Зорро: новая история

История эта давным-давно не является правдивой. Очевидцы тех событий уже много лет мертвы — как ни грустно, однако век человеческий не долог. Те же, благодаря кому эта история дошла до наших дней, кто пересказывал ее из года в год, из поколения в поколения, постепенно исказили ее до неузнаваемости. И сейчас легенда эта настолько невероятна, что невозможно понять, какие события имели место быть, а какие — всего лишь выдумка рассказчика.

Возможно, нам бы так и не представился случай узнать реальную историю, но одна уважаемая сеньора, современница интересующих нас событий, имела привычку вести дневник, подробнейшим образом описывая не только свою жизнь, но и важные события, происходящие вокруг. Тайник, скрытый в старинном секретере, сохранил небольшую книжицу, ставшую теперь настоящим сокровищем. И теперь мы можем увидеть все эти события глазами их современника.

1.1.

"Второе августа одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

Сегодня у нас в доме большая радость! Мой младший сын прислал письмо, в котором говорится, что обучение его в академии закончено и в ближайшее время он отправится домой. О, как же мне хочется, наконец, увидеть моего дорогого Диего!"

Солнце еще не успело прогреть землю настолько, что все живое стало бы искать тени. Двое молодых людей сидели на террасе, окружающей гасиенду, любуясь на цветущие розы и лениво переговариваясь.

Они были давними друзьями, но и нарочно сложно было бы найти настолько непохожих внешне людей. Один из них был высокого роста, широкоплечий и стройный, с крупными, резкими, словно вырезанными из дерева чертами лица. Впрочем, лицо его, хотя и не являло собой образец классической красоты, тем не менее, было достаточно приятно, чтобы местные сеньориты считали его обладателя желанным кавалером. Это был сеньор Игнасио Гомес Молина — хозяин прекрасной гасиенды, на которой и началась эта история.

Второй, был полной его противоположностью. Даже сейчас, отдыхая, он ни минуты не мог усидеть в одной позе, в темных глазах горел настоящий огонь. Он первым прервал молчание.

— Ну что же, Начо, полагаю, что я слишком задержался у тебя. Необходимо ехать домой — я отправил им письмо, так что они ждут меня.

Погруженный в свои мысли, молодой человек рассеянно разглядывал бокал в своих руках.

— Жаль, что ты не можешь остаться еще на некоторое время. Мы так давно не виделись и неизвестно, когда встретимся снова.

Дон Игнасио был огорчен отъездом своего старого друга, но тот был прав. По возвращении в Калифорнию Диего должен был, прежде всего, отправиться к родителям, уже несколько лет не видевшим своего сына.

Его собеседник, словно прочитав мысли дона Игнасио, произнес:

— Ты же понимаешь, что оставаться здесь далее — значит проявить неуважение к родителям. Да я и сам горю нетерпением вернуться в родные места.

— Да, Диего, я прекрасно это понимаю. Чем ты планируешь заняться дома?

Диего, ответил после недолго молчания.

— Знаешь, мне повезло больше чем иным младшим сыновьям. Дядя в Испании питал ко мне симпатию. И, поскольку прямых потомков у него не было, мне после его кончины досталась в наследство крупная сумма. Если б не это обстоятельство, я, должно быть, так и остался бы жить с отцом и помогал ему и брату в делах. Но теперь я хочу иметь собственный дом.

— И каким ты его представляешь?

— Это хороший вопрос... Думаю, что куплю большую гасиенду недалеко от отцовских владений. Буду разводить скот и лошадей.

Дон Игнасио развернулся в кресле так, чтобы видеть лицо собеседника.

— Тогда я очень угадал с памятным подарком в честь нашей встречи. И, поскольку ты уезжаешь уже завтра, то думаю сейчас самое время тебе его увидеть. Диего, ты ведь знаешь. что лошади из табунов нашей семьи славятся далеко за пределами нашего округа? Хочу, чтобы у тебя была возможность оценить это.

Диего был удивлен:

— Начо, не слишком ли это дорогой подарок для блудного друга?

В ответ на это Игнасио только рассмеялся:

— Возможно, конь из моего табуна чаще будет приносить тебя на своей спине ко мне в гости?

С этими словами он позвал слугу и приказал, чтобы привели жеребца. Мужчины не спеша направились на конный двор.

Увидев подарок, молодой человек восторженно ахнул, вызвав у своего друга вполне заслуженное чувство гордости.

Конь был превосходен. Его лоснящаяся шкура не имела ни единой белой отметины и была черной, словно уголь. Роста жеребец был среднего, широкогрудый, с мощным крупом, длинной, красиво изогнутой шеей и аккуратной, чуть горбоносой головой. Конь раздувал ноздри, его сухие стройные ноги ни секунды не стояли на месте и всем видом показывал, что готов в любую минуту сорваться с места и унести своего всадника за горизонт. Картину дополняла богатая сбруя, украшенная серебром.

Диего, не сразу обретший дар речи, молча стоял, разглядывая свой подарок. Дон Игнасио махнул рукой слуге и тот провел жеребца по двору, чтобы друг смог лучше его оценить. Движения жеребца были полны грации, он гордо нес себя над землей.

— Диего, я пробовал на нем ездить — веришь ли — ход у Вьенто до того мягкий, что на седло можно ставить полный бокал и вино не прольется. И он быстрый, как ветер, в честь которого назван.

— О, его зовут Вьенто? Хорошее имя для такого коня.

Дон Диего не спеша приблизился к жеребцу, осторожно коснулся рукой морды.

— Не совсем так, Диего. Вьенто — это если коротко. Его зовут Вьенто дель Норте. Возможно, ты его даже видел раньше. Я привез его и еще нескольких коней из табуна Яго. Помнишь, мы гостили у него в поместье, ты еще тогда много времени проводил, наблюдая, как обучают коней для корриды.

— О, Начо, это замечательное имя! Особенно для такой жаркой страны! Я, кажется, помню его, но, возможно, и ошибаюсь. Я тогда, кстати, не только наблюдал! Пока вы мучили несчастных быков, я учился выезжать коней для корриды. Это гораздо интереснее!

Дон Игнасио сделал приглашающий жест.

— Сядь верхом — как он тебе покажется? Его обучали еще у Яго, в корриде Вьенто не участвовал, но все умеет.

Диего не заставил себя упрашивать и, не касаясь стремян лихо вскочил в седло.

— Хвастун! — воскликнул дон Игнасио.

Его друг не ответил, только коснулся слегка полей шляпы в своем любимом приветствии и, с места послал жеребца в галоп.

Сделав небольшой круг, он вернулся и, не дожидаясь пока Вьенто остановится, спрыгнул на землю.

Дон Игнасио, смеясь, упрекнул его:

— Диего, когда же ты перестанешь выставлять напоказ свою удаль при каждом удобном случае? Тебе не помешало бы немного скромности, право слово.

Молодой человек в ответ лишь рассмеялся, похлопав жеребца по шее.

— Ах, Игнасио, у меня будет достаточно времени, чтобы обрести этот недостаток! Боже, что за конь! Ты подарил мне крылья! Такое чувство, что он слышит малейшую мысль и тут же делает то, что я хочу!

Вернувшись в дом, друзья расположились в библиотеке, окна которой выходили в сад — там было не так жарко. Диего, дождавшись, пока Игнасио нальет себе вина и усядется в кресло, решился наконец приступить к важному для себя разговору.

— Начо, после такого подарка, просьба моя может показаться тебе откровенно дерзкой, но... Скажи, есть ли у меня шанс уговорить тебя продать мне несколько хороших кобыл?

Тот ненадолго задумался. Но все же кивнул.

— Только для тебя, друг. Ты знаешь ведь, что я не продаю лучших кобыл моего разведения. Но я разрешаю выбрать тебе семь кобыл, и еще двух жеребцов. Это будет отличная основа для табуна, если хочешь, я даже сам пригоню их тебе — примерно через полгода буду в ваших краях по делам.

— О, друг мой, я даже боюсь думать о том, как близка теперь моя мечта! За полгода я успею найти себе поместье и обустроить его.

Вечером друзья объехали табуны, и Диего выбрал себе лошадей.

1.2.

"Пятое ноября одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

О, как же я ждала этого дня! Мой дорогой сын, последнее и самое любимое дитя (хотя и грешно это, любить одного ребенка более, чем других) вернулся домой. Он сильно изменился за эти годы. Вместо едва сложившегося юноши вернулся молодой мужчина. Мой сын прекрасен как ангел!"

Рано утром Дон Диего отправился домой.

Счастливая случайность сделала его землевладельцем еще до того, как молодой человек приехал в отцовский дом. Встретив в таверне знакомого нотариуса, он попросил его разузнать о продаваемых поместьях или землях. Тот, даже не дослушав Диего, сразу предложил ему посмотреть гасиенду Ла Монтана Бланка. Так Диего, задержавшись в столице еще на несколько дней, стал землевладельцем. Гасиенда находилась недалеко от поместья семьи де ла Вега. Если ехать по дороге, то путь занимал около полутора суток. Напрямую же через пастбища можно было обернуться за несколько часов.

Хозяйский дом был достаточно большим и богато обставленный — старый хозяин, уезжая, не стал брать ничего с собой. С широкой террасы открывался великолепный вид на реку и гору, давшую название гасиенде и находящуюся как раз на границе с Россарио — гасиендой де ла Вега.

Диего оставил большинство вещей здесь, взяв с собой только одежду и подарки для родных. Вороного жеребца он тоже не взял с собой, решив ехать в карете.

В гасиенде Диего оставил одного из двух слуг, которые приехали вместе с ним из Испании. Хесус был его управляющим, в Испании он заведовал всем хозяйством дона Диего. Здесь его обязанности тоже не изменились. Хесус остался на гасиенде, чтобы устроить в доме все для удобной жизни, присмотреться к тем, кто служил еще на старого хозяина, и подготовить все для прибытия первых лошадей, и будущих табунов.

Второго слугу, Бернардо, он взял с собой. Когда-то с ним приключилось большое несчастье — разбойники отрезали ему язык. Но, изувечив парня, они совершенно случайно определили его дальнейшую судьбу. Дону Диего показалась весьма привлекательной мысль, что слуга не сможет никому даже случайно сболтнуть лишнего про своего хозяина. И вот уже пять лет они были неразлучны.

Последние мили пути Диего провел в нетерпеливом ожидании, ему казалось, что вот, еще секунда, и покажется родной дом. Он пытался представить, как могли измениться за годы разлуки родные и как они его встретят.

Наконец показался дом. Был уже поздний вечер, но в окнах еще горел свет. Его не ждали — Диего не стал сообщать точную дату приезда, желая сделать сюрприз.

Слуга, вышедший встречать позднего гостя, увидев, кто приехал, бегом бросился в дом, порадовать хозяйку, нетерпеливо ждущую сына. Поднялась суматоха, в доме осветились почти все окна.

Ожидая, пока Бернардо вытащит из кареты его вещи, дон Диего здоровался со старыми слугами, вышедшими посмотреть на нового господина и знакомился с новыми.

Во двор выбежала сеньора Исабель де ла Вега, мать дона Диего. Расплакавшись, она обняла сына. За годы разлуки его мать почти не изменилась, по-прежнему оставаясь очень красивой женщиной. А вот отец, оставшийся стоять немного в стороне, сильно постарел. Как и старший брат, успевший за шесть лет нажить себе седины.

Поскольку время было уже позднее, а Диего изрядно утомлен долгой дорогой, то все разговоры перенесли на завтра.

Но Диего, несмотря на усталость, долго не мог уснуть, прислушиваясь к полузабытым шорохам старого дома.

На гасиенде Россарио было принято завтракать достаточно рано, но дон Алехандро приказал не тревожить приехавшего вчера сына. Дон Диего проснулся только после обеда. На гасиенде воцарилась сонная тишина, но молодой человек даже обрадовался этому. Теперь у него было время погулять по дому, вспомнить его и увидеть, насколько все изменилось за годы его отсутствия. Пройдя по комнатам и выйдя на террасу, дон Диего с облегчением сделал вывод, что изменений в доме очень мало. Почти все осталось таким же, каким было с самого его детства.

После дневного отдыха семья собралась в гостиной, и дон Диего долго рассказывал о своей учебе в Испании и путешествии по Европе.

Но вскоре инициативу в разговоре перехватили дамы, которым оказалось мало привезенных в подарок журналов мод, где рассказывалось о последних новинках — они хотели услышать обо всем от Диего. Молодой человек, заранее предвидя подобную пытку, еще в Европе не поленился узнать все тонкости (что, впрочем, не доставило ему много проблем, даже напротив, было в удовольствие, поскольку Диего за время пребывания в Испании свел весьма близкое знакомство с некоторыми модницами). Сам он в Испании славился своим пренебрежением к подобным мелочам, за гардеробом хозяина следил Хесус, но в невнимательности его никто не мог обвинить. Так что дон Диего смог порадовать женщин рассказами о моде, танцах и жизни высшего света.

Дон Алехандро, однако, не оценил предусмотрительности своего младшего сына. Он был расстроен тем, что Диего обращает так много внимания на бесполезные вещи. Глава семейства полагал, что это больше пристало молодым девушкам, да и то до замужества. А мужчине полагалось интересоваться совершенно другим.

Диего, заметив недовольство отца, из чувства противоречия продолжил в красках расписывать особенности покроя платья в зависимости от случая, для которого оно предназначалось. Когда же отец, потеряв терпение, попытался довольно резко перевести разговор на более подходящие, по его мнению, темы, молодой человек весьма натурально разыграл возмущение отсутствием у дона Алехандро интереса к столь важным в жизни каждого благородного человека вещам.

— Отец, разве можно сейчас занимать высокое положение в обществе и не подчеркивать его самой лучшей одеждой и обширными познаниями в музыке и поэзии! Разве это не является отличительной чертой благородного и образованного человека? Коровами и политикой может интересоваться и пеон.

— Да, сын мой, я считаю, что мужчине более пристало интересоваться серьезными вещами, а не всей этой мишурой! Поскольку мужчина должен представлять из себя что-то сам по себе, а не прикрываясь модными тряпками!

Дон Алехандро был настолько возмущен, что почти кричал. Диего стало неловко за свое поведение, но остановиться он уже не мог.

Старший брат, дон Эстебан, наблюдая за разговором, пытался понять, насколько серьезно поведение Диего. Он подозревал, что, несмотря на прошедшие годы, брат его не слишком изменился и по-прежнему из чувства противоречия пытался обмануть людей, создавая о себе ложное мнение, а потом разбивая его в прах.

Но Диего казался совершенно искренним, расписывая тонкости стихосложения. Эстебан решил не впадать в столь презираемый младшим братом порок и не стал делать выводы, опираясь лишь на первое впечатление. Со временем станет ясно, изменился ли Диего до неузнаваемости, или, напротив, остался собой.

Дамы встали на защиту дона Диего. Жена Эстебана, донья Соледад, вовсе не поняла, чем вызван гнев свекра, а донья Исабель настолько слепо любила своего сына, что, приняв его речи за чистую монету, беспокоилась только о недовольстве супруга.

Дон Алехандро, не желая ссориться с сыном, едва тот переступил порог дома, сдержался и стал расспрашивать сына о родственниках в Испании, семействе Рамирос и путешествии. Он надеялся, что более простая жизнь дома избавит сына от наносного и заставит его стать серьезнее. Он старался не вспоминать, что руководствовался этими же мотивами, отправляя Диего учиться.

В конце разговора дон Алехандро поинтересовался у сына, как он собирается поступить с наследством, которое ему оставил испанский дядя. Диего солгал, что еще не решил. Тогда дон Алехандро посоветовал сыну купить землю и заняться разведением скота.

Но Диего, все еще пребывавший в раздраженном состоянии, объявил, что не собирается спешить с такими решениями и хочет просто пожить дома и отдохнуть, а о будущем подумает позже.

1.3.

"десятое ноября одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

Сегодня мы даем в честь возвращения Диего домой бал.

Ни один кабальеро не может сравниться с моим сыном. Все сеньориты не смогут отвести от него глаз. Как бы я хотела, чтобы он поскорее женился!"

Итак, любовь отца давать советы и полагать, что кроме него никто не знает, как и когда надо делать, никуда не исчезла. Диего продолжал назло отцу изображать из себя бездельника и преуспел в этом настолько, что даже старший брат почти ему поверил. Напоминавшую порой о своем существовании совесть, молодой человек игнорировал, поскольку, как только ее голос становился отчетливо различим, дон Алехандро снова говорил или делал что-то такое, после чего оставить свое притворство представлялось молодому человеку немыслимым.

Впрочем, дон Диего был отходчив и, вероятно, вскоре прекратил бы свою игру. Однако обстоятельства сложились так, что случайно надетая личина еще долгое время скрывала истинного Диего де ла Вега.

Сегодня в большом доме на гасиенде Россарио давали бал в честь возвращения младшего сына сеньора Алехандро де ла Вега из Европы. Весь цвет общества, самые богатые и родовитые семьи собрались под крышей дома де ла Вега.

Диего был рад встретить старых знакомых. Хотя порой трудно было их узнать. Молодые мужчины порой мало походили на тех юнцов, которыми они были шесть лет назад.

Девушки же были и вовсе ему незнакомы. Ровесницы Диего давно уже вышли замуж, а сеньориты, так жаждущие с ним познакомиться, были еще совсем детьми, когда он уезжал.

Молодой человек пытался уловить скрытые течения здешней жизни, и потому был весьма осторожен с высказываниями. На мысль не высказываться по политическим вопросам его навели обрывки разговоров, случайно услышанные в городе и на гасиенде. Здесь что-то было не в порядке. Диего отправил некоторое время назад Бернардо послушать и понаблюдать за тем, что происходит в городе, но тот еще не вернулся.

— Диего, как я рада тебя видеть! Ты замечательно выглядишь — просто не узнать!

Оглянувшись, молодой человек воскликнул:

— Либертад! Боже, это действительно ты! Я уже стал сомневаться, что вы приедете!

Либертад Фелипе Эдвардс была ровесницей Диего и его соседкой. Росшая без матери девочка много времени проводила с соседскими мальчишками. Пока ее отец не нанял девушке гувернантку, прекратившую эти "недостойные игрища". Но добрые отношения сохранялись у них до самого отъезда.

Сейчас Либертад выглядела прекрасно, прошедшие годы пошли ей на пользу, однако, Диего без труда определил, что девушка все еще не замужем. Это было поистине удивительно — Либертад была единственной дочерью своего отца, а их поместье — вовсе не последним в их округе.

Как просветила его донья Исабель, в последние годы ее отец, дон Хуан, окончательно спился, и Либертад взяла дела в свои руки. Такое неподобающее для незамужней девушки поведение отвратило от нее многих. Еще большее осуждение вызвали ее отказы от предложений нескольких женихов — из хороших, но обедневших семей. В результате собственного смелого поведения и непопулярных убеждений отца, Либертад считалась старой девой и странной особой. Впрочем, в обществе ее принимали, поскольку семья де ла Вега и еще несколько влиятельных фамилий оказывали девушке свое покровительство. В последнее же время на нее свалилась новая напасть: алькальд внезапно решил, что хочет жениться на Либертад. Точно ничего не было известно, но по слухам Коронель уже получил отказ, однако не оставил попыток, продолжая осаждать семью Фелипе Эдвардс. Не получив желаемого добром, он пытался заставить Либертад принять предложение силой, угрожая ей и отцу. В последнее время гасиенда Фелипе Эдвардс была обложена крупным налогом, а их продукцию часто отказывались закупать.

— Ну что ты, — она слегка склонилась в ответ на его приветствие, — как я могла не приехать! Слухи о том, что младший сын дона Алехандро вернулся чрезвычайно привлекательным молодым мужчиной, не могли оставить меня равнодушной! Конечно же, я захотела увидеть, в кого превратился самый противный мальчишка, которого я только знала!

Весело рассмеявшись, Диего пригласил Либертад на танец.

— Надо сказать, Либертад, что ты стала просто прекрасна! Мне и в голову не могло придти, что девчонка, которую в детстве сложно было отличить от соседских мальчишек, вырастет в такую прекрасную сеньориту!

— Ты мне льстишь, Диего. Не думала, что ты станешь лгать!

Однако было заметно, что Либертад нравятся его слова. Она действительно была красива. В ее внешности без труда можно было угадать испанку. Довольно высокая, полноватая, с нежным лицом, которое не портил довольно крупный нос, и огромными темными глазами сеньорита радовала любой, даже самый предвзятый взгляд. Придраться можно было разве что к загорелому лицу, не подобающему благородной сеньорите.

Бал проходил очень приятно, однако Диего с грустью понимал, что сильно отдалился от здешнего общества. Когда пройдет эйфория от встречи, им просто не о чем будет разговаривать. Возможно, со временем их интересы и помыслы снова станут сходными, но это будет известно только спустя время. Однако уже теперь у молодого человека вызывала отторжение трусливая позиция местного общества — они не только позволяли алькальду делать в округе все, что ему захочется, но и тщательно следили за произнесенными словами, не решаясь роптать вслух.

Диего пока мало что успел узнать, но то, что он уже увидел, ему не нравилось совершенно. И в голове мелькали смутные пока мысли о том, что это должно прекратиться. Как — он еще не знал. Но, поскольку в других он не заметил сколько-нибудь явного желания сделать хоть что-то для улучшения сложившейся ситуации, Диего собирался попытаться переломить порочные привычки алькальда в одиночку. Он не задумывался, откуда у него взялись мысли о том, что это именно его задача, Диего просто решил, что должен это сделать.

Молодой человек продолжал изображать из себя щеголя и человека, витающего в облаках, потому что ему пришло в голову, что, если слухи о несчастьях, случавшихся с теми, кто слишком громко возмущались действиями алькальда правдивы, то безопаснее будет выглядеть в глазах его приспешников безобидным мечтателем. А чтобы это не выглядело подозрительно — и в глазах других тоже.

Вечер уже подходил к концу, когда произошел неприятный инцидент.

Алькальд, во время танца с сеньоритой Либертад сказал той что-то нелицеприятное. Она, резко прекратив танец, удалилась с танцевальной площадки. Дон Сантьяго крикнул ей вслед:

— Сеньорита! С вашей репутацией и поведением изображать из себя оскорбленную невинность, по меньшей мере, лицемерно! Всем здесь известно, что именно вы из себя представляете!

На миг воцарилась тишина, а потом все вновь стали переговариваться, но неестественно, словно старались нарочно показать, что ничего не заметили.

Диего растерянно оглянулся, ни один кабальеро даже не попытался защитить честь сеньориты, которая хотя и слыла несколько необычной особой, однако ни разу не дала повода сомневаться в своей добродетельности.

Но ни молодые люди, ни седые патриархи не сказали ни слова, лишь сосредоточенно разглядывали бокалы в своих руках, да носки ботинок и преувеличенно бодро переговаривались.

Не сдержавшись, Диего подошел к алькальду и вежливо, но твердо произнес:

— Сеньор, я полагаю, вы не желали оскорбить сеньориту, но слова ваши, тем не менее, весьма невежливы. Вероятно, вам следует извиниться.

Дон Сантьяго ошеломленно разглядывал осмелившегося призвать его к порядку кабальеро, но все же снизошел до ответа.

— Кабальеро, конечно, в вашем возрасте еще возможно верить в невинность прекрасных сеньорит, однако реальность далеко не всегда такова, как нам представляется. Так что займитесь своими делами и не лезьте в чужие.

Диего был взбешен наглым тоном Коронеля, но, ощущая, как вокруг растет напряжение, решил все же не лезть на рожон столь открыто. Слишком странно вели себя остальные.

— Диего, не нужно, прошу тебя!

Тихая просьба Либертад стала той ниточкой, что удержала его от необдуманных поступков.

— Сеньор Коронель, ваши речи недостойны для благородного человека. Извинитесь перед сеньоритой!

Алькальд рассмеялся.

— А если я повторю, что такую сеньориту, как Фелипе Эдвардс, весьма сложно оскорбить? Что вы сделаете, если я откажусь? Бросите мне вызов? Только, прежде чем вы что-нибудь сейчас скажете, вспомните, пожалуйста, что любые ваши действия против меня могут быть расценены как действия против алькальда, представителя короны в этих землях. Стоит ли напоминать, как у нас принято поступать с изменниками и их семьями?

Диего смог сдержаться, только пообещав себе заставить Коронеля пожалеть о своих словах. Бесчестная скотина! Пересилив себя, молодой человек почти спокойно произнес:

— Что же, пусть это останется на вашей совести.

Он преувеличенно вежливо поклонился и вышел.

Когда Диего был уже около дверей, он услышал, как Коронель негромко, но отчетливо рассмеялся:

— Слабовольный мальчишка!

Сжав зубы, он заставил себя ничем не выдать, что эти слова были услышаны.

Оставить этого человека безнаказанным, значило для Диего позволить унизить себя. Раз он не может наказать обидчика под своим именем — это сделает человек без имени.

1.4.

"двенадцатое ноября одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

Диего много времени проводит за чтением. Он говорит, что в доме его постоянно кто-нибудь отвлекает и уезжает в рощу или к реке. Он так много времени уделяет всем этим книгам!"

Бернардо, к концу приема успел не только вернуться из города, но и написать целый отчет о том, что он успел там узнать.

В начале их знакомства, Диего устраивало то, что Бернардо ничего не может рассказать о своем хозяине. Но, со временем, он стал доверять ему во всем. Пользуясь тем, что все считали слугу глухонемым от рождения и совершенно не стеснялись говорить в его присутствии, Диего порой использовал его как шпиона. Тогда он научил Бернардо писать. Сейчас, после пяти лет знакомства, он доверял Бернардо как себе. Вряд ли был на свете человек, который знал о Диего больше, чем Бернардо.

Диего, изучая написанное Бернардо, все больше хмурился.

— Бернардо, я не представляю, как ты за такой короткий срок смог столько всего узнать. Но я не сомневаюсь, что все это правда — у меня уже возникли мысли о подобном.

И того, что Диего успел узнать сам и доклада Бернардо, складывалась довольно ясная картина.

За два года управления округом сеньор Сантьяго Саласар Коронель умудрился превратить спокойную и благополучную местность в переполненную страхом и злобой чашу. Все это могло вот-вот выплеснуться чрез край, не хватало совсем небольшой капли — человека, который призовет к восстанию, или какого-то совсем отвратительного поступка Коронеля.

На него не имело никакого влияния собрание землевладельцев — кабильдо, имевшее большой вес при предыдущем алькальде. Коронель безнаказанно унижал землевладельцев, вел себя бесцеремонно и грубо. Но он настолько запугал всех, проведя несколько сфабрикованных процессов и казнив обвиняемых, предварительно конфисковав все их имущество, что вслух никто даже не пытался ему возразить. Более того, между собой кабальеро тоже старались не откровенничать, потому что некоторые, ища расположения алькальда, не гнушались доносительства. Не отличавшийся ни богатством, ни родовитостью, дон Сантьяго получал больше удовольствие, держа благородных и богатых кабальеро на коротком поводке.

Но алькальд злоупотреблял властью не только для того, чтобы тешить свое тщеславие. О своем кошельке он тоже не забывал. По его приказу были установлены твердые закупочные цены на продукцию, которую продавали землевладельцы, фермеры, индейские общины и даже миссии. Надо ли говорить, что цены эти были до безобразия низкими?

Ходили слухи, что за это он получал большие деньги от закупщиков. Да и сам держал несколько торговых судов.

Самым подозрительным Диего показался резкий рост и без того немаленьких налогов. Он собирался разузнать все это подробнее в самое ближайшее время. Если самые богатые землевладельцы, хоть и с трудом, но справлялись с повышением налогов, то более бедные просто гибли, с каждым разом все больше увязая в долгах.

Новый алькальд ввел практику продавать должников на каторжные работы. Раньше так поступали только с настоящими преступниками.

Видя такое поведение высшей власти, другие старались не отставать. Солдаты могли ни за что избить любого, кто не в состоянии был ответить им, разбить и втоптать в грязь товар, отобрать то, что им нравилось.

На этом фоне оскорбление Либертад было просто капелькой в море слез, но, Диего решил, что она станет последней — чаша была полна. Это оскорбление станет тем камушком, который вызовет обвал. И камни посыплются на всех виновных.

Диего долго размышлял, как отомстить Коронелю и не навлечь беды на свою семью. За несколько дней, прошедших с памятного вечера, он преуспел в создании у общества соответствующего мнения о себе, понимая, что если с алькальдом что-то случиться, то его первого заподозрят.

Его теперь знали, как красивого, образованного (даже чересчур образованного), но недалекого молодого человека, мало интересующегося тем, что происходит вокруг него. Диего представлялся им общительным, но несколько бесхарактерным человеком, оживлявшимся только тогда, когда разговор позволял вставить цитату из столь любимых им философских трудов. Кроме философии его интересовал только собственный внешний вид.

При попытках молодых людей города включить Диего в свою компанию выяснилось, что тот не признает оружие как решение проблемы, поскольку "цивилизованные люди должны быть способны договориться на словах, а не хвататься за шпаги", охоту полагает жестокой забавой, как и корриду, не слишком уверенно обращается с лошадью и не готов определенно высказываться по поводу нынешнего положения Испании в Европе, или независимости колоний, отношений Штатов, Мексики и Калифорнии.

Но, как ни странно, такой дон Диего пришелся по душе молодым сеньоритам. Красивый, чрезвычайно обаятельный, воспитанный молодой человек, готовый часами развлекать собеседниц разговорами и фокусами, казался им принцем из сказки. Это обстоятельство нисколько не добавило Диего популярности у местных кабальеро.

Задумавшись, Диего бросил взгляд на полуоткрытый ящик с одеждой.

(некоторое время назад)

Дон Диего с интересом разглядывал открывавшийся перед ним вид. Отсюда он когда-то уезжал, а теперь вернулся обратно.

Ожидая, пока Хуан найдет повозку, Диего с Бернардо зашли в харчевню отдохнуть и перекусить. В углу несколько вполне приличных на вид людей играли в карты и, через некоторое время, Диего к ним присоединился. Ставки были маленькими, большинство игроков ожидали корабля и просто убивали время за игрой.

Внимание Диего привлекла пряжка ремня его противника, единственного, кто сейчас оставался в игре. Он предложил сыграть на нее. Игрок удивился, но поставил пряжку на кон. Диего везло, и вскоре отличный ремень из черной кожи стал его собственностью. Проигравший не был особенно огорчен своей потерей.

— На мой взгляд, она слишком маленькая и чересчур изящная для меня. Так что я даже рад, что с ней расстался. — он посмотрел на молодого человека. — А. знаете, она вам подойдет.

Диего засмеялся. Он с любопытством рассматривал вещицу. На пряжке был изображен небольшой зверек, напружинившийся перед прыжком и оскалившийся.

— Это лиса?

— Да, — ответил его собеседник, — Зорро — черная лиса, индейский не то бог, не то дух. Мстительный дух. Как я понял, он не злой, просто наказывает неправого. И обидчику придется плохо, если шаман вызовет этого черную лису вершить справедливость.

— Какая любопытная история. Да и работа хороша.

Диего провел пальцем по зубастой мордочке.

Маленький ощетинившийся зорро хитро подмигнул ему.

— Бернардо, — обратился мужчина к вошедшему слуге, — как ты думаешь, если в нашей округе временно воплотится индейский мстительный дух, это научит алькальда считаться, если уж не с совестью, так хотя бы с законом?

Бернардо, понявший, что хозяин снова затеял что-то тайное и, конечно опасное, только комично развел руками и поднял глаза к потолку.

Диего рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Ну же, не будь занудой! К тому же это не просто очередная проделка мадридского локо. На этот раз цель у задуманного более чем достойная. Эта тварь просто не поняла, с кем решила сцепиться. Не нужно верить первому впечатлению. Оно может оказаться всего лишь отражением твоих собственных косных представлений.

Слуга слегка улыбнулся. Как бы там ни было, он любил своего хозяина.

— Послушай, тебе сейчас нужно будет отправиться на мою гасиенду. Привези мою шпагу и кое какую одежду, я сейчас подробнее расскажу. И приведи Вьенто. Раз уж я решил изобразить из себя духа, мне вовсе не помешает хорошая лошадь.

Бернардо суеверно перекрестился.

— Кстати, тебе не придется тратить несколько дней на дорогу. Я покажу тебе путь через пастбища, по моим подсчетам ты успеешь доехать до Белой горы часов за семь-восемь.

Диего снял с крючка куртку.

— Собирайся, я тебя провожу.

Проводив Бернардо, Диего направился обратно, когда ему на глаза попался значок на скале. Было еще довольно светло, он решил подъехать поближе, посмотреть. И, разглядев знак, хлопнул себя по лбу. Как он мог забыть! Это же решит все проблемы!

Все эти дни он ездил по окрестностям, вспоминая дороги и размышляя о своем плане и о том, как его осуществить и не быть пойманным. Однако ответ был совсем рядом. В детстве Диего нашел подземный ход. Точнее это был целый подземный город. Кто и когда построил его, было неизвестно, но, судя по тому, что в каждое из старинных зданий городка вел тайный ход, либо городок был построен на этих тоннелях, либо тоннели были построены вместе с городом.

В любом случае, на памяти Диего, он ни разу не нашел там никаких признаков, говоривших о том, что кто-то посещал подземелье.

Диего быстро спустился к реке. Самый большой вход в пещеры из знакомых ему скрывался в зарослях у реки. Проехав прямо под водопадом, он с трудом, но нашел все же просвет в кустах. За годы его отсутствия ничего не изменилось. Узкая — едва-едва проехать одному всаднику — расщелина вела в небольшую долину. Молодой человек рассмеялся, не в силах сдержать радость — решалась большая часть проблем. Здесь будет его логово. Вьенто несложно прятать в долине. Земля у реки каменистая и твердая — никто не заметит следов лошади.

Он осмотрел долину. Под защитой отвесных скал все отлично сохранилось — остатки хижин неизвестных жителей, даже кое-какая утварь.

Позади хижин были пещеры — именно оттуда брали начало все ходы. Диего знал несколько из них — некоторые, маленькие, заканчивались прямо в городе, а один выходил недалеко от гасиенды Россарио.

На следующий день Диего, отговорившись необходимостью почитать в тишине, а не в доме, где постоянно кто-то ходит, опять пришел в долину. Он прошел по старым ходам — все они были в отличном состоянии, двери работали так, словно их только-только построили. Пройдя по небольшому ответвлению от хода, ведущего в форт, он обнаружил себя в саду алькальда. Это было фантастическое везение.

Вернувшись в пещеры, Диего решил посмотреть еще один ход. Тоннель был большой — всадник мог даже не наклонять голову. Заблудиться было невозможно — знаки, нанесенные на стенах, легко читались и указывали направление. Он ехал почти два часа, когда, наконец, уперся в стену. С трудом найдя, как открыть дверь, он вышел и осмотрелся. Оказалось, что Диего прошел под горой и теперь был недалеко от своего нового дома. Кто бы ни строил эти ходы, теперь они были его лучшими друзьями.

Он перехватил Бернардо, когда тот выехал в обратный путь и показал ему этот и еще несколько ходов.

— Бернардо, ты же видишь, удача на нашей стороне. Это не просто моя прихоть! Посмотри — как только я оказался на берегу, судьба один за другим подавала знаки. Сначала эта история про Зорро, потом Вьенто, потом отец, невольно заставивший меня притворяться. А теперь еще и ходы, которые дают мне абсолютную свободу! Это не может быть просто совпадением — сама судьба ведет меня!

1.5.

"пятнадцатое ноября одна тысяча восемьсот семнадцатого года от Рождества Христова

Ах, какой скандал сегодня произошел на приеме у Фелипе Эдвардс! Об этом еще много ней будут говорить — такого в нашем городке еще не случалось".

Алькальд не спеша собрал бумаги и закрыл кабинет. Дом его находился через дорогу от алькальдии, так что дон Сантьяго пошел домой пешком, предвкушая приятный вечер.

Сегодня в городском доме Фелипе Эдвардс давали прием в честь пятидесятилетия дона Хуана. Несмотря на инцидент, который произошел на балу у де ла Вега, Либертад не решилась отказать алькальду в доме и приглашение было послано.

Прием уже подходил к концу. Уставшие от танцев гости расселись в гостиной, лениво переговариваясь и отдавая дань отличному вину с виноградников Фелипе Эдвардс.

Алькальд встал, чтобы произнести тост. И почувствовал, что в спину ему уперлось что-то острое.

Раздались удивленные возгласы. Позади алькальда внезапно, словно из воздуха, появилась странная фигура. Человек, вальяжно расположившийся на широком подоконнике, был одет во все черное, лицо закрывал черный же платок с прорезями для глаз. Плащ красиво ниспадал с плеч.

В руках у него была богато украшенная шпага, кончик которой упирался в спину дону Сантьяго.

— Я прошу вас не шевелиться, сеньор. У вас замечательный костюм. Мне бы не хотелось залить его кровью.

Алькальд разгневанно воскликнул:

— Что происходит!

— Не шевелитесь, сеньор! — незнакомец в маске пошевелил шпагой. — Вы, кажется, еще не поняли, что не следует перебивать того, кто держит оружие.

Осознав ситуацию, Дон Сантьяго, больше вырываться он не посмел, прекрасно ощущая спиной остроту шпаги и твердость руки ее хозяина. Алькальд выглядел весьма потешно, его лицо медленно покрывалось пятнами, а выпученные глаза, казалось, вот-вот вылезут наружу. Но гостям было не до смеха. Поначалу все решили, что это ограбление, и нервно оглядывались по сторонам, ожидая, что их сейчас окружат.

Однако человек в маске снова завладел их вниманием.

— Господа, не беспокойтесь! Я не грабитель. Просто не так давно мне стало известно, что сеньор Сантьяго Саласар Коронель весьма вольно стал чувствовать себя в обществе. Настолько вольно, что, оскорбив сеньориту, не только отказался извиниться, но и изволил стыдливо прикрывать свою прохудившуюся честь должностью и испанской короной!

Среди гостей послышались смешки. Маска так вольно обращался со словами и голосом, выделяя одни слова, и так произнося другие, что они теряли свое вполне безобидное значение и становились иголками, впивающимися в алькальда.

Он произносил свою пропитанную едкой иронией речь, широко жестикулируя свободной рукой и преувеличенно вежливо склоняясь к спине алькальда.

— Поскольку господин алькальд неоднократно доказывал, что любые попытки защитить свою честь и достояние открыто и общепринятыми мерами чреваты для защитника и близких ему людей, то я, не имеющий имени и лица, взял на себя смелость смиренно попросить...

Вновь послышались смешки гостей, "смиренный проситель" с обнаженной шпагой завладел их вниманием. Говоривший взял паузу и изобразил поклон.

— Попросить сеньора Коронеля убедить нас, что некоторое время назад он вовсе не хотел обидеть сеньориту Либертад своими словами.

Мужчина спрыгнул с подоконника и, не спеша расправил плащ. Шпага его за все это время не изменила своего положения.

— Господин алькальд, вероятно, вы просто мечтаете убедить нас, что причиной грубых слов, была исключительно ваша невоспитанность, а вовсе не желание обидеть сеньориту.

Воцарилась тишина. Алькальд был бледен, но молчал. Он уже немного пришел в себя и теперь глаза его метали молнии. Наблюдавшие это действо гости тоже молчали. Никто даже не пытался защитить алькальда или позвать помощь. Это не стоило того, чтобы рисковать жизнью. Всем было отлично видно, что кроме шпаги у маски были еще и пистолеты за поясом.

Вновь раздался насмешливый голос.

— Ну же, господин алькальд! Помнится, за грубостью и угрозами вы в карман не лезли! Мы все ждем... нет, мы просто жаждем услышать, как сильно вы раскаиваетесь!

Изо рта Коронеля вырвались какие-то нечленораздельные звуки. Казалось он не мог определиться, возмущаться ли наглостью угрожавшему, или выполнить его требование.

— О, господин алькальд, не волнуйтесь так! Я уверен, что если вы постараетесь, то у вас получится! Мы все верим в вас!

Мужчина в маске озабоченно прижал пальцы ко рту.

— Возможно, вы сомневаетесь в серьезности моих намерений? Но, поверьте, сделать лишнюю дырку в вашей тушке вовсе не сложно! Я бы даже сказал, что одна дырка — это скучно.

Человек в маске с интересом разглядывал спину Коронеля, словно прикидывая, где будет лучше смотреться новая дыра.

Затем, несколькими взмахами распорол ткань на спине алькальда.

Тот, разом растеряв все свое величие, вскрикнул и все-таки выдавил из себя:

— Я, я действительно...

Маска поднес руку к уху.

— Вас плохо слышно, сеньор!

Он со свистом рассек шпагой воздух. С головы алькальда посыпались срезанные пряди волос. Этого оказалось достаточно, нервы Коронеля не выдержали.

— Я прошу прощения у сеньориты Либертад за грубые слова. Я не хотел ее оскорбить! — быстро выкрикнул алькальд, судорожно ощупывая свою голову.

Но человек в маске не успокоился. Голос, вдруг ставший серьезным и властным, подстегнул алькальда.

— Вы забыли добавить, что причиной тому стала ваша невоспитанность!

Когда Коронель не ответил, вновь заработала шпага. Узкое лезвие прошлось вдоль боков жертвы. На рукавах появились длинные разрезы, а с брюк посыпались пуговицы, и с треском распоролась вышивка.

— Да, причиной моего недостойного поведения стала моя невоспитанность!

Мужчина снова заулыбался.

— Да вы просто умница, сеньор! Осталось совсем немного! Только не забудьте, что одежда ваша уже испорчена, и мне совершенно нечем отвлечься от соблазна несколько урезать вашу драгоценную тушку. Итак, ближе к делу. Мы дорожим своим временем, и я не стану заставлять вас просить прощения у каждого оскорбленного вами. Поэтому вам будет достаточно принести извинения собравшемуся обществу.

Говоривший выдержал небольшую паузу.

— А также вы сейчас нам поклянетесь... — он сделал вид, что задумался. — Честь ваша ничего не стоит... поэтому, думаю, вы поклянетесь жизнью и здоровьем, что впредь не станете оскорблять людей.

На этот раз Коронель, едва помнивший себя от страха, почти не колебался.

— Я... я прошу прощения, если невольно... если мои действия когда-либо вас обидели... И... и...

Из красного лицо алькальда сделалось белым. Дон Сантьяго был суеверен и верил в силу клятв.

Голос маски вновь утратил веселость.

— Я жду!

С этими словами он с силой надавил острием шпаги.

— Клянусь, клянусь!

В голосе Коронеля прорезались истерические нотки.

— Ваша клятва принята.

Это прозвучало настолько зловеще, что многие перекрестились.

— Не забывайте, господин алькальд, чем вы поклялись. Я лично прослежу за потерей вами жизни и здоровья, если вы преступите клятву.

С этими словами он с силой толкнул Коронеля, заставляя того развернуться. Одежда его на спине была распорота в форме буквы "Z".

— У меня нет имени, но я — воплощение Зорро — черной лисы, духа справедливой мести. Запомните это!

Коронель успел разглядеть только край плаща, мелькнувший в окне. Выглянув в окно, он ничего не увидел. Словно и не было никого.

Он с размаху уселся на стул, приходя в себя.

Поднялась суматоха. Словно очнувшиеся от колдовства, гости зашумели, несколько человек бросились к алькальду.

Тот, уже отошедший от потрясения, в бешенстве вскочил и, отбрасывая поддерживающие его руки, истерично кричал:

— Взять, схватить! Убить эту тварь! Он посмел... меня...

Были немедленно подняты по тревоге солдаты гарнизона, но поиски ничего не дали.

Диего, подошел к Эстебану.

— Это было что-то невероятное! Я так разволновался!

Брат удивленно уставился на него.

— Где ты был?

Диего широко раскрыл глаза.

— Как это где? Вот здесь и стоял, позади тебя! Это словно колдовство какое-то! Я все видел и слышал, но... В общем я не знаю, что это такое... Но я не уверен, что это человек! Иначе, почему его до сих пор не схватили?

Он говорил громко, и вскоре к ним присоединились еще люди. Каждый спешил подтвердить, что не мог пошевелиться, оправдывая тем самым себя и свою трусость. За обсуждениями вечер затянулся дольше обычного и только на рассвете все разошлись, наконец, по домам.

На следующий день по всему городу висели объявления о вознаграждении за разбойника в маске, называющего себя Зорро.

А люди потихоньку передавали друг другу историю о том, как алькальд трясся от страха и молил о прощении у всех, кого обидел. Страшный образ мстительного и порочного властителя округа дал трещину. Трудно вновь начать бояться того, над кем однажды посмеялся.

Умы всех жителей городка занимал теперь мужчина в маске, называвший себя Зорро.

Диего, ехавший на прогулку с несколькими сеньоритами, попросил кучера притормозить около объявления и, сдерживая смех, пересказывал девушкам, которых не было на вчерашнем вечере, как алькальд, подчинившись неизвестному, просил прощения.

viento del norte, в переводе с испанского, означает северный ветер

La montaЯa blanca — белая гора

иллюстрации к тексту