Правдой оказалась еще одна страшная сказка. Посреди цветущей и душистой поляны темнела мертвая земля. Плешь, скрытая от любопытных взглядов высокой травой. Ищи — не ищи, не увидишь, пока не наступишь. Сухой, безжизненный клок пачкал башмаки, как зола. Черные и серые пятна беспорядочно, но крепко лежали повсюду. Их почему-то не сбивали следы от ног и цепей, не смывал дождь, не губило время.

Ни травинки. Повсюду благоухают цветы, а здесь... Ничего. Дурное место. Колдовское. Но мне по-прежнему не страшно. Наоборот, спокойно. Несмотря на цепь и замок, невзирая на Испытание. Как будто я только и ждал того, чтобы очутиться здесь. Вдохнуть запах гари, увидеть темный, лишенный жизни клочок земли. Наверное, это какое-нибудь волшебство.

Я снял с высокого стебля жирную гусеницу и бросил ее под ноги. Та, нервно извиваясь, быстро-быстро поползла к траве и вскоре скрылась из виду. Только сейчас я заметил, что жуки и мошкара не кружат над нами. Огибают недоброе место.

Замар проверил каждую цепь, посмотрел на Исата, затем на Корта.

— Пора, — буркнул под нос староста и, опустив глаза, молча побрел к селу.

Сын кузнеца и сын пекаря поплелись за ним. Никто не оборачивался. Так и должно было быть. Именно к этому нас готовили уж если не с рождения, то с того времени, когда ты начинаешь понимать, чем мальчик отличается от девочки. Все шло своим чередом.

Ровесники долго смотрели им вслед. Я тоже некоторое время смотрел, потом сел рядом с грубо обтесанным колышком и увидел, что земля рядом со мной шевелится. Собирается возле меня кругом. Тянется ко мне, как слабый росток к солнечному свету.

Я поднялся и внимательно оглядел серо-черное место Испытания. Мертвая земля недвижно лежала и там, и тут. Перестала она шевелиться и возле меня, таинственный круг рассыпался. Про это никто из сельчан не говорил. Я наклонился, осторожно поднес ладонь к земле, и та опять ожила. В мгновенье ока под моей рукой выросла черная горка, похожая на муравейник. Я двинул ладонь в сторону — и горка потянулась за ней, смешно изогнув острую вершинку. Да, это была не земля. Черная горка вытягивалась и раскачивалась, зачем-то пытаясь добраться до моей потной ладони. Земля давно бы рассыпалась.

Посмотрел на Мэрта. Он, опустив голову, сидел рядом, кончики его пухлых пальцев почти касались заколдованной земли, но она оставалась спокойной. Такой, какой я увидел ее впервые. Я опустил ладонь чуть ниже и сразу ее отдернул. Впрочем, ожившей земле хватило и этого мига, чтобы прилипнуть к коже.

Стало щекотно. Сухие песчинки темным неровным кружком застыли на тыльной стороне ладони. Те, кому не хватило места, собрались в короткий хвостик, который болтался при малейшем движении. Одурманенные алаином ровесники не могли оценить волшебства. А это было самое настоящее волшебство! Земля подчинялась мне.

Я попытался стряхнуть песчинки, но они лишь разбежались по ладони, словно мураши, не желая ее оставлять. Они не были липкими, какая-то другая сила держала их. Пришлось помучиться, чтобы освободить руку от живой земли.

Я как следует отряхнул ладони, вытер их о штаны, выпрямился в полный рост — и увидел мертвецов. Страх вернулся внезапно. Ударил в грудь, заставив сердце отчаянно биться. Мертвецы принесли его с собой. Вместе с иссохшей плотью, оголенными ребрами, гнилой одеждой и густым смрадом.

Бежать, нужно было бежать!

Будь храбр. Это твой долг, прозвучало напутствие старосты. Но тотчас сгинуло в вихре тревожных мыслей. Я ухватился за цепь и потянул ее изо всех, надеясь выдернуть колышек. Надеясь сбежать.

Спина взмокла от усилий. Я уселся на корточки, сунул в рот все алаиновые листья разом и пожалел о том, что не разжевал их раньше. Все, кроме меня, спокойно дожидались мертвецов. Никто из ровесников сейчас не понимал, что совсем скоро может погибнуть.

Мертвецов было трое. И они были близко. Сидя на корточках, укрывшись за стеной травы, двигая челюстями, я слышал шаги. Язык щипало от кислого сока, но разум оставался чистым — выпаренный алаин туманил рассудок не сразу. От такого количества алаина меня затошнило, так что пришлось выплюнуть листья.

Я еще раз дернул цепь и, холодея всем телом, замер. Притворился, что, как и все, одурманен алаином. Зажмурился. Представил, что ничего этого нет. Ни колдовского места, ни цепей, ни мертвецов. Нестерпимо захотелось оказаться в кровати, сжаться в комочек, накрыться с головой покрывалом. Превратиться в маленького, как шмель, человечка, чтобы никто меня не нашел. Рядом кто-то задергал цепью. Я приоткрыл глаза: Мэрт пытался выдернуть колышек. Дурман выветрился, вышел вместе с испариной. Не рассчитали немного родители. Думали, что хватит.

Сын плотника заорал, расплакался и обмочился.

Я опять крепко зажмурился, вспоминая, что Испытание длится недолго. Не помогало. Повеяло тухлятиной. Опять затошнило.

— Нет, отпустите! Не хочу! — сквозь плач умолял Мэрт. — Мама! Ма... — звуки стихли.

В этот момент кто-то до боли схватил меня и потянул, пытаясь поднять. Я открыл глаза: на плечах лежали мерзкие руки. Желтые, местами треснутые костяшки противно хрустели. Я дернулся, попытался уйти, но мертвяк только сильнее сдавил мои плечи. Он поднял меня и прижал к себе, к своему гнилому телу. И меня вырвало; перед глазами на секунду повисли мелкие, как песчинки, звездочки.

Мертвец держал меня крепко. Не вырваться. Да и куда бежать?.. Другой мертвец так же надежно держал сына плотника, зажимая ему рот своей костяной рукой. Остальные ровесники спокойно ждали своей участи, бездумно и молча глядя в сторону леса.

Будь храбр. Это твой долг, вновь всплыли печальные слова старосты.

Было страшно, жарко и потно. Все происходило в точности так, как рассказывали сельчане. Третий мертвяк, их подлый король, к нам не подошел. Остановился шагах в двадцати от скорбного места, обменялся хмурыми взглядами со своими проклятыми слугами и направил на нас длинный посох с блестящим навершием.

Мертвый король был другим. Двигался почти как живой. Кожа хоть и подгнила кое-где, но не до костей. Морщинистое серо-зеленое лицо скрывали длинные седые пряди волос, падающие из-под ржавой короны; на щеках белели мелкие ракушки. Красный, как кровь, камзол да плащ и вовсе не знали тлена; лишь на темных узких штанах зияли дыры, обнажая не тронутые гнилью ноги.

Вершина посоха засверкала. Захрустел, зазвенел и раздулся на ней огромный голубой пузырь.

Время пришло. Мертвый король махнул посохом, словно стряхивая густой голубой свет. В тот же миг искрящийся шар бросил тонкую молнию. Туча комаров не пищала бы так пронзительно, как пролетевшая серебристо-голубая молния. Трава под ней разошлась пробором.

Тихо вскрикнула Тирна и упала, судорожно дергаясь на мертвой земле, как брошенная мной гусеница. Следом упал Мэрт. Мертвяк отпустил его за миг до удара.

Если мой поступит так же, можно будет увернуться. Припасть к земле.

Тирне и Мэрту было хорошо, я им завидовал: они прошли Испытание. Шар плюнул еще одной молнией. И я зажмурился. Не хотел видеть, как колдовство ударит меня в грудь и собьет с ног.

Противный писк.

Жалобный вскрик Сорны.

И хлопок, как от упавшего мешка картошки.

Раз, два, три-и-и. Хрустнули над ухом костяшки: мертвец разжал руку. Чтобы не упасть на колышек, я открыл глаза. Рванулся что было сил — и увидел, что мне в лицо, извиваясь и попискивая, несется молния. Заорал, прикрылся руками и почувствовал, как что-то неизведанное нырнуло в выставленные ладони.

В глазах потемнело, сверху посыпались звездочки. Исчез мертвый король, в бескрайнее серо-зеленое пятно превратилась поляна. Меня точно бросили в заросли крапивы. Самой жгучей, какая есть на свете.

— А-а-а! — заорал я от нахлынувшего жара, за которым пришел нестерпимый зуд.

Горячая и колючая молния бежала по телу, скапливалась чуть выше живота.

Я ощутил, как она собралась в тугой колючий комок, забилась птицей в клетке. Казалось, еще секунда, и злая магия разорвет грудь. Вырвется на волю, а я останусь лежать там, на клочке мертвой земли, под палящим солнцем, с разорванной грудью.

Но случилось иное. Когда я захотел от нее избавиться, когда проклял мертвецов, колючий ком в груди болезненно рассыпался, острые осколки растаяли, и магия стремительно потекла обратно. Понеслась туда, откуда проникла в меня.

Тела я не чувствовал. Только магию, которая вышла, брызнула из ладоней двумя тонкими голубыми струйками. Они осветили потемневшую поляну, под ними вспыхнула высокая зеленая трава, вылез из мрака мертвый король, но тотчас скрылся. Кто-то простонал...

Казалось, я плавал в расплавленном желтом воске. Память возвращалась неохотно. По капле.

Петушиные крики... Скрип половиц... Застывшая на кровати мать... Высокий горб, похожий на огромный вздернутый нос... Цепи, намотанные на кулак... Клок черной земли... Серебристо-голубая молния во мраке...

Горячий золотистый океан играл с моим беспомощным телом. Опрокидывал тяжелые волны, таскал на их гребнях и плевался обжигающими брызгами. То вдруг подбрасывал высоко-высоко, в раскаленный воздух.

Пекло было чудовищным, хотелось снять даже кожу, но я не мог, я принадлежал солнечно-желтому океану, и именно он вершил мою судьбу. Здесь не плавали рыбы, не качались на волнах лодки. Океан был чистым, пустым и глубоким. Он был небом и землей, солнцем и луной. Его горячая вода затекала в уши и в рот, а потом разливалась по телу противной волной теплоты. Океан был внутри меня, он управлял мной, дергал за ниточки, словно кукловод. Но не желал мне зла, в этом я был уверен точно. Наверное, океан был очень одиноким, и поэтому не хотел меня отпускать.

А что это?.. Хорошо!

Кап, кап, кап, — на лицо упали прохладные капли, отгоняя жар.

Еще! Пожалуйста, еще!..

Откуда они? Я посмотрел вверх, мысленно требуя спасительных капель. И мои мольбы были услышаны. Голубые точки беспорядочно и густо выступили на золотистом небе, как сыпь на коже.

Океан начал злиться. Загремел волнами, сжал меня крепче.

— Отпусти меня, — умолял я. — Слышишь? Отпусти! Я хочу домой! Хочу к маме.

Океан потащил меня на дно. Капли, словно стрелы, пробивали в нем глубокие дыры, и он старался закрыть их кусочками своего горячего тела, поэтому ослабил хватку.

Я легко всплыл на поверхность. А капли падали и падали. Дырявили золотистую поверхность океана, остужали нагретую кожу, превращались в крошечных крылатых солдатиков. Мечи их рубили океанские щупальца, щиты их ловко отражали летящие брызги. Три маленьких солдатика зависли над моим носом. Прозрачные крылья гнали прохладный воздух, дышать стало значительно легче.

Океан изменился, он стал походить на огромное сито. Изменилась и его власть надо мной. Я уже мог вертеть головой, когда мне удалось заглянуть в проплывшую мимо дыру.

— Мама! — закричал я, но она меня не слышала.

Капли пробили путь к ней, проложили дорожку.

— Мама! — вновь закричал я и ощутил прикосновение ее прохладных рук.

Внезапно океан перевернулся. И я вместе с ним. Солдаты-капельки посыпались с моей груди и начали биться об пол, превращаясь в лужицы. Я понял, что падаю. Океан обжигал спину, все еще хватал меня щупальцами, но они соскальзывали, как неверные руки с только что пойманной рыбы. Перед глазами качались знакомые половицы.

Если я упаду на пол с такой высоты, мелькнула мысль, то наверняка разобьюсь, как эти солдатики...

Мир вновь перевернулся.

Я услышал голос матери, увидел ее заплаканное лицо. Она не дала мне разбиться, поймала вовремя.

— Мама...

— Лежи-лежи, не вставай.

— Молния? Я помню молнию. Желтый океан, — я посмотрел в потолок, — он исчез.

— У тебя жар. Это был всего лишь дурной сон, но он закончился.

Мама смочила серую тряпочку, туго отжала и положила мне на лоб. Приятная прохлада покатилась по горячей коже. Стало легче.

На улице радостно орали песни и стучали в барабаны. Как будто наступил какой-то праздник. Веселье звенело и гудело за окном, летело громкими песнями. Мне показалась, что кто-то прокричал мое имя. Я прислушался: "За Анхельма!", "Слава Анхельму!". Так и есть.

Я вопросительно посмотрел на мать.

— Они чествуют тебя, — сказал кто-то, скрипя половицами. — Они чествуют своего героя.

В доме почему-то был Фихт. Он подошел ко мне и, склонившись над кроватью, развязал мешок. Запустил в него руку.

Я замер. Заметив мою настороженность, Фихт почему-то улыбнулся. И — не может быть! — вытащил ту самую ржавую корону. Я не понимал, что происходит. Почему все кому не лень выкрикивали мое имя? Какого демона в нашем доме забыл сельский маг? И где он взял корону мертвого короля?

— Твоя награда, — опять улыбнулся Фихт.

Он занес корону над моей головой, задумчиво поджал губы и с огорчением произнес:

— Великовата.

Сельский маг встал у моих ног, сунул корону в мешок.

— Прими мое почтение, Анхельм, — серьезно произнес Фихт и поклонился мне. — Куда ее положить? — Он поглядел на мешок.

Ржавая корона сейчас волновала меня меньше всего. Сельский маг поклонился мне! — вот что было важно. Ни высокомерия, ни усмешки я не заметил. Он поклонился мне, как простолюдины кланяются представителям знати.

В дверь тихо, но настойчиво постучали.

— Опять, — почти с ненавистью произнес маг. — Я же предупредил, чтобы нас не беспокоили. Арелина?

Мать поднялась, улыбнулась мне и пошла к двери. А Фихт занял ее место. Заглянул мне в глаза.

— Мы тут собрали кое-чего. Пусть выздоравливает, — услышал я голос старосты. — Если нужна помощь... Только скажи. Как он?

— Очнулся, спасибо, — поблагодарила мать и задвинула засов.

Вернулась она словно с сельского рынка. В правой руке — большая корзина, набитая фруктами, пряниками и игрушками, в левой — кувшин, наплоенный неизвестно чем. Фихт забрал и то и другое. Поставил их рядом с кроватью. И опять сел рядом со мной.

— Оставь нас ненадолго, — попросил он. — Позволь мне за ним поухаживать. Отдохни сама. Чай, намучилась за сегодняшний день.

— Мама. — Я не хотел, чтобы она уходила. — Что случилось?

— Ты...

— Ступай, ступай. Я сам ему расскажу, — перебил ее Фихт, глаза его сверкали, как две золотые монеты. — А ты лежи, набирайся сил. Дай матери отдохнуть. — Он опустил свою длинную и тяжелую ладонь мне на грудь.

Я хотел было ее убрать, уже поднес руку и вздрогнул от вспышки. Между нашими ладонями пробежал тонкая, как волосок, молния. В точности такая, какая толкнула меня в жгучий океан.

— Ох, — поежился Фихт, будто хлебнул чересчур крепкого пива. — Не вся ушла. Зараза.

Его седые длинные волосы забавно распушились, и он начал торопливо их приглаживать. Не закончив с ними, он снова заглянул мне в глаза. Ласково улыбнулся. Затем поднял кувшин и протянул его мне.

— Пей, тебе это нужно.

В кувшине был квас, прохладный и сладкий.

— Ты даже не представляешь, что сегодня сделал. Для села, для себя... — Фихт на миг замолчал. — Для меня. Мертвецов больше нет. Лес свободен! — с восторгом сообщил маг. — Да-да, ты убил мертвого короля, — поспешил пояснить он, предрекая вопросы. — Сила, скрытая внутри тебя.