Кукла Советника

Так делал отец...

Я улыбнулась, распахнув ресницы. А этот благородный совсем не страшный! И не злой. Мужчина ответил на улыбку, сверкнув зубами.

— Дрова для кухни? — деловито поинтересовался он.

Я кивнула.

— Пойдем, провожу.

Не веря своей удаче, я быстро собрала дрова в охапку, одной рукой прижимая их к себе, а другую доверчиво вложив в сильную ладонь.

Мужчина бросил грозный взгляд на мальчишек, топнул ногой.

— Кыш отсюда, шакалье!

Я смотрела на него, как на посланника Светлых. Высокий, со снежно-белыми волосами, собранными в хвост черной бархатной лентой, иссиня-черными глазами, короткой бородкой, обрамлявшей крупный рот, с сильными мышцами, перекатывающимися под рукавами, он поразил мое воображение.

— Так значит, ты работаешь на кухне, — задумчиво протянул мой спаситель.

— Да, господин.

— Нравится?

— Не очень...

Мужчина рассмеялся.

— А ты хотела бы быть, как она? — кивнул он на Куколку, все еще играющую на балконе.

Я вздохнула, глядя на девочку. Красивые платья, игрушки... И она наверняка не знает, каково это, когда руки ломит от ледяной воды в ведре, а прошедший с блюдом слуга, как нарочно, наступает грязными башмаками прямо на свежевымытый пол. Конечно, я ей завидовала. Иногда, перед сном, представляла, как вернется отец, как снова заберет меня в теплую каморку над казармами и купит... Нет, не марципан. Большую булку свежего, еще горячего хлеба и кувшин парного молока.

— Любая хотела бы, — сказала я, заметив, что мужчина ждет ответа. — Только это невозможно.

— Ну почему же, — ответил мужчина, опускаясь передо мной на корточки. — В День Поворота нет ничего невозможного. Тем более, что я немножечко маг.

Он сжал руку в кулак, а потом развернул ее ладонью вверх. Над пальцами, рассыпая сиреневую пыльцу с крыльев, порхала бабочка. Снова рука в кулаке, и не успела я разочарованно ойкнуть, как на крупной мужской ладони заискрилась льдистая лилия. Волшебник подул на нее, а потом осторожно воткнул мне за ухо, пощекотав шею.

— Вот так, — улыбнулся мужчина. — Тебе идет.

— Спасибо, — прошептала я, боясь прикоснуться к цветку.

Мужчина поднялся, отряхнул полы плаща, снова наклонился, подставив щеку. Догадавшись, я ткнулась губами в гладковыбритую кожу.

Маг улыбнулся, порывшись в карманах, сунул мне серебряную монету.

— Еще увидимся, Ли-и-ра, — протянул он мое имя и зашагал обратно в сторону конюшен.

Глядя ему в след, я запоздало присела в неуклюжем книксене.

2

Кухня встретила меня отвратительным запахом мокрого птичьего пера, чадом над сковородами с прогорклым жиром, звоном посуды и громкими выкриками Магды-поварихи, отдававшей приказы не хуже казарменного сержанта.

— Ты! — размахивала она деревянной ложкой. — Живее меси тесто, пока я тебя в нем не утопила!

— Ты! — гулко впечаталась ложка в лоб поваренка. — Не зевай! Сбежит молоко — выпорю!

— Мина, лизарийская твоя задница! Когда ты домоешь эти брыговы противни?!

— Я заканчиваю, госпожа, — залебезила мать. Увидела меня. — Сейчас Лира дотрет...

— Лира сейчас будет перепелок ощипывать, — уперла руки в бока Магда. — Да поживее дрова складывай, дочь ехидны! Тебя только за Корисом посылать!

Я почтительно закивала и, пригибая левое ухо к плечу, прошлепала к длинному, вдоль всей стены в шестьдесят локтей, очагу.

— Что ты ползешь, как каракатица! — понеслось мне вдогонку. — Птицу нужно ощипать, пока не остыла!

Заталкивая крученые сучья под закопченный котел с булькающей похлебкой, я осторожно пощупала висок. Цветка ожидаемо не было — иллюзия развеялась, стоило магу уйти. Я вспомнила, как ласковые руки оттирали грязь с моего лица и тихо улыбнулась. Нежные прикосновения, от которых я совсем отвыкла за два года, были лучшим подарком на День Поворота.

— Ах ты, вредитель! Троллев выродок! — заорала Магда.

Покосившись через плечо, я увидела как повариха, схватив визжавшего мальчишку за клок волос на затылке, елозила его физиономией по грязному столу. Сбежавшее молоко воздушной корочкой пенилось на внешних боках ведерной кастрюли.

Ка-ззел!

Не ему же отмывать, вот и не уследил. Ненавижу! Так ему и надо, порадовалась я, когда Магда за ухо передала его стражнику.

— Выпори как следует! Чтоб неделю сидеть не мог!

Покачивая телесами, Магда повернулась кругом, выискивая, кому бы еще навешать плюх. Зыркнула на меня, но я уже сидела в углу и ощипывала дичь, сбрасывая перо в дырявый таз.

Рябчики, перепела, фазаны, вальдшнепы, горлицы, гуси, утки, куры были свалены одной кучей высотой мне почти до груди. Я даже пересчитывать не стала, все равно умею только до дюжины, а тут их раз в десять больше — все для высокого стола. Господин Виро, главный повар княжеской кухни, терпеть не мог грязь в своей вотчине, и потому всю птицу и убоину свозили к нам, отчего небольшое помещение прованивалось кровью, желчью и содержимым кишок.

Я отобрала мелких птиц, которых нужно ощипать в первую очередь — в котел с кипятком какого-нибудь чибиса, в отличие от утки, не сунешь — сварится, но легче не стало. Прикинула объем работы — на весь день хватит, а ведь еще котлы мыть и скрести пол. Эх...

Начала с маховых перьев — они самые вредные и жесткие, если не выдернуть их сразу, то можно потом изуродовать тонкую кожицу на птичьем крыле. Очищенных птичек я раскладывала на столе — их освежуют и отнесут на высокую кухню.

Руки сами делали привычную работу, а губы нет-нет, да и разъезжались в улыбке, когда я вспоминала мага. 'Еще увидимся. Хочешь быть, как она?' А вдруг, это знакомый моего отца, пришла в голову невероятная мысль. Ну конечно же! Как я сразу не догадалась! Ведь, будь иначе, с чего ему со мной разговаривать? Защищать? Может, он расскажет что-то о папе...

В то, что отец погиб, я не верила. Предпочитала думать, что его отправили служить куда-то на Архипелаги. Или держат в плену, ожидая княжеского выкупа или обмена.

А может, отец спас этого незнакомца? И теперь тот чувствует себя обязанным позаботиться обо мне?

И совсем уж невозможная идея — а вдруг у меня Дар, а волшебник почувствовал это?

В княжестве маги ценились чуть ли не на вес золота — не рождаются они у нас, в отличие от того же Рау. В королевстве, говорят, каждый третий имеет слабые способности, а у каждого пятого имеет смыл их развивать. Кровь райанов же практически заглушает принесенную извне магию лизарийцев, даже для создания иллюзий нам нужны накопители. И тем ценнее рождающиеся раз в десять, а, иногда, и раз в двадцать лет, маги.

Глупости. Папа — райан. Чистокровный, насколько я знаю, иначе был бы не рыцарем, а простым пехотинцем. Обладай даром мать — она не оказалась бы здесь, на грязной кухне. Я искоса взглянула, как она трет смесью песка и поташа жирные занозистые подносы. Даже не знаю, что хуже — дергать пух у казарок или мыть горшки.

'Хочешь быть, как она?'

Конечно, хочу! Я на все была готова, лишь бы выбраться отсюда, избавиться от необходимости постоянно пригибать голову в ожидании подзатыльника, от непосильной работы, из-за которой ломит все тело, от издевательств сверстников, особенно старались девчонки и незабвенный Джайр, чтоб его Лес позвал, от злых щипков женщины, не иначе, как по недосмотру Светлых, оказавшейся моей матерью.

— Лира!

— Да, госпожа Магда, — вскочила я, отряхивая колени.

— Иди, поешь, потом закончишь, — расщедрилась повариха, поставив на стол щербатую кружку с молоком и пару подгоревших коржиков.

'Еда! Еда-еда-еда-а-а-а!...' — радостно запел вечно пустой желудок.

— И не рассусоливай! Птица сама не ощипается!

— Угу, — промычала я, запихиваясь пересушенным печеньем. Эка, невидаль, чуток горелое, все равно вкусно. А ведь у меня еще конфеты! Но их я съем позже, ночью, чтобы никто не видел.

Мать, со стоном разогнувшись, протерла последнее блюдо тряпкой, ненадолго присела в ожидании новой порции тарелок. Гарнизон, замковых слуг, конюших следовало кормить, и поток грязной посуды не иссякал никогда. Не смотря на стертые песком руки и противные объедки, мыть посуду мне нравилось больше, чем пол. Для посуды воду хотя бы грели.

Я перехватила голодный взгляд матери. Отвернулась. Потом отломила половину коржика и отнесла ей.

— Будешь?

Вместо ответа мать с силой ударила меня по руке. Я всхлипнула от обиды и боли, печенье улетело в очаг.

— Да я лучше от голода сдохну! — прошипела эта женщина. — Пошла вон!

От удара в грудь я не удержалась на ногах и шлепнулась на пол.

— Мина, отстань от нее, — заслонила меня широкими юбками Магда. Остальные слуги делали вид, что ничего не происходит.

Тяжело дыша, мать села обратно.

— Цела? — повернулась ко мне повариха.

Я кивнула.

— Ну так поднимайся, чего расселась? Работы мало? ...А деньги у тебя откуда?! — хищно сощурившись, уставилась она на выкатившуюся из дырявого кармана монету.

'Деньги' — волшебное слово. Секунду назад не обращавшие на меня внимания — подумаешь, мать девчонку воспитывает — слуги, побросав дела, столпились вокруг, показывая пальцами на серебро. Прикоснуться к нему не решались. Если залапать монету отпечатками аур, магу будет сложно найти вора, и за кражу выпорют всех. А то и повесят — кастелян был крут на расправу.

— Маленькая дрянь! — взвизгнула побледневшая мать. Налетела коршуном, ударила по щеке. — Откуда это у тебя?!

Я отползла от нее на спине, съежилась в углу, закрываясь от ударов.

— Мама, не надо!..

— Откуда деньги, я тебя спрашиваю? — схватила меня за волосы, выдирая клок. Ударила головой о стену. — Откуда деньги?! Украла? У кого?!

— Мне дал их господин! Я не крала!

— Господин дал? — зашипела мать. — Просто так? Целую серебрушку? — схватила меня за плечи, затрясла. — Говори, чертово отродье!

-Я... — Кровь из разбитого носа стекала на губы, мешала говорить. — Я поцеловала его в щеку.

— Поцеловала?! Ах ты, шлю-ю-юха!... И когда только успела?!

Схватив прислоненный к стене ухват, мать нацелила его на меня, как гарпун. Высокая, тощая, в грязной потрепанной одежде, с кудрявыми волосами, грозовым облаком окружавшими лицо с запавшими щеками, она была похожа на горгону. Я съежилась, закрывая руками голову. Папочка...

Удара не последовало.

В наступившей тишине я разлепила опухшие от слез глаза.

Невысокий хрупкий юноша с легкостью отобрал ухват, удерживая за горло беснующуюся мать. По-птичьи склонив голову к плечу, он наблюдал, как по ее лицу разливается бледность, как закатываются глаза, как она неловко сучит ногами, пытаясь оторвать от шеи тонкую кисть с блестевшим на пальце перстнем.

С сожалением вздохнув, юноша разжал руку. Мать рухнула на пол бесформенным кулем, жадно хватая воздух. Что-то просипела, вращая выкатившимися из орбит глазами.

— Ты Лира? — мелодично протянул юноша в костюме пажа.

Сглотнув, я кивнула.

— Пойдешь со мной.

— Куда вы забираете ее? — спросил кто-то.

— Не твоего ума дело, — пропел юноша.

Я встала, опираясь на протянутую руку. Прихрамывая, пошла за пажом, как нож масло, разрезавшим толпу. Подобрала монету. Слуги, на которых я смотрела, отводили глаза, и последнее, что я увидела, обернувшись, был злорадный взгляд моей матери.

3

— Господин, клянусь Светлыми, я не воровка! Эти деньги мне подарили! — бухнулась я на колени, едва мы покинули кухню.

Насвистывавший юноша поперхнулся, обернулся к всхлипывающей мне.

— Ты о чем?

— Вы ведь ведете меня к кастеляну? Но я не виновата, честное слово! Я могу показать господина, который дал мне серебро!

— Поднимись, — поморщился паж. — Фу, какая же ты грязная! — Юноша потянул прядь волос, выбившихся из косы. Разжал пальцы, брезгливо помахал рукой, будто стряхивая что-то липкое. — Не собираюсь я тебя к управляющему тащить. С тобой желает познакомиться один э-э... господин. Будешь хорошо себя вести — получишь новое платье.

— Высокий, светловолосый и с такой бородкой? — показала я двумя пальцами вокруг губ.

— Да. И прекрати уже реветь!

— Простите, господин...

— Не отставай.

Я крепко сцепила руки на животе и засеменила за пажом, едва сдерживая радость. Маг не забыл! Я даже не надеялась, что он так скоро пришлет за мной. Думала, это случится завтра, а может, по окончанию празднеств. Но он велел привести меня сегодня же! И снова спас... На этот раз от матери.

У заднего входа в замок сновали слуги и чистенькие поварята в белых крахмальных сюртуках — здесь была высокая кухня. Они косились на меня, перешептывались, хихикали, прикрывая ладонями рты.

— Вот замарашка, — донеслось до меня.

— На какой помойке ее нашли?

— Ты хотел сказать, из какой выгребной ямы достали?

Их бы на нижнюю кухню, чистить очаги и промывать свиные кишки для колбас! Я бы посмотрела, чем бы они пахли! Уж точно, не ванильной выпечкой...

Мои уши горели, я низко наклонила голову, пряча красное от стыда лицо за волосами, и, не заметив остановки, врезалась лбом в зад притормозившего пажа. Поварята откровенно заржали. Обернувшийся парень занес, было, руку, как для подзатыльника, но вместо того, чтобы стукнуть меня, схватил со стола какой-то южный фрукт, покрытый шипами, и швырнул в заливавшегося смехом мальчишку. От столкновения со лбом фрукт лопнул, окрасив колпак и румяную физиономию в цвет детской неожиданности. Паж хохотнул, наблюдая, как поваренок размазывает по лицу темнеющую мякоть и обратился к господину Виро.

Главного повара я видела дважды — первый раз, когда он лично пришел на нижнюю кухню наблюдать за разделкой йеала, огромного восьмирогого козла, спустившегося из Леса в княжеские угодья. Второй — когда Виро решил выбрать нового помощника, взамен обварившего руку. На меня, девчонку, он даже не взглянул — сухопарый, остроносый мужчина без единого волоска на голове. Теперь же, бросив взгляд на герб, вышитый золотом на плече пажа, он почтительно кивнул на процеженное сквозь зубы:

— Пять ведер кипятка в северную башню немедленно, еще пять через полчаса. Кроме того, принесите нежирное мясо, хлеб и чиар. К вечеру, после официальной части праздника, должен быть готов поднос с фруктами, пирожными и лимонадом.

Мы пересекли кухню и по неприметным, петляющим переходам обогнули обеденный зал, занимающий весь первый этаж главного здания; не останавливаясь, прошли сквозь северное крыло и поднялись на десять, как я сосчитала, пролетов. Дальше дорогу преградили стражники, при появлении пажа браво стукнувшие о каменный пол древками алебард.

— Его Сиятельства нет? — понимающе хмыкнул парень.

— Господин граф обедает с князем, — донеслось из-под забрала.

— Отлично.

Паж распахнул двери, пропуская меня вперед.

— Входи.

Я прошмыгнула мимо стражи и поняла, что попала в Сады Светлых.

Пол комнаты укрывал пушистый темно-коричневый ковер, такой мягкий, что мои замерзшие ноги утонули по щиколотку. Я остановилась, не смея идти дальше, с открытым от изумления ртом разглядывая бежевые стены с высокими арочными окнами, побеленный потолок с лепниной, камин, изображавший пасть гигантского зверя. В центре стоял стол со стопкой бумаги и чернильницей, емкостью с песком и перочинным ножом. Покои наполнял запах пчелиного воска, которым натирали мебель, и яблоневых дров, потрескивающих в камине.