Немая певунья

— Ты удачно упала в воду, — сообщила женщина. — А мы могли бы со скал тебя не соскрести.

— А кто вы? — впервые заговорила я. И сразу же дотронулась до собственного рта, который складно говорил на чужом наречии.

— Сехшари. А ты — Татеана?

— Таня, — машинально поправила я.

— Все, что попадает в реку — наше. Можешь больше не опасаться тарров.

— А стоит опасаться вас?

Она покачала головой.

— Это — столица лесного государства, Физванна. Ты в гостях у лесного народа. Никто здесь не причинит тебе вреда.

— Но я — не отсюда! — шепотом сказала я. — Я совсем, совсем не отсюда! И...откуда вы знаете мое имя? Верните меня домой! Пожалуйста...

Сехшари сдвинула брови. Выражение ее лица стало таким, какое бывает у людей, разговаривающих с душевнобольными. Я ожидала от нее вкрадчивых, успокаивающих слов о том, что все будет хорошо и все в таком духе.

Но она просто пожала плечами.

— Ты потеряла в своем мире, но обретешь в нашем. Не бойся.

— Не бойся?! Что со мной сделали?

— Если я и могу дать тебе совет, то только один: забудь. Сейчас ты в Тиадаре.

— Тиадар, — повторила я. — А как же ...

— Того, что произошло, не изменить, — прервала она меня. — Ты либо принимаешь свою судьбу, либо погибаешь.

Я опустилась на подушки.

Действительно, почему я ничего не забыла? Так бы было куда проще...

— Если хочешь, можешь помыться, — предложила женщина. — Жизнь продолжается, несмотря на произошедшее. А пока ты будешь нежиться в воде, я попробую объяснить тебе, где ты оказалась...

Женщина помогла мне встать, провела к чану с водой и стянула с меня легкое одеяние, слегка покалывающее кожу. Я по-прежнему чувствовала себя дезориентированной, оглушенной событиями, поэтому позволяла женщине аккуратно омывать мое тело, касаться спины, боль в которой до сих пор была весьма сильна.

А Сехшари, тихонько посмеиваясь над моими ужимками и дрожью, говорила:

— Не надо так бояться, и уж тем более не стоит дрожать. Перемещения для тиадарцев так же обычны, как и переезд в другие места. Ничего с тобой плохого не случится, Таня. Тебе не повезло нарваться на тарров, а они, знаешь ли, особым терпением и лаской не отличаются.

Находишься ты в лесу. Мы зовем эту часть леса "Чащей". Поэтому и наш народ зовется "лесным". За пределами леса проживают, помимо нас, еще три священных народности. Надеюсь, ты с ними не встретишься...

Сехшари поняла, что я все равно толком ничего не понимаю, и вздохнула.

— Словом, добро пожаловать в Тиадар, Татеана.

Женщина указала мне на стопку одежды и пошла к выходу.

-Одевайся. Я скоро за тобой приду.

Я кивнула, но как только женщина покинула комнату, я уселась в воду и схватилась за голову. Все те слова, что мне говорили тарры и эта Сехшари, вылетели из головы. Остались только ощущения — паника, страх, боль. Спина... Боже, как больно! Я попыталась прощупать позвоночник, но не касания приносили боль.

Она концентрировалась где-то внутри, и пульсировала, расползалась вверх. Я глупо захныкала, и стала разглядывать свои руки, ноги, живот. Удивительно, но синяков на теле почти не оказалось, как и других следов какого-то воздействия. Болела только спина, да немного правая рука.

Они хотят уверить меня, что я нахожусь в каком-то Тиадаре. Они хотят, чтобы я вот так спокойно приняла этот факт? Реально ли все это? Вдруг, меня просто накачали наркотиками и куда-то увезли, и все, что сейчас происходит — это мои галлюцинации? Но почему тогда так больно? Почему все ощущения мне кажутся настолько реальными?

Я вылезла из чана, прошлепала по полу, оставляя влажные следы. Головокружение, слабость во всем теле, голод... Стало прохладно и я начала вытираться оставленным для меня полотном. Ткань быстро впитала влагу. Выжав волосы, переодевшись в серенькое платье до колен и сапоги из мягкой кожи, я уселась на ложе и постаралась сконцентрироваться.

Что происходит? Что делать? Где я, в конце концов? Что за Тиадар? Что за лесные?

Сехшари бесшумно вошла в помещение. Мне показалось, что все это время она и не уходила, оставаясь за дверью. Быть может, она просто следила за моей реакцией, как я себя поведу: не утоплюсь ли, не расшибу ли голову о мрамор.

— Идем, — сказала она ласково, и сразу же повернулась ко мне спиной.

Мне ничего не оставалось, как следовать за ней.

Здание, в котором мы находились, оказалось многоэтажным. Длинный светлый коридор, несколько дверей, витая узкая лестница, ведущая вниз. Я качалась от слабости, но продолжала следовать за быстро идущей женщиной. Она не давала мне возможности оглядеться. У выхода из дома нам встретились несколько человек в простых одеждах, со светлыми волосами. Все они почтительно уступили путь Сехшари и с жадным любопытством уставились на меня.

Я оглянулась на дом, из которого вышла. Это было прямоугольное здание с узкими, но частыми окнами, высотой примерно с трехэтажный дом. Из мрамора. У входа стояли две колонны.

Здание белело среди зеленой листвы, привлекая к себе внимание. Я не могла угадать, что именно это были за деревья, но они были схожи с нашими соснами. Встречались и лиственницы, и пихты. Расстояние между стволами допускало лишь тропинки, которые вели к полянам. Там были выстроены многочисленные дома из белого мрамора, только поменьше; одно из зданий было с колоннами. Казалось, просто парочку плит положили друг на друга, продолбили окна — вот и дом. Но подальше я заметила деревянные дома, чем-то похожие на наши русские избы. Только крыша у них была плоской и прямой. Неподалеку располагались загоны для скота.

Сехшари отвела меня в самый большой дом, с колоннами. От постройки так и веяло величием. Мрамор словно был покрыт серебристой изморосью, высокие окна увиты плющом. Только деревянные двери выглядели массивно.

Проходящие мимо нас люди казались приветливыми, спокойными и совсем не походили на тарров — может быть, из-за более хрупкого сложения. Здешние жители отличались светлыми волосами, узким разрезом глаз и небольшим ростом. Одежда — рубашки, куртки, брюки, платья до колен — выглядела довольно невзрачно и потрепанно.

Они шептались, показывали на меня пальцами и смеялись. Впрочем, стоило Сехшари на них неодобрительно взглянуть, как смешки стихли. Чувствуя себя каким-то ярмарочным клоуном, я зашла за лесной дамой в помещение. Внутри оказалось совсем не так красиво, как снаружи — просторное помещение было заставлено длинными столами из старого, потрескавшегося мрамора и такими же древними скамьями. Из углов тянуло сыростью; на тонких полках догорали свечи. Ничего такого, чем можно восхищаться.

Здесь лесные ужинали — помещение подходило для того, чтобы зваться столовой. У стены располагался стол, рядом с ним стояли люди и предлагали блюда. К этим столам подходили лесные, ножом вылавливали кусочки поаппетитнее и отчего-то плевали рядом с этими подавальщицами. Большинство просто подходило к столам, выбирал из мисок, что приглянется и с тарелкой, в которую клали ужин, подходили к столам. В основном лесные во время ужина пользовались ложками и ножами, но и вилки я заметила — точь в точь такие, как у нас. Кто-то, устроившись в углу с приятелями, что-то обсуждал.

Сеха величаво кивала в ответ, когда к ней подходили, и с улыбкой смотрела на меня, забавляясь моим видом. Ей преподнесли на расписном подносе кусок пирога, и она великодушно предложила его мне. Из вежливости я взяла пирог в руки, но не смогла проглотить ни куска — просто не лезло в горло.

— Чувствуй себя, как дома, — словно насмехаясь, проговорила она. — Хочешь есть — иди и ешь. Можешь присесть, где пожелаешь. Никто тебе и слова дурного не скажет. Лесной народ гостей привечает.

Еще раз улыбнувшись, женщина отошла. От Сехшари исходила странная аура силы и надежности. Она выделялась среди своих людей, как богиня, принявшая человеческий облик — вроде и заурядна, но суть не скрыть.

А я, находясь в просторном зале, в окружении людей, с любопытством на меня косящихся, еще отчетливее почувствовала начинающую меня душить панику.

— Светлых дней тебе, — то и дело слышала я от лесных. Когда-то я видела по телевизору передачу про то, как африканца из незнакомого с цивилизацией племени отправили в большой город. Он с ужасом косился на небоскребы, пугался машин и более всего опасался людей, которые всем своим видом пытались ему показать, что ему нечего бояться. Сейчас я чувствовала себя точно так, как и тот африканец. Это повсеместное лицемерие меня убивало — я не хотела, чтобы меня воспринимали как диковинку. У тарров в этом отношении было куда легче...

Ко мне подкрался молодой человек в порванной рубашке. На его лбу виднелась свежая царапина, а длинные волосы были растрепаны. Меня смутило, как бесшумно он подошел — будто материализовался из воздуха. Он отобрал у меня пирог, и откусил от него хороший кусок.

Продолжая жевать, он направился к одному из столов

-Эй! — возмутилась я и сразу об этом пожалела. Мое невинное "эй" вышло слишком уж громким, обиженным.

Лесной обернулся, смерил меня взглядом с макушки до пят. Я в отместку разглядывала наглеца. Лицо острое и скуластое, губы тонкие, раскосые серо-зеленые глаза. Волосы, правда, очень хороши — платиновые, почти белоснежные, и лежат так хорошо, словно молодой человек долго их укладывал. По сравнению с таррами невысок и тщедушен. Считается, что красота — это черты лица, приближенные к идеалу. Но я встречаю уже второго мужчину на Тиадаре, который совсем не красив по земным меркам, но в то же время, от него не оторвать глаз.

— Здесь нет ничего твоего, — заявил он, глядя на меня с презрением.

Будто я и сама этого не знаю! Но эта фраза меня порадовала — напомнила, что все-таки здесь имеются нормальные люди. Признаться, благодушие лесного народа меня нервировало, поэтому откровенная неприязнь этого человека нисколько меня не расстроила. Можно даже сказать, приободрила.

— Невежливо, Талас. — За его спиной появилась Сехшари. — Это наша гостья, и ты должен быть вежлив с ней.

— Я ее даже не знаю, а уже что-то должен?

— Не перечь. Мало того, что ты снова все сделал по-своему, — женщина смерила его взглядом, — так ты еще и обижаешь нашу маленькую гостью.

— Но ведь цель достигнута, — отозвался он. — Разве вас интересует, каким образом? Я просто немного развлекся.

Сеха какое-то время изучала нахального парня, а потом сообщила:

— Вижу, тебе нечем заняться, и мои задания вызывают у тебя только скуку. В таком случае, пригляди за этой девушкой. Отвечай на все ее вопросы. Следи за тем, чтобы ей было удобно, чтобы она хорошо питалась. И улыбайся.

Молодой человек замер, и не нужно обладать экстрасенсорными способностями, чтобы понять, что он сейчас думает о Сехе, ее задании и обо мне. Поздравляю, Таня, ты обрела своего первого врага!

— Мне не нужна такая опека, — обратилась я к женщине, чувствуя, что вот-вот разревусь. — Я все равно чужая, и никогда не стану такой, как вы. И уж точно ваши улыбки не помогут.

Сехшари посмотрела на меня холодно.

— Это Чаща, девочка. Здесь принято относиться к гостям с добротой, и мне жаль, если тебе привычнее грубость тарров.

С этими словами она развернулась и ушла, оставив нас вдвоем.

— Как тебя зовут? — спросил лесной и как-то брезгливо на меня посмотрел.

— Татьяна.

— Что за варварская кличка? — сморщился он. — Ну-ка, повтори.

Я оскорбленно поджала губы.

— Таня. Та-ня.

— И того хуже,— констатировал лесной. — Будешь зваться Теаной.

Я ревела по ночами. Навзрыд, во весь голос. Мне казалось, что разлуки с родными я не переживу, и скоро погибну. Лесные слушали мои завывания и веселились, по этой причине утром я частенько голодала, лишь бы не выходить из своей комнатенки. Я, атеистка, молилась о том, чтобы меня вернули назад или дали какой-то знак, что все правильно, что это просто испытание, которое я должна пройти.

Но слезы кончились, и тогда я начала злиться. Со мной поступили жестоко и несправедливо. Мне причинили сильнейшую боль — и физическую, и душевную. Я не раз и не два ловила себя на мысли об очередном самоубийстве, но в последний момент всегда перевешивала злоба. И эта злоба довольно быстро переросла в глухую, зеленую тоску. Я жила, как амеба — ничем не интересовалась, ни о чем не мечтала. С тем, что я теперь одна, невесть где, в окружении скалящихся аборигенов я уже смирилась.

Мне казалось, что я никогда не привыкну к тому, что вокруг нет привычных высоток, улиц, рекламы, машин. Нет ни электричества, ни водопровода, ни других благ цивилизации. Нет зубной пасты, косметики, крема, чтобы увлажнить кожу — только мыло, резко пахнувшее травами. Еда — без консервантов, без загустителей, приправы — мягкие, почти безвкусные. И сами продукты портятся быстро. Мне пришлось привыкать к жирным, не очень соленым супам с травами, похожим на крапиву, к жесткому жилистому мясу, к рыбе, от которой меня потом рвало. Предпочтение я отдавала пирогам — с ягодами, с грибами, с мясом, и обычному молоку. Еще я очень скучала по мягкому, красивому нижнему белью — здесь его заменяли панталоны изо льна. Грубая ткань, из которой здесь шили платья, царапала кожу и в целом была неудобна.

Иногда казалось, что я не покидала Землю — просто переехала куда-то в Сибирь. Как городская жительница, я с трудом привыкла к тому, что небо зачастую не разглядеть за нависшими ветвями деревьев, за шиворот постоянно заползают жучки, а туалетом для лесных служат ближайшие кусты. Словом, лесное государство, которое здесь звали просто Чащей, по сути, было огромной деревней в лесу.

Физванна в переводе "Светлая Чаща". Люди, что проживали здесь, относились ко мне как к ребенку, помогали в чем-то, но чаще издевательски смеялись. Они мало чем отличались от моих соотечественников, если не считать разреза глаз, их нравов и поведения. Сехшари, наместница лесных, не проявляла ко мне интереса. За мной должен был приглядывать тот лесной, Талас. Но он, как и наместница, попросту меня игнорировал.

Как-то, выходя из дома, я увидела своего "опекуна". Он сидел на лавке и задумчиво смотрел вперед. В руках у него была странная круглая штуковина, которую лесной спрятал при моем появлении.

Я, намереваясь показать всем свои видом, что не нуждаюсь в чьей-либо помощи, прошлась перед ним. А лесной, по своему обыкновению весь исцарапанный и потрепанный, вдруг остановил меня жестом.

— Ну, чего тебе? — недовольно спросил он.

— Ничего! — свирепо ответила я. Вспомнилось, как я пообедала грибами, которые мне предложили подавальщики. После той трапезы я едва не отбросила концы, а когда, наконец, смогла подняться на ноги, узнала — оказывается, Талас предупреждал меня, что эти грибы в большом колчиестве есть нельзя. Сеха негодовала, что я чуть не умерла, и подавальщиков потом избили так, что один из них остался калекой.

А когда я увязла в ближайшем болотце, меня вытащили женщины. Когда я нечаянно угодила в ловушку для чужаков, меня освободил какой-то старик. Словом, мне мог помочь кто угодно, но только не приставленный специально для этого Талас.