2. Ну, понеслось!

Моему возмущению не было предала!

Я решительно взялась за трубку. Надо сразу поставить этого типа на место! Телефон снова зазвонил. Вероятно, прервалась связь, и он снова набрал номер. Я сняла трубку.

— Если у вас есть еще требования, то потрудитесь разговаривать другим тоном... — сухо заметила я.

— Людмила Сергеевна? У тебя все в порядке?

— Ник?.. Извини меня. Да... в порядке... — я взяла себя в руки.

— Я всполошился, еще семи нет, а ты уже на работе...

Я вздохнула, накрутив спираль телефонного провода на палец:

— ... Меня попросили поработать сверхурочно...

— А-а... ну ладно... тогда пока.

— Пока.

Я молча кивнула, уложив трубку на рычаг, села за стол... Ничего делать уже не хотелось.

Был соблазн бросить все и уйти, но я сдержалась. Не дите, убегать от проблем. Я заставила себя достать список, и приступить к проверке...

Как и задумывала, около восьми часов утра, с готовыми документами, я постучалась в кабинет замдиректора в надежде, что Кирилл Борисович вышел. Мне хотелось положить списки на стол и уйти, но в ответ услышала тихое:

— Входите... — Великолепный шелковый галстук валялся мятой тряпкой на крышке ноутбука, пиджак сиротливо висел на спинке, рубашка была наполовину расстегнута, а взъерошенные волосы выглядели так, будто в последние несколько часов он без конца укладывал свою прическу пятерней. Кирилл Борисович, мягко стуча по губам карандашом, внимательно читал документ, лежащий перед ним. Кажется, он провел эту ночь за рабочим столом, пытаясь решить какие-то проблемы.

Я сухо поздоровалась:

— Доброе утро, Кирилл Борисович... — Он кивнул, не отрываясь от бумаг. Я сделала глубокий вдох, чтобы унять волнение и, открыв пошире дверь, направилась по толстому бежевому ковру к массивному столу директора.

Наконец он поднял глаза на меня и спросил:

— Сделали? — Я кивнула. — Давайте...

Протянув листок Кириллу Борисовичу, я отметила:

— Следующий раз попросите об этом кого-то другого...

— Не думайте, что вы бесплатно потратили свое драгоценное время, после получите сверхурочные... — строгим голосом пообещал Кирилл Борисович. — Мне на днях нужно будет встретиться с вами по этому делу еще раз.

— Зачем? Чтобы в очередной раз утвердиться во мнении, что я не подхожу для этой работы? — Я вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. В этот момент мне очень хотелось, чтобы он ответил утвердительно и, наконец, пояснил, чем же я его так не устраиваю! Мне не понравилось, что он ловко переключился на деньги, о которых я и не думала.

— Вы свободны...

Затевать скандал и выяснять отношения, доказывая, что он не правильно меня понял? Глупо. Я развернулась и ушла к себе в кабинет.

После обеда разложив счет-фактуры по папкам, я покончила с текущими делами, задумала дождаться Романа Николаевича с новыми документами, но он все не появлялся. Звонить не стала, раз не зашел, значит некогда.

Минут через двадцать пребывания в бездействии, я начала волноваться и чувствовать себя неуютно. От нечего делать проверила почтовые ящики в компьютере, удалила накопившийся спам, полила цветы, сделала себе кофе, но пить его не стала и, десятый раз взглянув в окно, решила разыскать Романа Николаевича сама.

Я легко выскользнула из своего кабинета и, цокая каблучками, пошла к начальнику за копиями, когда услышала какой-то возбужденный гул, доносившийся с первого этажа.

Романа Николаевича у себя не оказалось и мне пришлось идти вниз на его поиски.

Добравшись до середины лестницы, я увидела, что светлый, отделанный мрамором холл первого этажа полон служащих, которые, затаив дыхание на миг примолкли, чего-то ожидая, словно зрители в театре в ожидании выступления. На мысль о театре также наводила деловая и "не бедная" одежда сотрудников.

Да что тут происходит?! Сердце гулко забилось, я покрепче схватилась рукой за перила. В холле... дрались! Один из дерущихся, молодой брюнет с темными глазами, был мне знаком. Я часто видела его на пункте охраны.

Потрясенная происходившим, я остановилась, в шоке разглядывая непонятное "действо".

После медленно спустилась и подошла ближе к толпе, в которой уже заметила своего пропавшего начальника, Романа Николаевича, знакомых сотрудников и даже и.о. директора, который самолично растаскивал двух драчунов. Кирилл Борисович схватил темноволосого охранника за шею и с силой отодвинул от противника — широкоплечего мужчины в годах с проседью в волосах.

Это действие директора вызвало гул неодобрения в толпе, наши сотрудники, как и ожидалось, переживали за молодого брюнета.

Но тут случайно в толпе меня заметил Ник, как никогда явившийся на работу в черном деловом костюме, "изменив" извечному, спортивному. Он отодвинул соседей справа от меня, подступил вплотную и, склонившись, на ухо шепнул:

— Пойдемте, Люда. Шеф увидит — ругаться начнет.

Не успела я спросить: "Почему? Здесь весь офис собрался", как раздался ледяной голос Кирилла Борисовича, в котором проскальзывал настоящий рык:

— Людмила Сергеевна, у вас все дела завершены?

Скрывая жуткую неловкость от обращенных на меня любопытных взглядов, я неуверенно кивнула и, не теряя внешнего достоинства, направилась к себе. Нагнавший Ник, галантно взял меня под локоть и, вежливо поддерживая, медленно повел к лестнице, превратив постыдное бегство от сотен глаз в почти нормальное возвращение. За что я была бы ему даже благодарна, если бы не ощущала себя бредущей в свой кабинет под конвоем.

Переживая позор — я угрюмо молчала. В раздражении хотелось скинуть невесомую руку Ника, но он, как бы, сейчас был за меня, и я сдержалась.

Самое интересное, что меня откровенно взбесило, никого не шокировало поведение директора! В голове копились вопросы, щедро приправленные обидой. Если собрались все сотрудники, так почему он выставил только меня? Отчего никого не удивило его самоличное вмешательство в драку? И каким образом всем находящимся в холле было понятно, что я лишняя?

Мой провожатый тоже угрюмо молчал и только когда мы вошли в мой кабинет, запинаясь, будто обдумывая каждое слово, медленно произнес:

— Людмила, не расставайтесь так... Он больше шумит, чем делает, — уныло сказал начальник охраны, и сел на стул для посетителей, которых, впрочем, у меня и не бывало.

— А что, он еще что-то мне сделать может?! — вскинулась я, в удивлении посмотрев на собеседника. — Да я и не расстраиваюсь! Просто соберусь и уеду. Зачем мне расстраиваться?! — язвительно сказала я, опускаясь в свое кресло.

— Не надо уезжать! Скоро вернется Тео, простите, Федор Георгиевич с Дашей... — тихо произнес Ник, всматриваясь в мое лицо в попытке понять, серьезно я говорю об отъезде, или нет.

— Я поняла. Интересно, почему директора замещает этот... — поджав губы, с досадой спросила я, не зная как прилично назвать и.о. директора. — Я бы ему аквариумную рыку под надзор не оставила, не то что корпорацию...

— Тут такое дело... — Ник вздохнул и с неудовольствием потер лоб, обдумывая ответ. — У Кирилла Борисовича своя... свой бизнес, а тут он только потому, что дружит с Федором Георгиевичем, ну и... совладелец нашей компании... Поэтому он и драчунов растаскивал...

— А причем тут драчуны? — совсем потеряв нить его рассуждения, с удивлением спросила я, в недоумении откинувшись на спинку кресла.

— Это сцепились его и наш... охранники, а он не умеет как Тео... ну, дипломатично решать такие споры, вот и полез пояснять...

— Кулаками?! — излишне повысив голос, нервно спросила я, в голове что-то явно не сходилось. Ну ненормально это для такой организации, как и для его должности. Для этого специальные люди есть!

— Э... да, кулаками. Иногда только это и помогает! — Я недоверчиво на него взглянула, у начальника охраны строительной корпорации очевидные проблемы с риторикой.

— Что помогает?! Надавать подчиненным тумаков? — желчно спросила я, для успокоения укладывая на своем столе остро заточенные карандаши симметричным узором.

— Ну, он-то не дрался. Просто развел их, — неуверенно заступился Ник за босса. Чем вызвал мое крайнее неодобрение.

— Я смотрю — вы здесь все его любите... — не скрывая неприязни, заметила я, поднимая на него холодный взгляд. Дождевыми каплями загремели об пол скатившиеся с моего стола карандаши. Я не стала суетиться и собирать их, дожидаясь ответа.

— Конечно. Его все любят! — совершенно серьезно ответил Ник, смотря мне в глаза и абсолютно не реагируя на мое раздражение. — Он справедливый и добрый... Его невозможно не уважать.

Я устало опустила голову. Да, и даже Даша его любит. Тогда в чем дело? Что же я такого натворила, что "такой хороший человек" меня на дух не переносит?!

Ник вежливо попрощался и тихо вышел, а я размокшей медузой рухнула на спинку кресла и, качаясь в нем туда обратно, решила, что если бы не ежевечерние встречи с Максом*, здесь бы и дня не выдержала!

(подробности в "Ух началось!")

Глава первая. Загадок все больше.

После работы уставшая от тяжелых мыслей я забрела в "наше" летнее кафе под ярко красными тентами. Выбрав самый крайний столик, небрежно перекинула плащ через спинку соседнего кресла и села спиной к посетителям. Разглядывая стену ровно остриженных кустов, которые сейчас нежно цвели зонтиками из мелких розовых бутонов с медовым запахом.

По дороге с работы я почти каждый вечер заходила сюда, чтобы встретиться с Максом. Это местечко нашли еще мы с Дашей, и часто использовали, чтобы отдохнуть.

Но сегодня у меня не получилось расслабиться и попить любимый кофе, вместо этого я накрутила себя так, что вместо нормальной усталости после рабочего дня, чувствовала дикий прилив гнева и желание высказать накипевшие претензии нашему и. о. директора.

Мои пятки под столиком бесшумно, но угрожающе отбивали что-то агрессивное, если бы мне сейчас попался Кирилл Борисович, навряд ли он ушел отсюда таким же целым каким явился. Адреналин струился по жилам, побуждая, наконец навести порядок в своей жизни.

Ну, сколько можно терпеть?! Да и зачем?

Я сознательно пришла на час раньше договоренного с Максом времени, хотя могла пойти домой, переодеться и подготовиться, как положено перед свиданием. Но предпочла спокойно посидеть в толпе, где, как известно, самое неподдельное одиночество.

Но, к сожалению, я ошиблась и, вместо отдыха и успокоения накрутила себя так, что получила дикий гнев, подогреваемый воспоминанием о сегодняшнем инциденте с дракой.

Ужасно хотелось накричать на негодяя и высказать накипевшие недовольство и досаду.

Нервно покусывая губы, я жалела, что не грохнула кулаком о стол, когда он в очередной раз говорил мне гадости, а лишь сжала кулаки и промолчала. Но какой смысл сожалеть, как говорится, после драки кулаками не машут...

В сумке пиликнул телефон. Я нервно выдернула его из бокового кармашка и нетерпеливо посмотрела на экран, указательным пальцем нажимая символ сообщений на экране.

Дашка?! Дашка! С неподдельным умилением вздохнула, как это на нее похоже — прислать коротенькое сообщение, когда я тут извелась в ожидании новостей: "Сама себе не верю! Такого не бывает! Как ты?".

Хотя на главный вопрос, как она там, я ответ все же получила. Что тут скажешь? — думала я, улыбаясь. По слова Юльки, Даша, та самая подруга, которой в старости можно будет позвонить и заорать: "Ну чё, старая перечница, куда пойдём пенсию тратить?"

После сообщения Даши, напряжение, словно пружина сжавшая все внутри, наконец отпустило, стало легче и последние проблемы уже казались не столь мрачными. Я покачала головой, гнев на директора сам собой исчез, когда я полностью переключилась на мысли о скоропалительном браке Дашкинса...

Да, ей повезло. Конечно такие слишком серьезные мужчины, как ее Тео, не в моем вкусе, зато она от него без ума, а большего мне и не надо.

Так... А что надо мне?..

Вот иногда сидишь вечерами одна одинешенька и думаешь: "а ведь самое страшное, что ничего и не было и не больше не будет, никакой любви, ни радости. Когда в жизни есть только работа, от которой тошнит, и все, больше ничего...". Но посмотришь на счастливую Дашу, и как-то легче становится.

Надежда, что такое же счастье когда-нибудь будет и у меня — греет душу и дает силы жить дальше. А я сейчас, как никогда нуждалась в поддержке своей подруги, уныние от происходящего лишало последней радости. Сюда бы Юлю. Я позвонила подруге, но мне никто не ответил. Жаль, Юлька занята...

* * *

Когда до появления Макса осталось минут десять, заказав себе еще латте, которое здесь особенно удачно варили, я углубилась в воспоминания.

Думаю, проблемы с противоположным полом у меня начались с развода родителей. Сам момент как таковой я не помню, помню только, как безысходно рухнув у двери на пол, ужасно плакала мама. Сильно, тихо и так больно, больно... а когда я подошла к ней пытаясь приласкаться, она вцепилась в меня, с силой прижав к себе и почти заклиная, сквозь слезы выдохнула:

— Миленок, ты будешь умнее меня, правда?! И сто раз проверишь, чем соединишь свою жизнь не с тем человеком! Да? Да? Обещаешь?!

Я, поджав губки, от всей души ей пообещала проверять, усердно гладя маму по голове в такт своей дрожащей косичке. Я бы ей тогда, что угодно пообещала... В восемь лет дети понимают гораздо больше, чем думают взрослые.

После, моя жизнь почти не изменилась. Мама была рядом, помогала с уроками, возила в лагерь на море, покупала игрушки, красивые вещи как у подруг. Отсутствие отца я чувствовала, но как-то смутно, он и раньше в основном занимался самим собой. Я, конечно, смутно понимала, что чего-то не хватает, но конкретно чего, не могла.

Потом, мама не раз мне говорила:

— Мил, будь умницей. Даже когда принимают на работу, назначают испытательный срок — не меньше девяноста дней. Так почему избирая человека, которому отдают сердце, никто на это не смотрит?! Тот, кто к тебе относится серьезно, будет ухаживать, пока не добьется твоей любви, а кто просто развлекается — улетучится словно пар...

Я так и поняла, в близкую связь вступать нельзя, пока не проверишь отношение. Под разными соусами это подавалось мне как главное блюдо до момента, когда я уехала в соседний город и поступила в институт, а вернувшись, обнаружила в доме дядю Мишу, солидного мужчину с седыми волосами и добрыми глазами — видимо все же прошедшего "суровую" мамину проверку.

Дядя Миша на самом деле очень хороший. Он мило заботился о маме и пытался стать для меня родным, но вот дома мне стало как-то неуютно и с того момента я стала жить отдельно. Мама, наконец, была счастлива, этот брак компенсировал годы ее одиночества. Теперь я изредка навещала их на праздники, посылала подарки и старомодные открытки.

Зато у самой — все шло хуже некуда...

Я честно "проверяла" молодых людей до конца второго курса. Никто не выдержал "сурового испытания" — три месяца платонических отношений, что впрочем, меня не сильно задевало.

Мне исполнился двадцать один год, когда я сознательно решила нарушить мамину заповедь. С Алешкой мы сошлись примерно через месяц его красивых ухаживаний. Эх, кто бы мне тогда сказал, что мужчина должен поразить именно сердце, а никак не воображение... А в этом Леше не было равных: красивые слова, эффектные жесты, умение веселить...