Господин Наклеенные Глазки

Когда Абрахам застукал себя за любованием ряда бутылок в магазине, не сумел удержать злорадной ухмылки. Да, воротило от выпивки знатно, но непреодолимое желание уснуть без сновидений требушило сознание с тем же успехом. Интересно пронаблюдать, какое из них победит и что скажет матушка с Ласковым Чудовищем, когда он окончательно сопьется. Впрочем, ни одна из выставленных бутылок так и не уехала в обитель Эйверов.

В мире сюрпризов чуть больше, чем бесконечность. Большинство из них неприятны, особенно на этапе формирования. Но ведь любой самый прекрасный лебедь был когда-то скользким эмбрионом с просвечивающей кожей, бабочки — гусеницами и так далее. Впрочем, когда живешь в реальном мире, сложно поверить, что обглоданный зомби через неделю сбросит шкуру и превратится в эльфа. Например, потому что вероятность подобного крайне мала, если не сказать больше.

Так вот, через пару дней мир подарил Эйбу волшебство первого снега и относительный покой в душе. Он собирал на улицах снежинки черной курткой, пытался слушать музыку и не думать об оголенной коре головного мозга с голубыми глазами и добродушно-мультяшной улыбкой. Но гребаный плеер сел на половине пути, и теперь приходилось вслушиваться в шум колес и нервное гудение автомобилей.

— Абрахам Эйвер? Стойте! Подождите пожалуйста!

Эйб обернулся и встретил догонявшую девицу стеклянным взглядом. Паршивое настроение распространялось в том числе на случайных очаровательных дамам. Она запыхалась, но была, кажется, счастлива, словно увидела старого знакомого.

— Я видела вас в клинике...

О, нет.

О-нет-нет-нет!

— А вы, насколько я знаю... — девушка решительно не замечала цветущего во взоре Эйба ужаса. — ...видели Господина Наклеенные Глазки.

Она слегка наклонилась — перевести дух. Улыбалась при этом так, словно говорила о коллеге или своем молодом человеке. Абрахаму мучительно захотелось подавиться собственным языком. Он точно знал, о ком идет речь.

— Ах вот как это называется, — надо развернуться и убежать. Не прощаясь. Просто убежать.

— Н-нет, — девица задумалась. — Называется это иначе, но Ванессе так понравилось, когда вы спросили, не наклеены ли глаза!.. Говорит, как услышала, чуть в голос не заржала...

— Так они наклеены? — Эйб не был уверен, что желает знать ответ. Но поздно спохватился — вопрос выпален, девушка открыла рот, дабы ответить.

— Не совсем. Послушайте, не могли бы вы приютить его у себя на пару дней? — спросила она серьезно.

Молчание.

— Ну? Пожалуйста, нам больше не к кому обратиться. Из всех, кому Клет успела показать Господина, не в запое только вы!

Предложение казалось настолько диким, нереальным и внезапным, что Абрахам не придумал ничего лучше, чем молча повернуться и пойти дальше. На бег у него не хватило сил — в коленях разливалась слабость.

— Абрахам! — она козой поскакала следом — высоченные шпильки усиливали впечатление. — В этом нет ничего сложного! Просто поместите его в какое-нибудь теплое чистое место, привяжите, чтобы не уполз... он у нас знаете, такой ползун! Мастер уползать!

— Да ты издеваешься?! — он так резко развернулся, что они столкнулись. При этом девушке попало по носу застежкой на куртке. Она схватилась за лицо, зашипела, жмурясь от боли.

— Мы с девчонками решили его украсть! Клет совсем озверела — сделала из него зрелище, никого не пускает... лярва. Ну и нам нужен человек, чтобы подержал у себя пару дней до Гарольда. Нам только следы запутать, а потом Гарольд заберет...

— Куда? — спросил Эйб не своим голосом.

— В добрые руки. На пару дней, а? Ну жалко же его, чего он лежит как дурак в одиночке...

Абрахам сверху смотрел на эту маленькую и отважную девушку. У нее хватило смелости не только думать о Наклеенных Глазах, но и делать шаги навстречу. А хватит ли у него духу сказать: "Да, у меня есть отличное помещение, как раз подходит, чтобы хранить человеческий мозг и легкие!"? К сожалению, такое помещение действительно было.

— Скажи, а это он такой... — начал Эйб.

— Из-за алкоголя? — весело подхватила девушка. — Да нет, просто у Клет свои тараканы. Ее сын спился, промотал бабкино наследство, ну и...

— Идея фикс? — угадал Абрахам.

— Точно. Она теперь борется, как может. Каждого злоупотребителя считает личным врагом. Нам этого Наклеенные Глазки привезли для наблюдений, а она показательное шоу устроила.

— Так кто он?

— А нам не говорили, Абрахам. Врачи, может, знают. Ну так что, возьмешь?

— Моя ма живность не любит...

Девушка рассмеялась.

— Ей не обязательно знать. Ну мы завтра привезем, его, да? Немного попетляем по городу для виду и привезем!

Абрахам не понял, когда успел согласиться. Возможно, поэтому не стал спорить — шоковое состояние во многом волшебно. И люди в нем чего только не творят. Машины переворачивают, самовозгораются... Абрахам, например, сначала позволил незнакомым людям воплотить все ночные кошмары, а потом обнаружил себя посреди приборки в сарае. Прибирался он, конечно, в ожидании гостя. Надеялся, что девушка, представившаяся Терезой (какова ирония!) просто зло пошутила. Ну, или, на худой конец, привиделась, подобно дурной галлюцинации. Безумие казалось много предпочтительнее обещанной перспективы соседствовать с Господином Наклеенные Глазки. И Абрахам лелеял эту надежду на шизофрению ровно до тех пор, пока не услышал парковавшуюся у ворот машину. Далее он обливался холодным потом и поносил себя последними словами за то, что вчера не додумался дать Терезе чужой адрес. Вот кому-то выпал бы сюрприз! То, что он вообще не давал ей адреса, Эйб не вспомнил в панике. Потом ему еще не раз приходилось задумываться о странностях Терезиного плана, но в тот день было слегка не до них.

— Абрахам Эйвер? — уточнил водитель полугрузовика, подмигивая словно в нервном тике. — Вам посылка.

Он легко, словно пушинку, поднял с соседних сидений полиэтиленовый мешок, стянутый почтовыми лентами. В таком, подумал Эйб, перетаскивают трупы. Данный конкретный труп подавал признаки активной, но бестолковой жизни. Кровь застыла в жилах, а волосы на голове Абрахама зашевелились.

— А если бы тебя ос-становили с этим вот?

— С этим? Я очень аккуратно ехал.

— Г-гарольд? — уточнил Эйб, не в силах оторваться от душераздирающего зрелища.

— Где? — пришелец вскинул брови и даже оглянулся, тиская в руках вертлявый мешок. — А, нет. Гарри приедет через пару дней, заберет посылочку. Куда волочь?

"Неужели это происходит на самом деле?" — спрашивал себя Абрахам. Непослушная рука указала на маленький домик, тот, что Эйб отопил и снабдил мягкой лежанкой. Доставщик усмехнулся, с удовольствием отметил нарастающую бледность получателя.

— А не задохнется? — спросил Эйб. Он плелся за незнакомцем, а тот бодро шагал по снежной насыпи.

— Чему тут задыхаться? Не боись, я дырок наделал.

Когда Господина Наклеенные Глазки уложили, доставщик оттараторил инструкцию и собрался отбыть.

— Конечно, лучше дома такое держать... — посоветовал он на прощанье.

— У меня там... свидетели.

— Ну да ладно. Этому ничего не будет — живучий. Только по голове не бей и каждые пять часов поливай. Пересохнет еще...

Они постояли молча. Абрахам понимал задней мыслью — надо бы о многом расспросить, узнать, какого хрена они не позаботились о стерильности, куда везут, что будет дальше, но паника совсем выстегнула разум.

— Прямо в пакете поливать? — тонким голосом спросил Эйб.

— Оу, нет, конечно, пакет надо снять...

— О Боже...

— Тебе распаковать его?

— Да, было бы здорово.

— Бытие — потрясающая штука. Какие только формы ни принимает, а?

Эйб массировал виски. Пристроившись между стеллажами с инструментом и ровным рядом садовой утвари, он медитировал, взывал к спокойствию. Тошнило теперь не так отчетливо.

— Уж не говорю, что человек, скотина, ко всему привыкает... нет, я не о тебе. О себе. О том, что каким-то чудом к тебе привык. Смирился, точнее. Где моя медаль за подвиг?!

Господин Наклеенные Глазки по обыкновению не реагировал. Спокойно лежал после очередной неудачной попытки подняться. Вероятно, тоже медитировал. Серый мозг покоился на подушке, хлопчатобумажная ткань уже пропиталась отвратительной влагой, запах в сарае стоял откровенно мясной. Потому первые три минуты находиться там было невыносимо. Но Эйб перетерпел и сейчас наблюдал блеск голубых стекляшек в свете тусклой сарайной лампы. Ма вечно экономила на энергии в подсобках, но сейчас Абрахама устраивал интим в помещении.

— Только дотерпеть до вечера, слышишь? — произнес Эйб и поднялся. — Вечером за тобой приедут, и ужас закончится. Ну... для тебя начнется кошмар переезда... подумать только, а для меня — кончится. Забуду, как страшный сон.

Почувствовав перемены в комнате, Господин Наклеенные Глазки задергался.

— Вот змея... — прокомментировал Эйб, морщась. Глаза невольно следили, как правая рука на штыре выпрямилась и согнулась, слегка приподнимаясь, но тут же упала на место. — Лежал бы уж...

Человек двинулся на выход, стараясь сбежать раньше, чем пленник своего тела придет в возбуждение. Тот уже достаточно вертелся, чтобы сдвинуть матрац с ящиков. По-хорошему, конечно, стоило подойти и поправить, иначе Господин Глазки вполне мог стукнуться головой о занозящую поверхность в процессе своих хаотичных передвижений. Доставай потом щепки из мозгов...

Какой ужас. Но Эйб не смог пересилить себя, дорога к человеческим останкам была для него чем-то невозможным, отвратительным. "Пусть лежит, как есть" — подумал Абрахам, он застыл на пороге, держась за ручку двери. В эту секунду конечность Господина Наклеенные Глазки поднялась и упала еще раз. Но теперь набалдашник в конце полой трубки попал на металлическую скобу, скрепляющую ящик. И все замерло.

— Блин, — заметил Эйб.

Наклеенные Глазки еще раз повторил операцию, безошибочно попав по металлической скобе, но теперь чуть громче, чуть сильнее.

— Не стучи! — зарычал Абрахам. — Не хватало еще, чтобы ма прибежала. Вот сюрприз будет!

Господин Наклеенные Глазки, очевидно, не внял, потому как тут же раздался еще один удар.

— Свяжу! — зло пообещал Эйб, заранее понимая, что никого связать не сможет. — Будешь как селедка валяться!

Бом!

— Абрашек, что там у тебя? — залепетала мама во дворе. Эйб обмер. Не повезло.

— Н-ничего, я просто чиню полки! — заикаясь, крикнул он.

Бом!

— Тебе нужна помощь?

— Нет!

— Я приготовила ужин!

— Уже иду!

Бом-м!

— Хватит! — зашипел Абрахам и со всей силой приложился кулаком о дверь. Острая боль пронзила костяшки, Глазки замер, подтянул конечности, и Эйб пулей вылетел на улицу, не дожидаясь продолжения концерта. На прощанье он сильно хлопнул дверью, надеясь, что Господин догадается о внезапно наступившем одиночестве.

Они оба вдруг оказались во тьме: сухая и теплая тьма предназначалась для непрошенного гостя, и другая, липкая и тягучая — для Эйба. И он метался в ней, мучаясь ожиданием.

— Где же эти маленькие медицинские твари?! — ненависть со свистом и утробным бульканьем вырывалась из гортани. Ночь уже наступила, но никакого Гарольда на горизонте, ни звонков, ни писем. — Почему же я не додумался взять у этих... почему я не взял номер телефона?!

Эйб пробороздил вдоль забора четкую тропинку. В ожидании он пытался смотреть телевизор, играть в стрелялку, мыть посуду — не помогало. Сидеть он не мог, думать не мог — только нервно ходить в ожидании, изводя себя догадками. В какой-то миг Абрахам рванул к домашнему телефону, намеревался звонить прямо в клинику, но вовремя остановился. Неизвестно, почему задерживается Гарольд, но если Абрахам в последние секунды спалит контору...

Он мучительно представлял, как Господина Наклеенные Глазки волокут по коридору за обездвиженную руку, и Ласковое Чудовище самодовольно улыбается, предчувствуя жестокую ночь. А медсестрички плачут у расстрельной стенки и с укором смотрят на предателя. "Что, хотел избавиться от беспомощного калеки?" — вопрошают они. Абрахам зажал рот и побежал прочь от телефонной станции на улицу — за время отлучки на неровную тропинку успел лечь снег. Его надо было как можно скорее примять.

Душа не на месте, внутри нарастала истерика. "А я и не знал, что ты такой нервный!" — говорил себе Абрахам. Ситуация усугублялась тем, что к ночи Господин Наклеенные Глазки разбушевался. Из сарая отчетливее доносился стук. К счастью, ма и ба уже спали.

— Вот же человек-барабанная установка!

Забавно, Абрахаму не верилось, что сюрреалистический набор человечьего ливера пытался выходить на связь. Более того, Эйб гнал от себя мысли, будто что-то внутри злополучных останков могло иметь зачатки разума. Сознания... ведь если есть сознание — есть и чувства? Или это не обязательно? Как ни пытался Абрахам избежать мыслей о подопечном, в итоге додумался до одной очень простой мысли — никто не будет переживать за судьбу содержимого чашечки Петри. И значит, сестрички из клиники уверены в сознательной активности Господина Наклеенные Глазки. Они считают его живым и, главное, чувствующим. Иначе зачем спасать набор хаотичных электрических цепей и нервных окончаний?

Впрочем, спасители не слишком торопились.

Если Гарольд не приедет, то как завтра утром Абрахам будет объяснять ударный концерт матери? О, если она увидит — обмороков не избежать... С другой стороны, когда она очнется, вероятно, вдвоем они сумеют придумать выход из сложившейся ситуации. Надо же. А ведь раньше Эйб никогда не думал о поддержке со стороны матери. По крайней мере, в вопросе о Господине Наклеенные Глазки... Впрочем, раньше он и не сомневался в существовании таинственного Гарольда.

Теперь вера пошатнулась.

"Она или с визгом потребует сдать чудовище назад, или придумает уменьшительно-ласкательное имя новому питомцу", — подумал Эйб и усмехнулся.

Стук стал тише.

— Твою мать, — выругался Эйб, в красках представляя следующий день без участия Гарольда в их судьбе. — Чем же тебя кормить-то?!

Вчера на пару минут Эйб поверил, будто бы удалось примирился с соседством Господина Наклеенные Глазки. Конечно, при условии вечернего изъятия последнего и гарантии, что они больше никогда не увидятся. К утру отвращение всколыхнуло с новой силой. Теперь к нему примешивалось постоянное чувство нависшей ответственности, она звенела и переливалась. Отгул, взятый на работе, неизбежно подходил к концу, а в глазах матери читался рвущийся наружу вопрос по поводу включенного в сарае отопления.

Двухдневная тайна рассыпалась на глазах. Наклеенных голубых глазах... Но более всего Эйба пугало то, что у сожителя в домике для садового инвентаря не было ничего, похожего на рот. Даже приблизительно, не считая маркерной черной лыбы.

Дезориентированный. Слепой. Глухой. Полностью во власти безразличных, всесильных, преисполненных отвращением. Абрахам содрогнулся от ненависти к себе — из-за его душевной слабости, беспомощности и без того обездоленная тварь вынуждена погибнуть в муках. Несмотря на живучесть Наклеенных Глазок, удара голодом ему не пережить. Вопрос во времени.