Принц из ниоткуда Книга 1 Часть 1

ГЛАВА I.

'Ну может же так не повезти?!'

1.

— Просыпайся...— кто-то тихо нашептывал мне.

— Просыпайся! Проснись!

Я отвернулся, но настырная мысль, прокравшаяся сквозь сон, заставила подняться.

— Кто здесь? — я сел в кровати и стал беспомощно оглядываться по сторонам, щурясь на белый матовый свет, пронзавший мою голову острейшей болью. — Чего надо?

Ответа не последовало. Я прикоснулся ледяной ладонью ко лбу. Боль немного притупилась, и я постепенно стал различать очертания комнаты, в которой проснулся. Передо мной возникли ровные ряды белой керамической плитки, тянущиеся от серого цементного пола до ослепительно белого потолка. Ряды уходили вдаль к огромному окну, В котором безраздельно царствовала полная Луна нежно-жёлтого цвета. Кажется, еще чуть-чуть и она вывалится из окна сюда, в комнату, упадет и словно гигантский мяч покатится в мою сторону. Удивительное зрелище!

Я огляделся по сторонам. Кровать, в которой я проснулся, стояла посредине комнаты. Двери не наблюдалось. Решил идти к окну, чтобы сориентироваться, где я. Но, пройдя по обжигающе холодному полу несколько минут, промерзнув до самого костного мозга и так и не достигнув окна, которое как линия горизонта отодвигалось по мере приближения к нему, я полностью избавился от минутных восторгов, стряхнул остатки сна и, простучав зубами незатейливый ритмический рисунок, обратился к действительности.

Итак, меня разбудили среди ночи в совершенно незнакомой комнате, с потрясающей обстановкой, состоящей из одной кровати. В комнате, которая имеет милое свойство растягиваться как резина, и, которую не топили, наверное, тысячу лет. Ещё одной особенностью этого каземата является отсутствие двери, что не может не вызвать вопрос о моём появлении здесь.

Поиски выхода за плиткой, в полу и на потолке оказались тщетными. Параллельно, поиски одежды (а сплю я, знаете ли, голый) также не привели к успеху. Крики ничего не дали. О телефоне даже не спрашивайте. Жизнь на данном этапе зашла в тупик в прямом и переносном смысле.

Мыслил ли я, заходя в свою квартиру, (заметьте, абсолютно трезвый... ну, разве, только чуточку выпивший... или, по крайней мере, отвечающий за свои действия) и, ложась спать 22 февраля 2004 года где-то в половине первого ночи по местному времени, что окажусь в этой конуре и буду, как дурак, торчать тут пока не окоченею от холода и не подохну бесславно в расцвете лет?

Отвечу честно, не мыслил.

Оторвавшись от горестных мыслей и тупо взглянув в пространство, я обнаружил наличие двери в помещении. Эта весьма невзрачная особь лениво двигалась по левой стене в моём направлении и. похоже, меня не замечала. Раздавив безумный огонь охотника, мгновенно вспыхнувший в моих очах, и приняв безразличный вид, я стал дожидаться, когда она поравняется со мной.

Как только это случилось, я накинулся на неё и схватился за её медную ручку. Но она здорово брыкнулась и, отбросив меня, отскочила в дальний угол. Там она затаилась и стала опасливо следить за мной. Я поднялся и, пытаясь не вспугнуть её, стал приближаться.

— Гуль, гуль, гуль.

Она вздрогнула, но осталась на месте.

— Спокойно милая, не бойся. Я хороший, — ласково приговаривал я, медленно подходя к ней.

Видимо я не вызывал доверия. Она, предугадав мой прыжок, заметалась по комнате. Три минуты ожесточенной беготни и матерщины не дали никаких результатов, тем более что бегун из меня всегда был плохой, а слова на неё просто не действовали. Правда, я согрелся, но это детали.

Тяжело дыша и отплёвываясь, я смотрел на неё, остановившуюся на потолке и как будто внимательно разглядывавшую меня.

— Ну, ты, рухлядь старая, долго ещё от меня бегать будешь?

Она скрипнула, но я, к сожалению, не расслышал, что именно.

— Ты бы хоть приоткрылась маленько, — попросил я.

К моему удивлению, призыв достиг цели — дверь распахнулась. В открывшемся проёме сидела обыкновенная черная кошка. Если бы не два огромных желтых глаза с черными щелочками, выступавших из тьмы, я бы ни за что не догадался, что она там есть.

— Что за глупые шутки ты устроил с моей дверью? — холодно спросила кошка.

— О...э...а, — ответил я.

— Отвечай, зачем гонялся за ней?

-Да я... — я почесал за ухом, краснея, как провинившийся школьник. — Слушай, далась тебе эта дверь? Я сижу в этом морозильнике целый час. Естественно, что мне охота выйти.

Она фыркнула и чуть спокойнее сказала:

— Ладно, забудь. Извинись перед ней, и покончим с этим.

— Что? Перед ней? — я, сморщившись, ткнул пальцем в дверную створку. — Ещё чего! Я перед дверьми не извиняюсь.

Её глаза заалели.

— Либо ты сейчас извиняешься за свою ругань и приставания, либо я расщеплю тебя без всякого разбирательства.

— Да с чего ты решила, что я к ней приставал? — воскликнул я.

Она удивленно хлопнула глазами.

— Она сама мне сказала.

— Что, она ещё и разговаривает?

— Хватит паясничать! — раздраженно отрезала она. — Я, майор Лира, служба внешней разведки. По какому праву вы находитесь здесь?

— Это бы я и сам не прочь узнать, киска.

— Я тебе не киска! Называй меня Лира или госпожа майор.

— Госпожа майор, давай ты меня возьмешь и вернешь назад домой. Раз ты на потолке сидишь без проблем, и двери говорящие у тебя как собачки бегают, тебе это не составит труда, а?

— Вы нарушили все пространственные границы! Каким образом вы очутились здесь?

Вы бы знали, как меня бесит этот официальный тон.

— Знаешь, крошка, я прилетел сюда на большом корабле из далекой галактики, немножко побегал по магазинам и пришел сюда потерроризировать твою дверь. Я сознаю свои ошибки и готов сейчас же извиниться перед ней, тем более, раз меня просит такая приятная собеседница как ты.

— Давно бы так!

Я усмехнулся:

— Слушай, я, конечно, может и дурак, что разговариваю с кошкой. Ничего, бывает. Разговаривают люди с кошками, но с дверью! Ты меня за кого принимаешь?

— Хорошо, где вы оставили свой корабль?

— Брульянт ты мой, что у тебя с головкой? О косячок постучись, может тогда чувство юмора вернется.

— Вы понимаете, что непочтительно разговариваете с представителем власти? Откуда вы прилетели?

— А, так его у тебя никогда и не было! — догадался я.

— Кого это? — насторожилась она.

— Чувства юмора.

Она скрипнула зубами.

— Я вынуждена буду арестовать вас за проникновение в 'Лунную комнату' и за оскорбление представителя власти. Учтите, что я доложу о сопротивлении с вашей стороны.

— Лирунчик, — взмолился я. — Ты умная девочка. Посмотри на меня, похож ли я на шпиона?

— Единственное, что могу вам ответить — ваши правдивые ответы на допросе помогут смягчить наказание, — безразлично выговорила она.

— Да что тебе ответить-то? Спрашивай.

— Откуда вы? — спокойно молвила она.

— Да с Земли я, с Земли!

— Понятно! — она недовольно вильнула своим хвостом с белым кончиком. — Значит будем разговаривать по другому. Взять его!

Какие-то прозрачные нити обволокли меня и притянули через дверь в тот темный проём, из которого она вещала. Меня понесли. Нет не люди. Я перемещался по воздуху. Хоть я, поначалу и отбивался, но быстро понял, что схвачен крепко и перестал рыпаться. По ходу движения, коридор стал светлеть, и я мог разглядеть перед собой контуры Лиры, которая важно вышагивала впереди и изредка оглядывалась на меня, с презрением сверкая своими желтыми глазами.

Сначала я обрадовался, что хоть как-то покинул эту комнату, но вскоре подумал, что она — единственное связующее звено между моим миром и этим, и что, пожалуй, я никогда больше не смогу пробраться сюда, чтобы вернуться. Остаётся только привыкать к этому странному миру, если меня, конечно, не казнят прежде, приняв за какого-нибудь шпиона.

А коридор меж тем светлел. Мы повернули и вышли к стеклянному переходу, из которого на нас обрушился разноцветный хаос света, исходившего от прекрасного города, лежавшего далеко внизу. Я точно завороженный стал смотреть на это ослепительное великолепие площадей, проспектов и улиц, раскинувшихся подо мной.

От горизонта до горизонта сиял этот город-гигант, окрашивая в невообразимые цвета одинокие облака, медленно проплывающие над ним в небе, заполоненном фантастическими летательными аппаратами, рассекающими воздух в разных направлениях. Гигантские небоскребы, вонзались в темную высь, словно огромные воины среди бесчисленного войска стремительных карликов, связавших их прозрачными трубками дорог, увесивших голографической рекламой и беспрерывно носящихся как обезумевшие светлячки между ними.

Они стояли и тихо постанывали, вторя ветру, наплевавшему на человеко-машинный улей, гудящий внизу. Глядели на просыпающуюся над горизонтом Луну и надеялись, что она хоть раз услышит их грустную песнь, разносимую ветром на многие мили вокруг, сжалится и заберет их к себе, в безмолвную пустыню, где они смогут тихо о чем-то мечтать и глядеть на чистые как слёзы звезды, горящие в безмерном пространстве.

О чем это я? Я очнулся, еще раз взглянул за стекло, и наконец-то понял, что попал в то самое светлое будущее, о котором мечтали философы и фантасты; к которому стремились ученые и политики и на которое им даже краешком глаза не удалось взглянуть. Не говоря уже о том, чтобы его приблизить. А я, дорогие мои, здесь, в этом великолепном мире, а не в том — измученном войнами, болезнями, стихийными бедствиями и терроризмом.

У меня закружилась голова. Будь я на ногах, я бы непременно свалился от нагрянувшего счастья, но меня крепко держали и несли неизвестно куда вслед за черной кошкой Лирой, которая слушает всякие там двери, которые неизвестно что могут наговорить про приличных людей, благо их никто не слышит. (Никто? А может только я?)

В этот самый момент, развеяв мои мечтания, по стеклу, прямо у меня над головой, а точнее перед моим благородным носом, пробежала какая-то когтистая мерзость, с присосками на подушечках лап, очень похожая на крысу, только больше размером и намного отвратительнее.

Её маленькие глазки уставились на меня и, опознав во мне потенциальную жертву, крыса стала ожесточенно грызть стеклянную перегородку своими многочисленными зубами. Возможно от неожиданного знакомства, или от тех бурных чувств, которые пыталась выразить эта, с позволения сказать, мышка, я как чувствительная барышня упал в обморок.

2.

Когда очнулся, подумал, что этот город может быть так прекрасен только с высоты и, если я ознакомлюсь с ним из окна автобуса, то ничего не потеряю (из частей тела конечно!).

Я лежал и вдруг услышал голоса. Один из них принадлежал Лире. Кто-то хриплый спросил:

— Ты выяснила кто он?

— Нет, Ваше Сиятельство.

— Как быстро ты попала в комнату?

— Через пятнадцать минут после вашего сигнала я была там.

— Значит, он был там не больше получаса.

— Да, это максимум.

— Он что-нибудь предпринял?

— Да! — это уже я.

Они видимо не ожидали, что я их слышу.

— Что же?— спросил властно хриплый.

— А вы собственно кто такой, чтобы мне вопросы задавать?

Раздался какой-то булькающий звук. Возможно, он поперхнулся моей наглостью.

— По какому праву вы задержали меня, даже не предъявив обвинения?

Он дико взревел. Внезапно меня подбросило вверх, и я очутился перед лицом... (лицом? Ну, хорошо, пусть это будет лицо) огромного "человека".

— Что ты делал там?!?— я беспомощно болтался в воздухе, пытаясь сообразить, что ему ответить.

— Ну, как вам сказать?

— Как можно точнее,— он улыбнулся на все свои сто пятьдесят четыре белоснежных зуба, если я правильно успел сосчитать.

— Вам никто не говорил, что у вас чудесная улыбка?

Чудовище подкинуло меня метров на пять как волейбольный мячик. Во время полета, про себя я согласился с одним знакомым архитектором, помешанным на высоких потолках, что высота помещения семь метров — это круто, и даже не предел. Приземлившись, я вновь оказался в объятиях своего воздыхателя.

— Ты будешь говорить?— прорычало Его Сиятельство.

— Да, — промямлил я, сознавая, что храбрость отнюдь не отличительная черта моего характера.

— Хорошо,— меня опустили на пол.

Я поводил плечами и огляделся. На широком прозрачном столе, заваленном кучей бумаг, рядом с большим глобусом и миниатюрной настольной лампой сидела Лира и лизала лапку. Я присел на прозрачный стул подле стола и продолжил осмотр. Кабинет был просто огромный, с одной прозрачной стеной позади стола и настолько же прозрачным потолком, за которыми искрилось золотниками звезд безоблачное черное небо.

Я могу представить, как дрожат коленки у подчиненных Его Сиятельства, когда они входят в этот зал. Насколько же их должно давить это пространство? Прямо перед тобой на фоне неба восседает босс за своим неприступным, как цитадель, столом, над ним раскинулась лазурь стратосферы; сияет начищенный пол, по правую руку отсвечивают стеклом исполины-стеллажи, набитые книгами, с другой стороны на всю стену — карта мира до самой последней кочки. Жуть! Люди, наверное, в обморок падают.

Его Сиятельство — волосатая глыба, увидев которую содрогнулся бы и неандерталец, залез за свой стол, скрестил пальцы и уставился на меня.

— Здравствуйте,— я улыбнулся.

Он фыркнул.

— Ты будешь говорить, червь поганый?

— Слушай ты, орангутанг зубастый, я тебе не подчиненный, орать на меня не надо.

Конечно это вызов, несомненно, он меня достал, но все же больше мое поведение определила скользнувшая мысль, что это просто сон, и вся эта котовасия закончится, когда я проснусь. Правда, через секунду я отказался от столь смелого предположения. Сжавшись под столом и отпинываясь от когтистых лап моего нового знакомого, я почему-то вспоминал маму.

Когда мой мучитель меня поймал, парализовал какой-то серебристой палочкой и снова посадил напротив себя, я увидел, что он смягчился.

— Хорошо, парень. Будешь ты говорить или нет, значения не имеет. Тебя все равно уничтожат, так как своей смертью шпионы у нас не умирают.

Я смирился. Спорить было нечего.

— Вот и хорошо. Теперь скажи нам, что ты делал в межгалактическом узле связи?

— Это в том морозильнике, где я проснулся?

— Да, да. Именно там,— кивнул зубастый. — Что ты делал в Лунной комнате?

— Спал.

Он расхохотался.

-Ты прибыл туда в час тридцать, а Лира была у тебя уже в два. И ты хочешь сказать, что залез туда, чтобы вздремнуть там с полчасика?

— Нет! То есть да... Нет! Сам не пойму. Да поймите же вы! — заметался я.

— А почему на вопрос, предпринял ли ты там что-нибудь, ты ответил "да"?

— Пошутить хотел.

— Ты думаешь здесь место для шуток? Что ты предпринял?— зарычал он.

— Да ничего!

— Знаешь, если ты будешь упираться, я поставлю тебя в угол.

— В угол?— я на секунду задумался.— Нет, пожалуй, в угол не надо. Нет! Определенно в угол я не хочу.

— Ну что ж, это разумно,— серьезно сказал он.— Я рад, что ты понимаешь, в какой ситуации ты находишься.

— Да? — протянул я.

Он вскинул брови.

— Психофизическое воздействие, как, по-твоему, это серьезно?

— Да, да.— Я интенсивно закивал. Кому же охота психом стать?

— Ну вот, ты все понимаешь,— он протянул ко мне свою когтистую лапу и опустил ее на мое плечо. Оно заметно просело.— Ну а теперь расскажи, как ты попал в Лунную комнату и что ты там делал.

— Ну, я даже не знаю с чего начать...

— Говори, у нас есть время.

— В общем, вчера ... я был в гостях...

— Так. У кого?

— Да, у одного козла.

— Имя?

— Вы его не знаете.

Выражение его глаз заставило меня немедленно произнести имя.

— Так, — кивнуло чудовище.

— Мы поиграли в покер. Ну, немножко выпили...— я посмотрел на саблезубого. Он был весь во внимании. — Короче, этот гад выиграл у меня две сотни и больше я ничего не помню.

— Это он дал тебе задание проникнуть в комнату?

— Да нет же! Слушайте, я пришел домой часов в двенадцать и лег спать. Сплю и вдруг слышу, как кто-то меня зовет сквозь сон. Кстати, это была не ты?— я повернулся к Лире.

— Нет, — она продолжала умываться.

— Странно. Тогда кто же?.. Я соскочил и вижу, что нахожусь в совершенно пустой комнате.

— Так.

— Пошел к окну, но не дошел: комната растянулась, вы представляете? Оглянулся и увидел дверь. Дальше вы все знаете.

— Да, она нам сообщила,— подтвердил он.

— У вас, что все двери такие болтливые?

— Нет, просто у нее такая должность.

— И много она получает?

— Я чувствую, мы с тобой слишком церемонимся. Ты что, забыл про угол?

— Слушай, Ваше Вашество,— я по-дружески потрепал его по плечу. — Давай не будем заниматься всякой ерундой. Пойдем, опрокинем по стаканчику, поговорим по душам, а?

Его Сиятельство быстро очухался, снова парализовал меня своей серебристой палочкой и разозлился пуще прежнего.

— Ты что, меня загипнотизировать решил?— его глаза налились кровью.

— Гипноз запрещен уже тысячу лет,— вставила Лира.— Либо они этого не знают, либо действуют очень вероломно.

— Ребята, да вы что?! Я же просто...

— Ну, все!— он схватил меня в охапку и поднес к своей огнедышащей пасти.— Тебе не миновать расщепления, поганец!

Я приподнял брови.

— Да? А я уж думал, что мы расстанемся друзьями.

— Нет, — он довольно заклацал своими длиннющими зубами. Так он смеялся.

Вот какое, оказывается, лицо у смерти! Но нас прервали. Вбежал какой-то сосискообразный товарищ и что-то интенсивно зашептал Его Сиятельству на ухо. Его хватка ослабла, и я попытался побыстрее отдалиться. Его Сиятельство внимательно выслушал гонца, хмыкнул, хрюкнул, буркнул, кивнул головой и отпустил сосискообразного.

— Картина проясняется,— он был явно доволен,— пожалуй, расщепим мы тебя попозже. Успеется еще. А пока ты нам пригодишься. Лира!

— Да, я слушаю.

— Подержи его на временном сохранении.

Я от счастья жадно хватал воздух. Что там произошло, не знаю, но участь моя на ближайшие дни решена, это точно. Лира нажала какую-то кнопку, пол подо мной исчез, и я полетел со скоростью света куда-то далеко вниз.

3.

Впечатление препоганейшее. Меня в самолет-то силком не затащишь, а тут несешься куда-то, совершенно ничего не соображая, и только чувствуешь, что душа едва успела зацепиться за тело (наверняка по чистой случайности) и следует в порядочном отрыве от него. Очухаться я успел только на месте. Конечным пунктом оказалась камера.

Ха, я в тюрьме! И что немаловажно, в 'одиночке'. Весело, ничего не скажешь. Сохранение, конечно, временное, но трудно сказать вспомнит ли Его Сиятельство о моей персоне. Вишь, как дела навалились. Отложить мою казнь! Нет, должно было произойти что-то экстраординарное.

Так что придется посидеть какое-то время в этой келье и переждать. А что еще остается? Что еще остается делать человеку, который оказывается в будущем совершенно голый, без денег, документов и рекомендательных писем, да еще умудряется попасть в какую-то секретную комнату, за что ему сразу же шьют шпионаж и без суда и следствия приговаривают к смертной казни?

Вот тебе и светлое будущее! Разговаривай теперь всю жизнь с дверями, кошками и их сиятельствами... Да и то, если когда-нибудь выйдешь отсюда. Ужас! Я жил спокойной... относительно спокойной... нормальной... ну, хорошо, по крайней мере, человеческой жизнью. В нормальном мире.

Обычно в фильмах и книгах герои думают: "Не сошел ли я с ума?" Им хорошо, в кино все заканчивается прекрасно. А мне? Где мой хэппи-энд? В психушке? Конечно, можно предположить, что это сон или какие-то неопознанные алкогольные галлюцинации, доселе неизвестные науке, но как это проверишь?

Я ущипнул себя. Нет, больно уж все реально. И что теперь? Биться весь остаток дней головой о мягкую стенку?

— Только не сейчас, пожалуйста. У меня итак нервы не к черту.

— Вот, уже и кактусы заговорили. Я точно рехнулся. Кактусы... Какие кактусы? Откуда в тюрьме могут быть кактусы?

— Оттуда же откуда и вы. Со СВОБОДЫ! — последнюю фразу он произнес так торжественно, что я аж поежился от мысли, что могу просидеть здесь до самой смерти. Он стоял в своем горшочке ко мне спиной, сложив свои отростки на груди, и сумрачно наблюдал за тем, что происходит снаружи за зарешеченными окнами, там, где играл огнями ночной город.

— Так ты, выходит, такой же заключенный, как и я? — осторожно спросил я.

— Нет, я политический.

— Ого, и за что же тебя, бедолагу?

— За пропаганду справедливости, — не менее торжественно произнёс он.

— А, вражины правду невзлюбили?— я всегда сочувствую бунтарям-одиночкам.

— Да, да...— он сиротливо посмотрел на свой предполагаемый корень.

Борец в неволе — это так печально.

— Несправедливость порою берет верх... Стоит подумать о жизни чуть иначе и вот результат,— он вздохнул, оглянулся на меня и в его глазах вспыхнул странный огонек.

Кактус выпрямился.

— Поверьте, мы будем бороться и дальше. — Печаль мгновенно перешла в воодушевленность.— Нас ничем не сломить!— впечатал он, и огонь в его глазах перерос в пожарище.

Вероятно, он нашел во мне потенциального сторонника. Значит, сейчас я прослушаю лекцию.

— Свободные люди должны восторжествовать над алчностью и лицемерием! Мы...

И понеслось. Лозунги летели друг за другом, метафоры сменяли восклицания. Он запрыгал взад-вперед по подоконнику и заливался так громко, что если где-то рядом и были охранники, они наверняка все перемёрли от его визгов. Прошло около получаса, прежде чем он успокоился. Я основательно прочистил уши и спросил:

— Так за что же ты борешься?

— Как?! — он подпрыгнул от удивления.— Ты разве не понял?

— Нет, — наверно я слишком наивен.

— Пойми же, мы хотим восстановить справедливость. Ведь ты же и сам наверняка этого хочешь.

— Я? А меня-то в чем притесняют?

— Как??? — он снова подпрыгнул вместе с горшочком.— Неужели тебя это удовлетворяет? Ты что доволен положением своей касты?

— ??? — жалко, что нет рядом зеркала. Мое лицо наверняка очень живописно.

— Нужно пересмотреть все строение общества! Люди, не обладающие способностью моделировать свой образ, даже, несмотря на свои отличительные особенности (не люблю слово "примитивность"), — пояснил он,— должны обладать теми же правами, что и все остальные.

Я ошалело смотрел на него. Выходит, меня принимают за своего, я здесь не так уж необычен. Правда, из того, что мне сказал воодушевленный кактус, я ровным счетом ничего не понял. Пора прояснить ситуацию. Придав своему голосу примирительный оттенок, я сказал следующее:

— Послушай, я не отсюда. Здесь я совершенно чужой. Не мог бы ты мне объяснить, что тут у вас происходит.

— Ты что с Марса? — нахмурился он.

'Знакомое название', — отметил я про себя.

— Нет. Допустим я с другой планеты.

— С какой "с другой"? Что ты мне лапшу на уши вешаешь?! В нашей системе только две обжитые планеты.

Я задумчиво поморгал и сам себя спросил:

— Может я вообще из другой системы?

— Чушь! Нет связи с другими звездными системами. А если ты и вправду оттуда...— он насторожился, — и... раз сидишь здесь, значит ты шпион. А со шпионами я не общаюсь, — он демонстративно отвернулся.

— И что, тебе нисколько не интересно узнать о других мирах?..

— Да сдались мне твои миры! Я здесь-то понять ничего не могу.

Этот парень мне определённо нравился.

— Ну, хорошо, я не буду тебя обманывать. Я из прошлого, если это так конечно.

— Ну и что, — ему было все равно.

— Я прошу тебя объяснить, что здесь происходит.

— Да ничего хорошего!

— Ну, а если серьезно?

— Еще хуже, — он повернулся и грустно посмотрел на меня.

— Это как?

— Устал я.

Я усмехнулся. Кактус был юн.

— Отчего же ты устал? — спросил я.

— От безысходности. Ради чего мы живём? Посмотри, разве это жизнь? Это существование!

'У всех одни проблемы', — подумал я.

— Трудно не согласиться, — сказал я. — Но, боюсь, это неизбежно.

— Я об этом и говорю. Общество устроено таким образом, что каждый из нас вместо того, чтобы реализовывать свой потенциал, творить, созидать, вынужден заниматься приспособленчеством, подстраиваться под систему.

— Так всегда было.

— Вот-вот, а зачем это нужно? Из-за этого мы становимся бездушными. Живёшь, а в душе пустота. Ничего не надо. Лишь бы оставили в покое, а они лезут и лезут... Все умнее тебя, все знают как надо лучше. Слушаешь всех постоянно, уже сам думать разучился.

— У меня было такое же одно время, — улыбнулся я.

— Ну и как?

— Да наплевал на всех и живу, как вздумается.

— Вот хорошо-то!

— Ты бы и сам так мог.

— Я? А как?

— Ты мне расскажи о вашем мире, а я тебя научу.

— Ладно, шпион ты или нет, мне все равно. Спрашивай, если хочешь.

4.

Спросить я так ничего и не успел. По стене заскользила дверь, приковав наше внимание. "За кем-то из нас!" — эта мысль вертелась в мозгу, пока дверь не распахнулась.

Перед нами открылась бездна. Бесконечное пространство с далекими проблесками звезд буквально притягивало к себе. То же самое чувствуешь, когда стоишь на крыше высотного дома и смотришь вниз: голова осторожно наклоняется и земля начинает тянуть тебя, ухватившись за устремленный на нее взор. И так трудно прекратить это неосознанное движение. А когда отпрянешь назад, вдруг понимаешь, что этот самогипноз мог только что оборвать твою жизнь.

Но пространство за дверью невозможно было перебороть. Оно по миллиметру затягивало нас в себя, и мы двигались к жерлу двери уже не только мысленно, но и физически. Тело сползало туда, ощущая мощное поле, его силу, легкую вибрацию. Кактус двигался быстрее. Он был намного ближе к пропасти, чем я, но мы постепенно сравнялись. Еще мгновение и нас унесет в неведомые просторы космоса.

Думать становится все тяжелее, еще тяжелее сопротивляться. В голове пульсирует беспощадная мысль, что бессмысленно противиться Вселенной, что легче, намного легче, уступить.

Последние сантиметры отделяют нас от вечной тьмы. Глаза наполнены ужасом, внутренности дрожат. Мы готовы сдаться. Сейчас...

Хлоп.

Дверь перед носом закрылась. Веревки оборвались, и мы рухнули на пол. Очень долго приходили в себя. Первым очухался кактус.

— Ну, как тебе психо-физические методы воздействия, голова не трещит?

— Есть маленько. А что это было?

— Гипноз, — он хищно улыбнулся. — Страшно?

— Почти.

— А я уже привык. Сегодня было даже не так страшно. Вот вчера...

— Но гипноз ведь запрещен уже тысячу лет!

— Ну, это для кого как. Эти выродки, если им понадобится, даже солнце треугольным сделают, что уж тут говорить про какой-то запрет. Прошли те времена, когда на земле торжествовала справедливость.

— Это когда ж она торжествовала? Что-то я такого не припомню.

— Да нет, бывало, но в прошлом, — сказал он.

— И в далеком?

— О, да. Это было очень давно.

— Может быть, попытаемся вычислить. Поперемещаемся во времени и попадем в этот золотой век.

— Ты все шутишь... — на него, похоже, напала грусть.

— Нет, давай попробуем. Какой сейчас год?

— 1975.

— Э.. .э. Как бы это сказать?.. А какой эры?

— Нашей.

— Ну что ж, спасибо, ты полностью прояснил ситуацию.

— Не за что,— он немного смутился.

— Да, еще один вопрос. До нашей эры еще какая-нибудь была?

— Конечно.

— И когда она началась?

— Ой, давно.

— Ну а все же?

— В день сотворения мира, наверное.

Пауза немного затянулась.

— Хорошо, пойдем другим путем. Сколько лет назад это было?

— Сотворение мира?

— Ну, начало цивилизации, или как там это правильно называется?

— Не знаю точно. Наверное, тысяч восемь-десять... лет назад. Я же не историк.

— Пойми, мне нужно хотя бы примерно определить свое время.

— Но я тебе большего не скажу.

— Да, — протянул я.

Информации было слишком мало.

Мы сидели молча. Кактус смотрел за окно, я — на пол. Уже светало. В воздухе зависла предутренняя серость.

— Знаешь,— он очнулся от размышлений,— а мы ведь так и не познакомились.

— Точно.

— Вертиклюй Вертиклюй XIII,— он протянул мне 'руку'. — Ах да, конечно,— и быстро одернул ее назад.

5.

Мы замолчали. Камера погрузилась в абсолютную тишину. Маленький взбалмошный кактус смотрел в пустое окно, а я изучал морщинистый пол, покрытый слабым светом рождающегося утра.

К своему удивлению, мне пришлось признать, что сейчас я сидел с совершенно пустой головой. Со мной никогда такого не случалось. Человек всегда о чем-нибудь думает. О важном или о мелочах, без разницы. Я же сейчас сидел абсолютно отрешенно. Мой мозг был чист, стерилен. В нем не было даже намека на мысли, как будто их аккуратно вымели из моей головы так, что даже сориночки не осталось.

Я согласен, когда в голове идеальный порядок, это хорошо, но меня это пугает, потому что в данном случае я перестаю чувствовать себя человеком.

— Вертиклюй, о чем ты думаешь? — спросил я.

— Я? Я не думаю, я наблюдаю.

— Значит и ты тоже,— я вздохнул и опустил голову. — И ты тоже...

— Нет, это не значит, что у меня нет никаких мыслей. Просто на данный момент я не занят размышлениями, и все.

Секунду подумав, он повернулся ко мне.

— У тебя сейчас состояние, будто мысли покинули твой мозг и не собираются возвращаться,— то ли спросил, то ли констатировал он.

— Да,— я поднял на него глаза.— Что это такое?

— Быстро же они тебя... — усмехнулся он.— Это все те же методы воздействия. Со мной это произошло только после третьего раза.

— Это пройдет?— спросил я.

— Если научишься сопротивляться, то да,— он улыбнулся.— Да ты не бойся, я тебя научу.

— Правда? — я обрадовался тому, что есть человек, который может мне хоть в чём-то помочь.

— Успокойся, это еще не самое страшное, что может здесь с тобой произойти. Расщепление — вот это действительно серьезно.

— Это реально?

— Честно говоря, для тебя это даже более реально, чем для меня.

— Почему?

— Ты чужой, а все чужие для них шпионы. Так что пощады не жди.

— Ну, может же так не повезти! — с досадой воскликнул я.

— Зря ты сюда приехал. Жить здесь просто невозможно.

— Можно подумать я выбирал! Проснулся, и уже здесь. До сих пор не могу в это поверить.

— Здесь вообще ни во что нельзя верить!— он опять опечалился.— Кто-то верит во всесильного президента, кто-то — в светлое будущее, другие — в неисчерпаемость человеческих сил... а я ни во что не верю. Ни во что, понимаешь! Я поэтому и орал на каждом шагу о том, что все погрязли в этом болоте. Кто бы слушал! Стал это делать с друзьями, и вот...

— Вертиклюй, давай отвлечемся, — я постарался оторвать его от грустных мыслей.— Ты говорил мне про касты. Как это понимать?

— Обыкновенно! Ты что не знаешь, что такое касты?— старый революционер быстро оживился.

— У нас это было чуть-чуть по-другому.

— Сейчас я тебе все объясню.— Он подпрыгнул ко мне поближе.

Но нас снова прервали. На стене замаячила дверь.

— Как же так?— забеспокоился мой сосед по камере.— Два раза в день?

— Во, гады что делают! — возмутился я.

Дверь стала открываться. Мы схватились за что попало в надежде продержаться хотя бы минуту. Но пред нами предстала Лира.

6.

— Собирайся, ты нам нужен, — провозгласила она из тьмы, открывшейся за дверью.

— А мне и собирать-то нечего,— я в нерешительности оглянулся.

— Тем лучше.

Я посмотрел на своего друга. Он утирал скупую слезу.

— А его? — спросил я.

— А ты уверен, что тебя выпускают? — ехидно спросила кошка.

В глазах Вертиклюя появился животный страх. Он попытался мне что-то сказать.

— Не стоит, — прервала его Лира. — Его не на расщепление, — и спокойно добавила,— пока еще.

Дверь за нами захлопнулась, и я оставил маленького бунтаря в тесной камере ожидать исполнения своего приговора.

— Как вы смеете так поступать с заключенными!— взорвался я.— Ты посмотри, что вы с нами делаете!

— Остынь, — холодно бросила она.

Но я не мог успокоиться.

— Слушай ты, мне плевать, что вы сейчас со мной сделаете, но знай, что я, так же как и Вертиклюй выступаю за право кактусов на самоопределение и за пересмотр всей вашей поганой системы, ясно? И я требую помиловать Вертиклюя!

Она расхохоталась. Представьте хохочущую черную кошку в темном тюремном коридоре. Не правда ли, воспринимается пугающе? Но ей, по-моему, действительно весело.

— Ты, что... решил, что...— она задыхалась от смеха,— ты действительно думаешь, что — Вертиклюй Вертиклюй XIII, наследник десятимиллиардного состояния ждет своей казни?

— Ну, а что же я должен думать, по-твоему?

— Да с жиру он бесится! Его мамаша умоляла нас заняться его воспитанием, а то ее сынок больно распоясался в последнее время. Пусть думает, что его хотят расщепить — быстрее успокоится.

— Ну и методы, — заметил я. Она меня не слушала.

— Это надо же придумать, право кактусов на самоопределение?! Ну, ты завернул!

— Но я думал, что он борец за права своего народа.

— Ха-ха-ха! Мы такие же люди, как и ты. Только более развитые.

— Да, конечно, как это я сразу не заметил?! Мы совершенно одинаковые, только у тебя мозгов больше.

— Иронизируешь ты зря. То, что я в образе ни о чём не говорит.

— Что значит 'в образе'?

— Мы можем принимать любые образы, но придерживаемся каких-то определенных.

— А почему не человеческих?

— Чтобы отличать таких как ты, от нормальных людей.

"Нормальных людей"— весело звучит, да?!

— А мы не нормальные?

— Вы — низшая каста. Вы не способны на многое, что для нас не составляет труда, — продолжила она.— В силу своей ограниченности...

— Постой, это что получается, если я не могу прикинуться крокодилом, то я дегенерат, так что ли?

— Смысл не только в принятии образа. Это частность. Но если ты можешь моделировать свою внешность, облик, пренебречь некоторыми физическими законами, значит, ты можешь многое другое. И это делает тебя почти всемогущим.

— И что же ты можешь?

— А зачем тебе это знать?

— Ну, как... Я пройду курсы повышения квалификации...

— Никаких курсов ты не пройдешь,— резко отрезала она.— Ты "примитивный" и точка! Между прочим, — она лукаво стрельнула глазами, — я оказываю честь, что говорю с тобой.

— Можешь в задницу засунуть свою честь! Понятно?

Она гоготнула.

— Ты точно как с Луны свалился. Да за одни эти слова, стоит мне пальцем шевельнуть, ты будешь гнить в тюрьме до конца своих дней.

— Да неизвестно, что лучше. Там сидеть или тебя слушать!

— Туда ты еще успеешь вернуться, — спокойно парировала она.

— А мне там было совсем неплохо. По крайней мере, Вертиклюй не такой баран как ты и Его Сиятельство.

— Если ты решил, таким образом, нас оскорбить, то у тебя это не получилось, — ехидная стерва пакостно ухмыльнулась.

— Это почему? — не понял я.

— Это своего рода комплимент, — она была явно довольна, чем раздражала меня еще больше, — именно этот образ моделирует наш президент. Так что, сравнение с ним, лично мне, приятно. Его Сиятельство, наверняка, также оценил бы это.

— Ты хочешь сказать, что ваш президент — баран?

Она кивнула.

— Он моделирует именно этот образ.

— Что ж не свинью?

— Образ барана выражает мудрость.

— Серьезно? Мудрость. Очень интересно.

— Я не понимаю твоей иронии, — она покосилась на меня.

— Да так. А я то думал просто есть умные люди, а есть не очень.

— Хо! Это заблуждение, дорогой мой. Далеко не все люди могут совершенствоваться. И далеко не у всех людей существуют благородные потребности. Таким как мы нужны знания, накопленные цивилизацией, мы их используем, накапливаем и переосмысливаем. А такие как ты, в них даже не нуждаются. У вас иные потребности. Поэтому и появилась каста людей — тех человеческих существ, которые достойны носить это имя, — она недовольно посмотрела на меня. — Ты мне начинаешь надоедать.

— А я от тебя не отстану, — я придал своему лицу умный вид. — Если ты — высшая каста, то я, получается, самая низшая?

— Представь себе, да.

— А сколько всего каст?

— Три.

— Неужели есть кто-то тупее меня?

— Не надейся. Ты держишь пальму первенства.

— А если без оскорблений?

— Есть еще одна каста — "слуги".

— Такие сосискообразные?

Она рассмеялась:

— В общем-то, да.

— Признаться, мне свой облик намного больше нравиться.

— Ты себе льстишь.

— Может быть, перестаем ругаться и продолжим урок?

— Валяй.

7.

— Почему именно кошка?

— Мы выбираем свой образ исходя из характера, положения, работы. Вертиклюй — кактус, потому что он бунтарь. Он хочет быть для всех неудобным, колючим...

— А ты, значит, такая мягкая кошечка. Ну, прямо любуйся и гладь.

— Не забывай, что у кошки есть когти.

— Хорошо, а Саблезубый почему такой красавец?

— Его Сиятельство?

— Да, да, его мать сиятельство!

— Потому что горилла — это власть, сила, уважение всех.

— Ты хочешь сказать, что он похож на гориллу?

— Как две капли воды, — простодушно ответила она.

Теперь я посмеялся вволю.

— Да горилла, по сравнению с ним, маленькая беззащитная мышка!

— Не знаю, почему ты так говоришь, Его Сиятельство подчерпнул этот образ из очень достоверных источников.

— Странно только, что в эти источники не входил зоопарк.

— А что это такое?

— Ты не знаешь?

— Нет, — она, похоже, растерялась.

— У вас, что животные живут только на воле?

— Те, что остались, — конечно. Да их всего-то ничего. Насекомых — несколько десятков видов, а млекопитающих два — летучие мыши и панцирные крысы. Ну, крысу ты видел.

При воспоминании о ней я передернулся и покрылся мурашками.

— Что, это всё???

— Да, больше животных на планете нет.

— Постой, а что же вы едите, уж не крыс ли?

— Нет, крыс мы не едим.

— Значит насекомых? — я поморщился.

— В каком-то смысле, мы не едим вовсе.

— Понятно, вегетарианцы.

— Разве я про растения не сказала?

— Нет.

— Растений осталось очень мало.

— А как же еда?

— Мы обходимся без неё.

— То есть, как?! — складывается такое ощущение, что Лира умеет врать так, как даже я не могу.

— Это трудно объяснить. Есть способ... не знаю, как проще сказать... мы заряжаемся энергией, что-то вроде того.

— Что???

— Да, да, все, что находится вокруг нас, — продолжала она, — даёт нам энергию. Солнце, воздух, вода, люди...

— Люди? Что, я тоже? — Вот ещё не хватало, чтобы они тянули из меня энергию.

— Да. Но не подумай, что мы такие ужасные вампиры, — она сделала страшные глаза, — я ведь тоже отдаю тебе часть своей энергии. Так что, боишься ты зря — то, что я у тебя взяла, я же тебе и верну.

— Может тебе ещё и спасибо сказать?

— Спасибо мне говорить не обязательно. Но посуди сам, так жить намного удобнее.

— Это чем же?

— Повышается жизнеспособность. Мы уже не зависим от еды или питья. В любых условиях мы выживем.

— Как можно жить без пищи, никак не пойму?

— Но ты ведь можешь.

— Я???

— Ты находишься здесь достаточно долго, но я ни разу не слышала, чтобы ты попросил хотя бы попить.

— С чего ты взяла? Ты же не сидела со мной в камере.

— Это не значит, что я не могла за тобой наблюдать,— многозначительно ответила она. -Если бы ты хотел пополнить свои силы не с помощью энергии, которую ты получаешь здесь отовсюду, — кошка сделала паузу и хитро посмотрела в мою сторону,— ты бы довёл меня до истерики своим нудливым голосом, умоляя чего-нибудь покушать, — окончание фразы Лира простонала гаденьким голосом.

— Ничего, до истерики я тебя доведу каким-нибудь другим способом, — ласково ответил я.

Она рассмеялась. Я пожал плечами и в очередной раз подумал о том, как немилосердна бывает судьба.

8.

Как же все странно! Мир без животных, растений. Голая пустыня, где живут люди, которые питаются только чужой энергией, носят странные образы, причем у каждого образ свой. Значит, все люди настолько разные!

— Вы что, действительно не похожи друг на друга?

— Все без исключения. В этом проявляется наша индивидуальность.

— Подожди, а как же деторождение?

— Его нет.

— Ха-ха, как так?

— Ой, это долго рассказывать. Времени мало.

— Нет, ты расскажи, я очень интересуюсь этими вопросами.

— Неужели?

— Я занимаюсь практическими аспектами этой проблемы.

— Ну, хорошо, я попробую.

— Я весь во внимании. Только давай подробней.

— Какой ты любознательный!

— Почему бы и нет.

— Ладно. Около трех тысяч лет назад, задолго до объединения, на Земле сильно обострилась демографическая ситуация. Планета страдала от перенаселения. К тому же неравномерное распределение ресурсов, в первую очередь питьевой воды и плодородных земель, усиливало напряжение во многих регионах планеты. Естественно это привело к тому, что часть человечества, обладающая в избытке этими ресурсами, процветала, а другая, большая часть, страдала от их нехватки и, соответственно, постоянно деградировала.

— Угу, — кивнул я. У нас немного наоборот, но кто знает, долго ли будут терпеть богатые, но при этом бедные ресурсами, страны такую ситуацию?

— Здесь ещё важно отметить,— продолжала Лира, — что в силу большого влияния национальных и религиозных аспектов многие страны не стремились шагать в ногу со временем. У других стран были внутренние проблемы, из-за чего они также не могли быть вовлечены во всеобщие процессы, которые двигали человечество вперед.

— Ты можешь говорить как-нибудь попроще? — спросил я.

Она уничижительно посмотрела на меня.

— До твоего уровня я не хочу опускаться. Если немножко напряжешься, поймешь, а если нет... тогда зачем рассказывать?

Я скорчил гримасу.

— Ладно, напрягусь. Продолжай.

— В итоге сложилась ситуация, когда развитые регионы Земли созрели для того, чтобы перейти в новую эру, к совершенно иной форме цивилизации, остальная же часть мира была к этому, мягко говоря, не готова. В этот момент уже можно было говорить о формировании в развитых регионах планеты людей новой формации, способных мыслить на гораздо более высоком уровне. Однако, разногласия из-за форм и качества распределения питьевой воды и продуктов питания между странами, попытавшимися решить проблему дефицита воды и продовольствия, и теми странами, кто в этом нуждался, привело к общемировым конфликтам, в результате которых пострадали не только люди, города и страны. Самое печальное, что из-за этих войн погибли целые экосистемы, что только ухудшило всеобщую ситуацию.

— Как всегда, — вздохнул я. — И что было дальше?

— Люди повсеместно стали недоедать. Даже в самых благополучных странах. Узурпация же некоторыми группами отдельных зон, приводила к ещё более ожесточенным столкновениям. В результате экологическая ситуация ухудшилась настолько, что исчезли леса, животные. К какому-то моменту сельское хозяйство перестало существовать как таковое. Поэтому, в этот момент возникла мысль о создании на Марсе глобальной сельскохозяйственной провинции, которая могла бы обеспечить десятки миллиардов землян продуктами, притом оттянув на себя какой-то процент населения.

— Так.

— Не буду объяснять почему, это слишком долго, но до конца идею не удалось воплотить в жизнь. Марс заселили, но проблем от этого не убавилось, скорее даже прибавилось. В итоге, почти две тысячи лет назад, через двести лет после заселения Марса, люди дошли до точки, когда поняли, что еще столетие и цивилизация погибнет.

— И что?

— Человечеству пришлось найти выход, возможно, не самый гуманный.

— Какой? — спросил я. Внутри у меня похолодело.

— Более цивилизованные народы уничтожили остальные...

— Ты, надеюсь, шутишь?

— Думаю, у них не было другого выхода. Ситуация зашла слишком далеко.

— И ты так спокойно об этом говоришь?!

— Послушай, — в её голосе появились нотки раздражения, — мир всегда был разделен. Одна часть человечества постоянно двигалась вперед, другая же просто не хотела идти дальше.

— Ага, ненужный балласт!

— В какой-то мере да, — она продолжала более уверенно.— И от него пришлось избавиться.

— Ах, как всё просто,— я всплеснул руками.

— Подожди, дай мне сказать. Прежде чем упрекать, подумай, разве не эти культуры, страны, люди были виноваты в том, как они жили.

— Виноваты?

— Ну а кто нерадиво распоряжался данным природой богатством? Кто как не они сами загоняли себя в нищету? Кто как не они безостановочно плодились, не думая о будущем? Их культуры исчерпали себя. Их цивилизация — в техническом отношении была слаба. Эти люди не желали и не могли развиваться! В интересах человечества было отсечь эту засохшую ветвь!

— Я не понимаю, как цивилизованный человек может это говорить!

— Я не вижу ничего удивительного, — фыркнула она

— Выходит, ты одобряешь это...

— Я говорю о том, что это было неизбежно.

— Я не понимаю, что нельзя было построить города под землей, под водой, в космосе, наконец?

— А кто говорит о нехватке места? Причина — в нехватке ресурсов!

— Можно было растопить льды, придумать что-нибудь.

— Да, у развитых народов было все в порядке. Другие же просто не заботились о себе. Как ты не понимаешь!

— Так или иначе, но выход был, — настаивал я.

— Не тебе судить об этом, — равнодушно ответила она. — Ты даже не можешь представить эту ситуацию.

— Я уверен, всё было иначе. Кучка зажравшихся маразматиков решила, что так они получат ещё больше денег, чем они имели, а вам всем втёрли в мозги мысль, что иного выхода не было! — вскричал я.

— Наивно рассуждаешь, — она отвернулась. — В конце концов, это данность, и тебе придется с этим смириться. Раз наши предки так решили, значит, так было нужно. Это исторический факт.

Я понял одно — я бессилен ей что-либо доказать. Пошли все эти предки — шизофреники в дальние дали, мне до них дела нет, а раз ты, киска, такая упертая, я с радостью поиздеваюсь над тобой.

— Значит, теперь с перенаселением проблем нет? — спросил я с таким видом, будто собираюсь писать по этому вопросу диссертацию.

— Нет. Мы регулируем прирост населения, — она развивала свою мысль, не обращая внимания на перемену во мне.

— Каким образом?

— Действуют временные запреты на рождение детей.

— Интересно, и как это происходит?

— В определенные периоды времени, 20-25 лет, людям запрещено рожать детей.

— Ага, и все как один подчиняются?!

— Безусловно, закон превыше всего.

— А если это все-таки произойдет... случайно? — я хитро улыбнулся, как будто своим появлением вызову эти случайности. Странно, а почему 'как будто'? Почему бы и нет? Толкать планету к демографическому взрыву я не собираюсь, но все-таки не из монастыря же я сюда прибыл.

Тем временем, Лира, взбешенная моим наивным вопросом насчет этих самых случайностей, дико ревела:

— Ты что, думаешь, тебе здесь кто-то позволит ползать по планете без контроля?! Что ты вообще о себе думаешь? Если тебя сразу не уничтожили, это ещё не значит, что тебе всё позволено.

— А чего это ты так взбеленилась? — поинтересовался я, — я просто спросил.

Понятное дело, я спрашивал не просто так, но к чему такая буря эмоций?

— Как ты не понимаешь?! Люди стараются отодвинуть катастрофу, а ты, со своими низменными инстинктами, лезешь и портишь всё!

— А почему именно с 'низменными'? Может, мною движет любовь?

— Какая любовь?! Решил здесь расплодиться, скотина?!

— Я? — удивлению моему не было предела. Что-что, а уж плодиться здесь я точно не собираюсь, — погоди, дорогуша, я может быть, чего-то не понимаю? Ты решила, что я хочу завести детей?

— Конечно! — она готова была вцепиться в меня.

Между прочим, у кошек очень острые когти. Поэтому дальнейший разговор я повел более мягко.

— Лира, пожалуйста, успокойся. Я ничего такого не имел в виду.

— Так я тебе и поверила, — хмыкнула она, — зачем ты тогда спрашивал о случайностях!

— Я спросил просто так, — мои честные глаза должны были её убедить, — спросил, потому что хотел знать, что будет, если неожиданно это случится, вот и всё, — ещё пара честных взглядов. Это должно её успокоить.

— Это не может случиться неожиданно, — нервно ответила черная истеричка.

— Ты уверена? — я усмехнулся.

— На сто процентов! Потому что никто не знает, как это происходит.

— Что??? — если бы мне сказали, что я завтра стану президентом, я бы и то меньше удивился.

— Да, да, именно так, — добивала меня Лира, — тем более, что так легче контролировать соблюдение закона.

— То есть, когда никто ничего не знает, всем от этого только легче, — я почти оправился от удара.

— Естественно.

— И за этим следят.

— Правильно.

— Но если бы хоть кто — то знал, то закон стали бы нарушать?

— Это закономерно.

— И поэтому людям стирают память об этом.

— Ну, конечно же... Ой!

Мы остановились. Я посмотрел ей в глаза. Она не знала, куда их девать.

— Пойми, это необходимо, иначе мы все умрем.

Я пошел дальше. Больше она не проронила ни слова.

9.

Я не перестаю удивляться этому миру. Это мир абсурда! Неужели это будущее нашей планеты? Даже страшно представить! Всё это больше похоже на страшную сказку. С виду все герои в ней такие безобидные (Саблезубого я, конечно, исключаю, вы понимаете по каким причинам), но кто их знает...

У Лиры голова забита всякой ерундой. Тоже мне, работник спецслужб! Такие элементарные вещи не понимает! Сейчас она спокойна, но стоит сказать ей что-нибудь противоречащее её мировоззрению, как она тут же готова разорвать в клочья любого, кто покусится на её постулаты.

Что-то здесь всё же не так.

Сначала людей на Земле становится так много, что бочка с сельдью по сравнению с ней кажется безлюдной пустыней. Как-то так, вдруг. Стал ощущаться дискомфорт, видите ли. А чем же они раньше думали? Чего раньше-то не чесались? И вот осеняет их мысль: 'А не податься ли человечеству на Марс?' Да, и, правда, почему бы и нет! Там и места много, и помидоры есть, где посеять.

Только вот не получается что-то с разбегу. Эффект не тот. Не стало легче. Что же делать? Ага, решили — половина человечества не соответствует мировым стандартам. И что? В жопу их! И ах, как хорошо! Смотрите, какие молодцы — очистили Землю от мусора. Теперь нас нормальное количество.

Но будем осторожны! Плодиться ни-ни! Дети по расписанию. Успел, не успел, никого не волнует. Закон превыше всего. Чушь! Дети вызывают какие-то чувства, порой заставляют думать. По крайней мере, чтобы научить их чему-то, нужно хоть пару раз мозгами тряхнуть. И ведь ребёнок, не щенок, его ведь мало стандартным командам научить, в него ведь и душу вложить надо.

А зачем это нужно? Вот почему все тоталитарные режимы разбивают семью! Им ведь нужно, чтобы человек мыслил по шаблону. Какие вообще дети могут быть? И так хорошо! Живи и развивай свою личность, совершенствуйся. Только не говори глупостей, а то мы тебя расщепим, или в тюрьму посадим. Кто сказал, что жизнь — говно? Ты? Ай-яй-яй, ты не прав. Иди, перевоспитайся. Мозги прочистил? Молодец! Теперь иди дальше совершенствуйся, думать только не надо, хорошо?

Кто же они? Чьи это слова? Где они окопались? В какой раз человечество стоит у края пропасти и кто с надменной улыбкой пытается столкнуть его вниз? Ой, не нравится мне все это. Всегда все хорошо, пока не начинаешь серьезно думать.

Бежать нужно, и как можно скорее! Но куда? И как?

Лира ввела меня в кабинет к Его Сиятельству. Этот болван лежал на кушетке, просматривая какие-то бумаги. Нас он не заметил.

— Ваше Сиятельство, — Лира вновь стала приятной услужливой кошечкой, — мы здесь. По ней было видно, что она уже решила, как выкрутиться из того щекотливого положения, в которое сама так глупо попала.

— А, это вы? — туша скатилась с кушетки. — Очень хорошо, очень хорошо... — он опять углубился в мысли, но быстро очнулся, извинился и мы сели за его большой прозрачный стол.

Очень странно, меня 'шпиона-профессионала', грубияна, нахала и выскочку, посадили с самим Его Мудачеством! Мои мысли о том, что произошло нечто экстраординарное, находят подтверждение. Саблезубый (кстати, тени мыслей, пробегавшие по его физиономии, делали его не таким уж отвратительным) наконец, вылез из дебрей своих размышлений, улыбнулся своей голливудской улыбкой и произнес:

— Прошу меня извинить за эту задержку, я вновь просчитывал варианты дальнейшего развития событий и пришел к выводу, что все должно пройти великолепно.

Нет, ты только посмотри, мы прямо как коллеги!

— Приступим, — призвал саблезубый.

— Давно пора, — процедил я тоном человека, которому должны миллион.

Он не обратил на меня внимания. Точно, они выяснили, что я наследный принц из другой галактики, никак не иначе! Его Сиятельство неуверенно поводил мохнатой бровью и, пристально посмотрев на Лиру, выпалил:

— Объясни ему ВСЁ!

10.

'Вот оно!' — вскричал я про себя.

В детстве у меня бывало такое чувство только на Рождество и в день рождения, когда вот-вот, стоит мне только открыть глаза, передо мной появится самый дорогой и желанный подарок. И сейчас, словно ребенок, я сидел как на иголках, ожидая этого подарка, который даст мне возможность улизнуть отсюда, освободить Вертиклюя и вернуться домой.

Но Лира не спешила начинать. Это меня взбесило:

— Ну же! — взревел я. — Чего ты молчишь?!

Я чувствую, я им нужен. Я знаю, что без меня у них ни хрена не получится, и поэтому могу вытворять здесь все, что угодно.

— Ты нетерпелив, — спокойно посмотрела на меня кошка-садистка, — мы не на именинах, торта с кремом не будет.

А МОЖЕТ Я ОШИБСЯ?

— Итак, к делу, — Его светлости это порядком надоело.

— Сегодня ночью, после того как ты появился у нас, произошло еще одно событие, которое немного переменило наши планы насчет тебя. Мы отменили, нет, лучше сказать, перенесли твою казнь, но не исключено, что если ты будешь активно нам помогать, то, возможно, останешься жить.

— Лира, хватит тянуть резину! Времени мало, — буркнул её шеф.

— Сегодня, в два десять неподалеку от Новой Гвинеи потерпел аварию корабль марсиан. Это было вандейское королевское судно, в котором находились две девушки. Одной из них оказалась дочь Томаса V, принцесса Карен. Непонятно как они оказались вблизи планеты, с какой целью сюда направлялись, и что послужило причиной аварии. Так или иначе, наше правительство и лично господин президент вызвались оказать принцессе и её фрейлине всестороннюю помощь и в ближайшее время девушек примут здесь, в столице, в качестве гостей на самом высоком уровне. До того, как за ними прибудет с Марса корабль, они будут находиться в этом здании. Ты должен будешь познакомиться с принцессой, расположить ее к себе и войти в ее доверие как можно ближе, — на последнем слове Лира сделала ударение.

— Это как? — я сделал удивленные глаза.

— Не мне тебе объяснять!

— Но это же запрещено законом! Я честный гражданин!

Она впилась в меня своими горящими глазами. В ее взгляде я прочитал нежность и ласку.

— У марсиан другие законы, — процедила она.

— А что, дело обстоит только в том, чтобы я её трахнул? К чему тогда весь этот спектакль? Мне и так не трудно, я человек не гордый.

— Нет, дело не только в этом. Ты должен 'привязать' ее к себе настолько, чтобы она потеряла контроль над собой, — объяснил Его Сиятельство.

— Гипноз? — я засиял светлой улыбкой.

— Нет, — медленно произнесла Лира. В ее голосе появились угрожающие нотки. — Никакого гипноза.

— Я повторю, — терпеливо стал разъяснять клыкастый, — ты обязан войти к ней в доверие и влюбить её в себя. Влюбить, понимаешь?

— А если я не в её вкусе? — я решил повыпендриваться.

Этот вопрос озадачил их. Лира попыталась что-то сказать, но сразу умолкла. А вот её босс не подкачал:

— Тогда мы тебя расщепим, — и расплылся в улыбке.

— Интересно, а кто тогда будет очаровывать принцессу? Уж не ты ли?

Улыбка соскочила с его лица.

— Дорогой мой, ты знаешь, что панцирным крысам не всегда перепадает кусочек от сердобольных граждан? Я могу помочь бедным животным.

— По-моему мы отвлеклись, — я молниеносно повернулся к Лире. — Так ты говоришь, принцесса симпатичная?

— Я думаю, ты сейчас находишься в том положении, когда тебе должна понравиться любая девушка, которую тебе предложат.

— Ах, так?

— Именно так.

— Ну, хорошо. Я, в принципе, согласен. Можете известить принцессу о том, что ей пора найти опору в жизни.

— Вот так бы сразу, — Его Сиятельство бухнул свои лапы на стол и встал. — Тебя представят принцессе сегодня вечером на приеме у министра внешних связей. Ты будешь исполнять роль лейтенанта вооруженных сил Аркадии.

Я вопросительно посмотрел на Лиру.

— Небольшое нейтральное государство на севере Марса. Считается такой глушью, что вряд ли вызовет у Карен какой-либо интерес. Тем более, маловероятно, что там у нее есть какие-то знакомые. Так что не бойся, на неточностях она тебя не поймает, но учти, ту информацию, которую тебе дам я о стране, ты обязан запомнить.

— Все-таки следи, чтобы он там чего-нибудь не ляпнул, — заметил клыкастый.

— Слушаюсь.

— Форма получена?

— Да.

— Все. Я вас не держу.

— Постойте, — вмешался я, — вы мне так и не сказали, в чем цель моего задания. Ну, влюблю я её в себя, а что дальше?

— Занимайся пока этой проблемой, — прогудел Его Сиятельство. — Дальнейшие инструкции получишь от Лиры.

Я шмыгнул носом.

— Ваше Сиятельство, нам туда? — Лира указала в сторону приемной.

— Нет, уходите, как пришли.

Мы вышли из кабинета и направились опять-таки по коридору. Но куда?