Длинною в одиночество, общий файл

Император спокойно смотрел вниз, Сэнг Чжоу казалось, что хрустальные очи Веймина смотрели прямо на него. Но он знал, что это ложь, как знал и то, что холодный и бездушный камень не способен видеть. Капли крови, все еще сочащийся из незаживших ран, в тех местах, где в плоть врезались золотые струны маски, стекая по подбородку, капали на плиты храма..

Раз капля— страж делает последний шаг. Два— и он поднимает свое орудие, где на двух тонких зубцах мрачно горит раскаленный металл. Три— и он уже чувствует жар. Четвертая капля и его накрывает боль.

Последнее, что увидел младший сын библиотекаря Северного Дворца— это невероятно спокойное и невозмутимое лицо юного Императора, на котором не проскользнуло ни тени эмоций, ни тени чувства. Бог не спускается до людей. Богу суждено лишь править ими.

И Сэнг Чжоу, который, не смотря на боль, улыбается умиротворенной улыбкой, накрывает тьма.

-Да, их позвали в обитель Богини, но не за благодарностью Всеблагой, а за наказанием за дерзость. Ибо как они, смертные, грязь под ногами Богов, посмели так бесстыдно глядеть на Ее Сына? И в темных подземельях свершилась казнь— и тридцать воинов, слепых и обессиленных, вышли из ворот обители, что бы постараться найти новую жизнь...Кто-то, не выдержав тягот новой жизни, уходил за Грань, кто-то, найдя свой путь, стал даже счастлив...На все Воля Ее!

А Великий Император с тех пор правил нашей землей, первой после Неба. И свершилось то, что было предсказано— расцвели земли под рукой Наимудрейшего, зазолотились поля, зазвенели монеты да каменья...

-И что он, действительно, настолько мудр и справедлив? Что-то не вериться мне в это, не бывает так на нашей земле,— ехидно усмехнулась девушка, приподняв свои светлые, практически невидные брови. "Чужая..."— неодобрительно подумал старик, отвечая:

-Так то, милостивейшая госпожа, среди нас, людей...А в Сыне Неба от человека только тело и осталось. Дух его, разум его, давно уже не подвластен разуму смертного...Он всеведущий, он бесконечно мудрый, он видит ложь и зрит грядущее! Нет никого более Великого под Небом Бессмертных!— Старик даже расправил плечи, словно показывая, что не вся сила ушла из его ссохшегося тела, что есть в нем еще отголоски того, что делало хозяина чайханы первым среди равных...

-Спасибо за рассказ тебе, добрый старик,— заспешила чужая девушка, положив в ладонь старика три медных квадрата, покрытых охранными символами.— Но нам уже пора— надо найти ночлег до того как солнце скроется за горизонтом...

После чего, поклонившись, поспешила прочь, таща за собой упирающегося мальчишку...

А Сэнг Чжоу только покачал седою головой, улыбнулся подошедшему сапожнику, налил ему чаю да пробормотал недовольно:

-Чужая...

Раннвейг.

Выйдя на улицу, Раннвейг связала сложным узлом золотистые волосы, заплетенные в тугую косу, и обернувшись к брату, сказала звонким голосом, похожим на звон ритуальных колокольчиков:

-Берси, если мы не поторопимся, то нам и сегодня придется ночевать под открытым небом! Мне-то все равно, а вот кто-то, как мне помнится, просто умолял зайти в столицу и переночевать пару ночей в приличной гостинице!

Мальчик ненадолго притих, с любопытством оглядывая непривычно изогнутые крыши домов, покрытые темно-красной черепицей, людей в расписных халатах с узкими, как будто вечно прищуренными глазами, аристократок, которых проносили в богато украшенных палантинах крепкие слуги, и воинов, и крестьян, и торговцев— все это было непривычно глазу мальчика, выросшего в горах далеко на Севере, где ночи бывают светлыми как дни и девять месяцев лежит холодный снег, и дуют ледяные ветра.

Но разве что-нибудь может удержать шестилетнего ребенка от вопросов? Если что на это способно, то Раннвейг, дочь северного воина, это было неизвестно.

-Сестричка, а то, что нам рассказывал дедушка про Императора— это правда? Он правда сын Неба? Он правда все знает? А он сильный?

Святая уверенность Медвежонка в том, что старшая сестричка знает все, была непоколебима. Так что усталой Раннвейг пришлось отвечать:

-Берси, ты же помнишь, как бабка рассказывала нам сказки?

-Помню-помню!

-Вот и это тоже сказка.

Мальчишка обиженно надул губы и зло посмотрел на девушку, после чего заявил:

-Ты врешь!

-Верь во что хочешь,— тяжело вздохнула Раннвейг, потирая тонкую переносицу и зажмуривая голубые глаза.— В конце концов я ничего не знаю, и этот слепой правитель может действительно оказаться сыном какой-нибудь местной Богини...Не задерживай меня, иначе мы не успеем до заката!

Она отвесила подзатыльник мальчишке, увлекшемуся лотку торговца сладостями, хотя и сама едва смогла отвести взгляд от изобилия, лежащего перед ней. Искусно сделанные конфеты напоминали птиц и зверей, а пирожные, похожие на живые цветы, так и манили попробовать...Но, взяв себя в руки, девушка пошла дальше, не обращая внимания на удивленные взгляды проходящих мимо жителей столицы, да на презрение, так и слышимое в шепоте— "чужаки".

Да, они были здесь чужаками, как и в десятках других стран, которые они прошли на пути сюда, как будут ими и в других местах, что суждено им встретить на своем пути, как они стали в родных предгорьях... Раннвейг, уже не верила, что они смогут когда-нибудь найти свое место, она почти поверила, что имя, данное ей умирающей матерью станет пророчеством ее судьбы, и она будет обречена вечно бежать по пустой дороге. Но пока еще теплилась надежда в горячем сердце северной девушки, хотя бы потому, что она не одна.

Берси, доверчиво прижимаясь к ноге сестры даже не догадывался, какие мысли бродят в ее голове, какие сомненья терзают ее... Он просто верил. И поэтому не имела права золотоволосая Раннвейг права не то что бы сдаться, но даже на время отступить.

И уже потом, замерев у крошечного окошка снятой комнаты, девушка, уложив спать зевающего от усталости Берси, будет смотреть на возвышающиеся крыши домов, подсвеченные тысячами тысяч фонарей, и на улицы, даже в этот поздний час полные куда-то спешащих людей, и на появляющиеся звезды...Она смотрела на них, пытаясь найти знакомые с детства звезды, и созвездия, но их насмешливо закрывали резные крыши окрестных дворцов. И девушка тихонько засмеялась горько и насмешливо, позволяя себе на миг расслабиться и выпустить на волю свою боль. И только сейчас, смотря на звездное небо, гордая Раннвейг может задуматься, а стоила ли та призрачная свобода, ради которой она, взяв с собой годовалого брата, сбежала из дома, всего, что за нее пришлось заплатить? И настоящая ли она, или это новые цепи, сковавшие ее плечи намного крепче предыдущих, оставляя для утешения девушки лишь свою иллюзию?..

И лишь стены самой дешевой комнаты под крышей старой гостиницы да незнакомые звезды смогут увидеть горькую улыбку Бегущей По Пути.

ГЛАВА ДВА, или приносящий величие

Капли льда и капли света...

Как на маске, на лице

Хрусталем глаза одеты,

Пепел снега на венце.

И всевластие Закона

Затмевает разум твой.

Так извечно, год от года,

Забываешь путь домой.

Что же, в сердце справедливом

Места нет любви и снам?

Милосердие забыто,

Жизнь чужая— лишь игра!

Разве может Бог бесстрастный,

Осознать людскую суть,

Скрыв лицо за белой маской,

Сможет он в глаза взглянуть?

Память ивою застыла...

Что же ты не смог забыть?

Не страшась ни льда, ни силы

Сможет кто хрусталь разбить?

Кто, в объятьях белой вьюги,

Что струиться в волосах,

Смог дыханьем теплым руки

Отогреть в своих руках?

Хрусталем застыли веки—

Может, слезы на глазах?

Там где ледяные реки

Пламя взвилось к облакам?

Нет, такая же немая,

Вечность смотрит на меня,

И бесстрастно осуждая,

Сверху падают слова.

В самом центре столицы, на холме, сиял Запретный Город, закрытый от любопытных взоров высокой каменной стеной. Сотни охранников внимательно следят за тем, что бы ни один незваный гость не смел нарушить покой тех, кому было дозволено жить в обители Императора.

Но если вам было разрешено пройти внутрь, то, миновав высокие кованные ворота, способные выдержать удар любого тарана, вы попадете на огромную выложенную серым камнем площадь, где дежурит недремлющая императорская гвардия, одетая в богато украшенные доспехи, вооруженные мечами и копьями. Над головами их развиваются знамена императора и Всеблагой Богини, искусно вышитые руками местных мастериц. Они, провожая вас внимательным взглядом, пропустят внутрь, если в руках ваших будет шелковый свиток с начертанным там приглашением. Только тогда, поднявшись по высокой лестнице к изысканной колоннаде, покрытой резной крышей, пройдя по ярко освещенному коридору в сопровождении молчаливых гвардейцев, вы наконец-то войдете в святая святых империи— город избранных, место пребывания Императора.

И вы замрете, очарованные красотой, раскинувшейся впереди.

Невысокие дома с белоснежными стенами и изогнутыми крышами, утопают в зелени искривленных деревьев, по весне покрывающихся белоснежным кружевом цветов, множество глубоких прудов, наполненных прозрачной водой, наполняет их корни живительной влагой. А в воде, настолько прозрачной, что лишь серебристые блики да запах свежести выдают ее существование, в причудливом танце сплетаются огромные бело-красные рыбы. На террасах прекрасных каменных горок, изгибаясь, растут травы и кусты, покрытые роскошными цветами, а выложенные белым камнем дорожки, скользя по крутым мостикам, медленно ведут вас поэтому саду все дальше и дальше, к императорскому дворцу, мимо домов знати, приближенной к Императору, мимо резных колон, окрашенных алой краской, мимо ступеней, ведущих на террасы, по бокам которых сидят, вырезанные из белоснежного мрамора и расписанные мастерами, диковинные существа, напоминавшие южных львов. Иногда, где-то в изящной беседке, внезапно выглянувшей из-за крон резного клена на вершине каменной горки, покажется закутанная в роскошное кимоно наложница, чьи длинные блестящие волосы, убранные в высокую прически, украшены хрупкими цветами, а может это одна из жен знатного придворного, уставшая от шума, царящего в доме, и, ушедшая чтобы отдохнуть в теня деревьев... А у больших прудов, на поверхности которых цветут десятки роскошных кувшинок, можно встретить скучающих музыкантов из младших детей аристократов, что, зачарованно глядя на блики воды, еле слышно играют древние мелодии. И спокойствие царит под сенью этих садов.

Но совсем другое дело— императорский дворец, никогда не засыпающие залы которого наполнены вечно спешащими чиновниками, переносящими тысячи свитков с места на место, знатью, плетущей свои интриги, и не отстающими от мужчин в этом интереснейшем деле женами и дочерьми. Все ночи напролет в огнях зажженных фонарей кипит жизнь во дворце, все дни, с утра до вечера нескончаемые дела зовут торопиться чиновников, закручивая их жизни в нескончаемый калейдоскоп. И в этом месте, среди золота и каменьев, среди шелков и бархата, фарфора и резьбы, есть лишь одно место в котором, не смотря ни на что, всегда стоит тишина.

В самом центре Запретного Города, посреди императорского дворца, где, во внутреннем дворике лишь вода и камень, стоит Ониксовая Башня, возвышающаяся выше всех, стремящаяся к небу. Черные отполированные глыбы камня так плотно прилегают друг к другу, что их стыков не заметишь глазом, только на ощупь можно почувствовать тонкие линии бороздок. На девять этажей взлетает вверх Башня, а каждый этаж ее украшен изогнутой крышей чистого алого цвета, и колоннадой, ограждающей узкую террасу. На каждом этаже, кроме последнего, на углах стоят воины, охраняющие покой Великого, а в комнатах императорского дворца, чьи двери выходят в каменный сад, всегда дежурит сотня прекрасных лучников. Входить в Ониксовую Башню разрешено лишь троим— Первому Советнику, Верховной Жрице и престарелому Хранителю Библиотеки, располагающейся на шести этажах жилища Императора Веймина.

И библиотека эта огромна— сотни тысяч свитков хранятся на ее полках, тысячи глиняных табличек, каменных плит и папирусов, собранных слугами империи по всему свету таятся в ее глубинах. Поднимаясь по деревянной винтовой лестнице, идущей внутри башни. В библиотеке нет пола— десятки узких террас, охватывающих заполненные книгами стены, соединяются между собой невесомыми лестницами, а на круглых площадках стоят столики красного дерева и лежат вышитые циновки, что бы можно было отдохнуть за выбранным свитком. С центральной винтовой лестницей эти террасы соединяют широкие мосты с невысокими перилами, словно спицы в колесах, пронзающие пустое пространство Башни.

Но если подниматься все выше, достичь расписанного потолка и, пройдя наверх, то можно очутиться в пустой комнате, где на деревянном полу лежат лишь тростниковые циновки, а на стенах развешано оружие. Слепой Император любит спускаться в эту комнату и, ласково проводя чуткими пальцами по холодному металлу, любоваться неизменностью их изогнутых лезвий. Говорят, что и сам Веймин— искусный Мастер Меча, способный поразить врага с одного удара, но никто не может подтвердить это кроме седого как лунь старика, воспитывавшего юного Владыку, но он и при жизни то был немногословным, а уж после кончины тем более...

На этом, седьмом, этаже уже не было винтовой лестницы— выше вела обычная, расположенная у восточной стены Башни. Там, еще выше, в небольшой комнате, задрапированной расписными шелковыми полотнами и освещенной неярким светом фонарей, стоял только стол для игры в найжанг, сделанный из дерева, с доской инкрустированной полудрагоценными камнями. Здесь, в тиши и покое проводил редкие часы отдыха Сын Богини, Приносящий Величие, спускаясь из своих личных покоев, чьи двери были открыты только Первому Советнику.

О как эти покои отличались от всего, что вы видели раньше! Здесь в темной комнате, освещаемой лишь светом, льющимся из маленького окошка, не было ни роскошных ковров, ни резных украшений, не было шелков и золота— ничего из того, чем так славился Запретный Город. Здесь, в темноте, заполнявшей личные покои Императора, был только простой деревянный стол, на котором стояла лишь чернильница и металлическое перо, а в углу комнаты располагалась кровать, покрытая простым покрывалом.

И сейчас, когда первые лучи солнца уже красили крыши стелющихся у ног Запретного Города зданий столицы, за столом сидел, опустившись на пятки, Император. Простое темно-синее кимоно, небрежно завязанное белым поясом, раскрывалось на груди, где был виден край пиона, украшавшего грудь Веймина. Длинные, ниже пояса, черные волосы тридцатилетнего мужчины были распушены, и неровными прядками спускались на плечи и спину. Некоторые пряди падали на лицо, переплетаясь с узорами маски, ничуть не мешая Императору. Из-под полуприкрытых век, опушенных густыми, хоть и недлинными, ресницами, блестел хрусталь его глаз, завораживая игрой разноцветных бликов. Никаких украшений не было сейчас на теле Владыки, только тонкая рубиновая капля, алела в его ухе, мерно покачиваясь в такт его движениям. Веймин, прикасаясь тонкими пальцами с ухоженными длинными ногтями к бумажному листу с начертанными на нем иероглифами, казалось читал его...Хотя, почему казалось?