Паразиты

— Интересный пункт, — заметила я. — Странно слышать такое от человека, обмотанного взрывчаткой.

— Чтобы она сработала, нужен какой-нибудь детонатор.

— Какой-нибудь? А кнопка на кольце?!

— Блеф, — отмахнулся он и демонстративно ткнул пальцем в "кнопку". — Видишь, чтобы подорвать, в меня нужно хотя бы выстрелить.

Их зловещая самоуверенность неприятно кольнула. Сложно принять и поверить в расчетливую балансировку на грани фола. Слишком опасно и зыбко. Одна осечка спровоцирует фатальный провал. А в людей, не совершающих ошибки, я не верю.

— Вы слишком самонадеянны, — осторожно заметила я. — Угрожаете неподключенной бомбой, рассказываете все секреты незнакомой девчонке. А вдруг я шпион? Вдруг у меня микрофон спрятан, и сейчас вас окружают?

— Не похоже, — хмыкнул длинноволосый. — Шпионы разглядывают взрывчатки изучающее, а не с любопытством, на месте они осматривают ситуацию, а не самих преступников...

— А еще на ножи с сумками не бросаются, — заметил "пленитель", и оба рассмеялись. — Кстати, до сих пор не понимаю, зачем он это сделал.

— Видимо, чтобы совесть очистить. Бесполезность осознавал, но и бездействовать не мог. Ты же видел, парень не из марионеток.

Они замолчали. Искусственная тишина с перебоями дождя и гулом мотора навеяла неприятные воспоминания о семейных поездках за город. Часто мы брали с собой соседей и, несмотря на вместительность отцовского джипа, мне приходилось сидеть на тренированных ляжках матери. Редко во время поездки кто-то заводил разговор. Лишь мать с соседкой нет-нет да перекидывались парой ничего не значащих фраз о целлюлите и подорожании косметики. 3ато после нескольких бокалов вина их языки развязывались до такой степени, что наутро никто не помнил, за что кому надавали по челюсти. Я ненавидела такой "отдых" и, только теперь смогла признаться, что никогда не была по-детски счастлива.

Пришлось отгонять навязчивые ассоциации. Пусть новая дорога напоминала о ненавистном прошлом, но все должно изменится. Не вечно же мне ездить на коленях у...

— Кстати, как вас зовут? — поразило, насколько поздно вопрос вырвался.

— Я уж подумал, что для нынешней молодежи имена не существенны, — ухмыльнулся "пленитель".

— Ты так стар, чтобы негодовать о нравах нынешней молодежи?

— Не настолько, насколько кажется, — отрезал длинноволоый. — Я — Марк, он — Джон. Возраст — двадцать девять-двадцать восемь.

— А я — Лина, — сказала и осеклась. Даже маленькая ложь грозила неприятностями. Все равно паспорт увидят. Испытывать судьбу я не стала. — Но это не настоящее имя...

— Хорошо, — оборвал Марк. — Значит, сделаем на это.

— Что сделаем?

— Новый паспорт.

Удивляться особо нечему, я уже пересекла границу законной жизни. И на этой ее стороне недостаточно места правде рождения. Достойный финал адвокатской дочки.

— Хорошо, — сказала я скорее себе.

— И еще, — отозвался Джон, пристраивая машину на стоянке у подъезда многоэтажки. — Этот город ты видишь в последний раз.

Только после этих слов я поняла, что не просто изменила будущее, я изменила его навсегда.

Из машины Джон меня практически вытащил. По привычке я чуть не схватилась за ручку двери, но Марк остановил. Отныне придется контролировать каждое движение, следить за каждым шагом и жестом.

Дождь уже кончился, но улицы не спешили наполниться прохожими. В подъезде давно не убирались, заплеванные лестничные клетки с горами окурков вряд ли собирали молодежь по вечерам, а днем — тем более. Выше четвертого пролета подниматься мы не стали и расположились у мусоропровода. Всего минута потребовалась парням, чтобы сбросить и обернуть бумагой плащи и обувь, уложить взрывчатку в дорожную сумку. Они избавились от очков, и я сумела наконец-то разглядеть напарников. Более крепкий, накачанный Джон — олицетворение Казановы нашего века. Зашнуровывая кроссовки, он бросал беглые взгляды из-под черной челки. Я старалась не смотреть на пухлые губы и переключала внимание на сосредоточенного Марка, но их полуулыбка притягивала, как зов вампира. Однако, каким бы обольстителем Джон ни был, от Марка исходила дикая сила, какая встречается лишь у больших опасных кошек. Каждое плавное и одновременно молниеносное движение покоряло грацией. В резких скулах пряталась непоколебимая уверенность, а огромные узкопосаженные глаза выдавали болгарские или венгерские корни.

Я могла бы часами наблюдать за перевоплощением, но они закончили до обидного быстро. Подожженные перчатки быстро поделились огнем с обернутой в бумагу одеждой, и горящий сверток полетел по мусоропроводу.

— Запрыгивай на спину, — скомандовал Джон, не забыв огорошить откровенным взглядом.

Я повисла на нем, как рюкзак, обхватив сильную шею. И тут же лишилась каблука на правом босоножке.

— Зачем?

— Для тебя сменки нет, — ответил Марк, устраивая рюкзак с золотом за плечами. — А следы оставлять незачем.

Изображать счастливую беззаботность было сложно лишь поначалу. Стоило выйти на оживленный проспект перед семейным торговым центром, как со всех сторон посыпались завистливые взгляды. Еще бы — два довольных жизнью красавца со штампом обеспеченности всецело поглощены девчонкой без прически, косметики и забот о благополучии. Язвительностью и злостью окатывала каждая девица, обращающая внимание за нелепую троицу. Во мне взыграла гордость, и я разошлась не на шутку, вызвав фальшивой непосредственностью искренний смех напарников.

На парковке у торгового центра Марк подошел к черному тонированному "Фольксвагену" с нездешними номерами.

— Он наш? — тихо уточнила я.

— Да, наш, — ответил Джон, сделав ударение на последнем слове.

Мне это понравилось.

Расположившись в удобном салоне, я заново просматривала киноленту дня. Каждая секунда намертво впечаталась в память: размытая по окну оставленного дома необычно крупная капля, разбитый плафон родного подъезда, желтая нашивка на плече охранника, стершаяся обивка сидения "девятки", надпись "помойка" на люке мусоропровода и огромная лужа перед парковкой торгового центра. Мириады нюансов с пометкой "последний день". Стало немного грустно и тоскливо, вспомнились сокурсники с пошлыми шутками в дешевых кафе, напыщенная соседка и жуткое мамино платье кислотно-салатового цвета. Привычным движением я прокрутила на пальце дешевое колечко — подарок первого ухажера — и, сорвав его, выбросила через опущенное стекло. Теперь незачем хранить старые реликвии. Исписанные листы тяжелее сжигать.

— Кстати, а что означало "двадцать три"? — спросила я и хотела было уточнить, напомнить о замечании перед отъездом с места встречи, но сидящий рядом Марк ответил сразу:

— Секунды после того, как продавщица нажала тревожную кнопку.

Не могут люди помнить и просчитывать ходы с такой скрупулезностью. Только если они Бонды, Оушены или... не люди.

Глава 2.

Так я попала в Омск. Грузный, как старая торговка, город выполз навстречу не спеша. Сначала издалека покосился на нас забором санатория, затем выплюнул кучку производственных зданий, от одинокости которых кольнуло обреченностью, и только спустя железнодорожный хребет соизволил показать ущербное тело с прыщами жилых домов. В мареве полуденного солнца ухабистая трасса напоминала мятые джинсы. Такое безобразие и в родном городе встречалось часто, но уставшие за ночь глаза воспринимали любую неровность дороги, как шрам от бесчувственности людей.

Как ни старалась, за весь путь я не сомкнула глаз ни на минуту. Хотя напарники молчали — Джон следил за дорогой, изредка подвывая баритоном симфониям Баха, а у Марка хватило спокойствия уснуть — мне мешали назойливые последождевые комары и сомнения. Причем, волнения перед ожидаемой жизнью не тревожили. Долгие часы я решала, как заставить родителей не поднимать на уши УГРО. Послать открытку? Вычислят. Позвонить? Вычислят еще быстрее. Связаться через Интернет? Омские ищейки настигнут, стоит папочке дать команду "Апорт". Есть только один способ — "умереть".

На полдороги я решила поделиться размышлениями с Джоном, он отмахнулся: "Забей", и тут же добавил:

— Это наши заботы, но мыслишь в правильном направлении.

Вдаваться в подробности я не стала, хотя перекладывать заботы на других, не понимая способов, легко только когда от этого не зависит твоя жизнь в прямом смысле слова.

Проехав, как тогда показалось, весь город, мы остановились в зарослях коттеджей. Среди однотипных коробок с претензией на роскошь наш дом выглядел замком. Отделанные под каменную кладку серые стены походили на средневековую крепость в окружении красно-кирпичных лачуг современной цивилизации. Я даже испытала гордость и щемящий восторг от аскетических конусов крыш над стрельчатоглазыми телами особняка и двух примыкающих башенок.

Смоляные ворота приветствовали мелодичным фальцетом и распахнулись, как по волшебству. Еще одним отличием "замка" от соседей стал асфальтированный периметр двора вместо хаотично рассаженных деревьев.

Разглядывая круглые окошки подвала, я не удержалась от глупого вопроса:

— Здесь, поди, и привидения имеются?

Рука Марка замерла, провернув ключ входной двери, из-под длинной челки полоснул пугающий взгляд.

— Конечно. В количестве двух штук.

— Не бойся, детка, — хохотнул за спиной Джон, — тебя они не съедят.

Каким бы шутливым тон ни был, за порог я ступила с опаской. Небольшой холл встретил не мрачной сыростью, как ожидалось, а ласковым светом люминесцентных ламп и ненавязчивым запахом фиалок. Цветы, разбросанные в горшках по всей комнате, были прекрасны, и от мягкой голубой подсветки бархатистые лепестки казались хрупче крыльев бабочки. В моем прежнем доме цветов отродясь не было, мать, якобы, страдала аллергией на пыльцу, но при этом могла целый вечер плакаться, что отец давно не дарил букетов.

Скинув ветровку и босоножки, я прошла внутрь "замка". Первая же комната вызвала недоумение: почему родители, будучи весьма состоятельными, не заботились об уюте? Конечно, построить дворец с колоннами не каждому по зубам, но обстановку в тон подобрать-то можно! В приемном зале гармонично сочетались старина и хай-тек. Под навесным потолком решеткой пересекались лампы дневного света. Рядом со стеклянным столиком стояли три дивана кофейной расцветки. Стену напротив занимали плазменная панель и репродукции полотен Босха. Динамиков квадро-системы разглядеть я так и не смогла, видимо они скрывались под узорчатыми реями колонн. У противоположной стены в углу расположился бар из темного дерева. Под ногами расстелился огромный коричневый ковер с молочным узором, а в дальнем углу гордо поблескивал черной лакировкой шикарный рояль. И всюду — в раскосых волнах портьер, в неторопливом тиканье гиацинтовых часов или едва уловимом шорохе кондиционера — угадывалось соседство эпох. Будто времена, проходя сквозь этот зал, оставляли чуть-чуть своей неповторимости.

— Проходить собираешься?

Мягко подвинув меня, Марк скользнул тенью через всю комнату и скрылся за дверью в противоположной стене.

— Это невероятно! — призналась я, ступив на щекочущий пятки ворс ковра. — Никогда не видела ничего подобного!

— Разве? — хитро прищурился Джон. — Что ты тогда вообще в жизни видела?

— Ничего.

И это правда. Еще девчонкой я часто фантазировала о собственном доме, но даже мое, забитое атмосферой дворцовых палат Дюма или — позже — Райсовских катакомб, воображение ограничивалось цветом обоев и фасоном мебели. Я не удержалась от соблазна коснуться гладких клавиш рояля, и кристальный звук прокатился по стенам.

— Умеешь играть? — голос Джона над ухом прошелся вибрацией по всему телу.

— Семь лет музыкальной школы, — ответила я, изо всех сил стараясь не раскрыться голосом.

— Тогда вот это ты должна знать.

Его руки приникли к клавишам, я оказалась зажатой между роялем и горячим телом. Грудная клетка Джона касалась спины, словно раскаленная печь. Какой температурой нужно обладать, чтобы я чувствовала себя, как клейменное животное? Для первого урока музыки Джон выбрал весьма красноречивый вальс Дога.

Я уже превратилась в сироп, когда мелодию оборвал суровый голос.

— Эй, Сальери, Лине нужно отдохнуть.

— Да, конечно, — неохотно согласился Джон и, взяв меня за руку, потянул к двери. — Пойдем, я покажу спальню.

— Не стоит, — отрезал Марк, словно вырывал добычу у противника. — Я сам.

Исход безмолвной перепалки меня не волновал. Победа все равно виделась на моем фронте. Сдаться на милость любому из них — все равно, что джек-пот выиграть. К тому же, второй в долгу не останется. Вопрос времени. Из вредности я решила внести коррективы в игру.

— Перед сном надо принять душ. А уж этой дверью, думаю, не ошибусь.

Джон поджал губы, Марк, напротив, одарил одобряющей полуулыбкой. Мне позволили сделать выбор. Мизерный жест свободы приглушил стоны разума, все еще сопротивлявшегося переменам.

Уже скрывшись за дверью, я расслышала возмущенный возглас Джона: "Ты с ума сошел!".

Оказывается, гостиная занимала весь первый этаж замка. Наверх вела утопленная в полумраке лестница. Со стен коридора меня разглядывали причудливые гипсовые узоры, под ногами тихонько поскрипывал синтетический палас.

Второй этаж встретил распахнутой деревянной дверью и широким коридором. Хотя можно ли так назвать небольшое помещение с россыпью дверей? Через деревянные жалюзи лентами просачивался солнечный свет, обличая круговерть пылинок, на маленьком диванчике валялся номер "Максима", еще несколько лежали на журнальном столике. И если внизу царила смесь эпох, то здесь покоилась современность. Именно покоилась, потому что ненавязчивый, аскетический холл расслаблял голубыми тонами и ароматом сандала.

Показушная независимость аукнулась: передо мной одна дверь, в смежной стене — еще три. И какая из них ведет в ванную? Я наугад подошла к ближайшей, но за ней чернела еще одна лестница.

— На чердаке ванной нет.

Мне следует привыкнуть к бесшумности Марка, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда его голос рассекает загадочную тишину дома.

— Тебе в соседнюю, — пояснил он. — Третья — туалет.

— А эта, — указала я на одинокий проем большой стены, — ведет в спальню?

— Да.

— Ясно.

Ничего ясного! Специально употребив единственное число, я очень надеялась на поправку. От предчувствия нервно сбилось сердце. До отношений парочки этих драконов мне дела нет, но если в их обители нет лишней кровати...

Марк пресек дальнейший расспрос, исчезнув за дверью, и был прав. Думать о морали и нравственности стоит перед тем, как прыгнуть в машину к незнакомым мужикам, а не в их доме. Правильно пел Чиж — поздно пить "Боржоми", если почки отвалились.

В мягкой белизне ванной комнаты попытки объяснить скоропалительность и, признаться, безалаберность вчерашнего дня потерпели фиаско. Меня не похищали и не гипнотизировали. Скорее, соблазнили. Красиво, непринужденно и жестоко. Видимо, с детства во мне жила не Анжелика, как мечталось, а Бонни. Вот и получила вместо де Бержерака двух Клайдов. Кто сказал, что мечты не сбываются?