Поднимается ветер (главы 1-17)

— Бандзан, я что-то не понимаю — ты куда деньги деваешь? К гейшам ты обычно не ходишь...

— Ну, понимаешь... Я ведь опять дал зарок не возлежать с женщинами. А вчера попал в квартал Ёсивара... В общем, чтобы избежать этого соблазна пришлось чарку-другую опрокинуть.

— Угу. Лучше бы ты дал зарок рис не жрать и саке не хлебать.

— Я подумаю над твоим предложением.

— Не бери в голову, это тоже дурацкая идея... Ну, ладно, пойдем к Бутаро сходим.

Площадь постепенно наполнялась шумом. Сюда съезжались паровые грузовики, на которых самые зажиточные торговцы подвозили товар, спешили крестьяне и ремесленники с повозками, запряженные татикомами. Бандзан и Киёмицу заметили подъехавшего на скрипящем суставами татикоме мати-якунина Окубату и едва поспевающую за ним свиту прихлебателей из налогового ведомства. Окубата, явно будучи не в духе, кивнул Бандзану и Киёмицу, давая знать, что заметил присутствие самураев.

— Забыл тебе сказать, — спохватился Киёмицу. — Моронобу объявил, что сегодня по указанию мати-бугё на площади будут проверять разрешительные грамоты. Надо бы людей собрать, а то Окубата орать будет.

— Чтоб его они в преисподнюю утащили! Я поем сегодня или нет? — взвыл Бандзан, который уже чуял дивный запах мисо и креветок, ждущих своего едока в лавке Бутаро.

— Значит, говоришь, легче гаки прокормить, чем набить мое брюхо? — ехидно усмехнулся Киёмицу. — Ладно уж, топай. Я сам разберусь. Бутаро скажи, что я с ним рассчитаюсь.

Он развернулся и направился к установленному посреди площади электрическому рупору для объявлений. Через минуту площадь огласилась громогласным ревом Киёмицу, собирающим стражников своего десятка и десятка Бандзана.

Бандзан же не медля нырнул под навес лавки с едой. Завидев его, Бутаро, махавший ножом, вытер лапы о фартук, под которым были надеты лиловые штаны и расшитое замысловатым узором хаори, и поклонился.

— Что будет угодно откушать господину Кумадзаве? — вежливо осведомился он, подметая пол хвостом.

Бутаро принадлежал к роду тануки, живущему в горах Хаконэ. С ростом Эдо они вынуждены были переселиться в город, однако особых неудобств от этого не испытывали. Семья Бутаро всегда славилась хорошим отношениями с городскими жителями, так что они спокойно расселились по всему городу, а главу их рода Бенчиро ввели в совет старейшин. Единственное, что им запрещалось, и за чем неусыпно надзирали все чиновники и стража, так это превращаться в людей кроме как в своих домах за закрытыми окнами.

— Бутаро, дружище, давай без расшаркиваний — жрать хочу, не могу! — обратился к тануки Бандзан, плюхаясь на циновку. — Дай хоть чего-нибудь, а Сато сейчас всласть наорется в свою трубу и расплатится.

— Конечно, господин Кумадзава. Сегодня Эбису был необыкновенно благосклонен. Есть рисовые колобки со свежими креветками, только что из залива! Вот, убедитесь сами.

Бутаро сунул под нос Бандзану лоток, на котором, подтверждая его слова, лежали подозрительно подпрыгивающие рисовые шарики.

— Бутаро, дружище, а у тебя не то чтобы не совсем свежие, но хотя бы не такие живые креветки есть? — Бандзан осторожно отодвинул от себя лоток.

Бутаро прижал лапой особо резвый колобок.

— Нет. Пока все только такие.

Бандзан жалобно вздохнул.

— Ну тогда давай мисо и рис. И сасими. Лучше всего из тунца. Хоть у тебя новомодными изысками побалуюсь.

Бутаро поклонился, взметнув хвост и скрылся за висящей на двери занавеской, через минуту появилась его дочь Юкико с подносом в лапах.

Поставив его перед Бандзаном, она поклонилась.

— Спасибо, конечно, Юкико, — снова вздохнул Бандзан и приметив на подносе кувшинчик с горячим саке, с притворным вздохом отодвинул его. — Но это можешь забрать. Я все-таки на службе.

Юкико хихикнула и, не говоря ни слова, подхватила кувшин и убежала. На смену ей вышел Бутаро и принялся снова махать ножом, разделывая рыбу.

— А скажите, господин Кумадзава, — осведомился он, не отрываясь от разделки рыбы. — Какие нынче слухи о том, что творится на юге Ямато?

— М-м-м? — переспросил Бандзан с набитым ртом.

— Понимаете, что-то я часто стал замечать, что в Эдо появилось множество моих сородичей из Фукуоки и Кагосимы. Я бы не обратил внимания, но с ними пришли много кицунэ, а вы знаете, что они не любят людных мест, да и вы, люди, их не жалуете.

— Есть за что, — буркнул Бандзан, ухватив палочками кусок пожирнее.

— Что верно, то верно. Мы и сами их недолюбливаем. — Бутаро взмахнул ножом и подбросил в воздух ломтик рыбы, ловко поймав его ртом.

Прожевав, он продолжил:

— Они меня беспокоят. Мы не очень хорошо знаем рода, живущие за Внутреннем морем, поэтому и не общаемся, но у меня сложилось впечатление, что они чем-то напуганы, причем очень сильно. Но нам в чем дело не говорят.

— Может быть местный даймё решил их поприжать?

— Э-э, не думаю. Вы знаете, господин Кумадзава, мы, хэнгэёкаи, лучше вас, людей чуем некоторые вещи. Меня самого в последнее время терзают какие-то нехорошие предчувствия.

— Полно тебе, Бутаро, — отмахнулся Бандзан. — Это все, наверное от несвежей морской капусты. Дай-ка мне немножко того окуня, которого ты так аппетитно стругаешь.

Бутаро подбросил в воздух дощечку с свеженарезанной рыбой и отправил ее в руки Бандзану. Тот мгновенно поймал ее, не уронив ни ломтика.

— И все-таки мне это кажется странным. Вчера я был в порту — они раскупили все билеты на суда, идущие на Тот Край света. Многие даже набиваются в команду на грузовые корабли. Не думаю, что тут дело в слишком резвом даймё.

Бандзан задумался.

— А знаешь, Бутаро, ты прав. Что-то в этом есть. Вот и сёгун уже в который раз уехал в Киото. В последнее время они постоянно совещаются с императором. А вспомни — раньше он только гонцов посылал жаловаться на Дзигоку.

Он собрал последним ломтиком соус и отправил его себе в рот.

— Но ты не переживай, дружище. Я не думаю, что могло стрястись что-то серьезное, иначе бы нас уже поставили бы на уши. Скорее всего какой-нибудь южный даймё давно не жил в Эдо и немного забылся. Думаю, армия сёгуна быстро ему просто напомнит, что война Сенгоку Дзидай давно закончилась.

— Ох, хотелось бы верить, господин Кумадзава.

— Кстати, Бутаро, ты все бумаги как положено оформил у дайкана? Тут Окубата приперся их проверять.

Бутаро всплеснул лапами и воткнул нож в стол.

— Вот спасибо, господин Кумадзава, что сказали. Пойду соберу недостающее, — он подмигнул Бандзану. — Серебро-то у меня далеко хранится, могу не успеть найти.

Бандзан поднялся с циновки, распуская ставшие вдруг тугими ленты на доспехе, как перед ним появился Киёмицу.

— Ну, наелся, проглот? — осведомился он.

Бандзан кивнул.

— Пошли тогда, а то Окубата рвет и мечет. На рынке полно хэнгэёкаев из южных провинций, и все без разрешений на пребывание в столице. Вот сейчас шуму будет.

Бандзан нахмурился. Одно дело болтовня Бутаро, тануки вообще славятся своей болтливостью и глупостью, другое — нашествие оборотней. Конец спокойствию в Эдо.

Они вышли на площадь и направились к Окубате, записывающему что-то на свиток. Вокруг него толпилось с полсотни галдящих тануки и нэко. Еще Бандзан успел заметить несколько стоящих в сторонке ину, одетых в аляповатые хаори. Ину казались напуганными и настороженно озирались по сторонам. За спинами у них торчали подозрительно длинные свертки. Рядом с Окубатой стояли стражники из десятка Киёмицу. Несколько из них держали за шкирки растрепанных тануки. Моронобу видно не было, но с другого конца площади раздавался его рев, который невозможно было спутать ни с чем другим.

— Что ж здесь творится-то? — озадаченно спросил Бандзан, почесывая затылок.

В этом момент Бандзана охватило крайне нехорошее предчувствие, звуки окружающего мира стали приглушенными и над рыночной площадью повисла зловещая тишина. Это почувствовали и хэнгэёкаи, у которых шерсть встала дыбом. Взвыв на разные голоса, они бросились врассыпную. Те, что находились в руках у стражников, отчаянно завертелись вырываясь. Кто выскочил из одежды, кто цапнул за руку — тем или иным способом они все освободились. Мгновение спустя на площади не осталось ни одного оборотня, кроме сбившихся в кучу ину, ощетинившихся во все стороны мечами, выдернутыми из заспинных свертков. Увидев их, у Окубаты глаза полезли на лоб — ину осмелились нарушить указ об охоте за мечами, изданный еще Тоётоми Хидэёси, и оставили у себя оружие! Он собрался было заорать, как затихшая площадь взорвалась людскими криками.

Со стороны стоянки грузовиков хлынула толпа торговцев и покупателей. На их лицах был написан такой же ужас, как мгновение назад на мордах хэнгэёкаев. Затем раздались уже другие звуки — крики боли, свист оружейной стали и страшный грохот. Ощутимо пахнуло гарью.

Бандзан и Киёмицу выхватили мечи и бросились навстречу толпе, пинками расшвыривая горожан.

— Стража, за мной! — заорали они в один голос, пробегая мимо застывшего в недоумении Окубаты.

Стражники соображали куда быстрее впавшего в ступор мати-якунина и поспешила вслед за командирами.

Людской поток схлынул как-то разом и площадь опустела.

Зрелище, открывшееся взору стражников, никоим образом их не порадовало. Практически все лавки были разнесены в щепки, товары валялись на земле, размешанные множеством ног в разноцветную кашу из овощей, риса и сырой рыбы. Чадя прогоревшими котлами и плюясь искрами, грузовики валялись как попало, придавив несколько татиком и повозок. Чтобы хотя бы завалить машину набок, нужно была недюжинная сила. Здесь же, похоже, свирепствовало настоящее чудовище — один из грузовиков был заброшен на крышу домика управляющего рынком, и коптил вместе немедленно занявшейся огнем постройкой. Оставшиеся целыми татикомы улепетывали со всех ног, натужно скрипя плохо смазанными сочленениями. Бандзан насчитал два десятка трупов, разбросанных тут и там, среди них были несколько тел стражников. Все тела лежали в таких позах, что походили на переломанные куклы, некоторые были искромсаны рубящими ударами.

Наконец ушей Бандзана достигли чьи-то отчаянные вопли. Посмотрев туда, откуда они раздавались, он с удивлением обнаружил прижавшегося к единственному уцелевшему фонарному столбу Моронобу, надрывающегося как свинья... Если бы Бандзан не знал, что свиней-оборотней точно не бывает, то решил бы, что Моронобу много лет скрывал свою истинную личину. Однако когда он увидел причину его воплей, все остальное моментом вылетело у него из головы.

Огромный они, не меньше десяти сяку ростом, приближался к сотнику. Против обыкновения, демон был облачен в грубый кожаный доспех и поножи, на спине у него висел круглый щит, разрисованный магическими знаками, а ручищах он вертел такого же размера как и он сам меч с двумя клинками и рукоятью, перевитой посередине черной кожей.

— Киёмицу, ты видишь то же, что и я? — спросил на всякий случай Бандзан друга.

— Здоровенный черт с не менее здоровенным мечом, — пробормотал тот в ответ. — И будь я проклят, если знаю, как он прошел через врата Дзигоку.

Много лет назад Дзигоку, дабы облегчить работу городской страже, а заодно и себе, поставил на все ведущие в Эдо ворота по машине, которая начинала выть, стоило в ворота пройти демону. Отец Киёмицу еще помнил то время, когда их проверяли, таская вокруг города хранящуюся во дворце сёгуна руку Расёмона. Однако город рос, и одних ворот стало недостаточно. Тогда Дзигоку выпустил в Эдо стаю многоглазых механических зверей, которые шныряли по всем подворотням, вынюхивая нечисть. Когда неспокойные времена прошли и демоны попрятались в лесах и горах, звери Дзигоку остались почти без работы. Их все чаще стали видеть застывшими без движения на какой-нибудь людной площади и даже принимали за статуи диковинных древних ками. По Эдо бродила не одна удивительная история о том, как простоявшая много лет статуя вдруг исчезла или появилась в другой части города. Но как назло ни одного зверя Дзигоку на рыночной площади не было уже много лет.

Однако на размышления времени не оставалось — они вдруг развернулся и, вращая в руках меч, попер на столпившихся стражников. Бандзан, Киёмицу и оставшиеся в живых десятники выстроили людей полукругом и попытались взять они в кольцо. Тот взревел и завертел меч еще быстрее, так быстро, что тот превратился в звенящий диск. Первый же неловкий стражник оказался рассечен пополам и рухнул на землю, заливая ее кровью. В мгновение ока они расправился еще с пятью стражниками прежде, чем десятники закричали, командуя отступление. Оккапики разбежались, попрятавшись за лавки. Бандзан и Киёмицу остались одни перед разъяренным чудовищем.

Оглянувшись назад, они обнаружили, что Окубата заполз под повозку с рулонами шелковой ткани и лихорадочно молится, вперив полный ужаса взгляд в приближающегося они. За спинами десятников остались только вцепившиеся в свои мечи ину. Как по команде, те вдруг побросали вещи и пролаяв что-то на своем непонятном языке, бросились на они, обтекая осторожно отступающих к лавке Бутаро Бандзана и Киёмицу.

— Стойте, идиоты! — заорал Киёмицу, пытаясь ухватить пробегающего мимо ину за хаори. — Он же вас сейчас на сасими нашинкует!

Его вопль остался без внимания — от пережитого ину впали в невменяемое состояние, как это часто с ними бывало. Отведя взгляды, Бандзан и Киёмицу, услышали только звон соприкоснувшихся мечей и треск распарываемой плоти, а затем жалобный визг. Взглянув на демона, они не обнаружили на нем ни царапины, а несчастные ину полегли вокруг него, как побеги молодого бамбука, подрезанные серпом.

Киёмицу сплюнул.

— Глупые ину... Они бы больше помогли нам, если бы не впадали в раж.

— А мне их жалко, — протянул Бандзан, внимательно следя за они и медленно пятясь назад. — Слушай, надо кончать с ним, а то он сейчас и до Окубаты доберется.

— Я тебе что, Ватанабэ какой, чтобы биться с демонами? — огрызнулся Киёмицу. — Вот пусть теперь Ямамото подумает, стоило ли запрещать носить городской страже тепловые ружья.

— Ты еще вспомни, сколько его уговаривали выделить нам хоть одного приличного колдуна. Вот и положись после этого на Дзигоку.

— Уважаемые самураи, — раздался у них из-под ног дрожащий голос. — А не могли бы вы прекратить болтать и сделать что-нибудь?

Оказывается отступая, десятники добрались до повозки, под которой прятался Окубата, глядящий на них снизу умоляющим взором.

— Клянусь, что как только вы избавите нас от этого жуткого демона, я упрошу господина Ямамото не только дать вам все, что вы просите, но и платить больше серебра! Только, умоляю, сделайте же что-нибудь!

— Э-э... — начал было Киёмицу, но они не дал ему закончить.

Взревев дурным голосом, они бросился на них с мечом наперевес. Десятники рванули в разные стороны, они пронесся между ними, сделав круговой замах мечом, и зацепил грудь Киёмицу. Доспех молодого самурая выдержал, хотя на нем и остался глубокий порез, однако удар был так силен, что Киёмицу отлетел и ударился о стену, выронив меч. Бандзан одним прыжком взлетел на стоящий рядом сарай-склад торговца тканями и распластался на крыше.