родном мире. Другие просто были незачем. Да и что смогут противопоставить стены катергам? Одна ала воздушных кораблей, и любая твердыня падет. Но здесь катерг было мало, донельзя мало. Все, кроме двух, погибли в первые недели Великого шторма. Оставшиеся же были поистине жалки. Стратиг в глубине души радовался тому, что легионы пока что не связались с ними: засмеяли бы!

Великий шторм нарушил сообщение с другими частями Государства. Должно быть, циклопические волны и неистовства подземных даймонов обратили в пыль прибрежные твердыни и аванпосты. На счастье, крылатые даймоны присмирели. Прошел целый год с тех пор, как легионеры сталкивались с ними, и это было еще до Великого шторма. Да, славное было сраженье! Ровный строй катерг, честная схватка с равным по силе противником...

Сейчас же легиону противостояло жалкое отребье. Если бы Государство протянуло руку через океан, врагов давно сравняли бы с землей! Но — Великий шторм...

Нарсес бессильно ударил кулаком по своей же ладони. Он прекрасно понимал, что даже с имеющимися силами ему с трудом удалось бы подавить сопротивление зеленого народа.

Они встретились случайно. Отряд разведки (их бы на катерге, на катерге! — да беречь надо) вышел к ручью пополнить бурдюки. Децемвир заметил движение на противоположном берегу, а потом раздались возгласы. На песок вышел огромный, выше самого рослого меза зеленокожий абориген. С первого (как, впрочемЈ и с десятого, и с сотого) взгляда походил он на клыкастое двуногое существо, кряжистого, с налитыми силой мышцами. Лоб у него был низкий, а рыло вытянутое, как у кабана. Разведчики принялись шептать молитвы от даймонов подземного мира: абориген походил на четырежды проклятого врага Повелителя ванактов, Орка. Ваятели, украшавшие кладбища статуями владыки теней и смерти, будто бы с этого зеленокожего урода их лепили.

Существо не показывало знаков угрозы. Скорее, ему было любопытно. Он протянул руки вверх, взывая к даймонам мира. Децемвир ответил тем же. Существо начало медленно рыть ногой землю...Нет, не рыть! Оно чертило борозду своей лапищей. Закончив художества, зеленокожий удовлетворенно кивнул и, оглядев разведчиков снова, скрылся в зарослях. Дека еще долго вглядывалась в лес за речушкой, выжидая, что же произойдет дальше. Они потеряли бдительность, забыв, что рядом могут быть враги, — и теперь столкнулись с ними лицом к...в общем, к морде. Децемвир, правда, предпочел иное слово, но оно не из тех, что можно поведать потомкам.

Обгоняя ветер, каподистрийцы примчались в лагерь, тогда едва успевший отстроиться на совесть. Он уже превращался из боевого аванпоста в нечто, отдаленно напоминавшее город. Нарсес как раз завершал осмотр кузницы и хотел было оценить улов, как завидел спешащего с докладом децемвира.

Успев таки подержать в руках пойманного спрута ("Гигантский, иллюстрий стратиг! Верно, вынесло Великим штормом поближе к суше!"), командующий легионом дожидался децемвира на вершине холма. Скрестив руки на груди, он бросил взгляд на лицо командира разведки — и понял все прежде, чем каподистриец раскрыл рот.

— Иллюстрий стратиг!.. — переводя дух, начал было децемвир, но Нарсес его прервал.

— Как они выглядят? — размеренно спросил всезнающий стратиг.

И хоть каподистриец успел привыкнуть к чудесам — и к чудостратигу — но глаза он таки выпучил от удивления.

— Зеленый! Точь-в-точь как Орк! Да, точь-в-точь! — только и сумел выговорить децемвир, некогда бывший милленарием.

Но он все-таки взял себя в руки и продолжил, размеренно, четко, по делу:

— Встретились у реки. На даймоновых слуг не похож. В атаку не бросился. Встретил мирно. Показал границу, или черту.

— Границу? — бровь Нарсеса поползла вверх. Он тоже не ко всем чудесам успел привыкнуть. Крылатые даймоны и их приспешники совершенно иначе вели разговор.

— Да. Ногой линию нарисовал на своем берегу. Думаю, что таким образом установил границу между нашими владениями и их землей, — отчеканил каподистриец.

Он уже совершенно пришел в себя, и потому доклад действительно стал докладом, а не набором новостей.

— Их землей? Или его? — уточнил Нарсес.

— Их. Видели только одного, но судя по звукам, движениями веток, по самому поведению Орка, их много. Верное, целый народ.. А может... — децемвир подбирал слова.

— А может, обрубок народа, заброшенный сюда, — закончил за него Нарсес.

Каподистриец не успел уловить момента, когда стратиг вернулся к своим заботам. Но что не скрылось от его взгляда, — так это нервозности в движениях. Видно, Нарсес не ожидал, что они так скоро столкнутся с чужеземцами. Катерги! Им бы катерги! Алу! Или две! Да и...

Кто встанет на место убитых?.. Откуда ждать помощи?

Они — одни...

Одни...

Нарсес покачала головой, прогоняя навеваемые даймонами страха мысли. Рано, еще так рано! Им бы отстроить здесь настоящую крепость!

— Благодарю тебя, Назий, — благодарно кивнул Нарсес.

Обращение по имени польстило каподистрийцу. Он никогда не называл стратигу своего имени, тот его узнал как-то иначе. Верно. У кого-то спросил, или...Говаривали, что нарсес знает всех по именам. А иные даже утверждали, что стратиг может читать в их душах. Но при этих словах все тут же осеняли себя знаком Повелителя ванактов. Колдовство здесь не привечали, считая даром-проклятьем крылатых даймонов.

— Служу Государству и ванакту, иллюстрий стратиг! — прижав правую руку, сжатую в кулаке, к сердцу, воскликнул децемвир.

Тут же все, кто стоял рядом, побросали дела и последовали примеру каподистрийца. Но даже от взгляда Нарсеса, поглощенного целой сотней и еще одним делом, не скрылась неуверенность движений легионеров. Они устали. Очень устали. Так, во всяком случае, хотел бы думать Нарсес. И все же надо было не просто думать — надо было еще и действовать.

— Собрать военный совет через четверть солнцеворота! — скомандовал иллюстрий стратиг, направляя свои стопы к палатке, стоявшей несколько в стороне от Легионеровой улицы.

Кто-то из легионеров устало вздохнул. Четверть солнцеворота? Так ведь командиры кто где! Ищи их с катергой, и то не поспеешь! Легион пребывал в напряжении с первой ночи Великого шторма, и многие были на пределе своих сил. Нарсес же требовал не просто всего, что мог сын Государства, — он требовал гораздо больше.

Палатка, к которой пришел стратига, стояла несколько особняком. Не то чтобы она далеко отстояла от других, совсем нет. Просто чувствовалось в ней что-то отстраненное, несмотря на жизнь, кипевшую вокруг нее. Здесь многочисленные легионеры, из самых сообразительных и смышленых, постигали азы катергова искусства. Они повскакивали с мест, едва завидев командира.

— Ну, как, Марий и Саллюстий, спорится дело? — обратился он к сынам Государства, продвинувшимся дальше всех в обучении.

— Идет! Не по дням, а по солнцеворотам, иллюстрий стратиг! — польщенные вниманием, они низко поклонились.

Других, менее успешных учеников, Нарсес наградил только легкими кивками. Вот когда продвинутся — будут достойны. Не все оказались этим довольны, но делать было нечего.

Отодвинув в сторону полог с серой бахромой, Нарсес оказался в достаточно просторном помещении. Его пересекал — наискось — ковер, потрепанный, с застарелыми следами морской воды, но все еще добротный. В больше части палатки разместились разнообразные склянки и инструменты, о применении которых даже казавшийся вездесущим и всезнающим Нарсес имел лишь самые смутные представления. Книги лежали ровными стопками, но вот размещение последних было совершенно беспорядочно! А на сбитом из тесаных брусков ящике покоились тронутые пламенем или вовсе обугленные фолианты. Хозяин палатки так и не смог с ними расстаться. Бывало, он прижимал их к сердцу либо же проводил ладонью по переплету. А после, если испачкался сажей, подолгу не смывал ее, — ведь тем самым он отправлял в полное небытие драгоценные творения.

— Здравствуй, иллюстрий Нарсес, — поприветствовал хозяин палатки гостя.

Стратиг, полновластный властелин (за исключением ванакта, незримо присутствовавшего пядь земли, которой коснулось Государство) окрестных земель, он и вправду чувствовал себя в этой палатке всего лишь гостем.

— Здравствуй, иллюстрий виночерпий, — почтительно кивнул Нарсес застывшему в почтении Аркадию Лиду.

Виночерпий, ценившийся при дворе за познания во флористике и науке общения со звездами, прекрасно владел инженерным делом. Он помнил все труды, когда-либо выходившие в Государстве, посвященные строительству катерг и всего, что только было связано с войной. Нет, он практически никогда не применял свои знания на практики, но таковы уж были обычаи в научном мире Государства. Раз и навсегда обретенные, секреты сложения катерг передавались из поколения в поколение, из одной зашифрованной книги — в другую. Однажды постигнутое знание хранили, потому что оно было священным, а потому не было былым, не было старым.

Заброшенный за мириады ванактовых стадий от родного дворца, пребывая вдали от посвященных в катерговы тайны мудрецов, Аркадий Лид был вынужден обучать простых легионеров великим чудесам. Мастера могли бы отречься от предателя знаний, но — что было делать здесь, в месте, которое даже Повелитель ванактов вспоминал нечасто? Тайну требовалось хранить, а заключенная в памяти одного лишь Лида, она бы умерла. Нашедший выход, Аркадий долго упивался тем, как сумел выкрутиться из, казалось, безвыходной ситуации. А так как любой мог погибнуть — и погибал, даже без помощи Великого шторма — то необходимо было приобщить к тайне как можно больше людей. Перебарщивать, конечно, Лид не собирался. Два десятка учеников— разве это много? У хорошего мастера найдется втрое больше. Но то — в оживленном сердце Государства, а здесь...

Аркадий отмахнулся от повторявшейся в его мозгу вновь и вновь молитвы-причитания.

— Обучение идет своим чередом, иллюстрий, и... — Лид склонился не вдвое даже, — втрое.

— Медленно. Слишком медленно, — отрезал Нарсес. — Иллюстрий виночерпий, запасов времени у нас больше нет...

Аркадий кивнул, показывая, что догадывается о причине. Стратиг коротко, в двух-трех предложениях, пересказал доклад каподистрийца.

— Скоро — считай, завтра — нам нужны будут катерги. Все, которые ты только сможешь собрать. Еще больше, чем сможешь. А кроме катерг, любое оружие! Иначе нас сомнут! За этой копией Орка придет еще одна, и еще. А там — нас могут найти...

— Легионы, другие легионы, — успокоительным тоном произнес Аркадий, но Нарсес покачал головой:

— Даймоны, другие даймоны...Или иные варварские народы, населяющие здешние края. А нас мало, нас слишком мало для затяжной войны. Поэтому требуется оружие. Нанесем один молниеносный удар, уничтожим столько врагов, сколько сможет принять Орк в своих проклятых чертогах. Будем сражаться малой кровью на варварской земле. Иначе это нас будут убивать. И убьют.

Кивнув в знак прощания, Нарсес развернулся. Перед глазами, над самым пологом, крохотный, развевался клочок пурпурной ткани. Даже в этой мелочи, Аркадий не желал терять связи с ванактом, а значит, и с Государством. Нарсес не решился комментировать увиденное, а пошел дальше, погруженный в раздумья.

Аркадий вышел из палатки, чтобы проводить взглядом стратига. Когда тот скрылся меж легионерами (иные способы передвижения Нарсес, видимо, позабыл), Лид вернулся внутрь. Задернув полог, он выставил руки пред собой. Они тут же покрылись пламенем, сперва серебряным, а после...

Все цвета радуги решили побывать в этом даймоновом огне, который обернулся льдом, чтоб через миг растаять и испариться: и след простыл. Сила — но не такая, уж Аркадий, долго наблюдавший за столь опекаемыми слугами-орудиями, знал это наверняка. Невероятное могущество сулили эти пробужденные Великим штормом таланты. И, как оказалось, не у одного Лида обнаружилось подобное дарование. Все, кто сейчас учился мастерству сборки, обладали зачатками этой силы. Может быть, Повелитель императоров избрал только смекалистых, тех, кто смог бы оценить дар, или то Орк решил поиграть со смертными, какое Аркадию дело? Важнее всего была сила, обретенная в те страшные ночи. Оставалось только как следует взрастить ее ростки, а там!!!

Аркадий тщательно, очень тщательно просеивал ростки в поисках талантов. Всех, чьи илы несли в себе мерцающее серебро, Лид сразу же забирал в ученики. Он старался, чтоб их дарованье не проявилось раньше времени, иначе о нем узнал бы Нарсес. Виночерпий понимал, что вскоре стратиг начнет подозревать, а немногим позже узнает обо всем, но — поздно, будет поздно! Кровь! Кровь проклятого кривляки обагрит чужеземный край!

Грезя местью за все пережитые несчастья, Лид иногда даже жалел Нарсеса. Ведь какая же страшная смерть ему достанется от рук Аркадия, какая смерть!..

И пусть, пусть он привечает одних и жалует других, пусть надрывает силы легиона. Нарсес был сейчас полезен, виночерпий не мог этого не признать. Он даже поможет собрать катерги, чтобы стратиг обрушил на всех врагов Государства гнев легиона. Слывший балагуром при дворце, полководец-самородок создаст империю, облегчив тем сам восхождение Лида к власти. А уж Аркадий, хранивший в памяти мудрость былых поколений, куда удачнее его распорядится новой провинцией Государства. В этом иллюстрий виночерпий, придворный знаток цветов и науки общенья со звездами, был полностью уверен.

* * *

Катерги прорезали небо, осыпая бегущих врагов миллениями стрел. Изумрудные холмы оказались посреди лета оказались покрыты лавинами — лавинами трупов. Прямо под катергами, по земле, ровными рядами шли легионеры. Плечом к плечу. Ровные шеренги, с копьями в руках, с мечами на поясе. Прошедшие сотни, тысячи боев и стычек, — каждый из них стоил деки, а то и кентурии врагов. Да и что это были за враги, ха? Ни единого даймона не было средь них! Бывшие рабы крылатых бестий, они бежали прочь. Но — какая мерзость — за ними, но не против них, бежали бывшие слуги. Они предали хозяев. Забыли о милостях Государства, а вожди их возомнили себя равными ванакту. А потому смерть для них была уготована еще более страшная, чем для даймоновых приспешников. Маленькие катерги, звавшиеся дромонами, врезались в холмы, обращая сам воздух в пламя. Начиненные специальным составом, эти воздушные корабли требовалось только направить на цель. Рулевой тут же перепрыгивал на соседнюю катергу, и громадина обрушивала на врага Государства огненное безумие.

Сотворенные под надзором Аркадия, эти дромоны подарили не одну победу легиону. Серые плащи с вышитыми фицрами-"рожками" маршировали по равнинам, холмам и лесам этой земли, и никому не было от них спасения.

В первые месяцы Нарсес выжидал, собирая силы. Наладив сообщение с зеленокожими, он начал торговлю. Продукты в обмен на безделушки. Все, что легион не мог сделать сам, то добывалось у обитателей равнин. Оказалось, что встреча в лесу произошла случайно. Их народ предпочитал привольное раздолье равнин. Потревоженные Великим штормом, они долго, очень долго не показывали носа на берегу. Да только — жажда. Недра страдали от землетрясений, и много рек испарилось: под ними разверзлась сама земля, иные же стали такими солеными, что от долгого питья воды из этих рек живые существа погибали. Пресную воду окрестным племенам удалось сыскать только в лесах, тех самых лесах, где произошла первая встреча с ванактовыми слугами. Вождь орков дал понять, что половина ручья — их. Он боялся кровопролития: и так слишком много его собратьев устало или погибло. Война (а что иное могло последовать за дракой с чужаками?) отняла бы последние силы племени.

Нарсес быстро сошелся с умным вождем, освоив, кажется, за считанные дни язык зеленокожих. Он помог, прислал лозоходцев, и те отыскали воду. Благодарные орки пообещали свою помощь в любой битве. Многие рядовые бойцы и даже офицеры, вплоть до центурионов, не оценили великодушия Нарсеса. Требовалось уничтожить чужое и чуждое племя, пока оно не восстановило силы после безводья. Но — Нарсес. Он убеждал, уговаривал, угрожал. Перемещался по лагерю еще быстрее, чем прежде. Он доказывал буквально на пальцах, что орочьи племена разбросаны по всем равнинам этого материка — а размер здешних земель не удалось оценить даже капитанам катерг и разведчикам, много дней шедших по берегу в обе стороны от лагеря — легион же всего один. И то — неполный. Сейчас любая затяжная война могла стереть с лица земли только-только отстраивавшуюся крепость-форпост Государства и всех его сынов. Нужно было подождать, втереться в доверие к местным. А после направить их силы против третьего народа. Нарсес был уверен, что вскоре они встретятся еще с кем-то, — и оказался прав.

Первыми вернулись не дозорные катерги даже — скороходы-каподистрийцы. Они доложили об увиденных на далеком берегу кораблях. Десятках, сотнях кораблей. А у самого горизонта виднелись еще, и еще, и еще...Кажется, целый народ решил сняться с насиженного места и обрести новую родину. Каподистрийцам не составило труда узнать этот народ, прислужников крылатых даймонов. Высокие, с зелеными глазами, их пехотинцы изрядна потрепали за минувшие века силы Государства. С такими — даже в преобразившемся мире — нельзя было бы договориться. Если, конечно, под договором не понимать завещание: перебив всех до единого, завещать потомкам не повторять судьбы врага.

Меньше чем через солнцеворот собрался военный совет. В этот раз мнения разделились. За Нарсеса — и удар катергами по только-только приближающимся кораблям — была половина. Другая половина — за удар чужими руками по уже высадившимся силам. В конце концов, решили отправить гонцов к народу Орка, а тем временем нанести удар катергами. Лид вышел из своей палатки — что с ним редко случалось в часы, свободные от уроков — лично проводить уходящую алу. Крыло катерг — всего пять, жалких пять катерг, и один дромон — разрезало воздух. Легионеры ликовали. Впервые за долгое время боевой флот Государства — пусть даже жалкая, едва видимая тень его — поднялся в воздух. Все как один встали на колени, запев хвалу ванакту, Государству и Повелителю ванактов. Нарсес был черней тучи: самые худшие его предчувствия сбывались. Он рвался в бой, на флагманскую катергу, но офицеры вместе с рядовыми легионерами встали грудью: не дадим умереть, не пустим.

Стратиг, не желая идти против легиона в этом деле, сдался. В сознании он проигрывал сражение раз за разом, снова и снова...

А следующим утром он уже стоял на коленях, рыдая, как ребенок. Едва шевелясь — из поплавков потихоньку выходил теплый воздух — возвращалась флагманская катерга. Одна, совершенно потрепанная. Одна! А было — шесть! Шесть кораблей!!!

Экипаж рассказал о сраженье. Еще на подлете катерги заметили. Расположившиеся на взморье лучники начали обстреливать летающие корабли. Откуда ни возьмись появились даймоны. Нет, — предупреждая вопросы товарищей, говорили матросы. Их родичи. Они использовали какую-то волшбу, слабенькую, но ее хватило, чтоб ослабить катерги. И тогда экипаж дромона пошел на таран. Никто не успел перебраться на соседние катерги, да и не смог при всем желании. Сквозь порывы ветра, свист взлетавших в небо центурий стрел и шипенье волшбы, слышался гимн Государству. Почти всех волшебников удалось достать. Только единицы сумели спастись, что в конечном счете погубило все катерги, кроме одной. Прислужники крылатых даймонов сражались с остервенением, будто бы заразившись безумством от своих хозяев.

Когда погибал один, его место занимали сразу двое, не только мужчины, но и женщины, старики, дети. Такого не было даже в самые последние дни сражений против крылатых даймонов. Такого вообще никогда не было на памяти легионеров. Даже Аркадий — и тот невольно ужаснулся рассказу выживших. Нарсес же выслушал безмолвно — и все так же, не проронив ни единого звука, прошел в свой шатер. Он не спал всю ночь напролет: внутри горела лампада, освещавшая силуэт согбенного непосильной тяжестью стратига. Впервые после Великого шторма они понесли потери. Две трети катерг — уничтожены! Противник не остановлен, наоборот, предупрежден о присутствии легионов на этих землях. Теперь враг будет не просто ожидать встречи с ними — искать ее. Ведь пять катерг — это такая мелочь по сравнению с обычными силами легиона! А значит, ванактовых слуг здесь мало, неимоверно мало, их раздавят за место под солнцем. Что чужестранцы пришли сюда, чтобы найти новый дом — это стало понятно из рассказа о том, кто и с каким остервенением сражался. Целый народ переселяется, им некуда больше идти, а значит, они будут драться до конца. Легионеры — тоже, но их конец наступит гораздо раньше...

Перед самым рассветом Нарсес покинул палатку и направился к Аркадию Лиду. В военном деле стратиг ни за что в жизни не обратился бы за советом к виночерпию, но сейчас — иное дело. Сейчас требовался совет политика или хотя бы человека, к политикам близкого. Тем более Лид был хитер, нечевелочески хитер. По лагерю распространялись слухи о его таинственных экспериментах, о даймоновом свете, рождавшемся внутри палатки...

Нарсес прекрасно знал об этих слухах. Самое интересное, что это его люди их распространяли. Лид был слишком опасен, а потому ударить по его репутации никогда не мешало. Ванактовы слуги опасались колдовства, и шаг по созданию слуг, владевших им, был вынужденным. Крылатые даймоны посылали таких в бой против Государства, а значит, требовалось взять на вооружение вражью технологию. Ведь техне — искусство — было всем тем, что умели люди. И даймоны, как же без них. Иногда даже, грешно подумать, варвары, но редко...Куда там их придумкам до творений Государства! Но только немногие — и даже Аркадий Лид не входил в их число — знали, насколько жалким или обширным техне могли обладать — или обладали — варвары...

Ванактов виночерпий не спал, видно, чувствовал, что его вспоминает Нарсес. А может, и впрямь занимался опытами. У полога палатки стратига встретили Марий и Саллюстий, талантливейшие ученики Лида и одни из самых талантливых слуг Нарсеса. Конечно же, они холодно поприветствовали друг друга, как того и требовала конспирация.

Виночерпий сидел на своем стуле, единственной вещи из багажа, что осталась нетронутой Великим штормом. Сложив руки домиком, Аркадий приветливо улыбнулся Нарсесу. Тот ответил усталым кивком.

— Ты знаешь, мой добрый друг Лид, я устал до полусмерти, — стратиг плюхнулся на стул, располагавшийся ровно напротив аркадиева.

Видно, знаток цветов и общений со звездами подготовился к визиту.

— Я был бы рад помочь решить эту проблему, — от всей души посочувствовал Лид.

Нарсес и бровью не повел. Он прекрасно знал о чувствах, которые Аркадий к нему питал. Но что поделаешь, если он успел — каким только образом? — привязаться к заносчивому виночерпию. Лид был единственной ниточкой, которая связывала его с дворцом ванакта, а значит, с самим ванактом, а значит — с Государством. А это для каждого его собрата было самым важным на свете.

— Мне было бы интересно посмотреть на последствия твоей попытки, — пожал плечами Нарсес. — Что бы не произошло между нами, Государство должно жить.

— Государство должно жить, — совершенно серьезно повторил Лид. — Ты пришел ко мне за советом?

Он не скрывал своего торжества. В иное время Нарсесу было бы противно, но сейчас он не обращал никакого внимания на задетую гордость.

— Да, я пришел за твоим советом. Мне нужны мысли. Много мыслей. Разных. Варианты действий. Я могу не видеть лучшего пути, а ты...Ты помнишь разные события. Книги напитали твой разум если не собственными уменьями, то чужим опытом. А это сейчас очень многое...Государство никогда не оказывалось в подобном положении...

— Если быть точным, то давно не оказывалось — на протяжении семнадцати индиктов, — менторским тоном поправил Лид.

Нарсес удовлетворенно кивнул. Он понял, что не ошибся в своем решении — обратиться за советом к Аркадию.

— Может быть, вина? — словно бы из ниоткуда возник поднос с глиняной амфорой, небольшой, сделанной так, чтоб стоять на плоской поверхности. — Нашел среди выброшенных на берег запасов.

— Какая удача — и как жаль, что мне сейчас не до вина. Когда Гос...то есть легион будет в безопасности, я, так и быть, выпью с тобой благословенное вино, — покачал головой Нарсес.

— Святая простота, — Аркадий Лид возвел очи Повелителю ванактов. — Может, все же?

Нарсес вытянул левую руку и замахал ладонью в знак отказа.

— Нет, даже не святая простота, но сущая глупость! — захохотал Лид.

При смертельной жажде, в бреду, он отказался бы пить отравленное вино. Отравленное по указанию Нарсеса. Да, ему нужны были знания Лида, да, ему было бы печально перерубить ниточку, связывающую с дворцом и прошлом, — но жизнь была дороже. Стратиг прекрасно понимал, что в борьбе за власть над рождающимся на этом берегу кусочке Государства должен остаться только один ванактов слуга. И это должен быть он.

Именно за этой утренней беседой и рождался будущий Тринадцатый город, править которым было суждено Нарсесу...

Глава 9. Ричард

— Малый, подъезжаем. Ты давай, значит, просыпайся. Скоро! — и зашамкал.

Фреган, лекарь, — именно он вытаскивал Ричарда с того света. Лучшего знатока жаропонижающих и прочих лекарств от неизлечимых заболеваний, трудно было отыскать. Где его сумел найти Ричард, оставалось загадкой. Сам лекарь не любил разговаривать о прошлом. Только иногда вспоминал, что "в наших-то краях краше! Лучше! Веселее!" было. Где эти самые края располагались, Фреган молчал.

Между сражениями он кутался в потертый походный плащ с меховым подбоем. Мех, конечно, гаденький был — кроличий. Но такой старый, что определить пожертвовавшую шкурой жертву было невозможно. Сам же Фреган божился, что это именно кролик. Хотя он с таким жаром это доказывал, что закрадывались подозрения.

Сам Олаф, отзывавшийся на кличку Счастливчик (наемники из других отрядов неизменно ржали при ее упоминании, будто смешную историю услышали).

На соседних телегах со всем своим нехитрым скарбом (зато очень прочным или острым) помещались другие бойцы отряда. Ловенек, желтобородый, крепко сбитый мечник. В спокойное время он был болтлив не в меру, в сражении, наоборот, не издавал ни единого звука. От этого становилось еще страшнее: он просто рубил и колол, колол и рубил. В самые трудные мгновения сражений он разрывал кольчугу, отгрызал кусок деревянного щита на виду у противника, чем не раз обращал их в бегство. Секрет, как он любил говорить, в правильном хлебном мякише и плохих нитках.

С Ловенеком соседствовал Батиста, смуглый лучник. Черные как смоль волосы он завязывал в хвост, украшенный цветастыми ленточками. Над этой привычкой в "Доброй компании" давным-давно перестали смеяться: лучше не выводить из себя человека, который мог вогнать в тебя пять или шесть стрел, крест-накрест, пока ты только вытаскиваешь клинок из ножен и отыскиваешь юркого Батисту. Был он щупл, что позволяло легко перемещаться на поле боя, а главное — давать деру. В этом он был признанным мастером. Но, к его чести, никогда не сбегал, а просто занимал более удобную позицию, продолжая досаждать врагам жалящей стрельбой.

Вот и весь отряд. Раньше в нем было куда больше людей, но стычки, путешествия и болезни сделали свое дело. За Олафом закрепилась кличка Счастливчик далеко не просто так, а уж людская молва разнесла слухи по всему Двенадцатиградью.

— Дурацкое задание. Найди, выследи. Что, мы охотники? А? Мы воины! Обидно! — пробубнил лекарь.

Это он в походе был такой вредный. После сражения и того хуже было, особенно когда приходилось штопать раны.

— Фреган, хорошее задание, денежное. Сам городской совет награду обещает. И, вон, парню это надо... — Олаф не стал продолжать, а предпочел заняться приготовлением к бою: надел глубокий шлем со стрелкой и нащечниками. — Останавливаемся

Вслед за шлемом наступил черед кольчуги: он хранил ее в промасленном мешке. Таких Ричард в Лефере не видел. Но судя по виду, этот пришел из мечты водного мага. Там, наверное, воды было больше, чем камней, воздуха и угля для костров месте взятых.

— Городской совет, городской совет...Крохоборы! — сплюнул лекарь.

— А я с ним согласен, — подал голос Ловенек. — Значится, с нас дерут одной рукой. Другой — протягивают. Обман, значится.

— Во! — лекарь был рад найти в Ловенеке единомышленника, ведь это случалось так редко.

— Работа есть работа, — Батиста подбирал стрелы для предстоящей стычки. — Не шумите!

— Правильно. Заткнулись все, парни. Мелкий, давай, приготовься, — скомандовал Олаф, справившись с кольчугой.

Ричард сжал кулаки и разжал. Ладони зачесались. Энергия была рядом, ее было полно. Утром прошел знатный, мощный дождь. Это был хороший знак. Куда хуже, когда солнце светит вовсю и выпаривает энергию. Тогда остается надеяться на перевязь. В крайнем случае — на собственную кровь.

Повозки оставили в низине, так, чтобы их труднее было заметить. Шли лесом, опасаясь выходить к большаку. Мало ли!

— Так, парни, — Олаф дал знак остановиться, когда цель была рядом.

За гребнем холма виднелась не деревушка даже, — несколько домов с трактиром. Ржали лошади. Ага, значит, они должны были оказаться здесь.

— Десяток разбойников, много, полтора десятка. Кровь им уже пустили, зализывают раны. Но значит — бешеные. Злые. Хотят нашей крови. Ну, ли любой другой крови. Действуем тихо, быстро. Нужно в живых оставить главного. Кто еще расскажет? — Олаф покосился на Ричарда. — И да, молодой. Не лезь на рожон. Прикрываешь со спины. Если это те самые... Тем более в живых кто-то из них должен остаться. Потом им большую прогулку устроишь.

Ричард кивнул. Что такое большая прогулка, он узнал из рассказов Олафа. Идея эта ему нравилась. Но вот исполнение...Он даже не думал об этом. И вообще, какие шансы, что это те самые разбойники? Сколько лет прошло!

— И да, парни. Обещают хороший куш. Если кто не истребует награбленного, то это наша добыча, — Олаф кивнул.

Парни оценили. Даже Ричард — и тот надеялся, что в награбленном окажется какая-нибудь книга. Ту-Самую каждый вечер читать было уже не так интересно...А чтение было необходимо...

— Не зевай. Батиста...

Смуглый кивнул, смахивая капли, падавшие на стеганку. Он проверил привязанный к поясу колчан. Стрел должно было хватить на скоротечную схватку.

— Готов, капитан! — широко улыбнулся Батиста желтыми до черноты зубами. — Сделаем ежей.

— Ты, помнится, в прошлые разы так же говорил, — сплюнул лекарь. Он должен был держаться рядом с Ричардом. Но ничто не мешало ему пробовать остроту здоровенного тесака: это его успокаивало. — А вон ...ребяток маленько осталось, маленько. Обидно!

— Хватит препирательств, — махнул Олаф. Бойцы тут же замолчали. — Пошли, пошли.

Отряд двинулся клином. Острием выступал Олаф, сжимавший короткий топор и обитый кожей щит с огромным металлическим умбоном. За его плечами двигались Батиста и Ловенек. На расстоянии десятка шагов топтались Ричард и Фреган.

Окен любовался десятками кобальтовых нитей, усеивавших лес.

Они взошли на гребень холма. Отсюда открывался хороший вид на домики. Странно было, что никого в дозор разбойники не поставили. Это сразу же заставило Олафа прижаться к земле. Он чувствовал: не так, не так здесь что-то.

Ричард напрягся, — волнение Олафа передалось и ему.

Командир дал знак Батисте. Смуглый (его так и звали в отряде— Смуглый) двинулся кругом, на полусогнутых. Все это время он не отпускал тетивы. Мало ли кто рванет из домов?

Лошади ржать перестали. Олаф глянул в их сторону...Взгляд его упал на противоположную сторону опушки...

— Отходим! Быстро!

Олаф спешил — но не успевал.

Конюшня разорвалась темными всполохами. Ударная волна была столь мощной, что даже Ричарда, привычного к таким передрягам, повалило наземь. Но чего он никогда не видел — так подобной магии. Это не была водная энергия, но смотрелась она...брр...жутко! Если Батиста видел темные всполохи, то Ричард — очертания рук, ног, рогов...Как будто бы в конюшню ворвались демоны или лесная нечисть.

Из дома к тому моменту высыпали те самые разбойники. Они рассыпались вокруг дома, крича и сыпля проклятиями. Но едва они увидели, кто на них напал, задор их сменился неуверенностью.

К этому времени "добряки" спрятались за гребнем холма, молясь, чтобы их не заметили.

— Вот твари! Их же годами здесь не видели! Вглубь леса ушли! Вглубь! — шипел сквозь зубы Олаф. — Что такое? Кого мы прогневали?

Ричард выглянул. Сглотнул. Сказки оживали одна за другой. И если нечисть, ворвавшуюся в конюшню, он мог как-то объяснить, то при виде темных громадин (зеленых для всех остальных) с перекошенными лицами он мог только разводить руками.

Орки. Это были орки. Ростом на две-три головы выше Ричард или Олафа, самых высоких бойцов в отряде, шире в плечах любого из "добряков", вооружены они были всякой дрянью. Деревянные копья с костяными наконечниками, обрывки кольчуг, стеганки, плетеные щиты, — они больше походили на охотников. Охотников за человеческими головами.

Разбойники действовали совсем не так, как бандиты с большой дороги. Они перестроились в линию, выставив копья и мечи вперед. Линия чуть загнулась полукругом, превращая трактир в звено обороны. Ричард наблюдал за происходящим с огромным интересом. Где еще такое увидишь! В больших сражениях "добряки" — за все время пребывания в отряде — не участвовали, так хоть здесь...

В какой-то момент он даже стал "болеть" за один из отрядов. Странное дело, но предпочтение он отдал зеленокожим.

Еще одно темное пятно врезалось, подпалив черным огнем командира разбойников. Еще мгновение назад он вовсю командовал обороной, а теперь кричал и вопил, сгорая заживо. К нему бросилось двое бойцов, стараясь затушить агатовые всполохи. Но чем сильнее они старались, тем ярче разгоралось черное пламя.

В тот же момент в ряды разбойников врезались орки. Не прекращая криков, они выдавливали людей с опушки, надеясь прижать их к подножию холма. Но едва орки приблизились, как из трактира в них полетели стрелы и стулья. Одна угодила прямо в шею зеленой громадине, и тот упал, подкошенный. Кровь так и хлестала.

Вид умирающего собрата еще больше разъярил орков. Издав бешеный рев, они надавили, — и цепочка бойцов разорвалась. Они не верили, но это был конец.

— Главное, чтобы нас не заметили, — выдавил из себя Батиста, наблюдая, как зеленокожие добивают павших.

— Смотри, — ткнул Фреган пальцем в сторону трактира. — Пленных берут.

И точно: тех разбойников, что были одеты получше, связали. Конечно, избили, но хотя бы в живых оставили.

— В жертву принесут, — сглотнул Ричард.

— Выкуп затребуют, — покачал головой Ловенек.

Олаф промолчал, наблюдая за тем, что же произойдет дальше. Орки ворвались в трактир. Прошло немного времени, и оттуда вывели нескольких человек.

— Мы сдаемся! Сдаемся мы! — вопили они.

К ним подошел орк в обрывке кольчуги. Кольца свисали на грудь. В руках он сжимал топор, похуже, чем у Олафа, но явно сделанный людьми.

Орки стали разбредаться, обыскивая поселок.

— Пора валить, — идея Батисты была невероятно точна и потрясала своевременностью.

— Кого? — вдруг спросил Ловенек.

— Куда, дурак! — Батиста огрызнулся. — Уходить надо.

Олаф махнул рукой. На полусогнутых "добряки" спешно отходили к повозкам.

— Быстро, быстро на большак, — скомандовал Счастливчик, когда они расселись по телегам.

И они махнули, только ветви хлестали по головам и плечам.

На большак выбрались вдвое быстрее, чем съезжали с него. Мимо проехало несколько телег, груженых бочками. Несколько всадников — охрана — тут же окружила "добряков".

— Кто такие? — взвился было командир стражи, но Олаф быстро стянул шлем. — А, какие люди, Счастливчик! Ну, какими судьбами? А, не продолжай! Удача привела, знаю!

— Дурак ты, Амигус! Орки в лесу. Только что заимку, с трактиром, накрыли. Мы еле оттуда ноги унесли, — голос Олафа мог принадлежать кому угодно, но точно не шутнику.

Всадник (тоже, видимо, из "добряков") сперва сохранял улыбку на лице, а потом она слезла клочьями.

— Тьфу, проклятье! Спасибо, что предупредил! Орки! Здесь? Да их лет пять никто здесь не видел! — всадник принялся раздавать приказы, а потом развернулся к Счастливчику. — Присоединишься? Лишний меч нам не помешает. Хотя, конечно, ты удачу притягиваешь...Но...

— Нет, свои дела есть. Орки все испортили, — вздохнул Олаф.

— Ну ты как всегда! — Амигус расхохотался. — Бывай!

Только комья грязи разлетелись в разные стороны — торговцы с охраной спешно гнали в сторону Лефера.

— Надо подумать, — наконец произнес Олаф. — Только сперва отъедем подальше.

Ехали достаточно долго, в надежде, что окажутся как можно дальше от разоренного трактира.

— Хорошая новость. Это не простые разбойники. Значит, легче будет узнать, с кем они связаны. Я половину Двенадцатиградья знаю, — спокойно заметил Олаф.

— Ага, другую, знать, ты порешил, — расхохотался Фреган.

Что делать: поработаешь лекарем подольше, и не так шутить начнешь.

— Так, деревушка должна быть неподалеку одна... — Олаф задумался.

— Ну точно! Сальверг, домов тридцать. И трактир достойный, — Фреган похлопал себя по пузу. — Добро!

В отряде говорили, что это барабаны похожи на фрегарово пузо, настолько большим оно было, туго натянутым, ударишь — зазвенит, не иначе.

— Если жратва не гнилая, она у тебя хорошая. Известное дело, — возмутился Ловенек.

Телеги ехали колесо к колесу, что давало полную возможность переругиваться всласть.

— Так, хватит! — Олаф вскинул руку.

Против обыкновения, он не стал снимать кольчугу. Другие бойцы тоже предпочли остаться наготове.

— Едем в Сальверг, там узнаем, что да как. Помним, что городской совет поручил изловить бандитов? Половину работы за нас сделали зеленокожие...

— Нет худа, значит, без добра, — изрек Фреган.

Его пузо издало душераздирающие крики. Это было сигналом: у дригх животы тоже заурчали. Ричард был исключением. От волнения есть совершенно не хотелось. Орки! Как все могли так спокойно к этом отнестись? Это ведь орки! Ими же детей пугают! Жуткие, безжалостные твари, у которых...

— Командир, — позвал Ричард.

До Окена наконец-то дошло, что же ему не понравилось в этом бою. В пылу схватки он об этом не думал, а вот сейчас...

— Я же говорил, не надо меня так звать, — отмахнулся Олаф, занятый тем, что правил повозкой.

— Олаф, — Ричард поспешил исправиться. — У них там шаман.

— Ясен пень, шаман! Вон, как подпалили человека! Свечкой горел, точно сплошное сало! Знатно! — Фрегар вздохнул.

— Нет, я не о том. Я видел, из чего была соткана его магия, — Ричард ждал, что все разом обернутся.

— И? — бросил через плечо Счастливчик.

— Так и я видел, все видели. Чернота, что твой...Хм...Ну ладно, — Фрегал пожал плечами.

Он не отрывал взгляда от леса. А ну как орки выпрыгнут?

— Дозорных бы...Конный отряд...И лесом стрелков, — мечтательно произнес Ловенек. Он высматривал врагов в противоположной стороне.

— Да нет! Я не о том! Маги не должны видеть, из чего сплетено вражеское заклинание. Разве только используют ту же стихию. Ну, например, я могу видеть только воду, энергию воды, — с жаром объяснял Ричард.

— Ну увидел и увидел, мало ли, — отмахнулся Фрегар. — Я, знать, не всякий раз увижу, из чего жратва моя. И что с того?

— Да нет, парень дело говорить, — голос Счастливчика поник. — И вправду нечто странное. Я о таких штуках никогда не слышал. Хотя...У меня на родине...

Ричард напрягся. Олаф никогда не любил рассказывать о своем прошлом, а еще меньше — о родных краях. Ричард мог только догадываться, по имени и привычкам командира, да по рассказам других бойцов, что Олаф — с восточной оконечности Двенадцатиградья, из края фьордов и холодных зим. Правда, что такое фьорд, Ричард не знал. Ему было сложно это представить. В Той-Самой книге об этом не было сказано ни словечка, хотя там повествовалась о тех краях, откуда Олаф был родом.

— А, ладно. Забыли, — отрезал Счастливчик. — Некогда вспоминать бабьи сказки. Лучше в деревне расспроим, что да как.

— И наедимся от пуза! — радостно добавил Фрегар, отчего пузо его заурчало еще сильнее. — Говяжьи отбивные в медовом соку, капусточка...

— Да заткнись же ты, Фрег! — взвился Батиста. — И без тебя тошно. Даже Ричард — и тот есть захотел. С прошлого вечера в желудке побывали только куски солонины. Разводить костер было некогда, останавливались только, чтобы дать отдых лошадям.

— Лучше следите за лесом. Внимательно следите. Какие там еще сказки оживут, кто знает! — прервал их пререкания Олаф.

Дальше ехали молча. Ричард занимался тем, что перебирал склянки с эликсирами. Разобравшись с этим делом, он уснул. Силы надо сберечь для настоящего боя. Кто знает, что там будет.

— Орки! — донесся крик Фрегара.

Ричард вскочил спросонья, хватаясь за перевязь. Заметался по телега, смотря по сторонам в поисках врагов. Ему потребовалось некоторое время, чтобы расслышать хохот Фрегара. Толстый лекарь заливался, показывая на него пальцем. Батиста не удержался от усмешки: он разгружал вторую телегу.

— Фрегар! — Ричард насупился. — Вечно ты!

— Веселье отряду! Шутка, знать, жизнь продлевает! — он отмахнулся. — Пойдем, приехали.

Олаф беседовал с трактирщиком. Его легко можно было узнать по фартуку и засаленным волосам. То и дело приземистый темноволосый старичок — лет пятидесяти — прикасался к сохранявшим смоль патлам. Через каждое слово трактирщик поглядывал на лес, подступавший к самым заборам крайних домов.

— Что деется! Деется что! Проходите, проходите, добрые господа! Проходите! — трактирщик наконец махнул Олафу. — Я один здесь стряпаю, а потому не серчайте: пообождать придется.

— Придется...Придется...Эх! — Фрегар погрустнел. — Ну, чему быть, того не миновать! Добро!

Трактир был небольшой, как раз отряд поместился, да еще одна лавка у самой стены осталась.

— Зато тепло и сухо, — произнес Батиста.

В таких краях лучше бы сырость была, мысленно поправил его Ричард. Но как самый младший в отряде, предпочитал помалкивать. Несколько раз он пытался "учить уму-разуму" Фрегара, отчего тот чуть не саданул его по башке. Мол, чтоб "грамотейская башка" лучше работала. Олаф вовремя прекратил ссору. После у Ричарда совершенно пропала охота кому-то что-то советовать.

Ловенек облокотился на столешницу и дремал.

Из-за двери показались клубы пара, наполнившие комнатку ароматом съестного.

— Добро! — Фрегар облизнулся.

— А может, хозяин, у тебя пиво найдется, на худой конец, сидра бочка? — с надеждой вопросил Батиста. — Ну или кувшинчика два?

— Отчего же, найдется! — донесся голос трактирщика. — Урожайный на яблоки год, сидра уйма! Всем хватит!

— Мне не надо, — сразу же предупредил Ричард.

Выпивку он на дух не переносил. Как-то раз попробовал, еще в школе, и потерял над собой контроль. Магу это могло стоить жизни. А потому Ричард предпочитал быть трезвым, но живым.

— Вот не по-людски у вас, у колдунцов, жизнь устроена! Спасся от беды, уныл, победу одержал — так отпразднуй! — Ловенек зевнул и поправил ножны. — Нет! У вас иначе все! Что тебе сделается от сидра? От сидра! Это же вода с яблочным вкусом, тьфу! Вот у нас...

Ловенек был противоположность Олафа: о доме любил рассказывать всегда и везде, приходилось его затыкать.

— Ну началось. У тебя борода пожелтела от скуки! Точно! — Фрегар замахнулся на Ловенека. — Свой Глоркастер вспоминаешь...

— Не Глоркастер! Почему нас всегда путают?! Я не из Глоркастера! — взвился Ловенек.

Ричард давно заметил: если болтовня Ловенека кому надоедала, тот упоминал Глоркастер — и начиналось веселье! Сперва Ловенек буянил, а потом надолго замолкал.

— Несу, несу, добрые господа! — Трактирщик вынес из кухни поднос. — Несу!

Сокровище дымилось и напоминало о доме. Несколько говяжьих колбасок, чуть подрумяненных на огне, хлеб, капуста, пареная репа.

Ричард обратил на хлеб внимание. Он несколько отличался от того, что пекли его отец или дядюшка.

— А как он называется? — Ричард ткнул в буханку. — Похож на ребуле, только светлее...

— Так это рецепт деда моего. Мы чуть пшеничного зерна добавляем, — широко улыбнулся трактирщик и прикоснулся к волосам. — Вижу знатока! Удивительное дело, молодой господин...

— Мой отец был мельником, а дядя из цеха пекарей, — быстро пояснил Ричард. — Интересно...А много ли пшеничного зерна добавляете...

Тут Окен понял, что на него молчаливо глядят остальные бойцы. Мол, нашел о чем болтать.

— Хотя...ладно, — Ричард уткнулся в еду.

— Так секрет, молодой господин! — ухмыльнулся трактирщик. — А сейчас вынесу эль.

— Неси! — с набитым ртом пробасил Фрегар.

— Это, значит, хорошо, — одобрительно произнес Батиста, не отрывавшийся от колбасок.

Подспудная мысль, возникшая у Ричарда при виде хлеба, привела его в волнение. Даже колбаски показались пресными, хотя уж как уплетал за обе щеки. В такие моменты он походил на хомяка. Ричард несколько раз видел их в городе, на рынках. Сперва он принял их за отъевшихся крыс, но потом пригляделся. Забавные существа! Ричард даже подумывал, а не подарить ли хомяка Фрегару. Будет очень интересно взглянуть на реакцию лекаря. Тот, верно, первым делом начнет выискивать способ его поджарить или выяснить, насколько он вкусный, этот хомяк.

— Пшеничное зерно, — то и дело повторял Ричард.

— Заладил ты свое: зерно, зерно, — возмутился Ловенек.

На его лбу даже вспухла жилка. Сухопарый, он не любил, когда его отрывают от еды. То и дело он прикладывался к сидру, постоянно отрыгивая. В отряде привыкли к этому. Все, кроме Ричарда, — тот каждый раз косо смотрел на Ловенека. Тому, впрочем, было все равно.

— Хозяин! Вышел бы! Похвалим еду твою! — Олаф откинулся назад, балансируя на скамейке. — Хозяин!

— Иду, иду! — трактирщик появился в проеме двери. — Сейчас порадую ваши животы!

— Это правильно! Добро! — Фрегар радостно закивал.

— А вот и радость! — трактирщик показался с пирогом.

Ровно такие же пекла мама. Ричард отвернулся от пирога. Всякий аппетит у него пропал.

— Что такое? — трактирщик заметил это.

— Голова болит, почтенный господин. А еда твоя замечательная! Устал с дороги, — сорвал Ричард.

— Пойди отдохни, что ли, Окен, — Олаф кивнул.

— Да дрыхнет он слишком много! Потому и голова болит! Я вон как-то раз...— начал было Ловенек, но поймал взгляд Счастливчика.

Олаф понял, что сейчас начнется очередная долгая история из прошлого, что было совсем некстати: командир хотел расспросить трактирщика.

Ричард, доев колбаску, вышел. Голова у него и впрямь гудела от духоты трактира. На осеннем воздухе ему было куда легче. Желтые листья вовсю падали, хотя в прошлом году в это же время деревья стояли голые. Ржал конь трактирщика: она была привязана под навесом, пристроенном к стене трактира. Животное наминало овес, вызывая завистливые взгляды привязанных к телегам наемничьих лошадей.

Впрочем, сейчас это было только на руку. Среди черных стволов прятаться сложнее, чем в густой листве. Хотя...Топать по грязи...

Ричард прислонился к телеге. В иной раз они бы поставили караульного, но всем так хотелось есть...Ричард хотел на это посетовать Олафу, но вовремя оборвал себя. Младший здесь не должен указывать. Иное дело — когда командир сам попросит совета. На этом стояла Добрая компания.

Олаф пригляделся к деревне. Она была очень похожа на родной Белон. Разве только мельницы он не видел: сколько-нибудь быстрой речки поблизости не было. Они, наверное, отвозили зерно на помол в другое место.

Лес прилегал к деревне с трех сторон, отчего та больше походила на обширную поляну. Дома образовывали нечто вроде треугольника. Его острый угол упирался в дорогу, а точнее, в ответвление от большака. Так, тропинка, выросшая из гигантского дерева, Леферского тракта. Что-то вроде сухопутного Большого канала, не уставали повторять наемники. Что пыли наесться, что воды напиться, — они успели на обоих "вариантах".

Основание треугольника упиралось в ручей. Дома стояли в той стороне кучно, прильнув к большому холму. На его вершине рос огромный дуб, тень от ветвей которого закрывала весь холм да еще несколько домов у подножия. Даже слабые глаза, как у Ричарда, могли бы разглядеть множество ленточек, привязанных к нижним ветвям огромного дерева. Жители просили Высокого не оставлять их в беде. В радости мало кто о нем вспоминал, да и радостей, наверно, у жителей было мало.

Хотя...Ричард вспомнил родной Белон. Разве был он тогда несчастлив? Наоборот, это было самое лучшее время в его жизни...

Ричард отвернулся от дуба и глянул в сторону тракта. Он отделял деревню от поля ржи. Она уже здорово вымахала...

Окен напрягся. Рожь. А хлеб у трактирщика был с большим количеством пшеничного зерна. Вот что показалось ему странным. Он же знал — и отец, и дядюшка Бауз любили рассказывать подобные вещи — что по эту сторону от Лефера пшеница почти не росла. Ее только могли привезти...Привезти...Кто-то ее должен был привезти.

— Здравствуй, добрый человек! — Ричард поприветствовал прохожего.

Деревенский житель катил бочку (с сидром, не иначе) к трактиру.

— Ага, — только и ответил он, занятый работой.

— А хороша ли здешняя пшеница? Зерном поторговать хочу... — Ричард решил выяснить, что и как. Уж в чем-чем, а в этом он разбирался.

— У городских даже младенцы барыжат, — пробубнил себе под нос местный, не разгибая спины. — А разума не наторговали? Какая пшеница? Отродясь здесь ее не бывало! Пшеница, ха! Не наторгуешь ты ее здесь!

Он, наконец-то, докатил ее к дверям трактира.

— Эй! Эй! Привез! Привез! — вовсю он заорал, чтобы трактирщик мог расслышать.

Дверь наконец отворилась, и улыбающийся хозяин принялся помогать в этом нелегком деле.

Конечно, пшеница — мелочь... Но Леандр учил, что демоны — в деталях умельцы, там они и прячутся. "И вообще, ученики, все связано со всем" — не раз и не два говорил Леандр на последних годах обучения.

Ричард, чувствуя на себе пристальные взгляды, когда шел между домов. Местные, верно, на заработках были. До Леферского тракта ехать было достаточно долго, но за день туда и обратно можно было обернуться. А вот там располагались переправы, где рукастый мог легко заработать медяк-другой в день. Подобным занимались в Белоне, и Ричард был совершенно уверен, что то же самое проворачивают местные. А здесь днем оставались только старики, женщины. Естественно, что они побаивались чужака.

Тот самый "мастер бочки" догнал Ричарда.

— А тебе какой прибыток здесь? — он спросил без обиняков, шмыгая носом.

Поигрывая желваками, он многозначительно засучил рукава простенькой шерстяной рубахи. Мол, и он рукастый, может помочь.

— Да я вот подмастерье у господ, видел же, в трактире? Сидр уже вовсю идет! — Ричард подмигнул.

— А то как же. Яблок — во! — и снова шмыгнул. Прижав ладонь ко лбу, он продемонстрировал, насколько много яблок уродилось в этом году.

— Вот. Торгуем тем-сем. Из Лефера повсюду ездим, помогаем добрым людям медяк заработать. А может, и все три медяка, — развел руками Окен.

— Не больно ты на барышника похож, парень, хоть и подмастерье, — заметил Шмыга (так Ричард про себя прозвал этого человека, у них в Белоне похожий ошивался).

— У кого деньги видно издалека, на Леферском тракте их быстро теряет, — Ричард повторил прибаутку Фрегара. И она, кажется, сработала.

— И верно. Вон, амбар имеется, — Шмыга показал в сторону ручья.

Огромное для такой деревушки здание было расположено у самой воды, чтобы, случись пожар, было чем тушить. Стоял амбар не прямо на земле, а на деревянных подпорках, напоминавших курьи ножки.

— Ржи полные штаны! — Шмыга расхохотался от собственной шутки. — Добрая рожь! Только к старосте надо за ключом идти, никто другой ключа не имеет!

В этих словах чувствовалась обида на злого, жадного старосту, и Ричард даже посочувствовал. Ну, так, легонько закивал.

— Пойду тогда мастерам расскажу, может, и купят что. И отблагодарят, ага, — Ричард поспешил посеять надежду в Шмыге.

Тот буквально просиял.

— Ага, еще бы! Всегда на ногах, столько делаю для народу, давно благодарности— то жду!

Руки, с въевшейся грязью, у местного затряслись. Ричард прекрасно понял, что именно делал этот человек.

— Именно! — Окен снова закивал. — Отблагодарят! Точно говорю! Ежели купим, то вся деревня отблагодарит!

Шмыга задрал нос и начал уже прикидывать, сколько ему перепадет от сделки. Судя по виду, втрое больше, чем могло бы стоить зерно в голодный год.

Бойцы во главе с Олафом уже выходили из трактира. Они вовсю обсуждали замечательного хозяина трактира и его божественную еду.

— Пусть тебя Палач минует! — расчувствовавшийся Фрегар дошел до благословений.

— Благодарствую, добрые господа, благодарствую, — кивал трактирщик, вышедший проводить дорогих гостей. — А может, остановитесь где...

— Да в дорогу пора. Она, знаешь, не ждет... — пожал плечами Олаф. — Торговать будем.

— Про меня не забудь, про меня! Я подсказал! — Шмыга громко прошептал вслед убегавшему Ричарду. — А то знаю я, память дырявая у подмастерьев!

— Не забуду! — отмахнулся Окен.

Тут и вправду было, над чем подумать.

— Ричард — и тот взбодрился! — закивал Фрегар. — Я, как лекарь, одобряю! Добро!

Даже лошадям — и тем задали овса. Трактирщик расщедрился на несколько мешков, чтобы порадовать животинок. Ну как, расщедрился — помогла звонкая монета.

Только когда телеги отъехали на порядочное расстояние, добродушие улетучилось.

— Трактирщик что-то скрывает. Лицо-то доброе, а глаза, значит, бегают, — многозначительно изрек Батиста.

— Точно, — подтвердил Фрегар.

— А еще — у него есть пшеница, — вклинился Ричард.

Так как телеги снова ехали колесу к колесу, на него все остальные бойцы глянули как на умалишенного.

— Головой, парень, тронулся. Как лекарь говорю, — Фрегар икнул. Сидр рвался на волю, но толстяк пока что выигрывал сражение.

— Да нет! Я не о том! — горячо продолжил Окен. — Здесь нигде пшеницы достать нельзя. Ее просто не выращивают в окрестностях, а караваны с таким зерном не ходят. Здесь не хотят, только через Большой канал.

— Ну, привезли, знать, мешочек трактирщику. Обменяли! — Фрегар снова икнул, еще громче прежнего.

— Нажрался, как...Неважно, — махнул на него Ловенек. — Малый дело говорит. Где он пшеницу раздобыл? Ею мешками не торгуют. Большие баржи гонят! Уж я-то знаю! Дома все поля ею засажены...И продают, продают, продают...

— Ну разве что торговец где-то остановился, или еще кто, обменял на пшеницу... — Олаф задумался. — Обменял. К чему ты клонишь, Ричард?

— Кто-то дает трактирщику достаточно пшеничного зерна, чтобы из нее муку помолоть и добавить в хлеб. Причем он и для себя должен его печь. Хотя бы на пробу. И для завсегдатаев, ну или тех, у кого деньги в карманах водятся, — Ричард многозначительно замолчал.

— И недоговаривает, — вставил Батиста. — Значит, скрывает. Мол, не видел, значит, орков.

— А караваны могли пропадать...В таких глухих местах орел пролетел — уже событие. А такое...Точно недоговаривает, — кивнул Олаф.

— Вот и я о том, значит, говорю, — закивал Батиста. — Не хочет говорить.

— И пшеница только у него. Местные говорят, что здесь только рожь имеется, мне ее даже собирались втюхать, — продолжил Ричард. — Места глухие, это верно. Любыми способами пытаются деньги заработать. У нас в Белоне...

В голове замелькали воспоминания, а потому Ричард сразу же закрыл эту тему.

— Впрочем, где угодно, в любой окрестной деревне такая же ситуация будет.

— В сговоре с орками, думаете, этот трактирщик? — Оолаф озвучил общую мысль.

— Истинно так. Как лекарь, значит, говорю, — Фрегар задремал.

Сражение с едой потребовало от него слишком много сил.

— О, заснул толстяк, — захихикал Ловенек. — Устал! Натрудился!

— Не сглазь, — Батиста ткнул товарища в бок. — Значит, места плохие. Не сглазь. Вдруг орки полезут?

— Правду говоришь, — Олаф кивнул. — Не накличьте. Только Одноглазый и спасет. В общем, странные места...Странные...Орки, которые сколько здесь не появлялись, трактир этот...

— Разбойники, да из опытных бойцов, к боевому строю приученные, — встрял Ловенек.

— Наемники. Либо без работы промышляют, либо... — Олаф замолчал.

— Это и есть их работа, — Ричард уловил мысль командира. — Совершают набеги...

— Рано. Рано мы так начали думать. Проверить надо, — вздохнул Олаф. — Городской совет поручил поймать живыми, доставить в Лефер. Значит, надо доставить.

— Найдешь ты их здесь, как же! — Фрегар проснулся. — Не найдешь...

И снова заклевал носом.

— А зачем искать? — Ричард все-таки решил полезть с советом. — Подождем. У трактирщика.

— Засаду предлагаешь? — в вечерних сумерках ухмылка Олафа выглядела зловеще. — Это можно...

— Они, значит, могли какую добычу в селении добыть. Если и впрямь трактирщику сбывают, то должны сегодня, ну, завтра появиться. Разберутся, что себе оставят, что можно сбагрить, и, значит, придут, — уверенно закивал Батиста.

— Батиста, ты бы так не козырял своими былыми делишками, — Олаф предупреждающего глянул на смуглого лучника, и тот вжал плечи. — Я к чему. Сколько раз вытягивали тебя из историй? Сколько раз натыкался на друзей, — Счастливчик произнес это таким тоном, что Ричарда мороз по коже подрал.

— Да понял я, значит, понял, — Батиста отвел взгляд.

— Но опыт твой нам пригодится. Значит, сегодня-завтра? — заинтересованно спросил Олаф.

— Именно так, вряд ли позже. Тем более, где еще такое местечко найдешь? Вряд ли в здешних краях толпятся перекупщики.

— Значит, надо возвращаться, — подытожил Олаф.

Даже Фрегар, и тот враз глаза продрал.

— Издалека будем следить. Если сунемся в деревне, испугаем.

— Местные могут обнаружить, значит, слежку, — покачал головой Батиста. — Ножичек к горлу, и трактирщик все выдаст.

— А если обманет? Или ошибка наша? Как ножик к горлу приставим, уже больше в деревне себя за купцов выдавать не сможем. И кто мы тогда? Разбойники? — Олаф осадил лошадей, и телега остановилась.

— Так у нас от совета разрешение...Значит...Можно, — горячо начал было Батиста, но Олаф замахал руками.

— Нет! Тогда бросим тень на совет! Опять нам будут голову забивать всякими там уставами и прочими глупостями! Сколько мы уже без заказов сидели? — Счастливчик посмотрел каждому из бойцов в глаза, что заставило его повертеться. — То-то же!

— Ну ежели так... — первым нашелся Ловенек. — Откуда высматривать будем?

— Есть у меня одна идея, — ухмыльнулся Олаф. — Батиста, ты где...с уважаемыми людьми назначил...

— Встречу, — продолжил Батиста. — Дай-ка, значит, подумаю...В деревне они показываться, значит, не должны...Напугают...А вот...

Сумерки опустились на Двенадцатиградье... Так мог бы начать поэт историю об их засаде. Но что поэт! Он был в теплой, уютной постели, сыт, и даже прирезать его кто и хотели. Так разве что кредиторы.

Им же выпала задача дожидаться появления трактирщика и орков под грудой листьев. Может быть, хуже было только Ловенеку. Его оставили сторожить телеги, этак, в тысяче шагов от этого места. Самый легкий на подъем в отряде, он быстро мог прибежать. На худой конец, дорого продал бы свою жизнь. Сперва хотели оставить Ричарда, как самого молодного, но потом вспомнили о шамане.

— Так, это, а шаманыч...Ну, который, метался огонь-то черный? А? Опасно! — пробубнил Фрегар. Лекарь всегда заботился о здоровье. О своем здоровье, конечно же.

На счастье, он прихватил с собой ворох корпии, несколько снадобий и здоровенную дубину. Точнее, здоровенной она была для Ричарда, Фрегар же орудовал ею как мастерски, не замечая ее тяжести.

— И ни звука, ясно? — прошипел Батиста.

Это именно он приискал место, где могли бы встретиться орки с трактирщиком, нашел яму, где мог бы залечь отряд, закрыл ветвями и набросав листья поверх. В темноте, да в осеннем лесу, их никто не должен был заметить. Ричард легко понял, что Батиста не один год такие схроны мастерил.

Потянулось тягостное ожидание. Ричарду было и вовсе тяжко поздним вечером. Он прорвался к стихиям, наблюдая за сотнями ниточек водной энергии, напоенных долгими осенними дождями.

Недалеко прошмыгнул заяц, или нечто вроде того. Но он стороной проскочил, чувствуя присутствие людей. Батиста недовольно цокнул. Тут же Олаф пнул его под ребра, давая понять: раз уж сказал ни звука, так и сам должен помалкивать.

Снова пробежал заяц, может, тот же самый, а может, другой. После ничего не происходило. Ричард едва справлялся с желанием зевнуть, а зевки у него были громкие. В самый раз для подобных засад, не иначе.

Окен решил рассматривать узоры нитей водной энергии. Вот красивое переплетение. Ультрамарин переходил в кобальт, становился лазурью, дергался...

Дергался?

Ричард напрягся и потряс Олафа за плечо: тот как раз разместился между парнем и Батистой. Командир сохранял безмолвие. Ричард снова затряс его за плечо.

Счастливчик скосил на него взгляд: ну что, мол? Ричард кивнул вправо. Олаф присмотрелся.

Показались темные фигуры. Они были слишком далеко, чтобы можно было их толком разглядеть, но рост можно было оценить. Фигуры выглядели куда выше обычных людей, да и крупнее. Никто кроме орков это и не мог быть. Они рассыпались по лесу: дозорные.

Темная фигура приближалась к схрону. Ричард не видел, но знал: остальные приготовились к бою. Если дозорный окажется слишком близко, а то и ступит на ворох листьев, чтобы сразу же провалиться в него, — тут и раскроется их засада. Им этого совсем не надо было. Кто знает, сколько зеленокожих сейчас рыскало по лесу?

Орк еще приблизился, и расстояние между ним и схроном сократилось до пяти, ну, шести шагов. Он замер на месте, оглядываясь. Ричард закрыл рот ладонью, чтобы приглушить нервное дыхание. Орк потоптался...принюхался...и прыгнул!

Прыгнул в сторону. Тут же из кустов мелькнула тень, которую зеленокожий насадил на копье. Заяц. Это был всего лишь заяц. Издав довольный рык, орк вернулся. Потряс добычей перед остальными. Те довольно заурчали. Наверное, говорили, что ночь выдалась удачной, твердили про добрые знаки и прочее. А может, радовались предстоящему ужину.

Ричард медленно выдохнул. Еще чуть-чуть, и его начал бы колотить нервный озноб, парень готов был в этом поклясться. Прошло еще некоторое время. На поляне показались новые орки. На этот раз они тащили что-то тяжелое, мешки или нечто вроде. Покидали это на дальней поляне и выстроились кругом, охраняя награбленное (а что это еще могло быть?).

Батиста (Ричард был уверен, что это именно он) цокнул языком, за что получил еще один тычок от Счастливчика.

Орки вдруг напряглись, загомонили. Ричард снова закрыл рот ладонью, боясь себя выдать. А может, он уже себя выдал?

Но внимание орков привлек отнюдь не схрон. Со стороны деревни кто-то пришел. Он принес с собой то ли лампу, то ли факел, чей свет мешал разглядеть этого...человека. Так, во всяком случае, казалось издалека. Такая щуплая фигура не могла принадлежать орку, насколько успел понять Ричард.

Один из орков вышел к человеку, завел с ним разговор. Но, к сожалению, долетали только звуки голосов: слов было не разобрать. Человек выслушал орка и приблизился к наваленным мешкам. Несмотря на верещанье зеленокожих, он тщательно осматривал принесенные ими вещи. Прошло некоторое время, прежде чем он вернулся к тому орку. Заговорил. Собеседник человек возмутился, что-то громко сказал на орочьем (во всяком случае, на здешний говор эти слова не были похожи). Можно было угадать только одно слово: "Деньга". Орк повторял его все громче и громче, а человек отмахивался. Наконец, перебранка закончилась. Орки что-то подтащили к человеку, он закивал. Ушел. Долгое время ничего не происходило, только орки между собой переговаривались. Наконец, снова показался человек, только на этот раз он вел под узды лошадь. Ричард дорого бы отдал, чтобы разглядеть масть!

Орки подскочили к лошади. Ричард готовился увидеть стычку, но зря: зеленокожие просто разгрузили лошадь, к спине которой были приторочены многочисленные мешки. Прошло еще несколько мгновений, и тогда их место заняли принесенные орками вещи.

Но самое удивительное случилось потом: орк и человек пожали друг другу руки, и разошлись в стороны. Ватага двинулась прочь.

Олаф держал бойцов за плечи: нельзя горячиться, нельзя. Зеленокожие в любой момент могли их обнаружить, и тогда кто знает, что могло произойти.

Наконец, бойцы выбрались из схрона. Ричард попрыгал на месте, чтобы заставить кровь бежать быстрее по затекшим ногам. Но судорога заставила его позабыть об этом желании. Он присел на колено, пока другие отряхивались от листьев.

— В деревню. Может, он еще там, — скомандовал Олаф. — Быстро.

Наемники рванули в сторону поселка, и Ричарда едва поспевал за ними. Он ненавидел себя за неожиданную слабость. Бег причинял ему боль, но делать было нечего: отстать нельзя, засмеют.

Когда показалась околица деревни, Батиста поднял руку вверх: мол, останавливаемся.

— Там должны быть собаки, — неожиданно заметил Смуглый.

— Ага. И что? — спросил было Олаф, но тут же понял. — Учуют, лай поднимут...Сбежит. Что предлагаешь?

— Я пойду, осмотрюсь. Тихо приду, значит, тихо уйду.

— Ладно. Мы отсюда посмотрим, — кивнул Олаф и скомандовал бойцам. — Ждем вон у того дерева.

Массивный тополь мог послужить замечательным укрытием. За ним наемники и расположились. Окен не знал даже, кого благодарить: в тишине и спокойствии нога его перестала болеть.

— Как мыслите, Ловенека заметили? Нет? — Олаф не переставал высматривать врагов в лесной чаще.

— Так, это...Ежели нашли, шум поднялся бы! Точно! — Фрегар оперся на дубину.

Ричард уже был весь в своих мыслях, когда Олаф его спросил:

— А ты, Ричард, что думаешь? — Счастливчик внимательно смотрел Окену в глаза.

Для Ричарда это было неожиданно. Он же самый молодой! И его мнение интересно! На самом деле, это заставило его гордиться. Командир спросил его мнение! Кажется, раньше такого не бывало. Хотя и сам Ричард совсем недолго в отряде...

— Они бы вернулись в деревню. Предупредить, что их обнаружили. Ну или еще что. А может быть, вообще поспешили вернуть трактирщика, сбыть ему наши пожитки, — Ричард склонил голову, размышляя.

— Трактирщика? — внимательно спросил Олаф. — Почему ты думаешь, что это трактирщик?

— А кто еще? — Ричард на мгновение поднял голову, а потом снова опустил, погружаясь в размышления. — В трактирной пристройке я видел коня. У этого человека тоже конь. Ну, или лошадь. У трактирщика в большом количестве пшеница. Самое простое объяснение: с орками обменялся. А то, что мы видели, — это обмен, это понятно, — что о подобном он читал в книгах, в школе магов, Ричард говорить не стал.

— Верно парень говорит. Не иначе, трактирщик. Уж больно вкусная еда у него. Неспроста. Не бывает такой, вишь, знатной жратвы в захолустье! Точно! — Фрегар закивал. Он снова начал клевать носом. Сидр ему впрок не пошел, это точно. Во всяком случае, Ричард полностью был в этом уверен.

— Ладно, увидим...

Заухала сова.

— Батиста! — Олаф хмыкнул.

И точно: вскоре показался Смуглый. Даже в звездном свете можно было разглядеть кислое выражение на его лице.

— Тухлое, значит, дело. Груженой лошади я не заметил. А следов в этакой темноте не разглядеть. Днем, да в спокойствии, — это да. Значит, неудача, — Батиста понурил голову.

— Ладно, — махнул Олаф. — Возвращаемся к телегам.

— Пошли. Добро! — продрал глаза Фрегар.

На подходе к телегам Батиста точно так же заухал совой. Ему отозвался...жаворонок?

— Ну, что умеет, что умеет, — забубнил под нос Олаф.

Показался Ловенек. Он не выпускал из рук оружия.

— Никого не видел? — первым делом спросил Олаф.

— Только прущую через лес толпу...с толстяком в хвосте, — Ловенек наклонился, чтобы лучше разглядеть засыпавшего на ходу Фрегара. — Лекарь! Жратва!

— А, что? Где? Какая? — лекарь встрепенулся и принялся вертеть головой по сторонам. Поняв, что Ловенек его обманул, он замахнулся было на него дубиной.

— Значит, стороной прошли, — задумчиво произнес Олаф.

— Кто? Пришли эти? — Ловенек забросал Олафа еще дюжиной вопросов.

— Все, все сейчас расскажу. Бойцы, ночлег! — командир отдал самую любимую команду Ричарда.

Парень так намаялся за все это время, что едва хватило сил растянуться под телегой, укрывшись походным одеялом и ворохом соломы.

Разбудил его Фрегар, оглашавший округу икотой.

— Да что ж на тебя напало! — возмутился Ричард, продирая глаза.

— Сидр добрый был! Как есть добрый! — умехнулся Фрегар.

— Не есть, а пить, — поддразнил его Ричард.

Первым делом он проверил, в порядке ли перевязь, а вторым — сохранность книг. Великое богатство он с собою возил! Целых четыре фолианта. Правда, два из них были Теми-Самыми...

— Хотя как может быть две Тех-Самых...Нет, одна Та-Самая, а вторая— ее копия...

— Что это ты там бубнишь? — Фрегар закончил осмотр сумки с эликсирами, довольно хмыкнув: все на месте, ничего не пропало, не вытекло.

— Да так. Порчу на тебя навожу! — Ричард в последние дни все чаще и чаще подкалывал Фрегара.

Лекаря, похоже, этот обмен "любезностями" веселил.

— Знать, из магов в знахарки? Кто, знать, дальше? Огнежор?

— Кто? — Ричард покосился на Фрегара.

— Так огнежор! Берет и огонь жрет! Что, не ведаешь, знать, такого? Маг! — Фрегар погрозил пальцем.

— Огнеглотатель! Огнеглот, на худой конец! — взвился Ричард.

Его выводило из себя, когда коверкали хоть сколько-нибудь связанные с его цехом названия. Огнеглотателями, часто, становились самые плохонькие маги огня, из тех, что едва видят стихийные нити.

— Что огнеглот, что огнежор — едино! — отмахнулся Фрегар, и добавил, уже совершенно серьезно. — Пожрать бы.

— Значит, так. Солонину едим и радуемся, — строго приказал Олаф. — После выдвигаемся в деревню. Всем говорим, что поискали, где чего купить...Так...Что мы там вчера проезжали, по дороге в эту деревушку...

— Агада. Агада, или как ее там, — подсказал Батиста. — Значит, у брода...

— Точно, — закивал Фрегар. — Там еще сивухой разило. Точно, гонят. Вкусно!

— Значит, побывали в Агаде, поспрашивали. Теперь в Сальверге присматриваемся. Может, что и вправду купить придется.

— Пожрать купим! У трактирщика! — урчавшее пузо Фрегара было полностью согласно с владельцем.

— Нет, вот этого нельзя. Мало ли... — покачал головой Олаф.

— Трактирщик подозревать начнет, значит, — Батиста был против. — Что это мы, сперва расспрашивали про то, значит, про это. Зеленокожих помянули. Расспросили о них. Потом, значит, вернулись. И поглядываем на трактирщика, значит, этак хитро? Фрегар, значит, вообще на него кинется! То ли еду одобрать, то ли, значит, забить дрыном своим!

— Это гордое оружие моих дедов! Отец, вишь, с такой же ходил, — и Фрегар поднес дубину к самому лицу Батисты. Лучник отпрянул. — Вот! Единого, понимаешь, вида боятся!

— Прекращайте, — махнул Олаф. — Перебранок нам еще не хватало. В общем, действовать будем так...

Трактирщик был несказанно рано возвращению "добрых господ". Еще бы! Столько денежных мешков сразу! В его глазах Ричард легко угадал блеск. Тут же, на той самой "лишней" лавке у стены, расположился Шмыга. Он прикладывался — мощными глотками — к кувшину с каким-то вонючим пойлом. Ричард по запаху определил, что это пиво или нечто вроде, уж точно не здешний сидр. Тот хоть издавал запах обычных яблок, ну, может чуть забродивших.

— Располагайтесь, располагайтесь! Как торговля идет? — Ричард заметил, как Шмыга уши навострил.

— Присматриваемся, что, где, сколько. Может быть, телегу наймем. Авось расторгуемся, двух мало будет. Хорошие края, — Олаф говорил отрывисто, словно бы отдыхая от долгих трудов. — А скажи мне, уважаемый, какой здесь есть хороший товар?

— Ага, значит, пристойный, не гнилой, не траченный, — добавил Смуглый.

В его глазах Ричард заметил самый настоящий блеск. И тут же перевел взгляд на Шмыгу. Тот даже от пойла отлип, так внимательно слушал. Верно, хочет монету-другую заработать. Окен усмехнулся. Зря.

— А то, значит, в Агаде хорошее зерно предложили, да только где его на телеге увезти? Тут корабль нужен. Торговцы-то хлебом, значит, часто захаживают? — Батиста спрашивал, нехотя отрываясь от колбасок.

Ричард едва подавил смешок. Фрегара на этот раз оставили сторожить телеги: меньше надо в засаде дрыхнуть. Толстый лекарь долго возмущался, пока ему не пообещали "во-о-от такую колбасину". Удостоверившись в ее невообразимых размерах, Фрегар согласился постоять на страже. Укором людской неблагодарности звучало урчание его живота, несшееся вслед бойцам.

После трактирщик долго и...смачно (Ричар другого слова и не мог подобрать) рассуждал о том, что здесь можно купить. На взгляд Окена, получался всякий хлам. Деготь, но зачем? Разве что колеса телег смазать. Овес — немного лучше, но ведь овса везде полно.

— Даже староста — и тот овес нахваливает, коня своего кормит, ему для объезда округи нашей быстрый, здоровый нужен! На овсе во-о-от такой вымахал!

Так, по крайней мере, казалось Ричарду. Долго рассказывал про ульи, мол, лучшие в округе. Но то же самое Ричард слышал во всех селениях, где они только бывали. Постоянно об этом твердили. Ричарду только оставалось, что строить из себя внимательного слушателя и поддакивать. Особенно любили об этом говорить сами пасечники, иногда подсаживавшиеся в трактирах к их компании. Выдававшие себя за странствующих купцов средней руки, наемники вызывали неизменный интерес. А что вооруженные — так кто ходил по трактам Двенадцатиградья без доброй охраны да без взведенного самострела?

— Но, бывает, всякие редкости вымениваем, — перешел на полушепот трактирщик.

— Это, значит, что такое? — Батиста с самого начала взял на себя роль главного из "переговорщиков", что получалось у него неплохо. Хотя, как думал Ричард, трактирщик вообще любому встречному готов был рассказать о здешних богатствах, лишь бы языком почесать.

Окен перевел взгляд на Шмыгу. Тот потихоньку начал выходить из трактира, при этом внимательно слушая (по движениям головы понятно было) за разговором.

— Ну, как... — продолжал шептать трактирщик. — Амулеты всякие имеются, волшебные перстни, бронька найдется, меч хороший, коня приискать можем...

— Такого, как твой? — подмигнул Олаф. — Добрый конь, я бы прикупил таких.

— А, Вы, добрый господин, про животину, под навесом привязанную? Так то не мой. То Жака...Вышел он только что. Гоняется за любым заработком, за все работы берется, меди отсыплешь — он твой. Пока не пропьет, — развел руками трактирщик.

Олаф повернулся к бойцам.

— А надо бы сходить, спросить, может, и вправду работенку ему дадим, — Счастливчик кивнул.

Тут же Ловенек и Ричард, как сидевшие ближе всего к выходу, поспешили за Шмыгой (имя Жак, на взгляд Ричарда, ему совсем не подходило).

С Жаком как раз болтал Фрегар, расспрашивал про то, про се.

— Жак! — Ричард его окликнул. — Решили мы, что нам твоя помощь во-о-о-т так нужна. Я мастерам рассказал...

Шмыга повернулся. Вдруг его лицо перекосило. Ричард скосил взгляд на Батисту. Тот вытащил длинный кинжал.

— И не надо, значит, бегать, — добавил Батиста.

Вот это было совершенно лишнее.

— Лгуны! — всплеснул руками Шмыга и понесся прочь.

Фрегар вовремя сообразил: он бросил дубину под ноги убегавшему. Ричард даже сглотнул: боялся, что этот дрын кости все переломает.

Жак запутался в собственных ногах и упал, вовсю крича и ругаясь, обещая явление Палача.

Под эти крики собрались люди. Большинство просто глядели из-за изгородей и заборов, но нашлись и крепкие парни, словно бы из ниоткуда оказавшиеся возле трактира.

— Что это вы здесь творите? — так и сыпалось со всех сторон.

— Денег, что ли. Жак задолжал?

— Чегой?

Ричарда озирался по сторонам. Народа все прибывало и прибывало, собралось десятка полтора, пятерка "крепких", уже готовившихся вступить в драку, и старики.

— Чего это вы? — они спрашивали и подступали все ближе и ближе.

— Вот зачем, зачем, Батиста? — зашипел Фрегар.

Лекарь сам себя обезоружил: к Шмыге уже подошли деревенские, и дубину было не достать. Из трактира вышли Олаф и Ловенек. Быстро поняв, что происходит, они обратились к народу.

— Все хорошо! Просто общий язык...Жак...не хочет искать, — пожал плечами Олаф. — Сидра бы всем кто забеспокоился!

— Ты вон за сидр не говори, гля, сидром напоить захотел, — кто-то бросил из-за почти сомкнувшегося кольца людей старичок. — Ты нашего не тронь! Дурак, а наш!

— Когда выберемся, взгрею кого-то, — только и бросил Олаф.

Он предчувствовал потасовку, но не хотел показывать охранную грамоту городского совета. Ричард мысленно обратился к Высокому: ну пусть он покажет грамоту! Пусть покажет грамоту! Ну что ему стоит? Окену показалось глупостью это нежелание использовать такой хороший инструмент. Теперь же их могли просто камнями закидать! Магия, конечно, хорошая, но Ричард просто не сумел бы противостоять такому напору.

— Батиста! — Окен зашипел на Смуглого, когда людское кольцо окончательно сомкнулось.

— Что тут у нас? Что происходит? -донесся резкий окрик со стороны холма.

Тут же кольцо разорвалось. Люди заволновались.

— Жака нашего тронули! Наглеют заезжие! Наглеют!

— Совсем житья не стало! Городские! Властью себя видят! Им закон не писан!

— Все соки выпили!

— Мучают бедных людей! — это Шмыга закричал, уже поднявшийся на ноги и тыкавший пальцем в сторону наемников. — Ни с того, ни с сего! Убивают! На родине моей меня же убивают! Смертным боем бьют!

Он даже хныкать принялся, но Ричард легко заметил, что это наигранные эмоции. Даже он в детстве правдоподобнее врал. Вот же гад! Ричард его сперва даже не подозревал с говоре с орками. За деньги продался зеленокожим! Людям душу продал!

— Разберемся!

Толпа расступилась, образовав что-то вроде коридорчика. На том конце, уперев руки в боки, стоял приземистый мужичок лет сорока. Потертое котарди выдавало в нем местного богатея, а на шее висела бронзовая цепь. В Белоне староста такую же носил. Ричарду много ума не потребовалось, чтобы признать в этом человеке здешнего "главного".

— Мастер, поговорить надо, — Олаф вышел вперед, давая понять, что он главный в отряде. Счастливчик всегда так делал, когда отряд попадал в трудную ситуацию. — Мы купцы из Лефера, имеем до тебя разговор. Вот он, — Олаф кивнул в сторону скулившего Шмыги, — не только нас обидел, но мы уверены, многих добрых торговец и простых людей. Об этом надо поговорить, с глазу на глаз. Обмозгуем, поговорим, а потом и народу можем сообщить.

— А у нас деревня маленькая, но дружная. Секретов у меня от друзей-соседей нет, — развел руками староста.

— Дело городской важности, — с нажимом произнес Олаф. — Не деревенской.

— Городской важности, говоришь? — староста сдвинул шапку с лентой, когда-то, наверное, бывшей меховой. Почесал затылок. — Пойдем, раз уж городской. Парни, нашему доброму Жаку помогите подняться. Да ко мне. Для разговора.

Толпа шла следом.

— Я вот так отступал из-под... — начал было Ловенек, но Фрегар наступил ему на ноги.

— Все мы от сделок отступаемся, бывает, — вздохнул пузатый лекарь.

Деревенских становилось все больше, они уже не скрывали своего интереса.

— Ну вырвалось да, — отмахнулся Ловенек. — И впрмь, от это сделки уж никак не хочется отступиться.

— Угу, — закивал Ричард.

Он уже давно прорвался к стихиям, собирая обрывки энергетических нитей. Благо, поблизости располагались глубокие, полноводные колодцы. Вот где сила была, вот! Ричард даже радовался такой концентрации водных потоков. В случае чего, можно было бы обрушить...

Пока он перебирал возможные магические эффекты, они подошли к дому старосты. Притулившийся у подножия холма, закрытый тенью дуба, дом этот был даже скромным. В Белоне — и тоже богаче выглядел! И цепь у белонского старосты куда толще была и ярче. Правда. Где сейчас тот староста...

— Один с тобой говорить не буду, — староста повернулся спиной к воротам родного дома и старался говорить как можно громче, чтобы все собравшиеся слышали. — Мало ли чего!

— Но и толпой говорить не пристало. Серьезные дела требуют тишины, особенно купеческая обида, — Олаф пожал плечами. Он заложил пальцы за ремень, выпятив грудь. Многочисленные кошелечки так и мелькали.

Ричард уже готов был поверить: и впрямь купца обидели!

— Ага, точно! — поддакнули наемники. Пуще всего старался Батиста.

— Народу интересно! Народу! — снова заголосили из-за спин деревенских.

Ричард старался высмотреть, кто же так за народ радеет, но все попытки были тщетны. Уж слишком плотно народ стоял.

— Так. Пусть тогда Фалибер и Жак со мной пойдут. Ты один идешь, мне и в молодые-то годы справляться было сложно с такими...купцами, — староста явно не верил рассказу Олафа.

Народ же рассмеялся. Вытолкали Жака, жаловавшегося на переломанные ноги (сам он шел, даже не спотыкаясь). Фалибер — трактирщик — двигался молча, то и дело поглядывая на Олафа.

Тот сохранял полное спокойствие и пытался выказать себя полностью готовым на любое решение старосты.

— Пошли, что ли, — староста распахнул калитку. — Пошли. Гостей прошу, не побрезгуйте, — он зашел последним.

Бойцы постарались, бочком-бочком, встать между воротами и толпой.

— Ричард, — шепнул на ухо Батиста. — Улочка. Не гляди, постарайся в ту сторону не глядеть.

Он кивнул на дорожку между домами, выходившими к холмику с трактиром.

Ричард кивнул: мол, хорошо понял.

— Накроешь...В случае чего?

Ричард пальцем постучал по одному из флакончиков. Накроет. Под ложечкой засосало. Поддерживать отряд в бою с разбойниками — это одно. А вот обычных людей...таких же, как в Белоне...

— Только тихо, без жертв, как умеешь, — добавил Батиста.

Ричард подумал: и никаких "значит". Вот умеет же Смуглый говорить, когда надо!

— Вот и хорошо, малый, вот и хорошо.

Ричард подумал: а что он, в самом деле, беспокоится? Никого не убили, проблема — тьфу, растереть. Обычная драка. Даже не покалечили! Видно, наемники привыкли к совершенно другим проблемам. Отсюда — и способы их решения.

Олаф со старостой уже долго болтал, и народ начал расходиться.

И вот тут-то Ричард разглядел того бойкого. Еще не старик, но уже и не молодой, с жидкой бородой, в стареньких одеждах. А вот лицо...Лицо его бугрилось спазмами. Ему будто демоны в уши твердили: больше, больше жара! Крови!

Ричард подумал, что надо показать, на что способен маг. Он сложил руки на груди, вроде как от скуки, и зашуршал пальцами.

— А что это они долго не идут! — воскликнул было мужичок, но упал в грязь. Поскользнулся на ровном месте.

После дождей сколько тех луж было, немудрено проглядеть.

Раздались смешки. Мужичок возмущенно попытался подняться, но это удалось ему только при помощи пары человек из редеющей толпы.

Ричард уже было успокоился, но тут снова раздался возглас:

— А что это они долго не идут? Может, он их всех прирезал!

Народ снова стал собираться, волнуясь.

— Да проверь, что ли, мил человек, — Фрегар широко улыбнулся. — Нечто я, знать, мешаю? Стыдоба!

Народ заторопился, пожался к калитке — а та как раз распахнулась.

Вышли староста и Олаф. Староста нервно почесывал макушку. Ну, один-в-один Юкс!

— Сложно здесь, люди, дело. Сложное. Мне посоветоваться надо, кое-что поразузнать. Высмотреть. Вот с честным Фалибером все разузнаем. А вам сторожить Жака. И впрямь мог делов наворочать! — Ричард готов был поклясться, что волнение старосты неподдельное. Еще бы! Один из жителей под самым носом торговал с орками. Мало ли, какую беду мог накликать? А еще, конечно, не поделился! Вот это точно обидно.

— Да только вы здесь постойте, ага, — староста обратился к наемникам. — Мало ли. Вдруг что. Эй, народ! Кто посторожит! Кто Жака посторожит? Ну мало ли!

Тут люди стали спешно расходиться.

— Эй, Фрего! — староста выцепил того, кто волновался его отсутствием. — Фрего! Посторожи! Пригляди! И дружков, братьев собери!

— Ага! — Фрего и рад был развлечению.

Другие, кажется, не разделяли его энтузиазма.

Худо-бедно, собрали человек шесть, которые должны были следить за Жаком и — Ричард это понял — наблюдать за чужаками. Мало ли!

— Я мигом. На заимке, говоришь? — староста бросил Олафу через плечо.

— Да, сами можете глянуть. Орки всех положили. Что с домами случилось, не знаю, — закивал Олаф. — На всякий случай, взяли бы...

— Я мигом управлюсь. Все леса окрестные с детства знаю, хожены-перехожены. Только мешать будут, — покачал головой староста, возвращаясь на двор.

Через несколько мгновений раздалось конское ржание, а еще чуть позже ворота начали открываться.

— Не доверяет, значит, — Батиста пожал плечами. Он почел за лучшее облокотиться на воротный столб. Ждать нужно было долго.

— Я бы нам тоже, понимаешь, не доверял, — у Фрегара в животе забулькало. Лекарь засопел, снедаемый чувством голода. — Перекусить бы! Добро!

— Тебе не повредит, — отмахнулся Ловенек. — Вон, какие бока отъел!

— Для вас же стараюсь! Сижу, мучаюсь... — лекарь вовремя вспомнил, что он купец. — Выдумываю, куда бы за барышом пойти. Кто бы ценил!

— Ценим, ценим, — Олаф похлопал его плечу.

— Вот! — лекарь поднял указательный палец вверх. — Правильно!

В какой-то момент все деревенские разошлись. Только со двора доносились звуки разговора "сторожей". Затем донесся храп. Ричард и сам клевал носом, едва удерживаясь на границе сна и яви. Перед глазами так и мелькали цветные огоньки: уж слишком часто за этот день прорывался к магии, глаза продолжали видеть синеву. Так, во всяком случае, Леандр на занятиях объяснял.

Фрегар засопел, но тут же всхрапнул: Олаф двинул его в бок.

— Что он там ездит? — лекарь решил отвлечь внимание командира.

— Проверяет, точно ли орки там были. Следы-то после боя должны были остаться.

— Значит. долго проверять будет. А вдруг, значит, почикают его? — Батиста при этой мысли не очень уж огорчился.

— Ага, и местные посчитают, что мы заманили его в ловушку. Ты хочешь уйти отсюда по локоть в крови? Или... — Олаф огляделся. — По лесам бегать? Успеем ли отсюда уйти на телегах?

Батиста посмотрел в землю.

— Вот. Это тебе не южное побережье, где раз, и на лодку, а там ищи...волну в Море-океане! Да еще с попутным ветром, — последние слова Олаф произнес не без мечтательных ноток.

Наконец, бойцам вовсе надоело болтать. Ричард спал стоя. От волнения этих дней он хотел спастись в сладких грезах. Но, похоже, мечте этой не суждено было сбыться.

Батиста раньше остальных заметил скачущего галопом коня.

— Как гонит! Животное не выдержит! Вряд ли от самой заимки скачет! Значит...А, не знаю, — Батиста выпрямился.

— Ну, сейчас узнаем, что да как, — Олаф держал руки за спиной.

Там, на поясе, у него на всякий случай имелся добрый нож. И метать, и врага пронзать, и хлеб нарезать: для всего сгодится.

Староста вернулся невеселым.

— Все, как и рассказывали. Дома пожжены, следы крови! Страсти какие! — сказал он, слезая с коня. — Ну сейчас я поговорю! Ух как я поговорю с этим!

Олаф было сунулся в калитку, но староста замотал головой:

— Наше это дело, не ваше. Сейчас я уж разберусь! Жак! — загромыхал он.

Со двора раздался гомон. Это "сторожа" глаза продирали.

Долгое время ничего не происходило.

— А знаешь, хорошо, — Ловенек подставил лицо пробившемуся сквозь тучи солнечному лучику. — Тишина, покой...

— Орки поблизости бродят. Замечательные места! — передразнил его Фрегар. — Чудно!

— Вечно ты, значит, все испортишь, — вздохнул Батиста. — Вон, даже Ричард от тебя устал. Эй, малый, ты как? Магия, значит, на стреме?

Окен кивнул.

— Здесь повсюду водная энергия, в случае чего, сразу же пущу в дело, — Ричард старался говорить это как можно тише, чтобы уши никто не нагрел.

— Вот и хорошо, — Олаф насторожился, прислушиваясь. — Идут!

Ричард заметил сквозь проем калитки, что староста вышел один. Он на ходу распоряжался, что должны сделать сторожа. Те, что были внутри, недовольно ворчали. Расположившиеся во дворе были едва ли радостнее.

— Значит, так, — староста притворил за собой калитку. — Жак все мне рассказал. Орки хотят продать за выкуп человека, которого поймали на заимке. Жак должен был вечером прийти на условленное место, что-то там договориться. Я мыслю...

— Спасать надо, — перебил его Олаф.

Произнес он это тоном, не терпящим отказа.

— Вот и я так мыслю, — кивнул староста. — Только...Не хочу своих...

— Под удары подставлять. Оно, значит, понятно, — закивал Батиста. Поймав недовольный взгляд Олафа, Смуглый замолчал.

— Вроде того. Кто у нас воины. А вы, хоть и... — староста окинул взором отряд, — торговцы, но вид имеете боевой. Вряд ли на встречу много орков выйдет, ну, может, с десяток зеленокожих...

Он перевел дух, снял шапку, отел пот со лба. Поцокал языком.

— Высокий да увидит! Кто же знал, что зеленокожие снова объявятся? Помнится, лет десять не видали из них никого! Думали, все, перемерли в ту страшную зиму.

Ричард нахмурился. Он помнил, что в одну из зим было ну очень холодно, родители его даже на улицы не выпускали. Согревали, как могли, возле очага. Папа строго-настрого запретил даже думать, чтоб ему с ребятами побегать на морозе. Говорят, деревья трещали и лопались, до того холодно было! На счастье, продержались холода дней десять, ну, двадцать. С тех пор Ричард морозов страшно боялся: ему вспоминался треск деревьев, и он думал, а что же с ним случится, если нос на улицу покажет?

— В общем, дождемся условленного времени. Приготовьтесь, что ли, к делу, — староста нахлобучил шапку обратно.

— Ну, попробуем, что ли, да, ребята? — Олаф обратился к бойцам.

Все дружно закивали. Ричард — так вообще рвался в бой. Он так надеялся, что сможет хоть за шею разбойника подержать.

Дождь пошел, когда уже стемнело. Ну как, дождь, — ливень. Никто не понимал, чего это Ричард так радуется. Батиста — и тот насупился, побледнел даже. Он, в отличие от Ричарда, ненавидел сырую погоду.

— Чтоб, значит, все проклято было! Чтоб Палач эти облака пожрал! — постоянно бубнил под нос Смуглый.

— Ты не это...Не того! — лекарь был донельзя суеверным, хотя по нему этого сказать было нельзя.

Ричард улыбался, предвкушая сражение. Вот теперь-то он найдет, найдет хотя бы какую-то ниточку, ведущую к убийцам его отца. Во всяком случае, он на это надеялся.

Когда они вошли в кущу, Ричард прорвался к водной магии. Глаза слепило от энергетических нитей! Они уходили высоко в небо, как был уверен Окен, к самым облакам, не иначе. Он готов был плясать, бегать по лужам, настолько прекрасно было ощущать присутствие мощных источников водной магии.

Шмыга радости его не разделял. Староста настоял, чтобы рот ему заткнули кляпом, и Шмыге оставалось только досадливо мычать. Он то и дело подгонял орочьего пособника тычками под ребра, сыпал проклятьями и угрозами. Вести Шмыгу под руки ему помогал трактирщик. Позади, веером, двигались Олаф, Батиста и Ловенек. Замыкали Фрегар и Ричард.

— Готов? — тихо спросил Фрегар.

— Да, — нервно ответил Ричард.

Он ожидал, что в любой момент из-за деревьев могут полезть орки. Голову Ричард в тот день крутил так, как никогда в жизни! Любой куст, любое низкое дерево — все оказывалось под подозрением. Еще бы! Ведь Ричард почти в одинаковых цветах видел что Шмыгу, что заросли березняка.

Впереди о чем-то переговаривались Олаф со старостой, иногда веское слово вставлял трактирщик.

— Гаденыш выдал, где должен был встретиться с зеленокожими, — староста ткнул запротестовавшего Шмыгу под ребра. — Все выдал. Боится подельников увидеть, боится!

На старосту было страшно смотреть, такой озверелый вид он принял. Ричард только удивлялся, насколько серьезно этот человек воспринял известие о зеленокожих разбойниках. Кажется, не трогают орки деревню, ну и ладно. Все прибыток. В Лефере на такое посмотрели сквозь пальцы, это уж Ричард готов был поспорить. Верно, Шмыга на сторону вещи продавал, не складывал же. Потом вложил бы в деревеньку...Чем плохо? А если не сам продавал...Ведь...

Ричард задумался. Даже в Белоне была торговля. Ну как, торговля...Один-единственный купец. Таких в Лефере сотни бродили! А дядя Жак был такой один-единственный. Очень уважаемый человек! Даже папа — и тот к нему часто ходил, за мелочевкой разной. А однажды...

— Эй, Ричард, — Фрегар тронул его за плечо. — Что ты там бормочешь?

— Думаю. Готовлюсь, — отмахнулся Ричард.

Еще в школе он иногда проговаривал шепотом свои мысли. Стоило только сильно разволноваться, как Окен принимался бормотать под нос. Ребята привыкли, в школе многие так поступали. Но вот за стенами школы дело это было редкое, и на Ричарда косо смотрели. Иные даже спрашивали, не тронулся ли он, часом, умом. Ричард, когда ему рассказывали товарищи по отряду, только отмахивался. Каждому рот не заткнешь...

— Да что ж ты бормочешь. Орков набормочешь. Тихо! — Фрегар обеспокоенно зашептал.

— Ладно, ладно, — Ричард постарался думать о происходящем.

Вот идут они по лесу, идут. Вот староста постоянно тыкает Шмыгу под ребра, что-то там ему говорит. Олаф глядит по сторонам, держа топор наготове. Движется он, чуть наклонив корпус, будто в следующий же миг ринется в атаку. И как он только успевает глядеть во се стороны сразу! Батиста, наоборот, кажется расслабленным. Иной бы натянул тетиву до самого уха! Но Смуглый только смеется над такими словами. Он считает дураками подобных "бояк".

— Тетиву, парень, испортят. А еще лучше, стрельнут в кого из своих, услыхав завывание ветра, — пояснил на одном из привалов Батиста. — Бой — это хорошо. Это радость! Зачем бояться? Ты зовешь врагов на веселье! Встречай их, как дорогих гостей! Они гости на твоей казни! Ты убьешь их, но сделай это с уважением, торжественно!

В такие мгновения у Батисты сверкают глаза, и он облизывается, точно на жирного гуся, улыбается. Пуще всего Ричард опасался Батисты. Он и думать не хотел, что за трупы он оставил в прошлом.

— Где, где, я спрашиваю? Где товар передать? — Староста повысил голос, так что даже трактирщик на него зашикал.

— Обнаружат ведь! Поди, недалече! Повязку... — начал было трактирщик, но осекся.

— Еще своих зеленокожих дружков призовет. Рядом они, Высокий свидетель, рядышком! — и староста, сделав еще шаг, со всей дури толкнул Шмыгу в спину.

Тот кубарем скатился с холма. Староста и трактирщик кинулись за ним, сыпля проклятиями.

Ричард завертел головой, и пропустил момент, когда Батиста напрягся и забежал за дерево.

— Враг! — гаркнул он, натягивая тетиву.

— К бою! — Олаф выкрикнул это, когда Батиста еще не успел докончить фразы.

У Ричарда подкосились ноги. От волнения ему показалось, что лес наполнился сотнями темных фигур.

— Окружили, демоны, — сплюнул Фрегар. Он обернулся. — И там. И там!

— Круг! — рявкнул Олаф.

Ричард кинулся к дереву. Что-то схватило его за ногу, и он упал, громыхая склянками. Весь он похолодел. Один из пузырьков при падении лопнул, и во все стороны метнулись тонкие нити водной энергии. Он зачерпнул, готовый метнуть поток в...корень. Корень дерева. Ричард просто споткнулся. Но стоило ему приглядеться к корню, как взгляд его метнулся дальше...

Из леса — отовсюду — выходили серые громадины.

— Давай! — Ловенек дернул Ричард за руку, помогая встать. Движением локтя он подтолкнул его к дереву. — Никогда не падай. Никогда. Я так...

Ловенек снова перевел взгляд на окружавших их зеленокожих. Ричард уже был готов применить магию, но Олаф не давал команды! Нельзя было начинать без команды!

— Стоять. Не нападают, — словно услышав мысли Ричарда, скомандовал Олаф.

— Старосту схватили, — громко произнес Батиста.

Ричард готов был поклясться, что слышав звон натянутой тетивы, но боялся даже голову повернуть. Взгляд его был прикован к этим громадам. Да они на две головы выше Олафа! А тот был самым высоким из отряда. А широченные! Точно из мясницкого цеха вышли, или из кузнечного. Ричард с ужасом подумал, что они могут его просто раздавить и пойти дальше. Все, чему его учили в цеху, весь опыт стычек с разбойниками, мигом забылся. Руки его дрожали, а коленки тряслись. А уж склянки! Склянки шумели на весь лес! В голове же... В голове было пусто. Даже ветер — и тот не свистел.

Сердце дрогнуло. Среди громадин Ричард разглядел сутулую фигуру. Сверкающую! Лазурь и аметист, халцедон и оникс смешались в нем. Это был орк, Ричард был полностью уверен. Тот самый, что использовал ужасную силу против оборонявшихся разбойников. А позади него двинулась еще одна фигура. Не такая яркая. Словно бы завеса серости покрывала вересковую пустошь, — Ричард видел такую на одной из гравюр о Зеленом острове.

К сутулому орку его собратья подтолкнули трактирщика, Шмыгу и старосту.

— Следим за их действиями. Изучаем, — приказал Олаф.

Бросаться на верную смерть было не с руки. Лучше было подождать, выяснить, что происходит.

— В конце концов, отдадим гадов. Откупимся. Эвон! — вставил свое веское слово Фрегар.

Ричард увидел, как староста пнул Шмыгу, поравнялся с орками и...И встал к ним спиной. То же самое повторил трактирщик. Шмыга валялся на влажной траве, скуля из-под повязки, силясь подняться с завязанными руками.

— Вот что бывает, когда дельце твое расширяется! Растет! О нем столько людей узнает! Лишних людей, — это были слова старосты.

И если Ричард до этого боялся, то теперь какая-то холодная решимость зародилась в его сердце. Он понял. У старосты! У старосты ведь тоже есть лошадь! Об этом же толковал трактирщик! Ну как же он не догадался! Мысленно Ричард обругал себя. Ведь их двое было в деревне, обладателей лошадей (ну или коней, Ричард в том постоянно путался). И если староста двинулся сюда с трактирщиком, значит, они заодно. Вот глупец! Это же ясно, что староста всегда следит за тем, что делается в деревне. Кто уж больше, чем он, заинтересован в деньгах от торговли? Ему же доля идет! От всех заработков! А Шмыга...Шмыга, верно, случайно попался им под руку. Но ведь его же бойцы остановить пытались! Ведь не зря же! Ричард не мог в этом разобраться. Им очень хотелось знать, в чем же там дело. Но что-то подсказывало ему, что это удастся, при неудачном исходе, только в царстве Палаче. На том свете все знают обо всем, так мама поговаривала.

— А теперь...Будьте добры... — начал было староста. Обращаясь к одному из орков, но Батиста завопил, что есть мочи.

— Сделка! Сделка! Договор! Куплю!

Ричард прежде думал, что Смуглый чуть-чуть сошел с ума. Теперь же он в этом был уверен.

— Сделка! — еще громче произнес Батиста и сделал шаг вперед.

Тетиву он ослабил, выказывая себя готовым к переговорам.

— Куплю!

Орки что-то там заверещали. Староста рассмеялся.

— Ну точно купцы! Ой, купцы! — он хохотал, надрывая живот.

Вперед вышел один из зеленокожих, тот самый, что был позади сутулого.

— Говори.

Староста разом прекратил смеяться.

— Это как понимать? Эй! Эй! Убейте их! Убейте их всех! — встревоженно принялся твердить староста.

— Много товара, много добра — в обмен на этих трех, — Батиста показал пальцами на вылупивших глаза старосту, трактирщика и Шмыгу. — Мы можем торговать от лица Лефера.

Потребовавший говорить орк молчал.

— Эхм... — Батиста впервые оказался сконфужен. Видимо, у него в голове сложился блестящий план, рухнувший из-за человеческой, ну то есть орочьей, ограниченности.

— Главный вождь, — нашелся Ричард.

Пусть голова у него опустал, но книги-то, книги он помнил! Там и про орков было сказано.

— Да, главный вождь всех окрестных людей нам торговать разрешил.

Орк снова молчал.

Тогда Батиста, не оборачиваясь, обратился к Олафу.

— Капитан, — Смуглый, единственный в отряде, назывался Счастливчика капитаном. Наверное, сила привычки. — Покажи им грамоту.

— Они, знать, читать умеют. Ага, — буркнул Фрегар. — Потом же вспорют тебе брюхо и сожрать с той стороны грамоту заставят. Верно!

— Печать, печать увидят. Не то время, Фрегар. Заткнись лучше, — Батиста не дышал, настолько был напряжен.

Олаф медлил. Зеленокожие заволновались, забормотали что-то. Жизнь Ричарда подходила к концу: уж если тот отряд разбойников орки разбили...Хотя...Сколько их здесь? Окен не мог разобрать, деревья вокруг или орки, а потому сосчитать было сложно.

— Капитан, только не говори, что в повозке... — начало было Батиста, и казалось, что вот-вот он начнет кричать от волнения.

— Со мной, — Олаф буркнул. — Сейчас.

Ричард этого не видел — взгляд его был устремлен на переливавшегося на фоне серых громад сутулого, а только услышал шелест пергамента и позвякивание серебряного (на самом деле серебряного, без обмана) кругляшка.

— Грамота от вождя! От верховного вождя! От Лефера! — Олаф старался говорить как можно спокойнее.

В конце концов, не могли же орки вообще не слышать о Лефере. Тот зеленокожий, он ведь у кого-то выучился речи! Да и староста деревенский, нашел же с ними общий язык.

Орк несколько мгновений молчал, а затем повернулся к сутулому. Ричард мог только догадываться, о чем они болтают. Староста напряженно уставился на зеленокожих.

— Говори, — наконец произнес орк.

Фрегар выдохнул и шепнул:

— Ну, Батиста! Голова!

— Чертов хитрец! Чертов контрабандист! — Ловенек произнес это с величайшей гордостью.

— Все, что хотите, втрое больше, чем он дал прошлой ночью, — Батиста ткнул в старосту. — И еще сверх. В знак уважения...

— В-вождю. И...И...шам...шаману, — это уже Ричард заклацал зубами.

Что-то такое ему вспомнилось из книги. Он боялся, что прочитанное окажется выдумкой.

Орк снова повернулся к сутулому.

— Эй! Эй! Да что вы их слушаете! — староста заволновался.

Это было добрым знаком, подумал Ричард, и клацающие зубы стали попадать друг на друга. До этого они, точно в морозную зиму, впивались в онемевшие губы. Добрый знак! Во всяком случае, Ричард хотел на это надеяться.

— Лефер все предоставит! — поддакнул Олаф.— И выкупаем всех пойманных людей.

Тут-то уж орк сразу обратился к шаману. Тот грозно потрясал головой, да так, что Ричард уже готовился к бою. Но проходило время, зеленокожие болтали. Никто не собирался сожрать бойцов. Это был добрый знак. Хотя бы тио, что не собирались сожрать, болтовня не так уж и важно.

— Много просить будем. Очень много, — наконец произнес зеленокожий переговорщик. По его движениям было сложно понять, радуется он этому или что.

Ричард начал лихорадочно соображать. Орки, верно, в лесах жили. Потому что где иначе? А там с едой, особенно зимой, туго...Приближалась зима. Им бы запасы, а еще...

— Жернова. Много жерновов, легких, — вдруг выкрикнул Ричард. — Большие камни, которыми перетирают зерно! Чтобы можно было запасы муки, ну, растолченного зерна, делать.

Фрегар шумно засопел рядом.

— Парень. Они людей жрут. Куда им зерно? Худо! — лекарь заволновался. Наверное, представлял, как зеленокожие пируют, а на вертеле догорают остатки фрегаровой одежки.

Орк снова заболтал с шаманом.

Что-то там начал выкрикивать староста, но стоило оркам на него глянуть, как тот съежился и замолчал. Дело принимало мерзкий оборот. Мерзкий для старосты.

— Согласны. Но не верим. Не верим убийцам Нарсо.

Бойцы зашептались. Даже Ричард — и тот зачесал макушку. Что за Нарсо? Может, кого-то из орков убили недавно? Но...

— Нарсо мы не убивали, — покачал головой Олаф. Он старался говорить как можно увереннее. — Кто это?

— Это было давно. Отцы твоих отцов убили, — покачал головой орк. — Давно. Очень. Но мы знаем. Мы помним. Убили. Нет веры.

— Тогда я готов остаться у вас, пока мой...вождь, — Батисте с трудом дался именно этот титул. — Собирает выкуп.

Орк кивнул. Похоже, впервые он не хотел плюнуть в лицо человеку.

— Зачем? — только и спросил Олаф гневным шепотом.

— Я знаю, что делаю, капитан, — хмыкнул Батиста. — Не в первый раз.

— Это тебе не клятые контрабандисты, не торговцы живым товаром, — Олаф заговорил еще более гневно. Таким Ричард его никогда не видел.

Таким Счастливчика Окен еще не видел. Глаза его так и сверкали, пылая гневом. Рука вот-вот дрогнет, и топор падет на голову зарвавшемуся Батисте.

— Мы согласны. Один из вас, убийцы Нарсо, будет нашим...гостем. Дорогим гостем, — не видно было, чтобы орк этому радовался. — Мы будем ждать. Завтра. Когда тень будет вот такой...

Орк подошел к ближайшему дереву и ногой наметил черту. Ага. Вечер.

— Там же, где встречались с этими, — Олаф кивнул на старосту.

— Хорошо, — орк особенно выделял "р", тянул звуки, отчего казалось, будто он рычит.

Ричард подумал: а что, если будет пасмурный день, и солнце не выглянет из-за туч? Как...

— Не умничай, парень, — буркнул Фрегар.

Ричард вздохнул. Снова он говорил вслух. Однажды это может его подвезти. Вдруг враг прислушается к его словам?..

— Договор, — Олаф вышел вперед, положив топор на землю. Показать, что, мол, он не собирается драться. Счастливчик ткнул пальцем в замолчавших деревенских. — Но этих мы берем с собой. Поговорить. Спросить, что вам надо. Эти должны знать.

— Нет! Нет! Они обманут! Обманут! — заверещали хором староста и трактирщик.

Орк же, как показалось Ричарду, с довольной ухмылкой повернулся к ним спиной и снова заговорил с шаманом. Тот, едва услышав первые слова бойца, отмахнулся. Переводчик кивнул и кротко ответил:

— Берите. Они приносили плохое добро. Плохое. Не жалко. Воин идет к нам, — орк кивнул на Батисту. — Без оружия. Один.

Олаф, не поворачиваясь, зашипел:

— Сам напросился, Смуглый. Если тебя убьют...

— Ага, ты меня потом у Палача вырвешь из рук и убьешь дважды, а может, трижды. Знаю, капитан, знаю. Не впервой.

Ричард напрягся еще сильнее. Вдруг это все обман, и стоит только Батисте оказаться в ряду зеленокожих, как они нападут. Все-таки хитростью выманили одного из бойцов!

— На, парень, — Батиста вручил Окену лук.

Ричард принял его дрогнувшими руками и удивленно воззрился на Смуглого.

— Ты здесь самый грамотный, знаешь цену доброму луку. Ну и вообще, меньше всех работаешь, — прыснул Батиста и двинулся дальше.

Ричард и не знал даже, как поступить: то ли прижать лук к себе, то ли обидеться. Все-таки остановился на первом.

Орки ушли почти так же беззвучно, как и пришли. Вот они были, а вот их нет. Только староста и трактирщик заверещали пуще прежнего и попробовали сбежать. Олаф и Ловенек быстро подбежали к ним и повалили на землю.

— А вот теперь мы поговорим, — голос Олафа не предвещал ничего хорошего.

Шмыгу они развязали и убрали кляп. Тот, не произнеся ни слова, бросился с кулаками на старосту. Ричард готов был поклясться: Олаф специально медлил, чтобы переставшему ухмыляться гаду досталось сполна. Наконец, Счастливчик окликнул Шмыгу и оттащил от избиваемых им деревенских.

— Мало я ему двинул! Мало! Он меня еще под ребра, под ребра меня! У себя дома! Зеленокожим продался! — еще чуть-чуть, и из уголка рта Шмыга могла пойти пена, настолько он был зол.

— Ничего, потом еще отыграешься. Двинули. Нам бы в деревню добраться.

Возвращались в тишине, постоянно озираясь. Вдруг орки покажутся среди листвы? Вдруг передумают? Вдруг решат отобрать добро, а их самих перебить?

Наконец, когда показался край леса, Олаф внезапно двинул старосту и повалил его на землю. Трактирщик умоляюще вскинул руки и запричитал.

— Не надо! Не надо! Я просто! Я случайно! — казалось, вот-вот из его глаз слезы польются. — Мне семью кормить, а кто в нашу харчевню-то придет...Кто придет? Торговля плохая! Гости редкие! Некому ходить! А сынишка-то есть просит, жена есть просит, дочурки хнычут...

Лицо его посерело. Теперь-то Ричард больше не черпал энергию воды, и мир обрел прежние краски. Так что он мог во всех деталях рассмотреть этого человека. Глубоко запавшие глаза. Уголок верхней губы разбит и кровоточит. Глазки так и бегают. И все-таки про семью, кажется, он не врал.

Староста, наоборот, хранил полное молчание. Даже когда Олаф вдавил сапог в его грудь, он просто лежал и смотрел прямо в глаза Счастливчику.

— Рассказывай, — только и сказал Олаф. — Рассказывай.

Староста молчал. Кажется, он был уверен, что умрет, так что никакого смысла говорить не видел.

— Я готов был бы отправить тебя в долгую прогулку. Но оставлю в живых. Мне еще привезти тебя в Лефер надо. На суд. Может, ты и был организатором погромов и убийств на дорогах? Может, сам подговорил орков и просто использовал их? Награбленным торговал. А по законам Лефера...

Но и тогда староста продолжал молчать.

— А уж что будет с деревней. Сбегутся "добряки" из города, столоначальники, может, кто из цехов. А ведь деревня-то все отвечает, целиком...Представляешь? — Олаф ухмыльнулся. — Вся деревня штраф за убитых заплатит. Ведь кто знает, сколько здесь караванов-то пропало... Всех повесят. На вас повесят, конечно, на деревеньку.

Ричард сглотнул. Олаф снова показал себя с новой стороны.

Он склонился над старостой. И говорил этак вкрадчиво, спокойно. Ну, как рассказывал про достоинство наточенного топора.

— По миру пустят. Отрабатывать заставят. Может, кого-то в яму долговую кинут, ну, чтобы одумались. Не понимаю смысла в этих ямах, но что есть, то есть. Дети своих родителей долго еще не увидят, — Олаф склонился еще ниже. — Детишки будут мам спрашивать, а где папа? Мама, где папа? А папы нету, сынок. Долго не будет. А может, умер. Не знаю. Дети будут ждать, ждать...Однажды и спрашивать перестанут. А потом и вовсе забудут. А может, и не о ком будет помнить. Папка-то умрет в долговой яме. Разве там кто-то выживает?

И Олаф замолчал, продолжая глядеть старосте прямо в глаза.

Тот начал ворочаться и сыпать проклятиями. Даже попытался спихнуть ногу Олафа, но тот лишь улыбался. В таких драках ему не впервой побеждать.

— Вот и хорошо. Кстати, за каждое лживое слово я буду отрезать тебе палец, — топор воткнулся в землю у самой головы старосты.

Тот затих.

— Когда кончатся пальцы...Ну, там увидим. Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить Лефер. У меня на это даже грамотка имеется. С печатью городского совета. Ну, ты ее видел. Видел же? — Олаф дождался, когда староста закивает, и улыбнулся. — Вот и славно. Говори.

И староста принялся рассказывать, захлебываясь. Ричарду только и оставалось, что слушать и удивляться. То ли упавший топор подействовал, то ли слова Олафа, то ли Шмыга, гстоявший позади, но...

Деревня угасала. В последние годы все меньше и меньше торговцев проезжало этими местами, впрочем, их никогда много и не было. Набеги на окрестные деревни (ну как, окрестные...близкие и дальние) привели к тому, что все чаще стали пользоваться Большим каналом. Торговцы больше не посещали, за редкими исключениями, поселения. Надо было что-то делать. Жители нищали. А Лефер постоянно требовал все новых и новых платежей. То за охрану, то за это, то за "просто так". Платить было нечем, и многие уже подумывали деревню покинуть, перебраться поближе к реке. Тогда-то — староста благодарил Высокого — ему и повстречались орки. Было это год назад или около того. Они когда-то здесь жили, а потом ушли, никто их не видел. Разве что одиночки захаживали: то здесь, то там мелькнет зеленая морда, но и это давно прекратилось. Вышла эта встреча случайно, когда староста бродил по лесу, силясь придумать заработок для селения. Орки были благословением Высокого. Как-то так получилось, что старосте удалось договориться с повстречавшимися ему зеленокожими. Орки должны были не трогать селение, а всю добычу, все награбленное сбывать здесь. Староста щедро (ну так он сказал, во всяком случае) давал взамен еду и железные штуковины, даже иголки зеленокожими очень ценились. Да еще разбойников всех уничтожали окрест, что наемники сами могли увидеть. Вот здесь-то и постигла старосту неудача. Ну зачем было лезть, зачем!

— Все же было так хорошо, — наконец произнес староста и замолк.

Воцарилось молчание.

— Продался зеленокожим, — шмыгнул недовольный деревенский, но уже не порывался задушить старосту.

— Хорошее времечко-то было. Даже купцы — и те вернулись. Можно было обменять на звонкую монету товар, кое-что для себя прикупить, Леферу, опять же, дать...— а это уже заговорил трактирщик.

— Продались зеленокожим, — заметил Шмыга, но уже безо всякого задора.

Никто даже и не посмотрел на него.

В деревне пришлось повозиться. Олаф с трудом убедил людей, вот-вот собиравшихся броситься на отряд наемников. Спасло только вмешательство Ричарда.

— Давай, теперь твой черед, — Счастливчик бросил Окену.

Тот был готов. С улиц, из колодцев, даже из бочек с водой, — отовсюду к его рукам потянулись линии водной энергии. Он скручивал нити, превращая в огромный клинок. Он напился водой, разбух, вбирая в себя мощь водной стихии, переливаясь, точно Большой канал в лучах летнего солнца.

Деревенские прыснули в стороны, закрыли лица руками. Кто-то даже на землю бухнулся.

Олаф еще выше поднял грамоту совету над головой.

— Силой, данной мне городом, приказываю! Не считать более этого человека старостой...

И там дальше шли еще разные приказы, но Ричард не обращал на них совершенно никакого внимания. Куда важнее было поддерживать клинок в должном виде. Руки тряслись от усилия, а в голове звенело. Казалось, что от уха до уха натянулась ниточка, еще чуть-чуть, она порвется, и из ушей хлынет кровь. Но время шло, а Ричард держался. Наконец, в самое ухо Фрегар крикнул ему:

— Хватит! Достаточно! — и спустя мгновения водяной клинок превратился в мириады капель. На краю деревни, у самого трактира, тут же появилась гигантская лужа.

— Лук не намочи, парень, — добавил Фрегар.

Ричард взволнованно зашарил по спине: лук он перекинул через плечо. По нему стекали капли воды, а тетива промокла насквозь, как показалось Окену.

— Тетиву уж пусть сам Батиста меняет. Что-нибудь в его любимой штуке сломаем, он нас сперва убьет, потом оживит, затем снова убьет. Будя! — хохотнул Фрегар.

И хотя Ловенек, бывший рядом, засмеялся (хотя волнения в его смехе было куда больше, чем радости), Ричарду стало не по себе. А вдруг и впрямь что-то с луком случится? Ведь Батиста будет ему вечно об этом напоминать!

К счастью, и жернова нашлись. Ричард чувствовал, что они должны быть: как-то же перемалывают зерно местные жители, если поблизости мельницы нет! Не каждый же день возить зерно на помол, мука долго не может храниться в этакой хляби.

Пришлось обыскать дом старосты. А уж здесь добра было! Староста сам все показывал.

— Детям хоть бы оставили, — цедил он сквозь зубы. — Детям.

— А у тебя разве есть? — спокойно переспросил Олаф, следя за каждым движением старосты.

— Жена повезла к родичам, в город. Лефер посмотрят! С верными людьми, — хмыкнул староста. — Хорошо, что этакого позора не видят...

— А ведь радовались, что добра прибавилось, знать? — это уже Фрегар добавил, осматриваясь по сторонам.

Дом и вправду был не бедный, куда там родительскому в Белоне! Да только Ричард уже привык к школе, которая, мягко говоря, и не такое могла себе позволить. Все-таки цех магов был не самым бедным в Лефере.

Староста промолчал, наблюдая, как опустошают его дом.

— В общем-то, ни в чем таком ты не виноват, — примирительно заметил Олаф, когда они уже нагружали телеги для обмена. — Но зря ты пытался убрать "добряков", зря. Я этого так оставить не могу. Польстился...Думал, у себя все оставить. А мы бы просто договорились о выкупе того бандита. Они же его на выкуп готовят, я это чувствую. Так?

— Так, — староста смотрел в землю, не желая подымать глаза. Кулаки его были бессильно сжаты. — Со мной и договорились.

— Вот, — удовлетворенно кивнул Олаф. — Вот. По-доброму могли бы разойтись. А теперь уж извини, мне бойца своего выручать надо. Он ради спасения отряда готов жизнью пожертвовать. Неужто мы на меньшее пойдем? — Олаф так и не дождался ответа от старосты.

Тот молчал. Наверное, именно так молчат, когда дело многих месяцев, а то и лет (ведь он больше не староста!) гибнет прямо на глазах, а ты ничего не можешь поделать. Он, видно, считал, что его там же и убьют.

Наконец, телеги были наполнены добром и выдвинулись к лесу.

— Ты, знать, Счастливчик: без денег все купил! — хохотал Фрегар, не сводивший глаз с бочонка с солониной.

— Лефер все выплатит, Фрегар, ты же знаешь, — пожал плечами Олаф.

Ричард все никак не мог взять в толк, почему деревенские вообще приняли те расписки, что им дал Олаф. Это же клочки пергамента! Нет, конечно, он знал, что такими часто пользуются в Лефере, но чтобы местные столь же охотно...

— Зря ты их недооцениваешь, — Ловенек правильно понял удивленный взгляд Ричарда. — Они здесь хорошо знают, какая монета плохая, сколько она может стоить и все прочие штуки. Готов биться об заклад, что подписи цеховых лидеров они-то узнают. Ну, хотя бы как рисунок узнают, пусть и не разберут, что это за закорючки.

— Верно говоришь! Верно! — поддакнул Фрегар.

Староста хранил полное молчание. Его, для надежности, скрутили и взяли с собой. Мало ли что могло произойти. Трактирщика, несмотря на все его вопли о том, что он только рад помочь "добрякам", тоже связали. И если староста ехал на одной телеге с Олафом, Фрегаром и Ричардом, то трактирщика сторожил Шмыга. Он вызвался помочь, желая отыграться. Под его гневным взглядом трактирщик вел себя смирно, ожидая тычка под ребра в любой момент. Для пущего эффекта Шмыга постоянно приговаривал:

— Вот уедут добрые люди, я поговорю, уж я поговорю! У меня ух! Увидишь у меня! Да! — и подносил кулак к самому носу трактирщика.

Вечер опустился на Двенадцатиградье. Зарядил мелкий дождь. Ричард был только рад этому, хотя и чувствовал, что усиливается насморк. Он боялся, что в этой нервной обстановке еще что-то подхватит, а потому остерегался применить уж слишком много водной энергии. Мало ли, что с ним в дороге могло случиться!

— Командир, ты, знать, видишь кого? — вопросил Фрегар, вовсю глядевший по сторонам.

— Если кто-то них окажется рядом... — начал было Олаф, но осекся.

Послышался хруст ветки, и на опушке показались зеленокожие. Ричард тут же обратился к водной стихии. Так, на всякий случай.

Они почти не издавали шума. Что до Олафа, так он вовсе был уверен: зеленокожие шумят специально, чтобы показать добрые намерения. При желании и вовсе беззвучно подобрались бы.

Зеленокожий толмач вышел вперед, чуть позади него двигался Батиста. Он улыбался, даже помахал рукой.

— Парень, лук-то мой сберег? — Смуглый хохотнул.

Толмач оценивающе взглянул на телеги.

— Все привезли. Как обещали, — Олаф спрыгнул с телеги. — Сам можешь глянуть.

Зеленокожий кивнул и принялся придирчиво разглядывать содержимое повозок. Прошло некоторое время, и он махнул своим: мол, все хорошо. Ричард подумал, что не так уж орки отличаются от людей.

— Убийцы Нарсо не соврали, — сказал орк прямо в глаза Олафу.

— Насчет убийц не знаю, не знаком с ними, — холодно ответил Олаф.

Зеленокожий задумчиво кивнул. Что-то прорычал своим. На поляну вывели шатавшегося человека. Лицо его было покрыто кровоподтеками, это Ричард даже с телеги мог увидеть. Он то и дело припадал на левое колено. Значит, что-то с ногой. Может быть, даже вывихнули что-то. Ну или просто держали в клетке или чем-то вроде, потому ноги и затекли.

Державшие его за руки орки пнули человека, и он, сделав несколько шагов вперед, упал. Ему помог подняться Батиста, подвел к телеге. Толмач махнул своим, чтобы те приблизились и помогли разгрузить содержимое.

— Лук давай, что ли, — Батиста требовательно вытянул руку.

Ричард засуетился, снимая его с плеча.

— Ослабить тетиву надо было! Намокнет же! Отсыреет, значит! Как я стрелять буду! — запричитал Батиста, едва ли не со слезами на глазах рассматривая верное оружие.

Рядом с ним, безмолвный, стоял выкупленный разбойник. Что это было он, никаких сомнений быть не могло: даже кольчугу, и ту вернули. Правда, видно было, что ее спешно нахлобучивали обратно. Скорее всего, зеленокожие посчитали нужным отдать "всего" разбойника. Вдруг эти людишки обиделись бы и сбавили за него цену?

Штаны его были перепачканы мокрой землей, а лицо выглядело еще ужаснее вблизи. На нем ни единого живого места не было.

Но при взгляде на этого человека ненависть и злость подкатили к самому горлу Ричарду. Комок застыл, мешая дышать. Из носа Окена вырывалось только сопение. Руки задрожали. Но этого никто не видел.

— Ну хоть не сожрали. Добро! — глубокомысленно изрек Фрегар, почесывая пузо.

Ричард сделал шаг к выкупленному разбойнику. Еще. И накинулся на него с кулаками. Тот, не ожидавший такого поворота, сперва подался назад, широко раскрыв глаза.

— Это ты, это сжег Белон? Это ты убил моих родителей? Ты?! — Ричард с каждым мгновением молотил по пленнику еще сильнее.

Орки совершенно не обращали на это внимания: знай себе разгружали телеги и оттаскивали свертки с мешками.

Бойцы отяда сперва тоже не знали, что делать. Первым нашелся Батиста. Он перехватил руку Окена, занесенную для очередного удара. Встретивший сопротивление, Ричард обмяк. Но не мешало повторять ему все более и более гневным и требовательным голосом:

— Это ты? Это ты?!

— Ричард, хватит! — окрикнул его Олаф. — Хватит! В Лефере разберемся!

Пленник молчал. Он понял, что здесь ему придется не слаще, чем у орков.

Виски Ричарда застучали, и он сделал шаг назад, отступил от разбойника. Тот зло поглядывал раскрасневшимися глазами, сохраняя молчание.

Орки уже закончили разгрузку. Все они с поклажей оказались на противоположной стороне опушки. Лишь толмач стоял, спокойно глядя на Олафа. Заметив это, Счастливчика обратился к Батисте:

— Чего это ему надо? — Олаф полагал, что уж за прошедшее время Батиста смог понять самое нутро зеленокожих.

— Капитан, — Батиста широко улыбнулся. — А этот с нами!

— С нами? — Фрегар, если бы сейчас поедал что-то, уж точно подавился бы и умер. Он даже слюной, и той чуть не подавился. — С нами? Эва!

— Я теперь чужой там. Чужой. Я прошусь в твою ватагу, бледный.

Орк, возвышавшийся над Олафом на добрых две головы, упер руки в бока. Даже в простенькой кожанке, с дубиной за спиной, он выглядел грозным бойцом. Олаф цокнул.

— Зачем? — только и смог выдавить из себя он.

Ричард засопел. Он сжал кулаки, глядя на пленника. Тот ответил надменным взглядом. В висках застучало так сильно, что даже послышались далекие голоса...

— Здесь уже нет настоящих воинов. Как предки. Здесь... — орк произнес что-то невнятное, будто бы не сказал, а сплюнул. — Твоя ватага. Берешь?

— А ешь ты много? — это уже Фрегар буркнул. — Людей ешь?

Зеленокожий молчал.

Батиста, между тем, оттеснил Ричард подальше от пленника.

— Ты хороший воин? — наконец спросил Олаф.

— Лучший в племени. Был лучшим. Воины сейчас не нужны, — все так же спокойно сказал зеленокожий.

— Капитан, ты его возьми. Я его в деле увидел. Ну, что-то вроде соревнования устроили. Ага, — и Батиста опустил воротник. — Воть. Видишь? За самую шею схватил, я только барахтался. Этакие нам нужны!

— Проблемы в совете будут. И со стражей еще больше проблем, — Олаф был в раздумьях.

Шум в голове Ричарда стал еще громче.

— Ну будут и будут. С кем не было. Он из наших! Такие же, как мы, беглецы! — Батиста широко улыбнулся и хлопнул Рагмара по плечу.

— Да, — орк ответил же.

Но Батиста был готов. Он сделал резкий шаг назад...Но поскользнулся на мокрой траве и шлепнулся в грязь, чем вызвал хохот. Даже зеленокожий — и тот ухмыльнулся. Точнее даже, оскалился. От этакого вида Ричард даже ненадолго отвлекся от мыслей о том, что ему невероятно сильно хочется придушить этого разбойника.

— На корабле я бы так не упал! Не упал бы, значит! — воскликнул Батиста, силясь перекричать смех. Но вышло у него это не очень.

— Ага, посмотрим, — отмахнулся Олаф. — Ладно. Раз Смуглый поручился...Добро пожаловать в "Добрую компанию", смертник.

Зеленокожий кивнул, поняв, что это к нему обращаются. Он прижал сжатую в кулак правую руку к сердцу.

— Я не подведу, — он помедлил недолго. — Мой вождь.

— Ладно, ладно, — Олаф отмахнулся. — Главное, чтобы Смуглый не ошибся. А теперь надо разобраться с этим...Эй, Фрегар! Да держи же ты малого! Ты посмотри, как Рик смотрит на этого! Задушить хочет! А нам в Лефер его еще везти...

— Все равно скоро ваш Лефер подохнет. Скоро, — и пленник сплюнул: его тошнило от одного имени города. — Скоро! Мы сделаем свое дело! Мы победим! Справедливость! Справ...

И пленник согнулся пополам, силясь глотнуть воздуха: Олаф ударил его с такой силы, что весь дух чуть не выбил из него.

— Ну это мы еще глянем, — Олаф перевел взгляд на Ричарда. — Может быть, малый прав... Да держите же его! Не довезем, задушит! Задушит его малый!

Глава 10. Ричард

Ричард и пленника (он сохранял полное молчание на всем пути, не назвав даже своего имени) посадили на разные телеги, во избежание. Батиста не спускал глаз с этого странного человека, надеясь, что сможет его подловить и выведать секреты. Но Смуглый себя переоценивал. Пленник молчал, грозно зыркая на бойцов. Только присутствие зеленокожего его выводило из спокойствия.

Рагмар — так он назвался — сидел на одной телеге с пленником, постоянно над ним нависая. С дубиной он своей не расставался. На вид она была дрянная: кое-как закрепленный ремнями кусок металла на дубовой палке. Но палка эта была здоровенная, как и кусок металла (по сути, обычная чушка), на ней крепившийся.

Рагмар был немногословен. Владел он леферским наречием хорошо, но где его выучил, говорить не стал. Стоило только отряду встретить людей по дороге, как те отбегали в стороны или пытались отъехать быстрее. И все со страхом глядели на зеленокожего гиганта.

Окен тоже хранил, по большей части, молчание. Он тоже надеялся улучить момент, не разжимая кулаков. Уж он-то выбил бы правду из этого человека! Ричард был совершенно уверен, что именно он убил его родителей. Кому же еще? Даже увещевания товарищей по отряду не помогали. Окен знал: его просто успокаивают.

К счастью (вопрос правда, для кого), путь отряда закончился. Они приехали в Лефер. Но проблем возникла еще до въезда в город.

— Эй! — кажется, это были те же самые стражники, что встречали отряд после его возвращения из Белона. — Пошлина! Проездная! Проездная и воротная пошлина!

— Какая еще, значит, проездная? — Фрегар, возмущенный до глубины души, даже поднялся на козлах. — Какая такая проездная? Раньше только воротная была!

Стражник ухмылялся, многозначительно поглядывая на "майское дерево" — там как раз висели еще не начавшие разлагаться преступники.

— Указ городского совета! — подбоченился стражник.

Сзади раздались раздосадованные вопли:

— Чего медлишь?!

— Проезжай!

— Умный нашелся!

— Нету денег, неча другим мешать!

Рагмар, до того укрывавшийся плащом, расправил плечи. Повернулся на шум.

Сзади все тут же замолкли. Только голоса доносились "страхолюдину повязали", "что ж так сразу".

— Пуганые! — донеслось откуда-то издалека, но Рагмар как ни силился, разглядеть храбреца не смог. Все отводили взгляд.

— Это вы еще кого привезли? — тут же спросил стражник, будто забывший о пошлине.

— Тоже добряк. Рагмаром кличут, — спокойно ответил Олаф.

— Добряк, значит, — стражник поежился. — А тот, на телеге? Я что-то его не помню. Тоже орк ряженый?

— Человек. Не из наших. Гость.

— Орки, гости, — стражник насупился. — Зеленокожих привез! Где такое видано?

— Ну так кто запрещал? — все так же спокойно спросил Олаф.

— Пока что нет. Не запрещали, — холодно ответил стражник.

Настроение его становилось все хуже и хуже.

— Ну и пошлины нет. В первый раз, что ли, орка увидел?

— Да как же. Многих дружков его порешил. В молодости-то, — с вызовом произнес стражник, глядя прямо в глаза Рагмару.

Тот повел носом, занервничал. Видно было, что сохранять спокойствие стоило ему великого труда. Тут-то Ричард и задумался. Каково Рагмару держать себя в руках, когда все вокруг чужое? Он старался не подавать вида, но всю дорогу казался удивленным. Еще бы! То мостовая пошлина, то еще что. Он то и дело приговаривал: "Раньше...". Кажется, он жил вчерашним днем.

— Раньше здесь были наши земли, — холодно изрек орк. — Раньше.

— Ха. А теперь наши, — ухмыльнулся стражник. — Вон, глоркастерцы тоже думают, что это их земля. Сколько раз им объясняли, никак, демоны, не научатся. Так что должны все подчиняться нашим порядкам. Усек?

Рагмар замолчал. Плащ вернулся на его плечи. Спор закончился.

— Вот. То-то же. Всегда бы так. только силу вы, зеленые, и понимаете. Пошлину гоните, — вернулся к старому стражник.

— Добрая компания... — начал было Олаф, но стражник его оборвал.

— Теперь обложена пошлиной, как и все остальные. Указ городского совета показать? — стражник расхохотался.

Бойцы переглянулись. Даже Ричард почувствовал: неладное что-то. Добрая компания, источник серебра для города, — обложена пошлиной? Да что же происходит!

Олафу, нехотя, пришлось отсчитать деньги. Стражник довольно кивал каждой монете, падающей ему на руку.

— Всегда бы так, — кивнул он и дал дорогу.

Рагмар, уже не таясь, вертел головой по сторонам. Ну точно Ричард, когда оказался на этих улицах! Окен улыбнулся. Теперь зеленокожему придется осваиваться в Лефере. И где эта гордость?

Краем глаза Ричард заметил, что часовая башня чуть-чуть поднялась: снова рабочие, выкладывая кирпичи. Работа шла. В кои-то веки! Окен был уверен, что с этакой скоростью башню возведут после его смерти.

Когда повозки разворачивались у поворота к рыночной площади, пленник внезапно вскочил. Первым это Ричард заметил: зря, что ли, глаза не сводил! Он тут же крикнул и даже бросил ему в спину оказавшуюся под рукой походную кружку. Тяжелая, зараза!

Она угодила пленнику в плечо, и он, закачавшись, упал. Потом уже среагировал Рагмар. С удивительной для такой громадины прытью он перемахнул через бортик телеги и навалился всем телом на пленника. Тот даже закричал от натуги: как еще кости не затрещали!

— Уходит, гаденыш! — это уже Батиста.

Он рванул поводья, осаживая лошадей и прыгнул вслед за Рагмаром. В этом, впрочем, не было никакой нужды. Орк, улыбаясь, крутил пленника по рукам, постоянно повторяя: "Зря. Будет много боли. Зря", и на каждом "зря" сдавливал запястья пленника. Тот в какой-то момент взвыл.

— Хватит вам! — крикнул Олаф. — Он должен до городского совета дожить.

— Хорошо. Вождь, — Рагмар ослабил хватку. — Но зря.

Напоследок он надавил так сильно, что пленник закричал.

— Вот. Заговорил хоть! — расхохотался Батиста. — В свое, значит, время...

— Хватит болтать, — напряженно произнес Олаф. — Возвращайте на повозку и глаз не спускайте.

Всю оставшуюся дорогу Рагмар крепко держал пленника за связанные руки. Тот выдавливал из себя самые грозные взгляды, на какие только был способен.

Едва завидев зеленокожего, люди останавливались и принимались тыкать пальцем.

— Тринадцатый город, — сплюнул Фрегар. — Подпалят!

Кого подпалят, что подпалят, Фрегар уточнять не стал.

Наконец, показался городской совет. Здесь стража враз ощетинилась копьями, когда показался зеленокожий. Даже увещевания Олафа сперва не давали никакого эффекта.

— По заданию городского совета, — наконец произнес командир.

Стражники, кое-как, успокоились.

— Внутрь не пустим. Мало ли. Наемник он там, или еще кто, не пустим.

Ричард улыбнулся: что-то это ему напоминало! Он даже радовался, что та же самая история происходит с кем-то еще. Не все же Окену страдать!

— Ну тогда Ловенек и Фрегар с ним останутся. Вещи посторожат. Знаем мы ваших посетителей, — Олаф попытался свести все к шутке.

Но даже Ричард понимал: двое бойцов, в случае чего, прикроют зеленокожего. Мало ли, у кого еще в сердце к ним таилась ненависть. Все-таки, веками их выдавливали из здешних земель, отгоняя все глубже и глубже в леса. Ричард из книг помнил, что это было связано с проклятым союзом, заключенным между орками и демонами. Но подробности тех давних событий от него ускользнули. В этот момент он пожалел, что заходил в книжную лавку только за Той-Самой. Может, там нашлось бы что-то еще по истории Двенадцатиградья.

— Ладно. Пусть они здесь остаются. Но если кто-то устроит заварушку, тут же! — стражник не договорил. Он, наверное, полагал, что все и так должно быть ясно.

— Что тут же, человече? — это уже орк спросил. Стражник едва удержался от того, чтобы не подпрыгнуть.

— Увидишь, — отмахнулся он, совладав с собой. — Мало вас били.

Последнее он произнес тихим шепотом, так, что лишь близко стоявший к нему Ричард услышал. Но, может быть, кто еще смог бы расслышать. Окен так и вовсе полагал, что привычный к тихим звукам в лесной чаще, Рагмар каждое слово стражника разобрал. Ну да ладно.

В коридорах, и без того узких, в этот раз было ну совсем не протолкнуться. Люди все больше были злые, напряженные. Ричард, уже не раз здесь бывавший, заметил крайнее раздражение просителей. Если раньше попадались более-менее спокойные, даже умиротворенные, то в этот раз никто не мог бы похвалиться даже просто угрюмым лицом.

— Худо! — только и заметил Фрегар, с трудом протискивавшийся сквозь людскую толщу.

Наконец, они добрались до памятного кабинета. Именно сюда Олаф привел Ричарда почти пять лет назад. Кое-что здесь поменялось. Прежних столоначальников осталась только половина, все больше новых лиц мелькало. И только Гаудри излучал спокойствие, улыбаясь гостям.

— Прошу! Прошу! — он даже покинул свое место, приветствуя наемников. Затем кивнул на пленника. — А это...

— Это один из тех разбойников, что грабили и жгли деревни.

У Ричарда сжались кулаки.

Вот тут-то все столоначальники заволновались, зашушукались.

— А что, второй столоначальник, — Олаф обратился было к Гаудри, но тот коротко рассмеялся.

— Уже первый, Олаф, первый столоначальник, — Гаудри отвесил шутливый поклон.

— А, — только и сказал Олаф. — Понятно.

— Мои поздравления! — Ричард был искренне рад. Все-таки Гаудри столько делал ради наемников, всегда был готов помочь! И вообще! Ту-Самую сохранил!

— Да-да, — Гаудри отмахнулся. — Что ж. Позовем-ка стражу. Пусть отведут куда надо. Поговорим с ним после.

Пленник, все это время сохранявший хладнокровие, завертел глазами. Большего он все равно бы не смог: во рту кляп, руки связаны настолько туго, что еще чуть-чуть, и руки хрустнут. Столоначальники проводили его безразличным взглядом. Но вот когда Гаудри предложил обсудить новое задание, они напряглись. Ричард легко прочел в их глазах живейший интерес. Он готов был поспорить, что дело касается денег. И действительно.

— Я слышал, нового бойца нашел, Олаф, — Гаудри доброжелательно предложил воинам присесть на скамью, с недавних пор (как только Гадри пошел в рост) стоявшую по левую сторону от двери. Засидевшиеся в телеге люди были только рады постоять. — Ну ладно, постойте тогда. Ага, так вот. Будет, на первое время, однокоратным...

Ричард хотел бы поправить Гаудри, ведь правильно говорить "однократный", но решил промолчать. Все-таки это может уронить столоначальника в чужих глазах.

— Ты, Гаудри, как всегда, все знаешь, — Олаф улыбнулся.

— Что ты, что ты. Так, просто, слушаю ветер, он всякое приносит...О ветре, а точнее, ветрах, — улыбка сползла с лица Гаудри. — Ветер перемен вовсю обдувает наш город. К сожалению, казна пустеет. Но да это уж мы разберемся. Требуется от каждого жителя сделать все, что он может, чтобы вернуть процветание городу.

"И отменить пошлины" — мысленно добавил Ричард.

— Для этого есть хорошее средство. Нужно увеличить поставки серебра. Из Эрина руды приходит все меньше и меньше, надо это исправить. Отцы города решили...

И тут вдруг один из чиновников добавил:

— Не без вашей подсказки, первый столоначальник, — голос этот был елейным донельзя.

— Неважно, — Гаудри отмахнулся. — Отцы города решили, что небольшой отряд договорится с вождем Браном, нашим добрым другом, о восстановлении поставок былых объемов серебряной руды. Ну либо отряд решит проблемы каким-то иным путем. Словом, нужно предпринять все возможное и даже невозможное, дабы серебро вновь наполнило склады гетто. Я полагаю, что лучше тебя, Олаф, и твоего отряда с этим никто не справится. Да, кстати. Кто-то постоянно нам противодействует. Некоторые из кораблей, похоже, ушли на дно либо оказались перехвачены. Так что для скрытности только вас и направляем. Целое войско обнаружат...и... — Гаудри поморщился. — В общем, я уверен, вы справитесь. В таком случае каратов у вас прибавится, будь уверен. Городской совет не обидит. Средства предоставим...Что это?

Олаф протянул лоскут пергамента: вторую половину расписки, оставленной в деревне.

— К вопросу о средствах. Для поимки разбойников потратились. Зато помогли деревне, налоги, опять же... — Олаф посчитал за лучшее замолчать: настолько широкая гамма чувств появилась на лице Гаудри.

Он пробежал глазами расписку и сглотнул.

— Да, подняли целую деревню...Целую...деревню, — только и произнес он. — Хорошо, что именно твой отряд едет в Эрин. Мне будет проще объясниться с казначеем...

Ричард заметил, что руки Гаудри чуть подрагивали. Сколько же Олаф заплатил деревенским за товары?

— Да, еще...

— Орки? — Гаудри дал понять, что можно не ходить вокруг да около.

— Именно, столоначальник, — Олаф кивнул. — С ними можно договориться и нанять в качестве охраны. Если они грабили на тех дорогах и уничтожали разбойников, что мешает делать то же самое под контролем Лефера?

— Грабить не очень хорошо, город на это никогда не шел. А вот противодействовать врагам...— Гаудри улыбнулся. — Да, в этом что-то есть. Но не проще ли уничтожить?

— Нет, они знают, что такое хорошая сделка. С ними можно договориться, — Олаф стал увереннее.

— И это куда дешевле отрядов наемников для охраны пограничья... — Гаудри задумался на несколько мгновений, а затем расплылся в улыбке. — Да, совет может внять нашим просьбам! После долгих обсуждений, конечно же...Как без этого.

Ричарду показалось, или Гаудри произнес это с брезгливостью? Но, в общем-то, самому Ричарду тоже претили всякие разговоры вокруг да около...

Именно поэтому он и не выдержал. Поняв, что разговор близится к концу, он выпалил:

— Мэтр столоначальник! Узнайте, был ли этот гад в Белоне! — он даже с вызовом посмотрел на Гаудри.

Тот серьезно кивнул:

— Узнаем, поверь, узнаем. Все расскажет. Я помню, что для тебя это важно. Но надеюсь, что ты понимаешь: предстоящее задание еще важнее поимки налетчиков? От этого зависит сам город и все горожане, цеха...И особенно цех магов, — Гаудри особо выделил последнее слово.

Ричард закивал.

— Вот и хорошо. Олаф, ты останься, обговорим детали. В тишине оно как-то лучше. В тишине и в медленной спешке. Меня всегда учили поспешать медленно...Поспешать...

Гаудри замолчал. Наемники поняли, что пора уходить, и оставили Олафа договариваться о деталях.

— А почему однокаратный? Ведь надо же однократный, — не удержался Ричард, когда они топали по коридору.

— Да, кажись, говорили! Не? — Фрегар удивленно глянул на Ричарда. — А, ну я расскажу, по-простому. Карат — это доля. Каждый горожанин, понимаешь, долю выкупает в доходах Доброй компании. Мы — товар. В нас вкладывают. Вот!

Фрегар похлопал по животу.

— Один карат может купить двое, трое, хоть сто горожан. Какую долю купишь — столько потом выручаешь. Хорошо! — Фрегар ухмыльнулся. — Вот ты один карат стоишь, видать. Я тоже. Олаф — три. Силен! И потом денежку считаешь. Ну и тебе больше идет, меньше. Как повезет!

Ричард сперва даже не мог представить. Что это значит: товар? Он что, буханка хлеба? Но чем больше он об этом думал, тем интереснее казалась эта идея. Выходит, они приносят доход городу...Хитрая мысль. Ну потому и не платят пошлины, или не платили: все равно из денег города платят. Хотя...На руках-то денежки остаются...

— Хитрая штука, — наконец произнес Ричард.

— Хитро! — закивал Фрегар.

На улице слышно было, как урчит его живот.

— Надоела солонина и сухари. В трактир! Добро! — Фрегар блаженно улыбнулся.

Вокруг их телег собралась огромная толпа. Люди глазели на Рагмара. Зеленокожий, опершись о бортик телеги, старался сохранять спокойствие. И как у него терпения хватало? Ричард не особо понимал, зачем орк с ними увязался. Жил бы себе, жил, со своими. У него там, верно, и семья есть, и родители...Рагмар же только на все расспросы Ричарда и остальных бойцов отвечал: "Там больше не осталось воинов. Не осталось ватаги. Не осталось прошлого. Нет больше тех орков, которые были". Большего он не говорил. Не знал, как сказать, или не хотел, роли не играло совершенно никакой.

Детвора даже пальцем показывала и кричала что-то неразборчивое. Торговцы, следовавшие мимо, готовились к нападению зеленокожего: это было видно по их напряженным лицам и подобравшимся охранникам.

Но Рагмар стоял, уперев руки в боки. Желваки, для человека и вовсе огромные, играли на его щеках. Выпирали резцы, желтые, точно старые кости. Глаза же, серые, с маленькими, меньше чем у Ричарда или Олафа, глазницами, сверкали гневом. Ему явно претило такое отношение. Зачем же он тогда пошел с ними?

— Беглец, изгой. Знаем! — буркнул Фергар.

Ричард мысленно ругнулся: опять мысли озвучивает!

— Вот Олаф — изгой. Ты последний из деревни, малый. Ловенек, тот вообще не пойми кто. Батиста дернул из-за контрабанды. Хитро! Да и я... — Фрегар замолчал. — Будя! Пошли! Олаф сказал: один из нас, значит, один из нас. Добрая компания ко всем, понимаешь, добра! Всем мастерам рада! Хорошо!

И Фрегар улыбнулся редкому лучику солнца, пробившемуся сквозь тучи. В это время года, за пару недель до зимы, солнце было такой редкостью здесь! Даже Ричард, и тот радовался его появлению. Жаль только, недолгому.

Людей стало меньше. Ричард подумал, что виной тому — отряд. Кто подойдет, кто начнет "по душам" говорить с орком, когда вокруг столько дружков? Зеваки побаивались, и смотрели издалека. А может, орк им надоел, стал делом привычным, и можно было заняться своими делами.

Рагмар озирался по сторонам. Наконец, он произнес:

— Много людей. Много шума. Много вони.

И точно: зеленокожий еще за лигу перед Лефером принялся водить носом и кривиться. Он ощущал вонь, к которой Ричард давно привык, шедшую от такого скопления людей. С особым омерзением зеленокожий глядел на канавы. Однажды его и вовсе чуть не стошнило.

Помолчав еще немного, орк печально добавил:

— А раньше было много наших. Вольно здесь было. Не было стен. А потом пришли вы. А потом — убили Нарсо. А потом нас загнали в леса. Духов наших, и тех не осталось в этом камне.

Большего он не говорил. Последние слова он произнес, глядя в небо.

В дверях показался Олаф. Сказать, что он выглядел озадаченным — ничего не сказать.

Бойцы сгрудились вокруг него, ловя каждое слово.

Сперва он хитро улыбнулся: в руке взвешивал туго набитый мешочек.

— Ну, ладони протягиваем! Совет расщедрился! — и Олаф отсыпал каждому положенную горсть.

Рагмар в это время продолжал глазеть по сторонам.

— Эй! Рагмар! Вождь и для тебя принес! — Олаф произнес это совершенно серьезно.

Орк сперва удивленно — его глаза даже расширились — посмотрел на Олафа, но через мгновение приблизился.

— Вождь делится добычей?

— Ага. На твой карат выпало. Помог ведь задание совета выполнить, помог! — и протянул кошек, почти опустевший. — Не отказывайся. Твоя...часть добычи.

Рагмар кивнул, медленно взял кошель. Подержал на вытянутой руке.

— Он, знать, не ведает, что такое серебряная монета! — хмыкнул Фрегар, но беззлобно.

Зеленокожий бросил взгляд на Фрегара. Достал из кошелька монеты. На них отразился в тот момент один из редких солнечных лучей.

— Доброе серебро. Им платят на сорок дней пути вокруг. Особенно — на Большой воде. Много берут. Часто обрезают края, чтобы заработать. Если монета плохая, вот эта лодка, — орк поскреб черным от грязи ногтем, — сойдет. Медной станет.

Ричард готов был поспорить, что вот-вот челюсти всего отряда упадут на брусчатку. Свою, к примеру, он едва успел подхватить.

— Но...как? — первым нашелся Батиста.

— Много где ходим. Много знаем. Кто мало ходит по этим землям, мало знает, — пожал плечами орк.

Он спрятал монеты в сапог. Ричард готов был поспорить, что зеленокожий раздобыл обувь с трупа, ну не выменял же?

— Хороший вождь — дележ добычи. Плохой вождь — всю добычу себе, — орк кивнул.

Наемники закивали в ответ. Спорить было не о чем, все правильно Рагмар сказал.

— Итак. Нам придется пойти к Зеленому острову. Совет не хочет посылать большой отряд, потому что где много кораблей — там больше потери от осеннего шторма. Одного корабля им будет не жалко. И мы тихо прошмыгнем. Кто-то другие корабли топит. Или перехватывает. Ну, вы это уже слышали, — Олаф замолчал ненадолго. — Свяжемся с представителями совета на торговом посту, уже на острове. А там разберемся, что к чему. В это время торговцев мало идет, путь долгий, вести нескоро приходят. Если к концу зимы не вернемся, направят еще один отряд. А вообще...

Олаф знаком показал сесть на телеги.

— А вообще, страшное творится. Кто-то выдавливает город из торговли. За горло берет. И Гаудри уверен, что это Глоркастер. Но подробностями делиться не стал...— Олаф поймал взгляд Ричард. — Что такое?

— Мне можно будет узнать, что рассказал пленник? Вдруг...именно он... — что-то сдавило горло Ричарда.

— Все расскажут. Нам дали три дня на отдых. Что-то мне подсказывает, к нашему отъезду все выяснят. Я дам знать, Ричард, обязательно дам знать, — утвердительно кивнул Олаф.

Ричарда это не успокоило, а только еще сильнее разволновало. А вдруг именно он участвовал? Он убивал? Тогда как Окен может спокойно где-то там бегать? Взять за шкирку этого, и...И макать в канавы, утопить в Большом...Ричард сжал кулаки. С яростью он не мог и не хотел справиться.

— Все будет хорошо, значит! — Батиста похлопал Ричарда по плечу. — Давай, юный маг, отдыхай! Деньги есть, можешь...

— Я их родне отдам. Мне все равно много не надо, — Ричард закивал, пытаясь отогнать страшные мысли.

— Тогда на четвертый день. Здесь. С утра. А ты, Рагмар, пойдешь со мной, — Олаф правил телегой. — Разгрузим все сперва...Ночлег тебе, что ли, найдем.

— Это хорошо, вождь. Будет ночлег, еда — все, что надо хорошему воину, — глубокомысленно изрек зеленокожий, перехватывая дубину по удобнее. Металлическая чушка на ее конце просвистела в нескольких пальцах от Ричарда, отчего у того душа в пятки ушла. — Нельзя зевать. Будешь плохим воином. Молодому надо учиться.

Окен догадался, что речь о нем. Он пообещал себе показать, на что он самом деле способен. Но сперва — к тетушке...Нет, лучше в школу!

О своих намерениях Ричард сообщил Олафу.

— Хорошо. Проедем неподалеку. Хотя я бы на твоем месте ноги размяло, по городу прошелся.

Они как раз протискивались по улочке, заполненной многочисленными повозками и пешеходами. Раздавались мольбы о подаянии. Ричард поймал себя на мысли, что нищих стало куда больше. Или он просто раньше никогда не обращал на них внимания?

— Подайте!

— Помогите!

— Жить не на что!

— Приехал из дальнего края...Домой вернуться бы!

— Хлебушка!

— Девочке моей воды бы...Хлебушка...

У Ричарда разрывалось сердце, и он потянулся было к поясу, чтобы достать пару медных монет. Но Фрегар ловко перехватил его запястье.

— Это, понимаешь, профессионалы...Тоже цех. Хитро! — на ухо зашептал лекарь. — Слезу из тебя выбивают.

— Но... — Ричард смотрел на печальные, полные надежды глазки грудного младенца, которого мама в лохмотьях прижимала к себе одной рукой. Другой же она тянулась к прохожим, полная надежды. — Но ведь...Эти глаза...И ребенок...Вдруг...

Ричард, как это обычно с ним бывало в мгновения особого волнения, затараторил.

— Вот таких и берут. Не спорю, понимаешь, может и правда бедненькие люди, — Фрегар вздохнул на этом слове. — Только...Хитро! Уж больно хитро действуют эти! Обожди! На другой улице точно так же говорят, но люди другие. Хитро! Придумывают все в одном месте. Потом людей учат это говорить...Ну, авось поймешь!

В этих словах был смысл, но Ричард провожал печальным взглядом этих людей, которые просили и умоляли.

— Одно худо: работы, знать, меньше, раз в цех нищих идут...Худо... — далее Фрегар практически ничего не говорил, только иногда вспоминал о предстоящем задании.

Вообще, впути говорили мало: в этаком гомоне по душам поговорить бы не удалось. Да и приходилось торить свой путь, когда каждое мгновение на Рагмара показывали пальцем. Он хоть и накинул плащ на плечи, но многие зоркие легко могли разглядеть зеленое лицо и выпирающие (Ричард даже сказал бы, выдающиеся!) клыки.

— Не к добру такое внимание, — между делом заметил Олаф. — Можем однажды нарваться.

— Эва! Справимся! — отмахнулся Фрегар.

Наконец, оказались на одной из улиц, выходивших на Мажью площадь. Ричард долго хохотал, когда узнал (официальное, не народное!) прозвание этих мест. Что-то в этом было, простое и...правдивое, что ли.

— Пойду! — наконец воскликнул Ричард, и Олаф осадил лошадей.

Сзади закричали: мол, незачем останавливаться, мешать другим! Но зыркнул Рагмар, и все крики тут же смолкли. Препираться с громадной нелюдью мало кто был готов.

— На четвертый день! С четвертым колоколом! — это уже донеслось вслед Ричарду. — Передай своим, что деньги пошли!

Он вовсю спешил в школу. Если еще несколько мгновений назад он думал о том, что же скажет пленник, то теперь представлял выражение лица учителя Манфреда. Он должен быть доволен. Может, даже улыбнется! Еще бы! Вышли на след налетчиков, беспокоящих земли Лефера. Заработали для школы: Олаф же сказал на прощание, что деньги совет должен был перевести школе. Может, через неделю-другую что-то съедобное на ужин подадут ребятам. Все-таки трудные времена Лефера были трудными и для всех цехов: еда в общем доме стала попросту отвратительной.

За два прошедших месяца (а именно столько ушло на выполнение задания) в школе почти ничего не изменилось. Разве что луж прибавилось вокруг нее. Ну так осень! А уже скоро зима. Налетевший ветер напомнил об этом, заставив Ричарда кутаться в плащ. Котта уже не могла так согреть, как сентябрьским деньком.

Из охраны осталось только двое, давних знакомых. Остальным пришлось искать другое занятие: школа не могла платить прежнего щедрого жалования. Но Ричард был уверен, поглядев на толпы нищих, что ушедшие скоро вернутся. Работать ведь, похоже, особо негде.

Было время занятий, а потому на тропинках практически не было людей. Только напротив его (а Ричард не мог говорить иначе) дома он увидел...

Сердце Окена замерло. Те самые волосы! Та же походка! Ричард не знал, что делать. Это была девушка, из-за которой он и сдал экзамены досрочно. Может быть, стоило ее поблагодарить? Ведь теперь он реально мог отомстить за родителей...

Кулаки сжались. Да. Надо поблагодарить. Ричард направился к этой девушке, и...

— Ричард! Эй, Ричард! — раздался справа знакомый голос.

Окен мигом обернулся. Наставник Леандр доброжелательно помахал рукой. На его одежде стало чуть больше заплат, на лице — морщин, но в целом он ничуть не изменился за это время. Окен замахал в ответ, повернул голову...

Девушка пропала, как будто и не было. Окен решил, что это к счастью.

— Как твоя работа? — приблизившийся Леандр живо интересовался успехами Ричарда, но видно было, что он устал донельзя.

— О, столько могу рассказать, столько! — Ричард всплеснул руками, отчего даже склянки на перевязи зазвенели. — Я увидел орков, живых, один даже вступил в наш отряд. Вот учитель Клос...

Ричард увидел, как тень набежала на лицо Леандра.

— Что-то случилось? — встревоженно спросил Окен.

Леандр помолчал недолго.

— Пойдем, что ли, пройдемся. До общего дома, например. Еда, конечно, уже не та, что прежде. Но хотя бы заморишь червячка.

Живот Ричарда заурчал, и слышалась в этом урчании великая надежда.

— Ага, значит, не против. Ну, пойдем, — Леандр постарался улыбнуться, но вышло у него это скверно.

— Ты же знаешь, — начал он, наконец, после десяти или двадцати шагов, проделанных в полном молчании. — Что из школы в последнее время ученики выходят до срока. Виной тому и великая потребность города в магах, и проблемы с казной, — он вздохнул. — Тучи собираются над Лефером. Тяжелые такие, черные тучи.

Сперва Ричард посмотрел на небо, но почти сразу же понял: Леандр скорее о судьбе, чем о погоде.

— Не все справляются, не все. Наши...мои ребята гибнут, — Леандр развел руками. — В этом есть и моя вина. Я их плохо учу. Иначе! Иначе!

Леандр посмотрел на небо, кашлянул. Укутался в плащ, что с ним прежде редко бывало. Ведь огонь, клокотавший у него внутри, словно бы сам воздух накалял вокруг наставника. Теперь же огонь ослаб.

— Учитель Клос чувство...чувствует каждую потерю, смерть каждого ученика, — Леандр остановился у самого порога общего дома. — И неделю назад, после очередной смерти, он решил уйти. Он сказал, что либо не вернется, либо вернется не он.

Ричард застыл на месте. Он понимал, что Леандр хотел сказать, но не делал в это верить.

— Неужели стихия...Неужели она победила? — Ричард весь похолодел внутри. — Неужели...

— Пока что нет, — Леандр с чувством замотал головой, и на душе стало теплее. — Не победила! Учитель не был бы учителем!

— Ну значит, просто учитель чуть отдохнет, вернется...

Проходившие мимо ребята, из младших групп, почтительно обратились к Леандру:

— Добрый вечер, учитель Леандр!

Наставник (для Ричарда он навсегда останется наставником) приветливо кивнул, продолжая:

— Учитель Клос передал мне руководство школой. Я очень надеюсь, что он вернется. С обучением я еще справляюсь, а вот дела казначейские, — он развел руками и печально улыбнулся. — А впрочем, что мы о грустном? Это же здорово. Орки! Я встречал их...

И они продолжили беседу за ужином. Ричард с надеждой вглядывался в лица приходивших в общий дом ребят. Многих он узнавал, — из младших групп, кое-кто из старших (таких были единицы). Но ни одного из своих он так и не встретил.

— Можешь и не стараться, — Леандр, как всегда, точно уловил мысли Ричарда. — Вскоре после твоего экзамена они тоже решили стать настоящими магами. Вот, гурьбой, и сдали, месяц назад или около того. Представляешь, — Леандр рассмеялся, кажется, впервые за вечер — совершенно искренне и тепло. — Даже Баленс! А ведь когда-то все не мог усесться за книги, не получалось прорваться к стихиям...Сдал! Уж какой поединок устроил!.. Конечно, твой был куда зрелищнее, в этом нет сомнений. Но и Баленс справился неплохо! Что там у них сейчас...

Леандр замолчал. Вспоминал былые дни, не иначе. Вскоре к столу подошли наставники, стали приставать с бесчисленными вопросами к Леандру (ну точно их группа в первые недели обучения!), и наставник вынужден был откланяться.

— Видишь, я же говорю, не получается у меня с делами казначейскими...Может, еще увидимся сегодня!

Ричард сказал, что обязательно, но понимал: вряд ли. Надо было идти домой к тетушке. Там его ждал второй ужин. После походных сухарей и солонины об этом можно было только мечтать: два ужина подряд! Правда, школьный был так себе...

Ричард не хотел уходить из школы. Он оглядывался по сторонам, вспоминая прошедшие здесь годы обучения. А еще — он втайне (даже от себя, ну не желал Ричард в этом себе признаваться) надеялся, что покажется Алесия. Ведь это ее, ее он увидел!

Домой к тетушке и дядюшке он вернулся в глубоких сумерках. Ему, как всегда, были рады. И не потому, что он принес серебра изрядно (хотя и это было неплохо!). Но ведь он был их родней, и оба родственника прекрасно помнили, кто помог спасти жизнь маленькому. Маленький был уже совсем не маленьким, и весело болтал с "дядей" Ричардом. Мальчик все думал, что старшие лгут, обманывают, ну какой дядя Ричард маг? Он ведь совсем не страшный, и молниями из глаз не бьет.

Окен на это лишь смеялся, обещая однажды показать настоящую магию.

— Ага, ага, так и поверю, — отвечал Жак.

А после Ричард с упоением рассказывал о захватывающем путешествии. Когда речь зашла о хлебе из трактира, который помог напасть (пусть и...очень окольным путем) на след барыги-старосты, дядюшка всплеснул руками.

— Я же говорил, говорил! Тебе бы в пекарский цех! До самого интенданта дошел бы! — сказал было Бауз, но тут же поймал взгляд тетушки Сю. — Ладно, ладно. Но с хлебом ты хорошо угадал. В тех местах пшеницы, считай, и нет совсем. Да вот только откуда орки-то ее раздобыли? Ведь и вправду не возят теми местами пшеницу. Разве что на южном побережье продать...

Тут и Ричард задумался. И правда, где же они ее раздобыли? Но спать хотелось настолько сильно, что от единой мысли тут же слипались глаза. Думать он не мог ни о чем другом, как о мягком одеяле и сне. Целый день, а то и два, он мог бы еще проспать. Кажется, он уснул даже не от прикосновения головы к подушке, а еще на подходе в спальню.

Когда же Ричард выходил из дома родни, чтобы к четвертому колоколу поспеть на площадь у городского совета, он радостно улыбался. Ребятня так расспрашивала о Доброй компании, о "мажестве" и прочем, так хохотала от пересказанных шуточек Фрегара и Батисты!

Все-таки хорошо было, что именно так прошли последние мирные дни в жизни Ричарда. После он вспоминал их, с радостью и улыбкой, даже в самом конце похода. Вспоминал с теплотой. Быть может, именно эта теплота и помогла ему...

Ричард бежал изо всех сил — и едва прозвенел четвертый колокол, он, запыхавшись, брел к памятнику. Именно там была назначена встреча. Олаф уже был тут как тут. Он что-то с жаром объяснял Рагмару, как обычно, молча стоявшему со скрещенными на груди руками. Стоило Ричарду подойти поближе, как он разглядел огромный синяк под левым глазом у орка и разбитые губы. Зеленокожий то и дело облизывал разбитую губу, чтобы хоть как-то унять шедшую кровь. Больше он ничем не выдавал своего беспокойства.

— ...и тебя? — Олаф разгорячился не на шутку. — Ты вообще понимаешь, что за это положено наказание? Городские законы строго карают нарушителей! А ты еще иногородний, ты вообще не из людей! Мне представить сложно, что будет...

Олаф вздохнул. Лицо Рагмара казалось непроницаемым: никакие увещевания на него не действовали.

— Вождь, тот человек первый напал. Он сам виноват, что оказался слабым. Такие зря считают себя воинами. Они падальщики. Слабые и наглые. С падальщиками только так, — Рагмар пожал плечами и снова кровь слизнул с губ.

Олаф развел руками.

— Ну что ты будешь делать! Надеюсь, что ты настолько же быстро разбираешься с настоящими бойцами, как с...падальщиками, — Счастливчик замолчал.

— Еще быстрее, вождь, — кивнул Рагмар.

— Ладно. Здравствуй, Ричард! — Олаф помахал рукой. — Надеюсь, порадовал учителя и наставников...

Похоже, Счастливчик угадал что-то по лицу Ричарда.

— Что случилось?

— Учитель Клос покинул школу. Он боится, что скоро стихия его заберет, — грустно вздохнул Ричард.

— Плохо дело, — печаль Олафа была самой настоящей. — Очень плохо. Манфред замечательный боевой маг. В случае передряги пригодился бы! Еще никто его не смог одолеть, уж я-то знаю!

Ричард ожидал услышать какую-то историю из жизни учителя (редкое дело!), но Олаф не стал продолжать.

— Ладно. Соберемся, получу... — Олаф замолчал.

К памятнику едва ли не бегом приблизился Гаудри.

— Почти все в сборе. Почти все! — он довольно закивал, а потом глянул на Ричарда. — Могу я с тобой поговорить?

У Окена душа в пятки ушла. Пленник что-то рассказал! Что-то рассказал! Ричард закивал головой, в надежде, что вот сейчас все узнает.

— Надеюсь, хорошо отдохнул после боя? — Гаудри увлек Ричарда подальше от памятника.

— Мэтр Гаудри, что-то выяснилось? — Ричард желал как можно быстрее все узнать.

— Вот она, школа магов, — Гаудри улыбнулся, но тут же улыбка слетела с его лица. — И да, и нет...

— Как это? — Ричард даже на носки поднялся, настолько ждал ответа.

— Это Джонни, — Гаудри отмахнулся. — Дурацкое имя, но реальное, не выдуманное. Когда ты кричишь всем телом, придумывать имена некогда...— Гаудри покачал головой. — Ладно, не буду вдаваться в такие мелкие подробности. В общем, он не знает, был в твоей деревне или нет.

— Как это? — Ричард сделал шаг назад, хотя боялся и вовсе упасть.

— Действовало несколько отрядов, он лишь один из многих. Вот уже шесть лет... — Гаудри пробубнил под нос. — Хотя по моим расчетам, все семь...Ладно, — первый столоначальник внимательно смотрел в глаза Ричарду. — В общем, он говорит, что прошел столько деревень, и не по одному разу, что все у него смешались. Кое-какие назвал, но они далеко к югу от Белона. Расспросили его, где еще действовал, но по описанию, в Белоне он вряд ли мог быть.

Кулаки Ричарда сжались, в голове застучало.

— Ложь! Он лжет! Не хочет признаваться! — Ричард и сам не заметил, как перешел на крик.

Гаудри успокаивающе поднял руки.

— Вряд ли, хотя я этого не исключаю. Но мы узнали главное, — Гаудри подождал, пока Ричард придет в себя и обратит внимание на его слова.

Окен замер. Ну же, что же это за главное? Может...

— Все это организовал Глоркастер. Речь шла о конкретных людях, но это тоже, скорее, посредники. Это точно их...— на лице Гаудри мелькнула гримаса омерзения. — Король. Больше некому. Он хочет Лефер поставить на колени. Только вот не получится.

Ричарду было удивительно видеть, как и сам Гаудри кулаки сжал.

— Скорее всего, и с Эрином нам палки в колеса Глоркастер вставляет. А городской совет...Впрочем, ладно. Для тебя это же лишнее и неинтересное.

— Можно...мне поговорить с этим...Джонни? — с надеждой спросил Ричард.

— О, боюсь, даже если бы и можно было, он не имел бы на это сил. Да и зубов, — в голосе Гаудри Ричарду послышалось злорадство. — Может быть, когда вернетесь, получится. В общем, помни: если сможете добиться успеха в Эрине, сможешь отомстить, хоть чуть, за смерть родителей.

Гаудри склонился.

— Понимаешь, Ричард? — он положил руку на плечо Окену. — Отомстить за родителей. Поможешь одержать победу над Глоркастером.

— Мы сделаем это! — выпалил Ричард.

— Вот и хорошо. Я в тебя верю, — кивнул Гаудри. — Время не ждет. Я поговорю с Олафом, дам последние инструкции...И в путь!

Ричард закивал с холодной решимостью. Теперь он знал, кто его враг, кому он должен отомстить.

Олаф продолжал говорить с Гаудри, когда отряд уже собрался. Фрегар, так и вовсе выказывал из себя истинного страдальца. Он горько рассказывал о замечательном ужине, который мог бы продолжаться...Да только с утра рано надо проснуться! Ричард уже привык: каждое утро лекарь начинал с рассказа о тех яствах, которые ему когда-то доводилось пробовать.

— А вот вепрево колено. Лучшее надо отваривать часа три на добром огне, да еще бы хрена добавить, да меда. Вкусно! — Фрегар поймал удивленный взгляд Ловенека. — Чего?

— Мед? И хрен? Разом, значит? — Ловенек покрутил пальцем у виска. — Ты вообще, значит, живым остался?

— Во! — Фрегар похлопал по животу в доказательство. — Да еще с капустой!

— Это ты что, в Зиммере обедал? — Батиста зевнул.

— Ага! Ты как узнал? Верно! — Фрегар заулыбался.

— Доводилось бывать. Капуста та еще гадость. Все они ею пропахли. И дрянным пивом, — Батиста нахмурился. — То ли дело вино! Так не пьют же. А в гарькушах...

— Гарькушах? — это уже Ричард удивлено переспросил.

— Ну у них так кабаки и трактиры кличут. Хитро! — кивнул Фрегар, а после мечтательно улыбнулся. — Гарькуши...

Только Рагмар оставался в стороне от общего разговора. Но Ричард заметил, как при упоминании вепрева колена у того дрогнула разбитая губа. Еще бы! Фрегар ей угодно живот заставит урчать. Может, потому и стал лекарем: кто лучше него посоветует какую-нибудь штуку для борьбы с простудой? Сколько раз Фрегар давал различные травы, помогая Окену ослабить воздействие водной стихии.

Впрочем, в последние месяцы умение Ричарда творить магию без вреда для здоровья крепло. Сноровка, что ли, появилась, или организм привык. В общем, после сильного заклинания уже не стоило ждать невозможного жара или воспаления легких. Ну разве что насморк или больное горло, только и всего.

Пришедший с Большого канала ветер заставил поежиться, напоминая, что водная стихия не так уж слаба. Ричард нашел в себе силы улыбнуться: вот она-то и поможет!

Олаф бодро подошел к телегам.

— Так. Двумя кварталами севернее найдем торговую бочку, — начал было Олаф, но поймал полный удивления и даже отчаяния взгляд Ричарда. — Да, парень?

— Бочку? — Ричард уже представил, как они, пихаясь и толкаясь, залезают на край бочки, и бегут, чтобы та плыла дальше.

— А, это! — Олаф расхохотался, как редко когда. — Бочка! Ну, увидишь!

Ричард увидел. Это был сравнительно небольшой корабль с одним парусом. Борт его был, на взгляд Ричарда, очень уж низкий: поднимался над уровнем воды на два, ну, на три человеческих роста. Если же считать на орочьи размеры, и того меньше. Да еще палуба, и без того узкая, была заставлена многочисленными коробками, бочками и тюками. А вот мачта! Мачта!

— Да она длиннее самого корабля! — всплеснул руками Ричард. — Как только не перевешивает?

— Бочка на то и бочка, что ей все ни почем, — ухмыльнулся Олаф. — Еще бы, с наших кнорров все украли!

— Северные города постоянно это твердят, да только где наш когг, и где ваш кнорр! Лодочка и замечательный корабль!

С палубы раздался самодовольный возглас.

Ричард задрал голову. Им махал дородного вида купец. Это было видно по украшенной мехом шапочке, по цеховому устав, и по размерам его живота. Уж Фрегар на что был мастак есть, а этот был вдвое шире! Ричард даже заинтересовался, не тонет ли корабль с таким-то хозяином?

Мысль о том, что это был хозяин корабля, быстро подтвердилась.

— Приветствую тебя, Олаф, бывший некогда... — начал было купец, но Счастливчик жестом руки заставил его замолчать. — А, ну ладно, ладно.

— Кто старое помянет, тому... — а вот теперь настал черед Олафа замолчать.

— Тому долгую прогулку, — улыбнулся его собеседник. Он уже спустился по сходням и крепко пожимал руку Олафу. — Рад, что ты еще жив. Я слышал, тяжело приходится Доброй компании. Многие, многие десятки погибли, защищая леферские владения.

— Ради вас же и стараемся. Без спокойствия по берегам Большого канала, кто из твоей братии захочет иметь с нами дело, — Олаф подмигнул.

— Уж ты-то знаешь, я на любой риск пойду ради... — купец улыбнулся.

Ричарду удалось поближе его разглядеть. Это только на первый взгляд ему показалось, что хозяин корабля толст до невозможности. Оказалось, что это просто такой просторный кафтан, или нечто вроде того. Полы спускались до голенищ ярких красных сапог дорогой кожи. Таким бы цеховые мастера позавидовали. Под кафтаном же — сейчас он был распахнут, что позволяло хоть что-то разглядеть — виднелась плотная облегающая рубаха. С нашитыми металлическими бляхами, что удивило Ричарда.

— А, парень тоже заметил, — купец подмигнул Ричарду. — По старой памяти ношу. Всякое, знаешь, случается-приключается.

Он тряхнул головой, шапка съехала на бок, высвободив копну седых жиденьких волос. Купец поспешно вернул шапку на место.

— Жизнь никого не бережет, Эрик, никого, — захохотал Олаф. — Эрик Прекрасноволосый! Эрик Златовласка!..

— Олаф Счастливчик! От тебя еще в северных морях счастье убежало!

Ричард напрягся. В школе после такого обмена колкостями ребята могли разругаться и перестать говорить. А эти...

Эти двое обнялись, будто этакий обмен им польстил.

— Да, есть что вспомнить, — наконец произнес Эрик. — Взбирайтесь, что ли...Эва! Орк! Зеленокожий! Олаф, ну ты настоящий Счастливчик! Я уж думал, их всех перебили.

Эрик, не стесняясь, разглядывал взбиравшегося по сходням Рагмара, широко раскрыв рот. Удивление свое купец скрывать не желал, а может, и не умел. Рагмар презрительно глянул на Эрика.

— Палец в рот не клади. Да громаденный какой! Ну точно великан из бабушких сказок!

— Сказки часто оказываются правдой, бывший воин, — зеленокожий взобрался на борт.

— Бывших...— Эрик было надулся, но махнул рукой. — А, да чего уж там. Сам все увидишь.

— Да, Златовласка еще удивит вас всех, — хитро произнес Олаф. — Давай, Фрегар, чего встал?

— Живот крутит от единого вида болтающейся палубы, — еле выдавил из себя лекарь.

И точно. Ричард с легкостью разглядел враз побледневшее лицо Фрегара, застывшего на самом краю сходен, на набережной. Руки его тряслись, а рот болезненно скривился.

— Мяты....Мяты дайте... — только и слышно было Фрегара.

— Чего-чего, значит, любитель поесть? — это Ловенек хохотал над толстяком.

— Просит посильнее раскачать корабль, — присоединился Батиста. — Ну-ка, навались...

— Гадство! — выдавил из себя Фрегар и двинулся, едва передвигая ноги, с зажмуренными глазами, по сходням.

Ноги его шатались, лицо побледнело еще сильнее. Но тут нашелся Олаф.

— Руку вытяни вперед! — скомандовал он не терпящим промедления тоном.

Лекарь тут же подчинился, и Олаф, не бегая даже, а словно порхая по сходням, тут же втащил лекаря на палубу.

— Гадство, — снова произнес Фрегар и повалился на свободный пятачок между тюками. — Гадство.

— Дайте ему мяты, да побольше, как просит! — Эрик крикнул матросам, и несколько человек суетливо бросились выполнять приказ.

Наконец-то Ричард мог во всех подробностях рассмотреть груз. Здесь были плотные холщовые мешки, в которых (Окен готов был поклясться на все свои склянки!) перевозили соль. Мешки лежали на узких, крепко сбитых из досок ящиках.

— А что там? — любознательно обратился Ричард к Эрику.

— О, у парня глаз неплох. Может, купцом станет, а? — Эрик подмигнул Ричарду. — Пряности. Внутри ящики выложены плотной, просмоленной тканью. И уж в этой ткани мы храним богатства южного побережья. А сверху еще солью пытаемся закрыть. Соль хорошая, пахнущая океаном и теплыми южными течениями, не чета северной, горькой. В случае чего, соль впитает в себя влагу, и сундуки с пряностями останутся в безопасности, нетронутыми морской водой. А вот это... — начал было Эрик, но Олаф показательно зевнул.

— Эрик, с каждой нашей встречей в тебе становится все больше от торгаша, — грустно произнес Счастливчик.

— Богатого торгаша, надо заметить, женатого, лучшего во всех северных водах! — Эрик вздернул нос и произнес это с гордостью. — Словом и кошельком я добываю больше, чем мечом и топором.

— А меч-то... — Олаф прищурился. Он так всегда делал, когда был очень заинтересован в ответе.

— В сохранности, в целости и сохранности, — отрывисто кивнул Эрик. — Не беспокойся. Я выпускаю его на волю, иногда. Иначе совсем постареет, одряхлеет.

— Вот и славно, — выдохнул Олаф с облегчением. — Ладно, ты уже в курсе...просьбы совета?

— Да. Но лучше обсудим это в более подходящем месте. А вы, добряки, — Эрик обратился к бойцам отряда. — Располагайтесь. Присмотрите, что ли, за беднягой...

Матросы как раз вернулись с листьями мяты и бурдюком воды...Фрегар, поводя носом, распахнул глаза, приподнялся, быстро выхватил из их рук листья и принялся жевать.

— Оставьте меня умирать одного. Гадство! — и Фрегар самозабвенно принялся жевать листья, не выпуская из рук бурдюк с водой.

— Ага, вижу, он и сам за собой может присмотреть, — утвердительно кивнул Эрик и увлек Олафа на кормовую палубу.

В общем-то, располагаться было особо негде. Вокруг мачты был пятачок свободного места. Да рядом же лежала накрытая просмоленной тканью лодка. Даже и она была практически заполнена всякими тюками, мешками и сундучками. Почти все остальное пространство палубы также было заполнено различным товаром: сохранялись только "тропинки" для матросов. В тот самый момент те "тропками" пользовались, крутились с веревками и кусками ткани, закрепляя и накрывая груз.

— Да. Мечта разбойника большой волны, — глубокомысленно изрек Батиста. — Берешь хороший быстроходный корабль, шнеку или ненагруженный когг, а может, даже галею...

— Толково рассуждаешь! Из моряков? — обратился суетившийся рядом матрос.

— Да...Да наслушался разговор в тавернах. Кто там о чем только не болтает! — отмахнулся Батиста, ничуть не изменившись в лице.

Но Ричард-то знал: обманывает. В те моменты, когда Батиста хотел перевести разговор на другую тему или умолчать о чем-то неприятном, голос его становился уж слишком непринужденным. Вот как в такие мгновения.

— Да чего там быстроходные суда, значит, быстроходные суда, — хлюпнул носом Ловенек. — Дождешься, когда к берегу пристанут, водой, значит, запастись, и...

— Да заткнитесь уже! — это Фрегар, в "предсмертной агонии", воскликнул. — Тошно! Умереть хоть дайте спокойно!

Ричард подумал: а что же будет, когда в море выйдут? Олаф часто рассказывал, какие сильные шторма бывают в северных водах. Мол, корабль может вокруг своей оси плясать. Это Счастливчик "колесом удачи" называл: как выкрутит, то ли выживешь, то ли нет. Хотя Ричард был полностью уверен, что Олаф преувеличивает. Ну не может так корабль мотать!

— Ага, рассказывают, в кабаках, — крякнул матрос и перестал донимать их расспросами.

Ричард присмотрел себе местечко, как раз между мачтой и лодкой. Здесь можно было разложить одеяло, укрыться, и мирно проспать. И скарб весь нехитрый расположить: сверток с одеждой, склянки...и книги. Те-Самые. Ричард первым делом развязал сверток и принялся прятать книги в одежду, чтобы вода их не тронула.

— Зря ты, Ричард, стараешься, — Батиста цокнул языком. — Сейчас плохое время, много штормов. Уж точно хоть чуть, но попадает соленой воды. Смысл таких стараний?

— Кому-то нет смысла, кому-то есть, — не оборачиваясь, произнес Окен. — Это все, что осталось от моей семьи.

— А, понимаю, — совершенно серьезно произнес Батиста. — Давай помогу. Эй, морской скиталец, найдется кусок доброй ткани, чтобы ни крупинки соли не пропускала?

Смуглый обращался к тому любопытному матросу.

— Найдется, только мне бы с канатами разобраться... — начал он был, но тут же слова его потонули в бульканье.

Матрос затрясся от страха, когда Рагмар навис над ним, отодвинул в сторону и легко соединил концы каната, тут же связав их в затейливый узел.

— Э... — матрос чуть не дрожал. Правда, Ричард не понял, ну что такого сделал Рагмар?

А потом скосил взгляд — и ответ нашелся. Канат проходил через уйму мешков и сундуков, и чтобы так быстро соединить его концы, нужно было их, по меньшей мере, приподнять. Мешки и сундуки, на взгляд парня, перевесили бы трех-четырех Ричардов.

— Нашлось, — пророкотал зеленокожий.

Он снова отошел чуть в сторону и замолчал. Ричард подумал: а как же орк воспримет море? И вообще...Как сам Ричард его воспримет? Нет-нет, он прекрасно себе его представлял: ведь столько раз читал в Той-Самой о нем...Разве только об Эрине там не было ни единого слова. Множество островов упоминались в книге, больших и малых, но ни единого словечка об Эрине или Зеленом острове там не было.

Моряк засуетился, побегал туда-сюда, и в руках Батисты оказался здоровенный кусок просмоленной ткани.

— Ну, бывало и лучше...Малая выдержка, худая черная вода...— Смуглый насупился. — Ладно, всяко лучше, чем ничего. Давай-ка, Ричард, сюда свои книженции...Ох и тяжелые!

Бесценное добро оказалось завернуто в своеобразный мешок, который Батиста с торжествующи видом вручил Окену.

— Вот, пользуйся. Учись, пока я жив! — хмыкнул Смуглый.

— Спасибо! Спасибо! — Ричард едва ли не подпрыгивал на месте. Теперь он мог не беспокоиться за сохранность сокровища.

— Вот и славно.

Наемники кое-как разместились. Скарб их был все равно не хитрый, а для пяти человек (и одного орка) места особо много не требовалось.

— Олаф, должно быть, в капитанской каюте разместится. Все-таки командир! — со знанием дела произнес Батиста, прикидывая, как бы разместить одеяла. — Нам бы еще поверх ткани...Эй...

— Постараюсь найти, постараюсь! — все тот же матрос снова забегал.

И понятно отчего. Корабль вот-вот должен был отправиться, но столько еще предстояло сделать! Команда, даже Ричарду показавшаяся крохотной — всего парень насчитал десять человек, вместе с купцом — каким-то чудом управлялась с этакой громадиной (таковой она, во всяко случае, виделась Окену).

— Вороньего гнезда нет, — поцокал Батиста. — Тоже мне, моряки...

Последнее он произнес едва слышно, чтобы не задеть команду. Все-таки не их беда, а корабела. На худой конец, Эрика.

— И как мы, позвольте спросить, разглядим опасность поверх северных волн? Я даже по южному берегу без... — Батиста замолчал на полуслове. Похоже, сказал лишнего.

— Во-во. Да и зачем все эти гнезда. Высаживаешься на берег, и вся добыча, которую только сможешь добыть, значит, твоя, — это уже Ловенек. Он расположился верхом на обширной бочке и принялся жевать кусок солонины. — Эй, толстячок, хочешь, значит, куснуть?

— Гадство! — выдохнул Фрегар.

Теперь он стоял у борта, перевалившись за него, и глубоко вдыхал воздух.

— Зря! Эй, Фрегар, зря ты! Нельзя смотреть... — Батиста, услышав противный звук, издаваемый фрегаровым завтраком, понял: опоздал. — Ладно. Смотри. Может, желудок опорожнишь, все лучше...

— Гадство! — Фрегар расстался с последними кусочками завтрака. — Гадство...Этак с голода подохну...Гадство...

— Тебе, значит, полезно! — хохотнул Ловенек.

Ричард подумал: никто сейчас не поверил бы, что в бою этот отряд действует как единое целое. Ну разве что непонятно было, как Рагмар себя поведет.

Однако вскоре судьба должна была предоставить им такой шанс.

Наконец, появился Олаф. Он вернулся с насупленным Эриком.

— Непростое дело, непростое. Слыхал я, конечно, разное...И что корабли пропадают, и вообще...Вряд ли столько в штормах погибло...Хм...А впрочем! — Эрик повеселел. — Кто к нам сунется в этакое-то время? Кроме меня, почти никто не ходит в зимний канун северными морями. Возвращаюсь я уже один, совсем один. Скучно даже ребятам становится...

Эрик бросил взгляд на нос корабля. Там примостилась какая-то вытянутая громадина, укрытая несколькими слоями парусины.

— В случае чего, найдется, чем отбиться, — кивнул Олаф. — У нас тоже сюрприз имеется.

Счастливчик кивнул на Ричарда. Тот поклонился Эрику, как того требовали цеховые правила.

— Наш маг. Водой управляется...— Ричард застыл в ожидании. — Неплохо.

Мысленно Окен возликовал: Олаф был скуп на похвалу, считай, никогда никого и не хвалил. Так что сейчас он дал лучшую характеристику, какую только мог.

— Водный маг, говоришь? — Эрик смотрел так, будто впервые увидел Ричарда. — Леферский цех?

Ричард кивнул.

— Экзамены сдал досрочно, — произнес он не без гордости.

— Ага, — Эрик перевел взгляд на Олафа.

— Ну и в бою побывал, как без этого, — добавил Олаф.

— Хоть что-то, — Эрик задумался, склонив голову.

В тот момент Ричарду показалось, что Эрик похож на Олафа. То ли поза одинаковая, то ли черты лица схожие. Ну да, ведь у них общие корни, северяне! Ричард помнил, что те пришли из какого-то там далекого северного королевства, до Катаклизма враждовавшего с предками леферцев. Но то были дела давно минувших дней, тысяча лет прошла. Олаф с Рагмаром, в чем Ричард был уверен, не знали даже пары веков своей истории. Куда им! Читать-то книги по истории Двенадцатиградья им некогда было!

— Ладно, там видно будет. Олаф, ты...

— Я с моими бойцами на палубе останусь, — Счастливчик оборвал Эрика на полуслове.

— Иного и не ждал, — ухмыльнулся Эрик. — Помощник! Готовы?

— Готовы! — отозвался тот самый матрос, что помог с просмоленной тканью. Для Ричарда это было несколько удивительно, хотя много ли он знал о порядках на торговом корабле?

— Отчаливаем! Время уходит, время! Шторма нас сожрут, ежели опоздаем!

— Будет сделано, шкипер! — что тут началось!

Ричард знай только, в сторону отходил, кое-как маневрируя на палубе. В конце концов, он забился в проем между лодкой и мачтой, прижавшись к ней всем телом.

Моряки забегали-запрыгали. Отвязали канаты, закрепленные на столбиках (Ричард помнил, что у них есть какое-то особое название, но оно вылетело у него из головы), убрали сходни, подняли парус (вот это было зрелище!). И замерли. Все разом поглядели на Эрика, взобравшегося сейчас по ступенькам на крышу...

— А как называется эта штука? Ну вот, — Ричард махнул в сторону кормовой части, куда спускались Эрик с Олафом.

— Так это ют, парень. Хотя у нас его до сих пор кличут ахтерзейль-кастелем, — с гордым видом произнес Батиста. — Говорят, это словечко...

— Ага, еще до Катаклизма появилось. Любили тогда умничать. Доумничались, — отмахнулся Олаф. — Там каюта капитана. Ну, по большей части она сейчас товаром заставлена.

— Мне страшно подумать, что у них в трюме, — Батиста кивнул на зарешеченную дверцу, проделанную в самой палубе. — Как он еще на воде держится?

— Древние северные тайны! Секретные секреты, я бы даже сказал! — рассмеялся Олаф. — Это же соль. И специи. Ну, ткани еще, может быть. Много ли в них весу?

— И то правда, — кивнул Батиста.

— Ребята! — Эрик послюнявил указательный палец правой руки, поднял его высоко над собой — и резко опустил руку, да так, что вист ветра даже Ричард услышал. — Отчаливаем! Отчаливаем! Добрый ветер!

Матросы откликнулись дружным ревом, к которому присоединился Олаф. Рагмар озирался по сторонам, думая, надо ли присоединиться к вождю — или лучше промолчать.

Фрегар издал душераздирающий звук.

— Ужин, значит, выходит, — глубокомысленно изрек Ловенек. — Скоро и до вчерашнего обеда дойдет.

— Заломаю, — сквозь хрипы произнес Фрегар. — Заломаю...

— Ты сперва значит, шаг сделай, — отмахнулся Ловенек, даже не глядя в сторону Фрегара. — Может, чего поесть дать? А то все вышло...

Он замолчал, ухмыляясь: хрипы Фрегара оказались звонче майской грозы.

— А теперь нам предстоит... — Олаф повернулся к бойцам. — Самое тяжелое дело: найти себе дело...

К удивлению Ричарда, Счастливчик был прав. Время на когге тянулось невероятно медленно. Иногда Олаф и Батиста помогали морякам, но команда была настолько слаженной, что даже эта помощь была лишней. Окен выбрал самое интересное занятие из возможных: смотреть на город.

Они шли через теснину Большого канала, останавливаясь у мостов. Ждать приходилось долго, но Фрегару хоть радость была: качка становилась слабее.

— Вот море...Хотел бы я, значит, море снова увидеть! Волны, значит, высоченные! — слова Ловенека сопровождались хрипами, стонами и бегом Фрегара к бортику. Собственно, он весь день за ним и провел. Невиданное дело: от всяческой еды он отказывался, только мяту пытался жевать.

Рагмар иногда спрашивал у Ричарда, для чего то или иное здание. Но особенно внимательно он приглядывался к высоким стенам, отделявшим крохотный, закопченный квартал от остального города. Если школа магов была обширна, то здесь едва ли могло набраться с десяток приземистых домов. На стенах ходили взад-вперед многочисленные (Ричард насчитал десятка два, не меньше) стражники. А в отдалении Окен даже мага разглядел, кто бы еще решил щеголять алым плащом среди неказистых городских бойцов?

— Стража? — Ричард решил уточнить у Батисты.

— Отнюдь. Наши, добряки. Самые зоркие, самые ответственные, — Батиста ухмыльнулся. — Самые оплачиваемые. Думаешь, больше всего каратов у ребят наподобие нас? Тех добряков, что кладут головы на проселочных дорогах леферских земель? Тех, кто уничтожают разбойников? Не-е-ет. Эти стерегут гетто...Вот...Большой канал — это вены города, а гетто...это...

— Да кошелек, значит, это, — Ловенек, как всегда, не стал юлить вокруг да около. — Кошелек! Прохудившийся, значит.

Стены подходили к самой набережной, но были отделены надвратной башней и воротами, едва ли меньшими, чем главные городские. От этих ворот к Большому каналу шло множество жестяных труб, о назначении которых Ричард мог только гадать.

— Ну да, кошелек, — поднявшийся ветер едва-едва рассеял дымок над кварталом. — Леферский монетный двор. Великий двор. Самое гадкое и самое дорогое место нашего города.

Рагмар кивнул.

— Вот чем бледные нас победили. Блестяшками, — он глубоко вздохнул, и до самого вечера не проронил ни слова. Разве что иногда бубнил под нос "кошелек". Во всяком случае, так показалось Ричарду.

— Вот прибудем на Эрин, там все узнаешь про наш монетный двор, — это уже Олаф вступил в разговор.

Он опирался локтями о бортик, устремив взгляд куда-то вдаль.

— Давно я там не был. Давно...

— Семь зим. Нет, восемь, — раздался голос подошедшего сзади Эрика.

Когг миновал выложенную камнем полосу берега. Дальше уже начинался полноводный Фер, бравший свое начало в западных горах. Точнее говоря, здесь был его приток, по которому можно было выйти к устью, превращавшемуся у зиммерского побережья в море.

— Да, восемь зим. Много... — Олаф вздохнул. — А на севере...

— Все так же, — Эрик встал рядом с ним.

В лучах скупого осеннего солнца они походили друг на друга еще сильнее.

— Это хорошо, — кивнул Олаф, и Эрик пошел дальше, раздавая команды.

Дальше по большей части молчал, как и Рагмар. Окен пообещал себе выяснить, что же за история объединяет этих двух северян. А может, у них принято таинственно изъясняться? Ну, этикет такой, северный. Таинственность-другую сказал, отрубил голову врагу, и снова таинственности напускаешь. Мало ли, как люди живут. Рагмар прочистил горло. Ладно, мало ли как люди и орки живут.

— Великий Феррум, что берет начало в соименных горах... — Ричард наизусть зачитал строку из Той-Самой книги. — Да, наверное, там красиво...

— Не слышал я что-то об этих вот Соименных горах, значит, — пожал плечами Ловенек.

— Еще бы. Это не Соименные горы. Это Железные горы! А Феррум, получается, Железная река, — Батиста напустил на себя умный вид. — Древнее, очень древнее название. Только мой народ и...

— Да ладно, значит, тебе! — Ловенек рассмеялся. — Выдумали, значит, побасенку! Самые старые! Традиции, значит, сохранили! А мы, видите ли, никто, деревенщины...Ага!

Пусть Ловенек и смеялся, но в словах его чувствовалась горечь.

— Да это так говорят. Я-то что? Все люди Двенадцатиградья хороши!

Рагмар переступил с ноги на ногу, одним этим вызвав шум.

— И орки, ага, и орки, — поспешно добавил Батиста.

При всей его храбрости и бесшабашности, навлечь гнев зеленой громадины ему совсем не хотелось.

Холодало. Ричарда не спасала даже котта и утепленный плащ.

— На воде всегда холодно, а уж в это время года! — Батиста предпочел усесться среди свертков и накрыться одеялом. Потянулся к походному мешку, достал оттуда кусок солонины. — Ну, Фрегару не предлагаю...

Толстяк (хотя, кажется, за день он вдвое похожуле) поспешно закачал головой и закрыл глаза, часто-часто задышал.

— Отпустило. Добро! — облегченно выдохнул он, а через мгновение выпучил глаза и долго давился слюной. — Зараза!

— Терпи, терпи. Мы еще сделаем из тебя худышку! — Батиста откусил кусок солонины.

Вскоре и Ричард предпочел укрыться одеялом. Голова его болела, но он все-таки решил прорваться к водной стихии. И чуть было сам не распрощался с завтраком. Столько силовых линий! Они буквально покрывали корабль, спускались с мачты, растянулись на палубе. Черпать энергию было проще простого! От такой силы пьянило голову — и заставляло сжиматься сердце. А если Ричард не справится? Если стихия одержит верх? Ведь даже учитель, и тот...

Ричард повел плечами и принялся за чтение Той-Самой. Стоило ему одолеть несколько страниц, как сон укрыл его от мрачных мыслей.

Путь их был достаточно скучным, как и обещал Олаф. "Весело" было только ночью: Ричард пытался найти хоть какой-то способ согреться. В трюме им места не нашлось, там едва помещались матросы, и приходилось буквально закапываться в одеяла. Ричард воспользовался запасным плащом как еще одним одеялом, но и оно не спасало. Он вставал задолго до рассвета: ноги мерзли. Согревая озябшие ладони дыханием, Ричард бродил (если это можно так назвать), осторожно переступая через храпящих наемников, по палубе. Он любовался рассветом. Кажется, это был самый прекрасный и самый тихий рассвет в его жизни. Той, которая началась после гибели Белона...

— Ты правда видишь духов? — вдруг раздалось из-за спины.

Ричард оглянулся. Рагмар стоял, скрестив руки на груди, и внимательно на него смотрел. Глаза его в рассветный час выглядели кроваво-красными: в них сейчас отражалась далекая заря. Губы, белесые, казались потрескавшимися. Только сейчас Ричард заметил, что у Рагмара чуть-чуть скошен нос: видно, в драке или в бою сломали. А еще — было совершенно не слышно, как орк дышит. Может быть, виной тому привычка незаметно подкрадываться к добыче. Волосы Рагмара, жиденькие, сбились налево: ветер.

— Духов? — Ричард переспросил.

Зеленокожий кивнул.

— Духов. Шаманы их видят. Они есть у каждого дерева, у воды... — Рагмар поднял глаза к небу. — И дерево проросло, через все миры. Сюда приходят духи, а туда шаман летает на черной птице.

Ричард улыбнулся. Красиво.

— У воды? — Окен развел руками. — Я видел...то, что ты называешь духами. Переливаются всеми оттенками синего, дают власть...

Рагмар внезапно оживился. Губы его зашевелились, брови на могучем лбу задвигались.

— Расскажи мне о них. Я с детства...

И внезапно его глаза расшились. Ричард проследил направление его взгляда, обернулся, и...

Над деревней, которая выросла на берегу Фера, поднимался густой черный дым. Огня не было видно, а может, он терялся в лучах рассвета: деревня-то ведь с восточной стороны располагалась, да и не так уж близко.

— Деревня горит! Деревня горит! — воскликнул Ричард.

Привычка с детства: увидел пожар — кричи, кричи что есть мочи. Взрослые услышат и побегут тушить.

— Огонь! — рык зеленокожего самые небеса мог разбудить.

Палуба словно ожила. Те из матросов, что спали здесь, повыскакивали к правому борту.

Рагмар прищурился. Поводил носом.

— Хорошая драка, — произнес он со странным восторгом. — Хорошая драка здесь была. Храбрые воины дрались.

Ричард, тоже прижавшийся к бортику, с молчаливым вопросом повернулся к зеленокожему.

— Это каждый воин почувствует, — кивнул Рагмар.

— Дело говорит орк. Дело! — Фрегар был тут как тут. Он кое-как поборол морскую болезнь. Разве что изо рта у него вовсю пахло мятой: он сжевал все свои запасы пахучей травы в этом великом противостоянии. — Кровью пахнет.

Ричард сжал бортик пальцами. А вдруг там, как в Белоне? Вдруг всех...

Как-тор незаметно в руках матросов появилось оружие, топоры, мечи да крюки.

— А ты думал, что здесь все мирные ребятки, — Олаф расхохотался. — Парень, знал бы ты!

— Узнает еще, — Эрик всматривался в приближающуюся деревню. — Плохой знак, плохой. Никогда такого не помню, чтобы кто-то тронул леферский поселок на берегах Фера. Смельчаки, понимаешь!

— Я догадываюсь, у кого храбрость заиграла, — произнес Олаф и после, до самой деревни, только отмалчивался.

Ричард сумел разглядеть сквозь клубы дыма главное: живые люди там остались. Вовсю сновал народ, наполнявший бочки, ведра и все, что угодно, лишь бы можно было воду перетащить. Наверное, замри чуть время, не проливайся вода, и решетом воспользовались бы.

В высоком тыне, окружавшем деревню, гнилыми зубами смотрелись обуглившиеся бревна. Покосившиеся ворота подперли толстым бревном, едва не расколовшимся на щепы.

Деревенский причал пустовал, так что коггу было, где пристать. Но едва корабль приблизился, как там выстроился целый отряд. Местные, кто в чем, ощетинились копьями.

— Кто такие! — зычно окликнули с причала.

— Купцы! Из Лефера! — Эрик кричал в сложенные лодочкой ладони. — Свои!

— Те тоже своими назвались, — ответили с причала, но в голосе поубавилось вызова.

Между тем, люди перестали снова к реке. Огонь удалось потушить, или, во всяком случае, ослабить.

Когг остановился у самого края пристани, глубоко выдававшейся в полноводный Фер. Швартоваться никто не помешал.

— Рагмар, оставайся здесь, — Олаф снял надетый было шлем, дабы успокоить местных. — Они там слишком нервные.

— Хорошо, вождь, — кивнул Рагмар, перешел на левый борт и уселся там, чтобы его сложнее было заметить с причала.

— Что у вас тут произошло? — спрыгнув на заскрипевшее под его тяжестью дерево причала, спросил Эрик. — Пожар или...?

— Напали. В самый волчий час напали, — вперед вышел обладатель зычного голоса.

Старый, на взгляд Ричарда, — ему было под сорок, человек ловко двигался в безразмерных черных шосах и красной бригантине. Широкий у гарды и резко сужавшийся к кончику клинка меч покоился на плече. Видно было, что для человек привычно было так двигаться. Вид у него был озабоченный. И вдруг он остановился, пристально вгляделся в спрыгивавших на пристань людей...

— Да это же Олаф! — внезапно воскликнул этот человек. — Олаф! Вот так судьба! Ну в этот раз точно не обошлось без твоей удачи! Счастливчик! Принес, Высокий не даст соврать, неприятностей!

И хотя слова эти казались (во всяком случае, для Ричарда) обидными, но боец широко распахнул дружеские объятия.

— Ленор! Ленор! — Олаф в два-три мгновения задал бойца в объятиях. — Живой! А говорил, будто...

— О добряках всегда говорят. Лучшие в этой клятой земле, потому и говорят! — Ленор размашистым движением водрузил меч на пояс и отер пот со лба. Он градом катился из-под шлема. — Тяжкая ночка выдалась, скажу тебе, тяжкая. Но я тебе потом расскажу! — Ричард оставался на борту и мог разглядеть взволнованное лицо Ленора. — Тебя ведь городской совет к нам на выручку послал? А? Я ведь сколько гонцов отправил в город...Уже, почитай, месяц...

Олаф молчал, и уверенность пропадала из голоса Ленора.

— Что ж. Понимаю. А это...Батиста! Старый друг! — боец пожал руку Смуглому. — Тебя бы! И Фрегар!

— Земля! — толстяк (хотя, кажется, он вдвое похудел за время путешествия) блаженно выдохнул. — Земля!

— А это Ловенек, — Олаф кивнул на мечника. — И наш друг Эрик. Вот с ним и плывем.

— Ясно, — вздохнул Ленор. — Значит, одни мы здесь...

— Лучше расскажи, что здесь происходит, — Олаф махнул Ричарду: спускайся, мол.

Еще в начале пути командир строго-настрого приказал без сигнала магию не использовать. Никто из посторонних не должен был до поры-до времени знать о способностях парня. Окен тогда переспросил, а как быть с командой, ведь они точно слышали разговоры, да и вообще. Олаф тогда воздел глаза к небу и вздохнул.

— Ничего ты не понимаешь в северянах. Потом, может быть, расскажу, — и продолжил объяснять, как важно сохранить скрытность.

Ричард порывался было помочь с тушением пожара: делов-то! Но в голове постоянно крутились слова Олафа "Нельзя без сигнала!".

— Хорошее место ты выбрал для покоя, — Ричард приблизился к Олафу, и стал лучше слышен их разговор с Ленором.

— Непыльная работенка. Дом, семья. Все, о чем мечтают добряки...— он тут же спохватился. — Ну, почти все добряки. Извини.

— Ничего.

— И точно, хороший друг, — вдруг буркнул Эрик не без обиды, но Ричарду оставалось только догадываться о ее причине.

— Месяца два или три, как в наши края захаживать...гости... — произнес он это с ненавистью, — стали. Торговцев почикают, скирды подпалят. И вообще. Неспокойно было. Посылал весточку за весточкой в город, просил помощи. Да этот городской совет! — Ленор припечатал непечатным. — Как внуков моих схоронят, может, и ответят! Мол, приняли к сведению! Тьфу! — и снова Ричарду пришлось краснеть, слушая отборную брань. — А ночью обнаглели совсем, полезли! Ну, к счастью, мне не спалось, дозоры проверял...Услышал...Ну и...

— Тише, Ленор, тише. Сейчас многое меняется. Я думаю, в следующем году совет куда бойчее станет, куда бойчее, — успокаивающе произнес Олаф.

Вокруг крутился народ.

— Ребята, свои! Занимайтесь селением! — Ленор махнул, и отряд ополченцев враз превратился в толпу. — Видишь, с кем приходится...

Ричард не сразу разглядел, что это такое. Из-за спин бойцов ему видны были только куски ткани, которыми накрыли какие-то продолговатые предметы. Но стоило ему подойти ближе...Десять, нет, двенадцать человек отдали жизни за селение.

— Хорошо, со мной парочка добряков. Вон, и сейчас на этой...с позволения сказать, стене, — Ленор снял шлем. Все остальные, как по команде, тоже сняли шапки и шлемы.

Ричард — шапок он не носил — просто склонил голову. Много, ох, много самых разных мыслей крутилось у него в голове.

— Ты понимаешь...Мы бы помогли...Да спешим. Мы даже стоянок нигде не делаем, только в Зиммере на прикол встанем. Не можем мы опоздать, никак не можем.

Впервые Ричард видел Олафа понурившим голову, извиняющимся. Будто он был виноват в нападении!

— Поможем, чем сможем. Припасы, или... — Олаф замолчал, увидев потемневшее лицо Ленора.

— Благодарю, имеется все, и даже больше. Вот людей нет толковых...Добряков бы... — и он с надеждой глянул в глаза, поочередно, всем бойцам отряда.

Ну, кроме Ричарда: обладатель красной бригантины и не догадывался даже, что этот парень из наемников. Видимо, думал, что служка на корабле или кто-то вроде.

Все молчали.

— Мне бы с тобой поговорить, с глазу на глаз, — Олаф перешел на громкий шепот.

— Понял, — Ленор кивнул, и он вдвоем отошли подальше, к самому берегу, к воде.

Правильный выбор: поднявшийся ветер плескал речной водой, отчего тихий разговор было сложно подслушать.

— Вот такие, значит, дела, — Ловенек закивал. — Поспешили, значит. Или, значит, людишек не хватало для штурма.

Это и Ричарду было понятно. Если бы здесь действовал такой же отряд, что на их глазах сражался с орками, вряд ли деревня выдержала бы. А так — ворота даже не смогли взять!

Людская суета становилась все громче. Люди потихоньку приходили в себя.

Но возле убитых прибавилось плачущих. Ричард заметил девочку, лет десяти, вряд ли старше, на тощих ножках стоявшую над белой скатертью, обратившейся саваном. Она закрыла глазки кулачками, но не издавала ни звука.

Ричард хотел помочь, очень хотел помочь, — но не знал, как. От этого лишь кулаки его сжимались, а желание уничтожить Глоркастер до самого основания только крепло.

— Ничего, парень, будя! — толстяк похлопал Ричарда по плечу. — Будя! За нами не встанет. Отомстим.

Ричард отвернулся. Его Белон — ведь его Белон так же!.. И кто-то, ну хоть кто-то отомстил? Нет...

— Ладно, парни, — это уже Олаф с Ленором вернулись. — Не смею задерживать. Воды у нас можете, что ли, взять. Вкусная, такой сладкой никогда не видел. Из еды что...Понимаю, спешить вам надо...

Ленор старался не смотреть в сторону погибших.

— Везде, где только можно, расскажем о произошедшем. Всем встречным судам передадим весточку, — Эрик говорил так, будто приносил клятву мщения. — В городе скоро узнают, будь уверен.

— Людей все равно не вернешь, — пожал плечами Ленор.

В то мгновение он показался Ричарду глубоким стариком.

— Мы отомстим. За всех отомстим, — Олаф пожал руку Ленора. — На корабль возвращаемся! Быстро! Времени зря не терять!

Даже Фрегар, и тот не стал медлить.

До самого вечера разговоров только и было, что о подвергшейся нападению деревне. Ричард пытался было заговорить с Рагмаром о духах, но тот все отмалчивался, стоя на корме: все разглядывал Фер. Может, он хотел там разглядеть нити стихийной энергии? Ричард готов был в этом поклясться.

Следующие два дня прошли безо всяких происшествий. Фрегар окончательно привык к водному путешествию, и даже стал налегать на еду.

— Значит, не боишься попрощаться? А то наворачиваешь, наворачиваешь, а потом, значит, все в воду? — хихикал Ловенек.

Лекарь не отвечал: только громче чавкал.

И все-таки, несмотря на шутки, стало как-то грустнее и тяжелее, что ли. Ричарду казалось, что самое небо налилось свинцом и давило, давило, давило... Фер выглядел серой лужей: в нем отражался тот же свинец, что распространился по небесам. А еще: за каждым поворотом реки Окен ожидал увидеть горящую деревню. Стоило только показаться где-то дымку, и все разговоры на палубе замолкали, руки тянулись к оружию.

Но в какой-то момент все закончилось. Ричард только потом понял, в чем дело: вошли в пределы Зиммера. Фер здесь был куда шире: чувствовалась близость моря. Воздух, — и тот переменился. Вдохнешь — и соль морская на зубах скрипит. А уж сколько здесь было чаек! Правда, стало куда холоднее. Если еще первая ночь показалась Ричарду холодной, то сейчас буквально мороз забирался в самую душу. Пробуждался Окен теперь не столь от холода, сколько от клацавших зубов и заледеневших ладоней. Единственное, о чем Окен мечтал в такие мгновения — о тепле.

Очередным холодным утром, его мечта осуществилась.

Ричард проснулся в этот раз не от холода даже — от ветра. Уж с какой силой он дул! Хорошо хоть, на север, иначе, боялся Окен, когг отнесло бы обратно к Леферу. Парень силился рассмотреть, что же там, впереди, в тумане...

И вот он показался, нет, выплыл из белесого марева. Высокие стены, наверное, раза в полтора выше леферских. Великое множество башен, на вершинах которых горели огоньки (жаровни, у которых грелась стража).

Как и Лефер, Зиммер раскинулся по обе стороны реки. Но при этом он стоял на берегу залива, где Фер становился морем. И потому скорее принял форму раскрывающегося бутона. Стебель — это Фер, а цветок — город, раскрывшийся навстречу солнцу (северному морю).

Когда туман немного рассеялся, и Ричард сумел разглядеть город во всех подробностях — он его потряс.

Черная громадина словно выплывала из тумана. Белая мгла превращалась в крепкий, черный, древний камень. Фер здесь обращался в излучину, и с корабля можно было понаблюдать за движением повозок. Их было куда меньше, чем у ворот Лефера! Видно, предпочитали водный транспорт, еще бы! Повернись спиной к реке — и вот уже море.

Крики сотен чаек, круживших на Фером, дорогой и крепостными стенами, служили верным знаком близости моря. Ричард вдохнул воздух. Если в Фере он был гаденьким, казалось, что ты вдыхаешь остатки выгребной ямы, то здесь ты дышал солью и ветром. Да-да, именно солью и ветром! Давно Ричард не дышал полной грудью. У него даже голова закружилась, он был точно опьянен этим воздухом.

— А представь, парень, каково там, в море, — раздался голос Олафа рядом.

Он запрокинул голову и закрыл глаза.

— Нынче ветер из Эрина дует. Его ни с чем не спутаешь. Вода бросается в атаку на дюны, воды Фера отступают, и он становится солоноватым, — Олаф облизнул губы. — Когда же ветер дует с юга, то пресная ферская вода отгоняет морскую, и в море появляется...ну...пробка, что ли. Мы такие штуки Глазками Шутника зовем. Да...А еще — свобода. Свобода вокруг, над, под тобой. Везде свобода. Ты сам хозяин своей судьбы.

Олаф замолчал. Ричард внимательно смотрел в его полуприкрытые глаза (Олаф опустил голову, и теперь не отрывал взгляд от приближающихся стен Зиммера), но продолжения так и не последовало. Вместо этого Олаф показал вперед.

— Вон, видишь? Таможенники, уже тут как тут. Какая здесь может быть свобода?

И верно. Вперед были самые настоящие морские ворота. Стена расступалась, впуская Фер внутрь. Но в любой момент его можно было перекрыть: Ричард разглядел огромные кольца с повисшими звеньями цепи. Легко можно было догадаться, что остальная цепь лежит на речном дне.

— Зиммерский механизм. Вот за счет этого и живут. Кабы в Лефере с десяток таких цепей был! Даже часовую башню достроить который год не можем. Хорошо, Гаудри взялся за это дело. Городской совет еще веками обсуждал бы, ходил вокруг да около, — Олаф нахмурился.

Перед речными воротами была обустроена уютная пристань: берега облачили в камень, выстроили приземистые домики. Квадратными. Ну точно квадратными! Все три этажа были покрыты ровными деревянными квадратами, от которых глаза рябило. Окену пришлось даже головой помахать, чтобы прийти в себя. Тропинки, вымощенные красными камнем, на этой пристани были не менее ровными. Ричарду стало не по себе. Какие же там люди?..

— Сверимся с каталогом запрещенного товара.

На корабль взошел отряд таможенников. Вперед шли двое человек, в надвинутых на самые глаза меховых шапках. Ричард им позавидовал: вот бы ему такую! Согреться!). Позади — пятеро стражников, при мечах, в кольчугах. Они пристально оглядывали каждую коробку.

— Все, как положено, ничего запрещенного, — Эрик был сама любезность. Кланялся унылым таможенником, охотно рассказывал, что в том сундуке или во-о-он в этом мешке.

— Вы же меня знаете, мастера, все в лучшем виде! — закивал Эрик в ответ на придирчивые взгляды таможенников.

— Мы есть на службе, — прищурился левый.

— Мы есть все проверять, — покачал головой правый.

— Конечно, конечно... — Эрик закивал еще сильнее.

— Механизмы?

— Оружие?

— Только личное, — Эрик продемонстрировал кинжал, висевший на поясе. — И штурмовое, одна штука. Зафиксирована...

— Под номер триста семьдесят... — начал левый.

— Пять в каталоге дозволенного вооружения, — подхватил правый.

Ричарду стало не по себе. И даже не от того, что таможенники не стали сверяться со своими записями (хотя на руках держали огромные книжищи). А от самого тона, которым они это произнесли. Как будто бы самую человеческую жизнь они могли задокументировать, присвоить номер.

— Есть обработанный шелк? — это правый.

— Есть одежда на продажу? — это левый.

— Что вы, что вы! — Эрик всплеснул руками. — Не первый раз в Зиммере!

— Это есть хорошо, — кивнул правый.

— Гость Зиммера есть хороший человек, — поддакнул левый.

— А я о чем? — ухмыльнулся Эрик.

— Надо смотреть трюм, — заметил левый.

— Это есть очень важно, — кивнул правый.

— Конечно, конечно! — Эрик сделал приглашающий жест. — Пройдемте!

Ричарду только и оставалось, что разглядывать стражников. С кислыми лицами, красными от напряжения глазами, они постоянно озирались по сторонам. В низко надвинутых шлемах они походили на каменных истуканов: Ричард когда-то повстречал таких в лесу, в родном Белоне. Поросшие мхом, они образовывали круг. Один истукан приложил крохотную (по сравнению с остальным телом) ладонь ко лбу. Когда-то напряженно стискивал меч (шириной в три-четыре ладони истукана). В каменных глазах и то было больше радости и доброжелательности, чем у стражников.

И вдруг раздался чих, шедший с кормы. Один из стражников глянул в ту сторону, пригляделся...и обомлел.

Оглавление

Хотя какая уж тут синекура: столько забот, столько забот...Одни волнения и треволнения!

Так по традиции звался шар, державший корабль в воздухе.

Отряд из десяти воинов Государства.

"Дромон" — бегун.

Гетто — квартал монетных дел мастеров.

384