Заговор Лжецов

Заговор Лжецов

Амноэль, вечер 19 дня месяца Созревания 810 год

Город кипел, дымился, плавился. Свистел на все голоса, хлопал ставнями и дверями, звенел битым стеклом и солидно трещал ребрами разбиваемых бочонков. Веселая толпа поутру выплеснулась из ворот университетума и старательно превращала Амноэль в бедлам. Тщетно губернатор с балкона призывал молодежь утихомириться. Тщетно стражники пытались разогнать школяров. Сначала летели яблоки, сор, грязь. Потом — камни. Потом — стрелы. В душном вечере в небо ударил страшный костер — подожгли дом городского хрониста.

На площади молодые горожанки плясали и со студентами, и со своими приятелями, и с незнакомцами помоложе. Ни сословие, ни платье не могли служить препятствием к веселью. Хозяева таверн поили студентиков даром, а с прочих брали полуторную плату и все были довольны. Воля! Маленькое разнообразие в серой обывательской жизни. Трупы стражников, наваленные кучей под губернаторским домом, несколько оживляли картину. Звенели струны, заливались дудки. Со стороны было похоже на праздник.

Ректор и губернатор, чудом бежавший из своего дома, коий теперь грабили, заперлись с ученым советом в Башне Естественных Наук. Сейчас это было самое безопасное место — студенты ловили чиновников на заставе, а в сердце Университетума искать и не думали.

-Это все вы со своими диспутами! — стонал пожилой губернатор в грязных чулках и разорванном камзоле. Он полулежал в кресле и жадно прихлебывал воду из кружки.

-Право же. — ректор был растерян и подавлен. — Я полагал знание истории полезным весьма для юношей.

-Плетей! Плетей им, а не историю! — рыдал королевский чиновник. -Мерзавцы! Кнорт даром! Осел вы книжный!

Ибо ректор Бунк и вправду невольно пробудил мятеж. На диспуте по истории Университетума всплыло, что некогда каждому студенту полагалась чарка кнорта в обед за счет города. Молодые балбесы тут же выяснили, что сей закон никогда не отменялся, а прекратил действие без видимых причин. Как водится, петицировали к губернатору. Как водится, губернатор отказал за неимением сумм от казначейства на упомянутый предмет. Утром студенты ударили в гонг и пошли 'бить воров'.

-Могли бы и выдать. — огрызнулся ректор — Что вам стоило?

-Денег! -губернатор врезал кружкой по ручке кресла так, что посудина брызнула черепками. -Я их, по-вашему, сам чеканю?! О, боги!

Ректор пожал плечами:

-Перепьются и утихомирятся.

-Как же! — саркастически выдал губернатор — на них смертоубийство с поджогом и грабежами! Уж чего-чего, а сие до них дойдет быстро!

Бунк тяжко вздохнул. Тихий и кроткий ученый уповал на то, что как-нибудь само собой разрешится. Однако губернатор Зелерн прав — правоведов среди юнцов изрядно и, опохмелясь, они живо сообразят что к чему. Как глупо вышло! Следовало бы выдать кнорт за счет экономических сумм, но Совет тоже пожадничал и вот... В окно были видны три столба дыма — горели лесные склады на реке, кордегардия графской стражи и дом хрониста вместе с его семьей. Бунк отер потные ладони о колет. Губернатор издал звук, похожий на храп собаки:

-Вся надежда только на моего слугу.

Лонвурт, 10 лиг выше по Мару. Утро 21го дня месяца Созревания.

Королевский наместник де Эсфорнот ненавидел вставать раньше 11ти часов. Впрочем, и ложился маркиз далеко заполночь. И все же дворецкий решился обеспокоить хозяина. Дело срочное, дело срочное. Сонный маркиз тяжело плюхнулся в кресло и велел звать гонца. Лакей ввел человека в изодранной крестьянской одежде. Огромная голова на тонкой шее делала наглеца похожим на врожденного идиота. Он низко поклонился наместнику.

-Чего тебе?!

-Так что, ваша доблесть, бунтують.

-Бунтуют? — насмешливо произнес маркиз. — Где ж такая -ай-яй-яй — непотребность случилась?

-В Амноэле, ваша доблесть. — посланник тяжело дышал. Маркизу уже шепнули, что этот простолюдин греб день и ночь против течения. — Господа студенты, значить, кнорту желать бесплатно изволили, а их мудроначалие отказал. Дык они, ваша доблесть, лавки громят, кабаки, стражу поубивали...

-Кнута им, а не кнорту.

Посланник суетливо закивал:

-Так ихнее мудроначалие, господин губернатор, прямо так и сказал, плетей вам-де по ж... то есть...

Маркиз махнул рукой.

-Протрезвеют — утихнут.

-Они, ваша доблесть, господ королевских чиновников в собственных домах жгуть. — затравлено проблеял большеголовый.

Маркиз подскочил, как уколеный в зад. Триста раз плевать на графскую стражу, по сути сброд с большой дороги, глупый пережиток прошлого! Но королевских слуг жечь?!!!

-Кем ты был там? — сурово спросил он.

-Служу садовником у их мудроначалия губернатора господина Зелерна.

Маркиз махнул пальцами, отпуская посланца :

-Тебя накормят на кухне. Эй! Кто там?! Начальника полиции и курьера ко мне! Живо!

Лонвурт. Полдень 21го Созревания.

-Их там около трех тысяч только студиозусов!

-Бросьте, это же не солдаты!

-Но и у нас не самый лучший штандарт. А у меня не больше двухсот человек и надо все же кого-то оставить здесь!

-О, демоны!

-Вы послали курьера?

-Еще утром. В Нойтеаль.

-Хм..хм.. Многие в университете — дворяне...

-Что поделать, Форн, что поделать.

Курьер мчался галопом, приникнув к шее жеребца. Алый мундир покрылся пылью. С утра он отмахал около пятнадцати лиг и перед ним лежали еще десять. Конь тяжело дышит. Ничего, потерпи. Скоро почтовый двор и ты отдохнешь. Скорей.

Нойтеаль, Новая Цитадель. 4 часа после полудня 22 дня месяца Созревания

-Господин веркер! Курьер из Лонвурта!

-Зови.

-Господин веркер! Демер Корволь...

-Вольно, демер. Давайте.. — щелчок пальцами. Полуденное солнце прожарило комнату так, что дышать нечем. Крупный пес лежит на ковре, высунув язык. Молодой человек в одной рубахе и свободных штанах сидит в нише окна, выходящего в тенистый сад. Перед ним вытянулся запыленный курьер. Казеный прислужник подносит Корволю ковш подкисленной воды. Розоватые струйки текут по длинным усам курьера. Офицер читает сумбурное послание. Вздыхает.

-Унф, сопроводи господина демера на отдых. — сбрасывает ноги с подоконника молодой человек. Он лениво подходит к противоположному окну, из коего виден пыльный плац и ряды казарм. Посреди на шесте обвисло знамя. Офицер свистит. Из небольшого домика выбегает человек в синем и спешит к нему. Жара. Отсвет небес слепит глаза. Фигурка в синем бежит через плац. Веркер дожидается вестового:

-Трубить тревогу — поход. — и рывком исчезает в комнате.

Туру-ру-туру-ру-туру-турууу... Туру-туру-туру-ру-туру-руууу. Грохот сапог, ржание коней. Лязг, резкие отрывистые команды.

Поздним вечером по Нойтеалю с грохотом спускается из Цитадели колонна конников и обоз. Подковы высекают искры из мостовой, подвешенные к седлам каски звенят о кирасы. Бормочут колеса фур. Караул распахивает ворота.

-Рысссссьюююю.... Марш!

Увенчанная факелами несется через поля и леса сине-железная змея. Трубит рожок, шарахаются с дороги встречные.

-В галоп! Не растягиваться!

Спят старинные замки, затихли деревушки. Мерный грохот и лязг в обрамлении пламени. По ветру летят два знамени — штандарта и веркады.

В полночь дают роздых коням, поят их на безымянном ручье и под утро снова в путь. Как раз в тот момент, когда маркизу де Эсфорноту подавали булочки с вареньем, в ворота Лонвурта начала втягиваться запыленная колонна. Полицейские в карауле переглянулись и один возвел глаза к небесам:

-Прими, Матисса, заблудших мучеников!

Командир второго ареда ударил догадливого караульного плетью.

Лонвурт. 24го дня месяца Созревания. Полдень.

-Они там уже четыре дня творят такое, что язык откажется произнести, граф!

-Видывали, маркиз. Будьте благопокойны, у меня не скроются.

-Я окружил Амноэль войсками гарнизона и дворянскими стражниками. Доброхотные отряды горожан...

-Весьма разумно, господин наместник. Ваше здоровье.

-Взаимно.

Вино приятно освежило.

-Вы полагаете взять Амноэль без помощи пехоты?

-Не беспокойтесь, умеем. Ждать осадные машины — лишь терять дни.

Пухлые пальчики маркиза оглаживают бокал.

-Я наслышан о вас, господин граф. Есть одна деликатность... мхм.. многие студенты принадлежат к первому сословию и...

-Запомните, господин маркиз, у бунтовщиков нет сословий. Честь имею.

-Демер Лорфельд!

-Ийя!

-Вот деньги. Купи две тележных бочки старого кнорта и догоняй нас.

-Слушаюсь!

-Веркада! На коней! Рысью..... марш!!!

Амноэль. Поздний вечер 24го дня Созревания

Один раз жить! Один раз умереть! Сто раз любить, песни петь, вино пить, пляску бить! Гу-у-уля-яа-ай, браточки, воля! Ать-ать-ать-ать, будем до зари плясать! Обними, красавица, подставляй губки! Эххх-мааа! Гульба с утра до ночи и с ночи до утра. Перстни на пальцах, бархат на теле, руки при деле и бабьем теле. Гудели таверны. Дымились разграбленные дома. Вино и молоко на мостовой с кровью мешалось. Обыватели постарше по домам сидели, дочек берегли. Тщетно. На второй день студенты совет собрали и указ написали — все девицы до двадцати на площадь, мужа выбирать. Кто прятался — уже полсотни мужей сменил. А померла — не беда. Вон их сколько. Подтянулись в Амноэль молодые крестьянские парни из тех, что не прочь в ночь-полночь по широкой дороге с топором пройтись. Пришли и постарше мужики. С дубьем, с вилами. Один бывалый наставил ворота закрыть, смотреть со стен. Не вечно веселье, придет и похмелье. Всех мышей не переловишь, самая малая пса приведет. Студиозусы на сей счет не боялись. Из первого сословию изрядно народу, не допустит мамынька поношению роду. Ну поругает папенька — беда ли? Опять же права университета. Древние. От веку. От пращуров. Прикрикнем на простолюдина, что номерной штандарт притащит, откупимся. Погорячились? Да ну! Один раз живем! Не уставай — наливай!

Ночь лунная, теплая. От реки прохлада. Труба дальнозорная из кустов глазом ведет.

-Ворота закрыты, а на стене никого.

-Пьют, паршивцы.

-Не бунт, посмешище.

-На перья надеются.

-Есть, смотрите!

-Тссс.. — вторая труба просунула любопытное око меж ветвей. — Девица.

-Воля твоя....

-Сама.

-Керет, скрытно подобрать труп.

-Есть. За мной, перебежками, марш!

Через поле, пригибаясь, бегут десятеро. Трубы обшаривают стены, уползают в заросли. Булькает, звенит металл о металл.

-Ваше повеление...

-Боги, да девчушка совсем, голову кладу — пятнадцати нет.

-Кровищи то...

-Синячищи вдобавок.

-Палец, палец!

-Кольцо не снималось.

-Кожа нежная, руки ухоженные.

-Да уж, не прачка.

-Погуляли.

-В обоз, обрядить. Капеллану прочесть отходную.

-Слушаюсь. Взяли.

-С такими разрывами не живут. — лекарь моет руки в тазике. На расстеленной в траве тряпице поблескивает инструмент. Рядом белеет в ночи нагое тело.

-Как вы полагаете, сколько их было?

-Не один — это точно. Там ведь и в испражнительном отверстии явные разрывы, и губные связки надорваны. Скоты, ваша светлость, скоты.

-Най, троих копать могилу.

-Сам пойду, ваша светлость, священное дело.

-Как станем на приступ идти, господа?

У телеги собрались шестеро мужчин в синем. Карта лежит поверх тюков.

-А если по мелководью проскочить?

-Берег высокий, а с пристани ведут всего два узких переулочка.

-М-да, глупо устроено.

-Да брось, Тай, пристань-то так, рыбацкие лодки.

-А вот это что? — палец в перчатке упирается в ломаную линию.

-Хм.. смотрим.. ага... Фонарь пониже. Старая стена.

-Это как — старая?

-Ну, старая, старого города. Который когда-то разнесли по камушку тармийцы.

-Аг-га..так, господа офицеры, поглядим на стеночку?

-Идет.

-Уж верно не Фолльский Вал.

-Если ее с той поры не трогали, там и бугорка не должно быть.

-Как всегда — наше дворянство верно себе. С города мешок, городу узелок.

-Но-но... Полегче.

-Не я глаголю, лес речет.

-Лесное чудо. Хе!

-Господин веркер! К погребению готовы.

-Лаут, немедля выслать разведку!

-Слушаюсь.

-Идемте, господа.

-С небес взят, в землю сойдешь. Вечно сходим мы с небес в земь, с юности в старость, из бодрости в немощь, из разума в безумие! От веку и на все времена. Деве, что смерть мученическую приняла, вечно в садах забвения пребывать во славу Матиссы Добросердечной. От веку и на все времена. Примет земь тело, что носила оная при жизни, примет Безымянная дух её. От веку и на все времена.

-И во веки времееееен. — подхватывает хор.

-Да не отвернет взор свой Безымянная от принявшей мучения и страдания. От веку и на все времена. Да упокоится мятущий дух во садах забвения во славу Матиссы среди безмятежности и покоя. От веку и на все времена. Да не оскудеет память наша о деве, имя чье богам ведомо. Отныне, от веку и на все времена.

-И во веки времеееен... — тянет хор.

Две лопаты бросают землю на завернутое в мешковину тело. Старший капеллан закрывает молитвенник и уходит, шурша зеленой мантией матиссита. Капеллан-белориат распускает маленький веркадный хор. За четверть часа на поляне появляется маленький холмик, отмеченный горкой камней.

Светает. Вернулась покрытая росой троица лазутчиков. Тихий доклад. Веркер хищно ухмыльнулся:

-Веркада! В седло! Обоз на месте! Рысью.... Скрытно... марш!

Южная окраина Амноэля — Университетум, сады. 25го дня Созревания, излет ночи.

Шагом едут всадники в полном боевом — низко надвинуты каски-рокантоны, кирасы подогнаны, палаши спущены пониже, дабы эфес не брякнул. Мягко ступают по росистому лугу копыта. Небо на восходе проступило ленточкой расплывчато-розоватой. Из рощицы тень под ноги верховым:

-Ваш Законблститство! Велено содейств..

-Тихо, чтоб вас. — злобный шепот. — Кто таков? — всадник отъезжает в сторону.

-Лур де Шамо, дворянин. Имею поместье к полудню отсюда. — торопливо шепчет худой моложавый человечек, хватаясь за уздечку. Конь раздраженно фыркает.

-Доброохотничий отряд?

-Точно так, ваше законоблюстительство.

-Что за старая стена с южного заката?

-Да то ли стена? Так-с, оградка на обрыве. — и поспешно — Имеются ворота-с, но на них караульные из беглых землеробов-с.

-Изрядно? — брови сдвигаются. Мимо шагом проезжают кирасиры.

-Не мог вызнать-с. — виновато. — Но рядом колокольная башня университетума, так что-с шум произвести....

-Все, понял. Отправьте вестового к регулярным частям, сударь. В город входите через сутки после нас. Хронометр имеете?

-Как же-с! — с недоуменным возмущением.

-Ну, храни вас могучий Белор. Честь имею.

Не овражек — впадинка. Не кусты, вьюн шипастый клубами свился. В полулиге зубы колоколен и башен небо кусают. Не раз и не два демер Шейр водил ребят в лазутные вылазки. Кирасы, каски и камзолы оставлены у сомечников. Палаши тоже. От них в лазутном деле мало толку. Кинжал — друг разведки. Плащ — покров лазутчика. Вместо ботфортов — толстые кожаные чулки — топтуши. Подобрались под обрывчик в два роста человечьих и бегом налегке вдоль него. А вот и скат земляной, заросший. Давненько в те ворота не ходили — не езжали. Это ворота? Ээээ... рыбам в смех. Этакие на постоялом дворе стыдобственно вешать. Стеночка тоже. Основание из камня широченного дикого, вземь вросшего, а поверх в один кирпичик уложена. От зайцев такая. Ну, с Белором! Лазутные не говорят, все пальцами показывают. Четверо под ограду, руки в стремя скрестили по-двое. Шестеро на стремя правой ногой — да перескочили. Хрипнуло, булькнуло, глухо упало. Ворота и приоткрылись. Двое в лужах крови глазища вытаращили. Второй рот им ребята по горлу изобразили. К башне. Чуп-чуп-чуп топтуши. И тут караульный. Был. Закусывать надоть, дурила. Да что уж теперь, с кинжалом под ребрами. А вот наверху повозиться пришлось. Студентик, судя по сюртучку тощему да латаному, из малых сословиев, не спал, глазенки таращил старательно. В канат вцепился. В глаз выкаченный ему кинжал вошел, а сучонок и падая веревки не пустил. Прыжком подскочили, вцепились, резали канат смоловой долго, пыхтя и бранясь. Потом тело наконец бросили, отдышались. Фонарь зажгли. Шейр тот фонарь взял, к южному закату обернулся и повел светильником. Вверх — вправо-вниз-влево-вверх. Туманны рассветы у широкого Мара. Но шевельнулся туман, зарокотал копытами и пошли Шейр со своими лазутчиками вниз. Их дело сделано.

Амноэль. Дня 25 месяца Созревания. Утро-Полудень.

Оооо, голова... Головушка бедна-а-ая... Духотища винищем пропитанная. Фууу.. Руками окрест пошарить. Доски. Кружка битая. На полу что-ли? Ох, темнотища.

-Извольте вставать, ваша милсть! Просим вас. Ая-яй-яй, упилась его милость, встать не в силах. Ну это ничего. Сейчас..сейчас... ручку извольте. Выво-ди! А вот сюда пожалуйте, ваш милсть, на сено. Оп-па.

-Умхмст прсл?

-Университетум, ваша милсть, университетум, баюшки-баю. Скоро поедем.

-У меня приличное заведение, господа!

-Студиозы где, ведьма?!

-Не бывали-с!

-Обыс-кать!

-Сударь!

-Прочь с дороги, шлюха! У! -замах.

-Помилуйте, пощадите, люди добрые! Нумер двенадцать, семнадцать, девять, два и три!

-То-то же. Наверх!

-Беги Зерш, беги! Не благородный ты, не помилуют!

Звон стекла в распахнутой раме. Жалко хрупнули розы под каблуком. Эх, по улочке, да вверх по переулочку с милой мы гулять пойдем, вечером, вечером, славным летним вечером пой-й-й-йдеееем. А мы вниз бежим, вниз, вниз легче бежать и внизу легче скрыться. Улочку перебежать и...

-Стой! Куда-ааа?

Налетели кони, кружат. Копыта пляшут, сапоги мельтешат блестящие.

-Ишь прыткой!

-Пустите, господа! Я не студиозус, я... лодочник.

-Лодочник!

-Ххаааа!!!

-В сюртуке!

-Розовом!

-Лодочник!

Просвет меж рыжим хвостом и серой грудью, эх по улочке...нырнем. Спасайте ноги, не жалейте пяток. Возмущенно заржала вздыбленая лошадь. Гремят копыта. Стальным перечеркнул отсвет неба клинок. Пламя и тьма. Серое в немощеной пыли растекается.

-Дем, за мной, рысью марш! Глядеть в оба!

-Чуть не удрал, сволота.

-От меня не убежит! Хххааа!

Подковы искрами сыпят.

-Брошенный?

-Похоже на то.

-И тот двери настежь.

-Точно так.

-Тут штаб. Выставить охранение. Обыскать все.

-Йесть!

-Как закончат, доложите. Я — там.

-Слушаюсь!

-Подтянуть обоз.

-Будет исполнено.

Оххх, хорошо б там купальня была.

-Куда бунтарей девать?

-В подвал этого..как его... -три щелчка пальцами у виска— Алхимической башни!

-Понял-с.

-Ридж, — шепотом на ухо — друг мой, а почему именно туда?

-Там подвал с угольным желобом. И выхода всего два.

-Ясно.

-По завершении разрешаю два часа отдыха. А пока сыщите-ка мне главного книжного барана и губернатора, если их еще не утопили.

-Сию минуту!

-Сию — не стоит. Но быстро.

Ищешь злобную тварь — смотри 'Керет'. Ищешь Керета — смотри 'злобную тварь'. Рост два йирна. Вес голым — пять руд. Левого глаза нет. Зато есть маленькие жесткие усики, ежик волос на круглой голове и ручная крыса Кус на плече. Керет единственный, кто носит вместо палаша абордажную саблю. Палаш длинноват для него. Керет — единственный друг аредера Лаута. Командир третьего ареда Керет. Имя не упоминается. Керет и все. Не говорит — рыкает, не ходит — чеканит, не фехтует — рубит. Лошадка Керета — Найна — маленькая, лохматая и лягается исключительно точно. Керет сидит на ней посреди Площади Познания и хлыстом направляет движение телег с полумертвыми телами угулявшихся студентиков. Без разбору титулов и званий летят пьяные и сонные в желоб, чтобы скатиться в подвал, и проклиная, и плетей обещая, и попросту ругая, и мамку вспоминая. Единственный глаз аредера чуть ли не огнем горит, предвкушая расправу. Бунтари, закон преступившие, смерти повинны. Все. А особо греет, что благородненьких полно. За все ответят нынче нежные задницы. И за поденство семилетнее, и за юность нищую, и за побои, и за глаз. Керет все помнит. Всегда. Все.

Амноэль. Дня 25 месяца Созревания. Два часа после полудня.

Нога на ногу, руки на подлокотниках, седалище чуть вперед, голову запрокинуть, взгляд устало-презрительный. Надо же, господин губернатор! Мудро-на-ча-лие Его через пень и об забор.

-Уж не обессудьте, иной мебели не сыскано.

-Постою.

Ой, как мы щечкой дергаем. Как мы губки кривим. А ты думал — из кресла вылезу? Ага. Сей момент, только шнуры мне разгладят. Не нравится скобленая лавка — ну стой. Вон, Тэм на подоконничке пристроился и не жалится. И де Элвинтон рядом с ним. Господа командиры первого и четвертого аредов. Керет на площади, Лаут и Белль до сих пор чешут городок. Все при деле. А его мудрость присела. Глазыньки прячет. Начнем, благословясь.

-Извольте объясниться, господа. Как же ввереные вашему попечению добрые подданные Его Величества вверглись в поступки неблаговидные да противуканонные? Чинились ли притеснения, неправды, обиды, оскорбления? — речь должна быть тихой, чуть с насмешкою. Крик не помощник на спросе.

Пояснения сбивчивые. Губернатор с ректором тычут друг в друга. Тот сказал, а этот не дал, а вот он не выделил. Ридж устало машет рукой.

-Хватит. Властию, Его Величеством данной, повелеваю... — щелчок пальцами, де Элвинтон вытягивает шею. Хлестко — Конвой!

В соседней зале грохнуло, лязгнуло и по левую руку выросли трое молодцов с палашами наголо. Тонкий палец указывает на Бунка:

-Взять под арест!

Губернатор застывает с выпученными глазами. Ректор привстает. Он ошеломлен, раздавлен. Взвизг:

-За что?!

-За инициацию бунта! В подвал его, от прочих раздельно!

Солдат сдергивает книжника с лавки, второй подхватывает и ректора почти что на руках выволакивают за дверь.

-О вашей нераспорядительности, господин губернатор, также будет доложено. — взмах ладонью. — Ступайте. Согласно разделу девятнадцатому и параграфу три тысячи двести двадцать седьмому отныне и на десять дней власть судебную, военную и распорядительную в городе Амноэле — выговорил с трудом, тяжкое для него слово — Белый Штандарт исполняет.

-Па-а-азвольте, молодой человек! Смею напомнить, я вам не выслужник из обывателей! Я потомственный дворянин! Я буду жаловаться!

-Жалуйтесь, ваше право. — легкое, пренебрежительное пожатие плечами. — Свод Законов желаете оспорить? Извольте.

Губернатор выходит в жару улицы. В саду возле дома разложены костры. Готовится обед. Кони рядами, часовые томятся на жарище. Пыль. Вдалеке ломают нечто деревянное. Треск. Губернатор на дрожащих ногах идет вверх, к своему разгромленному особняку. Усталый старик в рваном наряде.

В подвале дома, где раньше была ресторация Нувоша, совсем другой спрос идет. На крюках вместо коровьей туши здоровый мужик за запястья повешен. Борода метлой растопырена, слезы текут, на щеке ожог, спина изрублена. Двое развалились на лавке в углу, устало свесив руки с плетьми. Третий расхаживает перед окровавленным и монотонно повторяет:

-По чьему наущению ты, Ласл Боржаль, оставил место жительства и отправился в сей город чинить беззакония?

Каждые два-три слова сопровождаются взмахом руки. Ближе к двери оранжевым светит жаровня. В угли всунуты двое щипцов и клеймо. В проеме арки, что в винную часть ведет, видны еще схваченные под конвоем. Кто всхлипывает в предвкушении ужаса и пыток, кто молчит, кто молится, кто умоляет. Но глухи конвойные в низко надвинутых касках и тяжелых кирасах.

-Жизнью детишек клянусь, ваше законоблюстительство, — рыдает Ласл — никто не наущал! Не ведал о сем. Ввечеру сосед заглянул, сказал мол балаганные приехали. Я и побежал поглядеть. В мыслях не имел ваше...

-Врешь. — мерно отвешивает эн-офицер, глядя в потолок. — Вилы тож прихватил на балаганные ужимки глядеть?

-Так взад-то по-ночи идтить, шалят ведь! Головою клянусь, не ведал! — воет землероб.

-Насилие над девицами чинил ли?

-Как можно, своих семеро...

-Таверны ли, дома благородные громил ли, разбойничал ли?

-Ыыыы... Помилуйте! Не со злого умыслу, а лишь по охмелению!

-Виновен. — знак экзекуторам — этого снять, под конвой и в каземат. Следующего волоките.

Следующий — молодой парень с искривленной ногой и злобным взглядом исподлобья. Всерьез избит — пытался бежать. Говорит, как плюется:

-Ну знал! Ну обходил парочку благородных! А неча плетьми биться и конями сшибать, чай не в Лэнге! Че пошел? Так скука ж, а тут этакое представление! В кои векиииииии... — визг и запах паленого. Клеймен на месте словом БУНТ по правой щеке.

Благообразный старичок с дребезжащим голосом. Занятие — резчик по дереву. Не то что парню, Ласлу в деды годен. Говорит тихо, знает, что обречен:

-Как ярмарок не стало, ваше законоблюстительство, так мы и оскучали. Господа студиозусы что ни сотворят, все в радость и обсуждение. Вон, в том годе золотарская бочка опрокинулась. Носы жали, а болтовни на месяц. Так и живем. Скушно. В тюрьму? Как изволите.

Нескончаемый поток. Сменился допросный, сменились секущие. Моча и кровь заливают пол. Вонь дерьма и жженого мяса. Крики, проклятия, мольбы.

Юго-закатный Большой Тракт. День 25 месяца Созревания.

Гремите копыта! Гремите чаще! Не жалей коней, Броль! Нарочно взята не карета, а легкая коляска с верхом. Четверка коней вскачь летит под гору, повизгивают колеса, жалобно кряхтит на каждом ухабе экипаж. Скорей, Броль, скорей! Материнское сердце льдом сжато. От мужа не дождешся. Прошение. По реестру. В канцеляриум. Да как же-с! Пока реестр да прошение, придет сыночку повешение! Отмолю, откуплю, выгрызу! Да хоть в постель лягу с демоном, лишь бы был сыночек жив! Ах, кузен, кузен! Ну что вам стоило подождать денек и прежде отписать мне, а не белым?! Ах-ах-ой!! А-ааай! Ах ты господи, ваша милость, несчастие какое! Сейчас, позвольте ручку. Да уйди ты, болван! Сама встану, не старуха. Исправляй живей! Счас, счас, мигом-с. Ах ты, господи! Вот сейчас чурбачок, Таш, оглоблину держи. Взялись..уй-ее... оп-па... Колесо, чеку.. Ага. Забивай. Старое, надвое ломаное, с дороги спихнуть. Готово, ваша милсть! Готово? Так поехали, погоняй! Видишь часовенку на горе? Уже половину проехали!

Амноэль, ночь с 25 на 26 месяца Созревания. Дом за нумером 14 по Улице Гроз. Купальня.

Тишина. Журчит медленно текущая вода. Под баком раскаленная печь. В широкой омоине с покатыми боками лежит веркер, облаченный лишь в простыню. Он устал. Донесения, допросы благородных, распоряжения. Голова откинута на особую подушечку, тело с обеих сторон омывается струями теплой воды. Хорошая купальня. Со знанием и тщанием устроена. Раньше тут жил торговец сукном. Убит в мятеже. По желобу стекает вода в канавку и ныряет под стену, чтобы убежать в разгромленный биваком сад. Места в омоине еще на двадцать веркеров. Над головой в высоте желтые балки потолка. Чистое дожидается на распялках у двери. Но Риджу неохота вылезать. Он измучен. Он хочет тишины.

Бесшумно приоткрывается левая створка и проскальзывает в купальню высокая фигура. Путь сей нахал освещает фонарем. Породистое лицо, светлые локоны, порочные глаза. Тэм Нир. Из обывателей. Двадцати четырех лет. Жесток и страстно развратен. Неотразимо красив. Холодно расчетлив. Безрассудно смел. Старший офицер четвертой веркады. Первый помощник и злой гений веркера де Каро. Нир бос. Из одежды на нем только шелковая рубашка и мундирные брюки. Он обходит омоину по бортику, ставит фонарь на мозаичный пол и подбрасывает в печь полдюжины поленьев. Одежда летит на пол. Нир ныряет в омоину рядом с командиром. За дверью кто-то стоит, это Ридж чувствует.

-Не утони. — чуть насмешливо произносит Тэм. Он лежит на боку, подперев голову ладонью поставленной на локоть руки. — В огорчении буду неописуемом.

-Ну еще бы. — не открывая глаз нараспев произносит граф. — Кто другой твои дела на свет вытянет.

-А что мои дела? — чуть капризно произносит Тэм и наваливается на Риджа, шепча ему на ухо — О своих размысли, Ри. Поутру волю объявить следует, а ты все в раздумиях. — Лишь Тэм позволяет себе так обращаться с веркером. Ибо был ему наставником и другом еще в бытность Риджа юным демером.

-Студиозусов высечь. — лениво произносит веркер, пытаясь отодвинуться, но склизлый бортик омоины не позволяет. Да и Тэм уже грудью плечо прижимает. Простынь сползла и острое плечо молодого офицера под властью мощных грудных мышц мерзавца Нира. — Тэм, уйди. Это слишком уже.

-Отчего же, Ри? Чего ты боишся? — нашептывает на ухо змей. — У двери караул надежный, окон нет. — и чуть ли не со стоном — Ты же красив, как демон, Ри. Как огненный демон. Не мучай меня. Все будет прекрасно. — Локоны шекочут шею, пальцы левой руки охватывают второе плечо. — Ты меня мучаешь, Ри, шесть лет мучаешь. — тонкие губы касаются мочки уха. — Не шуми. — упреждает опытный Нир, почуяв напряжение тела. — ты же не хочешь, чтобы сбежалась вся веркада, правда?

-Оставь меня! Тэм, оставь, мы сговорились. Где твое слово, аредер?

Тэм отваливается с притворным стоном. Ладонь проходит по обнаженному животу друга.

-Демоны льда, Ри! Хоть отведай раз и навеки останешся с нами.

-Нет. — веркер открывает глаза и смотрит в мутную полутьму. — Ничего не изменилось, Тэмми, ничего.

-Хорошо. — Тэм ложится навзничь рядом, но не может отказать себе поглаживать запястье Риджа. Тот не убирает руку, пусть гладит. — Всех студиозусов? И зачинщиков? Не узнаю тебя, друг мой.

-Чего ты хочешь, Тэмми? — устало.

-Немногого. — игриво произносит Нир, проводя острым язычком по губам. — Эту ночь с тобой или примерной кары для мерзавцев. Такой, чтобы окрестные холмы рыдали над их роком.

-Не ставь мне условия. — Ридж злится.

-Я люблю условия, Ри. Ты знаешь, веркер, зна-а-аешь. И еще ты знаешь, сколь легко мне сгубить тебя.

-Негодяй!

-О да. Но верный тебе негодяй. У тебя талант набирать себе негодяев. Разница лишь в их виде. Итак, мне приступить? — Тэм восстает из воды и нависает над прижатым к стенке в обоих смыслах молодым человеком. С жилистого тела сбегают ниточки отблескивающих золотом пламени струек. Его сжатый кулак упирается в скат омоины, не давая Риджу отодвинуться, а колено готово опуститься меж ног жертвы, пресекая попытку вырваться. Тэм тяжелее Риджа на полруды. И веркер сдается. Откидывает назад руки.

-Я сожгу их и лишу университетум вольностей. Тебе хватит? — глаза вспыхивают изумрудным огнем.

Тэм качает головой:

-Мало, моя недостижимая мечта, мало. А как же замученые невинные девицы, а?

-Шовирская казнь.

-Вот. — шепчет Нир. — Умница. Начинаешь понимать. — Он убирается на лежанку у печи обсыхать и, уже угасая, замечает:

-Когда-нибудь и ты пожалеешь об упущенном, Ри.

Это последняя капля. Волшебство безмолвия разрушено. Ридж вскакивает, пересекает омоину, расплескивая воду, и вылезает на обортовку у двери. Яростно вытирается. Натягивает одежду и вылетает вон под тихий смешок шантажиста.

Темный коридор второго яруса подсвечен лишь отблеском бивуачного костра в саду. Гулко стучат по мозаичному полу каблуки. Темная фигура отделяется от стены.

-Ваша светлость, соблаговолите выслушать. — умоляюще произносит она.

-Ну что у вас, Лаут? — страдальчески.

-Ваша светлость, тут у меня списки обывателей и малых дворян. Вина за ними невеликая, а семьи без средств останутся.

Пожилой аредер Лаут похож на старую умудренную жизнию собаку. Из гильдейских. Небогат. Рассудочен.

-Ваша светлость, — продолжает Лаут — Наши ребята и так натешились довольно. В ледовом покое до трех сотен зарубленых да затоптаных насчитали. Чады подарестных и домочадцы прошение умоляют принять. Смилуйтесь, господин веркер. Невозможно ж в самом-то деле вовсе всех обывателей в каторгу выслать. Присовокупляют подношеньице. — Лаут лезет в карман и ладонь Риджа качнулась под весом бархатного мешочка. Стук каменный в бархате. Самоцветы.

Подбросил на ладони, хмыкнул:

-Себя-то не обидел?

-Лишь во имя добросердия и милодушия тщусь пробудить в душе Вашей светлости умиротворение.

-Ну-ну. — насмешливый голос за спиной. — Милодушный вы наш. — белеет рубаха, отливают молочным лицо и руки. Нир. — За два хура серебра всяк богопринятым станет.

Ридж приподнимает бровь — однако.

-Сами ли взвешивали, господин старший аредер?

-Мне и видеть без надобности. Ай-ай-ай, господин Лаут, господин аредер Лаут... Экое неправдение! В лапу, два хура. И сомечникам ни слова, ни шора

Лаут багровеет, но пока держит себя в руках:

-Ложь тебе водопадом в уши вливается! Ни гроша у вдов и малолетних не взял!

-Грош — щечка медная. Гроша ты не брал. А два хура тебя в доме благородной вдовы Ворсак дожидаются. Хороша ли вдовица? Сказывают, добросердечна сия достойная госпожа к старому солдату была. — Нир нагл и смел, ибо за ним в полумраке две тени стоят. Верный де Элвинтон и демер барон Цегвер. Но и Лаут не один. На фоне окошка в торце низенькая тень заметна. Керет, понятно. Багровым отсвечивает костер и сгущаются тени на втором ярусе.

-Ваша светлость!

-Ридж, не слушай!

-Молчать! Все! Вон отсюда! Р-р-разойтись по бивуакам! В жизни и смерти лишь я волен, господа. Ступайте. — Веркер распахивают дверь покоев и захлопывает ее за собой с грохотом. Лаут уходит в темноту. Нир с грустью констатирует:

-Бездушные камни верх одержали над разумом и законом. Лишили нас приятнейшего и поучительного зрелища, друзья. Пойдем же в сень шатров печальных.

Амноэль. 26 дня месяца Созревания. Утро.

На восходе втянулась в город унылая змея двадцать девятого легкопехотного штандарта и рассыпалась тройками по перекрестиям и патрулям. За ними, взвалив на плечо дедовские протазаны, картинно придерживая эфесы, поигрывая тиггами, повалила разноодетая колонна доброохотницкого дворянского отряда. Веркер принял печального пехотного штандарт-командора, коий доживал век в глуши. На его мундире еще были заметны следы споротых в неведомые времена гвардейских барсов. Доброохотницким выдали землеробов и площадь Астролябии огласилась воплями поротых. Под сию музыку зеленый с егерем неезженых дорог сговорились город поделить, в дела друг друга не лезть. Дворян, схваченых в мятеже, еще до зари конвой попрятал в Университетуме. С легким сердцем проводил Ридж штандарт-командора Мортона. Все устроилось. Пусть теперь обыватели ему два хура суют. 'А на мне сей крови нет' — решил молодой человек, поглаживая заветный мешочек за пазухой. Завтракать изволил в одиночестве, кофием с корицею и лепешкою с сыром. Спустившись во двор, призвал к себе аредерскую братию. Нир, Белль и де Элвинтон слева стояли, Керет и Лаут справа. Меж ними — как земля треснула.

-Веркаде сниматься, в Университетуме становиться. Ворота закрыть. Белль, от твоих два дема за дровами. Потом претерпевших от бесчинств на Познания Площадь призвать для указания на особо ярых и... знаешь в общем.

-Слушаюсь, ваша светлость. — удар правым кулаком по левому плечу.

-Особой команде.. -покосился на Керета — к костру готовиться.

-Будет исполнено, господин веррркерр!

-Тех, что под замком в Алхимической сидят, подконвойно на площадь Познания, туда ж поболее лавок снести, покоем выставить. Прутьев да плетей, да рассолу бочками, да веревок изготовить. Лаут, озаботьтесь.

-Слушаюсь, господин веркер.

-Нир, дневная стража. Де Элвинтон — отдых, ночная стража. — взмах руки. — Исполнять.

Трубы подъем пели, в поход малый звали, бивуак снимать велели. Загремели подковы, заскрипели повозки. Шатры свернули, попрятали. Кой-кого под шатрами попрятали, пока господа офицеры налитых да черных с похмела рож не узрели. Заперлась веркада в университетуме, врата старинные решетчатые затворила. Обыватели меж тем на улицу нос высунули, любопытствовать осмелились. Кое-кто с крыш глазел, как из ближайших кабаков лавки стаскивают да бочки с соленьем. Фуры из лесу дров навезли изрядно, прутьев ивовых. Но то к вечеру уже было. А вот утром такую сцену узрели зеваки:

Сидел на своем гнедом Диком посередь площади злой невыспавшийся веркер. Воронами слева и справа от него восседали белокурый красавец — на вороном — и маленький нервозный тип, с плеча коего крыса хвост свесила — на серой в яблоках. Спешеные господа белые двумя шеренгами обозначили дорогу от Башни Наук Аптекарских, что ежели от ворот смотреть прямо, а Алхимическая слева, а Канцелярий — справа. А уж за Аптекарской — там дальше сам университетум — в старинном стиле строеный, с башенками, оконцами узкими, да балкончиками крытыми. От былой крепости мало что сохранилось, разве что башни, останки внешнего пояса, да восходный тауэр.

Скучал веркер, зевал и лицо у него было — как перец сжевал. Засов со скрежетом сдвинули, внутрь нырнули, градское дворянство выводить начали. Перекошеное, порваное, побитое, помятое, потрепаное. Вывели, сбили в кучку малую. Веркер (граф, говорят, из самых настоящих, не медных) зевнул еще разок, да к ним обратился:

-Ну-тес, господа благородные, в книгах прописаные, короля слуги верные и примерные, пришло время перья оправдывать! Повинны вы в малом... — тут белокурый выразительно кашлянул -...но кое-кто и в немалом! А потому выбирайте — либо делаете, что вам данной мне властию велю, либо сей момент мои ребята гнилую вервь на ворота накинут и пойдете вы в каторгу, а после в нищие безродные.

Глаза прятали дворянчики худородные, своеличные, да обедневшие. Кто носами шмыгал, толстяк де Бульш молиться надумал — не препятствовали. Маркиз де Торугвар (предки самые истинные, с до-империи ведомы, поместья имели извеку, да спустили в зернь) вскинул голову:

-Будьте благоугодны пояснить о чем речь ведете, господин веркер. — с расстановочкой так, чтобы, значит осознал пред кем сидит гордо.

А веркер низенькому так кивнул слегка и взревел маленький крепыш, на стременах привставши:

-Господина веррркера именовать Вашей Светлостью! Чинно стоять! Я те постррреляю глазыньками! Бунтовщик! — и хлыстом потряс.

Маркиз и утух. Ибо будь пред ним простолюдин, он его выше. А Светлость — граф. Да еще и Белого Штандарта старший офицер, вольный в пламени, засове, петле и топоре.

-Нижайше прошу прощения Вашей Светлости, мне неведома была принадлежность ваша к благородным. — кланяется маркиз, отмахивая шляпой — Ваша Светлость отчего-то привилегию благородного убора не применяет. Усмехнулся веркер, да на рукав мундира указал:

-Вот мои перья! Ну вот что, господа, поясняю: сей момент выведут сюда студиозусов. За коими обывателями великой вины не указано будет, тех сечению подвергнете. Каждый из вас всыпет им по сто плетей, али хворостин. Сечь со старанием! Как дитя неразумное, нелюбимое. И накрепко сей день запомнить, от веку в бунты и прочих неблагочестия канон королевский хранить. Стыд какой! Вместо встать на защиту Его Величеством губернатора поставленого, срамным похотям предались, да отвратным забавам вкупе с мятежными!

Зашевелилась кучка рваная, зашепталась. Де Торугвар вперед шагнул:

-Больший стыд в палачи идти! — И де Корсуль с ним вышел, и тот не поймешь то ли барон, то ли врет, что на Зеленщиковой живет. Де Виллерс поколебался, да к троице присоединился.

Маркиз приободрился. Ибо де Виллерс не просто так себе, а герцог. Хотя и сильно трепаный жизнию. Как в бою неравном откуда ни возмись конногвардейцы налетели. Был вроде и зеленщиковый барон конногвардейцем лет двадцать пять назад, да изгнан за долги неоплатные.

Веркер плечами пожал:

-На марше коней не переменяют. Керет, на гнилушки сих фазанов. — рукою в перчатке ткнул. — А зачинщика на добрую.

Волна хладная окрест прокатилась. Не в обычае дворян вешать. Дворянин расстрелу, усечению головы, четвертованию да голоданию подвержен быть может. Веревка лишь гнилая, в знак изгнания из благородных. Но Керет ничуть не усомнился праведности приказу. Свистнул разбойницки и прибежали из канцелярия два десятка в балахонах да колпаках. Мундирные схватили указаных, подтащили под ворота. Балахонные за дело привычно взялись — мигом двое взобрались по решетке на перекладину, обвязали веревки, сбросили вниз петли. Внизу лавку поставили. Четверых, на крики, проклятия и мольбы внимания не обративши, на оную водрузили. Петли на шеи, сапогом по лавке. Грохнуло, шмякнуло. Три медных короны упали. Одна высоко вознеслась, да в Лед сверзилась. Конвой с рыбного барона, герцога, да де Корсуля поободрал перья, шаллет с барона снял. Повели голубчиков, повели. За ворота повели, в каземат сырой тесной беспросветный. Охохонюшки, бедолаги, охохонюшки, бить вам теперь кайлом серый камушек лет десять, да вкушать похлебку пустую, да заедать хлебом непеченым. Лишь один висел, руки свесивши. Растеклась под ним лужа вонючая.

-Ну что, господа, не передумали? — смешкует веркер.

-Все сделаем, ваша светлость.

-Во имя канону королевского....

-И во славу Его Величества.

-То-то ж! А подайте-ка нам мучеников наук, господа. — коня толкнул шпорами и троица вся вдруг развернулась, да к башне алхимии поехала. И оцепление туда же, гремя подковками бежит.

И скрипели ворота старые, кривые, щелястые. Раскрывались створы низкие, зев черный винным духом пахнул изрядно. Встал у створа бравый демер росту алебардского и громогласно велел всем выходить. Но студиозусы отвечали лаятельно да невежественно, предлагали их на ручках выносить, карету подать, да в зад лобзать во имя прощения. Малыш-аредер уже было дернулся, да веркер рукою его остановил и негромко что-то велел белокурому. Отъехал красавец в сторону, спешился, взял четверых и в Аптекарской скрылся. Воротились они с ведрами, от коих воротили носы. Раскачали те ведра, да вниз скинули. Ух, как дымом пыхнуло. Малиновым, вонючим. Завизжали в подвале, завыли, зарыдали. Толпа полезла в круг оцепленый. Слезыньки рекою, один обуродованый, жженный, лекаря вымаливает. Ага, а вот и лекарь. Мелькнул палаш в руке белого и покатилась голова с вислыми лоскутьями кожи под ноги прочим. Тело вкруг себя два раза обернулось, кровища струею в небеса била, всех ближних окатила. Худенький студиозик без чувств упал. Многих вырвало обильно.

-Кому еще лекаря?! — рявкает веркер — А ну, сучьи потрохи, стрррройся в ряд! Ты, харя наглая, штаны подтяни! — заработали белые хлыстами, сапогами, эфесами да кулачищами. Выстроили в змею неровную, драную, побитую, дрожащую. В угле, в смоле, в сена клочьях, в крови, в соплях, в слезах, в блевотине, в моче, в винище, в грязище. Тощие и дородные, безродные и благородные, безусые и матерелые, побледней и загорелые — все в один ряд, дрожа и писаясь (кое-кто) стоят. И шляпы с пером, и патлы колтуном, и камзолы ладные, и сюртучки беспорядные, и штаны-огурчики с бусами ввернутыми, и зады полотном обтянутые тертым, и сапожки с пряжками, и босым порядком. На камнях древних, пятиугольных, бесчетными каблуками тертых, солнцем гретых, росою омоченых ждут участи незавидной, постыдной, смертной.

Проехался Его Светлость вдоль строя. Шпорой шипастой не преминул по роже кой-кого смазать, еще одного хлыстом так огрел, что полетел тот наземь с воплем жалким. Отъехал в сторону да как рявкнет:

-Лаут!

-Я!

-Претерпевших!

-Слушаюсь!

Врата узорные растворили, стали туда заходить разные — и побогаче, и попроще. Все от трупа шарахались, знамение охранное творили. И то сказать — не в привычку лавочнику да чиновнику, лодочнику да рыбарю, витражнику да среброписцу этакое зрелище. Шкуродеры еще ладно, они навычные свежевать. Вдоль ряда бродили под охраною белых, указывали на иных. Слышно было отдельное:

-Этот вот дочурку мою снасилил!

-Я эту рожу век не забуду.

-Тяжкими трудами нажитое вчистую уволок!

-Измывался, вашество, как есть измывался!

-Вот он, демон поганый! Вот он!

-Вроде как вот этот и вон тот и еще — точно — в сером плаще.

-И в темноте не ошибусь — он и есть, паскуда.

-Теперича за все получишь, скот. За всееееоооо..

-Ваш-ство, изволите видеть! Энти вот Их Памятливость и жгли!

Кое-кто в горло вцеплялся, кто-то бил наотмашь — оттаскивали, уговаривали благочинию не нарушать, все по заслугам ответят. Указаных делили на три кучи — на грабителей, насильников, убийц. Один из книжников бегал вдоль ряда, в зачинщиков трясущимся пальцем тыкал. Этих в четвертую кучу тащили. Наконец разобрали, обывателям поклон и обещание сделали карать без жалости.

Виновных в тяжком позапирали в трех башнях под караул. Зачинщиков связали и к коновязи под небом вялиться. А прочих давай к лавкам тащить под вопли, мольбы и проклятья. Ух и старались благородные, чуть руки себе не оторвали как замахивались. Балахонные деловито, с расстановочкой секли. Двое чешут зады да спины, один макает в бочки плети да подает взамен осушеной. Крику — страсть. После с лавки свалят, в сторону отволокут да кинут. Ни штанов не наденут, ни рубах. Валяйся. Одни шевелились, стонали. Другие так и остались лежать в черной сукровице голым задом в небесный лик. Господа офицеры спешились, в сторонке перекусывать изволили с чарочкой. Парило. Любопытные с крыш в дома перебрались. Смотреть уже не так распирает, а вопли и там послушать можно. И вдруг — заорали грубо, зло, не так. Кто к окну успел — видел как рванули с десяток на прорыв да через ограду. Не вышло. С крыш башенных ударили тиггеры. Шестеро со стен мешком шлепнулись болтами пробитые истекать до смерти. Двоих скрутили и к зачинным потащили. Один все же вырвался. Себе на горе. Ибо схватили его прямо под стеною два проходивших ученика мясореза, да ножами умучили. Нож мясницкий — не кинжал. Он не колоть назначен — резать да пластовать. Вот и резали его за страх великий пережитый по ломтику, пока хрипеть не начал, измучившись глоткою. Белые хохотали да хлопали, глядя. Пост пехоцкий с перекрестья дельные советы подавал. Обыватели за старания потешные подмясным монет набросали с окон.

Амноэль. Университетум. Ночь с 26 на 27 месяца Созревания.

Себе Ридж избрал старые ректорские покои. Нынешний ректор здесь не живал — уж больно комнатки узкие да высокие. Эта часть — самая старая. Стрельчатые коридоры с бойницами, ниши, в которых око само выискивает старинные латы. Лампы висят на державках, где хочется видеть потрескивающий и слезящийся смолою факел. Пол без вычурности мозаик — плотно пригнаные временем каменные плиты. В покоях, правда, деревом выстлан. По доскам видно — работа поздняя, уже мужи науки обустраивались. Не кладут в боевых крепостях незаговоренное, не пропитанное от огня дерево.

'Надо же, эти стены, пожалуй, видывали рыцарей в старинных островерхих шлемах и со смешными многосложными именами. Как звали последнего среднемарского, а точнее, иллурского короля? Забыл. Сии места столь плотно хожены-езжены, что ни тайн, ни древних развалин, ни поганых сурпризов не осталось.'

Так рассуждал веркер, вкушая поздний ужин. Он сидел за столом один, без мундира и перевязи, и пренебрегал этикетом. То есть ел мясо с ножа и пил кнорт из кружки. Кнорт настоящий, густо-синий, кислый с легчайшим привкусом сладинки. Ридж, уроженец закатной провинции Исс, по праву считал себя знатоком кнорта — сливового крепкого — и виллета — легкого вина из шестнадцати сортов южного винограда с добавлением привозимого с Айльских островов лимона. Де Каро терпеть не мог новый приторный дерущий горло кнорт, в который для убыстрения брожения лили патоку. Цвет нового кнорта был буровато-лиловый, а густота — как у ликеров. В тавернах его разбавляли красным вином, ибо тамошний люд привык глотать вино подобно воде. Получалась излишне крепкая и непомерно сладкая бьющая в голову смесь.

По правде говоря, Риджу больше всего хотелось вернуться в Нойтеаль, город-гору, где на вершине стоят бок о бок две крепости. Руины старой и высокие башни новой. Если бы не толстенные стены и флюгера в стиле 'Пляски Смерти', вполне себе уютное местечко. Поехать в замок Вердани, засесть в архивах вкупе с демером Вейсом Иретом. Смышленый парень. Выйдет в пенсион Лаут, продвину его в аредеры. М-да, кстати с Лаутом и Керетом надо что-то решать. Хорош стал защитничек бедных. Подношения, да какие. Два хура! Хотя..не нами начато — Ри погладил мешочек под рубашкой — не нами окончится.

Темень за окном. Душный поздний вечер излета лета. Низкое темное небо. Внизу, по узким улочкам и вдоль густых буйных садов звенят сбруей проезжающие шагом дозоры. Завтра тяжелый день, надо поспать, но Риджу де Каро не спится, несмотря на осушенный кувшин крепкого сливового. Потрескивают одиннадцать толстых свечей на столе и ровно тянет язык огонь в тяжелом шестиугольном фонаре.

Он набрасывает на плечи тяжелый камзол и выходит в коридор. В наряде тонкость, понятная лишь служилым. Мундир не надет в рукава — знак 'я не в службе'. Сейчас Ридж де Каро хотя и веркер Белых, личность уважаемая, овеяная жутковатой славой безжалостного карателя и усмирителя, однако вытягиваться перед ним не надобно и приветствовать следует с решпехтом, но без усердия. Сейчас дозволительно подойти и изложить просьбицу простым языком или сообщить наблюдения, которые в казеные литеры не впишешь.

По дороге в зал Совета, который сразу понравился Риджу за величественность и простор, граф благосклонно выслушал просьбы двух рядовых дозволить жениться, один попросил прибавки по случаю обзаведения шестой дочерью, демер Олисар из ареда Де Элвинтона поведал, что разгромили либрарию. Не со зла, а из чисто нужных соображений — на растопку и подтирку. Что одному наставнику при том расквасили нос, опять же, чтобы под руку не совался. Старые не брали — в них не бумага, а пергамент. А ежели и бумага, то твердая больно и заклятиями от пламени оснащена. И не позволит ли Его Светлость, коль уж так вышло, ставить лошадей в зал приемов на первом ярусе, понеже здешняя конюшня вельми убога и тесна. Граф разрешил. Он вообще не испытывал почтения к сему бардаку. Слишком уж хорошо было ведомо веркеру какие порой страсти вырываются из скромных на вид училищ.

В залу Совета вели самые настоящие врата. Не ворота, а именно Врата. Де Каро подозревал, что зал перестроили из таггерной галереи или что тогда было вместо таггов? Его подозрения подтвердили полы — среди белых и зеленоватых мраморных плит тянулись две выложеные красным митроком дорожки в треть локтя шириной. 'А это были желобки для прокатки камнеметных машин. Их и закрыли брусками, кои вырезать проще, чем камень. ' — догадался Ри. Перед Вратами справа и слева висели два громадных зеркала. Не лишняя предусмотрительность, между прочим. Общеизвестно, что заклятия масок не выдерживают двузеркального испытания. В хотя бы одном отобразится истинный лик. Веркер остановился и повернулся к правому — в раме из белого оларита. Левое обрамлено в черный строн — жесткое узловатое дерево, обработать его — тяжкое искусство. В зеркале отразился молодой русоволосый человек, лицо коего можно было бы назвать приятно-благородным, не помещайся на нем слишком костистый нос и холодные зеленые глаза. Ридж с неудовольствием отметил, что поплыл в талии. И это в двадцать с одним-то годком! 'Надо будет каждую зарю выезжать на конное учение. И для себя польза, и солдатам своего рода решпехт. Эх, где то благословенное времечко, когда мы с Тэмом, оба демеры, носились по всему Азару за старинными загадками, лазали по горам и пещерам, давились на скорую руку в постоялых дворах, мчались сквозь мрак на полном галопе, страшась не успеть застать живым какого-нибудь замшелого очевидца или ученого? Король последнее время все больше поручает партикулярной вспомогательной ветви, а мы, истинные офицеры Штандарта, ведем гарнизонную жизнь да носимся за недоделаными бунтовщиками, как псы за синицей.'

С сими унылыми мыслями Ридж вступил в огромную, колодцеобразную залу и замер. Сверху залу опоясывала широкая галерея, с поперечного мостика вниз вела винтовая лестница. По низу шел полукруг ступеней покрытых коврами скамей и набивных кресел для многочисленных наставников, эн-ректоров и почетных заседающих. Против сего собрания имелся небольшой помост с тремя креслами и столом — для ректора, старшего эн-ректора и главного писаря. Между помостом и первым рядом кресел мозаикой выложен Круг Покаяния — окаймленный желтым песковником черный скользкий ларт диаметром локтей в двенадцать. В оном надлежало стоять провинившимся при разбирательстве проступков. Мягкий ларт за многие годы приобрел вид небольшой ямки — столько в нем топталось, шаркало, переминалось, ползало на коленях, топало сапогами и билось головами повинных.

В зале играла каранкола. Сей инструмент с грушевидной декой, длинным грифом и низковатым тягучим звуком четырнадцати струн был чрезвычайно популярен среди любителей простых музык. Ридж затаил дыхание и приблизился к парапету, скрываемый толстой квадратной колонной. Играл, сидя на скамье третьего ярусу, Де Элвинтон. Тонкий рыжий юноша с истинно благородным лицом, гибким телом акробата и изящными пальцами. Он обнажен по пояс. Мундир, рубаха и перевязь брошены рядом. Вот хорев отпрыск! Он же рунд!

Ритм музыки поет о жарких южных ночах, глубокой синевы море и широких реках, пробивших себе путь в жирной земле. По крайней мере, Риджу она напомнила о волшебном городе Орвик, где он побывал всего один раз, но влюбился в этот необычный городок, полностью стоящий на мостах, всем сердцем. Грэй де Элвинтон склонил голову и играет столь самозабвенно, что, пожалуй, его не смутит даже тревожный крик трубы.

По ободу Круга извивается змеею в бешеном невиданном танце Тэм Нир. У Риджа отвисла челюсть. Он никогда не подозревал, что простолюдин Нир может танцевать, как наилучший актер корон-театра. Босой, белая рубаха промокла от пота, глаза закрыты, руки в замке подняты над головой и отведены назад. Семь фонариков и бесчетное число толстенных белых свечей бросают рыжий свет на завораживающее действо.

Как прикованый смотрел Ридж на этот необычный танец, из коего струями лилась запретная страсть, недозволеные вольности и решимость ступить на костер ради одного вздоха. У веркера пересохло в горле. Он сторожко оглянулся на приоткрытые врата и обнаружил подпирающего плотно закрытые створки демера Цегвера.

Полноватый барон Цегвер, дико ревниво следящий за модой и носивший разноцветный букет перьев на шляпе в знак принадлежности в дворянству, давно и прочно заработал в веркаде прозвище Индюк. Он страшно пыжился из-за своего герба и разговаривал с нижними чинами через губу. При сем Риджу-то было отлично известно, что Мальт — из скородворняжек, как презрительно именовали Старые Рода выслуживших дворянство чиновников и их потомство. Родоначальника могли и уважать, все-таки усердием и умом, или усердием и верностью заслужил. Но вот кичащегося потомка — оставьте!

'И что ж это Нир в тебе сыскал?' — зло подумал веркер, влезая в рукава. -'Разве что тайного грешка ты приложился до службы, а на пустую охоту и кура глухарь.'

-Будьте блэхоуходны отворить, бэрон. — Ридж намерено выпустил на волю свой закатный акцент.

-Извольте сойти вниз, господин веркер. — возразил Цегвер, упершись спиной в толстый брус запора.

-Не изволю, бэрон. -Ридж упер руки в бока, проклиная себя, что даже стилета к поясу не пристегнул. На шляпе Цегвера сегодня красовались четыре пера — белое, светло-голубое, красное и иссиня-черное. Готовность умереть, легкая печаль, беззаветная преданость и неумолимость в убиении. Перья недвусмысленно говорили: 'Мне немного жаль, ежели придется вас зарубить, но я верен своему господину и не колебясь умру, коль сие неизбежно'. Граф де Каро в свое время немало намучился с языком цветов в Верене, но вызубрил неплохо и в сей роковой момент без труда прочел послание.

-С дорохх, индюк треклятый!

Цегвер, не говоря более ничего, покраснел лицом и взялся за эфес палаша.

-Ваша Милость! Вложите клинок в ножны! — Нир медленно поднимался снизу. — Я просил — со всем почтением, не так ли?

-Он оскорбил меня! — взвыл Цегвер. -Кровью...

Тэм мягко отодвинул командира в сторону, улыбнулся во все зубки, зачем-то потер руки и отвесил демеру оплеуху. Пока барон хлопал глазами, а красное перо описывало спираль в стоялом воздухе, Нир снова размахнулся так, словно хотел стащить облако наземь, и влепил вторую пощечину. Вышло бесподобно — как два удара тугого хлыста.

-Вон. — подвел итог старший аредер.

-Простите? — пробормотал обалдевший Цегвер.

-Убирайтесь. Живо.

-Не будь столь строг, друг мой. — Тэм кладет руку на плечо Риджу. Дверь захлопывается — Сей глупец недостоин твоего гнева.

-А ты достоин?

Тэм опускается на колено и склоняет голову.

-Можешь перерезать шею хоть сей минут, но тогда ты не выслушаешь прелюбопытный рассказ.

Ридж отходит и некоторое время мечется туда-сюда.

-Ну?!

-Во-первых, — мягко улыбается Нир, поднимаясь. — не стоит мучать себя плотным сукном в столь душную погоду. А во-вторых, я счастлив, что мне удалось.

-Что же?

-Призвать тебя.

Ридж схватился за голову:

-Ты опять пробуешь запретные практики?! Сумашедший!

Тэм берет веркера под локоть и ведет вниз, утверждая, что там прохладнее. Действительно, с каждым витком становится все свежее. Тэм поясняет, что под скамьями имеется ход в подземелья. Он, правда, перекрыт заржавлеными решетками, но току воздуха сие не помеха. Что до практик, так мы ж на то и существуем, дабы раскрывать тайны и древние загадки. Вот и он, Нир, нашел упоминание о 'танце призыва' в том давнем деле, когда мы с тобой ездили в провинцию Нелит, помнишь, Ри? Ах, какое славное было время. Пергаменты валялись без дела, поскольку не хватало нескольких формул. И нежданно именно сегодня, в предзакатье, роясь в разореной либрарии, Тэм с изумлением обнаружил недостающее. И это в заведении, что утверждает занятия самое большее лекарской алхимией и хирургией! Надо бы эпистолу отослать багровым братьям, не находишь, Ри?

-Оставь. — говорит веркер. — Нам лишь дракоборцев в сем скорбном приюте не хватало. — Риджу противно. Его призвали. Призвали, как зачумленного демона нижшего уровня. И чем призвали — страстию. Запретной, постыдной, отвратной. Истину рекут — кто не желает — не поведется. О, дева Тэммрэн! Закрой мои глаза навеки прежде падения в бездну!

Тэм садится рядом с де Элвинтоном, отбирает у него каранколу. Юнец молча одевается, отбивает правым кулаком левое плечо перед Риджем и легко взбегает наверх. Поня-а-атно, Тэм, значит, попросил подыграть. Ну кого же, как не милого дружка, верно?

Ридж падает в кресло на нижнем ярусе.

-Итак?

Тэм наигрывает вступление из пиесы 'Дивный Сад или Резвая Девица и Сорок один ее жених'. Пиеса с успехом шла прошлым летом в театре 'Грезы и Громы', что на улице Соек.

-Я тут.. отыскал фолиантец.. хроники. Университетума. Так ведаешь, что изумительно?

-Что же? — веркер в задумчивости. В меланхолии. Кнорт добрался до головы и обволакивает думы плотной непроницаемой завесой.

-Всяческие неблагочестия в сей куче камней нередки. Школяры, Ри, народец разбойный. Бунтов же за последние двести лет насчитано более сотни. Но! — музыка прерываются на веселом наигрыше 'как через забор дубовый тут же лезет милый новый, ай-ля-ляяяя' — Ни единого разу город не трогали, и уж тем паче насилию не чинили. А ведь предлоги были ку-у-уда злее, чем чарка, поверь.

-Дворянство нынче иное, Тэм. — веркер вытянул ноги в тяжелых ботфортах и поставил их на шпоры. Забавно пытаться удержать сапоги прямо, опираясь на железный колючий шарик. -Скородворняг развелось выше всяческой меры, многие короны медные отлили, ни чести, ни удержу. — махнул рукою вяло.

-Дворянству в учении семеро из сотни. Обыватели, магического сословию, простолюдины даже имеются. Не в почтении у вашего брата ныне наука. Не-е-ет, тут иное что-то. Я на спрос дернул нескольких. Разное рекут, а вот сходятся в одном — в помутнении рассудка пребывали, как выходили за ограду.

Ридж смеется, забрасывая голову:

-Тэмми, Тэмми! Я гляну что ты удумаешь дабы костра избегнуть!

Тэм отложил каранколу и сошел вниз. Встал перед Риджем на колени, смотрит в глаза. Веркеру становится жутко.

-Я маг, мой бедный друг и командир. Маг — самоучка, но маг, касавшийся тайных практик. Они не лгут, понимаешь? Они не лгут. — Нир протягивает руку, касается лба веркера и хмель уходит, а мысли становятся острыми, быстрыми, осязаемо-угловатыми.

-Тяжко с тобою, Тэмми, ох тяжко. А ну как донесет кто о твоих ночных бдениях? О душегубительных книгах? О ретортах и сосудах, в жилище кирасира неуместных, а? Пойми. — Ридж наклоняется вперед, почти касаясь носом густой шапки светлых локонов. — Даже я, отпрыск Великого Дома и один из высших Белого Штандарта, не смогу защитить тебя.

Тэм поднимает голову, приближает свое лицо к лицу Риджа и шепчет:

-Я буду осторожнее любовника королевы.

-Твой любовник, дружок. — столь же тихо отвечает Ри — Грэй Де Элвинтон.

-Не-е-ет, Ри. Не угадал. Грэй воркует с Таем. Я лишь на подпевках в сем гнездышке.

-С Таем?

Ни-че-го се-бе! Ридж даже забыл о близости хищника Тэма. Костистый угловатый грубый Тай Белль, аредер — два, и утонченный аристократ Де Элвинтон? Ха. И еще раз Ха.

Тэм пользуется замешательством Риджа и успевает ухватить его жадными устами за верхнюю губу. Веркер резко откидывается назад, скалится.

-А вот об этом даже не думай.

-Проклятие, Ри. — Тэм опускает голову, локоны свешиваются вниз. — Я же не могу без тебя жить. Мне надо слышать твой голос, видеть твои жесты, тебя, наконец. Думаешь, почему на марше я всегда по левую руку от тебя, а? Да потому... — голос Тэма становится похожим на шипение змеи. — ..что каждый миг страшусь узреть тяж в твоей спине. Ты не держишь веркаду, уж прости за откровенность. Тебе верны мой аред, Белля и Лаута. Для Керета ты слабонравный изнеженый аристократик, а у Грэя собрались самые пьяньчуги, сладострастцы да бретеры. Ему бы лишь на каранколе тренькать, да с Таем обниматься. Нет, Ри, пока я жив, всегда буду рядом. Не отталкивай меня. Прошу. — И Тэм приникает щекой к колену веркера.

Ридж молчит, рука проникает в гриву Нира, пальцы расчесывают шелковистые пряди.

-Быть может, воротимся к бунту, а Тэм? Надо выспаться, летние ночи летят безумным аллюром.

-Ладно. — легко соглашается Тэм и садится в соседнее кресло. — Я бы не смог призвать тебя без того древнего чародейства, кое пронизывает сии камни, подобно воде, пропитывающей бархат.

-Чародейства?!

-Да. — Тэм обводит ладонью вокруг себя. — Здесь затаилось нечто древнее и жуткое. Я почуял лед и стужу, когда коснулся высших покровов. Все сходится к тому, что источник прямо под нами.

Риджа передернуло от мысли о подземельях. После артских пещер он первое время и в темную комнату входить не мог. Все чудились гигантские пауки с непробиваемым панцирем и огромные безглазые черви, что дыханием лишали человека воли. Из пещер выбрались тогда семь, тогда как вошли двести пятьдесят. И среди этих семи были Нир, Лаут и де Каро.

Нир положил руку на колено Риджу.

-Мне тоже страшно, поверь. Но страшнее сжечь неповинных.

-Ты сам говорил, — бунт следует усмирять так, чтобы у выживших и проблеск сызнова зачать не мелькал.

-Говорил. Но я очень боюсь, Ри, одной вещи... — Тэм наклонился к веркеру и шепнул в самое ухо. — ...истинный виновник уйдет, самое большее, с полосатой задницей. Сия древняя сила не столь велика, чтобы вырваться на волю. Кто-то был провожатым и осознано сотворил это!

Ридж почуял, как его волосы сами собой приподнимаются.

-Поразмысли. Где ты сыскал свиток с запретным чародейством? — тревожный взгляд на Нира.

-В либрарии. Тебе, верно, уже доложили, на что употребили ученые труды?

-Ох, ябед да обид не оберешься.

-Перетерпят. Ну так вот, забрел я туда уж после самого разгрома. Полки повалены, столы мраморные частью разбиты, чернила, коты облезлые, на кой-то поразливали. Книги грудами, связки бумазейные — россыпью. Свитки где попало. Ну, с нечего делать хвать свиток старинный, телячьей кожи, со стола. Гляжу и очам не верю — оно. Поверху вязь канийская, ниже на вполне себе понятном староисском изложено заклинание и роспись как телом изображать для любовного призыва. Каково, а?

-Ох ты..кот... ведьминский. — Ридж утирает лоб и глаза ладонью. — Канийский со староисским вкупе? Откуда?

Тэм разводит руками:

-Сие уж неведомо. Взгляни сам. — и подает извлеченный из-под рубахи медный цилиндр.

С замирающим сердцем Ридж сдергивает тугую крышку, извлекает маленький, но тяжелый свиток. Мягкая толстая розовато-выбеленая кожа, поверху и впрямь — листочки канийского письма — три строчки. Далее заклинание 'Элэвэтот шинги хмониоль муотбелот' и схематичные человечки — семь крошечных рядов, сто сорок позитур. Внизу пояснения на том же староисском. Однако.

Веркер вернулся к заклинанию, закусил губу. Нир заерзал в кресле, отчего же так озадачен старый друг? Что такого он сыскал в одной строчке внешне бессмысленных слов? Почему нахмурен лоб, отчего губы скривились, а нос походит на клюв совы?

-Подделка. — безапелляционно вердиктирует граф.

Тэм взлетает с кресла, словно выпущенный из тагга снаряд.

-С чего???

Ридж смотрит с болезненной ухмылкой.

-Тэмми, не может в исском, что старом, что новом, быть слова с концом на 'нги'. У нас и Г нет. Вспомни, сколько раз мне попадало из-за закатной речи. Сия Г прописана под старину, но на азарском.

-Вечный Лед! — Тэм закрывает лицо руками. -Я осел! Трижды осел!!!

-Далее. — веркер почти издевается. Он тоже встает и подходит к ближайшему фонарику на толстой ножке, растущей из пола. Свиток держит на вытянутой руке. — Элэвет означает обращение к Элэву, повелителю скрытых вод. Сын Морской Девы. За злой нрав был изгнан в подземные реки. С каких пор злой водяной у нас ведает любовями, Тэмми?

Нир нависает над плечом Риджа и всматривается в злосчастный свиток пронзающим взглядом.

-Ну и в финале, Тэмми, есть словечко муотбелот. Муот — ночной блеск небес. В более пространном понятии — отсвет льда, злое сияние. А вот белот — не ведаю. И это..на Х тоже не ведаю. Готовь-ка ты, чародей страстный, курьерской разъезд. — задумчиво произносит веркер. — Пущай доставят свиток в шестую, магическую. — Задрал голову к далекому куполу. — В разъяснении начертай, что сыскали, но тут же отослали.

-Слушаюсь. — Тэм раздавлен, убит, весь обник, смялся, побледнел. Злой дух, ночной отсвет. Заклинание призыва, не иначе. А все сии человечки для отвода глаз, али свитку мерзавцу не хватило, вот и впихнул на один. Он вынимает свиток из руки командира, прячет в футляр. Обувается прытко, благо сапоги военные на любую ногу стачаны, дабы не путаться по спешке. Бегом торопится по лестнице. И сверху доносит гулкий коридор его зычный голос:

-Весто-о-ово-о-ой!

Ридж остается один. Он неторопливо обходит башню по кругу, приседает у очертаного желтоватым черного ларта и кладет на ладонь на покатый камень. Камень необычайно холодный. Веркер качает головой, направляется к скамьям по левую руку, с усилием растаскивает тяжелые дубовые сиденья в стороны. Откидывает потертый ковер, под коим по вздутию угадалось что-то лишнее. Под ковром — прикрытый частой решеткой квадратный лаз. Ширина — йирна полтора будет. Ридж ложится на живот и приникает ухом к шершавому железу. В глубине ему слышится слабый шум. Некоторое время он лежит, моргая и облизывая губы, затем упирается ладонями и поднимается. Прохаживается вокруг лаза, дернул себя за нос. Он явно пребывает в тягостной задумчивости. Поднимается по ступеням на верхний ярус, встает на скамью и ладонью оглаживает стену башни поверх резных деревянных панелей, коими украшено от пола на полтора арна. Сызнова смотрит вверх, силясь в разглядеть что-то под галереей. Сверху на галерее показывается Тэм. Упираясь руками в парапет — стену простого камня без вычуров — он кричит:

-Писарь занимается! Разъезд седлает коней!

-Тэм! Шейра сюда! Веревки! Топтуши и фонари!

Нир отталкивается и уносится в коридор. Не до гордости офицерской, что-то там Ри важное узрел.

Галерея заполнилась полусонными людьми. Белль притащился самолично, Шейр явился, неся веревку и топтуши. Ридж было небрежно перевесил камзол через парапет, но из ничего вмиг соткался Унф — здоровый деревенский мужик с веснушчатым лицом. По ночному времени тоже полуодетый, в коротком колете поверх рубахи. По-хозяйски забрал мундир с камня, извлек из поясного мешочка щетку и неторопливо начал очищать синее от пыли, добродушно ворча под нос. Ридж натянул топтуши, пошевелил пальцами ног приноравливаясь — давненько хаживать в мягком не приходилось. Канат обернули вкруг колонны, на другой конец петельку приспособили, скинули вниз, прикинули. Ослабили петли, подтянули. Двое солдат спустили слева и справа на веревках фонари. Ридж мысленно прочел молитовку Матиссе, дабы сорваться не дозволила, перебрался через парапет и полез вниз по веревке. Сверху свесилось дюжины две любопытствующих рож. Ридж слез почти до низу, под галерею, вставил носок в петлю. Канат натянулся струною под руками, а веркер начал приседать на одной ноге, крепко держась за веревку, чуть проскальзывая ладнями. Сверху уж совсем вывесились. Шепчутся. Кто дивится, кто обеспокоен. Ну да, те самые, верные. Второй аред под командою Тая Белля.

-Ниже правый!

Правый фонарь, вертясь, ползет вниз.

-Хорош!

Веркер сам на веревке покручивается, в темь вглядывается, глаза щурит.

-Поднять фонари!

Заработали кирасиры, подняли свет, а после и сам веркер вылез. Подхватили аж шестеро под руки, за рубаху, способствовали перебраться. Ридж руки о штаны потер, рек тихонько ругательное.

-Рунд-вестового ко мне.

Белль поднес к губам костяной свисток, по коридорам раскатился сигнал — два длинных и короткий.

Сапоги загремели, примчался вмиг тощий вестовой из новобранцев. Вытянулся, глаза таращит старательно. Веркер как раз мундир надевал, Унфу тихо велел доставить перевязь. Вестовому же коротко рявкнул:

-Всем господам аредерам — немедля сюда.

Рекрута аки бурей снесло.

-Белль, тройной на трое караул к дверям.

-Слушаюсь. — аредер насторожился вспугнутой лисицею.

Тройной на трое означает, что караул следует выставить в три поста. У двери, на десяти шагах и на тридцати. Да еще и утроеный против обыкновенного. Стало быть — тайный совет. Дабы не подслушал никто. Но Белль окромя веленого выставил караул и на крыше, поскольку по крышам Университетума ходить нетрудно, а в куполе заметны оконца слуховые.

Из самых надежных ставил Тай Белль караулы. Не всякой день у нахала Тэма столь горчичная рожа. Не всякой день срывается за час до полуночи целый дем по курьерской надобности да с заводными лошадьми. Не всякой день граф де Каро самолично лазит по веревкам над провалом в десять арнов. И уж совсем не всякой день собирают посередь ночи меж тяжкими днями офицерский совет.

Белль к веркеру с затаенным почтением относился. Сам он происходил из вовсе 'подлой породы'. Пятое сословие — селяне. Однако ж дослужился до аредера, как веркером граф стал. А то в демерах лямку тянул чуть не восемь лет. Иссуры народ простой, без кунштюков. И в дворянстве тамошнем поменьше чванства. И коль прикинуть — быть ему веркером коли что. Нира за грех не подымут, ибо ведомо, как барон Нейгар на мужеложцев нахальных смотрит. За ним тоже числится, но ведь оно как — чего не видно, того и нету. Зря Тэм к командиру лезет. Мало того, что вся веркада ненасытно ждет, когда наконец их светлость хоть по зубам ему заедет, а веркер не торопится, вызывая недоумение и подозрения, так ведь еще несмотря на вольные нравы белых — надо ж хоть какую-то внешнюю пристойность блюсти! Ох, доиграется наш красавчик. Граф терпит-терпит, да разок не стерпит и покатится головушка забубенная. А начальству отпишем так мол и так, случился благородный поединок понеже вина перебрали оба. Веркеру десяток дней в крепости, а после сызнова будет нас водить в бой. Отважный, надо сказать, сударь. Не то что иные — на горочке, с дальноглядкой, пальчиком тычут. Самолично летит впереди всех, саморучно рубит, конем топчет, да приказы выкрикивать успевает. Вон, в деле под Паполью, когда тот дем конные разбойники в круг взяли. Кто первый влетел в толпу с топорами да саблями? Граф де Каро. Четырежды поранен был, но ребят отбили и разбойный люд разогнали. С людьми прост, по-глупому не лезет, грудью на врага не прет, своих бережет. От доброго лучшее искать — к демонам угодишь. Надобно бы Керета выжить ко льду проклятому. От него все разговорчики поганые идут. Лаут сам уйдет — шутка ли, за сорок пять перевалило! Пора на покой, к дочке, конфекты лепить, патоку заваривать, внуков нянькать, в таверне байки солдатские травить за кружечкой.

Ну, пойдем, послухаем, что там такое приключилось.

-Господа. — Веркер оперся руками о спинку принесенного к таковому случаю стула, сжал пальцы. — Я обеспокоил вас за тем, дабы сообщить отвратное — и весьма — известие. Корень зла отнюдь не в тяге господ студиозусов к чарке, а колдовство. Более того — черное. — Ридж обвел глазами своих офицеров.

Нир опустил глазыньки, нервно облизывает губы. Играет шляпой, выщипывая несуществующие пылинки с тульи.

Керет сидит прямо, руки лежат на эфесе, ножны уперты в пол меж колен. На лице сосредоточеное внимание. Кус на обыкновенном насесте крутит мордой, щерится.

Лаут смотрит печально и уныло. Колдовство, чернокнижие — сплошное беспокойство. Охохо, жили — не тужили, все просто да ясно было. Пожгли бы с зари, повешали бы, отступных выманили да домой на покой. А там, глядишь, и одарительный реестр, рисковые, батальные получили бы.

Де Элвинтон чуть заметно дрожит, ноздри раздувает. Любопытный он, тайну обожает.

Белль оглаживает подбородок, косится на Керета недобро. Ждет продолжения.

-На вечерней заре аредер Нир обнаружил в либрарии свиток с неведомым заклинанием, писаный староисским языком, коий доставил мне. Осмотрев сию находку, я обнаружил, что во-первых сие грубая подделка, а во-вторых в заклинание наличествует обращение к злому водному духу Элэву. Сей дух — сын Морской девы, за нрав свой несносный был из моря изгнан в реки, где и пребывает. Особливо же темную, подземную воду любит и сих вод хозяином состоит.

-Озерные сказки! — каркает Керет.

-Душеглотный червь, аредер, тож среди небылиц числился. Однако же довелось троим из ныне присутствующих зреть оного и сразиться с ним. — резко возразил Тэм, не поднимая глаз.

Керет сжал губы, словно говоря 'Молчал бы, колдун'.

-Окромя того на рекомом свитке найдена вязь канийская, а как ведомо, иллурийцы и иссцы сошлись после того, как Иллура прекратила существование и перешла на староазарский. Строго говоря, иллурийцев в те года уже не существовало, как обособленого народа. — Ридж разжал и снова сжал пальцы на резной спинке. — От того заключаю, что либо заклятье было попросту писано на старином свитке, либо подделка, а канийский добавлен ради блезиру, дабы впечатлительней было. В одном из слов присутствуют подряд литеры Н, Г, И. Надеюсь, господа, не надобно пояснять в чем оплошность неведомого — пока — черноволхователя?

-Чего уж. — Белль усмехается, откинувшись на спинку стула. — Отлично помню, как кое-кто на смертный бой с маркизом Ругратом из-за говора нарвался.

Риджа передернуло, ибо тот поединок мог стать закатом его короткой на тот момент — пятнадцатилетней — жизни. Маркиз оказался великолепным фехтовальщиком и если бы не лучик солнца в его глаз... Кроме того выходил-то юного Ри не кто иной, как Нир, бывший с ним в Верене по служилой надобности. И Нир нашел в его поясе роковую эпистолу отца, герцога Исс, к маркизе Нассе. В послании батюшка безо всякой аллегории пояснял как надлежит сжить со свету нижнемарского наместника, каковой изрядно сунул нос в дела старинного союза заговорщиков. Вот потому-то и мог Тэм вести себя столь нагло, вот потому-то и терпел веркер его выходки да ласки позорные. Принадлежность к 'Кленовому Листу' означала немедленную казнь высшего разряда — растирание в жерновах.

-Благодарю, сударь. Верно. В исском нет звука Г. И даже сочетания звуков Н-Х — тоже нет. Окромя упомянутого, аредер Нир произвел исследование хроник Университетума и счел отметить важным обстоятельство невиданного зверства последнего мятежа. Прежде студиозусы не выплескивали недовольств за пределы своих стен. Изумленный подобным, аредер не поленился взять в спрос некоторых тяжкоповинных. Спрос шел по отдельности. Всякое рекли, но сходились в помутнении рассудка, так, Тэм?

Тэм поднял голову:

-Каковая мутность проходила в полуквартале от внешних стен по утверждению двоих. Прочие не помнят, в сказаном путаются, на забывчивость да вино ссылаясь.

Белль сжал пальцами и без того впалые, худо выскобленые щеки. Лаут закатил глаза в тоске от загадок и секретов. Керет презрительно буркнул:

-Изворачиваются дабы пламени избегнуть!

Де Элвинтон растеряно переводил взгляд с веркера на Белля:

-Но, сударь веркер, Мар ведь течет не под землею, а ручьи скрытные вроде бы не прибежище для Великого Демона, каковым несомненно отпрыск богини является.

-Верно, маркиз. — Ридж отнял левую руку от спинки и прищелкнул пальцами. — Но ежели сойти вниз и приникнуть ухом к лазу, что имеется под девятым рядом кресел, то будет слышен слабый шум. Я никак не мог понять, что сие значит, пока не осмотрел стены залы над украшениями. До того я полагал, что в сем месте некогда была таггерная галерея и башня служила в качестве зарядного цейхгауза. Однако на камне мною был найден зеленоватый налет, каковой бывает от долгого пребывания камня в стоячей воде.

-Замковая колодезная башня. — хмуро заключил Тэм. — Под нами подземная река, каковая некогда запруживалась и вода заполняла сию каменную бочку. Кстати, под галереей..-он топнул сапогом в пол — ..не льяла?

Ридж кивнул:

-Они самые, аредер! Правда, не совсем ясно к чему закрытые митроковыми брусками желоба, но сие несомненно колодезь.

-Сверху стрельная площадка, а под нею водяной запас. Льяла верно ведут в нутростенные протоки. Я тут сунулся в мыльню, что недалеко от моего обиталища. Там из стены над каменным корытом торчит драконья харя с распахнутой пастью. Башня выше всей остальной крепости. М-да, умели иллуры обустроиться. — Неторопливо произнес Белль. — Только таггов тогда не было, были такие дурынды с ложкой и всякой гномской заумью к той самой ложке привешеной. Камни швыряла, пакость всякую. Они не могли бить с закрытых площадок.

Все взглянули вверх в раздумье. Но тут подал голос Лаут:

-Купол, господа, выстроен позже. Взгляните на изогнутые балки и шестисторонний перекрест прямых! Имперское зодчество, господа.

-Ну, я в том не учен. — пожал плечами Белль. -Демонов университетум, чтоб ему в нужнике утонуть, имперцы ж соорудили, то верно. Но чтоб еще строить чего...

-Имперцы, между прочим, науки и искусства поощряли и среди покоренных невежества не насаждали! — блеснул познаниями Де Элвинтон.

-Ага. — процедил Керет. — Просвещали и драли по пять шкур. Просвещенному-то, наверное, легче снести.

Де Элвинтон было вскинулся, но Ридж поднял ладонь перед грудью и строго посмотрел на юного историографа.

-Мы уклонились от предмета, господа. Час назад в Верену выехал четвертый дем первого ареда. Они везут отысканый колдовской свиток и донесение. До столицы два с половиною дневных перехода на форсированой рыси. День в Верене будут разбирать и мыслить. День решать кого послать. Пять да два — семь. А у нас осталось восемь дней и за эти восемь дней надобно сыскать черного колдуна — раз, утихомирить демона — два, сызнова решить повинность — три. Ну-тес, что до бесчинства творивших в городе, где, похоже, у Элэва оказались руки коротки, с ними речь еще более кратка. Насильникам решаю шовирскую казнь в садах сему заведению принадлежных. — Ридж хлопнул ладонью по спинке стула. — Ворам и разбойникам — виселицу. Губителей завести на башню Канцеляриума, благо она отдельно стоящая, да с той башни по ветру отослать. Умертвий не подбирать, ибо не наше то занятие. Понеже времени мало, спрос вести с пристрастием первого разряду без разбора сословий.

Де Элвинтон и Лаут охнули, старый аредер сотворил знамение Матиссы, коснувшись ладонью лба, груди и живота. Керет радостно оскалился. Он-то пытки любил, саморучно иной раз дыбу крутил, иглы загонял, железом жег. Тэм потер шею, страдальчески сморщился.

-Сам я намерен вкупе с доброхотными предпринять осмотр подземелий. — И Ридж указал вниз.

Тэм вскочил, уставясь на веркера бешеными глазами, Керет вытянулся во струну и отдал честь, ценя отвагу в служении. Кус завизжал — хозяин кулаком влепил ему по лапе. Белль и Лаут, не сговариваясь, произнесли в один голос:

-Да примет Белор солдата короля!

Де Элвинтон побледнел.

-Ступайте, господа. Поутру приступим. — Ридж кратко поклонился и вышел первым.

-Открой.

-Тэм, ступай почивать, а?

-Ума лишился?

-Лишился.

-Коли так — под арест. Караул звать?

-Я тебя самого...

-Не посадишь, иначе опозоришся пред миром и градом.

-Тэм Нир!

-Ну ладно. Ты не младенец, я не нянька. Но полезем вместе, понял? Не могу себе дозволить тебя с балбесами в пасть демону допустить.

-Покойных снов, аредер.

Удаляясь по коридору, Тэм бурчал, что как бы сон в руку не случился.

Ах, как оказалось непросто. Ой, как худо вышло. Ну-с, по порядку: заставу миновали посредством трех ниобов в руку истертому питием демеру из пехотных. После прибыли в походный штаб и расстались еще с десятью славными серебрушками дабы без ожиданию аудиенировать к штандарт-командору. Ой-ой, сколько там люду всякого аудиенции ожидало. Все с ябедами, молениями, прошениями, подношениями. А ты этак мимо них гордо-благородно, как графине и подобает.

Однако же славный воин, хоть в д`олтэ глазом сверкнул да под локоток поддерживал чуточку выше, чем приличествовало бы — ну, да с нас после королевских приемов и поболе не убудет — ничем содействовать не в силах оказался. Дворян-де да студиозусов удерживает в Университетуме Белый Штандарт, коим начальствует... Ооооой! Аааай! Матушка-Матисса, не оставь милостию, спаси, охрани, убереги кровиночку мою, слезы мои, надежду мою и последнюю отраду исстрадалого сердца.

Граф де Каро эн-герцог Исс, Ирмадельский Рубщик, Лорольский Кровопивец, Младоубивец и Железная Душа — вот кто во главе веркады объявился на погибель роду графов де Олони. Матушка-Матисса-заступница! Ожерелье старинной работы о сорока семи изумрудах жертвую в чашу храма твоя. Вразуми — как быть? Как сына, как моего Нэйла ненаглядного из когтей неминуемой гибели извлечь? Молись, Таш! Молись, Броль! Молись и ты, верная моя камеристка, Олинорочка! К тебе взываем, Ма-туш-ка!

Матиссит маленький, седенький. Нос красен от любови к винам, щеки толстые от пристрастия к жирным закускам. Глаза так и бегают, а в рукавах густо-зеленых, веточками расшитых, ручки сухонькие изумруды перебирают.

-Не страшися, дщерь Созидательницы. На всякого змея червячок сыщется. — улыбается священник, предъявляя четыре зуба. — Имеется скуполюбец и при сем супротивнике людовом. Оному два хура сребряных полномерных весьма способствовали милованию обывателей, да горсть смарагдов с рубинами в глотку небезызвестного змея ушли, чем нрав змея умягчили.

-Два хура? О, Крат! Да где ж их взять-то — два хура серебра?! Или, полагаете, де Олони богаче короля? Ну-с, браслет с лазуритами да перстни с разными каменьями своего мига в кофрет ждут. Но ежели ради подступления к веркеру два хура надобно, то худы дела мои. — и слезыньку пустить, и голову склонить. Слабая я дама, слабая да беспомощная.

Сговорились о богатых подношениях монастырю Всех Страждущих в Горе. Самолично расписку начертала. Ох, муженек взовьется, как придется червленым узором украшеную карету отдать. Это ничего, уломаем. В обмен отец Фой хур серебра в потребной посудине велел служке сей же час доставить господину аредеру Загну Лауту. Запомним. Имечко неблагородное, верно из простонародья аредер. Ужас, что в белом с офицерством! Самые подлые людишки чинами дарятся. Откуда в них великосердия ожидать?

Наутро еще в постеле на постоялом дворе — слезы рекою. Измучалась. Таш весь город обегал, а капель медунки представить не сумел — все аптекарские лавки коль не заперты, так погромлены, лекарей двое и оба заняты по маковку — сколь народу побито. Кто в мятеже, кто в усмирении. Сказывал еще лакей, что с утра могильщиков в Университетум сгоняли да плотников, да со льда покойниц нетребованых везли. Послала Олинору — даму востроносую, долговязую, ума нехудого, зрака ястребова — нанять окно супротив Университетума да выглядывать Нэйла. Броль в Ледовой Покой сходил и доложил, что среди упокойников, Ваша Светлость, Его Светлости барича не увидено.

После обеду променад делала, знакомство свела с господином Трокселем из Бьерда. Тоже прибыл сына откупать, да вот и откупил — со льда из ямы хладной. Убивался сударь так, что прямо сердце кровью изошло. И мальчик такой хорошенький у него. Личико ударом сабельным изуродовано. Зершем именовался. Увозил сударь адьютор сына в провинцию Менолию, погребать. В ящике дровяном, под саваном, льдом колотым засыпан. Речной барки ожидал да рыдал. Поведала ему о своем горе, дал сударь дельный совет — к веркеру носа не совать, а все решать чрез подручных, ибо веркером богатый граф, известный скромностию в жизни, а стало быть в деньгах нужды не имеющий. Подручные же у него сплошь мерзавцы и сребролюбцы, особливо самый старый. Выведут тихохонько, а веркер что — считать станет? Схваченых в мятеже человек восемьсот. Повезло многим, что время отдохновения не прошло, не все к учению съехались. Тут сударь Троксель снова упал духом, глаза ладонью закрыл. Утешила, как могла, обещалась погребальную заказать.

Не откладывая на после — исполнила. Отец Фой в памятную книжку записал, да сообщил, что назначено мне рандеву в чудом уцелевшей ресторации 'Вепрь на Вертеле' к четырем часам после полудня.

Амноэль, 27 месяца Созревания.

На утренней заре распорядился Ридж послать в город за могильщиками да плотниками. Демеру Филтогу, казначею, изготовить суммы приличные за работу. Белль сменил Де Элвинтона на карауле. Ниру было велено сыскать себе помошников посмышленее — заняться сыскными делами. Керету же, как начальствующему над Особыми демами, казнь да пыточный спрос вести. Лауту — отдохновение пред ночной стражею.

Сам донесением занялся, трое писарей с голоса трудились. Одно пойдет в архив провинции, второе — в Его Величества канцеляриум, третье — хозяину сих мест графу де Бутолону. Надобно заметить, сей дворянин с началу мятежа перста не высунул из своего замка. Хотя замок-то одно именование. Башни снесены по Олорскому указу, стены сами оползли. Дом перестроен не раз. Особнячок в лесу, не более. Однако граф вознамерился держать там осаду накрепко, для чего заперся с чадами, домочадцами и личной гвардиею в тридцать сабель. Сказывают, езжали к нему из Амноэля обыватели, дабы отвернул гнев веркеров от них, так Их Светлость чуть с тигга не ударил через окошечко. Ну и провал с ним! Не желает показываться, пущай дрожит в духоте.

В Штандарт, командору Нейгару писал сам, тайно. Особым цифирным письмом переводил, дабы не прочел никто. И реляция сия была куда подробней открытых. И о колдовании, и о демоническом, и о неблаговидном поведении аредера Занга Лаута. Своею печатью, синим воском, запечатлел пакет витым шнуром перевязаный. Поздним утром рунд-вестовой отправился на почту с тремя открытыми, а особый гонец с двойным сопроводом выехал с тайным.

Как полдень пробило, зарычали барабаны под окнами и сильный резкий глас назначеного кирасира возвестил:

-За насилие бесстыдное над дамами и девицами первого, второго и третьего сословиев к смертной казни чрез погребение живьем под телами жертв именем Его Величества короля Варта Пятого Милостивого приговорены...

И пошел перечислять. Неторопливо, с расстановочкой. Шутка ли — сто с лишним злодеев именовать! Выглянул веркер в окно узкое, острое. Округ разоренных садов оцепление из второго ареда. Посреди нарыты шесть огромадных ям. Бревна неосученые, неокоренные из поваленых яблонь наготовлены, земля кучами, толпа связаных в кругу суровых солдат из третьего ареда с палашами наголо. А далее, под колокольней, обывателей да селян колышется окиян серо-коричневый. И вой слышен окрест. Вой с плачем. Студиозусы вразнобой — кто крамолу поет, кто деревушки офицерам сулит, кто к милости умоляет, кто ругается злобственно. Как всегда в общем. Одним охота пред смертию натешиться, другие за кончик хвоста удачи цепляются — а вдруг и умилосердятся? Но керетовские привычные. Вот де Элвинтоновские могли и не сдержаться. Оттого Ридж их на подобное не ставил отродясь.

Сквозь многоголосый гул прорвалась старая запретная песня.

Давно ли гвардия свергала королей?

Седлайте-ка, сомечники, коней!

Мечи ржавеют коль давно без дела,

А между прочим времечко приспело!

Несколько обреченных подхватили нестройно, зато с лихим присвистом. Глашатай отвел глаза от свитка.

Своротим шею глупому уроду,

Что вздумал ограничивать свободы.

Дворянские свободы, господа!

Да это ж не годится никуда.

Как будем жить без права первой ночи?

Платить служанкам хочется не очень.

А хочется гулять и пить довольно

Да жить в своих имениях привольно!

Хор выровнял голоса и песня катилась далее. Надо признать, слушали ее благосклонно, с тайным удовольствием.

Сердца готовы кровь пролить без страха,

Все надевайте чистые рубахи!

Велел он рушить замки родовые

И нам платить оброки годовые!

Песня жаворонком взвилась в облака:

Мы выезжаем по четыре в ряд,

Сердца огнем отмщения горят.

Беда сегодня городу Верене —

Звенят уздечки, трензеля и стремя!

Теперь подхватили уже все назначеные к смерти. Глаза горели, головы подняты. Вот что значит хорошая песня и к месту начатая!

Мы до утра гуляли без забот,

Утоплен коронованый урод —

Он сгинул в нужной яме без следа.

Громи таверны! Пейте, господа!

Отныне и навеки мы сильны,

Нам короли для виду лишь нужны.

А коли что-то сделает не так,

Утонет в нужнике король-дурак!

Рифмованая крамола завершилась задиристым переливчатым свистом.

Ридж ухмыльнулся. Сия баллада повествовала о реальном событии, случившемся около шести сотен лет назад. Разумеется, тогда так не стихотворствовали. Кто-то расстарался позже.

По делу же обстояло несколько иначе. Легендарный Аэт Четвертый, Собиратель Земель к преклонным годам начал чудить. Он действительно попытался обрубить руки дворянской вольнице и частично в том преуспел. Ничего хорошего с этого не вышло, Азар до сей поры пожинал кислые плоды не доведенных до ума преобразований. Смесь королевского и дворянского землеуправительства создавала изрядную путаницу в делах. Тако же путаницу создавало и смешаное благочинохранительство — одни города содержали стражу магистрата, другие хранились стражей дворянской, третьи — королевской полицией. На просторах лесов и нив частенько не бывало благочинохранных вовсе, ибо дворяне редко содержали большую стражу да в приличествующем оснащении. Великую роль тут сыграло ограничение числа личной гвардии. К примеру граф не мог иметь более 35-ти гвардионцев, а маркизу и вовсе более двух не полагалось. Некоторое время действовал обычай, по коему стража должна быть вдвое меньше гвардии. Таким образом пытались вернуть старинное право на 'свое копье'. Однако Их Величество Арн VII Суровый эдиктом 703г. окончательно развеял сии чаяния. Число стражи определялось отныне так: 4 стража на одну кваргу принадлежных земель и 1 страж на каждые 100 жителей прилежащего города. Невозможно кровопусканию сундукам монетным делать? Нет желанию? Тогда распускай свою стражу, подати соберет королевский мытарь, а хранить тебя будет полиция. Вот потеря привилегии сбора податей многих и остановила. Кто ж добрым желанием с берега реки ниобовой уберется? И катилась телега далее, внося изрядное помутнение в дела. Однако притерпелись, свыклись и дивились непонятливости иноземцев, впадавших в отчаяние при уплате пошлин.

Так вот: Аэт Собиратель издал в городе Олоре, бывшем тогда летней резиденцией, эдикт от 12 дня месяца Цветения года 212, предписывающий срывать башни замков. Тем он алкал отбить у баронов охоту бунтовать и междуусобствовать. В замке с дырявыми стенами долго не высидишь. Но Его Величество не учел, что конная коронная гвардия целиком состоит из дворян. Они-то и утопили его в нужнике на заднем дворе дворца, стоило королю прибыть в Верену в начале месяца Золотой Листвы. Молодые конники воспользовались тем обстоятельством, что пеший штандарт корон-гвардии еще месил пыль на Северном тракте. Вообще-то штандартов тогда не было. Кажется, были сотни, тысячи, отряды, еще что-то. Доподлино ведомо, что конников было около трех сотен. Касательно гульбы до утра — то на совести сочинителя, ибо верные королю воины гарнизона устроили опъяневшим от вина и легкой добычи кавалеристам кровяную колбасную. До утра дожили всего несколько человек, а сумели скрыться и того менее.

Последствия были ужасны. Прослышав о смерти короля, взбунтовались сразу несколько провинций, началась резня за трон. Аристократы одновременно желали восстановления древних привилегий, но каждый Великий Дом хотел зреть на троне своего короля. В конце концов в Азар вломились войска Империи Герфонс — император решил, что подобный случай раз в сто годов бывает. Были сражения, ведомы случаи отваги беспримерной, но все тщетно. На сто семьдесят лет над азарскими землями воздел лапу имперский Алый Пес.

Кирасир прокашлялся и продолжил чтение 'могильного реестра'. Падали имена, словно гири в молоко:

-Рош Аренштор. Кунт Урбылалька. Маркиз Фейт Шторнах. Ерц Натугаль. Ерц Гунтун. Цейл Бодисот. Эн-граф Лон Олив.

Наконец солдат свернул лист и тут же приложился к фляжке теплой воды с яйцом — глотку умягчить.

Экзекуторы рукава засучили, колпаки, фартуки поправили и давай студентиков выдергивать, да в ямы спихивать. Ой, крику. Ой, визгу. Ой, рыданий, молений, проклятий, ругани да вою животного. Одну набили, стали с телег покойниц нетребованых валить. Там кто разберет — от насилию померла, али с перепою? Женску пола? Нетребованая? Вали навалом — королева льда сама решит — у нее такого сокровища валом. Шевелилась масса белая, парило от нее, шел дух тяжкий. Хоть на льду, а все ж кто четвертый, кто седьмой день во смертушке. Синюшные уже, с черными пятнами. После бревна скатили — дабы не выкопался никто. Валили так, чтобы стволы сучьями цеплялись. За вторую яму взялись, а на первую могильного цеху люд заступами землицу швыряет. Будет оплоту ученности славная заметка как бунты учинять. Долгонько сучьям с комлями из земли торчать, словно перстам кривым. Лишь весной, верно, осядут бугры черные. Ничего, на хорошей землице новые сливы-груши произрастут.

Третью яму веркер смотреть не стал, лишь поднявшему очи демеру Тройну Аффенору кивнул милостиво. Мол продолжайте и далее. Двинулся в иную часть громадного строения. По дороге перехвачен был наставником мэтром Чехашем, выслушал жалобы на погромы в либрарии и естественных учений зале. Кирасиры, оказывается, приспособили прозрачные чаши, в коих всякие уродцы, потроха и зародыши содержались, под ночные вазы.

-Допрежь надобно мыслить было, мэтр. — отрезал веркер. — Да не мутить головы молодняку касательно чарок за так.

Мэтр возопил что не оставит дело и до самого герцога Оша, канцлера, дойдет. Веркер зевнул, да согласился. Ступайте, мол, мэтр, хоть к Лойе, хоть к канцлеру, хоть к Его Королевскому Величеству. Может и возвернут утеряное, а что до всяких уродцев, так у вас их и так хоть в бурты складывай. Потроха можете из повешеных выдрать, дозволяю. Ну а зародыши — то вовсе дело неблагочестивое и почти что подсудное — плод из матери вырывать на потребу учению. После велел мэтра под ручки вышвырнуть за ворота и впредь не допущать, дабы душу не смущал всякой чепухою. Караульные от себя мэтру еще и пинок по мягким местам добавили.

Чехаш поорал из-за ворот, подобрал полы своей мантии, отряхнул от пыли пышный берет, да округ пустился. Не пущают в эти ворота, пролезу в задние, куда на казнь пошли глянуть обыватели. Экая пакость! Не-е-ет, он добьется сумм на оправдание убытков! Они еще не знают магистра лекарских наук канцеляриста третьего рангу Чехаша!

Вешали ближе к трем. Скучно вешали. И глашатай был другой, гнусавый, и вообще дело муторное. Три сотни пошли под петлю. Экзекуторы уж не ждали, сразу выводили, на лавку водружали по десятку, да отправляли в Лед. Виселицы плотники соорудили просто — толстые канаты протянули с остриев ограды за переплеты выбитых окон над Познания площадью, а к оным приспособили петельные веревки. Топором ни разу не махнули. Кое-какие казнимые провисли носками до мостовой, вышло несправно. Да там особо и не старались. Так, почтили сталью кто подыхать не хотел. Шесть веревок по шестьдесят петель. Пустых осталось штук сорок-пятьдесят. Руки отряхнули, пошли трапезничать. Реестр могильный на доске изобразили, за ворота выставили — вмиг толпа слетелась. Внимательный глаз Керета приметил новые лица — явно не амноэльские. Ага. Вот и прискакали тетки да мамки, дядьки да папаши. Будет Зангу прибыль изрядная.

Уль Керет с семнадцати годов одиночкой был. Вся отрада в Кусе усастом. Да вот друг последний — Лаут. Это ж какое горе случилось, что внучка слепой уродилась! Маги, хари бесстыжие, дюжину хуров требуют за заклятие простенькое. Ну и как ему кривды не чинить? Сам Уль добра не скопил. Домик прикуплен в тихом сонном городишке, да брату высылает по пятидесяти ниобов в месяц, что пол-жалования составляет. Ну а куда ж тому, калеке, деваться? Ни ног, ни руки. Обрубок. Ни жены, ни чад, ибо вся его судьба разбойная, каторжанская на роже прописана. Эк жизния сложилась. Вместе на улицах голодали, в поденные нанимались, побои претерпевали. Уль в Белые угодил, а Фирт — в лошажьи головы. Только недолго он гулял большими дорогами. Поймали — да не стража, не полиция — селяне окрестные. Вилами истыкали, ноги загноились. После в каторге руку обвалом раструщило — все отрезали лекаришки неумелые. Теперича Фирт при веселом доме приживалом у любови своей былой, что хозяйкою там. Пьянствует, девок гладит, хозяйку ублажает — с того, да с пенсиону братского и жив.

Вечер душен был, тяжек. Тучи роились в небесах. Верный знак, что к утру опростается твердь облачная ливнем. Стемнело, на башне факелы зажгли. Убивцев было двадцать три. Тащили их связаных наверх, да без последнего речения скидывали. Крик, хруст, шлепок — следующего. За пару часов управились.

Из городу приезжали за покойниками. Снимать повешеных веркер не дозволил — висеть де, покуда сами не падут по гнилости. Забрали сброшеных, от сечения померших, от еще от кое-каких причин в подвалах.

Спрос пытошный многого не дал. Никто в колдунстве не сознался. А веркер за делами да экзекуциями, на коих обязан пребывать был и в советную залу не заглядывал. Да и доброохотных не сыскалось.

Прибыл демер Лорфельд с кнортом — сейчас же разлили по котелкам и снесли экзекуторам их долю. Прочим выдавали что осталось. Полбочки в каретный сарай заперли под караул 'к вину не склонных'. Кое-какие виды имел веркер на эти полбочки.

Амноэль. Ночь с 27 на 28 месяца Созревания.

Олинора прибежала в смятении, пол-бутыли вина выкушала, отдышалась, отрыдалась. После сказывала, что нынче казнили. Но — слава Матиссе — Нэйла среди оных не было. Крови де Каро пролил — неописуемо. Триста одних повешеных, сотни полторы шовирской казнию губили. По ночи телеги с мертвыми вереницею с университетума и то еще повешеных не снимали. И это наследник Великого Дома! Что ж это с людьми творится? Не человек, зверь дикий. Не в обычае так кровопийствовать. Ну посек бы, ну повесил бы ярых — всех-то к чему? А я ей поплакалась про наши дела и совсем худо стало обоим.

В ресторацию явилась загодя. Находится сия на улице Вдов что почти у реки. Взошла на крылечко, Таш дверь распахнул — таверна. Ну, первого разряду, но все одно не ресторация. В ресторации назначено стульям быть, а тут лавки, хотя со спинкой и ковриками обиты. Ладно. Хозяин подлетел, кланяясь. Рубаха красная, штаны кожаные, жакет кожаный. Чрез руку полотенце белое с розовым. Усадили в дворянской зале у окна, а там вскоре и гость показался — старый, седой, лицом чисто пес. Шляпу круглую на гвоздь повесил, камзол синий с белым шитьем огладил. На рукаве — 'вилы' — аредер. Учтив был, однако как имя услыхал, поник.

-Ничем не могу помочь, госпожа. Задаток нынче же возверну. — сказал аредер, ставя кубок медный на стол. Пили мы иворское красное, я еще обед откушала. Хотя что то за обед? Всего четыре перемены, да не будем придирчивы к пережившим бунт.

-Господин Лаут! — говорю — Ничего не пожалею. Имение в Кенуорсе отдам. Упасите моего мальчика!

-Ваша Светлость, да было б не утруждение, коль не числился ваш наследник в зачинщиках. Проходил бы реестрами как... да хоть кто — не заметили б. Тем паче, что начальствующий над палачами друг мне. А зачинных — семеро и господин веркер им костер назначил. Сам явится, понеже огненной казни любитель.

Тут я и обмерла. Но аредер, хоть и из обывателей, (потом уяснилось, что из конфектников цеху) милодушие проявил:

-Есть. — речет — Случай малый, что все вины сняты будут. Колдун в том деле вмешан, что демона подземных вод призвал, да разум смутил. Коль через шесть дней сего чернокнижника сыщут, обойдется эн-граф испугом великим, понеже более проступков за ним не указано. Однако не могут покудова сего сыскать. Вот бы мага с заклятием Истины...

Отдала ему за сведения тайные колечко с хризолитом, да Таша верхом отправила в Лонвурт, с запискою к кузену. Не бывать такому, чтобы наместник мага при себе не имел. Сама представлю оного веркеру, пусть колдуна казнит, а Нэлочку мне возвернет.

К вечеру Ридж совершенно измотался. Да не он один. Ветер словно желе стал и сумерки облегчения не принесли. Полежал в лохани мыльни, помогло на полчаса, не более. Велел Унфу стянуть тюфяк с ложа на пол, лег в одной рубахе и кавалеристских 'огурцах' с распущеным поясом. Небо густилось, клубами вилось, насупливалось. Ветер утих совершенно. Пот тек тяжелый, тягучий. Воздух кусками глотали.

За оградой через улицу в каком-то доме надрывно и неустанно заливался плачем младенец. И сей плач в мутном вечере доводил до иступленного отупения. Невероятно, но дитя не унималось с вечерней зари до поздней ночи и слыхать его было аж с иной стороны. Рыдания проникали в переходы и галереи, искажались, переливались, низились гласом и взвывали прежалобно-настойчиво, сминая души, тревожа сердца, беспокоя помутненный разум.

В зале внизу лошади ржали испуганно, узды рвали. Почти вся веркада туда слетелась утихомиривать. Натаскали воды с колодцев, обливали лоснящиеся спины, самых нервенных прогулять вывели. К полуночи — уж задыхаться начали — раскроила небеса зарница белая.

Гром сотряс старинные дома и башни до основания. Кони заржали в голос. Иные и на дыбы — кирасиры на поводьях повисли по-трое. Суматоха. Двое под копыта угодили. Сей же час их на руках к лекарю снесли. Лекарь же, не откладывая, велел раздевать пораненых, воду греть, тряпицы, масло готовить. Сам руки вымыл, шаллет с потребными приспособлениями раскатал. Плохи уж очень были солдаты. Лошадь им по животам да груди прошлась, а они без кирас. Нанесли в лекарские покои фонарей, Из третьего пришли двое, что костоправное дело ведали, в помощь.

Ветер стоял.

Небо чернильно сжалось и рухнул наземь неописуемый бурный бешеный поток. Да так ударил, что в двух шагах ничего нельзя узреть было. Лошадей выволакивали под долгожданный ливень, сами лица подставляли, вороты оттягивали, словно дети малые радовались. Качнулись кроны дерев, потянуло горячим и мокрым с полей. Гремело, звенело, лилось, журчало, булькало, било. В крыши, в стены, в головы, в крупы, в окна, в землю.

Распластался на железном перекрестье окна обессиленый веркер, глотая дуновения и ловя ладонями благословенный дождь.

В подвале душно чадили факелы. Быстро шел вдоль бугристых каменных стен седовласый аредер. С собою жемчужно-серый мундирный плащ конных частей Штандарта и сверток. Никак нельзя упустить случай! Никак. Зачинных держали раздельно, без караула. Ибо куда им бежать, когда окрест кинь камень в собаку — угодишь в Белого? Лаут живенько отомкнул запор на пятой двери слева и вошел в низенькое полутемное помещеньице.

В углу на соломе лежит юноша. Одежда изорвана, на теле следы железа каленого. Потрудился Керет со подручными. Лицо юноши собой невидное, округлое. Глаза слишком близко ставлены. Росту он невеликого, да еще скорчился, руки недвижно вытянуты:

-Вставайте, Ваша Светлость. — Лаут протягивает мундир штандарта и плащ с капюшоном. — За вас уплачено. Поскорее же!

Юнец встает медленно, аредер бросает наряд на ложе, помогает. Теперь он зрит, что переодеться Нэйл де Олони не в силах — руки плетями висят. Поусердствовали экзекуторы. Тогда Лаут набрасывает камзол на костлявые плечи, а поверх драпирует плащом. Нахлобучивает круглую широкополую шляпу с низкой тульей.

-Идемте. Торопитесь. Непогода нас укроет.

Ох, Белор Могучий! Что ж я творю? Нет, нет, не себе в кошель. Ради Лоночки малой, ради дочки Ингиры долг преступаю и закон попираю. Вечно отмаливать сие преступление. Скорей же, скорей, покуда воды небесные не утихли! Путь долог, ибо придется мимо колокольной да вокруг стен, да там еще до постоялого двора. Помоги, Воитель Небесный, к утренней заре возвернуться!

Вышли двое к садам, тенями меж струями скользнули. А под звонной башней ожидал уже верный человек — Тон Мартуль — с лошадьми. С эн-графом тяжко пришлось, да ничего, посадили в седло. Ехали шагом. Не видно ни отблеска. Заставу объехали полем и по берегу Мара, среди ручьев бурливой грязи, а где и по мелкой воде выехали к причалам. Далее проще было. Дозоры пехотные показывались, да узрев фигуру мощную в шляпе низкой — отступали. Господа егеря неезженых дорог изволят следовать — ну их... в провал!

-Отворите! Отворите немедля!

-Да кого там среди ночи-то носит?! Вот огрею — свету не взвидишь!

-Не шуми, дурак. Не видишь кто?!

-Ой, ваш зконблститство. Виноваты-с, прощения просим-с, а токмо Их Светлость почивать изволят-с.

-Буди служанку чтоль. — В двери протолкнуть обещаное, самому впереться. Кучер чуть кнут не выронил. -Ну?

......

-Ваша Светлость, госпожа милостивая, вставайте сей же час!

-Да что такое, Олинора? Ты часом в своем ли уме?

-Приехал тот белый, привез господина Нэйла. Умоляет оторопиться, Броль уже закладывает.

-Платье, живо! Чулки! Сапожки! Возьми с кофрета кольцо с брульянтом, да отдай этому..как его.. Лауту.

-Сейчас, госпожа.

-Да что ты стоишь, копуша!? Бежать надобно, покуда не хватились. Вещи собирай, не спи!

-Господин Лаут, не могу выразить, сколь я вам признательна.

-Не ради себя трудился, ради счастия Вашей Светлости. Сердечно вам благодарен. Эй, малый, рысью марш! Поспешите!

Летит сквозь ночь и бурю коляска, громыхает худо привязаный сундук. На коленях дам лежит обессиленый юнец. Скорей, Броль, в Лонвурт путь наш. Лекари там, маги. Что они с ним сотворили, негодяи! Не будет мне отныне покоя, покуда кровопивец де Каро пыток не отведает да по миру не пойдет. Он еще не знает мести материнской. Так распознает.

Молния распорола лес дальний.

Гони, Броль, гони!

Амноэль, Университетум, 28 день месяца Созревания. Утро.

-...каковой подарестный де Олони к утру отошел к Решающей от последствий спросу первого разряду. Тело свезено в Ледовой Покой. Тако же к Решающей отошел покалеченый своим конем кирасир штандарту Лер Самман тридцати семи лет, уроженец провинции Дорол. — Лаут окончил рапорт и поднял на веркера честные глаза.

-Прими их души, Матисса. Де Элвинтону заступить на караул.

-Слушаюсь.

-Белль, сменишь де Элвинтона на вечерней заре.

-Будь сполнено, господин веркер.

-Нир, что у тебя?

-Пространно и весьма. — Нир звероподобно зевнул. — Позволь совместить доклад с завтраком.

-Хорошо. Керет, начинайте ставить клеть и сложите дрова на просушку.

-Дрова готовы, господин веркер, к поставке клети приступим немедля!

-Ступайте, господа. Белль, сложите в советной зале две пары топтуш и арнов десять веревки, способной выдержать хуров тридцать. Выбейте прутья из лаза.

-Немедля распоряжусь! — Тай отбил честь по железному плечу рукой в перчатке и вышел последним.

-Унф! Подавай завтрак на троих!

Пока добродушный великан расставлял на столе блюда с сырами и хлебом, пока тащил огромный кофейник и ярко-желтый кус масла, пока искал в сундуке сырные вилки и ложечки, де Каро, Ирет и Нир дожидались у окна.

Все переменилось — буйно расцвела иссушеная зелень, раскрылись цветы, слабый дождь все еще поливал древние дорожки и стены. Колокольня сверкала розовато-золотистым камнем и лишь огромные кучи земли вперемешку с сучьями внизу напоминали о свершившейся вчера казни. Земля, еще вечером серая сухая ломкая, расплылась черным жиром, кое-где провалившись меж бревен. Мокрая, она не пускала наружу тяжкий дух покойников, но веркер ведал — не надолго благолепие. Чем скорее они уберутся отсель, тем меньше страдать от гнилостного смрада.

Вдали цвели луга, а слева, за языком рощи, угадывалось налитое зерном поле. Даже старинные стены омылись и вернули себе благородный золотистый с черными прожилками цвет.

-Ух, распустил дядька Крат усы! — вохищенно заметил темноволосый маленький демер Ирет, споспешествовавший Ниру в розыске. — Теперь уж такой духоты не будет, год на осень свернул.

-Бороду бы не трогал. — Ридж толкнул наружу створку старинного окна. — Раскисшие дороги нам совершенно не к месту.

Нир помалкивал, уткнувшись в памятную книжку в барахтном переплете. К переплету на шнурке крепился тонкий грифель. Книжка весьма недешевая — на толстой 'заклятой' бумаге. Один конец грифеля писал, а другой стирал писаное легким мазком. Кроме того на обложке с внутреней стороны оттиснуты знаки в виде языка пламени и кувшина, что означало наложеные заклятия против размачивания и огня.

-Извольте откушать, Ваша Светлость! — доложил вытянувшийся в струну казеный слуга.

-Первым делом, друг мой, я возлег на ложе с бутылочкой белого вотунского и рассудил что к чему. — начал Тэм, налив себе густой кофий и опустив в него ложечку патоки, ибо не только у людей небогатых не в обычае покупать баснословно дорогой айльский тростниковый сахар . — Студиозусы тут не при чем, полагаю. Как тебе ведомо, для того, чтобы заклятье действовало, надобна предрасположеность к волшбе. Ну посуди сам — пойдет юноша с таковыми в Амноэль взамен Звездного Сада?

-Простолюдин нет, понеже маг — второе сословие со всеми истекающими. — возразил веркер, срезая с куска тонкую стружку масла. — А дворянин — возможно, ибо надобно весьма сильно желать магических практик дабы отказаться от титула и сойти на ступень вниз. Разве что медный, коему важны деньги и властвование куда весомей, чем у мелкого чиновника без протекции.

-Гильдия магов имеет на короля и наместников поболее влияния, чем дворянство. Я не имею в виду высшее, такового немного. Давай взглянем: кто угодил в наши сети? — Тэм вонзил зубы в сыр, каковой предпочитал вкушать без хлеба, и заглянул в чудесную книжицу. — Самый знатный — отбывший нынче в Ущелье Расплаты эн-граф. — продолжил Тэмми, прожевав и облизнув губы. — Причем из не слишком-то влиятельного рода де Олони. Прочие же из зачинных — один барон, причем медный, один маркиз — этот вполне обеспечен, трое из средней руки обывателей и один сын тэмрэнита из Южного Исса.

-Но необязательно же колдун из зачинных. — Ирет отпил кофе и поставил кружку на стол.

-Сын тэмрэнита. — многозначительно протянул Ридж и постучал вилкой по краю кружки. — Тэммрэн, вода, служитель богини — нет?

-Зачем же он тогда пошел сюда, а не в храмовую школу? — Тэм потянулся за куском соленого парнского сыра. — Нет, Ридж, никто из них склонности к магии не имеет, что еще на спросе проверено посредством известного тебе сладкогласого инструмента.

Ридж поморщился. Волшебная дудка, бывшая в распоряжении отрядного лекаря, довольно точно выявляла склонность к магии, а проще говоря способность накапливать волшебную силу. Возле носителя чародейства дудочка пела тихим печальным голосом кто бы и как в нее не дул. Близ простого смертного получался рев осла. Единственно — дудка не действовала там, где были пропитаны магией стены и предметы. К примеру, в храме или жилище чародея, в волшебной лавке, в доме, выстроенном при помощи волшебства. Поэтому к выбору места приходилось подходить весьма пристально. Лекарь передавал дудку кому-либо из спросных и отходил на десять шагов, ибо сам являлся слабым, лекарным, но все же волшебником. Дудочка-магознатка не могла выявить скрытых наклонностей. Опытный маг может поставить такой мыслещит, что и магистр не распознает в нем собрата. Но так то ж опытный! Магознатка вполне годилась для нужд немагической веркады Штандарта. Вот только четвертой досталась весьма громогласная и рев у нее получался особо отвратный.

-Древняя магия — с апломбом присущим юности заметил Ирет — Материя весьма непредсказуемая, господа. — Он густо намазал масло на ломоть свежего хлеба и сейчас делал 'наслаждение языку', укладывая треугольные ломтики различных сыров поверх масла по кругу. Если де Каро слыл знатоком вин, то Ирет — сырным гурманом. Однажды он умудрился отдать месячное жалование за пол-головки заплесневелого лаэльского сыра из кобыльего молока. — Ведомо же, что в старину маги неким образом вбирали в себя тонкие потоки посредством заклинания и вливали оные в производимую волшбу. Может и не требует накопления сил то действие, а? — и юнец впился зубами в лакомство, забавно сморщив нос.

-Требует, требует. — буркнул Тэм и отпил хороший глоток кофия. — Еще как требует. Призыв это тебе не платок из воздуха соткать. Проникновение в нижние покровы знаешь сколько сил отнимает? Никакими верхними упадок не залить. Ну так вот, друг мой, -продолжал он, сызнова обращаясь к Риджу. — Покуда ты развеивал думы зрелищем шовирской кары, я призвал нашего юного господина. — кивок на Ирета. — Вкупе с сим сыропоклонником мы слегка погуляли по оплоту наук и свели знакомство со странною особою. — Тэм перелистнул пару страниц. — Алитасия Ендеженир. Тридцати двух годов, ростом в йирн и восемь ножей (нож — 1/10 йирна) , либрарий. Особа сия поначалу изругала нас весьма основательно за беспорядок, каковой она уже устранила посредством повеления домашними духами. Ну-с, госпожа Ендеженир ткнула нас лбом в одно обстоятельство. Свиток, Ридж, не из оной либрарии, ибо не имеет в левом нижнем углу прободной печати в виде силуэта ветви.

-Час от часу! — закатил глаза веркер, которого уже начинало подташнивать от осознания того, в какую пучину тупиков и закоулков он всунулся с этим треклятым свитком. — Откуда ж оный взялся?

-Чего проще? Кто-то принес, поколдовал и вздумал спрятать среди сонма подобных.

-Это в либрарии, кою хранит откровенная ведьма с подручными духами?

-Ну нет — колдунья. Мэтресса совершенно не напоминает ведьму, что ты, Ри. — укорил сомечника Тэм. — Весьма веселая дама, вышла из Звездного Сада. Была без места, поступила сюда и приноровилась, а там и прижилась.

-То, что она из Звездного, еще не означает, что не могла склониться к Льдовым силам.

-Ри, ты хватаешся за слишком очевидное. Но мэтрессе-то к чему бунты? У нее дом в городе, супруг и пятеро ребятишек.

-Может она и бунта не желала. Просто вышло такое, что ее саму съело бы.

-Дипломант Сада не ведающий основ демонологии? Неправдоподобно. — Тэм откинулся на спинку стула, извлек тонкую длинную трубочку айльского маниру, примял большим пальцем заранее набитый табак и огляделся в поисках огня. Ирет извлек из кармана кресало и протянул начальствующему.

-Ну хорошо. — Ридж положил на ладонь хлеб и завис вилкой над блюдами, выбирая сыр. Тут тоже существовала целая наука. А точнее — Ри сейчас мог избрать в руководство вкусом обычаи своей родины, где предпочтение отдавалось козьим и овечьим пухлым белым сырам; веренские традиции, что предписывали за кофием вкушать легкий глазастый сладковатый васт или весьма пришедшуюся ему по нраву привычку обитателей лесистого Хьита съедать с утра весьма жирный болер, каковой присутствовал в виде трех кусочков. Однако Ри сейчас не желал перегружать живот и потому ограничился овечьим тоши. Правда, тот прибыл не из Исса, как кнорт, который пил накануне веркер, а из провинции Нерит. Ридж считал неритский тоши даже получше исского. По привычке искать во всем резоны, он разъяснил сам себе, что неритский скот пасется на настоящих лугах, тогда как в Иссе, где сплошь каменные гряды, россыпи и мелкие речушки, оный вынужден щипать чахлую травку да объедать кусты колючего зрона, оттого молоко хуже и сыр не столь сытен. — Допустим, что свиток подбросили. Зарыли в груде. Положили на видное место, где никто его зря не узрел. Тэм, твои мысли — кому сие надобно? — И веркер вонзил двузубку в толстый кус тоши.

-Уж не тому, кто возжелал кнорта. — хмыкнул аредер, выпустив первый клуб отдающего вереском дыма. — Пойло — о, прости, нектар богов — лишь предлог. С тем же успехом они могли пожелать и куртизанок дважды в неделю. — Тэмми глянул в книжку. — Надобно заметить, Ри, сей бастион учения истинное кубло. Сударыня магисса поведала много прелюбопытного. К примеру наш рохля Бунк был поставлен на должность вопреки мнению Совета. Он — человек де Бутолона, в прошлом — наставник его дочери. Их Светлость потянул за некие нити в Верене и ректором стал спешно вознесенный в архимагистры бакалавр.

-Де Бутолон? — Ридж медленно вытянул кофий до дна. Брови сошлись к переносице, рука с хлебом медленно опустилась на стол. — де Бутолон... Погодите..погодите... Унф!

-Слушаю, м`сподин! — Великан нарисовался в дверях. Судя по крошкам на льняной рубахе, он тоже мирно завтракал в комнатушке слева от прихожей.

-Подай мою зеленую шкатулку с гербом.

-Сей минут!

Ирет и Нир переглянулись. Демер встал и принялся освобождать место на столе, перемещая кофейник, сливочник и паточницу, тесня ряды блюдец и масленку. Унф торжественно, словно королевские регалии, втащил здоровенную старинную шкатулку со скошеной крышкой. Петли у сей ровесницы Империи располагались по бокам, а не сверху. Тэм приподнял бровь — уж он-то, любитель роскоши, углядел, что сей сундучок выточен из цельного лхота — зеленого с белыми прожилками камня, каковой хотя и не стоял в ряду благородных, но в полублагородных по праву занимал четвертую ступень. Углы окованы серебром, дабы предотвратить разрушение наложеных заклинаний, а на крышке вырезан легко узнавемый герб герцогов Исс — прямоугольный старинный ростовой щит, разделенный надвое. В верхней части располагается герцогская корона с парящим над оной ястребом, в нижней — рудничное кайло скрещенное с боевой алебардой. После присоединения к Азару ястреб, означающий вольного герцога, упорхнул с герба предков Риджа. Судя по сей птичке, шкатулку вырезали лет триста назад.

Ирет смотрел на веркера с восхищением. Словно ожидал, что сейчас поднимется тяжелая крышка и из-под нее мановением изящной девичьей руки командира явится кающийся сонм злодеев.

Однако великих чудес не случилось. Унф водрузил ларец в центр стола и деликатно убрался прочь. Веркер возложил персты на скаты крышки, где имелись маленькие углубления. Белые прожилки налились красным и замок щелкнул. Тэм и Вейс обменялись взглядами полными ужаса и изумления. Магия Руды! Древнее, запретное, караемое сожжением чародейство на крови. Шкатулку мог открыть лишь тот, в чьих жилах текла кровь Иссов. А возможно, что лишь сам Ридж де Каро эн-герцог Исс.

-Однако и ты, дружок, не чужд черных практик! — заметил потерявший всякую сторожкость Тэм.

Ридж бросил на аредера взгляд исподлобья, крутанул головой, заставив гриву темно-русых волос обмести плечи.

-Тэмми, мы столь изрядно ведаем друг о друге, что нам обоим донос не принесет счастия. А Вейс не болтлив, верно, Вейс? — И веркер поднял глаза на Ирета. Юношу прошиб холод. Эту улыбку знало пол-Азара. Умел граф де Каро улыбаться по-змеиному. Вроде приветлив, а взглянешь в зеленые очи и чудятся вертикальные узкие зрачки, игольчатые зубы и раздвоенный язык. В подобные мгновения Ридж становился опаснее ста болотниц, от чьего яда, как ведомо с младых лет каждому, нет ни заклятий, ни снадобий. Вейс преклонил колено и коснулся лбом локтя командира:

-Мой язык — камень в сухой глине. — быстро произнес юноша слова старинной клятвы. Но змею Риджу того показалось мало. Он сощурил свои страшные глаза и скосил взгляд на Вейса, одновременно делая Тэму тайный знак в виде замкнутых в кольцо большого и безымянного пальцев. Аредер глубоко кивнул, на губах заиграла паршивая улыбочка, тут же стертая усилием железной воли этого человека.

Вейс Ирет, семнадцати лет, беститульный дворянин, был обречен. Обречен быть ввергнутым в тайны и заклят на верность страшным колдовством Тэма Нира, двадцати четырех лет, из обывателей города Мегалиса, известного, как логово пороков и соблазнов. Обречен войти в тайный союз бесконечно преданных Ниру людей. Ведающих, исполняющих и безмолвных. Таким жутковатым и отвратным образом Ридж создавал вокруг себя круг своего рода хранителей. Ибо Нир, про коего многое, слишком многое, было ведомо Риджу графу де Каро, двадцати одного года, наследнику Великого Дома Исс, зрел в их союзе взаимных секретов и недозволеных занятий путь к вершинам, осыпаных алмазами власти. К тому же Тэм — и в сем, как мы уже зрели, он не боялся признаться — питал к молодому веркеру неугасимую ничем страсть. Он искренне любил его, как может любить столь изъязвленное червями порока и зверствования сердце.

-Я верю вам без оговорок, благородный рыцарь. — старинной же формулой ответствовал Ридж и откинул крышку. Лицо веркера приняло обычное выражение слабо любопытствующей скуки. — Я не резал и не заговаривал сего ларца. Работа старинная, с неведомых времен имеются девять подобных, кои можем открыть лишь мы, де Иссы.

Офицеры склонились на лхотовыми недрами.

Ничего особенного на первый взгляд сии недра не хранили. Связка монетных писем нескольких банков, кожаный кошель с вензелем из переплетенных изящных литер РИ, шелковый цветочек (Тэм сморщил нос, ибо сообразил, что сие знак приязни некой особы женску полу, услаждающей уши завсегдатаев небольшой таверны на улице Швей в Нойтеале изысканым пением), два солидных суконных кошеля с денежным запасом, письменные принадлежности, три массивных перстня, кои Ридж никогда не носил вопреки обычаям закатного дворянства. Гросс бумаги, несколько эпистол с сургучами, хранившими оттиски различных печатей — от королевской и штандартовой до явно принадлежных различным дворянам и просто почте — все были вскрыты. Простой работы дварфийский кинжал с обмотаной кожаными полосами рукоятью и вензелем ИН на гарде в виде чаши, обращенной к острию.

Ирет присвистнул при виде подобной редкости. Дварфы, некогда жившие по всему континенту, были безжалостно истреблены герфонсийцами, зрившими в оных лишь весьма полезных рабов. Вольнолюбивые сыны пещер бежали в горы, но и там их настигали отряды гвардии знатных господ, охотники за наградой и посланцы самого императора. Дварфийские секреты выделывания стали и создания механизмов безвозвратно пропали вкупе с низкорослым народом. От них остались лишь изредка всплывающие поделки, в большинстве своем бесполезные, ибо то были части неведомых машин, и заброшеные поселки, в коих мог углядеть место обитания лишь наметаный глаз.

Тэма же более заинтриговал вензель. ИН легко слагалось в Ирени Нимут. Кинжал не мог быть сделан при бабке Риджа, значит до нее кто-то носил такое же или похожее имя. Ирени Нимут, мать ныне здраствующего и властвующего Керна, герцога Исс, была последней принцессой-наследницей Озерного Королевства, раздавленого Азаром пятьдесят лет назад после двухлетней Сиреневой Войны. Старинный край с тысячами полузабытых или скрываемых тайн, странный титул правителей — Король-Волшебник, храмы Морской Девы Тэммрэн необычного вида, полуоткрытые, несхожие с тяжеловесными азарскими. Лучшие верфи на континенте, морские маги, чье искусство не в силах превзойти никто из ныне живущих, и отчаяно жестокое сопротивление жителей даже после гибели короля со всем войском.

Болотные огоньки мятежа до сих пор бродят по узким улочкам озерных городов, шепчутся в сводчатых подвалах и за стенами высоких островерхих домиков. Южный Исс, как нынче именуется согласно королевскому эдикту бывшее Озерное Королевство силой вторгнутое в ненасытный Азар, остается нафтовой бочкой, готовой в любой миг разгореться чадным негасимым пламенем.

Тэм протянул было руку к кинжалу, однако веркер отвел его пальцы, пояснив:

-Без ладони останешся.

-Тоже Магия Руды?

-Нет. И неведомо что. — хмуро ответствовал Ридж, вытаскивая из отдельной ниши толстую книжку в красном бархатном переплете. — Не я накладывал заклятия, бабушка. Но брать его могут только двое — я и она.

-Милая дама. — Тэм прибрал лапу и рассматривал ее так, словно не уверился, что она еще не отделена от запястья.

-Еще бы! — Ридж раскрыл книгу под именованием 'Реестр и всяческие полезныя сведения о родах благородных Королевства Азарского' — Я тебе не говорил, что она как-то лишила мужеской силы барона де Томарна?

-Кого?! — Вейс широко раскрыл серые очи. — Самого тайного советника или его сына?

-Самого. — веркер откинулся на спинку стула, держа 'Реестр' на вытянутых руках. — Сей индюк наезжал к нам трижды в год, выказывая бабушке всяческое почтение и лучась поддельной дружелюбивостию. Однажды ей изрядно прискучила бездарная игра сего шута и она пожелала знать, что же ему надобно. Де Томарн вмиг скривил губы и заявил, что желал бы пополнить королевскую сокровищницу утеряной казной Озер. Был прежестоко осмеян, а бывший при том батюшка отказал ему не только от дома, но и от цепных земель. Барон клялся наслать на отца королевский гнев и наш Штандарт. Отбыл он в том же вечеру, что, сам понимаешь, отнюдь не знак доброго расположения учтивых гостеприимцев. Бабушка ему кое-что нашептала вослед, а через полгода прибыл нарочный с эпистолой, в коей оный питомец коронной псарни грозил карами, коль не возвернут ему известные возможности. Ну, отец отписал в том духе, что супротив воли своей матери ступить не в силах. Не ведаю, что подумал советник, но отныне оставил нас в покое.

В 'Реестре' Ридж живо отыскал нужную страницу и принялся читать вслух:

-Благородные графы де Бутолон, маркизы де Мерьи, рыцари Синего Озера. Ныне здравствующие и властвующие: тридцатый граф Дев де Бутолон и Пона де Бутолон, урожденная баронесса де Фодж. Графство Бутолон, города Амноэль (окромя Университетума и прилегающей к оному улицы Среброписцевой), Турош. Селений — пятьдесят три. Дворян на землях жительство имеющих — восемнадцать. Провинция — Срединный Мар. Имение — Башня Буто (перестроена). Принадлежность к Великому Дому — не принадлежит.

-Если тридцатый, стало быть осколок до-имперского дворянства. — Заметил назначеный в жертву властоалчия.

-Да хоть самого иллурского владыки потомок! — фыркает Тэм. — нам-то что с того?

-А того. — Ридж отложил книжку и скрестил руки на груди. — Промо: о наследственных любопытствах речи нет. Завершение -лон прямо указует на иллурское дворянство. Потомок побежденных, не относится к Дому Онгэн... Седо: несмотря на титулы, граф небогат, ибо Турош можно именовать городом лишь с полуведра крепкой настойки, пятьдесят три деревни на восемнадцать дворян розданых — не более трех на одного, по податям полтора на одного, а на деле и вовсе одна. Труо: супруга из Хьита судя по окончанию родового имени — тоже много в дом не внесла. Ну-с, судари мои?

Тэм на продолжении всей речи веркера яростно дымил трубкой, а Ирет сощурил глаза — к нему снисходило озарение.

-Три тысячи студиозусов. — медлено начал он, обводя указательным пальцем круг перед глазами.

-В не самый благосклонный к книжникам год! — вставил веркер.

-Плата с каждого по пять сотен ниобов....

-Скажем точнее — от трехсот десяти до семисот двадцати девяти.

-Около полутора миллионов в год и подати с сего дохода не уплачиваются...

-Согласно Эдикту О Просвещении от 752 года.

Трубка соскользнула с отвисшей челюсти Тэма Нира и булькнула в кофейник. Аредер так и остался стоять с широко раскрытыми глазами.

-В случая мятежа четвертого — и выше — разряду Университетум теряет благорасположение Его Величества и будет передан властителю сих земель..

-Согласно статьи сто восемьдесят восемь Надельного Уложения. Как и всякое иное вольное место посреди цепных земель. — подытожил веркер и хлопнул ладонями по столу так, что жалобно звякнули серебряные ложки-вилки. -Итак, Тэм, сведи воедино свои прекрасные зубы и отправляйся разыскивать градский канцеляриум, а в оном податные бумаги. Подати-то граф небось платил через губернатора Среброписцевой улицы. Распишешь общие суммы за последние пять-десять лет. Хе, забавно однако выходит с сими правами! Ради одной коронной улицы назначать губернатора! Каково? Кста-ати, господа, мне тогда помстилось или нет: благородный господин Зелерн считает себя властителем всего Амноэля, верно?

Тэм ошалело кивнул.

-Тогда и его мудроначалие пригласи на обед. Потолкуем. — веркер потер руки. — Учтиво пригласи, понял? Ну а ты, Вейс, покопайся в ...-ткнул пальцем в пол... — и поищи подтверждения нашим измышлениям. Аллюр — галоп!

Тот же день, после полудня.

До полуденной трапезы веркер успел обойти караулы, принять доклад Белля о позорнейшем поражение отпущеных в увольнение кирасиров, кои те потерпели от пехоцких. Вышеозначеных Риджу не представили, ибо порицанием занимался Керет — его зычный глас гремел под сводами залы юстициарных наук. Что ж, место подходящее. Затем явился Филтог со счетами и котловыми реестрами. Рутина, кою надо проглядеть, посчитать, подписать, пропечатать, попутно вставив перо и Филтогу за легонькое жульничество. Филтог, чернявая бестия с благообразной мордой, заверял, что все честней честного, однако веркер сыскал десяток ниобов недостачи и демеру пришлось выслушать за каждый ниоб отдельно. Если б казначей нагрел лапы на подарестных, веркер бы ему ни пол-слова не отвесил, но вот за овес для коней пришлось обещать возместить. Разумеется, демер уловил намек в словах командира и отныне подарестным студиозусам предстояло хлебать чуть подогретую водицу, где рыбью чешую следует искать с тремя фонарями и легавым псом. Подписав счета, Ридж отпустил хитрована и отправился в Залу Совета.

На площади Познания под лязг и веселую ругань собирали возимую в обозе железную клеть высотой в два человечьих роста. Закопченые прутья скреплялись скобами и стяжками. С одной стороны решетка отсутствовала — через проем занесут дрова и возведут по ним присужденных к костру. Руки привяжут к верхним перекладинам и 'вознесется пламя кары'. Ридж глянул в оконце, вздохнул тягостно. Хотя... мятеж третьего разряду... а может и второго. По первейшим злодействам тянет на второй. По злоумышлениям не более, чем на пятый. Ну ладно, будем считать — третий. Третий разряд вполне себе предусматривает сожжение. Надо же хоть чем-то порадовать жестокого сластолюбца Тэма! По всей площади вытянулись с веревок начавшие попахивать тела. Зря все же не дал свезти в погреба. Ну ладно, осталось малость, а что ты за егерь неезженых дорог, коль гнилую вонь не сносишь?

Зала пуста. Гулко звучат шаги. Веркер был один. Совершенно один. Он затворил двери, сошел вниз. Сыро. Дождь снова застучал по куполу, вниз потекла темная струйка. Миллионные доходы, а крышу исправить не в силах. Ридж повесил на стойку фонарика перевязь с палашом, распустил завязи камзола и сбросил его на скамью. Он был в плотном колете необычного зеленовато-золотистого цвета. Мягком, но почти непробиваемом колете из кожи дракона. Драконы, некогда простиравшие крылья надо всем Маллайром, ныне остались лишь в суровом горном краю северной Ватарии. Убить дракона почти немыслимое дело — его чешуя податлива лишь колдовству и мощному таггу. Драконоделы ищут сброшеные могучими зверями шкуры. Найти оную — редкая удача. Выделать из нее доспех-драконку — тяжкое ремесло. Лишь весьма состоятельные люди могли позволить себе подобное. Наследник Великого Дома Исс мог. Но с той поры вынужден был вести скромную жизнь, ибо счет, коий отец выделил ему на содержание, почти опустел. Цена колету была тридцать тысяч ниобов или почти семьдесят хуров чистого серебра 688 пробы.

Веркер проверил легко ли ходит кинжал — тот самый, дварфской работы — в ножнах. В зале темнело — дождь разошелся нешуточно. На кресле, как и велено было, лежат две пары топтуш и канат. Ридж переобувается, натягивает толстые перчатки с раструбами, затягивает петлю вокруг ближайшей к проему скамьи и валит ее набок. Решетка заранее вынута. На пояс вешается 'ведьмин огонек' — заговоренная гнилушка. Достаточно потереть ее и она будет гореть не хуже факела. Канат с шорохом падает в черный зев. Веркер бросает взгляд наверх — пусто. Отлично. Раз доброхотцев нет, то и провожающих не надобно.

Гибкое тело проскальзывает в дыру, упираясь руками. Нащупывает ступнями канат и проваливается в подземелья. В глубине слабо разгорается зеленоватый огонек гнилушки.

Первое, что удивило — он спускался лицом к сложеной из гигантских камней сырой стене. От стены веяло холодом, но в общем-то ничего жуткого Ри не чуял. Ну холодно, ну сыро. Но амулет под рубахой не колет кожу — стало быть и магии тут ни на пол-гроша. А вот стена — да. Совершенно гладкая. Белый камень, тончайшие стыки. Внизу мрак. С каждый йирном шум потока становился все отчетливей. Потом веркер узрел справа от себя непонятно как соединенную со стеной толстую железную балку. Ниже угадывалось нечто массивное. Упершись ногами в белую гладь, он некоторое время висел и рассматривал найденое. Балка, судя по отливу, была все же бронзовой. На растоянии пяти-шести йирнов слева виднелась вторая. Они держали в желобах решетку из неведомого красноватого металла. Коробчатая решетка упиралась в уступ под ней, а с уступа вниз рвался широкий водопад. Затем Ри разглядел два кольца на решетке и его осенило. 'Да это ставок, судари мои! Деревянный застав, заключенный в железную — ну пусть не железную, неважно — клеть для прочности. Доски давно сгнили и вода беспрепятственно уходит из запруды, вместо того, чтобы подниматься ввысь. Хм, выходит в зале есть еще один проем. Заложеный позднее, надо полагать. А через мой шли цепи, поднимавшие всю эту штуку, когда воды становилось слишком много. Остроумно, судари иллурцы, весьма. Снимаю шляпу.'

Ридж спустился на клеть и осторожно проверил ногой прутья. Древний металл нисколько не подвергся ржавчине — держал вес неколебимо. 'Однако, спускаться в потоке воды мне совсем не улыбается. Сорвет еще чего доброго и все, прямо в Лед.' Молодой человек слез по клети, осторожно прощупывая топтушей каждый следующий прут. Затем перелез влево и сошел на широкий шершавый уступ. В слабом свете ведьминки стало видно, что уступ иссечен крест-накрест каким-то инструментом. Водопад с ревом выдирался из щели в руку толщиной и пропадал в туманной мгле. Лишенный веса канат летал туда-сюда под мощным потоком. 'Зачем высекать полосы на камне? Да только затем, чтобы по камню ходить' Веркер осторожно глянул вниз. 'Похоже, водопад соединяет струи с водами, идущими из-под стены. Да, вон заметны буруны. Да какие! Подземная река! Течет вдоль Мара и, скорее всего, сходится с ним где-то за Лонвуртом. Там Мар широко разливается, что до сей поры разъясняли донными ключами. Ну что ж, почти верно, получается родник. Но какой, судари, какой!' Ридж почесал нос в раздумьи. Вниз не спуститься — самоубиение выйдет. Подземные реки холодней снегов Арта. Куда уходит река и так ясно — под дальнюю стену залы, потом прорезает себе путь под университетскими постройками, городскими стенами и полями. Ну что ж, нам туда и не надо. Главное, Тэм ошибся. И он ошибся. Никакого демона тут нет, иначе бы грудь жгло. Уже легче. Тогда погуляем по уступу. Только сторожко — ограды нет.

Водопад урчал за спиной. Ридж прошел до конца уступа, жался к стене. В конце концов путь ему преградила вросшая в камень дверь из того же красноватого металла. На удачу юноша подергал огромное кольцо, но дверь не подалась. Был, стало быть, предел и у красного железа. А может под весом гигантской башни камень просел и зажал металл накрепко. Он осторожно вернулся назад. По клети переполз на другую сторону, сам не понимая зачем исследовать тот же уступ. В конце концов он упрется в такую же дверь, кою не выбить и тараном. Тем не менее, оставив за собою непонятный механизм, в виде вделаных в стену двух зубчатых колес, веркер отправился далее. Стена плавно изгибалась влево. Внизу рычали воды. Уступ завел Риджа в узкую щель, где ему уже не грозило падение, но сделалось не по себе. Свод снизился, щель перешла в широкий проход, уводящий плавно вверх.

'К чему рыть столь широкий путь, если вход в него столь узок?' — изумился Ри, протиснувшись меж камнями. Ведьминка не давала много света, но подняв ее в пальцах наподобии свечи, граф разглядел бесконечные письмена и полустершиеся древние рисунки в камне. Что они означали, Ридж понять не мог. Он медленно продвигался по проходу, подняв в левой руке ведьминку, а правой сжимая рукоять кинжала. Проход то выпрямлялся, то поднимался. Под ногами было неровно, иногда его путь на высоте щиколоток пересекали полуистлевшие бревна. 'Пол был деревянный, плаховый. Уцелели более толстые лаги. Наверняка мореные солью или заговоренные. Смоловые бы не вынесли девяти сотен лет. Письмена иллурские, то есть, разумеется, канийские, а вот картин ни разу не видал. Ни в трудах ученых, ни в фолиантах по древним верам. Чем же вы тут занимались, давно сгинувшие в огне междуусобиц господа? Что таскали по пригнаным бочок к бочку плахам? Надо думать, я уже не в зале, а дальше. А за стеною плеск воды. Ничего себе колодец обустроили! Могли бы и подольше против Троостона Покорителя продержаться.' Подземный ход изогнулся и Ридж едва не вскрикнул, узрев впереди проем, выводящий на такой же уступ. Слабый свет лился на порог, далее угадывалась сводчатая зала. Он спрятал гнилушку под колет и подкрался к краю внешней стены.

Уступ расширялся, превращаясь в широкую площадку, нависшую над быстро текущей водой. На поверхности крутились водовороты. Свет проникал сквозь небольшое круглое отверстие в недостижимой высоте. Чуть дальше имелось еще одно. 'Да это колодцы! Ого! Стало быть я уже не под строениями, а где-то под двором или вовсе за пределами кубла ученья и мятежа.' Ридж осторожно, не отнимая ладоней от стен, высунулся чуть далее и холод ужаса сковал его члены.

Посреди потока купался обнаженный юноша. Его не уносило водой, напротив — он рассекал ее мощными гребками. То позволяя струям нести себя, то плывя супротив течения, то ныряя. Длинные волосы парня были сини, как южное море, а кожа неестественно бела. Вокруг синевласого крутились два водяных удава — их треугольные головы с черно-оранжевым рисунком из ромбических чешуек то и дело показывались над водой. Змеи вели себя подобно гвардейцам, охранявшим повелителя. Юнец распластался на спине и поплыл к запруде, раскинув руки. Когда его проносило мимо Риджа, тот едва не пал в обморок — он ясно разглядел полуоткрытый рот полный треугольных зубов! Змеи плыли по бокам от чудовища, извиваясь в водах мощными телами. Ридж сквозь туман полуобморока сообразил, что змеи по меньшей мере в полтора арна длиной! Обычный удав редко вытягивается более полуарна. Веркер перевел взгляд на площадку, поскольку заметил там некий предмет вроде столика для кофия, столь модного в провинции. Он прищурился и тут же отпрянул назад — на площадке у самой воды торчал жертвенный треножник, а темная масса на нем сложилась в очертания верхней половины человеческого тела, пробитого через грудь огромным шипом. Потроха свисали почти до поверхности воды, растрепаная борода торчала вверх. Судя по отсутствию сладковатого запаха, несчастный погиб не более дня назад.

Послышался плеск — демон возвращался — и Ридж поспешно нырнул обратно в проход. Назад он бежал, дрожа от страха, ибо узрел несомненные игрища самого Элэва, злого повелителя подземных вод. Он мчался, не разбирая дороги. Несколько раз упал, разбил себе лоб и разодрал рукава тонкой рубахи, расцарапал руки и ссадил колени. Ему казалось, что из темной мглы вынырнут гигантские удавы и проклятый богиней жестокосердный сын. Акульи зубы вонзятся в плоть, разорвут ее и демон начнет трапезу, запихивая куски — его куски — себе в глотку.

Ридж, как офицер Белого Штандарта допущенный к тайным архивам, разумеется ведал, что некогда всем богам приносили кровавые жертвы. И Крату — добродушному на вид кряжистому дядьке с вислыми усами, заросшему до бровей бородой и снежными волосами до плеч. И Белору — оно и понятно — бог воинов и войн не мог без крови. И Деве Тэммрэн, что хранит моряков, но и губит их бурями, взимая дань. И мудрой Лойе, дабы пособила познать неведомое. И даже милосердной прекрасноликой Матиссе, матери Белора и Лойи, жене Крата и сестре Тэммрэн, тоже приносили жертвы, прося прибавления в семействе или хорошего приплода скота.

Империя вела жестокую войну с людожертвованием и в конце концов старые обычаи умерли. Впрочем, по неясным слухам, в дальних уголках королевства изредка случалось подобное, но подтверждения не сыскивалось. Пока.

Дрожащий от увиденного веркер уже было нырнул меж близко сведенных каменных зубов, зачем-то окаймленных тем же красным металлом, как вдруг проем загородила высокая фигура с длинной шевелюрой и Ридж замер. Демон обогнал его, пролез в щель водоспуска и направляется навстречу. Грудь ожгло — по узости пробиралось колдовское создание. Веркер прижался к стене и вытянул кинжал, решив, что коль помирать, так хоть не подобно овце на мясорезне. Амулет жег грудь, фигура приближалась. Остановившись шагах в десяти, демон поднял перед собой ладонь и на ней возник солнечный шарик. В его ярком свете Ридж с полубезумным облегчением узнал нахальную морду Тэма Нира, облаченного в кожаный с бляшками колет, толстые кожанные штаны для конного боя и топтуши. В правой руке Тэм держал обнаженный палаш. Некоторое время сомечники смотрели друг на друга. Затем аредер дождался пока Ридж вылезет в высоченную узость, отправил шар болтаться над головой, прищурил глаза и от всей души влепил веркеру оплеуху.

Ридж некоторое время моргал, содрогаясь всем телом и пытаясь направить острие в ножны. Тэм развернул его и молча повел к ставку. Пока они оба — грязный, окровавленый, перепуганый Ридж и злющий, мрачный, покусывающий губу Тэм — не вылезли наверх, никто не произнес ни единого слова.

В проеме люка веркера подхватили под руки. Прежде пустая и гулкая, зала была полна солдат. Все — в боевом. Кирасы, палаши, боевые кожанные кафтаны, обшитые железными пластинами высокие сапоги, рокантоны. Веркера усадили на скамью. Лекарь Мон Хуттер омыл ему лоб, помог снять драконку и рубаху. Руки лекаря, оснащенные тряпицей, стирали кровь — а Ридж оказался покрыт ею весь. Тэм, покусывая губу, стоял поодаль в обществе бросающего тревожные взгляды на командира Белля. Офицеры разглядывали 'ведьмин огонек'. Ри слышал, как Тэм бросил сквозь зубы:

-Он и сего не ведал!

С галереи смотрел Лаут и пара его демеров. Старик то и дело творил знамение Матиссы.

Наконец кровь была смыта, на лоб и локти наложены повязки с остро пахнущей мазью, а необходимые заклятия прочитаны нервным шепотом. Тэм набросил на плечи веркера его же камзол и повел наверх, велев всем вернуться к положеным занятиям. Под зеркалами Ридж заметил широкую полосу отворотного порошка. За чертой стоял караул из двух демов. Поверх кирас солдаты нацепили все амулеты, какие сумели сыскать в сундучках. Бледный веркер с окровавленой повязкой над бровями явно не добавил им отваги. Путь старших офицеров веркады сопровождал тревожный шепоток подчиненных.

-И ты посмел отправиться туда один?! — Тэм был в гневе. Он метался от стены к стене, в то время, как Ридж, коего начала трясти лихорадка, испуганно следил за сей вспышкой ярости с постели. В покоях не было никого, кроме Риджа, Тэма и Тая. Присутствие последнего внушало Риджу робкую надежду, что Тэм не сможет сейчас воспользоваться его бессилием и не станет лезть с позорными объятиями.

-Ты б-был зэня-я-я-ят с-с-с-сыск-к-к-ком. — промямлил веркер, буквально чуствуя, как отдельные звуки протискиваются в сведенное судорогами горло.

-Сыском! — Тэм взмахнул руками и устремил на командира взгляд полный злобы, боли и отчаяния. — Да хоть бы сказал! Ко всем демонам твой сыск! Ирет бы что — не управился?!

Тай пододвинул стул и сел:

-Тэмми, заткни едало. — спокойно произнес он. — Что все же там, господин веркер?

-Я видел ехо. — Ридж повернул голову набок. — Ехо и шертву, кою убили не дэлее, кэк вчери. — У него более не было сил говорить 'чисто', закатный акцент, меняющий А на Э или И, Г на Х и несколько искажающий слова во множественном числе, вырвался наружу.

-Да кого, во имя всех проклятий?! — взревел Тэм, становясь посреди комнаты. Пальцы его сжали эфес, а правой рукой он вцепился в отворот камзола.

-Элэв. — обреченно произнес Ридж. Он чуствовал себя мальчишкой в обществе двух прожженных убийц и растлителей. Он понимал, что зрел силу, с коей всему Штандарту не сладить даже при поддержке искуснейших клириков и магов Азара. -Элэв, Тэмми. И шертвенный треношник с половиной трупи, коий еще не успел зэхнить.

Тай с чуством сотворил знамение Белора, обхватив скрещенными на груди руками плечи.

-Он тебе представился что ли? — Тэм мрачнел на глазах. Он тоже ведал, что с полубогом не справиться.

-У нехо экульи зубы, синие волосы и немыслимо бледное тело. — Ридж рек медленно и глухо, ибо полузабытье уже туманило его разум. — Вкупе с ним — дви шестиэрновых речных удэви. И треножник с полусъеденым телом. Он плэвэ против...

Сквозь черно-оранжевую круговерть, внезапно утянувшую его в водоворот, де Каро различил громовой крик Белля:

-Лекаря!!!

Ночь с 28 на 29 месяца Созревания 810 года ОС. Амноэль. Университетум. Восходно-Северное крыло.

Потный лекарь показался из дверей вслед за растревоженым Унфом, коий вытащил огромную бадью кровяной воды со рвотой. Коридор перегорожен цепями солдат в полном боевом. Матово отблескивает железо, играют огни на скрепах ножен. Мон поднял затравленый измученый взгляд на прислонившегося к стене Тэма. Справа от старшего аредера стоял маркиз де Элвинтон, слева — Тай Белль.

-Мое искусство бессильно, господа. Их Светлость на полдороги к Королеве Смерти. Силы покидают его с каждым ударом сердца.

Тэм шагнул к дверям, посмотрев на лекаря так, что тому захотелось обратиться песчинкой и скользнуть меж плотно пригнаных плит.

-Остановись, чернокнижник! — из тьмы ниши выступил Керет и преградил Ниру путь. — Ты не обратишь господина веркера ко льду. Следует позвать служителя Матиссы!

-Следует сохранить случившееся в тайне. — процедил Тэм, глядя перед собой. — Если ты, аредер, сыщешь за час такого святошу, что будет молчать до могилы, я согласен.

Керет сжал кулаки. Веркер в беспамятстве уже более десяти часов. Как в нем еще жизнь теплится-то? Веркадный матиссит известен пристрастием к красному — разболтает, а белориат тут не к месту. Негодяй прав — молитвочтущего взять неоткуда. Два страха сражались в Керете — страх потерять того, в ком он наконец признал истинного командира, и страх падения его же в бездну душегубительного порока.

-Поклянись! — прорычал он, задирая голову, ибо Тэм был много выше его. — Поклянись своей жизнью, что не сотворишь с Их Светлостию ни порочного, ни черноколдовского, ни жизнегубительного!

-Клянусь душой и здравием своим. — кратко отвесил Нир. Глаза его смотрели в освещенный толстыми белыми свечами проем. В их оранжевых отсветах, в душной, пропитаной липким ужасом полумгле, уходил к Решающей тот, без коего Тэм не мог прожить ни единого удара сердца. Хитрое заклятие, кое он втайне опробовал на Ридже шесть с половиною лет назад, отразилось от амулета и захватило его самого в неразрывные вьюны, распалившие тогда еще слабую игривую порочную любовь. Со временем заклятие развеялось, а страсть — увы.

Качнулось пламя в фонарях. Тэм поставил на кон свою душу и отныне был связан до скончания времен. Дабы усилить клятву, он взрезал себе ладонь кинжалом и погасил ближайшую свечу кровью. Огонь и кровь соединяют клятву нерушимой цепью. Всякому ведомо.

Ветер гулял по бескрайним серым равнинам, кружил вихрями поземки, насвистывал меж густыми прутьями колючих кустов, что упорно пробиваются сквозь россыпи мелких голышей. Тучи неслись в низком небе, цепляясь отвислыми животиками за башни древнего замка. Построеный не для красы — для обороны — трехстеновой двадцатидвухбашенный замок Исс. Ни единой округлой линии — все угловатое. И сам замок, и башни, и ворота, и узкие окна-бойницы. Оплот Великого Дома стоял на скале над мелкой широкой речкой посреди каменных Серебряных Полей. Недалеко в низине жались друг к другу низкие домики деревушки Мунрок, некогда бывшей городом, столицей Вольного Герцогства. Останки стен торчали гнилыми зубами на окружающих впадину скальных грядах.

Видение то являлось, то расплывалось в мутном мареве метели. Из метели бесшумно выплывали всадники в старинных латах, мчащиеся невесть куда на полном галопе. Над правым конником бился по ветру узкий флажок — сверху серебро, снизу чернь. Временами Ри мог разглядеть насечку нагрудника передового воина — на черном металле распростер крылья дракон. Тяжелые прямые мечи в широких ножнах били по бокам покрытых кожей лошадей.

Он был маленьким и жалким. Снежинкой в метели, каплей воды в реке. Он пытался забиться в щель меж камней, а колючий ветер рвал его, бросал, крутил и волок по острым камням, что причиняли телу острую жгучую боль.

Три старших офицера веркады стояли над мечущимся в бреду командиром. Темно-русые волосы разметались по подушке, руки раскинуты, обнаженное тело блестит от маслянистого пота. Двери затворены. У постели — две бадьи с ледяной колодезной водой. Над спешно разведенным очагом бурчит паром котел.

-Свечи! — Тэм спешно раздевается. Перевязь, кираса, камзол, рубаха, сапоги — все на пол.

Де Элвинтон переставляет свечи, выбирая те, что догорели не более, чем вполовину. Белль хватает чистую тряпицу, обмакивает в бадью и отирает бьющееся в лихорадке тело. Нир щупает покрывало и брезгливо морщится. Сделав знак Таю, он подхватывает на руки холодеющее тело и резко поднимает. Голова Риджа откидывается назад, рот жадно тянет воздух. В горле — страшный булькающий хрип.

Пропитаное потом, заляпаное кровью и рвотой покрывало сдергивается с тюфяка и заменяется суконным плащом Белля. Веркера возвращают на ложе.

-Отъелся. — бурчит Тэм, отирая лоб. Маркиз уже завершил странную фигуру вокруг ложа — свечи выстроены треугольником с вершиной, направленой к камину. Грэй стоит навытяжку, глаза бегают. Белль, более опытный в черных практиках, извлекает из-за пазухи деревянную фляжку и выливает немного содержимого в левую бадью. Вода немедля окрашивается желтым, бурлит, плещет фонтанами. Над поверхностью появляются дымки, складывающиеся в косицы. Аредер ногой сдвигает здоровое ведро ближе к постели.

Итак, диспозиция готова. Белль встает в ногах, де Элвинтон — в головах. В пальцах у обоих зажато по высокой свече. Тэм некоторое время смотрит на умирающего, а затем решительно ложится на него, упирается лбом в лоб Риджа, растягивает его руки и скрещивает свои пальцы с пальцами любимого.

-Читай! — рычит колдун.

Белль начинает ровным мерным глухим голосом, маркиз подхватывает высоким, дрожащим, срывающимся:

-Сквозь ярость ветров...

-Приди на мой зов.

-Сквозь силу богов...

-Приди на мой зов.

-Сквозь плоть бытия...

-Услышь же меня...

-Вернись из провалов...

-И гибельных снов.

Свечи горят все ярче, трещит воск, заставляя заклинателей поторопиться. На последней трети будет поздно.

-От врат от последних..

-Отвергни свой взор.

-Беги от утесов...

-Неназваных гор.

-Ступай по пути...

-Без оглядки назад.

-Решающая..

-Да отворотит свой взгляд!

Свечи полыхали как факелы, однако то был еще не конец. Тэм чуствовал, что под ним слабое, хотя и горячее тело.

-На обмен! — приказывает Тэм и Белль едва не роняет свечу. Но спорить некогда — огонь сожрал уже половину. Заклинание Обмена надо наложить до того, как сгорят свечи и выкипит чарованая вода, а Восхождение сьело ее почти всю. Тай кивает маркизу и теперь начинает де Элвинтон.

-Эревошуар, ашшени хармен..

-Тенуй мали атантевир.. — подхватывает Белль и Тэм почуял, как неведомая сила сжала его, словно в клещах.

-Кармак зарен наврок шеон

-Хурали аберон.

Клещи сжимаются, заставляя Нира корчиться. В груди открывается дыра и первый слизистый комок падает в провал, коим стало обессиленое тело Риджа. Меж тем подручные продолжают чтение заклинания на древненорском языке, что является основой магии Руды, а проще говоря — Кровочародейства. Последний куплет, или завязь, как четыре рифмованых строки именуются в волшбе, они будут читать уже на азарском. В том искусство заклинателя — мгновенно срифмовать фразы, связав надобные слова с именами и пожеланиями. Оттого и читает первым ученый стихосложению маркиз — в сем ему равных нет.

-Потони эльно нофоет..

-Тиено холи фланорет.

-Эннер, Лутах, Хани, Мурон!

-Нелоно мали цешенон!

Комки падают и падают, Ри уже не дрожит, а дыхание стало ровным. Нира мутит, сознание уходит, в глазах пустота. Сил все меньше. Он судорожно сжимает пальцы — главное сейчас удержать разрыв в груди точно против такого же в теле де Каро. Иначе — все напрасно. Крест с захватом и позволяет Дающему держаться до последнего.

-От Тэма, что проклят страстью

-К Риджу, что проклят властью.

-Сила идет потоком.

-Смерть сменяя мороком.

Свечи вспыхнули и мгновенно оплыли, залив руки чародеев белым горячим воском. Желтая вода взвилась струей в потолок и обратилась на миг дымчатыми плящущими фигурами, медленно тающими в полутьме. В жуткой давящей тишине глубокий вздох веркера, перешедший в ровное дыхание, был самым желанным звуком. Тэм расцепил пальцы и совершенно без сил соскользнул с мокрого тела на пол. Двухведерная бадья опрокинулась и старший аредер оказался в луже. Но сие не помешало ему сей же миг приоткрыть глаза и отдать последний приказ перед глубоким сном:

-Ни звука окрест. Никого в крыло не допущать. Сердце вырву если что. Лаута старшим до пробуждения. Надежный караул сюда. — голова его легла щекой в ледяную воду, глаза сомкнулись.

Белль отер руки о штаны — на пол посыпались кусочки воска. Новой тряпицей, макая ее в горячую воду, он осторожно омыл тела Тэма и Риджа. Веркера прикрыл шерстяным одеялом. Тэму под голову подсунул свернутый валиком камзол. Де Элвинтон тем временем гасил свечи — все, кроме трех, кои он вверг в обьятия канделябра и поставил в соседней комнате на стол. Перевернул остатки теплой воды в камин.

В распахнутое окно лился сыроватый ветерок. К утру Крат опять собирался распустить водяные усы, порадовав землю ливнем. Офицеры вышли, прикрыв дверь.

И Ридж, и Тэм спали глубоким сном. Веркер постанывал и всхлипывал во сне. Аредер лежал навзничь, вытянувшись и замерев, подобно статуе. Что за мороки являлись им? То неведомо никому.

Лаут, получив приказание, немедля взглянул на хронометр — до рассвета четыре с половиною часа. Дождавшись пока сподручные колдуна уйдут почивать, аредер живо набросал некую записку и отправил вестового на улицу Милосердия в Церковь Матиссы Амноэльской. Затем он переставил караулы, добившись того, чтобы на воротах и у Аптекарской башни стояли наиболее преданые ему солдаты и демеры. Сам сошел вниз, приспособил у самой двери в подвал колченогий стол и табурет. На стол водрузил маленькие неравноплечие весы, расставил гири. Стену подпер дем под командою Тона Мартуля. Солдаты, глядя на приготовления, ухмылялись и откровенно радовались предстоящим занятиям.

Грым! Грым! Грым!

-Да иду! Иду! -ох, Матушка-Заступница, что там еще? Отец Фой — в почивальном халате, босой — распахнул дверь прихрамового домика. В темноте крутилась фигура на лошади, а стучал, подлец, похоже шпорой.

-Чего тебе, служивый? По восходу приходи.

-Ваше Мил-сердие! — рявкнул служивый, нисколько не беспокоясь о сокрытности. — Вам пакет от Его Сконститства аредера! — Рука в перчатке нырнула за пазуху, вырвала сложеный вчетверо лист и протянула матисситу. — Немедлительный!

Отец Фой развернул лист и нырнул вглубь домика, к ночнику.

'Св. отец!' — писал Лаут старческим волнистым почерком. — 'Наилучшего времени для творения благосердных дел не сыскать. Граф и старший аредер в беспамятстве от недуга. Верные им аредеры спят в великой усталости. Мои люди на карауле. Поспешите. Дележ — как сговаривались. Передайте низкий поклон советнице Алории де Ворсак. Верный сын храма Матиссы Занг Лаут.'

Отец Фой возвел глаза к низкому полосатому потолку и сотворил знамение.

-Немедля будем! — крикнул он в сторону двери. Ответом был звон подков.

О. Фою, вероятно, более пошло бы стать не священником, а офицером или моряком. Он пинками поднял сонных служек в храме, разогнал их по надобным домам, оделся, самолично запряг пару крепких коньков в огромный старый мальпост, купленый храмом для всяческих надобностей. Из мальпоста скатил наземь две завалявшиеся там со времен последней поездки к настоятелю провинции бочки с освященным вином и вывел рыдван за ворота. Священник поминутно оглядывался на темные небеса — с делами следовало закончить до рассвета. На счастье небо было густо-черным, начал накрапывать дождь, коему следовало бы продлить темное сонное время. Начали возвращаться служки с докладами. Дождавшись колченогого Броза, что дохромал лишь через час, о. Фой влез на козлы и хлестнул коней. Звеня и скрипя, грохоча и треща, мальпост, что намотал на огромные колеса тысячи лиг азарских трактов, покатил вверх по Милосердия мимо утонувших в пышных садах маленьких домиков обывателей средней руки к Кузнечной, а там дальше свернуть на Подков, а уж по ней выехать на Среброписцеву и просунуться в ворота, коли выйдет.

Крадучись, перешептываясь, оглядываясь, всплакивая, стекались к воротам прибывшие в Амноэль за сынами и племянниками, воспитанниками и внуками, отпрысками друзей и соседей дамы, господа, простолюдины, обывательницы. Ворота распахнуты и кирасиры указуют путь к отдельно стоящей покосившейся башне. В дверку малую и вниз, по проходу полутемному в камору, где за кривым столом сидит статный старик в мундире синем егерей нехоженых дорог. Фонари по стенам, весы на столе, реестры смертные и узилищные под рукой. Камень под ножку стола подсунут. Справа и слева от аредера стоят караульные солдаты в рокантонах и кирасах. Руки держат на эфесах. Сто ниобов и скорый отъезд в дальние края — вот цена, назначеная сим ветераном Штандарта за освобождение от оков.

-Имя откупаемого?

-Кер Тунон. — зазвенели монеты на широкую чашку. Аредер ставит гирю, хмурится. Нервическая простолюдинка поспешно добавляет три ниоба. Офицер кивает. Отделяет двадцать в сторону, остальное смахивает в мешок, что держит один из солдат. Отодвигается тяжкий засов, тройка солдат провожает сударыню Тунон вниз.

С черных угольных куч разбуженые светом и лязгом щурятся, закрываются руками, ругаются, вопрощают испуганно студиозусы.

-Мама!

-Скорей, сынок!

Тут уж все просыпаются — никак выкуп.

Дальше дело идет быстрей. Сами называют, сами сыпят. Одного господина с пышными подусниками выперли вон — более никому в голову не пришло подрезаные монеты совать. Из двух сотен с тридцатью тремя, содержавшихся в подвале в ожидании отправления в каторгу, в эту ночь было выкуплено сорок семь. В эту ночь аредер Лаут получил три тысячи ниобов, что составляло около трети потребной на излечение внучки суммы, а пекущийся о старости своей о. Фой — девятьсот сорок. Семьсот шестьдесят ниобов разошлись меж солдатами ареда и демерами. На вино и прочее с обещанием молчать. Половина жалования солдатского в Штандарте вышло в среднем на нос — побольше б бунтов средь благородных случалось, верно, братья-сомечники?

Под самый рассвет выехал со двора мальпост с особо бессильными. А уж сколько положил в карман почт-мастер, дозволявший садиться в почтовые экипажи безместно, да наемных карет содержатели, то нам совершенно без интересу, честно признаться.

День 29й месяца Созревания. Амноэль, Университетум. Восходная Заря.

Накрапывающий всю ночь дождь наутро разошелся в уверенный затяжной ливень. Капли били по крышам, залили все окна, сошлись в мутные потоки и превратили немощенные улочки Амноэля в склизкие грязевые ручьи. Туда, где худо-бедно было мощено, воды нанесли всякого сору и глины. Так что нельзя стало отличить булыжную мостовую от земляной. Кухарные дрова отсырели, понеже изъяснилось, что крыша протекает, так что на завтрак кирасиры получили полусырую яичницу и слегка теплую воду, в коей не горели желанием расходиться листья мяты. Отведав этакого шедевра кухарского искусства, кирасир Борль Вофхаль выругался презлобно и запустил в голову старшего кухаря мокрую от дождя каску. Тяжелый рокантон окрасил нос мэтра котла и поварешки в красное с белесым и нрав — в багрово-черную злобу. Вофхаль (Между прочим не родовое имя, а всего лишь указание, что данный сударь родом из местечка под названием Халь. Подобное часто случается у простолюдинов — пишутся по месту происхождения, коли род имени не заполучил) поймал по макушке тяжелым черпаком, взъярился и вышло немалых степеней побоище, ибо за Борля вступились два дема из вышедших с караула его сомечников, а за кухаря — его подручные вкупе с изрядным числом народу, согласным и на сухари, лишь бы в брюхо упало. Лаут, коий еще не сдал стражи, со свойственным тщанием резюмировал что поломано лавок и столов — семнадцать, оконных переплетов — два, вышиблено цветных стекол в трапезной — пять. В негодность приведены черпак длинный, большая разделочная доска бивуачная, малый котел и четыре скалки. Тяжко пораненых — трое, средне раненых — восемь, легко раненых — двадцать девять. Изрядно порвано мундиров и шляп, сбиты каблуки на тринадцати сапогах. Клинки, слава небу, извлечь из ножен не решились.

Вофхаль вместо сена в одной из зал, где встал на постой его аред, заполучил охапку соломы в каморке, отведенной под карцер. Разбирательство отложили до излечения командира, а трапезничать решили прямо на постойных местах, ибо иные залы приспособлены под учение и полы в оных ступенчатые, поднимающиеся с краев к центру, где должно стоять наставнику. Главный кухарь в чине демера также получил реприманд изрядный, поскольку сколь не были бы сыры дрова, а обед в Штандарте традиционно должен быть сытен и вкусен. Тем и отличается оный от всяких армейских, тем более номерных пехоцких. Поминание о пехоте, коя не так давно повышвыривала семерых белых через окно таверны, совершенно перекосило кухаря и он щедро отыгрался на котловых, а еще пуще — на костровых. В общем — все, как обыкновенно и случается при этаком неблагочинии.

Поутру большинство караулов с восходно-северного крыла сняли. Лишь двое скучали в устье галереи, упреждая проходящих, что шуметь ни-ни, Их Сконститство старшой аредер обещался сердце выдрать, ежели лязгнешь али крикнешь. В неких вещах старший аредер действительно не был склонен к шутовству. Вот у советной залы караул остался основательный, двойной. Двери подперли тяжеленным комодом, стащеным из кабинету наставника словесности. Был комод вырезан из осины, коя, как ведомо, всем демонам не по нраву. Обвешаные дешевыми амулетами солдаты, конечно, мало надеялись на эту самую 'менбелю', как на средство атакования, но время удрать комод давал и данное обстоятельство вселяло в оробевшие сердца надежду.

За стенами шуршал ливень — дядька Крат все-таки решил расчесать бородищу. С южной башни промокший дозорный тоскливо разглядывал крыши города, серую реку, затянутый туманом дальний берег и выезжающий из ворот мальпост — огромную двухярусную почтовую карету на высоченных колесах. Шестерка невысоких крепких коней с натугой тащила экипаж, на треть колеса утонувший в жидкой грязи. Парусина, навешеная над продольными скамьями верхнего яруса, спасала лишь от наголовных струй, а не от боковых. Проезжие закутались в плащи и пелерины, кучеру с почтарем было легче — и плащи у них были длинные и привычка к подобным передрягам имелась немалая. 'Вот и весь бунт' — сонно размышлял кирасир Бул Кривой, прозваный так за привычку прикрывать левый глаз при игре в зернь. — 'Как и не бывало. Ну сидит ктой-то в тюрьме, ну решеть вчера связали — да и все. Вон девка с корзиной — не иначе на торг побежала — репы прикупить али морковки к обеду. Вон два приказчика в лавку ползут — с утра гляделки налили. Вон метельщик вылез, плюнул в лужу, да и сызнова в каморку спрятался. Водовоз проехал. Кому он тут воду возит? Колодцев по всему городу, река под боком. Хотя ежели из ключа набирать, то вода не в пример речной слаще. Ишь ты, губернатор кашу варит — с трубы дым идет. Оно конечно, стекла хоть побиты да сундуки разворочены, а жрать-то хочется. А может и замерз дедуля. Старые — оне вечно мерзлявые.'

Тучи ползли низко, отчего все окрест насупилось, съежилось, сжалось, заскучало. Маллайрцы к тучам привычны, точнее сказать к солнцу непривычны — над всеми ведомыми землями постоянно ходят густые облака. Солнце узреть — великая редкость и добрая примета. Но вот такие дождевые, чернилом налитые кущи, разве что страдалому благородной хворобой епохорией в радость. Дожди занялись провинцией Средний Мар основательно, с расстановкой.

Внимание Була привлекла процессия гонимых в каторгу — впереди на соловом жеребце ехал офицер в плаще поверх зеленого пехотного мундира с серо-стальными отворотами воротника, золотистой отделкой и черными обшлагами. За офицером следовали трубач и вымпеловый на гнедых конях. Потом скобкой шагал передовой дем, собраный по-походному. Дем охватывал голову закованой в цепи колонны по-трое. С боков каторжников охраняли два дема, растянутые редкой цепью, а в конце шли еще два — охватный и подкараульный. За длинной звенящей колонной ехало полтора десятка фур, виднелись свешеные с задков сапоги. Это был еще один аред — отдых имеющий перед сменой стражи. Теперь вот так, сменяясь, с остановками в полдень и на ночь, они поведут определенных в каторгу на юг, в каменоломни или на гиблые болота Нижнего Мара, где режут горюч-земь. Дойти предстояло двум третям из четырехсот. Прочие помрут в дороге от ран, хвори, старости, устатку. Двое будут загрызены прокравшимся в ночной лагерь оголодавшим волком. Один утонет на переправе. Один — зарублен на побеге. Его содружник сбежит, но попадется через год и будет сослан в Герноль, в нафтовые работы, откуда уже никогда не возвратится. Впрочем, никто еще того не знал. Каторжники синхронно переставляли отягченные железами босые ноги, солдаты медленно шли пообочь, тоскуя от муторного дела, кое продлится до настоящих холодов. Уныло лязгали цепи, не в ногу шагали солдаты, то и дело роняя от сонности головы под приплюснутыми треуголками.

Ветром ли веяло, вспомнилось ли, только краем уха слышал Бул Кривой старую заунывную каторжанскую песню.

Тянет ноги цепь железная,

Тянут руки кандалы.

Мы плетемся по дороженьке

Мимо белой Хейтоны

Хейтонэ, ты город ласковый,

Я повенчаный с тобой.

Здесь гулял, гулял молоденький,

Да с подругой огневой.

Здесь на первые свиданьица

Бегал через старый порт,

Где в тавернах за пол-серебра

Подают отличный кнорт.

Ох, прости меня, родимая,

Хэйтонэ, ты город мой.

Долго-долго нам, старинная,

Не увидеться с тобой.

Гонит нас конвой на каторгу —

Ямы глыбкие копать

И слезу земли горючую

Со дна ямы выгребать.

Через десять лет, родимая,

Приползу совсем больной.

Перед смертию мучительной

Я вернусь, вернусь домой.

Тянет ноги цепь железная,

Тянут руки кандалы.

Гонит нас конвой да в каторгу

Мимо милой Хэйтоны.

Оглянувшись украдкой, не видит ли демер, стоящий на балконе шагах в тридцати, Бул начертил перед собой в сыром воздухе пальцем незамкнутую восьмерку, благословив гонимых в неволю знаком Матиссы. Не было у Кривого к оным бедолагам большой злобы. Дурни, не более того. В чужое гульбище гостями пришли, а как за вино платить — так на всех пришлось. Вот и угодили. Эхе-хе. Скорей бы пожечь истых виновников, прочих на барку речную и марш-марш на квартеры. Оно конечно, служба такая, так ведь к осени ближе бунтов почти не бывает. Ожениться надобно. Экое несчастие, что господин веркер захворали. Дружок, как с караула менялся, шепнул что ихний аредер уже вовсю хозяйнует в темнице. Продает подарестных направо и налево. Ну, торгаш он и на троне корону продаст.

Бул прошелся по каменной плоской крыше туда-сюда. Скучно, промок, продрог. Скорей бы сменили что ли.

Ридж открыл глаза и некоторое время лежал в темноте. Монотонно били в стекло капли, урчал водосток. Медленно, ибо руки-ноги слушались дурно, веркер откинул одеяло и слез на пол. Хотелось пить. Ри сделал шаг наощупь и вступил на что-то мягкое, мгновенно ставшее упругим. Упругое с трехярусной руганью рванулось из-под пятки, веркер полетел назад, пребольно ударившись спиной о край постели, а перед ним появилось нечто низкое, светлое и злющее.

-Ну куда? — провыло светлое пятно голосом Нира. — Куда? Желаешь все труды псу в задницу запихнуть? Чего тебе, несчастье всея Штандарта? Отлить?

-Наоборот. — буркнул Ри. — В глотке кто-то сдох и засох.

-Вались обратно, Светлость наша. — Тэм встал, почесал живот, отдавленый веркером и пошлепал в соседнюю комнату, откуда вернулся с оловянной чаркой и кувшином вина. Ридж выпил три стакана, отметив, что это любимое Тэмом вотунское. Белое, терпкое и не самого лучшего урожая.

-Ложись.

-Не хочу. — Ридж сел на постели, скрестив ноги и обернувшись вкруг пояса одеялом. — Дела плохи, Тэмми.

-Нет, а то я не ведаю! — Тэм взмахнул кувшином. — Сколько раз говорить — на сверхъестественные сущности дозволяется глядеть через заговоренный бычий пузырь или посредством отражения в зеркале, да и то не во всяком! Полюбовался и чуть к Решающей не отбыл, болван.

-Откуда ж мне было знать, что то демон? — Ри почесал нос. — Я поначалу полагал, какой-то чудак...

-Угу. Чудак. — Тэм покрутил головой. — В сильном потоке и со злыми змейками вкупе.

-Всякое бывает. — Ридж пожал плечами. — В старые времена случалось некоторым и с Белором переведаться, и с иными сущностями.

-С трех кувшинов красного! — отрезал Нир, пододвинул стул, хлопнулся на него и закинул ногу на ногу. — В это — верю. В хвастовство неумеренное — верю. А в то, что бог сойдет с небес и станет разъяснять немытому вонючему дубарю в железе как одолеть дракона — нет.

-В озерных хрониках семь упоминаний о явлении Тэммрэн. Два — о Лойе. Последнее явление датировано пятьсот семьдесят седьмым годом. — спокойно произнес веркер. — Имелись многочисленные свидетели.

-Ой, я тебя умоляю! — Тэм отхлебнул из кувшина. — Ты не слушал курс простых чудес? Наряди портовую девку, пара заклинаний — и вот тебе Морская Дева. По какому случаю она хоть явилась?

-На похороны одного праведного рыботорговца.

-Ну да! Больше, конечно, ей делать нечего. Надо думать, наследники объявили лавку святым местом?

-Сие неведомо.

-Можешь не сомневаться — выгоду поимели. Тэммрэн с погребальным венком — Ха!

-Ну ладно, ладно, ладно! Хорошо, предположим — подделка. А как быть с богопринятым Ермишем Вторым? Все-таки король, хроники велись основательно.

-Он такой же богопринятый, как наш Лаут. — Нир отвалился на спинку. — В правление Ермиша несчастье ложилось на ненастье и тянуло за собой неудачу. Смотри: — Тэм начал загибать пальцы. — за одиннадцать лет четыре года неурожая, три — междуусобицы, два года — потопы. На восьмом году умер от какой-то драной простуды наследник, на последнем — соседи с севера дважды грабили по нескольку городов и отхапали добрую треть тогдашнего Азара. Вот и пришлось срочно выдумать явление сильномогучего Белора, дабы не оскользнуться на лестнице. Ну, кто ж знал, — щелчок пальцами, взмах руки — что через несколько дней Их Величество выпадет из окошка? И ведь до сей поры неясно: самолично или помог кто. Аэт принял слабый край, трещащий по живому месту. Эх, лихой был сударь по молодости! Умный, хитрый. Верно ставку делал — на магов и святых отцов. Только закончил погано. Ну, так этого никто ждать уж совсем не мог!

-Ну почему? Сам бы мог рассудить — стоит ли задевать вольнолюбивое дворянство, когда вся корон-гвардия из них. Это нынче набирают из простолюдинов, да еще стараются из глухих краев, где король чуточку ниже богов считается. Ну, медные там тоже есть. С одним знакомство имею.

-Которого ты под кроватью в нумере от полиции скрывал? — хохотнул нахал. — Как же, помню. За-го-вор-щик недоделаный. И что он, служит?

-Служит.

-Н-да, жаль, что ему башку не отхряпали. Хотя, честно сказать, наш нынешний государь лучших слуг не заслужил. Может и спихнет однажды твой Кенс короля с лестницы алебардой под зад. Правда, наследничек уж совсем дурной, но особо злобствовать поостережется, коль папашу настигнет подобная планида.

Ридж помотал башкой:

-Не поостережется. Глуп, заносчив. Зрел сего отпрыска.

-Хе, так ты потому более не королю служишь, а дому Вэйт?

-Я, Тэмми, служу дому Исс. — хмуро отозвался веркер, сжимаясь в пружину — как бы не задумала чего развратная скотина. — Дому Исс любопытен союз с Вэйтами и ихним Кленовым Листом. Вот и вся недолга.

Нир пересел на постель и тоже сложил ноги крестом.

-Какой откровенный мальчик. — прошипел он, облизнув губы. — Мальчик не боится растирания?

-Боится. Так же, как кое-кто боится пламени кары. — Ридж сузил глаза.

Тэм поднял перед собой ладони и премило осклабился.

-Верно. Оставим сии беседы. Итак, Ри. Что велишь делать?

-Я и сам не знаю. — Ридж опустил голову. — Жертва в подземельях свежая, вот в чем штука. Не студиозусы то, Тэмми. Не они.

-Так мы ж уже поняли, что не они. Граф де Бутолон, нет?

-Тэм, давай прикинем. — Ри положил руки ладонями вверх на колени. — Заклинание призыва и вообще демоноведение — знание запретное, верно?

Аредер кивнул. Глубоко кивнул.

-Провинциальный дворянин. Древний небогатый род. На дорогого книжника средств не хватит.

-Нипочем не хватит.

-Этот негодяй должен вертеться здесь, Тэмми. Понимаешь — здесь. Или хотя бы в городе, что вернее. Демон нуждается в корме. Часто ли? — Ри исподлобья смотрит на мага-самоучку.

-Ча-а-асто. Иначе уйдет. Хоть трижды сущность высокая, а до богов ему, как до Брета пьяному на коленках задом наперед. Жрать ему надо премного.

-Раз так, стало быть раз в один-два дня чернокнижнику приходится таскать чудищу жертвы. Он крепок телом — иначе б не дотянул в такие подземелья.

-Постой. — Тэм коснулся ладони веркера. — А к подземному ручью один ход?

-Не ведаю. Может быть и другой.

-Вот! Через иной ход может тащить легче, а может несчастные сами с ним шли.

-Хммм..сами... — Ридж задумался. Кто может пойти? Кто угодно. А с кем могут пойти в подвалы? С дешевой шлюхой — они часто водят клиентов на чердаки и в подполы. Поденщик или наемный кучер — под предлогом выноса тяжелых вещей нанимателя. Нет-нет. Последние вряд ли полезут далее домашнего погреба. К тому же Амноэль мал, слухи о пропаже членов крошечного цеха разнесутся резво. А если... картинка начинала складываться. Губа отвисла, глаза забегали. Тэмми, знавший такие признаки, вытянул шею, становясь похож на гончую.

Дано: старинные подземелья и добровольно идущая за убийцей жертва. Кто может часто водить люд в подземелья, в глубь такую? Первое: тот, кому доверяют. Второе: тот, кто сумеет разжечь интерес. У кого легче всего разжечь оный? Ответ — у молодых да бесшабашных. Студиозусы. На них все сходится. После бунта студиозусы попрятались или попались. Значит — сей мерзавец должен ведать их убежища или иметь доступ в темницы. Город чесали основательно, в том де Каро сомнений не имел, его люди дело знали туго. Темницы? Как там в старинной балладе? Ри сам не заметил, как прочел вслух, по памяти.

В полночной тьме,

Не узреный никем,

Прокрался волк

За стены.

И обернулся он

Среди доспешной залы,

Покуда стража, слуги,

Господа и гости,

В нем зверя страшного

Не распознали.

Начнем же наш рассказ

О смерти,

Что поселилась

В замке Морн.

Доныне замок

Сей стоит:

От ветра пуст,

От крови черн.

Тэм отклонился назад и закусил губу. Самое поганое — предатель среди своих. И не просто в веркаде, а в узком кругу посвященных в чернокнижие. Ибо демоноведение, в отличии от демонологии, как уже говорилось, учение запретное, тайное.

Но так просто старший аредер ретирадировать не привык:

-Это уже безумие, друг мой. Давай думать: я, Цегвер, Тай, Грэй, Моллен из четвертой, Лорфельд из второй. Все.

-Моллен — питуха изрядная.

-Зато врожденный маг, как и я. Демона надобно было призвать ранее. Но в отпуску никто не был, по служилой надобности не отъезжал аж с Гроз. Не ждал же сей прожора с Гроз до Созревания! Нет, Ри, волк не в замке. Кружит у крепостного рва, грызет несторожких простолюдинов. Мне иное престранно — демон свое дело исполнил, так чего ему еще надобно? Кто и к чему не дает ему уйти, делая подношения?

На башне в городе отбило четыре с половиною. Тэм помотал башкой:

-Отложим до полудня, а? Нам обоим надо выспаться — всего три часа почивали. После обмена-то!

Ридж, которого начало мутить от слабости, легко согласился и снова вытянулся на постели. Тэм отошел задвинуть засов. Когда он обернулся, молодой человек уже задремал.

-Ну нет... в могиле я видал на полу валяться, как слуга. — нагло ухмыльнулся Тэм и вытянулся рядом с предметом обожания. Впрочем, он не сделал даже попытки обнять Ри. Слишком уж вымотал его треклятый Обмен!

29е, полдень.

Граф де Каро принимал гостя. Гостем был не кто иной, как Их Мудроначалие губернатор Среброписцевой улицы Зелерн. Пожилой чиновник сыскал пристойное платье, побрился, распушил усы и выглядел вполне представительно на фоне зеленоватого офицера. За столом сидели трое. Зелерн, против него де Каро, по правую руку от губернатора и левую от Риджа принарядившийся по случаю Нир. Обед Тэм предусмотрительно заказал в таверне 'Старый Башмак'. Воздав должное гусю по-ноэльски, легкому красному иреле и прочим яствам, губернатор сложил ручки на животе, посмотрел на веркера и почти миролюбиво произнес:

-Вы всегда угощаете гусями перед спросом с пристрастием?

Риджу в данный момент более всего хотелось подремать еще, ибо проклятая вязкая муть со слабостью обострились под действием вина. Но дело есть дело, а манеры надо блюсти. Поэтому веркер отвечал с легкой укоризной:

-Помилуйте, Ваше Мудроначалие. К чему мне вас пытать? Вы более прочих пострадали от мятежа. Кстати, не изволите ли пояснить: ваша власть распространяется лишь на одну улицу?

Губернатор тяжко вздохнул:

-Видите ли, Ваша Светлость, наш добрый господин граф Дев более чем стеснен в средствах. Желая хоть чем-либо помочь и вкупе с тем приучить племянника-шалопая к службе, я упросил графа де Бутолона взять его к себе городовым управителем за малое жалование. Но, как я упомянул, сын моей покойной сестры Цур Вейнегар человек безалаберный, ветренный. Часть обязанностей по управлению графской частью Амноэля пришлось принять на себя.

Нир сделал пометку в памятную книжку.

-Что вы думаете о графе? — Ридж поправил прядь, дабы не лезла в глаз.

-Достойный господин, добрый хозяин и рачительный землевладелец. Балы, охоты, порка по средам — вот и все увеселения. — Зелерн поиграл губами. — Да у нас почти все дворяне таковы! Кроме, пожалуй, де Шамо. Вот он — местный чудак. Книги, небозорные трубы, алхимия. Впрочем, ничего изумительного. Он ведь здесь... — губернатор пошевелил пальцами перед лицом и снова положил руку на живот. — Наставничествовал. Скоро все имение переведет в книги. И читал бы хоть что-то любопытное, так нет же — ужасное занудство и ума кручение.

-Де Шамо был наставником? — Тэм подался вперед.

-О, очень давно. Эн-ректором кафедры.

-И отчего же он оставил должность?

-Право не ведаю. — губернатор скорчил презрительную мину. — Господа, к чему сии вопросы? Де Шамо всего лишь мелкий безобидный сударик. Правда, ссора их с господином графом была просто огненной.

-Давно они поссорились? — Ридж облизнул пересохшую губу.

-На излете позапрошлого года. Причина мне неведома, да и нелюбопытна. По мнению общества дело то ли в податях, то ли в Цыплячьем луге, за каковой давно ведут тяжбу де Шамо и де Серьен.

-Еще вопрос, Ваше Мудроначалие.

-Извольте, сударь.

-Вам ведомо, что Бунк поставлен ректором по настоянию графа де Бутолона?

-Я не касаюсь дел Университетума, господа! — Губернатор протестующего вскинул голову. — У сего заведения особый статут. Ни стража, ни королевская полиция не имеет прав входить в эти стены. Строго говоря, сударь, вы своим вторжением преступили закон.

-Ничего я не преступил. — теперь настало время морщиться веркеру. — У Белого Штандарта тоже особый статут. Причем такой особый, что особее лишь Его Величество.

Губернатор поиграл губами, но промолчал. Спорить с Белыми, личной королевской тайной полицией, себе дороже. Лицо выражало осуждение.

-По крайней мере вам известно, когда сменился ректор?

-Так в начале прошлого года и сменился. Строгий был господин, крепкий еще. Неожиданно расхворался и предпочел оставить должность.

-Строгий?

-В узде держал! — глаза Зелерна блеснули. — Все по струночке. Наставники, школяры, прислуга — все! Посмел бы кто при нем бунтовать! Двадцать четыре года беспорочной службы! Истинный начальствующий. Законовед и естествознатель. Личное дворянство, королевские благодарности и медаль 'За Усердие'. Вот так надобно служить, да-сс! Вышел на пансион архимагистром и советником первого ранга. Господин Немелор Варг-Шонт.

-Не он ли писал прожект Уложения о Лесах? — повернулся Нир к Риджу.

-Он. — лениво буркнул веркер. — Он и маркиз Шельвем. Жаль, что король отверг. Многие тогда говорили, что прожект весьма хорош и не даст совсем уж бездумно вырубать чащобы. — Ридж откинулся на спинку стула и свесил руки. В глазах плавали полупрозрачные червячки.

-Да-сс! Умнейший был сударь. Образец чиновника и ученого. — губернатор расцвел. — Вы весьма обогатили мои сведения, господа. Мы тут словно потерялись, хотя до столицы всего три дня пути. Глушь, скука.

-А отчего закрыли ярмарки? — поинтересовался Тэм.

-От них одна грязь, неумереное питие вин, воровство. — фыркнул Зелерн. — В город съезжалось всякое отребье — шуты, бродячие актеришки, нищие. Да и сами рыбари народец паршивый, надо заметить. И не закрыли, а переместили. В Лонвурт. — И лицо его озарилось гадливой радостью.

'Вечно провинциальный чиновник. Лицо не держит. Все ясно. Тянулся, рвался, добился. Велика должность — уличный губернатор. Для того и племянника сунул в управители, дабы самому себе значимости придать и весь городишко под себя подмять. В отместку де Эсфорноту подкинул ему дурно пахнущую рыбную ярмарку. И обоснование небось сочинил — не придерешся. ' Вслух же Ридж сказал следующее:

-И последнее: как господин Немелор отзывался о де Шамо?

-А никак. — губернатор вновь превратился в бравого старичка. — Вы же не толкуете поминутно о каждой мухе на окне. На балах они не появлялись. На присяге восшедшему на престол государю нашему рядом не стояли. Полагаю, знакомы были. Помнится, кто-то упомянул, что дескать господин де Шамо подался в затворники при господине Немелоре. Но меня сие не касаемо, да и служил я тогда в ином чине и в ином городе.

-Благодарю, Ваше Мудроначалие. — Ридж с трудом встал и сдержано поклонился. — Прошу простить меня.

-Ничего-с. Велите вашему костоправу приготовить отвар трехлистника с мятой. В исходе лета меня тоже невыносимо мучает гемикрания!

Ридж растянулся в нише узкого окна, приложив ноющий висок к раме, а Тэм мягко расхаживал туда-сюда по комнате, резюмируя вслух:

-Итак, мой добрый друг, что же выходит? Некто де Шамо, в прошлом наставник, начальствующий над одной из кафедр, предается наукам в свое удовольствие. Мелкий безобидный сударик. Но! — Тэм поднес памятную книжку к глазам и поднял указательный палец. — Год назад он 'огненно' ссорится со своим сюзереном. Через месяц-другой 'внезапно занедуживший' нестарый еще властный крепкий ректор оставляет службу. И ректором становится мэтр Бунк, до того затертый в пыли домашний учитель графини. Вопрошаю: мог ли сударь де Шамо предугадать хворь мэтра Немелора? — аредер скосил на командира хитрый серый глаз. — Вопрошаю далее: не желал ли мэтр де Шамо мщения или же места ректора? И вопрошаю третий раз: мог ли мэтр де Шамо соорудить подобное сам?

-Мог. Желал. Вполне.

Голос принадлежал не веркеру. Он продолжал тихо сходить с ума от мучительной боли в висках и хребте. Ридж даже не шелохнулся, лишь ветерок раздувал широкие рукава его жемчужной шелковой рубахи. Обладательница голоса стояла в дверях, поигрывая волшебным жезлом со снежинкой на навершии. Невысокая толстушка в традиционном наряде дамы-магиссы — синем платье до пят и двурогом колпаке с вуалью. И колпак, и платье расшиты серебряными кометами. У ног мэтрессы сидел удрученный суслик, показавшейся Тэму неуловимо знакомым.

-Сударыня, как вы вошли? — очень недовольно поинтересовался Нир.

-Я волшебница, офицер. Фррр — и перенеслась прямо в прихожую. — Ендеженир крутанула палочку в пальцах. — Правда там на меня напал целый шкап с огромными ручищами, вот и пришлось малость уменьшить его. — И магисса показала снежинкой на суслика.

-Так это?

-Рыжая деревенщина. Судя по замашкам — казеный лакей. — мэтресса прошла к окну, понюхала воздух, скривилась. Затем взмахнула палочкой у лица Риджа и пропела нечто в контроктаве. Веркер открыл глаза, осторожно коснулся виска пальцем. — Да-да, грязное колдовство. Не беритесь за то, чем брезгуют самые отчаяные колдуны, офицер. Худо кончится.

Тэм насупился. Грязным называли дурно выполненое волшебное действие. С побочными последствиями, с нежданно вылезшими неприятностями вроде рога, что однажды вырос у покойного ныне веркера Лимута после получения чудодейственного снадобья от потроховой язвы.

-Бла-а-агодарю. — протянул веркер. — Будьте любезны — присядьте, сударыня.. Ендеженир? Верно?

-Верно! — Мэтресса присела на подвинутый Тэмом стул и сотворила себе веер, коим и начала обмахиваться. — Я слышала вашу беседу, господа. Не надейтесь — я не доносчица. Просто мне до коликов охота узреть как ваша солдатня убирается вон! Сегодня один тип стащил 'Хроники Рачительного Правления Благостнейшего Императора Пенона Шестнадцатого', а это уж чересчур! Их же всего девятнадцать экземляров на континенте!

-А нас всего двести пятьдесят на четыре немаленьких провинции. — монотонно ответствовал Ридж. — Может статься, что где-то нынче жгут женщин и детей, пока мы тут барахтаемся в вашем щучьем озере.

-Ладно, провал с вами, треклятый иссур! Начнем с самого начала. Лур Кирман, как его именовали в те года, когда он еще не получил титул ныне покойного брата, начальствовал над кафедрой геометрии, картографии и земельных промеров. Он был великолепным ученым, сударь. Преданым делу. Просвещенным. Смелым в суждениях! — Веер затрепетал.

Ридж подобрал под себя босые ноги и выпрямил спину. Боль ушла, осталась легкая усталость. Магисса же продолжала:

-Луру удалось доказать теорию Кливарта-Меменшофа. Вам, конечно, сие ничего не говорит, но поверьте — решение было изящным. Тем более, что теорию пытались доказать добрых двести лет. Он отправился порадовать господина ректора и получил в лоб. — Волшебница яростно ткнула веером в вышеуказанную часть головы. — Эта жадная крыса Немелор, прозваная в Амноэле Пиявкой, пожелала начертать свое имя под трудами Лура! О, он всегда так поступал! Тупая ленивая Пиявка присасывалась ко всему, что сулило деньги, почет и чины!

Тэм присвистнул:

-Выходит, Варг-Шонт все свои звания и...

-Получил чужой кровью! — Взвизгнула раздраженная дама. — Сам он — расшитый бисером чурбак, не более. Так вот, Лур отказался уступать первенство и был попросту вытравлен из Университетума. Года три томился приживалом у брата, перебиваясь то уроками, то землемерством. Сопровождал одного купца в негоциантском вояже, составляя реестры пожеланий клиентов. Потом умер Нег де Шамо и Лур получил в наследство большую деревню, дом, земли. О, разумеется, он жил весьма небогато. Я, помнится, часто видала его в книжной лавке Фартоля, что по левую руку от 'Пера и Циркуля', кабачка против Университетума. Пару или тройку лет назад ему удалось немного поправить дела, но на свое несчастие он рассорился с графом и все опять пришло в упадок.

-Просветите нас, мэтрэсса. — неторопливо произнес Ридж. — Как де Бутолону, небогатому провинциальному графу, удалось поставить Бунка, бакалавра без всяческого просвета и надежд, на столь завидное место?

-Ха! Через герцога Онгэн, разумеется! — женщина фыркнула. — Они вместе охотятся и пьют так, что домой графа везут исключительно ниц, дабы не подавился рвотой. Ректор, господа, распоряжается немалыми суммами. У него имеется так называемая поощрительная казна — пятая часть доходов заведения. Далее просто: в студиозусах второй год ходит градовой управитель графа — господин Вейнегар. В сих стенах показывается раз в три месяца, получает огромный мешок и везет его благодетелю. Сто тысяч ниобов в год. Хотела бы я быть такой прилежной и примерной. — Волшебница скривила губы.

-Ну и гадючник! — Тэм с размаху швырнул книжицу на стол. — Прошу извинить, вырвалось.

-Что уж тут! Истинный гадючник. — мэтресса опять заработала веером. — Я видела Их Мудроначалие. Он, разумеется, умолчал о сем, старый дурак. Но и он кое-что имеет с сего расхищения. Через своего — якобы — племянничка.

-Почему — якобы?

-Потому, господа, что и Зелерн, и мой дражайший супруг родом из Бофора. Есть такая марка на восходном севере, в предгорьях. Так вот, у Тонжа Зелерна и вправду была сестра Онелита. Но она посвятила себя служению Лойе, в монастыре Идущих В Неведении. У нее ни-ког-да не было детей! — Веер описал круг, превратился в огромную бабочку и выпорхнул в окно над головой веркера.

-Тогда кто же этот самый Цуг? — Тэм тупо смотрел на Риджа.

Мэтресса зло сощурилась:

-А вы потолкуйте с ним. Хотя... я обещалась сказать все. Представьте себе господина огромного роста и невиданной силы. Лошадиная рожа, пальцы-клещи. Предпочитает мешковатые сюртуки и широкие панталоны, походящие на 'тыквы' простолюдинов с юга. Он весьма молчалив, а если уж изволит отверзнуть уста, сейчас же охота затолкать в оные гнилую дыню. Любимое пожелание — на десять винтов твою — простите мягкую часть. Ничто не напоминает?

-Аааа... — Тэм всплеснул руками. — Соработник Керета, разумеется. В прошлом.

-Палач. — перевел Ридж для мэтрессы.

-Или разбойник. — кивнула дама, тряхнув рыжими кудрями. — Мало кому ведомо, что незадолго до хворобы Пиявка принимал у себя новоназначеного к нам господина Зелерна и расстались они недружески. А потом мэтр Немелор внезапно расхворался. Хвороба первым делом проявилась разрывами на платье и черно-желтым пятном чуть пониже правого ока. И что любопытно, сии приметы явились на господине Немелоре после визита в заведение сударыни Лонары. — Скабрезно подмигнув, мэтресса добавила: — Окуневая, двадцать один. Вход со двора. Прежде визиты подобным не оканчивались. Кстати, Цуг давненько околачивается у сей шлюхи. Собственно, он оттуда не вылазит. Парочка была достаточно предусмотрительна, чтобы не пускать наших шалунишек. Тем они избежали визитации ваших людей и разгрома. Зато нынче им и соперничать почти не с кем.

-Лур де Шамо разбирался в людях? — резко спросил веркер.

-А как иначе? — мэтресса недоуменно пожала плечами. — У него под началом было четырнадцать наставников и две сотни школяров. Многие сожалели, когда Пиявка его затравил. Многие.

Ридж соскользнул с подоконника и заходил по комнате. Мысли неслись в голове галопом. Веркер едва успевал облечь их в одежды слов:

-Полагаю, дело было так: сударь де Шамо давно замыслил месть, но самому справиться с этаким долговременным укреплением не представлялось осуществимым. Он обратился к графу де Бутолону, изложив план в общих очертаниях. Граф весьма нуждается — на охоту с герцогом в рваном платье и с дедовым копьем не поедешь. Дочь надо отдавать замуж с приличным приданым, да и пожить хочется как в старину, весело! Лур поведал сюзерену о поощрительной казне, намереваясь посредством графа въехать в покои ректора на боевом коне. Но де Бутолон трусоват-с, а редуты Немелора были устроены на славу. Лур мучался бездействием сообщника. Божьим попущением он столкнулся с Зелерном и Вейнегаром. Может быть губернатор наносил визит графу, а может де Шамо сам к нему пришел, уставши ожидать просвета в тумане. Да! — Ридж щелкнул пальцами. — Скорее всего — последнее! Де Шамо связывает Зелерна и де Бутолона. Они согласуют планы и губернатор аудиенирует к Немелору с предложением поделиться. Ибо ни Его Светлости, ни Его Мудроначалию нет резона свергать ректора. Им надобно лишь серебро. Сие расходится с задумкой де Шамо — его не устраивают просто монетки, он желает реванша, он жаждет отомстить всем, кто его травил по указке Пиявки. И вот тогда он едет к сюзерену с обидами, они ссорятся и де Шамо оказывается выброшен из рядов. А наши господа, узрев нежелание ректора платить, выпускают своего цепного пса с конской мордой, верно? Тот наносит Немелору основательные побои, запугивает его и вынуждает бежать. Кто же станет ректором, а? — Ридж хлопает в ладоши и встает против мило улыбающейся дамы. — Лур де Шамо уже вне сей негоции. Зато у де Бутолона есть верный тихий человечек — вечный бакалавр мэтр Бунк. Вот его-то и возносят на алмазные вершины с условием сбрасывать вниз пригоршни бриллиантов! Все рады и счастливы. Только про де Шамо запамятовали, а он затаил великую злобу. И вот тогда мэтр геометр — уж не ведаю как — призывает демона и устраивает изрядный кавардак, коий обойдется Университетуму и вышеупомянутой кумпании в изрядные прорехи.

-Какого демона?! — изумленно произнесла госпожа Ендеженир, устремив на молодого офицера полный непонимания взгляд.

Пришлось поведать и о демоне. Ридж предусмотрительно умолчал о жертвеннике. И как оказалось — не напрасно.

-Это не Элэв. — магисса сотворила новый веер — костистый, похожий на крыло летучей мыши. — Это Торшим. Сын Лойи. Именно благодаря ему... простите.. так вы были там? — она указала вниз и лицо ее начало стремительно меняться, обращаясь в маску разъяренной фурии. Через мгновение Риджа пронзила ужасная догадка:

-Так это вы прикармливали сию сущность, сударыня! — вскричал веркер. Тэм отступил на два шага назад, едва не раздавив Унфа-суслика. — Это вы приносили ему жертвы!

-Да-да-да! Я! — Мэтрэсса вскочила и выставила перед собой острый веер. — Как и мои предшественники! Никчемный вы человечишка! Торшим обитал под Университетумом с незапамятных времен! Благодаря ему здесь процветает истинная наука!

-И наука требует жертв, верно?

-Именно!

Ридж сжал кулаки.

-Именем Короля вы под арестом, мэтрэсса!

-Ха! Только попробуйте! — веер разлетелся сотней острых игл. Ридж бросился на пол. С жалким звоном осыпалось стекло. Захрустела рама, принимая в себя молниеносные иглы. Глаза магиссы горели льдом. Она взлетела над столом, согнула ладонь вытянутой руки дугой и в пальцах мгновенно растянулся огонь.

-Тупой шпик! Быть тебе жаААААаккрррххххх..

Тэм отступил назад и с силой вырвал палаш из спины колдуньи. Труп рухнул вниз, перевернул стул и перевесился через него в непристойной позитуре. Толстые голые ляжки раскинулись в стороны, кожаные белые туфельки без каблуков выглядели нелепо. Через разрыв в платье фонтанировала кровь. У камина сиротливо валялся магический жезл. Со смертью хозяйки снежинка стремительно тускнела и крошилась. В дверях сидел Унф в своем природном обличии. Он держался за голову и выл на низкой ноте.

Не в силах более пребывать в бездействии, веркер заорал с пола:

-Вестовой!

В дверь влетел караульный и ошалело уставился на сумашедшую сцену.

-Трубить сбор! — Ридж оттолкнулся от пола и вскочил на ноги. — По-батально! Первому и второму аредам! Тут — прибрать! Унфа — к лекарю! Не-е-ет, я все-таки спалю кое-кого! — веркер замотал головой, щерясь. Солдат предпочел убраться и побыстрей. Его сапоги простучали по плитам.

Тэм задумчиво разглядывал веркера.

-М-да, маленькая услуга сомечнику. — он крутанул палашом.

-Тэмми, ты истинный друг. Сделай милость, сыщи Зелерна с Цуром и приволоки в пыточную. А я с Беллем проедусь по окрестностям.

-А как же демон?

-Полагаю... — веркер снял с гвоздя камзол и полез в рукава. -...без жертв он сам уберется к более благодарным почитателям.

Со двора донесся тревожный сигнал трубы и сонная каменная громада наполнилась лязгом, рыком демеров, грохотом сапог, перестуком подков.

'Отныне и вовеки, издавна и впредь. Война ради мира. Смерть ради жизни. Неведение ради познания. Вот тебе и не осталось поганых сурпризов. Вот тебе и хоженые крест-накрест земли. С каких же глубин веков сия тварь плещется в подземной реке? Давно ли ему прилежно приносят жертвы? Надо полагать — отвеку. Жирная колдунья не первая, кто кормит демона. Секрет переходил от либрария к либрарию. Верно, от ректора к ректору и еще по чьей-то линии для основательности. Потому и брали на место либрария магов. Они знали с самого начала. Они знали все. Мерзавцы. Кто же становился трапезой полубога? Ну, это мы вызнаем. Пытать и пытать, покуда не сознаются.'

Веркер расхаживал туда-сюда вдоль узкой улочки слева от главной громады науки. Сводчатые арки-переходы нависали неравномерно над всем извилистым ущельем, соединяя гигантское строение с флигелями, амбарами, службами, пристройками. Коней выводили сюда, поскольку площадь еще завешена мертвецами. Риджу приходилось проскальзывать мимо конских боков, ног подчиненных и вычурных фигур невиданых зверей, густо облепивших фасад. Их когтистые лапы нависали над его ухом.

'Какова же роль де Шамо в бунте? А может и никакой. Само вышло. Могли ж некогда подносить студиозусам чарку? Могли. Но вот нутром чую — сей сударь не по обочине проскакал. Поразмыслим..'

Ридж прислонился кирасной спиной к камню меж двумя крылатыми тиграми. В двух шагах медленно вышагивали лошади — первый аред отправлялся в город. Кони недовольно всхрапывали, стучали подковы, разбрызгивались лужи. Дождь все лил и лил. Солдаты низко надвинули шляпы, набросили плащи. Колонна медленно выбиралась к боковым воротам мимо веркера.

'Он мог действовать лишь через студиозусов. А где он с ними переведался? Да где угодно душеньке. Таверна, кабак, книжная лавка, веселый дом... Приятственно побеседовали, поведал как бы незвначай. Но вот откуда он ведал, что сие разбередит сердца до мятежа? Загадка. Загадка, судари мои!'

Веркеру подвели коня, придержали стремя. Белль крутился уже на своей норовистой Лютеции посреди глубокой лужи. Кавалькада двинулась. Шлепали по мутным водам копыта, шумел ливень, бряцало железо. Выехали к югу от города, двинулись по обочине размытой дороги. Шагом ехали. Веркер угрюмо молчал. Слева скакал сосредоточеный Белль, справа — вымпеловый с маленьким флажком ареда. Лошади с чавком выдирали копыта из жижи.

-Нам к восходу. — нарушил молчание аредер, указывая на отходящую от тракта к лесу кривоватую дорожку.

Повернули, поехали на подъем. Тут стало полегче — не так разъезжено. В лесу и вовсе песок захрустел. Многочисленые ручьи пробили в нем глубокие русла, так что на рысь не переходили. Кто-то дремал в седле, здраво рассудив, что выученая лошадь и так будет шагать за крупом впереди идущей, кто-то дымил трубочкой. Позади довольно громко кляли небеса, начальство, бунтарей. Дорога шла в гору. Белль сверился с картой, минуя перекрестье. Часа через три поднялись на холм.

Внизу под серыми крышами сгрудилась деревня — не такая уж маленькая — по склонам и долам раскинулись поля и рощицы. Пастораль, как воскликнул бы вуаяжер. Веркер вытянул руку с хлыстом:

-Верно, то и есть обиталище мэтра геометра.

На противоположном холме торчали полуразвалившиеся башенки и осыпи стен замка. Среди развалин столбиком вылез трехярусный домик с двумя флигельками под общей островерхой крышей.

Белль хмыкнул:

-Судя по карте деревня — Шамоль. Через нее или объедем?

-Я не желаю топить коня в свинном дерьме. — сморщился Ридж и тронул бока Дикого шпорами. Аред спускался с холма, обходя Шамоль по северной околице.

Вблизи обиталище ученого заговорщика выглядело премило. Подобная архитектура последнее время вытеснялась тяжеловесной 'импери'. Здесь же все было легонькое, воздушное. И ажурные тоненькие балясины балкончика, и столбы крылечка, и переплеты небольших окон. Останки замка заросли плющом, хотя в левой башне, подпертой бревнами, мелькал огонек свечи. Никаких ворот, лишь два столбика означающие границы садика. Дальше ведет ухоженая дорожка, засыпаная битым камнем. Слева и справа нависают заросли сирени, а за ними виден сад, разбитый на гернольский манер — клумбы-холмики и петляющие тропочки. Благодать, прикрывающая бедность. Прикрываться оная не желала, то и дело показывая свои прелести: то груду железа, в коей угадывались старинные латы, выброшеные на двор за неимением места, то старая облезлая коляска-раковка без заднего кожуха — от него остались лишь спицы с обрывками полотна. Выбежавший лакей щеголял пристойными панталонами и чулками. Вместо ливреи сей молодец носил обыкновенную холщовую рубаху и короткую жакетку, а обувку дворня явно пользовала по очереди, ибо пока слуга делал два шага, башмаки делали один.

-Что вам угодно, благородные господа? — лакей с ужасом рассматривал столпившийся на экипажном кольце отряд.

-Нам угодно видеть господина де Шамо. — лениво отвечал Ридж. Он нарочито расматривал не лакея, а корзинку с котятами в углу крыльца.

-Как доложить-с?

-Веркер Белого Штандарта граф де Каро с сопутствующими.

-Сию минуту-с!

Пока лакей шаркал в глубинах дома, граф подъехал к Беллю:

-Спешь тройку демов и пусти округ сего дворца. Внутрь всех, наружу — никого.

-Слушаюсь! — Белль сейчас же отдал распоряжения. Кирасиры спешились и потянулись двумя цепями, окружая оплот книжника. У обиталой башни появилась тощая девка с корытом на плече. Остановилась, смотрит на 'кавалеров'. Из корыта свешивается белье. Показалась из разных закутков оборваная дворня — немного, человек семь. Все больше пожилые. Стоят, молчат. Две бабы орешки щелкают. На крыльцо, распахнув обе створки, выходит Лур де Шамо. Все такой же тощий, тертый, блеклый. Глядит тоскливо:

-Чем обязан, господа?

Ридж смотрит на него со смесью отвращения и сожаления. Книжник вздыхает:

-Понимаю. И как вас угораздило добраться?

-А по тропиночкам, да по дороженькам. По закоулочкам, да переулочкам! По колидорам, да по балкончикам, да по решетчатым окончикам — да прямо в девчонкину постельку — Белль расхохотался. — Арестованые вы, сударь-мэтр!

-Все было просчитано. — тупо бормочет де Шамо. — Все.

-Все, окромя людской молвы. — отвешивает веркер. — Господин де Шамо, я предлагаю вам поведать мне все с самого начала. А желаете — я поведаю, а вы поправите. Будете чистодушны — обойдетесь малой кровию. Станете юлить — повешу. — Ридж произносит все это скучливо-безразлично. Так лучше верят. Так крепче памятуют впредь.

Де Шамо опускает лысую голову. В обвислом халате он кажется еще тощее.

-Прошу.

-Потолкуем здесь. На свежем воздухе. — Ридж спрыгивает наземь и взбегает по скрипучим ступенькам, придерживая палаш. Предоставленый сам себе Дикий начинает щипать буйную траву, коей оброс дом. Конные спешиваются, разминают ноги. В седле остаются лишь трое. На всякий случай. Один держит дугой вверх легковзводный кавалерийский тигг.

-Итак. — веркер спокоен и сух. — Несколько лет назад вы, еще не де Шамо, сделали важное открытие. Тогдашний ректор, прозванием Пиявка, вздумал приписать оное себе. Вы встали на защиту своих трудов и были отставлены от любимого дела.

Бывший наставник закусывает губу и глубоко кивает.

-Некоторое время вы пребывали в унизительном положении приживала при родном брате. Кстати, отчего он умер?

-Апоплексия. Перекушал жирного и отправился в Лед прямо с трапезы.

-Ладно! Будь и не так — дело прошлое и к нам касательства не имеющее. Вы получили в наследство Шамоль, сей скромный дом и клочок земель, что не сильно улучшило ваше положение. Деревня явно не цветет, а засуха сего года вкупе с обильными ливнями под конец и на сей раз оставит землеробов при пустом брюхе. Но главное — вы всей душою жаждали мести. — глаза веркера сверкнули изумрудными огнями. -Вы поведали вашему сюзерену о поощрительной казне и предложили негоцию — он возводит вас в ректоры, а вы отчисляете ему изрядный кус. Но де Бутолон тянул. Отчего?

-Немелор женат на двоичной племяннице герцогини Онгэн. — чуть слышно прошептал несчастный книжник.

-Ах вот оно что! Я уж было подумал, что сие тянулось исходя из великой сторожкости господина графа. Ну-с, продолжим. Однажды вы встретились с новопоставленым в городок господином Зелерном и его подручным превеликого росту и свирепости.

-В кофейне 'Нега Души и Языка'. — уточнил де Шамо, исподлобья глядя на молодого человека.

-Вы, не худо разбираясь в душах и языках, догадались, что господин губернатор нуждается не менее графа. И поведали ему о немалых доходах Университетума, чем прорастили зависть. Не так ли?

-Да. Но — клянусь — я тогда совершенно не знал его лакея!

-Ах он лакей? Губернатор называет его племянником.

-Тогда тоже именовал, но я догадался, что Вейнегар состоит при господине Тонже на правах лакея. Он верен ему, словно пес. Вроде бы господин Зелерн сохранил ему жизнь в бытность судьею где-то на южном закате. После каторги Цур пришел к спасителю и с той поры служит при нем неотлучно. У него странный язык. Помесь моряцких и воровских словечек.

-Сие вам Их Мудроначалие поведал?

-Нет, что вы! Его ныне сошедший в Ущелье камердинер. Старик не любил Цура, звал не иначе, как 'разбойная морда'.

-Вердиктирую — бывший пират. Или контрабандист, что скорее. Пиратов сразу вешают, не дожидаясь, пока судья откинет одеяло и позовет слуг одеваться. Хорошо. — Ридж хлопнул ладонью по эфесу. — Это вы протянули цепь меж Зелерном и де Бутолоном?

-Если бы. — Лур поник. — Они сами снюхались. Губернатор ездил к графу имея в виду обневестить старшую дочку. Вот как-то и сказал, видать. Дев прислал за мной, раскричался что ищу подмоги в стороне. Я пенял ему трусостью...

-И вы окончательно поругались, судари! Ладно! Далее мне ведомо. Зелерн оказался то ли жадней, то ли решительней. Его Цур посредством гулящей девки заманил Немелора в веселый дом, где вместо приятственных удовольствий господин ректор получил Ночь Кошмаров. Ах да! Прежде Их Мудроначалие предполагал умилосердить Немелора чинно-благородно, но получил отказ. Немелор бежит с места и за стены. Граф прилагает некоторое усилие и в ректоры просовывается домашняя мышка — господин Бунк, жалкий учителишка благородных девиц. Вас обрекли барахтаться в бурной стремнине нужды, в то время как кумпания распивает вина на роскошной барке посреди ниобова озера. И вы задумали мщение. Саморучно прирезать графа и губернатора — на эдакое вам духу не хватало. И тогда вы мимолетно поведали кому-то из юных питомцев о кнортовой чарке. Было?

Де Шамо кивнул.

-Отчего же вы решили, что студиозусы подымутся? Из-за демона? Ответствуйте!

-Нет, что вы! Торшим способствует мудрости, а не отчаянью. Я озаботился... — по лицу книжника потек пот.

Веркер шагнул вперед и его громовой голос прогремел грозой:

-Как?!

-Главный кухарь. Он воображает себя первым гастрономом и любит пробовать разные приправы. Я преподнес ему зерна златожорки, перетертые с беленой и .. и твердянкой! -В отчаянии выкрикнул геометр. — Выдал за лаэльское снадобье для похлебок.

-Студиозусы были в помутнении, жара его усилила, а твердянка возбудила мужескую силу и похоть. И случилось то, что случилось. — Офицер отступил на шаг. — Вы питали надежду, что ректора с губернатором пустят на кровяные колбаски, а граф лишится изрядной прибавки к подати. Но ведь сие бы не вернуло вас в стены Унивеситетума.

-Я ожидал помощи от госпожи Алитасии. Мы дружны. — прошелестел мэтр.

-Сударыня либрарий мертва. — отрезал веркер. — Она вам рассказала о Торшиме?

-О нем ведали многие из старых служителей. — Де Шамо тяжко вздохнул. — Без Торшима мы бы никогда не получили славу чрез своих питомцев. Сила сына богини способствовала небывало легкому и скорому учению. О, Лойя! Бедная Алис. Она была так добра ко всем!

-Кто таскал ему жертвы? — спросил веркер, пропустив меж ушей поминальные сожаления ученого.

-Я не ведаю! Клянусь гербом! У ректора был особый человек. Его имя сокрыто. Кто-то из прислуги.

-Так уж и не ведаете? — веркер ухмыльнулся. — Неужто столь охота отведать подноготных гвоздей, а? Обслуга разбежалась, а жертвы кто-то приносил. Ведь откуда-то сей кормилец их брал.

-Нищие, пьяные землеробы, бродяги. Все, что мне ведомо. Совет каждый месяц выделял тридцать ниобов 'на потребное вино'. Собственно, казначей отсчитывал их так, без спросу. И клал кошель на заднем дворе, в ладони молящегося рыцаря. Статуй такой стоит меж каретным сараем и сбруйным амбаром. Кто же забирал сии деньги — тайна великая. По традиции ходить к рыцарю в ночь со второго на третье — великий позор. Студиозусы грешили на древние проклятия, да и некоторые наставники тоже. Но были те, кто ведал истину.

-Вам-то кто ее поведал?

-Наставник землеустройства Тон Вильшаноль. Он служит до сей поры.

-Мэтресса пред смертию созналась в кормлении демона.

-Пред смертию?! Так это вы... Негодяй! — Де Шамо сел прямо на неструганые грязные доски, поднял лицо, перекошеное ненавистью и твердо молвил: — Более не скажу ни слова.

-А вы уже все сказали, сударь мститель во славу наук. — Веркер резко повернулся и сошел с крыльца. — Тай! Конвой! Пусть эти.. — небрежный кивок в сторону слуг. — заложат рыдван и отвезут мэтра в Университетум. Запереть в пристойных покоях с постелью. Кормить с нашей кухарни. Дозволяется лакей. Да глядеть чтоб не повесился, али еще чего не удумал.

-Не извольте беспокойству иметь, Ваша Светлость. — прогудел рослый демер Нерошот. — Дело разумеем.

Аред, похудевший до сорока человек, выехал не дожидаясь отбытия конвоя с подарестным. Дождь поутих, но налитые чернотой тучи с южного восхода намекали на новый приступ стихии. Кавалеристы завернулись в плащи, втянули головы в плечи. Белль сверился с картой и присвистнул:

-Шесть лиг, господин веркер! Стоит ли? Скоро ночь.

-До утра графа могут и упредить. Тут же кинется к герцогу и все пропало. — хмуро отвечал вымокший до нитки Ридж. Его чуть знобило, но гордость не позволяла выказать слабости. Сам же повелел. — Выдернем из постели да на спрос, покуда не разобрал что куда и кто откуда. Вроде дорожка-то получше, а?

-На холмах завсегда получше — меньше вод.

-Рысью марш!

-Есть! А-а-аред! Рысью... м-марш! Нно, пошла!

Кавалькада ускорялась. Звенели уздечки, гремели по твердым колеям копыта. Высокая трава хлестала по ногам лошадей, по сапогам всадников. Отряд скакал по гребню цепи холмов, заросших лесом. Приходилось припадать к самым шеям лошадей, ибо отяжеленные каплями ветви низко клонились к дороге. Вымпеловый выставил флажок вперед, подобно копью. Они проехали пол-пути, смеркалось и вдруг капли застучали чаще, ударила молния на пол-неба и наземь рухнул даже не ливень, а король ливней. Дядька Крат чесал бородищу со всей силищи. С неба словно непрерывно опрокидывали бочки воды. Пришлось сызнова натянуть поводья. Аред сгрудился на дороге, ибо далее виден был спуск в долину и опушка. Всякому ведомо — в грозу в поле — молния спалит. Вот и ждали. Ругаться не было уж сил. К счастию, грозовые тучи ушли на север, к Амноэлю, и стало возможно ехать далее.

Лишь когда совсем стемнело, вымокшие, замерзшие на холодном ветру, усталые кавалеристы узрели перед собой холм, на коем стоял богато разукрашеный четырехярусный дом. Не трудно было дорисовать вокруг него крепостную стену и ров, хотя внешний облик изменен и весьма. Две изогнутые лестницы ведут на спрятавшееся под полукруглым навесом крыльцо. Навес подперт четырями белыми колоннами. В отличие от обиталища небогатого мэтра, графский дворец имел ограду из розоватого камня и кованые ворота, возле коих светился рыжим окошком домик привратника.

Белль в своей обычной манере подъехал к самым воротам и тряхнул узорную решетку. На лязг вылез привратник — невидный собой заспаный малый в одних штанах. Некоторое время страж рассматривал непрошеных гостей, затем поскреб бороденку и объявил:

-Не велено.

-Что — не велено? — не понял Тай.

-Пущать не велено.

-Болезный, ты что — от сна не отошел? Не зришь кто прибыл? Отпирай, не томи.

-Отчего же. — с некоторым достоинством отвечал привратник. — Распрекрасно вижу — господа егеря нехоженых тропок. Токмо не велено и весь сказ.

-Ну, слава Белору хоть за попрошаек не принял! — Белль чуть наклонился вперед. — А кем не велено-то?

-Дык известно кем — Его Светлостью и не велено.

-Что ж, он самолично тебе велел?

-Зачем? Господин мордожоп передали.

Ридж, скрывавшийся в тени до поры до времени, фыркнул. Новомодное имперское 'мажордом' не успело докатиться до провинций, а простонародье уже как только не переделывало словцо на понятный лад.

-Ну так позови мордожопа что ль, пущай доложит. Или тоже не велено?

Привратник кивнул:

-Истину произнесть изволили — и того тож не велено ни в коем разу.

-Отчего же?

-А провал их знает! — ответствовал привратный. — Мы люди махонькие.

-Ну а коль сосед какой прибудет, или там подать привезут — кого зовешь-то?

-Ежли сосед благородный, тогда сударя мордожопа. А ежли из деревни или вот как вы энто про подати сказали — то господина касталана. Токмо вот вы ни в коем разу не благородные, не с податью, и вообще не нашенские. Езжайте себе по добру — по здорову. Гладкой дороженьки. — лакей поклонился и начал было поворачиваться спиной, надеясь нырнуть в домик.

-Слушай ты, кухонная крыса. — Аредер начал терять терпение. — Либо зовешь мордожопу, кастеляна, демона с рогами или кто тут у вас вообще воздух травит, либо мы и ворота вынесем, и тебя в пытошную сплавим, дабы впредь разбирал кого пущать, кого гнать!

-Эт вы напрасно, господин хороший. — слуга явно обиделся. — Я не при кухарне, при воротах двадцать второй год состою. Ну а позвать... — он почесал клочковатую бородку. — ...ну можно и демона с рогами. Токмо как бы вам не опростаться с огорчению опосля!

Даже Лютеция присела на задние ноги, почуяв бурю гнева, вскипевшую в хозяине.

-Подавай демона! — рявкнул Белль. — На блюде чеканном-серебряном! Поглядим кому штаны стирать нужда настанет!

Слуга юркнул в домик и предусмотрительно там заперся. Веревка, идущая из-под крыши привратницкой к медному колоколу над воротами дернулась. Три раза, затем один раз. Аред без команды начал расходиться дугой, два дема отъехали прикрыть фланги. Белль реприманда не сделал. Он уставился злющими глазами на песочную дорожку, вьющуюся от ворот к дому через лужок. Ридж наблюдал сбоку. Разумеется, слуга имел в виду не истинного демона. Те за здорово живешь людям преклоняться не станут и 'мордожопами' служить тоже. Но вот кого ж в поместье прозвали демоном, а?

Далекая дверь распахнулась и по ступенькам сбежал маленький человечек. Он быстро приближался к воротам. Выглядел сей 'демон' престранно: во-первых такие короткие куртки из меха горных лис в Азаре не в ходу. Во-вторых шлемы-салады тоже не то что не носят — не куют. В саладах и в таких вот нагрудниках с крайне непристойной чеканкой (две девицы и юноша с невероятной длины срамным удом) щеголяет гернольская пехота. Но где Герноль, а где Азар, судари мои! Ну и последней странностью в наряде был меч. Именно меч — короткий, под рост хозяина, в деревянных ножнах. Мечи вышли из употребления у просвещенных народов лет сто назад. Штаны из того же меха карлик заправил в маленькие сапожки до пол-голени. Остановившись шагах в шести от ворот, малыш упер руки в боки и вопросил:

-Нцотбе?

Белль опешил.

-Не понимаю. — сознался он, но тут же взял себя в руки и грозно прикрикнул: -Говори по-человечески!

-Й и гру. — карлик сплюнул в сторону. — Этты как кши грцей глот нбивши тнешь и тнешь.

Ридж счел нужным выехать из укрытия:

-В переводе с восходного на закатный, Тай, сей господин любопытствует что нам угодно. — И повернулся к карлику: — Ктобдешь?

Белль удивленно покрутил башкой. Вот что значит просвещение. Надо же, их светлость ненашенский говор разумеет. Упросить что ли после пару наставлений дать?

-Стшой гвард ихн свости грфа де Бутлна. — выкрикнул малыш. И тут до Белля наконец дошло. Недомерок глотал гласные, а ч обращал в ц. Только и всего. — Цо ндо?

-Белый Штандарт. — Ридж привстал на стременах. — Приказываю открыть врата и сложить оружие!

-Ишь злетл, птиц! — нагло скривился старший гвардеец. — Пшел оцед, пкуда цел! Ихн свость велв всих гонть. — он махнул рукой, указывая направление отъезда.

-Силой возьму. — упредил Ридж.

-Дра плам трент . — огрызнулся хам и двинулся прочь.

-Что он сказал последнее? — Белль заглянул в бледное лицо командира.

-Что у нас, Тай, дыра, сиречь зад, треснет пополам. Надеть шлемы и на приступ. Не имеется у меня более желанию препираться с овцами. Хочу барана на ужин!

Может быть в менее благочинные времена Башня Буто и была пристойным замком, но в данный момент не тянула даже на полуредут. Во-первых особняк водрузили на невысокий холмик среди долины вместо того, чтобы поставить над ней. Во-вторых ограду возможно было легко преодолеть — встав на седло, что и проделали несколько солдат. Привратник попытался было выставить в окно вилы, но удар палашом по пальцам мгновенно разубедил его в правильности решения. Ворота открыли и кавалькада неторопливо въехала во двор, представлявший собою луг, окруженный различного назначения сараями и домишками служб. Хмельной от легкой победы веркер не сразу обратил внимание, что все окна в доме разом погасли, а его людей прекрасно видно в свете трех огромных фонарей — одного на воротах и двух над крышей. Лишь когда гарцевавший рядом вымпеловый схватился за горло и упал под копыта, до господ офицеров дошла суть ловушки.

-Вроссыпь! За сараи! Спешиться!

Прехрабрый аред кинулся врассыпную. Но пока они скакали через двор, стрелы настигли еще троих. Лишь один стонал и пытался ползти. Двое остались недвижны.

За сараями было немногим безопасней — в узкой щели меж постройками и оградой кавалеристы потеряли главные преимущества — скорость и увертливость.

Ридж, сжав в пальцах палаш, осторожно выглянул из-за угла амбара. Двор пуст, пронизан струями дождя и накрыт вуалью света. Раненый ползет к противоположной стороне, из плеча у него торчит длинная стрела. Обстановка — как выражаются игроки в фолль — в угловой ход. Стоит высунуться и получишь стрелу от невидимого лучника. Но и противник не может действовать без опаски, поскольку за службами сидят неплохо вооруженные, опытные и лучше обмундированые люди. Кираса закрывает гораздо больше, чем нагрудник, а в рокантоне обзор шире, чем в глубоком саладе. Стрелы длинные, стало быть лук не мал. И лучник не один — это уж безусловно. Акцент старшего гвардейца вкупе с вооружением указывал на Брет. Бретские наемники в Азаре? Далековато забрались, надо сказать. Мечи не чета палашам, но бретцы бесподобные лучники и легко перестреляют пол-ареда, прежде чем они добегут до навеса. Веркер облизнул губы. А ведь все темнее и темнее, если бы не эти треклятые фонари, кстати гернольской работы, с воронкой сгущающей свет, то можно было б проскочить.

-Тай?

-Никак нет, гспдин веркер. Демер Шейр, изволите видеть.

-Тиггер тут?

-Точно так.

-Разбить их фонари!

-Слушс.

За спиной торопливый топот, приглушенные команды.

Щелчок тигга, звон стекла. Один фонарь на доме погас. С крыши донеслась короткая ругань и характерный 'пи-уумм' спущеной тетивы. Веркер отпрянул за угол и увидел шесть стрел, дрожащих в земле и в бревнах амбара. 'Бьют с крыши, из-за вон тех резных украшений по фасаду. И правда, надо было ехать днем. Сейчас бы уже представлялся Решающей. Во мраке еще так-сяк.. ага, второй фонарь пошел. Чем хорош тигг — удар сильнее и точнее. А стрелы, пожалуй, локтя полтора будут. Ростовые луки что ли? Или лаэльские костяные? Охотнички, за уши вас и об забор! Вот где осадники б пригодились. Врезать по дому наброс-таггами, чтобы камни на башку просыпались. Каков граф, однако. Сие вам не трусливый мститель де Шамо. Впрочем, он сам мне облегчил дело. Теперь можно пытать хоть его дочек. Особо упорное сопротивление властям с оружием в руках. Убиение солдат короля подданым его и в землях его. Не напрасно решеть вязали. Уж кого-кого, а недомерка я спалю. Не тупица же он. Невозможно родиться на Маллайре, войти в разумные года и ни разу не слыхать об азарском Белом Штандарте. Понимал, паскудник, на что идет. Экая преданность!'

Тигг щелкнул и фонарь на воротах закрутился, словно юла. 'Ага, это наш стрелок в чугунное ребро влепил. Сейчас сменит позицию и повторит попытку. Хорошо, хоть дворня затаилась, а то бывало, что не то что ареды, веркады резали в пристойных имениях подчистую. Вторую точно вырезали, не зря у них на знамени кровавая коса. Вроде бы и девятую укладывали в рядок лет тридцать-сорок назад. Но каков графчик! Ну, сучий отпрыск, я те покажу рваный зад. Ты у меня раскусишь, что есть Керет.'

Фонарь осыпался осколками и с крыши насмешливо спросили:

-Стешился, офцер?! Се рвно вдать.

-Сдавайтесь, граф, не безумствуйте! — крикнул веркер наудачу.

-Убейте их всех. — нарочито громко возгласил высокий голос. — Покою нарушают мою.

-Ща бдет! — рявкнул в ответ карлик.

-Шейр!

-Я, ваш светлость.

-Веди людей за сараями до дому, потом бегом под навес и ломаем двери.

-Слушаюсь.

Веркер бежал меж задами домишек и стеной. Позади тяжело дышали и топали солдаты. Палаш казался тяжелее, чем раньше. Риджу, с его необычайно узкими, девичьими, ладонями, было вообще всегда тяжеловато с прямой саблей панцирной кавалерии. Но сам избрал — сам себя и кляни. Эспады де Каро не любил за упругость, что больно ударяла в сустав запястья, а узкая сабля-лань, которой дрались легкие кавалеристы и пехотные сабельщики, не казалась основательной. Пробрались меж сараями, перевели дух. Шагах в тридцати белеет крыльцо, в небеса вознесся угол кофейно-белого особняка. Широкие окна, лепнина, аллегорические статуи. 'Хлеборадый хозяин, чтоб его!'

-Аред! За мной!

-Смерть и пламя! — солдаты с боевым кличем, потрясая палашами, выскочили из проходов меж домиками и бросились к крыльцу. С другой стороны показались прочие под командой Белля. Только тот избрал иной способ проникновения. Его люди нырнули за дом и Ридж услышал звон стекол — Тай решил прорваться через окна. В особняке завопили, потом замелькал свет и ко звону стекол мигом добавился звон скрещиваемых клинков. 'Отлично, Тай оттянет хоть часть гвардионцев' Рядом вонзилась в землю стрела, но веркер уже с разгону взлетел на крыльцо и оказался под деревянной крышей. Из двадцати с небольшим человек до крыльца добежали полтора десятка. Лучники графа собрали свою подать.

-Навались!

Железные плечи бьют в дверь и вся кумпания с хрустом вламывается в залу, вымощеную белыми и синими плитками. Слева и справа лестницы на опоясывающую галерею. В глубине широкие двери, откуда с мечами, лабросами и крайне опасными многолезвийными алебардами наголо валит толпа в нагрудниках, поножах и таких же, как у их командира саладах, прикрывающих лицо до пол-носа. Силы примерно равны — шестнадцать белых и двадцать гвардейцев. Над ухом веркера щелкает тигг — алебардист валится под ноги сомечникам, схватившись за болт, прибивший шлем ко лбу. Высоченный бородач воздевает над головой двухлезвийный топор с диким животным криком.

Бой завертелся метелью. Ридж рубил и уклонялся, колол и отступал. Бретцы были опасным противником еще и от того, что обычный пехотинец предпочитает стоять на месте, а конник маневрирует и в пешем строю. Но эти дети лесов и болот крутились не хуже кирасиров, а их широкие мечи и тяжелые топоры наносили смертельные раны. Веркер уклонился от падающей алебарды, перекатом ушел от мечника, только что отрубившим голову одному из солдат, краем глаза заметил яростно отбивающегося от троих противников Шейра. Гвардейцы одолевали. Тигг щелкнул еще раз и стрелку в спину влетел топор, бросивший труп чуть не через всю залу.

-Брет!

-Пла-а-амя!

С галерейки покатились белые. Участь гвардейцев была предрешена. Разъяренные кирасиры Белля налетели стаей безумных псов, рубя направо и налево. Не зря на знамени веркады распласталась в стремительном беге легавая собака. Последним тяжко упал на колени великан с топором. Салад свалился с головы и полетел в угол, отброшеный чьим-то сапогом.

-Живы, веркер?

Ридж поднялся и утер кровь с рассеченной жгущей губы. Неподалеку лежал навзничь жутко изрубленый Шейр, его палаш насквозь прошел сквозь живот врага и остался в оном и после гибели демера. Вокруг командира собралось семнадцать солдат. Остальные либо стонали в ожидании помощи, либо погибли.

-Пятеро остаются с поранеными. — прохрипел Ридж. — Прочим обыскать дом.

-Поздно. — Белль ткнул палашом мычащего гвардейца и оборвал его жизнь. — Вонючая крыса бежала с черного хода со всем семейством.

Ридж утер губы, судорожно глотнул кровавую слюну. Графа надо схватить. Подобные выходки обязаны влести за собою лишь одно — немедленную кару. Развращенное вольностями дворянство — гибель королевства. Оно погубило и старый Азар, и Форнадар, и Волет, и казавшуюся незыблемой Империю Герфонс.

-Так. — веркер оглянулся на лежащие вповалку тела. — Дай мне двоих у кого лошади получше. Потом гонца в город. Сюда ареды Лаута и Керета. Лекаря. Перевернуть весь змеятник. Дворню развешать вдоль большой дороги. Герб — наземь. Имение спалить. Трофеи — солдатам. Все.

-Хонт, Ирн — с веркером. Нельт — в город. — Белль не Нир и возражать не решился. — Граф поехал по дороге к восходному краю долины.

Троица неслась галопом среди полей. Хрипло дышали лошади, гремели копыта. Дождь устало ронял последние капли, подковы швыряли грязь в стороны. Веркер пригнулся в седле, насколько позволяла давящая на сведенный судорогой азарта живот кираса. Слева мчался тощий юнец Ирн, его серая кобыла летела наметом, то и дело вырываясь вперед. Более грузный Хонт скакал позади на вороном жеребце. Вдали показалась запряженная восьмериком карета, раскачивающаяся по ухабам малоезженого тракта. Ирн засвистел, завыл, заулюлюкал. Веркер приметил восторг в лице. 'Верно, мальчик. Давай, радуйся, что уцелел. Из тебя выйдет отличный кирасир, великолепный наездник и отчаяный рубака.' Чтобы не гасить азарт юнца, Ридж выдернул палаш и закрутил над головой с криком:

-Ату его! Ату!

Хонт позади поддал коню шпорами. Кучер на карете обернулся, отчаянно завертел вожжами над башкой:

-Виаааа!!! Виаааа!!!

Из окошка кареты показалась фигура с большим тиггом, болт ушел в небеса. Стрелять на всем скаку — уметь надо! Кавалеристы нагоняли экипаж. Как ни старался возница, как не тянули жилы лошади, но всадник легче кареты, чьи колеса тонут в липкой жиже. Ирн вырвался вперед, поравнялся с козлами и от души рубанул по постромкам. Кучер замахнулся кнутом, но тут же полетел вперед, под колеса, с ножом в толстом загривке. Хонт невозмутимо вытянул второй кинжал из перевязи. Постромки звонко лопнули, когда передние колеса наехали на убитого, дышло вырвалось из зацепа и лошади помчались прочь, а карета от толчка упала набок и под истерические визги внутри с хрустом проехалась по дороге, собрав вал жижи перед собой.

Колеса еще бешено вращались, когда дверца откинулась вверх и на поверженый экипаж начал выбираться молодой человек с эспадой. Ридж про себя отметил, что парень в мундире морского офицера.

-Брось и покорись!

-Никогда, стрюк! — заносчиво ответил моряк, прежде чем из его горла выросла рукоять кинжала. Хонт по-прежнему не проявлял себя ничем, кроме фырканья своего коня. В его пальцах раскачивался третий кинжал, коий он держал за кончик острия. Ирн крутился вокруг, нервно облизывая губы. Веркер подъехал со стороны задка, выпрямился в седле.

-Всем выйти! Не то спалим вашу развалину! Живо, негодяи!

Из кареты выросла долговязая фигура:

-А с кем имею? — самодовольно протянула она, но осеклась, узрев труп моряка, свисающий с боковины экипажа.

-Граф де Каро, эн-герцог Исс. — отрекомендовался Ридж, поняв, что сейчас важнее громкие титулы, чем короткое хлесткое 'веркер'.

-Отчего ж сразу не представились? Решили б дело чинно и пристойно, как присуще благородным, а не отребью.

-Зрел уж ваши благородные дела, граф. Выбирайтесь, пора променаду сделать.

-Надеюсь вы уступите седло моей жене и дочерям?

-Еще чего! — рассвирепел уставший Ридж, чья губа уже нарывала рывками. — Живо вылезли и марш-марш к имению, господин бывший граф, бунтовщик и вор!

Граф покосился на труп, на криво ухмыляющегося кинжальщика, на юнца с палашом наголо и кряхтя полез наружу.

К полудню тридцатого Созревания к кишащему людьми поместью вышла печальная процессия — уставший от проклятий, сбитых ног и нравоспасительных поучений граф де Бутолон, его толстая на редкость говорливая супруга и две изгвазданые всхлипывающие девицы под конвоем едущих шагом белых.

О да, солдаты лихо поживились в обреченном поместье. Большинство свалили мешки на фуры, но переметные сумы также чуть не лопались от ложек, канделябров, кубков, вилок, всяческой одежи из хорошего полотна, сукна, шелка, бархата. У выезжавшего со двора во главе конвоя демера Нольса Фейертана поперек колен свисал на обе стороны огромный свернутый ковер. Конвойные грубо пинали, тыкали клинками, били кулаками и толкали конскими боками скрученую попарно дворню. Посреди двора грузили на фуры убитых белых, числом двадцать один. Подъехавший с рапортом Керет отчеканил в своем манире что раненых в деле четырнадцать, затем критически глянул на командира и поправил число на пятнадцать. Де Бутолона, не слушая возмущенных воплей по поводу разграбления, запихнули в фуру и приставили караул. После Керета веркеру передали короткое послание от Нира.

'Потерял трех убитыми, пять — поранеными.' -писал Тэм. — 'З. в подвале, Ц. В. бежал. Его полюбовница зарублена, понеже швырялась всякой утварью. Аредер Нир'

-Что они все златожорки объелись? — риторически простонал офицер, сползая наземь. — Керет, графа в камеры. С домочадцами раздельно. И быть сему месту черну и пусту!

-Слушаюсь, господин веркерр!

30е Созревания. День.

Унылая скрипучая колонна тянулась по долине прочь от столба черно-рыжего дыма, в коем уносилась к богам Башня Буто. Ридж дремал в седле. Губу заговорили, лекарь уверял, что рубца не станет. Перед ним тарахтели фуры с покойниками. Теперь к могильным, к камнеписцам. Читать погребальную. Одиннадцать, да три, да один, да десять. Двадцать и пять могил на городском кладбище Амноэля с одинаковыми надписями на камнях 'Такой-то. Рожден в год сякой-то. Пал на Службе Его Величества в год 810й' От небес взят, в земь отыдешь. Прими, Белор Грозный, солдата короля и в воинства небесного ряды возведи. Не поднесет более лечебного бульону Шейр своей болезненой женушке. Не обнимут многочисленые детки резонера и силача Гроштора. Забьется в рыданиях, получивши казеную эпистолу и тощую котомку сына, вдова смотрителя торговых рядов Лорток из Вомферса.

Сердце веркера облеклось камнем. Потому ни малейшего любопытства не проявил он к воплям о пощаде, доносившимся из-за поворота Южного Тракта, когда выворачивали к Амноэлю. Там люди Керета развешивали на деревьях дворню в знак жуткого напоминания каково противиться и не содействовать обладателям бляхи с обвитыми цепью скрещенными кинжалами.

30е Созревания, вечер.

Перед вечерней трапезой слег с лихорадкой Белль. Рана в бедре нарывала, гноилась. Аредер уснул с тугой повязкой, одурманеный снадобиями. Измученый лекарь притащил полупьяного капеллана читать молитвы. Святой отец то бормотал по требнику, то прикладывался к фляге. На пятом глотке Хуттер флягу из руки вырвал и пригрозил нажаловаться Ниру, известному неприязнью к служителям церкви. Отец Асл промолчал, но обиду затаил.

Тихо было в тот вечер в верхних покоях. Зато в нижних творилось невесть что. Во-первых злющий, как стая недохолощенных демонов, Ридж велел пытать Зелерна и Бутолона до 'признанию полнейшего' и орали оба дворянина так, что стены дрожали. Белые вообще не любят убийц сомечников. Во-вторых сам веркер выслушивал невесть как пролезшего мэтра Чехаша. Визжал мэтр куда тоньше, чем в прошлый раз. Он, видите-ли, узрел среди повешеных наилучшего законоведа. Наконец де Каро надоело, он махнул рукой и мэтр полетел за ворота прямо под ноги выходящего из городу штандарта пехоты. Отчего штандарт выходил в ночь, никто не понял. То ли Мортона что-то торопило, то ли он решил, что по ночному холодку легче шагать. Солдатня не преминула пройтись по полам мантии книжника и затоптать его берет в грязь.

Ри сошел вниз мимо вытянувшихся караульных, распахнул дверь и грохнулся на словно наособу поставленый табурет посреди камеры. Прямо перед ним шагах в шести вверх ногами висел растянутый 'на четыре угла' голый губернатор Зелерн. Седые волосы растопырились веником, лицо залито слезами. Тело покрыто струпьями и порезами, ожогами и рубцами. Пол в крови и нечистотах. Здоровый мастер допросных дел, облаченный в скользкую черную кожу, курит трубочку и резонерствует:

-И чего молчать-то? Чего? Ну, много намолчал, гостенек дорогой? — мастер помешивает лопаточкой мерцающие угли в жаровне. Веркера он не видит, ибо сосредоточен на деле. — Я те что, младенец? И не думай отпасть со свету, дед. Я тя в полнейшем понимании содержать стану, покуда глотка твоя не лопнет. Вот ща писарь кусты обмочит, далее двинемся. Погреем железом задницу, а после напоим. Любишь мятной лист с паточкой? Во-во, тож самое, только мятки-то, уж не обессудь — не припасли. Ух, горячее! Горячей не сыскать. Ведро цельное жертвуем, покуда не изопьешь, на покой не отправим. Неучтиво-с!

Веркер в упор смотрит на Зелерна, морща нос, ибо вонь в пытошном застенке неописуемая.

-Мне и без ваших признаний все ведомо. — устало произносит он. — Вор. Вор у Его Величества.

Мастер разворачивается и вытягивается, держа лопатку у груди. Ридж делает жест, означающий разрешение продолжать. Палач обходит жаровню, пересыпает огоньки, поглядывает на командира из-под густых бровей.

-Ваша участь ясна насквозь. — веркеру скучно и уныло. — Петля. В любом исходе. Один вопрос — где ваш пес Цур?

Зелерн с усилием растягивает щербатый рот в идиотской улыбке и хрипит:

-Не полу..чишшш.

-Получу. — Ридж встает. — Работайте, мастер. — и выходит в струю затхлого, пыльного, но все же воздуха.

В камере, где трудились над Бутолоном, было еще неблагостней. Тут присутствие изволил иметь сам Керет, а потому спрос шел без продыху. В углу под факелом стоит за пюпитром грамотей, исполняющий обязанности спросного писаря. В пальцах перо, чернильница на поясе. Графа спиной свернули на шипастом барабане и охаживают по холеному животу раскаленными прутьями. Благородный господин непрестанно писается и надрывно вопит что он невиновен, тысячу раз невиновен, это все Зелерн, погань чернильная, это все Цур, убивец с большой дороги. Керет же расхаживает вокруг и мерно увещевает:

-Сознайтесь же, сударь. Сознайтесь, легче станет.

Два палача грели в особой малой печке железные прутья, качая мехи. Двое секли поддопросного. Жженым мясом воняло так, что слезы текли.

-Вы бы хоть окошко отворили, ястребы непреклонные. — пробубнил веркер, не решаясь шагнуть в жаркую отраву камеры. — Керет, скажите ему: слово офицера — расскажет про Университетум, отправлю на коронный суд.

-Слышишь ли, негодяй? — Керет опрокинул на голову графа ведерко ледяной воды. — Сам господин веркер обещает.

Палач поменял прут, размахнулся и словно случайно зацепил де Бутолона по детородному отростку.

-Да!!!! Дааааааааа!!! — завопил граф во всю глотку. — Сознааааюююююю!!! Не нааааадоооооо!!!

По барабану потекла жижа — благородного господина от натуги прохватил понос.

-Обмойте и пусть сказывает все. — веркер поморщился. — Все, от начала до конца. Что рек ему де Шамо, что — Зелерн. Какую долю имел и отчего Их Мудроначалие согласился на малый кус.

-Есть. — глухо отозвался Керет. Был он зеленоват лицом, но держался. Видно, тоже подташнивало. Все-таки пытать всяко лучше в приспособленой каморе со стоками и отдушинами. На крайний случай — во дворах.

Риджа скрутило пополам и вырвало у лестницы. Утерев мгновенно взвывшую губу, веркер выбрался наверх и пошел к себе, радуясь каждому глотку воздуха. По дороге встретил де Элвинтона и велел снять вешеных, вывалить за ворота. Маркиза перекосило от отвращения, но приказ есть приказ и деваться некуда. Пришлось под конец рундирования заниматься противным делом. Ох, сколько проклятий полетело в спину веркеру от кирасиров четвертого ареда! Ведь пока срежешь, пока выволочешь — весь в гнилой жиже. И двор скользкой от нее. И падали, и вляпывались, и кляли на чем свет стоит. После все пригодные бочки растащили — стираться и мыться. Как назло дождь перестал — нечему смыть гниль с плит вытертых.

У себя Ридж залпом выпил две чарки кнорта подряд. Мутило еще. За окном гас хмурый день. Прошелся по комнате, присел на подоконник. Содрал сапоги, пошевелил пальцами ног. Скотство. Полгода веркером и этакое навалилось. Послезавтра надо командовать поход. Завтра последний день. Ладно, студиозусов выпущу, окромя зачинных. Нечего обывателям все тонкости ведать. Гадючье гнездо! Зачинных сжечь в назидание, ибо не за то бьют, что гуся украл, а за то, что вовремя не удрал. И Зелерна с ними спалить. Де Шамо — в ссылку, в Исс с представительной эпистолой батюшке. Знаток отрав завсегда заговорщикам пользителен. Де Бутолона отвезу в Верену, все равно самому ехать с подробным донесением командору Нейгару. Вейнегара — вот имечко, так и отдает империей Лэнг — в сыск явить. Хм, имперец? А что если и правда имперец? Тогда корсар явный. М-да, Зелерн-то, оказывается, и судьею сребролюб бывал. А еще полубог в подземной реке. С ним что делать прикажете? Ой-ей, демером нелегко приходилось, а все ж веселей живалось.

Нир предстал пред командиром, словно привидение. Под глазом синяк, рука на перевязи.

-Красавец. — ядовито вердиктировал веркер вместо приветствия. — Это Цур тебя так приласкал?

-Девки! — Тэм дернул уголком губ презлобно. — Бордельные девки! Ух и яры, сучки. Ножничками ноготными этак руку пропороли — двинуть не можно.

-И чего явился? Регалиями хвалиться?

Тэм закатил глаза:

-У тебя, друг мой, тож регалия презнатная. Кролик, лишь уши приделать.

Ридж потрогал губу языком, сплюнул за окно кровью.

-Имеется такое. Графчик-то сознался.

-Зрю. — Тэм без дозволения развалился на стуле. — Обильно рвало Вашу Светлость?

Ридж сверкнул глазами и промолчал.

-Сознался он под пыткой, а под пыткой, друг мой, и ты сознаешся в растлении младых овечек. Соблаговоли выслушать нашего юного друга несмотря на час, клонящийся к закату. — Тэм склонил голову набок и посмотрел на веркера особо хитрым взглядом.

-Соблаговолю. — Ри откинулся на переплет рамы. — Зови.

Вошедший Ирет поначалу пытался рапортовать, но веркер поморщился, просил эн-офицера присесть и отведать вина, на кое глаз глядит. После чего рассказ демера стал поживее и попонятней. Ирет состоял у Лаута, а потому в первые экспедиции не отправился. Когда же прилетевший на взмыленой хрипящей лошади посланец привез весть о баталии при Башне Буто, Нир живенько напомнил Лауту, что демер Ирет отведен под его начало для сыска и не пустил под предлогом 'делать в той мясорезне нечего, да и скучища превеликая, поверь'. На самом деле, как вставил Нир, он не желал, чтобы Ирет с младых лет приучался к трофейному обогащению, ибо оное хоть и является доброй старой традицией, ведет к нравам лаутовым. Вместо того Вейса засадили за составление реестра ведомых сведений, каковой способствует выявлению неувязок в деле. Вот тут-то и изъяснилась странность. Покойница-колдунья и вполне еще живой де Шамо указали на де Бутолона, как на главного злодеятеля. Но ведь все обустроил Зелерн. И деньги забирал человек Зелерна! Отчего же Их Мудроначалие довольствовался частью? Он ведь мог и прокатить графа на коляске без лошадки под крутую горку в ухаб великий. Тогда Ирет вспомнил о Бунке и спустился в камору, где скучало 'сие недоразумение мышастое медузное' (Ирет был родом из-под Порт-Орени и вворачивал иной раз побережные словечки). Молодой человек вошел в камору, пощелкивая огромными клещами прежуткого вида, кои он одолжил у Рола из керетовских мастеров. Для блезиру кухарь безвозмездно облил щипцы говяжьей кровью. 'Мышастая медуза' чуть не померла со страху. Когда Ирету казалось, что экс-ректор виляет, он просто поигрывал клещами или крутил с задумчивым видом перед собой. Вот забытый-то всеми Бунк и поведал истинную правду, в чем поклялся именами Лойи и Крата.

Ридж слушал и челюсть его отвисала все ниже.

Итак, лгали все. Совершенно все.

Де Бутолон никогда не получал от Университетума ни гроша. Он и вправду выслушал план де Шамо. Но план и предусматривал возведение в ректоры Бунка! Это де Шамо, бесясь от маниру графа вести дела обходными тропками, сыскал Цура Вейнегара — жестокодушного и сребролюбого типа, имевшего необъяснимо огромное влияние на губернатора, своего хозяина. Цур убедил Зелерна визитировать к Немелору и был весьма недоволен неудачей.

Вейнегара Бунк видел несколько раз. Сам он от ректорства отбивался, но однажды к нему бесцеремонно ввалился 'огромный мужлан с руками величиной с заступ, костлявым ликом и с золотой — золотой, судари мои! — бляхой на шее'. Бляха была с ладонь. На этакую штуку можно купить неплохое поместье. Вейнегар носил оную скрытно, но уж если вывешивал поверх сюртука из толстого бархата, то пощады ждать не приходилось. Вейнегар поднял тощего книжника за отвороты камзольчика, рыгнул в лицо вином и луком, страшно заглянул в глаза и выдохнул 'Будешь!' Бунк более не возражал. В сонных грезах являлся к нему страшный Цур с бляхой и давил ручищами.

К сей беде прибавилась смена гвардии. Все тот же Вейнегар рекомендовал (точнее рекомендовал Зелерн, а Вейнегар привел) Их Светлости немытого косноязычного Добура из Кармалона. Как уяснил себе Бунк, королевство Кармалон затерялось среди подобных ему крошечных государств на необъятном Брете. Зелерн писал, что 'сии искусники клинков будут поосновательней нынешних дуболомов Вашей Светлости и всяко лучше охранят Вашей Светлости покой и оплот'. Старых гвардионцев из числа землеробов прогнали со двора, а в Буто поселились тридцать два бретца с 'ужасающими манирами, неясным говором и грубыми нравами'.

Они 'вкушали пищу подобно свиньям', они 'испражнялись где прихотелось, оправдываясь на Отца-Нашего-Крата, коий верно, ходя по земи в безвременьи и созидая травы, клал на них, чтоб росли гуще', они пили мутное гадкое вино, кое сами жали из гнилых яблок, и обрюхатили всех пригодных баб в окрестных деревнях. Они били отцов и братьев порченых девок так, что многие от тех побоев 'отошли в Ущелие чрез малое время'. Граф не возражал. Граф де Бутолон вообще полагал, что пятое сословие создано богами для того, чтобы прочим сословиям было на ком отводить печали. По средам он порол своих мужиков, избирая предназначеных в поездках по селам с пятницы. Просто тыкал пальцем и говорил — Этого. Ни за что. Попросту 'дабы впредь памятовал и не бунтовал'. Похотливость бретских дикарей сулила прибавление в числе цепных людишек и сие было по нраву де Бутолонам.

Правда один верткий сумел пробраться под юбки и к младшей барышне, но и тут грешок скрыли. Нестойкую доченьку граф спешно сосватал за бедного родича из провинции Ларнар, служащего штурвалером на Его Величества боевом флоте, а проходимца казнили сами бретцы, пояснив, что семья господина — богоравное и такое мять на сене непотребно! После сего признания, граф и вовсе не чаял души в бретской гвардии. А дикари расхаживали по поместью, как по лесу, задирали дворню, грубо шутковали над несчастным наставником и устроили отхожее место у него под окном, поскольку там 'кусты гущее'.

Бунк был рад сбежать в Амноэль, лишь только Немелор 'оставил должность по хворости'.

И все покатилось своим чередом. Цур записался в учение и получал треть поощрительной казны, хотя намекал, что лучше б половину, понеже 'эти поросята и так больно жирны'. Еще Цур перекупил одно заведение поближе к Университетуму и устроил там игорный дом, где подчищал кошельки студиозусов, заманивая оных прелестями особо набраных девиц. Вейнегар был очень неглуп. Он сыскал девиц попригожее и поязыкастее, каковые могли и философическую беседу поддержать. Причем 'бордельный билет' не выправлял, поскольку девицы считались как бы гостьи заведения. Со временем туда повадились шлюхи из тех, что себя повыше товарок чтут, и дело зазвенело во все колокольцы. Заглядывать в 'Перо и Циркуль' считалось пристойным. Это же не какой-то там бордель с деревенскими дурами! Хозяин приветил пару юнцов, почитающих себя стихотворцами и объявил четверг 'днем поэтическим', когда каждый мог прочитать стихи всем и любому. За впервые читаное полагалось пол-кувшина дешевого вина. Но то была лишь приманка в мышеловке.

Со временем любой гость сходил в прокуреную нижнюю залу, где не вели ученые речи, а стучали зернью в 'чет и нечет', 'пять-двадцать' и 'герцога'. Там крутились подставные, обученые самим хозяином, игроки. Новичку давали выиграть, а после раздевали до исподнего. И вот тогда наступал Час Небесного Просветления. Вейнегар предлагал дрожащему должнику приятственый выбор — отдать долг — о, мы подождем, но не более сорока дней и под залог! — деньгами, выполнить некую работу — обязательно в ином городе и не всегда ясную, но всегда нечистую, поделиться 'честным имечком', то есть отдать удостоверительные бумаги, а самому явиться к губернатору и жалиться, что утерял. Или оказаться в самом отвратном состоянии — рабом на плантациях Лэнга, как совершенно законно проданый через Лаэль неоплатный должник.

Каким образом будущие невольники попадали в Лаэль через пол-континента Бунк не ведал, но полагал, что дело в речной и морской контрабанде.

За полтора года пропали бесследно более ста школяров. В градовом управительстве у Вейнегара все они числились 'утонувшими от неумеренного винопития с неотысканием тела'. С 'Пера и Циркуля' отчисляли не самые великие деньги графу, присовокупляя ложь, из коей следовало, что казна оказалась скудна, но что имеем-с, то непременно покорно поднесем 'благодетелю и покровителю'.

Тем временем де Шамо подбился к либрарию госпоже Ендеженир, очаровал и склонил на свою сторону, ведая, что кормилица особой сущности по сути второй человек в Университетуме. Собственно, для восстановления в правах хватило бы и покорного во всем Бунка, но де Шамо желал возведения в эн-ректоры гласом Совета, а Совет Бунка на дух не выносил и все его прожекты проваливал. 'Бедная Алис' развернула бурную баталию за возвращение своего полюбовника и была близка к виктории, когда де Шамо неожиданно рассорился с графом, вызнавшим какие суммы проходят помимо него. Лур обустроил бунт, решив крепко насолить и сюзерену, коему бы пришлось оставить мечты о богатстве навеки, и несдержаному на язык Зелерну, каковой и разболтал охмуряемой им старшей дочке де Бутолона из какой бочки льется ему в кошель состояние.

Студиозусы взбунтовались. Кроме прочего разгромили 'Циркуль', спалив долговые расписки и прирезав нескольких прислужников. Губернатор с Бунком спрятались, Цур засел у верной любовницы и сподвижницы, ожидая часа мести. Де Шамо вступил в доброохотный отряд, дабы беспрепятственно сойтись в городе с сообщниками и забрать свою долю, каковая осталась у Бунка. Де Бутолон разъезжал по землям, сек мужиков и ждал когда королевские войска оставят усмиренный Амноэль, дабы всерьез потолковать о своих прибылях с градовым управителем.

Впрочем, последнее уже проходило по департаменту слухов и домыслов. Но и показаного под клятвою было невероятно велико!

Ридж закусил губу, размышляя.

-Сие более походит на бред чумного, чем на истину. — произнес он наконец.

Ирет вскочил:

-Клятва именем богов!

-Молод ты еще.

-Сер, аки воробышек. — вставил Нир, глядя в потолок.

-Чешуя твоя ала.

-И перья еще белы.

-Господа?

-Каких мы только клятв не слыхали.

-Именем богов, здоровьем детей, благополучием дома...

-Гербами, честью, верой, вечными небесами... — Ридж помотал головой.

-И больше половины бессовестно лгали в очи наши.

-Слишком монструозно, чтобы быть правдой. Рабы, контрабандисты. Не верю.

-Зелье истины?

-Пожалуй.

-Ээээ...

-Вы хотели сказать — за это казнят, мой юный друг?

-Да.

-У нас один. — Нир для наглядности выставил палец. — Один день. К полудню завтрашнего дня мы должны ведать истину.

-Сударю Бунку незачем лгать!

-А если есть? Если он обижен местом канцеляриста, счетоправа в столь выгодной негоции? Вот и задумал выставить себя ягненочком и одним легким шевелением языка сбросить в Ущелье всех прочих любителей королевских пирожных.

Веркер хлопнул в ладоши.

-Все, господа. Угомонитесь. Вейс, Белый Штандарт на то и создан с особым статутом, дабы никакие каноны не препятствовали нам в чинении благ и установлении злодеев. Понимание придет, демер. Оно уже приходит к тебе, ты лишь не в силах пока облечь его в алмазную сферу мнения. Понимание у каждого свое. Мало ведать. — глаза смотрели мягко, а губы растянулись в усталой улыбке. — Надо принять. Мы все резали сей шар из своей чести, навычек, приемлемых установлений. Ступай. Позови писаря и сведи все показания спросные в единый список. Утром доставишь и попытаемся проредить сей ветролом до ровной просеки.

30-31 Созревания. Ночь.

Выспаться веркеру так и не удалось. Он всерьез рассчитывал поспать основательно. Скачка под дождем, рубка в поместье, погоня, рана, суета последних дней измотали Риджа настолько, что он чуял себя тряпичной куклой, из коей просыпалась солома. Граф поплескался в мелкой омоине тесной мыльни, с сожалением вспоминая дом сукноторговца. Здесь приходилось самому опрокидывать на себя ведра с теплой водой и все время отклоняться вправо, дабы не задеть макушкой за нижний угол массивного фонаря, подвешеного на торчащей из стены кривой железке. Пару раз он все же забылся и оцарапал кожу, а подлый фонарь прихватил в трофей клок риджевых волос.

Несмотря на сии неприятствия, Ридж уснул, едва нырнув под грубоватое походное одеяло. Сон был жуток. То он куда-то мчался на Диком меж стенами дремучего леса по узкой тропке, то проваливался в колодец и к нему плыл Торшим с разинутой пастью, то Нир, помешивая палкой в котле булькающее варево, с визгливым хохотом степного пса обещал следующими ингредитусами сделать ярость Риджа и простоту Вейса. При этом вместо шеи Нир имел меж головой и телом черно-оранжевую беспрерывно извивающуюся кольцами змеюку. Голова Тэма скакала вверх-вниз, то скрываясь в клубах сиреневого пара, то выныривая в зеленоватый мрак некоего подпола. На небольшом возвышении за спиной аредера сидела в кресле с книгой в руках Алитасия Ендеженир и кивала в такт пляскам головы. Веркер уже было выбил плечом дверь подвала, когда сверху заскрежетал металл, залязгали цепи и на него обрушился широкий тугой ледяной поток. Ридж рванулся изо всех сил, дверь подалась и он полетел по ступенькам вниз. Правда, недалеко, в тоннель с разрисоваными стенами. Вода ринулась вслед. В конце тоннеля зажглась свеча, Ри дернулся было к ней. Свеча голосом Керета вскричала:

-Проснитесь же, Ваша Светлость! Просыпайтесь! Беда!

Веркер открыл глаза, встряхнулся. Он сидел на полу у постели. Мокрый, в луже. Одеяло комом валялось под ногами маленького крепыша Керета. Незнакомый кирасир лихорадочно зажигал свечи. Еще один держал наготове очередное ведро.

-Беда. — повторил Керет. — Нынче сыскан в Советной Зале пропавший вчера Прен Тольтон. Лишь по насечке на кинжале и опознали, господин веркер. Объеден до костей.

Ридж рывком поднялся, стряхивая останки полночного кошмара и сдернул со спинки кровати штаны.

Галереи были пусты и даже фонари светили тускло. Эхо шагов гулко било в старинные своды. Перед Залой Совета стоял в карауле дем из людей Лаута.

-Так что, Ваша Светлость, услыхали стук неясный и глянули. Ясно дело, со всей опаской. А там кости, стало быть, из колодези летят и всякая мелочь пригодная. Доложили господину аредеру, а вот они с господином аредером Керетом туды и того. Сойти изволили и за вами побежали, господин веркер. — заикаясь и косясь в сторону притворенных врат доложил командир караула — здоровый тип лет тридцати. На левой руке у него не хватало двух пальцев.

Веркер двинулся вперед. Сердце сжалось. А ну как явится Торшим во всем ужасе и потребует жертву? Ведь и захрипеть не успеешь. Но молодой офицер сжал зубы. Он прошел пещеры Арта, пройдет и залу.

-Аредер Керет. — сухо произнес он. — Я иду один. Не вернусь — вы старший. В обход Нира. Немедля уводите веркаду из города, бросайте все, что не потребно в походе. Ведите людей на Верену. Там — к командору. Доложите и просите магов, церковников, дракоборцев, самого Белора с огневым топором! — Ридж устремил на Керета мрачный взор. — Умоляю об одном — сохраните веркаду.

-Будет исполнено в точности и неукоснительности! — отлаял Керет и всадил кулак в левое плечо. Кус успел поджать хвост. -Только стоит ли одному-то? — уже тише добавил служака. — Господин граф?

-Вы же сами разумеете, аредер, ни один из нас вкупе и поврозь с полубогом не сладит. Так не все ли едино? Я лишь желаю взглянуть на останки и проем вниз. Обождите здесь.

-Слушаюсь. — Керет коротко склонил голову и встал у самой черты, держа руку на эфесе. Судя по выражению грубого лица, это ходячее собрание Уложения О Деле Служилом Оруженосном, Военного Свода и всяческих Наставлений По Делам Спросным И Экзекуционным было готово ждать вечность. Поэтому Ридж перед тем, как ступить за черту, уточнил:

-Не более часа!

Все так же капала где-то вода, все так же громоздились внизу кресла и лавки. Ридж глянул с галереи. Прямо у квадрата мрака валялась реберная решеть с торчащим обломком хребта. Чуть далее — кости ноги. Полусъеденые руки одна на другой покоятся на краю Круга Покаяния. Тут же — обрывки одежды и поблескивающий начищеным металлом кинжал. По первому взгляду не хватало черепа и второй ноги. Веркер сошел вниз, вздрагивая от каждого шороха. Почему молчит амулет, чуящий и отбрасывающий любую магию? Неужели сущность настолько древняя, что магия Озер, прямая ее ветвь, бессильна? Со лба упала капля пота. Ридж перепугался даже этого прикосновения. Он постоял на на нижней ступенке, собираясь с духом, и внезапно понял, что никакая сила, долг, честь не заставит его ступить на пол древнего колодца. Ледяная оторопь пробирала до костей. Он страстно хотел жить, жить, жить! Чудилось: коснись носком плит и шестиарновый удав восстанет из провала, сверкая желтыми глазами. А рядом с ним в камень вопьются когти белой руки и покажется сам сын богини.

Ридж отступил. Он поднимался крадучись, не смея опустить подкованый каблук, дабы не издать лишнего звука. Он рвал на себя перила, спеша. Когда бледный веркер закрыл за собой створку, его рубаху надобно было выжимать.

Керет молча встал пред командиром, ожидая пока тот отдышится и распорядится.

-Поднимайте веркаду. — Ридж утер губы и рана немедля вспыхнула болью. — Без труб, без шума. Зачинных, де Шамо, де Бутолона с домочадцами, Бунка, Зелерна — в обоз под конвой. Мы уходим. К утру... А это еще кто?

Керет резко обернулся. Караульные посторонились, пропуская двоих. Первой шла худенькая девушка в мужском наряде, выгодно облегающем точеные ножки и маленькую грудь. На ремне, сдавившем тонкую талию, висела эспада. Полудетское личико было полно любопытства, восхищения и некоторой игривости. Рыжие волосы собраны в хвост, согласно последней моде, растекавшейся среди юных дворянок подобно наводнению. Сей игрунье удивительно шла зеленая рубаха с широким воротом и черные коли — короткие штаны до пол-голени, носимые с чулками. Впрочем, чулки скрывались под изящными сапожками с — опять же по последней моде — острым носком. 'Прямо барсенок. Игривый барсенок' — промелькнуло в голове Риджа. Позади с видом 'меня сейчас будут пороть' тащился Вейс Ирет, втягивающий голову в плечи и весьма несчастливый.

Девчушка посмотрела на замеревших от такого зрелища кирасиров, словно деревенская простушка на бравого кавалериста, подмигнула молодому караульному так, что парень покраснел до ушей, и встала перед веркером, глядя снизу вверх все с той же улыбочкой 'ой, дяденька, какой вы красивыыыый'.

-Это что?! — взревел Керет, топорща усы. — Кто допустил?! Кто дозволил?!

Вейс издал горловой звук. Ридж набрал в грудь воздуха, как вдруг девка отступила на шаг, сделала строгое лицо и четко бросила правый кулак к левому плечу:

-Маг-солдат Лия Ирет! Шестая веркада! Белый Штандарт Его Величества Короля Азарского! Послана в распоряжение господина веркера де Каро для изъяснения по делу о демоне!

-Весьма приятственно. — прохрипел Ридж. — Это я веркер де Каро.

-Его Светлость. — вставил Керет.

-Какая у вас премилая крыска. Это мальчик или девочка? — тоном светской дамы поинтересовалась Лия, сызнова разулыбавшись.

-Э... вроде мужеску полу. — Керет на глазах ретирадировал.

-Кста-а-ати, -пропела Лия — мне помстилось или в одном из боковых проходов целуются двое мужчин? Про нравы четвертой веркады сказывают презабавные истории во всех веренских салонах.

Вейс закатил глаза. Часовые захихикали, отворачивая лица. Керет побагровел.

-Аредер. — Ридж поморщился. — Сделайте милость, сходите и дайте той парочке хорошего пинка. А потом сыщите им занятие до утра. Нечто пользительное и малоприятственное.

-Слушаюсь, господин веркер. — Керет повернулся и поспешил прочь от слишком учтивой девицы. Он был рад делу по душе и умению.

-Третий слева! — крикнула ему вслед Лия. — Ну-с, Ваша Светлость, в чем трудность? В чем печаль?

-Прошу.

Ридж провел Лию на галерею. Он обращался с ней, как с дамой. Хоть и солдат, но маг. Мэтресса. Маг на службе Штандарта. Узрев кости, девушка приподняла бровь.

-Он под залой обитает?

-Нет. Далее. Не могу точно указать где, но я...

-Вейс мне уже поведал об эскападе Вашей Светлости. Вы отважны, господин веркер и ... -левый глаз прикрылся, а язычок на миг показался меж пухлых губок — ..и симпатичны. — Магичка снова вернулась к образу светской дамы. — Несчастный. Да примет его Белор. — она молитвенно сложила пальчики перед грудью. — Но я не чую присутствия.

-Мой амулет тоже не чуял его.

-Позвольте..

Ридж вытащил серебряный кружок с рунами из-под рубашки и склонился, чтобы не снимать оберег с шеи. Магисса поймала амулет на левую ладонь, погладила пальцами правой руки и покачала головой:

-Весьма. Мои решпехты волшебнику. Могу я ведать его имя?

-Ирени Нимут, если вам это что-либо скажет.

-Мы с Вейсом хьитороны, веркер. Или гуитары, как именуют нас восходники. Озерное Королевство долгие века было союзником и добрым другом многих хьиторонских баронов. Разумеется, мне ведомо, кто такая Ирени Нимут и кем были ее предки. — Лия опустила глаза, убрала ладонь и сдержано поклонилась Риджу. От веркера не ускользнуло, что поклон затянулся несколько дольше, чем следует равному по сословию. — Что ж, будьте добры оставить меня наедине с учеными занятиями. — Лия показала извлеченные из особого чехольчика, который почти сливался с колями, магический жезл в виде серебряного стержня с крохотной головой кошки и голубоватый мелок. — Я желаю кое-что просчитать и чуточку поколдовать. После будьте благоугодны собрать своих офицеров и — пожалуста — Вейса.

-Вы уверены, что охрана не требуется, мэтресса?

-О, не беспокойтесь. Я не настолько неумела, чтобы не сотворить сферу цепей хотя бы на четверть часа!

В коридоре Ридж взял Вейса за плечо и увел в первый же боковой проход. Там он прижал юнца к стенке и слегка встряхнул:

-Друг мой. — прохрипел веркер, заходясь в раздражительном бешенстве. — Когда это вы успели поведать сей особе о моих авантюрах? Я не любитель нировских пристрастий. — продолжал Ридж, заглядывая в глаза оторопевшего Ирета. — Но если вы сей миг не объяснитесь, я саморучно отволоку вас к Тэму и придержу, пока он будет наслаждаться тем, о чем болтают в столичных гостинных!

-Г-господин веркер, Ваша Светлость!

-Для хороших друзей — Ридж. Для хороших. А для лживых подручных — Демон Ледяного Чертога. Ну?!

-Лия — моя сестра. С-с-старшая. — Вейс смотрел, как нашкодивший, но преданый песик. — Она дипломантка Звездного Сада. Изгонница. Таких в старину именовали ловцами нечисти. Лия прибыла вчера, пробралась в суматохе — въезжал аред господина Нира, выезжали ареды господ Керета и Лаута. В мужеской одежде да по темноте — никто не обратил внимания. Она отыскала меня, попросила скрыть до поры и поведать все. — Вейс сжался в ожидании, что пальцы сомкнутся на плече словно рачья клешня.

Ридж чуть отодвинулся.

-Далее.

-Ну что, я ей рассказал, что знал. Показал бумаги, а потом мы пошли к мэтру Бунку.

-Спрос вел под заклятием Истины?

-Н-нет. — Вейс неожиданно начал падать и грохнулся на колени. — Помилуйте дядюшку! Он не виновен! То есть виновен, но лишь отчасти! Малая вина, господин веркер!

Ридж попятился и сходу сел на капитель колонны.

-Как — дядюшку?!

-Брат матушки. — Вейс стоял на коленях, опустив голову и охватив себя руками за плечи.

-Встань. Ты — будущий аредер Штандарта — встань. — зло произнес де Каро и заставил себя оторвать седалище от капители. — И не смей больше выказывать слабости. Мы храним канон. Высший канон. Канон во имя спокойствия и могущества королевства. Встать!!! — рявкнул взбешенный веркер так, что эхо разнесло команду по всему ярусу.

Вейс поднимался с трудом. Длинная шевелюра завесила лицо. Плечи поникли. Он упорно не желал смотреть на командира.

Ридж вышел в коридор к зале и крикнул:

-Караульный!

Гремя и звеня подбежал старший караульный:

-Вашсветлсть!

-Как только дама выйдет, проводите ко мне. Демер Ирет, за мной!

-Слушс, вашсветлсть! — караульный отправился обратно, а Вейс — за командиром.

В покоях Ридж налил себе и Ирету кнорта, силой заставил молодого человека выпить. Сам проглотил винцо и присел боком на окно.

-Ну что ж, Вейс. — уже поспокойнее сказал граф. — Что именно ты утаил?

Вейс посмотрел на свою пустую чарку, вздохнул и начал покаяние. В его прежнем рассказе было много правды, но не вся. Дело в том, что мэтр Бунк служил 'на два места'. Он учил чтению, благородным манирам, домашнему счету и письму дочерей графа де Бутолона лишь дважды в неделю. Все остальное время серенькая мышка мэтр Тис Бунк состоял помошником при эн-ректоре Луре Кирмане. Он хозяйничал в кабинете опытов и расчетов. По сути следил за чистотой, мыл горшки, реторты, трубки, весы; бегал в амбар за ингредитусами и припасами, способствовал мэтру Кирману в малопонятных алхимических опытах, до коих геометр оказался большим охотником. В кабинете изучали и ставили пробы с образцами земли из различных мест. Но один день в неделю Лур Кирман посвящал своему увлечению, суть коего была мэтру Бунку не слишком ясна.

Лур выписывал из далеких земель книги, начертаные от руки на неведомых языках. Лур иной раз приносил необъяснимые в назначении предметы и престранные зелья. Одну книгу — огромную, толстенную, с запором на переплете — Лур никогда не открывал, не оставшись наедине. При чужих вовсе прятал в особый шкапчик под столом.

Бунк состоял при Университетуме сверх ординара, на жаловании лично у Кирмана. Поэтому его имя не числилось в реестрах, кроме либрарного, кастелянского и привратницкого. И то — с пометкой, что может брать спросное по записке г-на эн-ректора.

Тянулись скучные годы. Тис впихивал в головы ветренным девицам простые знания, мыл горшки, мел полы и не чаял когда-либо улизнуть из плена тяжкой нищеты, низводящего его — дипломанта-с-отличием Лольского Университума, беститульного и медного, но все же дворянина — в унизительное положение прислуги.

Однажды эн-ректор объявил подручному, что предоставляет ему добавочный вакационный день. Он-де сам справится с опытами. А еще запретил заглядывать в небольшую каморку при кабинете, куда — это Бунк видел — втащили сорокаведерную бочку. В кабинете после опытов Кирмана начало попахивать то сладковатостью, то гнильцой, но привыкший к алхимным ароматам мэтр не интересовался — откуда. Меж тем Лур ходил веселый, потирал руки и напевал старую школярскую песенку:

Нам подвластно все и до конца,

Учены мы славно, господа!

Пожелаем — и заставим дом парить —

Для науки нет преград и не может быть.

Развязка состоялась неожиданно. Бунк оттирал большую реторту от липкой глины, когда в каморке плеснуло, потом бочка явно стукнулась о дверь — сорокаведерная-то! Послышалось урчание. Мэтр бросился за эн-ректором. Лур живо прервал урок, оба поспешили в опытовый кабинет и там Лур Кирман взял с Тиса Бунка обещание 'молчать о всем во имя просвещения', а затем отпер дверь. В полувязкой зеленовато-белой жиже плескался и разевал рот мальчишка по виду лет семи. Бледный, голый и необычайно клыкастый. Эн-ректор, похихикивая, немедля скормил гомунклусу окорок, который тот сожрал в один присест, и объявил, что сие — невиданный прыжок чистой, безо всякого колдовства, матери-науки. Оба книжника, как положено, вознесли молитвы Лойе, а затем Лур нарек мальчика Торшимом в честь некоего древнего героя, что тоже вроде как родился 'в пустом поле чудесной силой'.

Понеже создание гомунклусов есть не что иное, как прямая дорога на 'кривую дылду', сиречь виселицу, Лур не спешил собирать Великий Диспут. Он посвятил в секрет лишь любовницу — мэтрессу Ендеженир. Троица хранила тайну до тех пор, пока не сгустились первые тучи.

Промо: Лур Кирман и вправду сыскал решение старинной геометрской задачи и дальнейшие события происходили точно по рассказу покойной колдуньи. Немелор возжелал чужой славы и начал открыто травить Лура, прохаживаясь по его имени на всех Малых и Больших Советах. Дело шло к изгнанию — это понимали все.

Седо: Торшим рос быстро и жрал все больше. По уму же так и остался младенцем, проявлявшим интерес к жестокости и..человечинке. Попытка выпустить его из бочки привела к рваной ране в боку несчастного мэтра Бунка. Надо было что-то решать, пока чудовище не обнаружили.

На тайном совете троицы не в меру ретивых просветителей решили было вывезти мальчика в горы под присмотр лесного объездчика — брата Алитасии. Но тут Немелор перешел в решительный штурм укреплений несговорчивого эн-ректора, перетянул на свою сторону некоторых его наставников и все закачалось на гнилой досочке. Лур доживал последние дни в стенах оплота наук, а на вывоз требовалось время.

И тогда сударыня Ендеженир сама ночью отвела Торшима под предлогом игры на боковой двор и столкнула в колодец, выводивший в подземную реку. Дабы ловкий звереныш не выбрался, магисса наколдовала двух змей. Это она поставила треножник с шипом и начала таскать еду чтобы ужасное создание не выло и не привлекло ничьего любопытного носа.

Но либрарий не столь уж доходное место. Кроме себя Алитасии приходилось содержать деток и неудачника-мужа, который служил придворным волшебником у барона де Вадьи. Барон был небогат и много супругу не перепадало. Он донашивал господское платье, каковое удавалось перехватить из-под носа прочей дворни и столовался с семьей господина.

У жесткой решительной дамы созрел ужасный план. Она начала подпаивать под видом благодеяния нищих и отводила их тайным ходом с причалов в подземелья. Под Амноэлем вообще целый лабиринт с давних пор имеется. Там магисса подставляла жертве ножку и несчастный насаживался на шип. Торшим то ли сам прятался при появлении чужих, то ли змеи уводили — неведомо. А чтобы никто не пробрался с иной стороны, Алитасия провела в проеме Грань Погибели и подновляла оную.

Далее ведомо — Лур вынужден был убраться вон, Бунку тоже отказали от места. Алитасия исправно водила гомунклусу жертв. Он бы сам помер, к тому шло. Лур приготовлял особое зелье, каковое потихоньку вливала в обреченных сообщница. Их посредством отрава попадала в нутро весьма живучего создания, постепенно сводя его к утесам неименованых гор.

Но тут де Шамо — к тому времени он уже сменил родовое имя на титул — взбрело в голову вознаградить сообщников за терпение и сохранение тайны, а заодно жестоко отомстить поганцу ректору. И господин экс-эн-ректор отправился к господину графу, ибо имел великую надежду на его приятельство с герцогом Онгэн.

С сего момента Вейс не рассказывал по порядку, а попросту подправлял то, что было лживо.

-Де Шамо начал ссоры с сюзереном по прошествии трех месяцев. Граф интриговал весьма неловко, провинция, что с него взять! Де Шамо ярился, видя, что сей путь займет годы. Он нехудо разбирал городские дела и сам явился к Зелерну за подмогой.

-Так все же, кто первый негоциант, Вейс?

-Де Шамо, господин веркер. Вейнегар всего лишь слуга. Сила, ужасный лик. Он умел внушить поистине небывалый страх, но не более. Нет, кое-каким умом он обладает, но сей ум невелик. Цур лишь числился градовым управителем и хозяином 'Пера и Циркуля'. Городом правил Зелерн, тешивший свою гордыню, а 'Пером' втайне управлял де Шамо, разбиравший каковые удовольствия по нраву его бывшим подопечным. И не было никаких рабов, дядя лишь пытался...

-Представить кумпанию еще более небывалыми злодеями.

Вейс вытер рукавом потный лоб.

-Верно. С должников требовали денег, всяческих вещиц большой цены или услуг. Иные сами становились подметными зернщиками.

-Кто какую долю имел?

-Делили на пять равных частей. Дядюшка получал треть части, Зелерн — одну, Вейнегар — пол-части, граф — две трети. Остальное забирал де Шамо и делился с госпожой магиссой посредством дорогих подношений.

-Ну вот что. Зову писаря, изложишь всю историю на бумаге. — веркер вздохнул. — И последнее — с каких пор тебе ведома истина? Не лгать! — прошипел Ридж, оскаливаясь.

-С третьего дня, господин веркер. Я сошел в подземелья и дядя все поведал, словно на исповеди. А вчера лишь подтвердил при сестрице.

-Ладно. Ступай к себе. — Ридж хлопнул ладонью по раме. Глядел он в окно, на темнеющие в ночи бурты и купы деревьев. 'Сын плешивого кота! Я бы мог ведать все на третий день и давно бы оставил за собою заставу сего поганого городишки! Черта Погибели, вот дрянь жирная! Она-то и высасывала меня, чуть не до смерти. Амулет.. Ах да, это же ..как оно там.. вьюнковое что-ли.. заклинание, а их он не чует. Если бы не Тэм с его колдовским любопытством, кое-кто сейчас обживал утес в Ущелье Расплаты!' Едва за Вейсом закрылась дверь, веркер запустил кубок через всю комнату в угол и заорал:

-Вестовой!

Вошедшему сонному солдату Ридж коротко приказал:

-Писаря к господину демеру Ирету. Всех аредеров, окромя господина Белля, ко мне. Немедля.

31е Созревания. Рассветная заря.

-Я обеспокоил вас, господа, дабы объявить волю об экзекуции. — Ридж прошелся туда-сюда меж шкапом и постелью. Тэм откровенно зевал, подперев щеку рукой. Лаут смотрел с видом 'ну опять потревоги среди ночи, утром никак не можно было?'. Де Элвинтон клевал носом в торце стола. Лишь Керет был сосредоточен и сух. — Ибо истина почти раскрыта. Демер Ирет сознался, что оная ведома ему с третьего дня, а мэтр Бунк ему родным дядей приходится. Итак: — Ридж встал спиной к окошку, держа руки за спиной. Тэм понял, что друг напряжен до предела — уж очень отведены назад плечи. -..в подземелье у нас никакой не полубог, а лишь жалкий, хотя и весьма паршивый, гомункулус — людожор. Создание неуемного в познаниях Лура де Шамо. Вышеупомянутый Лур и является главой заговора воров.

Аредеры оживились, заозирались, Грэй что-то шепнул на ухо Лауту. Старик покрутил головой. Послышалось нечто вроде 'запороть мерзавца мало'.

-Остается последняя неясность. Я раздумывал в ожидании вашего прихода над тем, кому выгоден мятеж — и не узрел оного. Ни единому из числа наших подарестных. Все имели долю при непрерывном получении платы и пожертвований от именитых горожан. Мятеж прервал как первое, так и второе. Де Шамо взял на себя косвенную инициацию верно за тем, чтобы избежать обвинения в создании чудищ алхимных и колдовских. К тому же его законовед наверняка бы упирал на доведение до отчаяния и наш грустный знакомец отделался бы весьма легко, если б не мэтр Бунк, решившийся отверзнуть уста. Я оставлю вас, господа, наедине с сими показаниями. — Ридж кивнул на внушительную связку листов посреди стола, исписаных круглым писарским почерком. — Дабы вы, не стесняясь присутствием начальствующего, разрешили сию загадку. В шесть поутру я желаю ведать ваше решение. — И веркер вышел вон, прихватив с гвоздя шляпу.

После дождей сызнова возвращалась жара. Парило. Веркер оперся локтями о парапет крохотного балкончика на восходной стороне громадного строения. Над ним в сине-черном небе громоздились, лезли друг на друга, теснились, нависали тяжеловесно купола, шпили, башни, скошеные крыши. Университетум был по размерам в пол-города. Где спряталась крепость-дворец древних иллурских королей, несколько раз разрушеная и перестроеная, догадаться было решительно невозможно. Балкончик явно приделан позже и к чему — неясно. Посреди балясного парапета имелась чугунная двустворчатая калитка, ведущая в пустоту. Внизу вытянулись низкие домики служб и прислуги, ныне опустелые. У прислужных жилищ подновлять мостовую ленились и потому изукрашеные статуями стены гордо и величественно снисходили в буйную траву. Впрочем, Риджа сие не занимало. Он смотрел вдаль, туда, где за амбарами и садами вытянулась полоса леса.

'И все-таки кто? Зелерн имеет мало, но под ним город и он счастлив. Бунк — тихая мышастая медузка, привык покоряться, всем доволен, лишь бы не тревожили. Де Бутолон? Ума не хватит, он бы скорей донес герцогу. Цур — опять же тупая скотина. Есть девки, вино и над кем понависать грозно. Де Шамо — невыгодно, он имеет более всех и более всех ему любопытно сохранение тайны. И все же некто отрыл в старинных сводах касательно проклятой чарки. Отрыл и... о, Ри, придержи коней! Кто ради развлечению ума устроил диспут? Бунк. Мэтр Тис Бунк. Кто ради сего сдул пыль со старых уложений и — несомненно — проштудировал оные? Ну хорошо..предположим — Бунк. А зачем? Что мне ведомо о душе и стремлениях его? Беден, но горд. Горд. А вот сие, пожалуй, и есть лисий хвост, коий плутовку выдал. Итак, гордость, нищета — ну, не такая уж. Тысяч тридцать он скопил. Для бедолаги, верно, сие стало помутнением разума. Навскидку — земли де Бутолона в год приносят тысяч десять-тринадцать, если, мой бедный Ри, ты хоть что-то помнишь из наставлений батюшкина эконома. Гордость. Хм. А не навестить ли нам дражайшего мэтра? Вон над рощей засветлелось, скоро заря.'

В подземельях сыро. Фонарь стреляет и потрескивает. Караульные дремлют весьма умело — привалившись к стене. При звуке шагов поднимают голову, таращат глаза. 'Спал. И этот спал. И этот тоже сны смотрел. Ну и провал с ними! Небось после керетовых ласок подопечным счастие до дыры нужной доползти. Коли она там имеется, а скорее нет. М-да, запашок. Лаэльский сыр такового не изъявит. Как Вейс лопает и не давится? Ну, кажется пришли.'

-Караульный, кто здесь содержится?

-В энтой, значит, губатырь, вашсветлсть. А в энтой — энтот, как его, который в анерстетуме предначальствовал.

-Открой.

-Слушс.

Лязгают огромные ключи, солдат распахивает дверь и веркеру в лицо ударяет плотная стена перекисшей мочи, застарелого дерьма, пота, гнили и плесени. Ридж сглотнул тяжкий ком, согнулся и вступил в камору, держа фонарь на вытянутой руке.

Узкая кишка. Бунк моргает глазами с охапки соломы почти у двери. Вбивать клин в камни поленились, потому цепь от правого запястья тянется к левой лодыжке, а от нее к великанской, на вид не менее чем двухрудовой, гире, сысканой в мучном амбаре. В торце кишки стоит нужная бадья, от коей и несет преужасно. На стенах зеленоватая плесень, стоять в полный рост невозможно. 'Ну и каземат. Что ж тут до времени хранили?'

-Доброго рассвета, мэтр.

Бунк садится, сжимается. Цепь скрежещет.

-Не могу именовать сей рассвет добрым, господин королевский офицер. Видывал я рассветы и приятней.

-Довольно, мэтр. Вам ведомо и имя мое, и титул, коль благоугодно титуловать. Ваш племянник просил за вас. Но мне надобна истина. — Ридж стоит согнувшись, фонарь у колена высвечивает мокрые камни и лужицу под стеной. — Тридцать тысяч ниобов. — мерно продолжает веркер. — Вы от роду не держали в пальцах и десятой части сей кучи монет.

-И одной двадцатой не пребывало в шаллете моем с той поры, как покинул я дом отца своего дабы постичь науки.

-Вы хотели уйти на покой. — зеленые глаза смотрят в серые блеклые зрачки книжника. Так змея разглядывает добычу, пред тем как раскроется пасть и покажутся острые ножевидные зубы, с коих течет тягучий яд.

-Я скромен в притязаниях и..

-Не увиливайте. — веркер краток и требователен.

-Желал и весьма но...

-Но де Шамо не был надобен иной ректор, кроме покорного и мало просящего Тиса Бунка. Но Цур Вейнегар не забывал каждый раз показать вам, что пред ним всего лишь мелкий человечишка — пробка в кувшине. Но Зелерн не пускал вас далее крыльца, а де Бутолон прежестоко оскорбил своею приязнию к дикарям. Это все же вы устроили бунт. Неясно, правда, зачем де Шамо принял вину на себя. Хотя, при его средствах нанять ловкого законоведа не составляет ни малейших трудов. Одного сей господин предвидеть не смог — что де Эсфорнот призовет на подмогу не одну лишь армию...

-...а вас, господин офицер Белого Штандарта...

-..и никакого суда по регламентам не будет. Кстати, отвар, мутящий разум...

-Приготовил я. Не столь уж оный могуч, поверьте. После каникуляров многим из птенцов сего гнезда и вина не надобно ради шалостей и вычуров. Прилежные и пристойные, воротясь от отцовского глазу в волю, разумом мутятся месяца на два, допрежь душою утешатся.

-И откуда то прознал де Шамо?

-А от него приходили ко мне. Один из ваших людей. Выспрашивал прилежно как да что. Серебро отпирает и рисованые двери, не так ли? — с доброй печальной улыбкой пояснил Бунк.

Веркер помолчал, прикидывая. Наконец дернул плечом.

-Что ж, мэтр, пожалуй я не стану злобить своего без трех минут аредера. Я сам стану вашим законоведом! Доведение до отчаяния, глубочайшее раскаяние и свойства натуры. Вины вам представляю: недонесение о злодеяниях, содеяние воровское под угрозою лишения жизни, роковая ошибка приведшая к неблагочестиям нежданным. Итак, последний вопрос: где Вейнегар?

-Не ведаю, добрый мой законовед. Судя по проникающим из-за двери звукам, тот, кто мог бы пролить истину на сей казус, 'скрючил копыта', как изволил высказаться один из ваших благовоспитаных подначальных. Зелерн. — пояснил Бунк.

-Ну-ну.. Уж вы-то, давний житель сих мест. У вас осталась казна за лето, а сей сударь весьма охоч до серых пузанчиков с благородным пуртретом, а?

-Премного охоч. Дайте поразмыслить, сударь.

Воспользовавшись заминкой, веркер высунулся в подземный ход глотнуть свежей плесени. Караульный стоял навытяжку, делая вид что не подслушивал. Молодое лицо полно усталой готовности.

-Кузнеца сюда. Снять цепи. Потом мэтра Бунка наверх, сводить в мыльню и в жилище. Собрать поклажу. — распорядился офицер. Солдат сей же миг поднес к губам костяной свисток и особым сигналом позвал старшего караула, поскольку отходить с поста не мог.

Ридж набрал полную грудь сырости и нырнул в вонючую духоту, как в болото. Бунк сидел, уперев губы сложеные домиком пальцы. Он морщился, качал головой влево-вправо и наконец произнес:

-По рассуждении скромном, в городе оному не укрыться, ибо окромя Лонары приятелей у него не имелось. Может сей сударь пребывать разве что в какой таверне третьего разряду, для лодочников. Или уж верно отбыл за реку, на озеро Синее, где Их Мудроначалие охотничий домик имел.

-Что за домик?

-Лет тридцать назад то было поместье одинокого старика-маркиза. Вассала де Бутолона. Их Доблесть отбыл в Ущелие, наследников не имелось. Титул отошел к сюзерену, а дом на острове купил не столь давно губернатор, желая проводить часы отдохновения, катаясь в лодке.

-И как же до сего озера ехать?

-На закат путь ваш по старой турошской дороге. Как проедете холм, на коем произросли три приметных дуба, своротите направо по зарослой тропе. Сия выведет вас к пристани, а далее лишь на лодке и возможно. Посреди озера имеются три островка. На среднем и стоит малый домик из розового кирпича строеный. При оном старинная башня над пристанькой, брошеная.

-Ну что ж, мэтр. Как зрите, сказать правду легко. Если б ваш нежный племянничек сразу отверз уста, сегодня к вечеру не пришлось бы погребать двадцати двух моих солдат и трех демеров. Впрочем тогда б я вас повесил. — Ридж крутанул головой. — Вот вам сентенция. Вы отправитесь в ссылку. В Исс, ко двору моего отца. Ему давно надобен хороший хронист. Представительную эпистолу — составлю. По окончании действия сей кары — через пять лет...-веркер выдернул мз кармана пузатый хронометр, откинул крышечку и взглянул на циферблат. — ...вы вольны остаться или отбыть в родной край без права оную провинцию покидать навечно. Сие самое малое наказание, кое могу вам назначить. Все же мятеж третьего разряду. За вами придут вскоре. — И офицер поспешно вынырнул в дверцу, ибо глаза слезились от амбре узника.

'Если б мне не был столь надобен Вейс Ирет. Если бы не глупая недостойная жалость! Повесить сие недоразумение ходячее, позор аристократии! Помыслить невероятно! Мыть горшки и полы годами. Служить предметом насмешек у каких-то полудиких наемников. О, Белор! Что ж творится под руцею твоя?' Ридж поднимался по бесконечной лестнице, а в голове звучал холодный голос отца. 'Ри, сын мой, запомни: в Верене ты встретишь многих из тех, кто носит перья на шляпе, но не имеет ни чести, ни подобающего воспитания. Оставь все представления о дворянстве азарском под замком сундучка. Сила ускользает из рук наших, словно напитаный водою песок. Нельзя безнаказанно плодить новых дворян, ибо некогда высшее сословие обращается в кричаще разодетую толпу. Ибо наша особенность расплывается в сем сонмище скородворняжек. Венценосец склонен подписать вреднейший Эдикт о Возведении в Благородные, по коему самый подлый человечишка, дослужившись до адьютора первого рангу, получает приватное беститульное сей же миг, как с ворота сей крысы отпадут два хвоста. А уж коли зачнет трубить на трех колах — родовое. Отвези сие послание маркизе Нассе, коя приходится нам пятеричной сестрою. На словах же передай моление похоронить королевскую прихоть. Ибо грозные знамения ожидают королевство, коль герб станет всего лишь знаком усердного стояния у пюпитра!'

Ридж выполнил волю батюшки, но Эдикт все еще нависал над старой аристократией, словно топор палача. Фрейлина усердно интриговала, король откладывал наложение печатей, но некие силы — Ридж догадывался, что в числе оных и штандарт-командор барон Нейгар, глава Белых — сызнова подвигали под длань государя вредную бумагу. Противостояние тянулось уже почти семь лет.

И вот пожалуста — дворянин в прислугах. Прежде за такое предложение в лицо летела перчатка, а то и сразу сталь. 'К батюшке, с подробным разъяснением что сие за зверь! О, в Иссе мэтру живо разъяснят каково должно содержать себя благородному. Вы полагаете, что веркер граф де Каро милодушен? Как бы не так, дорогой наш мышиный хвост! Тебя, слизень, заставят вспомнить предков и обычаи. А коли не вынесешь — главе Великого Дома ничего не стоит сговориться с другим главой и упорхнет ваш титул мэтр, словно воробей из-под кошкиных когтей!'

'А вашим дорогим племянничком я займусь саморучно.' — вердиктировал граф, кивая в ответ на приветствие караульных у двери своего временного обиталища.

31 Созревания. Утро.

В прихожей на столе болтала ногами маг-солдат.

-Ой, ваша светлость! — искренне обрадовалась девушка. — А меня туда не пустили. Очень уж заняты были поливанием друг друга всякими нехорошими словами и вином.

-Вином?! — Ридж швырнул шляпу на крюк, торчащий из стены.

-Угу. — простонародно кивнула Лия. — Вопили так, словно на приступ шли.

Веркер вздохнул и потянул на себя дверь. Господа аредеры уже успокоились. Правда Керет сидел с крайне недовольной рожей, на камзоле Лаута расплылось темное пятно, кто-то из них выдрал у занявшего оборону на окне Нира клок роскошной шевелюры, а де Элвинтон при явлении командира спрятал глаза и старательно заскрипел пером по бумаге.

-Младенцы. — резюмировал Ридж, останавливаясь у камина. — Позорище. Сызнова разбирали кто вор, а кто колдун? Можете не ответствовать, догадаться несложно. Ну и..? Родили истину? — Он обошел де Элвинтона со спины и через плечо заглянул в бумагу. Среди громогласных чугунных глаголов, являющих собой квинтэссенцию канцелярщины, наметаный глаз выловил ключевое 'Родовой дворянин, бывый эн-ректор, ученый геометр и естествознатец Лур Кирман де Шамо'.

-Оный сам сознал сие. — пояснил Лаут, поднявши на командира собачьи очи. — Чего ж воротить на ворота три балясины с набалдашником?

-Действительно. — протянул веркер. — Чего уж. — и мысленно вычеркнул из повиного реестра Бунка ошибку с неблагочестием нежданным. — Ну вот что, господа. Имею вам поведать, что их мудроначалие Зелерн нашего угощению не снес и помер. Де Бутолона с семейством собрать, под конвой в фуру — и в Верену. Со всеми реестрами его деяний. Я обещал суд короля — пущай король сам и решает сего разбойничка. Бунку назначаю ссылку в Исс на пять годов, понеже сей глупец уже понес и страхи, и унижения, и обиды — в общем сам себе бил гвозди в темя лет с десяток! Ну а де Шамо — самый опасный из сей шайки и его мы сожжем вкупе с зачинными.

-А Вейнегар? — подал голос Нир.

-А Вейнегар на твоей совести. — ядовито ответствовал зеленоглазый змей. — Бери людей, скачи за реку на закат до трех дубов на приметном холме. Там повороти к югу до причалов на Синем озере. Бунк предполагает, что сия лошажья башка укрылась в охотничьем доме губернатора на острове посреди озера. Переверни там все, до чего рука дотянется. Хоть ухо с него привези, коль живым не возмешь. Ступайте, аредер.

-Вот так с ним и надобно. — одобрительно промолвил Лаут, как только за обиженым Ниром захлопнулась створка. — Распоясался донельзя!

-Касательно поясов — еще потолкуем, сударь. — С зубов Риджа только что яд не тек. — Керет, готовьте костер. Довольно, уж виски ноют от сего змеячьего клубка. Сожжем и марш-марш на квартеры.

-Слушаюсь!

-Грэй, в караул. Найди того, кто заменяет Белля, и вели съездить с повальным обыском в Шамоль. Растворы вылить в нужную яму, порошки — по ветру, книги и деньги.. — веркер постучал согнутым пальцем по столу. — сюда. Лаут, отдохновение. К вечеру будем погребать павших в службе, кто желает — в шесть после полудня на погосте при храме Крата на северной окраине по левую руку от Университетума. Да! Писаря ко мне пошли, Грэй. Донесение составлять стану.

-А как же этот, гомункулус? — Лаут переглянулся с Керетом.

-Ах да... то чучело... Хм, мало времени. Оставить бы его в назидание, а? — Ридж почесал нос, взглянул в верхний левый угол. — Ну, его я сам. Тиггеров пару возьму и пару солдат половчей.

-Виноват-с, ваша светлость. — отлаял Керет. — Дозвольте мне, понеже Свод предписывает высшему начальствующему на экзекуции первого и второго разряду пребывать неукоснительно, окромя оговоренных случаев!

-Не дозволяю. При нем две чудотворно сотворенные змеи. У меня амулет сильный, а у вас? То-то. Ладно, провал с ним! Сам подохнет, али книжники демоновы на батального мага раскошелятся. Не все ж нам навоз грести. Дыру в советной зале завалите хламом с гвоздями.

-Будет исполнено. — Керет склонил голову. Крыса на плече грызла кусок сыра, забавно удерживая оный передними лапками. Усы плотоядно шевелились.

'Эх, один Кус тут мудр. Лопает сырок, да себе на уме'

-Все, господа. Ступайте, готовьтесь. Пусть обозные начинают сборы.

-А что прикажете делать с сидящими в алхимии башне? — подал голос Лаут.

-Будем уходить — откроем створы и пусть идут, куда желают. — веркер отошел к камину, снял с полки тазик для бритья и поставил на подоконник. Унф все еще пребывал в лазарете, причем, видимо, надолго. Ни отшептать, ни отмолить бедолагу не выходило. Несчастному чудилось, что он суслик.

'Ну вот и все. Завтра строем из города, россыпью по тракту. Не спеша, не нахлестывая коней. В Нойтеаль, в сонную дрему. Поеду в Вердани, нырну в холодные залы архивов королевства. Буду перебирать старинные листы и страницы, выискивать упоминания об Озерах. Ключ к Лерерским Полям где-то близко, я точно чуял его верхним нюхом. Что же означает выражение 'необходные врата'? В Лерере ни холмовых гряд, ни скал. Действительно — поля, перелески, деревушки. Отец все нетерпеливее, хотя понять-то можно. Королевские людишки наглеют с каждым часом. Да и вон герцогиня Тарма смеет прохаживаться по поводу 'необъяснимо обширных цепных земель'. Ключ к тайне Лерера необходим. Эх, было б невыносимо прекрасно, ежли б в одно прекрасное утро прислужническому сыну, самодурову внуку в короне доложили б, что Исс и Озера внезапно отложились и закрылись... ну хотя бы удушливым маревом по рубежам!'

Веркер побрился, утер лицо. Он совсем забыл о Лие Ирет в прихожей, но та напомнила о себе сама.

-Разумеется, неучтиво принимать даму, имея на щеках бурлунские чащобы. Но еще неучтивее заставлять даму ждать без чашки кофию и бокала вина, без музык или чтиц, без приятной беседы с...

-Ежли только сия дама не солдат короля. — сухо бросил через плечо веркер. — А ежли б мне пришло в голову переодеть штаны?

-Нууу, вероятно я бы сочла вас весьма откровенным. — магисса прошлась по комнате, носком сапога выбросила из-под стола чарку с гравировкой на охотницкую тему и пропела. — В подземельях никакой не полубог и даже не четвертьдемон.

-Знаю. — Ридж развернулся и сложил руки на груди. — Преподнесите братцу роскошное дамское платье, туфельки и адрес своего куафера. Стоило разок встряхнуть и он сознался во всем.

Лия подошла совсем близко, пальчиком расправила кружева на рубахе веркера. Она загадочно улыбалась, совсем, как кошка:

-А ведь он восхищен вами, господин граф.

-Кхм... Я им тоже. Иной раз. Ну что ж, можете возвращаться в Верену, понеже тварь к магии принадлежности не имеет.

-Тварь. Тварь лишь часть моих поручений. — Лия отступила на шаг, извлекла из-за пазухи плотный пакет с двуцветной сине-белой печатью и пояснила: -Предписание штандарт-командора.

Ридж принял шершавый прямоугольник, обернутый в мешковину, осмотрел печать и шнур тех же цветов.

-Присядьте, благородная дама. Мой казеный лакей помутился рассудком, так что кофий смогу вам подать лишь через час.

-Я бы выпила вина. — кокетничала Лия, словно на рауте.

-У меня лишь кнорт. — пробурчал Ри, воюя с сургучом.

-Зато кто-то забыл под столом пол-бутыли виллета. Ага, вот и кубки.

-В этом году виллет не лучший, сударыня.

-Ах, господин граф! Для меня, бедной медной дворянки не существует плохого и хорошего виллета. Кварта виллета. — Лия закатила глаза. — Десять ниобов! Полумесячное жалование отца.

Ридж быстро прикинул реестр жалования чиновников.

-Трехвостый гусь?

-Увы, без протекции в провинции и один хвост не спешит отпасть.

Граф покачал головою сокрушенно и взялся наконец за нож. Мешковина с треском разошлась, пальцы веркера развернули сложеный вчетверо плотный лист с баронской короной поверху. Сердце вдруг застучало чаще, а ноздри затрепетали.

'Командиру 4й веркады Белого Штандарта, благородному Риджу графу де Каро эн-герцогу Исс.

Рад приветствовать, веркер! По скромному моему рассуждению, вы немного оскучали в архивной пыли и дыме костров. По окончании известных дел в Амноэле извольте передать веркаду под руку того аредера, кого сочтете справным и достойным. Вам же предписываю отбыть на юг, в Номен, баронство Офор. В Номене вам надлежит остановиться в таверне 'Четыре Козыря'. Покажите хозяину приложеную к сей эпистоле дикую легавую и он сам направит в ваш нумер того, кто изложит суть дела. Вы можете взять с собою не более трех человек, а надлежит вам сопутствовать подательнице сего.

Штандарт-командор барон Нейгар.

Писано в Верене месяца Созревания 27 дня 810г.

P.S. Граф! Вам и вправду стоит развеяться. Уверен, розыск ваших любимых полусказочных чудищ — лучшее средство от сонной тоски.'

Ридж повертел в руках приложеную карту дикой — низшей масти во всех играх, кроме ротамура — легавой. 'Низшая масть и низшая карта. Что ж сие значит? Нейгар никогда не делает знака просто так. Во всех есть скрытый намек. Ну что ж, играй труба! Подарок роскошный. Скорее бы настало завтрашнее утро.'

-Вы можете забрать бутыль, сударыня. Мне предстоят дела чернильные. — веркер сложил письмо и держал его у груди.

-Благодарю, но не в моих правилах напиваться с рассвета. Просто то была мечта — отведать настоящего виллета.

-Разве ваше жалование... -начал Ридж.

-Только не в Верене! Я обязана содержать дом, пристойно обряжаться, иметь знакомства среди дворянства и магичества, бывать на раутах и балах. — Лия вскочила, подняла руку с вытянутыми пальцами и крутанулась на каблуке, изображая танец. — В Порт-Орени было куда проще. — магисса состроила рожицу благочестивой девицы. — Требования веркера Кирано. Мне даже от места в замке отказали.

-Все ли из шестой живут своими домами?

-Ну разумеется, нет. Не все же настоящие маги.

В дверь поскреблись.

-Входи! Вот и писарь. — подвел черту веркер, следя как означеный втаскивает походный пюпитр на толстой растроенной ноге. — Прошу прощения, сударыня.

-Ну разумеется. — Ирет коснулась кулаком плеча. — Я все же стащу бутыль, сударь. Не стоит отказываться от столь вкусного предложения!

До полудня веркер диктовал донесение. Писарь попался медлительный, литеры выводил старательно. Вышло семь листов с половиною. Наконец Ридж продиктовал последнюю фразу:

-Писано в Амноэле, тридцать первого дня Созревания, года восемьсот десятого. Точка.

Перо заскрипело по бумаге. Веркер обошел вокруг, подхватил поданое перо и поставил подпись, а затем извлек из стоящего на столе ларца печатку и кусок воска. Писарь чиркнул огнивом, зажег свечу и в результате общих трудов послание было пропечатано дважды. Первый раз внизу последнего листа, а второй после того, как листы обернули мешковиной, обвязали крест-накрест лентой регламентных цветов и облили плавленым воском узел.

Едва писарь убрался, потряхивая рукой, как явился вестовой от Керета доложить, что все готово к казни.

Народу собралось на удивление изрядно. Заполонили крыши соседних домов, рискуя свернуть шею. Часть пролезла в ворота, кои предусмотрительно приоткрыли на неширокую щель Кто помоложе, не погнушался взобраться на ограду, тем более, что некий пирожник живо нашел себе доход, сдавая в наем желающим приставную лестницу и свои услуги по переставке ее с места на место.

Посреди двора чернела клеть, вид коей говорил о немалой службе на благо канона. Дрова уже лежали, сложеные в колодези, поверх оных набросали досок и обложили все хворостом. Аред Керета блестел кирасами в пешем оцеплении. Аред де Элвинтона красовался подалее в конном. Ридж с удивлением обнаружил, что корка гнили, испускавшая густой смрад еще вчера, исчезла. Плиты, конечно, белы не были, но хоть похожи на прежние. Веркер восседал на коне, держась с подветра. По правую руку от него ястребино сверкал глазами Керет, а слева нервно облизывал губы де Элвинтон. Троица оглядывала диспозицию, дабы не упустить чего важного.

Палачи в черной коже и белых колпаках деловито кочегарили дымящиеся жаровни. Веркер склонился к де Элвинтону:

-Грэй, пошли-ка какого-нибудь грамоте разумеющего в либрарию. Вели принести Свод Уложений Университетума. Он у них на отдельном ммм..столбике таком водружен. После вывези тот кнорт, что припасен — помнишь? Поставишь близ клети.

-Слушаюсь. — маркиз отъехал отдать распоряжения.

-Аредер Керет.

-Я, ваша светлость.

-Завтра поутру примете веркаду до моего возвращения. Приказ штандарт-командора. — быстро пояснил Ри, опережая вопрос. — Ведите ее в Нойтеаль. Вот вам наказ — подтянуть четвертый аред. Ни кони, ни кирасы не чищены. Я просил пополнения у командора — обучить прилежно.

-Исполню в точности. — Керет смотрел твердо. Уж он-то выучит, в том Ридж сомнения не имел.

-Один дем — в конвой де Бутолону. Им же доставить подробное донесение о наших свершениях в сем деле. — и веркер подал Керету извлеченный из кармана пакет.

Аредер принял пакет обеими руками, как молитвенную книгу, осмотрел печати и укладку, довольно кивнул.

-Будет сделано, господин веркер. — пакет исчез за отворотом камзола.

-Я беру с собой Ирета и Нира. Последнего — дабы вам препятствий не чинил.

-Как угодно господину веркеру.

-Маркиз едет сюда, объявите письменный приказ мой завтра. Я оставлю его у караульных вашего жилища, а сам отбуду до рассвета. Куда — пока не ведомо, окромя первого двора.

-Дороги гладкой, препятствий малых, ваша светлость! — искренне пожелал Керет.

-Вот. — маркиз протянул толстый, как беременная корова, фолиант. — Мигом слетали.

Ридж взял том, раскрыл, нахмурился и положил закрытую книгу на луку седла, придерживая левой рукой.

-Приступайте что ли. — молвил веркер, взглянув в небо.

-Слушаюсь! — рявкнул Керет и привстал на стременах. — Конвой! Решенных! Экзекуторы — готовсь! Барабаны!

Грянули три малых барабана. Отрывистая дробь мгновенно отсекла прочие звуки. Из рядов четвертого ареда выехал глашатай с повинным реестром в левой руке.

-Сим объявляется! — выкрикнул солдат, нещадно надсаживая глотку. Барабаны отбили последний удар и стало слышно, как в отдалении лязгает засов. -За сподвижение содружников своя! На мятеж противуканонный с чинимыми при том мерзостями, неблагодеяниями, убиениями прежестокими и прочими злодействами! К смерти чрез скорое сожжение волею веркера Белого Штандарта графа де Каро и именем Его Величества Короля Азарского Варта Пятого решены! Студиозус Шей Латур! Студиозус Чельм Малатиньер! Студиозус Валь Рамадонак! Студиозус Нор маркиз де Ланьер! Студиозус Фер Ниоль! Студиозус Арс барон де Шонат! Родовой беститулованый дворянин бывый эн-ректор и дохтур ученности землеведческой Лур Кирман де Шамо!!! Такоже к смерти через сожжение отныне решен лакей Цур Вейнегар, как только оный будет схвачен!!!

Солдат свернул лист и отъехал назад.

Первым вывели де Шамо. Он вырывался, вопил:

-Вы же обещали, граф! Вы же обещали! Малые вины! Меня обманули! Пощадите!

-Заткните ему рот. — сморщился Ридж.

-Не в обычае. — Керет искоса взглянул на командира.

-Не в обычае? Ну ладно, пусть орет. Недолго уж. — Ридж пробежался глазами по зевакам на заборе. 'Мы и оскучали' — вспомнил он строку из спросного листа. 'Ну вот вам балаган с прожаркой. Глядите, поминайте. А первый шут добавит пересудов.'

Палачи перехватили де Шамо за локти, по доскам втащили на дрова и умело привязали запястья создателя гомунклусов к верхним перекладинам клети. Старший экзекуторов быстренько проверил карманы и стянул с жертвы шаллет.

-А энто от веку наше. — крякнул он и заметил. — Штанцы справные, сапоги тож. Что стали? Сдирайте.

Оголенный снизу Лур мигом сделался предметом насмешек. Толпа засвистела, заулюлюкала, заржала при виде тощих волосатых ног и сморшеного достоинства книжника. Многие пальцем тыкали, шуточки скабрезные отпускали:

-От бушшь читать, вся сила из уда в бошку уйдет!

-Ой, а я-то думала — от вина! А ты эвон — обчитался, муженек! — бросил презрительный женский голос.

-Га-га-га!!! — укатывалась публика.

Палачи сошли вниз, бросили трофеи в бочку — потом поделят. Бывший эн-ректор стоял, опустив голову. Плечи его тряслись от рыданий.

Потащили студиозусов. Почти всех пришлось нести — люди Керета поусердствовали на спросе. Двоих и вовсе без сознания волокли. Экзекуторы разжились тремя парами сапог, приличным колетом, двумя часами и одним тощим кошельком. Хозяин кошелька был единственным, кто стоял на ногах, зло глядя на мучителей. Высокий белокурый юнец с раздавлеными в тисках кистями и пальцами.

-Я хочу смертное слово! — закричал он, когда его возвели на костер и привязали за запястья к решетке. -Смертное слово!

Керет посмотрел на командира.

Ридж кивнул. Все развлечение толпе.

-Мели язычок пока слаб огонек! — весело крикнул старший палач, тоже следящий за жестами начальствующих.

-Господа! — закричал обреченный. — Нынче жгут не нас! Нынче жгут волю Университетума! Нынче жгут освященные веками обычаи!

-Поджигайте, аредер. Не то мы сим говоруном будем мучать уши до полуночи. Да не забудьте облить.

Керет махнул рукой. Трое палачей взобрались на подвезенную телегу, выбили затычку и первое ведро кнорта вылилось на головы казнимых.

-Кнорту, значит желали? Их Светлость жалует! Хоть вусмерть упейся!

Всего вылили семь ведер — по числу назначеных огню. Каждое сопровождалось всеобщим 'А-а-аххх!!!' публики. Остатки кнорта с гиканьем и уханьем вытолкали к воротам, где на бочку накинулись любители стукнуть чаркой за чужой счет. Понятное дело — таких сыскалось немало.

Палачи натянули перчатки, подняли за бока первую жаровню и высыпали раскаленные угли на вязанки хвороста с подветра. Огонь затрещал на прутьях, потек густой сыроватый дым, затем побежали первые язычки, становясь все выше и уверенней. Вторую жаровню высыпали чуть сбоку. Старший палач следил за пламенем, держа наготове длинный изогнутый прут — править дрова в случае надобности. Двое подручных с такими же огромными кочергами обошли костер и вернулись к начальнику. Белокурый, кашляя от дыма, продолжал орать:

-Нынче жгут новую кха... ххх...силу, что придет на смену возомнившим о себе магам и обленившейся аристокххх..ратии! Господа, помните нас! Господа, помните их!

-Молитесь!!! — крикнул тощий парень в изодраном сюртуке. — Молитесь за нас!!!

Пламя потекло выше и плотные белые волны поглотили несчастных. Никто уже не мог кричать, лишь хрип доносился из марева.

-Раздуйте огонь, аредер. Один дым.

Керет отъехал к костру. По его приказу приволокли малые мехи, сунули их медный нос под дрова и дюжий палач заработал ногой. Пламя затрещало, дым улетучился и вдруг рыжие языки, мгновенно охватив поленья, взметнулись выше крыш.

Жуткий вопль, вой, визг, стон повис над городом. Корчились в неистовом безумном пламени умирающие. Чернела кожа, сгорали волосы, выкатывались глаза. Потянуло горелым жиром.

'Вот так лиса отгрызла себе хвост. Какой невероятно изощренный ход! Самому донести на себя дабы представиться маленьким, слабым, измученым. Толстуха явно действовало по твоей указке, Лур-геометр. Верно, сговорились заранее, а отменить назначеное ты отчего-то не успел. А может месть брошеной любовницы? Ее злоба на вторжение в тишину либрариума? То самое желание поскорее избавиться от моих простых в желаниях ребятишек? Или обида на малую долю? Нынче уж не спросишь. Ну и я, осел, по сути подкинул ему версию событий, с чем он — наверняка покатываясь со смеху в душе — радостно согласился. Ну что ж, жалобиться некому, сам себя назначил зачинщиком и заговорщиком. А надежды ты имел на законоведа, что стал бы упирать на доведение до умопомрачения и обрушение надежд на благостное устроение житья или как они то именуют? Хитрая когтистая скотина. Отделался бы парой лет в дворянском отделении тюрьмы и спокойно прибрал денежки, лежащие в каком-нибудь лайхатском банке. Вот только не учел, что некий веркер и граф великий неприятель судебных тяжб и большой любитель решать дела по своим правам.'

Веркер тронул храпящего Дикого и подъехал к клети, едва оборвался вой.

-На злодеяния их подвигла сия паскудная книжонка! — офицер поднял тяжелый том над головой. Конь норовил отойти подалее от жара, смрада и смерти, но Ридж сжал гнедые бока шпорами и подтянул повод. -И дабы впредь ни у единого питомца сия змеиного гнезда проблеска мысли не мелькнуло... — Ридж швырнул Свод Уложений на клетку, где его жадно сцапало ненасытное пламя. -...я отрешаю Амноэльский Университетум от особого статута отныне и во веки времен!!!

Толпа отозвалась ошалелым ревом. А стоящий у самой бочки пьяненький мэтр Чехаш беззвучно плакал. Ибо истину рек погибший на огне студиозус Фер Ниоль. Не злодеев-мятежников жег нынче Ридж де Каро, а сами вольности древнего Университетума.

Но день еще не кончился. Веркер отъехал от клети, в которой ревел огонь, выжигая до костей то, что уже упало вниз, в раскаленный провал, с останками перегоревших веревок на обугленой плоти.

-Аредер де Элвинтон! Ко мне!

-Я, господин веркер. — прогнусавил Грэй, зажимая нос надушеным платком.

-Аредер, вы б оставили сей предмет дамам. — насмешливо бросил Ридж. — Впрочем, как пожелаете. Сбросить колокол и сжечь принадлежную оному башню дотла! — рявкнул он.

Грэй отбил кулаком с зажатым в нем кусочком шелка по плечу и ускакал, жестом велев двум демам следовать за ним.

И устремился в облака новый огонь. Горело сильно, закручиваясь спиралями до неба. Грэй решил не сбивать гигантский колокол, а спалить башню вместе с ним. Лестницу облили маслом, и площадку поверху, и перекладину, на коей висел Звонкий Язык. Огонь выедал камни изнутри, они задымились, трескались, кряхтели. А потом перегорела балка и внутрь обрушилась старинная медь, подав голос последний раз в снопе взлетевших искр. Университетум был лишен вольностей по всем обычаям и канонам.

И многие втянули головы в плечи, ибо столь неистовой решительности от молодого веркера не ждал никто. Лишеный особого статута королевский Университетум — это полиция, что неизбежно начнет совать нос в город. Страже плати, полиции дай — не было печалей. Поубавится студиозусов, ибо что за школяр без баловства и вольной жизни? Так, глядишь, и Университетум прикроют, а с него-то три четверти города живет. Эх, пропал наш старый Амноэль!

На похороны отправилась почти вся веркада. Молча, в строю, доехали до конца Среброписцевой, свернули за угол университетской стены и спешились у местного храма Крата. Церковь была выстроена по-старинному. Низкое, наполовину в земле, широченное строение с малыми окошечками и четвероугольной островерхой башенкой. Основательность и близость к земи. К веркеру вышел служка в застираной коричневой сутане и повел за храм, где указал на чернеющие в усыпаном надгробиями зеленом склоне могилы. Возле левой маялись два местных божедома с заступами. Подвели фуры с обернутыми в саваны телами, опустили на полотнищах холстяных в землю. Читал белориат, а хором управлял качающийся под разгулявшимся ветром матиссит.

-От небес взят в земь отыдешь. — густым басом возгласил отец Мнир, стоя в середине ряда отверстых ям. Веркада охватила их кольцом. Солдаты смотрели большей частию устало. У кого-то может и мелькало сожаление, печаль тихая, просветленная — отмучались, мол, бедолаги. В последний пансион вышли. Веркер видел лишь синие мундиры, ряды сапогов, море опущеных на глаза в знак скорби шляп.

— Вечно сходим мы от небес в земь, от юности в дряхлость, от разума в безумие! Не довелось тем, кому последнюю почесть ныне отдаем, пройти путь отмеряный! Оборвали злодеев руки жизнь их. Да примет земь тело, что питало дух их при жизни! Да примет Белор Сильномогучий солдата короля и возведет в ряды небесныя воинства!

-И во ве-е-еки вре-е-еме-е-ен.

-Да не оскудеет память наша о сомечниках, что с нами бывали во все дни походов и сражений, в час привала и в миг одоления врага!

-Во ве-е-еки, во ве-е-ки, во ве-е-еки време-е-ен.

-И бывать тому во имя Белора-Воина и отныне, и от веку, и во все времена!

-И быва-а-ать то-ому-у-у.

На последнем звуке отец Асл, матиссит, рухнул носом в мокрую траву и захрапел. В кольце сочно выругались в адрес паршивца, что испоганил погребальное благочиние.

-Подберите винную бочку, Керет. — с отвращением произнес де Каро и отошел рассчитаться с божедомами за могилы и за надгробия, что поставят позже, когда осядет земля.

До вечера Ридж успел сделать еще несколько неотложных дел — собраться в путешествие и упредить Ирета о вуаяже служилом, написать эпистолу отцу и сопроводительный лист для двоих солдат, что должны были доставить мэтра Тиса Бунка в Исс, расписать кару для погромивших трапезную залу: главному кухарю и зачинщику побоища — пятнадцать плетей, кухарям — десять, костровым — двенадцать. После чего призвал демера Цегвера и велел тому самолично съездить в город, сыскать хозяина наемных карет и нанять для Бунка справный экипаж до Серебряных Полей. Барон было вытаращил глаза от такого задания, но быстро был поставлен на место напоминанием о его чине и паршивом поведении.

-Вы без меня простой драки разрешить не в силах! — веркер воздел над головой свернутый в трубку приговорный лист. — Уж с наймом экипажа как-нибудь управитесь, надеюсь! — лист хлопнулся на стол — А не управитесь — отправлю командору рескрипт с прошением вывести вас в партикуляр и скрипите пером до конца времен за половинное от вашего нынешнего жалование, господин новосозданый пероносец! Кругом — марш!

Едва барон с пером — зеленым, означавшем, что он не желает ссор, ко всем приветлив, но ныне праздн — выкатился за дверь с полсотней веркеровых ниобов в кошеле, как явился посланый в Шамоль Нерошот. Он приволок небольшой сундучок с монетами, а пятеро солдат водрузили на стол огромные стопки книг.

-Вот все, что сыскано. — доложил усач. — Склянки побили, полы взломали, стены простучали — более ничто не нашлось.

-Ступайте. — веркер открыл верхнюю книгу. Трактат. Арифметический. Формулы, непонятные рассуждения. Нет, довольно! Все в огонь! Разбираться с мутью не тянет. Книги бывают и такие, что душу вытянут, а на глазах язвы пойдут.

-Познаешь землеведческую науку? — Нир, как всегда, вошел бесшумно. — Что тут у нас?

-Лучше поведай что у тебя. — Ридж стоял с раскрытой книгой в руках и смотрел на Тэма.

Нахальный красавец расстегнул пряжку перевязи и швырнул палаш на кровать.

-Уфф. Жарко в железе. Где-то тут я позабыл бутыль.

-Ее содержимое пришлось по вкусу маг-солдату.

-Вот несносная девка! — воскликнул Тэм. — им бы поменяться с Вейсом. Ему чепец, а ей...

-Тэ-э-эм...

Нир снял с горы ученности небольшую книжку в переплете из кожи морского носатера, заглянул в середину и присвистнул:

-Отроду не видал подобные письмена!

Ридж захлопнул трактат так, что чуть у самого уши не лопнули. Тэм вздохнул, потупился притворно и отложил томик.

-Ита-а-ак? — пропел веркер, еще распаленный казнью и выволочкой Цегверу.

-Ну что. Был он там. Угли в печке не успели остыть. Вместо денег — связка монетных писем на 'подателя сего'. Цифири мелкие. Наверно крупные стащил Цур. По разумении — прихватил кое-что из платьев хозяина. Местный рыбарь — гунявый — страсть — сказывал, что когда на вечерней заре выбирался ставить сети, у пристани лодка болталась. Утром была тоже. Ну а при нашем прибытии... — И Тэм возвел глаза к потолку, изображая разочарование.

-Ну все, в сыск. — Ри протянул Тэму послание штандарт-командора. — Прочти.

Аредер развернул бумагу и после первых строк его лицо просветлело:

-Вот это дело! Вспомним старину, Ри? Ты и я! Да?

-Ты, я и еще двое. Братец с сестричкой. — улыбаясь возразил Ридж.

-Хочешь обвалять Вейса в золе и пыли?

-Хочу. Ну а магичка нам предписана.

-Ну что ж, предписано, так предписано. — Тэм вернул приказ и схватил ножны с перевязью. — Когда выезжаем?

-На первом отсвете восхода. Иди, сдавай аред и собирайся.

Насвистывая песенку про короля Мольмута, что 'на врагов шел смело, держа громадный уд', Тэм выскочил из комнат.

-Эх, Тэмми, как был авантюристом, так вовек тебе им и оставаться. — покрутил головой Ридж.

Южный тракт. Месяц Сбора Плодов день 1й. Рассветная заря.

Четверо всадников с заводными лошадьми скакали рысью по лесной дороге. Первый день осени выдался прохладным, сызнова собирались темно-серые тучи. Гремели копыта, звенели уздечки. Трое верховых были в синих мундирах под жемчужными, летящими на ветру плащами, а последний в зеленом охотницком наряде.

Позади остались острые шпили плывущего в тумане городка. Дорога звала, манила, звенела. Копыта отбили дробь по мосту и конники нырнули в клочья наплывающего от сонной реки марева.

Амноэль. Месяц Сбора Плодов день 1й. Полдень.

Веркада выходила из города походным строем. Мимо жмущихся к стенам домов горожан проходили могучие кони под гордо взирающими с высоты седла кавалеристами. Но впереди меж двух знаменных ехал не молодой веркер, а маленький коротко стриженый господин средних лет со злым лицом и единственным колючими глазом. Едва голова колонны прошла через ворота, как трубач вскинул блестящий начищеный горн и выдул первые такты лихой солдатской песни. Веркада, по давнему обычаю своему, дружно грянула:

Кавалеристы! Дома ль нас дождуться?

Нет, не судьба с врагом нам разминуться!

Поет рожок и подняли штандарт,

До встречи, братцы, у посмертных врат!

Лихой атакой опрокинем мы пехоту,

Коль не загонят сызнова в болото.

Наш командир вчера погиб в бою —

Он храбро шел на смерть за Родину свою!

Сегодня мы левей того болота —

Нам лезть в трясину боле неохота.

Ступают кони тихо по песку —

Обходим по сосновому леску.

Навроде поле чистое, ребята!

Ну, к бою, королевские солдаты!

Летит в атаку наш аред лихой,

Увидимся ли, женушка, с тобой?

Под вой рожков и крики командиров

С холма скатилась лава кирасиров.

На чистом поле нету нам препоны!

Сегодня мы сметем их оборону!

И вдруг — откуда не возьмись — олени.

Они как масло взрезали наш строй.

В глазах туман, рука рубить устала.

Нет не судьба вернуться нам домой!

Трава желаннее, чем пышная перина,

Чужие кони пронеслись, окончен бой!

Прости, любимая, жаль — не увижу сына.

За смертной гранью свидимся с тобой!

Прогремели колеса фур, захлопнулись вислые ворота и лишь пыль на тракте напомнала о том, что еще недавно в городке Амноэль произошли невероятные и грозные события. О них столь приятственно судить и рядить за чаркой вина бесконечными зимними вечерами, но переживать сызнова — увольте, господа!

Глоссарий и словарь

'..в мундире морского офицера' — серо-стальной мундир сюртучного (а не камзольного) покроя.

"..В провал" -Провалом называют невероятно глубокое узкое ущелье, отделяющее Исс от континента. Долгое время поток на дне считался рекой, но в 764г при составлении карт выяснили — пролив, соединяющий Полуночный и Закатный океаны. Провал считается одним из входов в Нижний Мир, в Лед, к демонам. Ну а выражение означает примерно 'да ну его куда подальше', 'плевать', 'провались оно все'. 'Ушло в провал' — пропало. Ну и так далее.

"Вольный в пламени, засове, петле и топоре" — имеющий оговоренное законом право жечь, сажать в тюрьму, вешать и рубить головы в обход иных властей, кроме своего командования и короля.

"вывести в партикуляр " — перевести на штатскую службу. Партикулярный — гражданский, штатский.

'..женат на двоичной племяннице..' — на двоюродной

'Заставу миновали посредством трех ниобов' — по закону в город и/или провинцию, где не закончено усмирение бунта, могут допускаться только жители данных мест или особы, имеющие 'проездный лист' — пропуск. На деле данное установление — кормушка для оцепления.

"и с золотой — золотой, судари мои! — бляхой на шее" — Золото на Маллайре ценится неописуемо по причине редкости. Существует лишь один прииск — в Лэнге, бывшей метрополии Империи Герфонс. Многим вообще никогда не удается подержать в руках даже крошечный кусочек золота. По курсу 1 шор золота = 100 хуров серебра = 88.000 ниобов.

Таким образом Вейнегар таскал на шее приличное состояние.

"Из медных" — 'медные короны' — прозвище обедневшего дворянства.

"к утесам неименованых гор" — В неименованых, то есть безымянных, горах в Нижнем Мире находится Ущелье Расплаты, продуваемое невыносимо ледяными ветрами. В нем на уступах скалы сидят мертвые души в ожидании пока ветер выдует из них все грехи. Соответственно, чем хуже ведешь себя при жизни, тем дольше дрожать от дикого холода.

"Кленовый лист" — в старину — рыцарский Орден . Позже союз заговорщиков, имеющих целью сменить правящую династию Неаров на династию Вэйт. Существует около 200 лет, но значительных успехов не добился.

'любитель королевских пирожных' — прозвание вора, крадущего деньги казны или коронного учреждения. Появилось после Заговора Поварят. Некий корон-гвардеец подслушал разговор трех учеников кухарей и решил, что это заговор с целью убийства. Началось следствие, несчастных арестовали. Когда все открылось, сам король Луйр I хохотал до слез. Мальчишки воровали пирожные и конфекты. Они отделались очень мягким наказанием, а один впоследствии стал мастером сладких явств королевской кухарни.

"Мятеж третьего разряду... а может и второго" — в Азаре цветет и пахнет бюрократия, раскладывающая все по полочкам и ящичкам. Мятежи делятся на 5 разрядов в зависимости от замыслов и масштаба. Высший — первый. Ясное дело — жизнь сложнее регламентов, поэтому Ридж и не может сразу решить к какому из разрядов отнести бунт.

"На обмен" Обмен — запретный способ лечения, когда Дарующий переливает часть своей жизненной силы Жаждущему. Недостаток его в том, что Дарующий может поделиться с Жаждущим своими болезнями. Именно во избежании эпидемий и запрещен Обмен.

"На перья надеются"... То есть на благородное происхождение. Дворяне имеют исключительное право носить на шляпе перья птиц.

"на рукав мундира указал".. Чины армии, полиции, флота и Белого Штандарта носят знаки различия на обшлаге рукава. Штатские чиновники — на вороте.

"обживал утес в Ущелье Расплаты" — умер, погиб.

"обладателям бляхи с обвитыми цепью скрещенными кинжалами". — Связаные посередине цепью 2 скрещенных кинжала остриями вверх — знак Белого Штандарта. Бляха носится на шее и служит добавочным доказательством службы в нем.

"Озерные сказки" — легенды уничтоженого Азаром Озерного Королевства. В общем смысле — небылицы.

'отбил кулаком левое плечо' — отдание воинской чести по-азарски.

'Привилегию благородного убора..' — то самое право носить перо на шляпе.

'Промо, седо, труо..' — первое, второе, третье (староазарск.)

"получает приватное беститульное сей же миг, как с ворота сей крысы отпадут два хвоста. А уж коли зачнет трубить на трех колах — родовое." — Приватное беститульное — личное, не передаваемое детям дворянство без титула. Родовое — соответственно передаваемое, потомственное. Крыса — прозвище обладателей чина Адьютор. На воротнике чиновники носят эмблему чина — для адьютора — приземистая чернильница, издали напоминающиая мышь — и от одной до трех вертикальных черточек разных видов. Число означает ранг. У адьюторов черточка простая, тонкая. Прозвана хвостом. Если с воротника отделить два хвоста, то останется 1 и мы получим весьма недурственый чин адьютора 1 ранга. Следующим этапом является Советник. У него эмблема чина — свернутый в трубку лист, действительно похожий на дудочку или трубу. А ранг обозначается уже узким треугольничком, колышком. Трубить на трех колах — состоять в чине советника 3 ранга.

"Распустил дядька Крат усы, бороду бы не трогал" — согласно поверью, когда Крат расчесывает усы, льет дождик. Когда бороду — затяжные ливни. Когда волосы на голове — снег. Чем сильней бог это делает, тем сильнее и осадки.

'Росту алебардского' — от 2 ¼ йирна, т.е 180 см. Высокий.

"сбросить в Ущелье " — убить, уничтожить.

'сверх ординара' — вне штата.

'серые пузанчики с благородным пуртретом' — серебряные монеты с портретом короля, ниобы.

'со льда из ямы хладной' — из мертвецкой.

'спрос с пристрастием первого разряда' — допрос с применением пыток 1 разряда, т.е. самых жестоких.

'спустили в зернь' — проиграли в кости.

"...с до-империи ведомые..." — то есть со времен существования старого азарского королевства, объединенного из земель восходнее Мара. Просуществовало с примерно 45го по 214 год нового летоисчисления. С 217г по 386г входило в состав Империи Герфонс. Новое Азарское Королевство образовалось в 387г после распада Империи.

'Таверна первого разряду' — таверны в Азаре делятся на 3 разряда в зависимости от респектабельности, внутренего обустройства и списка подаваемых кушаний.

"Трехвостый гусь... , без протекции в провинции и один хвост не спешит отпасть" -канцелярист 3го ранга. Начальный гражданский чин. Самый мелкий чиновник. Эмблема канцеляриста — гусиное перо, а ранг обозначается тем же 'хвостом'. Отпадение хвоста — повышение в чине.

'Тридцатый граф' — граф в тридцатом поколении.

'Троостон Покоритель' — король Тармы, окончательно разгромивший иллуров и уничтоживший их столицу, на месте которой позже появился Амноэль.

"Ты опять пробуешь запретные практики" — часть видов магии в Азаре строго запрещена и занятие ей карается.

'чет и нечет', 'пять-двадцать', 'герцог'.— виды игр в кости (зернь).

'Чет и нечет' — самая простая, вроде орла и решки. Бросающий говорит 'чет' или 'нечет' и кидает кость. Совпало — выиграл, нет — повезет в другой раз.

'Пять-двадцать' — игра с пятью костями. Игроки по очереди кидают кости — кто больше выкинет. Но наибольшее число ограничено 20ю очками. 21 уже проигрыш, причем чем больше число отстоит от двадцати, тем больше проиграл. Пример: в банке 10 монет. 5 игрока А и 5 игрока Б. Игрок А выбросил 11. Если игрок Б выбросит 18, то А. проиграл всего лишь свою ставку в 5 монет. А вот если игрок Б. выбросит 26, то он проиграл и банк умножается на 6 — именно 60 монет и составит его проигрыш. Если оба выбросили больше 20, то не выиграл никто, а банк удваивается.

'Герцог' — самая хитрая игра с записью. Пять столбцов, куда вписываются результаты броска игрока по позициям от единицы до шестерки, а внизу в каждом столбце добавочные графы, куда вписывают очки за выброшеную комбинацию костей. Вот эти нижние строчки и именуются титулами от маркиза до герцога. Подсчет выигрыша ведется по хитрой системе.

'Чешуя твоя ала' — драконята имеют красную чешую, которая меняет цвет лишь по достижении пятидесяти-шестидесяти лет, являющиеся юностью драконов.

Адьютор — гражданский чин среднего уровня. Бывает 1,2,3 ранга

Айльские острова — архипелаг в Южном Море, государство. Республика Айль.

Алый Пес — герб Империи Герфонс. Крупная короткомордая собака красного цвета с поднятой передней левой лапой.

Амноэль — город на Среднем Маре. Знаменит старинным Университетумом.

Аред — подразделение армии — 50 человек.

Аредер — командир ареда.

Арн — мера длины = 5 йирнам = 4 метрам.

Арт, Артские горы — горный хребет на востоке Азара, служащий границей между Азаром и Ватарией. Имеет многочисленые отроги и пронизан пещерами. По небезосновательному поверью — загадочные, мистические места, где могут случиться как благоприятные, так и опасные чудеса.

Багровые братья — члены Ордена Дракоборцев.

Безымянная — она же Решающая, Королева Смерти, Королева Льда — женщина — высший демон, повелевающая Ущельем Расплаты и определением сроков жизни. Смерть в общем.

Белор — бог войны, покровитель солдат, полицейских, стражников. Изображается в виде гнома в полном латном доспехе с двулезвийным топором. Единственный в азарском пантеоне бог — не человек.

Белориат — монах или священник церкви Белора. Единственный служитель бога, которому разрешено применять заточеное оружие. Остальные должны использовать тупое или слово богов (молитву).

Белые — солдаты и офицеры Белого Штандарта.

Белый Штандарт — особый отдельный штандарт, подчиняющийся лично королю. Первоначально входил в коронную гвардию, затем выведен в отдельный департамент. По сути — тайная полиция и карательные отряды. Каждая веркада специализируется на определенном виде деятельности. Четвертая — на проверке старинных легенд, поиске забытых знаний, мест, народов и чудищ. Ну а кроме того — усмиряет бунты в определенных провинциях. Все веркады расквартированы по Азару равномерно. Белым прозван за белые шнуры и знаки различия на темно-синем мундире.

Божедом — могильщик.

Брет — обширный полуостров на востоке Маллайра. До имперских времен был малообитаем, но во времена Покорения заселился многочислеными беженцами из уничтоженых герфонсийцами стран. На Брете существует более ста мелких государств. В основном нищих, несмотря на пышные титулы властителей. Отсталая дикая область. Жители добывают пропитание в основном охотой, земледелием, лесными промыслами. Брет — основной поставщик наемников. На полуострове свили гнезда контрабандисты и всякого рода сомнительные личности.

Богопринятый — признаный богами, святой.

Бурты — насыпи и рукотворные холмы, кучи. В данном случае — земли. Но бурт свеклы тоже бывает.

Вакационный день — выходной.

Васт, болер, тоши — сорта сыров.

Ватария — государство к востоку от Азара. Исторически делится на две части — северную, горную и южную, равнинную. Северные ватарцы не были завоеваны Империей и сохранили как язык, так и старинный родовой уклад. Горцы считаются неучами, однако их города, вырубленые прямо из скал, настоящее чудо архитектурного искусства. С Азаром Ватария в состоянии шаткого мира, поскольку азарские короли давно облизываются на богатые серебром восходные отроги Арта. С востока граничит с Империей Лэнг.

Великий Дом — род герцога, владеющего и управляющего обширными землями, по сути целой областью. Прямые вассалы короля. Не юридическое, скорей историческое понятие. Наиболее богатые и влиятельные герцоги Азара. Тарма, Вэйт, Гуит, Онгэн, Исс. Последние 80 лет власть Великих Домов несколько ограничили — в провинциях появились наместники, а в коронных городах — губернаторы.

Верена — столица Азара, расположеная на реке Рене, левом притоке Мара.

Вердани — замок-скала неподалеку от Нойтеаля. Главный архив королевства.

Вердиктировать — дать заключение, подвести итог, вынести решение.

Веркада — подразделение армии и Белого Штандарта. Численность колеблется от 150 до 350 человек в зависимости от рода войск. Делится на 5 аредов. Веркада панцирной кавалерии — от 230 до 280 человек, не считая вспомогательный отряд — обозников, лекарей, капелланов, кухарей, различных мастеров и палачей.

Веркер — командир веркады.

Верхние покровы — церковно-магическое понятие, означающее воображаемый резервуар, откуда берут магическую силу. В церковном понимании — сила, даруемая богами.

Вечный лед, Лед — обиталище демонов в Нижнем Мире, преисподняя.

Виллет — изысканое легкое белое вино.

Вилы на рукаве — знак различия аредера. Два горизонтально расположеных меча.

Волет — королевство, лежавшее на юго-закатных землях нынешнего Герноля и юго-восходных Лаэля. Уничтожено Империей во 2 году Восходной Эры.

Восход, восходный — восходом на Маллайре называют восток.

Вуаяж — попросту вояж, то есть путешествие. Аристократы любят поиграть словечками, считая, что подобным выламыванием языка делают свою речь изящнее.

Вязь Канийская — письменность народов, живших в древности на Среднем и Нижнем Маре. Литерами служили изображения листьев различных деревьев.

Гвардейские барсы — на рукавах мундира азарская гвардия носит изображение головы горного барса, каковое является частью государственного герба.

Гемикрания — мигрень.

Герноль — королевство на востоке Маллайра. Страна-мастерская. Наиболее технически и научно развитое государство. Магия в Герноле запрещена, ею могут заниматься представители всего шести родов и служить они могут лишь королю. Дошло до того, что в Герноле наибольшее влияние обрели не аристократы, а Союз Гильдий. С востока граничит с бретским маркизатом Кайна, занимающим перешеек того же имени, а с запада — с Лаэлем.

Гнилая вервь, гнилушка, повешение на гнилой веревке — имитация повешения в знак лишения дворянина его звания.

Гомунклус — или гомункулус — искусственно созданый человек. Различают магических и алхимических гомуклусов. Лур де Шамо создал именно алхимического. Во всех крупных государствах создание гомунклусов запрещено.

Горюч-земь — торф.

Гросс бумаги — дюжина дюжин — 144 листа.

Грош — медная разменная монета. 1/100 ниоба.

Гуитары — коренные жители исторической области Гуит на юге Азара к западу от устья Мара до бышей границы Озерного Королевства, называемого ныне Южный Исс. Самоназвание области Хьит, а жителей — хьитороны.

Дальнозорная труба — подзорная.

Дварфы — гномы (самоназвание).

Д`олтэ — вырез на дамском платье, открывающий часть груди. (Реальный аналог — декольте).

Доброохотницкий (доброохотный) отряд — ополчение. Созывается из дворян и горожан.

Дем — начальное подразделение армии и Белого Штандарта. 10 человек.

Демер — командир дема.

Дракоборцы — Межконфессиональный Монашеский Орден. Создан для борьбы с драконами, ныне церковная стража и инквизиция. Привлекается властью ради дознаний по магическим и духовным делам.

Егеря неезженых дорог — прозвище солдат и офицеров Белого Штандарта.

Ермиш II — староазарский король из династии Кенуорсов, дядя легендарного Аэта IV. Правил с 231 по 242 годы.

Закат — запад.

Закатный акцент — говор обитателей Исса, б. Озер и западной части Хьита. Г произносится как Х, А — как Э или И. Чуть искажает слова во множественном числе.

Заклятия масок — ряд заклинаний, позволяющих изменять внешность.

Зарядный цейхгауз — склад боеприпасов.

Звездный Сад — знаменитая школа магии между Вереной и истоком Рены.

Землероб — земледелец, крестьянин.

Златожорка — цветок с желтыми лепестками и красной середкой. В виде отвара — слабый наркотик, обычно используется как успокоительное или снотворное.

Золотарская бочка — ассенизаторская бочка на колесах.

Иллуры — народ, живший в древности на Срединном Маре. Иллурское королевство завоевано тармийцами, обитателями центрально-северного и восходно-северного Азара. Народ растворился среди обитателей Тармы. Ныне территория Тармы — герцогство.

Империя Герфонс — некогда обширное государство, простиравшееся от нынешнего восточного Герноля до Провала и Озер на западе. Окончательно распалось в результате ослабления императорской власти и череды восстаний (Вольных Войн) в 381 году, просуществовав к тому времени около 500 лет. До 220 года постоянно расширялась, ведя войны и хитрую политику. Центром Империи был нынешний Лэнг, сохранивший наименование Империя и титул властителя — Император. Изначально Герфонс занимал южную часть современного Лэнга.

Исс — историческая область и герцогство на западе Азара. По сути — остров, отделенный Провалом. С востока — каменистое плато, богатое углем, медью, железом. Около пятой части — плодородный пояс на самом западе материка. Попасть в Исс можно по двум древним мостам — одному с востока, одному с юга — или морем. Существует поверье, что эти мосты — работа давно исчезнувшего народа эльфов или альвов. В описываемое время готовится строительство еще двух мостов. С появлением новейших приспособлений гернольской выдумки эта задача выглядит посильной. Исс вошел в состав Азара в 507 году, поскольку рассорился с Озерами и не мог сам обеспечить себя продовольствием, а также потерял крупный рынок сбыта металлов.

Иссур — коренной житель Исса.

Йирн — 0.8 метра. Делится на 10 ножей.

Заводная лошадь — запасная, скачущая без седока. Обладание заводной лошадью дает возможность преодолеть за день большее расстояние, чем на одной.

Зеленый — прозвище пехотинца. Пехота носит мундиры, основным цветом которых является темно-зеленый.

Канон — закон.

Канцелярист — начальный чин гражданской службы. 1.2.3 рангов. Эмблема — гусиное перо, прозвище 'гусь'.

Каранкола — музыкальный струнный инструмент, род гитары.

Кварга — квадратная лига.

Кенуорс — провинция, в которой находится столица. Имение в Кенуорсе — по сути аналог реальной 'дачи на Рублевке'.

Кирасир — панцирный кавалерист. Защищается кирасой, шлемом, боевыми сапогами из толстой кожи с металлическими бляхами и таким же боевым кафтаном. Полы кафтана прикрывают бедра, а рукава соответственно плечи и руки. Вооружение палаш и кинжал/стилет.

Кнорт — семидесятиградусное сливовое вино.

Колет — предок жилета. Безрукавка. Не застегивается.

Конфектник — ремесленник, изготовляющий из патоки конфекты, то есть карамельные конфеты.

Королева Льда — см. Безымянная.

Корон-гвардия — четыре штандарта личной королевской охраны. (1 конный, 2 панцирной пехоты, 1 тиггерный.)

Коронный — государственный, королевский.

Коронные земли — земли короны, то есть государственные.

Кофрет — небольшая шкатулка для драгоценностей.

Крат — бог природы. Олицетворение ее сил. Покровитель земледельцев. Изображается в виде добродушного кряжистого мужчины средних лет с длинной шевелюрой, вислыми усами и густой бородищей.

Куафер — парикмахер и маникюрщик, обслуживающий богатых клиентов.

Лайхатский банк — самый натуральный банк, принадлежащий жителю вольного торгового союза Лайхат — архипелага в Полуночном Океане.

Лаброс — двухлезвийный (двусторонний) боевой топор.

Ларт — черный или синий мягкий гладкий камень. Иногда попадается с желтоватыми прожилками.

Лаэль — степное королевство между Лэнгом и Гернолем. Патриархальный уклад и кочевой образ жизни не мешает Лаэлю быть весомой силой в политическом раскладе на континенте. В Лаэле узаконено рабство, правда с правом выкупа из него и со многими оговорками — как следует обращаться с невольником. Большинство основано на традициях. Дворянства как такового нет и армии по имперскому образцу — тоже. Немногочисленые горожане и земледельцы, живущие на побережьях, влияния не имеют.

Лед — олицетворение сил Зла.

Ледовый покой — мертвецкая, морг.

Лерерские Поля — историческая область в Южном Иссе, провинция Лерер. По преданию именно в Лерере находился последний оплот эльфов.

Либрарий — заведывающий либрарией (либрариумом) — библиотекарь.

Лига — 1000 арнов — 4 километра.

Лойя — богиня мудрости и ученности. Покровительница книжников, торговцев, путешественников. Изображается в виде молодой женщины в длинном свободном платье, окруженной различными научными приспособлениями.

Лонвурт — коронный город в трех лигах южнее слияния Рены и Мара. Центр провинции Срединный Мар.

Локоть — старая мера длины = 0.5 метра.

Лошажьи (лошадиные) головы — прозвище разбойников, промышляющих на дорогах.

Льяла — желоба или отверстия для протока жидкостей.

Лэнг — бывшая метрополия Империи Герфонс, ныне сохранившая название Империи, но являющаяся небольшим государством между Ватарией и Лаэлем. В Лэнге сохранено рабство, причем в силу жесткого сословного общества с рабами обращаются весьма бессердечно, считая их просто расходным материалом. Еще любопытен тем, что чеканит единственную золотую монету на континенте — ар. Ары, как правило, не ходят, оседая в коллекциях нумизматов и казне императоров.

Маллайр — континент, на котором разворачиваются события. Единственный известный на 810 г.

Мальпост — двухярусная почтовая грузопассажирская карета.

Манир, манира — манера, привычка.

Мастер — вежливое обращение к человеку, который зарабатывает на жизнь каким-либо ремеслом. Также — старший ремесленник в отдельно взятой мастерской, кухарне и т д.

Матисса — богиня жизни, покровительница людей, животных, речных рыб. Изображается в виде женщины средних лет. У ног ее обычно рисуют лежащую овечку, а на руки сажают младенца, щенка или котенка.

Матиссит — монах или священник церкви Матиссы. Матисситы владеют лекарскими навыками и молитвами. Существует целый женский Орден Во Имя Милости Матиссы, поставивший своей целью излечивать болезни и облегчать страдания умирающих.

Мар — судоходная река в восточной части Азара. Впадает в море Лоон, являющимся частью Полуденного Океана.

Мегалис — город на реке Массарга в центрально-северной части Азара. Известен чудовищной имперской архитектурой, разратным нравом жителей и гигантскими коронными верфями. Близ Мегалиса находится также офицерская школа пехоты.

Митрок — хвойное дерево с красноватой древесиной.

Монетное письмо — чек.

Монструозно — чудовищно, ужасно.

Морской носатер — морская рыба из семейства акул. Имеет на носу длинную костяную пику.

Мэтр — вежливое обращение к ученому человеку, лекарю, инжениатору и магу.

Наброс-тагг — артбаллиста с очень большим углом возвышения механизма. Стреляет высоко, но недалеко. Служит для обстрела крепостей и укреплений.

Надельное Уложение — Кодекс законов о земельных правах.

Нафт (м. род) — нефть. Иносказательно и простонародно — слеза земли.

Нафтовые работы — нефтедобыча, ведущаяся открытым способом на болотах в северо-восточной части континента. В Герноле есть две каторги, охраняемые сводными отрядами из стран, входящих в так называемую Нафтовую Унию. Члены Унии ссылают в эти работы самых закоренелых и опасных преступников. С каторги возвращается примерно 2-3% от сосланых.

Негоция — коммерция, предприятие.

Негоциантский вояж — разъездная торговля со сбором заказов.

Нижние покровы — церковно-магическое понятие. Резервуар силы, подпитываемый демонами. Источник черной магии. При проникновении мага в Нижние Покровы, у него начинают стремительно истощаться силы, поскольку демоны предпочитают брать, а не давать. Ходят слухи, что лишь полностью предавшийся Злу маг может подкармливаться силой Нижних. Все прочие по сути служат передаточным звеном для перелива силы сверху вниз.

Ниоб — основная денежная единица Азара. Серебряная монета с профилем царствующего монарха. В хуре серебра 880 ниобов по последнему установлению от 793 года. Бывают монеты в 1, 3, 5, 10 и 50 ниобов.

Новая Цитадель — гарнизонная крепость в Нойтеале, лагерь 4й веркады последние 30 лет.

Нойтеаль — небольшой город на Среднем Маре в 18 лигах к северу от Лонвурта.

Нож — мера длины = 8 см.

Номерной штандарт — то есть не гвардейский, где офицерами, а иногда и солдатами, служат исключительно дворяне. Гвардейские имеют имена собственные, остальные обозначаются номером и названием рода войск (29й легкой пехоты штандарт). В них служат простолюдины, а офицером может стать и бывший обыватель.

Огурцы — широкие длинные штаны простого прямого покроя. Подбитые кожей по внутренней стороне огурцы входят в мундир кавалеристов.

Одарительный реестр — наградной лист. Премия. Поскольку до орденов в Азаре не додумались (лишь до весьма неохотно выдаваемых медалей), то награждают деньгами.

Озерное Королевство — государство, некогда граничившее с Азаром. Занимало территорию южнее Исса и западнее Хьита. Завоевано Азаром в ходе Сиреневой Войны в 766 году.

Оларит — мягкий белый металл.

Олень — легкий кавалерист, вооруженный пикой и саблей.

Олорский Указ — эдикт Аэта IV от 212 года ограничивающий дворянские вольности и предписывающий, кроме прочего, сносить башни замков. До конца не исполнен по причине убийства короля и начавшейся междуусобицы. После освобождения от Империи не восстановлен.

Орвик — небольшой город-порт на море Лоон.

Отворотный порошок — алхимическое зелье, защищающее от Ледовых Сил.

Первый двор — первый пункт путешествия.

Первое сословие — дворяне

Погребальный венок — надеваемый на голову в знак скорби венок из белых цветов.

Полдень — иногда так называют юг.

Полночь — а так — север.

Помстилось — показалось, почудилось.

Порт-Орен — город в восходном Хьите на море Шеней. Военный и рыбацкий порт. База эскадры побережной полиции среднего юга.

Потроховая язва — язва желудка или кишечника.

Променад — прогулка.

Протазан — короткое копье с широким наконечником.

Противуканонный — незаконный.

Пятое сословие — землеробы, нищие, бродячие артисты, поденщики, батраки.

Резонерствовать — рассуждать, поучать.

Решающая — см. Безымянная.

Реприманд — высказывание неудовольствия или неприятное проишествие.

Ретирадировать — отступать.

Решпехт — респект, проявление одобрения.

Рокантон — шлем с загнутыми кверху узкими полями.

Ротамур — карточная игра, напоминает реальный штосс. Относится к самым простым, но и наболее азартным играм.

Руд — мера веса = 18 кГ

Руда — кровь.

Рунд — дежурный офицер или начальник патруля.

Рунд-вестовой — посыльный при дежурном офицере.

Салад — глубокий шлем с прорезями для глаз, закрывающий лицо до переносицы. Имеет широкие поля, идущие от середины назад и закрывающие шею.

Сиреневая Война — Азарско-Озерная война 763-766 гг. Начата под предлогом невыдачи Азару сочинителя крамольных песен. В одной из них был припев:

Цвела сирень, сирень цвела,

Неары трон украли.

Сирень цвела, сирень цвела,

Дворяне промолчали.

Дело в том, что история восхождения Неаров на трон весьма туманна. Уцелели куда более влиятельные и родовитые дворяне, чем боковая ветвь рода Онгэн.

Сомечник — первоначально друг по войне, битве. Ныне превратилось в аналог приятеля или коллеги.

Ставок — устройство для слива воды с плотины, а также сама заслонка.

Староазарский язык — язык до-имперского Азара основаный на тармийском диалекте.

Староисский язык — старый язык Исса. Вытеснен лэнгским, на диалектах которого в силу исторических событий говорит весь континент, кроме северной Ватарии.

Старший аредер/веркер — первый помошник командира веркады/штандарта. Выбирается им самим из числа аредеров/веркеров. Должность дает право приказывать другим офицерам того же чина и получать небольшую прибавку к жалованию.

Стрюк — оскорбительное название сыщика.

Тагг — артбаллиста. Различаются по тяжести заряда, по устройству станка, по дальнобойности.

Таггер — солдат из расчета тагга или офицер осадномашинной веркады.

Таггерная галерея — площадка на стене замка или крепости, где стоят тагги.

Тармийцы — жители старинного королевства Тарма.

Тележная бочка — лежащая горизонтально на телеге огромная бочка. Бывают на 200 и на 300 ведер.

Тигг — арбалет. Различаются по легкости взвода и дальности стрельбы.

Тиггер — арбалетчик.

Тыквы — полотнянные очень широкие в бедрах короткие штаны.

Тэммрэн — она же Морская дева. Богиня морей, покровительница моряков. Изображается в виде юной девушки с зелеными волосами.

Тэммрэнит — священник церкви Тэммрэн. Монастырей у тэммрэнитов нет.

Тяж — арбалетный болт или стрела тагга.

Фолль — игра вроде шахмат, но намного сложнее. Это десять стоклеточных досок закрепленных в раме одна над другой. Первый игрок начинает с нижней доски, второй — с верхней. Ходы производятся по сложной системе. Выиграет тот, кто либо уничтожит (съест) все фигуры противника, либо продвинет одну из 'тяжелых' фигур на начальные клетки противника.

Фолльский Вал — система крепостей и валов, защищавших столицу Империи Герфонс — Мальполис. Осада вала велась около полутора лет, а отдельные крепости держались в полном окружении и до двух лет. Игра фолль имитирует именно эту операцию 413-415 гг. В переносном смысле — неприступная крепость.

Форнадар — вольное баронство в нынешнем герцогстве Вэйт, влившееся в него в 488 году после дикой по жестокости междуусобицы. Барон Форнадар пытался ограничить права своих вассалов, но был свергнут и скормлен псам.

Хейтонэ — большой город и торговый порт в б. Озерах. Стены и самые крупные здания построены из белого камня, поэтому к названию часто добавляется эпитет 'белая'. (По-местному говору — бэлэ)

Хьит — см. Гуит.

Хронист — архивариус или историограф.

Хур — мера веса = 4.4 кГ.

Цепные земли — неотъемлемые земли дворянина, которые можно отобрать лишь вместе с титулом. Лён.

Цепные людишки — представители двух низших сословий, живущие на цепных землях. Признают право сюзерена на сбор подати, суд по имущественным делам и телесные наказания, не приводящие к гибели.

Цех — подразделение ремесленной Гильдии.

Черта Погибели — заклинание батальной ветви, высасывающее жизненные силы из того, кто хоть раз перешел через нее. Требует периодической подпитки магической силой.

Шаллет — род кошеля. Ремень или мягкий пояс с кармашками-отделениями для монет различного достоинства. В закатном говоре — шолит.

Шовирская казнь — погребение преступника заживо под телом убитого им.

Шор — мера веса, 1/20 хура, т.е. 220 грамм.

Штандарт — подразделение армии. 10 веркад.

Штандарт-командор — командир негвардейского штандарта. В гвардии к званиям полагается приставка ал-.. поэтому гвардеец того же чина именуется ал-штандартер.

Штурвалер — флотский чин приравненый к аредеру.

Эн— приставка, означающая полу— , недо-, наследник. Эн-офицер — полуофицер (демер в армии и квартмастер на флоте). Эн-ректор — недоректор (декан на реальные деньги), эн-граф — наследник ныне живущего графа.

Эпистола — письмо, послание. Представительная эпистола — рекомендательное письмо.

Юстициарные науки — юриспруденция.

Южный закат — юго-запад.

Месяцы:

Снегов — Январь

Жестоких Вьюг — Февраль

Холодных Ветров — Март

Первых Трав — Апрель

Гроз — Май

Цветения — Июнь

Жаркого Неба — Июль

Созревания — Август

Сбора Плодов — Сентябрь

Золотой Листвы — Октябрь

Пустых Полей — Ноябрь

Инея — Декабрь