Иван - Бывший улан и купеческая дочь

Отвёл Иван разбойника в город, сдал приставу королевскому с рук на руки.

Обрадовался пристав, отсыпал ему полтину на водку, а душегуба в темнице запер.

Козырнул Иван — Бывший Улан приставу:

— Спасибо, ваше превосходительство!

— Куда теперь, пойдёшь, солдат? — спросил тот.

— Сейчас в трактир. А потом, куда ветер в поле укажет. Я теперь человек вольный! Куда хочу, туда и иду!

— А иди ко мне на службу! В жандармы! — сказал пристав. — Мне такие бедовые, ой, как нужны! Развелось лихих людей, а ловить некому!

— А что! Может, и пойду! — почесал Иван в затылке. — Только дозволь, ваше превосходительство, малость погулять. Семь лет отслужил! Через день на ремень!

— Добро! Погуляй, повеселись, служивый! — сказал пристав и отсыпал ему ещё одну полтину. — А потом приходи!

Козырнул Иван-бывший улан приставу:

— Спасибо, ваше превосходительство!..

Не пошёл, однако, Иван в трактир. Было у него дело поважнее этим вечером! На опушке леса. Понимал Иван-бывший улан, что тот, кто дочь купеческую за мешок золота купить хотел, само собой, от прихоти своей просто так не откажется. Другого случая искать будет, не успокоится. Видал он таких на службе королевской. Не раз в карауле во дворце стоял! Насмотрелся на генерал-аншефов, вельмож да фаворитов!

Нет, не успокоится супостат неведомый с перстнями на мизинцах, пока не потешит похоть свою окаянную! И погубит дéвицу! Если его не остановить. Саблей промеж глаз!

И вроде бы не Иваново это дело. Один раз, ведь, купца он уже выручил, уберёг его от смерти, а дочь от позора. И даже спасибо от него не услышал!

Да только не мог Иван человека в беде оставить, даже если и не просили его о помощи! Таким уж он на свет уродился. Нестандартным. Так что, не будь Иван уланом, звался бы Иваном-дураком.

Была и ещё одна причина, почему он на саблях со злодеем этим переведаться хотел, да и зарубить его начисто, от греха. Не знал ещё и сам он этого, да только полюбил Иван купеческую дочь всем сердцем за доброту её необыкновенную! За то, что пошла против воли отцовской, поцелуем его за храбрость отблагодарила, и колечко подарила.

Идёт Иван по лесу, а перед глазами у него образ девичий светится! Очи — синие, губы — вишнёвые, косы — золотистые! А пуще всего не мог он позабыть поцелуй горячий.

Золотой перстенёк, дарёный, с камешком искристым Иван на крепкой нитке на шею повесил. И всю дорогу идёт, нет-нет, да и достанет из-за пазухи, чтобы на него полюбоваться...

Долго ли коротко ли вышел он, наконец, на опушку леса. Солнце уже село. Сунул Иван пальцы в рот, да и свистнул два раза. По воровски, по разбойному.

И услышал три таких же свиста в ответ. А потом увидел, как из кустов вышел кто-то, в чёрный плащ закутанный, с капюшоном на голове и тяжёлым мешком в руках.

— Где она? — спрашивает супостат. — Где дочь купеческая?

Достал Иван саблю вместо ответа.

— Ты что? — закричал злодей. — В кандалы захотел? В темнице сгною!

— Сам там сгниёшь! — сказал Иван-бывший улан и рубанул его саблей.

Заслонился супостат мешком. И заверещал во весь голос, зовя на помощь, когда разрубил Иван мешок, и посыпались на траву дукаты золотые.

Замахнулся он снова саблей. И убил бы мерзавца. Да не дали ему. Подкрался к Ивану сзади сообщник злодейский, его самый преданный слуга и наперсник, и ударил Ивана-бывшего улана дубиной с размаху.

Сверкнуло у него в голове и погасло...

Долго Иван без памяти в траве валялся. Но все-таки очнулся. Крепкая голова оказалась у бывшего улана. Да и кивер уланский, сталью подбитый, помог, смягчил удар предательский. Правда, сам в полную негодность пришёл. Покрутил его Иван в руках. И отбросил в сторону. Ничего. Когда он в жандармы поступит, ему новую форму выдадут! Первого сроку!

Сел Иван. Проверил, на месте ли колечко дарёное. На месте, слава Богу!

Подобрал он саблю, сунул её в ножны. Смотрит, а вокруг монеты золотые рассыпаны. Злодей их подбирать не стал. Не последние, видать, были. Отчего-то у злодеев дукатов всегда не меряно. Не то, что у честных людей!

Сначала Иван побрезговал этим воровским золотом. Хотел бросить его в лесу. А потом подумал, что лучше его подобрать да на доброе дело приспособить, вдовам и сиротам раздать.

Стал он монеты собирать да в ранец складывать. Потому как в карманах у него была дыра на дыре. Собирает, собирает. Глядь, а в траве мизинец отрубленный лежит с перстнем золотым рубиновым. А рядом — ещё два пальца с той же руки злодейской.

Так, думает Иван, это он супостату их отсек, когда тот своим мешком от удара заслонился. И поделом ему! Будет знать, как невинных девиц покупать да губить!

Э-эх, вздохнул Иван! Как бы не так! Ничего он знать не будет! Таким, как злодей этот недорубленный, никакой урок впрок не идёт. Он теперь ещё сильнее ожесточится! Когда рана заживёт.

Хотел Иван как лучше, а вышло как всегда. И дочь купеческая теперь ещё в большей опасности оказалась. Потому что супостат неведомый, ясное дело, её во всем винить будет, а не похоть свою.

Ну, что ж, подумал Иван, он эту кашу заварил, он её и расхлебает!

А, впрочем, нет худа без добра! Есть теперь у него верная примета, как злодея узнать! Перстни-то с мизинцев и снять можно, если что. И, вообще, мало ли генералов да вельмож с фаворитами сапфиры с рубинами на мизинцах носит. А вот руку, покалеченную, уже никуда не спрячешь и пальцы, отрубленные, снова не отрастишь!

Да только ошибался Иван-бывший улан.

Вернулся он в город и поступил в жандармы. А золото воровское, злодейское, вдовам и сиротам раздал потихоньку. Чтобы лихие люди да мытари не узнали и не отняли.

Выдали ему форму первого сроку. Стали тут дéвицы всякого звания и возраста на бравого жандарма заглядываться. Только он не смотрел ни на кого. Потому что не мог забыть синие глаза девичьи да губы вишнёвые, что поцеловали его на лесной дороге.

Взялся он ловить воров да бандитов. Никому спуску не давал! Пристав королевский был им доволен и вскорости исхлопотал ему капитанское звание. Стал Иван начальником городской стражи и совсем прижал разбойников.

И всё бы было хорошо. Да только не давала ему покоя мысль о том, что главный злодей недорубленный на свободе ходит. И на купеческую дочь зубы точит.

Не раз бывал Иван-капитан в королевском дворце, помогал обезпечивать должный порядок на разных празднествах и фейерверках. Но супостата с покалеченной рукой так и не нашёл. Ни среди генералов, ни среди вельмож, ни среди фаворитов. Сквозь землю он провалился что ли?

Как-то раз устроил король большой бал в честь первой гильдии купеческой. На ихние же деньги, само собой. Да не на те, что у них под проценты занял. Король был экономный, и свой интерес соблюдал неукоснительно! А впрочем, уже одно то, что он на этом балу со своими генералами, вельможами да фаворитами появился, для купцов была великая честь и награда! Вот пусть и платят!

Иван-капитан, как всегда, порядок на празднестве обезпечивал. Стражники у дверей стояли, а его купцы в зал пригласили. Потому что начальник.

Там он суженую свою и встретил.

Отец её не бедствовал и толику в королевскую казну внёс немалую. За что вместе с остальными купцами первой гильдии был награждён медалькой из белого металла. И теперь ходил по залу, выпятив живот от гордости, и всем медальку эту предъявлял.

Заалели щеки девичьи, когда Марья увидала Ивана-капитана, суженого своего. А он склонился галантно и на кадриль её пригласил.

Кивнул купец Ивану благосклонно. Не признал в лихом капитане жандармском бывшего улана, бродягу и оборванца. Разрешил потанцевать с дочерью.

Закружились Иван да Марья в танце, глаз друг от друга не отрывая.

Только не удалось им и словечком перемолвиться. Слишком громко музыка играла.

Отвёл Иван после танца Марью назад к отцу и шепнул украдкой:

— Выйди в сад к фонтану, когда фейерверк начнётся. Что-то важное скажу.

Кивнула Марья согласно, а у самой сердце заколотилось как сумасшедшее. Что это Иван ей сказать хочет? А вдруг то же самое, что и она ему?!

Опустила Марья глаза. И не заметила, что не она одна слова горячие слышала. Стоял рядом с ней человек какой-то. А потом ушёл.

Не знала она, что это тот самый генерал-аншеф, который с Ивана когда-то лычки ефрейторские содрал и со службы уволил без выходного пособия. А теперь в уголке притулился и подслушивал, усмехаясь криво да руки потирая в перчатках белых лайковых. С сапфировым перстнем на левом мизинце. А правый мизинец и ещё два пальца у него отчего-то не сгибались совсем.

Когда начался фейерверк и затрещали в воздухе, рассыпаясь яркими звёздами, огненные цветы, Марья незаметно убежала к Ивану. Отец её ухода не заметил. Потому что в небо смотрел. Как его кровные денежки в трубу вылетают на потеху королю да фаворитам его. Зато у него теперь медалька есть из белого металла.

Пришёл Иван-капитан к фонтану загодя. Но встретиться с Марьей у него не получилось. Размечтался он о суженой своей, да и не заметил, как подкрался к нему преданный слуга и наперсник супостата. И ударил дубиной с размаху.

Очнулся Иван в темнице на соломе. С разбитой головой и связанными руками. Очнулся оттого, что выплеснули на него ведро воды.

— Ну, здравствуй, — услышал он зловещий голос.

Поднял глаза Иван, а это его старый знакомый. Генерал-аншеф. Тот самый, который когда-то лычки с него содрал и выгнал из лейб-гвардии за мелкую провинность.

— Здравия желаю ваше высокопревосходительство, — сказал Иван. — Сколько лет, сколько зим. Чем могу служить?

— Сейчас узнаешь, — скривился генерал-аншеф и сдёрнул перчатку с правой руки, на которой уцелели только два пальца, большой и указательный.

Так, подумал Иван, вот он и встретился со злодеем неведомым, а теперь вéдомым. Встретиться-то встретился, да только как-то не так.

— Встал ты у меня на дороге, Иван, — сказал генерал-злодей. — Себе на беду. Себе и ещё кое-кому.

— Сильно же вас прижало ниже пояса, ваше высокопревосходительство, — прищурился Иван. — Коли девок за мешок золота приходится покупать!

— Ты что же думаешь, купеческая дочь для постельных утех мне нужна была? — усмехнулся генерал-супостат. — Дурак — ты, братец! Где это видано, чтобы за девку золотом платили? Я и за медный грош их покупать не стану! Люблю, когда они сами подол передо мной задирают! Бесплатно! А всего-то делов — локоном одним разжиться да правильно распорядиться! С нужным наговором!

— Так зачем же ты похитить её хотел? — спросил Иван генерал-злодея. — Зачем мешок золота за неё посулил? Коли не нужна она тебе для постельных утех?

— Отчего же не нужна? — усмехнулся генерал-супостат. — Сгодится и для этого! Но только потом! Опосля! А мешок золота посулил, потому что даром это почти! За такой товар штучный! Обычных девок-то пруд пруди! И даже невинную среди них отыскать можно. Если поискать, как следует! А такие, как эта дочь купеческая, в наше время — редкость необыкновенная. Душа — светлая, помыслы — чистые, а сердце — любящее! За такую даже воз золота не жалко! Особливо теперь! Потому что полюбила она всем сердцем! И от этого душа её ещё светлее стала! Я, ведь, почему с тобой сразу не расправился, за увечье не отомстил? — ощерился генерал-злодей. — Почему снова встретиться вам позволил? Ну-ка, отгадай с трёх раз! Кого она полюбила всем сердцем своим?

Отгадал Иван и с одного раза, но промолчал. Только зубами скрипнул. Да поделать-то ничего не может! Э-эх, не дорубил он супостат-генерал-аншефа этого тогда на опушке леса! А теперь, вот, ни ножа, ни сабли под рукой. Да и руки связаны! Прихвостни злодейские постарались!

— Душа мне её нужна! — облизнулся генерал-злодей. — Тело можно за деньги купить, силой взять али приворотом. А душу лишь по доброй воле! Нет, Иван, не просто так я тебе жизнь оставил! Пытать буду. Но не для того, чтобы тебя помучить!

— Чтобы её помучить! — ахнул Иван-капитан.

— И как это ты догадался?! — осклабился генерал-супостат. — Точно! Пытать буду тебя, а мучиться будет она! Потому что полюбила тебя дочь купеческая всем сердцем и, чтобы любимого от пытки избавить, сама добровольно чёрный договор подпишет и мне душу свою отдаст! Ну, и тело тоже, само собой. Но это опосля! А сначала — душу! На веки вечные! Потому что если чёрный колдун вечно жить хочет, должен он душу светлую заполучить, а потом вечно мучить её! Понял теперь мой замысел коварный? Понял, почему дал я тебе погулять-повеселиться! — наклонился к Ивану генерал-злодей. — Зато теперь и сам потешусь! За все тебе отомщу! А над суженой твоей надругаюсь всякими разными способами!

Захохотал супостат-генерал-аншеф грязным смехом утробным, вышел из темницы сырой и двери на ключ за собой закрыл...

Поднатужился тут Иван-капитан, попробовал верёвки разорвать. Да слишком уж крепкие они оказались. Не поддаются. И перетереть их не обо что. Покатался Иван по соломе гнилой в отчаянии. Но и это не помогло. Уселся он кое-как обратно и пригорюнился. Что пытать его будут не так страшно! За Марью Ивану в тысячу раз страшнее! Как же ему суженую свою спасти-защитить от злодея?!

Не час и не два провёл он в тяжких раздумьях, да так ничего и не придумал. И пропал бы он совсем, и Марья вместе с ним, да верно говорят, что ни одно доброе дело без воздаяния не остаётся! Впрочем, как и любое недоброе.

Заскрёбся вдруг ключ в дверях. Приготовился Иван лютую пытку принять, как солдату подобает. И умереть не со стонами, а с матерками залихватскими.

Да только не пришло ещё время ему помирать!

Подбежали к Ивану-капитану два мальца, и давай его верёвки кухонными ножиками резать. Иван им мешать, ясное дело, не стал, а спросил только:

— Вы кто такие, пострелята?

— Маланьи-вдовицы сыновья! — отвечают мальцы-близнецы. — Которой ты когда-то помог, не дал с голоду умереть на улице с малыми детьми! Мы теперь поварятами на генеральской кухне служим, а она тебе поклон шлёт.

— А как вы тут оказались? — спрашивает Иван.

— Видели мы, как тебя связанного в темницу бросили. И решили помочь. За доброе дело добром расплатиться. Отнесли кувшин вина сторожу. Да дождались, пока он его с ног свалит. А потом стащили у него ключи и к тебе!

Стряхнул Иван-капитан верёвки разрезанные и повёл плечами. Ну, держись супостат-генерал-аншеф! Потешиться тебе захотелось? Сейчас потешишься!

Расспросил он близнецов, где генеральские покои да сколько стражи на постах. Выяснил, что купеческую дочь, которую вместе с ним привезли, генерал-аншеф в башне под охраной держит. Всё знали пацаны глазастые. Потому как шныряли везде, и никто на них внимания не обращал.

Вышел Иван из темницы, вынул саблю у пьяного сторожа из ножен и побежал в покои генеральские.

Верно сказали мальцы. Не было никого у дверей. Страх людской генерал-колдуна лучше любого караула охранял.

Прокрался Иван внутрь. А вокруг полумрак. Свечи коптят, потрескивают. На столах — склянки разные с ужасом заспиртованным, банки с порошками, чучела, манускрипты да пергаменты. А на полу — знаки непотребные, колдовские.