Заговор Лжецов

Амноэль. Дня 25 месяца Созревания. Утро-Полудень.

Оооо, голова... Головушка бедна-а-ая... Духотища винищем пропитанная. Фууу.. Руками окрест пошарить. Доски. Кружка битая. На полу что-ли? Ох, темнотища.

-Извольте вставать, ваша милсть! Просим вас. Ая-яй-яй, упилась его милость, встать не в силах. Ну это ничего. Сейчас..сейчас... ручку извольте. Выво-ди! А вот сюда пожалуйте, ваш милсть, на сено. Оп-па.

-Умхмст прсл?

-Университетум, ваша милсть, университетум, баюшки-баю. Скоро поедем.

-У меня приличное заведение, господа!

-Студиозы где, ведьма?!

-Не бывали-с!

-Обыс-кать!

-Сударь!

-Прочь с дороги, шлюха! У! -замах.

-Помилуйте, пощадите, люди добрые! Нумер двенадцать, семнадцать, девять, два и три!

-То-то же. Наверх!

-Беги Зерш, беги! Не благородный ты, не помилуют!

Звон стекла в распахнутой раме. Жалко хрупнули розы под каблуком. Эх, по улочке, да вверх по переулочку с милой мы гулять пойдем, вечером, вечером, славным летним вечером пой-й-й-йдеееем. А мы вниз бежим, вниз, вниз легче бежать и внизу легче скрыться. Улочку перебежать и...

-Стой! Куда-ааа?

Налетели кони, кружат. Копыта пляшут, сапоги мельтешат блестящие.

-Ишь прыткой!

-Пустите, господа! Я не студиозус, я... лодочник.

-Лодочник!

-Ххаааа!!!

-В сюртуке!

-Розовом!

-Лодочник!

Просвет меж рыжим хвостом и серой грудью, эх по улочке...нырнем. Спасайте ноги, не жалейте пяток. Возмущенно заржала вздыбленая лошадь. Гремят копыта. Стальным перечеркнул отсвет неба клинок. Пламя и тьма. Серое в немощеной пыли растекается.

-Дем, за мной, рысью марш! Глядеть в оба!

-Чуть не удрал, сволота.

-От меня не убежит! Хххааа!

Подковы искрами сыпят.

-Брошенный?

-Похоже на то.

-И тот двери настежь.

-Точно так.

-Тут штаб. Выставить охранение. Обыскать все.

-Йесть!

-Как закончат, доложите. Я — там.

-Слушаюсь!

-Подтянуть обоз.

-Будет исполнено.

Оххх, хорошо б там купальня была.

-Куда бунтарей девать?

-В подвал этого..как его... -три щелчка пальцами у виска— Алхимической башни!

-Понял-с.

-Ридж, — шепотом на ухо — друг мой, а почему именно туда?

-Там подвал с угольным желобом. И выхода всего два.

-Ясно.

-По завершении разрешаю два часа отдыха. А пока сыщите-ка мне главного книжного барана и губернатора, если их еще не утопили.

-Сию минуту!

-Сию — не стоит. Но быстро.

Ищешь злобную тварь — смотри 'Керет'. Ищешь Керета — смотри 'злобную тварь'. Рост два йирна. Вес голым — пять руд. Левого глаза нет. Зато есть маленькие жесткие усики, ежик волос на круглой голове и ручная крыса Кус на плече. Керет единственный, кто носит вместо палаша абордажную саблю. Палаш длинноват для него. Керет — единственный друг аредера Лаута. Командир третьего ареда Керет. Имя не упоминается. Керет и все. Не говорит — рыкает, не ходит — чеканит, не фехтует — рубит. Лошадка Керета — Найна — маленькая, лохматая и лягается исключительно точно. Керет сидит на ней посреди Площади Познания и хлыстом направляет движение телег с полумертвыми телами угулявшихся студентиков. Без разбору титулов и званий летят пьяные и сонные в желоб, чтобы скатиться в подвал, и проклиная, и плетей обещая, и попросту ругая, и мамку вспоминая. Единственный глаз аредера чуть ли не огнем горит, предвкушая расправу. Бунтари, закон преступившие, смерти повинны. Все. А особо греет, что благородненьких полно. За все ответят нынче нежные задницы. И за поденство семилетнее, и за юность нищую, и за побои, и за глаз. Керет все помнит. Всегда. Все.

Амноэль. Дня 25 месяца Созревания. Два часа после полудня.

Нога на ногу, руки на подлокотниках, седалище чуть вперед, голову запрокинуть, взгляд устало-презрительный. Надо же, господин губернатор! Мудро-на-ча-лие Его через пень и об забор.

-Уж не обессудьте, иной мебели не сыскано.

-Постою.

Ой, как мы щечкой дергаем. Как мы губки кривим. А ты думал — из кресла вылезу? Ага. Сей момент, только шнуры мне разгладят. Не нравится скобленая лавка — ну стой. Вон, Тэм на подоконничке пристроился и не жалится. И де Элвинтон рядом с ним. Господа командиры первого и четвертого аредов. Керет на площади, Лаут и Белль до сих пор чешут городок. Все при деле. А его мудрость присела. Глазыньки прячет. Начнем, благословясь.

-Извольте объясниться, господа. Как же ввереные вашему попечению добрые подданные Его Величества вверглись в поступки неблаговидные да противуканонные? Чинились ли притеснения, неправды, обиды, оскорбления? — речь должна быть тихой, чуть с насмешкою. Крик не помощник на спросе.

Пояснения сбивчивые. Губернатор с ректором тычут друг в друга. Тот сказал, а этот не дал, а вот он не выделил. Ридж устало машет рукой.

-Хватит. Властию, Его Величеством данной, повелеваю... — щелчок пальцами, де Элвинтон вытягивает шею. Хлестко — Конвой!

В соседней зале грохнуло, лязгнуло и по левую руку выросли трое молодцов с палашами наголо. Тонкий палец указывает на Бунка:

-Взять под арест!

Губернатор застывает с выпученными глазами. Ректор привстает. Он ошеломлен, раздавлен. Взвизг:

-За что?!

-За инициацию бунта! В подвал его, от прочих раздельно!

Солдат сдергивает книжника с лавки, второй подхватывает и ректора почти что на руках выволакивают за дверь.

-О вашей нераспорядительности, господин губернатор, также будет доложено. — взмах ладонью. — Ступайте. Согласно разделу девятнадцатому и параграфу три тысячи двести двадцать седьмому отныне и на десять дней власть судебную, военную и распорядительную в городе Амноэле — выговорил с трудом, тяжкое для него слово — Белый Штандарт исполняет.

-Па-а-азвольте, молодой человек! Смею напомнить, я вам не выслужник из обывателей! Я потомственный дворянин! Я буду жаловаться!

-Жалуйтесь, ваше право. — легкое, пренебрежительное пожатие плечами. — Свод Законов желаете оспорить? Извольте.

Губернатор выходит в жару улицы. В саду возле дома разложены костры. Готовится обед. Кони рядами, часовые томятся на жарище. Пыль. Вдалеке ломают нечто деревянное. Треск. Губернатор на дрожащих ногах идет вверх, к своему разгромленному особняку. Усталый старик в рваном наряде.

В подвале дома, где раньше была ресторация Нувоша, совсем другой спрос идет. На крюках вместо коровьей туши здоровый мужик за запястья повешен. Борода метлой растопырена, слезы текут, на щеке ожог, спина изрублена. Двое развалились на лавке в углу, устало свесив руки с плетьми. Третий расхаживает перед окровавленным и монотонно повторяет:

-По чьему наущению ты, Ласл Боржаль, оставил место жительства и отправился в сей город чинить беззакония?

Каждые два-три слова сопровождаются взмахом руки. Ближе к двери оранжевым светит жаровня. В угли всунуты двое щипцов и клеймо. В проеме арки, что в винную часть ведет, видны еще схваченные под конвоем. Кто всхлипывает в предвкушении ужаса и пыток, кто молчит, кто молится, кто умоляет. Но глухи конвойные в низко надвинутых касках и тяжелых кирасах.

-Жизнью детишек клянусь, ваше законоблюстительство, — рыдает Ласл — никто не наущал! Не ведал о сем. Ввечеру сосед заглянул, сказал мол балаганные приехали. Я и побежал поглядеть. В мыслях не имел ваше...

-Врешь. — мерно отвешивает эн-офицер, глядя в потолок. — Вилы тож прихватил на балаганные ужимки глядеть?

-Так взад-то по-ночи идтить, шалят ведь! Головою клянусь, не ведал! — воет землероб.

-Насилие над девицами чинил ли?

-Как можно, своих семеро...

-Таверны ли, дома благородные громил ли, разбойничал ли?

-Ыыыы... Помилуйте! Не со злого умыслу, а лишь по охмелению!

-Виновен. — знак экзекуторам — этого снять, под конвой и в каземат. Следующего волоките.

Следующий — молодой парень с искривленной ногой и злобным взглядом исподлобья. Всерьез избит — пытался бежать. Говорит, как плюется:

-Ну знал! Ну обходил парочку благородных! А неча плетьми биться и конями сшибать, чай не в Лэнге! Че пошел? Так скука ж, а тут этакое представление! В кои векиииииии... — визг и запах паленого. Клеймен на месте словом БУНТ по правой щеке.

Благообразный старичок с дребезжащим голосом. Занятие — резчик по дереву. Не то что парню, Ласлу в деды годен. Говорит тихо, знает, что обречен:

-Как ярмарок не стало, ваше законоблюстительство, так мы и оскучали. Господа студиозусы что ни сотворят, все в радость и обсуждение. Вон, в том годе золотарская бочка опрокинулась. Носы жали, а болтовни на месяц. Так и живем. Скушно. В тюрьму? Как изволите.

Нескончаемый поток. Сменился допросный, сменились секущие. Моча и кровь заливают пол. Вонь дерьма и жженого мяса. Крики, проклятия, мольбы.

Юго-закатный Большой Тракт. День 25 месяца Созревания.

Гремите копыта! Гремите чаще! Не жалей коней, Броль! Нарочно взята не карета, а легкая коляска с верхом. Четверка коней вскачь летит под гору, повизгивают колеса, жалобно кряхтит на каждом ухабе экипаж. Скорей, Броль, скорей! Материнское сердце льдом сжато. От мужа не дождешся. Прошение. По реестру. В канцеляриум. Да как же-с! Пока реестр да прошение, придет сыночку повешение! Отмолю, откуплю, выгрызу! Да хоть в постель лягу с демоном, лишь бы был сыночек жив! Ах, кузен, кузен! Ну что вам стоило подождать денек и прежде отписать мне, а не белым?! Ах-ах-ой!! А-ааай! Ах ты господи, ваша милость, несчастие какое! Сейчас, позвольте ручку. Да уйди ты, болван! Сама встану, не старуха. Исправляй живей! Счас, счас, мигом-с. Ах ты, господи! Вот сейчас чурбачок, Таш, оглоблину держи. Взялись..уй-ее... оп-па... Колесо, чеку.. Ага. Забивай. Старое, надвое ломаное, с дороги спихнуть. Готово, ваша милсть! Готово? Так поехали, погоняй! Видишь часовенку на горе? Уже половину проехали!

Амноэль, ночь с 25 на 26 месяца Созревания. Дом за нумером 14 по Улице Гроз. Купальня.

Тишина. Журчит медленно текущая вода. Под баком раскаленная печь. В широкой омоине с покатыми боками лежит веркер, облаченный лишь в простыню. Он устал. Донесения, допросы благородных, распоряжения. Голова откинута на особую подушечку, тело с обеих сторон омывается струями теплой воды. Хорошая купальня. Со знанием и тщанием устроена. Раньше тут жил торговец сукном. Убит в мятеже. По желобу стекает вода в канавку и ныряет под стену, чтобы убежать в разгромленный биваком сад. Места в омоине еще на двадцать веркеров. Над головой в высоте желтые балки потолка. Чистое дожидается на распялках у двери. Но Риджу неохота вылезать. Он измучен. Он хочет тишины.

Бесшумно приоткрывается левая створка и проскальзывает в купальню высокая фигура. Путь сей нахал освещает фонарем. Породистое лицо, светлые локоны, порочные глаза. Тэм Нир. Из обывателей. Двадцати четырех лет. Жесток и страстно развратен. Неотразимо красив. Холодно расчетлив. Безрассудно смел. Старший офицер четвертой веркады. Первый помощник и злой гений веркера де Каро. Нир бос. Из одежды на нем только шелковая рубашка и мундирные брюки. Он обходит омоину по бортику, ставит фонарь на мозаичный пол и подбрасывает в печь полдюжины поленьев. Одежда летит на пол. Нир ныряет в омоину рядом с командиром. За дверью кто-то стоит, это Ридж чувствует.

-Не утони. — чуть насмешливо произносит Тэм. Он лежит на боку, подперев голову ладонью поставленной на локоть руки. — В огорчении буду неописуемом.

-Ну еще бы. — не открывая глаз нараспев произносит граф. — Кто другой твои дела на свет вытянет.

-А что мои дела? — чуть капризно произносит Тэм и наваливается на Риджа, шепча ему на ухо — О своих размысли, Ри. Поутру волю объявить следует, а ты все в раздумиях. — Лишь Тэм позволяет себе так обращаться с веркером. Ибо был ему наставником и другом еще в бытность Риджа юным демером.

-Студиозусов высечь. — лениво произносит веркер, пытаясь отодвинуться, но склизлый бортик омоины не позволяет. Да и Тэм уже грудью плечо прижимает. Простынь сползла и острое плечо молодого офицера под властью мощных грудных мышц мерзавца Нира. — Тэм, уйди. Это слишком уже.

-Отчего же, Ри? Чего ты боишся? — нашептывает на ухо змей. — У двери караул надежный, окон нет. — и чуть ли не со стоном — Ты же красив, как демон, Ри. Как огненный демон. Не мучай меня. Все будет прекрасно. — Локоны шекочут шею, пальцы левой руки охватывают второе плечо. — Ты меня мучаешь, Ри, шесть лет мучаешь. — тонкие губы касаются мочки уха. — Не шуми. — упреждает опытный Нир, почуяв напряжение тела. — ты же не хочешь, чтобы сбежалась вся веркада, правда?

-Оставь меня! Тэм, оставь, мы сговорились. Где твое слово, аредер?

Тэм отваливается с притворным стоном. Ладонь проходит по обнаженному животу друга.

-Демоны льда, Ри! Хоть отведай раз и навеки останешся с нами.

-Нет. — веркер открывает глаза и смотрит в мутную полутьму. — Ничего не изменилось, Тэмми, ничего.

-Хорошо. — Тэм ложится навзничь рядом, но не может отказать себе поглаживать запястье Риджа. Тот не убирает руку, пусть гладит. — Всех студиозусов? И зачинщиков? Не узнаю тебя, друг мой.

-Чего ты хочешь, Тэмми? — устало.

-Немногого. — игриво произносит Нир, проводя острым язычком по губам. — Эту ночь с тобой или примерной кары для мерзавцев. Такой, чтобы окрестные холмы рыдали над их роком.

-Не ставь мне условия. — Ридж злится.

-Я люблю условия, Ри. Ты знаешь, веркер, зна-а-аешь. И еще ты знаешь, сколь легко мне сгубить тебя.

-Негодяй!

-О да. Но верный тебе негодяй. У тебя талант набирать себе негодяев. Разница лишь в их виде. Итак, мне приступить? — Тэм восстает из воды и нависает над прижатым к стенке в обоих смыслах молодым человеком. С жилистого тела сбегают ниточки отблескивающих золотом пламени струек. Его сжатый кулак упирается в скат омоины, не давая Риджу отодвинуться, а колено готово опуститься меж ног жертвы, пресекая попытку вырваться. Тэм тяжелее Риджа на полруды. И веркер сдается. Откидывает назад руки.

-Я сожгу их и лишу университетум вольностей. Тебе хватит? — глаза вспыхивают изумрудным огнем.

Тэм качает головой:

-Мало, моя недостижимая мечта, мало. А как же замученые невинные девицы, а?

-Шовирская казнь.

-Вот. — шепчет Нир. — Умница. Начинаешь понимать. — Он убирается на лежанку у печи обсыхать и, уже угасая, замечает:

-Когда-нибудь и ты пожалеешь об упущенном, Ри.

Это последняя капля. Волшебство безмолвия разрушено. Ридж вскакивает, пересекает омоину, расплескивая воду, и вылезает на обортовку у двери. Яростно вытирается. Натягивает одежду и вылетает вон под тихий смешок шантажиста.

Темный коридор второго яруса подсвечен лишь отблеском бивуачного костра в саду. Гулко стучат по мозаичному полу каблуки. Темная фигура отделяется от стены.

-Ваша светлость, соблаговолите выслушать. — умоляюще произносит она.

-Ну что у вас, Лаут? — страдальчески.

-Ваша светлость, тут у меня списки обывателей и малых дворян. Вина за ними невеликая, а семьи без средств останутся.

Пожилой аредер Лаут похож на старую умудренную жизнию собаку. Из гильдейских. Небогат. Рассудочен.

-Ваша светлость, — продолжает Лаут — Наши ребята и так натешились довольно. В ледовом покое до трех сотен зарубленых да затоптаных насчитали. Чады подарестных и домочадцы прошение умоляют принять. Смилуйтесь, господин веркер. Невозможно ж в самом-то деле вовсе всех обывателей в каторгу выслать. Присовокупляют подношеньице. — Лаут лезет в карман и ладонь Риджа качнулась под весом бархатного мешочка. Стук каменный в бархате. Самоцветы.