Иван - Бывший улан и купеческая дочь

ИВАН-БЫВШИЙ УЛАН И КУПЕЧЕСКАЯ ДОЧЬ,

или,

сказка про служивого, который нестандартным на свет уродился

на свою беду, а может, на счастье, а также о том, что ни одно доброе дело без воздаяния не остаётся, как и любое недоброе

...Было это очень давно. А может, и не очень.

Жил в тридевятом королевстве Иван лейб-гвардии улан. Служил он тридевятому королю верой и правдой целых семь лет. Служил, да не прислуживал. Оттого ничего и не выслужил. Даже ефрейторских лычек на погоны.

Вообще-то, лычки были, да только сняли их с него за мелкую провинность. Не приметил однажды Иван на улице генерала, не отдал честь, а тот взял, да и обиделся, собственноручно лычки с Ивана содрал и со службы уволил.

И стал Иван лейб-гвардии улан с тех пор зваться Иван-бывший улан. Остался у него на память о службе старый мундир да медалька на выцветшей ленточке. Впрочем, толку от той медальки было немного. Потому как была она не серебряная. А так, что называется, из белого металла.

Король был экономный, и тратить серебро на медальки не хотел. Он и за службу-то солдатам платил через раз. Не генералы, чай! Да Бог ему судья! Ивану немного и надо было. За ужином каптенармус чарку поднесёт, и на том спасибо!

Привык Иван к своему полку. Не одну, ведь, пару сапог на службе сносил. А только с генералом не поспоришь. Пришлось Ивану откозырять его высокопревосходительству и податься, куда глаза глядят.

Идёт Иван по лесной дороге, песни строевые поёт. Сабля — на боку. Ранец — на спине. Кивер — на голове.

Форма, правда, была не первого сроку. Экономил король, как мог. И генералы от него не отставали, на казённые деньги себе обмундирование из тонкого сукна правили, золотым галуном обшивали. А на солдат уже не оставалось. Так что мундир был у Ивана потёртый, галифе — в заплатах, а сапоги — стоптанные. И в карманах у него ветер гулял. Потому что выходного пособия ему генерал не выплатил. Себе на галуны оставил. Да, Бог ему судья! Не подавился бы только! Рано или поздно и на эту козу заготовят лозу! Сколь верёвочке ни виться, а любой вор когда-нибудь да проворуется! И ни один из них ещё от Сутьбы не ушёл.

Одним словом, идёт себе Иван, песни поёт, а чем ужинать, да где голову приклонить и не знает. Сабля-то у него есть. Да только каши из неё не сваришь. Топор для этого дела способнее. Можно, конечно, подкараулить прохожего, саблю к горлу приставить да милостыни попросить. Да только Иван этим ремеслом брезговал. Лучше ремень затянуть потуже. С чистой совестью и спится крепче!

В ранце у него имущества было не густо. Осёлок, чтобы саблю точить, огниво да кисет с самосадом. А иголка с ниткой, чтобы заплаты чинить, у него в кивере за околышем была приколота. Впрочем, солдату много имущества на плечах таскать оно и ни к чему вовсе.

Идёт Иван-бывший улан, сапогами из дороги лесной пыль выбивает, да ворон считает. Раньше-то их считать некогда было. Потому как надо было службу нести. А теперь стал Иван вольный человек! Глядит по сторонам, не наглядится! Вороны каркают, сороки трещат, воробьи чирикают. Солнце — яркое, небо — синее, а деревья — зелёные. Хорошо-то как!

Шёл бы он и дальше по лесу, да увидел куст спелой малины. Грех не полакомиться! Тем более что ужина не предвиделось. Стал Иван лесную ягоду сладкую собирать да есть горстями. И ел, пока не наелся досыта. Его даже в сон поклонило. Лёг он, не долго думая, под ближайшее дерево, в густую траву, положил ранец под голову, да и заснул.

Солдатский сон крепок да чуток. Долго спал Иван да быстро проснулся. Потому что услышал чьи-то голоса поблизости. Проснулся Иван, но вскакивать не стал. Семь лет на службе королевской, война за войной, недаром прошли. Хитрости да осторожности научили. Поэтому навострил Иван-бывший улан уши, а шевелиться и глаза открывать не спешил. Затаился, лежит и слушает.

Правильно сделал солдат, что шуметь не стал. Потому как разговор рядом с ним на полянке вели разбойнички лесные. Сговаривались, как купца одного ограбить. Да порешить, чтобы приставу королевскому не нажаловался.

— Верный человек весточку прислал, — услышал Иван сиплый голос. — Поедет завтра из города этой самой дорогой карета. А в карете купец с приказчиком. Охраны при них не будет. На охрану купец пожадился, потому как товаров с собой не везёт.

— А на что он нам тогда, коли товара нету? — удивился один из разбойников.

— Молчи, да слушай, когда я говорю! — рявкнул на него сиплый.

Наверное, главарь шайки, подумал Иван.

— Товара нету, потому как продал купец его весь на ярмарке. Зато и казна при нем богатая! Её и возьмём! А купчину и приказчика на ножи поставим!

— Вот, это — дело! — обрадовались головорезы.

— Слушай дальше, братки, не всё ещё это! Этот дурень с собой, акромя казны, ещё и дочку свою везёт, красавицу. Но девку резать мы не будем! Мы её в лес уведём!

— Правильно! Сначала по кругу пустим, побалуемся вволю, а потом уже горло перережем! — загудели хором душегубы.

— Молчать, псы шелудивые! Того, кто её хоть пальцем тронет, удавлю вот этими самыми руками!

— Да ты чего взбеленился-то? Что тут такого-то! Столько девок да баб, ведь, уже в лес уволокли, погубили! Ты лучше толком объясни, почему эту-то нельзя?

— Объясню, коли слушать будете, а не языками чесать! За купеческую дочь нам мешок золота обещан! Да только коли целой и невредимой останется!

— А кто обещал-то?

— А это, собаки серые, уже не ваше дело! Ваше дело — купца с приказчиком порешить да девку за косы, куда надо приволочь! А как мешок золота за неё получим, вот тогда и погуляем, повеселимся-потешимся!

'Что делать-то?' — думает Иван. Можно, конечно, сабля наголо, налететь да разогнать шайку воровскую. Да, не дай Бог, в темноте ночной уйдёт кто, да злое дело своё до другого раза отложит, дождётся случая, а потом без помех управится!

То, что не откажутся разбойнички лесные от мешка с золотом, особливо главарь их сиплый, Иван-бывший улан не сомневался. Лежит, не шевелится и дальше размышляет, как помешать душегубам поганое дело их совершить.

Можно, конечно, этих воров до логова ихнего проследить, а потом пристава с жандармами привести. Да только к этому времени они и купца зарежут, и приказчика с кучером, и купеческую дочь за мешок золота продадут супостату неведомому. Ищи её потом! А и найдёшь, так, всё равно, уже не той, что была. Не девкой, то есть. Как бы не утопилась потом от позору-то!

Нет, сначала надо купца предупредить, решил Иван. И стал отползать потихоньку назад к дороге.

Ползать по-пластунски он, само собой, умел преотлично. Даром что ли семь лет служил в лейб-гвардии королевской! Спасибо фельдфебелю за пинки да зуботычины! Трудна наука воинская, да только коли её не изучишь, как следует, останешься на поле боя волкам да воронью на потребу.

Отполз Иван-бывший улан подальше, встал да и припустил бегом обратно в город, купца предупредить о засаде воровской.

Быстро Иван бегал. И полночи не прошло, а добежал уже до города. Однако, проситься у караульных, чтоб ворота открыли, на ночлег пустили, не стал. Чего людей по пустякам безпокоить! Тем более что выспался он уже. Опять же, как купца зовут, неизвестно. А вот начнут стражники паспорта проверять да спрашивать выезжающих, кто такие, куда едут, Иван услышит, да и сообразит, что к чему.

Скоротал Иван ночь кое-как у ворот городских. Сначала саблю точил. Потом со скуки все звезды на небе пересчитал на два раза.

Тут и солнце взошло.

Заскрипели ворота, открылись. Вышли караульные, зевая, да от свежести утренней передёргиваясь. А Иван достал кисет, скрутил цигарку, постучал кресалом об кремень, да и затянулся дымком махорочным. Сидит, ждёт, когда купец появится.

Глядь-поглядь, едет карета четвернёй цугом. На облучке кучер. В окошке мужик осанистый.

— Кто таков? Куда едешь? Предъяви подорожную! — остановили карету стражники.

— Купец с дочкой и приказчиком по своим купеческим делам! — отвечает мужик, и бумагу протягивает.

Понял тут Иван-бывший улан по разговору, что та самая это карета, которой он дожидался. А кучер от ворот отъехал и совсем уже было лошадей плетью хлестнуть собрался. Да не успел.

Подошёл Иван к карете с той стороны, где купец выглядывал, и говорит:

— Постой-подожди купец! Дело у меня к тебе очень важное. Не гневись, а лучше выслушай!

— Говори солдат, что у тебя за дело! Да не задерживай! Дорога у нас дальняя, надо засветло лес проехать! — отвечает купец.

— А я, как раз, из лесу этого! Подслушал я случайно разговор воровской! Засада тебя поджидает. Знают разбойники, что без товара ты едешь, да казну с собой везёшь!

— Молчи! Как смеешь о том говорить!

— Да, я-то что! Мне твоя казна без надобности, а вот разбойничкам позарез нужна! Поэтому решили они тебя с приказчиком зарезать, а казну себе забрать! Да не вся это беда ещё! В том беда, что они дочку твою хотят в лес увести!

— Ты что несёшь, бродяга! Поди прочь, не каркай! Кучер гони, что есть силы и нигде не останавливайся, коли жизнь дорога! — крикнул купец.

Хлестнул кучер лошадей плетью наотмашь, и понеслась карета во весь опор.

Но не таков был Иван-бывший улан, чтобы людей в беде одних оставить, даже если они сами на неё по дурости нарываются. Догнал он карету, пока не разогналась она ещё, прыгнул на закорки, уцепился покрепче, да и поехал, никем не замеченный.

Впрочем, не купца с приказчиком уберечь ему от беды хотелось. Мужчины сами себе судьбу выбирают. Не поверил ему купец и не надо! И не побежал бы Иван за его каретой, да только, пока с купцом говорил, увидал он девичьи глаза синие, бездонные, увидал вишнёвые губы да косы золотистые.

Так что не ради купца, а ради дочери его полез Иван на рожон. Уж больно хороша была дéвица! Грех такую красавицу разбойникам на позорище отдавать из-за гонора отцовского...

Долго ли, коротко ли они ехали, а попали-таки в засаду. Упало дерево поперёк дороги, и раздался свист воровской, разбойный, со всех сторон. Высыпали разбойнички, ножами махая, на дорогу и побежали к остановившейся карете с криками и гиканьем.

Кучер, не долго думая, сиганул с облучка, только его и видели. А купец с дочкой и приказчиком замерли, не в силах от страха даже пошевелиться.

И вышло бы все так, как эти душегубы планировали, да только напоролись они на Ивана-бывшего улана.

Саблей Иван, как улану и положено, владел искусно. Даром что ли семь лет служил в лейб-гвардии королевской! Спасибо фельдфебелю за пинки да зуботычины! И медальку свою Иван не на плацу выслужил, а на поле боя сражаясь. Не с душегубами этими, которые только на безоружных нападают. А с настоящими вояками.

Одним словом, не повезло бедным головорезам. Куда им с их ножиками против сабли острой! Положил Иван их всех одного за другим. А последний тать, видя такое дело, кинулся в лес, только пятки засверкали. Да недалеко убежал.

Потому как Иван бегал быстрее. Спасибо фельдфебелю родному! Догнал он этого бедолагу, как врезал ему эфесом по затылку, тот и лёг носом вниз.

Впрочем, добивать его Иван-бывший улан не торопился. Было у него подозрение, что главарь это. Потому как пытался он команды своей шайке отдавать, покуда не полегли разбойнички все до одного.

— Вставай, вражина! — пнул Иван душегуба. — Да с жизнью прощайся!

— Не губи солдат! У меня в лесу клад зарыт с добром награбленным! — взмолился тот. — Один я и знаю где! Не губи! А я тебе дорогу к этому кладу покажу! Мимо ловушек проведу, только дай слово, что отпустишь меня потом!

Тут-то Иван по голосу сиплому его и признал. Точно, главарь! Приставил он клинок к горлу бандитскому и говорит:

— Слова такого ты от меня, разбойничья рожа, никогда не дождёшься! Не нужен мне твой клад кровавый! Но поживёшь ещё чуть-чуть. Коли расскажешь без утайки, кто тебе мешок золота за купеческую дочь обещал! Если расскажешь, не буду тебя убивать, а сдам приставу под арест! А не расскажешь, зарублю на месте без суда и следствия! — сказал Иван-бывший улан и саблей замахнулся.

— Не губи, служивый! Не знаю я, как его зовут! Клянусь! И лица его не видал! В плаще он был, капюшон опущен! — упал главарь на колени, руки сложил молитвенно, и заорал вдруг. — Руки! Руки его видел! Два перстня у него золотых! На правом мизинце — рубин, на левом — сапфир! И повадки барские у него были! И голос властный! Сразу видно, привык людей на посылках держать!

Задумался тут Иван-бывший улан, почесал в затылке. Потому как эти мизинцы с перстнями золотыми, сапфировым и рубиновым, где-то однажды уже видел.

Почесать-то он почесал затылок свой, да только делу это не помогло. Не может вспомнить и все тут! Много сапфиров да рубинов Иван видел, пока тридевятому королю служил. Насмотрелся за это время на генералов, вельмож да фаворитов с барскими повадками и властными голосами, которые людей за людей не считали, на посылках держали.

Ну, и Бог с ним! Не вспоминается и не надо! Приставил Иван саблю обратно к бандитскому горлу. И дальше допрос ведёт:

— А девку куда собирались отвесть? Где и когда встреча с супостатом этим, с перстнями на мизинцах, была назначена?

— Сегодня вечером на опушке леса. Я должен два раза свистнуть, он — три в ответ!

— Ладно, вражина! Живи пока, — сказал Иван, опуская саблю. — Отведу тебя к приставу! Лапы давай!

Связал Иван-бывший улан солдатским ремнём разбойнику руки и повёл его обратно к дороге.

Купец с приказчиком уже отошли от пережитого страха и, навалившись, кое-как оттащили дерево в сторону.

Увидев главаря со скрученными за спиной руками, купец накинулся, было, на него с кулаками, но Иван оттолкнул его:

— Стой, купец! Не велика честь, пленника бить! Помни себя!

— Как смеешь мне перечить, оборванец! — крикнул купец в сердцах.

Иван-бывший улан глянул на него, прищурился, да и положил невзначай руку на эфес сабли.

— Ты, что, солдат! Это я так! Нервы у меня! — сразу утихомирился купец, отошёл в сторонку и прикрикнул на приказчика. — Эй, приказчик! Заместо кучера садись! Да, поживей, давай!

Ничего не сказал Иван, подумал только: 'Вот, она, купеческая благодарность за жизнь спасённую и честь дочери! Ни спасибо, ни до свидания! Эх, люди, люди!'.

Пихнул Иван главаря:

— Пошли, рожа каторжная! Заждался тебя пристав уже!

И ушёл бы, да только в этот момент вышла из кареты дочь купеческая и подошла к нему, глаза опустив. А потом махнула густыми ресницами, как птица крылом, и в пояс поклонилась:

— Спасибо тебе, солдат! Спас ты нас от беды неминучей!

— Марья! В карету! — крикнул купец.

— Это тебе, солдат, за доблесть твою и благородство! — протянула она Ивану золотой перстенёк с искристым камешком.

— Марья! — надрывался купец.

А она, не обращая на отца внимания, обняла Ивана и поцеловала крепко-крепко. Прямо в губы. И пошла к карете. А перед тем, как на ступеньку ступить, оглянулась, только глаза синим пламенем полыхнули.

Закрыл за ней приказчик дверку, вскочил на козлы и плетью махнул, по лошадиным спинам прошёлся. Умчалась карета, лишь пыль дорожная в воздухе повисла...

Отвёл Иван разбойника в город, сдал приставу королевскому с рук на руки.

Обрадовался пристав, отсыпал ему полтину на водку, а душегуба в темнице запер.

Козырнул Иван — Бывший Улан приставу:

— Спасибо, ваше превосходительство!

— Куда теперь, пойдёшь, солдат? — спросил тот.

— Сейчас в трактир. А потом, куда ветер в поле укажет. Я теперь человек вольный! Куда хочу, туда и иду!

— А иди ко мне на службу! В жандармы! — сказал пристав. — Мне такие бедовые, ой, как нужны! Развелось лихих людей, а ловить некому!

— А что! Может, и пойду! — почесал Иван в затылке. — Только дозволь, ваше превосходительство, малость погулять. Семь лет отслужил! Через день на ремень!

— Добро! Погуляй, повеселись, служивый! — сказал пристав и отсыпал ему ещё одну полтину. — А потом приходи!

Козырнул Иван-бывший улан приставу:

— Спасибо, ваше превосходительство!..

Не пошёл, однако, Иван в трактир. Было у него дело поважнее этим вечером! На опушке леса. Понимал Иван-бывший улан, что тот, кто дочь купеческую за мешок золота купить хотел, само собой, от прихоти своей просто так не откажется. Другого случая искать будет, не успокоится. Видал он таких на службе королевской. Не раз в карауле во дворце стоял! Насмотрелся на генерал-аншефов, вельмож да фаворитов!

Нет, не успокоится супостат неведомый с перстнями на мизинцах, пока не потешит похоть свою окаянную! И погубит дéвицу! Если его не остановить. Саблей промеж глаз!

И вроде бы не Иваново это дело. Один раз, ведь, купца он уже выручил, уберёг его от смерти, а дочь от позора. И даже спасибо от него не услышал!

Да только не мог Иван человека в беде оставить, даже если и не просили его о помощи! Таким уж он на свет уродился. Нестандартным. Так что, не будь Иван уланом, звался бы Иваном-дураком.

Была и ещё одна причина, почему он на саблях со злодеем этим переведаться хотел, да и зарубить его начисто, от греха. Не знал ещё и сам он этого, да только полюбил Иван купеческую дочь всем сердцем за доброту её необыкновенную! За то, что пошла против воли отцовской, поцелуем его за храбрость отблагодарила, и колечко подарила.

Идёт Иван по лесу, а перед глазами у него образ девичий светится! Очи — синие, губы — вишнёвые, косы — золотистые! А пуще всего не мог он позабыть поцелуй горячий.

Золотой перстенёк, дарёный, с камешком искристым Иван на крепкой нитке на шею повесил. И всю дорогу идёт, нет-нет, да и достанет из-за пазухи, чтобы на него полюбоваться...

Долго ли коротко ли вышел он, наконец, на опушку леса. Солнце уже село. Сунул Иван пальцы в рот, да и свистнул два раза. По воровски, по разбойному.

И услышал три таких же свиста в ответ. А потом увидел, как из кустов вышел кто-то, в чёрный плащ закутанный, с капюшоном на голове и тяжёлым мешком в руках.

— Где она? — спрашивает супостат. — Где дочь купеческая?

Достал Иван саблю вместо ответа.

— Ты что? — закричал злодей. — В кандалы захотел? В темнице сгною!

— Сам там сгниёшь! — сказал Иван-бывший улан и рубанул его саблей.

Заслонился супостат мешком. И заверещал во весь голос, зовя на помощь, когда разрубил Иван мешок, и посыпались на траву дукаты золотые.

Замахнулся он снова саблей. И убил бы мерзавца. Да не дали ему. Подкрался к Ивану сзади сообщник злодейский, его самый преданный слуга и наперсник, и ударил Ивана-бывшего улана дубиной с размаху.

Сверкнуло у него в голове и погасло...

Долго Иван без памяти в траве валялся. Но все-таки очнулся. Крепкая голова оказалась у бывшего улана. Да и кивер уланский, сталью подбитый, помог, смягчил удар предательский. Правда, сам в полную негодность пришёл. Покрутил его Иван в руках. И отбросил в сторону. Ничего. Когда он в жандармы поступит, ему новую форму выдадут! Первого сроку!

Сел Иван. Проверил, на месте ли колечко дарёное. На месте, слава Богу!

Подобрал он саблю, сунул её в ножны. Смотрит, а вокруг монеты золотые рассыпаны. Злодей их подбирать не стал. Не последние, видать, были. Отчего-то у злодеев дукатов всегда не меряно. Не то, что у честных людей!

Сначала Иван побрезговал этим воровским золотом. Хотел бросить его в лесу. А потом подумал, что лучше его подобрать да на доброе дело приспособить, вдовам и сиротам раздать.

Стал он монеты собирать да в ранец складывать. Потому как в карманах у него была дыра на дыре. Собирает, собирает. Глядь, а в траве мизинец отрубленный лежит с перстнем золотым рубиновым. А рядом — ещё два пальца с той же руки злодейской.

Так, думает Иван, это он супостату их отсек, когда тот своим мешком от удара заслонился. И поделом ему! Будет знать, как невинных девиц покупать да губить!

Э-эх, вздохнул Иван! Как бы не так! Ничего он знать не будет! Таким, как злодей этот недорубленный, никакой урок впрок не идёт. Он теперь ещё сильнее ожесточится! Когда рана заживёт.

Хотел Иван как лучше, а вышло как всегда. И дочь купеческая теперь ещё в большей опасности оказалась. Потому что супостат неведомый, ясное дело, её во всем винить будет, а не похоть свою.

Ну, что ж, подумал Иван, он эту кашу заварил, он её и расхлебает!

А, впрочем, нет худа без добра! Есть теперь у него верная примета, как злодея узнать! Перстни-то с мизинцев и снять можно, если что. И, вообще, мало ли генералов да вельмож с фаворитами сапфиры с рубинами на мизинцах носит. А вот руку, покалеченную, уже никуда не спрячешь и пальцы, отрубленные, снова не отрастишь!

Да только ошибался Иван-бывший улан.

Вернулся он в город и поступил в жандармы. А золото воровское, злодейское, вдовам и сиротам раздал потихоньку. Чтобы лихие люди да мытари не узнали и не отняли.

Выдали ему форму первого сроку. Стали тут дéвицы всякого звания и возраста на бравого жандарма заглядываться. Только он не смотрел ни на кого. Потому что не мог забыть синие глаза девичьи да губы вишнёвые, что поцеловали его на лесной дороге.

Взялся он ловить воров да бандитов. Никому спуску не давал! Пристав королевский был им доволен и вскорости исхлопотал ему капитанское звание. Стал Иван начальником городской стражи и совсем прижал разбойников.

И всё бы было хорошо. Да только не давала ему покоя мысль о том, что главный злодей недорубленный на свободе ходит. И на купеческую дочь зубы точит.

Не раз бывал Иван-капитан в королевском дворце, помогал обезпечивать должный порядок на разных празднествах и фейерверках. Но супостата с покалеченной рукой так и не нашёл. Ни среди генералов, ни среди вельмож, ни среди фаворитов. Сквозь землю он провалился что ли?

Как-то раз устроил король большой бал в честь первой гильдии купеческой. На ихние же деньги, само собой. Да не на те, что у них под проценты занял. Король был экономный, и свой интерес соблюдал неукоснительно! А впрочем, уже одно то, что он на этом балу со своими генералами, вельможами да фаворитами появился, для купцов была великая честь и награда! Вот пусть и платят!

Иван-капитан, как всегда, порядок на празднестве обезпечивал. Стражники у дверей стояли, а его купцы в зал пригласили. Потому что начальник.

Там он суженую свою и встретил.

Отец её не бедствовал и толику в королевскую казну внёс немалую. За что вместе с остальными купцами первой гильдии был награждён медалькой из белого металла. И теперь ходил по залу, выпятив живот от гордости, и всем медальку эту предъявлял.

Заалели щеки девичьи, когда Марья увидала Ивана-капитана, суженого своего. А он склонился галантно и на кадриль её пригласил.

Кивнул купец Ивану благосклонно. Не признал в лихом капитане жандармском бывшего улана, бродягу и оборванца. Разрешил потанцевать с дочерью.

Закружились Иван да Марья в танце, глаз друг от друга не отрывая.

Только не удалось им и словечком перемолвиться. Слишком громко музыка играла.

Отвёл Иван после танца Марью назад к отцу и шепнул украдкой:

— Выйди в сад к фонтану, когда фейерверк начнётся. Что-то важное скажу.

Кивнула Марья согласно, а у самой сердце заколотилось как сумасшедшее. Что это Иван ей сказать хочет? А вдруг то же самое, что и она ему?!

Опустила Марья глаза. И не заметила, что не она одна слова горячие слышала. Стоял рядом с ней человек какой-то. А потом ушёл.

Не знала она, что это тот самый генерал-аншеф, который с Ивана когда-то лычки ефрейторские содрал и со службы уволил без выходного пособия. А теперь в уголке притулился и подслушивал, усмехаясь криво да руки потирая в перчатках белых лайковых. С сапфировым перстнем на левом мизинце. А правый мизинец и ещё два пальца у него отчего-то не сгибались совсем.

Когда начался фейерверк и затрещали в воздухе, рассыпаясь яркими звёздами, огненные цветы, Марья незаметно убежала к Ивану. Отец её ухода не заметил. Потому что в небо смотрел. Как его кровные денежки в трубу вылетают на потеху королю да фаворитам его. Зато у него теперь медалька есть из белого металла.

Пришёл Иван-капитан к фонтану загодя. Но встретиться с Марьей у него не получилось. Размечтался он о суженой своей, да и не заметил, как подкрался к нему преданный слуга и наперсник супостата. И ударил дубиной с размаху.

Очнулся Иван в темнице на соломе. С разбитой головой и связанными руками. Очнулся оттого, что выплеснули на него ведро воды.

— Ну, здравствуй, — услышал он зловещий голос.

Поднял глаза Иван, а это его старый знакомый. Генерал-аншеф. Тот самый, который когда-то лычки с него содрал и выгнал из лейб-гвардии за мелкую провинность.

— Здравия желаю ваше высокопревосходительство, — сказал Иван. — Сколько лет, сколько зим. Чем могу служить?

— Сейчас узнаешь, — скривился генерал-аншеф и сдёрнул перчатку с правой руки, на которой уцелели только два пальца, большой и указательный.

Так, подумал Иван, вот он и встретился со злодеем неведомым, а теперь вéдомым. Встретиться-то встретился, да только как-то не так.

— Встал ты у меня на дороге, Иван, — сказал генерал-злодей. — Себе на беду. Себе и ещё кое-кому.

— Сильно же вас прижало ниже пояса, ваше высокопревосходительство, — прищурился Иван. — Коли девок за мешок золота приходится покупать!

— Ты что же думаешь, купеческая дочь для постельных утех мне нужна была? — усмехнулся генерал-супостат. — Дурак — ты, братец! Где это видано, чтобы за девку золотом платили? Я и за медный грош их покупать не стану! Люблю, когда они сами подол передо мной задирают! Бесплатно! А всего-то делов — локоном одним разжиться да правильно распорядиться! С нужным наговором!

— Так зачем же ты похитить её хотел? — спросил Иван генерал-злодея. — Зачем мешок золота за неё посулил? Коли не нужна она тебе для постельных утех?

— Отчего же не нужна? — усмехнулся генерал-супостат. — Сгодится и для этого! Но только потом! Опосля! А мешок золота посулил, потому что даром это почти! За такой товар штучный! Обычных девок-то пруд пруди! И даже невинную среди них отыскать можно. Если поискать, как следует! А такие, как эта дочь купеческая, в наше время — редкость необыкновенная. Душа — светлая, помыслы — чистые, а сердце — любящее! За такую даже воз золота не жалко! Особливо теперь! Потому что полюбила она всем сердцем! И от этого душа её ещё светлее стала! Я, ведь, почему с тобой сразу не расправился, за увечье не отомстил? — ощерился генерал-злодей. — Почему снова встретиться вам позволил? Ну-ка, отгадай с трёх раз! Кого она полюбила всем сердцем своим?

Отгадал Иван и с одного раза, но промолчал. Только зубами скрипнул. Да поделать-то ничего не может! Э-эх, не дорубил он супостат-генерал-аншефа этого тогда на опушке леса! А теперь, вот, ни ножа, ни сабли под рукой. Да и руки связаны! Прихвостни злодейские постарались!

— Душа мне её нужна! — облизнулся генерал-злодей. — Тело можно за деньги купить, силой взять али приворотом. А душу лишь по доброй воле! Нет, Иван, не просто так я тебе жизнь оставил! Пытать буду. Но не для того, чтобы тебя помучить!

— Чтобы её помучить! — ахнул Иван-капитан.

— И как это ты догадался?! — осклабился генерал-супостат. — Точно! Пытать буду тебя, а мучиться будет она! Потому что полюбила тебя дочь купеческая всем сердцем и, чтобы любимого от пытки избавить, сама добровольно чёрный договор подпишет и мне душу свою отдаст! Ну, и тело тоже, само собой. Но это опосля! А сначала — душу! На веки вечные! Потому что если чёрный колдун вечно жить хочет, должен он душу светлую заполучить, а потом вечно мучить её! Понял теперь мой замысел коварный? Понял, почему дал я тебе погулять-повеселиться! — наклонился к Ивану генерал-злодей. — Зато теперь и сам потешусь! За все тебе отомщу! А над суженой твоей надругаюсь всякими разными способами!

Захохотал супостат-генерал-аншеф грязным смехом утробным, вышел из темницы сырой и двери на ключ за собой закрыл...

Поднатужился тут Иван-капитан, попробовал верёвки разорвать. Да слишком уж крепкие они оказались. Не поддаются. И перетереть их не обо что. Покатался Иван по соломе гнилой в отчаянии. Но и это не помогло. Уселся он кое-как обратно и пригорюнился. Что пытать его будут не так страшно! За Марью Ивану в тысячу раз страшнее! Как же ему суженую свою спасти-защитить от злодея?!

Не час и не два провёл он в тяжких раздумьях, да так ничего и не придумал. И пропал бы он совсем, и Марья вместе с ним, да верно говорят, что ни одно доброе дело без воздаяния не остаётся! Впрочем, как и любое недоброе.

Заскрёбся вдруг ключ в дверях. Приготовился Иван лютую пытку принять, как солдату подобает. И умереть не со стонами, а с матерками залихватскими.

Да только не пришло ещё время ему помирать!

Подбежали к Ивану-капитану два мальца, и давай его верёвки кухонными ножиками резать. Иван им мешать, ясное дело, не стал, а спросил только:

— Вы кто такие, пострелята?

— Маланьи-вдовицы сыновья! — отвечают мальцы-близнецы. — Которой ты когда-то помог, не дал с голоду умереть на улице с малыми детьми! Мы теперь поварятами на генеральской кухне служим, а она тебе поклон шлёт.

— А как вы тут оказались? — спрашивает Иван.

— Видели мы, как тебя связанного в темницу бросили. И решили помочь. За доброе дело добром расплатиться. Отнесли кувшин вина сторожу. Да дождались, пока он его с ног свалит. А потом стащили у него ключи и к тебе!

Стряхнул Иван-капитан верёвки разрезанные и повёл плечами. Ну, держись супостат-генерал-аншеф! Потешиться тебе захотелось? Сейчас потешишься!

Расспросил он близнецов, где генеральские покои да сколько стражи на постах. Выяснил, что купеческую дочь, которую вместе с ним привезли, генерал-аншеф в башне под охраной держит. Всё знали пацаны глазастые. Потому как шныряли везде, и никто на них внимания не обращал.

Вышел Иван из темницы, вынул саблю у пьяного сторожа из ножен и побежал в покои генеральские.

Верно сказали мальцы. Не было никого у дверей. Страх людской генерал-колдуна лучше любого караула охранял.

Прокрался Иван внутрь. А вокруг полумрак. Свечи коптят, потрескивают. На столах — склянки разные с ужасом заспиртованным, банки с порошками, чучела, манускрипты да пергаменты. А на полу — знаки непотребные, колдовские.

Ползает на коленях супостат-генерал-аншеф, чертит мелом. Готовится чёрное злодейство над светлой душой совершить.

Обернулся генерал-ведьмак на шаги. Почуял смерть свою. Округлились глаза у него, когда Ивана он увидал. Хотел наговор произнести, чтобы его заколдовать, да не успел. Махнул Иван-капитан саблей и полетела с плеч голова генеральская. Хлынула на пол чёрная кровь и смыла все его проклятые чертежи.

А Иван, не будь дурак, отрубил ножку от стула, затесал её тремя ударами сабли и вогнал колдуну в сердце! Чтобы, не дай Бог, из могилы не поднялся злые дела доделывать!

Прихватил Иван-капитан плащ с капюшоном, который генерал-супостат носил, вышел и двери за собой поплотнее прикрыл. Потому что когда уходил, опрокинул ненароком пару-другую склянок с ужасом заспиртованным на пол да свечку уронил невзначай. Полыхнуло по полу сизой волной и занялось яркое пламя.

Набросил Иван плащ да опустил капюшон для маскировки. И пошёл, генеральской походке подражая, через двор к башне, где его суженую злодей под охраной держал.

Стражник, его завидев, вытянулся руки по швам. Решил, что это хозяин его за Марьей пришёл. И получил эфесом в висок. И поделом! Нечего супостату прислуживать!

Поднялся Иван на самый верх башни и наткнулся ещё на одного врага.

Самый преданный слуга и наперсник генерал-колдуна Марью лично караулил. И на Иванову хитрость с переодеванием не повёлся. Узнал его. Поднял свою дубину, да только на этот раз Иван-капитан наготове был! Махнул саблей и разрубил пополам прислужника ведьмаковского! И поделом! Нечего сзади подкрадываться да честных людей по затылку бить!

Когда Иван вошёл в Марьино узилище, испугалась она сначала, а потом увидела, что суженый это её, упала ему на грудь и заплакала. Обнял её Иван и стал целовать. А затем взял да и сказал всё то, что у фонтана сказать собирался. Что полюбил её с первого взгляда и до последнего вздоха любить будет! И предложил руку и сердце!

Не вовремя оно, конечно, было, это признание. А может, как раз, наоборот, в самое время! Потому что подняла Марья на него очи свои синие и кивнула согласно.

Подхватил её на руки Иван и унёс из башни, а потом вывел коня из конюшни и ускакал вместе с ней из дворца генеральского. Который полыхал уже вовсю. Поэтому никому до них дела и не было. Кто-то воду таскал, огонь тушил. Кто-то барахло из огня вытаскивал. Пока рукой не махнул. Да гори оно ясным пламенем!

Заехали Иван да Марья по дороге в церковь, разбудили священника и поклонились:

— Обвенчай нас, святой отец!

Посмотрел на них священник, вздохнул и согласился. Потому что увидел, что любят они друг друга всей душой! Грех такой любви препятствовать!

Светало уже, когда приехали они, наконец, к Марье домой. Купец к этому времени от тревоги за дочь, неизвестно куда пропавшую, совсем извёлся. Упали Иван да Марья ему в ноги и повинились, что без его отцовского благословения обвенчались.

Осерчал сначала купец. А потом почесал в затылке. Серчай не серчай, а молодицу обратно в девку не переделаешь! И вообще, по всем законам Марья теперь не ему, а Ивану подчиняется, потому как жена его венчанная!

С другой стороны Иван — не бродяга-оборванец какой-нибудь, а целый капитан! А если постарается, то и до генерала дослужится! Ежели тесть пособит! Кому надо на подарки не поскупится! Подумал так купец, махнул рукой и простил молодых!

Дворец генерал-аншефа сгорел дотла. Впрочем, золото, что в подвалах лежало, уцелело! Наследников у него не было, поэтому всё наследство королю досталось. Который был очень экономный. И расследование по случаю таинственной пропажи главного вельможи и фаворита своего проводить не стал. Деньги-то на месте!

А Иван да Марья сыграли свадьбу и зажили душа в душу!

Совет им да Любовь!