Штольня под Ламмортом

— Смотри на меня. Отвечай: правильнее — для тебя? А почему ты считаешь, что заслуживаешь только самого плохого? Откуда у молодой симпатичной девушки такая железобетонная убежденность, что она не достойна ни красивых мужчин, ни хорошей работы? Почему ты убегаешь, едва на горизонте появляется намек на изменение к лучшему?

— Слушай, ты что, психотерапевт? — разозлилась я. — Чего ты ко мне прицепился? Мы идем к каналу, и идем! Я же ничего у тебя не выспрашиваю, так чего же ты пристал, как банный лист?! Что ты можешь обо мне знать?

— Призраки видят души, — тихо вымолвил он, ниже надвигая капюшон и шагая дальше мимо темных деревьев. — Души, а не оболочки.

Я опять остановилась, как вкопанная.

— То есть? Ты не видишь, как я выгляжу на самом деле?

— Наверное, именно это я и вижу, — не сумел удержать улыбку этот парень — и в этот момент показался мне одновременно и бесшабашным мальчишкой, и умудренным мужчиной... — И ты очень красивая, — вдруг серьезно закончил он.

Тут я поняла, что "товарисч", наверное, надо мной подшучивает.

— Врешь ты все, — грустно ответила я.

— Интересно... — протянул призрак. — А зачем мне врать?

— Хорошо, пусть не врешь. Но ведь люди видят как раз оболочки, — возразила я. — Вот ты, например. Если бы ты был настоящим...

— Ну вот, приехали, — снова развеселился этот невыносимый тип. — А я что, игрушечный, по-твоему?

— Живым, я хотела сказать! — выпалила я, взмахнув руками от возбуждения. — Ты бы на меня и не посмотрел! Потому что я уродина, потому что я бедная, а ты...

— И ведь ты даже не жалуешься... — задумчиво протянул призрак. — И никакого озлобления. Одна констатация факта... Да. Убежденность, смирение и немного горечи. И все. Бедная девочка.

Я насупилась и отвернулась. "Немного горечи"... Мне вдруг стало так невыносимо горько — от этих его слов, — что я против воли зашмыгала носом. Как на первой школьной дискотеке, когда ты, полная надежд, стоишь у стенки и постепенно понимаешь, что все мальчишки проходят мимо тебя, и никто не приглашает... И не пригласит.

Никогда.

— Эй... — я скорее интуицией, чем телом, ощутила, что он положил свою невесомую прозрачную руку на мое плечо. — Я не хотел тебя расстроить. Не плачь. Ну, не плачь... Пожалуйста. Прости.

Я судорожно вздохнула.

— Все нормально, — ответила я, вытирая слезы и оборачиваясь к своему необычному спутнику. — Момент слабости. А вот ты... Я тебя вижу таким, каким ты был при жизни...или это тоже...твоя суть?

Он улыбнулся и не ответил.

Мы вышли из калитки на набережную и спустились к темной воде, плескавшейся у гранитных ступеней.

— Здесь, — тихо и немного напряженно сказал призрак. — Мое тело вынесет сюда. — Он поднял голову и посмотрел на небо. — Через четыре с половиной часа... Пожалуйста, — он посмотрел на меня, и взгляд его говорил больше, чем могли бы сказать все на свете слова...

Я кивнула.

— Ламморт, да?

— Да, — почти беззвучно выдохнул он.

А потом к моему лицу словно подлетел мерцающий мотылек — его ладонь поднялась, нежно скользнула по моей щеке — я не почувствовала прикосновения, я всей душой ощутила эту волной накатившую нежность и благодарность — а потом он исчез.

Просто был — и нету.

Я какое-то время стояла, всматриваясь в темную воду, ожидая и боясь увидеть труп в глубине... Ничего. Правильно, он же сказал — спустя четыре часа. Я кинула взгляд на наручные часики, засекая время,— и медленно пошла обратно, на кухню.

Надо успеть перемыть всю посуду, а времени не так уж и много...

Щеки мои горели, и какая-то непонятная радость перехватывала горло, пока я бежала через темный сад, и потом, когда погружала тарелки в радужную, душистую, как ромашки, пену... И мысли были далеки от посуды... Руки механически делали привычную работу, но я вряд ли осознавала, что именно...

Он сказал, Ламморт. Что такое Ламморт? И что случится, если он вдруг провалится под землю?.. Имею ли я право просить о том, последствия чего не могу даже предугадать? Но я же обещала... Этот призрак — он такой добрый и такой несчастный... Разве может он просить о чем-то плохом?

Впрочем, откуда мне знать? Наговорить можно все, что угодно, с три короба! Навешать лапшу юной дурочке, как тот тип, в университете, из-за конспектов... Дважды на те же грабли? Призрак ничего же толком не сказал, только плел, что я, дескать, красивая! А я, кажется, уши развесила... Опомнись и посмотри в зеркало, если требуется! Дурь бабская эта наша, любим мы, как известно...разговорчики. А этот красавчик при жизни, надо полагать, и не таких, как я, уламывал... Ведь за что-то же его убили! Кто? И за что?

Стоп-стоп! С чего я взяла, что за что-то плохое? В самом деле, почему я уверена, что мне нельзя сказать, — просто хотя бы сказать! — что-то хорошее...искренне? Ну, хотя бы в благодарность? Пусть не поверю, но все равно приятно.

Ладно, красота и вежливость — не преступление. Допустим, призрак не солгал... Но разве это отменяет штольню под загадочным Ламмортом? Вдруг там люди погибнут? Из-за того, что одна девица оказалась удивительно честной?

А если не погибнут? А если — наоборот? Если там кто-то, очень дорогой призраку, обретет свободу? Я же ничего не знаю! Господи, боже мой, я же ничего...

Я села прямо на пол у раковины и уткнулась лбом в руки. За что мне это, мамочка, за что?..

"Это твое решение", — так он сказал. Но чтобы решать — надо знать! Как я могу?..

А вот так. Решай, исходя из того, что ты знаешь.

Постой! Скажи-ка, голубушка, не являются ли все твои возвышенные переживания о судьбах человечества обычнейшей софистикой? Дескать, не имею я права исполнять желание призрака, не могу на такое пойтить, блин, и исполню-ка свое... Дом, машину, круглый счет в швейцарском банке, внешность красы неписаной и прынца на белом коне в придачу? А? И ведь так просто и естественно...

Вот ведь как гадко выйти может.

Нет, если бы я уже не пообещала, а честно ответила: прости, прынца желаю. Так ведь пообещала... Что уж теперь лазейки искать?..

Так что мне теперь, всю жизнь тарелки прикажете драить и издали по мужчинам вздыхать?.. Хотя, солнышко ты мое, до сегодняшнего вечера ты как-то об этом не задумывалась. А теперь за чужой счет вздумала свои дела поправить?

Постой... Почему за чужой счет? Это же призрак, сволочь, за мой свои загадочные делишки обделывает!

"А вот и нет! — возразило мое проклятое рассудительное высшее "Я". — Это как подарок. Ты его уже подарила, а теперь хочешь обратно взять?.. Знаешь, как такое поведение называется?.."

Я только сейчас заметила, что до крови изгрызла костяшки пальцев. Дилемма, блин.

А никакой дилеммы на самом деле нет. Есть твое слово, вот и все... И, в конце концов, я что, без чудес не смогу свою жизнь построить? Неужели я настолько низко себя оцениваю, в самом-то деле? А вот уволюсь отсюда и устроюсь переводчиком в какое-нибудь издательство. Там же внешность не важна... А языки я знаю. В самом деле, руки опустила и нюни развела, да еще и на подлость чуть не пошла! У, слабачка!..

Ну, хорошо, разобрались. Не надо мне никакого желания... А только... Штольня под Ламмортом...

Люди...

А если... Если не загадывать — ничего? Совсем?

Да откуда мне знать — а вдруг из-за моей нерешительности кто-то погибнет? Хоть монетку кидай... Вдруг там замурован кто-то, и его этот обвал спасет? А вдруг наоборот?..

Черт!

Я вцепилась в волосы, словно боль могла привести мысли в порядок.

Что ж этот гад ничего не объяснил?!

Ламморт, Ламморт... Знать бы, что это такое...

Я посмотрела на часы, медленно поднялась и пошла к выходу. Исполняй желание, "фея"... Сбылась, что называется, мечта идиотки!

Светало. В предутреннем сизом сумраке вырисовывались силуэты деревьев, по земле стлался холодный осенний туман, и стояла несказанная тишина, какая бывает только утром.

Я поежилась в своей тоненькой курточке: от канала тянуло пронзительной, как мята, свежестью... Рука нащупала и стиснула в глубоком кармане прихваченные коробок спичек и средство для чистки напольных покрытий — которое надо "беречь от огня": надо же как-то сжигать тело...

Я только сейчас задумалась, как же сей процесс будет выглядеть.

"Никто не должен видеть. Сделай это над водой"...

Ох ты, задачка...

Тишина нарушалась только цоканьем моих туфель по асфальту. Дремали автомобили. Спали окна.

Я подходила к парапету. Сейчас я увижу спуск к воде и площадку лестницы... Сейчас...

Я старательно отводила взгляд.

Цок... Цок...

Цок...

За мостом разгоралась золотая полоска восхода.

Я остановилась над ступенями и посмотрела вниз.

Там, на мокром граните, лежало тело.

То есть, если бы я не знала заранее, что это именно тело, я бы, скорее всего, приняла его просто за груду темного сырого тряпья... Впрочем, нет. Ветер донес характерный запах. Я невольно поморщилась.

К горлу подкатил комок тошноты.

Ладно, никто меня за язык не тянул. Взялась за гуж...

Я медленно стала спускаться, изо всех сил цепляясь за перила. А потом приблизилась к трупу, ступая так тяжело, словно на моих ногах висели пудовые гири...

Милый, симпатичный мальчик, я так не хочу видеть, как ты теперь выглядишь на самом деле. Это так жестоко!

Я, не жалея колготок, опустилась на колени, прямо на мокрые камни, и осторожно, кончиками пальцев, потянула за черную болоневую куртку.

Странно, почему же на призраке был плащ?

Я нервно рассмеялась. Сознание цеплялось к деталям, только чтобы не воспринимать увиденное.

Вот не будет мне призрак в кошмарах сниться, а это — будет.

Труп перевернулся, тяжело и мягко шлепнувшись спиной на камни. Меня окатила волна смрада.

Под курткой податливо, как подтаявшая грязь, скользила и прогибалась плоть. Лица не было, только черная жижа. Жижа, слепившая светлые волосы... Там, на лбу, куда выбилась прядка.

Я лихорадочно зашарила в кармане в поисках спичек, не в силах более смотреть. В моих глазах стояли слезы. Над чем я рыдала? Над тем, что этот некогда живой и красивый парень мертв, и вот все, что от него осталось? Что он больше никогда не увидит солнца...вот этого восхода он не увидит, блин, и никогда больше не улыбнется, и никто не услышит его смеха, не увидит кусачих, бесшабашных искорок в его глазах? Никто никогда больше не вздохнет по нему... а я была последней, кто видел, каким он был... Каким...

Я неловко плеснула горючую жидкость на куртку, отчаянно чиркнула спичкой и, без особой надежды на успех, поднесла ее к телу.

И невольно отшатнулась.

Труп вспыхнул, будто облитый бензином. Голубоватое пламя танцевало на мертвеце и словно прорастало сквозь него, как прорастает трава. И тело таяло, растворялось в мерцающих сполохах. Через минуту на площадке ничего не осталось, даже костей. Только жирная сажа — и пепел.

Ламморт. Ламморт...

Моих волос коснулся холодный утренний ветер, летевший над каналом. В небе все ярче и шире сияла золотая полоска — как спина Феникса, готового взмыть ввысь.

Я зачерпнула полные пригоршни серого легкого пепла, теплого и пушистого, будто птенец, и, раскрыв ладони, пустила его в полет, доверив ветру. И ветер принял его на свои крылья и понес к горизонту — туда, где разгоралась заря...

— Пусть... под Ламмортом... появится штольня... — почти беззвучно шепнули мои спекшиеся губы, пока я смотрела вслед невесомому облачку, летевшему навстречу восходу.

Пепел развеялся, а на моих руках осталась черная сажа, и я долго отмывала ее, вернувшись на кухню.

* * *

Солнце жарило, топя асфальт как масло и раскаляя дома как гигантские жаровни. Чахлый ветерок умирал, запутавшись в пыльных кронах сада. Я стояла у калитки особняка и обменивалась вежливыми фразами с Татьяной. Закончилась моя последняя смена: я наконец-то решилась уйти отсюда в издательство, и завтра меня ожидал пробный перевод...

Сжимая узелок со своими вещами в руках, и не зная, кто я теперь: счастливый переводчик или безработная, — я улыбалась своей бывшей сменщице, у которой, как ни крути, все ж оставалась определенность в жизни.

Я ни слова не сказала ей о событиях той осенней ночи, а она не спрашивала. Я даже не знала, догадывалась ли она о чем-то или нет...

С тоской созерцая крыши автомобилей, я думала о предстоящем пути по нагретым улицам и мечтала о прохладе метро. Окатив нас с Татьяной волной жара, рядом остановился красный автомобиль — "Мицубиси", как я поняла, заметив его эмблему: "три рубина", — и вновь обернулась к Татьяне, собираясь произнести вежливое "до свидания"...

Но Татьяну как ветром сдуло.

— Здравствуй, — на мое плечо легла чья-то рука. Я обернулась.

Он стоял и смотрел на меня. Я сглотнула.

Те же жесткие складки в уголках рта, но в глазах стало меньше безысходности, и смешинки на дне — чуть кусачей, чуть смелее... И в волосах запутался ветер.

Волосы его были как кипящее в тигле золото. У меня возникло странное ощущение, что в них можно сжечь руку...

И весь в черном. Черная кожа — и по крохотной золотой заклепке на манжетах куртки — как брызги лавы...

Наверное, я все же обрадовалась этой встрече. Однажды оказав ему помощь, я, похоже, могу это сделать снова?..

Он внимательно и терпеливо смотрел на меня, и я поняла, что должна хоть что-то ответить.

— Привет, — прокашлялась я. — Что, не спится?

Он улыбнулся.

— Рад тебя видеть... — просто сказал он. — Пойдем. Ты мне нужна.

Я подняла на него вопросительный взгляд. Я готова была выслушать просьбу — но отнюдь не садиться в его катафалк!

— Пожалуйста, — он мягко потянул меня к машине, и я не сопротивлялась, хотя мне стало очень не по себе. Дверца защелкнулась, приятно заурчал кондиционер.

Алая машина. Алая, как кровь... Как огонь.

— Слушай, — залепетала я. — Если тебе нужно что-нибудь, ты просто скажи, я сделаю. Только не надо... Не надо...

Он повернулся ко мне.

— Чего не надо? — ласково спросил он. — Чего ты боишься?

Я сидела, опустив глаза. Он бережно взял меня за руку.

— Я не хочу, чтобы ты боялась, — он осторожно коснулся моей щеки, а потом приподнял мою голову за подбородок. — Что случилось?

— Что тебе нужно на этот раз? — тихо спросила я, глядя на него в упор. — Что тебе нужно от меня?

Он покачал головой, словно удивляясь моей недогадливости, и завел мотор. Мне хотелось спросить, куда он меня собирается везти, и хотелось выпрыгнуть — но я сдержалась. Он же сказал, что бояться нечего, так чего я трясусь, в самом деле?..

Хотя сказать можно все, что угодно...

Я молчала, уставившись на свои колени под простой рабочей юбкой из грубой ткани. Если бы он был живым... Я, может, и предположила бы, что ему нужно, хотя это было бы неслыханным самомнением. Но я слишком хорошо понимала, благодаря книгам и легендам, что требуется таким существам. Что же я сделала, создав штольню под Ламмортом?.. Благодеяние или преступление? Я же ничего не знала об этом призраке. Я же ничего не знаю до сих пор!