Немая певунья

Пролог

... Я открыла глаза.

Первым осознанным ощущением была боль в спине. А еще — слабость. Глаза слезились, из-за чего картина окружающего мира была расплывчатой. Единственное, что удалось понять — нахожусь за городом. Совсем рядом шумит вода, ступни скользят по влажной почве. Я задрожала от холода и прижала ладони ко рту, стараясь их согреть.

До чего же холодно!

Наконец, зрение прояснилось.

Краем глаза я уловила чье-то движение. Обернулась, отчего тоненькая полоска ткани, составляющая единственный предмет одежды, натянулась.

Трое. Женщина лет тридцати, в сером деловом костюме; высоченный парень с всклокоченными русыми волосами, и мужчина лет пятидесяти, напоминавший нашего преподавателя по зарубежной литературе. Они стояли и смотрели на меня, как на внезапно ожившего покойника.

— Видите, — указал на меня "профессор", обращаясь к своим спутникам. — Она помнит.

Женщина подскочила. На ее холеном строгом лице отразился настоящий ужас.

— Как?!

-Сыворотка работает, — продолжая изучать меня, молвил мужчина. — Она очнулась самостоятельно. Встала, услышав нас. "Акклиматизация" прошла великолепно. Думаю, такая мелочь, как воспоминания, не помешают делу.

Молодой человек в обтягивающем сером костюме, переливающемся серым, покачал головой.

— Так нельзя. Лучше вернуть ее домой, пока не поздно.

— Я не могу воздействовать на нее снова — не выдержит, — возразил пожилой мужчина. — Пусть помнит. Повторюсь — делу это не помешает.

— Не помешает, — согласилась с ним женщина.

Я хотела что-то сказать, но не смогла оформить мысль. Голова словно набита ватой, а мыслительный процесс заторможен. Пришлось ориентироваться на ощущения. Молодой человек — как мне показалось — был ко мне расположен, в отличие от остальных.

Я посмотрела на него с беззвучной мольбой.

Произошло что-то неправильное. И он — я видела! — может сделать все, как было раньше. Но молодой человек отвел глаза.

— Прости...

Глава 1

Это была обычная суббота. Помню, я пошла в магазин за новой мышкой для компьютера. В карманах джинсов были сунуты мятые пятьсот рублей. Стояла поздняя осень, но я была в кроссовках и легкой куртке. Волосы скручены в гульку на голове, в ушах — наушники. Может быть, поэтому я не услышала, как рядом притормозила машина. Но убежать я бы все равно не смогла. В одно мгновение меня втянули в салон и закрыли рот. Помню, как в шею вонзилась тонкая игла, а мир завертелся перед глазами...

Потом был гул. Долгий, невыносимо давящий на барабанные перепонки.

Меня уложили на стол, тщательно осмотрели и сделали что-то со спиной. Наверное, именно туда и ввели ту сыворотку, про которую говорил "профессор". Удивительно, как я не умерла от болевого шока! Помню, прокусила губы, а глаза чуть не лопнули от напряжения.

Затем в лицо ударил свет, и я забыла про боль, терзающую тело.

Очнулась уже на холодной земле, одетая кем-то в тонкую полосочку ткани, едва прикрывающую тело.

* * *

Я никогда не умела притворяться спящей. К сожалению, и настоящий сон у меня был очень чуткий, так что, когда покрывало откинули, я вздрогнула, выдав себя.

— Вставай!

Я задрожала, съежилась, и глаза еще крепче зажмурила. Ой, мама! Что-то сейчас будет! Меня одним движением подняли, словно котенка, встряхнули и поставили на землю, где колючка алчно впилась в ухоженную ступню.

Вокруг, куда ни кинь взгляд, простиралась бесконечная степь с редкими пучками кустарника. Первой моей мыслью было — Казахстан! Там у меня проживала подруга, и я пару раз ездила к ней в Астану. Вот только... вот только что мы делаем в степи? Я приметила скалу, разломленную надвое, издали казавшуюся серо-багровой, и людей. Меньше всего они походили на казахов. "Варвары!" — истерично подумала я и вдруг вспомнила самое главное. Меня запихнули в салон авто, что-то вкололи, а потом... а потом была странная троица. Мамочка! Меня похитило НЛО! Я пошатнулась, испытывая ни с чем не сравнимый шок. Даже стоять было сложно — ноги подгибались, страшно болела спина и в висках стучало. Плюсы в данном положении? Похитили люди, а не какие-нибудь насекомые или того хуже!

— Смотри на меня.

Вблизи обитатель здешнего мира — а я уже понимала, что не на Земле — показался мне викингом, по крайней мере, таким, как их изображают в фильмах и книгах. Массивное телосложение. Резкие, неправильные черты лица. Рыжие волосы. На необъятной груди рубашка серого цвета, в центре которой кожаная вставка. Я уставилась на его ботинки из темно-коричневой кожи.

-Смотри! — рявкнул он.

Я вздрогнула и послушно подняла глаза.

Великан отшатнулся от меня, и в его глазах я различила страх. Предсказуемая реакция. Чтобы не говорили окружающие про мои "особенные" глаза, они их все равно пугали и сбивали с толку.

— Будешь слушаться, — сказал он, наконец.

Я озадаченно смотрела, как двигаются его губы. Ощущения, как если смотришь фильм с субтитрами — смысл понимаешь, но все равно язык чужой.

К великану подошел еще один мужчина. Этот был помельче, и на груди его не было пластин. Обычная кожаная куртка, под ней — рубашка, крашенная в светло-коричневый цвет, украшенная галунами. Суконные штаны, прихваченные поясом. Длинные сапоги с перепачканной грязью подошвой.

— Ты никогда раньше не видела обуви? — усмехнулся он.

Если великан разговаривал медленно и односложно, то этот молодой мужчина говорил быстро. С большим опозданием я расшифровала слова, будто в моей голове стоял особый декодер. Хотя, кто знает — может, так и было?

К слову, я оставалась почти обнаженной. На коже загар — последнее напоминание о пролетевшем лете. Великан что-то пробурчал и отошел в сторону, к остальным. Я заметила, что все эти люди были одеты в штаны и сапоги, и у большинства были рыжие волосы. Одна женщина, что стояла ко мне ближе всех, презрительно что-то сказала. Вокруг все рассмеялись, включая того, что меня разглядывал.

— Тарры, — пояснил он, — мы живем в степях Ахараль. Теперь и ты будешь жить с нами. Я — Килктур. Как назвали тебя?

Я осмелилась посмотреть в его лицо.

Этот был как раз тот случай, когда некрасивые по отдельности черты лица соединяются в удивительно привлекательную комбинацию. Длинный нос с горбинкой, искривленная линия рта, маленькие, но яркие глаза. На лоб падают золотисто-рыжие волосы. Я заметила, что правая ладонь мужчины обезображена шрамам — будто руку терзал дикий зверь.

Наверное, для собственного благополучия, следовало отвечать сразу и ни в коем случае не сопротивляться, что бы они не делали со мной. Но я не могла заставить себя открыть рот и сказать что-то — до того была потрясена. Мой разум раскололся на две половины: одна полагала, что происходящее — сон, а другая твердила, что все это реальность.

Килктур покачал головой и крикнул женщинам, чтобы меня покормили и переодели. А я продолжала качаться из стороны в сторону, собирая разбегающиеся мысли.

Через некоторое время я сидела вместе с детьми тарров и хлебала суп из небрежно слепленной тарелки — или кружки — сразу не разберешь. Похлебка была сытная, с плавающими крупными кусками мяса и лука, приправленная травами. Слишком жирная, но вряд ли я могу отказаться.

Пока я давилась супом, тарры методично обсуждали мое появление, а их дети беззастенчиво дергали меня за волосы. Я делала вид, что мне абсолютно не интересно, что про меня говорят. А на самом деле переживала столько разных чувств, что никак не могла определиться — рыдать или радоваться, что осталась жива. За последние сутки — в моем понимании — я успела побывать в космосе и "переехать" на другую планету. Зачем? Наверное, этого мне знать не позволено.

Я отложила плошку в сторону. Одно хорошо — здесь нет серых человечков, насекомоподобных инопланетян и киборгов. И планета очень похожа на Землю — здесь действуют те же законы физики. Животный и растительный мир также очень похож на земной — по крайней мере, я видела лошадей, птиц и разделанные заячьи тушки.

И люди. Тарры отличались крепким, если не богатырским, сложением и огненными волосами. Одежда их была небрежна, кто-то и вовсе не задумывался о том, чтобы обуться или причесаться. Разместились они прямо под открытым небом, хотя немного ниже я заметила и несколько домов, больше походящих на юрты. Рядом с ними были загоны для скота; вдалеке пасся табун лошадей.

Та самая таррка, что смеялась надо мной, ткнула в мое плечо пальцем. Ростом я ей уступала значительно, формами — абсолютно проигрывала.

— Немая?

Я отчаянно закивала. Так меньше проблем...

Она провела меня по склону к одному из домов-юрт и заставила мальчика с чумазым лицом, который, видимо, спал там, раздеться. Таким образом, я получила одежду — колючие шерстяные штаны, льняную рубашку, перепачканную грязью и воняющую потом, а также ботинки, сделанные из шкуры какого-то животного, также испускавшие не самый приятный аромат. Носков и нижнего белья, конечно, мне никто не стал предлагать.

— Слушай меня, — забавляясь моим растерянным видом, произнесла она. — Разноглазая девочка. Если не будешь меня слушаться, то тебе будет очень-очень худо.

Я кивнула.

Женщина показала мне на юрту.

Я, стараясь не выказывать ни одной эмоции, проползла внутрь и стала слушать ее объяснения. Что я должна буду делать каждый день, и что не должна. Хочешь или нет, но нужно подстраиваться и выживать. Что в данной ситуации означает — соглашайся со всем и не вздумай спорить. Если я буду вести себя таким образом, меня будут кормить. А это уже хорошо — потому что о выживании в диких условиях я не знаю совершенно ничего.

Вот только на деле все оказалось куда сложнее.

Под конец дня я еле могла ходить. Таррка заставила меня таскать воду для скота. А, чтобы набрать воды, следовало долго спускаться по обрыву, и не отставать от детей. Все они были крепкими и бойкими, и совсем не удивлялись тому, что рядом с ними странная чужачка, которая, к тому же, выглядит как призрак — такая же несчастная и измученная. Итак, мои ладони были изодраны в кровь, ноги натерли грубые ботинки, а спина продолжала болеть.

На пятой ходке я не выдержала и свалилась.

Мне стало безразлично, что сделают со мной тарры за такое открытое неповиновение. Боль концентрировалось где-то в середине спины, и с каждой минутой становилась все сильнее, будто вгрызаясь во внутренности. Ныли виски, закладывало уши. Меня тошнило.

— Так быстро сдулась?

Килктур — один из тех, при виде которого тарры старались вести себя повежливее, весь день следил за мной. За тем, как я ем, как я пью, как я волочу ноги и выдаю стоны, один протяжнее другого. Наверняка, оценивает — гожусь ли я на роль работницы? Мужчина присел рядом со мной и с любопытством заглянул в лицо. Его рука коснулась моей щеки — я дернула головой.

— Так и быть, разноглазка. — Протянул он. — Сегодня можешь отдохнуть, но завтра тебе не будет пощады.

Его руки поднырнули под мою спину и подняли — так легко, словно пушинку. Поначалу я даже не поняла, что произошло, а потом вскрикнула. Не знаю, что там с моей спиной, но боль просто адская. Я попыталась вывернуться из лапищ тарра, но это причинило еще больше боли, и я заорала так, что на меня стали показывать пальцем.

-А, так ты все же можешь говорить, — усмехнулся он. — Запомни, что я скажу. Твоя жизнь куплена. На данный момент она принадлежит мне, как главе этого клана. Мне безразлично, кем ты была раньше. Сейчас ты — в Тиадаре, в наших степях. Не подчиняться моим приказам — значит, умереть. Живи или умирай. Выбор прост.

Его слова едва доходили до моих ушей. Я просто дрожала, изнывая от боли и неизвестности. И в данную минуту... я бы предпочла смерть. Только бы не чувствовать этой боли! Только бы все прекратилось! Но боль стихла лишь тогда, когда меня швырнули в одну из юрт, небрежно, точно куль с мукой. Приняв удобное положение, я тихо захныкала и незаметно провалилась в сон. Впрочем, и сном это тяжелое, нервное состояние было нельзя назвать — я лишь прикрыла глаза и открыла их, когда все вокруг стихло. Вокруг меня, как оказалось, спят дети. Таррские, рыжие, длинноногие и очень развитые для своего возраста. Они мирно спали, раскинув руки и ноги во все стороны. Первым делом я закрыла рот рукой. В глубине души еще томилась слабая надежда, что все приходящее — дурной сон. Но нет. Юрта. Сквозь плотную ткань проникает первый робкий луч солнца — такого же, как и на Земле.

Я осторожно встала, стараясь никого не разбудить.

Каким-то чудом мне удалось пробраться к выходу и не нашуметь, хотя координация у меня сейчас была немногим лучше, чем у коровы на льду.

— Куда? — услышала я грозное.

И подскочила.

У юрты стояло несколько тарров. Обычные мужчины, занятые полезным делом — точат ножи. У каждого пластины на груди, и каждый будто для устрашения выставляет напоказ свои мускулы. Отлично осознавая, что им просто весело пугать меня, я все равно онемела от страха. Они — чужие! Кто знает, может, они какие-нибудь каннибалы? Один из них решил напугать меня — и резко выкинул нож вперед. Лезвие остановилось в каком-то сантиметре от моего горла.

Это была последняя капля. Нервы не выдержали, и я как заяц, скачками, понеслась к скале, разломленной надвое, будто там мне удастся спастись.

Меня сопровождал смех и улюлюканье — какая-то коза в загоне громко мекала, будто ругая меня: "Даже и не пытайся, дурочка, от них не убежать!" Тарры были позади, вот-вот догонят. Только они не ожидали, что я подбегу к самому обрыву. И не ожидали, что прыгну.

По правде сказать, я и сама от себя не ожидала.

* * *

— Просыпайся.

Первым делом я пошевелила руками и ногами — кажется, двигаются. Значит, падая, я не разбилась о камни. Затем приоткрыла один глаз — сидевшая рядом со мной женщина была совсем не похожа на таррку. Ей можно было дать лет тридцать пять или же пятьдесят — очень ухоженные пятьдесят. Лицо располагающее, загорелое; сеточка у морщин у глаз говорит о том, что она много смеется. Черты лица резкие, уголки серо-зеленых глаз опущены вниз, что придает ее лицу добродушно-печальное выражение. Пепельно-русые волосы уложены короной на голове. Одеяние — светло-коричневое платье до колен. Ноги обуты в короткие сапоги из мягкой кожи.

Женщина откровенно забавлялась, наблюдая за мной.

— Я тебя не съем, девочка.

Я протерла глаза и приподнялась над ложем. Помещение, в котором я нахожусь — просторная комната, пронизанная солнечным светом. В углу чан с водой и мочала с мылом; рядом, на табурете, стопкой лежит одежда в коричневой гамме. Пол выложен плитами, каждая третья украшена узорами. А вот потолок и стены — сплошной мрамор с вкраплениями других цветов.

Казалось бы, от этого камня должен исходить холод, но мне было тепло и как-то спокойно.

— Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросила женщина, и поглядела в мои глаза, словно пытаясь в них что-то отыскать.

Я по привычке отвела глаза. Не только потому, что смущаюсь. Один глаз у меня темно-карий, другой — ярко-голубой. По этой причине люди всегда смотрят на меня, как на диковинку.

— Ты удачно упала в воду, — сообщила женщина. — А мы могли бы со скал тебя не соскрести.

— А кто вы? — впервые заговорила я. И сразу же дотронулась до собственного рта, который складно говорил на чужом наречии.

— Сехшари. А ты — Татеана?

— Таня, — машинально поправила я.

— Все, что попадает в реку — наше. Можешь больше не опасаться тарров.

— А стоит опасаться вас?

Она покачала головой.

— Это — столица лесного государства, Физванна. Ты в гостях у лесного народа. Никто здесь не причинит тебе вреда.

— Но я — не отсюда! — шепотом сказала я. — Я совсем, совсем не отсюда! И...откуда вы знаете мое имя? Верните меня домой! Пожалуйста...

Сехшари сдвинула брови. Выражение ее лица стало таким, какое бывает у людей, разговаривающих с душевнобольными. Я ожидала от нее вкрадчивых, успокаивающих слов о том, что все будет хорошо и все в таком духе.

Но она просто пожала плечами.

— Ты потеряла в своем мире, но обретешь в нашем. Не бойся.

— Не бойся?! Что со мной сделали?

— Если я и могу дать тебе совет, то только один: забудь. Сейчас ты в Тиадаре.

— Тиадар, — повторила я. — А как же ...

— Того, что произошло, не изменить, — прервала она меня. — Ты либо принимаешь свою судьбу, либо погибаешь.

Я опустилась на подушки.

Действительно, почему я ничего не забыла? Так бы было куда проще...

— Если хочешь, можешь помыться, — предложила женщина. — Жизнь продолжается, несмотря на произошедшее. А пока ты будешь нежиться в воде, я попробую объяснить тебе, где ты оказалась...

Женщина помогла мне встать, провела к чану с водой и стянула с меня легкое одеяние, слегка покалывающее кожу. Я по-прежнему чувствовала себя дезориентированной, оглушенной событиями, поэтому позволяла женщине аккуратно омывать мое тело, касаться спины, боль в которой до сих пор была весьма сильна.

А Сехшари, тихонько посмеиваясь над моими ужимками и дрожью, говорила:

— Не надо так бояться, и уж тем более не стоит дрожать. Перемещения для тиадарцев так же обычны, как и переезд в другие места. Ничего с тобой плохого не случится, Таня. Тебе не повезло нарваться на тарров, а они, знаешь ли, особым терпением и лаской не отличаются.

Находишься ты в лесу. Мы зовем эту часть леса "Чащей". Поэтому и наш народ зовется "лесным". За пределами леса проживают, помимо нас, еще три священных народности. Надеюсь, ты с ними не встретишься...

Сехшари поняла, что я все равно толком ничего не понимаю, и вздохнула.

— Словом, добро пожаловать в Тиадар, Татеана.

Женщина указала мне на стопку одежды и пошла к выходу.

-Одевайся. Я скоро за тобой приду.

Я кивнула, но как только женщина покинула комнату, я уселась в воду и схватилась за голову. Все те слова, что мне говорили тарры и эта Сехшари, вылетели из головы. Остались только ощущения — паника, страх, боль. Спина... Боже, как больно! Я попыталась прощупать позвоночник, но не касания приносили боль.

Она концентрировалась где-то внутри, и пульсировала, расползалась вверх. Я глупо захныкала, и стала разглядывать свои руки, ноги, живот. Удивительно, но синяков на теле почти не оказалось, как и других следов какого-то воздействия. Болела только спина, да немного правая рука.

Они хотят уверить меня, что я нахожусь в каком-то Тиадаре. Они хотят, чтобы я вот так спокойно приняла этот факт? Реально ли все это? Вдруг, меня просто накачали наркотиками и куда-то увезли, и все, что сейчас происходит — это мои галлюцинации? Но почему тогда так больно? Почему все ощущения мне кажутся настолько реальными?

Я вылезла из чана, прошлепала по полу, оставляя влажные следы. Головокружение, слабость во всем теле, голод... Стало прохладно и я начала вытираться оставленным для меня полотном. Ткань быстро впитала влагу. Выжав волосы, переодевшись в серенькое платье до колен и сапоги из мягкой кожи, я уселась на ложе и постаралась сконцентрироваться.

Что происходит? Что делать? Где я, в конце концов? Что за Тиадар? Что за лесные?

Сехшари бесшумно вошла в помещение. Мне показалось, что все это время она и не уходила, оставаясь за дверью. Быть может, она просто следила за моей реакцией, как я себя поведу: не утоплюсь ли, не расшибу ли голову о мрамор.

— Идем, — сказала она ласково, и сразу же повернулась ко мне спиной.

Мне ничего не оставалось, как следовать за ней.

Здание, в котором мы находились, оказалось многоэтажным. Длинный светлый коридор, несколько дверей, витая узкая лестница, ведущая вниз. Я качалась от слабости, но продолжала следовать за быстро идущей женщиной. Она не давала мне возможности оглядеться. У выхода из дома нам встретились несколько человек в простых одеждах, со светлыми волосами. Все они почтительно уступили путь Сехшари и с жадным любопытством уставились на меня.

Я оглянулась на дом, из которого вышла. Это было прямоугольное здание с узкими, но частыми окнами, высотой примерно с трехэтажный дом. Из мрамора. У входа стояли две колонны.

Здание белело среди зеленой листвы, привлекая к себе внимание. Я не могла угадать, что именно это были за деревья, но они были схожи с нашими соснами. Встречались и лиственницы, и пихты. Расстояние между стволами допускало лишь тропинки, которые вели к полянам. Там были выстроены многочисленные дома из белого мрамора, только поменьше; одно из зданий было с колоннами. Казалось, просто парочку плит положили друг на друга, продолбили окна — вот и дом. Но подальше я заметила деревянные дома, чем-то похожие на наши русские избы. Только крыша у них была плоской и прямой. Неподалеку располагались загоны для скота.

Сехшари отвела меня в самый большой дом, с колоннами. От постройки так и веяло величием. Мрамор словно был покрыт серебристой изморосью, высокие окна увиты плющом. Только деревянные двери выглядели массивно.

Проходящие мимо нас люди казались приветливыми, спокойными и совсем не походили на тарров — может быть, из-за более хрупкого сложения. Здешние жители отличались светлыми волосами, узким разрезом глаз и небольшим ростом. Одежда — рубашки, куртки, брюки, платья до колен — выглядела довольно невзрачно и потрепанно.

Они шептались, показывали на меня пальцами и смеялись. Впрочем, стоило Сехшари на них неодобрительно взглянуть, как смешки стихли. Чувствуя себя каким-то ярмарочным клоуном, я зашла за лесной дамой в помещение. Внутри оказалось совсем не так красиво, как снаружи — просторное помещение было заставлено длинными столами из старого, потрескавшегося мрамора и такими же древними скамьями. Из углов тянуло сыростью; на тонких полках догорали свечи. Ничего такого, чем можно восхищаться.

Здесь лесные ужинали — помещение подходило для того, чтобы зваться столовой. У стены располагался стол, рядом с ним стояли люди и предлагали блюда. К этим столам подходили лесные, ножом вылавливали кусочки поаппетитнее и отчего-то плевали рядом с этими подавальщицами. Большинство просто подходило к столам, выбирал из мисок, что приглянется и с тарелкой, в которую клали ужин, подходили к столам. В основном лесные во время ужина пользовались ложками и ножами, но и вилки я заметила — точь в точь такие, как у нас. Кто-то, устроившись в углу с приятелями, что-то обсуждал.

Сеха величаво кивала в ответ, когда к ней подходили, и с улыбкой смотрела на меня, забавляясь моим видом. Ей преподнесли на расписном подносе кусок пирога, и она великодушно предложила его мне. Из вежливости я взяла пирог в руки, но не смогла проглотить ни куска — просто не лезло в горло.

— Чувствуй себя, как дома, — словно насмехаясь, проговорила она. — Хочешь есть — иди и ешь. Можешь присесть, где пожелаешь. Никто тебе и слова дурного не скажет. Лесной народ гостей привечает.

Еще раз улыбнувшись, женщина отошла. От Сехшари исходила странная аура силы и надежности. Она выделялась среди своих людей, как богиня, принявшая человеческий облик — вроде и заурядна, но суть не скрыть.

А я, находясь в просторном зале, в окружении людей, с любопытством на меня косящихся, еще отчетливее почувствовала начинающую меня душить панику.

— Светлых дней тебе, — то и дело слышала я от лесных. Когда-то я видела по телевизору передачу про то, как африканца из незнакомого с цивилизацией племени отправили в большой город. Он с ужасом косился на небоскребы, пугался машин и более всего опасался людей, которые всем своим видом пытались ему показать, что ему нечего бояться. Сейчас я чувствовала себя точно так, как и тот африканец. Это повсеместное лицемерие меня убивало — я не хотела, чтобы меня воспринимали как диковинку. У тарров в этом отношении было куда легче...

Ко мне подкрался молодой человек в порванной рубашке. На его лбу виднелась свежая царапина, а длинные волосы были растрепаны. Меня смутило, как бесшумно он подошел — будто материализовался из воздуха. Он отобрал у меня пирог, и откусил от него хороший кусок.

Продолжая жевать, он направился к одному из столов

-Эй! — возмутилась я и сразу об этом пожалела. Мое невинное "эй" вышло слишком уж громким, обиженным.

Лесной обернулся, смерил меня взглядом с макушки до пят. Я в отместку разглядывала наглеца. Лицо острое и скуластое, губы тонкие, раскосые серо-зеленые глаза. Волосы, правда, очень хороши — платиновые, почти белоснежные, и лежат так хорошо, словно молодой человек долго их укладывал. По сравнению с таррами невысок и тщедушен. Считается, что красота — это черты лица, приближенные к идеалу. Но я встречаю уже второго мужчину на Тиадаре, который совсем не красив по земным меркам, но в то же время, от него не оторвать глаз.

— Здесь нет ничего твоего, — заявил он, глядя на меня с презрением.

Будто я и сама этого не знаю! Но эта фраза меня порадовала — напомнила, что все-таки здесь имеются нормальные люди. Признаться, благодушие лесного народа меня нервировало, поэтому откровенная неприязнь этого человека нисколько меня не расстроила. Можно даже сказать, приободрила.

— Невежливо, Талас. — За его спиной появилась Сехшари. — Это наша гостья, и ты должен быть вежлив с ней.

— Я ее даже не знаю, а уже что-то должен?

— Не перечь. Мало того, что ты снова все сделал по-своему, — женщина смерила его взглядом, — так ты еще и обижаешь нашу маленькую гостью.

— Но ведь цель достигнута, — отозвался он. — Разве вас интересует, каким образом? Я просто немного развлекся.

Сеха какое-то время изучала нахального парня, а потом сообщила:

— Вижу, тебе нечем заняться, и мои задания вызывают у тебя только скуку. В таком случае, пригляди за этой девушкой. Отвечай на все ее вопросы. Следи за тем, чтобы ей было удобно, чтобы она хорошо питалась. И улыбайся.

Молодой человек замер, и не нужно обладать экстрасенсорными способностями, чтобы понять, что он сейчас думает о Сехе, ее задании и обо мне. Поздравляю, Таня, ты обрела своего первого врага!

— Мне не нужна такая опека, — обратилась я к женщине, чувствуя, что вот-вот разревусь. — Я все равно чужая, и никогда не стану такой, как вы. И уж точно ваши улыбки не помогут.

Сехшари посмотрела на меня холодно.

— Это Чаща, девочка. Здесь принято относиться к гостям с добротой, и мне жаль, если тебе привычнее грубость тарров.

С этими словами она развернулась и ушла, оставив нас вдвоем.

— Как тебя зовут? — спросил лесной и как-то брезгливо на меня посмотрел.

— Татьяна.

— Что за варварская кличка? — сморщился он. — Ну-ка, повтори.

Я оскорбленно поджала губы.

— Таня. Та-ня.

— И того хуже,— констатировал лесной. — Будешь зваться Теаной.

Я ревела по ночами. Навзрыд, во весь голос. Мне казалось, что разлуки с родными я не переживу, и скоро погибну. Лесные слушали мои завывания и веселились, по этой причине утром я частенько голодала, лишь бы не выходить из своей комнатенки. Я, атеистка, молилась о том, чтобы меня вернули назад или дали какой-то знак, что все правильно, что это просто испытание, которое я должна пройти.

Но слезы кончились, и тогда я начала злиться. Со мной поступили жестоко и несправедливо. Мне причинили сильнейшую боль — и физическую, и душевную. Я не раз и не два ловила себя на мысли об очередном самоубийстве, но в последний момент всегда перевешивала злоба. И эта злоба довольно быстро переросла в глухую, зеленую тоску. Я жила, как амеба — ничем не интересовалась, ни о чем не мечтала. С тем, что я теперь одна, невесть где, в окружении скалящихся аборигенов я уже смирилась.

Мне казалось, что я никогда не привыкну к тому, что вокруг нет привычных высоток, улиц, рекламы, машин. Нет ни электричества, ни водопровода, ни других благ цивилизации. Нет зубной пасты, косметики, крема, чтобы увлажнить кожу — только мыло, резко пахнувшее травами. Еда — без консервантов, без загустителей, приправы — мягкие, почти безвкусные. И сами продукты портятся быстро. Мне пришлось привыкать к жирным, не очень соленым супам с травами, похожим на крапиву, к жесткому жилистому мясу, к рыбе, от которой меня потом рвало. Предпочтение я отдавала пирогам — с ягодами, с грибами, с мясом, и обычному молоку. Еще я очень скучала по мягкому, красивому нижнему белью — здесь его заменяли панталоны изо льна. Грубая ткань, из которой здесь шили платья, царапала кожу и в целом была неудобна.

Иногда казалось, что я не покидала Землю — просто переехала куда-то в Сибирь. Как городская жительница, я с трудом привыкла к тому, что небо зачастую не разглядеть за нависшими ветвями деревьев, за шиворот постоянно заползают жучки, а туалетом для лесных служат ближайшие кусты. Словом, лесное государство, которое здесь звали просто Чащей, по сути, было огромной деревней в лесу.

Физванна в переводе "Светлая Чаща". Люди, что проживали здесь, относились ко мне как к ребенку, помогали в чем-то, но чаще издевательски смеялись. Они мало чем отличались от моих соотечественников, если не считать разреза глаз, их нравов и поведения. Сехшари, наместница лесных, не проявляла ко мне интереса. За мной должен был приглядывать тот лесной, Талас. Но он, как и наместница, попросту меня игнорировал.

Как-то, выходя из дома, я увидела своего "опекуна". Он сидел на лавке и задумчиво смотрел вперед. В руках у него была странная круглая штуковина, которую лесной спрятал при моем появлении.

Я, намереваясь показать всем свои видом, что не нуждаюсь в чьей-либо помощи, прошлась перед ним. А лесной, по своему обыкновению весь исцарапанный и потрепанный, вдруг остановил меня жестом.

— Ну, чего тебе? — недовольно спросил он.

— Ничего! — свирепо ответила я. Вспомнилось, как я пообедала грибами, которые мне предложили подавальщики. После той трапезы я едва не отбросила концы, а когда, наконец, смогла подняться на ноги, узнала — оказывается, Талас предупреждал меня, что эти грибы в большом колчиестве есть нельзя. Сеха негодовала, что я чуть не умерла, и подавальщиков потом избили так, что один из них остался калекой.

А когда я увязла в ближайшем болотце, меня вытащили женщины. Когда я нечаянно угодила в ловушку для чужаков, меня освободил какой-то старик. Словом, мне мог помочь кто угодно, но только не приставленный специально для этого Талас.

— А, — фыркнул он. — Наша сордочка ожила? Чего тебе от меня надобно, гостья пресветлая?

"Чтобы ты провалился", — подумала я, а вслух произнесла, не надеясь на ответ:

-Расскажи про Тиадар.

-Здешняя земля зовется Плоскогорьем, и на ней проживают четыре священных народности: лесные, темные, зеленые и ночные. Лесные проживают в лесу, темные — в городах и около них, ночные — в Алатайской долине, а зеленые — у них под боком, у водопада Кортейл. Степи заселены таррами, на побережье — кеты.

— Религия?

— Что? — не понял Таластиан.

— Во что вы верите? Кому поклоняетесь?

— В себя, — невозмутимо произнес лесной. — У нас уважают прародителей, лидеров, положивших начало нашим народам. На них равняются, но никто не почитают их, как богов. Это только вы, сорды, поклоняетесь несуществующим богам. Ваш мир отсталый. И грязный.

"Отсталый?" И это говорит человек, который не знает, что такое компьютер? Я усмехнулась:

— Ты о себе высокого мнения.

— Потому что знаю, чего заслуживаю.

— Постой... ты куда?

— Я не собираюсь тратить на тебя свое время. А что касается мира... Разберешься. Не ты первая, не ты последняя.

И он оказался прав. С каждым днем, проведенным в Чаще, я узнавала все больше. Поначалу в Тиадаре был один народ, который говорил на одном языке. Затем выделились "темные", развязавшие войну. "Светлые", то есть те, кто защищал свои земли от захватчиков, потерпели поражение. За темными осталось Плоскогорье, а светлые ушли в леса, обдумывая причины своего поражения. Так светлых стали звать лесными. А темных — городскими. Немного погодя из группы темных отделились ночные — одаренные всевозможными талантами люди, а из лесов вышли зеленые — те, кто предпочитал худой мир войне.

Обычные лесные большую часть дня проводили в лесах: собирали ягоды, травы, ставили ловушки на зверей. Мужчины притаскивали добычу, женщины ее разделывали. По вечерам семьи собирались у кого-то в доме или около дома, у костра, где обсуждали прошедший день, сплетничали, пили аналог нашего пива из перебродившего меда, или ягодное вино. Развлекались аборигены, как и везде — заваливались где-нибудь, напивались и начинали петь. Никаких музыкальных инструментов я у них не приметила — казалось, они демонстративно отказываются от любого звукового сопровождения своих выступлений. Так как я отчего-то знала их язык, то мне было бы любопытно узнать — есть ли у этого народа письменность и книги? Поначалу я думала, что нет, но потом стала замечать не особо отличающиеся от наших изданий книги в кожаных переплетах. Увы, поближе мне их рассмотреть никто не дал.

Кстати, Чаща вечером представляла собой завораживающее зрелище: стволы деревьев у моего дома облюбовали светлячки, поэтому с наступлением темноты мрамор освещали множество крошечных огоньков. Это и было моим развлечением — любоваться на насекомых и мечтать о том, что я невиданным образом окажусь дома.

Что касается социального уклада, были здесь дворяне — чистокровные, важные, неуловимо отличающиеся от основной массы людей. Даже в самой обычной одежде они выглядели и вели себя так, будто делали этому миру одолжение. Их почтительно именовали "ленри" и всячески выказывали свое уважение. С ними я напрямую никогда не сталкивалась, если не считать Сехшари и моего "опекуна" Таласа.

Здесь женщины были во всем равны мужчинам. Конечно, дома было так же, но здесь это принимало совсем уж странный оборот. Например, молоденькая лесная вполне могла отправиться на охоту вместе со здоровенными мужиками (хотя лесные редко бывало здоровенными), пристрелить кабана и самолично притащить его домой. А если кто-то бы посмел ее обидеть, она без лишних разговоров вступала в драку. К слову, брак у лесных тоже был очень странным — муж и жена жили вместе только в тот период, когда им нравилось быть друг с другом. Никакими документами он не закреплялся; как правило, лесные просто объявляли, что теперь супруги.

Детей, достигших возраста пяти лет, отдавали на обучение учителям, живущим в отдалении от остальных. Родители могли иногда навещать своих чад, но по сути разлучались с ним до того момента, пока дети не достигнут шестнадцати-семнадцати лет и не получат одобрение своих учителей, пройдя своеобразный экзамен. Поэтому, находясь в Физванне, я видела очень мало своих ровесников — все были старше меня.

В Тиадаре сутки, как и у нас, составляли двадцать четыре часа, месяцев было также двенадцать, и они именовались просто "первый", "второй" и т. д. Минуты именовались тунками, часы — тунами. В месяце было три деса — десять дней, каждый дес кончался двумя днями — инами. Если ин объявлялся светлым, то в этот день предпочитали отдыхать, а если темным — проводили суд, казни. Варианта наказаний в Чаще было три: либо преступника изгоняли, либо казнили на месте, либо оставляли в Чаще на правах скилта. Скилт — раб, прислужник, достойный презрения. Как уважали ленри в Плоскогорье, так же и презирали скилтов...

Лесное государство разделено на три части — здесь, в Чаще, леса светлые, поэтому здешних жителей иногда зовут светлыми. А вот в Онкисе, следующей области Физванны, лес становится непроходим. И люди там другие. Но самой загадочной частью Физванны остается Венкис, жаркие леса, граничащие с морем Лот.

Чтобы не маяться от безделья, я научилась ткать на простом ткацком станке. Он представлял из себя обычную раму с натянутыми вертикально нитями основы. Я довольно быстро разобралась, как прясть пряжу, парочку раз даже собирала лен, выходя из леса к полям. Когда полотно было готова, занималась его окраской — набирала вместе с другими женщинами лишайники, обдирала кору с деревьев, ягоды ежевики и черники — варила, разделывала, замачивала, а потом красила и сушила. Изначально мне в этом помогала женщина лет сорока по имени Райта. Худощавая, с типичной лесной внешностью, она по непонятной причине чувствовала ко мне симпатию и всегда приберегала для меня место в "столовой". По ее же просьбе молодых лесных, назвавших меня как то "скилтом", наказали. Неудивительно, что без нее я чувствовала себя уязвимой.

И, чем больше узнавала лесных, тем меньше они мне нравились. Они не признавали никаких слабостей. Если кто отравился — а больше всех травилась я — этого человека осыпали обидными словами и всячески показывали, насколько он глуп и слаб. Если старик лет восьмидесяти не мог доковылять до столовой, над ним смеялись и называли "трухой". А самым ужасным оскорблением в Чаще было назвать оппонента трусом. Все развлечения, все игры здешних жителей были основаны на том, чтобы показать себя смелым. Идеал здешнего человека — безрассудный, красивый и полный сил мужчина или женщина. Что касается закона и ценностей, любой лесной мог подойти и взять у соседа что-либо, и когда тот возмущался, вор ему говорил "А что ты мне сделаешь?" Словом, здесь царил культ силы.

Среди встреченных мною лесных не было ни одного слабого, больного или даже неприятного внешне. Все, как на подбор — худощавы, пластичны, светловолосы. И веселы. Что ни слово — то шутка, повсюду смех. Пусть иногда и злобный, издевательский, но все же смех. При всех своих недостатках лесной народ был крайне обаятельным. И среди них я казалась каким-то привидением, безмолвно ступающим за своей "мамочкой" Райтой. Меня бы никто не обидел, но я знала, как хочется некоторым прощупать меня на слабые места и поговорить наедине. Или просто подразнить за необычную внешность.

Прошло довольно времени, чтобы я почувствовала себя увереннее. Несколько месяцев потребовалось для того, чтобы я перестала бояться леса, желудок окреп, а мое самочувствие улучшилось. И именно тогда, когда я окончательно примирилась с тем, что не вернусь домой, и что больше не увижу родных, меня вызвала к себе наместница. К себе — это значит в лес. Мы остановились у пихты, присели на резную, украшенную узорами лавку и долго молчали. О чем говорить с самой наместницей, я не знала, и она не торопилась посвящать меня в свои планы. Ведь, по сути — я всего лишь обуза, приносящая лесным больше тревог, нежели выгоды. К тому же Сехшари мной мало интересовалась — с того первого вечера в Чаще я с ней толком и не разговаривала.

— Теана, — произнесла она. — Красивое имя.

— Красивое, -согласилась я.

Лесная мечтательно улыбнулась, разгладила складки платья и вдруг жестко припечатала:

-В Чаще тебе не место. Ты должна уйти.

Меня точно обухом по голове ударили. Уйти? Я не хочу! В этом их мире меня... меня тарры поймают! Меня ограбят, изнасилуют, убьют! Так ведь поступают с никому не нужными девчонками в мирах, похожих на этот? Сеха великолепно знала, что я по духу не воин, особым умом и способностями не отличаюсь. Если меня изгнать — я пропаду.

— Куда? — спросила я обреченно.

— Куда хочешь, — пожала плечами Сехшари и бросила на меня косой взгляд, — мы тебя вылечили, выходили. Можешь взять с собой одежду и немного денег.

Я смотрела на соседний ствол, на котором вчера упражнялись в меткости женщины, и старалась не паниковать. Получалось плохо. Так не пойдет. Должна же я показать, что не настолько слабая? Надо хотя бы попытаться улыбнуться...

Видимо, наместнице надоело наблюдать мои мучения, и она обронила:

— Езжай в Фирван. До тракта тебя проводят, а дальше — сама. В городе тебе найдется место.

Я обреченно кивнула. Надо сказать, что я большой любитель покоя, флегматик и вообще, мне нравится однообразие, но прием закончился. Сехшари здешний идол, светило знаний и доброты... имею ли я права оспаривать ее решение? Эта женщина спасла мне жизнь.

Пришлось кивнуть и уйти, скрывая несчастный вид.

Глава 2

Когда я выходила из своей комнаты, не смогла держать горестного вздоха. Славный мраморный дом... моя светлая, просторная комната! Как я к ней привыкла! Собрав немудреные пожитки — теплые вещи, немного хлеба и сыра, а также воды в бурдюке — я подошла к тому, кто вызвался быть моим провожатым. Это был начинающий лысеть мужчина лет пятидесяти, на лице которого явно читалась радость. В толпе была и Райта — она не рискнула подойти ближе. Все были рады, что я, наконец, уберусь из Чащи. Лесные махали мне руками и щедро раздавали советы, как себя вести. Меня проводили до самой границы, чтобы я ненароком не попалась на глаза стражам и не попала в одну из ловушек.

А потом лесные, как один, развернулись и бодро зашагали назад. Я, конечно, могла бы остаться в лесу, но стражи, патрулирующие границу, меня бы точно выставили. Райта и та не подошла ко мне, не пожала руки, не обняла.

Но чего я хотела? Чаща итак дала мне слишком много. Меня спасли. Меня кормили и обо мне худо-бедно заботились. В последний раз я оглянулась на Чащу... И, пытаясь гнать от себя грустные мысли, быстро зашагала по лесу. Здесь он был светлее, и расстояние между деревьями было куда больше. А я так быстро шла, что не заметила, как вышла к полю.

Впереди — целый незнакомый мир.

Я поправила сумку, в которой было уложено несколько панталон на смену, три невзрачных платья, кружок сыра, пышный хлеб кошель с деньгами — золотыми флатами и серебряными фребами. На крупных монетах изображались кошки, потому что монеты в Плоскогорье чеканили только темные, почитающие кошачьих.

На поле, казалось, кто-то рассыпался целый букет цветов. Вздохнув пьянящий аромат, я на мгновение прикрыла глаза.

Чья-то ладонь опустилась на мое плечо.

Я подпрыгнула на месте и резко развернулась.

Талас, мой опекун. Это был единственный лесной, помимо Сехи, с кем я могла нормально общаться. Разумеется, он обладал отвратительным характером, но в общении не лукавил и был абсолютно искренен. Несмотря на то, что он по рождению был дворянином, я часто видела его рядом с обычными лесными гражданами. Он патрулировал границу и неизменно ввязывался в переделки, возвращаясь к Сехе то с подбитым глазом, то с разбитыми костяшками пальцев или с ранениями. За хитрое выражение лица и ловкость его звали "Лисом". Пару раз он помогал-таки мне дотащить тюки с сукном, который я красила, а однажды даже вправил вывихнутый сустав.

Но не больше.

— Нельзя вот так пугать людей! — Дрожащим голосом пробормотала я.

Он вздохнул и слегка развел руками. Я поняла — его за мной послала Сехшари, опасаясь, как бы я не пропала. Он, конечно, не хотел тратить на меня свое драгоценное время, но приказ есть приказ.

Я зачем-то бросилась ему на шею. Молодой человек удивленно моргнул, и только тогда я сообразила, что этого делать не стоило. Но за пределами Чащи я чувствовала себя такой уязвимой, что была готова ему довериться. Лесной, подхватив мою сумку с пожитками, сказал:

— Вскоре покажется дорога.

Талас пошел вперед. Белокурые волосы, рассыпавшиеся по спине, в свете солнца, который тиадарцы звали Сарром, отливали серебром. Плащ он снял, и я имела удовольствие лицезреть его в свободной светлой рубашке и суконных штанах. Несмотря на то, что я не могла пожаловаться на свою физическую подготовку, я не могла нагнать лесного. Наконец, лесной сжалился надо мной и мы устроили привал у тенистого дерева. Время близилось к обеду, и, перекусив, я душераздирающе зевнула. Лис хмыкнул и расстелил на земле свой плащ — затем раскинул руки в сторону, предлагая мне к нему присоединиться. В пути Талас вел себя со мной иначе, чем в Физванне — рассказывал что-то о Чаще, шутил и заражал своей спокойной уверенностью в том, что все будет хорошо. Даже если ему приказали так себя вести, мне не обидно. И, плюнув на принципы, что нельзя обжиматься с парнем, которого толком и не знаешь, я прилегла рядом.

— Скажи мне, а почему ты пошел со мной? — кокетливо спросила я, поднимая на него глаза.

— Очарован твоей невиданной красой, распрекрасная Теана, и захотел коварно соблазнить в пути, — совершенно серьезно отвечал он. Увы, как женщина я его интересовала в последнюю очередь. Увы — и ура! Сеха приказала ему отвезти меня в город, и вреда он мне причинить не может.

К Фирвану мы подошли к вечеру. Я понимала, что без сопровождения спокойно бы дошла сама — повсюду указатели на столбах, а сами люди и впрямь благожелательны. Мирный деревенский пейзаж, козы, коровы, овцы. Дети, играющие в догонялки. Старушки, продающие на тракте пирожки. И чего я так боялась, покидая Чащу? Если не считать отсутствия машин, здесь ничего не отличалось от реалий сельской местности где-то в России.

Фирван находился на холме, и возвышался над садами. Начинало смеркаться, Талас занервничал — успеем ли мы пересечь ворота до заката? Чтобы проехать к городу, следовало сначала преодолеть извилистый подъем по узкой дороге. Я во все глаза смотрела на фруктовые деревья, роскошные усадьбы, мимо которых мы проходили. Чего стоили одни только садовые цветы и кустарники, которые можно было разглядеть за оградой! Яркая желтая канна, бледно-розовая гортензия, разноцветные гиацинты — и еще много цветов, которые мне были незнакомы. Просматривались и сами виллы — небольшие двухэтажные коттеджи с мезонином и побелкой. Кое-где фасад был облицован розовым камнем. Но вот дорога круто повернула, и "дачи" господ остались вдали, как и тенистые сады, выглядывающие из-за оград экзотические для меня цветы. Чем ближе к городу, тем громче становилась брань темных. Темных... Теперь понимаю, отчего эти два народ так быстро разделили. Большинство лесных — светловолосые, а большинство темных, соответственно, брюнеты. Люди, как и в любой "пробке", были раздражены и сыпали оскорблениями. Если бы Талас крепко не держал меня за локоть, меня бы давно оттеснили в сторону, и я бы еще очень долго не смогла бы пробиться к воротам. К тому же у меня устали ноги.

Талас вдруг стиснул пальцы, заставив меня поморщится от боли.

Причиной тому было появление ленри, которые промчались мимо нас на стройных белых лошадях. Дублеты из кожи, сапоги до колен, начищенные до блеска, развевающиеся плащи и шляпы с перьями. Я даже уловила запах одеколона, который почти сразу же растворился в толпе, и восхищенно выдохнула.

Вот такой Тиадар мне нравится куда больше, чем дикие степи тарров и дремучий лес!

— Ленри, — выдохнула я. — Какие они...

— ...Жирные, — продолжил за меня Лис. Судя по всему, его здорово задевало, что они выглядят куда значительнее и важнее его самого. Впрочем, я Лиса не знала, чтобы делать какие-либо выводы о его характере.

У самого подъезда к городу дорога значительно сужалась, чтобы могла проехать только одна карета или экипаж. Город был окружен невысокой стеной, служащей лишь декоративным целям. Кое-где она начинала рушиться, но это мало кого заботило. Ворота кирпичные, с двух сторон от собственно входа колонны, выполненные из белого мрамора. Над стеной, что близи оказалась довольно внушительной, две башенки. По проложенным от них дорожкам прогуливались стражники, разглядывая длинную очередь въезжающих. Они были одеты в бледно-красные, будто линялые, туники, поверх — легкие доспехи. Волосы собраны в низкий хвост, в ушах темные камни-серьги.

Их лица совсем не такие, как у жителей Чащи. Более заурядные. Нет этой резкой, задевающей до глубины души красоты, как у лесных.

Я вцепилась в руку лесного, когда увидела стоявшую у ворот пуму. До сих пор мне не приходилось видеть крупных хищных кошек близи.

— Это вышколенные кошки, — успокоил меня Лис. — Без приказа не цапнут.

Я не заметила, как мы оказались в самом городе — толпа буквально втолкнула нас в столицу. Взгляду открылась вымощенная серым камнем улица, уходящая наверх, кирпичные дома с побелкой, кованые заборчики и горшочки с цветами на окнах. Признаться, такой пейзаж меня удивил. Я вдруг поняла, что город, в самом общем смысле, ничем не отличается от моего родного.

— Сейчас мы находимся в Западном районе, где проживают приезжие. Но прежде, чем заселять тебя в гостиницу, покажу город.

— Я не смогу пройти больше ни шагу! — пожаловалась я.

— Не страшно.

Пройдя вверх по улице, мы вышли к стоявшим у тротуара коляскам. Талас помог мне подняться. Проезжая по улицам, я поняла, что они почти не отличались от тех, к которым я привыкла. Единственное, что выделяло улицы, это отсутствие рекламы, машин, телевизоров и растяжек. Мужчины, прогуливающие по улицам, были одеты очень элегантно — короткие плащи едва достигают колен; на ногах туфли с пряжками или сапоги, волосы убраны в хвост. Женщины разгуливали в длинных платьях простого покроя и шляпках. Показалось, будто я попала в исторический фильм про век эдак девятнадцатый. Горожане упорно напоминали мне европейцев — французов, итальянцев. Очень много темноволосых, утонченных горожан. Приятно смотреть.

Поначалу я внимательно разглядывала каждую яркую вывеску, задерживала взгляд на темных женщинах, тщательно изучая их наряды, но скоро мне это надоело. Усталость брала свое.

— Въезжаем на Север, — растолкал меня Талас. — Смотри во все глаза.

А смотреть, в самом деле, было на что.

Город неожиданно изменился, будто с него сбросили маску, скрывающую истинное лицо. Фирван превратился в сказочное королевство — дома, хоть и стояли ровными рядами, будто старались перещеголять соседей. Больше никакого однородного фона и прямоугольных форм — сплошная асимметрия. Над карнизами и балюстрадами я разглядела множество скульптур и изображений животных. Окна и двери украшены затейливыми орнаментами, изображающими листья растений, цветы и узоры.

— Площадь Гроххот — центр Фирвана, — подсказал лесной. — Дворец из сверкающего камня — Палата Правителей, рядом — Община, в которой заседают члены городских ведомств.

Дворец казался зыбким, ненастоящим. Казалось, самый легкий ветерок способен развалить это необычайное по красоте строение.

— Построен из древнего мрамора. При свете Шахар он зажигается матовым светом, освещая площадь. Видишь, у каждого из домов, находящихся рядом, колонны из того же материала. Что молчишь? От восторга язык проглотила?

Я не могла оторвать глаз от площади. Конечно, какие-то здания уже с трудом выдерживали груз времени — тут и там осыпалась побелка, позолота сходила со статуй и скульптур. Но все-таки... какая красота!

Возница повернул влево, и мы покатили вниз по улице. Здесь даже пахло по-иному — древностью и легендами. Сехшари была права — в городе мне куда лучше, нежели в лесу, пусть и таком, как Чаща. Но впечатлений мне и без того хватало, поэтом я очень скоро задремала и проснулась только тогда, когда Талас подхватил меня под руки, и буквально сдернул с сиденья. Заплатив вознице, лесной похлопал меня по щекам.

— Сделай милое личико, Теана.

— Зачем?

Молодой человек подвел меня к неприметной дверце, что находилась с торца здания. В этом доме, видимо, была закусочная, так как над входной дверью висела яркая табличка, на которой тиадарскими письменами, напоминающими нашу кириллицу, было выведено слово "Вишня". Я не сразу осознала, что могу не только говорить по-здешнему, но и читать... Поразительно. Что там сделали с моей головой? Что там подкорректировали? К слову, и Талас отлично знал язык темных. Он отличался от лесного, как, к примеру, немецкий от английского. Лесные говорят так, словно рубят дрова, тогда как у темных больше гласных.

В это время закусочная была уже закрыта — я не заметила ни одной зажженной лампы. Талас постучал в дверь, и почти что сразу за ней раздались звуки шагов.

— Пошли прочь!

— Невежливо, толстушка.

Дверь раскрылась.

Неизвестно, что в хозяйке закусочной вызывало больше уважения — внушительная фигура или столь же внушительный взгляд. Если некоторые толстушки, казалось, состояли сплошь из пирожных, то эта полная женщина — из решимости, чувства собственного достоинства и железного упрямства. Густая шапка волосы, столь жестких и кучерявых, что ими можно было пробить стену, только усиливала сходство женщины с тараном.

— Люсе Шаарц, владелица "Вишни", — представил ее Талас. — А это ...

— Я сброд к себе не нанимаю, — отрезала женщина, едва окинув меня взглядом. — Небось, развратник, надул живот очередной девице, а теперь хочешь, чтобы добрая енна решала за тебя проблемы?

Это у меня-то живот?

— Не пыхти, толстушка, — очаровательно улыбнулся лесной. — В этот раз никаких детей. Девочку звать Теаной, Сеха просила за ней присмотреть. Тебя устроит обычная такса за койку?

— Посмотрим, — недоверчиво хмыкнула темная, но внутрь нас пропустила.

Закусочная выглядела уютной: выложенный светлыми плитками пол, с десяток столов из дуба, на которых расстелены светлые скатерти, вазы с цветами, расставленные по углам. На стене — множество прибитых гвоздиками детских рисунков. В углу, за стойкой, обычно стояла сама хозяйка, бдительно следя за своими работницами. Сейчас лампы были затушены, и хозяйка заведения повела нас по коридору вниз, в подвал, где хранились запасы.

Увидев свою "комнату" я не смогла сдержать разочарованного вздоха — это была крошечная каморка, а кроватью служил укрытый пылью старый матрас.

Темная даже не скрывала злорадства.

— Ну-с, милочка, как тебе?

— Хорошо, — пискнула я.

Талас зевнул, затем бросил мою сумку на матрас.

— В дес будешь платить по девять фреб, — сказал он.

— Десять, — немедленно поправила его Шаарц.

— В общем, разберешься. И постарайся как можно быстрее найти работу. Удачи.

И, не сказав больше ни слова, Лис быстро поднялся по лестнице. Мне было грустно, что лесной так быстро оставил меня. Только мы с ним нашли общий язык и даже перестали огрызаться друг на друга, как приходится расставаться. Возможно, он мог бы стать мне другом.

— Жди, — сказала Люсе Шаарц и последовала за ним.

Я тем временем попыталась выбить пыль из матраса. Когда с уборкой было покончено, я снова зевнула. Спать хотелось так сильно, что я боялась, что могу заснуть прямо в таком положении. А еще безумно хотелось понежиться в горячей воде, ощутить на коже приятное покалывание моей любимой пены для ванны с ароматом лаванды... Почистить зубы, наконец! Выпить какао, устроиться в кресле с книжкой или поиграть в какую-нибудь компьютерную стрелялку!

— Немедленно прекрати храпеть!

Я подскочила.

Оказывается, Шаарц уже вернулась. В руках ее была стопка постельного белья, покрывало и маленькая подушка.

— За один фреб, деточка, я могу одолжить тебе тумбочку и пару вешалок для одежды. Туалет — крайняя дверь слева, прямо под лестницей. И экономнее с водой, пожалуйста.

— А ванна?

— Из какой дыры он тебя вытащил? — качая головой, протянула темная. — До чего докатился! Мелкая, костлявая! Тебе хоть четырнадцать есть, девочка?

— Четырнадцать? — ахнула я. — Да мне уже...

— Пятнадцать? Не суть. Вкус у блондинчика неважный. А теперь, деточка, деньги.

Сехшари не поскупилась — в моем распоряжении было двадцать флат, то есть очень неплохой капитал. Поэтому я спокойно рассталась с монетой, и, как только темная ушла, быстро заправила постель. Приятным сюрпризом — очень, очень приятным! — оказалось то, что в Фирване была проведенная система канализации, а из кранов текла чистая, пригодная для питья вода!

Как только моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

Кто-то довольно чувствительно ущипнул меня за руку. Я протерла глаза и, не увидев привычных, излучающих спокойствие светлых стен, запаниковала. Впрочем, почти разу же вспомнила, где и почему оказалась.

Шаарц, облаченная в темно-красное платье, с вышитым по подолу вишенками, уставилась на меня выжидательно. В своей каморке я обнаружила упомянутую вчера тумбочку с одной отколотой ножкой и пять вешалок, подвешенных на растянутые по комнатке веревки.

— Вот что я подумала, — без лишних слов начала женщина. — Негоже девчонке четырнадцати лет в одиночку рыскать по улицам в поисках работы. У меня на кухне есть местечко. Будешь судомойкой, и я скошу тебе плату за проживание в половину. Куда тебе, неразумной, столько денег?

— Вообще-то мне куда больше пятнадцати и я знаю все языки Тиадара.

— А я — кланес правителя нашего, Книва, — не поверила темная.

— Кланес? — не поняла я.

— Провинция из тебя так и прет, — заключила женщина. — Ну, так что? Согласна?

Я без раздумий согласилась. Мыть посуду каждый сможет, и, как выразилась эта темная, не придется шататься по улицам незнакомого города. К тому же после житья с лесными в этом городе меня устроит даже столь малопривлекательная профессия.

— Тогда вставай, лежебока!

Когда я вернулась из уборной, Шаарц держала в руке простое коричневое платье с карманами по бокам, а также темный фартук с завязками. Платье оказалось мне впору, и почти не болталось. Люсе дала мне мягкие тканевые тапки и чепчик, который должен был скрывать волосы. Впрочем, никакой чепец не мог обуздать гриву моих темно-русых кудрей.

Тогда Шаарц взяла в руки ножницы.

— Иди сюда, — позвала она меня. — К чему тебе эта пакля на голове?

— Пакля? — возмутилась я. — У меня прекрасные волосы!

— Я их состригу.

— Тогда я не буду на вас работать! — заявила я.

Женщина покачала головой.

— Надо же, какие мы принципиальные.

-Только не волосы, — уже тише сказала я.

У меня очень бледная кожа, нос усеян веснушками, бесцветные губы. Назвать меня красавицей нельзя, несмотря на правильные черты лица. Не хватало мне чего-то такого, что превращает девчонку в привлекательную женщину. К тому же я была маленькая и худенькая. И только волосы — густые, длинные, вьющиеся, являлись несомненным достоинством.

— Идем, — процедила, наконец, темная.

Я поплелась за хозяйкой, разглядывая внутреннее убранство. Кухня оказалась довольно просторным помещением, в котором уже трудились несколько женщин постарше и парочка девушек.

— Это новенькая, Теана.

Все работницы были одеты в такие же платья и фартуки, как и я. Старшие криво усмехнулись, разглядывая меня. А вот девушки оказались куда приветливее.

— Я Ирма! — громко воскликнула девчонка лет пятнадцати.

— Эвана, — кивнула другая, более взрослая и серьезная на вид.

Обе девушки показались мне простушками, особенно после лесных леди. Какие-то неуклюжие, нелепые. Так и просится на язык презрительное "скилт". Впрочем, я им под стать.

— Ну что ж, Теана, — сказала Люсе. — Вон — раковина и тряпки с мылом. Каждый день перед открытием закусочной ты должна будешь подготовить продукты для поварих. В течение дня мыть посуду и выполнять мелкие поручения, а после закрытия заведения — мыть полы, протирать столы и выбрасывать мусор. Не слишком ли сложно для тебя?

— Нет.

— Значит, ты принята.

Громко завизжала Ирма — племянница Шаарц, которая жила в этом же здании, но на верхних этажах.

— Тетя! Как здорово!

— И что теперь, криками потолки рушить? — пробурчала одна из поварих. — У нас нет лишнего места перед плитой. Пусть девчонка в зале работает.

— Нет, — покачала головой Шаарц. — Она будет помогать вам здесь. Начинки готовить, картошку чистить, мыть полы... Ходить по моим поручениям, покупать продукты. Так?

— Так! — радостно согласилась я.

Начались мои рабочие будни. Поварихи сводили меня с ума придирками: то я не так тру, то я не так хожу, то слишком громко дышу. Я почувствовала себя настоящим скилтом: у меня не было ни одной свободной тунки, а после окончания рабочего дня я без сил валилась на свой матрас. День проходил за днем, я очень уставала, но освоилась у темных куда быстрее, чем в Чаще. Способствовало этому то, что темные оказались людьми куда более "нормальными", чем лесные, или тарры. Они стремились не к тому, чтобы поразить окружающих бахвальством, а просто хотели спокойно и сытно жить. Глядя на посетителей, я начинала понимать образ жизни темных, их ценности.

Всем в Фирване заправлял правитель Книв, а подспорьем ему были ленри, занимающие главенствующие места во всех ведомствах. Среднее сословие было обязано носить в ушах серьги — причем, только мужчины. Стражники носили черные ониксы, люди науки — аметисты, ремесленники — янтарь. Люди творческого туда были обязаны носить зеленые серьги. А вот низшему слою запрещалось без причины показываться на Севере, где царствовали ленри, и носить богатые ткани, чтобы не вводить никого в заблуждение. Но я итак никуда не выходила — развлечений мне хватало и в кафе.

"Вишня" радовала гостей в основном пирогами, кашами, супами. Я бы не назвала эти блюда сложными в приготовлении, но понятия не имела о том, что за специи и травы кладут поварихи в котелки. Тиадар все же не полностью идентичен Земле в плане флоры и фауны. Спиртного в этом заведении не подавали, потому что Шаарц оказалась ярой противницей алкоголя и никому его не советовала.

— Теана, а ты уже скучаешь по дому? — спросила как-то любопытная Ирма, когда у подавальщиц настало время обеда. Спокойная и сдержанная Эва пихнула ее в бок.

— Не особо. В Фирване красиво, — солгала я.

— Да, Фирван прекрасен. Но вряд ли тебе удастся выкроить время для прогулок. — заметила Эва. — Разве что можешь прогуляться по Южной улице — побродить по магазинам, заглянуть в лавку Книтта. Увеселительные заведения находятся на Западной улице, и отдохнуть там стоит очень дорого. А ведь еще придется нанимать коляску.

— Неужели Фирван настолько огромен?

— Условно город делится на две части: Старый и Новый. Новый пересекает Южная и Западная улицы, а старый, соответственно — Северная и Восточная. Простым смертным лучше лишний раз не показываться в Старом городе, потому что там на каждом шагу ленри. А они не церемонятся с приезжими.

— Наш район очень хороший, — сообщила Ирма. — Здесь чисто и безопасно. Он так и зовется "Юг". Здесь рядом сады и животноводческие фермы.

— Я живу неподалеку от библиотеки, — сказала Эва. — Хочешь, можем сходить туда вместе.

— Фу-у-у, Эва! — скривилась Ирма. — Тебе бы лишь в книжку носом уткнуться! А вот Теане, как я думаю, совсем не интересно, да?

Обе выжидательно посмотрели на меня. На самом деле, я уже давно хотела раздобыть где-нибудь книгу... Но прежде мне стоило дождаться, когда Люсе оформит меня и я получу ис — аналог паспорта в Фирване.

— Посмотрим.

— Хватит болтать! — прикрикнула на нас Зирра, одна из поварих. — Время!

— За что вам деньги платят? — подхватила другая, Патриса.

— Идем мы, идем, — пробурчала Ирма.

Почти сразу после обеда Шаарц подозвала меня к себе. Вид у нее был торжественный — и почему меня это не порадовало?

— Причешись и сними фартук. Мы едем получать твой ис.

Ис... Я не смогла удержаться от улыбки. Получить индивидуальнее свидетельство темных — это гарантия, что просто так, без причины, тебя не смогут убить, а закон, точнее, ин, будет всегда на твоей стороне. Получив ис, я стану настоящей гражданкой темных, а не безымянным и бесправным подобием скилта.

— Что встала? — грубо вырвала меня из мечтаний темная. — Приведи себя в порядок, да поживее! Нас уже ждет возница.

Принарядившись в единственное более менее привлекательнее платье — выкрашенное мною же в серо-голубой цвет, я заплела волосы в косу и постаралась скрыть нервное возбуждение. Усевшись в коляску, я жадно разглядывала город. Это была моя вторая прогулка, и, наслаждаясь свежим воздухом, я не могла скрыть своей радости. А еще — волнения.

Улицы здесь не петляли, были ровными и чистыми. Неудивительно — на каждом углу дежурил скилт в ободранной тунике с ошейником на шее, и собирал в мешок мусор. При виде горожан он был обязан спрятаться где-то в подворотне, чтобы не оскорблять господ своим видом. Но степенные ленри даже и ухом не вели в их сторону. Подумаешь — скилт...

Мне город нравился. Нравилось все — и кое-где сломанные скамейки, и небольшие парки, мелькавшие по дороге, и деревья с шумящей кроной. Нравился даже дизайн вывесок, выделяющиеся круглые здания больниц — как их здесь называли, лечебниц. Я так восторженно косилась по сторонам, что Шаарц раздарженно фыркала. Наконец, возница остановился перед трехэтажным особняком, облицованным кирпичом. У входа стояло двое стражников в знакомой мне бледно-красной одежде и доспехах. В руках у них были пики, а к поясу прикреплены хлыстики.

Моя улыбка увяла. Люсе стащила меня вниз и подтолкнула вперед.

— Мы на регистрацию, — сказала она стражникам.

Видимо, они хорошо знали женщину, так как переглянулись и с ухмылкой пропустили нас в здание. Мы очутилась в коридоре. На кожаных диванчиках сидели посетители самого разного вида — от ленри до обычных темных. Какой-то служащий попытался остановить енну, но та показала ему кулак и выставила вперед внушительную грудь.

— Вам не позволено здесь появляться, — робко пискнул он и съежился под взглядом Люсе.

— Дорогой, — промурлыкала она. — Мне только поручиться за это милое дитя.

А милое дитя чуть не лишилось чувств, завидев в коридоре знакомое лицо. Тарр! Килктур! Только сейчас он был одет по-фирвански, и, по всей видимости, только что заключил выгодную сделку, так как на губах его играла легкая улыбка. Я застыла столбом. Ведь это он меня купил! А если, если он сейчас возжелает вернуть меня? И, прежде чем он успел повернуться в нашу сторону, я нагнулась и пролезла под стол служащего, с которым спорила Шаарц.

Они замерли, не зная, что и сказать.

Но мне было безразлично, кто и что сейчас обо мне подумает. Я задержала дыхание и молилась про себя, чтобы треклятый тарр поскорее убрался... Но он, видимо, вознамерился пожать руку каждому встречному и тщательно разглядеть каждую трещинку на стене.

— Что вы себе позволяете! — наконец, опомнился служащий. — Немедленно вылезайте!

— Быстро! — рявкнула Шаарц.

Я вцепилась в ножку стула и покачала головой.

Шаарц была женщиной решительной. Енна схватила мое запястье могучей рукой и буквально выдернула из-за стола. Стараясь отцепиться, нечаянно опрокинула чернильницу на столе служащего. Бумаги и письменные принадлежности, до того находящиеся в безукоризненном порядке, залило темной жидкостью.

Мужчина побагровел.

— Стража! — истерично завопил он.

Глава 3

— Он меня толкнул! — соврала я, прежде чем меня скрутили серьезные мужчины в доспехах. А потом сделала вид, будто меня сейчас стошнит. — Ой...

Стражи ринулись в стороны, опасаясь, как бы я не запачкала их. Вот так куда лучше! Я продолжала строить из себя мучащуюся от тошноты девицу. Шаарц, подарив мне "ласковый" взгляд, оттеснила служащего в сторону и объяснила:

— Девушке стало плохо, она оперлась о стол, и нечаянно разлила чернила.

— Нет! — возмутился секретарь. — Она пряталась от кого-то за столом! А потом испортила документы!

Я сделала вид, что меня вот-вот вывернет, и стражи отошли еще пару шагов назад. Шаарц продолжала убеждать стражей в том, что я просто бедное больное дитя:

— Да что же вы мучаете бедняжку? Видите, до чего она костлявая, какие у нее мешки под глазами?

— Тогда почему она вдруг юркнула под мой стол? — потребовал ответа секретарь.

— Скажи им, Теа. — Уставилась на меня Люсе. Взгляд ее говорил: если не придумаешь убедительную легенду, сегодняшние котлеты в моем заведении будут сделаны из тебя!

И я, согнувшись в три погибели, скосив глаза и скорчив невообразимо мерзкую гримасу, прогнусавила:

-Я хотела дотянуться до мусорного ведра. Меня тошнит.

Секретарь возмутился:

— Да неужели вы не видите, что это — представление?

— Неужели вы не видите, что девочка больна? — в тон ему сказала Шаарц.

— В таком случае, — донеслось до нас. — Пусть она проследует в мой кабинет.

Я перестала кривляться, и по окаменевшему лицу своей работодательницы поняла, как она жалеет о том, что приняла меня к себе на работу.

Красное дерево, дорогая мебель, картины — довольно предсказуемо. Если не считать того, что на стенах развешано оружие во всем его разнообразии: мечи, сабли, стилеты, ножи, кинжалы, кортики, дубины, палицы, копья...

Оружие плотоядно сверкало, отвлекая от роскошных занавесок винного цвета, внушительного стола, покрытого лаком, обитых бархатом кресел и часов, украшенных эмалью. Я бы с большим удовольствием изучила книжные полки, буфет и панно, изображающее некоего мужчину с суровым лицом, если бы меня не отвлекли.

— Итак? — услышала я спокойный, выверенный до мельчайших интонаций голос. Те, кто владеют голосом, зачастую очень хорошо владеют собой, а те, кто владеют собой, как правило, владеют и остальными.

У окна, занавешенного винного цвета шторами, сидел мужчина в кресле, чьи ножки больше напоминали постаменты. Первое, что бросилось мне в глаза — он рыжий! Но было кое-что, что напрягало больше, чем цвет волос — мужчина затачивал кинжал. По моему мнению, он и без того был достаточно хорошо заточен, но, скорее всего это был такой психологический прием: "Я буду спокойно вас слушать, но если что-то пойдет не так, чья-то шея будет перерезана".

— Ен Ди-Рек, капитан городской стражи, — мужчина отложил в сторону оружие, встал и сделал два шага по направлению ко мне. Я осталась стоять на месте — но кто бы знал, каких усилий мне это стоило!

— Присаживайтесь.

Я опустилась, толком не глядя, куда. К счастью, моя попа приземлилась точно на табурет. Капитан стражи занял свое место напротив и сложил ладони в пирамидку. Тунки две мы внимательно друг друга рассматривали. Я — мельком, стараясь не встречаться с мужчиной глазами, а он — напрямую, отмечая особые приметы.

Из всех встреченных мною мужчин на Тиадаре этот был самым приятным. Заурядная внешность, ничего выдающегося во внешности. Волосы при ближайшем рассмотрении оказались не рыжими, а золотисто-каштановыми, а глаза не вытянутые и приподнятые к уголкам, как у лесных, а привычной мне формы. Я осмотрела его одежду — черные брюки, рубашка бледно-алого цвета, и черный жилет с металлическими пуговицами. На шее алый шейный платок, в мочке уха красуется массивная серьга, искрящаяся, когда на нее попадали лучи Сарра. Волосы убраны в хвост.

— На вашем месте я бы рассказал все. И был бы признателен, если бы вы говорили по факту и избегали слезливых подробностей о том, какой несчастной себя чувствуете, и какой кошмар вам пришлось пережить. Итак?

— Простите? — еле выдавила я из себя.

Капитан тихо вздохнул.

— Пожалуйста, не стройте из себя жертву ситуации. Только что у меня в кабинете был тарр, с которым, полагаю, вы знакомы. Он сообщил, что лесные выкупили у него сорду с разными глазами, которая так его испугалась, что сиганула в реку с обрыва. Выглянув в коридор, я заметил, как девица при виде тарра юркнула под стол моего секретаря. Внешность у вас очень приметная.

— Сорду?

— Землянку. В наш мир попадают с трех миров — с Земли, то есть Сорды, с Кеты и с Тарра. Соответственно, в Плоскогорье помимо коренных жителей проживают еще три народности: сорды, кеты и тарры. У вас есть два пути.

Я затаила дыхание.

— ... Первый — я отправляю вас за город, в одно очень благоустроенное место. У вас будут слуги, любые ваши пожелания будут выполняться, но вы должны будете дарить темному народу детей.

Дарить детей? Я не до конца понимала, что он имеет в виду, но подозревала, что ничем хорошим для меня это не обернется. Вспомнились многочисленные рассказы истеричных дам из желтых газетенок про то, как их похитили инопланетяне, "принудили к половому акту", после чего дамы беременели... А потом плод загадочным образом исчезал.

— Второй путь?

— Дослушайте до конца. Вы доживете до преклонных лет, не будете знать ни в чем нужды, и единственная ваша забота будет заключаться в том, чтобы выносить очередного ребенка. Раз вы здесь, значит, ваш организм для этого подходит великолепно.

— Я что, здесь в качестве самки? — не поверила я.

Мужчина кивнул.

— Вам ввели вакцину против здешних болезней, и вы очень хорошо перенесли ее. Правда, судя по вашему взгляду, вы помните свою прошлую жизнь. Это, несомненно, снижает вашу цену.

Цену... Прекрасно. Поздравляю, Ларина, теперь ты племенная самка.

Капитан пристально разглядывал меня, но я не интересовала его как женщина. Скорее для него я была сбежавшей лабораторной мышкой, которая неожиданно попалась в руки.

Тиадар мне был непонятен. Я не могла оценить уровень технического развития на этой планете. Водопровод имеется, летательным аппаратам "инопланетян" никто не удивляется. Тиадарцы знают о вакцинах, межпланетных путешествиях, других планетах, в конце концов, а живут точно в каменном веке. Те же лесные даже книг не читают, предпочитая тратить время на игры, драки и охоту.

Впрочем, единственное, что я усвоила за время своего пребывания здесь, так это то, что лучше не задумываться ни о чем, не вспоминать о прошлой жизни. Иначе можно сойти с ума от тоски.

— А лесная наместница Сехшари сказала, что она выкупила меня у тарров. Значит, я больше никому не принадлежу, — сказала я.

Ди-Рек кивнул.

— Накладки случаются. Но буду откровенен: вам не удастся привыкнуть к здешней жизни. Слишком различаются Сорда и Тиадар. Поэтому, повторяю: наилучший выход для вас...

— Рожать детей! — фыркнула я.

Темный усмехнулся.

— Что ж, раз вам так претит находиться среди других сорд, и быть избавленной от всякого рода неприятностей... Могу предложить вам еще один путь. Я предлагаю вам стать кланес. Даже не так: настоятельно рекомендую.

— А кто это такие "кланес"?

Капитан очаровательно улыбнулся. Улыбка у него была до того приятная, что я непроизвольно расслабилась. Но не забыла, как он внимательно меня рассмотрел. Точно просканировал.

— Каков предел женских мечтаний?

Я снова напряглась. Он уходит от прямого ответа, значит, здесь какая-то ловушка. К тому же, судя по тому, как темный спокоен, он уже успел решить мою дальнейшую судьбу и сейчас предлагал только иллюзорный выбор.

Что бы я сейчас не ответила, это ничего не изменит.

— Ну же, о чем мечтают женщины?

— Не знаю! — буркнула я, будто бы сама не принадлежала к слабому полу.

Капитан укоризненно на меня покосился, после чего сообщил:

— Женщина мечтает не знать в жизни ни нужды, ни одиночества. Кланес — это и есть та самая счастливица.

— То есть это жена?

— Любимая женщина.

Ситуация была до того забавной, и до того серьезное лицо было у сидевшего напротив мужчины, что я не смогла удержаться и нервно рассмеялась.

Ди-Рек, заметив, как я реагирую на его предложение, быстро добавил:

— В любом случае, останетесь ли вы просто сордой-самкой или станете кланес, ваша жизнь будет сытой и спокойной.

— А вам бы понравилось из года в год рожать детей, или ублажать какого-нибудь толстосума, покуда ему не наскучит и он не вышвырнет вас на улицу?

— Кланес на общественном пользовании. Вы просто перейдете к следующему хозяину.

— Хозяину? — воскликнула я.

Капитан перестал улыбаться, и мне очень не понравилось то, как он на меня смотрит. Необходимо было немедленно высказать ему достойный аргумент, или вызвать у него симпатию. Вот только я по жизни была тормозом, и чтобы принять решение, мне необходимо очень много времени.

Он собрался встать...

— Я больная! — закричала я и для пущей убедительности ударила себя в грудь.

— Вы хоть понимаете, насколько смехотворно ваше заявление? "Гостей" в Тиадар отбирают самых выносливых.

— Я имею в виду, я больна психически. Именно поэтому не сработал блок на памяти, и я все помню.

Он опустился на табурет.

— Как ваше имя?

— Таня. То есть, Теана.

— Так вот, Теана. Вы не единственная, кто помнит о своей прошлой жизни. Через мой кабинет прошло достаточно сорд, таррок и кеток, чтобы я мог разделить всех на три основных типа. "Никогда вам не сделать из меня самку для производства потомства!" — так ведут себя гостьи первого типа. Они считают себя умнее, хитрее, хладнокровнее нас и, как правило, ведут себя развязно. Разгуливают по Тиадару, оскорбляют здешних жителей и довольно быстро лишаются жизни, истекая кровью где-нибудь в переулке. "Я хочу домой" — эти раздражают больше всех, потому что даже не пытаются приспособиться к новой жизни. Они даже и не живут, а существуют, увязая в потоке воспоминаний, и, не выдержав "жестокости этого мира" режут вены, глотают яд, вешаются... Одна даже бросилась под карету, а вы, насколько я помню, прыгнули со скалы. Самый адекватный тип представляет из себя гостий, которые готовы забыть о прошлом и жить настоящим. Жить по правилам того мира, где они теперь находятся.

Проигнорировав холодный взгляд капитана, я осторожно возразила:

— Вообще-то я упала со скал по нелепой случайности. Я не самоубийца.

— Но вы на нее похожи. Мне все время кажется, что вы сейчас расплачетесь.

— Ну, тогда, я, наверное, принадлежу к третьему типу. И могу принести вашему миру куда больше пользы, если буду продолжать заниматься своими делами и намывать тарелки. Поверьте, в тарелках я разбираюсь больше, чем в детях.

Мужчина сложил руки на груди, продолжая внимательно меня изучать. И, что самое странное, я не чувствовала страха, находясь рядом с ним. Он капитан стражи, темный, и все такое, но не очень-то ему хочется заставлять меня плясать под его дудку.

Я так беззастенчиво на него уставилась, что мужчина не выдержал:

— Я сейчас покраснею.

Я стала разглядывать свои ногти, а Ди-Рек вдруг широко улыбнулся.

— Значит, вы выбираете третий путь, Теана? Хотите оставить все, как есть? Тогда примите к сведению, что, получив ис, вы станете темной, подданной Книва, нашего правителя, и будете следовать ину. Вам будет запрещено покидать город без особого разрешения; если какому-нибудь ленри вы придетесь не по нраву, он может безнаказанно от вас избавиться. Вы сознательно отказались от счастья, беззаботных дней среди подруг, где бы вас никто никогда не обидел, и выбрали жизнь, которая может окончиться в любой момент.

От обилия угроз мне поплохело. Но, раз мужчина так недоволен моим выбором, почему тогда в его глазах читается диаметрально противоположное? Почему мне кажется, что он на самом деле очень, очень доволен тем, как я себя повела?

Выходя и кабинета, я не могла отделаться от чувства, что теперь нас с капитаном фирванской стражи связывает какая-то тайна.

Секретарь, чье имущество я испортила, указал на меня перстом и визгливым голосом потребовал:

— Вот она! Уводите!

Стражники без особого интереса покосились в мою сторону: если бы капитан хотел меня арестовать, то уже отдал бы приказ. А Люсе Шаарц, напротив, оживилась.

— Ну и что? — шепотом спросила она.

— Ен пожурил меня за разлитые чернила и сказал зарегистрироваться.

— Что? — поперхнулся воздухом служащий. — Да как... Это пигалица... Эта...

Стражники развернулись и ушли, не получив доказательств того, что я нарушила порядок в преступных целях. Шаарц хлопнула ладонью по заляпанному столу секретаря и злорадно оскалилась:

— Ну-ка, сделай-ка девочке ис!

* * *

Улицы пустовали. Такое всегда случалось, когда правитель Фирвана Книв объявлял следующие два дня темными инами — то есть днями, когда проводились казни. Люсе то и дело заглядывала в окна — не хочет ли кто забежать? Увы, угадать, какой будет ин, невозможно. Как нарочно, именно на завтра Люсе приказала наготовить столько пирогов с вишней, сколько не готовили и по праздникам.

Зирра и Риса отпросились пораньше, выполнив свою работу. В заведении оставались только я, две подавальщицы и сама хозяйка. Эва, как и всегда, сидела, уткнувшись в книгу, Ирма вплетала в волосы ленты.

Пошел второй месяц моей жизни в городе. Я быстро привыкла к новой жизни и работе. Иногда мне даже казалось, что я просто переехала в другой город, и, если захочу увидеться с родными, стоит только купить билет.

Шаарц была довольна мной — Талас не навещал меня, следовательно, я не могла считаться его очередной пассией, работу я выполняла добросовестно и никогда не ходила гулять после закрытия закусочной, предпочитая читать книжки про тиадарских героев при свете свечей.

К тому же я подружилась с Эвой. Ее история была банальна, но оттого не менее грустна. Забеременела, дружок бросил, женился на другой, и зажил с ней счастливо. А Эва потеряла ребенка, когда только устроилась к Шаарц, и больше не глядела на мужчин, предпочитая искать утешение в книгах. У нас было много общего: обе мы были очень тихими, избегали привлекать к себе внимание и надеялись жить спокойно и мирно. Правда, наше "занудство" удачно разбавляла непоседливая Ирма, которой напротив не терпелось познать все радости жизни.

Вот и сегодня она надоедала нам.

— Теа, а давай съездим на Запад?

— Ну, уж нет.

Личико девчонки погрустнело.

— Но ты итак никуда не ходишь! Будешь продолжать в таком духе, и в скором времени превратишься в Эву.

Та показала ей язык и отвернулась к стене.

Вечер был необычайно тих — можно было услышать, как в кладовке шумят мыши. В канун темного ина горожане либо отсиживались по домам, либо отправлялись на Запад, отдохнуть и хорошенько напиться, чтобы благополучно проспать полдень.

Люсе не выдержала давящей на голову тишины и, швырнув обновленное меню на стойку, заявила:

— Все! Закусочная закрывается. Теа — подмети зал, Ирма — погаси лампы и понимайся наверх. Эва, а тебе давно бы уже пора отправиться домой, чтобы Дент мог закрыть двери и проверить ставни.

— Я живу в пяти тунках отсюда, а дом можно увидеть из окон. Куда торопиться?

— Не дерзи! — рявкнула енна. — Расходитесь! Нечего действовать мне на нервы.

Подруги переглянулись — Люсе Шаарц действовало на нервы все, когда она была не в духе. Однажды, когда ее поставщик опоздал на полтора туна и не успел к закату, Люсе пришлось терпеть убытки, и она залепила попавшейся под руку Эве такую затрещину, что бедная девушка едва не откусила себе язык. А собственной племяннице женщина поставила синяк под глазом, зарядив кулаком — впрочем, Ирма, убежав с соседним парнем на всю ночь и не сообщив о том никому, заслужила это.

Шаарц грузно поднялась по лестнице. Было слышно, как она стягивает с себя платье, вешает его в шкаф, причесывает волосы. Несколько шагов вперед — и кровать гнется под ее весом, отчего люстры в зале начинают звенеть.

— Слышите? — прошептала Ирма, делая страшные глаза.

— Что? — безразлично отозвалась Эва, перелистывая страницу.

— Как ваша молодость погибает, вынужденная томиться в четырех стенах! Как вы можете отсиживаться по домам, когда снаружи происходит столько всего интересного?!

— Мы слишком стары для веселья, — весело сказала я.

— Стары?! Да ты моя ровесница!

— Мне скоро двадцать.

— Ну, конечно, — не поверила младшая Шаарц. — Вот Эве уже сейчас можно дать все сорок!

Та отложила книгу и показала Ирме кулак.

— Ты безмерно утомила меня. Пожалуй, я действительно отправлюсь домой... Кстати, Теа, ты не думала насчет того, чтобы переехать ко мне? Вдвоем нам бы было веселее. Что ютиться в твоей каморке?

Я уже думала над этим. Свою койку у Шаарц я честно отрабатываю, а вот быть кому бы то ни было обязанной, мне больше не хотелось.

— Извини.

— Ничего. Я уважаю твою самостоятельность.

Ирма взвыла.

— Как же вы мне надоели! Вы даже разговаривать нормально не можете — а это все книги виноваты!

— Так и быть, Ирма, — не выдержала Эва. — Я отвезу вас в одно место. И мы пробудем там только тун. Ну, может быть, два. Не больше!

Шаарц чуть не задушила подругу в объятиях, а когда, наконец, оторвалась от нее, радостно воскликнула:

— А теперь — наряжаться!

Из нас троих только Эва знала город. Она то и дело указывала нанятому извозчику, куда нужно завернуть. Тот постоянно огрызался:

— Коли вы так хорошо разбираетесь, сами бы и правили!

Ирма громко рассмеялась. По пустынной улице эхом разошелся ее смех. Компания молодых повес, увидев нас, одобрительно засвистела. Хотя, если судить по внешнему виду, из всех троих только Ирма выглядела хорошо — потому что ее платье было ей впору. Худая высокая Эва казалась переростком в голубом девчачьем платье, а на мне платье довольно упитанной Ирмы висело, как на вешалке.

Стоило коляске оказаться на Западной, как моя тревога испарилась. На улице царила особенная, подкупающая атмосфера веселья. Нескончаемая череда питейных заведений, фонтанов, коляски и экипажи, поджидающие своих хозяев. И все — нарядные. Пусть завтра кто и лишится жизни, зато сегодня — веселье!

— Мы уже приехали. Через туна два мы собираемся домой, так что, будьте добры нас подождать.

Извозчик недовольно что-то буркнул, но стоило в его руке оказаться фребу, как недовольство волшебным образом исчезло. Он даже помог нам спрыгнуть на улицу.

— И что это? — поинтересовалась я.

Из всей Западной по карману нам оказалось только это заведение. Да и то лишь потому, что здесь некогда заправлял дядька Эвы, который помогал ей первое время в Фирване. Стоявший у входа детина расцвел в улыбке. Я обратила внимание на то, как он обрадовался Эве.

— Эвочка! Давно тебя не было! Как поживаешь?

Девушка тепло улыбнулась парню.

— Хорошо, Тео. Все теперь хорошо...

Они обменялись многозначительным взглядом и Эва указала на нас. Ирма жизнерадостно улыбнулась. На самом деле улыбка никогда не сходила с ее лица — просто менялась в зависимости от ситуации.

— Твои сестры, что ли? — прищурился Тео. В самом деле, мы были похожи — русые, стройные и в одинаковых скромных платьицах.

— Ага!

Усмехнувшись, рослый вышибала пропустил нас вперед, раскрыв тяжелую дверь. Я успела разглядеть только вывеску "Мак", да полюбоваться на ярко-красную черепицу. А внутри оказалось куда симпатичнее, чем снаружи: выложенный черно-белой плитой пол, аккуратные столики красного, синего и зеленого цветов. Стулья под цвет столов. Стены украшены узорами, имитирующими заросли неизвестных мне растений. Пока мы пробирались к свободному месту, у меня начала кружиться голова.

— Что-то мне... как-то странно.

Остальные посетители проигнорировали нас, больше внимания уделяя небольшой сцене. К столу подлетела подавальщица в красном фартуке на белое платье.

— Чего желаете? "Синь", "Поцелуй лемеринты", "Поволоку", "Острый взгляд?"

Ирма восхищенно уставилась на Эву.

— Так это "кафе настроения"? — пролепетала она. — Эва, да ты, оказывается, не такая уж и зануда!

-Поразительно, правда? — усмехнулась она. — Теа, как ты себя чувствуешь?

Мне пришлось попросить Эву повторить фразу дважды. Мысли сплелись в одну единственную, да и ту я никак не могла выразить. Наконец, смогла проговорить сиплым голосом:

— У меня голова вот-вот отделится от тела.

— Прекрасно! — обрадовалась подавальщица. — Значит, берите "Поволоку"!

Но Эва покачала головой.

— Просто "Синь".

— Ну что же вы! — огорчилась подавальщица. — У нас сегодня Азалар-сказочник выступает.

— "Синь". — Эва была непреклонна.

Вздохнув, девушка пошла за заказом. Я схватилась за виски. Мне бы и в голову не пришло, что книжный червь Эва приведет нас в наркопритон... Впрочем, стоило посидеть немного, как наваждение схлынуло. Голова перестала кружиться, запах больше не надоедал, а предметы окружающей обстановки показались более резкими и яркими.

— Сюда приходят за настроением. — пояснила Эва. — Трава, развешанная по углам, испускает особый запах, который расслабляет и обостряет чувства. Когда чувствуешь этот запах в первый раз, кажется, что сносит голову. Но это лечебный дурман, Теа, а не тот, что убивает. "Синцелия лекарственная" — основной ингредиент здешних напитков. Не бойся, эффект кратковременный, не больше пятнадцати тунок. А вот "Поцелуй лемеринты" заказывать не советую. Если перегреть напиток, то можно получить непредсказуемый результат.

— Я слышала, от него некоторые с ума сходят, — вставила Ирма.

— Преувеличение. Запах "Лемеринты полевой" очень приятный. Когда цветок подносят к носу, ощущения можно сравнить с поцелуем. А вот напитки на их основе очень сложны в приготовлении. Если все сделать правильно, вкус будет необычайным, а вот если ошибиться — мерзким. В "Маке" лемеринту не умеют готовить.

— Ты работала здесь? — спросила я.

— Мой дядька работал.

Внезапно посетители громко забарабанили по столам. Мне показалось, что крыша здания сейчас обрушится... но вот на сцену вышел молодой человек. Точнее, появился, словно соткавшись из пропитанного "лечебным дурманом" воздуха. Ирма восторженно захлопала в ладоши, не успел он и открыть рта. Ее можно было понять.

Молодой человек лет двадцати грациозно кланялся залу. Забавный наряд: синие брюки, зеленая рубашка и ярко-красный жилет, под цвета зала. Черные волосы удачно обрамляют приятное лицо. Невысокий, изящный. В мочке уха длинная зеленая серьга.

— Добрый вечер, досточтимые темные, — поприветствовал он гостей. — Какая сегодня прекрасная погода! А знаете, вот в один из таких погожих вечеров и случилась одна презабавная история...

Попивая "синь" — довольно приятный напиток, по вкусу напоминающий яблочный сок — я думала о том, как все-таки хорошо, что Сеха выгнала меня из Чащи. В "Вишне" ко мне относились, как к равной. Я была вольна делать, что хочется, тогда как в лесу сплошь одни запреты, скрытые под улыбками. И здесь был закон, который основывался на более близких мне основаниях, а не на силе духа и прочих вещах, как в Чаще. К тому же этот Азалар-сказочник оказался очень хорошим рассказчиком. Перед мысленным взором гостей возникали величественные пейзажи, вырисовывались герои, и расцветала ярким, но хрупким цветком любовь. Довольно банальная история была принята гостями на ура, потому что каждое слово рассказчика было пропитано верой в чудо.

После Азалара выступали еще девушки, но их толком никто и не слушал.

— Пора уходить, — заявила Эва.

— Н-е-ет! — застонала Ирма.

— Нам еще домой ехать — а это, по меньшей мере, полтуна. К тому же твоя тетушка может в любой момент пожелать проведать племянницу.

— Ну, можно я тогда подойду к сказочнику? Я просто скажу, как мне понравилось!

— Можно, — смилостивилась темная.

Мы подозвали подавальщицу, расплатились и пошли к выходу. Там, в темном коридоре, напротив вешалок для одежды, и находились служебные помещения. Эва оправила платье и постучалась в одну из дверей.

Та оказалась открыта.

Ирма немедленно проникла внутрь. Я чихнула, ощутив резкий запах одеколона. Глаза заслезились. В полумраке захламленной комнатки сказочника не оказалось. Послышался грохот. Почувствовав, что дело неладно, Эва буквально вытолкала Ирму, как самую младшую, за порог, и закрыла дверь изнутри.

— Ты чего? — прошептала я.

— Смотри.

Темная потянула за яркий шнурок, висевший у стены — сверху над стеной появилась тонкая полоска света. Стараясь ступать как можно тише, мы приподнялись на носочки и заглянули в подсобку.

И обе едва сдержали вздох.

Трое в темных плащах окружили сказочника. Они говорили вполголоса, поэтому расслышать слова было невозможно. Но нам хватило и того, что мы увидели — один из них с силой ударил Азалара по лицу так, что у того из носу сразу закапало. Густая темная кровь заляпала нарядный жилет. На этом нападавшие не остановились: когда Азалар что-то пробормотал в ответ, тонкое лезвие ножа прошлось по лицу — в каком-то сантиметре от глаз.

Приятный вечер резко превратился в кошмар.

Эва среагировала моментально.

— Быстро, нужно вызвать стражу! Ну же, Теа, не стой столбом!

Мы едва не сбили с ног изнывающую от любопытства Ирму. Не прошло и тунки, как Тео кинулся в подсобку, а Эва выбежала на улицу, громко крича. В канун ина стража уделяла особенное внимание Западу — на крики девушки и толпу высыпавших на улицу зевак подоспел один из патрулей. Я схватила Ирму за руку и увела в сторонку.

— Теа, что происходит? — девочка была очень, очень испугана. Она еще никогда не сталкивалась со стражей.

— Ничего, — дрожащим голосом произнесла я. — Воры.

— Они что, обокрали красавца Азалара?

Уже не красавца... Пока Тео и Эва объясняли стражникам ситуацию, я прислонилась к стене заведения, жадно глотая свежий воздух. А вот напавшие на сказочника люди не стали дожидаться стражников, и покинули помещение через ближайший дом — к сожалению, именно там мы с Ирмой и стояли.

Ирма подскочила, когда мимо нее смазанным пятном проскочила темная фигура, еще одна... Мужчины кинулись в разные стороны, следуя отработанной схеме. Стражники за ними не поспевали.

— Прочь с дороги!

Я стояла чуть дальше, чем Ирма, и успела среагировать. Ночной быстр, ловок — но одна-единственная подножка и он распластался на улице, ободрав руки и ноги. Хотя, даже такое падение не могло остановить беглеца.

Ирма, наконец, закричала, а я бросилась вниз по улице. Когда ночной падал, он выронил что-то круглое. Вот место, где он упал... куда же мог укатиться предмет? Я так увлеклась, что спустилась по улице довольно далеко, оставив визжащую Ирму одну. Наконец, нашла то, что искала — гладкий зеленый камень. И так увлеклась созерцанием находки, что позабыла про все на свете.

За что сразу же была наказана.

Что-то тяжелое придавило меня к земле. Твердая, слегка влажная поверхность тротуара врезалась в нежную кожу лица, а в плечи впились когти — было больно, но я не позволяла себя ни единого звука. Ни единого движения.

— Кенто, Сиик, — раздался удивленный мужской голос.

Животное переступило через меня; длинный хвост прошелся по встрепанным волосам. Я, наконец, смогла вздохнуть, но подниматься опасалась.

— Вставай.

Я так и сделала. Ладони содраны, плечи пронзает жгучая боль. Но все это — пустяки... Потому что на меня напала кошка. Большая кошка. Кугуар. Короткая, грубая шерсть в полумраке кажется темной, толстые усы встопорщены, а на морде улыбка.

"Только одно неверное движение...", — говорила эта улыбка-оскал.

— Она напала на меня! — возмутилась я и сразу же пожалела об этом. Хозяин такой кошки не может быть простым темным. Безукоризненно чистая одежда из самой дорогой ткани; вычищенные до зеркального блеска сапоги из мягкой кожи; яркий шейный платок, переливающийся даже в сумраке улицы. Дублет темного цвета расстегнут, открывая белоснежную рубашку. А вот лица не разглядеть за широкими полями шляпы.

— Ленри, — выдохнула я.

Темный ин — самый справедливый в Тиадаре. Вот только ленри выше ина.

— Подойди, — тихо, но вполне ясно выразился мужчина.

Покосившись на кошку, смотревшую на меня, как на потенциальный обед, я ощутила, как сердце сдавливает страх. Даже не так — ужас. И шагнула назад, а потом, повинуясь древнему инстинкту жертвы, бросилась бежать к "Маку".

Как умно, Таня! Какого лешего ты побежала за нападавшим? Зачем тебе понадобился этот камень?

Остановилась я, только врезавшись в одного из посетителей "Мака". Тот придержал меня за плечи и, заглянув в лицо, присвистнул:

— Что с тобой стряслось, подружка?

Я протиснулась в самую гущу толпы, надеясь остаться незамеченной. По всей видимости, пока я искала камень, сказочника выволокли на улицу и расспросили. Другая часть стражи разделилась на группы и бросилась в погоню за напавшими. Стараясь успокоить бешеный ритм сердца, я сунула камень в карман и приняла — попыталась принять — безразличный вид.

— Что здесь происходит?

Толпа разом смолкла; стражники почтительно склонили головы. К кафе подошел тот самый ленри, которого я встретила в переулке. Перед ним чинно выступала пума, одним своим видом разгоняющая зевак. По толпе пронесся испуганный шепоток.

— Доброго вечера, ен. Перед вами третья...

— Сказочник, — ленри даже не дослушал стражника. — Какая приятная встреча.

Азалар, бледный, с залитым кровью лицом, с трудом держался на ногах. Увидев, кто к нему обращается, молодой человек тихо застонал.

— Этого в питомник. Толпу разогнать, — хоть дворянин и не показал своего лица и иса, его приказы были выполнены моментально.

Я сгорбилась, прикрыла лицо волосами, и попыталась незаметно смешаться с потоком взбудораженных происшествием людей. Но кошка — треклятая Сиик! — безукоризненно точно опознала меня. Я застыла, заворожено глядя в безразличные зеленые глазищи. Теперь, при свете фонарей, я оценила мощное, приземистое тело, созданное для охоты.

— И вот эту.

Я открыла рот и попыталась хоть что-то сказать. Но, пока я думала, стражники усадили упавшего духом сказочника в коляску; я сделала два осторожных шага назад, но зашипевшая Сиик заставила меня передумать. Живот, накачанный "лекарственным" алкоголем, скрутило, перед глазами все потемнело, и я осела на тротуар.

Продолжение читаем здесь