Зорро: новая история

Дон Алехандро, не желая ссориться с сыном, едва тот переступил порог дома, сдержался и стал расспрашивать сына о родственниках в Испании, семействе Рамирос и путешествии. Он надеялся, что более простая жизнь дома избавит сына от наносного и заставит его стать серьезнее. Он старался не вспоминать, что руководствовался этими же мотивами, отправляя Диего учиться.

В конце разговора дон Алехандро поинтересовался у сына, как он собирается поступить с наследством, которое ему оставил испанский дядя. Диего солгал, что еще не решил. Тогда дон Алехандро посоветовал сыну купить землю и заняться разведением скота.

Но Диего, все еще пребывавший в раздраженном состоянии, объявил, что не собирается спешить с такими решениями и хочет просто пожить дома и отдохнуть, а о будущем подумает позже.

1.3.

"десятое ноября одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

Сегодня мы даем в честь возвращения Диего домой бал.

Ни один кабальеро не может сравниться с моим сыном. Все сеньориты не смогут отвести от него глаз. Как бы я хотела, чтобы он поскорее женился!"

Итак, любовь отца давать советы и полагать, что кроме него никто не знает, как и когда надо делать, никуда не исчезла. Диего продолжал назло отцу изображать из себя бездельника и преуспел в этом настолько, что даже старший брат почти ему поверил. Напоминавшую порой о своем существовании совесть, молодой человек игнорировал, поскольку, как только ее голос становился отчетливо различим, дон Алехандро снова говорил или делал что-то такое, после чего оставить свое притворство представлялось молодому человеку немыслимым.

Впрочем, дон Диего был отходчив и, вероятно, вскоре прекратил бы свою игру. Однако обстоятельства сложились так, что случайно надетая личина еще долгое время скрывала истинного Диего де ла Вега.

Сегодня в большом доме на гасиенде Россарио давали бал в честь возвращения младшего сына сеньора Алехандро де ла Вега из Европы. Весь цвет общества, самые богатые и родовитые семьи собрались под крышей дома де ла Вега.

Диего был рад встретить старых знакомых. Хотя порой трудно было их узнать. Молодые мужчины порой мало походили на тех юнцов, которыми они были шесть лет назад.

Девушки же были и вовсе ему незнакомы. Ровесницы Диего давно уже вышли замуж, а сеньориты, так жаждущие с ним познакомиться, были еще совсем детьми, когда он уезжал.

Молодой человек пытался уловить скрытые течения здешней жизни, и потому был весьма осторожен с высказываниями. На мысль не высказываться по политическим вопросам его навели обрывки разговоров, случайно услышанные в городе и на гасиенде. Здесь что-то было не в порядке. Диего отправил некоторое время назад Бернардо послушать и понаблюдать за тем, что происходит в городе, но тот еще не вернулся.

— Диего, как я рада тебя видеть! Ты замечательно выглядишь — просто не узнать!

Оглянувшись, молодой человек воскликнул:

— Либертад! Боже, это действительно ты! Я уже стал сомневаться, что вы приедете!

Либертад Фелипе Эдвардс была ровесницей Диего и его соседкой. Росшая без матери девочка много времени проводила с соседскими мальчишками. Пока ее отец не нанял девушке гувернантку, прекратившую эти "недостойные игрища". Но добрые отношения сохранялись у них до самого отъезда.

Сейчас Либертад выглядела прекрасно, прошедшие годы пошли ей на пользу, однако, Диего без труда определил, что девушка все еще не замужем. Это было поистине удивительно — Либертад была единственной дочерью своего отца, а их поместье — вовсе не последним в их округе.

Как просветила его донья Исабель, в последние годы ее отец, дон Хуан, окончательно спился, и Либертад взяла дела в свои руки. Такое неподобающее для незамужней девушки поведение отвратило от нее многих. Еще большее осуждение вызвали ее отказы от предложений нескольких женихов — из хороших, но обедневших семей. В результате собственного смелого поведения и непопулярных убеждений отца, Либертад считалась старой девой и странной особой. Впрочем, в обществе ее принимали, поскольку семья де ла Вега и еще несколько влиятельных фамилий оказывали девушке свое покровительство. В последнее же время на нее свалилась новая напасть: алькальд внезапно решил, что хочет жениться на Либертад. Точно ничего не было известно, но по слухам Коронель уже получил отказ, однако не оставил попыток, продолжая осаждать семью Фелипе Эдвардс. Не получив желаемого добром, он пытался заставить Либертад принять предложение силой, угрожая ей и отцу. В последнее время гасиенда Фелипе Эдвардс была обложена крупным налогом, а их продукцию часто отказывались закупать.

— Ну что ты, — она слегка склонилась в ответ на его приветствие, — как я могла не приехать! Слухи о том, что младший сын дона Алехандро вернулся чрезвычайно привлекательным молодым мужчиной, не могли оставить меня равнодушной! Конечно же, я захотела увидеть, в кого превратился самый противный мальчишка, которого я только знала!

Весело рассмеявшись, Диего пригласил Либертад на танец.

— Надо сказать, Либертад, что ты стала просто прекрасна! Мне и в голову не могло придти, что девчонка, которую в детстве сложно было отличить от соседских мальчишек, вырастет в такую прекрасную сеньориту!

— Ты мне льстишь, Диего. Не думала, что ты станешь лгать!

Однако было заметно, что Либертад нравятся его слова. Она действительно была красива. В ее внешности без труда можно было угадать испанку. Довольно высокая, полноватая, с нежным лицом, которое не портил довольно крупный нос, и огромными темными глазами сеньорита радовала любой, даже самый предвзятый взгляд. Придраться можно было разве что к загорелому лицу, не подобающему благородной сеньорите.

Бал проходил очень приятно, однако Диего с грустью понимал, что сильно отдалился от здешнего общества. Когда пройдет эйфория от встречи, им просто не о чем будет разговаривать. Возможно, со временем их интересы и помыслы снова станут сходными, но это будет известно только спустя время. Однако уже теперь у молодого человека вызывала отторжение трусливая позиция местного общества — они не только позволяли алькальду делать в округе все, что ему захочется, но и тщательно следили за произнесенными словами, не решаясь роптать вслух.

Диего пока мало что успел узнать, но то, что он уже увидел, ему не нравилось совершенно. И в голове мелькали смутные пока мысли о том, что это должно прекратиться. Как — он еще не знал. Но, поскольку в других он не заметил сколько-нибудь явного желания сделать хоть что-то для улучшения сложившейся ситуации, Диего собирался попытаться переломить порочные привычки алькальда в одиночку. Он не задумывался, откуда у него взялись мысли о том, что это именно его задача, Диего просто решил, что должен это сделать.

Молодой человек продолжал изображать из себя щеголя и человека, витающего в облаках, потому что ему пришло в голову, что, если слухи о несчастьях, случавшихся с теми, кто слишком громко возмущались действиями алькальда правдивы, то безопаснее будет выглядеть в глазах его приспешников безобидным мечтателем. А чтобы это не выглядело подозрительно — и в глазах других тоже.

Вечер уже подходил к концу, когда произошел неприятный инцидент.

Алькальд, во время танца с сеньоритой Либертад сказал той что-то нелицеприятное. Она, резко прекратив танец, удалилась с танцевальной площадки. Дон Сантьяго крикнул ей вслед:

— Сеньорита! С вашей репутацией и поведением изображать из себя оскорбленную невинность, по меньшей мере, лицемерно! Всем здесь известно, что именно вы из себя представляете!

На миг воцарилась тишина, а потом все вновь стали переговариваться, но неестественно, словно старались нарочно показать, что ничего не заметили.

Диего растерянно оглянулся, ни один кабальеро даже не попытался защитить честь сеньориты, которая хотя и слыла несколько необычной особой, однако ни разу не дала повода сомневаться в своей добродетельности.

Но ни молодые люди, ни седые патриархи не сказали ни слова, лишь сосредоточенно разглядывали бокалы в своих руках, да носки ботинок и преувеличенно бодро переговаривались.

Не сдержавшись, Диего подошел к алькальду и вежливо, но твердо произнес:

— Сеньор, я полагаю, вы не желали оскорбить сеньориту, но слова ваши, тем не менее, весьма невежливы. Вероятно, вам следует извиниться.

Дон Сантьяго ошеломленно разглядывал осмелившегося призвать его к порядку кабальеро, но все же снизошел до ответа.

— Кабальеро, конечно, в вашем возрасте еще возможно верить в невинность прекрасных сеньорит, однако реальность далеко не всегда такова, как нам представляется. Так что займитесь своими делами и не лезьте в чужие.

Диего был взбешен наглым тоном Коронеля, но, ощущая, как вокруг растет напряжение, решил все же не лезть на рожон столь открыто. Слишком странно вели себя остальные.

— Диего, не нужно, прошу тебя!

Тихая просьба Либертад стала той ниточкой, что удержала его от необдуманных поступков.

— Сеньор Коронель, ваши речи недостойны для благородного человека. Извинитесь перед сеньоритой!

Алькальд рассмеялся.

— А если я повторю, что такую сеньориту, как Фелипе Эдвардс, весьма сложно оскорбить? Что вы сделаете, если я откажусь? Бросите мне вызов? Только, прежде чем вы что-нибудь сейчас скажете, вспомните, пожалуйста, что любые ваши действия против меня могут быть расценены как действия против алькальда, представителя короны в этих землях. Стоит ли напоминать, как у нас принято поступать с изменниками и их семьями?

Диего смог сдержаться, только пообещав себе заставить Коронеля пожалеть о своих словах. Бесчестная скотина! Пересилив себя, молодой человек почти спокойно произнес:

— Что же, пусть это останется на вашей совести.

Он преувеличенно вежливо поклонился и вышел.

Когда Диего был уже около дверей, он услышал, как Коронель негромко, но отчетливо рассмеялся:

— Слабовольный мальчишка!

Сжав зубы, он заставил себя ничем не выдать, что эти слова были услышаны.

Оставить этого человека безнаказанным, значило для Диего позволить унизить себя. Раз он не может наказать обидчика под своим именем — это сделает человек без имени.

1.4.

"двенадцатое ноября одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

Диего много времени проводит за чтением. Он говорит, что в доме его постоянно кто-нибудь отвлекает и уезжает в рощу или к реке. Он так много времени уделяет всем этим книгам!"

Бернардо, к концу приема успел не только вернуться из города, но и написать целый отчет о том, что он успел там узнать.

В начале их знакомства, Диего устраивало то, что Бернардо ничего не может рассказать о своем хозяине. Но, со временем, он стал доверять ему во всем. Пользуясь тем, что все считали слугу глухонемым от рождения и совершенно не стеснялись говорить в его присутствии, Диего порой использовал его как шпиона. Тогда он научил Бернардо писать. Сейчас, после пяти лет знакомства, он доверял Бернардо как себе. Вряд ли был на свете человек, который знал о Диего больше, чем Бернардо.

Диего, изучая написанное Бернардо, все больше хмурился.

— Бернардо, я не представляю, как ты за такой короткий срок смог столько всего узнать. Но я не сомневаюсь, что все это правда — у меня уже возникли мысли о подобном.

И того, что Диего успел узнать сам и доклада Бернардо, складывалась довольно ясная картина.

За два года управления округом сеньор Сантьяго Саласар Коронель умудрился превратить спокойную и благополучную местность в переполненную страхом и злобой чашу. Все это могло вот-вот выплеснуться чрез край, не хватало совсем небольшой капли — человека, который призовет к восстанию, или какого-то совсем отвратительного поступка Коронеля.

На него не имело никакого влияния собрание землевладельцев — кабильдо, имевшее большой вес при предыдущем алькальде. Коронель безнаказанно унижал землевладельцев, вел себя бесцеремонно и грубо. Но он настолько запугал всех, проведя несколько сфабрикованных процессов и казнив обвиняемых, предварительно конфисковав все их имущество, что вслух никто даже не пытался ему возразить. Более того, между собой кабальеро тоже старались не откровенничать, потому что некоторые, ища расположения алькальда, не гнушались доносительства. Не отличавшийся ни богатством, ни родовитостью, дон Сантьяго получал больше удовольствие, держа благородных и богатых кабальеро на коротком поводке.

Но алькальд злоупотреблял властью не только для того, чтобы тешить свое тщеславие. О своем кошельке он тоже не забывал. По его приказу были установлены твердые закупочные цены на продукцию, которую продавали землевладельцы, фермеры, индейские общины и даже миссии. Надо ли говорить, что цены эти были до безобразия низкими?

Ходили слухи, что за это он получал большие деньги от закупщиков. Да и сам держал несколько торговых судов.

Самым подозрительным Диего показался резкий рост и без того немаленьких налогов. Он собирался разузнать все это подробнее в самое ближайшее время. Если самые богатые землевладельцы, хоть и с трудом, но справлялись с повышением налогов, то более бедные просто гибли, с каждым разом все больше увязая в долгах.

Новый алькальд ввел практику продавать должников на каторжные работы. Раньше так поступали только с настоящими преступниками.

Видя такое поведение высшей власти, другие старались не отставать. Солдаты могли ни за что избить любого, кто не в состоянии был ответить им, разбить и втоптать в грязь товар, отобрать то, что им нравилось.

На этом фоне оскорбление Либертад было просто капелькой в море слез, но, Диего решил, что она станет последней — чаша была полна. Это оскорбление станет тем камушком, который вызовет обвал. И камни посыплются на всех виновных.

Диего долго размышлял, как отомстить Коронелю и не навлечь беды на свою семью. За несколько дней, прошедших с памятного вечера, он преуспел в создании у общества соответствующего мнения о себе, понимая, что если с алькальдом что-то случиться, то его первого заподозрят.

Его теперь знали, как красивого, образованного (даже чересчур образованного), но недалекого молодого человека, мало интересующегося тем, что происходит вокруг него. Диего представлялся им общительным, но несколько бесхарактерным человеком, оживлявшимся только тогда, когда разговор позволял вставить цитату из столь любимых им философских трудов. Кроме философии его интересовал только собственный внешний вид.

При попытках молодых людей города включить Диего в свою компанию выяснилось, что тот не признает оружие как решение проблемы, поскольку "цивилизованные люди должны быть способны договориться на словах, а не хвататься за шпаги", охоту полагает жестокой забавой, как и корриду, не слишком уверенно обращается с лошадью и не готов определенно высказываться по поводу нынешнего положения Испании в Европе, или независимости колоний, отношений Штатов, Мексики и Калифорнии.

Но, как ни странно, такой дон Диего пришелся по душе молодым сеньоритам. Красивый, чрезвычайно обаятельный, воспитанный молодой человек, готовый часами развлекать собеседниц разговорами и фокусами, казался им принцем из сказки. Это обстоятельство нисколько не добавило Диего популярности у местных кабальеро.