Поднимается ветер (главы 1-17)

Подует он осенью -

Блекнут трава и деревья.

И вижу я,

Ветер в горах

Не зря именуется бурей!

Бунья-но Ясухидэ

Сборник старинных и новых песен

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

повествующая о Го-Ти Якуси и его дурном предчувствии

Порыв ветра выдернул из-под кисти Якуси лист рисовой бумаги с незаконченным танка и закружил его по пещере. Старик спокойно отложил в сторону письменные принадлежности и проследил взглядом за полетом. Вот листок спланировал чисто выметенный каменный пол, затем вспорхнул как мотылек и заметался вдоль стен. Проверив несколько полок со свитками и посетив токоному с деревянной статуэткой Каннон, сбежавшее танку плавно легло на циновку перед входом и больше не делало попыток взлететь.

Якуси неспешно поднялся с колен и подошел к нему. Прижав ногой лист, он втянул весенний воздух и зажмурился, подставляя лицо солнцу.

Внизу, на побережье, в окружении поросших зелеными соснами холмов, расстилался шумный Эдо. Напротив пещеры Якуси высилась окутанная туманом громада замка клана Токугава, правящей династии сёгунов. Тысячи разноцветных крыш, заполнявших пространство между ними и были городом. По последним подсчетам, сейчас в нем жило около полутора миллионов человек... Или не совсем человек.

Пещера Якуси находилась довольно высоко, в месте называемом Каябатё. Сюда шум Эдо не долетал, но в сырую погоду город давал знать о себе — звон электрических трамваев, рев гудков морских судов и гул храмовых колоколов были слышны даже здесь. Еще сотня-другая лет и город доползет до подножия, тогда ни о каком покое не будет идти и речи.

Якуси обратил взгляд на море. Ближе к порту оно было покрыто черными пятнами кораблей, среди которых выделялись неповоротливые туши сухогрузов идущих с Того Края Света. Над ними маячил дежурный воздушный корабль флота империи, сам же флот скрывался за мысом, не тревожа своим видом мирных жителей.

Еще дальше, почти сливаясь с горизонтом и далекими облаками, в небе высился воздушный замок Дзигоку, восточного небесного царя, хранящего страну Ямато от демонов. Дзигоку, хоть и был облечен таким титулом, отличался несносным характером и часто пугал женщин и детей, носясь в своем замке над Эдо. Или оставлял его на произвол машин, и болтался среди горожан, пьянствуя и приставая к гейшам из квартала Ёсивара. Среди четырех Царей Дзигоку был самым младшим, и братья многое ему прощали. Да и император Гокомё как-то был склонен смотреть на шалопайство Дзигоку сквозь пальцы, хотя сёгун Токугава Иэмицу непрестанно ездил в Киото, напоминая ему о том, чтобы тот обратился к Аматэрасу с просьбой рассмотреть поведение Дзигоку. На что император, вполне резонно, отвечал, что у Великой богини, освещающей землю, есть дела поважнее, чем уговаривать Дзигоку не шалить. В конце концов вреда от него — пара торговок весной, у которых родились дети с удивительными способностями, да несколько опустошенных бочек саке. А видел ли уважаемый сёгун в Эдо за последние сто лет хоть одного демона? Если же и эти аргументы не принимались во внимание, Гокомё напоминал сёгуну, что Аматэрасу покровительствует императорскому дому, а сёгуны, как известно, более склонны чтить великого предка Оокунинуси. Так почему бы тогда Токугаве не обратиться с подобными просьбами к нему? Как правило, возразить на это было нечего, так как Оокунинуси никогда не славился особым вниманием к людским делам.

Зашумевший листвой ветер принес Якуси нежный, почти неуловимый запах вишневых цветов, с трудом пробивающийся сквозь густой хвойный аромат. Прямо перед пещерой много лет назад он посадил деревья сакуры, и теперь каждую весну ему не надо было спускаться в город во время ханами. Более того, несколько настырных прихожан ближайших монастырей даже сами приходили в дни цветения к пещере Якуси. Скоро, скоро жители Эдо толпами повалят в сады на любование распустившимися цветами — не смотря на очень теплую весну, сакура еще не зацвела, и старик чувствовал, что вот-вот это должно произойти. Возможно даже завтра.

Однако с утра из головы Якуси не шел увиденный ночью сон. Во сне он увидел, что великие перемены придут в Ямато, ему привиделись сумерки Сюра-Кэй и тени асуров с огненными мечами, рвущимися в мир людей, царь мертвых Эмма с армией демонов, жаждущих пролить человеческую кровь. Он видел Киото, полное бусо, поднимающихся из дымящихся развалин и рыщущих в поисках жертв. А по когда-то праздничной улице Тэрамати маршировали ряды они с шипастыми палицами. Выползшие из ада и спешащие на штурм охваченного огнем императорского дворца колонны они возглавляли гарцующие на дышащих огнем машинах синигами — генералы Эмма.

Это были плохие, но вполне понятные предзнаменования. Последняя большая война с демонами отгремела сотни лет назад, во времена императора Гоуды, покрыв земли на западе многочисленными шрамами. После нее имена Ватанабэ-но Цуна и Минамото Рэйко стали легендами. И отнюдь не видение войск Эмма тревожило Якуси — в конце сна он увидел Сусаноо в сверкающих доспехах, сеющего бурю. С воем ветра набрасывался на земли Ямато, сметая на своем пути все — деревья и люди стирались в прах, а камни гор и городов разлетались как осенние листья. Даже синигами, страшные боги смерти, самые преданные слуги Эмма, попав под гнев Сусаноо, рассыпались в пыль. От страшной бури бежали царь Эмма и его демоны. На этом сон обрывался.

Истолковать его Якуси затруднялся. Конечно, с одной стороны, Сусаноо гнал во сне демонов Эмма. И это хорошо. Однако второй сын Изанаги и Изанами был слишком противоречивым по характеру ками, чтобы однозначно оценивать его поступки. И именно из-за него Эмма и его армия шла на людей. Якуси не столько тревожили демоны, сколько ветра Сусаноо — он хорошо помнил, что во сне буря уничтожала все на своем пути без разбора.

Якуси вздохнул, протянул руку и взял старый посох, отполированный ладонями до зеркального блеска. Потревоженные путевые колокольчики мгновенно отозвались нежным перезвоном. Сон был слишком тревожным, чтобы строить догадки, а в толковании Якуси не был силен. Хочешь не хочешь, но надо собираться в Киото, посоветоваться с братом Тахо, что состоял в должности советника при дворе императора. А может и посетить сам императорский дворец. Милостью Аматэрасу, ее божественный потомок поможет истолковать странное видение. Якуси не сомневался, что сон имеет огромное значение для Ямато.

Прихватив с собой котомку, он с сожалением оглядел готовую вот-вот распуститься сакуру, нахлобучил на голову шляпу из сухой осоки и ступил на ведущую в Эдо тропинку. Похоже в этот раз его посетителями придется любоваться вишневым цветом самостоятельно.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

повествующая о том, как Кумадзава Бандзан победил демона и встретил странствующего мыслителя Ямагу Соко

Кумадзава Бандзан, бывший ронин, а ныне десятник городской стражи в Эдо, тоже проснулся в тот день с нехорошим предчувствием. Ночью он, по имеющемуся обыкновению, скакал по городским крышам и фехтовал с ветром, оттачивая мастерство владения мечами. И надо же было такому случиться, что последняя крыша, на которой он приземлился, оказалась в развеселом квартале Ёсивара. Стоило ему спуститься с нее на землю, как его окружили гейши и тоговки весной, а поскольку Бандзан уже десять лет пытался воздерживаться от женщин (к сожалению далеко не всегда успешно), то предпочел избежать соблазна. Обычно избегал он его с помощью тренировок и медитации, но этой ночью он уже наскакался по самое нехочу, да и крыши стали мокрыми от ночного дождя. Так что пришлось успокоить себя чашкой-другой саке и... Бандзан проспал свою смену.

Отчаянно ругаясь, он натягивал обшарпанные доспехи, путаясь в завязках и попутно соображая, чтобы такого соврать сотнику Моронобу Бусону, чтобы опять не влетело. Кое-как завязав последнюю ленту на боку, он схватил мечи и дзиттэ, дернул сёдзи и... нос к носу столкнулся с пунцовым от злости Моронобу.

— Э-э... — только и смог промямлить Бандзан.

— Господин Кумадзава опять изволил всю ночь пугать мирных жителей Эдо своими обезьяньими прыжками? — ехидным голосом осведомился Моронобу.

— Ну, э-э... Понимаете начальник Моронобу... — Бандзан лихорадочно шарил глазами по сторонам, пытаясь придумать себе оправдание.

За спиной Моронобу, вытянувшись в струнку, стояла подчиненная ему сотня стражников-оккапики. Среди них Бандзан заметил свое друга, десятника Сато Киёмицу. Киемицу, помимо неприлично дорогого для оккапики доспеха, выделялся еще и тем, что корчил страшные рожи и передразнивал Моронобу. Знаками он показал, что начальник сегодня не в духе и сочинять ничего не стоит.

— Вы правы, Моронобу-доно, — Бандзан бухнулся на колени и завопил: — Я слишком много времени провел на крышах! Поведение мое недостойно стражника Эдо, и поэтому я прошу освободить меня от этой почетной обязанности!

— Что-о?! — взвыл обалдев от подобной наглости Моронобу. — Да как ты смеешь, сопляк, такое говорить? Или ты считаешь, что наш уважаемый мати-бугё Ямамото мог ошибиться?

— Э-э... — Бандзан уставился в землю. — Нет.

— То-то! А теперь в строй! Из-за того, что ты, Кумадзава, слишком долго спишь, город не должен оставаться без охраны.

Бандзан мгновенно шмыгнул на свое место рядом с Киёмицу и вытянулся во фрунт.

— Ловко ты его сегодня!— шепнул ему Киёмицу. — Но вечером он тебе это припомнит!

Бандзан только вздохнул.

Строем они вышли за ворота приютившего Бандзана доходного дома и направились на торговую площадь, где, разбившись по десяткам, разошлись на патрулирование. Бандзан и Киёмицу разделили подчиненных по парам и выставили в разные концы своего участка. Торговый день только начинался, и народу на площади было еще совсем мало. В основном торговцы только начинали разворачивать свой товар на лотках. Из огромных влажных корзин со льдом доставалась свежая рыба, еще ночью плескавшаяся в водах залива. Зеленщики проверяли сохранность знаков на полосках-фуда — их заклинания замедляли гниение овощей. Крестьяне выгружали из повозок скрипящие мешки с рисом. И, наконец, в рыночных забегаловках начали разжигать очаги и над рынком потянулись соблазнительные запахи съестного.

— Ну, — первым делом спросил Киёмицу отчаянно зевающего Бандзана. — Чего это ты вдруг решил позлить нашего ненаглядного Моронобу?

Бандзан остановился около лотка торговца фруктами и приценился к лежащему сверху яблоку. Хозяин лотка дернулся было к потенциальному покупателю, но, заметив знаки городской стражи, мгновенно обмяк.

— Господин самурай будет платить? — обреченно спросил он.

Бандзан, почти поднесший облюбованное яблоко ко рту, захлопнул его и в недоумении уставился на торговца.

— Старик, неужели тебе жалко какого-то яблока для воина сёгуна, который не щадя живота обеспечивает тебе безопасность от воров и грабителей?

— Можно подумать, я мало плачу налогов вашему сёгуну, — огрызнулся торговец.

— Ну вот видишь, старик, — с сияющей улыбкой рядом с лотком вынырнул Киёмицу и ухватил еще одно яблоко. — Ты ведь платишь сёгуну, а не нам? Так? Получается мы для тебя вообще работаем бесплатно. Так что не жадничай.

Он ухватил еще одно яблоко и сунул его в кожаную сумку на боку.

— Вы не самураи, а гаки — вас кормить, никаких денег не хватит! — буркнул старик себе под нос, но Киёмицу его услышал.

— А ну повтори, что ты сказал, старый хрыч! — взвился он, хватаясь за меч. — Сейчас я тебя научу уважать воинское сословие!

Бедный старик вжал голову в плечи, лихорадочно вознося молитву Аматэрасу, умоляя ее образумить взбесившегося самурая, но Бандзан перехватил руку друга и заставил его отпустить меч.

— Оставь его, — сказал он. — Он прав — легче гаки прокормить, чем набить твое брюхо. Удовольствуйся тем, что есть, а то опять влетит от Моронобу.

С этими словами он залез в сумку Киёмицу, вытащил оттуда яблоко и откусил от него здоровый кусок.

— Ну, старик, тебе повезло, — Киёмицу зловеще звякнул цубой о ножны и тоже принялся хрустеть яблоком. — Будешь в храме — не забудь попросить монахов прочитать за меня молитву!

Они отошли к лавке торговца картинками-сюнга господина Окубы. Сам он не в состоянии был красиво вывести на бумаге иероглиф, да и вообще не умел ни писать, ни читать, зато имел множество знакомых из числа художников Эдо и Киото. Поговаривали, что в свое время он даже был знаком с самим Коэцу Хоннами, поэтому и товар у него всегда был отменный. В отличие от торговца фруктами, появление Бандзана и Киёмицу не вызвало у него ни малейшего беспокойства — он платил достаточно серебра городским чиновникам, чтобы городская стража знала о неприкосновенности лавки сюнга. Но глазеть-то на товар им никто не запрещал.

— Да, Бандзан, — вздохнул Киёмицу, сплевывая яблочные косточки и разглядывая особенно приглянувшуюся ему картинку. — Вот бы познакомиться с этой красавицей!

Бандзан, мысли которого были поглощены едой — в животе у него продолжало бурчать, мельком взглянул на предмет обожания Киёмицу и фыркнул.

— Дружище, у нее, как ты видишь, уже есть ухажер. И не один. Ты каким желаешь быть — сверху или снизу?

— Да ну тебя! Я о высоких чувствах, а ты все вечно опошлишь. Не знал бы, что ты благородного происхождения, в жисть не поверил бы, что ты самурай. Ты вон даже лоб не бреешь...

— А зачем? — зевнул Бандзан. — Все равно меня здесь никто не знает. Это ты у нас известная личность.

Киёмицу был сыном весьма приближенного к сёгуну старейшины Сато Янагавы, нынешнего главы почтенного клана Сато. Однако за излишнюю строптивость и неповиновение, а также недостойное поведение, отец, в качестве воспитательной меры и под угрозой лишения первородства, заставил Киёмицу пойти простым десятником в городскую стражу. Бандзану казалось, что это мало повлияло на характер Киёмицу, так же вольготно чувствовавшим себя среди безродных стражников, как и в доме даймё.

— Слушай, Бандзан, а ты ведь никогда не рассказывал, как ты сам попал в городскую стражу.

Тот пожал плечами.

— Я третий сын своего отца. Внебрачный. Еще вопросы есть?

— Ну, ты мог нанятся в армию к какому-нибудь даймё.

— Меня выставили из дома в четырнадцать лет с родовой грамотой, кимоно и двумя мечами. Тогда я пришел в Эдо, спросил первого встречного, где находится дом мати-бугё и попросился в оккапики.

— Ты столько лет служишь и добрался только до десятника? — удивился Киёмицу.

— А чего выше-то лезть? Чтобы стать таким же расфуфыренным петухом, как наш уважаемый Моронобу-доно? Да из него самурай как из меня художник.

Бандзан подумал и добавил:

— Воевать даймё правительство запрещает. Так что на поле боя теперь ни славы ни денег не получишь. Сёгун платит рисом. А как еще приличные доспехи себе добыть или в школу к настоящим мастерам поступить? Куда сейчас без денег-то влезть?

— Это точно, — согласился Киёмицу. — Ну ничего, вот я стану главой вместо отца — обязательно возьму тебя на службу.

— Ага. Слушай, может быть ты тогда, в счет моего будущего жалования, купишь мне риса? Жрать уж очень охота.

— Бандзан, я что-то не понимаю — ты куда деньги деваешь? К гейшам ты обычно не ходишь...

— Ну, понимаешь... Я ведь опять дал зарок не возлежать с женщинами. А вчера попал в квартал Ёсивара... В общем, чтобы избежать этого соблазна пришлось чарку-другую опрокинуть.

— Угу. Лучше бы ты дал зарок рис не жрать и саке не хлебать.

— Я подумаю над твоим предложением.

— Не бери в голову, это тоже дурацкая идея... Ну, ладно, пойдем к Бутаро сходим.

Площадь постепенно наполнялась шумом. Сюда съезжались паровые грузовики, на которых самые зажиточные торговцы подвозили товар, спешили крестьяне и ремесленники с повозками, запряженные татикомами. Бандзан и Киёмицу заметили подъехавшего на скрипящем суставами татикоме мати-якунина Окубату и едва поспевающую за ним свиту прихлебателей из налогового ведомства. Окубата, явно будучи не в духе, кивнул Бандзану и Киёмицу, давая знать, что заметил присутствие самураев.

— Забыл тебе сказать, — спохватился Киёмицу. — Моронобу объявил, что сегодня по указанию мати-бугё на площади будут проверять разрешительные грамоты. Надо бы людей собрать, а то Окубата орать будет.

— Чтоб его они в преисподнюю утащили! Я поем сегодня или нет? — взвыл Бандзан, который уже чуял дивный запах мисо и креветок, ждущих своего едока в лавке Бутаро.

— Значит, говоришь, легче гаки прокормить, чем набить мое брюхо? — ехидно усмехнулся Киёмицу. — Ладно уж, топай. Я сам разберусь. Бутаро скажи, что я с ним рассчитаюсь.

Он развернулся и направился к установленному посреди площади электрическому рупору для объявлений. Через минуту площадь огласилась громогласным ревом Киёмицу, собирающим стражников своего десятка и десятка Бандзана.

Бандзан же не медля нырнул под навес лавки с едой. Завидев его, Бутаро, махавший ножом, вытер лапы о фартук, под которым были надеты лиловые штаны и расшитое замысловатым узором хаори, и поклонился.

— Что будет угодно откушать господину Кумадзаве? — вежливо осведомился он, подметая пол хвостом.

Бутаро принадлежал к роду тануки, живущему в горах Хаконэ. С ростом Эдо они вынуждены были переселиться в город, однако особых неудобств от этого не испытывали. Семья Бутаро всегда славилась хорошим отношениями с городскими жителями, так что они спокойно расселились по всему городу, а главу их рода Бенчиро ввели в совет старейшин. Единственное, что им запрещалось, и за чем неусыпно надзирали все чиновники и стража, так это превращаться в людей кроме как в своих домах за закрытыми окнами.

— Бутаро, дружище, давай без расшаркиваний — жрать хочу, не могу! — обратился к тануки Бандзан, плюхаясь на циновку. — Дай хоть чего-нибудь, а Сато сейчас всласть наорется в свою трубу и расплатится.

— Конечно, господин Кумадзава. Сегодня Эбису был необыкновенно благосклонен. Есть рисовые колобки со свежими креветками, только что из залива! Вот, убедитесь сами.

Бутаро сунул под нос Бандзану лоток, на котором, подтверждая его слова, лежали подозрительно подпрыгивающие рисовые шарики.

— Бутаро, дружище, а у тебя не то чтобы не совсем свежие, но хотя бы не такие живые креветки есть? — Бандзан осторожно отодвинул от себя лоток.

Бутаро прижал лапой особо резвый колобок.

— Нет. Пока все только такие.

Бандзан жалобно вздохнул.

— Ну тогда давай мисо и рис. И сасими. Лучше всего из тунца. Хоть у тебя новомодными изысками побалуюсь.

Бутаро поклонился, взметнув хвост и скрылся за висящей на двери занавеской, через минуту появилась его дочь Юкико с подносом в лапах.

Поставив его перед Бандзаном, она поклонилась.

— Спасибо, конечно, Юкико, — снова вздохнул Бандзан и приметив на подносе кувшинчик с горячим саке, с притворным вздохом отодвинул его. — Но это можешь забрать. Я все-таки на службе.

Юкико хихикнула и, не говоря ни слова, подхватила кувшин и убежала. На смену ей вышел Бутаро и принялся снова махать ножом, разделывая рыбу.

— А скажите, господин Кумадзава, — осведомился он, не отрываясь от разделки рыбы. — Какие нынче слухи о том, что творится на юге Ямато?

— М-м-м? — переспросил Бандзан с набитым ртом.

— Понимаете, что-то я часто стал замечать, что в Эдо появилось множество моих сородичей из Фукуоки и Кагосимы. Я бы не обратил внимания, но с ними пришли много кицунэ, а вы знаете, что они не любят людных мест, да и вы, люди, их не жалуете.

— Есть за что, — буркнул Бандзан, ухватив палочками кусок пожирнее.

— Что верно, то верно. Мы и сами их недолюбливаем. — Бутаро взмахнул ножом и подбросил в воздух ломтик рыбы, ловко поймав его ртом.

Прожевав, он продолжил:

— Они меня беспокоят. Мы не очень хорошо знаем рода, живущие за Внутреннем морем, поэтому и не общаемся, но у меня сложилось впечатление, что они чем-то напуганы, причем очень сильно. Но нам в чем дело не говорят.

— Может быть местный даймё решил их поприжать?

— Э-э, не думаю. Вы знаете, господин Кумадзава, мы, хэнгэёкаи, лучше вас, людей чуем некоторые вещи. Меня самого в последнее время терзают какие-то нехорошие предчувствия.

— Полно тебе, Бутаро, — отмахнулся Бандзан. — Это все, наверное от несвежей морской капусты. Дай-ка мне немножко того окуня, которого ты так аппетитно стругаешь.

Бутаро подбросил в воздух дощечку с свеженарезанной рыбой и отправил ее в руки Бандзану. Тот мгновенно поймал ее, не уронив ни ломтика.

— И все-таки мне это кажется странным. Вчера я был в порту — они раскупили все билеты на суда, идущие на Тот Край света. Многие даже набиваются в команду на грузовые корабли. Не думаю, что тут дело в слишком резвом даймё.

Бандзан задумался.

— А знаешь, Бутаро, ты прав. Что-то в этом есть. Вот и сёгун уже в который раз уехал в Киото. В последнее время они постоянно совещаются с императором. А вспомни — раньше он только гонцов посылал жаловаться на Дзигоку.

Он собрал последним ломтиком соус и отправил его себе в рот.

— Но ты не переживай, дружище. Я не думаю, что могло стрястись что-то серьезное, иначе бы нас уже поставили бы на уши. Скорее всего какой-нибудь южный даймё давно не жил в Эдо и немного забылся. Думаю, армия сёгуна быстро ему просто напомнит, что война Сенгоку Дзидай давно закончилась.

— Ох, хотелось бы верить, господин Кумадзава.

— Кстати, Бутаро, ты все бумаги как положено оформил у дайкана? Тут Окубата приперся их проверять.

Бутаро всплеснул лапами и воткнул нож в стол.

— Вот спасибо, господин Кумадзава, что сказали. Пойду соберу недостающее, — он подмигнул Бандзану. — Серебро-то у меня далеко хранится, могу не успеть найти.

Бандзан поднялся с циновки, распуская ставшие вдруг тугими ленты на доспехе, как перед ним появился Киёмицу.

— Ну, наелся, проглот? — осведомился он.

Бандзан кивнул.

— Пошли тогда, а то Окубата рвет и мечет. На рынке полно хэнгэёкаев из южных провинций, и все без разрешений на пребывание в столице. Вот сейчас шуму будет.

Бандзан нахмурился. Одно дело болтовня Бутаро, тануки вообще славятся своей болтливостью и глупостью, другое — нашествие оборотней. Конец спокойствию в Эдо.

Они вышли на площадь и направились к Окубате, записывающему что-то на свиток. Вокруг него толпилось с полсотни галдящих тануки и нэко. Еще Бандзан успел заметить несколько стоящих в сторонке ину, одетых в аляповатые хаори. Ину казались напуганными и настороженно озирались по сторонам. За спинами у них торчали подозрительно длинные свертки. Рядом с Окубатой стояли стражники из десятка Киёмицу. Несколько из них держали за шкирки растрепанных тануки. Моронобу видно не было, но с другого конца площади раздавался его рев, который невозможно было спутать ни с чем другим.

— Что ж здесь творится-то? — озадаченно спросил Бандзан, почесывая затылок.

В этом момент Бандзана охватило крайне нехорошее предчувствие, звуки окружающего мира стали приглушенными и над рыночной площадью повисла зловещая тишина. Это почувствовали и хэнгэёкаи, у которых шерсть встала дыбом. Взвыв на разные голоса, они бросились врассыпную. Те, что находились в руках у стражников, отчаянно завертелись вырываясь. Кто выскочил из одежды, кто цапнул за руку — тем или иным способом они все освободились. Мгновение спустя на площади не осталось ни одного оборотня, кроме сбившихся в кучу ину, ощетинившихся во все стороны мечами, выдернутыми из заспинных свертков. Увидев их, у Окубаты глаза полезли на лоб — ину осмелились нарушить указ об охоте за мечами, изданный еще Тоётоми Хидэёси, и оставили у себя оружие! Он собрался было заорать, как затихшая площадь взорвалась людскими криками.

Со стороны стоянки грузовиков хлынула толпа торговцев и покупателей. На их лицах был написан такой же ужас, как мгновение назад на мордах хэнгэёкаев. Затем раздались уже другие звуки — крики боли, свист оружейной стали и страшный грохот. Ощутимо пахнуло гарью.

Бандзан и Киёмицу выхватили мечи и бросились навстречу толпе, пинками расшвыривая горожан.

— Стража, за мной! — заорали они в один голос, пробегая мимо застывшего в недоумении Окубаты.

Стражники соображали куда быстрее впавшего в ступор мати-якунина и поспешила вслед за командирами.

Людской поток схлынул как-то разом и площадь опустела.

Зрелище, открывшееся взору стражников, никоим образом их не порадовало. Практически все лавки были разнесены в щепки, товары валялись на земле, размешанные множеством ног в разноцветную кашу из овощей, риса и сырой рыбы. Чадя прогоревшими котлами и плюясь искрами, грузовики валялись как попало, придавив несколько татиком и повозок. Чтобы хотя бы завалить машину набок, нужно была недюжинная сила. Здесь же, похоже, свирепствовало настоящее чудовище — один из грузовиков был заброшен на крышу домика управляющего рынком, и коптил вместе немедленно занявшейся огнем постройкой. Оставшиеся целыми татикомы улепетывали со всех ног, натужно скрипя плохо смазанными сочленениями. Бандзан насчитал два десятка трупов, разбросанных тут и там, среди них были несколько тел стражников. Все тела лежали в таких позах, что походили на переломанные куклы, некоторые были искромсаны рубящими ударами.

Наконец ушей Бандзана достигли чьи-то отчаянные вопли. Посмотрев туда, откуда они раздавались, он с удивлением обнаружил прижавшегося к единственному уцелевшему фонарному столбу Моронобу, надрывающегося как свинья... Если бы Бандзан не знал, что свиней-оборотней точно не бывает, то решил бы, что Моронобу много лет скрывал свою истинную личину. Однако когда он увидел причину его воплей, все остальное моментом вылетело у него из головы.

Огромный они, не меньше десяти сяку ростом, приближался к сотнику. Против обыкновения, демон был облачен в грубый кожаный доспех и поножи, на спине у него висел круглый щит, разрисованный магическими знаками, а ручищах он вертел такого же размера как и он сам меч с двумя клинками и рукоятью, перевитой посередине черной кожей.

— Киёмицу, ты видишь то же, что и я? — спросил на всякий случай Бандзан друга.

— Здоровенный черт с не менее здоровенным мечом, — пробормотал тот в ответ. — И будь я проклят, если знаю, как он прошел через врата Дзигоку.

Много лет назад Дзигоку, дабы облегчить работу городской страже, а заодно и себе, поставил на все ведущие в Эдо ворота по машине, которая начинала выть, стоило в ворота пройти демону. Отец Киёмицу еще помнил то время, когда их проверяли, таская вокруг города хранящуюся во дворце сёгуна руку Расёмона. Однако город рос, и одних ворот стало недостаточно. Тогда Дзигоку выпустил в Эдо стаю многоглазых механических зверей, которые шныряли по всем подворотням, вынюхивая нечисть. Когда неспокойные времена прошли и демоны попрятались в лесах и горах, звери Дзигоку остались почти без работы. Их все чаще стали видеть застывшими без движения на какой-нибудь людной площади и даже принимали за статуи диковинных древних ками. По Эдо бродила не одна удивительная история о том, как простоявшая много лет статуя вдруг исчезла или появилась в другой части города. Но как назло ни одного зверя Дзигоку на рыночной площади не было уже много лет.

Однако на размышления времени не оставалось — они вдруг развернулся и, вращая в руках меч, попер на столпившихся стражников. Бандзан, Киёмицу и оставшиеся в живых десятники выстроили людей полукругом и попытались взять они в кольцо. Тот взревел и завертел меч еще быстрее, так быстро, что тот превратился в звенящий диск. Первый же неловкий стражник оказался рассечен пополам и рухнул на землю, заливая ее кровью. В мгновение ока они расправился еще с пятью стражниками прежде, чем десятники закричали, командуя отступление. Оккапики разбежались, попрятавшись за лавки. Бандзан и Киёмицу остались одни перед разъяренным чудовищем.

Оглянувшись назад, они обнаружили, что Окубата заполз под повозку с рулонами шелковой ткани и лихорадочно молится, вперив полный ужаса взгляд в приближающегося они. За спинами десятников остались только вцепившиеся в свои мечи ину. Как по команде, те вдруг побросали вещи и пролаяв что-то на своем непонятном языке, бросились на они, обтекая осторожно отступающих к лавке Бутаро Бандзана и Киёмицу.

— Стойте, идиоты! — заорал Киёмицу, пытаясь ухватить пробегающего мимо ину за хаори. — Он же вас сейчас на сасими нашинкует!

Его вопль остался без внимания — от пережитого ину впали в невменяемое состояние, как это часто с ними бывало. Отведя взгляды, Бандзан и Киёмицу, услышали только звон соприкоснувшихся мечей и треск распарываемой плоти, а затем жалобный визг. Взглянув на демона, они не обнаружили на нем ни царапины, а несчастные ину полегли вокруг него, как побеги молодого бамбука, подрезанные серпом.

Киёмицу сплюнул.

— Глупые ину... Они бы больше помогли нам, если бы не впадали в раж.

— А мне их жалко, — протянул Бандзан, внимательно следя за они и медленно пятясь назад. — Слушай, надо кончать с ним, а то он сейчас и до Окубаты доберется.

— Я тебе что, Ватанабэ какой, чтобы биться с демонами? — огрызнулся Киёмицу. — Вот пусть теперь Ямамото подумает, стоило ли запрещать носить городской страже тепловые ружья.

— Ты еще вспомни, сколько его уговаривали выделить нам хоть одного приличного колдуна. Вот и положись после этого на Дзигоку.

— Уважаемые самураи, — раздался у них из-под ног дрожащий голос. — А не могли бы вы прекратить болтать и сделать что-нибудь?

Оказывается отступая, десятники добрались до повозки, под которой прятался Окубата, глядящий на них снизу умоляющим взором.

— Клянусь, что как только вы избавите нас от этого жуткого демона, я упрошу господина Ямамото не только дать вам все, что вы просите, но и платить больше серебра! Только, умоляю, сделайте же что-нибудь!

— Э-э... — начал было Киёмицу, но они не дал ему закончить.

Взревев дурным голосом, они бросился на них с мечом наперевес. Десятники рванули в разные стороны, они пронесся между ними, сделав круговой замах мечом, и зацепил грудь Киёмицу. Доспех молодого самурая выдержал, хотя на нем и остался глубокий порез, однако удар был так силен, что Киёмицу отлетел и ударился о стену, выронив меч. Бандзан одним прыжком взлетел на стоящий рядом сарай-склад торговца тканями и распластался на крыше.

Удовлетворенно рыкнув, они развернулся и направился к пытающемуся подняться Киёмицу. Чем и допустил огромную ошибку — последнюю в своей жизни. Бандзан, не один год проведший на крышах Эдо, выхватил из-за пояса танто, мгновенно распорол все ленты на доспехах и тут же отбросил кинжал. Не успели стальные пластины упасть на крышу, как бандзан бесшумно взвился в воздух, держа в одной руке катану, а в другой вакидзаси. Они почувствовал неладное, но было уже поздно — Бандзан вонзил вакидзаси прямо над горловиной кожанного доспеха, уперся в спину взревевшего они ногами и наотмашь рубанул длинным мечом. Голова демона с треском отделилась от тела, скатилась с плеч и, подпрыгивая, покатилась по земле. Из обрубка шеи хлынул фонтан черной мерзко пахнущей крови, обдавшей все вокруг, включая Бандзана. Тот выпустил рукоять вакидзаси, отпрыгнул назад и приземлился прямо у навеса лавки Бутаро. Тело демона какое-то время покачиваясь стояло, толчками разбрызгивая кровь, затем рухнуло на колени и упало совсем, едва не придавив уже простившегося с жизнью Киёмицу. Меч выскользнул из разжавшейся ручищи они и зазвенел, ударившись о землю.

Бандзан шумно выпустил воздух из легких и опустил голову. Уловив у себя за спиной движение, он молниеносно развернулся и схватил за одежду метнувшуюся из-под прилавка Бутаро тень, приставив беглецу меч к горлу.

— Господин самурай, пожалуйста, не убивайте меня! — запищала тень мальчишеским голосом. — Я просто есть хотел!

Схваченный Бандзаном оказался щупленьким парнишкой лет пятнадцати, насмерть перепуганным и взъерошенным как воробей в луже. Не отводя меча от его горла, Бандзан поднялся. Мальчишка вынужден был подняться вместе с ним и из дырявого кимоно непонятной расцветки вывалились половина рыбины и несколько рисовых колобков.

— Киёмицу, — Бандзан убрал меч, но продолжал держать мальчишку за кимоно. — У нас сегодня удачный день. Мало того, что они завалили, так еще и вора поймали.

Он толкнул мальчишку перед собой. Тот не удержался на ногах, шлепнулся на землю, подняв облако пыли и оказался нос к носу с ощеренной головой демона. Взвизгнув, он отскочил, но тут же был подхвачен железной рукой Киёмицу.

Критически оглядев вора, Киёмицу фыркнул:

— Да за такого задохлика Бутаро не простит тебе даже половину съеденного сегодня.

Встряхнув мальчишку еще раз, он добился того, что из кимоно выпало несколько книг и письменные принадлежности.

— О, да ты у нас ученый человек, — бросил ему Бандзан, поднимая за длинные волосы голову они. — И как же тебя зовут, несчастный воришка?

— Я Ямага Соко, странствующий философ! — в устах мальца это звучало довольно смешно. — Изучаю жизнь и деяния великих самураев, воинское искусство, о чем собираюсь написать научный труд.

— Ну да, — ухмыльнулся Киёмицу. — А воровать зачем полез?

— Так ведь есть очень хотелось...

— Ладно, отведем тебя к мати-бугё, а там видно будет, что с тобой делать. Бандзан!

— Чего?

— Ты бы штаны себе хоть бы с этого они снял. А то срам-то какой.

Бандзан, только-только отошедший от боевой горячки, оглядел себя и залился краской. Второпях, вместе с доспехами, он срезал с себя и рубаху со штанами, и теперь стоял посреди площади, в одной повязке-фундоси, едва прикрывающей его хозяйство, забрызганный кровью, с обнаженным мечом в одной руке и головой они в другой.

— Эй, господин Окубата, — осведомился Киёмицу, заглядывая под повозку. — Вы там живы?

В ответ раздался сдавленный стон.

— Ну и хорошо. Вы тут сами разберитесь, а мы пойдем пока к мати-бугё. Черти, разгуливающие по Эдо — это не к добру.

Он обратился к Бандзану.

— Придумал, чем прикрыться? Не идти же тебе к Ямамото в таком виде, хоть ты и герой.

Бандзан почесал рукой с мечом в затылке.

— Эй, Бутаро, — заорал он, подходя к его лавке и для надежности пнув стену. — У тебя есть запасные штаны, чтобы выручить на время твоего спасителя?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

повествующая о том, как Кумадзава Бандзан и Сато Киёмицу встретили Го-Ти Якуси

Всю дорогу до дома Ямамото Киёмицу потешался над своим другом. Штаны, которые вручил Бандзану Бутаро, естественно, были рассчитаны на тануки. А тануки, как известно, ростом человеку по пояс, так что доходили штаны Бандзану только до колен. Кроме того, сзади в них имелась дырка для хвоста, которая человеку и вовсе ни к чему.

— Ладно, ладно, ты еще позубоскаль, — беззлобно огрызался Бандзан. — Вспомни, лучше, как сам напился на День основания империи и бегал голый по кварталу Ёсивара, приставая к гейшам.

— Да ладно тебе, — смутился Киёмицу. — Ну, подумаешь, с кем не бывает.

Всю эту перепалку с огромным интересом выслушивал юный Ямага Соко, влекомый за ворот кимоно Киёмицу. Похоже, начав изучать жизнь самураев, он еще не догадывался о некоторых ее сторонах.

Охрану своего дома мати-бугё городской страже не доверял. Службу у ворот нес его собственный отряд самураев и пехоты, вымуштрованный и верный хозяину. Сам дом был окружен высоким каменным забором, слегка потрескивающим от наложенных на него охранных заклинаний.

Киёмицу подошел к массивным дубовым воротам и от души пнул их.

— Эй, бездельники, открывайте! — заорал он во всю глотку. — Городская стража Эдо пришла к господину Ямамото!

В воротах открылось окошко.

— А, это вы, господин Сато, — донеслось до Киёмицу и Бандзана. — А что это за оборванец с вами пришел?

— Вот я тебе сейчас покажу оборванца, — взвился Бандзан. — Открой ворота, и ты у меня сам на оборванца похож станешь.

— Ба, да никак это одержимый ночными демонами Кумадзава Бандзан! — за воротами раздалось мерзкое хихиканье. — Неужто сегодня ночью демоны вас обчистили в кости?

Бандзан зарычал. У него страшно зачесались руки и он стал прикидывать, какой разбег надо взять, чтобы перескочить через ворота дома, чтобы затем хорошенько проучить зубоскала.

— Погоди, Бандзан, не кипятись, — остановил его Киёмицу. — Так вы пустите нас или нет, олухи?

— Извините, господин Сато, но хозяин очень занят, — ответили из-за ворот. — У него важный посетитель, и он приказал нам никоим образом их не беспокоить...

— А я говорю тебе — ты нас пустишь. У нас к нему не менее важное дело.

— Извините, не могу.

Тут уж рассвирепел и Киёмицу.

— Бандзан, дай-ка сюда башку этого они, — он протянул руку, получил требуемое и наклонился к окошку в воротах. — Слушай, ты, ну-ка подойди поближе и посмотри сюда. Сейчас ты узнаешь причину, по которой мы так торопимся и сам начнешь уговаривать нас пройти к твоему господину.

Любопытный охранник прильнул к окошку и в то же самое мгновение Киёмицу притиснул к нему голову они с бешено выпученными глазами. За воротами раздались испуганные вопли и возня.

— Ну, теперь ты пропустишь нас к своему господину, или предпочтешь сам выяснить, что он прикажет сделать с твоей тупой башкой, когда узнает от сёгуна, что по его городу бродят демоны?!

С мелодичным звоном ворота распахнулись, придерживаемые согнувшимися в три погибели охранниками. Все они опасливо косились на мрачного Бандзана с головой они, которую тот получил обратно от Киёмицу.

— Простите, господин Сато, — подал голос все тот же охранник. — Но кто еще идет с вами, кроме господина Кумадзавы?

— А, это... Это вор, мы поймали его на рынке. Пусть мати-бугё решает, как его наказать.

Они прошли в дом, где симпатичная служанка попыталась было их удержать, но увидев вымазанного кровью Бандзана с головой демона грохнулась в обморок. Искать Ямамото им пришлось самим, так как все его домочадцы, едва завидев ношу Бандзана, с визгом разбегались кто куда.

Мати-бугё они обнаружили в саду с прудом. Управитель Ямамото, оказывается, любил разводить там огромных зеркальных карпов, каждый из которых мог запросто отхватить руку Бандзана до локтя. Сам владелец рыб-гигантов принимал гостя в своем чайном домике, собранном в тени ивы рядом с прудом.

Постучав, Киёмицу почтительно отодвинул дверь и просунул голову внутрь.

— Добрый день, господин Ямамото. И вам добрый день, учитель Якуси, — приветствовал он гостя мати-бугёо. — Прошу простить меня за столь наглое вторжение, но я принес вести, которые господину Ямамото обязательно надо знать.

— И тебе добрый день, Киёмицу, — без особой радости кивнул Ямамото. — Проходи, коли уж пришел.

— Я не один, — посторонился Киёмицу, открывая вид, на почтительно кланяющегося Бандзана в штанах тануки.

— Ох, похоже боги решили отыграться на мне сегодня вовсю! — вздохнул Ямамото. — Вы видите, учитель Якуси, они послали мне двух самых больших раздолбаев из городской стражи, да еще и с плохими новостями. Ну, чего у вас там?

Киёмицу знаком показал Бандзану, чтобы он прошел вперед. Низко пригнувшись, тот внес в домик голову они и положил ее к ногам Ямамото.

— Этот что еще такое? — в страшном удивлении воззрился на нее мати-бугё.

— Господин Ямамото, сегодня мати-якунин Окубата проводил проверку документов на рынке Эдо и обнаружил, что город наводнили оборотни из южных провинций, — ответил Киёмицу. — А когда он собрал их для выяснения причины пребывания в Эдо, на нас обрушился этот ужасный они. Ему удалось убить много десятков людей и хэнгэёкаев, прежде чем Бандзан снес ему голову.

— Ай да Кумадзава, ай да молодец. Ну не зря ты по ночам пугаешь людей, — закивал головой Ямамото. — Видно твоя одержимость пошла тебе на пользу. Но как же демон прошел через врата Дзигоку?

— Этого мы не знаем, господин.

В разговор вступил гость мати-бугёо.

— Что же, господин Ямамото, Вы видите — что-то пошло не так в Ямато. В Эдо уже много лет не видели демонов.

— Да-да, конечно. Теперь я понимаю, что все, о чем вы мне рассказали, надо срочно сообщить сёгуну и Императору. Возможно наследник Аматэрасу ее милостью истолкует ваш сон, но уже сейчас мне кажется, что он не предвещает ничего хорошего.

— Господин Ямамото, — подал голос Бандзан. — Я сегодня разговаривал с тануки Бутаро из рода гор Хаконэ. Он также рассказал мне, что в городе действительно полно хэнгэёкаев из южных провинций. Все они стремятся попасть на Тот Край Света любыми путями. Не знаете ли вы, что делается на юге?

Ямамото покачал головой.

— Мне ничего не известно о положении дел на юге, но сёгун уже много раз ездил в Киото по каким-то неотложным делам. Возможно они связаны...

Он встал с колен.

— Пройдемте, учитель Якуси, вам нужно срочно отправляться в Киото. Флот выделит вам воздушный корабль, чтобы без помех добрались туда.

Киёмицу и Бандзан посторонились, пропуская выходящих из домика. Около Бандзана Якуси задержался и внимательно посмотрел на него.

— Значит это ты расправился с демоном. Как тебя зовут?

— Это одержимый дурными духами Кумадзава Бандзан, — с усмешкой ответил за Бандзана Ямамото. — Десятник городской стражи, находящийся в подчинении несчастного господина Моронобу.

— Почему же он считается одержимым?

— Бандзан славится тем, что тренирует свое воинское искусство на крышах Эдо по ночам, чем вводит в смущение его жителей. Сейчас-то, конечно, они уже привыкли, а раньше его часто принимали за демона.

Якуси покачал головой.

— Господин Ямамото, не будете ли вы столь любезны, чтобы дать мне этого юношу в сопровождающие. Возможно мой путь не ограничится Киото и мне хотелось бы иметь рядом с собой столь доблестного самурая.

— Ха! Из уважения к вам, учитель, я могу дать своих лучших людей. Зачем вам Кумадзава?

— Наступают неспокойные времена, господин Ямамото. Подозреваю, убитый Бандзаном демон будет не последним в Эдо. Скоро мы еще увидим его сородичей... А этот молодой человек обладает необычными способностями и уже победил одного из них.

Ответ Якуси омрачил Ямамото, но ненадолго.

— Что ж, забирайте — но только на свой страх и риск. Думаю, Моронобу только скажет вам спасибо. Кстати, Кумадзава, ты почему в таком похабном виде?

— Господин Ямамото, доспех и одежу ему пришлось бросить, дабы победить демона и спасти мою жизнь, — влез в разговор Киёмицу.

— Ага, ну ясно. Учитель Якуси, может быть вы заодно заберете и Сато? От него тоже одни неприятности.

Киёмицу насупился но промолчал. В тот самый злосчастный День основания империи он, ко всему прочему, принял жену Ямамото за торговку весной и начал приставать к ней, не узнав ее в веселом квартале. Сей факт привел мати-бугё в страшное бешенство, когда жена, будучи совершенно недалекого ума женщиной, рассказала ему об этом. Спасло же шею Киёмицу только то, что Ямамото сразу же задался вопросом, что же его жена делала в квартале Ёсивара. Как выяснилось, там она встречалась с любовником из простолюдинов. Зарезав любовника и всыпав жене сотню палок, Ямамото плюнул на учиненное Киёмицу безобразие и отпустил его, взяв слово никому не рассказывать о происшедшем.

— Это ведь твой друг, так, Бандзан? — спросил Якуси Бандзана.

Тот молча кивнул.

— Тогда пусть идет с нами. Ну а этого юношу вы, господин Ямамото, тоже хотите, чтобы я забрал с собой?

— Что? Какого? — встрепенулся задумавшийся Ямамото. — Ах этого... Сато! Это что за оборванца ты приволок ко мне в дом?

— Это вор, господин Ямамото. Его зовут Ямага Соко. Он пытался ограбить лавку съестного тануки Бутаро и его поймал Бандзан.

— Да-а... Ты погляди, какой ты шустрый, Бандзан! — удивленно протянул Ямамото. — И много он украл?

— Я есть хотел! — пискнул помалкивавший до этого Ямага.

— Так много? — повторил вопрос Ямамото.

— Половину рыбины и немного риса.

Ямамото вздохнул.

— Всыпать бы тебе палок, чтобы в следующий раз неповадно было, ну уж ладно. Считай, что тебе повезло — теперь у нас есть проблемы поважнее, чем воспитание малолетних воришек. Вышвырните его за ворота, и пусть катится на все четыре стороны. Станет в следующей жизни крысой, будет тогда знать как воровать.

Затем он перенес свое внимание на Бандзана.

— Так, а с тобой-то что делать? Не отпускать же тебя в Киото в таком виде... Знаешь что, иди-ка ты на задний двор и найди там моего управляющего Ихару Сёдзе, пусть он подберет тебе одежду поприличней.

Ямамото уже собрался было уйти с Якуси и Киёмицу, но остановился и добавил:

— И вот еще что — голову демона оставь где-нибудь. А то весь дом мне перепугаешь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

повествующая о путешествии Го-Ти Якуси и его спутников из Эдо в Инадзаву, а также некоторых важных моментах из истории Ямато

Бандзан перегнулся через борт, разглядывая вьющийся внизу Токайдский тракт, обсаженный лиственницами. С высоты полета он выглядел совсем как детская игра сугороку. Грузовики, бегущие по дороге, казались меньше чем даже игровые фишки, а людей не было видно и подавно. Рядом с трактом, то приближаясь, то удаляясь, пролегала и железная дорога, по которой ползли дымящие трубами составы, напоминающие с высоты ленивых извивающихся гусениц.

Бандзан рассмеялся — до этого ни разу в жизни он не поднимался в воздух так высоко. Перелетая по ночам с крыши на крышу, он всей душой желал, чтобы момент полета длился как можно дольше, но в конце пути его всегда ждала другая крыша. А если расслабиться в прыжке, отдаться полету и забыть о ней, то, пожалуй, можно сломать себе шею, рассуждал Бандзан. Так что, если уж научился хорошо прыгать, не стоит пытаться взлететь без крыльев. Попав на борт корабля, он позабыл все эти рассуждения и носился от одного борта к другому как угорелый, подставляя лицо ветру и разглядывая проносящиеся внизу пейзажи.

Ямага смотрел на него в явном недоумении — воина-победителя демонов он представлял себе как-то не так. А как сам Ямага попал на воздушный корабль? Да очень просто — стоило слугам мати-бугё вышвырнули неудачливого воришку за ворота, как он собрал свои письменные принадлежности, уселся прямо перед ними, дождался, пока Якуси и его спутники выйдут из них и присосался к ним как пиявка, умоляя взять с собой. Ямамото чуть было уже не передумал насчет палок за воровство, но Якуси, по доброте душевной, дал мальчишке себя уговорить.

— Возможно, — сказал он Бандзану и Киёмицу. — Когда-нибудь этот юноша действительно станет великим мыслителем. И раз уж он так интересуется жизнью воинов, ему полезно будет узнать ее поближе. Пусть поймет, в чем смысл жизни самурая и что им движет. Когда он изложит свои мысли на бумаге, труд его будет важен для каждого, кто захочет встать на путь воина.

Киёмицу пропустил речь Якуси мимо ушей. Он никак не рассчитывал покинуть Эдо надолго и мысли его занимала симпатичная дочка одного чиновника, которой он обещал показать цветение сакуры в очень уединенном месте. Ямага же, едва услышав о своем будущем, надулся как индюк. Бандзану, который слушал Якуси не менее внимательно, пришлось пнуть горе-мыслителя, чтобы сбить с того спесь.

После этого они поднялись на борт зависшего на небольшой площади перед домом Ямамото воздушного корабля. Его баллон по форме напоминал поднявшегося в воздух кита, брюхо которого покрасили в серо-голубоватый цвет, а верх густым черным. На многочисленных стропилах, охватывающих воздушного кита, крепилась овальная лодка, раскрашенная в такие же цвета как и баллон. По бортам она ощетинилась завернутыми в мешковину стволами тепловых пушек, а на носу находилась вращающаяся башенка с небольшой ракетной установкой. Сзади же, у воздушных рулей с глухим шелестом вращался пропеллер, питающийся от электромотора. Самое удивительное было то, что корабль управлялся одним единственным рулевым по имени Сабуро, который не был даже самураем, а происходил из квартала мастеров.

Ямага, увидев воздушный корабль, тут же забыл про все, сказанное Якуси, и повел себя как обычный мальчишка, засыпав рулевого, одетого в тяжелую кожаную куртку, кожаные же штаны и меховые наушники с защитными очками, целой кучей вопросов.

Самым спокойным человеком на борту, кроме, конечно, рулевого Сабуро, оставался Якуси. Он надвинул на нос свою шляпу и погрузился в раздумья. Рядом с ним упершись мрачным взглядом в пол сидел Киёмицу, размышляющий о женской красоте. Из головы у него никак не шло упущенное свидание.

— Киёмицу, ну кончай дуться, — подсел к нему Бандзан. — Подумай только — ты прокатишься на воздушном корабле, увидишь земли Ямато с высоты птичьего полета, побываешь во Дворце Девяти Врат! Разве этого мало? Разве недостаточно, чтобы забыть о какой-то там девушке?

— Дурак ты, Бандзан, — Киёмицу отвернулся от него. — Не давал бы дурацких обетов, не задавал бы глупых вопросов. А в Киото я был уже раз сто.

— Подумаешь, какие мы важные, — пожал плечами Бандзан. — Как будто там там нет красивых женщин.

— О! — повеселел Киёмицу. — А ведь соображаешь, когда хочешь!

— Бандзан, Киёмицу, — подал голос вышедший из задумчивости Якуси. — Подойдите ближе, я хотел бы вас расспросить вас о демоне на рынке.

— Так а чего в нем такого? — спросил Киёмицу. — Демон как демон. Раньше стоило с Токайдского тракта свернуть — за каждым деревом по десятку пряталось. Вот это я понимаю времена были — не захочешь, а героем станешь.

— А ты, Бандзан, ничего необычного не заметил в нем?

Бандзан сел на татами и задумался.

— Да вообще, черт посреди Эдо — это уже необычно, — ответил он. — Я думаю, он легко обошел Ворота Дзигоку. Скорее всего перепрыгнул городскую стену. Город стал такой большой, что скоро и стены-то не будут успевать отстраивать. Да и сейчас они и низкие, и охраняются из рук вон плохо. Но вот как он в городе пробыл столько времени незамеченным... Я, учитель Якуси, знаете на что обратил внимание — они вообще редко, кроме собственной шкуры на себе что-либо таскают, а тут, кроме доспеха, щит у демона за спиной был, весь какой-то росписью покрытый. А когда ему пытался башку снести, мне показалось, что в нем есть какая-то магия... Не то чтобы даже магия, скорее ее остатки. Не могло ли быть так, что щит этот ему невидимость давал?

— Очень может быть, — кивнул головой Якуси.

— Я извиняюсь, что встреваю в ваш разговор, — обратился к ним Ямага. — Но вот меня заинтересовал его меч.

— А то ты его рассмотреть успел, — фыркнул Киёмицу. — Ты небось в это время рыбу в штаны совал.

Ямага насупился, вытащил из-за пазухи бумажный сверток и развернул его. На бумаге угольным карандашом был сделан набросок меча они.

— Очень необычный меч, да, — пробормотал Бандзан, вспоминая, как огромное лезвие свистело у него над головой.

— Есть у меня предположение, — продолжил Ямага, расправляя смятую бумагу, — что делали этот меч в Окинаве. Тамошние места, насколько я знаю, славятся необычным подходом к боевым искусствам и оружию. Кто-нибудь из вас, уважаемые, самураи, видел когда-нибудь чтобы учили владеть таким мечом?

Бандзан и Киёмицу дружно закачали головами.

— Вот я и думаю — если же на юге действительно что-то нехорошее стряслось , не учит ли кто-нибудь там демонов владеть таким оружием?

— Это кто же такой дурак мог найтись, чтобы чертей учить боевым искусствам? — удивился Киёмицу.

— Может быть там все совсем неладно, — предположил Ямага. — Окинава и южные провинции всегда пользовались дурной славой. Наверное Изанаги и Изанами делали их напоследок и не особо старались.

Якуси покачал головой, рассматривая рисунок Ямаги.

— Все демоны и чудовища такие же живые существа как и мы с вами, — сказал он. — И с ними точно также можно дружить, как и воевать...

— Кто же это захочет дружить с они, — фыркнул Киёмицу.

— Если бы Аматэрасу не хотела, чтобы они появились, она не бы не спустила их с небес на землю Ямато, — Якуси, похоже, продолжал пребывать в глубокой задумчивости, позванивая колокольчиками на посохе. — А потому, как они такие же живые существа, как и мы, они тоже чего-то боятся...

— Учитель, — подал голос Бандзан. — А мы ведь до сих пор не знаем, что заставило вас направится в Киото и взять нас собой?

— Да, конечно, — согласился Якуси и пересказал свой сон. — Я не знаю как истолковать его... Возможно, от Аматэрасу мы узнаем истину.

— Для этого нам нужно посетить императора?

— Как потомок первого императора Дзимму, он может обратиться за советом к самой Аматэрасу. Я очень рассчитываю на то, что император воспользуется этой возможностью.

— А мне знаете, что кажется? — подал голос Ямага. — И царь Эмма и его демоны бегут из Ямато, так же как бегут хэнгэёкаи. И демон, которого убил господин Бандзан — просто разведчик перед войском Эмма.

— Очень может быть, молодой человек, — кивнул Якуси. — Но что гонит их? Старших богов на земле не видели со времен императора Дзимму. Что означало появление в моем сне Сусаноо?

— Надеюсь то, что он действительно всех демонов превратит в пыль, — буркнул Киёмицу. — Разве они когда-нибудь вели себя хорошо по отношению к людям?

— А что ты сделаешь, если встретишь, например, каппа? — спросил Якуси.

— Что, что... Зарежу не медля, а то еще утащит под воду или кровь выпьет.

— Вот видишь. Люди сами ведут себя как демоны, как только увидят их. А ведь каппа может просто пройти мимо.

— Ага, — скептически хмыкнул Киёмицу. — Давеча проходил один наш десятник Бобу мимо такого... Только через год нашли его — все тело высохло, как деревяшка стало. Каппа в нем ни капли воды не оставил.

— А от каппы вообще очень легко избавится, — снова встрял в разговор Ямага. — Я слышал, что ему достаточно поклонится, как он поклонится в ответ. А на голове у него всегда есть немного воды, и если она выльется, каппа сразу убежит обратно, откуда пришел. Без воды-то они быстро умирают.

— Очень ценный совет, — скептически хмыкнул Киёмицу. — Еще буду я каждому каппе кланяться.

— Учитель Якуси, но ведь для нас самое главное — не почему бегут демоны, если они действительно от кого-то бегут, а то, что рано или поздно они придут к стенам наших городов, — произнес Бандзан. — И нам надо от них защищаться!

— В моем сне Сусаноо с одинаковой легкостью превращал в пыль и демонов и людей, — Якуси позвенел колокольчиками. — Демонов мы можем одолеть, они не первый раз пытаются извести людей. Но что мы будем делать, когда вслед за Эмма придет сам Сусаноо?

На этом разговор свернулся. Бандзан перебирал в памяти все, что ему было известно о существовании Ямато. Кое-что он помнил из "Койики", который ему в отчем доме пересказывал монах Ёсихиро. Например, что в начале мира был хаос. Но так как монах всегда приходил на занятия изрядно подогретый саке, "Койики" в его изложении выглядело несколько странно и Бандзан сомневался, можно ли доверять такой трактовке.

По словам Ёсихиро, в конечном итоге хаос разделился, и образовал небо из легких и светлых своих частей, а все остальное пошло на землю. Из земли появились первые ками или боги, и это было так давно, что имен их никто не помнит. А может у них их и вообще не было. Они разделили первичные элементы — огонь, воду, землю, железо и дерево. После этого на Небесном Мосту возникли Изанаги и Изанами, мужчина и женщина. Погрузив копье в воду, Изанаги из упавших с него капель создал первый остров. Спустившись на него, эта парочка не придумала ничего лучше, чем начать рожать будущих ками, попутно создавая новые острова. Первой родилась Богиня-Солнце Аматэрасу, потом Богиня-Луна. И, наконец, мальчик. Этот как-то сразу не понравился своим родителям, так что ему выдали лодку и отправили рыбачить, чтобы не мозолил глаза. Четвертым родился Сусаноо, мгновенно прослывший известным бузотером, немало попортивший божественных нервов. Убедившись, что и на этот раз ничего путного из ребенка не вышло, Изанами родила мужу еще одного сына, на этот раз Бога-Кузнеца. После чего заявила, что с нее хватит и отправилась в подземное царство. Изанаги, естественно, этому не обрадовался и отправился за ней, сдуру оставив за главного Сусаноо, к тому моменту уже несколько раз ухитрившегося затопить острова Ямато и стать настолько популярным на них, что матери пугали им детей, не ложившихся вовремя спать. Самой удачной своей шуткой Сусаноо, по-видимому, считал то, что довел Аматэрасу до нервного срыва, да так, что та заперлась в своей пещере и наотрез отказалась из нее выходить, по причине чего на земле наступила такая тьма, что хоть глаз выколи. Аматэрасу удалось выманить только благодаря чисто женским чертам ее характера. Бог-кузнец шустро организовал бронзовое зеркало, которое остальные подсунули к пещере Аматэрасу и устроили буйную гулянку. На вопрос Аматэрасу, а какого, собственно говоря, веселье — ей ответили, что чествуют даму куда как более красивую, чем сама Аматэрасу. Та, как и следовало ожидать, решила посмотреть, что это за выскочка нарисовалась, чем воспользовались остальные ками и вытащили ее из пещеры. А Сусаноо вытурили с земли. Однако буйный парень не успокоился, пока не укокошил свою сестру, богиню плодородия, чем окончательно разозлил божественных родственников. В наказание, он был отправлен совершать кучу хороших и полезных дел. И все бы ничего, но стоило ему сделать что-нибудь хорошее, как он принимался отмечать это событие, в результате чего ками снова хватались за головы.

Ах, да! Еще Сусаноо прославился тем, что сочинил первое танку, нализавшись по поводу победы над змеем Ямато.

Да и вообще, по словам Ёсихиро, боги в изначальные времена мало чем отличались от людей. Скверными привычками выделился не один Сусаноо — люди постоянно что-нибудь, да не могли поделить с его сородичами. Глядя на бардак, которые устроили на земле ками и люди, Аматэрасу, оставшаяся за старшую, пришла в негодование. Призвав всех ками, она сообщила им, что отныне они будут куролесить только на небесах, а на земле останутся люди. Лишь Царь мертвых Эмма был отправлен вниз, чтобы править Страной Корней. А чтобы люди не особенно забывались, две с лишним тысячи лет назад внук Аматэрасу, Дзимму, был поставлен на землю царствовать над ними. Он стал первым Императором Ямато и его потомки правят страной до сих пор. Говорят, что если когда-нибудь род Дзимму прервется, Ямато ожидают страшные несчастья, поэтому императорскую семью всегда берегли как зеницу ока. Однако с тех пор самих старших ками в Ямато никто не видел. По крайней мере в их истинном облике.

Впрочем, Бандзан, как и большинство жителей Ямато, не верил в то, что боги обитают на небесах. По крайней мере на тех небесах, которые видны в подзорные трубы и телескопы. Даже самый тупой крестьянин знал, что все люди живут на круглой как шар планете, покрытой водой. На ней имелись только два крупных архипелага — Ямато и Тот Край Света. До последнего времени, пока войска Тоётоми Хидэёси не выгнали оттуда местных демонов, люди на Том Краю Света не жили. В небе же висели такие же круглые Солнце и Луна, не имевшие с богами ничего общего, так как вращались вокруг планеты. Или планета вокруг них — это вызывало много споров, так же как и вопрос о том, что же такое звезды... Но проблему нахождения царства ками не решало.

Боги ушли с земли, но оставили людям массу полезных и необходимых вещей. Они научили их магии. Тому, как строить паровые машины и добывать волшебный уголь для них. Они оставили людям секрет электричества. Они научили запрягать духов-сикигами в тела татиком и с тех пор эти железные машины, похожие на огромных четвероногих пауков, повсюду заменили и без того редких лошадей.

Много еще секретов оставили после себя ками, не все они раскрыты до сих пор. Лишь немногие знают, как создаются счетные машины и как обрабатывать магией стеклянные пластинки так, чтобы из них получались пластинки-фуда, без которых не работают ни татикомы, ни тепловые ружья, ни сами счетные машины. Но никто не знает, как на самом деле они работают. Остались и такие тайны, что недоступны людям вообще, ибо они слишком опасны для них. И без того жители Ямато сами догадались, как из обычного грузовика сделать танк, а из охотничьего теплового ружья — башенное орудие, разрушающее каменные стены одним залпом.

Император же Дзимму царствовал недолго, а его потомки часто оказывались просто людьми. Не всегда им удавалось править хорошо, часто возникали свары по поводу того, кто займет Зал Великого Предела, и так уж сложилось, что императорское семейство постепенно перестало играть главную роль в стране. Положение его пошатнулось. Попытки перетянуть двор на свою сторону привели к войнам между несколькими кланами, и, в конце концов, рычаги управления оказались у военных правителей — сёгунов. Лишь духовное верховенство императорского рода никогда не оспаривалось.

Доставалось жителям Ямато и от беспокойных обитателей Страны Корней. После войны с демонами, прошедшей триста с лишним лет назад, империя погрузилась в хаос гражданских войн, тлеющих как уголья. С новой силой они вспыхнули в полную силу во времена Сенгоку Дзидай, когда страну залихорадило и даймё, снедаемые алчностью, начали растаскивать её по кусочкам. Так бы все это и продолжалось до тех пор, пока они не передрались бы как бешенные собаки и не перебили друг друга, но тут на их голову обрушился знаменитый полководца Ода Нобунага, который много раз выручал ни на что не годного сёгуна Асикагу Ёсиаки, у которого власть из рук ускользала как когда-то у императорской семьи.

Историю последних десятилетий, историю времен Сенгоку Дзидай, Бандзан знал хорошо, ведь это было время его любимых героев. Героев, на которых он равнялся и о которых помнил каждый раз, перелетая с крыши на крышу или отбиваясь бамбуковым мечом от стражников в додзё.

Асикага Ёсиаки кончил плохо — его свергли, а сёгуном стал Ода Нобунага. Однако и сам Нобунага продержался у власти недолго — погиб в храме Хонно, окруженный предателями из клана Акэти. В стране к этому времени вновь зашевелились недовольные даймё, разгорелся пожар гражданской войны. Узрев раскол среди людей, начали выползать из подземных нор демоны и чудовища, а уж слуги царя Эмма уносили в его чертоги души умерших в бессчетных количествах.

Дальнейшая история Ямато показала Бандзану, как важно иметь верных слуг и самому быть верным слугой. Эту истину неустанно вдалбливали ему в голову с детства, однако попав в Эдо он лишний раз убедился, насколько слово может расходиться с делом.

В прочитанных Бандзаном хроникам, отомстить за своего господина вызвался его полководец Тоётоми Хидэёси. Будучи сам сыном обедневшего самурая и простой крестьянки, он своей преданностью и воинскими талантами обратил на себя внимания Нобунаги, который поднял его до командующего своих армий. Тоётоми был занят осадой неприятельской крепости, когда получил известие о гибели сёгуна. Заключив спешный мир с осажденными, он вернулся в Киото. Армия Тоётоми накатила на предателей подобно цунами, сметя их силой своего гнева. Предводитель мятежников, даймё Мицухидэ, с позором бежал и был убит шайкой мародеров.

В это время на страницах истории Ямато появился Токугава Иэясу, будущий первый сёгун Токугава. После многочисленных военных маневров, Иэясу заключил союз с Тоётоми, который в то время стал весьма популярен в народе. Вместе с другими соратниками, они завершили укрощение последних непокорных даймё и установили порядок в стране. Правда в из одной из чудом сохранившихся в городской библиотеке рукописей, Кумадзава узнал, что на самом деле все было далеко не так гладко. У Оды Нобунаги оставался сыновья, один из которых, Нобуо, остался недоволен тем, что власть клана Ода не перешла к нему, а Тоётоми назначили опекуном внука Нобунаги. Будучи сам по себе человеком недалеким, Нобуо заключил союз с Токугава Иэясу и напал на Тоётоми. Тоётоми разбил войска бездаря Нобуо, и, после длительных военных маневров, принудил Токугаву к заключению мира.

И опять он продлился недолго — снова даймё начали выказывать свое недовольство. Пытаясь избежать беспорядков, Тоётоми отправил большую часть войск на завоевание Того Края Света. Это поход хотя и тяжело сказался на военноё мощи сёгуна, но обеспечил страну столь необходимыми природными богатствами далеких островов. Не дожив до окончательного их завоевания, Тоётоми умер. Его сын был еще слишком мал, чтобы что-нибудь предпринять, так что власть практически перешла к клану Токугава. И когда взбунтовавшиеся даймё все-таки решили пойти открытой войной, в битве при Секигахара войска Токугавы разбил их наголову. Потом последовала долгая осада замка Осаки, в котором засели мятежники, прикрывающиеся сыном Тоётоми — Хидэёри, но и они в конечном итоге были разбиты. Хидэёри, не смотря на попытки Иэясу спасти его из пылающей Осаки, погиб.

Страна вздохнула спокойно — Токугава Иэясу навел в ней порядок железной рукой. Порядок этот продолжался и до сего дня, служа залогом процветания Ямато.

Бандзан потряс головой. Погрузившись в воспоминания, он совсем потерял счет времени. Вокруг уже вечерело, и перегнувшись в очередной раз за борт, он увидел, что земля стала намного ближе, а к ним стремительно приближаются огни вечернего города.

— Инадзава! — крикнул рулевой, показывая на огни. — На ночь остановимся здесь, а то уж больно сильный ветер поднимается.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

повествующая о том, как Кумадзава Бандзан и Сато Киёмицу ходили ночью за саке и что из этого вышло

Сабуро посадил корабль на площадке на самой окраине города. Как только дирижабль закрепили тросами в ангаре, налетел сильный южный ветер и принялся нещадно трепать деревья и всех, кто был на улице. Бегом (ветер задувал им как раз в спину) Якуси и его спутники добрались до городских ворот, за которыми буйство стихии не ощущалось так сильно. На вопрос, где они будут ночевать ответил Соко Ямага, предложивший посетить чистый и недорогой постоялый двор недалеко от ворот. Он уже не первый год странствовал по дорогам Ямато, и прекрасно знал, где можно найти приличный ночлег за небольшие деньги.

Облюбованное Ямагой заведение оказалось именно таким, как он описывал — чистым, тихим и недорогим, хотя из без особых удобств. Киёмицу попытался поворчать, что, учитывая их цель, они могли бы рассчитывать на прием в замке Нагоя, у губернатора из родственной ветви Токугава, но Якуси осадил его, заметив, что именно цель попасть в Киото, а не зависнуть в гостях у местной знати, обуславливает необходимость остановиться здесь. Киёмицу философски пожал плечами и потребовал подать ужин.

После Якуси и Сабуро ушли спать, а Бандзан, Киёмицу и Ямага задержались внизу. Было уже поздно, хозяин постоялого двора и его слуги также легли спать, оставив гостей на веранде за тыквой с саке. За чашкой-другой выяснилось, что Ямага не так уж прост, как казалось на первый взгляд. В десять лет он сбежал из дома, чтобы стать странствующим философом, но решил не ограничивать себя монашескими обетами. Кроме того, его интересовали самураи и все, что с ними связано, и хотя он сам не стремился стать воином, за время своих странствий он много чего узнал и многому научился.

— Я прошел все пятьдесят три станции Токайдского тракта, — объяснял он. — Со всех них открываются удивительные виды, каждый из которых достоин кисти художника. Но я ведь не стал писать их, так? Тоже самое и с моим стремлением познать сущность пути воина, не стремясь самому стать самураем. Впрочем, я немного владею мечом и стрельбой из лука, так что не исключено, что рано или поздно я тоже стану воином.

— Странный ты какой-то, — хмыкнул Киёмицу. — Послужил бы в городской страже, все вопросы сразу бы отпали.

— Господин Сато, чем дольше я живу, тем более убеждаюсь, что дух истинного воина не всегда находится под богатыми доспехами. Многие благородные самураи сейчас погрязли в грехах, недопустимых для них. Вспомните и сравните сёгунов Асикагу и Тоётоми. Первый высокого происхождения и древнего рода. Богатый. И едва не погубил страну своей бездарностью. Никудышный командир. Никудышный воин. И Тоётоми, вышедший из крестьян. Он поднялся потому что был верен своему господину Ода Нобунаге. Не танки и колдовские силы помогли ему, когда он бился с предателями Акэти, а его верность Ода и верность присягнувших ему воинов. Предателей же не спасли магия и оружие. Тоётоми был верен своему господину и после его смерти, поэтому и занял его место.

Спорить со словами Ямаги никто не стал.

— Самураю важно знать, что вне зависимости от того, хорошо ли он обучен боевым искусствам или силен физически, — продолжил Ямага. — Самое важное быть верным своему господину. Ронин, самурай без господина, все равно что рыба без воды. Сёгун разрешил ему носить меч, но зачем он ему? Каждый ронин должен стремиться найти своего господина. А если у самурая уже есть господин, то за эту честь он должен быть готов отдать жизнь не задумываясь, потому что позор лишиться господина в битве и остаться в живых самому.

— Да-да, конечно. Чтобы избежать позора, нужно выбрать другой путь — смерть, — вздохнул Бандзан. — Но, Ямага, глупо отдать жизнь ни за что, просто повздорив с каким-нибудь надутым хатамото.

— А честь?

— Когда дерутся пьяные крестьяне, никто не считает это воинским подвигом. Так намного ли больше чести в уличной драке двух не разминувшихся самураев?

А парень-то не прост, подумал Бандзан. Зрит в корень. Похоже Ямага, как никто другой, хорошо понимал, в чем смысл того, чтобы быть воином. Ведь если не кривить душой, можно ли сказать, что, например, Киёмицу ведет себя как подобает истинному самураю?

— Мне действительно хотелось бы, чтобы, как сказал господин Якуси, когда-нибудь эти и другие достойные мысли о пути воина были объединены и составили образец для подражания всем самураям... — тут Ямага зевнул. — А пока, господа, я вынужден с вами попрощаться. Очень спать хочется.

Свернув разложенные на столе письменные принадлежности, он поднялся наверх, оставив Бандзана и Киёмицу под тусклой лампой.

— Во дает, парень, — пробормотал Киёмицу, смущенно крутя в руках чашку для саке. — Неудобно даже как-то. Совсем самурай у него получается, неживой, как машина. Куда мне до таких идеалов...

— Ты невнимательно слушал нашего юного философа, — заметил Бандзан. — Настоящий воин должен проявлять великое сострадание и поступать во благо людям.

— Да уж. Нам бы такого командиром вместо Моронобу. Да чего там Моронобу, ему бы еще выше, в полководцы метить надо... Ты видел, что у него на листах зарисовано?

Бандзан покачал головой.

— А там карты. Планы почти всех битв времен Сенгоку Дзидай. И все с пометками, его рукой сделанными. Сдается мне он на рынке просто дурачком прикидывался, потому что жрать действительно хотелось...

Киёмицу схватил стоящую перед ним тыкву и потряс ее. К огромному его огорчению, та не издала ни звука.

— Так, — протянул он. — Саке кончилось. Бандзан, пойдем еще купим, а то как-то совсем настроение испортилось.

— Где ты посреди ночи саке найдешь? — спросил Бандзан. — Спать давай.

— Нет, хочу саке! Сейчас у хозяина спросим.

— Так он ведь уже спит давно.

— Да, ты прав. Неудобно как-то будить... Пошли так тогда искать.

— Ну не знаю... — протянул Бандзан.

— Не хочешь пить — настаивать не буду. Можешь просто компанию составить.

Бандзан поднялся с татами, засунул мечи на пояс и спустил ноги с веранды, нашаривая сандалии.

— А мечи-то тебе зачем? — спросил Киёмицу, обернувшись.

— На всякий случай, — ответил тот. — Чувствую я, неспокойные времена наступают. И тебе советую взять свой. Хоть у тебя и бритый лоб, а без меча ты на самурая не похож. Стража местная, например прицепится...

— На себя-то посмотри, — беззлобно огрызнулся Киёмицу. — Будь твоя воля, ты бы и доспехи напялил.

Он взял меч и добавил:

— Только, чур, по крышам не скакать. Здесь тебе не Эдо, это там все привыкли. А тут точно за демона примут.

Стараясь не шуметь, они вышли в ночь. По небу над их головами бежали гонимые ветром редкие облака не способные затмить яркий свет луны. Учитывая свет множества уличных фонарей, вокруг было ненамного темнее, чем днем, однако оба самурая ощутили давящую враждебность, выползающий из каждого темного угла страх.

— Бр-р, — поморщился Киёмицу. — Что-то мне уже не так сильно хочется саке...

— Слышишь? — спросил его Бандзан, застыв посреди улицы.

— Что?! — встрепенулся Киёмицу, хватаясь за меч.

— А в том-то и дело, что ничего. Даже собаки не воют.

Киёмицу прислушался. И то верно — полнолуние, а молчат, как померли. Только ветер завывает между домами.

На стене напротив них появилось яркое пятно света. Очень быстро оно сползло на землю и направилось к Бандзану и Киёмицу, которые начали от него отступать. Рывком пятно нагнало их, накрыло, отчего волосы на головах самураев зашевелились и... спокойно поползло дальше.

— Тьфу, дурость какая! — Киёмицу сплюнул. — Тебя наслушаешься, вообще на улицу выходить не захочешь.

Пятно быстро уползало по крышам к окраине города. Его отбрасывал один из лучей света, тянущихся от центральной сторожевой башни Инадзавы. Ажурная конструкция, переплетение железного бамбука, проводов и деревянных украшений, она высилась в центре города. При желании между опорами можно было разглядеть натянутые тросы и шестерни лифтов, винтовые лестницы и трубы с электрическими кабелями, бегущие к вершине башни, на укрытую остроконечной крышей круглую площадку. Там располагались колдуны городской стражи, обшаривающие город лучами волшебных фонарей. Туда же сходились все магические линии от телефонов для вызова стражи, разбросанные по всему городу. У подножия башни, невидимые с того места, где стояли Бандзан и Киёмицу, выстроились стройные ряды казарм.

Киёмицу нарочито бодро затопал по улице. Бандзан устремился за ним, не снимая руку с рукояти меча. В конце концов ночь, никто не увидит... Колдуны-то колдунами, а ни одной собаки он так и не услышал. Да и зверей Дзигоку в Инадзаве отродясь не было.

Подозрительным оказалось и то, что все лавки были закрыты, даже те, на которых было написано, что они работают круглосуточно.

— Праздник у них что ли какой? — пробормотал Киёмицу, останавливаясь перед очередной закрытой лавкой. — Все саке, похоже, выпили...

Они прошли еще немного, все так же безуспешно выглядывая свет в окнах, и тут до их ушей донеслись странные звуки — свист, рев, голоса, усиленные рупорами и железный лязг.

— Железнодорожная станция! — хлопнул себя по лбу Киёмицу. — Вот там мы точно найдем что-нибудь выпить.

Обреченно вздохнув, Бандзан поплелся вслед окрыленному другу.

Обойдя несколько домов, они действительно попали на вокзал, но и здесь их ждало разочарование. Пути пустовали все, кроме одного, на котором стояли открытые платформы. На них под мешковиной, громоздились танки. Рядом с ними, в кружок, сидели люди в форме со знаками клана Того.

Бандзан присвистнул — начало состава исчезало в темноте, а последние платформы еще не были заполнены. Рыча моторами и плюясь огненными искрами, развернув башни назад, на них въезжали серые танки с черными знаками номеров на борту.

— Ничего себе, — сказал он. — Куда это столько танков гонят?

Очередной танк вполз на платформу, поворочался на ней и застыл, заглушив мотор. Люки откинулись, из них посыпались танкисты, которые тут же подняли с земли ткань и накрыли ей танк, после чего уселись рядом, достали узелки с едой и принялись жевать.

Бандзан и Киёмицу обошли всю платформу, но и на ней все лавки были закрыты. Солдаты-асигару с тепловыми ружьями, расставленные вокруг путей с составом косились на них довольно подозрительно, в их лицах чувствовалось огромное желание пустить ружья в ход.

— Пошли отсюда, — пробормотал Бандзан. — Что-то тут все слишком серьезно.

Они бы ушли спокойно, но тут Киёмицу заметил в дальнем углу гигантского роста человека и возвышающийся перед ним не менее гигантский мешок, из которого он доставал еду и отправлял себе в пасть. Кувшин с саке рядом с ним был такого размера, что Киёмицу мог бы спокойно засунуть в него голову чтобы выпить содержимое.

— Вот это да! — пробормотал он. — Надеюсь он не откажется поделиться с нами своим саке! Наверное этот здоровяк съедает зараз столько же, сколько все эти солдаты.

Он подбежал к гиганту, в последний момент замедлив скорость.

— Эй ты! — крикнул Киёмицу человеку-горе.

— Гм?! — гигант повернулся к подошедшим, на лице у него было написано недоумение.

— Да, ты! — продолжил Киёмицу. — Ну-ка давай, поделись с благородными господами, у тебя тут и так всего много.

Здоровяк отодвинул мешок с едой в сторону и спросил:

— А с чего бы это я должен с тобой делиться? Может мне просто набить тебе морду?

Голос танкиста гремел под стать его росту — на мгновение Бандзану показалось, что у него даже камни под ногами подскакивают.

— Что-о?! — опешил от такой наглости Киёмицу. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать, червяк!

Учитывая, что гигант возвышался на Киёмицу как гора, подобное обращение к нему было не вполне уместным. Подоспевший Бандзан уже сообразил, что его друг снова влез в неприятности. Судя по размеру собеседника и его татуировкам, он был не простой сельский увалень, а гораздо более важной личностью.

Между тем тот встал во весь рост и навис над Киёмицу с довольно угрожающим видом.

— Я Райден Тарокити из Нагано, — взревел он, надвигаясь на ошалевшего Киёмицу. — А ты, как я посмотрю, зазнавшийся выскочка, которого плохо воспитывали родители!

Киёмицу попятился. Попал, подумал он. Надо же было нарваться на чемпиона сумо. Как только Райден вышел на свет, он узнал его — ведь в жизни точно такой же, как на гравюрах в газетах! Личность известная, даже псевдоним придумывать не пришлось. Зачем он нужен, если твоя фамилия Райден, то бишь "гром"...

За спиной у Киёмицу начал раздаваться гогот танкистов и асигару, получивших неожиданное развлечение. Похоже Райден разозлился всерьез.

Мгновенно сообразив, что сейчас для Киёмицу дело закончится плачевно, Бандзан вклинился между задир. Ощутив, что человек, меньше его ростом в два раза спокойно сдерживает движение вперед всей его массы, Райден страшно удивился и отступил.

— А ты еще кто такой? — спросил он, глядя на Бандзана сверху вниз.

— Кумадзава Бандзан, глубокоуважемый господин Райден, — быстро заговорил Бандзан. — Воин сёгуна и сопровождающий по указанию мати-бугё Эдо учителя Якуси в Киото. А этот не отличающийся ни умом ни вежливостью молодой самурай — благородный господин Сато Киёмицу, наследник даймё Сато Янагавы, также оказывающий в пути помощь господину Якуси. Саке ударило ему в голову, вот он и не узнал вас!

Киёмицу покраснел, но сдержался.

— Да, Райден-одзэки, — пробормотал он. — Я знаю, что вел себя недостойно и прошу извинить меня...

— Ну ладно, чего уж там, — неожиданно добродушно ответил Райден. — Бывает. Я как вы, самураи, чуть что за меч не хватаюсь, мне и простых извинений хватит.

Он повернулся к набежавшим танкистам и насупил брови.

— Ну, чего столпились бездельники? Представления не будет.

Толпа моментально рассосалась.

— Райден-одзэки, — Бандзан проводил взглядом последнего солдата, с недовольным видом вернувшийся на свой пост. — Не могли бы вы объяснить, что здесь происходит?

Райден сел на землю и почесал в затылке.

— Хотел бы я и сам это знать. Нам ничего не говорят... Вроде бы какие-то проблемы с южными даймё. Мы не первые, кто отправляется на юг, но оттуда еще никто не вернулся.

Он передвинул мешок с едой и кувшин с саке так, чтобы те оказались между ним и самураями и жестами предложил им присоединится. Киёмицу, уже оправившийся от совершенного ляпа, тут же ухватился за саке и принялся разливать его.

— Райден-одзэки, — спросил он, опустошив свою чашу, — Не поймите меня превратно, но ваши размеры... Они не очень подходят для службы в танковых войсках.

Райден опустил поднесенную ко рту руку с рисовым колобко и захохотал.

— Ну, вообще-то ты прав, господин самурай. Но у меня и не обычный танк. Пошли, я вам его покажу.

Райден подскочил и схватив обоих друзей под мышки ринулся в начало состава. Мимо мелькали горбатые туши танков и военных грузовиков, платформы с волшебным углем, вагоны для солдат. Состав оказался на удивление длинным и Бандзан успел насчитать не менее полусотни танков и грузовиков.

Наконец Райден остановился перед здоровенной платформой, прицепленной прямо за паровозом. Укрытая мешковиной, на ней высилась гора, размером с двухэтажный дом. Райден дернул за свисающий край ткани. Киёмицу разинул рот и скрестил руки на груди.

— Вот он, мой Годзира, — с теплотой в голосе произнес Райден, нежно поглаживая металлический бок.

Гиганта просто распирало от гордости.

Для танка, высившегося на платформе, имя Годзира подходило идеально. Он был огромен, не меньше пары дзё в высоту, и даже таких здоровяков, как Райден в него можно было запихать не один десяток. Танк украшали три башни — две маленькие по бокам и одна здоровая посередине, там, где ей и было положено быть. Спереди танк ощерился множеством пушек, сзади торчало с полсотни выхлопных труб.

— Да-а, — протянул Киёмицу. — Я даже не знал, что у нас такие есть!

— Он такой один! — хвастливо заявил Райден. — Изготовлен специально для меня. Обладает непревзойденными боевыми качествами и призван одним своим видом поднимать дух армии в бою.

Бандзан провел пальцем по серой броне. За ним потянулся мерцающий голубоватый след, а по руке пробежала волна покалываний.

— Броня и снаряды заговорены лучшими эдосскими колдунами, — прокомментировал Райден. — Почти неуязвима как для обычных снарядов и тепловых пушек, так и для колдовства.

Танк был поистине удивителен. В его колесо спокойно мог стать мальчишка вроде Ямаги. Сам Бандзан мог спокойно лечь поперек трака и ноги бы даже не свесились. Центральная башня несла на себе самую большую пороховую пушку, когда-либо виденную Бандзаном или Киёмицу, а оставшиеся тепловые орудия могли шутя выкосить толпы врагов.

— Сколько же человек нужно, чтобы управляться с такой громадиной? — спросил Бандзан.

— Я и три моих брата, — ответил Райден. — Они выехали раньше меня, а я остался сопровождать Годзиру.

— А как же вы в такой махине обходитесь без колдунов?

Бандзан толкнул локтем друга.

— Все борцы сумо обладают магией земли, — прошипел он на ухо Киёмицу. — У тебя совсем что ли память отшибло?

Ночь взорвалась оглушительным ревом. Бандзан зажал уши, однако рев продолжал сотрясать его тело. Озираясь в поисках его источника, он увидел, что Райден показывает на паровоз.

— Отправляемся, — сообщил он, как только рев стих. — Ну, было рад был познакомиться, господа самураи. Надеюсь, как-нибудь еще увидимся.

Он поклонился Бандзану и Киёмицу и принялся набрасывать мешковину обратно на Годзиру.

Друзья поклонились в ответ и неспешно направились обратно. Мимо них сновали солдаты, затаскивая на платформы свои пожитки и оружие. Все вовремя погрузиться не успели, поэтому когда поезд стронулся, выдохнув огромное облако дыма, они забегали еще быстрее, на ходу запрыгивая на платформы. Стуча колесами и набирая ход, состав промчался мимо самураев и скрылся в ночи, рассыпая искры.

— Ну, что скажешь, Киёмицу? — спросил друга Бандзан, когда грохот колес стих.

Киёмицу брел, уставившись в землю под ногами, по которой ветер гонял обрывки бумаги и мусор, оставленный асигару.

— Не знаю. Но ничего хорошего, на мой взгляд. Хэнгэёкаи уходят с юга, танки приходят... Пока мы не попадем в Киото, мы можем только гадать, насколько плохо там обстоят дела.

Они добрели до оставленного Райденом мешка с едой и остановились перед ним.

— Ты думаешь то же, что и я? — спросил Киёмицу, разглядывая мешок.

— Угу, — кивнул Бандзан. — Это не дело, что столько хорошей еды пропадает.

Так как есть им уже не хотелось, они уговорили остатки саке, а мешок Киёмицу завязал и забросил за спину.

— Ты помнишь, куда идти? — спросил он Бандзана.

Тот кивнул, но не очень уверенно. Побродив с полчаса по ночным улицам, Бандзан понял, что Инадзава не такой уж маленький город, каким он представлялся раньше, и они окончательно заблудились. Как назло им не попалось ни одного наряда городской стражи, у которой можно было спросить, куда нужно идти.

— Что у них тут за работа такая? — возмущался Киёмицу. — Если бы проверяющие в Эдо прошлялись ночью по улицам столько, сколько мы ходим, они бы уже сто раз встретились со стражей!

Перемыв кости местной страже, он спросил Бандзана:

— У тебя идеи есть, как нам найти дорогу?

Бандзан остановился.

— Есть, вообще-то...

Он оценивающе взглянул на ближайшую самую высокую крышу.

— Ну ладно, давай... — вздохнул Киёмицу и тут же схватил его за рукав. — Стой, стой, Бандзан! Вон там какой-то дед идет, давай его спросим, как нам пройти!

По улице действительно топал сгорбленный дедулька в широкой шляпе. Старик ковылял довольно шустро, неся в руках какой-то сверток и быстро удалялся от самураев.

— Эй, дедушка! — завопил Киёмицу. — Вы не могли бы нам помочь!

Дед то ли не услышал его, то ли был совсем глухой, но на крики Киёмицу не остановился и продолжал себе спокойно ковылять дальше.

— Это что такое? — опешил Киёмицу. — Эй, дедушка, вы совсем глухой что ли?

— Чего орать, пойдем его догоним, — предложил Бандзан. — Может раз у них тут со стражей так плохо, то они и окриков ночью боятся.

Киёмицу зашвырнул мешок за спину и поспешил вслед за Бандзаном, нагоняющим старика.

Как выяснилось дед топал не просто шустро, а очень шустро — самураи никак не могли его догнать и долгое время созерцали лишь сгорбленную спину в полосатом кимоно. И спина эта, надо сказать, Бандзану очень не нравилась. Да и вообще дед какой-то странный был.

— Слышь, Бандзан, так ведь он ребенка несет, — сказал Киёмицу, также старательно всматривавшийся в деда.

Сверток действительно оказался спящим ребенком лет пяти. Голова и ручки малыша периодически показывались из-за тряпок, но дед тут же заталкивал их обратно. Бандзан прибавил скорости, стараясь догнать его, и тут его как током шибануло:

— Киёмицу, ребенок-то мертвый! — прошипел он, рукой останавливая друга.

Действительно, крохотные ручки ребенка безвольно свешивались вниз и болтались при каждом шаге. Мгновение спустя дед попал в круг света от неожиданно вспыхнувшего уличного фонаря и Бандзан увидел, что глаза ребенка широко раскрыты и пусты, а из носа протянулась тонкая полоска крови. Невнятно взвыв, дед шарахнулся от света, едва не уронив свою ношу и заковылял еще быстрее.

— Бусо! — выдохнул Киёмицу.

Его лицо исказилось ненавистью. Он швырнул на землю мешок с едой и схватился за меч.

— Да тише ты, остолоп, — Бандзан прижал руку Киёмицу. — Когда ты начнешь сначала думать, а потом мечом махать?! Куда он по-твоему этого ребенка тащит?

— Туда, где прячется днем...

— А ты как считаешь, один он там или нет?

Киёмицу пожал плечами.

— А вот я слышал, что бусо всегда собираются в стаи и устраивают логово в заброшенных домах, — Бандзан отпустил Киёмицу. — Думаю этот не исключение, иначе он бы давно ребенка сожрал.

— Хочешь всех сразу накрыть?

— Проследим за ним, а потом вызовем городскую стражу.

— И куда она только смотрит, — покачал головой Киёмицу. — Бусо шастают по городу в мирное время!

— По Эдо черти раньше тоже просто так не шастали. Ты иди по земле, и держись от этого гада подальше, а я пойду за ним по крышам.

Бандзан вспорхнул на ближайшую крышу и припустил за успевшим уйти довольно далеко бусо. Подкравшись поближе, он смог его рассмотреть. Драное полосатое кимоно было запахнуто налево, как на покойнике, в спутанной седой бороде застряли комья земли и грязь, а цвет кожи демона говорил о том, что прежде чем выползти из могилы, он провел в ней не меньше недели. Ребенок в его руках оказался девочкой, тоненькая шея которой была перегрызена. Ее кровь была размазана по рту бусо — демон успел полакомиться. Бандзан с силой сжал рукоять меча и с трудом удержался от того, чтобы пустить его в ход.

Бусо целенаправленно пер к своему логову, обходя фонари и старательно избегая изредка появляющихся кругов света от магических прожекторов. Судя по сноровке, с какой он от них уворачивался, демон орудовал в городе уже не один день.

Целью бусо оказался большой двухэтажный дом почти в центре города. На вид он совсем не был заброшен, а у запертых ворот из дорогого дерева даже горели фонари. Бусо воровато оглянулся и тихонько постучал в ворота. Мгновение спустя скрипнули петли и он скользнул внутрь. Бандзану показалось, что в неверном свете фонарей мелькнули рукава женского платья.

Он соскочил на землю и спрятался в тень между домами, поджидая Киёмицу. Тот не замедлил показаться и когда он проходил мимо, Бандзан дернул его за рукав, затягивая в тень.

— Гррм... — только и успел выдохнуть Киёмицу. — Чтоб тебя самого бусо сожрали, Бандзан! У меня чуть сердце из груди не выскочило!

— Ты слишком много общаешься с женщинами, — хмыкнул Бандзан. — Вот и перенял от них их черты.

Киёмицу зарычал.

— Ну все, хватил, ладно. Ты телефон по дороге видел?

Киёмицу кивнул.

— Пошли позвоним. Я знаю где логово бусо.

Они выскользнули из тени и побежали.

Телефон висел на столбе посреди площади. Над ним был намалеван Тадасу, скорчивший зверскую рожу с тускло поблескивающими стеклянными глазами. Глядя на него, Бандзан лишь хмыкнул.

Он снял трубку и подождал пока пройдут гудки.

— Городская стража, — буркнула трубка сонным голосом.

— Господин дежурный, я хотел бы сообщить о выявленном логове бусо в вашем городе, — ответил ему Бандзан.

В трубке поперхнулись и на некоторое время наступила тишина.

— Э-э, господин не шутит? — наконец пришел в себя дежурный. — По моей карте вы звоните практически из центра города...

— Да не шучу я, не шучу. Вы мне только скажите — собираются у вас с ним разбираться или мне самому пойти порубить всех демонов? Благо дом, где они прячутся здоровый, их там много поместится.

— Э-э, а не будет ли господин столь любезен описать его?

— Здоровый такой дом, два этажа. Богатый, хорошо украшен. Красные ворота, над ними бан, но его плохо видно. По-моему Куга. Да от этого телефона до него идти полквартала по направлению к вашей башне.

В трубке приглушенно пискнули и снова возникла пауза. Некоторое время спустя до слуха Бандзана стала доносится приглушенная перепалка, в которой перевес был явно не на стороне ответившего им дежурного.

Бандзан покачал головой.

— Кошмар. Ну и стража тут. А если бы здесь не кучка бусо была, а пожар, они тоже так бы препирались?

Наконец трубка ожила.

— Я Симада Будзаэмон, начальник ночной смены городской стражи Инадзавы, — сообщил другой голос. — И очень советую тебе, шутник, оставаться на месте, когда мы придем за тобой, иначе тебя будут искать наши колдуны. Ну-ка посмотри наверх.

Бандзан поднял взгляд и уперся им в Тадасу. Стеклянные глаза последнего полыхнули и вновь потускнели. Сработал его волшебное око — удивительные аппарат, оставлявший на бумаге портреты людей и пейзажи без единой капли туши.

— Так, — удовлетворенно произнес голос Симады. — Теперь у нас есть твой портрет. Так что не советую убегать.

Бандзан начал закипать.

— К твоему сведению дом, который ты описал, принадлежит семье Куга, — продолжал Симада. — В нем только несколько дней, как закончился траур по господину Куга Кадзану, который был верным советником даймё. Сейчас в его доме остались только его дочери и вдова, и ты, негодяй, решил так грубо подшутить над ними...

— Ах ты безмозглый болтун! — завопил Бандзан в трубку. — Меня зовут Кумадзава Бандзан, и я сопровождаю по указанию мати-бугё Эдо учителя Якуси в Киото! Ну давай приходи сюда, и я научу тебя уважению к людям, которые думают о благополучии твоего паршивого городишки, а не о том, как бы не испортить сон какой-то ведьме!

В ответ в трубке раздался возмущенный рев. Бандзану пришлось убрать ее от уха, чтобы не оглохнуть, а когда Симада уж и вовсе разошелся, он просто с размаху припечатал трубку на место.

— Хам, — заключил он, усаживаясь под телефоном.

— Ну, по крайней мере, своего ты добился, — пожал плечами Киёмицу. — Сейчас тут будет вся городская стража.

Он поозирался по сторонам и добавил:

— И знаешь что? Кажется нам очень пригодится твоя способность скакать по крышам.

Бандзан фыркнул и отвернулся.

Как и предсказывал Киёмицу, толпа стражников, возглавляемая разъяренным начльником стражи, не замедлила явиться. Симада, обряженный в изумительной работы легкие доспехи вылетел вперед, держа руку на рукояти меча.

— Кто из вас, бездельники, Кумадзава? — вопросил он, демонстративно звякая цубой.

Киёмицу мгновенно ощерился, схватившись за свой меч. Такой наглости не позволял себе даже он. Но Бандзан опередил его

— Успокойся, Киёмицу, — тихо сказал он. — Сначала разберемся с делом, а уж с этим расфуфыренным петухом справился бы даже наш юный друг Ямага. Ты только посмотри на его доспех — лак так блестит, что сразу видно — он ни разу не был в битве. Наверно господин Симада, когда дело доходит до драки, посылает вместо себя свою жену, дабы не испортить его.

Бандзан сказал это достаточно громко, чтобы услышали Симада и его сотня, которая не замедлил разразится приглушенным похихикиванием. Похоже, что Бандзан попал в точку, что, естественно, страшно не понравилось Симаде. Однако раскрыть рта ему Бандзан не дал.

— Господин Симада, — продолжил он. — Не могли бы мы перенести ваше бессмысленное убийство на несколько более поздний срок. Я думаю, что ваш долг прежде всего повелевает вам проверить сообщенную мной информацию о пребывании бусо в доме семьи Куга.

Симада снова раздраженно звякнул цубой, отпуская меч в ножны.

— Пошли, — буркнул он.

Не доходя до резиденции Куга, Симада знаком остановил тай. Стражники образовали круг вокруг Симады, Бандзана и Киёмицу.

— Значит так, — сказал Симада. — Вы все расходитесь по улицам, прилегающим к дому, но только не бегайте прямо перед ним. А мы с господином Кумадзавой, — тут все вполне ясно услышали как Симада скрипнул зубами, — проверим дом. Если что-то будет не так, вы берете дом штурмом, А если мы просто напугаем несколько женщин...

Симада злобно зыркнул в сторону Бандзана и продолжил:

— Если мы только напугаем несколько женщин, то ваш учитель Якуси поедет в Киото один, ясно вам?

Бандзан пожал плечами.

— Нормально, — буркнул Киёмицу. — А я-то тут при чем оказался?

Стражники разбежались по указанным Симадой местам, оставив посреди улицы только троих самураев.

— Ну, пошли, — сказал Симада, направляясь к дому.

Они подошли к воротам и Симада постучал в них. Не смотря на хорошо освещенный двор, за воротами царила подозрительная тишина. Немного удивленный Симада постучал еще и на этот раз раздались шаркающие шаги.

— Кто там? — спросил дрожащий женский голос.

— Тайсэй Симада. А дома ли уважаемые хозяева?

— Что вам надо? — взвизгнул голос за воротами.

— Э-э... Видите-ли, нам сообщили, что в вашем районе происходят э-э... некие беспорядки, — Симада снова зыркнул в сторону Бандзана. — Я хотел бы поговорить с госпожой Куга.

— В такой поздний час она никого не принимает.

— Я извиняюсь, что пришлось побеспокоить вас так поздно, но нам действительно необходимо поговорить с ней.

— Я ее старшая дочь, Ицуко...

Бандзану казалось, что с ними разговаривает столетняя старуха, но когда в воротах приоткрылась калитка, в ней показалась девушка лет двадцати в не очень чистом домашнем кимоно, длинными нечесаными волосами и огромными мешками под глазами.

— Господин Симада, в доме еще не закончен траур по усопшему отцу и моя мать очень переживает его уход. Мы не знаем ни о каких беспорядках и ничего не слышали. Поэтому, будьте любезны, оставьте наш дом.

С этими словами девушка захлопнула калитку.

— Ну? — Симада злобно уставился на Бандзана.

— Что ну? Вы видели когда-нибудь, чтобы дочь богатого чиновника сама открывала ворота посреди ночи?

Симада задумался.

— Нет, так мы ничего не выясним, — сказал Бандзан. — Давайте руку.

— Это еще зачем? — Симада спрятал руки за спину и спросил у Киёмицу. — Чего ему от меня надо?

Киёмицу пожал плечами.

Бандзан в сердца топнул ногой и схватил Симаду за ворот.

— Только не орите! — предупредил он и взвился в воздух, приземлившись на крыше дома.

Симада вытаращился на него, но не проронил ни звука.

— Сейчас мы посмотрим, что тут у нас делается.

Бандзан на четвереньках подбежал к краю крыши и свесился вниз. Послышалась приглушенная возня.

— Господин Симада, давайте сюда, я открыл окно.

Ошалевший Симада довольно шустро пробрался на край крыши и нырнул в комнату.

— Аккуратно, — прошипел Бандзан. — Тут все заставлено каким-то барахлом.

Они тихо пробрались к фусуме и отодвинули ее. В коридоре царила такая же темень, вдобавок ко всему там витал странный тошнотворный запах. Бандзан поморщился.

— Что-то не похоже, чтобы здесь жили достойные люди, — прошептал он. — Запах такой, как будто в этом доме много лет не убирали за собой после еды.

В подтверждение его слов под ногами что-то хрустнуло и во все стороны прыснули здоровенные тараканы, сверкая в лунном свете черными панцирями. Симада, лицо которого приобрело крайне мрачный вид вытянул меч из ножен.

— Господин Кумадзава, — прошептал он. — Подозреваю, что после того, как мы закончим, мне придется совершить сепукку за столь грубое оскорбление вашей чести и недоверие.

— А, полноте, — отмахнулся Бандзан. — Похоже, наступают такие времена, когда ваша жизнь больше пригодится Ямато, а не царю Эмма.

Они проверили все комнаты по пути, но ни в одной из них не было ни одной живой души и спустились на первый этаж. Здесь горело всего несколько светильников. Но даже в их призрачном свете было хорошо заметно, сколь грязен пол, покрытый пятнами и сырой землей. Неприятный запах усилился.

Единственными звуками, проникавшими сквозь перегородки, был невнятный шум впереди, в комнате для приема гостей. Осторожно подкравшись к ней, Бандзан вынул когатану и прорезал дырочку в бумаге. Посмотрев в дыру несколько мгновений, он покачал головой, и отодвинулся, жестом призывая Симаду взглянуть.

Через дырку тот увидел освещенную очагом комнату, в которой по кругу расселись несколько человек, жадно поедавшие пищу, подаваемую им женщиной, в которой Симада признал вдову советника. Ее дочери, привалившиеся к противоположной стене, выглядели ужасно — спутанные грязные волосы, неумытые лица, рваная одежда... Ужаснее всего были глаза — безумные, поглощенные одними бездонными зрачками. Вдова советника, обслуживая сидящих, все время что-то бормотала хриплым голосом, постоянно хихикая, отчего напоминала какую-то особенно противную ворону. Взгляд Симады наткнулся на стены, с которых были заляпаны темным пятнами и покрыты странными знаками, в которых он, постепенно, стал узнавать заклинания призыва усопших, запрещенных в Ямато под страхом смертной казни. В ужасе зажав рот рукой, он отряпнул от перегородки и воззрился на Бандзана.

— Вот вам и благочестивая вдова, — прошептал в ответ Бандзан. — Ведьма, она эта ваша госпожа Куга, призвала мужа из мертвых, а потом еще и свору других бусо приютила и кормит.

Бандзан спрятал когатану на место.

— Видать сперва всех слуг им скормила, а потом они сами взялись себе пищу добывать.

Он жестом дал знать Симаде, что надо пробирать к выходу, но сделать этого они не успели. С треском разлетелась бумажная перегородка и перед самураями возник источающий зловоние бусо, наряжаенный в изъеденный ржавчиной доспех с таким же ржавым мечом в руках.

— Господин Асаи?! — вскричал Симада, отступая перед мертвецом.

Бандзан реагировал быстрее. Он схватил за ворот Симаду и отскочил назад, выбив спиной перегородку в комнату.

— Отбивайтесь от них, — заорал он и схватил ближайшую горящую лампу.

Симада встал в оборонительную позицию, но меч в его руках подрагивал. Между тем, вслед за первым бусо последовали и остальные, в том числе и дед, притащивший в дом ребенка.

Бандзан подскочил к окну и локтем высадил ситоми. В образовавшуюся брешь вылетела лампа, роняя во все стороны брызги горящего масла. Он надеялся, что сигнал достаточно красноречивый, так как драться в тесном помещении с десятком плохоумирающих бусо ему не улыбалось.

Бандзан встал в позицию рядом с Симадой.

— Еще один ваш знакомец? — спросил он, имея в виду того, которого назвали Асаи.

— Мой бывший начальник, — пробормотал Симада, поворачиваясь за пытающимися обойти его бусо. — Умер полгода назад. У-у, проклятая ведьма...

— Не слышу в вашем голосе уважения к вдове советника, — позволил себе подпустить шпильку Бандзан.

Бусо окружали их, издавая хриплое урчание и орошая волнами вони от разложившихся тел. За спинами мертвецов раздавалось лишь безумное хихиканье вдовы, переходящее в истеричное всхлипывание. Наконец кто-то из бусо сообразил прорваться прямо сквозь перегородки комнаты и самураи оказались прижаты к стене.

— Сутры какие-нибудь знаете? — спросил Бандзан.

Симада неуверенно кивнул.

— Ну, тогда начинайте читать. Сейчас тут такое начнется...

В то же мгновение, когда Бандзан собрался броситься на бусо, во дворе громыхнуло и ворота вылетели прочь под действием сильного заклинания. За ними последовали двери, и дом наполнился светом ламп и воплями стражников. Бусо оторопели, чем и воспользовались Бандзан и Симада. С гортанными криками они бросились на ближайших бусо, отсекая им руки и головы, а сзади мертвецов уже теснили стражники, отчаянно машущие нагинатами. В доме началась настоящая свалка, в ходе которой Симада и Бандзан вертелись как волчки, рассекая бусо, которые, не смотря на слухи о их неповоротливости, оказались ужас какие увертливые. Но слухи оказались правдивы в другом — потеря руки или ноги никак не сказывалась на здоровье бусо, заставляя лишь бросаться на людей с удвоенной яростью. Кто-то из мертвецов попытался укользнуть через двор, но тут же был поднят на нагинату и изрублен в кусочки стражниками, окружившими дом.

Бусо постепенно зажимали с двух сторон — с одной стороны стража во главе с Киёмицу, с другой Симада и Бандзан. Черная гнилая кровь мертвецов, смешанная со свежей кровью сожранных ими жертв, летела во все стороны, покрывая потолок, остатки стен, оседая на доспехах стражи. Однако и стража потеряла уже двоих. К телу последнего убитого стражника бросился тот самый старикашка, которого заметили Бандзан и Киёмицу, и тут же вцепился ему в горло. Мгновение спустя он был мелко порублен товарищами павшего.

Постепенно стража избавилась от всех бусо, которые стали двигаться медленно, после того как на дом набежали лучи волшебного фонаря, однако бывший рёсуй Асаи продолжал успешно отбиваться своим ржавым мечом. Дочери же Куги так и остались сидеть, пялясь в никуда своими бездонными зрачками, а госпоже Куги кто-то из стражников треснул рукоятью меча по лбу, уложив без сознания прямо на блюдо с объедками.

— Вот мерзавец этот ваш господин Асаи, — Бандзан размахивал мечом, пытаясь пробиться через его оборону. — Хорошим воином, гад, при жизни был...

— Угу, — буркнул Симада. — Никакого покоя с ним не знали — самурай должен то, самурай должен сё. Не человек, а ходячий свод правил.

— Ямагу бы сюда, пусть полюбовался бы, — пробормотал Бандзан.

Сделав выпад, Киёмицу поскользнулся на луже крови и взмахнул руками пытаясь сохранить равновесие. Бусо воспользовался моментом и со всего размаху засветил мечом плашмя по голове Киёмицу, да так, что тот только и успел кое-как прикрыться своим, вслед за чем растянулся на полу. Завидев это дело, Бандзан и Симада одновременно бросились вперед. Удар Симады пришелся наискось по груди, располосовав ее до позвоночника, а затем сверху по нему прошелся меч Бандзана, рассекая тело бусо до копчика. Куски плоти демона разъехались в стороны, меч выпал из руки и нижняя половина тела рухнула на пол, выплеснув содержимое желудка — целую бочку слизи мерзкого вида, в которой плавали лохмотья плоти и кости, и голова ребенка, проглоченная им целиком. Судорожно вздохнув, Симада отвернулся и его вырвало.

Бандзан утер пот со лба и уселся на пол.

— Ты в порядке? — спросил он Киёмицу.

Киёмицу промычал что-то невнятное и стал подниматься. Бандзан осмотрел свою куртку и, убедившись, что она все равно заляпано кровью бусо сверху донизу, нашел чистый участок о который принялся тщательно вытирать клинок.

Симада, пришедший в себя, тут же начал командовать стражниками, которые вязали вдову и дочерей Куга заговоренными веревками и выводили раненых товарищей. Гомон снаружи усилился — видимо проснулись соседи, которые спешили узнать в чем дело.

Разобравшись с подчиненными, Симада подошел к Бандзану и опустился перед ним на колени.

— Господин Кумадзава, еще раз обращаюсь к вам и прошу принять мои извинения, которые можно смыть лишь кровью. Не далее чем сегодня вечером я...

— Симада, заткнись, а? — буркнул Бандзан, вставая. — Ну вот по кой ты такой тупой и упрямый? Я тебе уже сказал, что твоя жизнь больше пригодится, если ты положишь ее на благо господина, а не вверишь какому-нибудь паршивому кайсяку.

Симада стал пунцовым и уперся взглядом в грязный пол.

— Поверь мне, скоро у тебя еще будет шанс помереть от чьего-нибудь меча, если я правильно пронимаю то, что происходит в стране в последнее время.

— Но я...

— Иди к чертям.

Вконец разозленный Бандзан убрал меч в ножны и направился к выходу. Выходка Симады вконец его взбесила. Черт, пробравшийся в Эдо — это еще куда ни шло, но танковые полки, пропадающие на юге, и прикрываемое живыми людьми логово бусо... А тут какой-то молодой сопляк, начитавшийся героических книжек, рвется распороть себе пузо мечом, вместо того, чтобы заняться делом.

Бандзан вышел за порог дома, развернулся и плюнул на него. Стоявший рядом Киёмицу, рассматривавший в лунном свете выщербленный ударами бусо клинок, удивленно поднял голову:

— Ты чего, Бандзан? Парочка паршивых бусо вывели тебя из себя?

— Если бы бусо... — он поймал за рукав пробегавшего мимо стражника. — А ну-ка скажи, уважаемый, что будет с семьей господина Куга и его имуществом?

— Как что? — удивленно воззрился на него стражник. — Женщин завтра казнят на центральной площади, после казни привезут обратно в дом и сожгут со всем имуществом. Потом понаедет бонз из ближайших храмов, они будут долго читать какие-нибудь особенно мощные сутры... Но не думаю, что в ближайшую сотню лет тут кто-нибудь захочет построить дом. Какой позор для семьи Куга!

Он осторожно высвободил рукав из рук Бандзана и попытался удалиться, бормоча под нос извинения, но не ушел далеко, перехваченный Киёмицу.

— Эй, а скажи-ка, ты здесь все постоялые дворы знаешь? — спросил он.

— Ну да.

— Давай-ка отведи нас тогда к дому Фусабуро.

— Это у которого старшая дочь страшная-страшная или у которого жена гуляет с гончаром Будзиро?

— Этот тот, у которого дом на окраине, — прорычал Киёмицу. — Давай, веди быстрее, а то и так полночи прошло.

Стражник привел их к нужному месту довольно быстро, после чего скрылся. Вдвоем Бандзан и Киёмицу омылись во дворе, набрали воды в бочку и запихали туда грязную одежду, оставив стирку на утро.

Когда они поднимались наверх в свои комнаты, в коридор высунулся Ямага и уставился на них.

— Вы где были? — спросил он, протирая глаза кулаками и зевая.

— Там, где все интересное ты уже пропустил, — скорчил страшную рожу Киёмицу.

— Что, правда? — сон казалось моментом слетел с мальчишки.

— Нет, — раздраженно буркнул Бандзан. — И никогда не слушай то, что говорит тебе этот пустозвон, а то вырастешь таким же.

Стоило только Бандзану коснуться футона, как он провалился в глубокий сон без сновидений.

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

повествующая о посещении Го-Ти Якуси и его спутников дворца Девяти Врат в Киото

Наутро, кое-как простирнув одежду, Бандзан и Киёмицу развесили ее на стропах корабля сушиться, а сами погрузились на борт, завернувшись в одеяла, чем вызвали немало удивленных взглядов.

О происшедшем ночью они рассказали Якуси, который не проронил ни слова, лишь покачал головой. Зато Ямага приставал к самураям всю оставшуюся дорогу, выспрашивая подробности ночной стычки. В отличие от Якуси, его история привела в неописуемый восторг. Впрочем, Киёмицу всю ночь после драки с бусо мучили кошмары, спал он плохо, а потому против обыкновения не был расположен к травле героических баек. Так что Ямаге волей-неволей пришлось успокоиться. Бандзан же, хоть и выспался нормально, пребывал просто в мрачном настроении.

Привалившись к деревянным сундукам со спасательными крыльями, он прислушивался к тому как Сабуро напевает себе под нос. Негромкий голос пилота сплетался с шепотом снастей корабля, покачивающегося на ветру, убаюкивая впавших в дремоту пассажиров. Благодаря этому Киёмицу вскоре храпел, растянувшись вдоль борта.

Сабуро же тем временем продолжал напевать песню на простенький крестьянский мотивчик:

В той стране, где хороши

Тростниковые поля,

Где колосья счастья есть,

Там, спустившись вниз с небес,

Управлять стал на земле

Внук богов.

И вслед за ним

Много тысяч лет подряд

Государей длинный ряд

Власть приняв от божества —

Солнца в ясных небесах,

Долго правил на земле,

Век за веком без конца...

И в чудесной той стране,

В четырех ее концах,

Широки теченья рек,

Глубоки ущелья гор.

И богатства, что в дань несут

Государю своему,

Невозможно людям счесть

И нельзя их исчерпать...

Песню Сабуро прервал удивленный возглас Ямаги, в очередной раз опасно свесившегося за борт.

— Ух ты! А это что такое?

Бандзан посмотрел вниз. Они далеко отклонились от Токайдского тракта и пролетали над лесистой равниной с редкими хижинами, ютившимися на открытой местности. Удивляясь, что бы могло так поразить Ямагу, Бандзан и сам принялся с интересом рассматривать проплывающие внизу земли. Впрочем, ничего, кроме лежащего прямо по курсу корабля озера, он не заметил.

— Ну и чего ты увидел? — спросил он.

— Да вот же, смотрите!

Ямага ткнул пальцем в озеро. Только никакое это было не озеро. Там, на поросшей бурой травой земле, поднималось что-то круглое, как панцирь исполинской черепахи. Высящаяся почти на сотню тё громадина, как будто расчерченная крупным гребнем, тускло светилась металлическим блеском. Ни единому кустику не удалось зацепиться за нее, деревья старались расти подальше, как будто напуганные, и только редкие клочки травы жалась к железным бокам.

— Да это же мешок Фудзина! — сообразил Бандзан.

— Чей мешок? — Ямага вывесился за борт еще больше, провожая взглядом железную гору.

— Ямага, тебе в детстве что, сказок не рассказывали? — вздохнул Бандзан. — Говорят, что когда-то давно, еще до появления людей, в Ямато жил один ками по имени Фудзин. У него было множество мешков, в которые он ловил ветра, а затем выпускал их где вздумается. Не всем ками это пришлось по душе и как-то он повздорил на этой почве с Сусаноо...

Бандзан запнулся. Сказку-то эту ему рассказал Ёсихиро, а в его изложении и принц Гэндзи был просто бабником. Но Ямага уже развесил уши и с нетерпением ожидал продолжения. Придумывать что-нибудь приличное было поздно, и Бандзан продолжил словами Ёсихиро.

— В общем, набрались они как-то саке, и полезли друг с другом в драку. Ну куда уж там Фудзину до Сусаноо. Наполучал по первое число, мешки у него Сусаноо поотбирал и со злости повсюду разбросал. С тех пор они так и валяются, все в землю поврастали. Монахи говорят, что в некоторых из них еще живут пойманные Фудзином ветра. Если взобраться на такой мешок и прислушаться, то можно услышать, как они внутри воют. Вот так вот.

— А что Фудзин?

— То есть?

— Ну, а с ним дальше что было?

— Э-э... Поговаривают, что после этого Сусаноо стал править всеми ветрами. Но Фудзин сохранил-таки один мешок и до сих пор ловит в него ветер. Поймает прибрежный ветерок из Тикуго, и потащит куда-нибудь. Тот, пока в мешке сидит, разозлится и в ураган превращается. А мешок-то у Фудзина старый, дырявый и, уж конечно такого не выдерживает. Выскочит ветер из него где-нибудь над Мино, где отродясь бурь не было, и начинает куролесить. Вот тогда все и начинают поносить Фудзина и его дырявый мешок.

— И много таких мешков в Ямато?

— Не знаю, — пожал плечами Бандзан. — Хотя люди их и в море видели, и даже на Том Краю Света несколько замечали.

— И никогда не пытались узнать, что внутри?

— Ну ты, Ямага, даешь! Тебе ж сказали — ветер там. Кто ж его выпустить захочет? Он там тысячу лет сидит, представляешь как озверел? Вот пусти к нему таких любопытных как ты, враз страну разорите. Сиди уж лучше, сверху рассматривай.

Мешок Фудзина за это время остался далеко позади, а под кораблем, одно за другим, набежало столько облаков, что земля исчезла. Глянув наверх, Бандзан увидел, что и над ними тоже раскинулась бескрайняя серая пелена, скрывшая солнце. Все это, правда, нисколько не смутило Сабуро, который вполне себе довольный, продолжал напевать под нос и вести корабль по приборам.

Ближе к часу обезьяны нижний слой облаков рассеялся (придворные колдуны стараются, пробормотал Сабуро). Перед путешественниками предстали раскинувшиеся ровными, как рисовые поля, клетками кварталы Киото, разделенного пополам широким проспектом Судзаку, что ведет к императорскому дворцу. На северо-востоке высилась мрачная гора Хиэй с черной обугленной вершиной. С тех пор, как по приказу Оды Нобунаги на горе сожгли все монастыри, там жили только озлобленные духи монахов.

Разглядывая город, Ямага взобрался по стропам почти на самый верх, где вцепившись в них руками висел, постоянно рискуя вывалится за борт.

— Надо же, — пробормотал он. — С земли он кажется совсем другим.

— Эй, Киёмицу, — Бандзан пнул прикорнувшего под одеялом друга. — Пора вставать, прилетели.

Тот что-то пробормотал, отмахнувшись от Бандзана, и перевернулся на другой бок.

— Вставай давай, — принялся тормошить его Бандзан. — Ты ведь не собираешься предстать перед сёгуном без штанов.

Киёмицу открыл глаза и уставился на Бандзана.

— Слушай, Бандзан, — сказал наконец он. — Ну какая же ты сволочь. Мне такой сон снился...

Он встал и потянул к себе полощущиеся за бортом хакама.

Дирижабль в это время начал снижаться, разворачиваясь к замку Нидзё, во дворе которого было достаточно места для его посадки. Сабуро на мгновение отпустил штурвал и обоими руками нажал на ревун, оповещая замковых слуг о прибытии. Покрытый галькой двор мгновенно очистился от людей, там осталась только причальная команда, готовая ухватить канаты, которыми воздушный корабль швартовался к вбитым в землю сваям.

Сабуро крутанул штурвал, корабль развернулся, огибая башню замка и завис прямо над двором.

— Господа самураи, не могли бы сбросить вниз причальные канаты? — обратился он к пассажирам, без дела слоняющимся по палубе.

Убедившись, что его просьбу выполнили, Сабуро начал спускать давление в баллоне. Корабль плавно пошел вниз. Причальная команда, как только канаты коснулись земли, завопила во всю глотку, давая знать, что можно останавливаться. Затем слуги принялись ловко прикручивать их к сваям. Корабль, слегка покачиваясь, завис над землей.

Сабуро отошел от штурвала, достал из-под палубных досок веревочную лестницу и сбросил ее вниз с борта.

— Извините, что не сажусь, но если сюда придет такой же ветер, как был в Нагое, мы потом не взлетим, — сообщил он пассажирам.

Поблагодарив Сабуро за полет, все полезли вниз, где были приняты слугами сёгуна.

Приветствовать прибывших вышел управитель Муратару, тощий как скелет обтянутый высохшей кожей. В глубоких глазных впадинах управителя шустро ворочались глазки-бусинки, оценивая гостей.

— Добрый день, учитель Якуси. Наши волшебники предупредили о вашем визите, как и о том, что дело ваше срочное. Но, может быть, вы предпочтете немного отдохнуть с дороги, прежде чем встретитесь с господином Токугавой?

— Увы, — покачал головой Якуси. — Времени на отдых у на нет. Сёгун в замке?

— Прошу за мной, — посторонился Муратару. — Я провожу вас к господину.

Они прошли через двор и поднялись по ступеням во внутренние покои. Миновав несколько комнат, Муратару вывел их на веранду, обращенную в сад, усаженный вишневыми деревьями и украшенный искусственным ручьем со множеством порогов. Там, на татами, окруженная тушечницами и стопками бумаги, высилась массивная фигура сёгуна Токугавы Иэмицу, облаченного в домашние одежды цвета лиловой глицинии.

— Господин, — Муратару, бухнулся на колени едва заступив на доски веранды. — Прибыли Го-Ти Якуси и его сопровождающие.

Сёгун поднял руку, знаком отсылая Муратару. Тот мгновенно исчез, будто испарился, однако несколько мгновений спустя по комнатам уже разносились его громогласные распоряжение нерадивым служанкам.

Токугава тяжело встал, опираясь на колено. Половицы под ним жалобно скрипнули. Бандзан, который до этого видел сёгуна только на военных парадах, поразился той разнице, которая сразу бросилась в глаза. Суровый и гордый сёгун в сверкающих доспехах, оседлавший резвого скакуна, и стоящий перед ним усталый человек, лоб которого избороздили морщины, казалось, были совершенно разными людьми. Груз ответственности за Ямато старил людей куда быстрее кровавой сечи, а сила и ловкость рук с годами уступали место гибкости ума.

Кто-то с силой потянул Бандзана за пояс, и он, сообразив, что бесцеремонно пялится на Токугаву, хлопнулся на колени, склонив голову. Кому же хочется прослыть невеждой перед лицом правителя страны?

Якуси, между тем, склонил голову, а сам сёгун со словами приветствия подошел к нему и опустился на колени в низком поклоне. Бандзан и Киёмицу удивленно переглянулись — мало на свете есть людей, перед которыми Токугава Иэмицу опустился бы на колени.

— Ну что ж, проходите, — сёгун встал с колен и приглашая Якуси на свое место. — Слышал я, вам требуется немедленное посещение императора?

— Не хотелось бы прослыть невеждой и переходить сразу к делу, но, боюсь обстоятельства вынуждают меня к этому, — ответил Якуси. — Да и, похоже, вы сами знаете, что творится на юге.

Он кивнул в сторону разложенных бумаг.

— Ах, господин Якуси, если бы мы знали. Увы, истинное лицо угрозы нам до сих пор неизвестно. Я уже многие дни пребываю в столице, совещаясь с императором и своими вассалами, но мы так и не пришли к единому мнению.

Бандзан раскрыл уши пошире — говорили о таинственных южных делах. О том юге, с которого бежали хэнгэёкаи, и куда уходили бесчисленные войска даймё. Однако, видимо, он проявил свое любопытство чересчур сильно и привлек внимание сёгуна.

— Кто прибыл с вами, господин Якуси, — спросил тот, окидывая взглядом Бандзана и его спутников.

Якуси улыбнулся.

— Это Кумадзава Бандзан, ваш верный слуга, несущий стражу в Эдо. В одиночку он сразился с они на рыночной площади столицы, а затем раскрыл гнездо бусо в Инадзаве. Сато Киёмицу, его друг, тоже стражник...

— Уж не сын ли ты Сато Янагавы? — подозрительно спросил сёгун, вглядываясь в начинающего приобретать пунцовый оттенок Киёмицу.

— Он самый, сёгун, — пробормотал Киёмицу, уставившись в пол.

— Ну как же, — лицо Токугавы на мгновение повеселело. — Наслышан, как же. А кто там у нас третий?

— Это странствующий философ Ямага Соко.

— Молод он как-то для странствующего философа, — буркнул Токугава. — И вид подозрительный. Это все ваши спутники? Только трое?

— Подождите, — улыбнулся Якуси. — Еще не все в сборе. Но мы говорили об обстановке на юге.

— Да, — сёгун снова помрачнел. — Сперва мы потеряли связь с островами Рюккю, но никто не обратил на это внимания. Потом, вдруг, в Эдо не прибыл даймё провинции Осуми. Посланные к нему гонцы не вернулись. Придворные же прорицатели сообщили, что не могут связаться с волшебниками в Сацуме и Хийга. Посланные туда гонцы тоже не вернулись. А потом с юга повалили беженцы. Они ничего не могли толком рассказать, кроме того, что сперва через их деревни прошли множество хэнгэёкаев, направляющихся на север, а затем, несколько дней спустя, ночью все увидели зарево от пожаров за Внутренним морем. Вслед за этим морская вода вдруг стала багровой и дурно пахнущей, от чего во Внутреннем море всплыла кверху брюхом вся рыба. К берегу прибило множество мертвых тел... Некоторые из них, по словам очевидцев, были страшно изуродованы, а некоторые и вообще не были людьми.

Сёгун принялся расхаживать по веранде, продолжая рассказ.

— Дайме Иё и Суо послали ниндзя в соседнюю Будзен, и никто из ни не вернулся. Прилетел лишь страшно израненный сокол одного из разведчиков, к лапе которого была привязана записка, в которой говорилось о том, что города и деревни на Кюсю сожжены дотла, и в живых никого не осталось. На ниндзя же напал сильный противник, но какой — не известно.

Это началось три месяца назад и с тех пор картина не изменилась. Мы не знаем, что движется с юга и почему. Знаем только, что часть армии наших противников состоит из демонов и чудовищ, и остановить мы их не можем. На юге пропали или погибли почти все войска местных даймё и многие, призванные из центральных провинций.

— Простите, господин, — подал голос Бандзан, — Но почему никто не в Канто не знает о случившимся? В Эдо и северных провинциях ничего не слышно о войне!

— Это не война, — горько усмехнулся Токугава. — Наши войска сметают как зимний мусор из сада. Единственная причина, по которой враг еще не подошел к вратам в Киото состоит только в том, что он сам не торопится. А мы даже до сих пор и не знаем, с кем воюем. Из захваченных провинций почти никому не удалось сбежать, а тех, кто успел, мы, опасаясь паники среди населения, отправили в Тадзими под строгой охраной. Но даже они ничего не могут рассказать, только то, что видели демонов. Они охвачены ужасом.

— Что ж, все совпадает с моим сном, — Якуси подошел к краю веранды. — Странно это. Ворота в Страну Корней еще надежно заперты...

— Что же вы видели во сне, господин Якуси? — спросил сёгун.

— На нас идет войной царь мертвых Эмма. Теперь я уверен, что войска сражаются с его подручными демонами. Но почему он идет с юга а не северо-востока? Неужели они нашли другой выход, кроме горы Осорэдзан?

При этих словах Токугава заметно побледнел.

— Но самое главное не это. Эмма и его войска на самом деле бегут. Во сне их гнал перед собой Сусаноо...

— Сусаноо?! — в страшном изумлении воскликнул Токугава. — Как это может быть?

— Вот и я хотел бы знать. Для этого мне нужно посовещаться с императором. Я провел много времени, пытаясь разгадать смысл этого сна, но все бесполезно. Верховные Ками не появлялись в Ямато тысячи лет. Оокунинуси, как я понимаю, глух к вашим воззваниям... Так что нам не обойтись без толкования, которое могли бы мне дать Аматэрасу или ее наследник.

— Что ж, тогда нужно торопиться!

Токугава сжал кулаки, устремив взгляд на небо. Наступало время действий, а не размышлений и в нем закипала энергия, превращая из мыслителя в того полководца, которого представлял себе Бандзан. Бумаги полетели в стороны, а тушечница глухо стукнула об пол, роняя безобразные кляксы.

— Мы немедленно отправляемся во Дворец Девяти Врат!

Токугава рывком раздвинул сёдзи, так, что Бандзан и его спутники едва успели отскочить, и решительным шагом направился внутрь.

— Учитель Якуси, неужели все настолько плохо? — спросил выходящего вслед за сёгуном старца Ямага.

— Ну, пока Эмма и его демоны еще не стучатся в наши ворота, — улыбнулся ему Якуси.

— Отлично, — пробормотал Киёмицу. — Утешили, нечего сказать. В Ямато орудуют демоны, а самураи узнают об этом последними. В следующий раз, когда мне понадобятся свежие новости, я не стану читать официальных газет, а сразу пойду к тануки.

Он отряхнул несуществующую пыль с колен и бросился догонять своих спутников.

Муратару оказался на удивление шустрым и расторопным малым. Не успел сёгун переоблачиться, как к воротам уже были поданы лошади и повозка для Якуси, а перед воротами переминалась с ноги на ногу пешая стража. Первым на лошадь вскочил облаченный в охотничий кафтан цвета кэмпо Токугава, продемонстрировав, что не потерял свои воинские навыки. В повозке с Якуси разместился Ямага, а Бандзан и Киёмицу оседлали лошадей. Но, судя по кислому выражению лица Киёмицу, он с большим удовольствием проделал бы путь к Девяти Вратам в повозке.

Заголосили трубы и охрана сёгуна ринулась на запруженную людьми улицу, расчищая путь своему хозяину и его спутникам.

Киото производило на Бандзана странное впечталение. Жизнь в Эдо всегда кипела, люди сновали туда-сюда, занимаясь своими делами, а праздношатающихся бездельников за пределами квартала Ёсивара можно было увидеть только по праздникам, которые, надо сказать, кроме самых основных, большой популярностью в столице не пользовались. Было ли тому причиной то, что Эдо было ставкой сёгуна, или крупным торговым портом, куда приходил корабли с Того Края Света, Бандзан ответить затруднялся. В Киото же, что ни день, то праздник. Улицы всегда полны разряженного люда. Городская стража драила и украшала доспехи так, что позавидовал бы и недавний инадзавский знакомец Симада. Даже последний нищий, и тот в Киото выглядел как зажиточный торговец на празднике. Конечно какое-нибудь из его, Бандзана, предыдущих воплощений из эпохи Хэйан, вполне могло бы жить в столице, но и без того, читая Сэй Сёнагон, он убеждался, что за несколько сот лет при дворе императора ничего не изменилось.

"Люблю, когда пажи маленькие и волосы у них красивые, чуть отливающие глянцем. Когда такой паж милым голоском почтительно говорит с тобой — право, это прелестно..." Вспомнив эти строчки, Бандзан скривился. Вот ведь дай женщине кисть и бумагу, она и будет писать про все, что видит. Впрочем, судя по описаниям Сёнагон, и придворные-мужчины недалеко ушли от нее.

После прочтении "Записок у изголовья" у Бандзана сложилось стойкое впечатление, что императорский двор в те времена был увлечен двумя вещами — как бы покрасивей нарядится на очередной праздник и сложить стихи поскладнее. Заразой этой, судя по всему, оказался болен и нынешний Киото. А ведь закончились подобные увлечения плачевно — император и его двор настолько оторвались от жизни, что лет пятьсот назад нашлись те, кто решил, что потомки Дзимму стали лишними. Череда кровопролитных войн выявила неспособность императора Готобы усмирить претендентов на место в Зале Великого Предела. Глава одного из воинских кланов, Минамомто Ёритомо, стал сёгуном, военным правителем страны, которому Готоба передал всю полноту власти на беспокойный период. Сам же он сложил об этом времени следующие строки:

К печалям мира

Прибавил свои печали

Император! — Я не в силах помочь

Ни себе, ни другим, метаясь

Между жалостью и презреньем.

Готоба и его наследники остались проводниками воли богов и духовными наставниками Ямато, в то время как сёгуны разбирались с вполне земными делами. По крайней мере Бандзану всегда казалось, что императорский двор, в том виде как он описан у Сёнагон, вряд ли мог обеспечить себя, не говоря уж о всей стране. С другой стороны, после становления бакуфу император не отвечал за происходившее все эти годы — и до прихода к власти семьи Токугава страна пребывала в состоянии постоянной гражданской войны с редкими затишьями. И все же двор был так долго отделен от реальной власти, находившейся в стальных рукавицах сёгунов, что они не собирались возвращать ее сонму поэтов и бездельников, окружающих потомков Дзимму. В конце концов, будь на то воля богов, они вернули бы императору бразды правления сами. Но вряд ли это должно было произойти сейчас — в преддверии новой войны с демонами. Если в Ямато вообще когда-нибудь будет настолько длительный мир, при котором причуды двора не поставят страну на край гибели...

Сегодняшний Киото, ничего не ведавший о приближающейся войне, как всегда по-птичьему глупый и шумный, подтверждал эту мысль.

За этими мыслями Бандзан не заметил, как оказался рядом с сёгуном, внимательно разглядывающим его.

— А что, молодой Кумадзава, правда ли что ты в одиночку зарубили они, как утверждает учитель Якуси? — спросил он. — Право, я нисколько не сомневаюсь в его словах, но хотелось бы услышать от тебя этот рассказ лично.

Бандзан оторопело уставился на Токугаву, не зная что сказать.

— Э-э... — промямлил он. — Учитель несколько приукрашивает события, ибо кроме меня на рынке было еще много стражников, в том числе и Сато Киёмицу...

— Да ладно заливать-то про Сато, — вдруг подмигнул Бандзану сёгун. — Уж наслышан я от его отца про сына.

Бандзан, через слово запинаясь, все-таки смог поведать о том, что случилось в Эдо, а затем и в Инадзаве.

— Ох, не к добру все это, — вздохнул Токугава. — Зло расползается по стране, а мы ничего не в силах сделать. И небесные цари тоже помочь не могут. От Комоку на юге ни слуху ни духу...

Сёгун вновь погрузился в задумчивость, и Бандзан потихоньку попридержал лошадь, равняясь с Киёмицу.

— Чего это он? — шепотом спросил Киёмицу.

— Говорит, что от Комоку нет известий.

— Как же так? — удивился Киёмицу. — Небесные цари всегда держат связь друг с другом через свои машины!

Бандзан пожал плечами.

Через некоторое время они выбрались на проспект Судзаку и вскоре доехали до ворот Судзаку-мон, миновав которые, оказались внутри дворца Девяти Врат, известного своей красотой на всю страну. Впрочем, так как все торопились, зрелище представляло интерес только для Ямаги, голова которого появлялась то из-за одной, то из-за другой занавески в повозке.

Проспект Судзаку заканчивался пологим подъемом, упирающимся в старинные деревянные ворота. В обе стороны от них убегали бежевые стены высотой ровно в один дзё, покрытые сверху двускатной черепичной крышей. Первые ворота представляли собой простую катающуюся по рельсам перегородку, за которой дежурил наряд дворцовой гвардии в вычурных и мало приспособленных для боя старинных доспехах. В руках гвардейцы сжимали нагинаты, под алого цвета козырьками шлемов на прибывших скалились жуткие рожи маски-мэмпо с горящими как уголья глазами. За гвардейцами высились основные ворота, огромные, на четырех столбах, укрытые скатами из кипарисового дерева. Тяжелые створки ворот из тысячелетней сосны украшал императорский герб — шестнадцатилепестковая хризантема.

Начальник караула, признав в прибывшем сёгуна, трижды ударил молотом в створку ворот и те медленно распахнулись, открывая взору Бандзана продолжающую проспект Судзаку аллею, вдоль которой стояли дома дворцовой знати. Чуть поодаль вздымались в высоту ступенчатые башни внутреннего дворца, изящные как кипарисы, высаженные на ведущих к ним аллеям. Их окружало множество полощущихся на ветру флагов с императорским гербом и гербами знатных родов, входивших ныне в состав двора.

Сёгун и его спутники миновали распахнутые ворота внутреннего дворца и перед ними оказались ворота в Зал Великого Предела. Вход был закрыт волшебной пеленой, непроницаемой ни для слуха, ни для взора, а по обе стороны ведущего к нему прохода стояли восемь волшебников, отвечающих за безопасность императора. Действия их были отработаны до автоматизма, и выбрасывая перед собой бумажную полоски-фуда или шепча сутру, они действовали как машины. Случись что не так — Бандзан знал, что за тонкими бумажными стенами, украшенными весенними пейзажами, стоят самонаводящиеся тепловые пушки, готовые в мгновение испепелить подозрительного гостя. Будь это человек или демон, ему не поздоровится. Однако его поразило, что в ходе проверки никто не забрал у них мечи. Лишь около самого входа в зал появились куродо, которые взяли оружие.

Как только слуги отступили, раздался мелодичный звон и пелена спала, открывая путь.

В Зале Великого Предела царила тишина, лишь изредка нарушаемая негромким голосом императора Гокомё когда он спрашивал о чем-то сидящих перед ним министров в высоких шапках. При звуках колокольчика, сопровождавшего появление сёгуна, министры обернулись и посмотрели на вошедших. Во взглядах большинства из них Бандзан прочитал, что гостям совсем не рады. Полупрозрачные занавеси, скрывающие придворных дам в нарядных платьях, всколыхнулись, вырвавшись на волю от сквозняка, заставив их с визгом закрыть лица веерами. Молодые слуги бросились ловить ткани и водворять их на место, чем создали в зале бессмысленную толкотню.

— Так, — сказал император, отрываясь от расстеленных перед ним бумаг. — Я думаю, что на сегодня наша беседа завершена.

Он окинул мрачным взором суетящихся слуг, и покачал головой. Большинство министров сложили дощечки и письменные принадлежности, и бесшумно удалились. В зале остался лишь завернутый в серую накидку старик, очень похожий на Якуси, да главные министры.

— Я полагаю нашему разговору не нужны лишние уши. Я уже имел возможность выслушать учителя Тахо, поэтому... — Император оглядел жмущихся по углам куродо. — Уведите придворных дам, и уходите сами.

Приказание было исполнено в мгновение ока.

Затем император обратил свой взор на оставшихся министров.

— Вас это тоже касается.

— Но император... — начал было Левый министр.

— Я сказал — вон, — неожиданно рявкнул Гокомё. — И смотрите, чтобы здесь никого не было, пока я не разрешу открыть зал.

Взмахнув белоснежным рукавом он, в подтверждение своих слов, указал министрам на выход.

Растерянные министры удалились, низко кланяясь и шурша длинными одеждами.

— Удалились люди сии, и хорошо сделали, — удовлетворенно кивнул император. — Они ничем не могут нам помочь, а значит им самим здесь тоже нечего находиться.

— Император, возможно некоторых министров стоило бы оставить здесь, — сказал Токугава, садясь перед Гокомё.

— Отличная идея, сёгун, если вы собираетесь общаться со мной как положено по дворцовому этикету. Глядишь, к вечеру и доберемся до сути дела.

Гокомё расположился поудобнее.

— И вы садись, что смотрите, — позвал он остальных. — А вам, учитель Якуси, стоит сесть поближе рядом со своим братом.

Все опустились на татами вокруг императора.

Бандзан видел Гокомё вблизи впервые. В его лице, к своему удивлению, он не обнаружил ни следа праздности, окутывающей Киото. Брови императора сошлись на переносице, лицо было напряжено, а глубоко посаженные глаза пронизывали насквозь. Несмотря на седину, пробивающуюся на висках и в бородке, Гокомё казался моложе чем есть, и в нем чувствовалась мощная внутренняя энергия. Бандзан, к собственному удивлению, почувствовал себя крайне неуютно под давлением этой силы. Громкие титулы редко на него оказывали соответствующий эффект, здесь же, видимо, сыграло роль неоспоримо божественное происхождение правящей династии.

— Итак, сёгун, — с издевкой в голосе начал Гокомё. — Мы и мои министры, наконец, закончили обсуждение необычайно важного вопроса о том, куда я и моя супруга направится в этом году на любование цветущей сакурой. Теперь, я полагаю, можно перейти к куда как менее важным вопросам. Вроде надвигающийся войны.

Токугава попытался что-то сказать, но император жестом остановил его.

— Полно вам волноваться из-за придворных. Возможно, я несколько перегнул палку, но уверяю вас, нынешних министров куда больше заботит то, что сакура в этом году распускается позже обычного, чем войны с демонами.

— Я подозреваю, что вы просто о ней им еще не говорили, — парировал Токугава.

— Го-Ти Тахо достаточно рассказал мне о посетивших его и Якуси видениях, чтобы прийти к выводу о том, что пора и министрам знать правду. Но сперва я хотел бы поговорить без них.

Гокомё сложил руки перед собой и опустил голову.

— Я догадываюсь, что вам нужен мой совет в истолковании сна и установлении причин войны. Что ж...

Он развел руки в стороны.

— К огромному моему сожалению, не смотря на молитвы, Аматэрасу не дала мне в снах ответа на ваши вопросы. Может быть она, по какой-то неизвестной нам причине, не хочет этого делать, а может быть ей сейчас не до нас. В конце концов, я вынужден признать, что многих моих предков Богиня-Солнце посещала гораздо чаще, чем меня. Но я удивлен тем, что именно в это время она не явилась мне с советом. Кроме того, появлением в вашем, Го-Ти Якуси, сне Сусаноо, гонящего Эмма и сеющего ветер... Это мне совсем непонятно.

— Неужели нет никакого способа обратиться к Аматэрасу? — спросил Токугава.

— Вам, сёгун, стоило поинтересоваться этим у Оокунинуси, — в словах императора явно прозвучала желчь. — Отсутствие у Аматэрасу желания помочь нам меня мало удивляет. А вот отсутствие помощи со стороны покровителя бакуфу — очень. В конце концов это не его служители подвергались гонениями со стороны ваших предков.

Глаза Токугавы сверкнули, но он сдержался. К тому же он не мог не признать, что в словах Гокомё содержится большая доля правды. Покровителем семьи Токугава всегда считался Оокунинуси, который, впрочем, ни разу не снизошел до общения с кем-нибудь из них. С приходом к власти сёгуната, клан Токугава распространил влияние своего ками-покровителя на всю страну. Происходило это и за счет ущемления интересов Аматэрасу, покровительствовавшей династии императоров. Так что сёгуну сложно было отрицать, что сейчас они могут расплачиваться именно за это.

— Но, — продолжил Гокомё. — есть еще один способ. Зеркало.

Якуси удовлетворенно кивнул.

— Волшебное зеркало, хранящееся у оракула Коодай Дзингу в Исэ, — продолжил Гокомё.

В мыслях перед Бандзаном вновь предстал монах Ёсихиро, шмыгающий красным от сакэ носом. Волшебное зеркало, которое ками использовали, чтобы выманить из пещеры Аматэрасу, один из трех даров переданных ей императору Дзимму, когда тот получил власть на земле. Вместе с еще двумя дарами — мечом Кусанаги и яшмовой печатью, добытыми Сусаноо, оно передается по наследству как символ императорской власти.

— Но разве зеркало, вместе с остальными священными предметами, не хранится во дворце? — спросил сёгун.

— Нет, — Гокомё развел руками. — Много лет назад один из моих предков решил, что держать их все вместе слишком большой риск для страны. Зеркало было тайно передано в Исэ. О местонахождении двух других предметов я умолчу. Могу лишь сказать, что для церемоний во дворце хранятся лишь искусные копии.

Гокомё на мгновение замолк и продолжил.

— Я несколько погорячился, высказываясь о Оокунинуси, сёгун. Справедливости ради надо отметить, что в нашей семье бытует мнение о том, что если нам, волей Аматэрасу, дана власть над землями Ямато, это не значит, что она будет бегать за каждым императором как заботливая мамочка. Именно поэтому был построен Оракул — там зеркало помещено в сложную машину, которая позволяет связаться с Аматэрасу в случае крайней необходимости.

— Надо полагать, такая необходимость у нас имеется, — подытожил Токугава.

Гокомё согласно кивнул.

— Итак, завтра мы отправимся в Исэ и, надеюсь, получим исчерпывающие ответы на все наши вопросы. Теперь, когда с главным покончено, полагаю неплохо было бы узнать, кого вы еще привели с собой и с какой целью.

Император перенес свой взгляд на одеревеневших за спинами Токугавы и Якуси самураев, усердно пялящихся в пол.

Якуси слово в слово повторил Гокомё все тоже, что и ранее сёгуну, не забыв упомянуть о демонах.

— Что ж, похвально, что в стране есть еще герои, достойные быть поставленными в один ряд с Минамото Рэйко, — произнес император, наблюдая за краснеющим Бандзаном. — Однако, как я вижу, не всегда они получают достойное вознаграждение за свои дела. Поэтому я возьму на себя труд вознаградить воинов сёгуна, если тот не возражает.

Токугава лишь раздраженно пожал плечами.

— Как мне кажется, нет лучшей награды для воина, чем оружие и доспехи, изготовленные лучшими мастерами страны. Поэтому, я даю вам разрешение посетить дворцовую сокровищницу и выбрать там себе снаряжение, какое сочтете нужным. Постарайтесь сделать такой выбор, за который вам не будет стыдно перед своим господином, потому что завтра вы отправитесь с нами в Исэ.

Бандзан, совершенно обалдевший от оказанной ему чести, склонился в таком поклоне, что со всей силы треснулся лбом об пол. Но даже посыпавшиеся из глаз искры не умерили его радость.

— Ты чего? — спросил его Киёмицу, кланяющийся куда как более аккуратно.

А сидящий с другой стороны Ямага прошептал:

— Господин Кумадзава, а меня вы с собой возьмете?

Оторвав звенящую голову от пола, Бандзан чуть заметно кивнул.

Внезапно ярко освещенный солнцем зал потемнел. Вслед за этим на улице все затихло и стало слышно, как полощутся занавески. Император, прервавшись на полуслове, удивленно оглянулся. Самураи по привычке потянулись к мечам, но руки их ухватили лишь воздух.

— Что за?.. — переглянулись Бандзан и Киёмицу.

Токугава вскочил и подбежал к окну. Его взору предстала зависшая в воздухе огромная башня, подобно горе уступами вздымающаяся ввысь и закрывающая небо над дворцом. Издавая негромкое гудение, летающая гора спускался ниже и ниже, пока не зависла в паре сяку от крыш дворца. Один из ее уступов скользнул вниз, прямо в сад, находящийся за Залом Великого Предела.

Двери, ведущие в сад, разлетелись в стороны, и в зале объявился великан в черных лаковых доспехах. За спиной у него болтались щит и меч, в которых Бандзан признал оружие убитого им они.

— Дзигоку? — слегка приподнял бровь император. Похоже появление небесного царя его не очень удивило.

— Так, — Дзигоку с грохотом швырнул оружие на пол. — Кто мне объяснит, что это за барахло?

— Я полагаю, это двусторонний меч, изготовленный в Окинаве, — неожиданно подал голос Ямага Соко. — Но человеку вряд ли удастся им воспользоваться. Предположу, что это оружие принадлежало они, которого господин Кумадзава Бандзан зарубил на рыночной площади Эдо.

— Отлично! — было заметно, что Дзигоку дрожит от бешенства. — Все верно! И, что меня больше всего раздражает, этот самый пресловутый они оказался в центре Эдо!

— И вы хотите обвинить в этом городскую стражу? — напрягся Токугава.

— Нет, — огрызнулся Дзигоку. — Я никого не хочу в этом обвинять. Все мы слегка одурели от мирной жизни. В том числе и я. На юге уже много дней идет война, но я и каждый из моих братьев так увлеклись своими делами, что едва не проспали ее.

— Гм, простите, — подал голос Якуси. — Но нам сказали, что с вашим братом Комоку уже много дней нет связи...

— Вот именно. Машины наших замков связаны и они говорят мне, что у Комоку все в порядке. Но каждый раз, когда я хочу поговорить с ним лично, он не отвечает. Можно было бы предположить, что он так занят, но зная положение дел на юге, я предполагаю нечто гораздо более худшее.

— Знаете, уважаемый Дзигоку, — Императора Гокомё происходящее, похоже изрядно забавляло. — Все мы здесь собрались именно по этой причине. Но сознавать, что даже небесные цари, призванные хранить Ямато, не знают, что происходит в стране, крайне неприятно. Вот мы посовещались и приняли решение прибегнуть к помощи Оракула в Исэ. Быть может у вас есть лучшее предложение?

— Нет. К сожалению, наши небесные замки не могут покидать отведенных им уделов, так что до тех пор пока враг не доберется до них, ни один из нас не сможет вам помочь.

— Не могу сказать, что это хорошая новость. Быть может тогда вам лучше как следует следить за охраняемыми землями?

В силу критического склада ума Бандзан многое подвергал сомнению, однако бесцеремонная перепалка между императором и Дзигоку повергла его в дичайшее изумление. Он, конечно, подозревал, что легендарные личности не всегда столь воспитаны и благородны, как описывают эти самые легенды, но убедится на собственном опыте ему в этом еще не приходилось. Более того, Бандзан никак не мог отделаться от ощущения, что снова вернулся на торговую площадь Эдо, и перед ним находятся две торговки овощами, для которых прожить день не переругавшись все равно что потерять его.

— ... между тем хотелось бы повторить, что до недавнего времени восточным провинциям не было причин жаловаться на мою охрану, — продолжал огрызаться Дзигоку. — И я могу поручиться, что врата на горе Осорэдзан надежно заперты.

— Конечно, — ответствовал ему император. — Зато теперь у них этих причин в избытке. И это при том, что война еще идет на юге...

— Вот если она доберется до наших краев, я покажу, чего стоят небесные цари!

— С таким положением дел, — пробормотал Токугава. — Надо говорить не "если доберется", а "когда доберется"...

Император и Дзигоку одновременно замолчали, уставившись на сёгуна.

— Небесный царь, — продолжил тот. — Все мы делаем ошибки. И вина в том, что они совершенно свободно попал в Эдо лежит и на нас. Много лет назад, еще когда Эдо только строился, вы предупреждали нас, что нельзя надеяться только на ваши врата, способные распознать демона. Но с тех прошло слишком много мирных лет, и мы ослабили бдительность. Город вырос, а его защита осталась прежней. Следует признать, что положив конец междусобице, мы с головой ушли в проблемы обыденной жизни. Мы научились хорошо ловить воров и убийц, но забыли о том, что угроза не всегда имеет человеческий облик... Но сейчас бесполезно валить вину на других или рвать волосы на себе. Сейчас как никогда Ямато нужна помощь небесных царей, ведь может случиться так, что война действительно докатиться и до земель, которые вы охраняете. Тогда вам действительно придется показать все, на что вы, небесные цари, способны.

Слушая речь Токугавы, Бандзан вглядывался в лица императора и Дзигоку. Лицо Гокомё окаменело и Бандзан, считавший, что он неплохо читает людскую мимику, совершенно ничего не мог сказать о том, что происходит в его голове. Дзигоку же помрачнел, стиснул кулаки из которых посыпались искры. Зал Великого Предела наполнился запахом грозы.

— Что ж, могу сказать только одно, — произнес Дзигоку. — Я готов к тому, что армия демонов вторгнется в земли, которые я защищаю. И если это случится, никому из них не поздоровится. Но, сёгун, помните и то, что ни один небесный царь не сможет вам помочь, если люди сами не возьмутся за оружие. Но для этого вы и император должны перестать скрывать от них правду. Хватит посылать войска на юг бороться с неизвестностью. Вы уже могли убедиться, что это бесполезно.

Токугава кивнул.

— Не хотелось этого делать, но, похоже, больше тянуть нельзя. Я отдам приказ о подготовке оборонительных рубежей во внутренних провинциях и призыве войск всех даймё.

— В таком случае я возьму на себя ответственность о донесении истины до подданных, — сказал Гокомё. — Сегодня же министры составят обращение от моего имени. Это позволит привлечь к работам и всех жителей страны, так что, сёгун, постарайтесь использовать эффект от обращения с полной отдачей.

Гокомё трижды хлопнул в ладоши и в зал вбежал десяток слуг, вооруженных кистями и тушью, тут же рухнувшиеся на колени и уткнувшиеся лбами в пол. За ними неторопливо вползли министры, которым не хватало смелости надолго оставить своего императора.

— Подготовьте мой состав — завтра мы выезжаем в Исэ, — приказал Гокомё. — Стражника Кумадзаву и его друзей проводить в сокровищницу и позволить выбрать себе оружие и доспехи по вкусу.

Министры дружно схватились за кисти и выжидающе уставились на императора.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

повествующая о тонкостях выбора хорошего меча и доспехов, а также странностях некоторых царственных особ

Покинуть Зал Великого Предела оказалось не так-то просто. Сначала по пути пятящимся Бандзану и Киёмицу постоянно попадались министры, потом шныряющие как мыши куродо. Лишь когда перед его лицом сомкнулась магическая пелена, Бандзан вздохнул свободно. Он давно всегда знал, что двор крайне недружелюбно относится к представителям воинского сословия, но чтобы до такой степени...

— Хвала Каннон, выбрались, — пробормотал Киёмицу, также ощутивший на себе косые взгляды министров. — Еще чуть-чуть, и они бы зашипели как змеи. А то и кусаться начали бы.

— Придворные интриганы, — пожал плечами Бандзан. — Готовы вцепиться в глотку уже за одно то, что тебя принял император.

— В одних ли интригах дело? — вставил слово Ямага. — Мне показалось, что многие из них не прочь вцепиться в глотку не вам, а Токугаве.

— Глупости говоришь, Ямага, — отмахнулся от него Бандзан. — Разве император выжил из ума настолько, чтобы ссорится с сёгуном перед войной? Это обычные дворовые интриганы, говорю тебе. А то, что аристократы терпеть не могут Токугаву это и пню понятно. Также, как и любого воина.

Бандзан и Киёмицу забрали у привратников свои мечи, прицепив их на пояса. После наполненного ядовитым туманов взаимного недоверия и зависти Зала Великого Предела, воздух на улице казался необычайно свежим и чистым. Какое-то время самураи не могли надышаться, жадно втягивая запахи дворцовой зелени. За этим занятием их застал мальчишка-куродо, облаченный в салатовые одежды, волочащиеся по земле. По дурацкой дворцовой привычке, он все время смотрел себе под ноги, находясь в состоянии полупоклона.

— Господа Кумадзава Бандзан и Сато Киёмицу? — осведомился куродо.

— Ну... да, — ответил Бандзан.

— Мне приказано отвести вас в дворцовую сокровищницу. Прошу следовать за мной.

Мальчишка, не отрывая глаз от земли, развернулся и засеменил по песочной дорожке. Бандзан, Киёмицу и Ямага направились за ним.

Вход в императорскую сокровищницу охранялся ничуть не хуже, чем покои самого императора. Гвардейцев у ворот стояло не меньше десятка и взгляды, которыми они наградили прибывших самураев, были далеко не дружелюбными. Однако внутрь их пропустили без проволочек.

Сокровищница состояла из нескольких приземистых каменных построек, около каждой стояло по столбу с табличкой, разъяснявшей, что где хранится. Бандзан решил не проявлять интереса к тем хранилищам, где их не ждали, и сразу направился туда, где можно было разжиться оружием.

Стоило гвардейцам распахнуть дверь нужного здания, как Бандзан потерял дар речи от нахлынувшего восторга. Перед глазами обалдевших от счастья самураев открылось удивительное зрелище. Сокровищница внутри представляла из себя огромное помещение, вытянутое с востока на запад, и укрепленное мощными сосновыми балками. В нем не было ни единого окна, чтобы не допустить колебаний температуры и влажности. Все освещалось рядами электрических ламп, дававших желтоватый свет, отражающийся от оружия и доспехов, содержавшиеся в идеальном порядке ордой прислуги.

От обилия воинского снаряжения в сокровищнице разбегались глаза. По центру помещения тянулись трехъярусные ряды уложенных в аккуратные коробки доспехов, созданные лучшими мастерами страны сотни лет назад. Ни на одном нельзя было найти ни пятнышка ржавчины. Над ними возвышались шлемы, украшенные огромными рогами, гребнями и перьями. Из-под многих шлемов торчали клыкастые стальные маски-мэмпо, с такими рожами, что хоть детей на ночь пугай.

Вдоль решетчатых стен, уложенные на деревянные стойки высились копья и нагинаты. Напротив них находились короткие и длинные луки из лучших пород дерева со снятой тетивой, хранящейся в отдельных влагонепроницаемых коробках. Здесь же висели удивительные многозарядные арбалеты докю, столь неуважаемые самураями старой закалки и высоко ценящиеся асигару и разбойниками за малые размер и силу удара. Перед стойками с луками высились пирамиды из колчанов, до отказа набитых стрелами с десятками разных видов наконечников. Перебирая их, Бандзан нашел и тупые стрел мато-я, использующиеся в шутовской охоте на собак, и изящные сампаку — "пронизывающие занавеси". Не обошлось и без раздвоенных стрел каримата, которыми легендарный лучник Мицуру отстрелил ноги сопе, похитившей карпа из императорских прудов, не убив при этом ни карпа, ни птицу. В противоположность им в самом дальнем углу Бандзан нашел жуткие иззубренные ватакуси, разрывающие плоть.

Еще ниже, на полу в ящиках лежали богато украшенные тепловые ружья из Танэгасимы, тяжелые и смертоносные орудия, имевшие огромный успех во времена Сенгоку Дзидай, но не сыгравшие в тогдашних войнах существенной роли ввиду своей дороговизны и редкости.

Но не луки и ружья, хотя владел он им вполне сносно, привлекали Бандзана. Дальнюю от входа стену занимали стойки с самыми лучшими мечами, которые Бандзан когда-либо в жизни видел. Неизвестные смотрители аккуратно разместили мечи в соответствии с именами мастеров, надписанные рядом на табличках. Один ряд занимали клинки знаменитых мастеров из провинции Бидзен Канэхиры и Такахиры, другой — трех величайших мастеров — Масамунэ, Ёсимицу и Ёсисиро. Были представлены и изделия местных мастеров — Ёсииэ, Арикуни и Канэнаги. Здесь торопиться не стоило, ибо щедрость Гокомё подарила ему шанс заполучить действительно уникальный меч, стоивший целое состояние. Сняв с подставок несколько мечей, Бандзан принялся тщательно осматривать их клинки.

Киёмицу, которого богатство выбора не особо не терзало, ибо у него уже имелись замечательные клинки работы Кагэмицу, решил опробовать парочку здоровенных тати, и, судя по всему, ни о чем более не помышлял. Бандзан же основательно пересматривал один клинок за другим. Все они были великолепны и сильно отличались от большинства современных поделок, однако он продолжал искать самый лучший.

Из тех мечей, что осмотрел Бандзан, многие входили в список мэйто, включающий самые известные клинки страны. В свое время список этот был составлен по приказу первого сёгуна Токугава Иэясу, дабы не допустить утраты этих сокровищ.

— Господин Кумадзава, — не выдержал, наконец, Ямага, внимательно наблюдающий за метаниями Бандзана. — Возможно я не лучший знаток оружия, но как мне кажется все просмотренные вами клинки отличного качества. Так что же вам не нравится?

Бандзан поставил на место меч, который рассматривал.

— Ты, Ямага, вообще когда-нибудь видел, как меч выбирают?

— Да великое дело. В нашей деревне прямо у кузнеца и брали. Придет самурай повертит в руках да снесет пару бамбуковых кольев.

— Понятно, значит в тонкости ты не вникал, — Бандзан взял со стойки меч. — Смотри сюда. Чем плох этот меч?

Он протянул его Ямаге.

— Да ничем, — пожал плечами тот. — Красивый.

— Вот именно, что только красивый. Рукоять эмалированная. В бою может и из руки выскользнуть. Представляешь, что тогда будет?

Ямага хмыкнул.

Бандзан поставил меч на место и взял другой.

— У этого рукоять обвита обычным шнуром. Почему я не возьму его?

— Смотрится просто?

— Шнур со временем может истереться, балбес. Так что ничего лучше полос из шкуры ската еще для обмотки рукояти не придумали. Давай дальше.

Бандзан взял меч в неприметных деревянных ножнах, покрытых черным лаком. Никаких украшений на ножнах не было кроме пары металлических колец и нижнего стакана исизукэ, также покрашенного в черный цвет.

— Вот рукоять что надо.

— Ножны какие-то невзрачные, — раздосадовано протянул Ямага.

— Зато, — Бандзан с легким свистом извлек катану из ножен, — меч из них выходит легко. В бою, случись что, не подведет. Стоит слегка на цубу нажать...

Бандзан вновь опустил меч в ножны, перехватил их как будто собрался напасть и молниеносно выхватил клинок.

— И ты уже уложил того, кто напротив тебя стоял, — закончил он. — Слушай, Ямага, а ничего клинок-то. Хорошо сбалансирован.

Бандзан сел на колени и извлек из-за пазухи платок. Ямага подошел поближе.

— Давай-ка его внимательно изучим. Во-первых, запомни — нельзя касаться поверхности меча пальцами.

Бандзан поднял меч вертикально и осмотрел клинок, придерживая его рукой с платком.

— Во-вторых, оцениваем форму клинка и баланс. Длина с рукоятью, думаю, в три сяку будет. По форме, прогибу и сечению с синоги я бы сказал, что мечу не меньше пятисот лет... Школа, пожалуй, что из ветви Ямато-дэн. Странно, что на клинке никакой гравировки.

Бандзан извлек из-за пояса латунную выколотку и аккуратно вытряхнул шпильку-мэкуги, соединяющую половинки рукояти. Затем извлек рукоять из муфты, оголив хвостовик клинка. Ямага наблюдал за манипуляциями самурая с разинутым ртом.

— Так, меч действительно старинный, — удовлетворенно хмыкнул Бандзан. — Видишь, ржавчину?

Иссеченный тонкими линиями крестовой насечки хвостовик покрывал благородный слой потемневшего металла. Предыдущий владелец аккуратно протирал меч и смазывал его, благодаря чему свидетельство древнего возраста оружия прекрасно сохранилось.

— Однако я не вижу никакого клейма мастера, — озадаченно протянул Бандзан, внимательно изучив хвостовик. — Меч-то первосортный, сам Масамуне лучше бы не выковал. Как же так?

Бандзан повертел меч в руках и, убедившись, что клейма все-таки нет, собрал рукоять.

— Ганэ и хада — боковые узоры, образующиеся при ковке — прекрасные, — Бандзан повернул меч так, чтобы свет падал на него сверху и показал клинок Ямаге. — Вот так держать надо правильно, чтобы тих видно было. И, главное, обрати внимание на хамон — если его нет, значит у тебя в руках не меч, а просто железная палка.

Над режущей кромкой в свете лампы стал виден легкий как первая зимняя изморозь волнистый узор. В руках опытного мастера хамон образуется во время закалки клинка, составленного из сотен слоев прокованного металла. У каждой школы изготовления мечей существует свой способ нанесения узора. Секрет скрывается в толщине, способе нанесения обмазки и еще сотне тончайших нюансов, что обуславливают неповторимое своеобразие рисунка.

— И появляется хамон только после полировки, — закончил Бандзан. — Здесь еще можно рассмотреть узоры ниэ и ниои, но, боюсь, пока ты их просто не разглядишь. В общем, Ямага, меч преотличнейший, разве что мастера я так и не нашел.

— А так ли он важен, если клинок без изъяна? — Ямага оторвался от переваривания сообщенной ему информации.

— Верно мыслишь, парень, — Бандзан сунул найденный меч за пояс и снял со стойки парный ему вакидзаси. — От добра добра не ищут, так что его и возьму. Для такого самурая как я вполне подойдет — что я безродный, что он.

— Слышь, Бандзан, — раздался голос Киёмицу из другого конца зала. — Подойди-ка сюда.

Киёмицу присмотрел себе здоровенный тати времен Камэямы. Опираясь на него, он разглядывал стойку с добрым десятком старинных мечей, почему-то стоящих особняком.

— Ты чего нашел? — поинтересовался, подходя, Бандзан.

— А ты знаешь, чьи это мечи? — кивнул на стойку Киёмицу.

— Ничего особенного в них не вижу, — пожал плечами тот.

— А я вот вижу. Это все работа мастера Мурамасы. Вот и скажи мне — что в императорской сокровищнице делают мечи, несущие проклятие семье Токугава?

Бандзан не раз слышал слухи о проклятье Мурамасы, но ни разу не видел ни одного изготовленного им меча. Поговаривали, что их создатель Мурамаса Сэнго ненавидел семью Токугава, и вложил свое проклятье в каждый свой клинок. Говорили, что когда Масамуне и Мурамаса воткнули свои мечи в дно ручья, проплывающие листья огибали клинок Масамуне, а меч Мурамасы рассекал их пополам. Так была явлена природа клинков — сохраняющего жизнь и несущего смерть. Не один десяток человек из семьи Токугава, посмеявшихся над проклятьем Мурамасы, погибли от его мечей в самых нелепых ситуациях. Даже опытный воин клана мог напороться на собственное оружие, не говоря уж о том, что в руках противников Токугава мечи Мурамасы сеяли смерть налево и направо. А потому, как только Токугава Иэясу стал сёгуном, он объявил все клинки Мурамасы подлежащими уничтожению. Самого же Мурамасу и его родственников неустанно искали по всей Ямато тысячи соглядатаев бакуфу, но те как сквозь землю провалились

— Ну, мечи-то, предположим, необычайно хороши, — Бандзан вынул пару клинков из ножен и осмотрел. — Так что неудивительно, что они здесь хранятся. Было бы действительно странно, найди мы их в замке Эдо.

Бандзан поставил оружие на место.

— Пойдем лучше доспехи подберем.

Они остановили свой выбор на паре почти новых легких гусоку. В отличие от мечей, к обладанию доспехами старых мастеров Бандзан и Киёмицу не стремились. Они находили их страшно тяжелыми и неудобными, ибо предназначены те были для сражений на поле боя, но никак не для новых времен. Несколько лет службы в городской страже убедили их в этом — а ну попробуй помахать катаной или дзиттэ на узких улочках Эдо будучи обвешанным тяжеленными стальными пластинами. Бандзан взял себе черный доспех, панцирь в котором состоял из тонких стальных полосок на кожаной подложке. Киёмицу же отхватил шикарный красный гусоку с панцирем из сотен невероятным образом скрепленных железных пластинок и рогатым генеральским шлемом. Пусть новоделы и не защищали так, как хорошие старинные ёрои, зато носить их было не в пример легче. Да и приближающаяся летняя жара переносилась в легких доспехах куда лучше.

За воротами сокровищницы облаченных в новую форму самураев встретил все тот же куродо, согнувшийся в поклоне.

— Они здесь во дворце вообще когда-нибудь прямо ходят? — шепнул Бандзан Киёмицу.

Тот в ответ только пожал плечами.

Бандзан огляделся по сторонам. Не каждый день простому самураю выдается возможность побывать в императорском дворце, да еще с разрешением самого императора совать свой нос куда угодно. Он положил руку на рукоять нового меча, ощущая приятную шероховатость обмотки. Поглаживая ее большим пальцем, Бандзан обратился к стоящему рядом Киёмицу, который взгляда не мог оторвать от изукрашенных лаковых ножен тати.

— Киёмицу, как ты думаешь, чего еще нам с тобой, как доблестным защитникам империи, не хватает, чтобы завтра поддержать честь сёгуна?

Киёмицу устремил на него затуманенный взгляд.

— Понятно. А я уже боялся, что у тебя в голове одни только девушки, — ухмыльнулся Бандзан.

Меч, доспехи и внимание к его персоне первых лиц империи повлияли на Бандзана не менее чудесно, чем на Киёмицу. Он чувствовал себя совсем другим человеком, сильным и уверенным.

— Ладно, слушай, здесь мы выбрали что хотели, — обратился он к куродо. — Теперь мы не можем позорить своего господина, сопровождая его пешком.

— Э-э, Бандзан, — очнулся от транса Киёмицу. — По-моему ты перегрелся в сокровищнице! Нам никто не разрешал брать себе императорских коней.

— Ага. Точно. Но я и не имел их в виду. Конь — это круто, когда ты гарцуешь на параде или едешь на сватовство. Но в дальнюю дорогу или в бой лучше взять хорошего татикому. Или ты хочешь сказать, что татикома — живое существо?

— Гм, нет. Но как быть с сикигами? Они ведь на службе у императора.

— Мы их позаимствуем на время. А потом купим новых и вернем этих обратно.

— Куда бы вы еще хотели попасть, господа самураи? — напомнил о себе куродо.

Его согбенная поза, раньше казавшаяся Бандзану смешной, вдруг разозлила его. Раскаялся он и в своем высокомерном тоне.

— Как тебя зовут? — спросил он куродо.

— Танака, господин самурай.

— Ну вот что, друг Танака. Первым делом хватит пялиться в землю, а то можно подумать ты надеешься на ней высмотреть смысл жизни.

Куродо неуверенно поднял голову и посмотрел на самураев.

— Возьми пример с Ямаги. Малолетний воришка, а не падает ниц как только нас видит. Хотя мог бы — из уважения к заботе, которую мы о нем проявляем.

— Я не воришка, — обиженно буркнул Ямага.

— Бутаро с тобой бы не согласился, — фыркнул Киёмицу.

— Да не важно, — прервал их Бандзан. — Танака, боюсь, если ты все время будешь пялиться в землю, то мы заблудимся. Или ты помнишь все дворцовые переходы по рисунку песка на дорожках?

Танака отрицательно покачал головой.

— Ну и хорошо. Потому что я хочу, чтобы отвел нас туда, где у вас стоят татикомы.

— Господин самурай хотел сказать в конюшню?

— Ну если татиком у вас держат вместе с лошадьми...

Танака сделал удивленное лицо, однако пригласил следовать за собой.

Быстрым шагом они миновали несколько внутренних садов и богато украшенных переходов, оказавшись наконец в совершенно запущенном на вид саду, примыкавшему к самой дальней стене дворца. Здесь они остановились перед приземистым зданием с широченными закопченными воротами, вид которого поразил Бандзана. И неудивительно — обсаженное скрюченными мандариновыми деревьями, оно было уместно среди роскоши дворца не больше чем безобразная клякса на пейзаже Сэссю. Из широко распахнутых ворот доносился грохот и ощутимо пахло разогретым железом и маслом.

— Проходите пожалуйста, — пригласил их Танака, и смутившись добавил: — Я подожду вас здесь если вы не против.

— Чего это он? — спросил Киёмицу, заходя в ворота.

— Какая тебе разница, — отмахнулся Бандзан. — Боишься заблудиться?

Грохот внутри стоял гораздо громче, чем казалось за воротами. Кроме того здесь царила жуткая жара. Кузница занимала левую от входа половину дома. Абсолютно беспорядочно там громоздились плавильные печи, наковальни и груды незаконченных заготовок. Грохот, от которого закладывало уши, издавали два огромных паровых молота, вокруг которых вилось с полдесятка человек в кожаных фартуках и шлемах. Никого из них грохот, похоже, не смущал. Слева от входа тянулись стойки с уже готовыми, но не оживленными татикомами.

— Надо же, — присвистнул Ямага. — Они их сами делают! Вот здорово!

— Точно, — подтвердил Бандзан. — И как только император позволил устроить это в своем дворце?

Сновавшие мимо слуги, блестящие от пота и голые по пояс, не обращали внимания на незнакомых самураев и мальчишку, разглядывающих стойки. Вскоре те почувствовали, что и сами не прочь раздеться, таким сильным был жар.

— Эй, кто у вас тут главный? — обратился Бандзан к мужику, катившего мимо них огромную деревянную катушку с проводами.

Не обращая ни малейшего внимания, тот прокатил свою катушку мимо самураев.

— Нет, во хам! — возмутился Киёмицу.

— Думаю, что он просто оглох от такого шума, — возразил ему Бандзан. — Я тебя-то едва слышу в двух шагах.

Они подошли к вырубленному прямо в стене окне, не затянутом даже бумагой. Перед ним, разложив на положенной под углом столешнице какие-то чертежи, стоял высокий рабочий, одетый, в отличии от остальных, в кожаную куртку, шаровары и длинные кожаные перчатки для лучников. Волосы на голове у него были убраны под замызганную повязку.

Наверное, главный мастер, решил Бандзан.

— Эй, уважаемый, не подскажете, вы тут старший? — с этими словами он потряс стоящего за плечо.

Тот обернулся. Бандзан отшатнулся от неожиданности — на него уставились огромные как у стрекозы глаза. Затем его потенциальный собеседник поднял их вверх. Глаза оказались очками, вроде тех, что носили пилоты воздушных кораблей, только снабженные несколькими вращающимися увеличительными линзами. С недовольным видом он что-то спросил Бандзана. Тот в досаде развел руками и показал на уши. Кивнув, рабочий энергичной походкой направился к выходу.

Остановившись за воротами, там, куда почти не долетал грохот, мастер снял с головы повязку, рассыпав по плечам длинные густые волосы цвета воронова крыла. Вытерев повязкой измазанное в саже лицо, он обратился к Бандзану:

— Вам чего надо?

Бандзан опешил повторно — мастер оказался девушкой, да еще и крайне симпатичной, не смотря на развезенную по лицу грязь. Пока он в немом изумлении ее разглядывал, в дело вступил Киёмицу.

— Ой, какая у нас тут красотка! — он боком отодвинул Бандзана, подходя к ней поближе. — Позвольте поинтересоваться, что такая красавица делает в грязной и пыльной мастерской?

Девушка явно смотрела на него как на идиота, но это не смутило Киёмицу. Он медленно приближался к ней, продолжая болтать. Бандзан понял, что сейчас Киёмицу распустит руки, и, скорее всего, опять втравит их в какую-нибудь неприятность.

— Конечно вы, подобно цветку сливы, украсите даже такую выгребную яму как эта. Но не стоит находиться среди мужланов-ремесленников. Разрешите же пригласить вас...

Он не договорил, хрюкнув. Девицы сделала шаг вперед и приставила к горлу Киёмицу тускло поблескивающий заточенными лезвиями веер-тэссэн.

— Если ты еще скажешь хоть слово, то не доживешь даже до того момента, как тебя повесит дворцовая гвардия, — в голосе девушки не было даже намека на тихую покорность, присущую всем знакомым Киёмицу женщинам.

— Грррм? — прохрипел он. — Прошу прощения, госпожа, но я не хотел сделать ничего плохого.

Договорить он не успел. К ним подлетел Танака, лицо которого было белее мела и бухнулся в ноги девушке.

— Госпожа Юи! — завопил он во всю глотку. — Не убивайте господина самурая!

— И не собираюсь, — презрительно фыркнула та. — За покушение на честь принцессы его и так четвертуют.

— Принцессы?! — просипел Киёмицу.

Ему вторили Бандзан и Ямага.

— Это воины, сопровождающие господина Якуси, брат господина Тахо! Они только сегодня прибыли во дворец и Ваш отец дал им разрешение выбрать снаряжение из дворцовых запасов, чтобы завтра сопровождать господина Гокомё и сёгуна в Исэ.

— Да? — в голосе принцессы Юи сквозило разочарование. — Какая жалость. Придется отпустить нашего дорогого гостя.

Незаметным движением веер исчез из рук девушки. Киёмицу поспешно отскочил назад, держась обеими руками за горло, словно хотел убедиться, что веер принцессы не проковырял в нем дырку.

— Я прошу прощение за своего друга, госпожа Юи, — Бандзан склонил голову. — Трудно было бы сдержаться при виде столь очаровательной особы.

— Короче, — буркнула принцесса. — Вам чего надо?

— Не очень-то вы похожи на принцессу, — пробормотал Киёмицу, как только понял, что его шея цела.

— Ну так и ты не принц Гэндзи! — огрызнулась Юи.

— Меня зовут Кумадзава Бандзан, я стражник в Эдо, — Бандзан тактично сделал вид, что ничего не произошло. — Моего маловоспитанного друга зовут Сато Киёмицу, и у него уже вошло в привычку создавать нам проблемы своим поведением. А вот этого молодого человека зовут Ямага Соко и я льщу себе надеждой, что когда-нибудь из него тоже получится что-то путное.

Ямага пропустил намек мимо ушей.

— Если только он не будет брать пример с Сато, — добавил Бандзан, отвешивая подзатыльник Ямаге, никак не догадывающемуся проявить необходимую вежливость.

— Какая вы красивая! — мечтательно пробормотал он, ловко уворачиваясь от тяжелой руки Бандзана.

Юэ рассмеялась, закину голову.

— Неужели тебе нравятся такие женщины? Учти, я не черню зубы, не ношу женских одежд и причесок, и, самое страшное, не знаю наизусть весь "Маннъесю".

— Да, — хором ответили Ямага и Киёмицу, после чего отпустили друг другу по крайне красноречивому взгляду.

Бандзан счел за лучшее промолчать.

— Зато вы не похожи на привидение, — добавил Ямага, скромно потупившись.

Этим он окончательно развеселил Юи. Отсмеявшись, она вытерла выступившие слезы и сказала:

— Молодой человек, если бы тебя слышали придворные дамы, они бы лопнули от злости.

Теперь принцесса излучала веселье.

— Танака, заканчивай вытирать рукавами грязь и возвращайся к отцу. Я сама займусь нашими гостями.

Подперев руками бока она обратилась к оставшимся.

— Ну, доблестные воины, вы все-таки скажете, зачем вы ко мне пожаловали?

— Госпожа принцесса, мы всего лишь бедные стражники из Эдо, — затянул Бандзан, незаметно пнув ногой Киёмицу, раскрывшего было рот при слове "бедные". — То, что сейчас на нас есть даровано милостью вашего отца, который разрешил нам посетить дворцовые сокровищницы. И все это лишь потому, что волею случая мы сопровождаем Го-Ти Якуси в его пути к Оракулу Коодай Дзингу. В сокровищнице мы выбрали себе достойные мечи и доспехи, но было бы позором выйти завтра пешком, поэтому мы поспешили подобрать себе достойных татиком. И, судя по всему, не ошиблись придя сюда.

— Вообще-то в Исэ проложена железная дорога. И отец наверняка отправится туда поездом.

— Конечно. Но даже для императора не подведут пути прямо к храму. Так что нам все равно придется на чем-то ехать. А поскольку мы бедные стражники из Эдо...

— Да-да-да, это я уже слышала. Почему татикомы, а не лошади?

— Непрактично, — пожал плечами Бандзан. — И хлопотно. Хороший татикома больше подходит для боевых походов чем самый лучший конь.

— Значит дело так серьезно, — Юи помрачнела. — Отец сам не свой из-за того, что творится на юге. И в Исэ вы едете из-за этого, верно?

— Точно, — согласился пораженный Бандзан. — Откуда вам все известно?

— Одна из немногих привилегий принцессы, кроме вот этого, — махнула рукой в сторону мастерской Юи. — Поскольку отец ничего не может поделать с моим характером, он готов на все, лишь бы я поддерживала образ двора на официальных церемониях. Даже позволяет быть в курсе событий, происходящих в стране.

Развернувшись к своей мастерской, принцесса махнула самураям рукой:

— Впрочем, пойдемте внутрь. Я подберу вам подходящих татиком.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

повествующая о том, как Кумадзава Бандзан вновь встретился с небесным царем и познакомился с мё-о

Выехав на новеньком татикоме за ворота Дворца Девяти Врат, Бандзан вздохнул с облегчением. Он не находил придворный образ жизни привлекательным и в глубине души сочувствовал принцессе Юи, которую двор, наверно, вообще сводил с ума. Нахождение там было необходимым, однако утомительным. Получив от принцессы Мотоко и Бато (так она назвала татиком), Бандзан чуть ли не силком поволок за собой спутников, дабы поскорее покинуть императорские чертоги. Однако прекрасный бунтарский образ Юи прочно обосновался в его памяти.

Принцесса, как выяснилось, не только конструировала и строила татиком. Сикигами, крошечных духов, без которого татикома останется мертвой грудой проводов и железа, она тоже вызывала сама. Бандзан был поражен — редкий мастер обладал одновременно двумя этими талантами, однако он сам стал свидетелем вселения сикигами.

Указанных Юи татиком рабочие из мастерской вынесли под мандариновые деревья. Это были великолепные машины — изящные и идеально отлаженные. Каждой из них на плоский железный лоб принцесса прикрепила по полоске-фуда с заклинанием призыва. Опустившись на одно колено, она склонила голову, и по памяти начала читать заклинание, сопровождая тягучие напев движениями тэссэна. Внезапно она выбросила руки в стороны и подняла голову. Взметнулись ее волосы и над еще неподвижными татикомам возникли переливающиеся полупрозрачные сикигами, похожие на разноцветных сорок. С резким гортанным выкриком, принцесса загнала их внутрь машин, которые в тот же момент принялись беспокойно двигать конечностями. Юи устало поднялась на ноги, приглаживая непослушные волосы, и подошла к татикомам. Убедившись, что механизмы двигаются нормально, она заставила их пробежать несколько кругов вокруг мастерской. Оставшись недовольной, Юи принесла коробку с инструментами и еще какое-то время копалась внутри машин. Лишь после этого она передала их Бандзану и Киёмицу.

Мотоко и Бато удались принцессе на славу. Они отлично слушались седоков, а кроме того сами умели выбирать дорогу. После прощания с Юи, Бандзан только шепнул Мотоко, куда ему надо попасть, как тот потрусил к главным воротам. Поворачивая за мандариновые деревья, Бандзан обернулся. Принцесса стояла около ворот мастерской, провожая самураев задумчивым взглядом. Ветер отбросил волосы с лица, которое она тщательно вымыла перед призыванием сикигами, дав возможность Бандзану убедиться, что, следуй принцесса моде, она славилась бы свое красотой на всю страну. Хотя, если подумать, так Юи ему нравится даже больше.

— Ну, куда дальше? — прервал романтические измышления Бандзана Киёмицу.

Татикомы беспокойно переминались с ноги на ногу перед воротами дворца. Перед самураями вновь лежал проспект Судзаку, народу на котором к вечеру стало так много, что в глазах рябило от разноцветных одежд.

— Полагаю, стоит вернутся в Нидзё и как следует отдохнуть перед завтрашней поездкой. А ты, Ямага, куда собрался?

— Господин Якуси был столь добр, что выдал мне некоторое количество денег, — ответил Ямага. — Так что я, пожалуй, сделаю некоторые приобретения на местных рынках.

— Ну-ну, — хмыкнул Бандзан, — Надеюсь, на оданго он тебе тоже что-нибудь накинул.

— Точно, — подхватил Киёмицу. — Милосердие господина Якуси не знает границ. Хотелось бы верить, что уважение к нему заставит тебя отказаться от воровства еды.

Уши Ямаги вспыхнули пунцовым цветом, лицо обиженно вытянулось.

— Ну ладно, ладно, — смилостивился Бандзан. — Пошутили мы. Никто из нас не думает, что ты снова будешь воровать. Просто постарайся не потеряться.

Ямага поклонился и моментом смешался с гуляющими. Вслед за ним тронулись и самураи. Судя по всему, люди на проспекте принимали Бандзана и Киёмицу, обряженных в новые доспехи, за важных военачальников, возвращающихся с приема у императора. Не смотря на запруженность улицы, перед ними всегда находилось свободное пространство — никому не хотелось попасть под ноги сверкающим новехонькой отделкой татикомам. Проехав чуть дальше и оказавшись на торговых улицах, Бандзан и Киёмицу стали привлекали внимание всех лавочников, нестройный хор голосов которых зазывал важных господ обратить внимание на продающиеся товары. При этом каждый второй предлагал столь немыслимые скидки, что волей-неволей приходилось задумываться о том, что эти жулики собрались тебе втюхать.

— Бандзан!

Бандзан оглянулся. Учитывая окружающий гам, ему показалось что негромкий окрик прозвучал прямо у него в голове. Он посмотрел по сторонам и взгляд его зацепился за стоящего в переулке бродягу в травяном плаще до пят и низко надвинутой соломенной шляпе. Бродяга поманил его рукой.

— Это что еще за оборванец? — удивился Киёмицу, тоже заметивший его.

— Не знаю, но по-моему ему что-то от меня надо, — ответил Бандзан разворачивая татикому.

Приближаясь к незнакомцу он опустил руку на рукоять нового меча. Киёмицу последовал за ним. Бродяга, убедившись, что самураи едут к нему, отступил вглубь.

Странное дело, но как только татикомы вошли в темный переулок, уличный шум исчез как за высокой стеной. Здесь царила зловещая полутьма и непроизвольно Бандзан освободил меч, обнажив лезвие. Усилием воли подавив желание вынуть меч полностью, Бандзан дал знак рукой Киёмицу, чтобы тот остановился и приблизился к стоящему в конце тупика бродяге.

— Ты кто? — спросил он.

Хотя Бандзан не видел лица незнакомца, ему показалось, что тот улыбается.

— Отпусти свой меч, Бандзан, — сказал бродяга, сдергивая шляпу.

Самураи ахнули.

— Что вас так удивило? — продолжая ухмыляться спросил Дзигоку. — Вы ведь не думаете, что небесный царь может спокойно шататься по улицам Киото и оставаться неузнанным? Вот и приходится маскироваться.

Друзья мгновенно спрыгнули с татиком и преклонили колени.

— Все, спасибо, достаточно, — Дзигоку подошел к Бандзану и рывком поставил его на ноги. — Как-нибудь потом покланяетесь, а сейчас нет времени.

— Что вы хотите от нас господин Дзигоку? — спросил Бандзан.

— Кое с кем познакомить, Бандзан. И этого кое-кого тебе надо будет завтра взять с собой в Исэ.

— Но почему бы вам не самому не сказать об этом императору...

— Император сейчас занят, а кроме того это не его дело. Киёмицу, ты можешь вернуться в Нидзё. Я и Бандзан управимся сами.

Киёмицу молча поклонился, вскочил на татикому и направил его обратно на улицу.

— Ты тоже садись обратно, — сказал Дзигоку. — Я проведу тебя к одному моему старому другу.

— Как я могу ехать, когда вы идете пешком?

— Бандзан, ты достал своими церемониями. Надышался дворцовым воздухом? Езжай давай, а я пойду рядом. Все подумают, что я твой слуга, так мы меньше будем привлекать внимание. Давай, давай, садись. Не тяни время.

Все внутри Бандзана восставало против такой вопиющей бестактности, но он заставил себя сесть в седло и, подождав пока Дзигоку пройдет вперед, тронуться за ним.

— С кем вы хотите меня познакомить?

— Ты слышал когда-нибудь о мё-о?

— Конечно. Это великие просветленные воины, защищающие людей от демонов. Но их давно никто не видел...

— Просветленные говоришь, — Дзигоку почесал под шляпой затылок. — Боюсь ты будешь несколько разочарован, Бандзан.

— Почему?

— Видишь ли, для мё-о имеет значение только битва. Мирное время для них хуже смерти. Во время мира героев войны быстро забывают, да и сами они многое могут забыть.

Татикома послушно шел за Дзигоку. Бандзан не обращал особого внимания на то, куда он его ведет, но дома вокруг становились все беднее и беднее.

— Мё-о в последний раз сражались вместе с людьми на Том Краю Света, — сказал Дзигоку, останавливаясь. — Большинство из них там и осталось. Но кое-кто вернулся.

Они оказались у постоялого двора с покосившимися грязными стенами. Кучка оборванцев, закутанных в лохмотья, жалась к ним со страхом глядя на Бандзана в надраенных доспехах.

— Неужели вы думаете найти здесь мё-о? — Бандзан был поражен до глубины души.

— Я же говорил тебе, что они почти не переносят мирное время.

Из глубины дома донесся оглушительный рев от которого хлипкие стены заходили ходуном.

Дзигоку вздохнул.

— Знаешь, Бандзан, дай-ка я лучше сначала с ним сам поговорю.

Дзигоку скрылся в доме, оставив растерянного Бандзана рядом с Мотоко.

"Неужели мирное время может заставить воина опуститься до такого? — подумал Бандзан, рассматривая развалюху. — Да здесь и не всякий нищий бы поселился, просто притон какой-то."

Он вспомнил своих друзей и знакомых из тех, кто воевал еще за первого сёгуна Токугаву. Это были ветераны, усмирившие не одну бунтарскую провинцию и принесшие своим военачальникам десятки вражеских голов. И все они как-нибудь, но устроились в новой жизни. Самые искусные открыли свои школы, кто-то нанялся в охрану к даймё, кто-то остался в войсках бакуфу, как и Бандзан неся стражу, кто-то подался в пожарные команды. Были и те, кто ушли в монахи. Но выпивая с ними вечером чарку-другую саке Бандзан видел в их глазах тоску по более беспокойным временам. Как жители Ямато, умом они понимали, что после кровавой круговерти Сенгоку Дзидай стране был нужен стабильный мир. Но как воины, душой, рвались в бой. Большинство из них пока держалось. А сколько может продержаться мё-о, полумистическое существо, у которого нет ни семьи, ни дома — только воинское искусство? Как долго ему осталось до того, как он совсем озвереет, и станет подобен обезумевшему ронину, бродящему по дорогам только с одной целью — затеять драку? Бандзан знал и таких. И большинство из них окончили свою жизнь даже не в поединке с достойным противником, а на копьях оккапики.

В этот момент стены лачуги затряслись и снова раздался ужасающий рев. С треском ломая дряхлые бамбуковые стены из дома, кувыркаясь, вылетело чье-то тело, приземлившееся в лужу у ворот. Затем раздался еще один удар, сотрясший домишко, и вслед за первым телом вылетело второе.

— Никогда не стоит воину, даже пьяному в хлам, предлагать сыграть в кости на его оружие.

Бандзан обернулся. Дзигоку уже стоял рядом. Он появился абсолютно незаметно.

— Простите, господин, о чем вы? — удивился Бандзан.

— Сейчас узнаешь.

Возмущенный рев вновь повторился, на этот раз ближе. С крыши лачуги взлетела покрывающий ее подгнившая солома. Вслед за этим в стене образовалась еще одна дыра, из которой показался вцепившийся в гигантскую волосатую руку мужичок в залатанном хаори. Кулак размером с бочонок для саке крепко держал отчаянно извивающегося оборванца за жидкую бороденку.

— Как ты, земляной червяк, посмел только предложить мне, прославленному воину и борцу с демонами, продать меч такому ничтожеству!

Ручища тряхнула бедолагу так, что даже если тот и хотел что-нибудь ответить, то позабыл все слова.

— Только всю жизнь копающийся в земле крот не знает, что меч воина — это его душа! Ты согласился бы продать свою душу за пару паршивых монов, ничтожество?! Может быть ты грязный черт, явившийся сюда по приказу Эмма?!

Стена затрещала и разошлась в стороны, пропуская обладателя гигантского кулака. Он оказался невысок ростом, но столь широк в плечах, что Бандзан невольно начал сравнивать его с недавно встреченным Райденом Тарокити. Но, в отличие от укрытого как броней слоями жира танкиста, из под разорванного на груди хаори без рукавов мё-о вздулись стальные канаты мышцы, способные разорвать человека пополам.

— Ай-яй-яй, неужели разум моего славного друга Яваты настолько затемнен саке, что он не может отличить просто попрошайку от демона, — раздался голос Дзигоку.

Голова мё-о, покрытая взлохмаченными и спутанными черными волосами, повернулась в сторону говорящего. На Бандзана уставились два горящих кровавым огнем глаза, взгляд которых заставил его отшатнуться.

— Дзигоку? — в голосе мё-о явно сквозило недоверие.

Улучив момент, мужичонка вывернулся из кулака, оставив в нем большую часть своей бороды и кинулся к валяющимся в луже товарищам.

— Держите, вы это заслужили, — Дзигоку швырнул ему горсть мелких монет.

Страдалец злобно зыркнул на Дзигоку, но, бухнувшись на колени, принялся ползать по грязи, собирая монетки. Подобрав их, он вскочил на ноги и стремглав бросился прочь. Лежащие в луже только-только начали приходить в себя и пока еще не поняли, что остались с носом.

— Вот жулик, бросил своих же собутыльников, — покачал головой Дзигоку. — Явата, тебе не стыдно быть похожим на них?

— Так это ты заплатил им за их наглую выходку? — голос мё-о стал заметно тише.

— Я не видел другого способа привести тебя в чувство, не разнеся этот квартал в щепки, — пожал плечами Дзигоку. — Или ты хотел бы продолжить пускать слюни в свое саке?

Бандзан скромно промолчал — после громкого выхода Яваты, и без того хлипкая лачуга стала похожа на груду мусора.

— Чего тебе надо? — Явата попытался произнести это грубо, но в его голосе больше чувствовалась вина.

— Явата, мы знаем друг друга не одну сотню лет. Неужели пару лет без войны способны низвести тебя до уровня свиньи, валяющейся в подзаборной луже?

— По крайней мере я еще жив, — мё-о опустил голову, свесив слипшиеся сосульками волосы вниз.

— В таком случае лучше бы тебе было окончить свою жизнь на Том Краю Света. Или брать пример с людских воинов, которые как-то ухитряются прожить без войны.

— Ты пришел поиздеваться надо мной или у тебя есть еще какая-нибудь причина?

— Посмотри на этого человека, — Дзигоку вытолкнул вперед Бандзана.

Явата прошил его своим горящим взглядом.

— Он хороший воин.

— Так возьми свой меч и отправляйся с ним. Возможно он предложит тебе что-нибудь такое, что заставит забыть о саке. Кроме того, от него ты сможешь узнать, что пока ты пьешь, война с демонами началась вновь.

— Да, небесный царь.

Опустив голову, Явата развернулся и вошел в дом.

— Разве мы собираемся на войну? — спросил Бандзан, глядя вслед мё-о.

— Война идет уже давно. Если бы он не топил свою жажду крови в саке, то давно сражался бы на передовой.

Дзигоку смахнул грязь из-под себя и присел на ступеньки. Бандзан опустился рядом.

— Понимаешь, Бандзан, я не умею видеть вещие сны, как Якуси и его братья. Я не могу видеть будущего Ямато. Но я воин, такой же как ты или Явата. И все мы чувствуем, что сейчас судьба империя находится на переломе. Когда Явата окончательно протрезвеет, к нему вернутся его способности. Он может принести много пользы тебе и твоим друзьям.

— Но может быть его стоит тогда отправить командовать армией?

Дзигоку покачал головой.

— Как я говорил, я не вижу будущего. Но ни Якуси, ни император не знают того, что знаю я.

Он положил руку на плечо Бандзана.

— В этот раз война, Бандзан, которая разворачивается на юге, не будет главной...

За их спиной раздались тяжелые шаги.

— Потребуй, чтобы он показал тебе свой меч, — быстро сказал Дзигоку, вставая.

— Я? — удивился Бандзан.

Дзигоку кивнул.

Явата стоял перед ними, держа в руках что-то длинное, завернутое в грязные тряпки.

— Э-э, — промямлил Бандзан. — Не будете ли вы столь любезны, господин Явата показать мне свой меч?

Глаза Яваты вспыхнули, но он смолчал. Ни говоря ни слова мё-о стряхнул с предмета в свои руках тряпки и опустился на колени, держа в руках меч в простых потертых кожаных ножнах. Меч был просто огромен, под стать своему хозяину, даже двухсторонний меч они из Эдо был меньше.

Прошептав несколько слов, Явата переместил ножны на левый бок, рывком освободил из них меч, который рассек воздух с жутким свистом, и вытянул его перед собой на ладонях. На матово отсвечивающем лезвии не нашлось места ни единому пятнышку ржавчины или жира.

— Отрадно видеть, что твое выступление перед этими забулдыгами не было простым бахвальством, — сказал Дзигоку, разглядывая меч. — Этого воина зовут Кумадзава Бандзан и я поручаю тебе заботится о нем, как если бы он был твоим господином.

— Господин Дзигоку! — начал было Бандзан, но небесный царь остановил его.

— Как у каждого воина, у мё-о должен быть господин, — сказал он. — Так как я не могу отправиться с вами, отныне Явата будет твоим вассалом. Ты слышишь, Явата?

Тот кивнул.

Бандзан подошел к Явате и опустился перед ним на колени.

— Господин Явата. Не смотря на то, что говорит господин Дзигоку, я хочу, чтобы вы больше были моим наставником, чем слугой. При всем уважении к вам и к господину Дзигоку, я не могу принять от вас вассальной клятвы.

Мё-о подня голову и устремился взглядом на Бандзана.

— Я вижу в тебе, Бандзан, дух настоящего воина. Дзигоку устыдил меня и, повинуясь ему, я принес бы тебе клятву. Но раз ты просишь, я постараюсь стать тебе собратом по оружию.

— Ну вот и замечательно, — к Дзигоку снова вернулся его насмешливый тон. — А теперь, мои воины, я вынужден с вами попрощаться, ибо мне пора вернуться в свой замок.

С этим словами он сбросил травяной плащ и шляпу, и взмыл над крышами.

— Бандзан? — обратился Явата.

— Да, господин Явата?

— Тебе придется прекратить называть меня господин. Куда мы направимся теперь?

— Вернемся в Нидзё. Мы временно остановились у сёгуна.

— Тогда я вынужден попросить у тебя взаймы денег, потому что мне стыдно являться в таком виде во дворец сёгуна.

Что верно, то верно. Видавшее виды хаори было безжалостно лишено рукавов и разорвано во многих местах, штаны распустились бахромой и носили следы многих закусок, не говоря уж поселившихся в всклокоченных волосах мё-о многочисленных вшах.

Бандзан сунул руку в сумку на поясе и выгреб оттуда все, что у него было.

— Не уверен, что здесь на многое хватит... — пробормотал он.

— Вполне достаточно, чтобы воину не устыдится своего вида перед лицом господина.

Явата с поклоном принял деньги и сказал:

— К часу кабана я явлюсь в Нидзё, дабы засвидетельствовать свое уважение сёгуну. Мне не хотелось бы позорить тебя своим непотребным видом, так что я попросил бы тебя покинуть эту дыру первым.

— Жду тебя во дворце, — кивнул Бандзан, вскочил на татикому и погладив его по лоснящемуся боку: — Интересно, знаешь ли ты дорогу к Нидзё?

Мотоко, не издав ни звука, бодро припустил по улице.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

повествующая о печальной истории самурая Гоэмона, рассказаной Ямагой Соко, и поступлении последнего в ученики к Кумадзаве Бандзану

К исходу часа собаки Бандзан сидел на одной из садовых террас Нидзё и тщательно полировал новый меч.

Замок был окружен магической завесой, которая не пропускала внутрь шум из города, так что к закату в нем воцарилась редкостная для Киото тишина. Только проносящийся над замком ветер врывался в заросли бамбука, который отзывался дробным стуком, да перекликивались часовые. Из дальних покоев до Бандзана донеслись заунывные звуки сямисэна, однако и они вскоре смолкли.

Бандзан повернул меч и осмотрел клинок. Вьющийся хамон в призрачном лунном свете обратился в горную гряду, скрытую внутри металла. Бандзан так и не нашел клейма, но не сомневался, что меч выковал великий мастер — выдающиеся качества оружия не вызывали никакого сомнения. Убедившись, что на оружии нет ни пятнышка грязи или жира, Бандзан потянулся за ножнами.

Сакура, к вящей радости жителей Ямато, наконец расцвела буйным цветом, покрыв сады Киото розовой пеной. Сад Нидзё не стал исключением, и многочисленные вишневые деревья стояли перед Бандзаном, дразня своим неуловимым совершенством. Откладывая меч в сторону, он силился выдавить из себя подходящие к случаю стихи, но кроме пары банальных фраз у него ничего не рождалось. После каждого литературного провала он, стиснув зубы, с остервенением брался за протирание меча — занятие бессмысленное, ибо за императорской сокровищницей смотрели лучшие мастера своего дела — но хорошо успокаивающее нервы.

Будь на моем месте Киёмицу, думал Бандзан, уж он бы выдал что-нибудь такое... Особенно крутись тут рядом служанка посимпатичнее. Но Киёмицу, по заверениям слуг замка, здесь не было. Скорее всего он и не собирается возвращаться до завтрашнего утра, или, по крайней мере, пока не перезнакомится со всеми местными гейшами. Бандзан вздохнул — ну почему ему так не везет с поэзией?

С этими мыслями он в очередной раз отложил меч и погрузился в яростную борьбу со стихоплетением.

— Вы позволите присоединиться, господин Кумадзава?

Рядом с ним на циновку опустился Ямага с туго набитой котомкой на плече.

Бандзан буркнул что-то неразборчивое.

— Наверно сочиняете стихи?

— Если это можно так назвать.

— Сдается мне, про цветение сакуры их написано столько, что ничего нового уже не придумаешь. Вот послушайте.

Ямага прочистил горло и продекламировал:

— На склонах Такасаго

У самых вершин

Сакура в цвету!

Повремените сегодня —

Прошу вас, туманы предгорий...

— Ого! — Бандзан удивленно вскинул брови. — Сам сочинил?

— Нет, Гон-Тюнагон Масафуса. Я, вообще-то, никогда не любил это занятие.

— Это почему же?

— Был у меня знакомый по имени Гоэмон, самурай служивший одному господину в Хамамацу. И вот послушайте, что с ним случилось как-то весной.

В тот год сакура сакура тоже расцвела особенно сильно, и уже наступило время, когда она осыпалась. В один из вечеров Гоэмон возвращался из гостей, где его обильно угощали сакэ. Настроение у него было замечательное и по дороге он любовался опадающими лепестками сакуры. Надо сказать, дорога его пролегала мимо крепости, где местный даймё держал преступников. Здесь же, около моста их обычно и казнили. Про места эти дурная слава ходила. Поговаривали о том, что привидения казненных здесь водятся. Да еще как назло даймё денег на фонари вечно жалел. Но другой дороги к дому Гоэмона не было, так что места этого никак не миновать было, тем более, что Гоэмон не из робкого десятка был.

Не дошел он до моста всего ничего, вдруг видит — под вишневым деревом тень какая-то виднеется. Подошел он поближе, и как из тумана перед ним возникла молодая девушка, одетая в красивое кимоно. Глянул на нее Гоэмон в лунном свете и обомлел — экая красавица!

— Что изволите искать, госпожа? — вежливо спросил он.

— Да вот, господин самурай, приехала навестить свою тетушку, что жила у Холма Шести Небесных Сфер, да оказывается умерла она уже, схоронили ее. В доме теперь чужие люди живут, даже не знаю куда идти...

— Да, незадача... — протянул Гоэмон. — И час ведь уже поздний.

Таинственная незнакомка приковала его взгляд. Волосы ее были чернее ночи, черты бледного лица тонки и изящны, а ветер, теребивший ее украшенное цветочным орнаментом кимоно, то и дело поднимал нижние одежды, от чего бедный Гоэмон совсем разум потерял.

— Что же мне делать? — вздохнула девушка. — В такое время в постоялый двор меня не пустят, да и не знаю я где он. Не соблаговолите ли вы мне дать приют на одну ночь?

Гоэмон, грешным делом, и сам уже подумывал об этом, но в тех краях приводить на ночь девушку к одинокому мужчине считалось делом весьма неблаговидным. Так что Гоэмон, не смотря на охватившее его чувство, заколебался.

— Вас что-то смущает? — голос девушки прозвучал печально. — Прошу вас, не отказывайте мне!

Незнакомка подняла глаза, и увидев в них слезы, сердце Гоэмона (который вообще-то был славный парень) не выдержало. Взял он ее под руку и повел в свой дом. Они прошли покрытую густой травой лощину, тюрьму на холме и мост, пользующейся дурной славой. Около моста девушка совсем потеряла в лице и прижалась к самураю, который от такого надулся как петух, всем своим видом показывая, что ничего не боится.

Так пришли они в дом к Гоэмону. Там зажгли свет и уселись друг напротив друга.

Девушка тут же залилась слезами.

— Никогда не забуду вашего благодеяния, господин самурай, — молвила она.

— Да ладно, что уж там... — Гоэмон аж зарделся, до того ему было приятно это слышать.

Вскочив, он собрался было поставить чай, но девушка опередила его.

— Позвольте мне отблагодарить вас за доброту, — и сама взялась за приготовления.

Глядя на нее, Гоэмон смекнул, что незнакомка-то не из простых деревенских девиц будет. Уж больно ловко и изящно у нее все получалось, даже заглядеться можно было.

Но вот чай был готов, и снова они оказались лицом к лицу.

— Простите великодушно, что осмеливаюсь просить об этом... — начала девушка. — Но негоже такому ладному самураю самому вести домашнее хозяйство. Позвольте мне заботиться о вас, все равно я осталась одна на этом свете. Так и так придется идти в услужение, и неизвестно, хороший ли будет хозяин. Стоит только подумать об этом, как на сердце тяжело становится. А вы, я вижу, человек честный и добрый, так не откажите, прошу, хотя бы несколько дней у вас пожить.

Гоэмон-то к тому момента так на девушку нагляделся, что и самому ему ее отпускать не хотелось.

— Оставайтесь здесь, пока не устроите как-нибудь свою судьбу, — сказал он.

— Хвала небесам, вы вняли моми мольбам! — просияла девушка. — Какое счастье!

Лицо ее прояснилось, глаза засветились и Гоэмон вновь залюбовался на свою гостью. После этого они продолжили разговор, и в постель легли уже вместе...

На следующий день Гоэмон проснулся поздно. Девушка еще спала, так что он, решил, что бедняжка сломлена усталостью. Поднявшись, он вышел во двор, умылся и принялся за готовку завтрака. Иногда он заглядывал в дом, чтобы убедиться, что гостья спит, и от этого вида мир казался ему еще краше.

Однако вот уже и вода вскипела, а затем и рис поспел, а гостья все спала. Дивясь такому, Гоэмон вошел в комнату, дабы поправить покрывало, но к его ужасу, как только он коснулся ложа, голова девушки скатилась с изголовья. В то же мгновение он сорвал покрывало, но на ложе, залитом кровью, больше ничего не было. С криками о помощи, Гоэмон бросился вон из дому.

— Тьфу, экая гадость! — вздрогнул Бандзан. — А как все хорошо начиналось! И что, в чем дело-то оказалось?

— Жуткую голову освидетельствовали, — продолжил Ямага. — оказалась она принадлежит преступнице, которую накануне казнили у того самого моста. Это была гейша, совершившая тяжкое преступление, и ее должны были обезглавить еще ранней весной, но девушка умоляла сохранить ей жизнь пока не распуститься сакура. Красота ее пленила представителей властей, и они вняли ее мольбам.

Когда приехали чиновники, Гоэмона привели к ним дабы подробно допросить о происшедшем. Да только он хотел рассказать им о происшедшем, как вдруг изменился в лице и с воплями "Смотрите, смотрите! Падают лепестки!" выбежал наружу. Его поймали, вернули обратно, но пока не отцвела сакура ничего более от него добиться нельзя было.

Лишь позже рассказал он о том, что приключилось с ним в ту ночь. Явление это признали удивительным и не подлежащим сомнению, а над могилой казненной гейши буддийские священники прочитали множество сутр для успокоения ее духа. Больше никто не видел этого привидения.

— А с самураем что случилось?

— С той поры каждый год, когда наступает пора цветения сакуры, Гоэмон, одержимый недугом, становится беспокойным. Он мечется по комнате, повторяя одно и то же: "Лепестки, лепестки! Падают лепестки!".

— Вот как его привидение-то околдовало, — пробормотал Бандзан. — Да и ты хорош байки рассказывать.

— Какая ж это байка! — обиделся Ямага. — Вы в те края приезжайте когда сакура цветет, да спросите, где живет одержимый Гоэмон. Там его каждая собака знает. Посидите так ночью у его дома, да послушайте. Узнаете, байка это или нет. А я туда больше не ходок. И так всю охоту любоваться сакурой отбили.

— Но сочинить-то что-нибудь можешь?

— Могу. Да и вы можете. Только зачем это, когда можно просто сидеть и смотреть на цветы?

Бандзан подозрительно покосился на собеседника — не подшучивает ли он.

— Ты что, правда так думаешь?

Ямага кивнул.

— Неважно, господин Кумадзава, напишете ли вы строчки, достойные включения в императорские поэтические антологии или нет. Сакура цветет каждый год, и каждый год радует сердце того, кто на нее смотрит. Ни вы, ни я, ни какой-нибудь крестьянин не могут выразить свое восхищение в красивых словах, но разве цветы от этого станут для нас менее совершенны?

Бандзан почесал в затылке.

— Странный ты какой-то, Ямага. Это по типу того, что ты хочешь изучить путь воина, не став самураем?

— Вы знаете, я тут подумал, и решил, что ошибся. Нельзя изучить путь воина, не став им. Нельзя стать воином, не изучив боевые искусства. Глупо писать о стратегии, не побывав ни в одном бою, и о долге, не служив. А воин, не знающий своего дела, подобен кошке, не умеющей ловить крыс.

Ямага бухнулся перед Бандзаном на колени.

— Учитель Кумадзава, не возьмете ли вы меня в ученики?

— Э-э... Чего? — опешил Бандзан. — Да вы сговорились все, что ли?

— Пожалуйста, господин Кумадзава!

— Да ладно, ладно, Ямага, возьму. Только какой из меня учитель? Ты цитируешь наизусть все известные ученые труды о пути воина, у тебя полная сумка свитков со стратегиями известных полководцев... Чему я могу научить тебя?

— Может быть, для начала, немного владеть мечом?

Бандзан задумался.

— Ну, это можно. Ты вообще никогда его в руках не держал?

— Почему же, держал. Упомянутый мною Гоэмон, до того как повредился умом, преподал мне несколько уроков. А как то раз мне даже удалось отбиться палкой от разбойников на дороге.

— Ага, — сказал Бандзан. — Уже неплохо.

Осмотревшись по сторонам, он приценился к растущем в углу сада высокому бамбуку. Сопровождаемый восхищенным взглядом Ямаги, он взлетел на крышу, срезал мечом верхушку одного, особо длинного, ствола, а затем разрубил его пополам. Затем насечками он обозначил место, где у настоящего меча была бы цуба.

— Лови, теперь это будет твоим мечом, — бросил он одну половинку Ямаге.

Вторую же Бандзан взял себе, оставив настоящий меч на циновке.

— Я практикую школу, известную в Ямато как "два меча как один", — сообщил Бандзан, прохаживаясь перед террасой. — Ее разработал и внедрил великий фехтовальщик Миямото Мусаси. Ты наверняка знаешь, что сам Миямото считает боевое искусство стратегией, так что постарайся стать хорошим полководцем для своего меча. К сожалению, сам я не знаю Учителя, так как учился у одного из его учеников, состоящего на службе при дворе моего отца.

Бандзан взмахнул бамбуковым мечом.

— Но, поскольку у тебя нет достаточного опыта общения с оружием, пока я научу тебя, как обращаться с одним мечом. Спускайся сюда и повторяй все движения за мной... Что такое?

Даже в полутемном двое было хорошо заметно, как горят красным уши Ямаги.

— Простите, господин Кумадзава, — пробормотал он, давясь от смеха. — А что, все учителя так надувают щеки перед своими учениками?

Бандзан смутился. Ему-то казалось, что вид у него вполне серьезный и осмысленный.

— Ну ладно, — вздохнул он. — Рассказывать тебе про путь меча особого смысла нет, ты еще начнешь меня поправлять. А то и сам еще учить будешь. Будем считать, что с духовной подготовкой у тебя все в порядке и перейдем к практике. Давай начнем со стойки и правильного захвата...

Бандзан встал в позицию сэйган-но камаэ. Левую ногу он выставил вперед, меч поднял так, что в бою он смотрел острием в лицо противника.

— Сэйген, — пояснил он Ямаге, — самая удобная позиция и для тех, кто только вступил на путь меча, и для тех, кто идет по нему давно. Опусти слегка плечи и локти, спину держи прямо. Из этой стойки ты легко можешь выполнить любой удар или уйти от атаки.

Ямага спрыгнул с веранды на землю и повторил движения Бандзана.

— Неплохо, — похвалил тот мальчишку. — Взгляд не фиксируй, детали только отвлекают от боя. Смотри вдаль.

Бандзан подошел к Ямаге.

— А вот держать меч тебя твой дружок учил так себе. Правую руку к цубе не прижимай, с настоящим мечом кожу на пальцах обдерешь. Кисти чуть расслабь, ты не нерадивую жену лупить собрался, пусть меч немного опустится. И пальцы указательные не распрямляй. Не смертельно, конечно, но ведь засмеют...

Бандзан вновь поднял свою палку.

— Левую руку держи чуть дальше, у меча касира в основание ладони должна упираться. Вот так, молодец. Каждый раз, как в руки оружие брать будешь — не забывай этого, а иначе никогда хорошо фехтовать не научишься. Теперь давай, попробуй несколько раз правильно взять.

На десятый или одиннадцатый раз у Ямаги стало получаться.

— Ну теперь давай попробуй меня ударить, — Бандзан встал в стойку напротив ученика. — И не стесняйся.

Завопив, Ямага замахнулся мечом над головой и бросился на Бандзана, но тот просто отошел в сторону, предоставив оступившемуся ученику пропахать носом землю.

— Дурак, — самурая протянул Ямаге руку, помогая подняться. — Ты куда так рвешься? Те бандиты, что ты разогнал, они твоего рева испугались или пьяные были?

Ямага шмыгнул носом.

— Никогда так больше не делай. И еще смотри сюда — твои руки как приклеены к рукояти, а это неправильно. Правая рука у тебя должна свободно двигаться, как шарнир, ты ей словно цель указываешь. А вот левой рукой ты рубишь. То, что попытался ударить вертикально — верно, так лучше всего отрабатывать правильные движения рук. На меня больше не бросайся, просто бей перед собой. И острие у тебя не должно опускаться ниже уровня рук. Пробуй.

Примерно с час Бандзан гонял Ямагу, заставляя правильно держать меч и наносить удары по воздуху. Под конец занятия с мальчишки градом катился пот.

— Ну все, пока хватит, — сказал Бандзан, подбирая свою палку. — Сейчас можешь опять на меня нападать, я буду только отбивать твои удары. И, пожалуйста, не ори больше на весь двор.

Ямага поднял импровизированный меч и неожиданно резко опустил его на палку Бандзана. Мгновение спустя по саду разносился глухой стук бамбука — Ямага атаковал неумело, но яростно. Бандзан подивился невесть откуда открывшемуся второму дыханию ученика, и удары отбивал несильно, стараясь не выбить из его рук палку и не вывихнуть ему кисти. Но под конец Ямага осмелел, разошелся и потерял контроль за собой, вновь попытавшись насесть на Бандзана. Тот отшагнул назад и крученым движением выбил оружие из рук мальчишки, который, естественно, тут же потерял равновесие и растянулся на земле.

— А мальчишка не так уж и плох для того, кто второй раз жизни в руках меч держит, — раздался голос из-под навеса.

Бандзан помог Ямаге, потирающему переносицу, подняться с земли и оглянулся.

На террасе стоял Явата, одетый в простую, но чистую одежду, причесанный и отмытый. Однако стричься он не стал. Глаза мё-о все еще горели, но не было в них больше той пьяной горечи, что при первой встрече. Меч в ножнах, обернутый в чистую тряпку, и тощая котомка лежали у него под ногами.

— Добрый вечер, господин Явата, — приветствовал его Бандзан. — Как добрались?

— Спасибо, хорошо, — Явата улыбнулся. — Только стражники у сёгуна какие-то нервные. Ворота-то уже закрыты были, вот я и перескочил через стену, чтобы весь замок не будить. А они давай орать — они, они! Так и бегали за мной по всему дворцу, пока самого Токугаву и учителя Якуси не разбудили, бестолочи.

Увлекшись поединком, Бандзан и Ямага ничего такого, естественно, не заметили.

— Ну... Неудивительно. Стены замка окружает магическая завеса, которая даже ворон не пропускает, а ты... вы...ты, Явата проскочил ее, как будто ее там и нет.

— Да? — Мё-о похоже был всерьез озадачен. — Надо будет посоветовать Токугаве поменять дворцовых волшебников. Если там и была завеса, то я ее не заметил.

— Учитель Кумадзава, учитель Кумадзава! — Ямага вцепился в рукав кимоно Бандзана и теребил его. — Вы знаете кто это?

— Явата, — буркунл Бандзан. — Меня с ним Дзигоку свел.

— А вы знаете кто он? — страшным шепотом спросил Ямага, не отводя взора от огромной фигуры Яваты.

— Хватит корчить страшные рожи, Ямага. Знаю я кто он...

— А ну погоди, друг, — Явата спустился в сад и навис над втянувшем голову в плечи Ямагой, внимательно его разглядывая — И кто же я по-твоему такой?

— Вы... вы... — голос у мальчишки вдруг пропал. — Вы мё-о, великий воин.

— А откуда ты это знаешь?

— Вижу, — пискнул Ямага и нырнул за спину Бандзана.

— Непростые у тебя друзья, Бандзан, — пробормотал Явата. — Ох, непростые.

— Ты хочешь сказать, что из этого балбеса выйдет-таки толк? — осведомился Бандзан.

— Выйдет, если ты направишь его на верный путь.

— Он сам кого хочешь на верный путь направит, — буркнул Бандзан, выталкивая из-за себя Ямагу. — Вот еще только научиться как следует мечом махать, и нас с тобой еще учить будет как жить. Чего сопишь, как енот? Выйди, покажи себя господину Явате, авось не съест.

Ямага поднял взгляд на Явату, и тут же упал перед ним на колени.

— Приветствую вас, господин Явата...

— Не возьмете ли меня к себе в ученики! — пропищал Бандзан тонким голосом, передразнивая Ямагу. — Это мы уже сегодня слышали.

— Вообще-то нет, — неожиданно злым голосом ответил Ямага. — Я не отношусь к числу людей, что бегают от одного господина к другому, забывая о клятвах, данных минуту назад.

— Да ладно тебе, Ямага, — Бандзан растерялся. — Я же пошутил. И клятв я никаких у тебя не брал. Да и вообще, подумай сам — кто тебе лучший учитель — великий воин или я, простой стражник? Так ведь, Явата?

Но Явата лишь покачал головой.

— Я бы на твоем месте на разбрасывался способными учениками, Бандзан. Даже если в чем-то ты уступаешь мне, так и я уступаю кому-то еще. Достичь совершенства невозможно. А потому между нами нет разницы, и Ямага это понимает.

Ну вот, подумал Бандзан, вечер удался. Хорош из него наставник, если и ученик и тот, кто напрашивался быть слугой, учат его уму-разуму.

— Все, я все понял, — вздохнул Бандзан. — На сегодня урок закончен, иди спать Ямага. Не буду я тебя больше никому пытаться сплавить.

Он воткнул учебные мечи обратно в гущу бамбука. К утру они уже пустят корни, а через пару дней попрут вверх как ни в чем не бывало. Бандзану даже показалось, что земля в том месте, где он воткнул бамбуковые палки забурлила, взбудораженная отрастающими корнями.

— Бандзан, расскажи мне, что за последнее время случилось в мире?

Бандзану показалось, что Явата опять подкрался к нему незаметно, но когда он обернулся мё-о и Ямага все еще стояли около террасы.

— Не знаю, Явата. Наверно ничего. Много лет мир жил как обычно... И сейчас живет. Ты ведь видел улицы Киото? На них только завтра узнают, что война уже началась.

Явата покачал головой.

— Люди чувствуют, что что-то не так.

— Чувствовать — это не знать.

— И не только люди, — встрял в разговор Ямага. — Я обошел каждый второй киотский храм. Во всех из них монахи крайне озадачены. Смотрите.

Он запустил руку в сумку и вытащил горсть смятых клочков бумаги с гаданиями-омикудзи, которые желающие узнать будущее за пару монет могут получить в каждом храме.

— Везде, где я побывал, я взял по одной. И везде одно и тоже. Это ками посылают нам знак.

Всем известно, что монахи никогда не пишут на омикудзи плохих предсказаний, чтобы не отпугнуть посетителей от храма. Сам ритуал из предсказания будущего давно превратился в предсказание хорошего будущего, но на каждой принесенной Ямагой бумажной полоске было начертано только одно — нет удачи.

— Глупости, — неуверенно пробормотал Бандзан. — Какой-нибудь монах по пьяни начудил.

— Во всех храмах сразу?

— Плохой знак, — согласился Явата. — Понимаю озабоченность Дзигоку. Но разве это в первый раз?

— Если бы только это, — Бандзан вздохнул, поняв что деваться некуда, и принялся пересказывать Явате сон Якуси, события в Эдо и Нагое, а также разговор во дворце.

— Ты когда-нибудь про такое слышал? — спросил Бандзан, завершив рассказ.

Явата потрясенно покачал головой.

— Я много лет бился и с демонами, и с людьми... Но ни разу не слышал, чтобы верховные ками снизошли в наш мир со времен воцарения Дзимму. И ни разу наступление демонов не было столь сокрушительно в мирное между людьми время. Боюсь в Ямато пришли такие перемены, каких не было с начала мира.

Налетевший вихрь взметнул вверх гриву Яваты. Повинуясь ему, барабанным боем отозвались стволы бамбука, а деревья зашлись невнятным шепотом. Воздух наполнился оборванными лепестками и листьями, вперемешку с принесенным из-за забора уличным мусором. Ветер забрался за ворот Бандзану, отчего волосы на шее встали дыбом — воздух стал холоден, как посреди зимы. На мгновение ему даже показалось, что в вихре кружатся не только лепестки и листья, а еще и сотни мерцающих огоньков-хитодама. Но вихрь распался, не оставив после себя никаких могильных огоньков. Видно почудилось. Однако Бандзан поежился — не столько от холода, сколько от того, что могли означать эти проклятые огни.

— Ого, похоже надвигается ураган, — пробормотал Явата, прикрывая глаза ладонью. — Самое время скрыться в доме.

— Это уже вторая ночь, когда поднимается такой ветер, — Ямага тоопливо взобрался на террасу. — Правда вчера он быстро закончился. Неужели и завтра будет тоже самое?

Разбросанные им листки-омикудзи вместе с листьями растворились в вихре.

— Сусаноо? — чуть слышно пробормотал Явата, внимательно глядя на Бандзана.

Тот пожал плечами.

— Пойдемте спать, — сказал он, подбирая меч. — За последние дни мы слишком часто стали гадать о том, что несет нам завтра. Не лучше ли проспать до этого завтра и узнать правду из уст оракула?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,

повествующая о поездке в святилище Исэ

На этот раз ветер бушевал целую ночь и утих лишь к часу тигра. Выглянув во двор утром Бандзан обомлел — вишневые деревья полностью облетели и павшие лепестки устилали землю розовым снегом.

Опершись на меч, с которым он, похоже, никогда не расставался, под деревьями стоял Явата. Задрав голову, он изучал затянутое низкими серыми тучами небо.

Вслед за Бандзаном в сад выскочил Ямага, взметнув облако лепестков.

— Ух ты... Вот это ветер был!

— Да, похоже никакого ханами в этом году нам не светит, — пробормотал Бандзан.

— Хорошо хоть всё закончилось, — Ямага подпрыгнул и поднял еще одно облако лепестков.

— Ветер не стих, — сказал Явата, не опуская головы. — Он ушел наверх. Смотрите.

Бандзан и Ямага задрали головы. Небо над ними не просто было затянуто облаками, как когда они прибыли в Киото. Тучи цвета скал ветер разметал в длинные как космы горной ведьмы клочья. Их было так много, что ни один луч солнца не мог проскочить между ними.

На терассе появился заспанный Киёмицу.

— О, вот вы где все. А нас там умываться зовут, говорят скоро отправляемся.

Сборы происходили на удивление быстро. Бандзан и Киёмицу пристроились к конной страже сёгуна, которому на этот раз было не до них. Героями они были вчера, а сегодня хорошо, если бы Токугава вообще вспомнил их имена. Но приказ оставался — и они приготовились сопровождать сёгуна в Исэ. Ямага и Якуси устроились в паланкине и лишь Явата, водрузив свой огромный меч на плечо, шел в хвосте процессии, делая вид, что ему просто по пути.

Выехав за ворота Нидзё, Бандзан увидел, что за ночь по всему городу расставили щиты с императорским указом, объявлявший войну с демонами. Жители Киото с серыми лицами читали их, в ужасе прикрывая рты длинными рукавами одежд. В глазах людей поселился страх.

Попетляв по улицам, сёгун и его свита вышли к городскому вокзалу, оцепленному стражниками Императорской гвардии. Простых пассажиров сегодня на него не пускали, так как на путях стоял императорский состав.

Начинался он с огромного паровоза, сделанного в форме серебряного дракона, грозно скалившего пасть и как живого пускавшего дым из ноздрей, заменявших ему трубы. Впрочем, при приближении становились видны швы с крупными заклепками, иллюзия жизни исчезала, и становилось ясно, что это всего лишь обычная машина, движимая силой пара.

За удивительным паровозом находился бронированный вагон для императорской гвардии с зачехленными башнями вращающихся пушек. За него цеплялись богато украшенные вагоны для самого императора и свиты. Из открытых окон уже доносились беспокойные вопли куродо и звонкий смех придворных дам. Очевидно и сам Гокомё уже находился внутри.

Бандзан и Киёмицу направили своих татиком вслед за стражниками сёгуна на находившиеся в конце состава открытые платформы с навесами. Выскользнувшего из паланкина Ямагу, очевидно, тоже не прельстил блеск двора, потому что он и Явата запрыгнули на одну из платформ. На Явату, так и не сменившего простой одежды на доспехи не смотря на все уговоры, стража посмотрела косо, но смолчала.

Пристроив татиком, Бандзан и Киёмицу протолкались к Явате, где обнаружили его мило беседующим с принцессой Юи. Заметив их, она помахала рукой.

— Привет! Как там мои Мотоко и Бато?

— Здравствуйте, принцесса, — пробормотал ошеломленный Бандзан. — Вот уж не ожидал встретить вас здесь.

— Точно, — поддакнул Киёмицу. — А как же образ двора?

— А я никуда не еду. Официально.

— Ну да. И отец вас так и отпустил, кататься в одном вагоне с толпой простолюдинов.

— А я не одна, — улыбнулась принцесса. — Позвольте представить моих спутников.

Она подозвала парня и девушку, беседующих около борта платформы. Бандзан и раньше обратил на них внимание — они были похожи как близнецы. Но ему в голову не пришло, что спутники принцессы могут так выглядеть. Оба они были одеты в плотные дорожные куртки и шаровары, под которые были наброшены легкие нагрудные доспехи, руки по локоть были забраны в нарукавники с перчатками, а ноги скрывали наколенники. Ни одна часть доспехов не была украшена даже малейшим узором за спинами, так что они больше походили на асигару из армии богатого дайме. Правда на поясе у каждого их них было подвешено по два меча.

— Это Камбира и Ивао, мои слуги и телохранители. Еще сёгун приставил ко мне этого мрачного типа Дзюбея. Но я понятия не имею, где он скрывается. Наверняка сидит на крыше вагона и следит за мной.

— Дзюбей? — удивился Бандзан. — Тот самый Ягю Дзюбей Мицуеси?

— Да уж, точно, — принцесса передернула плечом. — Тот самый великий и ужасный Дзюбей. Как я уже и говорила, крайне мрачный тип.

Бандзан был наслышан о знаменитом воине Дзюбее. Фехтовальщики клана Ягю много лет состояли при дворе сёгуна учителями боевых искусств. Но и без того школа Ягю была известна на всю Ямато — мало находилось воинов, победивших ее выпускников. Говорят, даже сам великий Миямото Мусаси не смог одолеть Дзюбея в схватке. О созданном Дзюбеем тайном братстве бойцов Ягю рассказывали столько небылиц, что некоторые даже не верили, что оно на самом деле существует. Дзюбей был личным другом всех сёгунов Токугава. Они давали ему самые опасные и сложные поручения, которые больше не могли доверить никому. За много лет службы в Эдо Бандзан ни разу не видел Дзюбея, а все что слышал о нем казалось ему неправдоподобно преувеличенными слухами.

— Интересно, как ему с такой легкостью это удается? Он был молод еще во времена правления Токугавы Иэясу...

— Ты что, не знаешь? — Юи удивленно вскинула бровь.

— Не знаю чего? — переспросил Бандзан.

— Много лет назад Дзюбей встретил девушку-ниндзя Кагеро из клана Кога. Произошло это в местности Ямасиро, захваченной демонами. Говорят Дзюбей и ниндзя клана Кога выполняли там какое-то важное задание сёгуна, но никто ничего толком рассказать не может. Как бы то ни было, им пришлось сразится с демонами, которые отравили Дзюбея смертельным ядом. Он, скорее всего, умер бы, но Кагеро отдала ему свою жизь. С тех пор у Дзюбея две жизни — одна своя, другая — ее. Свою жизнь он уже прожил, а теперь живет ее. Так что за прошедшие с тех пор годы он не изменился.

— Байки все это, — пробормотал Бандзан. — Я в Эдо про него и не такое слышал.

— Ну, дело твое, хочешь верь, хочешь не верь, — пожала плечами принцесса. — Вот увидишь его, сам убедишься...

Договорить принцесса не успела — издав оглушающий рев, такой, что позавидовал бы и настоящий дракон, состав резко дернулся и тронулся с места. От неожиданности Юи слетела скамейки и повисла на груди Бандзана, который крепко держался за опоры навеса. Зазевавшегося Ямагу, который тоже было отправился за борт, ухватил за шкирку Киёмицу.

— Проклятая деревенщина! — прошипела принцесса, отталкиваясь от Бандзана.

— Ах, простите принцесса, но кого это вы тут назвали деревенщиной?! — разозлился Бандзан. — В следующий раз я обязательно уступлю вам дорогу, чтобы вы летели дальше. Пусть вашу благодарность испытывают придворные прихлебатели.

Принцесса посмотрела на него, зажмурив один глаз. Щеку, на которой отпечаталась каждая пластинка с до Бандзана, она потирала рукой.

— Бандзан, вот ты умный-умный, а дурак. Все-то вам самураям мерещится, что кто-то хочет вас оскорбить. Может ты еще со мной подерешься?

Бандзан застыл разинув рот.

— Ну чего ты теперь пялишься? Вообще-то под деревенщиной я имела в виду тех, кто ведет состав, а не тебя. Паровоз плавно с места стронуть не могут, а уже лезут императорский состав водить, бездари!

Бандзан немедленно покраснел и пробормотал:

— Я тоже не хотел вас обидеть, принцесса.

— Меня зовут Юи.

— Госпожа Юи.

— Слушай, Бандзан, ты что женится на мне собрался?

— Что?!

— Ну так нечего мне тыкать в лицо моим происхождением. Я, знаешь ли, не всегда от него в восторге. Это не считая того, что большая часть отцовской стражи здесь и не знает, кто я.

— Вот в это я поверю с трудом, — сказал присевший рядом Киёмицу.

Впрочем, расстояние между ним и Юи было достаточным, чтобы увернутся от тэссена принцессы.

— Придется поверить. Отец просто боится в один прекрасный день не сладить со мной.

— Представляю, как он хочет выдать вас замуж.

— Уже пытался, — Юи нехорошо ухмыльнулась. — Не буду позорить имя древних и уважаемых семей, но, готова поспорить, некоторые их отпрыски до сих пор возносят благодарность милосердию Каннон за то, что могут еще продолжить род с кем-нибудь другим после сватовства ко мне.

Юи зевнула и совершенно неаристократично почесала веером спину.

— Так что больше отец мне не досаждает. Трон мне не светит, так что я как-нибудь проживу и без мужа. По крайней мере пока сама не захочу замуж.

— Хотел бы я посмотреть на того героя, который обуздает ваш нрав, — пробормотав это, Киёмицу на всякий случаё отодвинулся подальше, посадив перед собой Ямагу.

— Кто тебе сказал, что это он мой нрав обуздает? — Юи сверкнула зубами.

— А я бы попробовал, — мечтательно вздохнул Ямага.

— Ты, парень, мал еще пока, научись для начала на ногах твердо стоять, — к ним подсел Явата.

Принцесса смерила мё-о оценивающим взглядом.

— Ну, а ты кто такой будешь? Тоже бедный стражник из Эдо и... как там дальше?

Киёмицу демонстративно отвернулся.

— Я простой воин, госпожа, боевой товарищ господина Бандзана.

Ямага придвинулся к принцессе и зашептал ей на ухо. Глаза Юи сразу зажглись интересом.

— То, что сказал мальчишка правда?

— Все зависит от того, что он вам сказал, — пожал плечами Явата.

— Ты — мё-о! — принцесса явно утверждала это, а не спрашивала.

— Можно сказать и так. Вас это удивляет?

— Никогда не видела живого мё-о. Только сказки слышала.

— Простите, госпожа, но я тоже ни разу в жизни не видел живой принцессы. Так что мы в равном положении.

— Да, вам здесь всем палец в рот не клади.

Она повернулась в сторону:

— Камбира, Ивао, несите еду. Лучшее средство скоротать путь — это как следует перекусить.

Слуги принцессы были на редкость молчаливы. Не говоря ни словам, они расставили перед принцессой и ее спутниками заранее припасенные блюда. Глядя на раскинувшее у него под носом разнообразие, Бандзан мгновенно вспомнил, что на завтрак им досталось только по плошке холодного риса.

— Ну, чего смотрите? — принцесса уже вооружилась палочками. — Или вы думаете, что я одна все это слопаю?

Удивительная девушка, подумал про себя Бандзан. Глядя как она подначивает Ямагу, сверкая белыми зубами в постоянной улыбке, сложно было поверить, в то, что аристократка может так себя вести.

— Юи, а вы читали "Записки у изголовья"? — осторожно спросил Бандзан в перерыве между двумя порциями жареного риса.

— Самое то, когда не спится. Гарантировано засыпаешь после двух страниц.

Юи подмигнула ошарашенному Бандзану и добавила:

— Но не жди, что я повторю это в приличном обществе. И, будь добр, передай мне дораяки.

После еды на разговоры особо не тянуло, так что вся компания разлеглась по углам.

Большинство императорских стражников дремало, разомлев на весеннем солнышке, но Бандзан обратил внимание, что часовые на пушках за всю поездку не моргнули глазом. Более того, как только приходило время меняться, сонные стражники мгновенно сбрасывали с себя дремоту и занимали свои посты. Пронаблюдав за ними исподлобья еще с час, Бандзан уже точно был уверен, что императорская гвардия по выучке не уступала войскам бакуфу.

— Что привлекло твое внимание, Бандзан? — спросил сидящий рядом Явата.

— Дворцовая гвардия, — говоря, Бандзан не выпускал императорских воинов из вида. — Мы привыкли считать, что она давно не участвовала в войне и является просто декорацией у трона. Но то, что я вижу сейчас говорит об обратном. В бою эта гвардия не уступит войскам любого дайме.

— Верно подмечено. Я могу лишь добавить одно — император не всегда был только проводникам воли богов. Много сотен лет назад предки Гокомё также держали страну в узде, как сейчас это делают сёгуны.

— Да, но они не смогли ее удержать. Когда дело дошло до войны...

— Война не будет продолжаться вечно, Бандзан. Должен ли сёгун управлять империей в мирное время?

— Ты на что намекаешь?

— Да ни на что. Ты никогда не задумывался над тем, что не все императоры считают сделку между Готобой и Минамото справедливой? В Ямато ведь больше тридцати лет не войн, а страной по-прежнему правит сёгун.

— Но если все так просто, почему ками сами не вернули власть Двору?

— А нужна ли помощь ками тому, кто сам является наследником Аматэрасу?

— Ты думаешь, Гокомё хочет забрать власть у бакуфу?

— Не уверен, что сейчас подходящее время делить власть. Народ еще хорошо помнит, кто покончил с эпохой Сражающихся Царств. У бакуфу много сторонников.

— Значит беспокоится не о чем. Императора гораздо больше должна волновать сохранение жизней подданных в предстоящей войне, чем дележ земной власти.

— Хорошо если так... — Явата задумался. — А как тебе показались слуги Юи?

— Слуги? Да никак. Вот сама Юи...

— Ее поведение шокирует, не так ли? Отец много ей позволяет.

— По ее словам у них договор — при дворе она ведет себя как положено. За это ей позволяют вытворять все эти штуки. Оказывается, здесь почти никто не знает, кто она на самом деле. Даже гвардейцы уверены, что она простой мастер-механик.

Бандзан откинулся, глядя на несущиеся над головой облака.

— А чем тебя заинтересовали ее слуги?

— Они воины.

— Конечно. Юи сама сказала, что они ее телохранители.

Бандзан покосился на принцессу. Та внимательно слушала Ямагу, иногда что-то у него переспрашивая. Киёмицу, благоразумно оставив принцессу в покое теперь увивался за Ивао, нашептывая ей что-то на ушко. Девушка старательно краснела и время от времени прыскала со смеху.

— Камбира тоже мё-о, — сказал наконец Явата.

— Да ну, правда?! — Бандзан даже приподнялся, чтобы получше его разглядеть.

Парень как парень. На вид даже вряд ли старше его, Бандзана. Доспехи самые простыне, одежда тоже. Никаких шелков и вычурных узоров. Слишком простая для спутника принцессы, пусть даже и инкогнито. Надвинув на лицо соломенную шляпу, Камбира дремал под навесом положив руку на рукоять своего меча.

— Ты его знаешь?

— Нет.

Явата помолчал и продолжил:

— С девушкой все сложнее. Она не колдунья, не мё-о, не кицунэ в облике человека... Но что-то в ней есть. Мне все время кажется, что я где-то ее видел, но не могу вспомнить где.

На взгляд Бандзана Ивао ничем не отличалась от сотен девушек, охмуренных Киёмицу. Но, очевидно, что мнению Яваты можно было доверять.

— Как ты считаешь, могут ли они желать убить принцессу?

— Это вряд ли, — Явата покачал головой. — Если ты говоришь, что они находятся при ней с детства, то будь у них таковое намерение, давно бы уже ее грохнули.

— Не думаю, что это было бы легко... Но, значит, беспокоится нам не о чем?

— Верно.

— Так что давай соснем чуток, а то неизвестно, что нас еще ждет в Исэ.

— Ожидаешь неприятностей?

— Как сказал бы наш юный философ Ямага, воин всегда ожидает неприятностей. Так гораздо легче быть к ним готовыми.

Бандзан подтянул к себе брошенный кем-то плащ, завернулся в него и мгновенно уснул.

Во сне он увидел орды демонов Эмма и Сусаноо, стирающего их в пыль.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

повествующая о том, что случилось в святилище Исэ

Бандзан подскочил, судорожно глотая воздух. Кожа на лице, казалось, еще горела от сдирающего плоть с костей ветра. Некоторое время Бандзан озирался вокруг, пытаясь понять, что случилось, пока не сообразил, что это был всего лишь сон, такой же, как видел Якуси. Весь вагон, кроме часовых, еще спал. Значит проклятый сон приснился только ему одному.

Сняв с пояса тыкву с водой, Бандзан плеснул ей себе в лицо, прогоняя остатки сна. Когда он засыпал, за бортом мелькали старые криптомерии, которыми была обсажена железная дорога, да дикие леса. Сейчас же за ровными рядами сосен тянулись покрытые водой рисовые поля, в которых копались босоногие крестьяне в коротких штанах. Похоже, они приближались к Исэ, цели их путешествия.

Бандзан растолкал спящих спутников. Ни один из них не выглядел встревоженным, что лишний раз убедило Бандзана, что сон привиделся только ему. Наверно наслушался Якуси, решил он, вот и приснилось. Выкинув Сусаноо и Эмма из головы, Бандзан принялся осматривать завязки на доспехах.

По мере того, рисовые поля стали сменяться домами, поезд замедлял ход. Вскоре поля исчезли, уступив кривым мощеным улочкам и усадьбам зажиточных торговцев. Стены усадеб были сложены из светлых камней, а перед беззаботно распахнутыми воротами стояли кошачьи статуэтки с поднятыми лапами. Из-за стен выглядывали верхушки многочисленных фруктовых деревьев. В отличии от Киото, ветер здесь не успел оборвать все цветы, так что пролетающие мимо пейзажи так и просились на бумагу.

Состав проскочил квартал торговцев, и каменные заборы сменились домишками городских мастеров, налепленными как попало. Их обитатели, заслышав рев паровоза, высыпали на улицы и обступили железнодорожные пути. Разинув рты, они глазели на проносящийся мимо императорский состав. Дети ремесленников, одетые в залатанные одежды радостно вопили и прыгали, маша руками пробегающему поезду. Только самые маленькие из них прятались за спинами у родителей, испугавшись грозного паровоза-дракона.

Вот уже пошли выстроенные рядами кварталы, в которых жили торговцы побогаче и местные чиновники. Приближался вокзал.

Гортанные команды, раздаваемые командирами гвардейцев, привели в чувство даже тех спутников Бандзана, кто еще толком не мог проснуться. В ожидании прибытия, гвардейцы выстроились на платформах, так что Бандзан и его спутники оказались зажаты в углу.

— Принцесса, а давно у вас гвардейцев так вышколили? — шепотом спросил Бандзан Юи.

— Да сколько помню себя, столько отец заставлял начальников стражи их натаскивать, — ответила Юи. — А чего тебя удивляет? Зачем держать толпу бездельников, без толку прожирающих государственный рис?

Поезд дернулся и остановился. Из-за гвардейцев, Бандзан не мог разглядеть, что происходит на вокзале, но что-то показалось ему подозрительным.

— Что-то не так, — пробормотал он, пытаясь протиснуться между плотно сомкнутых спин охраны.

— Чего тут может быть не так? — удивился Киёмицу.

— Тишина. Нас никто не встречает.

Наконец гвардейцы, повинуясь команде старшего офицера высыпали с платформы. Взгляду Бандзана предстал абсолютно пустой вокзал.

— Вот это номер, — протянул Киёмицу. — Полетят чьи-то головы.

Перед вагонами стояли Токугава и командиры гвардейцев. Они о чем-то совещались.

Бандзан спрыгнул с платформы и подошел поближе. Сёгун давал указания о расстановке стражи. Очевидно, что опасаясь худшего, императора попросили не выходить из вагона.

Стоило гвардейцам занять указанные командирами позиции, как раздался топот конских копыт и в ворота ворвался всадник на взмыленной лошади. Подлетев на ней почти вплотную к сёгуну, он соскочил с нее и, упав на колени, принялся что-то торопливо взахлеб объяснять. Лица слушавших его побледнели, но Бандзан так и не смог разобрать ни слова.

Токугава бросил несколько слов командирам гвардейцев, затем скрылся в императорском вагоне. Большая часть гвардейцев тут же построились в походные порядки и, вслед за своими командирами, бегом бросились к вокзальным воротам.

Бандзан ухватил за рукав пробегающего мимо гвардейца и спросил его:

— Что случилось?

— На храм напали!

Гвардеец выдернул рукав из рук Бандзана и бросился догонять своих.

— Ну, в чем дело? — спросил его Киёмицу.

— На храм кто-то напал! Хватаем татиком и за гвардейцами!

Из императорского вагона выбежали Токугава и его телохранители. Они вскочили на лошадей и сразу же поскакали за ворота.

— Быстрее за ними, а то упустим! — крикнул Бандзан, пришпоривая татикому. — Явата, останься здесь!

Краем глаза он успел заметить, что Юи, Камбира и Ивао тоже запрыгнули на татиком и припустили за ними. Оставшиеся для охраны Гокомё гвардейцы расступились пропуская их.

Бандзан несся во весь опор. В данное мгновение для него существовал только развевающийся впереди штандарт Токугавы, который нес за спиной один из его спутников. Он неотступно следовал за ним не снижая скорости татикомы. В незнакомом городе ничего не стоило потеряться и хорош же он тогда будет!

Улицы Исэ, мелькающие одна за другой казались Бандзану бесконечными. Они извивались как змеи, сплетались одна с другой, иногда резко меняя направление. Несколько лошадей, подмяв под себя всадников рухнули, не вписавшись в крутые повороты. Упавшие самураи с проклятьями прикрывали головы руками, укрываясь от копыт проносящихся прямо над ними лошадей и татиком. Мотоко и Бато подобных затруднений не испытывали, и так ловко следовали всем изгибам улиц, что Бандзан невольно заподозрил, что Юи наделила их даром предвидения.

Татикомы миновали еще один крутой поворот, совершив прыжок через очередную павшую лошадь, отчаянно брыкающуюся и сминающего своего наездника. Грохот сотен копыт, отражавшийся от стен домов, стих и перед всадниками заблестело зеркало священно реки Миягава, отражающее ворота-тории, ведущие во внешнее святилище Гэку.

Бандзан никогда не бывал в Исэ, но от многочисленных своих знакомых слышал, что святилище занимает земли, по площади равные небольшому городу и состояло из двух частей. Первая, Гэку считалась, домом Тоёуке — ками, отвечающей за снабжение продовольствием Аматэрасу и ее главной прислужницей. Внутренне же святилище, Найку, в котором находился оракул, отстояло от ворот Гэку не меньше чем на ри.

Пронесясь через ворота, Бандзан поразился странной безлюдности, царившей в Гэку. Ни на паломничей дороге, ни около окружающих ее сотнях построек не было видно ни одного человека, хотя из рассказов знал, что одних только монахов здесь жило несколько тысяч. И это не говоря о том, что еще тысячи паломников должны были толпиться у лавок со всевозможной всячиной на память и ресторанчиков. Лишь в одном месте он успел заметить испуганно таращегося из дверей сарая монаха. Глаза его были расширены, а лицо перемазано землей, как будто он по ней ползал.

Прямая дорога позволяла татикомам показать свое превосходство в скорости перед обычными лошадьми. К тому времени, когда отряд достиг моста через реку Исудзу, Бандзан и его спутники практически нагнали сёгуна.

Токугава пустил свою лошадь по мосту, за ним ринулись и его самураи. Бандзан же притормозил своего татикому и перед самым мостом развернул его, направив в реку. Срочность срочностью, рассудил он, но не в его правилах было ломиться в храм, не совершив хотя бы ритуального омовения. Благо в самом глубоком месте река была по грудь взрослому человеку. Взметнув прозрачную воду, Мотоко нарушил безмятежную гладь Исудзу, смыв дорожную пыль с себя и сандалий Бандзана. Киёмицу, Юи, Камбира и Ивао повторили маневр Бандзана, а вслед за ними, опомнившись от горячки, в воду бросились и остальные всадники. Токугава, бросив взгляд назад, тоже заставил своего коня спрыгнуть с середины моста и остаток пути до противоположного берега продела по дну реки.

Божественный парк, высаженный вдоль усыпанной белым гравием дороги промелькнул в мгновение ока. Отряд растянулся вширь, заняв всю дорогу, так что если в это время Аматэрасу и Тоёукэ со свитой прогуливались по ней, им пришлось уступить ее самураям.

Ручей и следующие тории никто даже не успел заметить, и бешенная скачка замедлилась лишь когда перед всадниками взвилась на дыбы белая лошадь без седока, взмыленная, с мордой, покрытой пеной. Бандзан натянул поводья Мотоко и остановился перед валяющейся прямо на дороге деревянной лошадкой, подарком Аматэрасу небогатой крестьянской семьи. Этих лошадок, начиная от грубо вытесанных из простых деревяшек и заканчивая сработанными из ценных пород и покрытых лаком и узорами, здесь было несколько сотен. Обычно их приносили в дар, прося о небесной милости. Бандзан понял, что они добрались до священной конюшни. Белая лошадь, преградившая им дорогу была синмэ — лошадью, предназначенной Аматэрасу. Кто-то или что-то напугал ее до полусмерти.

Охрана Токугавы выдвинулась вперед, закрыв сёгуна. Подъехавший к ним сбоку Бадзан увидел, что перед распахнутыми воротами священной конюшни лежит несколько окровавленных тел. Судя по одежде это были монахи.

— У кого могло хватить наглости напасть на храм Аматэрасу? — на лице принцессы, гарцующей рядом с Бандзаном, были написаны страх и недоумение.

— Кажется я знаю, кому, — мрачно пробормотал Бандзан и потянулся за мечом. — И если мы их догоним, нам тоже не поздоровится.

Его примеру последовал Киёмицу. Мгновение спустя и весь отряд ощетинился обнаженными мечами.

По приказу Токугавы, несколько самураев спрыгнули с лошадей и бросились внутрь конюшни. Но внутри никого не оказалось. Похоже все, кто не был мертв, разбежались и попрятались.

— К синдэну! — рявкнул Токугава и припустил коня.

Всадники миновали павильон ритуальных плясок кагуру не задержавшись ни на мгновение. С первого взгляда было понятно, что безжалостные нападавшие ни оставили никого в живых и здесь. Под изогнутыми как спины дракона черепичными крышами, укрывавшими павильон, в беспорядке были разбросаны изрубленные тела храмовых танцовщиц. Белые одежды мико оказались пропитаны кровью настолько, что не отличались от их церемониальных хакама цвета охры. Лишь Юи задержалась около павильона, оглядев его расширенными глазами и зажимая рукой рот, чтобы не всхлипнуть.

Синдэн Госёгу, в котором и находился оракул, на фоне изысканных построек святилища смотрелся простовато. Окруженный высоким деревянным забором, синдэн представлял из себя всего-навсего несколько хаотично разбросанных на приподнятой над землей площадке деревянных храмов. Лишь в самом центе двора возвышалась серый шпиль из небесного камня с верхушкой, оплетенной тонкой металлической паутиной — Коодай Дзингу, хранивший машины для связи с богами. Оракул не был творением людских рук — его оставили ками, уходя из земель Ямато.

Простые смертные к оракулу не допускались, но сейчас тканевый покров, по традиции заменявший ворота в Госёгу, был сорван и затоптан. Отряд моментом спешился и с криками ринулся за забор.

Но врага внутри не оказалось. Самураев встретили лишь те же безмолвные мертвецы, что и вдоль дороги. Окровавленными телами монахов был усыпан весь двор, но здесь оказались и живые. Уцелевшие монахи бродили среди мертвецов, выискивая тех, кому еще можно было помочь.

— Что здесь произошло? — прорычал Токугава, едва осмотревшись вокруг.

Взоры нескольких монахов обратились к нему, но все они тут же вернулись к своему занятию. Лишь один из них, седой, невысокого роста и одетый также неброско как все, подошел к сёгуну. При ходьбе он опирался на посох с колокольчиками, точь в точь такой как у Якуси. Очевидно, Токугава знал его, так спешился и поклонился. Этому примеру, на всякий случай, последовали, остальные.

— Приветствую вас, настоятель Дайнити, — произнес Токугава, распрямившись. — Прошу прощения за то, что мы опоздали и не смогли защитить храм. Но у кого хватило наглости напасть на святилище?

— Это были не люди, сёгун, — монах говорил очень тихо и его слова с трудом достигали слуха Бандзана. — Демоны, слуги Эмма.

Последнюю фразу, не смотря на то, что Дайнити не повысил голоса услышали все. Между людей прокатился удивленный ропот.

— Их было немного, не больше двух десятков, но они появились внезапно. Перед приходом демонов на Исэ опустился густой туман, настолько густой, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Только взглядам демонов он не мешал — они появились ниоткуда, ворвались в Гэку на черных конях, дышащих огнем. Подозреваю, что и туман — дело их рук. Убивая всех на своем пути, они проложили себе путь в в Госёгу.

При этих словах у Бандзана в голове как будто сверкнула молния и двор Госёгу исчез в языках багрового пламени. Перед его взором встали три вытянутые фигуры, затянутые в усыпанные заклепками черные кожаные одежды. Одна из них, похоже, была женской — ее длинные волосы струились до земли. Ее спутник держал в руке огромный меч. Огромный настолько, что новоприобретенный тати Киёмицу по сравнению с ним казался ножиком для рыбы. Третья фигура, самая высокая, изломанная как сосна в Идзумо, застыла опираясь на посох. Лиц странных созданий Бандзан не видел, их фигуры постоянно расплывались, но горящие как угли глаза впились в него как копья. Кое как сфокусировав свое внимание на третьем существе, Бандзан понял, что то, что он принял за посох оказалось тепловой пушкой такой же высоты как и ее владелец...

Мелькнула еще одна вспышка и видение исчезло. Потрясенный Бандзан протер кулаками глаза, но мир вокруг больше не менялся.

Настоятель повел рукой.

— Как видите, нам нечего было противопоставить, учитывая внезапность нападения. Много наших братьев погибло при попытке остановить их. Но люди их не интересовали. Пойдемте со мной.

Демоны, подумал Бандзан. Со мной что-то происходит — я видел демонов Эмма. Взяв себя в руки он оглянулся, но никто и не заметил его смятения.

Дайнити повернулся и направился ко входу в оракул. Никакая сила на свете не могла разрушить стен из небесного камня, но ворота Оракула не были созданы ками. Монахи сделали их из вековой секвойи и обили железом. Теперь же они были смяты как от удара гигантским кулаком, и покрыты металлическими потеками. В голове Бандзана снова полыхнуло, ударил нестерпимо яркий луч. Теперь он был точно уверен, что третье существо из видения Бандзана держало в руках тепловую пушку.

Токугава и несколько смельчаков, в том числе Юи и Бандзан, вошли внутрь вслед за Дайнити.

Сотни приборов, размещенных в круглом зале оракула были безжалостно иссечены мечами. Пол устилал ковер из осколков разноцветных стекол и пластинок-фуда, сверкающих в лучах солнца, проливающих свой свет через узкие окна над головами вошедших. По залу бродили монахи со свитками и инструментами, очевидно определяя нанесенный ущерб. Но главное — прямо напротив входа, в причудливом переплетении проводов, труб, прозрачных шаров и приборов с множеством циферблатов, на наклонном серебряном диске, изрезанном таинственными знаками, покоилось Зеркало Аматэрасу.

Зеркало было расколото.

Отражение в нем было разбросано на сотни не стыкующихся друг с другом фрагментов. Кто-то безжалостно ударил по зеркалу мечом, разметав осколки по диску.

Эхо звона от удара гигантского меча, пронзившего зеркало и окружающие его приборы, заметалось внутри головы Бандзана. Картинка в голове, как и осколки зеркала, не складывалась воедино. Страшная фигура с мечом вдруг распалась на две — мужскую и женскую. Женская, закинув голову, назад разразилась смехом, мужская занесла меч над зеркалом. Самого движения Бандзан не видел — образы менялись одна за другой. Вот зеркало разбито, демон давит на него всем телом, поворачивает лезвие и зеркало рассыпается. И тут же оно снова цело. А мгновение спустя перед Бандзаном снова возникает видение занесенного над Оракулом меча.

— Как... как же так? — проговорил Токугава, растерянно шаря глазами по осколкам. — Машины уничтожены, зеркало разбито вдребезги...

При этих словах видения отпустили Бандзана.

— Но мне кажется я слышал, что священное Зеркало нельзя разбить, — слова дались Бандзану с трудом, горло его пересохло. — Неужели это неправда?

— Я бы сказал, что это не вся правда, — ответил ему Дайнити. — Его нельзя уничтожить, так же как многие другие вещи, сделанные ками. Зеркало довольно хрупкое, его можно разбить, но оно тут же соберется само.

— Так в чем же дело? — спросил Токугава. — Что не так? Дело в машинах?

— Нет, — настоятель покачал головой. — Восстановить машины дело трех дней. Мы сами могли бы построить тысячи таких. Но Оракул не будет работать без зеркала. Оно создано богами, а они не захотели поделиться с нами его секретом. И теперь у нас нет никакой надежды связаться с Аматэрасу.

— Неужели зеркало не было защищено магией?

Дайнити вздохнул и продолжил:

— Демонов возглавляли синигами, генералы Эмма. Ведьма Кити и двое ее приспешников — Гонбэ и Исо.

— Но они же существуют только в детских страшилках! — воскликнула Юи.

— Дитя, — Дайнити печально посмотрел на принцессу. — Страшные сказки — всего лишь попытка человека справиться со своим страхом. Когда он взрослеет, ему легче верить в то, что те, кем его в детстве пугали на ночь, не существуют. Но в основе каждой сказки лежит истина, а не человеческая фантазия. Синигами — злобные и могущественные демоны, их магия очень сильна. Кити, Гонбэ и Исо не исключение. Это они разбили защиту и Зеркало, а затем забрали один из его осколков.

— Что?!

— Увы, демоны рассчитали все правильно. Зачем им забирать само зеркало, если достаточно одного осколка, чтобы лишить его силы? Не забывайте, что через зеркало Аматэрасу смотрит на нас, через него проходит ее сила, и вряд ли им удалось унести его далеко. Другое дело — крохотный осколок. Но для нас это ничего не меняет — без самого маленького осколка зеркало мертво.

— Необходимо немедленно выслать погоню! — Токугава сжал рукоять меча.

— Остыньте, сёгун. Как вы будете их искать? Они появились ниоткуда и исчезли в никуда. В Ямато тысячи тайных троп. По какой из них они ушли неведомо. Меня больше волнует вопрос, по какой причине они похитили осколок.

Плечи Токугавы устало опустились. Склонив голову он произнес:

— Ну тут все просто. Мы прибыли в Исэ с императором, чтобы он мог обратиться к Аматэрасу за советом о том, что нам дальше делать. По Ямато катится огромная армия Эмма, которую мы не в силах остановить. Но и это еще не самое худшее — Якуси и Тахо предсказывают еще более ужасные последствия для страны.

— Вот как. И, конечно, они видят Сусаноо, сеющего смертельные ветры?

— Все верно брат, — донесся из-за спин самураев голос Якуси. — Как я погляжу, и тебе досталась своя порция дурных предчувствий.

Воины расступились, пропуская Якуси. Колокольчики на его посохе тихонько позвякивали при каждом шаге.

— И не только предчувствий. Уже несколько дней из южных провинций к нам идут беженцы.

Якуси печально покачал головой.

— Как он успел сюда добраться? — удивленно спросила Юи, толкнув в бок Бандзана.

— Осведомлен об этом не больше твоего, — огрызнулся Бандзан, в раздражении перейдя на ты.

— Давайте покинем это место, — предложил Якуси. — У монахов будет достаточно работы, так что мы им только помешаем. Сёгун, пусть ваши воины и дворцовая гвардия встречают императора. Вряд ли нам теперь угрожает что-нибудь еще.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как Кумадзаве Бандзану и его спутникам пришлось отправиться в погоню за демонами

Дайнити привел гостей в один из тех домов, где жили сами монахи. Кроме сёгуна, Якуси и Дайнити, в дом, по просьбе Якуси, пропустили Бандзана со спутниками и принцессу Юи.

Обитель монахов была просторной, но внутри кроме голых стен и нескольких циновок ничего не обнаружилось. Судя по всему, особой необходимости в создании уюта монахи не испытывали, так что дом скорее походил на казарму. Однако этот факт нисколько не смутил даже Гокомё, когда тот появился.

— Почему за напавшими не выслана погоня? — был его первый вопрос. — Мы теряем время. Демоны уйдут с земель, все еще остающихся нашими, и тогда мы ничего не сможем сделать! Надо выслать поисковые группы, усилить охрану городов...

Ему ответил Токугава:

— Император, гонцы с распоряжениями уже разосланы, но обстоятельства указывают на то, что демоны передвигаются крайне скрытно, и, к тому же, пользуются сильной магией.

— Поверьте мне, император, — добавил Дайнити. — Демоны ускользнут от регулярных войск как вода сквозь пальцы. Есть только один способ вернуть осколок...

— Настоятель! — перебила его Юи. — Вас посетили те же видения, что Якуси и Тахо. Почему же вы не обратились к Аматэрасу?

— Потому что никто из нас не может запустить оракул, — ответил Дайнити. — Он подчиняется лишь тем, кто принадлежит к роду Дзимму. Вы, принцесса, или ваш отец могли бы это сделать, но никто более из здесь присутствующих.

Он печально покачал головой, сунул руку в сумку на поясе и выложил перед собой осколок зеркала.

— Осколки притягиваются друг к другу. Более мелкие осколки всегда тянутся к тому, что побольше. Так, рано или поздно, зеркало восстанавливает свою целостность.

Осколок перед Дайнити зашевелился и развернулся в сторону выхода, скрипя острыми краями по циновке. Присмотревшись, можно было заметить, как он ползет вперед.

Дайнити положил на осколок руку и пододвинул к себе.

— Таким образом, с помощью этого осколка можно будет проследить за тем, куда демоны несут свой и направить за ними погоню.

— Но разве он не покажет на те осколки, что останутся здесь? — спросил Токугава.

— Только в том случае, если они будут находится в одном месте. Этот осколок несколько меньше того, что унесли демоны. Если император даст свое разрешение, монахи разобьют остатки Зеркала и измельчат его до состояния песка...

По комнате пронесся всеобщий вздох. Никто не мог поверить, что настоятель предлагает обойтись со священной многовековой реликвией подобным образом.

Гокомё жестом остановил готовые вырваться у большинства присутствующих крики возмущения.

— Давайте дослушаем настоятеля, — предложил он.

— Благодарю. Полученные крупинки разберут монахи святилища и разойдутся с ними в разные его концы. Таким образом останется только два крупных осколка, один из которых будет у демонов, а второй мы отдадим тому, кто отправится в погоню.

— Но не опасно ли это? — спросил Токугава. — Оракул уже лишился одного осколка. А если и второй пропадет?

— Какая разница? — усмехнулся Гокомё. — Зеркало и так разбито. Оно не работает. От того, что исчезнет еще один его осколок, хуже уже не станет, верно настоятель?

Дайнити кивнул.

— А в случае, если посланные в погоню воины вернут его, у нас будет хоть какой-то шанс.

— Но линия фронта так близко!

— Значит надо стянуть войска к Исэ и обороняться до последнего. Вам придется защитить Оракул хотя бы до того момента, когда возвращен осколок. Или победить Эмма.

— Боюсь в этот раз дело отнюдь не в победе над демонами, — сказал Якуси. — Не смотря на смутность содержания видения, оно однозначно говорит о том, что грядет великое бедствие. Эмма и его войско только бежит от него и не они должны беспокоить нас больше всего.

— Император, я верно вас понял, что вы разрешаете измельчить зеркало и передать осколок отряду, который отправится в погоню? — спросил Токугава.

— Отряду? — удивился Гокомё. — Разве не разумнее будет отправить войска?

— Увы, — покачал головой Токугава. — При трезвом размышлении я пришел к выводу, что демоны покинут Исэ довольно быстро. Они наверняка не зря выжидали до последнего, перед тем как напасть на храм — отсюда до фронта рукой подать. Скорее всего мы не успеем задержать похитителей на своей территории. Но за линией фронта они наверняка почувствуют себя в безопасности и не будут особо скрываться. Мы используем их же стратегию и пошлем небольшой отряд достойных воинов, который сможет скрытно пройти по вражеской земле, отбить или похитить у врага осколок, и вернуться с ним. А если мы двинем за ними войска то, как это не печально признавать, демоны их просто сомнут.

— Итак, император, вы согласны? — спросил Дайнити.

— Увы, но я не вижу другого выхода, кроме как согласиться с вами и сёгуном.

Дайнити подозвал к себе одного из монахов, стоящих у входа и что-то прошептал ему на ухо. Глаза монаха округлились, но он совладал с собой и кивнул, после чего поклонился присутствующим и спешно покинул комнату.

Бандзан устремил свой взор на осколок, снова отползший от Дайнити на приличное расстояние. Какое-то время он целенаправленно двигался к выходу, но затем замер и принялся беспорядочно метаться из стороны в сторону как выброшенная на берег рыбка с блестящей чешуей.

Дайнити достал из своей сумки прозрачный шарик размером не больше кулака ребенка и приложил его к осколку. Закрыв глаза и накрыв шар ладонями, он начал шептать сутры. Между пальцев Дайнити просочились струи света, становящиеся все ярче. Спустя всего несколько мгновений на свет уже невозможно было смотреть без боли в глазах. Став совсем нестерпимым он вдруг мигнул и погас. Вместе с ним стихли сутры Дайнити.

Когда Дайнити отнял ладони от шара, осколок плавал внутри. Его острый конец вычерчивал по стеклу сложные траектории.

— Похоже монахи весьма рьяно принялись выполнять ваше указание, настоятель Дайнити, — пробормотал Токугава, наблюдая за метаниями осколка.

Дайнити улыбнулся.

— Дайте им еще немного времени. Мы же тем временем займемся подбором тех, кто отправится в погоню за демонами.

— Да но... — начал было Токугава.

— Здесь нет ваших советников, сёгун, — прервал его Гокомё. — Нет и моих министров. Поэтому, я думаю, мы управимся с решением этой задачи довольно быстро.

— Я понимаю. Но выезжая в Исэ мы взяли с собой лишь обычную охрану. Большинство наших шиноби или уже на фронте или готовятся туда отбыть! Так что выбирать-то особо и не из кого.

Звякнули колокольчики на посохе вставшего Якуси.

— Я сам отправлюсь в погоню за демонами, — сказал он. — А потому, надеюсь, никто не будет против того, что спутников я выберу сам.

Ни сёгун, ни император ему не возразили.

— Во-первых, это будут воины Кумадзава и Сато. Их преимущества перед тысячами ваших лучших самураев, сёгун, хотя бы в том, что они уже дважды сталкивались с демонами и дважды их победили.

Токугава согласно кивнул.

— Учитель Якуси, позвольте мне взять собой Явату, — обратился Бандзан к отшельнику. — Поверьте, он знает о сражениях с демонами гораздо больше, чем я.

— Ну раз мы заговорили о тех, кто уже сражался с демонами, — добавил Токугава. — Тогда я попросил бы вас, учитель Якуси, взять с собой и моего друга Дзюбея. Это достойный воин — все те сказки, которые рассказывают о нем в Эдо на самом деле не отражают и половины правды.

Не успел он договорить, как за спиной у него раздался хлопок и возникла фигура завернутая в темный плащ.

— Вот, кстати, и он, — усмехнулся Токугава.

— Наверняка подслушивал, — буркнула Юи.

Шиноби поклонился и сел за спиной у сёгуна.

Бандзан вперился взглядом в легендарного Дзюбея, но как ни старался, не мог углядеть в нем ничего такого, что свидетельствовало о том, что сёгунскому шиноби более ста лет. Спутанные волосы, горящий как у Яваты взгляд, лицо перечеркнутое шрамом. Все остальное было скрыто плащом, в который Дзюбей был завернут до подбородка. На вид ему было едва больше тридцати.

Следующим заговорил Гокомё.

— Что ж, необходимо и мне сделать свой вклад. Мне тяжело об этом говорить, но с вами, учитель Якуси, отправится моя дочь Юи. Как вы все знаете, она мало похожа на обычного воспитанника Двора, с детства изучала боевые искусства и механику, так что она тоже не будет вам обузой.

— Но папа... — начала было Юи.

— Помолчи, дочь. Тебе всегда тяжело было при дворе. Ты — самая капризная из всех моих детей, да и вообще всех принцесс, когда либо рождавшихся при дворе. Долгие годы я шел тебе навстречу и выполнял все твои капризы...

— В обмен на приличное поведение! — гневно воскликнула Юи.

— Не забывай, что я мог лишить тебя всего, выдать замуж и отправить в какую-нибудь дальнюю провинцию, — неожиданно рявкнул Гокомё. — Но я всегда потакал тебе. Ты не можешь быть полезна Двору в качестве продолжательницы рода, так постарайся оказаться полезной стране в этом деле.

От того, что отец повысил на нее голос, принцесса съежилась и вжала голову в плечи. Непохоже было, чтобы на нее часто кричали.

— Кроме того, — добавил Гокомё потише. — Не в обиду вам, сёгун, будет сказано, но я хотел бы, чтобы в отряд вошли не только ваши люди.

Токугава пожал плечами, сделав вид, что ему все равно.

— Так что, Юи, ты возьмешь с собой Камбиру и Ивао.

Юи фыркнула и отвернулась.

— Ты чего, испугалась что ли? — спросил ее Бандзан.

— Дурак, — Юи надменно задрала нос. — Я сама хотела попроситься с вами...

Она не договорила. Дзюбей перемахнул через беседующих, задев плащом лицо Бандзана. Рука его пробила насквозь тонкие оконные ставни и в ней оказался отчаянно брыкающийся Ямага. Дзюбей втащил мальчишку внутрь и вопросительно посмотрел на Токугаву.

— Знакомое лицо, — пробормотал тот, пряча улыбку. — Вылитый демон. Шпионил за нами?

От слов Токугавы Ямага побелел как покойник и потерял дар речи.

Вздохнув, Бандзан как можно почтительней обратился к сёгуну:

— Сёгун, к моему огромному сожалению это отнюдь не демон. Этот наглый пройдоха, обожающий совать нос в чужие дела, по ужасному стечению обстоятельств является моим учеником Ямагой Соко.

Он подумал и добавил:

— Кроме того, по неизвестной мне причине, этот бездельник пользуется ничем не заслуженным доверием со стороны учителя Якуси. Но, возможно, и он не будет возражать, если Ямаге отрежут язык, чтобы тот не смог разболтать то, о чем здесь услышал.

Сделав страшную рожу Ямаге, Бандзан провел ладонью по горлу. У мальчишки глаза стали размером с плошку для риса, но, взяв себя в руки, он попытался придать себе достойный вид. Получилось это не очень хорошо, так как при взгляде на него, даже на каменном лице Дзюбея проскочило какое-то подобие улыбки.

— Я думаю, все несколько проще, — скрывая улыбку, проговорил Якуси. — Так как Ямага является учеником Кумадзавы, ему ничего не остается, кроме как пойти с нами. Или ты предпочитаешь потерю языка?

Ямага отчаянно замотал головой.

— Ну вот и славно. Когда мы сможет отправится, брат?

Дайнити покачал головой, глядя на безостановочно рыскающий осколок.

— Учитель Якуси, мы договорились, что отряд будет послан небольшой, — спросил Токугава. — Но не слишком ли он мал?

— Сёгун, кому как не вам знать, что сила не в количестве? — ответил ему Якуси. — Возможно неплохо было бы попросить отправиться с нами кого-нибудь из столичных волшебников, но на это нет времени. Думаю с магией я управлюсь один. А если что, мне поможет принцесса.

При этих словах та покраснела и отвела взгляд от отца.

— Кроме того, — продолжил Якуси, — Я вижу, что наш отряд все равно не полон. По дороге к нам присоединится еще кое-кто. А пока у нас еще есть время, — он бросил взгляд на никак не успокаивающийся осколок. — Я предложил бы моим спутникам подготовится к дороге. Полагаю нам придется немного распотрошить местные запасы.

Бандзан оценил ситуацию правильно и первым выскочил из дома, подхватив за рукав Ямагу. И без того было понятно, что его присутствие становилось лишним. Он и так уже влез в высокие государственные дела гораздо глубже, чем когда-либо рассчитывал. Вслед за ним так же быстро ретировалась Юи, а как исчез Дзюбей Бандзан и не успел заметить.

На улице его встретил изнывающий от любопытства Киёмицу и меланходично жующий сушеные мандарины Явата, разлегшийся в тени дерева.

— Ну, о чем вы там говорили? — набросился на Бандзана Киёмицу и, заметив, болтающегося у него за спиной Ямагу, оторопело добавил. — А тебя-то кто туда пустил?

— Кого бы он еще спрашивал, — Бандзан стряхнул Ямагу и повернулся к нему. — Еще раз такое повторится — я тебе не только язык отрежу, но и все остальное, что без дела болтается! Понял?

Ямага, взглянув на лицо Бандзана, понял, что тут уж не до шуток и испуганно закивал головой.

— Явата, дай-ка мне нож, — обратился Бандзан к мё-о, снимая с плеч содэ.

Явата не глядя швырнул когатану ему в руки.

При этих словах Ямага испуганно отскочил в сторону, спрятавшись за спину Юи, идущей следом.

— Ты что, совсем дурак?! — набросилась та на Бандзана. — Он же еще ребенок!

— Чего?! — Бандзан непонимающе уставился на Юи, а затем перевел взгляд на нож в руке. — Тьфу, пропади оно все пропадом.

Отвернувшись он полоснул ножом по завязкам. Памятуя о стычке на рынке Эдо, он проделал это аккуратно, не задев нижнюю одежду. Сняв до и котэ, Бандзан уложил их под навес дома.

— И ты давай снимай, — он толкнул Киёмицу в бок.

— Зачем это?

— Ты же не собираешься пробираться через земли, захваченные демонами в полном облачении? Так что снимай давай все это, и пошли искать себе походную одежду.

— Что, все так плохо?

— Якуси считает, что мы достойны отправиться в погоню за демонами, укравшими осколок зеркала Аматэрасу. И для этого нам придется тайно идти по землям, захваченным Эмма.

— И Ямаге тоже?

Бандзан вздохнул.

— Да. И хорошо, что только ему. Доброта Якуси не знает границ, но иногда это чересчур.

Бандзан стянул наколенники и пришпорил Киёмицу:

— Давай, давай, пошевеливайся. Когда мы будем ползать по лесам Иги, все это барахло будет тебе только мешать.

Киёмицу принялся распускать завязки и складывать доспехи под навесом. На его лице было совершенно явно написано сожаление о том, что ему не удалось покрасоваться в них подольше. Но при всех своих недостатках, Киёмицу оставался воином, и не мог не согласиться с Бандзаном. Удобные в скоротечном бою доспехи в тайном переходе были лишней обузой.

Расставшись с доспехами, Бандзан и Киёмицу переоделись в припасенную в походных сумках обычную одежду, в момент из важных самураев превратившись в обычных ронинов, тысячами бродивших по стране. Лишь внимательный взгляд мог определить их истинную суть, которую выдавали дорогие мечи за поясами. А как только к ним присоединились Явата, Камбира и Ивао, так отряд и вовсе стал напоминать шайку разбойников с большой дороги.

— Да, — критически заметила Юи, оглядывая собравшихся. — С вами в ночью на Токайдском тракте встретишься, точно от страха штаны испортишь.

— На себя посмотри, — беззлобно огрызнулся Бандзан. — А как ты в своей мастерской выглядела, так тебя и днем испугаться можно было.

Что верно то верно. Юи, счастливо избежав опеки придворных дам, наряжалась так, как ей было это удобно. А удобно ей было в самом простом коротком кимоно без узоров, на которое сверху был наброшен плащ из грубой ткани, и шароварах, заправленных в наколенники. За пояс был заткнут короткий меч и тэссен. Волосы принцессы собрала сзади в конский хвост И хотя по ее лицу больше не была размазана кузнечная сажа, ей пришлось согласиться, что выглядит она под стать своим спутникам.

— Эх, сейчас бы сюда око Тадасу, да сделать картинку на память каждому, — вздохнул Ямага, разглядывая собравшихся.

— И кто, по-твоему, оплатил бы это удовольствие? — фыркнул Киёмицу.

Волшебные аппараты, наподобие того, что снял Бандзана и Киёмицу в Нагое, стоили баснословно дорого. К сожалению они относились к числу тех вещей, в которые приходилось вкладывать слишком много магии. Зато картинки, которые они выдавали, удивительно отличались от работ даже самых искусных художников. Правда сами художники эти аппараты страшно недолюбливали — на получившихся картинках все выглядело слишком реально и похожим на настоящую жизнь. Не любили эти аппараты также и большие чиновники — волшебные глаза Тадасу наотрез отказывались видеть их внутреннее величие и переносить его на тонкую рисовую бумагу. Чиновники получались такие же как и в жизни — маленькие, щуплые и с противными рожами. Поэтому они предпочитали нанять живописца посметливей, чтобы потомкам потом не стыдно было смотреть на их портреты. Так что, в основном, оком Тадасу пользовалась стража для получения портретов разного рода негодяев, за что, аппарат, собственно говоря, и получил свое название.

— А что, жалко что ли? — пожал плечами Ямага. — Хоть какая-то память останется у людей.

— Да ну тебя, дурак, — обиделся Киёмицу. — Тебя вообще никто силой с нами не тянул. Вали вон на все четыре стороны, болтайся дальше по Токайдскому тракту.

— Не пойду я никуда, — огрызнулся Ямага. — Пока сам учитель Кумадзава не прогонит.

От сказанного всем, почему-то, стало грустно. Настроение испортилось, желание разговаривать пропало и каждый принялся искать, чем бы заняться. Появившиеся Якуси и Дайнити их этим занятием обеспечили. Юи и Ивао, вместе с Дайнити, отправились выбирать татиком в дорогу, а Бандзан и все остальные отправились за продуктами.

Сборы продлились недолго. Запасы риса и сушеных овощей, которые мог позволить взять с собой маленький отряд были невелики. Демоны успевали уйти довольно далеко, так что следовало поторапливаться, а значит и обременять себя тяжелыми мешками не стоило.

В этих же целях решили отказаться от лошадей и в поход идти только на татикомах. Во-первых, их не надо было кормить, татикомам достаточно солнечного света. Во-вторых, они были гораздо сильнее и выносливей, а в случае поломки Юи могла их починить. Но увидев, каких татиком держали в монастыре, принцесса пришла в ужас. Их движущиеся детали никогда не смазывали, железные тела покрывали лохмотья ржавчины, а сикигами, поддерживавшие в них жизнь, трудились на последнем издыхании. В конце концов, она отобрала четырех самых сносно сохранившихся татиком и вывела их из стойла.

— Кому-то сильно не повезет, — пробормотала Юи, рассматривая их на свету и прикидывая, что можно успеть исправить до отправления в путь.

— Может быть вам попробовать вселить в них сикигами посильнее? — поинтересовалась Ивао.

— Ох, Ивао, где же я тебе их возьму? — вздохнула Юи. — Чтобы призвать сильных духов надо как следует подготовиться, а у нас времени почти нет. Кажется, проще будет взять лошадей...

— Ну, возможно, — сказал Дайнити. — Я смогу вам помочь. Начертите заклинания призыва, принцесса.

Юи достала тушь и полоски бумаги, и, разложив их прямо на земле у стойла, принялась чертить тайные знаки. Дайнити наблюдал за ней с довольной улыбкой, изредка позвякивая колокольчиками на посохе.

Принцесса закончила писать и поднялась с колен, критически рассматривая написанные заклинания.

— Даже и не знаю, что получится... — протянула она.

Дайнити взмахнул посохом, и моментом взметнувшийся вихрь поднял полоски фуда в воздух.

— Дай-ка кисть, дитя, — Дайнити протянул руку к принцессе.

Получив требуемое, он на мгновение закрыл глаза, прошептал что-то себе под нос, и несколько раз не глядя ткнул кистью, еще роняющей капли туши, в бумажный хоровод. Юи даже не успела заметить, что добавил Дайнити, как полоски вспыхнули и сгорели, оставив в воздухе только бешено крутящиеся иероглифы. Похоже именно этого результата Дайнити и добивался.

— Попробуйте теперь принцессса, — предложил он.

Юи взяла несколько чистых полосок и приложила их к лбам нервно переминающимся с ноги на ногу татиком. Как только из ее уст прозвучало заклинание возврата, на бумаге проявились старые иероглифы, призвавшие в тела татиком сикигами. Увидев их Юи поморщилась — рука, нанесшая их, имела весьма посредственное представление и о каллиграфии и о магии. Оживленные таким образом татикомы годились разве что повозки с мусором возить. Как только знаки проявились полностью, бумага вспыхнула и рассыпалась в пепел. Освобожденные духи радостно взвыли и воспарили над головами татиком, глаза которых остекленели и потухли.

Дайнити взмахнул посохом и вихрь из иероглифов придвинулся к татикомам. Распавшись на отдельные знаки, они легли им на лбы и растворились в железе. Юи показалось, что с неба сорвалось четыре ветвистые молнии, с грохотом обрушившихся на татиком, покрыв их голубой сеткой электрических разрядов. Вихрь, раньше круживший знаки, вырос и взревел штормовым ветром. Несчастные создания задрожали, жалобно скрипя сочленениями, а ржавчина посыпалась с них хлопьями. Внутренности наполнились лязгом разбалансированных механизмов, и когда принцесса решила, что татикомы уже готовы развалиться, все прекратилось и наступила тишина. Лишь слабо потрескивающие электричеством бока татиком и омертвевшая трава вокруг них напоминала о творившемся тут буйстве магии.

— Вот вам, принцесса, и сикигами, о которых вы просили, — произнес Дайнити.

Юи подошла поближе. Внешний вид татиком магия Дайнити не изменила — их все также покрывала ржавчина, суставы были вывернуты и расхлябаны от долгого отсутствия смазки, но звуки, издаваемые механическими внутренностями, изменился. Тонкий слух Юи больше не улавливал стуков и скрипа, характерных для старых машин. Их сменило ровное, едва слышное гудение. Татиком переполняла магическая энергия. Дайнити послал столь мощных духов, что разобрать и починить поврежденного татикому уже было нельзя — железные тела разорвало бы в клочья вместе с тем, кто попытался бы их вскрыть.

— Благодарю вас, настоятель, — произнесла Юи. — Я бы сама никогда не смогла призвать столь сильных сикигами.

— Принцесса, моя роль в истории Ямато столь ничтожна, по сравнению с вашей, что это самое малое, что я мог для вас сделать.

— Вы видите будущее? — в голосе Юи прозвучала надежда. — Мы сможем вернуть осколок и спасти страну?

— Это, дитя, зависит только от тебя и твоих спутников. Не нужно быть провидцем, чтобы понять простую вещь — судьба Ямато зависит от успеха этого похода.

— Жаль, — прошептала принцесса.

— Не стоит жалеть об этом, — Дайнити покачал головой. — Если бы будущее было определено раз и навсегда, жизнь потеряла бы всякий смысл.

— Да, конечно... — Юи взяла татиком за поводья и повела за собой.

Они вернулись к дому, около которого стояли остальные члены отряда. Мешки с припасами были распределены между их татикомами, кроме того Бандзану удалось раздобыть несколько приличных луков. От идеи прихватить с собой тепловые ружья пришлось отказаться — их главный недостаток состоял в том, что после пары выстрелов они превращались просто в железные палки если рядом не было машин для подзарядки. Каждая из таких машин была размером с танк.

Приведенные Юи татикомы достались Якуси и Дзюбею. Еще одного, самого здорового, Юи специально отобрала для Яваты. Обычный татикома был ему маловат по росту, но каким то чудом в храмовых конюшнях оказался огромный тягловой татикома. На лбу его какой-то шутник выцарапал иероглиф "яма". Хотя он и не находился в таком запущенном состоянии, как остальные татикомы, принцесса все-таки опасалась, что механизм не выдержит веса Яваты. Но теперь, с вселенным Дайнити сикигами, этого можно было не бояться.

— Явата, — обратился к мё-о Бандзан, глядя как тот пристраивается на спине татикомы. — Не будешь ли ты столь любезен взять с собой и Ямагу. Места у тебя достаточно.

— Как скажешь, — пожал плечами Явата. — Свободный татикома никогда не помешает.

Прежде чем Ямага успел высказать свое мнение, Явата схватил его за шкирку и водрузил у себя за спиной.

— Вот так значит, — надулся юный философ. — По-вашему я и ездить верхом не умею?

— А что, умеешь? — спросил Бандзан.

— Э-э... нет.

— Ну тогда и не выступай. Будет время, научим тебя сносно в седле держаться, а сейчас нам торопиться надо.

Бандзан направил своего татикому к негромко переговаривающимся Дайнити и Якуси.

— Простите, мы можем выдвигаться? — спросил он.

Дайнити прервал свою речь и повернулся к Бандзану.

— Нет причин задерживаться, — сказал он. — Монахи завершили свою работу.

В руках у Дайнити плавал осколок. Шар стал настолько прозрачен, что его почти не было заметно и уверенно нацеленный на юго-запад осколок, касалось, висел в воздухе.

Якуси подошел к выделенному ему татикоме и ловко запрыгнул в седло, чем немало удивил Бандзана. Дайнити протянул ему шар, но Якуси жестом отклонил его.

— Осколок возьмешь ты, Бандзан, — сказал он.

— Я?! — поразился тот. — Но я же не волшебник...

— А магия здесь не при чем. Осколок укажет, куда нам идти в любых руках. Тебе же предстоит вести отряд.

Бандзан вздохнул и принял шар из рук Дайнити. Тот оказался теплым и чуть подрагивающим в ладони. Убедившись, что осколок по-прежнему указывает на юго-запад, Бандзан убрал его в сумку на поясе и оглядел собравшихся.

— Ну, если все готовы... Пора отправляться.

Удивительна была группа, провожающая отряд в дорогу. Не каждый день император и сёгун выходят напутствовать простых самураев.

Гокомё стоял на пороге монашеского дома мрачный и задумчивый. Его глаза прятались в тени, лицо окаменело и даже с Юи он попрощался без особой нежности. Остальным он просто пожелал удачной дороги. Лишь на одно мгновение Бандзану показалось, что он поймал на себе взгляд императора и в голове его снова полыхнула вспышка, но никаких образов она не принесла. Бандзан покачнулся в седле, а когда выпрямился, Гокомё уже смотрел в другую сторону.

Да что же со мной такое творится, подумал Бандзан. Этак он скоро как придворная дамочка в обморок падать начнет.

По части мрачного выражении на лице, Токугава мог посоперничать с Гокомё. Отъезжающим он передал одну из своих личных печатей, по предъявлении которой ни один человек в Ямато не мог каким либо образом воспрепятствовать или отказать в помощи отряду. Печать эта была весьма кстати, учитывая что в стране вводилось военное положение и рано или поздно отряду придется проходить по войсковым позициям. И все же, не смотря на мрачный настрой, Токугава пожелал всем поскорее вернуться. Выражение же его глаз говорило о том, что ждут отряд обратно только с возвращенным осколком.

Лишь на лице Дайнити все также покоилась печальная улыбка.

— Прощайте, — сказал он и добавил для Юи. — Помните, принцесса — будущее не определено и зависит от вас.

Юи, смутившись, отвернулась. Зачем было повторять, то, что она уже слышала? Лучше бы Дайнити предсказал им удачу в походе. И отвернувшись, принцесса не увидела, как губы Дайнити шевелятся, складывая молитву об удачном исходе.

Как только отряд скрылся из вида, Гокомё обратился к Дайнити и Токугаве.

— Ну что же, для того, чтобы оживить Оракул было сделано все, что можно. Не пора ли нам вернуться к делам Ямато?

Токугава напряг и расслабил затекшие плечи.

— Настоятель Дайнити, — сказал он. — Боюсь вам это не понравится, но в ближайшие дни нам придется превратить святилище в крепость. Мы не можем рассчитывать, что ваш брат и его спутники быстро управятся с заданием, а война подходит все ближе.

Дайнити пожал плечами.

— Что ж, среди нас осталось еще множество монахов, которые не забыли, как они сражались во времена Сингоку Дзидай. Тогда почти каждый монастырь был крепостью, и Исэ не исключение. Я думаю, вы будете приятно удивлены тем, как ками, уходя из земель Ямато, позаботились о том, чтобы Оракул был защищен от нападения.

Он вздохнул и добавил:

— К сожалению даже боги не смогли предусмотреть наглой вылазки демонов в мирное время... Пойдемте, сёгун, я покажу вам наши защитные приспособления.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, при каких необычных обстоятельствах Кумадзаве Бандзану и его спутникам повстречался монах Такедзо

Мерно покачиваясь в седле татикомы, Бандзан предалвася размышлению о предстоящем, рассеяно разглядывая утоптанную ногами и колесами дорогу под ногами. Его беспокоило то, что идти предстояло по совершенно незнакомым провинциям, в которых не бывал ни один из его спутников. На карту, лежавшую за поясом у Бандзана, особенно рассчитывать не приходилось — идти ими можно было только до линии фронта, протянувшейся через провинции Бинго и Аки. А скорее всего к тому моменту, когда отряд туда доберется, это будет глубокий тыл армии Эмма — Бандзан не сомневался, что Токугава уже отправил приказы об отступлении через волшебников. Конечно, сбиться с пути было бы довольно трудно, учитывая, что осколок всегда показывал куда идти, но Бандзана интересовали тайные, короткие тропы. Если сейчас путь пролегал по главным дорогам, то, как только они оставят позади войска бакуфу, о них придется забыть. По части пути, как выяснил Бандзан, их мог провести Дзюбей, однако после Тамбы, начинались земли, о которых даже он имел весьма посредственное представление.

Когда вокруг дороги поднялся глухой лес, в котором исчезли последние следы пребывания человека, Бандзан решил поделиться своими сомнениями с Якуси, поравнявшись с его татикомой.

Выслушав самурая, Якуси лишь пожал плечами и сказал:

— Бандзан, как я уже говорил, мы еще встретим недостающих спутников по дороге. Уверен, что один из них окажется именно тем, кто нам нужен.

— Хотел бы я тоже быть так уверен, — вздохнул Бандзан, которому слова Якуси не показались убедительными.

Они подъехали к очередному выпирающему из земли мешку Фудзина. Как и везде, лес вокруг него отступил, оставив лишь причудливо искрученные кусты и жухлую траву. Бандзану показалось, что он слышит запертый внутри ветер, воющий в бессильной злобе. Остановившись, он прислушался. Мешок действительно издавал вибрирующий глухой гул.

— Удивительно, правда? — Якуси остановился рядом.

— Учитель, как вы думаете, здесь и вправду заперт ветер?

— Сложно сказать, Бандзан. Мы мешком Фудзина эту штуку считаем только потому, что другого объяснения нет.

— А что же еще это может быть?

Якуси не ответил.

Бандзан спустился с татикомы. Едва он коснулся земли, как почувствовал пронизывающую ее дрожь, незаметную при езде верхом. Рядом спешился Дзюбей. Опустившись на одно колено, сёгунский шиноби приложил к земле ладонь.

— Раньше такого не было, — произнес он. — Земля не тряслась. И в мешках было тихо.

— Может быть ветер, который там спал, проснулся?

Словно в ответ на слова Бандзана, земля под ногами ощутимо дрогнула.

— Не хотел бы я быть здесь, когда он вырвется оттуда, — пробормотал Дзюбей. — Поехали, мы только время теряем.

Отъезжая, Бандзан обернулся бросить на мешок последний взгляд. Злобные беснующиеся ветра Сусаноо, присутствовавшие во сне Якуси, не из мешков ли Фудзина они будут выпущены?

Отряд углубился в лес. Пока дорога вела в том же направлении, что указывал осколок, и Дзюбей посоветовал с нее не сворачивать. Так прошел не один час, и за это время изменилось только одно — деревья, угрюмо шелестевшие верхушками, стали еще выше, погрузив дорогу в полумрак. Скрывшееся за пеленой облаков солнце едва-едва освещала разбитую узкую колею, вьющуюся между елями, помнящими еще времена вражды Минамото и Тайра.

Первым неладное почувствовал Дзюбей. Догнав Бандзана, он жестом остановил его.

— Спешимся, — предложил он. — Впереди шум.

— Какой шум? — поинтересовался Киёмицу.

Дзюбей пожал плечами.

— Мы что теперь, от каждого пьяного дровосека шарахаться будем? — недовольно пробормотал Киёмицу, но с татикомы слез.

— Думаешь засада? — спросил Бандзан Дзюбея.

Тот покачал головой.

— Если это засада, то в нее уже кто-то попался.

— Посмотрим? — предложил Бандзан.

Дзюбей кивнул.

— Впереди что-то происходит, — сообщил остальным Бандзан. — Я и Дзюбей пойдем вперед, посмотрим в чем дело, а вы давайте потихоньку за нами. Не исключено, что лучше будет пойти в обход.

Дзюбей, как выяснилось, прыгал ничуть не хуже Бандзана. Запрыгнув на дерево, шиноби скачками понесся вперед, оглядываясь, чтобы посмотреть, успевает ли за ним Бандзан. Тому бегать по огромным веткам было не так привычно как по городским крышам, но приноровившись, он через десяток-другой прыжков догнал Дзюбея. Однако сколько Бандзан не прислушивался, никаких звуков боя ему услышать не удалось. Он уже начал сомневаться, не ошибся ли Дзюбей, как одно из деревьев сотряс удар. Ухватившись руками за ветку, Бандзан посмотрел вниз.

В глаза сразу бросилась оползающая по стволу фигура в длинных кожаных доспехах, оставившая огромную вмятину. От такого удара у человека не осталось бы ни одной целой кости, однако врезавшийся в дерево поднялся, и, издав гортанный рык, бросился обратно.

Дзюбей, пристроившийся на соседней ветке, жестами показал Бандзану, что надо спуститься и сам скользнул вниз.

Толстая смолистая кора вокруг вмятины лопнула, обнажив белоснежную сердцевину, забрызганную густой противно пахнущей черной жижей. Бандзану не надо было особенно напрягать память, чтобы вызвать образ обезглавленного они, заливающего кровью рыночную площадь. Без сомнения здесь был ранен демон.

Бандзан посмотрел на Дзюбея, который согласно кивнул ему. Все-таки это была засада, которую оставили синигами, чтобы задержать погоню. Но кто попался в нее? Бросив взгляд в направлении, в котором скрылся демон, Бандзан удивленно почесал голову. Кто бы там не сражался, к числу слабаков его не причислишь.

С дерева Бандзану было видно, что дорога делает крутой поворот — крайне удобное место для засады. Ничего не подозревающий путник попадал прямо в лапы поджидающим его демонам. Отмечая направление полета демона, к месту засады вела просека из разметанных в стороны кустов, изломанных молодых сосен и канавы, которую пропахало в земле его тело. Из-за поворота, Бандзан теперь явно это слышал, доносились вопли и громкие удары.

Проскочив еще пару веток, Бандзан и Дзюбей оказались прямо над полем боя. Как и следовало ожидать, по изрытой ямами дороге кружило с десяток демонов, обряженных в одинаковые доспехи. Еще парочка украшала собой ветви ближайших сосен и, похоже, уже была не в состоянии принять участие в потасовке. Прямо под Бандзаном в стволе торчало скрученное чуть ли не в спираль тепловое ружье, ушедшее под кору на добрый сяку. При таком раскладе Бандзан ожидал обнаружить на дороге сражающимся небольшой отряд самураев какого-нибудь воинственного даймё, но к его безмерному удивлению, кроме демонов, там оказался лишь один монах-ямабуси в соломенной шляпе и потрепанном кимоно. Монах раскидывал демонов в одиночку, а из оружия у него наличествовал лишь деревянный посох, которым он орудовал как мечом. Демоны бились совсем неплохо, и вооружены были настоящими мечами, да только монах скользил между ними как вода, огибающая камни, периодически отвешивая посохом затрещины, отправлявшие демонов на знакомство с очередным деревом. Будь в его руках настоящий меч, демонам бы пришлось гораздо хуже. Но Бандзан заметил, что монах уже далеко не молод и под шляпой развивается седая борода, а демоны продолжали наседать не выказывая не малейшего желания отступить. Рано или поздно у старика должны были иссякнуть силы.

Бандзан вынул мечи и сиганул вниз.

На появление самурая монах не обратил ни малейшего внимания и продолжал лупить демонов. На его лице не дрогнул ни единый мускул — старик полностью погрузился в бой. Степень концентрации была удивительной, как видно он не один год провел упражняясь в боевых искусствах. Не смотря на внешнее отсутствие реакции на появление новых участников, Бандзан не сомневался, что монах уже учел его и внес поправки в тактику боя.

Демоны же встретили Бандзана куда как более прямолинейно — трое, оставив в покое монаха, бросились на самурая. Как только первый демон приблизился к Бандзану на расстояние удара, мир превратился для самурая в набросок на листе бумаги. На пейзаже, расцвеченном редкими призрачными мазками, несколькими точными росчерками кисти легли траектории движения противников.

Первый демон не рассчитал скорость и был рассечен надвое. Преимущество Бандзана перед монахом состояло в том, что его меч рубил демонов намертво, а не калечил как деревянный посох. Уходя от удара второго и рассекая его вакидзаси, Бандзан автоматически отметил, что справа от него приземлился Дзюбей, немедля прикончивший последнего из трех напавших демонов.

Потеряв в первые мгновения боя троих, демоны пришли к выводу, что монах для них не главная угроза и переключились на Бандзана и Дзюбея. На ямабуси продолжали наседать двое вооруженных нагинатами, а остальные направились к вновь прибывшим.

Условия схватки были почти как на учебе в додзё и Бандзан уже знал, как произойдет бой с оставшимися демонами. Главное — здесь не было тесноты и толкотни, как в доме семьи Куга, а враг уже измотан беспощадными ударами монаха. Обменявшись серией выпадов, Бандзан развалил первого демона пополам. От ударов следующего Бандзану пришлось несколько раз увернуться, загоняя противника в невыгодную позицию. Как только тот оказался прижат к дереву, большой меч рассек ему наискось грудную клетку, попутно глубоко врезаясь в ствол дерева. Бандзан не успел вытащить его, как уловил движение за спиной. Нырнув вниз, он ощутил ветер, пронесшийся над головой, и лезвие меча, едва не сбрившее ему волосы на макушке. Разворот, рывок вперед и демон испуская хрипящие звуки, выронил клинок. Бандзан загнал ему вакидзаси точно в кожаную горловину доспеха. Ухватившись за рукоять, он толчком ноги освободил меч из дерева. Бой был окончен за несколько десятков ударов сердца.

Дзюбей управился со своими противниками гораздо быстрее Бандзана. Мысленно прокручивая перед глазами ход сражения, Бандзан увидел, что Дзюбей рассек обоих демонов одним длинным движением меча. Чтобы достичь такой отточенности техники ему, Бандзану, еще предстояло долго тренироваться.

Покончив со своими противниками, Бандзан и Дзюбей поспешили на помощь монаху, но, как выяснилось, тот и сам прекрасно управился. Один из демонов, нападавших на него, валялся посреди дороги с переломанной шеей, второй трепыхался под ногами старика. Руки демона были выбиты из суставов и под неестественным углом торчали из тела. Монах вскинул посох и резким ударом направил его в висок поверженного. Хрустнула кость, демон дернулся и обмяк.

— Не очень-то ты сострадателен для монаха, дедушка — прокомментировал Дзюбей, вытирая лезвие меча. — Не думаю, чтобы о чем-то таком говорилось в учении Будды.

— Учение Будды говорит только о том, что нельзя причинять вред живым существам, — монах перешагнул труп. — А не о том, что мирный монах не имеет права защищаться от распоясавшихся демонов.

Бандзан уставился на повисшего дереве демона. Сук, на котором тот болтался, отстоял от земли на пару-тройку кэнов.

— Ну, не такой уж ты и мирный, — фыркнул Бандзан.

— Так и времена не такие уж и мирные, — парировал монах. — Не за вами ли они охотились?

— А ты сам-то, дед, кто такой, чтобы вопросы задавать? — насторожился Бандзан.

— Ну и молодежь пошла, — покачал головой монах. — Меня зовут Такедзо, молодой человек. И я, как ни странно, самый обыкновенный странствующий отшельник-ямабуси, вряд ли представляющий интерес для посланников Эмма. Они ведь не меня ждали, так?

Бандзан кивнул. Вот-вот должны были подтянуться остальные и скрывать от монаха, по чьей вине на него набросились демоны, не имело особого смысла.

— Меня зовут Кумадзава Бандзан, — представился он. — А это Ягю Дзюбей Мицуёси. Мы оба служим сёгуну и сопровождаем в пути на запад одно знатное лицо. Позвольте выразить сожаление, что из-за нас у вас возникли неприятности.

Он присел на корточки рядом с одним из тел. Демон изрядно походил на человека, только кожа у него поражала неестественной бледностью, а от выпуклых белесых как у рыбы глаз тянулись по лицу странные полосы. Все остальные тела на поле боя выглядели также. Меч, лежащий рядом, был хорошей ковки, но начисто лишен каких либо отметок мастера. Носили демоны длинные до пят легкие доспехи, удивительно похожие на женское кимоно. Доспехи казались составленными из тысяч продубленных кожаных полосок, разделявшиеся в районе пояса на четыре широкие полы, прикрывающие ноги. Выше пояса, под кожей находились непонятно как соединенные металлические обручи. Голова каждого демона была затянута в кожаный шлем, украшенный очками с темными стеклами — очевидно они плохо переносили дневной свет.

Стоило Бандзану протянуть руку, чтобы прикоснуться к странному доспеху, как в голове у него в очередной раз полыхнул свет. Дорога, окруженная темными деревьями завертелась, перед глазами замелькали тени...

Как только безумный хоровод прекратился, Бандзан обнаружил, что он снова видит собой троицу синигами из Госёгу, окруженную коленопреклоненными демонами. Определить сколько их Бандзану не удалось, но он, Дзюбей и Такедзо точно уложили не всех. Картинка дергалась и плыла, Бандзану казалось, что его кружит как лист осенним вихрем. Внезапно в уши проник странный звук, как будто на сквозняке зашуршали сотни бумажных полосок. Чувство от этого возникло настолько неприятное, что у Бандзана встал дыбом каждый волосок на теле. В смятении он осознал, что это не шелест, а голос ведьмы Кити, стоящей на дороге, и он даже понимает отдельные слова. Кити отдавала приказания, вытянув руку и жестикулируя длинными и тонкими как лапы паука пальцами, оканчивающимися острыми белыми когтями. На этот раз Бандзану удалось взглянуть ей в лицо. В отличие от детских сказок, где ведьму изображали седой уродливой старухой, с головы настоящей Кити струился каскад черных тяжелых волос, а кожа удлиненного красивого лица оказалась фарфорово-белой как у столичных аристократок. Но из-под приоткрытых черных губ виднелись клыки, а на черной полосе, проведенной через от уха до уха, как огонь из недр горы Осорэдзан горели глаза. С такой красавицей даже Киёмицу не рискнул бы встречаться...

Ведьма прошелестела приказание, и десяток демонов, безмолвно похватав лежащие рядом мечи, разбежались по деревьям. Бандзан мысленно потянулся ближе к Кити, но в то же мгновение в голове его снова взорвался свет, и видение рассыпалось на осколки, оставив его в недоумении трясти головой.

— Занятные ребята, — рядом с Бандзаном стоял Дзюбей, рассматривая демона. — Никогда таких не видел.

— Откуда они вообще такие берутся? — Бандзан скривил губы.

— Из людей, которые при жизни не отличались особой праведностью, — ответил ему Такедзо. — Учение Будды гласит, что у каждого, кто не хочет жить по законам этого мира, есть шанс после смерти переродится в подданного Эмма. Тогда все хорошее, что в нем было, умрет, а его ущербная душа подпадет под власть темных сил Эмма и возродится в ущербном теле.

— Не особо-то они ущербные, — сказал Бандзан. — Вас они успели хорошо погонять.

Монах удивленно вскинул бровь.

— Вам стоили не вмешиваться в бой, а подождать еще немного. Тогда, думаю, вы бы не усомнились, что главное условие победы не мышцы и сталь, а сила духа.

— Кто бы сомневался, дед, — отмахнулся Дзюбей. — Ты нас еще будешь пути воина учить. Пошли отсюда, Бандзан, вон уже наши идут.

Издавая громкий топот и нисколько не скрываясь, из-за поворота показались Киёмицу, Явата, Камбира и Юи с оружием наперевес.

— Ого, — воскликнул Киёмицу останавливаясь. — Что здесь случилось?

— Мы вас так и не дождались, подумали что вы все-таки попали в засаду,— добавила Юи.

— Синигами оказались достаточно умны, чтобы догадаться, что их будут преследовать, — ответил Бандзан. — Но таким способом задержать надолго им нас вряд ли удастся

— Должно быть они очень торопятся покинуть провинцию, раз оставляют своих на верную смерть, — сказал Явата, бродя между разбросанными по дороге трупами. — Им дорого каждое мгновение...

Из-за поворота вышли Якуси и Ямага, ведущие татиком.

— Что показывает осколок? — спросил Якуси, бесстрастно оглядев поле боя.

Бандзан достал из сумки волшебный шар. Острый нос осколка по-прежнему был повернут на юго-запад.

— Так вы сами преследуете синигами? — удивленно спросил Такедзо, о котором на время все забыли. — Простите за излишнее любопытство, но чем вызвана такая необходимость? И почему я тогда не вижу ни одного волшебника?

— Брат Такедзо! — Якуси похоже очень обрадовался, увидев старика. — Как, право, неожиданно вас здесь видеть! Что вас привело сюда в такое время?

— Учитель Якуси, — расплылся в улыбке монах. — Так вы и есть та важная персона, которую сопровождают эти самураи?

Якуси кивнул.

— Вообще-то я направлялся на запад проверить достоверность удивительных слухов о творящихся там вещах, — сказал Такедзо.

— Это уже лишнее. Все, что вы могли слышать — чистая правда.

— Значит война, — нахмурился Такедзо. — Как жаль, люди только успели вздохнуть спокойно...

— Увы, это не все. Генералы Эмма напали на оракул Коодай Дзингу и похитили осколок зеркала Аматэрасу.

— Вот как! И зачем им это?

— Очевидно, чтобы люди не могли обратиться к Аматэрасу за советом. Война, знаете ли брат Такедзо, не самое страшное — нам стоит опасаться того, что Ямато скоро вообще исчезнет с лица планеты...

Бандзан зевнул. Историю про сны и Сусаноо он слышал уже много раз, даже кошмары наяву мучить стали. Он поднялся и отошел от беседующих монахов.

— Это кто? — спросил его Киёмицу.

— А ты сам не видишь? Монах. Дерется здорово. Если бы у него меч был, а не эта деревяшка, мы бы с Дзюбеем уже только на трупы посмотреть успели бы.

Юи бросила взгляд в сторону монаха.

— Наверное какой-нибудь знатный самурай был при Нобунаге или Тоётоми, — сказала она. — Навоевался во времена Сенгоку Дзидзай по самое нехочу, а теперь удалился от дел и молится Будде.

— Для того, кто посвятил себя пути Будды, — Бандзан повел взглядом в сторону разбросанных трупов демонов. — Этот дед больно лихо своей палкой орудует. Да и любопытен он чересчур для монаха... Какое дело может быть простому ямабуси до того, что творится на юге?

Юи пожала плечами.

— Все, Бандзан, собирайся, поедем, — к ним подошел Дзюбей. — Якуси говорит, что монах с нами решил ехать.

Бандзану и в голову не пришло поспорить с тем, что они берут с собой первого встречного. Очевидно, что монах был одним из тех недостающих их спутниках, о которых так туманно выражался Якуси. Но кто он такой, этот Такедзо? Вспоминая его сражение с демонами, Бандзан не мог отделаться от ощущения, что дед даже не дрался в полную силу, поджидая пока не явятся он и Дзюбей.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как принцесса Юи впервые столкнулась с нелицеприятными сторонами войны

После стычки с демонами отряд спокойно двигался по дорогам Кавати, не встречая более никакого сопротивления. Бандзан не сомневался в умственных способностях синигами и прекрасно осознавал, что им теперь все известно о нем и его спутниках. До самой линии фронта отряду вряд ли придется опасаться засады, уж больно синигами торопятся. А вот за фронтом самый распоследний сикомэ будет носом землю рыть в их поисках.

Население деревень, мимо которых проезжал отряд, было уже осведомлены о приближающейся войне, но особого страха пока не испытывало. Беженцы с юга, которые могли бы рассказать страшную правду, были все еще малочисленны. Об этом позаботились военные эвакуационные команды. По пути отряда Бандзана попалось лишь несколько крестьянских семей, передвигавшихся в сторону столицы самостоятельно.

Однако к вечеру третьего дня все изменилось. Сначала отряду повстречались войсковые колонны. Их командиры так торопились занять новые, оборонительные, рубежи, что на Бандзана и его спутников не обратили ни малейшего внимания.

Затем потянулись беженцы. Очевидно, что дела шли из рук вон плохо. Речь уже шла не об организованной эвакуации войсками бакуфу, а о массовом бегстве. Целые крестьянские семьи везли свой нехитрый скарб на повозках, запряженных волами и татикомами. Бандзан сперва пытался расспрашивать их о том, почему они бегут, но вскоре понял, что это бесполезное занятие. Среди них не было ни одного человека, который видел бы демонов Эмма своими глазами. Слухи об их наступлении с чудовищной скоростью распространяли дезертиры, а идущие на юг непрерывным потоком войска даймё отнюдь не вселяли в крестьян уверенность. Никто не стал дожидаться, пока демоны доберутся до их деревень. А вскоре появились армейские гонцы, которые объявили, что войска скоро начнут отступать и деревни будут сданы врагу. Так как организовать вывоз крестьян ни времени, ни сил у военных не было, им предложили выдвигаться в сторону Эдо самим.

— Ну, если дело так и дальше пойдет, — сказал по этому поводу Киёмицу. — То мы очень скоро окажемся за линией фронта.

К вечеру отельные группы, движущиеся навстречу, превратились в сплошной поток, а войска исчезли совсем. Очевидно для отхода они использовали другие пути. Все чаще стали попадаться брошенные и разграбленные повозки. А когда уже совсем стемнело, отряд наткнулся на догорающие остатки перевернутого грузовика. Вещи, раньше находившиеся в его кузове, оказались разбросаны по дороге и растоптаны сотнями ног и колес. Около грузовика лежало несколько тел.

Бандзан и Явата спешились, чтобы посмотреть, можно ли кому-нибудь еще помочь. Изредка проезжавшие мимо беженцы опасливо жались к обочине, но никто не высказал намерения помочь пострадавшим.

— Судя по ранам, это передрались крестьяне, — сказал Явата, рассматривая окровавленные трупы. — Похоже не разъехались в узком месте.

Тела, одно мужское и два детских, были изуродованы чем-то тяжелым, скорее всего цепами. Те, кто убил их, не были мародерами. Грузовик остался неразграбленным, хотя понятно было, что его могло себе позволить только достаточно зажиточное семейство. Машину только столкнули с дороги и подожгли.

— Э, да тут похоже есть кто-то живой! — Бандзан отодвинул нависавшую над землей здоровую еловую лапу.

Вжавшись спиной в дерево, под ветвью сидела измазанная в крови женщина в разодранной одежде. Ее левая рука безжизненно свисала из разорванного рукава, правой она прижимала к себе издающий слабые попискивания сверток. При виде Бандзана, женщину охватил ужас, из ее глаз брызнули слезы, она отчаянно заскребла ногами, пытаясь вжаться в дерево и прикрыть собой сверток.

При виде такой реакции тому оставалось лишь покачать головой. Женщину напугали до невменяемого состояния, но это было дело рук отнюдь не демонов, а его, Бандзана, соотечественников.

— Успокойтесь, милая, — к Бандзану подошел Якуси. — Мы не собираемся причинить вам вреда.

Якуси, в отличии от Бандзана, страха у женщины не вызывал. Он пробрался к ней под ветвь и принялся гладить по голове, шепча какие-то слова успокоения.

К Бандзану подъехала Юи.

— Какое варварство, — на лице принцессы было написано отвращение. — Как люди могут так поступать?

— Они боятся, принцесса, — ответил ей Явата. — Сейчас они не думают ни о чем кроме как спастись... Смотрите.

Он повернулся к в сторону проезжавший повозки, запряженной парой волов.

— Эй, уважаемый, — обратился Явата к крестьянину, правившему повозкой. — Не будете ли вы столь любезны помочь нам и отвезти эту женщину к лекарю?

Крестьянин, только услышав звук голоса Яваты, вжал голову в плечи и подстегнул вола. Натужно скрипя плохо смазанными осями, повозка скрылась в темноте.

— Отвратительно, — пробормотала принцесса. — Надо было отвесить ему пару ударов палкой, тогда бы он уж точно согласился.

— И за первым же поворотом перерезал ей горло и сбросил с повозки. Если народ Ямато выживет и в этой войне, в храмах будет не протолкнуться от жаждущих замолить грехи.

— Но это... это так отвратительно! Неужели они не понимают, что творят?

— Нет, принцесса. Под действием страха человек превращается в животное. Так что, если верить нашему монаху, царство Эмма, похоже скоро пополнится огромным количеством подданных. Это обычное дело для войны...

— Какое?

— Как ни отвратительна война сама по себе, но на ней легче всего отделить людей от животных. Впрочем, вы и сами это видите.

Якуси, между тем, полностью успокоил женщину и забрал у нее завернутого в тряпки полузадушенного ребенка.

— Так, с ребенком все в порядке, — сказал он. — А вот мать придется немого подлечить.

Он вынес ребенка из-под ели и протянул было его Юи, но затем передумал и отдал стоящей рядом Ивао.

— Ивао, будь любезна, присмотри за младенцем, пока я занимаюсь его матерью.

— Какой хорошенький, — обрадовалась Ивао, принимая малыша.

Юи подъехала поближе и принялась рассматривать ребенка. Ничего хорошенького она в нем не разглядела — ребенок был страшен как черт, чумаз, и, как только отдышался, принялся орать. От этого черты его лица исказились и приобрели еще большее сходство с они. Кроме того, младенец пролежал в этих тряпках весь день, и от него теперь ощутимо пованивало.

— Знаешь, Ивао, — Юи стронула своего татикому в сторону. — Ничего хорошенького я в нем не вижу.

Ивао улыбнулась.

— Поэтому Якуси и не дал его вам. Поверьте, все дети хороши, просто некоторых надо получше отмыть.

Она принялась покачивать орущего младенца, успокаивая его.

В это время Якуси занимался раной матери. С некоторым трудом изъяв у Киёмицу тыкву с сакэ, Якуси смыл запекшуюся кровь и внимательно осмотрел руку.

— Сломана в двух местах, — с горечью констатировал он. — Что ж...

Он закатал рукава повыше и наложил ладони на места переломов. Закрыв глаза, Якуси зашептал сутры, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

— Ух ты, — восхищенно прошептала Юи. — Так он оказывается целитель!

— А ты что, не знала? — хмыкнул Бандзан. — Якуси что хочешь вылечит. За ним все самые знатные чиновники в Эдо на коленях ползают, кто что умоляет вылечить.

— А он?

— А ему что? Он такой человек — ему что даймё, что простой гончар. Кого захочет, того и вылечит.

— Так он что, еще и денег за это не берет?

— Нет. А зачем они ему? У нас в Эдо его каждая собака знает. И я представить себе не могу такого сумасшедшего, который бы ему в чем-нибудь смог отказать. Даже сёгун к его советам прислушивается.

Лечение руки женщины не отняло у Якуси много времени. Как только он привел ее в порядок, та пришла в себя и позволила вывести из-под дерева. Говорить нормально женщина еще не могла, но едва оказавшись на дороге, тут же принялась искать своего ребенка, которого немедленно получила из рук Ивао.

Якуси подошел к Бандзану.

— Что будем делать, господин Якуси? — спросил тот. — Мы ведь не сможем тащить ее и ребенка с собой.

Якуси согласно кивнул.

— Но и доверить ее беженцам мы можем, — сказал он.

— Что же тогда?

— Остается только рассчитывать, что мы еще встретим отступающие войска и сможем передать ее им, — подсказал Явата.

Других вариантов не предвиделось. Женщину, к которой, наконец, вернулась речь, звали Мицуко. С грузовиком погибла вся ее семья кроме самого младшего сына. Как и предполагал Явата, они не разминулись с большой деревенской общиной, которая ехала на множестве повозок. Грузовик сбросили с дороги, предварительно избив всех, кто в нем находился. По словам Мицуко самым ужасным оказалось то, что крестьяне настолько озверели, расправляясь с грузовиком, что не остановились просто столкнув его. Они добили ее семью, разбросали вещи из грузовика и подожгли его. Получив несколько ударов цепом, Мицуко с ребенком отползла в сторону, где ее никто не заметил. Только благодаря этому она и спаслась — крестьяне настолько свихнулись, что попытались напасть на еще одну повозку. К счастью у ее владельца оказалось старинное тепловое ружье, вид которого привел крестьян в чувство. Только после этого те собрались и уехали.

— Они стали похожи на демонов, — срывающимся голосом рассказывала Мицуко, глотая слезы. — Зачем им это нужно было, мы ведь уже не мешали им?!

— Что, Бандзан, ты все еще сомневаешься в моих словах? — спросил Такедзо, подъезжая к нему. — Как видишь, кое-кто может стать похожим на демона даже не умерев.

Усадив Мицуко на одного татикому с Ивао, отряд стронулся.

Они решили больше не делать привалов. Татикомы не нуждались в отдыхе, а ни один расспрошенный Бандзаном человек не встречал синигами, которые, если верить осколку, шли той же дорогой. Похоже, чтобы не тратить время на мелкие стычки, те двинули лесными тропами.

Последовавшая за этим ночная скачка запомнилась цепочками фонарей, которыми освещали себе дорогу беженцы. Каждого из них приходилось останавливать и расспрашивать, не встречались ли им по пути войска. Все расспрошенные были перепуганы до полусмерти, внятного ответа удавалось добиться далеко не от каждого. Некоторые сами принимали отряд Бандзана за демонов, так что тому не раз и не два приходилось обнажить меч. Некоторые находились в таком же невменяемом состоянии, как те крестьяне, что убили семью Мицуко, и тогда не помогали даже угрозы.

Эта повозка, запряженная в тощего, кожа да кости, вола, на первый взгляд ничем не отличалась от всех остальных и но на всякий случай Бандзан подъехал к ней, держа руку на рукояти меча.

— Эй, хозяин, — начал он. — Не попадались ли тебе войска бакуфу в тех краях откуда ты едешь?

Взгляд возничего, здоровенного нечесаного детины с испятнанным оспой лицом, и бредущих рядом с ней двоих мужиков с дубинками в руках ничего не выражал.

— Эй, ты что оглох что ли? На вопрос ответить можешь?

Крестьянин внезапно взревел и вытащил из-за спины тепловое ружье, направляя его на Бандзана. Глаза при этом у него были оловянные и не мигая пялились куда-то сквозь самурая. Будучи уже готовым к такому повороту событий, Бандзан выдернул меч из ножен и полоснул им по стволу, собираясь выбить его из рук крестьянина. Однако то ли сталь ружья была паршивого качества, то ли меч Бандзана оказался куда лучше, чем он думал, но лезвие отсекло половину ствола. Крестьянин тупо уставился на обрубок ружья в руках. Постепенно в его глазах стало появляться какое-то понимание. В следующее мгновение он отшвырнул ружье и хлопнулся оземь, зайдясь в нечленораздельном реве. Повозка, в которой ехало с полдесятка его детей и две старухи огласились их воплями, а двое с дубинками так и застыли не зная, что им теперь делать.

— Все, с этих больше взять нечего, — вздохнул Бандзан, убирая меч. — Эй, Явата, скажи, во время войны всегда так?

— Каждый раз, — мрачно произнес Явата. — Боюсь большинство из тех, кого ты знал в мирной жизни тебе будет не узнать.

— Безумие, — покачал головой Бандзан.

В конце концов им удалось выяснить, что отступающие войска какого-то даймё остановились в деревне Нагамэ, уже покинутой ее жителями. Пути до нее оставалось всего-то пару ри, так что к часу мыши можно было рассчитывать уложиться.

А в час кабана произошло удивительное событие — небо на востоке вдруг осветилось как днем, и над верхушками деревьев пронесся огненный змей. Появление его сопровождалось ужасающим ревом, деревья в лесу затрещали как при буре, и на головы всадников пролился дождь из тлеющих сосновых игл.

— Что за... — завопил Киёмицу, пытаясь прикрыться от раскаленных угольков.

— Ух ты, — присвистнул Явата, успокаивая нервно взбрыкивающего татикому. — Никак драконы пожаловали.

На него огненный змей не произвел ни малейшего впечатления.

— Неужели это был дракон? — удивился Бандзан.

— А кто еще? Не будешь же ты утверждать, что это звезды с неба посыпались...

Договорить Явата не успел — земля под ногами дрогнула и пошла волной. Татикомы взбрыкнули и бросились врассыпную. Мгновение спустя над дорогой просвистел ураганный ветер, срывающий ветви с деревьев и сбивший с ног некоторых татиком. Сразу вслед грянул такой гром, что Бандзан готов был поверить, что сам Сусаноо сверзился с Небесного Моста.

Но ветер утих, и никаких новых взрывов не последовало. Ни у кого, даже Якуси, не было объяснения произошедшему.

Те, кто остался в седле помогли подняться упавшим. Приведя себя в порядок, отряд продолжил путь.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как Го-Ти Якуси и Кумадзава Бандзан посетили место падения огненного шара

Едва забрезжил рассвет, дорога вынырнула из леса и завилась между унылыми рисовыми полями. Отряд свернул с нее в указанном кем-то из встреченных крестьян месте и окунулся в низко стелющийся туман. К огромному сожалению Бандзана, путь этот вел совершенно в отличном от нужного ему направления.

Солнце так и не показывалось из-за туч, которые, казалось, спустились уже так низко, что задевали верхушки деревьев. Хорошо было только то, что и ураганный ветер, посадивший корабль в Инадзаве и сорвавший все цветы в Киото, пока не возвращался.

Ежась от заползающего за ворот ледяного утреннего тумана, Бандзан едва не прозевал выставленный у дороги секрет.

— Стой, кто идет?! — раздался зычный вопль и из-за кустов на дорогу выскочил пехотинец-асигару с нагинатой в руках.

— Стражник из Эдо Кумадзава Бандзан и спутники. Мы бы хотели видеть вашего командира.

Солдат прищурился, оценивающе рассматривая Бандзана.

— А что это вас так далеко от Эдо занесло? — спросил он, покрепче ухватывая нагинату.

В кустах послышался шум — товарищи асигару не дремали и брали отряд Бандзана на прицел тепловых ружей. Краем глаза Бандзан заметил, как мелькнула чья-то спина в усыпанном заклепками панцире — об их прибытии скоро станет известно местному начальству.

— Тебе какое дело? — встрял в разговор Киёмицу. — Может быть у нас поручение от самого сёгуна и знать тебе о нем не положено. Зови давай командира быстрей!

Асигару насупился, но спорить с Киёмицу не стал. Разумно рассудив, что демоны с ним болтать бы не стали, а людей они всегда прибить успеют, он только буркнул:

— Ждите, сейчас будет вам командир.

Тот, конечно, сам не пришел, но прислал шустрого ординарца, невыспавшегося и в вымазанных грязью доспехах.

— Я Кумасиро Сакё. Кто вы такие и что вам здесь нужно?

Бандзан представился еще раз и показал ординарцу печать Токугавы.

— Мы идем на юг, но по дороге подобрали эту женщину с ребенком. Все ее семью вырезали мародеры. К сожалению, взять ее с собой мы тоже не можем, так просим, чтобы ваш отряд забрал ее с собой до ближайшего города.

Ординарец вздохнул и почесал в затылке.

— Вот незадача. Только крестьянки с ребенком нам еще не хватало. И так отступаем...

Бросив взгляд на Мицуко, испуганно прижимающего к себе ребенка, Кумасиро снова вздохнул.

— Что ж с вами делать-то?

— Послушайте, проводите меня и учителя Якуси к командиру, а мы уж сами разберемся, — предложил Бандзан.

— И учитель Якуси с вами? — обрадовался ординарец. — Пойдемте скорее, генерал Куримото будет рад вас видеть! Пропустите их всех!

Асигару снова скрылись в засаде.

— Чуешь, гарью как тянет? — спросил Бандзана Киёмицу, направляя татикому вслед за Кумасиро. — С чего бы это?

Бандзан пожал плечами. Он и сам уловил усиливающийся запах, но никак не мог рассмотреть его источник. Глупо было предполагать, что может загореться рисовое поле, на которое еще и ничего не высеяно. Не видно было и дыма — возможно он смешался с туманом.

Отряд подъехал к разбросанным по возвышенности армейским палаткам. Здесь слышались негромкие переговоры, ругань и лязг железа. Проезжая по лагерю, Бандзан обратил внимание на то, что асигару вымотаны до предела и взирают на него и его спутников крайне подозрительно.

Самураи, во главе с их командиром Куримото Дзинэмоном, разместили свои палатки центре лагеря. Но если бы не штандарты, воткнутые у входа, вряд ли бы их можно было бы выделить их среди палаток асигару. Оценив ход, Бандзан пришел к выводу, что этот Куримото, очевидно, человек неглупый и хороший воин.

Кумасиро подвел отряд к одной из палаток и скрылся внутри, попросив подождать. Спустя некоторое время он появился, приглашая внутрь Бандзана и Якуси.

Вид у приветствовавшего их командующего Куримото был таким же измотанным как и у его людей. Бандзан с удовлетворением отметил, что этот немолодой уже самурай, тщательно следит за своим снаряжением. На доспехе не наблюдалось и пятнышка грязи, а в палатке царил идеальный порядок. Все вещи находились в сундуках и футлярах, аккуратно пристроенных у стен. Однако выбритый лоб, изборожденный морщинами, уже начинал покрываться щетиной, свидетельствуя о крайней степени загруженности делами. Глаза командира глубоко запали, почти скрывшиеся в набрякших от бессонницы мешках, отчего казались потускневшими как давно не чищеное серебро.

Взаимно приветствовав друг друга, все трое расселись вокруг подноса с чайными принадлежностями. Куримото, как вежливый хозяин, предложил всем чая, извинившись за то, что не может принять подобающим образом такого гостя, как Якуси. О Якуси он слышал неоднократно в период нахождения своего даймё при замке Эдо.

— Вы очень вовремя сюда подоспели, — сказал он. — Потому что сегодня ночью произошло весьма странное событие...

— Вы тоже видели дракона? — спросил Бандзан.

— Не думаю, что это был дракон, — покачал головой Куримото. — Хотя сначала мы тоже подумали о нем. В час кабана местность огласилась громким ревом и в небе появился огненный шар, с огромной скоростью приближавшийся к нам. Сначала его было плохо видно за облаками, но как только он опустился ниже их, смотреть на него стало невозможно. Шар пронесся над нашими головами, обдав жаром, и рухнул в поле в паре ри отсюда. Высланные мной разведчики доложили, что он выжег за собой полосу земли в два-три тё шириной и длиной не менее трех ри, которая заканчивается глубоким рвом. Никаких следов дракона обнаружить не удалось, но чем бы этот шар ни был, он пробил земную твердь...

Куримото перевел дыхание и сделал глоток.

— Так вот там, под землей, находится нечто странное, напоминающее внутренности парового грузовика.

— Насколько глубока оказалась дыра? — Якуси опустил чашку.

— Сложно сказать. У разведчиков сложилось впечатление, что огненный шар снес верхушку чего-то такого, что было спрятано в земле долгие годы.

— Интересно. Наверно нам стоит взглянуть, — Якуси повернулся к Бандзану. — Бандзан, не составишь ли ты и твой друг Явата мне компанию при этом?

— Всегда пожалуйста, учитель Якуси.

— А вас, господин Куримото, я попрошу позаботиться о женщине, которую мы привели с собой.

— Да, да, конечно. Кумасиро передал мне вашу просьбу. Я не уверен, что ей будет лучше с нами... Но я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы доставить ее в ближайший город для эвакуации.

— Э-э, господин Куримото, — обратился к командиру Бандзан. — Вы ведь отступаете с фронта по приказу сёгуна?

— Приказ поступил всем войскам. Мы отходим на подготавливаемые оборонительные рубежи.

— А что происходит на передовой?

— Увы, не знаю. Наш отряд вышел из Кага около двух недель назад и мы еще не успели добраться до фронта, когда пришел приказ об отступлении. Нам передал его курьер в какой-то деревушке. Последнее, что я слышал, так это то, что посланные из Овари танковые войска Того по какой-то причине не успели получить его и попали в окружение.

— Как же так?

Бандзан сразу вспомнил веселого великана Райдена и его Годзиру. Неужели и они пропали в этой мясорубке?

— Из-за приказа сёгуна, войска отступают столь спешно, что, как это не смешно, демоны не успевают нагнать их. В результате фронта как такового сейчас нет, а есть огромная полоса ничьей земли, по которой шляются только мародеры да безумцы, ищущие смерти. Видимо отряды Того проскочили эти земли и попали прямо в лапы демонам.

Куримото приумолк, а затем спросил у Якуси:

— Учитель Якуси, а правда ли то, что мы воюем с самим Эмма?

— Это так.

— Неужели у нас есть шансы на победу?

— Не стоит отчаиваться раньше времени. Четыреста лет назад на Ямато уже нападал великий демон Кубира. Самураи сражались с ними до последнего, и, когда казалось, что надежды уже нет, налетел Райдэн и божественный ветер, утопившие все войско демонов. Ками не оставили нас. Ямато до сих пор процветает, а где сейчас кости Кубиры?

Бандзан про себя заметил, что в данном случае мысль о том, что Ямато процветает, звучит несколько притянутой за уши. Иначе он бы сейчас как и прежде скакал по крышам Эдо и тискал гейш в квартале Ёсивара, а не пил горький походный чай с измотанным долгими переходами полководцем.

— Но вы должны помнить, что ками смотрят на нас с Небесного Моста и помогают только достойным, самым стойким. Если опустить руки и сдаться на милость судьбы, у вас не будет шанса дожить до того момента, когда ками придут на помощь, — продолжал увещевать Ямамото Якуси. — Держитесь, и вы увидите, как Эмма будет с позором изгнан обратно в Страну Корней!

Проникновенная речь Якуси принесла свои плоды. Усталость Куримото смыло как грязь родниковой водой.

— Спасибо, учитель, — на глазах у Куримото навернулись слезы. — Я буду помнить ваши слова до последнего вздоха и передам их своим детям. Теперь я уверен, что мы отстоим страну Ямато!

Якуси незаметно подмигнул Бандзану. Конечно, такому мудрецу как Го-Ти ничего не стоило заглянуть в простоватую, не смотря на благородное происхождение, душу Куримото, и найти нужные слова, чтобы пробудить его воинский дух. Вот только не перебрал ли учитель, подумал Бандзан, глядя на фонтанирующего энергией самурая, шумно утирающего рукавом слезы. С этими благородными господами надо быть осторожней — они, порой, что малые дети. То за меч чуть что хватаются, то ревут взахлеб. А все от патриотизма.

Однако эта душещипательная сцена внезапно была грубо прервана. Полог палатки откинулся и внутрь просунулся молодой, еще почти мальчишка, самурай. Лицо его было бледно, подобно туману, и сам он пребывал в состоянии, близком к панике.

— Господин Куримото! — мальчишка попытался говорить спокойно, но голос его сорвался на крик. — Господин Куримото! Происходит что-то страшное — Юкинага и Тадаюки пропали! Они решили посмотреть на место, где упал дракон и исчезли!

Куримото вскочил на ноги, опрокинув поднос.

— Проклятые мальчишки! — взревел он. — Я же запретил вам на выстрел лука подходить к этому месту! Простите, учитель Якуси. Сами видите, с кем приходится иметь дело. Этих трех оболтусов навязали мне на голову их родители — все сплошь знатные родственники даймё. Да им только с гейшами о поэзии беседовать, а не на воевать. Но нет, их родители оказались вояками старой закалки и решили, что их чада должны пойти по их стопам!

Ямамато с трудом удерживался от грубых слов.

— Ну скажи, Сигэтоки, о чем думал твой отец, когда отправлял со мной? Я уж было вздохнул с облегчением, когда нам дали приказ возвращаться. Подумал — хвала Каннон, тебе и твоим друзьям не удастся свернуть себе шею в первой же стычке с врагом. Но вы и здесь нашли себе приключения! Сущее наказание...

Сигэтоки молчал, понуро уперев взгляд в землю. Лицо его по-прежнему оставалось бледным, но уши верно начали краснеть. На остром аристократическом носу неудачливого искателя приключений наливалась крупная капля.

— Я... Мы... Мы хотели, чтобы все было... Мы ведь даже в бою не побывали! — прошмыгал Сигэтоки. — Хотели хоть чем-нибудь отличиться.

— Вот, полюбуйтесь, — вздохнул Куримото. — Наслушались от своих отцов рассказов о подвигах во времена Сенгоку Дзидай. Но в голове ведь один ветер! Кроме подвигов ни о чем и знать не хотят! Эх, надо было выставить и там пост из асигару. У крестьян и то ума в голове больше чем у этих героев.

Куримото устремил свой взор на Якуси.

— Учитель Якуси, только на вас вся надежда! Там ведь не простое место, там все насквозь магией пропитано! Помогите мне этих оболтусов найти, а то ведь у нас даже самого завалящего волшебника в отряде не осталось!

— Что ж, все равно мы туда собирались наведаться, — Якуси встал, опираясь на посох. — Выделите нам провожающего, который сможет довести нас отвести нас к этому странному месту.

— Ну, Сигэтоки, — Куримото нависал над юным самураем как скала. — Ты и отведешь нас туда, где бросил своих друзей...

— Я не броса-а-ал их, — жалобно протянул Сигэтоки, хлюпая носом. — Я последним ехал, а Юкинага и Тадаюки впереди. Мы только к самой дыре подъехали, как земля вдруг задрожала... Я с лошади упал, и только крики их слышал. А когда встал — их уже не было.

— Так может быть они просто в яму свалились? — спросил Бандзан.

— Не зна-а-аю, я пробовал подойти, а там стена невидимая, не пускает к яме...

— Вот для таких как ты и поставили, наверно, чтобы нос свой не совали, — фыркнул Куримото. — Жалко поздно — друзья твои проскочили уже.

Они вышли на улицу, где Бандзана и Якуси ждали их спутники.

— Явата, будь добр, пойдем с нами, — обратился Бандзан к мё-о. — Нам с тобой кое-куда съездить надо.

— Эй, а вы куда это без нас собрались? — одновременно спросили Киёмицу и Юи.

— Извините, принцесса, но на этот раз мы одни поедем, — вежливо, но твердо ответил Бандзан.

При этих словах глаза принцессы полыхнули нехорошим огнем.

— Извините, принцесса... — передразнил его Киёмицу. — А меня уже и ответом удостоить не хочешь?

— Киёмицу, не веди себя как ребенок. Якуси попросил поехать с ним только меня и Явату. Если бы он счел нужным, он бы позвал кого-нибудь из вас.

— Ага, конечно, — хмыкнул Киёмицу. — Только тебя и Явату. И еще половину здешних самураев.

— Перестань. Для тебя у меня есть отдельная просьба — присмотри за Ямагой. Он, в отличии от тебя может не спросить разрешения.

— Спасибо друг, вижу ты меня ценишь. Приставил нянькой к малолетнему воришке. Спасибо.

— Я тебе очень благодарен, — Бандзан сделал вид, что не замечает ехидства Киёмицу. — И за принцессой присмотри, у нее и сам Эмма не знает, что на уме.

Не смотря на решительные протесты своих самураев, Куримото решил лично ехать вместе с Якуси. В сопровождающие он взял только одного самурая по имени Ойси Койсуке.

— Надо бы и самому посмотреть, что такого с неба могло упасть, — сообщил Куримото своим начальникам. — Не каждый день такая возможность выдается.

На самом деле Бандзан подозревал, что Куримото сильно переживает за Юкинагу и Тадаюки, возлагая на себя ответственность за совершенную ими глупость.

Выжженная земля начиналась меньше чем в полтора ри от лагеря Куримото. Все, что оказалось на пути у огненного шара, было изничтожено до состояния золы. Не осталось ни одного деревца, ни травинки. Даже камни раскололо жаром, а некоторые крошились в песок под ногами топтунов. Дыма здесь почти не осталось, но в воздухе витал навязчивый запах гари.

Самураи направили коней прямо по черной полосе, вздымая облака пепла. Вскоре земля превратилась в мелкую черную пыль, в которой проваливались копыта лошадей. Пришлось с выжженной полосы съехать и следовать рядом с ней.

Еще через полри полоса стала ширится и начал углубляться в землю. Сквозь черную пыль поблескивали расплавленные камни.

Поднявшись вслед за Сигэтоки на холмик, который огненный шар разделил надвое, Бандзан увидел обещанную дыру в земле. Ров, оставленный огненным шаром, резко обрывался, упираясь в что-то вроде шахты, уходящей глубоко вниз. Дальняя от него сторона шахты, казалось, состояла из широких металлических колец, усеянных какими-то выступами. Некоторые из них излучали свет, слабо различимый при поднимающемся солнце. Ближняя сторона оказалась разорвана шаром и щерилась неровными оплавленными краями. Также Бандзан заметил огромное количество металлических осколков самой разной формы, разбросанных вокруг шахты. Не похоже было, что они когда-то являлись частями ее поврежденной стороны. Никаких следов пропавших мальчишек там не наблюдалось.

От шахты доносился вполне заметный гул, отдающийся неприятной вибрацией во всех членах. Кроме гула, Бандзан ощутил глухие удары, доносящиеся из-под земли.

— Смотрите! — ахнул Сигэтоки, указывая на шахту.

Из нее поднималось что-то огромное, похожее на сторожевую башню. Острый верх жуткой конструкции был густо покрыт сотнями штырей и перекладин, образующих чудной лес. Из-под "крыши" свисали вьющиеся жгуты, переплетающиеся трубы и неисчислимое количество нитей, оканчивающихся светящимися шарами. Все это непрерывно шевелилось и двигалось, рывками, в такт ударам, поднимаясь наверх. С каждым ударом "башня" выбрасывала из себя толстую железную руку с тремя пальцами, намертво вцеплявшимися в щели между кольцами. Вскоре вся конструкция стала больше похожа на удивительное железное дерево без листьев.

Бандзан и его спутники наблюдали за этими превращениями разинув рот. Даже Явата не смог удержаться от удивленного возгласа, когда "башня" выстрелила в воздух сотней фонарей, так и оставшихся висеть над ней. Из каждого фонаря вниз ударил фиолетовый луч, рывками обшаривавший землю вокруг шахты. Как обратил внимание Бандзан, он останавливался лишь наткнувшись на железный обломок.

Один только Якуси, похоже, пребывал в глубокой задумчивости. Потирая пальцами подбородок, он внимательно следил за действиями "башни".

— Учитель Якуси, — первым пришел в себя Куримото. — Неужели это и есть дело рук Эмма?

— Ну что вы, — Якуси не отрывал взгляда от происходящего внизу. — Я сильно сомневаюсь, что Эмма имеет хоть какое-то отношение к происходящему.

Якуси спешился и не торопясь направился к шахте. Не сговариваясь, Бандзан и Явата устремились за ним.

Фонари, висящие в воздухе, никак не отреагировали на их приближение. Похоже, им не было никакого дела до людей, а интересовали только железные обломки.

Бандзан остановился около одного из них. Матово отсвечивающий квадратный кусок с одной стороны усеивали заклепки, с другой стеклянные капли. Часть капель раскололась или была вообще сорвана, а оставшиеся излучали призрачный зеленый свет. Нагнувшись, чтобы рассмотреть обломок поближе, Бандзан обнаружил, что капли не разбросаны в беспорядке по железу, а находятся строго в узлах нанесенной на железо ажурной сетки. Что-то похожее он видел на стеклянных пластинках-фуда в вычислительных машинах у торговцев в Эдо. Или, если подумать, в Оракуле Коодай Дзингу. Протянув руку, чтобы поднять железку, Бандзан услышал над ухом предупреждающее шипение. Подняв глаза, он уперся взглядом в фонарь из шахты, реющий в воздухе почти у его носа. От фонаря к "башне" тянулся тонкий провод, изогнувшийся дугой. Бандзан начал отходить назад, стараясь не делать резких движений — фонарь слишком сильно походил на застывшую перед броском змею. Однако маневры Бандзана фонарь не заинтересовали, и, выбросив, фиолетовый луч, он завис покачиваясь над обломком.

Якуси и Явата стояли рассматривая что-то перед собой. Подойдя к ним Бандзан не сразу сообразил, что они достигли барьера, о котором говорил Сигэтоки. Протянув перед собой руку, он коснулся гладкой невидимой стены.

— Мы как-нибудь можем попасть на ту сторону? — спросил Якуси Ямамото.

— Вполне возможно, — Якуси продолжал внимательно разглядывать пустое пространство перед собой.

— Явата, что это вы такое здесь рассматриваете? — спросил наконец Бандзан у мё-о.

— Это стена, — ответил тот. — Для тебя она невидима, но она покрыта сотнями волшебных знаков. Очень сильная магия. Каждый знак связан с предыдущим, так что получается кольцо. Источник этой магии лежит в глубине шахты, и, честно говоря, я не могу найти способа нарушить порядок знаков.

— Собственно говоря, нам это и не нужно, — усмехнулся Якуси, прекращая созерцать пустоту. — Знаки велики, но не бесконечны. Бандзан, скажи, на какую высоту ты способен совершить прыжок не сходя с места?

— Если подумать, то на полдесятка сяку.

— Стена, которая стоит перед нами ограничена в высоту на три сяку. Так что если постараться, ты сможешь преодолеть ее и перенести меня.

Бандзан мысленно попытался представить себе на месте пустоты каменную кладку. Воображение услужливо нарисовало ему стену в переулке Синдзюку, которую ему не единожды приходилось преодолевать, дабы срезать путь, опаздывая на развод.

— А эти штуки не будут против, если мы пожалуем к ним в гости? — поинтересовался Бандзан, указывая на бесчисленные фонари, повисшие вокруг "башни".

— Сильно сомневаюсь, что их интересует что-то, кроме обломков.

— Ну тогда держитесь!

Бандзан обхватил Якуси за пояс и закрыл глаза. Стена из Синдзюку стояла в его воображении как настоящая. Он даже видел как ветер шевелит листья проросших на ее верхних камнях сорняков. Сосредоточившись, он согнул ноги в коленях, послал в стопы ударный импульс и взвился в воздух. Главное теперь было не ошибиться в расположении стены, иначе полет закончится весьма чувствительным ударом о невидимое препятствие.

Когда по его расчетам, прыжок достиг высшей точки, Бандзан открыл глаза. Они преодолели вершину невидимой стены и теперь земля за ней стремительно приближалась к его стопам. Он осторожно выпустил Якуси и приняв удар на полусогнутые ноги, перекатился в сторону.

За стеной за ними с тревогой наблюдали Явата, Сигэтоки и Ямамото. Бандзан помахал им рукой, давая знать, что все в порядке.

Как и обещал Якуси, фонари не проявили к их появлению за барьером ни малейшего интереса.

— Учитель Якуси, вы представляете себе, где здесь могут быть эти двое? — спросил Бандзан.

— Магия поможет отыскать их, — Якуси достал из котомки полоску бумаги и кусочек угля.

Начертив на бумаге незнакомые Бандзану знаки, он несколькими движениями сложил из нее птичку и сдул с ее с ладони. Бумажная птица вспорхнула в воздух и поплыла кругами вокруг Якуси.

— Надеюсь, что здесь больше нет живых существ. Иначе сикигами может ошибиться.

— Так вы думаете это, — Бандзан повел руками вокруг. — Машины?

— Конечно. Давай подойдем поближе.

Они направились к шахте минуя лес фиолетовых лучей, выросший из болтавшихся над их головами фонарей. Бумажная птичка поплыла вслед за ними.

Вблизи башня была еще огромней, чем казалась из-за стены. Ее верхушка торчала из-под земли выше, чем самое высокое здание в Эдо, кроме, разве что, замка Токугава. Некоторые из труб, опускавшихся с нее были столь велики, что, если бы их положили на землю, внутри мог спокойно проехать грузовик, а на руках башни, вцепившихся в стены шахты, провести конные скачки, не опасаясь, что кто-то свалится вниз. Сама же шахта, по прикидкам Бандзана в диаметре была никак не меньше пяти тё.

Он осторожно подошел к самому краю и посмотрел вниз. К его огромному удивлению, башня не росла из-под земли. Где-то в паре-тройке тё железные руки заканчивались, и Бандзану стало ясно, что башня поднялась на них из глубины. Дальше на чудовищную глубину уходили ряды светящихся колец. Оттуда же неслись странные звуки, похожие на громогласное дыхание спящего гиганта, изредка прерываемое странными визгливыми завываниями.

— Что же это такое? — Бандзан не заметил, как произнес вопрос вслух.

— Лично я думаю, что это был мешок Фудзина, — ответил ему Якуси, также рассматривающий уходящие в глубину кольца.

— Не может быть! На мешок это похоже меньше всего!

— Сказки не всегда отражают истинную форму вещей. Они часто используют метафоры, Бандзан.

— Ничего себе, метафора, — присвистнул тот. — Да ведь по этой шахте, наверно, до самого центра земли добраться можно! И что тогда это такое?

Бандзан показал на башню, продолжавшую выбрасывать светящиеся шары.

— Еще одна загадка, оставленная нам ками. Если бы они хотели, чтобы мы знали, что это, они нашли бы способ рассказать об этом, — Якуси задрал голову и посмотрел на небо. — Меня гораздо больше интересует, что сюда упало... Но, пожалуй, пора вернуться к поискам.

Бумажная птичка рыскнула несколько раз из стороны в сторону и уверенно запорхала в обход шахты. Бандзан и Якуси направились за ней.

Башня, высящаяся в центре, жила собственной жизнью. Пока они обходили ее, Бандзан успел заметить, как перемещаются ее отдельные части, моргают многочисленные огни. В какой-то момент башня с громким воем несколько раз повернулась вокруг своей оси, при этом ее руки остались на месте. Вслед за этим, в нескольких местах распахнулись темные внутри проемы. Якуси на происходящее не обратил ни малейшего внимания и продолжал следовать за птичкой. Похоже он считал башню не опасной для себя. Бандзан еще не мог припомнить случая, чтобы Якуси ошибся, но и спокойно относиться к происходящему вокруг заставить себя не смог.

Башня издала несколько рычащих звуков и разродилась протяжным ревом, от которого у Бандзана заложило уши. Из открывшихся отверстий появились снопы блестящих труб, одновременно выбросивших струи шипящего белого пара, которым заволокло все вокруг.

— Учитель! — завопил Бандзан, мгновенно потеряв из виду Якуси.

— Я здесь, Бандзан.

Якуси вынырнул из тумана и схватил его за руку.

— Как мы теперь найдем мальчишек, если и друг друга-то не видим?— спросил Бандзан.

— Просто подождем пока пар рассеется.

— И сколько нам придется ждать?

— Думаю очень недолго. Посмотри вокруг.

Бандзан понял, что уже легко различает контуры башни еще мгновение назад полностью скрытой сплошной белой пеленой. Пар рассеивался, осаждаясь на одежде маслянистыми мутными каплями.

Якуси взмахнул рукавом, выпуская из него бумажную птицу, оставшуюся совершенно сухой. Сикигами мгновенно устремился вперед к двум светящимся столбам, выплывшим из рассеявшегося тумана. Такие Бандзану и Якуси здесь еще не встречались, однако именно они привлекли внимание сикигами.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что столбы проистекают из все тех же фонарей, выброшенных "башней". Внутри призрачного молочно-белого света угадывались человеческие фигуры с вытянутыми по швам руками.

Бандзан осторожно обошел столбы кругом.

— Ну, вот и все, Бандзан, — произнес Якуси, разворачивая птичку и сдувая с бумаги уголь. — Можешь забирать их.

— Как?

— Просто забери их и все. Я думаю, они спят.

Бандзан протянул руку к светящемуся столбу. К его удивлению, она спокойно прошла внутрь, ощутив лишь легкое покалывание в коже. Одновременно с этим, к лицу самурая спланировал фонарь. Бандзан застыл, не зная, что делать дальше, но фонарь лишь посветил ему в глаза несколько раз и исчез. Потянув на себя безвольное тело мальчишки, Бандзан выволок из света. Столб тут же мигнул и пропал. Положив тело на землю, Бандзан вытащил второе.

Якуси склонился над обоими мальчишками, вглядываясь в лица.

— С ними все в порядке, они просто спят, — констатировал он. — Сейчас попробуем их разбудить...

Сделать Якуси ничего не успел. Башня разразилась оглушающим жутким ревом, вслед за которым все фонари словно взбесились. Бившие из них лучи опутали железные обломки и подняли их над землей, после чего все одновременно рванули к башне. Бандзан рухнул на землю, накрыв голову руками и в то же мгновение огромный кусок железа со свистом пронесся над ним. А за ним еще и еще...

Осторожно повернув голову, Бандзан посмотрел в ту сторону, где стоял Якуси. Странное дело, но фонари, тащившие обломки, аккуратно огибали его ни разу не задев.

— Вставай, Бандзан, — сказал Якуси, сам не меньше озадаченный таким поворотом событий. — Кажется эти штуки не смогут причинить нам вреда.

Бандзан начал подниматься, готовясь в любое мгновение упасть обратно. Но стоило ему выпрямиться, как фонари начали огибать его также, как и Якуси. Он подхватил обоих мальчишек под мышки и поспешил за Якуси, направившегося в сторону оставленных ими спутников.

Первым к ним бросился Явата и выхватил одного из мальчишек из рук Бандзана.

— Стена исчезла как только фонари зашевелились, — сообщил он.

— Посмотрите, что происходит! — раздался крик Куримото, уже вскочившего на лошадь.

Все обернулись.

Последние фонари втягивались в башню, вздымая за собой стены черной пыли. Трубы вновь выбросили струи пара, на этот раз рассеявшегося мгновенно. С пригорка, на котором стояли самураи было хорошо видно, как башня дернулась, ее руки пришли в движение и она стала погружаться в шахту. Как только скрылась верхушка, из шахты выплеснулась шапка странной серой пены, принявшей форму купола. Вокруг шахты ударили фонтаны пепла. Как только он осел, никаких следов дыры в земле не осталось. Лишь выжженное пятно с протянувшимся к нему горелым рвом свидетельствовали о том, что здесь недавно произошло нечто необычайное.

— Да, такое не каждый день увидишь, — пробормотал Куримото. — Учитель Якуси, как вы думаете, что это было?

Якуси пожал плечами и сказал:

— Кажется в историях о происхождении мира рассказано далеко не все. Сдается мне, чем бы ни была эта штука на самом деле, она крепко связана с существованием Ямато.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как Кумадзава Бандзан и его спутники встретили тануки Синъэмона и сразились с чудовищем

Распрощавшись с Куримото, отряд Бандзана вернулся к курсу, указываемому осколком. Теперь они неслись без остановки надеясь наверстать потраченное на спасение Мицуко время.

Спустя пару дней отряд проезжал провинцию Мимасака, в которой ранее никто из его членов не бывал. Бандзану приходилось ориентироваться только по осколку. Из-за этого и исключительной густоты лесов, не зная местных троп, отряду несколько раз приходилось поворачивать назад. Вырвавшись из одной чащобы, спустя пару часов можно было легко заблудиться в непролазном буреломе другой. Бандзан злился все больше, но эти земли были давно покинуты местными жителями и мечтать о проводнике из местных не приходилось.

Третьего дня, ехавший впереди Бандзан вдруг увидел кое-что, показавшуюся ему не менее удивительной, чем падение огненного шара.

Пару часов назад они покинули покров очередного леса и теперь ехали по относительно благополучной равнине. Справа и слева от дороги ютились крестьянские дома. За ними простирались невозделанные рисовые поля и сады. Но все это было брошено, и между домов шастали лишь озверевшие от голода кошки, провожавшие отряд горящими глазами, да стаи галдящего воронья. Опустевшие деревни сменяли одна другую, как вдруг Бандзан заметил, что над большим домом с вывеской постоялого двора поднимается дым.

Подъехав поближе, Бандзан увидел, что во дворе полно тяжело нагруженных коней и татиком. Кроме транспорта, во дворе толпились его владельцы — все сплошь закутанные в грязные плащи, с надвинутыми на лица соломенными шляпами и вооруженные до зубов самым разнообразным оружием от мечей до цепов. Не было видно только тепловых ружей — слишком дорогих игрушек для обыкновенных разбойников.

— Поздравляю, Бандзан, кажется мы наткнулись на логово мародеров, — сказал едущий рядом Киёмицу. — Несомненно паре сёгунских стражников тут будут страшно рады.

Весь этот сброд косился на въехавший во двор отряд недобрыми глазами, однако его вид заставил разбойников вести себя прилично. Связываться с десятком вооруженных самураев никому не хотелось, но Бандзан не сомневался, что стоит ему повернуться спиной к этим людям, как в нее всадят нож.

— Я думаю, нам здесь придется остановиться, — сообщил Бандзан спутникам. — Мы поищем проводника по этим землям. Мне уже надоело выбираться из местных буреломов.

— Эй, любезный, — обратился он к проходящему мимо мужику с огромным мешком на спине. — Что это за место?

Мужик бросил на Бандзана злобный взгляд и собрался было пройти мимо, но был остановлен Яватой, ухватившим его за плечо. От хватки мё-о разбойник побледнел и со стоном выпустил мешок, отозвавшийся лязгом при ударе о землю.

— Кажется господин самурай задал тебе вопрос, — прорычал Явата в ухо своей жертве.

— Это постоялый двор Ингадзаэмона, — прошипел тот, тщетно пытаясь сбросить руку мё-о. — Он единственный, кто еще не сбежал из этих земель кроме нас. В обмен на добытое нами он кормит нас.

— Хозяин этого двора очевидно либо еще более жаден, чем эти негодяи, либо совершенно безумен, — удивился Явата, выпуская плечо мародера.

Тот схватил свой мешок и бросая злобные взгляды через плечо, скрылся за воротами.

— Хотел бы я думать, что это так, — пробормотал Дзюбей, настороженно оглядывая двор.

— О чем ты думаешь? — спросил у него Бандзан.

— Мне кажется странным, что человек, выбивающий из мародеров наворованное добро в обмен на пищу, может быть еще жив. Будь я на их месте, давно бы прибил его и забрал все себе.

— Может быть каждый из них боится сделать это сам, а жадность не позволяет объединиться с другими?

Дзюбей промолчал.

— Как бы то ни было, нам надо попробовать нанять здесь проводника, — Бандзан спешился. — Камбира, Ивао и Ямага, останьтесь здесь и присмотрите за татикомами, а мы зайдем к хозяину этого заведения.

— Может и нам удастся здесь поесть, — добавил Киёмицу. — А то мне до смерти надоели сушеные сливы.

Они вошли в дом.

Ингадзаэмон, похоже, не очень заботился о том, чтобы его заведение снискало популярность среди людей, приученных к аккуратности. Впрочем, таковых среди его посетителей и не наблюдалось. Помещение харчевни не убиралось уже много дней. Повсюду были разбросаны высохшие объедки, поломанные палочки, а пол был покрыт пятнами от соуса. Десяток отъявленных головорезов, судя по их виду, мрачно поглощавших местную еду при появлении Бандзана и его спутников уставились на них. У парочки даже хватило наглости взяться за прислоненные к стенам дубинки. Самураям пришлось демонстративно положить руки на рукояти мечей, чтобы отвести от себя чрезмерно откровенные взгляды. Остальной сброд, род занятий которого читался по его внешнему виду, оказался менее любопытен. Дабы больше не привлекать к себе внимания, Бандзан и его спутники заняли место в самом темном углу.

— Что-то мне не кажется, что мы сможем здесь найти что-либо, кроме неприятностей, — Юи отодвинула от себя тарелку с заплесневелым огрызком сушеной хурмы.

— Придется исходить из того, что есть, — пожал плечами Бандзан. — Все остальные отсюда давно сбежали.

Киёмицу поднялся, стряхивая со штанов прилипшие рыбные косточки.

— Ну вы поищете пока проводника, а я пожалуй наведаюсь к хозяину этого заведения, — сказал он. — Посмотрим, что у них тут есть съедобного. Эй, принцесса, не хотите со мной пройтись?

— Нет, спасибо. Не думаю, что я соглашусь здесь что-нибудь съесть, — Юи тоже встала. — Лучше я пойду к Камбире и Ивао. Зовите, если помощь понадобится.

Принцесса запахнула поплотней одежды, укрыв рукавами полураскрытый тэссен и зашагала к выходу. Киёмицу направился вглубь дома.

— Ну, учитель, что делать будем? — спросил Бандзан у Якуси. — Мне уж не кажется, что этот сброд согласится нам помочь? Принцесса права — здесь можно найти только неприятности.

— Я смотрю на этих людей, — ответил Якуси. — И думаю о том, что раз они до сих пор здесь, то за деньги они пойдут даже в царство Эмма.

— Да, конечно, — хмыкнул Бандзан. — Как только мы покажем хоть один рё, вся эта шайка не задумываясь набросится на нас.

При этих словах около стола объявился Киёмицу, следом за которым шел хозяин двора — здоровенный лысый детина, с заплывшими жиром глазами-щелочками. Ростом он лишь чуть-чуть уступал Райдену Тарокити, а в ширину мог с ним и поспорить. Небрежно завязанное кимоно едва сходилось на его выпирающем пузе.

Однако же вряд ли он мог быть борцом сумо, подумал Бандзан, разглядывая хозяина. Рожа у него отличалась каким-то особенно неприятным хитрым выражением.

— Что господам самураям будет угодно, — поинтересовался хозяин заискивающим тоном.

Глаза его при этом обшарили каждого из сидящих перед столом с головы до ног.

— Еды, — буркнул Бандзан. — Все, что есть, и посвежее.

Хозяин участливо поклонился и попятился в сторону кухни.

— И еще, — бросил ему вдогонку Бандзан. — Нет ли среди твоих клиентов людей, которые хорошо знали бы земли дальше к югу? Нам нужен проводник.

— Хорошо, хорошо. Обязательно поинтересуюсь, как только накормлю уважаемых господ. Здесь всякие люди собираются...

— Вот ведь сволочь на вид какая, — пробормотал Киёмицу. — Неудивительно, что его ни один мародер не прирезал. Видно он для них в доску свой.

— Не нравится мне этот Ингадзаэмон, — произнес Явата, косясь по сторонам. — Надо проваливать отсюда, пока в драку не ввязались...

— А вам это уже не удасться.

Бандзан и его спутники повернулись к тому, кто это сказал.

Напротив них, положив на колени палку с завязанным на ней объемистым узелком, уселся толстый человечек в таких разноцветных одеждах, что в глазах рябило. Круглое его лицо выглядело поразительно веселым и беззаботным для такого места, да и оружия при нем не было заметно.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно уставился на него Бандзан.

— Если я скажу, что мне за это будет?

— Я тебе ноги-руки не поотрываю, — мрачно пообещал Явата.

— Грубо, — ничуть не обескуражено заметил толстяк. — Грубо и глупо. Я слышал, вы ищите проводника в южные земли. Зачем вам туда? Там ведь кроме демонов и воронья больше никого нет.

— А тебе-то какое дело?

— Кажется разговор у нас не клеится, — толстяк вздохнул. — А жаль. Мой вам совет — не ешьте ничего на этом дворе.

Он встал и собрался было уйти. И тут раздался насмешливый голос Такедзо:

— Тануки, тануки, выйдешь поиграть?

Ой, ты же ешь!

А что ты ешь?

Вкусные сливы?

Дай мне кусочек.

Ух, какой ты жадный!

При этих словах толстяк застыл.

— Тануки, а ты знаешь, что с тебя, по указу сёгуна, шкуру положено спустить за то, что ты человеком прикидываешься?

— Здесь сёгун не указ, — буркнул толстяк, не поворачиваясь.

Только теперь Бандзан заметил зеленый листок, торчащий в его шевелюре.

— А как ты думаешь, эти головорезы обрадуются, увидев тебя в истинном облике? — мягко поинтересовался Такедзо.

— Вот так всегда, — вздохнул толстяк, возвращаясь на место. — Хочешь вам, людям, что-нибудь хорошее сделать, а нарываешься на неприятности.

Он вздохнул еще раз и представился:

— Синъэмон к вашим услугам.

— Синъэмон, — обратился к тануки Якуси. — Не согласишься ли ты побыть нашим проводником?

— Смотря, что вы можете предложить мне за это.

— Твою шкуру, — пообещал Такедзо.

— Дедушка, вы такой грубый для монаха, — обиженно произнес Синъэмон. — Не иначе у тэнгу много лет жили.

— Где я жил, тануки, тебя не касается, — разозлился Такедзо. — А будешь препираться с господином Якуси, я сам с тебя твою шкуру спущу.

— Брат Такедзо, утихомирься, — прервал монаха Якуси. — Синъэмон нам не враг.

— Пусть он объяснит, что имел в виду, когда говорил, что еду здесь есть не стоит, — подал голос Дзюбей, до этого по своему обыкновению сидевший тихо.

Все выжидающе уставились на тануки.

— Ну... Два дня назад к хозяину ночью приходили странные люди. А может и не люди... Я их не разглядел, но краем уха слышал разговор. Прибывшие, очевидно, имели какую-то власть над Ингадзаэмоном, так как он только что по полу перед ними ползал. В общем, они примерно описали вас и приказали ему, если вы появитесь отравить вас, а если не получится — натравить на вас мародеров.

— Опять проделки синигами! — в сердцах Киёмицу треснул ладонью по столу так, что огрызок хурмы улетел со стола. — Я же говорил, что наш хозяин сволочь! Надо же до чего дошел, с демонами якшаться. Вот ведь гад.

— Ты, Киёмицу, даже еще не представляешь себе какой, — улыбнулся Якуси. — А что, Синъэмон, как же тебе удалось все это вызнать?

— Рядом случайно прогуливался, — при этих словах тануки сделал вид, будто ему в жизни не приходилось большей правды говорить.

— Конечно, — хмыкнул Такедзо. — Так и скажи, что собирался у хозяина барахлишко-то мародерское умыкнуть...

— Тихо, — зашипел Киёмицу. — Хозяин идет.

Ингадзаэмон с несходящей с лица улыбкой выставил на стол поднос с дымящимися плошками с рисом и тыквой с сакэ.

— Вот, господа самураи, самый лучший рис в этой деревне. Специально берег для важных гостей, не скармливал этим отбросам.

— Спасибо, добрый хозяин, — ответил ему Якуси. — Не будешь ли ты столь любезен пока порасспрашивать о проводнике. Передай, что мы заплатим серебром.

Глаза Ингадзаэмона сверкнули и кланяясь, он попятился назад. У первого же стола он обратился к сидящим за ним.

— Судя по тому, как они на нас теперь смотрят, этот гад их явно не проводниками просит побыть, — прокомментировал действия Ингадзаэмона Киёмицу, краем глаза наблюдающий за ним.

— Бандзан, проводник у нас есть, — сказал Якуси. — Теперь надо уходить. Ты, Синъэмон, иди первым. Во дворе стоит девять татиком, с ними самурай, две девушки и мальчишка. Подойдешь к ним, скажешь что от нас.

— Я еще не согласился, — буркнул Синъэмон, но поднялся и потопал к выходу.

— А нам что делать? — спросил Бандзан.

— То, что вам, самураям, и положено, — ответил Якуси.

— Что, опять драка? — вздохнул Киёмицу и покосился на плошки с рисом.

— Даже не смотри, если хочешь еще на этом свете пожить, — бросил ему Дзюбей. — Судя по запаху это яд фугу. Ты и второй щепотки не успеешь съесть, как околеешь.

— Давай, Киёмицу, задерись-ка к хозяину, — обратился к другу Бандзан. — У тебя хорошо получается.

— Это еще зачем?

— Первыми драку начнем — будет преимущество. По-хорошему нас все равно отсюда не выпустят.

— Эй, хозяин!!! — во всю глотку заорал Киёмицу, сообразив, что от него хотят. — Хозяин, где тебя носит, деревенщина?!

Ингадзаэмон с выражением крайнего удивления и подобострастия на лице подбежал к Киёмицу.

— Что господину угодно?

— Мне угодно, чтобы ты объяснил, что такое ты нам принес! — Киёмицу вскочил на ноги, цепляя поднос носком сандалии.

— Э-э, а что вам не нравится в рисе? Хороший рис... — глазки Ингадзаэмона забегали по сторонам.

— Может ты объяснишь мне, что за дрянь ты в него положил?! — продолжал бушевать Киёмицу.

Пока мародеры, разинув рты наблюдали за разворачивающейся сценой, Бандзан и Явата начали осторожно обходить препирающихся Киёмицу и Ингадзаэмона с одной стороны, а Такедзо и Дзюбей с другой.

— Да ничего я в него не клал, клянусь вам, господин самурай! — Ингадзаэмон, склонившись в поклоне, пятился назад. — Право же, не стоит так бушевать, если вам что-то не понравилось...

— Ах ты червяк! — завопил Киёмицу, вытаскивая меч. — Думаешь так просто отправить на тот свет самурая из рода Сато...

Ингадзаэмон, сообразив, что дело дрянь, неожиданно шустро пнул под ноги Киёмицу столик и пустился наутек в сторону кухни. Однако Киёмицу, которого хозяин мало интересовал, уже бросился на опешивших мародеров.

— Не дергайся, а то башку оторву, — прошипел он прижав лезвие меча к ближайшему разбойнику, схватившемуся за оружие.

— Господа разбойники, — провозгласил Бандзан, прижимавший мечами руки двух мародеров. — По причине огромной нехватки времени мы не испытываем ни малейшего желания тратить время на ваше бессмысленное убийство. Поэтому я предлагаю вам бросить оружия и проваливать отсюда подобру-поздорову. Иначе...

Бандзан нажал мечом на руку мародера, распоров рукав его кимоно, тут же пропитавшийся кровью.

— Убейте их, я вам заплачу! — раздался из кухни голос Ингадзаэмона.

— Катись к чертям, Ингадзаэмон! — ответил ему мародер, в опасной близости от горла которого балансировал меч Киёмицу. — Ты столько времени надувал нас, а мы должны рисковать совей шкурой из-за такого скряги как ты? Пошли отсюда, ребята.

По харчевне прокатился звон — мечи мародеров попадали на пол.

— Эй, самураи, мы не хотим неприятностей из-за вас!— обратился к Бандзану главарь, которого схватил Киёмицу. — Мы без оружия, теперь отпустите нас!

— Проваливай! — Киёмицу убрал меч и с чувством отвесил пинка своему пленнику.

Тот растянулся на полу в полный рост, но тут же подскочил, сверкнув глазами. Открыв рот, он видно собрался было выругаться, но передумал, вспомнив, что мечи остались только у самураев.

— Ну раз так, — напомнил неожиданно о себе Ингадзаэмон из кухни. — То считайте, что вы сами напросились...

Из открытой двери вдруг потянуло противным кислым запахом, а затем раздался громкий скрежет.

При этих звуках главный мародер вдруг совсем потерял голову и бросился прочь.

— Бегите все отсюда! — орал он пробегая мимо своих собратьев. — Бегите как можно дальше!

С этими словами он вынес хлипкие сёдзи и скрылся, оглашая своими воплями двор. Следом за ним последовали и остальные разбойники, вид которых свидетельствовал о крайней степени испуга.

— Что это с ними? — удивился Киёмицу, опуская меч.

— Пожалуй и нам пора покинуть этот гостеприимный двор... — пробормотал Якуси, пятясь к выходу. — Задержались мы...

Вид у Якуси был расстроенный. Бандзан видел его таким первый раз в жизни, и готов был поклясться, что Якуси был не столько расстроен, сколько испуган.

Стенка кухни дрогнула, как будто в нее ударили тараном. Чего бы не испугались мародеры, это была очень большая штука.

— Кажется сейчас мы пожалеем, что не взяли тепловые ружья, — пятясь вслед за остальными, Киёмицу сообразил, что избежав драки с мародерами, они ввязались во что-то многократно худшее.

Нечто за стенкой вновь врезалось в нее со всей силы и в Бандзана полетели пыль и щепки. В образовавшуюся дыру просунулась огромная, с взрослого человека в обхвате, покрытая толстыми крючьями лапа. Вслед за ней последовала вторая, а затем протиснулось и тело.

— Кумо! — воскликнул Явата.

— Ненавижу пауков, — пробормотал Киёмицу, в ужасе уставившись на пробивающуюся к ним тварь.

На лоснящемся черном теле, усеянном волосатыми бородавками, приютилась голова Ингадзаэмона. Голова раззявила пасть, протянувшуюся от уха до уха и усеянную торчащими в разные стороны зубами-иголками.

— Что, не ждали?! — проревело чудовище.

Заискивающий голос Ингадзаэмона претерпел удивительное превращение вместе с телом и теперь звучал подобно реву горного льва.

— Лучше для вас было бы, если бы вы проглотили отравленный рис. Теперь я сожру вас живьем!

— Ага, не пугай пуганного, — ответил ему Явата, поудобнее перехватывая меч. — И пошустрей тебя на тот свет отправляли.

— Теперь хоть можно не гадать, как ты здесь выжить ухитрился, — вторил ему Такедзо. — Но местные-то хороши. Совсем из ума выжили — с демоном сделку заключили!

— Жадные они были, — жалостливым тоном сообщила голова Ингадзаэмона. — Я бы их дураков все равно потом бы сожрал, а из-за вас они разбежались!

Паучье тело за это время успело полностью развалить стену и выбраться в зал, заполонив его вонью.

— Бандзан, что делать-то будем? — спросил Киёмицу, прижимаясь к товарищу. — Я про таких только в байках ночной стражи слышал.

— А я откуда знаю? Спроси лучше у Яваты, он у нас вроде со всякими чудищами бился.

Паучара, между тем подходил все ближе и ближе. Когда до него оставалось всего несколько шагов, голова Ингадзаэмона метнулась вперед и вытянулась на длинной суставчатой шее, едва не ухватив за руку Киёмицу.

— Отвали, зараза! — завопил тот, отмахнувшись мечом, от которого паук ловко увернулся.

— Бандзан, Киёмицу, в сторону! — раздался сзади крик Якуси.

Как только они отскочили, в голову Ингадзаэмона ударил поток жара, заставивший его с ревом метнуться в сторону, проломив уличную стену.

— Скорее на улицу! — крикнул Такедзо. — Крыша сейчас рухнет!

Все бросились в дверной проем, едва не сбив с ног Юи и Камбиру спешивших навстречу.

— Что случилось? — принцесса уставилась на медленно оседающий дом.

— Некогда объяснять, — Бандзан схватил ее за плечо и поволок за собой. — Садитесь на татиком и бегом отсюда!

Дом за спинами бегущих осел, но не успели они перевести дух, как развалины зашевелились. Во все стороны брызнула грязь и обломки стен. Из развалин показалась перекошенная злобой голова Ингадзаэмона, раскачивающаяся из стороны в сторону.

— Ну теперь вы меня совсем разозлили! — сообщила она.

Вслед за головой выползло тело паука, разбрасав куски стен и крыши как обрывки картона.

— Не успели удрать, — мрачно констатировал Киёмицу. — Эй, Явата, говорят ты когда-то имел дело с чем-то подобным. Есть идеи?

— Да по шее бы ему съездить, — ответил тот. — Только он ведь нас к ней не подпустит.

— А мы его сейчас на него все вместе попробуем напасть, — крикнул Бандзан. — Заходите с разных сторон, только не подставьтесь под лапы.

Отряд рассыпался вокруг паука, окружая его со всех сторон. Глядя на разбегающихся в стороны людей, тварь завертелась на месте. Лицо Ингадзаэмона приняло озабоченное выражение.

Воспользовавшись моментом, Дзюбей попробовал было запрыгнуть на спину паука, но у того, похоже и на затылке были глаза. Подскочив на месте он развернулся и размахнувшись лапой едва не припечатал того к земле. Камбира и Ивао бросились на него с другой стороны, но меч Камбиры не достиг бока, в который он целил, а нагината Ивао со звоном отскочила от лапы, едва не застряв в крючьях. Паук развернулся в их сторону и, злорадно ухмыляясь, бросился на спутницу принцессы. Ивао ловко увернулась от вытянутой головы и вскочила на хлипкий бамбуковый заборчик, зашатавшийся под ней. Пробежав несколько шагов по инерции паук остановился и развернулся, тут же получив в лицо еще одну струя огня от Якуси. На этот раз он не успел увернуться и огонь опалил ему голову. Обожженная половина побагровела и покрылась волдырями, а глаз выпучился и безжизненно застыл.

Ингадзаэмон взревел дурным голосом и бросился на первых, кого увидел — Киёмицу и Такедзо. Ослепленный болью, он двигался как паровоз — столь же стремительно, сколь и прямолинейно. Киёмицу и Такедзо успели отскочить в стороны, но не ударить. Паук врезался в развалины дома, взметнув в воздух очередной фонтан щепок и остановился. Развернувшись, он уставился единственным глазом на своих врагов.

— Так он нас до смерти загоняет, — высказался Бандзан. — Учитель Якуси, не могли бы вы еще пару раз огреть его вашим замечательным заклинанием?

— Боюсь, что только на пару раз меня и хватит, — отозвался тот, задумчиво опираясь на посох. — Я не самый большой мастер боевой магии...

— Может быть вам попробовать хотя бы усыпить его? — поинтересовался Явата. — Вряд ли он, конечно уснет, но это его замедлит...

Паук слушал их разговор, переводя взгляд с одного человека на другого. Взбешенный болью от ожога он, похоже даже не понимал, о чем идет речь, все больше и больше теряя человеческий разум. Нетерпеливо взмотнув головой, Ингадзаэмон бросился на столпившихся самураев, которые при его приближении кинулись врассыпную. Снова не успев вовремя остановиться, паук снес забор и вывалился на дорогу.

Пока он перебирал ногами, готовясь к новой атаке, Якуси выхватил из сумки кисть и принялся чертить ей прямо в воздухе. Удивительным образом сухая кисть оставляла за собой след как на бумаге тушью. Так Якуси набросал тонкое покрывало из вязи иероглифов, которое взмахом руки послал на паука, в бешенство топчущего забор в дорожной пыли.

— Вперед! — завопил Киёмицу, бросаясь вслед за заклинанием Якуси.

Паук уставился на него налившимся кровью глазом, раскрыл пасть и ринулся вперед, чем ускорил свое свидание с заклинанием Якуси, накрывшим всю голову. В то же мгновение ноги у него подкосились, и чудовище начало заносить. Единственный оставшийся целым глаз закатился, но ноги продолжали самостоятельно переставляться, хотя и не так уверенно как раньше.

Бандзан и все остальные бросились на паука, пребывающего в прострации. Но заклинания Якуси не хватило надолго — едва только Бандзан и Явата, бежавшие первыми, подобрались к пауку, глаз вернулся на место и паук остановился, прижав голову к земле, выставив перед собой грозные передние лапы.

Осознание того, что нужно делать молнией мелькнуло в голове у Бандзана и он взвился в воздух, занося меч. Паук вскинул к нему свои лапы, но опоздал на долю мгновения, когда Бандзан уже пролетел над ними. Тотчас огромный меч Яваты врезался в одну из лап, практически перерубив ее пополам. Паук взвыл и дернулся к Явате, заливая землю вокруг дурно пахнущей жижей хлещущей из раны... А Бандзан в это время, приземлился точно рядом с вытянутой шеей, по которой не медля рубанул мечом.

Паук взвыл еще страшней, чем прежде, но вой заглох, как только шея отделилась от туловища. Голова Ингадзаэмона клацнула зубами-иглами, едва не вцепившись в ногу Яваты и застыла, а тело завертелось волчком, разбрызгивая кровь. Бандзан, расправившись с пауком, отбежал от взбесившегося тела подальше и остановился, вытирая кровь с меча.

— Все, — он опустился прямо в дорожную пыль. — Теперь можно убираться отсюда...

— А это? — Киёмицу указал на беснующееся обезглавленное тело.

— Теперь до ночи бушевать будет, пока совсем не сдохнет, — рядом с Бандзаном опустился Явата, утирающий пот. — Но нам он уже не страшен. Вот сейчас чуток передохнем и двинем дальше. Где там наш проводник, жив?

Они заозирались вокруг в поисках татиком и Синъэмона. Ни машин, ни тануки видно не было.

— Деру он дал, — ехидно произнес Такедзо. — Все это чертово отродье, нельзя ему на слово верить.

— Ну зачем вы так, а еще монах, пути Будды учите, — раздался обиженный голос тануки.

За спиной у Такедзо стоял Синъэмон, правда уже потерявший где-то свой листок и вернувшийся в истинный вид. Но и в нем он остался жизнерадостным толстячком, теперь покрытым шерстью. На плече у тануки сидело странного вида существо — то ли птица, покрытая рыбьей чешуей, то ли рыба с крыльями. На маленькой голове с грозно торчащим гребнем питомца тануки угольками горели глаза-бусинки.

— Ты давай сказки не рассказывай, — из-за спины Синъэмона показался Ямага с мечом, который упирался в спину тануки. — Учитель, этот негодяй, пока вы дрались с чудовищем, он обчистил седельные сумки татиком и пытался удрать.

— Вот почему я никогда не верю этим маленьким мерзавцам, — скривился Такедзо.

— Эй, Ямага, а меч-то ты где взял? — удивился Киёмицу.

— У мародеров забрал, — гордо ответил мальчишка.

— Забрал? — недоверчиво переспросил Киёмицу.

— Ну... Не то чтобы прямо у них самих...

— Значит спер, когда они деру дали? — ехидно осведомился Киёмицу.

— Отстань от него, — отмахнулся Бандзан. — Молодец Ямага. Не слушай этого пустозвона, все ты правильно сделал.

Ямага зарделся и потупил взгляд.

— А что мне с этим мешком шерсти делать? — спросил он, ткнув тануки в спину мечом.

— Эй, а повежливей? — подскочил тот, уворачиваясь от тычка.

Птица на плече Синъемона угрожающе зашипела и вытянула шею в сторону Ямаги.

— Познакомься, это наш новый проводник, — ответил Бандзан.

— Да, — Ямага убрал меч, но подозрительного взгляда с Синъэмона не спустил. — Не нравится мне этот проводник что-то.

— Поговори об этом с Такедзо, — хмыкнул Киёмицу. — Чувствую, на этой почве вы легко найдете общий язык.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как Кумадзава Бандзан и Ягю Дзюбей наблюдали удивительное шествие духов

Оставив позади прибежище мародеров с продолжающим крушить дома телом Ингадзаэмона, отряд двинулся дальше.

Тануки ехать на топтуне отказался, сославшись на то, что пешком ему ходить привычнее и семенил рядом с Бандзаном.

— Эй, Синъэмон, — спросил тот. — Что за чудной зверь у тебя на плече примостился? В жизни не видел ничего подобного.

— Это Хоо, феникс, господин Кумадзава, — ответил тануки. — Он со мной уже много лет, с тех пор, как я подобрал его из горячей еще золы в горах Китаками.

— Да ладно! — удивился Бандзан. — Настоящий феникс?

— Самый настоящий.

— И как ты его приручил?

— Никак. Хоо сами привязываются к тем, кого видят первым после перерождения. Мне просто повезло. Вот только злить его не стоит.

— Это почему же? Заклюет?

Хоо покосился на Бандзана угольками глаз и издал фыркающий звук. В нем Бандзану почудилась насмешка.

— Заклевать не заклюет, а вот если его раздразнить, Хоо начинает разгораться. Если совсем из себя вывести, все вокруг спалит.

— Поэтому у тебя и нет дома? — не удержался Такедзо. — Твой огненный петух спалил? И что ты с ним не поделил? Горстку зерна?

Синъэмон обиженно надулся и отвернулся в сторону от монаха. Хоо перевел взгляд на Такедзо и гребень на его голове засветился красным.

— Гляди-ка, все понимает! — удивился Такедзо и больше к тануки и его Хоо не приставал.

Дороги, по которым Синъэмон вел отряд, вновь побежали по лишенным леса равнинам. Чем дальше он продвигался, тем запущенней становилось все вокруг. Ветер шнырял в слепых окнах брошенных домов. Деревья стояли без единого листа. Подойдя к ним поближе, можно было заметить ползущие по коре пятна гнили. Но самое плохое — вода в колодцах стояла испорченная, непригодная для питья. В ведрах она плескалась ржавого цвета и отдавала тухлятиной. В деревнях, которые миновал отряд, уже не оставалось даже кошек, лишь притихшее воронье теснилось на заборах и крышах. Казалось, они ждали чего-то, и Бандзан со спутниками их не интересовали.

К исходу второго дня пути от логова мародеров, Синъэмон остановил отряд на вершине холма, дорога с которого сбегала вниз к большой брошенной деревне.

— Цуматори, — пробормотал тануки. — Еще осенью здесь жило не меньше двух сотен семей.

К нему подъехали подотставшие Бандзан и Киёмицу.

— А чего мы, собственно говоря, стоим-то? — поинтересовался Киёмицу.

— Хоо не нравится эта деревня, — ответил тануки. — Он не хочет через нее идти.

— Ага, теперь мы будем слушаться советов твоей ручной курицы, — хмыкнул Киёмицу. — Может быть ты еще скажешь, что это она нас вела эти два дня?

Синъэмон не обратил внимания на слова Киёмицу. Как ни странно, не обратил на них внимания и сам Хоо, наблюдая за которым, Бандзан убедился, что феникс понимает все, о чем говорят люди.

— Учитель Якуси, а вы что считаете? — спросил Бандзан. — Вы видите какую-нибудь опасность в этой деревне?

Якуси прикрыл глаза и сложил руки перед собой, бормоча сутры.

— Нет, ничего не вижу, — произнес он, когда открыл глаза.

— И я ничего не вижу, — согласился Синъэмон. — Да вот только Хоо ни в какую не соглашается идти этой дорогой.

В подтверждение его слов Хоо вытянул змеиную шею и зашипел, хлопая крыльями.

— И что теперь? — спросил Киёмицу. — Так и будем здесь стоять, пока не решим, чьему мнению доверять?

— Можно мне попробовать? — рядом с самураями и Тануки возник Ямага, отчаянно роющийся в своей котомке.

— Ну а ты-то что нам можешь предложить, гроза мародеров? — вздохнул Киёмицу.

— Сейчас увидите!

Ямага извлек из сумки бамбуковую трубу, с обоих концов которой тускло поблескивали багрянцем по стеклышку.

— Так это ж обычная подзорная труба, — пожал плечами Бандзан. — Ямага, нам и отсюда хорошо деревню видно.

Ямага хитро прищурился и прижав трубку ко лбу, зашептал заклинание. По бокам трубки побежали красноватые искры, превратившиеся в волшебные знаки, опоясывавшие бамбук около стеклышек.

Закончив заклинание, Ямага зажмурил левый глаз, а подзорную трубу прижал к правому. Поводив ей несколько раз из стороны в сторону, он передал ее Бандзану со словами:

— Прав был Хоо, не стоит нам туда соваться.

Бандзан приложил трубу к глазу и направил ее на деревню.

Видно из-за заклинания, стекла в трубе работали как-то странно. Мир окрасился в багровые тона и выгнулся как отражение в капле воды, а сама деревня превратилась в бесформенное нагромождение темных валунов. Однако на каждом валуне сверху, или как понял Бандзан, на крыше каждого дома, торчало по горевшей белым скрюченной фигуре, а на некоторых и по две-три сразу. Бандзан отнял трубу от глаза и все вернулось на свои места — деревня была пуста и заброшена. Приложил трубу обратно — и в багровом облаке возникли неподвижные фигуры.

Бандзан, не говоря не слова, передал трубу Якуси. Тот осмотрел через нее деревню и передал ее дальше.

— Скажи-ка мне, ученичок, — обратился к Ямаге Бандзан. — Что это за подзорная труба у тебя такая, что показывает то, что не видно даже взору волшебника?

— Купил по дешевке на рынке в Киото, — Ямага наслаждался произведенным его покупкой эффектом. — Там есть много лавок, где такими штуками торгуют.

— Что-то я тоже ничего не понимаю, — пробормотал Явата, вдоволь насмотревшись в трубу. — Ни я, ни Якуси демонов не видим, а твоя труба их видит... Может их там и нет на самом деле?

— Нет, Явата, думаю что есть, — не согласился с ним Якуси. — Но, Ямага, в чем же секрет?

— А дело в заклинании, которое на стекла наложено, — сообщил Ямага. — Оно просто делает видимым тепло, которое исходит от всех предметов нашего мира. А, как известно, тело любого живого существа гораздо теплее, чем камни или деревья. Не знаю, господин Якуси, как демонам удалось укрыться от вашей магии, а вот свое тепло они скрыть не догадались. Думаю, что и Хоо видит мир также, как эта труба, поэтому он и отказался вести нас в деревню.

— Ну вот что, — Бандзан развернул своего татикому. — Осколок показывает, что синигами в деревне нет. Давайте-ка проваливать отсюда, пока все эти демоны не сообразили, в чем дело. А то мы тут уже битый час торчим, пялимся на деревню, да еще только что пальцами не тыкаем. Не ровен час, сообразят, что мы их раскусили, и сами к нам пожалуют.

Синъэмон удрученно покачал головой:

— Удачное они место выбрали для засады. Трудно обойти будет. Справа от нас открытое поле, а за ним озеро по весне разливается. Не пройдем — либо в разливе завязнем, либо они нас на поле заметят. А если справа обходить — лес густой, в нем и черт ногу сломит.

— А назад возвращаться? — поинтересовался Яваата.

— Назад не пойдем, — заявил Бандзан. — Лучше через лес, если что — спешимся. Мы и так, похоже, забрели глубоко за фронт, еще не хватало возвращаться и время терять.

Тануки посмотрел в сторону и вздохнул.

— Есть там, конечно, старая дорога. Да только ей сто лет уже никто не пользуется. Плохие про нее слухи ходят.

— Какие? — поинтересовался Бандзан.

— Нечисть на ней колобродит лесная. Призраков видели...

— Вот тебе только нечисти и бояться, — хмыкнул Такедзо. — Они ж твои ближайшие родственники.

Синъэмон не успел огрызнуться, его перебил Бандзан.

— Нечисть еще встретится или нет неизвестно, а впереди мы точно не пройдем, — и Бандзан решительно направил татикому в сторону леса. — Пошли, нечего рассиживаться.

Отряд потянулся за ним.

В лесу было мрачно и сыро, а главное тихо. Только вездесущий ветер проносился между деревьями, заставляя их натужно скрипеть. Стволы там и тут были покрыты пятнами той же гнили, что Бандзан и его спутники видели в деревнях, но лес, похоже, еще мог ей сопротивляться. Тропа, по которой Синъэмон повел отряд, оказалась давно нехоженая, заросшая травой. За первым же поворотом обнаружился на проржавевший татикома. Железное брюхо его было разодрано как когтями, бурые от ржавчины детали механизма разбросаны по всей тропе.

— Ничего себе, — присвистнула Юи. — Это ж какими когтями надо обладать, чтобы топтуна разорвать?..

— Небось тоже с каким-нибудь Ингадзаэмоном повстречался, — фыркнул Киёмицу.

— А где останки седока?

— Проглотили с костями, — от собственных слов Киёмицу почувствовал себя страшно неуютно.

Впрочем, по мере углубления в лес, ничего им больше не попадалось.

Вскоре стемнело, и чащоба приобрела вовсе неприглядный вид. Тануки и татикомы в темноте видели неплохо, поэтому Синъэмон попросил самураев не зажигать фонари — мало ли кто по лесу ночью шляется — и вел отряд сам. Однако тьма не была кромешной, а потому прорисовывающиеся в тусклых потемках деревья в глазах Бандзана начинали превращаться в скрюченные фигуры синигами. От мерного покачивания он начинал засыпать, как какой-нибудь угловатый сук выскакивал перед ним из темноты и заставлял его вскидываться. За мгновение до этого, на границе сна и яви безобидная ветка грезилась Бандзану длинной рукой синигами... Но оказывалась лишь веткой. Чтобы не уснуть, Бандзан начал про себя бормотать молитвы, когда-то давно выученные им у синтоистского священника, но и это не помогало. Тот тут то там ему виделись демоны, и он начал опасаться, что его вот-вот опять закружат видения.

Вместо этого пошел дождь. Холодный, тяжелый дождь, наполнивший лес жестяным грохотом и раскатами грома. В свете вспыхивающих молний, выхваченные из темноты скрюченные деревья еще больше стали походить на демонов, и не раз уже Бандзан хватался за рукоять меча.

Вдруг Синъэмон застыл на месте и в сполохе молнии стало видно, как его мокрая шерсть встала дыбом.

— Там! — он вытянул дрожащую лапу в сторону деревьев и повторил: — Там!

— Что там? — переспросил его остановившийся рядом Явата.

Синъэмон не отвечал, лишь тянул перед собой лапу. Идти вперед он явно не собирался.

Бандзан посмотрел на Хоо, пристроившегося на плече тануки. Тот не проявлял особенного беспокойства, лишь нахохлился и вжал голову.

Отряд остановился.

— Ну и что будем делать? — поинтресовался Киёмицу. — На проводника-то ступор напал.

Рядом с Бандзаном спешился Дзюбей.

— Пойдем посмотрим, что там, — предложил он.

Бандзан вспомнил, какой знатной потасовкой закончилась их последняя совместная разведка, но делать было нечего. Да и не похоже, что впереди ждала засада — демоны Эмма засели в деревне и вряд ли могли обогнать их.

По деревьям они решили в этот раз не идти — видимость плохая, да и ветки мокрые, сложно удержаться. Можно, конечно, Бандзан не одну мокрую крышу Эдо пробежал ночью, но очень сложно. Зато они взяли с собой Явату.

В направлении, указанном Синъэмоном, они двинулись перебежками от дерева к дереву. Вскоре впереди забрезжил неровный свет.

— Это еще что такое? — Бандзан остановился.

Вдалеке, в просветах между деревьями, двигалась цепочка ярких огней. Бандзан готов был поклясться, что там идет процессия, такая же, какие часто ходили по Эдо в дни Обон. Как стражник, он не раз сопровождал их, когда жители Эдо, галдящие, развеселые и набравшиеся сакэ, с заплетающимися ногами шагали вперемешку с монахами, несущими фонари и сохраняющими каменное выражение лица вне зависимости от того, сколько саке выпили они сами. Вот только здесь давно уже некому праздники отмечать было, да и подозрительно тихо передвигались эта процессия. Ни тебе барабанов, ни монашеских колотушек. Как будто мертвецы вышагивают на собственные похороны... От этой мысли Бандзан поежился.

— Похоже придется лезть на деревья, — шепнул ему Дзюбей, беззвучно возникший рядом. — Не нравятся мне эти фонарики...

Он вынул из-за пазухи кошки и сунул их Бандзану. Сам же он лишь притронулся ладонями к дереву, и тут же взвился по стволу вверх как обезьяна.

— А ты, Явата? — Бандзан посмотрел на мё-о.

— Я лучше здесь постою, — покачал головой тот. — По деревьям лазить, это не мечом махать. Не умею я этого...

Бандзан кивнул и вбил когти в толстую кору. На голову ему тут же хлынул поток воды, скопившийся на еловых лапах. Впрочем, он и так уже был насквозь промокшим.

Взобравшись наверх, Бандзан оглянулся. Смутно различимая в темноте фигура Дзюбея маячила на соседнем дереве. Если бы не идущий снизу свет, он бы его вообще не заметил. Перебравшись к нему, Бандзан обнаружил, что Дзюбей задумчиво смотрит вниз. А там...

Там, внизу, бежала широкая ровная дорога. И по ней действительно шествовала процессия с фонариками. Вот шли там не люди, а призраки, каждый из которых держал в руке по яркому фонарю. При этом, кроме шума дождя, ничего слышно не было.

Здесь были призраки, похожие на людей и совсем странные существа, о которых Бандзан никогда не слышал. В стройных женщинах в ярких кимоно Бандзан узнал рокуроккуби. Вот уж с кем он не хотел бы встретиться в лесу ночью. Даже сверху было видно, что они не шли а парили над землей в колышущихся на ветру одеждах. Некоторых, видимо самых важных духов, влекли за собой в повозках баку, удивительные звери, питающиеся людскими снами. Бандзан не раз слышал удивительные истории о них, и сам, когда был маленький, клал дощечки с защитными заклинаниями под подушку. И, хотя дурные сны действительно пропадали, он так ни разу и не дождался появления баку.

Зато сейчас он мог разглядеть их. Телом баку оказались похожи на лапы и морды у них были львиные, а хвост тонкий как у коровы и с кисточкой на конце. Каждый баку был украшен лентами, а над головами у них висело по фонарю.

За повозками вновь пошли какие-то странные создания, больше всего напоминающие лошадиные скелеты, вышагивающие на длинных как у цапли ногах и хитоцумо, здоровенные как борцы сумо, укутанные в монашеские хламиды. Каждый из них тащил по древку на котором развевались простыни. Впрочем, развевались они как попало, из чего Бандзан с удивлением сделал вывод, что это не просто ткань, а мелкие бесы — итта-момэн.

Но вот прошли хитоцумо, за ними потянулась всякая мелочь — смешно скачущие каса-но-обакэ — привидения-зонтики, одноглазые призраки, духи деревьев и несколько нурикабе, семенящих боком. Их сопровождали несколько лошадиных скелетов, так как самим о-бакэ не в чем было нести фонари.

Бандзан и Дзюбей застыли на своей ели, боясь шевельнуться. Не похоже, чтобы лесные духи были настроены враждебно, но и привлекать их внимание не хотелось. К счастью для всего отряда, дорога о-бакэ пролегала в стороне от него.

— Как думаешь, чего это они? — спросил Дзюбей, когда погас последний отблеск призрачных фонарей.

— Бегут, — ответил Бандзан. — Как в сне у Якуси. Бегут и, похоже, в сторону Эдо. Ямамото ждет большой сюрприз. Беспокойно теперь по ночам в столице станет... Смотри!

Дорога, по которой шествовали привидения исчезала на глазах. Там, где мгновение назад она проходила, смыкались деревья и вскоре перед Бандзаном и Дзюбеем вновь расстилался густой лес.

— Да-а, — протянул Бандзан. — Нечисть, она все-таки и есть нечисть... Но красиво было, да, Дзюбей?

Тот кинвул в ответ и полез вниз по стволу.

Бандзан задержался, всматриваясь в горизонт. Из головы у него не шла процессия призраков, странное и завораживающее зрелище. Что там говорил Якуси? Раз о-бакэ были созданы богами Ямато, значит они такие же живые существа, как люди ли тануки? Сейчас Бандзан как никогда ощущал это. Но, по трезвому размышлению, с рокуроккуби ночью в темном углу встретиться все равно не согласился бы.

В этот момент дождь хлынул как из ведра, и Бандзан спешно полез вниз. Надо было устраивать привал. Пытаться идти дальше через лес в такую погоду становилось бессмысленно.

Перевод А.Е. Глускиной