Чугун-метеорит

Мирно и счастливо летели порожние дни. Колос наливался желтизной земляных питательных соков. Угрюмые облака ползли по стылому небу. Вслед за ними в поисках улучшения судьбы потянулись и птицы. Заморосил надоедливый дождь, мешая грязь полей с омертвелой стерней. По всем приметам выходила осень.

Глаша, подчиняясь зову женского сердца, пыталась наладить семейный быт, да только Никанор не шел на поправку. По совету соседей она послала за фельдшером, чтоб тот установил причину внутренней болезни мужа и отыскал подобающее лечение.

Оробевший супруг досмотру не противился, но ничего противоестественного в устройстве организма Макарычева местный эскулап не обнаружил.

— Видимо, дело обстоит в скрытом обороте умственных токов, — витиевато выразился лекарь и пошел из избы мокнуть под октябрьским дождем.

Почуяв неладное, Глаша собрала вещи, детей, скотину и ушла к матери, тихо дожидавшейся смерти на другом конце деревни.

Никанор тем не опечалился. Всяческие бытовые стеснения сносил безропотно, ел мало, а пить бросил еще летом. Все время читал, да созерцал чугун-метеорит. После того, как в свинолуповской библиотеке не осталось ни одной не прочитанной книги, Никанор отправился в район, где пропадал помногу дней кряду. Когда же его охватывала умственная тоска, он возвращался в Свинолуповку, ходил по окрестностям, дивясь лаконичности природных картин поздней осени, а также тому, как много на улицах валяется битого кирпича и прочего мусора без всякой пользы для человечества.

С людьми теперь Никанор общался мало, а ежели и пытался заговорить, то по большей части оставался непонятым. Лишь в Митриче он видел достойного собеседника, подолгу споря с ним о философских системах Канта и Ницше.

Сострадая глашиному горю, свинолуповцы прозвали Никанора странником и босяком, а иные и вовсе юродивым. Макарычев не обижался, злобы в сердце не таил, а только сочувствовал да жалел их, списывая ту неприязнь на умственную ограниченность и косность быта. Нынче все для него уподобились деревьям: всяк схож лицом, а каждый родит свое. В том неизведанном факте Макарычев видел великую загадку и утешение.

Охваченный тихой скорбью, Никанор шел из избы, блуждая без видимого дела по пустым проселкам, где только вороны да пронизывающий ветер были ему верными сотоварищами. Наблюдая тихую смерть природы, он силился понять, как в век поголовной грамотности и компьютеризации люди обходятся без Пушкина, Толстого, Достоевского и Булгакова, променяв скупую красоту мира, звездного неба, росу на стеблях трав и трескотню кузнечика на ложь коммунального рая, подчинив себя неписаным циркулярам и предписаниям убогого технократического существования? Зачем хоронятся в укромных местах, питаясь завистью и злобой? Помышляют они только о харчах да железе, гния на корню. А где же любовь и душа? Покойно ли им в скорлупе безразличия и цинизма?

И тут, теряясь в безднах человеческого нутра, небывалое внутреннее освобождение зажгло в Никаноре нехитрую радость, даруя пытливому разуму идею обновленной жизни. Понял он, что камень, прозванный им по невежеству чугун-метеоритом, вовсе не метеорит, а ретранслятор космического естества, произведение иных миров, недоступных глазу статистического обывателя. И от мысли той сделалось тепло и уютно, а дух воспарил над раскисшей от дождей землею. Почувствовал себя Макарычев вселенским человеком, коему стала доступна для постижения умом гармония мирового устройства. Ясность и покой охватили тщедушную плотскую оболочку, изможденную внутренней работой. И грезились ему ландшафты далеких планет, населенных всевозможными расами высокоразвитых существ, творивших в один такт с природой. Увидал он множество космических туманностей, всяческих небесных тел и познал тайну жизни и смерти. Оттого взяла его обида за бесцельность предыдущего существования: "Я, свободный человек, все годы жуком навозным ползал по отбросам цивилизации, кормясь помоями духа. Какая нечаянная вышла моя судьба".

Думая так, он жалел Глашу, чью жизнь извел через бытовое непотребство. Жалел дочерей и Митрича, прозябавших в скудости и серости деревенской обыденности. И внутреннее единство Никанора надломилось, а после и вовсе рухнуло, обратилось в прах. Он пытался отыскать путь к счастью всего человечества, да не сдюжил, надорвался и потерял веру. Нет, не свободный он, а слабый, никчемный человек, годный только послужить полевым удобрением, и жизнь его всего лишь сплошное недоразумение, турбулентность природных потоков.

"Истина моя — зло! Она весь мир замучит. Ведь чего случится, ежели каждый сообразит, что он червь, блоха, зверь дикий, а не человек? От мысли такой народ тоской изойдет, да и вымрет от совестных страданий. Уж пусть тогда я один изведусь. А камень тот проклятый изничтожу!" — от тяжкой грусти собственных противоречий мозг Никанора полнился желчью тоски. Из глаз холодными осенними дождями струились слезы. Разочарование скользкой противной крысой пожирало сердце. Забываясь отчаяньем, теряясь неприкаянным бродягой, он поплелся домой, терзаемый страшным намереньем.

Войдя в сарай, он бросил полный ненависти взгляд на мирно лежавший чугун-метеорит, спешно сунул его в мешок и снес скупщику металлолома. На вырученные деньги взял у местной самогонщицы Марфы бутылку хмельного пойла, выдул всю залпом и провалился в липкую бездну пьяного сна.

Хоронили Никанора Макарычева всей деревней в пятницу. Мужики не сдержались и вновь подрались. Глаша, почернев от горя, тихо плакала, поминая непутевого мужа. И только осоловевший Митрич смирно сидел за столом, смутно догадываясь о тайной причине происходящего.

2006 г.