Глубокие воды Стикса - роман

Дойдя до конца коридора, он толкнул дверь, не останавливаясь прошагал мимо удивлённой секретарши, и без церемоний вошёл в кабинет коменданта.

— О, вы уже прибыли?

Толстоватый мужчина лет сорока вскочил с кресла и широко улыбнулся.

— А мне позвонили всего полчаса назад. Как добрались?

— Не важно. Давайте сразу перейдём к делам, — сухо отрезал мужчина и захлопнул дверь.

— Хорошо, хорошо, — закивал комендант. — Меня зовут...

— Джон Аткинсон. Я знаю.

Комендант на секунду смутился, указал посетителю на кресло напротив стола, подождал, пока тот усядется, после чего и сам уселся с явным облегчением на лице.

— Значит, — начал он, вновь приобретя уверенность, — Вы считаете, что этот полумифический Лекс сейчас в нашем городе?

— Да. Он здесь.

— Это данные центрального управления, или...

— Центральное управление ни при чём. Я это знаю сам.

— Простите, а можно поинтересоваться — как?

— Даже если я вам попытаюсь объяснить, вы всё равно не поймёте, — посетитель усмехнулся.

— Понимаю-понимаю, — снова закивал комендант, но тут же внутренне удивился, как глупо звучит данное уверение. То есть выходило, что он понимает, что не поймёт. Нет, это сложновато. — А почему он прибыл в наш город? Он как-то связан с местными отрядами партизан? Или как там они себя называют? Асы, по-моему? Всё забываю, что эта аббревиатура означает по-русски.

— По-русски она обозначает Армия Сопротивления.

— Да-да, точно...

— А не как вы изволили выразиться — отряды партизан, — мужчина снова ухмыльнулся и поправил лацкан пиджака. — Понимаете — армия.

— Ну, мало ли, как эти варвары себя называют, — Аткинсон выпятил нижнюю губу, выказывая тем самым своё несерьёзное отношение. — По нашим данным, сорок процентов жителей абсолютно лояльны новой власти. За последние пять лет в нашем городе не было ни одного серьёзного инциде...

— Вы понимаете, что вы сейчас сказали? — не дал договорить посетитель. — Сорок процентов лояльных. Это означает, что шестьдесят процентов против нового режима. Ведь так, Джон? Шестьдесят процентов. Вы учили историю?

— Но, простите, я не по этой части.

— Ну тогда знайте, русские умеют партизанить. Благодаря этому они выиграли две серьёзные войны. Но это я так, для вашего образования. Вернёмся к делу. Как вы думаете, почему он здесь?

— Я не знаю, — Аткинсон пожал плечами. — Вы понимаете, мне это совсем не нужно. Моё дело — связь с общественностью. Пропаганда наших великих ценностей среди местных варваров. Я верю, что однажды они все станут лояльны...

— И какой от этого прок? Думаете — в этом цель открытой оккупации?

— Нет, — комендант снова занервничал. Он чувствовал себя в присутствии этого странного человека беспомощным ребёнком, и это его злило и выводило из себя. Но он сдерживался. Про того, кто сидел сейчас напротив, с настоящей солдатской выправкой не касаясь спинки кресла, ходили тысячи слухов. И каждый из этих слухов был невероятен, не говоря уже о совокупности. Поэтому Аткинсон боялся малейшего проявления своего недовольства.

— Вот видите. Цель не в том, чтобы сделать всех лояльными, а я бы даже сказал наоборот. Наша задача, чтобы в установленные сроки поголовье этой тупой нации сократилось до нуля. Вы меня понимаете?

— Конечно, — закивал комендант. — Но ведь какую-то часть нужно оставить? Для работы в северных регионах хотя бы. Ведь на этой чёртовой русской земле чёртовые русские зимы, сэр.

Аткинсону стало противно оттого, что он не удержался и добавил это унизительную для его положения приставку — сэр. Да ещё в своём кабинете. Но ведь слухи... Да и чёрт с ними. Аткинсону вдруг захотелось поддеть этого человека, с такой уверенностью и чувством собственного превосходства восседающего перед ним. Не прямо, конечно, а как-то незаметно, хитро поддеть.

— А вы... я извиняюсь, сумеете справиться с ним? Простите, конечно, но говорят, что этот Лекс...

— Это неважно, — зло перебил мужчина и в его глазах сверкнул такой животный и дикий огонь, что комендант тут же пожалел о своей глупой выходке.

— Извините, — пролепетал он. — Я совсем не то имел ввиду. Просто, понимаете... вы правы, это не важно. Значит, Лекс в городе. Хм. И почему, по-вашему, он прибыл сюда?

— Здесь всё просто, — человек резко успокоился и его взгляд стал таким же холодным, как и прежде. — Он перемещается из одного населённого пункта в другой, помогая асам. Они просто передают от одного отряда к другому просьбы через своих курьеров, и Лекс выполняет их.

— И как вы думаете, чего попросили здешние партизаны?

— Вы знаете, что в тюремном блоке комендатуры находится один из лидеров местного сопротивления?

— Да.

— Тогда почему вы задаёте идиотские вопросы? Аткинсон, вы тупой?

Комендант бросил все внутренние ресурсы на подавление вспыхнувшей в сердце и подступившей к горлу злобы.

— Я немного не понимаю. Это не входит в область моей юрисдикции. Я занимаюсь связями с обще...

— Вот и свяжитесь с нею. Уже завтра к вечеру каждая птица, каждая собака, каждый атом в этом городе должен знать о том, что Игоря Светлова, он же Клин, собираются этапировать. Через два дня, четвёртого сентября в восемь ноль-ноль до полудня машина со Светловым выедет из ворот комендатуры и направится по федеральной трассе А-45Z. Всё. Большего вам знать не нужно.

Мужчина медленно поднялся, и развернувшись, покинул кабинет, с той же осанкой, с которой он и входил в него, с той же, с которой держался в кресле.

Аткинсон дрожащей рукой достал из кармана носовой платок, стёр со лба пот, и тяжело сглотнув вязкую слюну, процедил сквозь зубы, когда гул шагов в коридоре стал утихать.

— Чёртов мутант. Или кто он там, этот трахнутый чёртов ублюдок?

4

Планетная система звезды Барнарда

спутник-планета Стикс

4-й день

Вставленная в приёмник колбочка с щепоткой бледного жёлтого грунта мягко втянулась внутрь металлического цилиндра, издав при этом лёгкое жужжание. На узком мониторе ЭМа производства FEI Company забегали четыре дорожки огоньков, сначала ускорившись до такой степени, что весь монитор стал на несколько секунд светящимся синим прямоугольником, а потом вдруг резко замерли, создав из огоньков причудливую комбинацию.

Лиля вернулась к столику и стала тонкими пальчиками быстро перебирать по клавиатуре, встроенной в небольшой белый столик. Александр, всё ещё приходя в себя, наблюдал за нею с нежной задумчивостью. Нравились ему вот такие хрупкие девушки, с какой-то детской непосредственностью в движениях, нетронутые убивающей эту непосредственность иронией. Его же эта самая ирония, которая всё чаще и чаще рождала на губах презрительную усмешку, уже успела тронуть. Словно гнилостная бактерия едва созревший плод.

— Так, вот, смотри-смотри, — увлечённо прощебетала Лиля, поворачивая прикреплённый к столику монитор экраном к нему. — Саша, ну подойди, посмотри. Чего ты там стал, как бедный родственник?

Александр стряхнул с себя остатки растерянности, и сцепив за спиною в замок руки, от греха подальше, подошёл к столику. Картинка на мониторе была похожа на рентгеновский снимок, или если точнее, на какую-то серую мозаику с редкими белыми шариками, неравномерно раскиданными по всей площади.

— Видишь? — задала вопрос Лиля и заглянула ему в глаза. — Это же удивительно!

Александр кашлянул, чуть наклонился вперёд и присмотрелся получше. Честно говоря, на мониторе была хрень полная, о которой он не имел ни малейшего представления. Он был инженером-технологом IT, системным аналитиком, имел неплохие познания в области астрономии, астрофизики и даже мифологии, а вот в живых "букашках" не разбирался абсолютно. Если бы подобную картинку ему показал, скажем, Бергинсон, то он бы так открыто и сказал ему, что это — хрень полная. Но сейчас он промолчал, и даже на всякий случай сосредоточился получше, чтобы не ляпнуть ненароком какой-нибудь гадости. Обижать девушку он не хотел. Но, удержавшись от гадости, как обычно, ляпнул глупость.

— Супер! Так вот он какой значит местный грунт.

— Ты что, прикалываешься? — тут же среагировала девушка и дунула на чёлку, что означало одно — он рассердил её. Резко выпрямившись, Александр замотал головой.

— Нет-нет, Лиля. Ты неправильно меня поняла. Просто я же больше по железякам всяким, а тут... — он ткнул пальцем в сторону экрана. — Я просто не понимаю, что это такое. Ты бы объяснила, а? Я сообразительный, на лету схватываю.

Александр, как можно обворожительней и наивней улыбнулся, и девушка тут же успокоилась, видимо, довольная таким путаным объяснением-извинением.

— Хорошо, — сказала она и вдруг рассмеялась своим удивительным звонким голоском. — Прости, я и не подумала, что ты можешь в этом не разбираться. Ладно, слушай.

Лиля стала медленно объяснять, указывая пальчиком на монитор, и Александр снова чуть подался вперёд, внимательно слушая девушку и не отводя взгляда от серой мозаики на экране. А в том, что при этом он пытался незаметно уловить запах её волос, её тела, он и себе сейчас бы не признался.

— Вот видишь эти маленькие гексоганальчики? Это капсиды мимивирусов.

Александр прищурился. Действительно, то, что в начале показалось ему шариками, имело форму пчелиных сот.

— На Земле известны всего две разновидности таких вирусов, — продолжала девушка. — А эти, они не относятся ни к первой, ни ко второй. Это что-то совсем другое, Саша. У них геном в шестьдесят четыре раза длиннее, чем у Земных "мимиков", а это означает, что количество закодированной в нём информации просто невозможно себе представить.

В голосе Лили послышалось волнение.

— Я изучила обнаруженный мимивирус пока поверхностно, но и на этом этапе видны существенные отличия. Только по предварительным подсчётам в нём больше двенадцати тысяч генов, кодирующих белок. Ты понимаешь, что это означает?

У Лили перехватило дыхание, и она расширенными от волнения глазами посмотрела на Александра.

При слове информация, он тоже почувствовал неподдельный интерес к тому, о чём говорила Лиля, даже на время забыв о её едва различимом, тонком и начинавшем дурманить запахе. Расцепив замок за спиною, он согнул левую руку и задумчиво почесал нос.

— Но насколько я знаю, — проговорил он, — Вирусы не способны долго жить без чужой среды. Без хозяина, я имею ввиду. Значит, они мертвы?

— Ты немного неправильно понимаешь, Саш, — радостно проговорила девушка, видя, что её собеседник искренне заинтересован. — Вирусы не могут размножаться без хозяина, так как им нужны недостающие для этого детали, а вот существовать без него они могут. В каждой капле воды миллионы вирусов.

— Правда? Хм. Ты знаешь, это даже как-то страшно представлять, — улыбнулся Александр. — И что? Эти твои мумиви...

— Мимивирусы.

— Ага. Они живые?

— Ну, пока не определено, можно ли вообще относить вирусы к живым существам. А что касается этих... они в каком-то непонятном состоянии находятся. Словно в анабиозе.

— А разве к вирусам применимо такое понятие? — удивился Александр.

— Ну, я метафорически, — поправилась девушка, и тут же вдруг словно спохватившись, быстро повернула монитор так, что экран оказался Александру не видим. — Только ты никому пока не говори об этом, — испугано заговорила она. — Всё это лишь предварительные гипотезы. Не хочу, чтобы у Бергинсона был шанс высмеять меня на общем сборе. Ну, ты же понимаешь, Саша? Нехороший он человек.

— Угу, — кивнул Александр.

— Спасибо, Саш, — Лиля отвернулась и принялась возиться с колбочками, видимо решив показать ему ещё одну пробу, а он только пожал плечами. За что спасибо? Ему и самому не нравился Бергинсон. Скользкий, завистливый тип. Поэтому и решение Совета Управления Дальними Полётами по назначению его капитаном экспедиционного челнока, а по сути, и главным человеком в самой экспедиции, казалось ему в корне неверным. И дело совсем не в том, что он сам рассчитывал занять это место. На это наплевать. Среди двенадцати отобранных для первого дальнего космического полёта были и другие достойные, кого Александр с радостью увидел бы на месте Бергинсона. В том числе и Лилю, несмотря на то, что она всего лишь девятнадцатилетняя девушка...

Он вспомнил, с чего это всё начиналось. А начиналось это с замены телескопов Хаббла и Спитцера на более мощный JWST в две тысячи пятнадцатом. В тот же год были расшифрованы первые данные, полученные от двух экспериментов в ЦЕРНе, которые доказывали существование гипотетического поля Хиггса, а соответственно и его бозона. И в этот же год произошло ещё одно знаменательное событие — у генерал-майора, занимавшего высокую должность в Федеральном Космическом Агентстве и простой учительницы истории в самой обыкновенной средней школе, после пяти девочек, наконец-то, родился мальчишка, которого в честь деда назвали Александром.

Вот такие три события. Последнее Александр не считал общемировым, а вот первые два — безусловно.

Когда он в шестилетнем возрасте пошёл в школу, JWST уже подтвердил существование планетных систем у четырнадцати одинарных и кратных звёзд находящихся на "доступном" расстоянии от Земли. Это расстояние астрофизики определили в полсотни световых лет.

Примерно в то же время "обычные" физики в ЦЕРНе, воздействуя на бозоны Хиггса, сумели создать нейтральную частицу, и благодаря этому появилась возможность использовать пары частица-античастица, а точнее излучения возникающие при их аннигиляции в качестве ускоряющих сил в двигателях космических челноков. Перепробовав около полусотни частиц, остановились на той самом, которая и подразумевалась для этой цели с самого начала. Калибровочный бозон электромагнитного поля, а говоря простым языком — фотон. Из нейтрального вещества была создана оболочка модулей-реакторов, заменивших устаревшие концептуально ступени. Но оставались неразрешённые вопросы.

Когда Александр оканчивал школу, над идеей первого полёта к одной из ближайших звёзд, а именно звезде Барнарда, имеющей экзопланету, основными характеристиками не сильно отличающуюся от Земных, работали крупнейшие мировые учёные всех дисциплин. Даже психиатры и психологи были подключены к общему делу — ведь неясно, как поведёт себя человек, когда привычное Солнце исчезнет во мраке космических глубин. Не замечется ли он в панике? Или чего хуже, не возникнут ли у него острые суицидальные реакции, или другие пограничные расстройства?

Всем этим живо интересовался Александр. Он внимательно отслеживал редкие новости. Телевидение, интернет, журналы. Картинка постепенно вырисовывалась. И когда о решении проблемы с перегрузками, благодаря всё тому же нейтральному веществу, было сообщено по всем федеральным каналам, стало понятно — очень скоро первый полёт состоится.

И спасибо отцу, или точнее, его должности — в пятнадцать лет, Александр был внесён в предварительные списки участников экспедиции, категория — бортинженер ЭКЧ.

Но перегрузки перегрузками, а со временем всё ещё было не совсем понятно. Разогнать экспедиционный космический челнок до скорости света с полпинка задача нереальная. На разгон уйдёт, как минимум, два года. Потом ещё пять лет полёта и два года на торможение. Итого — девять лет в одну сторону. Впрочем, разгонять до полной световой никто и не собирался, опасаясь, что при этом могут произойти непредсказуемые качественные изменения материи. Двести шестьдесят тысяч километров в секунду, по расчётам физиков — эта скорость являлась безопасным пределом для материального объекта, после чего степень опасности достаточно живо начинала стремиться к бесконечности. При данных раскладах полёт в одну сторону занимал уже шестнадцать лет.