Дед Пыхарь и звезды

Недолго побеседовав с заинтригованными старушками, упомянув, что дед Пыхарь забыл на рыбалке свой ледобур, чем окончательно их обаял, Савушкин двинул к парадному.

Петр Савельевич Комарик проживал в бельэтаже, вторая дверь справа. В той же квартире обретался какой-то родственник старика. Малообщительный интеллигент в очках, с головой бритой под пятку. Сейчас дома.

Дверь открыл худощавый мужчина в теплой клетчатой рубашке и джинсах. В руке, заложив большим пальцем, он держал мягкую книжку карманного формата.

— Участковый оперуполномоченный Савушкин. — Красные корочки бабочкой вспорхнули у глаз молодого человека.

— Джон Китс, знаменитый поэт... — машинально ответил парень и протянул участковому открытую книгу.

— Иностранец? — Савушкин отодвинул хозяина и протиснулся в темный коридор.

— Англичанин.

— Родственник Петра Савельевича? — для порядка поинтересовался милиционер.

— Да. Двоюродный прадедушка по материнской линии... — удивился собеседник. — Но об этом даже искусствоведы не знают!

— Хм... — Савушкин испытующе посмотрел парню в глаза и принюхался — вроде трезвый, вроде не врет — взгляд ясный, искренний. — Ну... хорошо сохранился! — Все еще сомневаясь, сказал участковый.

Кто этих знаменитостей разберет: пластическая хирургия, железы макаки, собачье сердце и кровь вчерашних девственниц... да и иные причуды омолаживания.

— Так на полке лежал лет десять. Вместе с другими классиками... — Джон Китс распахнул большую двустворчатую дверь белого цвета. — Да вы проходите! Проходите!

Участковый наблатыкался по фене просматривая сериал "Улицы разбитых фонарей", но такой жаргон слышал впервые. "Сидел он что ли? — Думал Савушкин. — Наврали киношники! Опять наврали!"

Проникшись уважением к бывалой знаменитости, участковый вежливо проследовал в просторный кабинет.

Стены занимали высокие книжные стеллажи. Перед книгами стояла, лежала, да и просто откровенно валялась всякая всячина: портреты и фотографии — лица все незнакомые, открытки, какие-то вазочки и фигурки, китайские печати и еще не пойми что.

На массивном письменном столе красовалась зеленая лампа революционеров — в тон шторам, стопка исписанной бумаги и маленькая алюминиевая елочка с конфетами в красивых фантиках вместо украшений.

Внимание участкового привлек большой фотопортрет в рамке — два старика в обнимку. Слева — Петр Савельевич Комарик, а справа... — Терри Пратчетт!

Его-то Савушкин знал прекрасно благодаря своему соседу — Ивану Соломоновичу Нагасаки, который держал на станции книжный лоток и слыл на селе великим знатоком интернациональной словесности.

Некоторое время Савушкин сомневался, но вскоре окончательно забросил Донцову и засел за Терри Пратчетта. И сейчас своим внутренним взором наблюдал Савушкин бесконечное черное пространство, утыканное звездами, и гигантскую черепаху А'Туин, что гордо рассекает ластами кипящую пустоту вакуума.

— Тоже великий... — сказал Савушкин и ткнул обгрызенным ногтем в лицо писателя.

— Да. Наш литературный агент.

— Не понял. — Не понял Савушкин и слопал шоколадную конфету, сорванную с елочки.

— Ну... видите ли... — Собеседник снял очки и протер их подолом рубашки. — Видите ли... я записываю и перевожу рассказы Петра Савельевича, а Терри их публикует под своей фамилией... согласно контракту.

...Участковый вышел из состояние штопора, ввинчиваемого в пробку.

Затем он вкратце рассказал молодому человеку о недавних событиях — тот слушал внимательно и не казался взволнованным или удивленным.

— Рано или поздно, но это должно было произойти, — сказал он задумчиво. — Больше я ничего не знаю. Впрочем, вам это должно быть известно куда лучше. Жду вас ровно через год.

И Джон Китс выпроводил слабо сопротивляющегося Савушкина за дверь — в руках у участкового так и осталась алюминиевая елочка.

* * *

Хотя дело официально закрыли, Савушкин и не думал прекращать расследование — теперь это стало его делом, личным. Вернувшись из столицы, участковый недолго думал: поняв, что в лунку высверленную ледобуром не пролезет даже голова — он дважды проверил этот факт, наконец принял единственное, но верное решение — провести полноценный следственный эксперимент.

..31 декабря Савушкин нервничал. Словно навсегда прощаясь с родным домом, он обошел все комнаты, иногда руки участкового непроизвольно ласкали деревянные стены, поправляли ненужный реквизит, которым обрастает любое жилище. В машкино корыто насыпал капусты на неделю вперед, рядом поставил ведро воды. Написал письмо Ивану Соломоновичу.

 Наконец облачившись в пыхареву одежку, присел на табурет — так требовал народный ритуал, затем закинул ледобур и прочее снаряжение в "Волгу" и поехал на станцию: следственный эксперимент надлежало провести как можно ближе к объективной реальности — вплоть до маршрута следования.

..За пять минут до полуночи Савушкин закурил старенькую дедову трубочку.

Носком валенка он расчистил место, со всего маху воткнул ледобур в ровную заснеженную поверхность озера и начал крутить ручку, налегая грудью.

Ледобур ушел вниз, вода хлюпнула: из лунки в звездное небо брызнул зеленоватый мерцающий столб; он слегка жужжал — словно электрический счетчик, постепенно ширился кверху, превращался в воронку и наливался сочными красками.

Савушкин зажмурился и закрыл глаза ладонями.

..Он по-прежнему сидел на хлюпком алюминиевом стульчике: под ногами снег, над головой звездное небо, где-то вдалеке желтые огоньки родного села Балакирево.

А в слабом зеленоватом свечении, накладываясь на привычные взгляду картины, лежали незнакомые леса, реки, равнины и старинные городские строения. В том мире ярко светило летнее солнце.

Участковый покрутил головой.

Все вокруг походило на отдельные фрагменты мозаики, разбросанные на большом расстоянии друг от друга, но когда Савушкин пытался разглядеть детали пейзажа, то выбранный участок приближался и становился рядом, и казалось тогда, только один шаг отделяет Савушкина от лесной тропинки или двери в таверну.

..За бутафорским космическим пультом сидела фигуристая блондинка в медицинском халатике.

— Здравствуй, Савушкин! — сказала она, рекламно улыбнувшись и чуть наклонившись вперед, отчего соблазнительно обтянутые сферы вздрогнули и прильнули к пульту.

— Ик... — ответил Савушкин, глядя в глубокий вырез. — ...вы... кто...

— Зубная Фея!

— Э-э-э... подружка-подушка из рекламы жевательной резинки Орбит?

— Да ты что! — Фея возмущенно всплеснула ладошками и округлила голубые глаза. — У них только третий размер, а у меня! — И она повела плечами, всколыхнув содержимое халатика.

— Ф-ф-ф... — Савушкин наконец перевел дух и взгляд на лежащие за спиной Феи окрестности и мотнул головой. — А это что?

— А! Ну да! — Блондинка опять улыбнулась. — Это Плоский мир известный землянам по книгам Терри Пратчетта... Савушкин — ты избранный! Теперь каждый Новый год тебе надлежит поддерживать портал между нашими мирами с помощью ключа-артефакта. — Она указала на ледобур. — Тогда и у вас будут происходить чудеса!

— И за что мне горбатиться? За спасибо? — Хмыкнул Савушкин, очнувшись. — И куда вы дели деда?

— Плоский мир... наш мир — Плоский! ...вот ЭТОТ мир — точно плоский!

Фея казалась немного огорченной и пафосной. Она ткнула наманикюренным пальчиком куда-то в город, и Савушкин увидел розовощекого деда Пыхаря в балахоне и колпаке звездочета. Он бодро взбегал по ступеням башни к огромному пучеглазому телескопу. Заметив Савушкина, дед Пыхарь весело улыбнулся и поприветствовал того взмахом крепкой руки.

— С ним все в порядке. Будучи маленьким мальчиком, дед мечтал наблюдать звезды. Теперь он счастлив.

Фея пронзила участкового взглядом:

— А кем хотел стать ты?

..Савушкин вспоминал детский сад, и как носил он в черном полотняном мешке на тесемочке маленькие белые чешки и трусики с маечкой. Вспоминал, как неуклюже падал на мат.

 Вспоминал улыбку своей матери, когда впервые сумел сделать "ласточку"...

— А-а-акробатом в ци-и-ирке!

* * *

"Стану ли я акробатом? Ерунда вопрос! — Думал Савушкин, прогуливаясь по лунной дорожке под ручку с Феей, которая давала ему инструкции. — Но в детстве должны происходить чудеса. Всегда! А тем более под Новый Год..."

Далеко под ногами крутился дымчатый голубой шарик, празднично украшенный морями и континентами.