В память о нерушимой дружбе

— Вернемся в Чикаго и разделимся. Вы постараетесь узнать, что сможете, о Грете Сорено. А я об остальных, — мы ехали обратно по 142-ой. Все такой же пустынной и пугающей и будто зовущей раствориться в ней, стать частью этого иссохшего царства.

— Ладно, — покорно отозвалась Рейчел. — Грета Сорено... — задумчиво повторила она. — Знаете... В фильмах поцелуй не может быть дольше трех секунд.

— Что?

— Просто вспомнила... Что по правилам поцелуй на экране длится всего три секунды. Так... Глупости, извините, — Рейчел поправила юбку и как-то ломано, в несколько движений, отвернулась к окну.

— Мне стоит связать те два факта, что в тот же день, когда ты спрашивал про Клайва, его нашли мертвым? — не поднимая головы от какой-то бумаги, произнес Лоу.

— Думаю, ты уже сделал это... — сел я за барную стойку перед ним. — Любой коронер скажет, что Клайва убили несколькими

часами ранее. Мне нужна помощь...

— Всем нужна помощь...

— Вот, здесь список имен — они как-то связаны с делом, которое мы вели с Клайвом. Он говорил, что ты служил... Ты... Можешь использовать связи, чтобы узнать, есть ли о них какие-то данные? Это поможет найти убийцу Клайва... И еще одного человека...

— Кто второй? — бармен взглянул равнодушно на листок, но даже не притронулся.

— М... Моя невеста...

Лоу вдруг посмотрел прямо в глаза:

— Гарри Лоуренс, — даже не спрашивая, а утверждая, прошептал он.

— Тише, пожалуйста...

Бармен пожевал губами и взял записку, вытянув руку с ней как можно дальше от себя.

— Зайди дня через два.

— Спасибо, — я хотел еще что-то добавить, но слова упорно не шли. Впрочем, судя по слабой улыбке Лоу, он и так все понял.

7.

— Алло, Гарри? — за окном моей комнаты загрохотал несущийся по мосту товарный поезд. И, словно приветствуя его, чашка с засохшим на дне кофе визгливо задребезжала в ответ.

— Да.

— Это я... Рейчел... Что у тебя там шумит?

Состав заслонил от меня клонящееся ко сну солнце, и оно игриво подмигивало сквозь промежутки между вагонами. Словно говорило: "А я еще тут..."

— Поезд. Ты что-то хотела? — мы как-то незаметно перешли на "ты". Не могу сказать, что был против.

— Да... Я... Прости, если отрываю. Хотела рассказать, что узнала про Грету...

— Не отвлекла. У меня будут данные только дня через два... Да... Рассказывай.

— Смотри... Она родилась в 1921 году в местечке Денверро. В 17 сбежала из дома и... поехала искать счастья в Голливуде. Но у нее ничего не получилось. На первых же пробах Грета потерпела неудачу и вынуждена была работать официанткой в одном клубе. Там она случайно познакомилась с одним режиссером. И... Они, вроде как, стали встречаться. Режиссер... Сейчас... Я записывала... — в трубке послышалось шуршание бумаг. — Питер Кейли. Он устроил ее в свой фильм "Долгая летняя ночь". Собственно, это единственный фильм, в котором Грета успела сняться — через несколько месяцев после выхода его на экраны, она и погибла в той автокатастрофе. Газеты действительно смаковали ее во всех подробностях — писали, что сила удара машин была такая, что Грете... Господи, даже говорить это... Ей оторвало голову. И, вроде бы, ее так и не нашли. Опознали только по родимому пятну на бедре...

Но знаешь, что самое жуткое? Я вспомнила — я же когда-то смотрела этот фильм... Ее героиня в кино погибает точно также — столкнувшись ночью на междугородней автостраде с другой машиной...

Я молчал, обдумывая услышанное.

— Гарри?

— Да, я тут. Не пойму пока только, как это все связано с Джен...

Поезд прошел, и сквозь окно неудержимо рванулось вечернее солнце, выставляя во всех подробностях грязную, с горками наваленных вещей и немытой посуды квартиру. Словно некто направил небесные софиты на мою никчемную жизнь...

— Гарри, мне страшно...

8.

Из тех отчетов, что нашел для меня Лоу, следовали две вещи: все люди с записки были примерно одного возраста, родились в городке Денверро и, кроме одной женщины, были жесточайшим образом убиты.

Матильда Левенштайн — найдена со вскрытыми венами в своей ванне.

Грета Сорено — погибла в автомобильной аварии.

Льюис Амортидад — найден в своей квартире, разрезанным на две половины и оскопленным.

Шон Авис — найден в переулке с перерезанным горлом

Ребекка Труман — сбита машиной.

Записей о смерти Ребекки не было. Жива? Судя по указанному в отчете адресу, она жила в северной части города. На машине — двадцать минут.

Я решил не тратить время, заезжая за Рейчел, и поехал один. Было около девяти утра, и пробуждающийся после ночного дождя Чикаго тонул в душном тумане.

— Ракит-хайвей, 21... — прочитал я смутно различимую вывеску на перпендикулярной улице и свернул. Мне был нужен дом 7.

15... 13... 11... 9... Вот, он!

Я припарковался и сквозь клубы поднимающегося от асфальта пара двинулся к зданию. Где-то рядом переговаривались невидимые в тумане люди, играло радио...

— Harry-Harry... Harry likes to hurry... — вдруг приглушенно запело оно.

Я едва не споткнулся, вслушиваясь в незатейливый мотив. Почему эта мелодия меня преследовала? Будто сама Джен пыталась что-то мне сказать. Но что?

У стола с радио сидела в инвалидной коляске женщина. Окна, и без того полускрытые за тяжелыми фиолетовыми портьерами, выходили на пропитанный туманом задний двор. От этого казалось, что сам дом повис в какой-то бескрайней белесой пустоте.

— Ребекка, добрый день, — обратился я к ней. Судя по фоновому смеху, доносившемуся из приемника, женщина слушала постановку. — У меня всего несколько вопросов... Вы знакомы... Простите, были знакомы, с Имоджен Беркли? Или с кем-то из этих людей? — протянул я ей листок с уже подтершейся надписью. — Со всеми из них приключились несчастья, может быть... Есть какая-то связь... Кроме города?

Приемник вновь разразился многоголосым смехом, каким-то чужеродным в гнетущей тишине дома. Как шутка, прозвучавшая не к месту.

Ребекка слабо улыбнулась, но ничего не сказала.

— Погодите, — оживился ее муж. — Беркли, говорите? Сейчас...

Мужчина вышел и вскоре вернулся с фотографией в рамке.

— Сейчас... — вытащил он листок и передал мне. — На обороте.

На коричневатой фотографии стояли шестеро ребят на фоне поля, лет 16-17. Двое молодых людей и четыре девушки.

И одной из них была моя Имоджен... Совсем еще юная, с короткой прической, вошедшей в моду в начале двадцатых и озорной улыбкой на худом лице.

— Джен... — прошептал я, проведя пальцем по фотографии.

— Что?

— Нет, я... — я помотал головой, отгоняя всплывшие из глубин памяти образы, и перевернул листок:

"Льюис Амортидад, Матильда Левенштайн, Имоджен Беркли, Грета Сорено, Шон Авис, Ребекка Труман.

В память о нерушимой дружбе, Денверро, 6 июля 1937 года"

— Мы все это заслужили... — раздался тихий женский голос, растворившийся в новой порции смеха из приемника. — За то, что мы сделали...

— Ребекка? Что вы сделали?

Но женщина снова замолчала, окаменела, как мраморная статуя, заколдованная тонувшими в тяжелых портьерах звуками.

— Мы это заслужили... Заслужили...

9.

Я помню...

Дождь гремит по жестяной крыше, спешит ручным зверьком по желобам водостоков. За окном мечутся ветвистые молнии, и в белом свете их вспышек проступают предметы в комнате.

— Гарри, пообещай мне... — Джен сидит в кресле, подобрав под себя худые ноги. В дрожащей ее руке стиснут кружевной платок.

— Что с тобой? Почему ты сидишь в темноте?

— Просто пообещай, что... Всегда будешь любить меня? — судорожный вздох невидимым облачком срывается с губ девушки. В очередной вспышке я замечаю ее испуганные глаза.

— Джен! Что ты такое говоришь?

— Пообещай! Пообещай, что будешь относиться ко мне так же, как сейчас. Что бы ни случилось, Гарри.

— Хорошо. Я обещаю. Но объясни, что происходит?

— Просто обещай, Гарри...

— Гарри, мы посмотрели карты Штатов, Канады и Мексики. Этого Денверро нигде нет... — Рейчел сложила лист и устало оперлась подбородком на руку. — Ерунда какая-то. Как минимум шесть человек оттуда родом...

— Пойду опять в полицию. Хотя это и будет глуповато... Спрашивать, где находится город.

— Мне кажется... Почему бы не узнать в университете? У какого-нибудь преподавателя географии. Они же изучают это годами.

В ответ я посмотрел на девушку и улыбнулся:

— Я уже знаю, кто будет притворяться студенткой.

— Понимаете, профессор Эстерхауз... Мы осмотрели все, что можно...

За окнами аудитории неслышно колыхалось озеро Мичиган, сине-стальное и какое-то бесконечно далекое.

— Молодые люди, вы бы не нашли его, изучив даже подробнейшие карты ФБР и Пентагона. Зато, один раз взглянув на карту штата Мичиган годов... Двадцатых...

— То есть, он был... Куда же исчез?

— Не исчез — вымер. Каждый год появляются такие города-призраки. Это естественный процесс — молодежь переезжает в крупные города, производство закрывается... И вот — мы убираем опустевший город с карт.

— Вы знаете, как туда проехать?

— Дайте-ка вашу карту... Смотрите — от Чикаго по 142-ой и... на Ост-Хайрод-авеню. Она упирается точно в Денверро.

— Ост? Вы уверены? — вспомнил я поворот на Хайрод-авеню. Грета Сорено погибла на дороге к своему родному городу?! Будто бежала от чего-то... — Мы были там недавно, но видели лишь западную часть... Слева — дороги нет.

— Думаю, она там, но из-за того, что давно не используется, могла скрыться под песком и грязью.

10.

Гнетущая пустота 142-ой окружала нас, давила со всех сторон незримым обручем...

Как смерть Джен и остальных связана с этим городом-призраком? И что они натворили?

"В память о нерушимой дружбе"... Все люди с той фотографии, кроме Ребекки, были мертвы. Да и Ребекку назвать живой я бы не смог...

Впереди показался поворот, и, добравшись до него, я свернул налево. Туда, где, по идее, должна была проходить восточная часть Хайрод-авеню, и где погибла так и не вернувшаяся домой Грета Сорено.

И мы ехали... Сквозь зноем и солнцем иссушенные земли, по дороге, кое-где проглядывающей под болезненными наростами грязи... Из одной пустоты и безнадежности, которые давно уже поселились внутри и вместе с нами ползли вперед — в пустоту другую. Обремененную смыслом, озаренную правдой...

— Гарри, это он...

Впереди показались первые дома. Растрескавшиеся и накренившиеся, с незаживающими язвами выбитых окон. С ржавыми остовами машин, что стояли перед верандами, и ревущими в расползающихся стенах сквозняками.

В этом городе все началось...

Мы остановились на центральной улице и, осматриваясь, вышли.

— Пойдем туда? — кивнула Рейчел на здание, видимо, местного клуба. Новый порыв ветра вскинул в воздух и вдруг прибил к ее ноге похожий на водоросль сорняк.

— Почему туда?

— Доверься мне.

Барная стойка, пожелтевшие фотографии на стенах... Внутри было сухо и тепло, и в пробивающихся сквозь окна снопах света кружились сонмы золотистых пылинок.

— Этим клубом владел Реджинальд Хьюз. Вот, он, — Рейчел показала на фотографию. Там задумчиво играл на контрабасе мужчина в коричневой рубашке. Средних лет, с озорной ямочкой на подбородке и зачесанными назад волосами. — Он собрал местных, научил играть... И они выступали каждые выходные... Исполняли разные песни. Весь город приходил сюда по вечерам...

— Рейчел, что ты... Говоришь? Ты здесь была? Жила?

— Когда я последний раз его видела, он пел... Такой яркий в свете ламп... Улыбающийся... Он смотрел куда-то вверх и пел...

"... Я хотел бы быть рядом с нею,

Но я не здесь,

Я исчез..."

А я закрыла дверь и ушла. Это было, как будто медленно поворачивали ручку громкости. Музыка из клуба звучала все тише... тише...

Таким я его и запомнила... Поющим, веселым...

Озаренным какой-то истиной...

Девушка обернулась ко мне и протянула руку:

— Потанцуй со мной... — заиграла на ее лице растерянная улыбка.

— Нет, погоди, объясни, откуда ты знаешь про это место!

— Гарри, у детектива О'Лири не было дочери, — подошла ближе девушка.

— Ты... — я невольно отпрянул от нее. — Это ты? Ты всех убила?

— Гарри... Давай я расскажу тебе одну историю...

Однажды, в конце двадцатых, в городе появилась негритянка с маленькой белой девочкой. Ты понимаешь, что это значит? Негритянка! Здесь... Это не южные штаты, конечно, но ее не полюбили. Думали, что девочку она украла, а сама — в бегах. Что ж... Возможно, так оно и было. Мама не успела рассказать мне, как я появилась в ее жизни. Несколько лет унижений и боли... Я не представляю, как она вынесла. Ради меня? Или не верила, что в другом месте будет лучше...

А потом появилась... Шестерка друзей... В школе они возненавидели меня. Я даже не знаю за что — за то, что меня воспитывала негритянка? Или что я была лучше? Умнее их?

Как-то вечером они встретились мне на дороге и снова принялись за свое. Подошла мама, которая волновалась и искала меня, и... стала защищать...

Вдруг один из них, Льюис, сказал что-то, и мама дала ему пощечину.

И тут все началось... Они словно озверели — начали бить меня, ее... Руками, ногами... Кидали камни... Я просила, я умоляла их остановиться... Но, словно все человеческое покинуло их тогда, оставив лишь первобытные инстинкты... Иногда дети могу быть очень жестокими. Наверное, потому что еще не могут понять все последствия своих поступков...

Тела они сбросили с обочины, как дохлых крыс. Думали, что убили обеих... Наверное, даже испугались.

Только девочка выжила... И через годы... отомстила.

Вот и все, Гарри. Здесь был последний вечер моего детства, здесь же все и должно закончиться. Ты же за этим сюда приехал? Отомстить? О, поверь, я знаю, каково это, когда желание мести порабощает тебя, изводит каждый день, как трупный червь тело мертвеца...

Хочешь убить меня? Пытать? Ну же! Ты же этим и жил последний год. Жаждой чужой боли!!

Или... Мы можем попытаться оставить это позади. Ведь... Все они получили по заслугам... Нет нужды умирать следом! Гарри, я тогда открыла дверь потому, что не смогла сдержаться. Узнала тебя и... — Рейчел растерянно улыбнулась, впервые за время монолога вновь став похожей на ту невинную заплаканную девчушку, которую я увидел в доме Клайва. — Мы можем начать все сначала... Вместе...

Гарри?

Я смотрел на нее и видел ту свободную прекрасную жизнь с Джен, о которой всегда мечтал. Жизнь, которой, увы, был лишен навеки... Которая, зная всю историю, теперь казалась чем-то нездоровым, неправильным и кружилась перед глазами вызывающим рвоту калейдоскопом картинок.

"Упрямый ты..."

"Гарри, я хочу к тебе..."

"'Не выдержу..."

"Гарри, обещай..."

"В память о нерушимой дружбе..."

Как испорченная пластинка, которая раз за разом повторяла одно и ту же строчку: Harry, Harry... likes to hurry...

Снова и снова... Гипнотизируя, сводя меня с ума...

— Гарри...

Улыбка Рейчел угасла. Опустились ее руки, и, тишину мертвого города надорвал нервный вздох.