Сильнее любви

Дворец Сирана не произвел на меня впечатления. Огромный, несуразный. Ничего общего с изысканными строениями моего народа. Огромное логово существ, которые, будучи рабами, хотели сравняться с господами.

Мне подали руку, когда я выходила из кареты, и провели в мои будущие покои, туда же позднее доставили вещи. Я безучастно смотрела на возню слуг, услышав, что господин эль Гердин припозднится, кивнула и вышла на веранду, глядя, куда меня занесла судьба.

Жара уже спала. Солнце садилось, и я могла не опасаться его обжигающих кожу лучей. Жаль только, пейзаж вокруг был безрадостным. Ничего более того, что я видела из окна кареты. Море песка.

Вскоре на небе появилась Луна, зажглись звезды. А Сирана все еще не было. Но разве имела я право в первую брачную ночь заснуть в одиночестве?

Вряд ли!

Холод все усиливался. Вскоре обнаженные плечи потеряли всякую чувствительность. Я знала, что единственным желанием моего мужа было увидеть меня смирившейся, сломленной и покорно отдавшейся на милость победителя.

Никогда!

Я молча ждала его прихода. Затем так же молча ожидала, когда он снимет с себя плащ и выйдет ко мне.

— Эль Вианта, простите за мою задержку, — начал Сиран, появившись на веранде.

— Это неважно, эль Гердин. Я наслаждалась ночной прохладой.

— Рад, что Вы нашли занятие себе по душе.

Сквозь холод я чувствовала прикосновение его невыносимо горячих рук, жесткость волос, что на мгновение коснулись моей шеи.

— Да Вы совсем продрогли, эль Вианта.

— Пустое!

Он резко повернул меня к себе. И снова, как в первый раз, яростные глаза хищников встретились.

— Я вас ненавижу!

— Взаимно!

Морозный ветер резко ударил в спину. Но я этого уже не чувствовала. Страсть, что родилась из ненависти, из безумного желания уничтожить, стереть в порошок. Эта страсть теперь владела двумя хищниками, наслаждающимися бесконечными поцелуями.

Не было нежности, любви, только обжигающие кожу ласки, сильные руки, подхватившие мое тело, недолгое ощущение пустоты и мягкая перина, на которую меня положили. Я тихо вскрикнула, когда он вошел в меня, а затем перекатилась на другой бок широкой кровати, ненавидя себя за все то, что шептала в экстазе, ненавидя его за то, какое наслаждение он мне доставлял.

Потянулись долгие дни замужней жизни. Подчас я чувствовала себя старухой, что доживает последние дни. Дни были пустыми. Дети солнца — мне чужды. Иногда я совсем не понимала их, да и не старалась. Я — повелительница. Они — слуги, неровня мне. Так к чему пытаться их понять? Так меня учили: дети солнца — варвары, рабы, грубые мужланы, величайшее зло, что видел наш мир. И я не могла думать иначе, не могла измениться. Хоть порой и хотелось взвыть, словно раненое, обескровленное, ждущее смерти животное.

Я жила в одних лишь письмах, которые приходили из дому, которые писала сама, десятки раз перечитывая каждое слово, чтобы не сказать лишнего.

Родные тоже были осторожны в высказываниях, но порой между строчек проскальзывали истинные чувства. Их мечты и опасения. Из писем я узнала, что с гроанцами заключили мир на тех условиях, что были нам больше по вкусу, узнала о болезни и смерти матери, о том, что впервые в ночь погребальной церемонии члена императорской семьи Лунная богиня так и не показалась на небосводе. Одни лишь звезды и освещали последний путь моей родительницы.

Мой народ упрочил свое положение, вновь получил возможность смотреть на тех же летунов сверху вниз. Но ценой этому был гнев нашей богини. Заключив договор с детьми солнца, мы предали ее, и она оставила нас.

Порой у меня случались короткие ничего не значащие разговоры с мужем, которые были призваны лишь заполнить тишину:

— Эль Вианта, сегодня намечается большая охота. Вы присоединитесь к нам?

— Я вынуждена отказаться. Головные боли мучают меня уже второй день к ряду. Мне бы хотелось остаться в замке.

— Не смею настаивать.

Лишь по ночам головные боли ничуть не мешали! Так повторялось изо дня в день. Холодные, каменные, едва перемолвившиеся парой слов в дневное время суток и страстные, неистовые лишь только на Маакато опускалась тьма.

Вышивка спорилась. Бледно-голубые нити легко ложились на ткань. Я провела ладонью по знакомой с детства картине. Я вышивала Ларану — бывшую столицу Эльфирской империи, резиденцию отца, родной дом. Мне безумно не хватало родных стен, моря. Под час спокойного, под час яростного. Я так часто наблюдала за ним, глядя из окна в своей опочивальне. Мне не хватало отца, а ведь мы с ним так холодно простились...

Я подняла глаза от вышивки и взяла в руки новую нить.

— Вам действительно нравится просиживать ночи за этим полотном? — внезапно спросил Сиран эль Гердин.

— Это то, чему меня учили. Вышивка не дает забыть мне о родном крае, о моей богине, — я замолчала, осознав, что сорвалось у меня с языка. — Простите.

Одним из условий договора с детьми солнца было мое отречение от Лунной богини. Меня должна была одарить благодатью другая повелительница. Должна была... Но что-то пошло не так. Лунная богиня не отреклась от меня, она все еще оставалась частью моей души.

— Прощаю, — муж отложил одно из писем, что до того читал, в сторону. — Вы совсем не похожи на мой народ. Наших дочерей не учат вышивке, только сражению.

— Я — дочь луны. Родилась ею, — я оторвала нитку и завязала узел, затем поднялась с кресла, приблизилась к мужу и подала ему готовую картину. — Я вышила ее для вас. Это обычай моего народа. Если хотите, выбросьте!

А затем два события, которые произошли почти одновременно. Первым была война, которая докатилась до ворот Маакато. Перворожденным и морунам был как кость в горле наш договор с детьми солнца, и нападение не заставило себя ждать. Вторым...

— Эль Гердин, я хотела сообщить Вам важную новость. Сегодня меня осматривал целитель. У нас будет ребенок.

— Это радостная новость в такое беспокойное время. Я рад, что Вы сообщили мне.

— Это мой долг.

Ту ночь я впервые провела в одиночестве, вскакивая едва ли не ежечасно, и понимая, как мне не хватает даже не ласк, а простого присутствия мужа.

"Племенная кобыла? Что ж, я с самого начала была права, если бы только от этого стало легче!"

Поутру, наблюдая, как армия детей солнца выезжает из ворот замка, я прошептала:

— Я ненавижу тебя! Ненавижу... Только, пожалуйста, вернись!

И снова долгие дни ожидания. Может, это была вовсе и не жизнь — пустой сон. Кто знает...

Сиран воротился. Как бы я ни ненавидела детей солнца, они — прекрасные воины. Да и численное превосходство было на их стороне. Дети солнца победили. Вместе с ними отпраздновал победу и мой народ.

Но была и другая новость, что перекрыла для меня всю радость от победы. Беда случилась в день приезда Сирана, которого я отчаянно видеть, хоть и не признавалась в этом ни одной живой душе.

Не знаю, как это вышло. Я спускалась вниз по лестнице, увидев из окна, как армия возвращается в родные стены. А затем ногам стало мокро. Живот взорвался болью. Я потеряла сознание...

Вокруг меня была пустота. Затем крики, шепот. Окончательно пришла в себя я только через несколько дней...

— Это все волнения, переживания. Вы ни в чем не виноваты. Вы... — целитель попытался сказать что-то еще, но не смог, замолчал и тихо вышел из комнаты.

Мы не говорили ни слова, не встречались взглядами, не касались друг друга. Только размеренное тиканье больших часов в углу прерывало воцарившуюся в покоях тишину.

Я потеряла ребенка.

— Мне жаль, что мой приезд причинил Вам столько волнений, — Сиран внезапно встал с кресла и покинул комнату, бросив на пороге. — Больше этого не повторится.

Я смотрела мужу вслед и чувствовала, что мои руки в крови. Это я убила своего ребенка. Вовсе не приезд Сирана взволновал меня, его долгое отсутствие. Я могла бы узнать, где он, что с ним, просто написав письмо. В любое время. Но не сделала этого, не смогла. Проклятая гордость! Вместо этого я каждый вечер стояла и подолгу смотрела на восток, откуда должны были вернуться солдаты.

— Я — убийца! — слез, как и сил, не было. Только тупая боль и горечь. А еще вопрос, что уже раз возникал в мыслях: зачем, ради чего мне жить?

Шаги давались с трудом, и, будь я поумнее, уже давно повернула бы назад. Но нет! Упрямство гнало вперед. Не останавливаться! Пути назад нет! Впервые лестница в башню ветров казалась такой нескончаемой, отнимавшей последние силы.

Но у всего в Эльфире есть конец. Был он и у этой проклятой лестницы, ровно, как и у моей жизни! Последняя ступенька давно осталась позади. Я задыхалась, но остановиться и передохнуть не пожелала. Еще успею! Впереди целая вечность.

Холодный парапет, резкий порыв ветра, что придал еще больше решимости и... сильные руки, что не дали ощутить всю легкость падения, на короткий, быстротечный миг почувствовать себя птицей, гроанкой... А затем умереть!

— Зачем? — крепкие ладони сжали мою тонкую, затянутую в корсет талию. Горячие губы прошептали на ухо вопрос.

— Эль Гердин, вас это не должно заботить. Договор с детьми луны не будет разорван, что бы со мной не случилось!

— Я не спрашиваю, что должно или не должно меня волновать! — он резко повернул мое лицо к своему. — Я лишь хочу знать, почему Вы решились на это?

— Я ненавижу вас!

— Не смешите! — он резко сжал пальцами мой подбородок, причинная боль. — Вы вышли за меня замуж, ненавидя. Ненавидели все то время, что мы были вместе. Но до сегодняшнего дня вас все устраивало!

— Я убила своего ребенка. Разве этого не достаточно?!

— Не говорите ерунды! С каждой может случиться... У нас будут еще дети.

— В этом-то все и дело! — я все же не смогла сдержать правду, рвущуюся наружу. — Я не хочу быть племенной кобылой, о которой забудут, когда она выполнит свой долг! А так ведь и случилось. До того, как Вы уехали на войну, до того, как вернулись с победой.

Он резко притянул меня к себе и яростно впился в губы. На мгновение все чувства исчезли. Только обжигающий болью поцелуй, который казался особенно сладким, сила, сводящая меня с ума и дикое желание жить.

— Только попробуй прийти сюда еще раз, и я сам тебя изведу!

— Какое мне будет до этого дело, если я и так приду сюда умереть? — я гордо выпрямила спину, сама не зная, чего хочу: покориться или восстать, умереть или жить.

— Смерть бывает разной, — его глаз, цвета обсидианов, вспыхнули. — Бывает легкой, словно полет бабочки, а бывает, — он еще сильнее сжал мой подбородок. — Бывает страшной. Легкая смерть тебе не достанется!

Внезапно по бедрам потекла горячая жидкость, как два дня назад. Я стиснула зубы, чтобы не застонать, и перевела взгляд вниз, где по корсету моего изумрудно-зеленого платья расплывалось красное пятно. Оно все увеличивалось и увеличивалось, лишая меня последних сил. Но ничего сказать я не успела. Крепкие надежные руки подхватили меня и оторвали от земли. Минуту назад угрожавший голос теперь что-то успокаивающе шептал на ухо, баюкал, усыплял...

Я каждый день надеялась, что ты вернешься. А потом на небосвод вступала Лунная богиня, и я понимала, что все напрасно...

Постылое слово война!

Только бы перворожденные промазали, только бы ты вернулся!

Дурачок!

Я не люблю тебя. Любовь уничтожает, стачивает с середины, несет одну лишь боль...

Я не люблю, ненавижу...

Я очнулась в своих покоях. Тело не болело так, как в прошлый раз. Лунная богиня забрала боль. Жаль только телесную. О душе никто не заботился, будто ее и нет вовсе. Рядом в кресле сидел Сиран. Загорелое лицо было умиротворенным, глаза закрыты. Я долго с непонятной грустью смотрела на него. Смотрела долго и поначалу даже не заметила, что он открыл глаза и теперь рассматривал меня, будто впервые увидел.

— Я рад, что Вы пришли в себя, — наконец произнес Сиран.

— Благодарю, что спасли мне жизнь. Подобное не повторится. Этот суицид был просто попыткой уйти от того горя, которое произошло, — я отвела взгляд. — Я уже долго лежу в постели?

— Три дня. Вы хотите знать что-то еще? — казалось, Сиран хочет избавиться от меня поскорее.

Я предоставила ему такую возможность.

— Нет, благодарю. Прошу, оставьте меня, — я легла спиною к мужу и закрыла глаза, чтобы Сиран не увидел слез на моих очах. — Я бы хотела отдохнуть.

Он ничего не ответил. До моих ушей долетели лишь тихие отдаляющиеся шаги, а затем и звук захлопнувшейся двери, что отрезала нас друг от друга. Больше можно было не сдерживаться.

Из глаз хлынули слезы. Я уткнулась лицом в подушку, пытаясь не завыть от отчаяния, пытаясь успокоиться, взять себя в руки, снова возненавидеть Сирана эль Гердина, стать холодной, бесчувственной, как фарфоровая кукла с навечно застывшим лицом!

— И это я — дурак?! — внезапно горячие пальцы коснулись моей щеки, насмешливые глаза взирали на заплаканное лицо.

— Я думала, Вы ушли. Я... Я что-то говорила, пока была без сознания?

Сиран ничего не ответил. Только закатил глаза и усмехнулся. Я задрожала, попыталась отбросить прочь от своего лица его руку. Но не успела. Терпкие губы, как три дня назад прижались к моим губам, в первый раз даря не только страсть, но и нежность, ласку.

— Чего же ты так безумно боишься, Дебра эль Вианта?

— Любить...

Год спустя...

Маленькое тело прикорнуло на моих руках. Малышка. Красавица. Совсем не похожая на меня. Точная копия Сирана. Темноволосая, черноглазая, с горячей кровью в жилах. И не подумаешь, что ее мать дочь луны. Кровь Сирана оказалась сильнее моей. Только имя — Луанита, и напоминало о моем народе.

— Красавица, — тихо прошептал ее отец, склоняясь над курчавой головкой. — Будущая покорительница сердец.

— Я думала, ты хочешь мальчика.

— Я хотел ребенка, — он поцеловал меня. — От тебя, — еще один поцелуй. — Это все.

В начале зимы выпал снег, который дети солнца не видели уже несколько десятков лет. До этого зима приносила с собой лишь морозный ветер, да тонкую корку люда, что покрывала песок.

Каждое утро я просыпалась от веселых криков детей челяди, которые радовались снегу, будто какому-то чуду. Меня саму белые снежинки, что все падали и падали с неба, а пуще того — холод, ничуть не радовали. Что поделать, люблю тепло, а не вечные смены жары на мороз. Сейчас был черед холода, и от него не спасал ни весело трепещущий огонь в камине, ни теплые одеяла. Только одно и могло помочь...

— Я же предупреждал, что приду поздно, Сиран тихо, боясь меня разбудить зашел в комнату, но, видя, что я не сплю, начал разговор. — Гроанцы слишком ненадежные союзники, нужно поскорее объединиться с морунами, пока Пепельная богиня спит и не может этому воспрепятствовать.

— Я помню, ты говорил. Я просто не могла уснуть.

Он поцеловал меня, откинул одеяло в сторону, на мгновение позволив холоду объять мое наготе тело, а затем прижал к себе. Жизнь Сирана, как и жизнь других детей солнца, была полна контрастов. Горько-сладкой, как его губы, обжигающе холодной, как ласки в морозные ночи, как его тело, что зажигало меня огнем.