Аэлита с планеты Земля

Но пора было останавливаться — не хватало ещё, чтобы на Его Женщину стали пускать слюни прыщавые подростки! Были и другие причины — их знакомые заметили, конечно, разительную перемену во внешнем облике подруги эска, и это могло привести к некоторым осложнениям. Пока ещё всё можно было объяснить здоровым образом жизни, применением дорогой элитной лечебно-питательной косметики и чудодейственных пилюль (благо реклама взахлёб расписывала потрясающие омолаживающие эффекты порошка из толчёных глаз отловленных в полнолуние ночных бабочек с острова Борнео или вытяжки из семенных желёз летающих ящериц Амазонии, настоянной на слезах индийских девственниц), но это пока, до поры до времени.

А кроме того, сам-то эск продолжал стариться. Пара, в которой ему шестьдесят, а ей тридцать — это ещё куда ни шло, но вот соотношение семьдесят и двадцать... Законы природы едины для всех биоорганических существ во Вселенной, и тут уж ничего не поделаешь. Эск попытался тем же макаром изъять излишек молодости у особей мужского пола (уже для себя самого), но потерпел полную неудачу. Дело в том, что его чары были густо замешаны на тантрической магии, а эск придерживался традиционной сексуальной ориентации и к адептам однополой любви не испытывал никаких иных чувств, кроме брезгливости. И тогда эск смирился — ведь главного он достиг, а лучшее, как известно, враг хорошего. Возможно, ему удастся что-нибудь сделать и с собой — время у него ещё есть.

* * *

Теперь ему приходилось много работать, ибо молодая и красивая женщина требует повышенных материальных затрат. Впрочем, особых проблем в связи с этим не возникло — эск уже очень хорошо ориентировался в социуме землян, и знал, как можно получить всё необходимое в условиях господствующей в этом Мире экономической системы. И всё-таки время на зарабатывание денег приходилось тратить. Вот и сегодня пришлось задержаться в офисе на лишнюю пару часов.

Подойдя к двери своего дома, эск вдруг почувствовал — что-то не так. Прежде всего, он не ощущал присутствия Своей Женщины, и это было странным. Войдя в прихожую, он зажёг свет и позвал её, но ответа не услышал. И это было ещё более странным — обычно она встречала мужа у порога, и он сразу окунался в нежность её глаз. Эск прислушался — дома было тихо. Чувствуя, как сердце начинает сдваивать удары и частить, он торопливо прошёл на кухню — там никого не было, хотя над столом горел небольшой светильник в форме цветка. Эск подарил этот причудливый осветительный прибор Своей Женщине на день рождения (непонятно, правда, на какой — если по паспорту, то на пятьдесят девятый). И тут в глаза ему прыгнул аккуратный квадратик бумаги, лежавший на середине стола. Ничего особенного, они часто оставляли друг другу ласковые записки, но сейчас почему-то эск сразу почуял недоброе. И не ошибся...

Он взял письмо и чёткие строчки (у Его Женщины был красивый, как и она сама, почерк) показались ему ядовитыми насекомыми, готовыми ужалить.

"Прости меня, пожалуйста, прости и пойми. Я не могу больше разрываться, мне надо сделать выбор. Нам было очень хорошо вместе, но теперь я должна уйти. Человек, который меня полюбил, зовёт, и я не могу...".

Эск не стал читать записку до конца. Ноги его стали ватными, и он тихо опустился на табурет. Мысли шевелились еле-еле, словно гусеницы под наркозом.

"Как же так... Почему... Где и в чём ты ошибся, мудрый эск?... И кто теперь будет приносить Моей Женщине — хотя нет, уже не моей, — кусочки молодости?"

И тут где-то далеко-далеко — дальше даже, чем остался навеки потерянный эском его родной Мир, на самом краю Вселенной, — он услышал многоголосый женский смех. И самым краешком своего уже гаснущего сознания эск успел понять — это хихикают тысячи и тысячи дрянных девчонок с планеты по имени Земля. Девчонок, у каждой из которых он зачем-то отобрал по одному дню молодости.

Она

— Оснований для беспокойства нет — теперь нет. Ваш отец, — врач говорил вежливо, с оттенком профессионализма, однако от женщины не укрылся его типично мужской взгляд, которым он скользнул по её выглядывающим из-под короткой юбки коленкам, — будет жить. Полагаю, ему придётся ещё дней десять провести в нашей клинике, но кризис уже миновал.

— Спасибо вам, доктор, — женщина, сидевшая напротив него, прерывисто вздохнула. — Только это мой муж, а не отец.

У доктора чуть дрогнула бровь — не оттого, что у пожилого пациента (причём явно не принадлежащего к власть или деньги имущим) оказалась столь юная жена (в конце концов, в жизни — оно всяко бывает!), а потому, что эта красавица вполне искренне была благодарна медикам за спасение жизни своего мужа. "Похоже, этот старый пень ей действительно дорог, — подумал врач, — вот ведь загадочные существа эти бабы! Хотел бы я, чтобы такая цыпа так беспокоилась обо мне...". Эта мысль почему-то вызвала у доктора неприятное чувство — он, молодой и здоровый мужик, не жалующийся на недостаток женского интереса к своей персоне, вдруг почувствовал себя обделённым. И следующая его фраза была продиктована именно этим чувством — гаденькой смесью зависти и мелкой мстительности, приправленной откровенным и острым желанием, которое вдруг вызвала у него эта женщина.

— Вот только говорить о полном выздоровлении, боюсь, преждевременно, как и... э-э-э... о восстановлении мужских функций организма. "Завалить бы тебя где-нибудь или прямо встояка...". Вы меня понимаете? Мне не хотелось бы предполагать инвалидность, но...

Глаза женщины, только что тёплые и благодарные, внезапно сделались ледяными.

— Благодарю вас за эту информацию, — холодно ответила она. — Но ведь вы кардиолог, а не сексопатолог, не так ли? — С этими словами она встала, намереваясь уйти, и тут врачу, никогда не считавшему себя суеверным человеком, стало как-то не по себе. "А ведь эту даму лучше не злить, — очень отчётливо проскочило у него в сознании. — Вот только почему я в этом так уверен?"

— Извините, пожалуйста, — промямлил он, когда посетительница уже взялась за ручку двери кабинета, — это просто мой врачебный долг... я вовсе не намеревался... "Чёрт побери, какие у неё ноги! С ума можно сойти!". И видя, что женщина вот-вот уйдёт, неожиданно сказал то, чего говорить не собирался. — Скажите, а вы не замечали за своим мужем каких-либо странностей? Вы ведь давно вместе?

— Давно, — как-то странно усмехнулась она, обернувшись и остановившись у самой двери. — А что вы имеете в виду под "странностями"?

— Анализы у него... очень нетипичные, — окончательно стушевался доктор, только сейчас обнаружив, что он уже не сидит чуть вальяжно, как в начале разговора с женой своего пациента, а стоит. "Что это со мной? Словно пацанёнок, впервые увидевший, как раздевается взрослая женщина, не подозревающая, что за ней наблюдают... Баб у меня, слава богу, не одна, не две и даже не десять было! Хотя с такими невероятными глазищами — не было. Прям ведьма средневековая...". — И компьютерная томография... Картинка получилась такая, что... Нет, нет, ничего опасного, просто непонятное что-то... Я даже хотел созвать консилиум — мы с подобным никогда не сталкивались.

— Ну зачем же сразу консилиум, — женщина смотрела врачу прямо в глаза. — Мало ли какие неполадки бывают с аппаратурой? Вы же говорите, что опасности нет? — Доктор поспешно закивал, не говоря ни слова. — Вот и прекрасно. Для меня главное, что мой муж будет жить. А остальное, в том числе и проблемы сексуального характера... Возможно, мне понадобится ваша консультация, — в глазах её заплясали золотистые огоньки, — ...когда-нибудь. Всего вам доброго.

— А... Сколько вам лет? — ляпнул доктор первое, что пришло ему в голову — лишь бы задержать её ещё хоть на несколько секунд. — И... как вас зовут?

— А разве вы не знаете, что ваш первый вопрос невежливо задавать женщине? Если я вам скажу, что мне шестьдесят два, вы ведь всё равно не поверите. А зовут меня Марина. До свидания.

Дверь за женщиной закрылась, а врач рухнул в кресло, едва не опрокинув стоявший на его рабочем столе монитор компьютера. "Юмористка... Значит, ей двадцать шесть — цифры переставила. Но если я через пять минут кого-нибудь не оприходую, то сам займу место на одной из коек нашей клиники с диагнозом внезапный приступ гипертонии... ".

В дверь робко постучали. "Блин, ну кто там ещё! Меньше всего я сейчас расположен выслушивать жалобы очередной старой грымзы на её немощи...".

— Вы не заняты, Андрей Андреевич? — в кабинет впорхнула молоденькая медсестра из практиканток — одна из многих, которые заглядывались на импозантное восходящее светило отечественной медицинской науки и практики. — Мне бы получить ваше разрешение на доступ к базе данных с историями болезней. Для отчёта по практике...

— Рита... "Вот чёрт, даже горло пересохло". Ты очень кстати. Дверь закрой.

— Мне уйти? — не поняла девушка.

"Вот же бестолковка!". Андрей вскочил, подбежал к двери, отодвинул Риту в сторону, запер замок и сгрёб медсестру в объятья.

— Ой, вы что... Не надо... В рабочее время...

— Ерунда, — жарко выдохнул он в её раскрасневшееся ушко, торопливо расстёгивая на Рите белый халат. — Будем считать, что у нас обеденный перерыв. "Надо будет хоть кушетку в кабинете поставить, а то несподручно..."

Доктор подтащил Риту к своему столу, отбросив ногой кресло, где десять минут назад сидела так зацепившая его женщина, — слабые попытки девушки сопротивляться не принял бы за настоящее сопротивление самый что ни на есть недотёпа в амурных делах. Так и не справившись до конца с пуговицами халата — руки у него тряслись, словно с перепоя, — он просто задрал медсестре подол и стащил с неё колготки вместе с трусиками.

— Ой, Андрюша, — прошептала Рита, покорно наклоняясь и опираясь ладонями о край стола. — Значит, я тебе всё-таки немножко нравлюсь? А-а-ах...

— Угу, — пробурчал Андрюша без отрыва от производства.

* * *

Эска выписали через неделю. Он быстро приходил в себя и даже порывался вскоре выйти на работу, но Марина, окружившая мужа заботой, резко воспротивилась.

— Нечего делать! — решительно сказала она. — Твоя контора без тебя не развалится. Деньги у нас есть, так что набирайся сил. Или, может быть, тебе плохо дома, со мной?

О случившемся они не говорили. Эск, следуя принятым в его мире правилам, не счёл нужным упрекать жену — что поделаешь, женщинам свойственно совершать не слишком обдуманные поступки, руководствуясь не рассудком, а эмоциями. В конце концов, именно то, что она вернулась домой в тот печальный вечер с полдороги (так и не сумев объяснить, что побудило её вернуться), нашла мужа лежащим на полу без сознания и вызвала "скорую", спасло эску жизнь. Марина же и вовсе не хотела вспоминать об этом неприятном эпизоде, и когда её приятель однажды позвонил, она сказала ему всего три слова: "Не звони мне" и повесила трубку. Её сейчас куда больше занимало совсем другое.

Выглядевшая совсем молоденькой, Марина обладала опытом пожившей женщины, а дурой она не была никогда. Она догадывалась, что с её неувядающей молодостью не всё так просто — достаточно было посмотреть на свои собственные фотографии пятнадцатилетней давности. Не раз и не два она слышала, как эск говорил во сне на каком-то непонятном языке, помнила она и необычное — почти физическое — ощущение горячего, заполнявшего всё её существо, когда вернувшийся домой супруг целовал её прямо в прихожей. Был в этих поцелуях привкус чего-то совершенно неведомого, чему не было объяснения, а последней каплей стали слова доктора о странных результатах анализов мужа. И вот однажды ночью, когда они отдыхали после любовных ласк, — предположения чересчур заботливого врача не подтвердились, эск ничуть не утратил своих сексуальных сил и способностей, — Марина спросила его напрямик.

— Послушай, а ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Ты о чём? — не понял эск (или сделал вид, что не понял).

— Да-а-а... — задумчиво протянула она, пытаясь разобрать в темноте выражение его глаз, — актёр из тебя — никакой. Во всяком случае, гораздо худший, чем колдун. Разве я не права? Может, пришла пора рассказать мне всё? И кто ты есть на самом деле, и откуда, и каким образом я — разменявшая седьмой десяток! — стала такой, — она сбросила одеяло, села на постели и провела ладонью по своей упругой груди, — что мужики влетают лбами в фонарные столбы, провожая меня взглядами? Мы вместе уже двадцать пять лет — примерно на столько я сейчас выгляжу — срок вполне достаточный для созревания откровений. Ну так как, загадочный мой, будем и дальше запираться?

Эск долго молчал, потом вздохнул и начал рассказывать — всё, с самого начала. Марина, как ни крути, была права — да и трудно ему было устоять перед древним оружием, пущенным в ход Его Женщиной: она пресекала все его попытки притянуть её к себе до тех пор, пока он не закончил свой рассказ.

— Нет, дети, это фантастика! — заявила Марина, выслушав до конца всю невероятную историю эска. — Хотя, — она пружинисто спрыгнула на пол, подошла к большому зеркалу и посмотрела на отражение своего обнажённого великолепного тела, — это уже не фантастика — это можно потрогать руками и убедиться в обратном. Ладно, примем как данность, — тем более что эта данность меня очень даже устраивает. Не иначе как сам Всевышний уберёг меня в тот вечер от самой большой дурости в моей жизни... Неизбежные проблемы мы с тобой решим — уедем в другой город, а обзавестись новыми документами и биографией в нашем семимильными шагами демократизирующемся обществе не так сложно, если есть деньги. Но есть одно "но" — было бы очень желательно, чтобы ты тоже несколько изменился. Ты надёжный спутник жизни, и ты мне дорог — я окончательно поняла это тогда, в тот вечер, когда увидела тебя на полу. Ты хороший любовник — не знаю, как с этим делом обстоит в вашем мире, но для обитательниц нашей планеты это немаловажно. Как говорится, всё при всём, но я хочу иметь от тебя детей, — полагаю, что теперь я на это способна, — и я хочу, чтобы у них был молодой отец. Да и вопросов у окружающих будет меньше. А кроме того, я хочу просто-напросто подстраховаться — да, да, не удивляйся! — на тот случай, если меня начнёт обхаживать какой-нибудь молоденький смазливый плейбой. Мы ведь такие — иногда думаем не головой, а совсем другим местом. Природа, блин... А мне совсем не хочется потерять тебя по собственной вине, и не потому, что ты у нас, оказывается, чёрте откуда взялся, да ещё с небывалыми способностями! Я люблю тебя — есть у нас, землян, такое понятие. Или вам, эскам, оно неведомо?

— Не получилось у меня омолодиться самому, — признался эск. — Тантрическая магия ориентирована на противоположный пол — я не могу отбирать у мужчин кусочки молодости.

— А я на что? — спросила вдруг вновь забравшаяся в постель и прижавшаяся к мужу Марина.

— Ты? А при чём здесь ты? Ты ведь не эскиня, и тебе неведома магия!

— Знаешь, мне кажется, что за эти годы ты одарил меня не только чужой ворованной молодостью. Мне доводилось замечать, что я как-то воздействую на людей своей волей — они мне подчиняются. Значит, я кое-чего от тебя нахваталась или у меня самой есть некие способности. Почему нет? Будешь меня учить всему, что умеешь сам, вот и всё. А потом — потом я буду приносить тебе подарки!