Звон листвы, шелест листвы

* * *

Я иду по коридору опустевшего подземного города. Иду не торопясь, знаю — больше сюда не вернусь. Звон металлических решеток под ногами, гул вентиляции, потрескивание люминесцентных ламп. Звуки, знакомые с детства, удерживают меня здесь, не хотят прощаться. Но я должен... И хотя говорят, что подземные города все похожи, я почему-то знаю, чувствую — ни один из них никогда не станет для меня таким родным, как этот.

Прохожу мимо ботанических цехов, лаборатории, энергоузла. Раньше в этих стенах проводили селекцию, выводили новые сплавы живого металла. Чуть дальше, за складом атомных семян — распределялась энергия, поступающая из сада. Тут же проводили синтез необходимой материи, пищи.

"Сад — это наша жизнь. Наша жизнь — это сад". Таким был первый урок в начальной школе. С этими словами мы брались за руки, поднимаясь в лифте на поверхность собирать виноград...

Синие звезды...

Но сейчас здесь тихо. Ни голосов, ни шума работ. Хоть бы юркнул в коридоре кто-то задержавшийся, как я, не желающий уходить. Хоть бы чертыхнулся кто-нибудь вдалеке... Никого. Все уже на поверхности. Один я, вопреки приказу, задержался. И не ради воспоминаний...

Дверь моего отсека бесшумно открывается. Ну, вот и славно, маленькие поломки на стебельке розы почти зажили. Она лежит на столе, подключенная проводками к сети, чтобы не завяла. Поврежденный бутон я починил еще перед брифингом. Аккуратно отсоединяю проводки, бережно вставляю цветок за кевларовый ремешок бронежилета. Приходится и винтовку с пилой перевесить на другое плечо, а то задену ими ненароком.

Все, нужно поторопиться, только... Что-то я еще позабыл. Верно — мою любимую маленькую книгу. Она лежит на полке, дисплеем вверх. Проверив уровень зарядки батареек, я прячу ее под жилет, в карман комбинезона. И ухожу.

Ощутив пальцами пластмассу и выпуклые кнопки книги, я вновь поддаюсь нахлынувшим воспоминаниям о том дне, когда впервые взял ее. Взял здоровой рукой, так как другую сковывал гипс. Это был день, когда я только начал приходись в себя после первого знакомства с дендроидами. Так давно...

Я вновь вижу себя маленьким, на больничной койке. Уколы, мучительные процедуры. И невыносимая боль за погибших друзей. От всего этого я убегал в миры сказок столь невероятных, как и древних. Среди них не было тех историй, которые рассказывают детишкам нынешние матери. Ни россказней о волшебном цветке, чьи лепестки из цветных сплавов исполняют желания. Ни баек о бобовой проволоке, вырастающей до неба... Меня, маленького Айвена, пленяли миры, обитатели которых жили в гармонии с зеленой природой. Фантастические существа, что по всем законам должны быть мерзкими и ужасными, но почему-то оказавшиеся такими интересными. Крохотные люди с крыльями доисторических бабочек, говорящие звери, девы с рыбьими хвостами...

И ожившие деревья.

Позже, обучаясь делу хранителя, я забил память книги учебниками об оружии, тактике, приемах боя. Однако сказки не удалил. Пусть я их больше не читал, пусть больше не верил в них. Но сохранил.

Помню слова старого доктора, подарившего мне книгу:

— Держи, малой! И хорош реветь, не девочка. Еще в хранители собрался...

— А... А что это?

— Книжка. Старая, но еще рабочая. Радуйся — такая не у каждого твоего сверстника есть! Мне уже ни к чему, зрение не то. Погодь, а ты читать хоть умеешь?

— Умею! Ой, больно...

— Осторожно, гипс не дергай. А ну-ка, почитай мне вслух! Включается она вот так...

Мой отсек остается далеко позади. Двери грузового лифта со скрежетом расходятся, приглашая внутрь своего последнего пассажира. Темные стены кабины, кажется, еще помнят малышей, взявшихся за руки... Прощай, мой город. Спасибо, что отпускаешь меня. Спасибо, что прощаешь... Вот только удастся ли проститься с садом?

Ведь сад — это наша жизнь. А наша жизнь — это сад.

* * *

Половина растений почти демонтирована. Они по частям и деталям разложены в ящики и контейнеры, ожидающие погрузки на вертолеты. Взволнованный воздух наполнен ревом их двигателей. Летательные аппараты садятся на расчищенные площадки, где еще совсем недавно к небу тянулась растительность. Теперь там лишь голый асфальт, усеянный пустыми гнездами под штекеры корней.

Оставшуюся половину растений придется бросить. Они все еще радостно звенят листвой, все еще верят людям, предавшим их. Пройдет чуть меньше суток пока они попытаются понять, отчего стало так тихо и одиноко. И лишь когда древесные отродья нападут на беззащитный сад, небо услышит в стоне крушимого металла отчаянное "Почему?!".

Позади меня консервируют шлюз подземного города. Я медленно пробираюсь сквозь толпу, мешанину лиц. Кто-то носится с ящиками, вещами, кто-то заканчивает демонтаж растений и рабочих конструкций. Всюду крики, неразборчивые голоса, детский плач. Организовывается очередь на погрузку в вертолеты. Проталкиваюсь сквозь кипящую массу людей осторожно, чтобы не повредить розу. Пытаюсь отыскать ту, что поможет ее спасти, ту, кто...

— Айвен?

Кто-то хватает меня за руку, уводит в сторону, подальше от толпы.

— Селин...

Мы останавливаемся, спрятавшись за избежавшими демонтажа высокими зарослями медного кустарника. Я и Селин, технобиолог, которой я доверяю больше всего...

— Айви, тебя искал твой командир. Очень злой!

— Да, я выключил связь...

— Но зачем?

Ах, Селин, как тебе объяснить? Когда-то давно ты встретила меня, шляющегося мимо ваших лабораторий, и я не смог объяснить, что там делал. Позже это повторялось в испытательной оранжерее, в селекционном корпусе, в биокузнице... Нет, конечно, я не молчал. Лгал, мол, интересуюсь, да что там, восхищаюсь невероятными процессами, волшебными и непостижимыми для тупого вояки. Хотя в реальности они переставали для меня существовать, когда мне удавалось отыскать тебя. Возможно, я и сейчас не решился бы сказать правду, если бы не боялся, что наша встреча может быть последней.

— Этот цветок... Я хочу, чтобы ты увезла его отсюда... Сохранила.

— Айви...

Она принимает розу, слегка краснея и пряча глаза за темной челкой.

— Ты же знаешь, — говорит она, — вывозят лишь наиболее энергетически важные культуры... Святой Вэлдон! У тебя все руки исколоты! А колючки в засохшей крови...

— Ерунда, Селин. Это я чинил... Пообещай, что позаботишься о нем. Это не просто цветок, это память, символ. Нашего сада.

Она смотрит на меня удивленно и застенчиво одновременно. И снова опускает взгляд.

— Все так не вовремя. Я должна быть на погрузке, ты — со своим отрядом...

— Пообещай...

— Обещаю, Айви... И ты обещай. Что вернешься.

Последние слова она произносит, глядя в глаза. Никогда не забуду ее взгляда, ее глаз. Серых. Как тающий лед. Как пасмурное небо. Как сталь звенящей листвы...

— Я обязательно вернусь...

И ухожу. Меня правда ждут. Братья-хранители, я виноват перед ними.

— Айви, подожди! — кричит Селин.

Медленно оборачиваюсь, чуть сбавив шаг.

— Я как-то читала... Когда-то люди дарили друг другу живые цветы, живые как те, за периметром... Ты веришь в это?

Толпа поглощает меня. Уносит прочь...

Я словно потерял волю, человеческий поток легко уносит меня далеко. Мысленно я еще там, с Селин, держу ее за руку и говорю то главное, что так и не смог сказать.

Но она поняла. Она все поняла...

Как-то не думая, двигаясь автоматически, я пробиваюсь к внешнему периметру сада. Туда, где должны находиться другие хранители. Так и есть, они по очереди садятся в боевой вездеход, стоящий на восьми колесах у колючей проволоки. Командир замечает меня, когда я подхожу ближе. Он не произносит ни слова, лишь на миг обжигает злобным негодующим взглядом. Всего на миг, затем спокойно говорит, хлопая меня по плечу:

— Давай, Айвен, мы ждали тебя.

Занимаю свое место в металлической утробе машины. Нас семеро, вместе с командиром. Разумеется, он и садится за штурвал вездехода. Грегор, даже с загипсованной рукой, лучший оператор орудийной башенки на крыше. Его место у пульта управления огнем. Я, Верз и Керк, Ник и Эскель занимаем сиденья вдоль стенок кабины и пристегиваемся ремнями. Наше время настанет, когда прозвучит соответствующий сигнал и автоматически откроются боковые бойницы... Нас семеро, но сидений в кабине гораздо больше. Пустое место слева от меня раньше всегда занимал Стефан. На широком подлокотнике вырезана ножом буква "S". Дальше были сидения Ламберта и Фредерика. Справа — Курта, Микаэля...

Мы отомстим за вас, братья. Отомстим.

— Обстановка следующая, — поворачивается к нам командир, — вертушки всех и вся за раз не унесут. Будет несколько рейсов туда и обратно. Мы улетим последними, заехав в вертухи по аппарелям. На все это уйдет больше десяти часов. Сад и весь его персонал сейчас уязвимы как никогда. Поэтому теперь мы будем патрулировать периметр не внутри, а снаружи. По ту сторону сада уже вовсю катается отряд из Гарден-22. Пока спокойно.

Взревев и качнувшись на амортизаторах, машина трогается вперед. Чувствую, как вибрирует сиденье подо мной. Обзорные дисплеи находятся у Грегора и командира, но по пошатыванию кабины я угадываю, как мы съезжаем по наклонной дорожке к воротам. Минуем по ухабам огнеметные вышки. И тихо двигаемся по ровному мягкому грунту.

Все, мы вне периметра. Стальную створку бойницы пока не открываю, и так известно, что снаружи. Черная пустошь, кольцо выжженной и отравленной земли вокруг сада. Нейтральная территория, где не растет ни зелень, ни металл. Мегатонны ядовитого топлива потребовалось предкам, чтобы раз и навсегда оградить себя этим барьером от мерзких растений, засыпающих все вокруг своими спорами и семенами.

— Пока чисто, — говорит Грегор, осматривая местность в перископический прицел.

Сквозь рычание двигателей слышится рокот улетающих вертолетов. Первая партия уходит... Тройка вертолетов да один или два вездехода на каждый сад. Как мало у нас осталось от того, чем обладали наши предки. Были времена, когда наши машины владели небом и землей. Водными просторами и даже ближним космосом. Это было задолго до войны, задолго до открытий великого Эрика Вэлдона... Непроизвольно моя рука тянется под бронежилет, где в кармане комбинезона прячется книга...

— Ну-ну, малыш, читай дальше, — оживает в памяти голос доктора.

— Эммм... искусственные клетки на ме... металлической основе. С добавками фосфора и кис-ло-ро-да. Способные к ме-та-бо-лиз-му и реге... рене... регарац...

— Регенерации.

— Точно! А что это?

— В школе, когда выздоровеешь, тебе все подробно объяснят. Это пропусти, следующий абзац.

— ...Аналог молекул ДНК... Ой, не тут... Профессор Вэлдон спас весь мир от продоволь... ственного и энергетического кри... кирзиса...

— Кризиса. К примеру, это то, что у тебя сейчас с рукой. Ясно?

— Нет.

— Ладно, давай дальше.

— Дядя Док, я устал. Давай лучше сказку. Ту, про энтов. Которые как дендроиды, только хорошие, добрые. Или про башню и алые розы, которые поют.

— Нельзя одни сказки читать. Да и не сказки это, а уцелевшие отрывки великих вещей из глубокого прошлого. Авторы, к сожалению, неизвестны.

— А почему?

— Давно они жили, тысячи лет назад. Историки сейчас такое не выясняют, всем безразлично. Один я, пожалуй, стараюсь сберечь древние записи. И ты тоже сбережешь! Слышишь меня, шкет? Зачем я тебе книгу подарил, а?

— Ладно, дядя Док... Давай все же почитаем про энтов! Или про башню с розами!

— Ох, Айвен-Айвен...

Машина дергается на рытвинах. По времени, мы должны уже были проехать вокруг сада половину маршрута. Время? И правда — прошел целый час. А мне казалось, воспоминания завладели мной лишь на пару минут. Эх, время. Как сильно его течение зависит от нас самих. И каждый коротает его по-своему. Вот, например, Верз и Эскель уже задремали. Нервы у них, стальные, как кедровые ветви. Не то, что у меня. Грегор ворчит о том, почему ему не позволили взять его пулемет, а всучили дрянной лазерник.

Внезапно ворчание сменяется серьезным тоном:

— Вижу противника, — докладывает Грегор, — дендроид-эспер, средней величины. Два километра на запад.

— Двигается к нам? — спрашивает настороженно командир.

— Нет, на восток.

— Не стрелять, пусть валит. Не будем их провоцировать.

И время тянется дальше. Медленно, в ритме капель пота, стекающих по лицу, по шее, за воротник. Это полдень так сильно разогрел стенки машины. Стенки из неживого металла. Он не дышит, не впитывает свет, обращая его энергию. А просто нагревается... Спустя полчаса уставшего Грегора сменяет Керк.

И долго высматривать ему не приходится.

— Противник! Трое! Семьсот метров с юго-запада! К нам!

— Вижу, — отвечает командир, — что это они несут?

— Кажись, камни...

— Святой Вэлдон! Держим дистанцию, вали зажигательными!

Ш-ших, ш-ших! Одна за другой уносятся две ракеты. И тут же раздаются два взрыва, с секундным интервалом.

— Один есть! — кричит Керк.

Эх, видеть бы! Не могу я так просто сидеть! Верз и Грегор вдвоем отводят с бойницы скрипящую стальную створку. Взволновано припадают к узкому проему. Вторая бойница слева от меня, совсем рядом. Не могу удержаться и следую примеру товарищей. Однако снаружи не вижу ни врагов, ни даже горизонта, а огромный вращающийся в воздухе кусок скалы...

Мощный удар едва не опрокидывает вездеход. Командир что-то кричит, но его голос тонет в оглушительном звоне, сотрясающем кабину. Вижу Керка, лежащего на полу, и только сейчас замечаю, что ремни моего сиденья лопнули, а от падения меня уберегла инерция движения вездехода. Остальные вроде целы, лишь Грегор стонет, держась за треснутый гипс.

Командир с руганью разворачивает машину. Увеличивает скорость.

— Керк, мать твою! Стреляй!

Вернувшись к огневому пульту, тот лишь качает головой, испачканной в крови:

— Эта сука попала по башне. Механизм заклинило.

Командир яростно ударяет по кнопке — с лязгом открываются остальные бойницы. Звучит пронзительный сигнал. Синхронно, как один, мы кидаемся к проемам. Сквозь прицел винтовки я вижу, как мимо нас проносится черный горизонт с тонкой зеленой полоской вдалеке. Противника не вижу, лишь слышу громкую отдающуюся эхом поступь.

Близко, где-то совсем близко.

Вот! Не успеваю толком рассмотреть огромный темный силуэт, как он уже исчезает в ослепительном лазерном мареве. Три луча, мой, Ника и Эскеля одновременно бьют по древесному гиганту. Черный дым, пропитанный жутким ревом, взрывается облаком, когда враг с треском падает на землю.

Что-то проносится сверху. Еще один камень. Хвала Вэлдону — мимо.

— Остался последний! — Не разберу, кто кричит. — Самый большой!

Да, он огромен. Каждый шаг подобных стволам ног приближает его к нам на добрых три-четыре метра. И, кажется, даже сквозь тряску машины четко ощущается, как содрогается земля. Все сильнее и сильнее.

— Черт! Он бежит! Заходит сбоку!

Два, три, четыре луча сияющими стрелами превращают древесную плоть в обугленную корку. Рев жуткой невыносимой боли и ярости заглушает двигатели вездехода. Но противник движется дальше. Быстро, неумолимо.