Лидия

Я продолжал кашлять, прикрывая рукой рот, когда в нескольких метрах от меня мигнул красный огонёк — как стремительная искорка, мгновенно погасшая в темноте. Я был почти уверен, что из-за постоянного отсутствия света у меня уже начинаются галлюцинации, но всё же хрипло крикнул во тьму:

— Кто здесь?

Вместо ответа я услышал гул от сервоприводов какого-то невидимого механизма.

— Кто здесь? — спросил я вконец ослабшим голосом. — Ответьте!

— О есь... — повторило за мной рваным фальцетом эхо. — О етьте.

— Что здесь происходит? — Я поднялся на ноги, придерживаясь за металлическое изголовье кровати. — Где я нахожусь?

— О есь исходит, — ответило эхо. — Е я ожусь.

Несколько секунд я колебался, опираясь, как калека, о кровать. Пол обжигал мои босые ноги, а каждый удар сердца вновь ритмично отдавался в висках. Наконец, я собрался с силами и сделал шаг вперёд — туда, где несколько секунд назад вспыхнул красный электрический глаз.

— Я требую... — начал я и закашлялся. — Да кто вы вообще такие? -возмутился я. — Почему я здесь нахожусь?

— о эбую, — принялся передразнивать меня механический голос. — О ы акие, о есь ожусь.

Я сделал ещё один шаг вперёд и остановился. Меня окружала темнота.

— Прекратите! — заорал я.

Механический голос молчал. Я даже решил, что это издевательское эхо мне только почудилось, но где-то высоко над головой, у невидимых чёрных сводов, раздался отрывистый механический щелчок, и в то же мгновение в комнате зажёгся белый прожекторный свет — такой яркий, что от неожиданности я вскрикнул и повалился на колени.

Я был уверен, что ослеп, что эта чудовищная вспышка выжгла мои глаза. Я прикрывал лицо руками, сжавшись от страха на холодном полу, но передо мной всё равно стояла оглушительная белизна.

— Поднимитесь! — прозвучал неестественный голос. — Поднимитесь на ноги!

Я корчился на полу.

— Поднимитесь! — повторил голос, срываясь на звенящий фальцет.

Я медленно убрал руки от лица, но так и не решался открыть глаза. Я и сам не был уверен, чего боялся больше — обнаружить, что и правда потерял зрение или же увидеть, где в действительности нахожусь.

— Поднимитесь! Поднимитесь! — стал механически повторять голос. — Поднимитесь на ноги! Поднимитесь!

Я приоткрыл глаза.

Я не ослеп.

Глаза слезились, передо мной плыли яркие пятна неестественных цветов, однако я — видел. Я стоял на коленях посреди пустой комнаты со светящимися белыми стенами, где не было ничего, кроме узкой упакованной в целлофан кровати, и металлического унитаза в углу.

Хотя нет... Было что-то ещё...

Зрение моё ещё не успело полностью восстановиться, и какой-то странный пугающий объект прятался от меня в слепом пятне — я не видел, но чувствовал его присутствие.

— Поднимитесь! — напомнил мне нечеловеческий голос.

Я прикрыл глаза рукой и встал на ноги. Я весь дрожал — то ли от слабости, то ли от страха. Несколько секунд я стоял, не решаясь посмотреть перед собой, пока, наконец, не поднял голову.

И тут же застыл от ужаса.

Передо мной возникла массивная противоударная дверь с грубыми следами сварки, как в бункерах или на военных кораблях, а над ней, на длинном суставчатом кронштейне, который сгибался и распрямлялся с едким шипением, как чья-то уродливая конечность, висела страшная металлическая голова, похожая на череп лошади с единственным горящим глазом.

— Что... — выдавил я из себя. — Что это...

Голова нетерпеливо покачивалась, просверливая меня ярким электрическим взглядом.

— Спааасибо за сооотрудничество! — проскрежетала она, неестественно растягивая слова. — А теееперь...

Откуда-то сверху послышался истеричный высокочастотный звон — так, что я невольно зажал уши руками, — но уже в следующее мгновение голос зазвучал спокойно и ровно, как бездыханная речь методичной машины, бесстрастно воспроизводящей чужие слова:

— А теперь назовите своё имя.

— Имя? — Я невольно сделал несколько шагов назад, к кровати, всё ещё продолжая смотреть на металлический череп. — Но... кто вы? Где... Где я нахожусь?

— Назовите своё имя! — повторила уродливая башка.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы унять паническую дрожь во всём теле.

— Алексей, — сказал я. — Меня зовут Алексей Тихонов. Я техник-навигатор третьего разряда корабля Земли Ахилл. Код красно...

— Достаточно! — перебила меня голова и пугающе вытянулась на кронштейне. — Назовите свой возраст.

— Двадцать шесть лет.

— Место учёбы.

— Московский технологический университет, — послушно сказал я. — Отделение авиакосмических...

— Девичья фамилия матери.

— Что? — удивился я. — Но моя мать... У меня фамилия матери, не отца...

Голова вздрогнула, и её яркий электрический глаз странно моргнул.

— Что здесь происходит? — спросил дрожащим голосом я. — Что это... за устройство? Где я нахожусь? Где Лида?

— Достаточно! — резко сказала голова.

Кронштейн уродливо согнулся, и лошадиный череп высокомерно взлетел к потолку. Страх, оглушивший меня поначалу, медленно отступил и вдруг сменился гневом.

— Что значит достаточно?! — прокричал я, едва справившись с новым приступом кашля; ноги мои подгибались, мне хотелось сесть на кровать, но я упорно продолжал стоять посреди комнаты. — Вы не имеете права! Я требую, чтобы вы мне всё объяснили! Где я? Кто ещё...

— Сядьте на кровать, — сказала, отрывисто кивнув, голова.

— Что? — Я вновь хотел закричать, но сил уже не оставалось. — Да что вы...

— С-с-с-ся-ся-сядь... — Лошадиный череп затрясся на кронштейне в приступе механической эпилепсии и принялся беспомощно заикаться, силясь выдавить из себя единственное слово. — Ся-ся-сядь... сядь-сядь-сядь-ся...

Под потолком снова раздался надсадный звон, и я зажал уши руками.

— Хватит! — взмолился я. — Не надо!

— Пожалуйста, — произнесла металлическая голова.

Я посмотрел в её электрический глаз.

— Сядьте на кровать. Пожалуйста. Сядьте на кровать.

Я так ослаб от волнения, что уже не мог сопротивляться. Я сел на хрустящий полиэтилен и удовлетворённо вздохнул, вытянув перед собой уставшие ноги.

— Спасибо! — гаркнула голова. — А теперь встаньте.

— Что? Зачем? Что вам нужно от меня?

— Пожалуйста! — заскрипел голос, вновь сбиваясь со своего ровного ритма. — Выполняйте распоряжения, встаньте с кровати.

— Я не сдвинусь с места, — сказал я и тут же сам поразился, с какой твёрдостью это прозвучало, — я не сдвинусь с места, пока вы мне всё не объясните! Где Лида? Мы военнопленные?

— Мы... иии... Лида...

Голос заскрежетал и тут же утонул в вопле помех. Звук доносился со всех сторон. У меня зарябило в глазах. Я невольно вскочил с кровати. В ту же секунду треск прекратился, и меня оглушила тишина.

Свет в комнате стал ещё ярче.

— Спасибо за сотрудничество, — спокойно произнесла голова и оцепенела над полом.

— Это всё? — спросил я. — Вы мне хоть что-нибудь скажете? Почему я здесь?

Странный робот продолжал неподвижно висеть на кронштейне, его единственный глаз погас, и теперь эта чудовищная конструкция ещё больше напоминала уродливый лошадиный череп, обшитый металлическими пластинами.

— Эй! — крикнул я. — Здесь кто-то есть?

Я был уверен, что свет в любую секунду погаснет, и я вновь окажусь в плотной, осязаемой темноте, которая сводила меня с ума.

Я осторожно приблизился к висящему над дверью лошадиному черепу, по-прежнему не подававшему признаков жизни. Кронштейн застыл в неестественной позе, как вывихнутое плечо, и вся эта конструкция выглядела мёртвой, окоченевшей — невозможно было поверить, что ещё несколько секунд назад голова раскачивалась над комнатой, хищно сверкая своим красным глазом.

Я подошёл к двери и упёрся в неё ладонями, не слишком понимая, чего хочу добиться. На двери не было ни кнопок, ни панели для магнитного ключа, и она так вызывающе контрастировала со стерильной белизной камеры, что казалось, будто бы её установили недавно, превратив это пустое обтекаемое помещение в наглухо закупоренную тюрьму.

— Я в тюрьме? — крикнул я в потолок, но мне никто не ответил. — Я могу узнать, в чём меня обвиняют? Лида тоже здесь?

Череп на кронштейне не двигался. Свет, яркий, не имеющий источника, обжигал мне глаза.

Мне вдруг захотелось сорвать с кронштейна эту уродливую башку, разбить её об обжигающе-холодный пол, выломать потухший электрический глаз, но кронштейн был слишком высоко, и я никак не мог до него дотянуться. Меня затрясло — то ли от холода, который передавался всему телу через босые ноги, то ли от беспомощной ярости на своих тюремщиков, наблюдавших за мной, как за подопытным муравьём.

Я обхватил себя руками, вернулся в противоположный конец комнаты и уселся на кровать.

И тут я вспомнил.

Что-то плотно оттягивало правый карман моих брюк. Угловатый предмет. Пластиковый куб, непонятная игрушка.

Я запустил руку в карман, и в тот же момент ослепший череп, не совладав с приступом электронного любопытства, выдвинулся вперёд на кронштейне, а его единственный глаз медленно зажёгся, просыпаясь ото сна.

— Что? — сказал я. — Всё ещё здесь? Может, начнёте, наконец, отвечать и на мои вопросы?

Череп кивнул, как бы соглашаясь, и произнёс надрывным голосом:

— Поднимитесь! Поднимитесь на ноги!

— В смысле? — не понял я. — Опять?

— Поднимитесь! Поднимитесь! — затараторил лошадиный череп, угрожающе раскачиваясь над комнатой.

Я встал.

— И что теперь? — спросил я. — Снова сесть? Вы можете...

— Спасибо, — перебил меня лошадиный череп. — А теперь назовите своё имя.

— Я уже говорил вам своё имя! — закричал я, с ненавистью уставившись в бесстрастный электрический глаз.

— Назовите своё имя, — спокойно повторил череп. — Пожалуйста.

— Алексей Тихонов, — сказал я. — Пилот-навигатор с Ахилла, двадцать шесть лет. Довольны?

Я поднял голову.

— Алексей Тихонов! — крикнул я. — Меня зовут Алексей! Этого достаточно?! Вы довольны?!

Череп снова кивнул:

— Сядьте на кровать.

Я продолжал стоять, сжимая в кармане пластиковый куб — как тайное оружие, которое готовился пустить в ход.

— Сядьте на кровать, — повторил череп. — Пожалуйста.

— А если не сяду? — спросил я. — Что вы сделаете? Снова выключите свет? Оглушите меня этим своим треском? Мне всё равно! Я не буду ничего делать, пока...

— Призываем вас к сотрудничеству, — холодно перебил меня лошадиный череп. — Это в ваших же интересах. Если вы не будете сотрудничать, вам откажут в приёме пищи.

— Мне всё равно! — выкрикнул я, но стоять на холодном полу под пронизывающим электрическим взглядом было невыносимо.

Я обернулся, как бы проверяя, что в комнате ничего не изменилось, залез с ногами на кровать и уселся, прислонившись спиной к стене.

— Спасибо, — сказала голова. — А теперь встаньте с кровати.

Было похоже на то, что я оказался внутри огромного неисправного механизма, повторяющего одно и то же действие до тех пор, пока не кончится ток — или не умрёт единственная подопытная свинка.

Я подчинился.

— Хорошо, — обречённо сказал я. — Я стою. Что теперь? Назвать своё имя?

Череп застыл на секунду, изучая меня своим немигающим взглядом, а затем отодвинулся обратно к двери.

— Назовите своё имя.

— Алексей Тихонов.

— Сядьте на кровать.

— Меня зовут Алексей Тихонов! — закричал я. — Вы слышите?! Алексей Тихонов! Алексей Тихонов! Я техник-навигатор на...

— Сядьте на кровать, — взвизгнул череп.

Я вытащил из кармана пластиковый куб.

— Алексей Тихонов, — сказал я и посмотрел на куб; тот был оранжевого цвета. — Алексей Тихонов.

— Сядьте на кровать! — завопил срывающимся на звон голосом череп.

Я подкинул куб в руке — пластиковая игрушка была совсем лёгкой, и я сомневался, что попаду в парящую над комнатой металлическую башку. Однако я уже не мог просто подчиняться бессмысленным приказам, надеясь, что у этого механизма когда-нибудь замкнёт электрическую цепь.

Я размахнулся и изо всех сил метнул куб в робота на кронштейне. Куб угодил прямо в горящий красный глаз и, не причинив роботу видимого вреда, отскочил на металлический пол.

Однако лошадиный череп обезумел.

Он вздрогнул и, издав пронзительный свист, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Кронштейн поскрипывал и гудел, прогибаясь от натуги; казалось, он в любую секунду может сорваться со стены, и вся эта противоестественная конструкция с лязгом обрушится на пол.

— Агреееессия! Прессссссекаться! — визжал череп.

Я испугано попятился и упёрся ногами в кровать. Свет стал таким ярким, что я уже не различал ни потолка, ни стен — только оглушительное белое сияние.

— Агреееессия! Недопустимо! Бууууууудет...

Раздался тяжёлый глухой удар — взбесившийся лошадиный череп, описав широкую дугу на вытянутом кронштейне, с размаху впечатался в светящуюся стену и тут же отлетел назад, как по инерции, и, пронёсшись над комнатой, врезался в стену с противоположной стороны двери.

— Агрессия! Пре...

Голос захлебнулся в треске помех, а электрический глаз на голове часто замигал, как если бы от ударов внутри этого механизма оборвались контакты.

Послышался ещё один удар. От робота отлетела мелкая деталь, и я невольно прикрылся руками, услышав лишь, как что-то металлическое со скрежетом заскользило по полу. Когда я опустил руки, красный глаз уже не горел, а обезображенный, помятый череп безвольно свисал над полом на прогнувшемся кронштейне.

Голова была мертва.

Я вовсе не чувствовал радости от внезапного самоубийства своего мучителя. Я долго стоял у кровати, глядя на тонкий суставчатый кронштейн, который продолжал покачиваться с раздражающим скрипом. Было похоже на то, что он едва выдерживает вес поникшего лошадиного черепа.

Наконец, я решился и сделал несколько шагов к двери.

Череп теперь висел совсем низко и, возможно, подпрыгнув, я даже смог бы достать до него рукой. Однако вместо этого я остановился посреди комнаты и, вздохнув, оглянулся по сторонам.

Свет резал глаза, потолка было не видно; меня окружала пронзительная белая пустота.

— Вы здесь?! — крикнул я, запрокинув голову. — Вы наблюдаете?

Мне никто не ответил.

— Что вам от меня нужно? — спросил я. — Где я? Где Лида? Почему вы не можете просто...

Под потолком раздался отрывистый щелчок, и комната погрузилась в темноту.

97

За окном было так темно, что я не видел ничего, кроме собственного отражения. Если поначалу я ещё надеялся как-то убедить себя лечь спать — ведь от меня больше ничего не зависело, я сделал всё, что мог, и теперь мне оставалось лишь ждать, — то когда на часах перевалило за двенадцать, я уже и не пытался заснуть.

На следующее утро, в десять, обещали объявить результаты.

Все решения давно были приняты, список студентов составлен, однако в силу странной садистской традиции оценки за вступительные экзамены и итоговые проходные баллы скрывали до самого последнего момента, наслаждаясь мучениями абитуриентов, чья судьба решалась путём подсчёта среднего арифметического.