Менестрель по имени Смерть Глава 1

* * *

две недели спустя...

Изнывая от жары под раскаленными лучами злого июльского солнца. Истекая реками пота. Ежесекундно прикладываясь к фляге с водой. По дороге на Далеград, чуть сутулясь под тяжестью ноши, загребая разношенными сандалиями мягкую горячую пыль, брела... Смерть.

Только вот вряд ли кто-то признал бы Слепую Гостью, ибо не было при ней ни черного полуистлевшего балахона, ни зазубренной косы; да и на выбеленный временем скелет, с ядовито-зелеными огнями в глазницах она походила слабо. Куда больше она смахивала на миловидную девушку-подростка лет шестнадцати, худенькую и рыжеволосую, с конопушками на курносом носу и огромными чуть наивными синими глазами. Но не стоило обманываться этим милым обликом — по дороге шла самая настоящая Смерть. И то, что Ступающая Неслышно в реальности оказалась весьма далека от фольклорных о себе представлений, совершенно ее не заботило, а напротив, играло на руку. За спиной у нее, в черном матерчатом чехле на широких лямках, болталась гитара, ставшая в такую жару непосильной ношей и жегшая спину не хуже адского пламени.

Люди звали ее по-разному: Слепая Гостья, Госпожа Смерть, Бледная Дева (однако, вряд ли кто-то рискнул бы назвать ее бледной, столкнись они нос к носу). Сама же она предпочитала имя Арьята, пусть оно и досталось ей по ошибке. Но, ни случайный крестный, ни сама крестница ничуть не возражали против этого маленького недоразумения, решив оставить все, как есть.

Шагах в четырех перед нею, взбивая пыль рифлеными подошвами сапог, бодро вышагивал верный ее Поводырь — высокий ладно сложенный мужчина лет двадцати семи-тридцати, в черной безрукавке и таких же штанах. За плечами у Поводыря болтался видавший виды тощий пятнистый рюкзак. Светлые, стального оттенка, волосы были заплетены в косу, свисавшую вдоль рюкзака чуть не до копчика. Длинная челка, разделенная на две пряди и оплетенная красной тесьмой обрамляла узкое загорелое лицо.

Завистливо поглядывая на него (вот ведь циркуль длинноногий — жарит, как в преисподней, а ему хоть бы что!!!), Арьята предпочла, чтобы данный субъект был не только ее Поводырем, но и Извозчиком, а точнее Износчиком, о чем не замедлила ему сообщить. В ответ на такое предложение Поводырь ехидно заметил, что тут его и похоронят, погребенного под смертной тяжестью. Посему, Смертушке ничего не оставалось, кроме как топать ножками самостоятельно. И ножки вовсю поносили свою нерадивую хозяйку за такое непотребное с ними обращение, обещая после следующего привала отказать вообще.

Вскарабкавшись вслед за Поводырем на холм, Арьята знаком потребовала остановиться, и, упершись руками в колени, тщетно пыталась восстановить сбившееся дыхание. Горячий воздух противно царапал пересохшую гортань. Девочка с надеждой приложилась к горлышку фляги и жадно выхлебнула оставшиеся полтора глотка тепловатой воды, вытрясая в горло последние капли.

— Дождя... — просипела она, — хочу дождя... Его должно быть много, можно даже с громами, молниями и наводнением, иначе изойду на пот, и мир останется без Смерти...

— Разве это так плохо? — Иронично усмехнулся Шириган Йонсу, ее верный Поводырь. Он обернулся к своей ведомой, и стало видно, что один глаз скрыт черной повязкой. Второй, как ни в чем не бывало, хитро щурился на заливавшее землю солнце.

— Это с какой стороны посмотреть. — Тоном, более подходящим для философского диспута, нежели для дорожной беседы, заметила девчонка. — Если с моей, то просто отвратительно, а остальные меня не интересуют. Да и тебя жалко... будешь ведь плакать по бедной маленькой Смертушке, безвременно покинувшей своего верного Поводыря. Почти девятьсот лет как-никак вместе... Так будешь плакать?! — Она дернула его за оплетенную красной тесемкой прядь.

— Буду, — покладисто согласился Шири, лишь бы шкодная менестрелька перестала посягать на святое, — но тихо и недолго, потому как смысла нет оплакивать настолько вечное существо, хоть я к тебе и привязан, daeni .

— У-у-у... злюка! — Насупилась Арьята. — И вообще, я устала, пить хочу и меня сейчас солнечный удар хвати-ит, а тебе все равно-о-о... — захныкала она.

— Ma daeni, одно твое слово — и мы вернемся в Круговерть немедленно, не стирая подошв, не сбивая ног и не попирая пыльный тракт, бегущий средь поросших вереском могил... — Шири указал рукой на покрытую лиловым кустарником Курганову пустошь, с которой они только что взобрались на холм.

— Нет, — запротестовала Арьята, — ну прилетим мы на крыльях ветра в Круговерть, и что? Ладно ты... в карты с Ловкачом резаться будешь или с питомцами Мелисы возиться, в конце концов, хоть с Тарой наругаешься всласть... А я что буду делать? Есть и спать? Скукотища... Так что уж лучше изнуряющий поход во славу скромных нас, чем глухая тоска и безделье... Да здравствуют дороги и путники! — Провозгласила девочка, воздев руку к небесам.

— Аминь, — закончил за нее Шири, начиная спускаться с холма и стремясь отогнать настырную мысль о том, как хорошо было бы оказаться сейчас под сводами родной Круговерти, где царила свежесть и прохлада. Обиталище Смерти, расположившееся аккурат на Грани, не зря звалось Круговертью, в зависимости от настроения владелицы, поворачиваясь к живому миру то вычурным замком из серого и бежевого камня, то мрачными развалинами, на подходе к которым то и дело показывались из гравия выбеленные временем черепа. Однако перспективы интересного времяпрепровождения в компании иных коллег, так радостно озвученные Арьятой своему верному Поводырю, самого Шири отнюдь не развеселили. Что толку играть в карты с Ловкачом, если обставить матерого шулера, и к Смерти-то угодившего из-за карт, невозможно. С Мелиссой и ее питомцами все было сложнее. Как целительница, до последнего спасавшая чужие жизни во время очередного чумного мора, угодила в Поводыри Смерти, одному небу известно. Кажется, Арьята сама ей предложила, когда та лежала при смерти. И с тех пор Мелиса присматривала за душами погибших детей, которые, попадая в Круговерть, становились очень даже материальными. Но, как ни странно, именно в крыле, принадлежащем целительнице, Шири и проводил больше всего времени. Однако сейчас ему требовалась передышка от шумного мелисиного питомника. А Тара, о да, не поругаться с ней, означало — день прошел зря. И место ей, по мнению Шири, было не в Круговерти, а где-нибудь в преисподней. Поводырь очень хорошо представлял охотницу на предателей живо гоняющей чертей меж котлов. Он тряхнул головой, избавляясь от воспоминаний, и обернулся проверить, идет ли менестрелька за ним. Медленно, но уверенно Арьята плелась сзади.

— Ши-ы-ри... я пить хочу... — тут же заканючила она, заметив, что на ее смертельную особу обратили внимание.

— И что? — Равнодушно осведомился Поводырь.

— Воды бы...

— Daeni, на вершине холма ты допила мою флягу, а твоя опустела еще полчаса назад. — Жестко отозвался мужчина.

Смерть, тяжко вздохнув, продолжила ковылять за ним следом, сетуя себе под нос на жесткосердие некоторых отдельно взятых сынов рода человеческого.

За холмом начинался лес. Подвялившиеся под жарким июльским солнцем кроны деревьев застыли в ожидании хотя бы легонького порывчика жаркого суховея, способного медленно, но верно пригнать полные испаренной влаги тучи. Гулявшие невесть где, и не желающие поделиться накопленным запасом воды. Лес был непривычно тих — вся обычная для такого времени живность либо попряталась в самый непролазный бурелом, лишь бы подальше от жары; либо впала в непривычную дневную спячку.

— Шири, у меня не только самая печальная, но и самая скучная работа в этом грешном мире, — посетовала Арьята в спину Поводырю, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о воде, — сонное царство, летаргическая империя... Где вал опасностей и приключений, о которых можно рассказать на дружеских посиделках у очага? Где бесстрашные герои, о которых можно сложить баллады?! Эх, жизнь моя, жестянка...

— Daeni, не буди лихо, пока оно тихо, — вкрадчиво ответил он. Ибо приключений, выпадавших густым дождем на голову неугомонной Смертушки, хватило бы с лихвой не только на целый батальон героев, но и на их потомков до седьмого колена.

Подлесок с шелестом сомкнулся за их спинами. Едва заметная тропка уходила дальше в лес под сень деревьев. В воздухе чуть слышно разлился какой-то неясный приторный душок, резко выделяющийся среди обычных лесных запахов. Шири это не понравилось, но сейчас наполнить фляги значительно важнее, нежели принюхиваться непонятно к чему. А тут, если ему не изменяет память, вскоре должна показаться поляна с лесным родником.

Поводырь потянулся к ветвям орешника, чтобы раздвинуть их и выйти на открытое место, но рука застыла в миллиметре от цели, пальцы сомкнулись на вялой листве.

— Ш-шайтан... — прошипел он, отступая на шаг назад.

Продолжая рассуждать о несправедливости бытия, Арьята врезалась ему в спину.

— Ой... — пискнула девочка.

— Daeni, ведь говорил же... не буди лихо...

Арьята любопытно выглянула на поляну. Солнце заливало ее ярким светом, из-под корней старого дуба бил родник, а на траве лежало несколько окровавленных тел. Теперь становилось ясно, что это за приторный дух разлился по округе — в воздухе уже отчетливо пахло кровью.

— Ой, — сдавленно ойкнула Арьята.

— Ой, — согласился Шири, — однако, вот к чему приводит вовремя неутоленная жажда...

— Нельзя быть таким циничным, — тихо и абсолютно серьезно откликнулась девочка.

Вместо ответа Поводырь просто шагнул на поляну и застыл, будто налетев на невидимую стену.

— Шайта-ан... — простонал он, понимая, что среди тел есть умирающий, отчаянно цепляющийся за жизнь, но не понимающий, что она уже завершилась. А это грозило появлением очередной неприкаянной души, и как следствие всевозможными неприятностями на голову местного лешего и всех, кто рискнет сунуться в лес. Шири, мрачно сплюнув, швырнул в траву болтавшийся за плечами рюкзак и перевязь с мечом.

Арьята отступила на шаг, зная, что сейчас произойдет. Стоять рядом с Поводырем в момент перехода на Грань не рисковала даже она.

Шири резко выдохнул, избавляя легкие от воздуха, и почувствовал, как от груди по всему телу острыми иглами расползается холод, и он перестает существовать среди живых; как окутывает его мгла Грани, и белесые пальцы сжимаются на рукояти косы. Единственный глаз мертвенной зеленью светился во впалой глазнице...

Умирающий лежал возле родника. Грудь его, перетянутая окровавленной неряшливой повязкой, едва заметно вздымалась.

— Ша-айта-ан! — Заунывно выругался Поводырь, понимая, что в живых остался кто-то еще. Ведь перевязали же этого несчастного...

Шири присел возле него на корточки. Мужчина с трудом разлепил глаза и попытался что-то сказать. Когда люди ступают на Грань, они видят то, что живым недоступно. Окровавленные пальцы, с недюжинной, как для смертельно раненого, силой вцепились в черную полуистлевшую безрукавку.

— Защити... учени... помоги... е...

Поводырь ощутив, как чужие пальцы прожигают в груди дыру, попытался вырваться, но не тут-то было.

— Да! — Взвыл он. — Сделаю, все сделаю!!! Отпусти...

Жгущие плоть пальцы разжались, оставляя на безрукавке кровавый след. Шири резко прянул назад и занес косу...

-Прочь от него, погань!!! — Разодрал тишину Грани пронзительный вопль, и что-то грязное, всклокоченное, выскочив из-под корней дерева, словно черт из табакерки, кинулось на Поводыря и сбило с ног. От неожиданности тот даже не подумал сопротивляться.

— Ты... ты что, меня видишь???!!! — Ошеломленно выдавил он, за шкирку отдирая от себя паренька лет пятнадцати, понимая, что видеть тот его как раз и не должен.

— Прочь от него, поганый умрий!!! — Визжал парнишка, и, рванув из наплечных ножен меч, попытался рубануть Поводыря по плечу.

Шири, отшвырнув косу, едва успел перехватить клинок.

— Умрий? — Удивленно вытаращился он на храброго юношу, понимая, что его спутали с кровожадной нежитью.

— Не смей его трогать... — надрывался паренек.

Поводырь не нашелся что ответить, продолжая недоуменно пялиться на горе-героя и напрочь забыв, что для живого человека сейчас его прикосновение может быть смертельно. Мальчишка тем временем все больше бледнел. Поводырь, находящийся на Грани стремительно выкачивал из живого силы, сам того не желая. Арьята, доселе стоявшая в стороне, решила, что пора вмешаться.

— Ши, да отпусти ты, наконец, этого несчастного! Ему еще жить и жить, а ты мальчишке жизнь укорачиваешь!

Сообразив, что к чему, Поводырь покорно разжал пальцы на воротнике юноши, и тот бездыханным кулем рухнул на траву. Переступив через обморочное тело и подняв косу, он вновь приблизился к умирающему. Тускло блеснуло лезвие, перерезая нить, соединявшую душу и тело. Шири почувствовал, как коснулся щеки легкий порыв ветра, разошлась и сомкнулась мгла за спиной.

Поводырь глубоко вдохнул, заставляя смертный холод отступать и сжиматься до маленькой ледяной искорки в груди. По телу прокатилась теплая волна, разгоняя застывшую кровь. Шири даже порадовался, что сейчас на дворе стоит несусветная жара, мигом вернувшая телу чувствительность.

Солнце вновь окрасило мир в живые цвета. Он потряс головой, избавляясь от противного звона в ушах — неизбежного явления после возвращения с Грани.

— Daeni, ты еще хочешь пить? Родник там. — Шири махнул рукой в сторону дерева. Мирный плеск воды казался чем-то потусторонним на залитой кровью поляне, напрочь отбивая желания к нему приближаться.

— Да нет, что-то расхотелось уже, — зябко повела плечами Арьята. — Давай-ка уйдем отсюда поскорее... Эээ, и ребенка этого несчастного тоже забери! — добавила она, наблюдая, как спутник цепляет на пояс меч и забрасывает на спину пятнистый рюкзак, брошенный ним при выходе на поляну.

Поводырь скептически посмотрел на распластанного перед ним юношу. Ему не очень-то хотелось связываться с человеком, способным разглядеть его на Грани. Это какими же ментальными способностями нужно обладать, что вот так запросто вывалиться из живого мира на черту и накостылять, ну, почти накостылять, Поводырю Смерти?

— Шири, не будь букой, — с нажимом произнесла девочка.

— Ладно, ладно, daeni, но в случае чего я снимаю с себя всякую ответственность! — мстительно проворчал он.

— Ты и так не слишком нею обременен. — Фыркнула Арьята.

Он недовольно засопел, но все же поднял бездыханное тело на руки.

— Ты иди, я догоню, — напутствовала его девочка, вскидывая руки и заставляя землю расступиться под телами.

— Земля дала, земля взяла! — Отрывисто бросила она, наблюдая, как смыкается дерн над погибшими.

Раскаленное солнце, перевалив через зенит, медленно и лениво ползло к горизонту, сменяя жаркий плавящийся день на не менее жаркий и душный вечер. Но кровожадным лесным комарам было, кажется, наплевать на духоту. Стоило дневному светилу откатиться к горизонту, как чувство голода выгнало маленьких кровопийц на охоту. Завидев усталых, бредущих к озеру, путников оголодавшие комары накинулись на вожделенную добычу, за что немедля оказались вознаграждены громкими аплодисментами и ругательствами злого, измотанного Поводыря Смерти.