Поцелуй дракона! Часть 1-я.

— Мда... — первым не выдержал Колян-оборотень. Он вытер потное лицо своей волчьей шапкой, криво ухмыльнулся Сане-горбунку: — Хорошего ты нам спутника подсеял... А если он, к примеру, Леночку вот так же решит спалить?

— Захлебнется, — процедила Леночка. Ее глаза потемнели, лицо побелело, как у утопленника, она смотрела в огонь, забыв о прилипшей к платью траве: — Сдохну, может, но утоплю эту сволочь.

— Сил у тебя не хватит. — Катька-полуденница безмятежно улыбнулась, прошлась взглядом по настороженным лицам, остановила пожелтевшие, как у кошки, глаза на Сане: — Нас всех на это не хватит, даже если мы попробуем объединиться. Но мне его стиль нравится. Греет... Да и сам он ничего.

— В команде никаких трахов! — Саня-горбунёк ответил неожиданно резко, и для убедительности клацнул зубами. — Пооткусываю все нахрен!

— Ну если так... томно потянулась Катька. Она подняла вверх гриву своих черных волос, изогнула бедро, подмигнула Сане. — Давно у тебя головушка не болела?

Розовый язычок призывно скользнул по губам, улыбка стала еще более соблазнительной, из горла вырвался смешок...

Чудовищной силы удар ногой смял женское тело и отшвырнул, как тряпку. Катька скорчилась от боли, по-рыбьи ловила воздух раскрытым ртом, прижав руки к животу. Одним скользящим, неуловимо быстрым движением Саня переместился к упавшей девушке, наклонился, оскалил крупные лошадиные зубы над подурневшим от боли лицом.

— Не надо играть со мной, Катя. Не надо, пока я об этом только прошу!

Девушка просипела что-то неразборчиво, попыталась схватить его за руки — на животе открылся четкий след лошадиного копыта. Оттолкнув ее пальцы, Саня выпрямился, повернулся к остальным:

— Предлагаю последить за нашим огнепоклонником. Если мы не сможем его контролировать, то дальше идти нет смысла.

— Я бы сказал, что в таком случае идти дальше — самоубийство. — Колян прошел к лежавшей без сил Катьке, пощупал ее пульс, хмуро глянул на предводителя.

— Оклемается, — бросил тот равнодушно. — Не первый раз.

— И не в последний... — просипела избитая едва слышно.

Александр дернул ноздрей, мазнул взглядом по напрягшемуся Николаю, улыбнулся девушке самой нежной улыбкой:

— Ты не припомнишь, случайно, как убивают полуденниц?

Бледная от боли, Катька отвела взгляд, сплюнула кровь, неохотно процедила:

— Дрекольем...

— А как я убил твоих сестер?

Та вскинулась, забыв про боль, желтыми от ненависти глазами встретила взгляд Сани-горбунька, ощерилась в яростной гримасе. Несколько мгновений они молча боролись взглядами, потом Александр, не отрывая глаз, плюнул себе под ноги и сделал короткое движение носком правой ноги — словно растирая что-то подошвой. Девичье тело выгнула судорога, она захлебнулась кашлем, рухнула на землю, выблевывая из себя сгустки крови в перемешку с зернами пшеницы.

Николай бросился к Сане, схватил его за грудки:

— Ты что, убить ее хочешь?!

— Субординация, друг мой Николай... — Александр взял его за предплечья, напрягся, развел руки в стороны, сорвав их с груди, — это очень важная вещь. Особенно на задании. Ты тоже об этом забыл?

— Ты их затоптал... — голос Катьки трудно было узнать. — Ногами затоптал, словно каких-то червяков. Тварь...

— Угу, я тварь. — спокойно согласился Александр. — А ты с сестричками убивала ни в чем не повинных людей. Причем только за то, что ровно в полдень эти бедолаги оказывались на вашем поле. Вы высасывали из них жизнь, как вошь высасывает из человека кровь. И кто вы после этого — гниды?

— Это ведь только люди... — Катька поджала колени к животу, замерла.

— Да, они были только люди. А я — только горбунёк, а ты — только полуденница. А он — лишь оборотень. А вон тот новенький — всего лишь Жар-Птица.

Колян скривился, недовольно покачал головой:

— Ты еще скажи, Вук — Огненный Змей.

— Типун тебе на язык! — дернулся Саня-горбунёк. — Забыл, куда нас занесло?

— И правда, — Николай смущенно ухмыльнулся. — Повело меня чего-то... Кстати, я вижу, представление завершается.

Головы повернулись к Пилиппенко — тот все еще стоял наполовину в огне, хотя от самого костра больше ничего не осталось. Сгорело все, даже металлические пряжки — осталось только пятно обугленной земли, да пламя, рвущееся к небу из вытянутых вперед рук. Жар ощутимо ослаб, теперь можно было смотреть на огонь, не щурясь, и даже различался внутри пламенного шара некий трепещущий силуэт. Потом огонь начал тускнеть, цвет смещаться к красному, и стало видно, что лицо Пилиппенко похоже на гипсовую маску, на которой застыла блаженная улыбка наркомана. Санек с Коляном приблизились, но не успели поймать момент, когда все закончилось. Просто в одно мгновение огонь исчез, а потерявший сознание Пилиппенко молча повалился назад.