Принц из ниоткуда Книга 1 Часть 1

— Психофизическое воздействие, как, по-твоему, это серьезно?

— Да, да.— Я интенсивно закивал. Кому же охота психом стать?

— Ну вот, ты все понимаешь,— он протянул ко мне свою когтистую лапу и опустил ее на мое плечо. Оно заметно просело.— Ну а теперь расскажи, как ты попал в Лунную комнату и что ты там делал.

— Ну, я даже не знаю с чего начать...

— Говори, у нас есть время.

— В общем, вчера ... я был в гостях...

— Так. У кого?

— Да, у одного козла.

— Имя?

— Вы его не знаете.

Выражение его глаз заставило меня немедленно произнести имя.

— Так, — кивнуло чудовище.

— Мы поиграли в покер. Ну, немножко выпили...— я посмотрел на саблезубого. Он был весь во внимании. — Короче, этот гад выиграл у меня две сотни и больше я ничего не помню.

— Это он дал тебе задание проникнуть в комнату?

— Да нет же! Слушайте, я пришел домой часов в двенадцать и лег спать. Сплю и вдруг слышу, как кто-то меня зовет сквозь сон. Кстати, это была не ты?— я повернулся к Лире.

— Нет, — она продолжала умываться.

— Странно. Тогда кто же?.. Я соскочил и вижу, что нахожусь в совершенно пустой комнате.

— Так.

— Пошел к окну, но не дошел: комната растянулась, вы представляете? Оглянулся и увидел дверь. Дальше вы все знаете.

— Да, она нам сообщила,— подтвердил он.

— У вас, что все двери такие болтливые?

— Нет, просто у нее такая должность.

— И много она получает?

— Я чувствую, мы с тобой слишком церемонимся. Ты что, забыл про угол?

— Слушай, Ваше Вашество,— я по-дружески потрепал его по плечу. — Давай не будем заниматься всякой ерундой. Пойдем, опрокинем по стаканчику, поговорим по душам, а?

Его Сиятельство быстро очухался, снова парализовал меня своей серебристой палочкой и разозлился пуще прежнего.

— Ты что, меня загипнотизировать решил?— его глаза налились кровью.

— Гипноз запрещен уже тысячу лет,— вставила Лира.— Либо они этого не знают, либо действуют очень вероломно.

— Ребята, да вы что?! Я же просто...

— Ну, все!— он схватил меня в охапку и поднес к своей огнедышащей пасти.— Тебе не миновать расщепления, поганец!

Я приподнял брови.

— Да? А я уж думал, что мы расстанемся друзьями.

— Нет, — он довольно заклацал своими длиннющими зубами. Так он смеялся.

Вот какое, оказывается, лицо у смерти! Но нас прервали. Вбежал какой-то сосискообразный товарищ и что-то интенсивно зашептал Его Сиятельству на ухо. Его хватка ослабла, и я попытался побыстрее отдалиться. Его Сиятельство внимательно выслушал гонца, хмыкнул, хрюкнул, буркнул, кивнул головой и отпустил сосискообразного.

— Картина проясняется,— он был явно доволен,— пожалуй, расщепим мы тебя попозже. Успеется еще. А пока ты нам пригодишься. Лира!

— Да, я слушаю.

— Подержи его на временном сохранении.

Я от счастья жадно хватал воздух. Что там произошло, не знаю, но участь моя на ближайшие дни решена, это точно. Лира нажала какую-то кнопку, пол подо мной исчез, и я полетел со скоростью света куда-то далеко вниз.

3.

Впечатление препоганейшее. Меня в самолет-то силком не затащишь, а тут несешься куда-то, совершенно ничего не соображая, и только чувствуешь, что душа едва успела зацепиться за тело (наверняка по чистой случайности) и следует в порядочном отрыве от него. Очухаться я успел только на месте. Конечным пунктом оказалась камера.

Ха, я в тюрьме! И что немаловажно, в 'одиночке'. Весело, ничего не скажешь. Сохранение, конечно, временное, но трудно сказать вспомнит ли Его Сиятельство о моей персоне. Вишь, как дела навалились. Отложить мою казнь! Нет, должно было произойти что-то экстраординарное.

Так что придется посидеть какое-то время в этой келье и переждать. А что еще остается? Что еще остается делать человеку, который оказывается в будущем совершенно голый, без денег, документов и рекомендательных писем, да еще умудряется попасть в какую-то секретную комнату, за что ему сразу же шьют шпионаж и без суда и следствия приговаривают к смертной казни?

Вот тебе и светлое будущее! Разговаривай теперь всю жизнь с дверями, кошками и их сиятельствами... Да и то, если когда-нибудь выйдешь отсюда. Ужас! Я жил спокойной... относительно спокойной... нормальной... ну, хорошо, по крайней мере, человеческой жизнью. В нормальном мире.

Обычно в фильмах и книгах герои думают: "Не сошел ли я с ума?" Им хорошо, в кино все заканчивается прекрасно. А мне? Где мой хэппи-энд? В психушке? Конечно, можно предположить, что это сон или какие-то неопознанные алкогольные галлюцинации, доселе неизвестные науке, но как это проверишь?

Я ущипнул себя. Нет, больно уж все реально. И что теперь? Биться весь остаток дней головой о мягкую стенку?

— Только не сейчас, пожалуйста. У меня итак нервы не к черту.

— Вот, уже и кактусы заговорили. Я точно рехнулся. Кактусы... Какие кактусы? Откуда в тюрьме могут быть кактусы?

— Оттуда же откуда и вы. Со СВОБОДЫ! — последнюю фразу он произнес так торжественно, что я аж поежился от мысли, что могу просидеть здесь до самой смерти. Он стоял в своем горшочке ко мне спиной, сложив свои отростки на груди, и сумрачно наблюдал за тем, что происходит снаружи за зарешеченными окнами, там, где играл огнями ночной город.

— Так ты, выходит, такой же заключенный, как и я? — осторожно спросил я.

— Нет, я политический.

— Ого, и за что же тебя, бедолагу?

— За пропаганду справедливости, — не менее торжественно произнёс он.

— А, вражины правду невзлюбили?— я всегда сочувствую бунтарям-одиночкам.

— Да, да...— он сиротливо посмотрел на свой предполагаемый корень.

Борец в неволе — это так печально.

— Несправедливость порою берет верх... Стоит подумать о жизни чуть иначе и вот результат,— он вздохнул, оглянулся на меня и в его глазах вспыхнул странный огонек.

Кактус выпрямился.

— Поверьте, мы будем бороться и дальше. — Печаль мгновенно перешла в воодушевленность.— Нас ничем не сломить!— впечатал он, и огонь в его глазах перерос в пожарище.

Вероятно, он нашел во мне потенциального сторонника. Значит, сейчас я прослушаю лекцию.

— Свободные люди должны восторжествовать над алчностью и лицемерием! Мы...

И понеслось. Лозунги летели друг за другом, метафоры сменяли восклицания. Он запрыгал взад-вперед по подоконнику и заливался так громко, что если где-то рядом и были охранники, они наверняка все перемёрли от его визгов. Прошло около получаса, прежде чем он успокоился. Я основательно прочистил уши и спросил:

— Так за что же ты борешься?

— Как?! — он подпрыгнул от удивления.— Ты разве не понял?

— Нет, — наверно я слишком наивен.

— Пойми же, мы хотим восстановить справедливость. Ведь ты же и сам наверняка этого хочешь.

— Я? А меня-то в чем притесняют?

— Как??? — он снова подпрыгнул вместе с горшочком.— Неужели тебя это удовлетворяет? Ты что доволен положением своей касты?

— ??? — жалко, что нет рядом зеркала. Мое лицо наверняка очень живописно.

— Нужно пересмотреть все строение общества! Люди, не обладающие способностью моделировать свой образ, даже, несмотря на свои отличительные особенности (не люблю слово "примитивность"), — пояснил он,— должны обладать теми же правами, что и все остальные.

Я ошалело смотрел на него. Выходит, меня принимают за своего, я здесь не так уж необычен. Правда, из того, что мне сказал воодушевленный кактус, я ровным счетом ничего не понял. Пора прояснить ситуацию. Придав своему голосу примирительный оттенок, я сказал следующее:

— Послушай, я не отсюда. Здесь я совершенно чужой. Не мог бы ты мне объяснить, что тут у вас происходит.

— Ты что с Марса? — нахмурился он.

'Знакомое название', — отметил я про себя.

— Нет. Допустим я с другой планеты.

— С какой "с другой"? Что ты мне лапшу на уши вешаешь?! В нашей системе только две обжитые планеты.

Я задумчиво поморгал и сам себя спросил:

— Может я вообще из другой системы?

— Чушь! Нет связи с другими звездными системами. А если ты и вправду оттуда...— он насторожился, — и... раз сидишь здесь, значит ты шпион. А со шпионами я не общаюсь, — он демонстративно отвернулся.

— И что, тебе нисколько не интересно узнать о других мирах?..

— Да сдались мне твои миры! Я здесь-то понять ничего не могу.

Этот парень мне определённо нравился.

— Ну, хорошо, я не буду тебя обманывать. Я из прошлого, если это так конечно.

— Ну и что, — ему было все равно.

— Я прошу тебя объяснить, что здесь происходит.

— Да ничего хорошего!

— Ну, а если серьезно?

— Еще хуже, — он повернулся и грустно посмотрел на меня.

— Это как?

— Устал я.

Я усмехнулся. Кактус был юн.

— Отчего же ты устал? — спросил я.

— От безысходности. Ради чего мы живём? Посмотри, разве это жизнь? Это существование!

'У всех одни проблемы', — подумал я.

— Трудно не согласиться, — сказал я. — Но, боюсь, это неизбежно.

— Я об этом и говорю. Общество устроено таким образом, что каждый из нас вместо того, чтобы реализовывать свой потенциал, творить, созидать, вынужден заниматься приспособленчеством, подстраиваться под систему.

— Так всегда было.

— Вот-вот, а зачем это нужно? Из-за этого мы становимся бездушными. Живёшь, а в душе пустота. Ничего не надо. Лишь бы оставили в покое, а они лезут и лезут... Все умнее тебя, все знают как надо лучше. Слушаешь всех постоянно, уже сам думать разучился.

— У меня было такое же одно время, — улыбнулся я.

— Ну и как?

— Да наплевал на всех и живу, как вздумается.

— Вот хорошо-то!

— Ты бы и сам так мог.

— Я? А как?

— Ты мне расскажи о вашем мире, а я тебя научу.

— Ладно, шпион ты или нет, мне все равно. Спрашивай, если хочешь.

4.

Спросить я так ничего и не успел. По стене заскользила дверь, приковав наше внимание. "За кем-то из нас!" — эта мысль вертелась в мозгу, пока дверь не распахнулась.

Перед нами открылась бездна. Бесконечное пространство с далекими проблесками звезд буквально притягивало к себе. То же самое чувствуешь, когда стоишь на крыше высотного дома и смотришь вниз: голова осторожно наклоняется и земля начинает тянуть тебя, ухватившись за устремленный на нее взор. И так трудно прекратить это неосознанное движение. А когда отпрянешь назад, вдруг понимаешь, что этот самогипноз мог только что оборвать твою жизнь.

Но пространство за дверью невозможно было перебороть. Оно по миллиметру затягивало нас в себя, и мы двигались к жерлу двери уже не только мысленно, но и физически. Тело сползало туда, ощущая мощное поле, его силу, легкую вибрацию. Кактус двигался быстрее. Он был намного ближе к пропасти, чем я, но мы постепенно сравнялись. Еще мгновение и нас унесет в неведомые просторы космоса.

Думать становится все тяжелее, еще тяжелее сопротивляться. В голове пульсирует беспощадная мысль, что бессмысленно противиться Вселенной, что легче, намного легче, уступить.

Последние сантиметры отделяют нас от вечной тьмы. Глаза наполнены ужасом, внутренности дрожат. Мы готовы сдаться. Сейчас...

Хлоп.

Дверь перед носом закрылась. Веревки оборвались, и мы рухнули на пол. Очень долго приходили в себя. Первым очухался кактус.

— Ну, как тебе психо-физические методы воздействия, голова не трещит?

— Есть маленько. А что это было?

— Гипноз, — он хищно улыбнулся. — Страшно?

— Почти.

— А я уже привык. Сегодня было даже не так страшно. Вот вчера...

— Но гипноз ведь запрещен уже тысячу лет!

— Ну, это для кого как. Эти выродки, если им понадобится, даже солнце треугольным сделают, что уж тут говорить про какой-то запрет. Прошли те времена, когда на земле торжествовала справедливость.

— Это когда ж она торжествовала? Что-то я такого не припомню.

— Да нет, бывало, но в прошлом, — сказал он.

— И в далеком?

— О, да. Это было очень давно.

— Может быть, попытаемся вычислить. Поперемещаемся во времени и попадем в этот золотой век.

— Ты все шутишь... — на него, похоже, напала грусть.

— Нет, давай попробуем. Какой сейчас год?

— 1975.

— Э.. .э. Как бы это сказать?.. А какой эры?

— Нашей.

— Ну что ж, спасибо, ты полностью прояснил ситуацию.

— Не за что,— он немного смутился.

— Да, еще один вопрос. До нашей эры еще какая-нибудь была?

— Конечно.

— И когда она началась?

— Ой, давно.

— Ну а все же?

— В день сотворения мира, наверное.

Пауза немного затянулась.

— Хорошо, пойдем другим путем. Сколько лет назад это было?

— Сотворение мира?

— Ну, начало цивилизации, или как там это правильно называется?

— Не знаю точно. Наверное, тысяч восемь-десять... лет назад. Я же не историк.

— Пойми, мне нужно хотя бы примерно определить свое время.

— Но я тебе большего не скажу.

— Да, — протянул я.

Информации было слишком мало.

Мы сидели молча. Кактус смотрел за окно, я — на пол. Уже светало. В воздухе зависла предутренняя серость.

— Знаешь,— он очнулся от размышлений,— а мы ведь так и не познакомились.

— Точно.

— Вертиклюй Вертиклюй XIII,— он протянул мне 'руку'. — Ах да, конечно,— и быстро одернул ее назад.

5.

Мы замолчали. Камера погрузилась в абсолютную тишину. Маленький взбалмошный кактус смотрел в пустое окно, а я изучал морщинистый пол, покрытый слабым светом рождающегося утра.

К своему удивлению, мне пришлось признать, что сейчас я сидел с совершенно пустой головой. Со мной никогда такого не случалось. Человек всегда о чем-нибудь думает. О важном или о мелочах, без разницы. Я же сейчас сидел абсолютно отрешенно. Мой мозг был чист, стерилен. В нем не было даже намека на мысли, как будто их аккуратно вымели из моей головы так, что даже сориночки не осталось.

Я согласен, когда в голове идеальный порядок, это хорошо, но меня это пугает, потому что в данном случае я перестаю чувствовать себя человеком.

— Вертиклюй, о чем ты думаешь? — спросил я.

— Я? Я не думаю, я наблюдаю.

— Значит и ты тоже,— я вздохнул и опустил голову. — И ты тоже...

— Нет, это не значит, что у меня нет никаких мыслей. Просто на данный момент я не занят размышлениями, и все.

Секунду подумав, он повернулся ко мне.

— У тебя сейчас состояние, будто мысли покинули твой мозг и не собираются возвращаться,— то ли спросил, то ли констатировал он.

— Да,— я поднял на него глаза.— Что это такое?

— Быстро же они тебя... — усмехнулся он.— Это все те же методы воздействия. Со мной это произошло только после третьего раза.

— Это пройдет?— спросил я.

— Если научишься сопротивляться, то да,— он улыбнулся.— Да ты не бойся, я тебя научу.

— Правда? — я обрадовался тому, что есть человек, который может мне хоть в чём-то помочь.

— Успокойся, это еще не самое страшное, что может здесь с тобой произойти. Расщепление — вот это действительно серьезно.

— Это реально?

— Честно говоря, для тебя это даже более реально, чем для меня.

— Почему?

— Ты чужой, а все чужие для них шпионы. Так что пощады не жди.