Кречет и Зимородок

Хайме долго стоял, не решаясь даже вздохнуть. Несмелые звуки шагов его — казались почти кощунством.

И долго потом стоял на коленях у алтаря.

Господи! Дай силы пройти до конца, не испугаться, не свернуть. Дай силы, Господи!

А уже собираясь уходить, вдруг заметил, как из полутьмы бокового нефа сверкают глаза. Подошел... и едва ли не вскрикнул от ужаса. Откуда здесь... Нет. Всего лишь статуя. Сделанная так искусно, что казалось, чудище вот-вот пошевелиться, вздрогнет, шагнет из мрака в лучи янтарного света. Нет, не шагнет.

Перед Хайме стоял каменный виверн. Чуть припав на левую лапу, вытянув длинную шею и как-то неуклюже сложив одно крыло за спиной, второе готово вот-вот раскрыться... Хайме присмотрелся — крыло было сломано, это скульптор сделал его таким, даже видно торчащую кость. На левом бедре глубокая рана, каменное копье у зверя под ногой — наверное, вырвал и в ярости растоптал! Только в оскаленной пасти ярости нет, лишь до боли стиснутые зубы. А в каменных глазах застыла тоска. Взгляд устремленный в небо.

Раненый виверн не шагнет в лучи света — в тени ему безопасней. И сломанное крыло не даст взлететь. Пожалуй, зверь навсегда обречен прятаться здесь, старательно избегая взглядов святых с цветных витражей — они не одобрят.

* * *

— Зимородок, постой!

Венатор заметил еще издалека, плюнул на все, заорал, сил догонять уже не было. И так весь город обегал, выйдя из ратуши, охотник как сквозь землю провалился. И вот, наконец, увидел на углу, у площади. Сейчас свернет, и потом ищи его в толпе.

Зимородок остановился, ожидая, пока взмокший и запыхавшийся венатор поравняется с ним.

— Надо поговорить, Уль, — в полголоса сказал тот. — Я же просил подождать, куда ты пропал?

— Да парнишка тот... — Зимородок махнул рукой, — хотел кое-что посмотреть.

Венатор кивнул, вытер пот со лба.

— Ладно. В Хромого Циклопа пойдем? Тут недалеко.

В харчевне было светло и просторно, это только к вечеру наберется посетителей. Впрочем, широкой популярностью харчевня не пользовалась, здесь собирались в основном те, кто ценил тишину, сытный ужин без изысков и приятное общество. А то ведь подешевле всегда можно перекусить в Пьяном Драконе по соседству, а подороже (то есть по-благородному) — так это за углом, в Трех Грешниках.

Здесь чистенькие окошки, которые каждое утро заботливо протирает розовощекая толстушка Матильда, скобленые до блеска столы и жареная картошка со шкварками. Еще темное, чуть горьковатое пиво особого сорта, где хозяин такое берет — только черт, пожалуй, и знает.

Сам он (в смысле, хозяин, а не черт) в белоснежном переднике выбежал на встречу, радушно улыбаясь.

— Мессир венатор! Прошу вас! Давно у нас не были!

— Давно, — степенно согласился Иеф. — Нам как обычно, только карасиков, пожалуй, не надо.

Хозяин с готовностью кивнул, проводил их к уютному столику в глубине зала, и уже через минуту, словно сама собой, на столе возникла запотевшая бутылочка терпкого каталонского вина, а вслед за ней блюдо с сыром и крошечными тминными булочками.

— Сейчас рябчиков подадут, — заверил хозяин.

Венатор довольно крякнул, вытянув уставшие от беготни ноги, сам разлил вино по бокалам, попробовал и одобрил. Потом, прищурившись, глянул на Зимородка.

— И как тебя угораздило, Уль, — полюбопытствовал он.

Тот фыркнул, пожал плечами.

— Седина в бороду, знаешь ли...

Венатор страдальчески сморщился.

— Да, знаю... однако ж здоров был тот бес, который в ребро! Напал на епископа, на глазах едва ли не всего Дзюдзелле! — он хмуро пожевал губу, разглядывая старого друга. — Думаешь, тебе это сойдет с рук, а? Да если б не та папская грамотка, тебе бы давно уже греть пятки в пекле.

Зимородок взял тминную булочку, разломил, вдыхая аромат свежего хлеба, чуть помедлил и отправил половинку в рот.

— Его преосвященство отделался парой синяков и легким испугом, — сказал с ухмылкой.

— Уль!

— Да знаю я, — он отмахнулся, вздохнул. — Но ты хочешь сказать, я должен был отдать им Якоба?

Прищурился, глядя венатору в глаза.

Иеф шумно засопел, покачал головой. Якоба отдавать не хотелось, разве можно таких на костер? Ведь на вес золото! Да и человек хороший, хотя, конечно, Иеф не слишком близко его знал. Но тогда он не смог ничего придумать, отошел в сторону. А сейчас... не нравилось ему это дело, ох как не нравилось. Зимородку так просто не выкрутиться.

— С отпущением грехов тут не выйдет, Уль, ты перешел черту. Святые отцы давно уже на тебя зуб точат, а тут такой повод! Отпущение тебе даруют посмертно, радостно и от чистого сердца.

— Я знаю, — спокойно согласился Зимородок, принялся хрустеть второй половинкой булочки, взял кусочек сыра.

Венатор сердито сдвинул брови, выругался про себя (ругаться вслух Иеф давно уже себе не позволял, да, давно... пожалуй, с тех пор, как вернулся из Святой земли и повесил меч на стену).

— Я думал, ты уедешь, заляжешь на дно. Думал, в ближайшие лет так десять тебя больше не увидеть. Что ты делаешь здесь?

Зимородок поднял бокал.

— Жениться хочу.

Венатор тоже было взялся за вино, но едва не подавился, закашлял. На широком лице застыло нехорошее выражение.

— Ты в своем уме, Зимородок?

Тот не спеша отпил, покрутил бокал в руке.

— Знаешь, Иеф, — сказал задумчиво, — мне надоело бегать от них. То одно, то другое... Я ведь собирался купить землю, построить дом, уже место подобрал, у реки. Если б не Якоб...

— Рябчики, господа!

Хозяин появился из-за спины, торжественно поставил на стол новое блюдо. Рябчики были отменные, золотистые, сочные, с хрустящей корочкой. Иеф потянул носом и немного пришел в себя, потянулся, добыл себе хороший кусочек... но подумал, и есть пока не стал, только налил еще вина, выпил залпом, почти не чувствуя вкуса, покосился на Зимородка.

— Так что ты собираешься делать? Уехал бы, взял бы Марту с собой.

— Не могу. Меня будут искать, ты же знаешь, что это за жизнь. А у Марты двое детей. Какие тут бега? Слишком глупо.

Зимородок тоже взял себе рябчика, спокойно, со вкусом принялся за еду, обстоятельно обгладывая косточки. Венатор хмуро наблюдал за ним, молчал, что-то и кусок не лез в горло. Нервы? Старость?

— Знаешь, Иеф, — сказал Зимородок наконец, — кто-то из нас с ней двоих должен сделать глупость. Иначе не выйдет. И конечно, по традиции, глупости буду делать я. Марта пока не знает.

— Что ты задумал?

— Если церковь официально признает мою смерть — искать не будут.

Венатор едва сдержался, чтобы не плюнуть разочаровано.

— Они никогда не поверят, пока не увидят твое бездыханное тело собственными глазами, пока собственными пальцами не потыкают!

— Угу, — серьезно согласился Зимородок, хрустя косточками. В глазах сверкнули азартные огоньки. — Я убью дракона и вернусь.

Венатор вытаращился оторопело, нехорошее предчувствие шевельнулось в животе.

— Тебя зажарят на костре!

— Нет. За нападение меня должны бы колесовать. Я уже договорился с Якобом... ну, ты понимаешь?

Зимиродок облизал жирные пальцы, улыбнулся широко, во весь рот, как ни в чем не бывало.

От этой улыбки венатора прошиб холодный пот.

— Ты...? — едва слышно выдавил он.

— Именно.

— Да ты совсем сдурел?!

— Ага. Ты ж меня знаешь.

— Я не стану в этом участвовать!

— Это ничего не изменит. Хотя без тебя придется туго.

Тяжело дыша, венатор вытер лоб, лицо разом посерело, осунулось. Он с трудом подавил в себе желание вскочить на ноги и начать ходить туда-сюда, размышляя... — давняя дурная привычка. И очень долго молчал.

— Может, просто уедешь? — спросил тихо. Спорить тут бесполезно.

Зимородок шумно выдохнул, уставился в стол. Огоньки в глазах вдруг погасли, возраст как-то особенно отчетливо проступил на лице.

— Не могу, — и в голосе впервые скользнула горечь. — Знаешь, Иеф... она молодая красивая женщина, вполне состоятельная, вдова... Боюсь, если я вернусь через пару лет, она уже найдет другого...

Снова заглянул в глаза венатору.

— А мне надоело искать красоток по кабакам. У Бергеса, вон, внуки уже. Я тоже хочу.

Глотнул еще вина и вдруг усмехнулся, беззаботно махнул рукой.

— Да ладно, Иеф, в самом деле! Все выйдет как надо.

Иеф все-таки плюнул, витиевато выругался вопреки всем собственным правилам. Но спорить больше не стал.

Еще долго сидели тогда, обсуждая детали.

— 2

Снег недавно стаял и дороги основательно размыло. Грязь уныло хлюпала под ногами вязкой жижей, дождь с самого утра то переставал, то снова принимался моросить, развозя еще больше. До Ветряных Холмов — высоких и неприступных, что обступают Гельт с севера полукольцом, было три дня пути. Хайме устало брел вперед, не глядя по сторонам, взгромоздив на плече рогатину.

Сзади раздался чавкающий перестук копыт.

— Эй, охотник!

Он не стал оборачиваться, прекрасно узнав голос, эти трое цеплялись к нему еще в городе.

— Эй, не слышишь что ли?

Всадники догнали и остановились, преградив дорогу. Им было весело.

— Вот этой штукой ты собираешься в дракона тыкать? Или в твоей деревне крупнее козы зверя не водится? Да он твою палку одним пальцем перешибет! — гоготали они.

— Что вам надо? — огрызнулся Хайме.

— И откуда такие тупые недоноски берутся? — пегий остроносый всадник радостно заржал.

Хайме стоял, стиснув зубы, давно привыкнув к подобному обращению, и ввязываться в драку не собирался. Все равно бессмысленно — один против троих конных и хорошо вооруженных.

— А может, он оборотень? — хитро предположил другой, в шляпе с пером. — Может, он сейчас перекинется какой бесовской тварью, сожрет дракона, да и нас заодно? Вон, как зыркает!

Снова начали ржать.

— Чего молчишь-то? — поинтересовался остроносый. — Онемел? Слышь, как там тебя?

— Кречет, — подсказал другой.

— Кречет! Во-во! Кочет он облезлый, а не Кречет. Вон, ты смотри как нахохлился! Сейчас налетит, загорланит, заклюет еще!

Они еще долго забавлялись, Хайме угрюмо молчал, скрипя зубами. Потом им надоело, и обдав на прощание грязью из-под копыт, поехали дальше, к Холмам. А ведь будут на месте куда раньше, так еще и дракона убить успеют, пока он дойдет.

Хайме вздохнул. В брюхе уныло урчало с голоду, но кроме последней сухой лепешки в ближайшее время ничего не предвиделось.

Поплелся следом.

* * *

Лепешку он таки съел, устраиваясь на ночлег. Хотел оставить часть на завтра — не вышло. Живот сводило, а вокруг только голые безлюдные поля. Да и были бы не безлюдные, все равно ни монетки в кармане.

Вечером увидел огонек вдалеке, подошел, постоял в стороне, потоптался. От костра пахло теплом и еще, просто умопомрачительно пахло вкусной сытной едой. Человек у костра сидел один, спиной к Хайме, сосредоточенно чистил какую-то железку — что именно, видно не было.

Приблизиться Хайме так и не решился, прошел мимо.

Недалеко ушел.

— Эй, ты! А ну, стой! — велел хриплый, сорванный голос.

Хайме остановился.

— Карманы выворачивай.

— У меня ничего нет.

— Давай-давай!

Перед ним возникло пять заросших грязных громил. Вожак криво ухмылялся, поигрывая тяжелым топориком, белесый шрам дохлым червем пролег по его щеке.

— У меня ничего нет, — серьезно повторил Хайме.

Отступать было некуда. Он понадежнее перехватил обеими руками рогатину, целя острием вожаку в грудь.

— Не подходи, — грозно прошипел сквозь зубы.

Вожак засмеялся, щеря редкие зубы, белесый червь задергался, извернулся — смотреть было неприятно, до мурашек.

— Да у мальчика-то зубки! — легко, без замаха, рубанул по рогатине, ломая пополам. Хайме даже не успел опомниться. Охнул, отступая назад.

— У меня ничего нет.

Сжался, вцепившись в обломок древка, честно собираясь драться до последнего, хоть голыми руками, и прекрасно понимая, что ничего ему не светит. Все. Это конец. Глупо как — пойти на дракона и помереть по дороге от рук разбойников. Хайме готов был расплакаться с досады, но вместо этого лишь неожиданно зарычал. Вышло так впечатляюще, что вожак замер. На секунду... Хайме попятился.

И тут же звонкий свист у самого уха. Вожак грузно, без единого звука, осел в грязь. Между глаз бесстыдно торчала короткая арбалетная стрела.

Остальные зашевелились, попятились.

— Следующий! — раздалось из-за спины, и Хайме узнал голос Зимородка. Вслед за голосом заскрежетала взводимая тетива.

Желающих больше не нашлось — с парня многого не возьмешь, а связываться с вооруженным опытным человеком им не очень-то хотелось, слишком уж красноречивым оказалось приветствие. Разбойники тихо скрылись в темноте.

Хайме, наконец, выдохнул. Обломок рогатины нервно задергался и едва не выпал из вспотевших от напряжения ладоней. Хайме подумал и бросил — толку-то теперь.

— Спасибо, — он повернулся к спасителю, облизывая губы.

— Шел бы ты домой, — усмехнулся Зимородок, и ни слова больше не говоря, направился к костру.

Нерешительно потоптавшись на месте, Хайме побежал следом.

— Подожди.

Зимородок разрядил арбалет, завернул аккуратно в промасленную тряпицу, уложил на место.

— Есть хочешь? — предложил через плечо.

— Хочу, — Хайме ответил раньше, чем успел все осознать.

Он ел долго и жадно, основательно выскребая кусочком хлеба остатки похлебки из миски, до последней капли. Зимородок сидел напротив, чуть склонив голову на бок и с интересом наблюдал. Хайме старался не встречаться с ним взглядом, было как-то неловко.

— Утром пойдешь домой, — сказал Зимородок, когда парень наелся.

— Не пойду.

Тот удивленно поднял бровь.

— А что будешь делать?

Хайме набрал воздуха в грудь, сжал челюсти, все так же смотря в землю.

— На дракона пойду, — хмуро сказал он.

Зимородок хотел было рассмеяться, но отчего-то передумал.

— У тебя нет оружия и ты совсем не умеешь драться.

Хайме засопел, насупился, объяснять не хотелось.

— Я все равно пойду, — буркнул упрямо.

— Ни зубами, ни когтями драконью шкуру не разорвать, — серьезно сказал Зимородок.

— Какими когтями?

— Своими, — фыркнул тот.

Хайме удивился очень честно, и честно ничего не понял. Какое-то время сидел, переводя взгляд то на Зимородка, то на свои руки. Когти? Да, ногти, конечно, здоровые, не стриженные, с черной грязью во всех местах и заусенцами, но...

— Точно когтей нет? — ехидно поинтересовался Зимородок.

— Точно, — совсем тихо подтвердил Хайме, стало как-то не по себе.

— А хвоста?

Хайме тяжело засопел, не зная — смеяться ли ему или плакать, подтрунивали-то над ним часто, но сейчас выходило иначе, не так... С тоской глянул на Зимородка, отчаянно замотал головой. Тот весело хмыкнул, но к счастью решил оставить когти в покое, только вздохнул серьезно.

— Эх, парень... это верная смерть, — сказал он. — Иди лучше домой.

— За мою смерть дадут десять флоринов, — сглотнув вставший в горле ком, Хайме так и не смог решиться поднять глаза. — Больше я ни на что не годен.