"Гуд бай, Америка-остров...-2"

Все вместе посчитали сдачу. Непонятно, зачем Март учился в школе.

— Женька, а что б тебе с нами не поехать? Ты как работаешь?

— Три через три. По двенадцать. Орбитальный график.

— Ну так что, не поедешь?

— А надо не поехать?

— С тобой веселее.

— Ну, если б без Детки, я бы поехал, — подмигнул Лехе тот. — Зачем он? Без него веселее.

— Дурак!

— Решай резче, Женька, у меня диплом дома пригорает.

— Беги, беги. Мы с Майкой все обсудим.

— Ага. Детка мне потом голову откусит, если я ее с тобой оставлю. Собирайся, милая, хватит даровые конфетки лопать. Мартинг, ты уже определяйся. Зайдешь, я дальше разъясню.

В окошко снова стукнули, и Март махнул рукой — не мешайте считать сдачу.

Дверь захлопнул ногой.

— Хватит миндальничать. У людей с утра жизнь и так тяжелая...

-Выводите тачки. Нефиг опаздывать, дурно выглядеть и еще орать при этом...— невозмутимо ответил Володька, с трудом отпуская Майку.— Привет, Ленка.

Леха сгрузил с себя палатку, рюкзак.

— Я фотоаппарат взял. На всякий случай. Ну, сфоткать вас?

Володька потянул Майку за руку обратно.

— А меня? — закричал из гаража Мартинг.

Леха перевел кадр и щелкнул его, выталкивающего из недр свой видавший виды броневичок ( миниатюра "осел и клоун").

— Это что у тебя на голове, Володька? — застенчиво улыбаясь, спросила Ленка, прячась за Лешкино плечо от собственной смелости. — Пионерский галстук?

Голову его перехватывал завязанный на пиратский манер выцветший кусок шелковой ткани.

— Вечно ты, Детка, ку-ку, — проворчал Мартинг.

— Он готовится старушек охмурять. Будет Тимуром, рисовать на калитках звездочки, остальные, естественно, на подпевках. Пока Майка сундуки потрошит.

— Все продумано.

А Лена была в теплой толстовке...Худенькая, тонко высокая, с выбившейся прядью из закрученного на затылке узла тяжелых, темных волос... Лешка поглядывал на нее искоса...

— Женька, ты топор взял?

— Конечно, взял. Я же не склеротик, что ты мне, Лешка, написал, все взял.

— Давай его сюда, — распорядилась Майка.

— Зачем?

— Ты и топор. Кажется, все понятно.

— Не дам! — схватился за топор, как за живое, Мартинг. Сделал устрашающее лицо.

— Опять видиков насмотрелся на ночь, сволочь? Ленка, маньяк из него сомнительный, ты его не бойся.

— Не бойся, я с утра позавтракал.

— Ну, едем? Или день потерян? Нам еще старушек отлавливать.

— Сегодня со старушками глухо. Надо приехать на место, нарыть окопов, залечь на ночь и отстреливать поэлементно. Что вас, в технаре не учили, что ли?

— Она целую тетрадку взяла. Пока всю не изрисует, домой не вернемся. Ленка, тебя надолго отпустили?

— А я и не отпрашивалась особо! — с неожиданной горделивостью произнесла Ленка, убирая прядь со лба за ухо.

— Чего?

— Все в порядке. Я сам с родителями разговаривал, — заверил Леха. — Что ты придумываешь, Лен?

— Смотри, что б ее не потеряли. А то будет нам разборка в детском садике.

— Не потеряют, — с неудовольствием ответила на это Ленка. При Володьке у нее в голосе появлялись новые интонации.

— А мою барышню как, отпустили? — уточнил Лех.

Майка с Володькой переглянулись, непонятно улыбаясь, он обнял ее одной рукой.

— Опять! — возмутился Март. — Нормальному человеку это выносить невозможно!

— А ты не лезь к людям, — строго одернул его Лех. — Зависть чувство вредное. Знаешь болезнь евреев? Воспаление зависти.

— Фигня, старик. Мне уже ничего навредить не может.

И недовольный Мартинг вкрутил в уши плеер.

Стартовали.

Гальянку, Черную миновали быстро, на Серовском тракте прибавили. Ветер бил в глаза пылью, пробирал до костей, и, несмотря на солнышко, Лешка радовался, что догадался надеть на Ленку свою толстовку, когда она явилась на стрелку в легкомысленной одной футболочке. Оглянулся быстро на отстающих.

Володька тоже сглупил, в длинных, ниже колен, шортах, и видимо, вмерз.

Засмотревшись, Лех вильнул от "Жиги", летящей навстречу, под колеса Мартингу, Март заорал в традициях фильмов ужасов, противный. Ленка пискнула. Лех простил великодушно; до этого он не катал ее с ветерком.

Мимо громыхали тяжеловозы, междугородные экспрессы, словно речные пароходы, мелькали легковухи; а ему казалось, будто не ветровка бьется на плечах, а хлопают вырастающие крылья.

У поселкового киоска Мартинга потеряли. Нашел он их значительно позже.

— Что, еще не поставили? — простодушно удивился он.

— Тебя ждем.

— Чувствуете, что ли? — ухмыльнулся Женька и достал из-за пазухи две бутылки водки и спрайт.— Считайте, я свое дело сделал.

— Ты чего? Популярность зарабатываешь? — засмеялась Майка.

— Да ладно, в игрушки, что ли приехали играть? Пьянствовать и развратничать...— он ловко подмигнул Ленке, а когда та рассеянно посмотрела на Лешку, Володька успокоил:

— Да нет. Просто пьянствовать.

— Да никто не сопротивляется, брат.

— Поставь-ка в холодильник, хозяйка, — Март отдал бутылки Майке.— Эх, сколько водки не бери, все равно два раза бегать. Знали бы вы, какая там Лариса в киоске сидит...

Над ним засмеялись, необидно и привычно.

Часы были только у Лехи. Шесть. Целый день в дороге, пора останавливаться, и место приличное — у кромки воды и леса. И на три, вернее два оставшихся Женьке выходных дня решили окопаться здесь же, благо и до деревни с вожделенными Майкой старушками рукой подать.

Возиться с палатками и костром никому не хотелось, но Лех, безапелляционно заявив, что пойдет на лесоповал и, вооружившись топором, утащил Лену бродить в лес. Оглянувшись, увидел, как Володька деловито потрошит рюкзаки, организовывая оставшихся в процесс.

Лес был светлый, сосновый, наполненный безмятежным покоем, нашпигованный острыми сучьями и иголками под ногами, дурил голову запахом хвои и влаги. Лех иногда склонялся к зеленой свежей поросли.

— Тихо тут так, да?

— А назад-то выйдем?

— Выйдем, — уверенно кивнул он и вновь нырнул к сочной траве. — Держи...— и высыпал Ленке полную горсть земляники.

— Ого! Сейчас бусы сделаю...

Ленка опустилась на колени, потянула тонкую коленчатую стеблинку и начала прокалывать сквозь нее розово-красные ягоды. Лешка улегся неподалеку, покусывая такую же травинку, сочно-сладкую на вкус.

— Эх ты, городское дитя...

— Почему городское? Я дитя природы.

— А я об этом и говорю...Все мы от корней идем, первобытных. А бусы из ягод наверно девчонки во все времена делали. Это прапамять.

— А мальчишки валялись на траве и умничали.

— Да, — вздохнул Лех... Он замолчал, глазами словно запоминая этот фрагмент как мгновение, расшифровывающее понятие "счастье", — хрупкая девочка с непослушными, выбившимися прядями, движения бледных губ.

А Ленка говорила и искала рассыпанные ягоды, и чудо ее движений и движений губ не прекращалось... Солнце запуталось пшеничным золотом в Лешкиных ресницах, он прикрывал глаза, радуясь, что она не видит... Да, о чем же она говорила, смеясь?

— У меня предки из киржаков... Крестьяне-староверы. Я так и вижу себя в расшитой крестами рубашке. Хочу туда, ходить в деревянных башмаках и есть из глиняной посуды...

— Раскольники... — пробормотал Леха и потянулся рукой к шнуркам ее кроссовок ... — Они босые ходили. Сними. Сразу почувствуешь, как у друидов, и землю, и тепло, и энергию... Правда, земля живая? Слушай...

Босые ножки потянулись по траве. Она хихикнула.

— Ну ты всегда придумаешь!

Потом вдруг вскочила, закружилась, распахивая руки.

Лех откинулся на спину и закрыл глаза. Слишком юная, слишком безмятежная... Ей это идет. Он улыбнулся теплым, оранжевым сквозь веки солнечным лучам. Господи, не отними у нее это — попросил он у них. Пусть дальше читает свои книжки.

— Ай! — послышалось с поляны. Лех поднялся на локте и, щурясь против света, нашел ее. Она упала на колени, и во всей фигуре так ясно читалась озабоченность и растерянность.

Леха вскочил, на ходу отряхивая от травы локти, поспешил к ней.

— Что? Ногу порезала?

Она мотнула головой, со смешной сосредоточенностью шаря по траве.

— Потеряла свои бусы! Довертелась.

Лех засмеялся, огляделся вокруг, увидел неподалеку расцепившуюся травинку с ягодами...

— Ох и смешная же ты, Ленка. Ужасно.

Стебелек подобрал, опустился рядом, поднося их к ее губам по одной. Она послушно ела. Мягкие влажные касания обжигали его пальцы, и внезапно застеснявшись этого порыва и всего остального, он собрал землянику в ладонь и торопливо ссыпал Ленке.

Бледные губы покрылись алыми каплями, и, больше не в силах выносить это зрелище, вернулся за кроссовками.

И почему-то замолчал, хмуро попинывая траву, в поисках грибов, что ли.

— Лешка, — позвала она. — Так давай хоть елку какую-нибудь заберем. Мы же за дровами пошли.

— Да ну их...

— Вот эту, какая хорошенькая; сухая... Я ее сама возьму.

Она ухватилась за большую, сухую ветку, потянула за собой. Лех вспомнил про топор.

Палатка уже стояла, Март увлеченно вбивал колья. Майка копошилась у рюкзаков на расстеленной клеенке.

— Маловато, — подколол Март, посмотрев на часы. — Воровали, что ли?

Лех сбросил с себя целый воз хвороста, отмахнулся:

— Там еще есть. Найдешь, если надо будет.

Из палатки выполз Володька, он уже скинул с себя спортивную кофту, оставшись в майке.

— Загораем, брат?

— Еще нет, но скоро обязательно.

— Есть то будем? — спросила Майка.

— Будем! — закричал за всех Март.

— Тогда очаг мне быстренько, раз-два! И не мешать!

Дальше катилось, как по-накатаному; девчонки варили нечто на вырубленном Лехом костровище, парни распиливали в лесу старые стволы, стаскивали их к стоянке...

— Да есть же я хочу! — время от времени вопил Женька, видимо, чтоб не забывали.

Поэтому и за "стол" уселся первым, и в запале даже порезал хлеб вместе с клеенкой.

— Ну, врезали? — он разлил по кружкам. — Эй, неженка! "Спрайт" не трогай, — осадил он Володьку. — Это я девчонкам купил, может, приударить за ними думаю, раз я совсем одинокий, только не знаю, за которой...

-А как слово "печень" пишется, кто-то знает? — спросил Володька, доливая дамам шипучки в водку.

— Леха, речь! Или Детка снова сказку расскажет?

— Вот, блин, до самой смерти теперь не отмыться. Пусть Леха.

Леха помедлил, глядя в пляшущее дно стакана.

— За то, что я вас всех люблю, братцы. Безмерно.

— Что-то ты сентиментален сегодня, Большой Брат, — засмеялась Майка.

— Так я старею ...— и первым хлопнул свой стакан.

Почему вышло так, Леха потом так и не смог объяснить. Желание напиться словно сидело в нем весь вечер, и препятствовать Марту еще пару раз сгонять до киоска он не стал. А никто и не уклонялся.

Расслабленное чувство теплоты и объединенности, и ветки трещали в огне, и грелись в ладонях стаканы, блестели глаза, и растягивались безудержно в улыбках губы. И барьеры полетели, как водится; Володька целовался с Майкой, сначала украдкой, потом и вовсе безоглядно; никто не винил их за это, и Мартинг снисходительно улыбался. Зато когда парочка потихонечку растворилась в темноте по направлению к речке, темп стал жестче и как-то злее. Потом Лех заметил, что Ленка хнычет и полуспит. Ее отправили в палатку, замотали в единственный (свой) спальник.

— Ниче, — сказал Март. — Пойдет на пользу.

— Не надо было и начинать, — буркнул Лешка. — Договаривались же, без всяких этих дел.

— Нормально! — заявил Мартинг. — Добьем, и к Ларисе за новой. Надо же когда-то растягиваться, не все ж дипломы писать, ботаник.

— Чего, ее одну тут оставить? — ужаснулся Лех.

— А чего ей тут сделается? — резонно ответил Женька. — Что ты, Лешка, над ней трясешься. Обыкновенная девчонка, как все. Шестнадцать лет. Да человек уже знает, чего хочет, в шестнадцать, — он разлил еще водки, посмотрел, что осталось на раз.— Тебе нажать только, сто пудов даю, она не будет возмущаться...

— Март, ты достал, понял? Хочешь жизни учить, иди педагогом работать.

— Понял, — противным голосом высказался Март. — И тут любовь. А как же. А любовь она вон она, — он кивнул в сторону реки. — И штука это классная. Понравится — не оторвешься. Не бычься. Ты мне смешно делаешь. Пей.

Лех молча выпил.

— Еще?

— Еще.

Допили.

— Все, атас, поехали бутылки сдавать.

Лех встал, но тут его и повело.

— М-минуточку.

Мартинг вскочил, тряханул его за плечи.

— Что, сгорел?

— Ни в коем случае.

Из темноты вышли потерянные Володька с Майкой, нежно сплетенные. Почти протрезвевшие.

— Чего это они? — заулыбалась Майка.

— Наелись, черти... Где Ленка-то у вас?

— Спит.

— Мы посидим и тоже пойдем, — пообещал Володька.

— А мы с Лехой в деревню. Проветриться. А то Леха злой, как сто баранов. Ждите со скальпами.

— Головы не поломайте, — вслед сказала Майка.

— Не учите жить командира экипажа!

В ночной тишине моторы затрещали, как автоматы. Мартинг в азарте даже попытался выжать свечку.

То, что Мартинг стал хромать после той ночной вылазки, никого особенно не удивило. Странным было бы предположить что то иное после того, как его протащило три-четыре метра под накрывшимся мотоциклом. Все посчитали, что тот еще легко отделался, несмотря на это Март наутро впал в жесточайший даун, усугубленный похмельем. И утро на удивление задалось зябким и серым, костер, отсырев от росы, не принимался, едой заниматься не хотелось никому.

Лена стонала и вообще не вылазила из спальника, а Мартинг лежал у дыма, ждал огня и убито курил сигареты одну за другой.

— Лешка, слабо искупаться? — уламывала Майка. — Все как рукой снимет. Это все дианетические книжки советуют. Заряд пребешенной силы.

— Да не...— вяло отпинывался Лех. Ему было холодно даже под одеялом.

— Пошли, пошли, — тянула его Майка к реке.

— Один не пойду. Если с тобой, тогда ладно.

— С ума сошел? — возмутился Володька. — Принимаю вызов.

Тогда Леха проявил интерес.

— Точно?

— Не вопрос.

— Пошли.

Володька стянул кофту через голову, поежился... Майка проводила их взглядом.

Вернулись они скоро, возбужденные, разгоряченные. К тому времени Майкиными стараниями костерок весело уже шипел, отогревая блаженно щурившегося Мартинга и котелок с чаем.

— Ух, как здорово! — кричал Володька. — Женька, зря ты не с нами.

— Голова прошла махом, тебе бы не вред был...

— Нет уж. Пусть мне будет хуже. Что есть будем, хозяйка?

— Что ты приготовишь, — безучастно ответила Майка.

— Я помогу, — сказал Володька.

— Славно. Март, бери топор, пошли.

— Почему я? Я и без вашей помощи загибаюсь.

— Пошли, пошли, халява.

Когда они убрались наконец, Майка подошла к Володьке, обняв его со спины.

— М-м-м?

— Ты у меня такой хороший...

— Ну так поцелуй.

Она оказалась в кольце его рук.

— Замерз?

— Согрей.

— Сладкая...— прошептал он через некоторое время, согретый.

— Картошку почистишь?