— В порядке, — сказал Арам, улыбаясь наследнику. — Только вот знаменитая кукла увы...
Мир только сейчас заметил на ковре белоснежные осколки в темном ворохе ткани и понял, что натворил:
— Я только хотел... посмотреть, — прошептал он.
— Что посмотреть, мой принц? — Арам поставил мальчика на землю и опустился перед ним на корточки, так, что его внимательный, теплый взгляд мужчины оказался на уровне взгляда принца.
— Почему? — осмелился спросить Миранис. — Почему он сильный... и слабый. Не как ты?
— Мой милый мальчик, — улыбнулся Арам, взъерошив ладонью волосы наследника. — Не всегда герой этот тот, кто грозно выглядит. Эта кукла изображает виссавийца... человека, который побеждает не физической силой, а своим магическим даром.
— Разве может такой победить?
— Победить может любой, — усмехнулся Арам. — Аким же, сказать по правде, был даже меня сильнее. Это высший маг, как и ты, мой архан... Мне таким никогда не стать.
Знал ли тогда Арам, что его сын, Рэми, станет такой же загадкой для принца, как та фарфоровая кукла на камине?
Рэми — камень на шее. Способ держать несговорчивых виссавийцев на коротком поводке. Это дорогой гость, которого надо оберегать, гость, что играет роль телохранителя принца. А вернее — вечная заноза, которую все никак не вытащишь. Рэми, высший маг, созданный исцелять, а не убивать, вовсе не подходящий для жесткой, с волчьими законами Кассии. А для Виссавии? Мир вздохнул.
Хоть пока Рэми и упрямится, а когда-нибудь ему придется уйти в клан целителей, стать вождем соседней, непримиримой и гордой страны, и тогда телохранитель Мира, сейчас опутанный узами богов, оттого и безгранично Миранису преданный, станет соперником принца. Потому Рэми доверять нельзя... никак нельзя. И пусть себе боги выдумывают что угодно, пусть награждают Рэми знаком избранного, но не бывать тому телохранителем повелителя Кассии...
И все же, где Мир так напился?
К горлу подкатила тошнота, выдергивая принца из мира туманных размышлений.
Почему ему так плохо?
Как надо напиться, чтобы проснуться на полу, с головой на чем-то твердом, накрытым вымазанной липким тканью.
И где эти проклятые телохранители, когда они так нужны?
Обычно после попоек Мираниса находили быстро. Еще бы: в распоряжении телохранителей был весь дозор, а в распоряжении дозора — обширная сеть шпионов. От таких даже принцу не спрячешься, как не укрывайся. И после была несущаяся по улицам столицы карета со знаками наследного принца Кассии, мятный запах зелий Тисмена, смешанный с пряным ароматом магии, ласковые прикосновения простыней и крепкий, здоровый сон.
Теперь ничего этого не было.
Зато потягивало тяжестью левый бок, страшно болела шея, и то и дело накатывала усталость, сопровождаемая наплывами тошноты.
Когда тошнота стала невыносимой, Мир, все так же не открывая глаз, поднялся на четвереньки и опорожнил желудок, почувствовав облегчение. И лишь тогда разлепил отекшие веки.
Убедившись, что находится в собственном кабинете, принц сначала удивился, потом разозлился. Хороши телохранители — он тут валяется неизвестно сколько, а они ни сном, ни духом?
Последним, что он помнил, было утро, распахнутое окно, запах мокрой листвы и цветущей черемухи. Помнил мягкость хлеба и предвкушение спокойного дня.
Потом? Осторожная поступь хариба, следивший за принцем преданный взгляд лежавшего у кровати волкодава и... неожиданно вошедший в покои виссавиец, молчаливо подавший принцу послание... А дальше — пустота.
— Странно все это, — прошептал принц, потирая виски.
Да и кабинет выглядел странно. Разбросанные вокруг книги, какие-то листы, на которых Миранис с удивлением и с возрастающим гневом разглядел посольские вензеля, запах чего-то знакомого, чего-то, что принц почему-то отказывался узнавать.
"Будьте осторожны, Миранис, — прочитал он на поднятой с пола странице. — Наши источники говорят, что вы в опасности. А наши источники ошибаются редко. Алкадий вновь набрал силы и вернулся в Кассию. Вы знаете, что он собирается делать. Вы знаете, чем вам это грозит. И вы знаете, что не способны ему противостоять."
Принц вздрогнул, прикусив губу. Еще бы не знать. Но слушать, как кто-то из соседней страны поучает его, наследного принца Кассии?
— Проклятые выскочки! — прошипел он, комкая лист и швыряя его об стену.
Он ненавидел Виссавию! Ненавидел ее тайны, ненавидел скрывающих лица виссавийцев-целителей. Но больше всего он ненавидел навязанного ему щенка-виссавийца, который вечно мозолил глаза наследному принцу.
Да, виссавийцы правы, но как и Рэми частенько прав, но кому легче от этой правды?
— Проклятый Рэми! — прошептал Миранис.
Узы богов тянули принца к мальчишке, как тянули к любому телохранителю. Верные друзья, соратники, советчики, избранники богов, которые не могли изменить, всецело посвящая себя служению престолу, которые всю жизнь будут рядом... все, кроме Рэми.
Покачнувшись от неожиданно накатившей слабости, Мир оперся рукой о пол и вздрогнул, когда его ладонь попала во что-то липкое. Неосознанно отшатнувшись, Мир посмотрел на пальцы и ошеломленно прошептал:
— Кровь?
Кровь... Ее капли на книгах, ее пятна на рассыпанных вокруг листах и лужа за спиной, откуда? Нехотя обернувшись, Мир нервно сглотнул.
Замерло на мгновение сердце, вновь забилось, бешено, пытаясь выскочить из груди, когда дошло, наконец, до Мира — на чем лежала недавно его голова.
— Рэми, Рэми! — звал он, подползая к телохранителю.
Мир дрожащими пальцами стянул с запястья Рэми серебряный браслет, провел пальцами по покрытой синей татуировкой коже и отдернул руку... Знаки рода остались неподвижными, не отозвались на властное прикосновения, не зажглись синим сиянием, значит, Рэми мертв.
— Боги, почему я ничего не помню? — шептал Миранис, выдергивая кинжал из тела и переворачивая его на спину.
Глаза Рэми были закрыты. Кожа, обычно темная, как от загара, теперь вдруг стала бледной и цвет ее не отличался от цвета приоткрытых пухлых губ. Правую щеку испачкала запекшаяся кровь, и Миранис очень осторожно отлепил от кровавого пятна длинную черную прядь, отчаянно боясь прикоснуться к рваной ране. За все свои двадцать четыре года не чувствовал он себя так плохо, как сейчас.
— Почему я ничего не помню? — повторил принц.
Мираниса охватили боль, отчаяние, раскаяние, и страстное желание, чтобы мальчишка разлепил наконец-то свои пухловатые губы, выпалил очередную глупость.
— Рэми, держись... не уходи далеко, я тебя вытащу! — прошептал он и вздрогнул, когда скрипнула за спиной дверь.
— Мой принц, прости, но это срочно, — услышал Миранис и сразу же пожалел, что распустил одного из своих друзей, разрешив ему входить без доклада.
Медленно обернувшись, Мир увидел то, что ожидал увидеть: безумное удивление в голубых, обычно холодных глазах, мертвенно посиневшее лицо. Увидел, как покачнулся всегда державший себя в руках дозорный, как оперся старшой на стол, ошеломленно глядя на лежавшее перед Миранисом тело. Увидел и вскочил на ноги, подбежал к Арману, схватил за воротник, и зашипел:
— Очнись! О боги, очнись... Приказываю тебе, слышишь! Немедленно!
— Мир, что с моим братом? — дрожащим голосом спросил Арман, переведя ошеломленный, полный боли взгляд с тела на принца. — Что. Ты. Сделал. С. Моим. Братом?
— Арман, очнись! Слышишь меня, это очень важно! Сейчас ты возьмешь себя в руки, выйдешь из кабинета и сделаешь вид, что ничего не случилось.
— Боги... Мой брат...
— Арман, меня слушай! — настаивал Мир. — Арман, что б тебя! Ради богов, послушай меня сейчас и не о чем не спрашивай. В последний раз, слышишь! Дай мне время.
— Мир, что ты наделал! — все так же полушептал, полуплакал Арман, даже не пытаясь вырваться из рук принца. — Ты убил моего брата...
— Бредишь, Арман, — похолодел принц, и его второй раз чуть не вырвало — а ведь дозорный может быть прав, что если это он? И тут же возразил, сам не знал кому — себе, Арману ли:
— Я бы никогда, ты знаешь.
— Тогда скажи, кто? — выпрямился Арман, внезапно приходя в себя. Зато ослабел Мир, выпустил воротник Армана, сел тяжело на стул и вытер выступивший на лбу пот. — Скажи, кому мне мстить?
— Дай мне время.
— Сколько?
— До полуночи, — почти попросил Мир, специально повторяя слова, чтобы до ошеломленного дозорного дошел смысл... — Только до полуночи. Прошу, Арман. Ты будешь молчать до полуночи...
— Больше не выдержу. И в полночь ты отдашь мне тело брата и назовешь имя убийцы. Дай слово!
— Даю, — быстро согласился Мир, радуясь возможности хотя бы на время отделаться от Армана и от его боли. — А до полуночи ты никому не расскажешь об увиденном.
— Да, мой принц, — сквозь зубы выдавил Арман и вышел. Мир, вне обыкновения, его не остановил, и даже не подумал наказать за дерзость. Сейчас для него существовал лишь Рэми.
— Прибери здесь! — приказал Мир духу замка. Пятна крови исчезли, а книги заняли свои места на полках. — Перенеси нас в спальню Лерина...
Приказ исполнился мгновенно. А принц так и не заметил, что у камина все так же осталась лежать всеми забытая статуэтка богини любви. Даже дух замка почему-то ее не тронул.
Котенок заглянул в полуоткрытую дверь. Никого. Прокрался по ковру, притаился за ножкой стула и тщательно вылизал переднюю лапку. Он уже собирался прыгнуть на кресло, устроиться на мягких подушках, как заметил: у пахнущего теплом камина, лежало и искрилось в отблесках огня маленькое. Круглое...
Интересно... Подкрасться к вещице, осторожно, каждый миг приготовившись сигануть обратно в полуоткрытую дверь... не спускать взгляда с игры искорок на круглом, интересном. А когда это круглое уже близко — подпрыгнуть от неожиданного звука. Зашипеть... и все же не убежать...
Это всего лишь огонь в камине. Кошка-мать мурлыкала, что неопасный. Надо только не подходить слишком близко, не позволять себя лизнуть, тогда не опасный, греет, ласкает, иногда потрескивает и вкусно пахнет дымом.
Вновь прокрасться к вещичке. Застыть совсем рядом, приглядываясь. Понюхать. Не пахнет. Потрогать лапкой. Шевелится. Толкнуть. Катится. Испустить охотничий крик, прыгнуть, броситься следом, догнать и толкнуть сильнее! И еще, еще!
Весь день не могла найти себе места Аланна, пугая нервозностью харибу. Как ни старалась, не могла она избавиться от дурного предчувствия. Всю ночь снился странный сон: Рэми, что извивался в языках огня, крик Армана, зовущего брата, и весь день слышался в ушах крик жениха.
Не выдержав, она даже попробовала пойти в покои жениха, но Рэми там не было, а его "тень", Эллис, вежливо заметил:
— Мой архан на дежурстве. А вам я хотел бы напомнить о запрете принца.
"Почему принц запретил встречаться с Рэми? По какому праву?" — чуть не заплакала Аланна. До этого сна она еще могла спокойно переносить разлуку, зная: приблизится зима, вместе с первым снегом минует срок помолвки, и она официально станет женой Рэми. А тогда даже Миранис не сможет их разлучить.
Но дождаться того дня было очень сложно.
— Что-то передать? — голос хариба убивал сочувствием.
Аланна ненавидела, когда ей сочувствовали. Поняв, что выдала свои чувства, девушка раздраженно прикусила губу, неосознанно выпрямилась.
Боги, привычная с детства "держать лицо", она опозорилась перед харибом жениха из-за какого-то сна? Предчувствий? Узнают при дворе, стыда не оберешься.
— Когда он вернется, скажешь об этом моей харибе. Ничего больше, — сказала Аланна, ловя удивление в глазах "тени архана". И только потому не добавила: "...и что с ним все в порядке".
— Как прикажете, моя архана, — поклонился хариб.
Аланна чуть ли не выбежала из покоев Рэми и понеслась по запутанным коридорам замка. Лишь когда зашуршал под ногами мягкий ковер, приглушая шаги, она со страхом поняла, что забрела в личные апартаменты принца.
И как только дошла сюда, минуя стражу? Хотя да, стража в последнее время ее не трогает. Может, как невесту телохранителя принца, или как невесту любимого брата главы северного рода, Аланна не знала, да и знать, по сути, не хотела. Как не хотела замечать назойливой охраны, что наблюдала за каждый ее шагом вне замка.
Дверь в кабинет принца была приоткрыта и за ней тихонько пощелкивал поленьями огонь в камине. Стоило сделать несколько шагов, заглянуть осторожно внутрь, возможно, увидеть Рэми и успокоиться, но было страшно и стыдно. Преодолев искушение, Аланна чуть было не прошла мимо, как услышала доносившийся из кабинета странный шум.
Что-то покатилось по полу, что-то серебристое мелькнуло в проеме, потом показалось пушистое тельце, и Аланна поймала полосатого шалунишку за шкирку, прошептав:
— Боги, в покоях принца!
Котенок извивался, сопротивляюще верещал, вырываясь. Но Аланна, уже тихой тенью проносилась по коридорам, поглаживая бархатную головку безобразника. Отворялись перед ней двери, сгибались в низких поклонах дозорные, мягко покачивались тронутые сквозняком портьеры, и Аланна не уставала ругать себя за глупость. С Рэми все в порядке, несомненно, в этом замке не может произойти ничего плохого. Дух замка не допустит, магия, охраняющая повелителя и его семью, телохранителей — не допустит. А дурное предчувствие в груди... дурь, и ничего более.
Котенок постепенно успокоился, замурлыкал, его мордочка потерлась о ладони Аланны, потыкалась в подушечки пальцев в поисках молока, и, не получив желаемого, звереныш просительно мяукнул.
— Вот ты где! — девочка в коротеньком платьице вынырнула из бокового коридора так неожиданно, что Аланна чуть было не выпустила из рук несчастного котенка.
Веснушчатая девчонка спохватилась, неуклюже поклонилась. Ее личико потемнело в полумраке коридора от залившей его краски, а голос заметно задрожал:
— Прошу прощения, архана.
— Береги его, — ласково ответила девушка, отдавая котенка хозяйке. — Больше не отпускай.
Зина почти бежала по коридору, стараясь быстрее миновать опасную близость к покоям наследного принца. Она бы никогда сюда и не заглянула, только вот советник повелителя Ферин был на диво старомоден. Он не любил исполнительного и невидимого духа замка, зато любил молоденьких служанок и требовал от них большего, чем подача фруктов или смена постели.
В первый раз Зина попалась Ферину на глаза полгода назад. Тогда она была другой: "пышкой". Тогда к ней приглядывался ученик повара и все поговаривали о свадьбе. И тогда, ранней весной, увидела она во дворе замка стройного, разодетого в пышные одежды Ферина.
Говорили Зине умудренные опытом служанки — не показывайся на глаза арханам. Но девушка аж расцвела, когда приятно пахнущий советник повелителя обратил на нее внимание. А потом была долгая и страстная ночь: Ферин умел быть нежным. Когда хотел. И тогда он почему-то хотел.
Но минуло несколько лун. Ферин, позабавившись с пышкой, более не брал ее в постель, а глуповатая Зина мигом поумнела, когда сообразила, что ест за двоих.
Ученик повара все еще бредил о свадьбе, в то время, как его невеста отчаянно искала выход... Ее не слишком большого ума хватило, чтобы додуматься, куда пропадают некоторые "любимицы" Ферина. Зина знала, что домов забвения в городе много, девки в них от прихотей клиентов умирают быстро, потому молодой и симпатичной Зине там будут только рады.
