Чугун-метеорит

И. Масленков

Чугун-метеорит

(деревенская фантастика)

Среди обитателей деревни Свинолуповки, сгинувшей в непролазной грязи полей и бесконечности земли, тракторист Никанор Макарычев талантами не выделялся и к сорока пяти годам особой мудрости не скопил. В справедливости печатного слова давно разуверился, оттого книг и газет не читал, а нанизывал их на ржавый гвоздь в сортире. Человеком был он тихим, самогоном, как и все мужики, не брезговал, но пил в меру. Волю рукам не давал и жену Глашу колотил раза три-четыре в год, да и то лишь по большим праздникам.

Жизнь Никанор вел неспешную, с расстановкой, не напрягая сил ума до предела. Политические переустройства воспринимал с терпением, а всевозможные начальственные безобразия относил на счет государственной необходимости, отчего порою испытывал на себе активное недоумение односельчан.

Так множил он годы, идя навстречу темной судьбе, довольствуясь повседневностью и хозяйственными заботами. И дожил бы до старости, не смущаясь парадоксами мыслей и чувственных восприятий, ежели бы не окаянная Глаша, выгнавшая его однажды из прохлады избы в июльское пекло на приусадебные работы. В нервном смятении поплелся он полоть сорняки, поминая супружницу последними словами, мысленно жалея самого себя, пострадавшего безвинно от нерадивости жизни.

С тоскою Никанор глядел на поникшую от солнцепека огуречную листву, иссушенную землю и сочные бурьяны, паразитировавшие на несовершенстве растительного бытия.

От скуки механизатор пытался завести разговор с огородными травами, но беседа почему-то не клеилась. На ум шли отвлеченные мысли, вовсе не связанные с окружающей природой, изнывавшей от всеобщего томления середины лета. Макарычев бездумно, больше по обыкновению, орудовал сапой, впадая в тоскливое оцепенение. И вдруг, заслышав скрежет металла, Никанор встрепенулся.

Врожденное любопытство заставило свинолуповского жителя остановиться и осмотреться. Мать-земля преподнесла ему что-то коричневое округлой формы. Никанор подумал, было, о снарядном осколке, да решил выбросить прочь скрытого вредителя. Рука ушла в рыхлый и теплый грунт. Бережно извлек он находку, слишком большую и необычную для осколка. Весом никак не меньше трех кило, с гладкими краями, вся покрытая какой-то ржавой коркой. На вид вроде как и железо, а на ощупь походила на камень.

Дивясь происшествию, Никанор оставил работу. Незнакомый предмет снес в сарай, рассудив про себя, что коль сыскал он железо — определит его в скупку вторсырья. Окажись оно камнем, тоже ведь в убытке не останется. Всегда подобный материал на стройке сгодится. А ежели строительство не предвидится, так можно подпереть им покосившиеся от ветхости деревянные ворота. Так что, как ни крути, а в хозяйстве такая вещь весьма полезна и годится для всякого применения.

В конце знойного дня, когда звезды, словно прыщи на роже соседской девки, высыпали на небосвод, Глаша накрыла стол, и Никанор со спокойным сердцем утолил естественный голод. Опорожнив для укрепления душевного равновесия стакан самогону, Макарычев вышел из избы вдохнуть ночного воздуху. Наслаждаясь внутренним ублаготворением, неспешно закурил, проверил, заперт ли хлев и курятник, и в полном согласии с самим собой отправился спать.

Ночью от выпитого за ужином в человеческом организме случилось брожение внутренних соков. Макарычев проснулся, ясно ощутив желание отдать природе то, что так неосмотрительно забрал у нее накануне. Никанор неуклюже перевалился через храпящую Глашу. Та, не выказав неудовольствия, лишь промычала что-то невнятное и перевернулась на другой бок. Сев на пол, Никанор, чертыхаясь и сопя, натянул сапоги и подался вон из избы, задев в темноте головой дверной косяк в сенцах.

Выйдя во двор, он основательно вздохнул, наполняя глубину легких атмосферой Земли. Справив малую нужду и ощутив легкость во всем теле, решил вернуться в постель, согретую широким глашиным телом, как вдруг взгляд привлек рассеянный желтоватый свет, сочившийся сквозь щели меж растрескавшихся от времени и непогод досок сарая. Подумав, что туда забрались воры, Никанор ухватил подвернувшиеся под руку вилы и стал приближаться к сараю, где хранилась всякая рухлядь и скудный инвентарь земледельца.

— Эй! А ну-ка вылазьте, ироды!

Механизатор, донимаемый нервным зудом и, дивясь собственной прыти, вломился в сарай. Нерушимая тишина, запах пыли, тряпья и пересохшей кожи царили вокруг. Макарычев огляделся по сторонам, но никакого злоумышленника не выявил. Все, как и прежде, включая лопаты, грабли, старый хомут и прочее хозяйственное снаряжение, размещалось на отведенных местах, лишь только с полки, висевшей в дальнем углу и заставленной пустыми трехлитровыми банками, распространялось холодное желтое сияние. Неведомые лучи молчаливо неслись в пространство. Отчего-то вспомнилось новое бархатное платье продавщицы Дуни, работавшей в продмаге. И осознав, что свету тому нашлось знакомое сравнение, Никанор успокоился, и на душе у него распространилось удовлетворение. Всем естеством своим задумался он о причине столь необычного явления природы. А свет, меж тем, испускал чудной предмет, найденный давеча на грядке. Никанор коснулся камня огромными задубелыми ладонями, но кроме шершавой поверхности да холода ничего не ощутил.

Мозг тракториста, не отягощенный особыми познаниями в науках, да к тому же отравленный стаканом самогона, не мог родить никакой подходящей мысли. Подумалось о Глаше, теплой постели и будильнике, заведенном на шесть часов. Захотелось спать, и Никанор, не смея противиться воле естества, разгадку тайны огородного камня отложил до лучших времен, более благоприятствующих неспешным размышлениям.

Проснулся Никанор от незнаемого доселе нетерпения. Открыв глаза, он осмотрел избу, в которой несколько поколений его предков вело нескончаемую борьбу с напастями личной и общественной жизни. Однако все вокруг не показалось столь знакомым и незыблемым, как мыслилось накануне. Вместо привычной Глаши, прожившей с ним в замужестве без малого шестнадцать лет, большую часть скрипучей кровати занимала толстая тетка с небритыми подмышками в цветастой ночной рубахе. Оплывшая жиром, невольная ночная подруга Никанора громко с присвистом храпела. Губы ее блестели слюной и непрестанно шевелились, словно ножки омерзительного насекомого. И показалось Никанору, будто видит он, как чрево женщины полнится ядом тоски и скорой смерти, темной зловонной жидкостью распространяясь по внутренностям.

— Глаша! Да ты ли это? — пробормотал удивленный супруг и толкнул в бок то, что еще вчера было его женой, отчего обтянутое стареющей кожей сало пришло в движение.

— Ты че? Совсем ополоумел, хрен старый? — пробасило существо, отбрасывая в сторону латаное одеяло, обнажая невообразимых размеров ляжки.

— Стало быть, ты и есть Глаша? — в недоумении переспросил Макарычев.

— А то кто, алкаш проклятый! — она уставилась на мужа мутными выцветшими глазами. Лицо ее опухло ото сна, русые волосы растрепались. Видом своим она произвела отвлеченное смущение в сердце механизатора. Но тут Никанор вспомнил, что пора следовать направлению привычной жизни, не обращая внимания на всяческие недоразумения, происходящие от непосильности работ и хронического недопития.

Весь день Никанор томился тяжестью в теле. Приготовив трактор и прицепив к нему бочку с водою, он отправился на пойменные луга, где селяне выпасали фермерское стадо. Проезжая мимо сосняка, Макарычев впервые за многие годы с неподдельным интересом рассматривал знакомые с детства места, дивясь мудрости природы, изобразившей на песчаных холмах, поросших чахлым мхом и разнообразными травами, волнительной красоты лес. Будоражимая глухою тревогой, кровь неслась по жилам, удивляя человека обыденными вещами.

На ум пришло ночное приключение, диковинное свечение огородного камня, нечесаная Глаша и много такого, о чем Никанор никогда и не думал. Вспомнил он и про Митрича, тощего мужичонку лет пятидесяти пяти. Тот был хоть и пьющим, но все же приближенным к культуре человеком, так как заведовал клубом, имел в подчинении библиотеку, киноустановку и магнитофон. Старый клуб довоенной постройки давно нуждался в капитальном ремонте, и районные власти, ссылаясь на категорическое отсутствие средств, не раз пытались его закрыть. Клуб — учреждение казенное, и без бюджета вся его судьба бы и вышла, а Митрич, хоть и родился на свет без всякого плана и указания, по воле сердца находился при исполнении культурного строительства, потому как обыватель без исполнения есть одно пустое место. Митрич, будучи в Свинолуповке лицом значительным, всячески препятствовал вышестоящим возмущениям и щедро делился с сельскими жителями плодами просвещения.

Вечером, отработав положенное, Никанор положил чудо-камень в прохудившийся мешок и, мучимый умственным томлением, отправился в клуб. В этот день, согласно графику, деревня обходилась без мероприятий, и скучающий культработник проводил время в безделии на крыльце общественного здания. Лениво покуривая "Приму" погарской табачной фабрики, он наблюдал за тем, как изделие пищевой промышленности медленно превращалось в седой пепел.

— Здорово, Митрич! — рявкнул Никанор, поскольку завклубом был туговат на левое ухо.

— Здорово. С чем пожаловал? — с ухмылкой проговорил Митрич. Докурив цигарку до самых пальцев, желтых от никотина, он тяжело, с глубоким чувством, вздохнул. — Аль на кино пришел? Так сегодня нету. Приходи завтра. Из района обещали привезти старую картину, душевную... Как же ее? Вот черт! Забыл! Ну, ничего, приходи завтра, тогда и узнаешь. Погоди, а что это у тебя за мешок? Куды собрался? С воровством, на фермерские поля? Задумал разбой учинить?

— Да я...

— Знаю, знаю тебя! Думаешь, не помню, как ты с мужиками окрест подсолнух да кукурузу чистил?

— Так ведь время не пришло, — виновато оправдывался Макарычев.

— И то верно, — спохватился Митрич — Чего же тогда землю топчешь? Аль дома не сидится, аль какая нужда?

— Стало быть, нужда.

— Ну, докладывай, коль пришел.

— Вот и говорю. Ты даром что тощ да ростом мал, но люди трезвонят, будто вся сила у тебя в мозги ушла...

— Ты людей слушай, слушай. Особливо баб. Не такое сбрешут.

Никанор запнулся, сообразив, что сболтнул не то, но все же продолжил.

— Вчерась огурцы полол да вот неведомый плод земли отыскал, — запустив пятерню в мешок, он достал огородную находку и протянул ее завклубом.

— Да, брат..., — в задумчивости произнес Митрич, почесав в умственном напряжении щеку, заросшую грязно-серой трехдневной щетиной. — Не силен я в космических фактах, да только сдается мне, что к тебе на грядку метеорит свалился.

— Это какой такой метеорит? — в удивлении спросил Никанор.

— Ну, ты оглобля, дурья башка! Аль не слыхал никогда? Летают в межзвездном пространстве куски мертвой планеты. Летают, значится, по астрономическим орбитам. А там, глядишь, самый непутевый отобьется от общего стада и на Землю плюхнется, да от воздушного трения гореть начинает. О том и корка свидетельствует, — сказал свинолуповский просветитель, словно приговор определил — Бывают такие штуки железные да каменные.

— А этот какой? — не сдержался Макарычев.

— По всему видать, железный. Видишь, как ржавьем изошел.

— Ну, Митрич, спасибо за науку, — с некоторым разочарованием в голосе произнес Никанор, пряча метеорит в мешок.

— А ты, должно быть, решил, что там золото внутрях? Лучше скажи, чего делать с ним надумал.

— Да ничего.

— Надобно в район свезти, в музей показать.

— Успеется.

— Как знаешь...

— Ну, ты того, по деревне зря не болтай, не то участковому в момент доложат, а тот приедет и враз отымет.

— Да раз такое дело... Я-то промолчу.... Коль к бабе Марфе за поллитрой сбегаешь.

— Договорились. Зайду на днях. Ну, прощай.

— И тебе того же. Кланяйся Глаше, — сказал завклубом, достал очередную цигарку, глянул вслед Никанору и погрузился в потаенные мысли.

Речи Митрича внесли смятение в душу, породив нечаянное тоскливое чувство. Меньше всего на свете Макарычев помышлял о куске мертвой планеты. "И то сказать, железо — неспешно размышлял Никанор — Комбайн, трактор или, на худой конец, лопата. Вот тебе железо! А этот корковатый, да и весом не тянет. Скорее уж чугун. Отчего я Митрича не спросил про химическую точку зрения? Да и есть ли в космосе чугун? Должно быть есть. Без чугуна и железу не быть. Вот тебе, здрасьте, чугун-метеорит".

Никанор в задумчивости шел по деревенской улице, равнодушно глазея на покосившиеся от естественного износа заборы, любопытных старушек в пестрых платках, брехливых собак и облезлых котов. Всюду он чувствовал усталость жизни и косность сельского бытия.

В пустоте собственной избы он обнаружил Глашу и двух дочерей, хлопотавших по хозяйству. Домашних бесед начинать не стал. Молчаливо выслушал упреки, поужинал и завалился спать. Но сон обходил его стороною.

Ворочаясь с боку на бок, он слушал мерное похрапывание жены, отчего в душе пробуждалось сожаление о прожитых в бестолковой суете годах и о загубленной молодости Глаши. Вспомнил и о дочерях, чьи судьбы будут похожи на участь матери как две руки. От этих мыслей Никанору захотелось плакать. Он встал и подался прочь, туда, где среди сельхозинвентаря в бесполезности лежал чугун-метеорит.

Близилась полночь. Звезды без всякого смысла пялились на изможденный дневным бдением мир, тонувший в омуте сна. Скрипнули давно не знавшие масла ржавые дверные петли. Таинственный космический посланец, как и прежде, дарил Никанору дармовой желтый свет.

Макарычев остановился. Долго смотрел на пришельца из пустоты мироздания и тихо мыслил: "Какова твоя судьба? Где ты родился и зачем явился? Какая неизвестная науке нога ступала по тебе?" От тех рассуждений в тело Никанора проникала мировая скорбь, грызя усталые человечьи кости, а в голове воцарялась простота и складность.

Утром, позабыв о бессонной ночи, Никанор бодро зашагал в правление. Зайдя в руководящий кабинет, он потребовал у бывшего председателя колхоза "Заря коммунизма", а ныне фермера и главного работодателя деревни Прохора Степановича Мироедова, полный расчет. Озадаченный небывалым для жителя Свинолуповки поступком, Мироедов насупился, помянул чью-то мать, но расчет дал.

Оставив в прошлом тяжесть прожитых лет и хозяйских забот, Никанор, что-то насвистывая себе под нос, поспешил к Митричу просить разрешения записаться в библиотеку. Завклубом, не найдя толкового объяснения разительной перемене в жизни тракториста, закурил цигарку и выдал формуляр для заполнения.

Весь вечер Макарычев разглядывал цветастые корешки книг и дивился их множеству. И мир для Никанора потерялся. Лишь незадолго до полуночи он вернулся домой, съел наспех две вареные картошки и отправился в сарай наблюдать космическое излучение.

На следующее утро, дознавшись про увольнение, Глаша учинила форменный скандал. Но муж не стал терзать женщину злостными ругательствами, а только улыбался внутренним мыслям. Те же разбрелись кто куда, словно куры по двору, роясь в ветхости воспоминаний в надежде отыскать зерно истины.