Круги на воде

— А вот это ты зря, Тимофеич. — резко помрачнев, сказал потенциальный дачник.

Дальше он вкратце доложился на тему того, что отдел, возглавляемый олеговым дедом, план не выполняет, а о браке, так и говорить нечего. А, следовательно, вероятно, придется докладывать об этом куда следует, чтобы нашли там достойную замену нерадивому начальнику отдела со всеми отсюда вытекающими... Такой поворот событий деда никак не устраивал, так как совсем недавно он женился и на свет вот-вот должен был появится его первенец, то есть отец Олега. Терять работу, да еще такую перспективную, в такой ответственный жизненный момент без пяти минут молодому папаше никак не хотелось, а потому скрипя сердцем он пошел на попятную и в считанные недели стал владельцем внушительного дачного участка, располагавшегося в прекрасном сосновом бору, на берегу безвестной подмосковной речушки, пить воду из которой можно было смело, не прибегая к каким либо предварительным с ней манипуляциям.

А еще через год произошло уж совсем непредвиденное. Апполон Семеныч был арестован прямо на рабочем месте сотрудниками органов государственной безопасности, так как в результате четко разработанной операции они пришли к выводу, что стремительное продвижение американцев в деле ракетостроения напрямую связано с деятельностью предприимчивого директора завода, сбагривавшего государственные секреты по сдельной цене за бугор. Через месяц Апполона Семеныча расстреляли, о чем даже сообщили по радио, а все сотрудники завода окончательно потеряли сон, так как ждали, что, скорее всего, люди в штатском еще вернутся... Но никто не вернулся. Вскоре сверху назначили нового директора, и жизнь потекла своим чередом.

Что пережил олегов дед за эти тревожные месяцы знал лишь он, да его молодая жена. По утрам он находил у себя седые волосы, появляющиеся ввиду повышенного волнения. Сердечные капли стали с тех времен непременными его спутниками. Когда дед узнал, откуда у Апполона Семеныча, оказывается, взялись его "личные фонды", он с ужасом подумал, что, во-первых, "премию" он получил из тех самых американских денег, да и дача его куплена ни них же. Каждую ночь он с замиранием сердца прислушивался ко всем звукам из внешнего мира, залетавшим в их маленькую квартирку, мысленно прощаясь со свободой, а заодно и с жизнью. Но бывший директор завода и по совместительству американский шпион про дачу на следствии так ничего и не сказал, прекрасно понимая, что это еще больше усугубит его непростое положение. Так у олегова деда и осталась эта дача, на которую теперь и собирался его внук.

На дачу Олег прибыл поздно вечером, но дед еще не спал и очень обрадовался столь долгожданному приезду внука. Они по-родственному обнялись и расцеловались, а потом до ночи сидели на веранде, наслаждаясь теплотой летней ночи.

Разговаривать с дедом Олег любил, так как каждый раз тот высыпал на него целый ворох все новых историй из своей жизни, среди которых одна была интересней другой. В ту первую ночь своего пребывания в дедовых владениях он и услышал историю, которую через неделю решил положить в основу своего нового романа. Дед, увлекшийся на старости лет всякого рода мистикой, вычитал в какой-то книге историю странной оккультной организации, именовавшую себя "Черное Солнце Востока". Внимание деда она привлекла по большей части потому, что члены "Черного Солнца Востока" владели некой книгой, борьба за которую велась между ними и другими оккультными организациями не один век.

— Слушай, дед, — прервал старика Олег, когда тот начал рассказывать про книгу, — ну это ж банально и не более того. У всех подобных компашек были свои книги, медальоны и прочие там волшебные посохи, которым они все приписывали магические свойства. И у этих вот книжка какая-то.

Дед нахмурился и внимательно посмотрел на внука. Взгляд этот Олегу не понравился — он был не свойственен деду, который всегда отличался мягким нравом. Но здесь Олег заметил в глазах деда не то чтобы злость на его слова, но странное напряжение, говорящее, что внук явно сказал глупость.

— Я не рассказывал тебе Олег, да и повода особо не было... Но сейчас, думаю, уже можно... — Лицо деда стало еще более сосредоточенным. Он невидящим взглядом посмотрел в черноту ночи, наполненную запахами дачного сада и начал свой рассказ.

* * *

— Что, черт возьми, случилось? — Марченко нервно прохаживался по комнате, в которой помимо него было еще несколько человек. Портфель, который он принес с собой, теперь лежал на старинном диване, покрытом бордово — красным покрывалом. Присутствующие в комнате посматривали то на портфель, то на Марченко, но отвечать не спешили.

— Успокойтесь, Александр, — обратилась к нему та, что только что впустила его в квартиру. — Никто, из сидящих за нашим столом, ничего не может вам сказать. Никто из них пока ничего не знает и волнуется не меньше вашего. Мы ждали только вас. Но теперь, когда все братство в сборе, мы можем начать...

Двенадцать человек сидели вокруг громоздкого круглого стола, освещенного огромным абажуром, свисающим так низко, что казалось, будто он вот-вот коснется благородного дерева. Марченко занял свое место, после чего женщина в черном платье направилась к своему стулу, но не села на него, а остановилась около, положив руки на спинку. Долгим взглядом темно-серых глаз, обрамленных богатыми ресницами, она обвела собрание, слегка откашлялась, и обратилась к ожидающим:

— Все мы здесь сидящие, все, кто в этот ненастный вечер нашел в себе силы прийти в этот дом, уже не первый год идем выбранным нами путем. Этот путь труден и извилист. На этом пути много опасностей и препятствий. Но, все же, мы идем, ибо цель наша велика, а имя нам — "братство".

— Мы знаем, знаем это, Ольга, — перебил ее сидящий прямо напротив грузный мужчина в дорогой тройке. — Объясни же что случилось!

— Я попросила бы меня не перебивать, Михаил Владимирович. — Ольга обошла стул кругом и села вместе со всеми.

— А я попросил бы вас, Ольга Сергеевна, уже изложить нам суть обстоятельств. Мои нервы не беспредельны и не вечны. — Михаил Владимирович поднялся и наклонился над столом, оперевшись на него массивными кулаками. — Сядьте, пожалуйста, — мягко сказала Ольга. — Вы же знаете правила.

Михаил Владимирович опустился на свое место, всем своим видом давая понять окружающим, что крайне недоволен происходящим. И у него были на то все основания. Из тех, кто в тот час находился в квартире, он единственный принадлежал к знатному дореволюционному роду. По воле судьбы, бушующие вокруг репрессии не касались его, так как его знания, полученные в лучших университетах Европы в последние годы прежнего режима, были крайне нужны властям для работ над одним из очередных проектов технического характера. В квартире Ольги Сергеевны Дольской он присутствовал, только по долгу чести, в отличие от большинства остальных. Его дед, породистый дворянин, не на шутку гордившийся своим происхождением, был вхож в тайные московские ложи еще в середине девятнадцатого века. Вхож в них был и отец Михаила Владимировича. Преемственность эта сыграла злую шутку с отпрыском знатного семейства. Перед смертью сначала дед, а потом и отец вынудили по очереди Михаила дать им клятву в том, что если "братство" будет продолжать свое существование, представители знатной фамилии, к которой они имели честь принадлежать, буду его членами. На беду Михаила Владимировича революционные потрясения, сметя на свое пути, казалось бы, нерушимые основы бытия, не коснулись братства. Оно сумело сохраниться и продолжить свою миссию. А значит, миссию было предначертано продолжить и Михаилу Владимировичу. — Итак, братья,— продолжила Ольга Сергеевна, — я еще и еще раз хочу напомнить вам, что мы — немногие оставшиеся из представителей Высшей цивилизации, немногие, кому выпала честь хранить традицию и приближать День. Нам с вами выпало жить во времена, когда наша миссия находится на грани провала. Вернее, так может показаться. А некоторым, так и уже кажется... — она скользнула взглядом по только что выступавшему Михаилу Владимировичу, который лишь недовольно фыркнул в ответ.

Ольга Сергеевна продолжила:

— Вы все читали пророчества Великих Учителей. Каждый из вас знает, ради чего он находится здесь. И все мы уже не первый год ждем, когда же появятся подтверждения нашей Веры.

— Наша Вера не требует никаких подтверждений, Ольга Сергеевна! — Это был голос самого молодого участника, Ивана Безлюдного.

— Вы еще молоды, Иван, но любая вера требует подтверждений, уж поверьте мне.

Ольга сохраняла спокойствие, не смотря на то, что Безлюдный раздражал ее иногда своими экзальтированными эспадами. Он был милым юношей, но революционное безвременье оставило на нем свой неизгладимый отпечаток, как, впрочем, и на сотнях тысячах других, подобных ему. Ей было жалко его, забитого мальчика из русской провинции, который непонятным образом оказался в Москве в середине 30-х годов. Ей сказал, что бежал из деревни, в которой бушевала коллективизация, и есть было категорически нечего. Но Ольга ему не поверила — уж больно хорошо он был воспитан для деревенского пацана.

На первых парах она пристроила Безлюдного к своему знакомому, который работал в обувной мастерской на Разгуляе. Но там Иван долго не продержался, так как не сошелся характером с другими подмастерьями. Но именно это и привлекло к нему внимание Ольги Сергеевны. Из разговора на повышенных тонах, который вышел у них сразу после изгнания Безлюдного из мастерской, стало ясно, что разногласия у молодых подмастерьев вышли отнюдь не на пустом месте.

— Я ему пытался объяснять, но он меня и слушать не хотел! — в сердцах выговаривался Безлюдный. — Ненавижу я их всех, ненавижу!

— Тихо, тихо, дурак ты этакий! — зашипела на него Ольга. — Ненавидит он. А есть и пить любишь?

Парировать было нечем, и Иван примолк. Но разговор запомнился обоим и последующие несколько дней оба ходили и будто присматривались друг к другу. Планы, само собой, у каждого были свои... Ольга Сергеевна уже давно понимала, что братству не хватает молодой крови. Средний возраст членов организации был весьма солиден, а из молодых, да и то весьма относительно, был лишь один Роман Тропинин, который совсем недавно закончил институт и работал инженером в каком-то конструкторском бюро, название которого Ольга никак не могла запомнить. Ко всему прочему Ольге Сергеевне казалось, что окружающие ее мужчины стары для нее и в интимном плане, и молодой любовник был бы как нельзя кстати. Роман на эту роль никак не подходил, ибо был дурен собой и вообще имел внешность скорее отталкивающую, нежели располагающую к амурным отношениям. Иван же, напротив, был хорош и вызывал у Ольги Сергеевны целый каскад переживаний определенного толка. Она встретила его на вокзале, где он обитал последние несколько дней и предложила пойти к ней. После недолгих раздумий Безлюдный согласился, так как голод оказался в тот момент сильнее его гордости. Это теперь он сидел за круглым столом и мнил себя богочеловеком, а тогда... Тогда он засеменил за ней, что-то жалобно мямля про тяготы вокзальной жизни. Оказавшись дома, Ольга Сергеевна первым делом отправила Ивана в ванную комнату, а сама наспех выложила на стол имеющиеся дома продукты и осталась дожидаться гостя на кухне...

* * *

Спать Олегу совсем не хотелось, хотя часы показывали второй час ночи. Глаза болели от монитора, а во рту была неприятная сухость. Но пить что-либо желания не было, поэтому от чайной церемонии Олег отказался, решив, что правильнее всего сейчас будет лечь спать. Он выключил компьютер, стянул джинсы и завалился на так и не застеленный с утра диван. Холостяцкие привычки уже начали укореняться в его сознании, а потому таким пустякам, как не убранная кровать или полная раковина не мытой посуды не слишком занимали его мысли и уж точно не мешали нормальной жизнедеятельности. По крайней мере, так как он ее себе представлял.

Ночь выдалась лунная, а потому, несмотря на выключенный свет, в комнате было довольно светло. Олег, поворочавшись, и дождавшись, когда глаза окончательно привыкнут к полумраку от невозможности заснуть принялся рассматривать свою комнату, отмечая про себя, что в темноте знакомые до боли предметы выглядят совсем не так, как при свете солнца. Мысль о солнце тут же заставила вспомнить его о рассказе деда про странную оккультную организацию и про историю, произошедшую с ним на фронте. Но затем он машинально переключился на свой роман и заснул уже обдумывая возможные сюжетные повороты, которые ему еще только предстояло описать.

Проснулся Олег от назойливого стука. Присев на диване, он попытался определить источник его происхождения и довольно скоро понял, что стук доносится откуда-то снаружи, но звук направлен явно в сторону его квартиры. Олег торопливо встал с дивана, всунул ноги в тапки и подошел к окну. Но подход этот ровным счетом ничего не прояснил, так как ничего подозрительного Олегу обнаружить так и не удалось. Никаких птиц в районе окна не наблюдалось (а именно на них Олег в первую очередь и возвел напраслину), но стук все никак не прекращался. Методичные ровные удары эхом отдавались в комнате, как будто кто-то выверенными ударами совершал механические труд.

Что за черт? — выругался Олег вслух. — Станок что ли дома кто-то установил?...

На этой версии он и решил остановиться — ничего другого в голову просто не приходило. Ремонта из соседей вроде никто не затевал, да и стук был слишком четким и монотонным — если бы кто-то орудовал молотком, то эффект явно был бы другим. Наспех позавтракав, Олег снова принялся за работу. Но стук все продолжался. Когда Олег уже собрался выйти из квартиры и пройтись по подъезду, попытавшись из какой квартиры все-таки исходят эти монотонные удары, стук внезапно прекратился. Сначала Олег подумал, что ему это показалось — уж слишком неожиданно удары перестали донимать его. Он несколько минут постоял в коридоре, в ожидании возможного продолжения этого странного звукоизвлечения, но удары не возобновились, а потому Олег вернулся за компьютер и начал писать.

* * *

Смолин ехал по ночной Москве, мысленно проговаривая про себя все возможные варианты предстоящего разговора. Страха он не испытывал, но какое-то неприятное чувство все же зудило внутри, не давая полностью расслабиться и сосредоточится на грядущей встрече. Что он знал о Львовой? Немного, как, впрочем, и все остальные... Скупые данные, которые содержала оперативка на нее мало что проясняли. Год рождения точно не известен. Происхождение — тоже. Ходили слухи, что она состояла в родстве с князем Львовым, который когда-то стоял во главе дворянского собрания Владимирской губернии. Но Смолину эта информация казалась весьма сомнительной. Еще в тридцатом, когда ему было поручено обеспечить перевоз Львовой из Ленинграда в Москву, соответствующие отделы ОГПУ наводили справки на этот счет, кого-то даже высылали во Владимир — покопаться в архивах. Но, как он сейчас припоминал, насчет родства с кем-либо из князей Львовых так ничего прояснено и не было. Машину носило из стороны в сторону. Смолин на несколько секунд вышел из оцепенения, и прикрикнул на молоденького сержанта-водителя: