| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Что ты, командир? Попрощались уже. Или с нами хочешь? Место есть. — Капитан, видно, не хотел. Но оскорбился намеком и глаза сузил.
— Пятый отдел...— сказал, вдруг перестав суетиться, и голос его приобрел мстительную интонацию, в которой слышалось: "сейчас тебе, говорун, не до шуток станет". — Вас.
Антон выругался и взял трубку — к словам "пятый отдел" уточнений не требовалось. Сказал холодно:
— Слушаю, Климов.
— Капитан Климов, с Вами говорит старший лейтенант Мишин из пятого отдела ГУРВС. Передайте руководство операцией и спускайтесь вниз, сейчас за вами придет машина.
Зря он все-таки звание свое назвал. Понятно, что их старлей и майора по стойке смирно поставит, хотя тоже, смотря какой майор. Но вот в этом варианте телефонная реплика прозвучала анекдотично. И ответил не столько Мишину, сколько маячащему рядом капитану, делающему вид, что разговор его совершенно не интересует.
— Мне некому передать свои обязанности, товарищ СТАРШИЙ лейтенант.
— Это ваши проблемы.— Голос в трубке налился металлом.— Это приказ.
— Прошу предоставить в письменной форме! — процедил Антон. — И с подписью моего начальника. —
— Прекратите препираться, капитан! Через десять минут вы должны быть в машине.
— Есть быть в машине, товарищ лейтенант! — с придурковатой бравадой гаркнул Антон, выронив будто бы по рассеянности из обращения 'старший'. Опять кураж пошел и опять не вовремя.
Сунул аппарат капитану и подошел к 'бесшумке'. Десять минут... Даже раньше успел. Чем не машина? Очень даже машина.
Хотел было связаться с Первым, но передумал. Надо ли трезвон поднимать? Батя с пятым отделом спорить не станет, это ясно. Однако прикроет задним числом всегда. А выйти сейчас из дела невозможно... Знать бы еще, зачем выходить... Попал в черные списки? С заговорщиками знаком был, конечно, но как знаком: с кем-то учился, с кем-то служил, с кем-то водку пил, но в делах их — нет, не участвовал. Хотя могли и оговорить, и счеты свести. Конечно, можно передать дело Коле: по инструкции он и должен его заменять, если требует ситуация. А требует ли? И еще, инструкция предписывает операцию проводить группой в два-три человека. Где для Коли напарника взять, если самому сейчас из операции выйти?
Николай уже в "бесшумке" на рычагах, ждет приказа. Слышит все и надеется. Плевать ему на инструкции. Он и один слетает. Посадит того же координатора за рычаги и слетает. Честолюбив, смел, без комплексов. Но придется ему расслабиться: у него из десяти слетов два промаха. Подлеток еще, птенец. Нет, конечно, где-нибудь в степи, это очень хороший результат, но здесь не степь — город. И падать надо на крышу десятиэтажника, вернее, на участок между шпилем и архитектурным излишеством. Или на вертел сядешь, или соскользнешь — тогда костей не собрать.
Если бы только это. Но ведь еще и честолюбие, будь оно! Что немаловажно — первый боевой слет в городе. Это запомнится, это этап в истории ВДВ. Строчка в историю, несколько строк в личное дело, абзац в учебник по тактике. Ну и крестик на грудь, звезда в погон, два раза мимо пролетавшая...
Знать бы, зачем вызывают: сейчас, после попытки переворота, гребут без разбора. А, может быть, эта операция, то есть бумажка об участии в ней, подшитая в следственном деле, уже на днях ему добрую службу сослужит? Победителя, хоть и судят, но меньше дают. А не вернется... Ну, на нет и суда нет.
Мертвые сраму не имут. Все. Решено.
-Заводи баркас, — скомандовал Антон. Николай не изменил позы, даже не пошевелился, но антигравитаторы тихонько запели, "бесшумка", дрогнула, поднялась от крыши на полметра. Антон взялся за борт, столкнул ее с "точки инерции", как сталкивают лодку с отмели, и на ходу вскочил на борт уже над развернувшейся внизу двадцатиметровой пучиной темного двора, в глубину которого сливался из окон неровный, мерцающий свет.
Купола — стремительный отрыв "брони" от "снаряда". Конечно, скоро, а возможно, уже после этого рейда, у нас сообразят, как это силовое поле ломать. Создавать уже, вроде бы умеют. Только чего-то там у них не хватает. Элемента, который задает всю эту невидимую твердость. Пока же существует лишь одна методика взлома силовой сферы, которую остряки из ВДВ называют "кумполом по куполу."
В зависимости от мощности генератора, силовое поле может накрыть сотни квадратных метров, а может два-три. То есть под него от пуль и снарядов можно спрятать целый полк, а можно несколько человек. Притом они-то стреляют в любую сторону без всяких препятствий, а их ничем не достать. Обезвредить террористов сегодня — задача минимум, надо во что бы то ни стало взять генератор. 'В цельности и сохранности'. С десяток попыток добыть его закончились неудачей. Или промахивался десантник, или успевал среагировать оператор, включив устройство уничтожения инфраструктуры задающего элемента. Трое прыгунов погибло. В итоге — кристалликов несколько, а вот то, во что их вставлять — ни одного. Но сегодня кровь из носа!
Антон надвинул на глаза прибор дневного видения, лег на живот и, выдавив из памяти происшествие, а вместе с ним и сопутствующие эмоции, тихонько отдавал команды. Набрали высоту. Обошли аккуратно высотку, что стояла метрах в ста пятидесяти от объекта. Здесь, спрятавшись за уступом крыши, затаились перед рывком. Дальше — открытое пространство. Хорошо ночь облачная, темная. Через спец-очки купол виден совсем неплохо.
...В купол практически невозможно войти, а выйти из-под него — пожалуйста. И ещё: чем выше скорость вхождения, тем эффективней реакция отторжения. Пули отлетают, как от брони, гранаты скатываются, лазерный луч частично отражается, а частично рассеивается. Но есть и уязвимое место — макушка, несрастающийся "родничок". А строго под ним — генератор. Но металл родничок не пропустит. Потому и стрелять в него бесполезно.
Наблюдатель, скрывающийся где-то на крыши этой же высотки несколько минут назад сообщил, что расклад под куполом для атаки благоприятный. Ну, и с Богом! Теперь прижаться не к чему, а, значит, и спрятаться негде. Вперед. Быстрота и натиск. Одна надежда, что те, под куполом, просмотрят, не поймут, не успеют. Домишко, на который предстоит падать, на пятьдесят метров тянет. Значит, метров на семьдесят пять всплыть надо.
Под куполом все спокойно: видно, что один рядом с генератором, другой лежит. Вряд ли спит: какой тут сон? Что за людишки — о том не докладывали. Понятно, смертники. Загнали их спецы в угол, вернее, на крышу. Развернули купол и вцепились в здание — не сковырнешь. Живыми они не сдадутся. На что надеются — неизвестно. А сектор обстрела у них хороший — уже человек десять положили. Задача поставлена определенная: захватить генератор. А вот по поводу людей никаких указаний нет. Значит, по обстоятельствам.
Коля дал знак: есть вертикаль. Антон привычно скользнул в прорезь большого, как дверной, проема. Уцепившись руками за скобы, повисел секунду, как на турнике, гася колебания тела. Вот так 'солдатиком' и надо падать, и войти в макушку купола точно каблуками, изготовленными из какого-то особого материала, попасть ими в невидимую воронку, зацепиться за какой-то волновой 'заусенец', увязнуть в поле и потом по каналу, проходящему через макушку купола просочиться, протечь вовнутрь. И как только каблуки проникнут в чуждое пространство, тот час выбросят два микрозаряда — миниатюрные свето-шумовые гранаты. Это ослепит и оглушит противника, впрочем, и нападающему тоже достанется. Но он частично защищен очками и шлемом, и, к тому же, готов действовать на автомате.
После сотен прыжков в бассейне и на лунных полигонах, десятков — в полевых условиях, и пяти боевых острота ощущения, которое, наверное, испытывают самоубийцы, бросающиеся с крыши, давно притупилась. — Пошел! — мысленно скомандовал сам себе, и выскользнул из скоб. В груди все-таки екнуло: безусловный рефлекс организма. Сердцу не прикажешь. И через несколько мгновений ощутил, как уплотняется под ним, замедляя падение, пространство.
Это немного напоминало погружение в воду после прыжка с вышки. Но было и своеобразие. Плотность поля поначалу была малой и замедление шло с нарастанием. Потом ноги заскользили, будто попали на покатую поверхность ледяной горки.
В тот момент, когда вертикальное движение почти прекратилось, и Антона должно было потащить по склону, он нащупал правым каблуком тот желанный 'заусенец', забалансировал на нем, пытаясь удержать равновесие, и провалился вовнутрь. В то же мгновенье снизу оглушительно ухнуло и полыхнуло ослепительным светом. Антон ударил в мягкое, вывернулся, чтобы не повредить генератор, и тут же, не вставая потянулся к панели. Успеть выключить. Процедура не сложная, но требует времени. Нашел рычажок выключателя, но уже чувствовал за спиной движение, понимая значение его. Из инструкции следует, что после выключения генератора, а, значит, исчезновения защитного поля, противник, как правило, прекращает сопротивление, поскольку для него дальнейшее сопротивление — верная гибель. Но инструкция эта написана для участников операции и, к сожалению, террористов с ней не знакомят. По характеру шумов, спрессованных в пределах секунды, Антон понял, этот из 'непроинструктированных'. Наверняка смертник. Однако инструкция предусматривает и это... Мгновения звенящего ожидания прервала автоматная очередь. Ударила она сверху. Коля. Как всегда, точно и вовремя выполнил свой пункт инструкции.
Вот он уже лихо снизил бесшумку: аж ветром пахнуло. Соскочил на крышу. И сразу к генератору. Потрогал теплую панель. Обернул к Антону довольную физиономию, мол, смотри, командир, за что боролись. И принялся свинчивать пробку с фляги.
-По маленькой? — Все у него к месту. Антон сделал глоток, и ощутил, как затеплилось внутри.
— А ну сам...
— Подожди-ка. — Коля быстро подошел к тому, которого смял каблуками Антон. Спокойно выстрелил ему в голову.
-Шевельнулся, вроде, — объяснил он, беря флягу.— За удачно проведенную операцию!
Все было правильно: незачем оставлять в живых того, кто знает, как приходят в купол: следующего десантника пулей встретят. Тюрьма секретов не хранит. А десант — не служба безопасности, нам их показания ни к чему. Но все равно — как-то не так... И ощущение чисто сделанной работы вдруг исчезло.
-Ладно, — Антон встал, — пойду особистам сдаваться. Позвони на базу, пускай тут уборочку проведут...
Если бы Мишин не запсиховал, все бы обошлось. Но тот сразу начал ломать понты. Какого черта! Арестовывать — арестовывайте, но кричать на командира первой роты спецназа ВДВ, да еще при посторонних. Рука дернулась к кобуре, но сдержался, просто повернулся и пошел прочь. Тишина после этого ора вдруг образовалась пронзительная. И чуть погодя вдруг через нее Мишинский крик:"Стой, стрелять буду!" Довел старлея... Неужели будет? Ещё пять шагов.
Ну же! Нет выстрела. И опять крик: "Стоять та-та-так!" Тогда ясно стало, что не арест это, что-то другое. Остановился, повернулся, спросил удивлённо:
-Ты, меня что ли, старлей? Подожди пять минут, поверишь-нет приспичило, сил никаких? Не сбегу, не бойся, а то пойдем, рядом постоишь...
Мишин, конечно же, настрочил рапорт, которому хода не дали, но к делу, наверняка, подшили. Мишину же была объявлена благодарность, потому что, несмотря на все значимость фирмы, данных о местонахождении Антона ей официальным путем не дали, и он нашел его сам, пользуясь оперативной информацией.
И чем всё обернулось? Марс, вот он, на экране. Что ж, бог войны, со свиданьицем, не чужие, чай!
Глава третья
Надо успокоиться. Ничего страшного не произошло. Странное — да, но не страшное. ОНО не проявило агрессии, было достаточно пассивно. Паниковать не надо, и бежать, сломя голову, черт знает куда не надо тоже. В конце концов, от такого не спрячешься. Но ведь и оставаться одному невозможно. Только теперь Володя по-настоящему почувствовал пустоту, образовавшуюся после смерти Кулькова.
Все-таки, как это странно: два мертвых Кульковых и две живых Ларисы... Хотя, может быть, это странно лишь с точки зрения землянина, привыкшего судить инопланетно? Потому что и раньше... Но думать об этом не хотелось. Впрочем, какой он землянин? Хотя на Земле десять лет и продержался. Но половина этого времени — по госпиталям. Так и не смог адаптироваться к земной нагрузке. Четыре года, как вернулся на Марс, а живет как вахтовик, будто временно здесь. Застрял на пороге. Что от себя скрывать: не просто так два года от Ларисиной юбки не отрывался. Любовь любовью, а так и жить было легче. На порожке. Ни то, ни это. А что, плохо что ли? Комната в 'особняке', хоть и маленькая, но со всем, предусмотренным для начальства, набором удобств. Законная льгота. Это вам не в общаге среди работяг крутиться. Конечно, особняк от Марса не спасает, но от земных отгораживает. Женик вот тоже на Марсе родился, однако живет среди вахтовиков, как свой.
Пойти к нему? Нет, туда лучше днем, ночью он скорей всего не один. Есть еще Кирилл. К нему можно всегда. Но не хочется, ох как не хочется. Однако на глаза вновь попались мокрые тапки, и Володя поспешно набрал отца Кирилла, успокаивая себя мыслью, что он, наверняка, спит и звонка не услышит. Но тот откликнулся сразу, словно ждал звонка.
Володя наскоро собрался и вышел в коридор, соединяющий "особняк" с демократической "общагой". Пропускник, почуяв знакомый биокод, с готовностью залязгал засовами и откатил массивную дверь. Из "общаги" пахнуло перестоявшимся запахом самопроизведенного алкоголя — последнее издыхание ушедшей в иной мир вахты. Это самый трудно удаляемый след многодневной плановой оргии, которую безопасней легализовать, а, значит, хоть отчасти проконтролировать, чем запретить. В плане культурных мероприятий, "отвальные" значатся как "Прощание с Марсом." Местные интеллектуалы прозвали их Луперкалиями.
Келья отца Кирилла располагалась на первом ярусе, отделенном от общаги длинным коридором и пропускным пунктом, за которым находился поселок навсегда осевших на Марсе бывших землян, называемый в просторечье 'богадельней'. Келья была рядом с храмом, как и положено жилью священника. Храм-невидимка, иначе не скажешь, не имел внешних очертаний, потому что, как и все помещения здесь, был вырублен в породе и выходил в общий коридор лишь дверью, правда, не пластиковой, а дубовой массивной, по-церковному украшенной резьбой. Но переступив порог, человек попадал в настоящий храм. Внушительных размеров, хорошо обустроенный, с блестящим позолотой алтарем, сориентированным строго на марсианский восток.
Кельей квартиру Кирилла прозвали не зря: иначе и не скажешь. Голые грубые стены. Выкрашенная в голубое штукатурка, покрывающая каменную вырубку, жесткая кровать под серым солдатским одеялом, общепитовский стол из пищеблока, но застеленный чистой, рукодельно вышитой скатертью, в углу поблескивали в лампадном отсвете массивные оклады икон в несколько этажей, "батин вернисаж" согласно устной поселковой традиции.
Отец Кирилл внешне нисколько не омарсился, хотя полжизни прожил в катакомбах: но ведь и на Земле полжизни. Типичный сельский батюшка, как изображают их в фильмах.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
