мой враг

Над лесом вспыхнула задрожав первая звезда. Мягкая летняя ночь тихо опустилась на землю. Она проснулась резко, будто вынырнув на поверхность. Ночной ветерок, ласкавший лицо, принес запахи спящего леса и реки. Потянулась, расправляя затекшее тело. Прислушалась. Разноголосый хор лягушек перекликался с ночными птицами в чаще. Лежавший рядом пес поднял голову, настороженно повел ушами. Из дома донесся приглушенный стук. Будто что-то упало. И стон. Данута встала нерешительно посмотрела на Волка. Но тот только сладко зевнул, показав блеснувшие в темноте зубы, и ткнулся влажным носом ей в руку. Тяжело вздохнув, она вошла в дом. Сама до конца не понимая зачем, засветила плошку от уголька в очаге. И отворила дверь в горницу. Мужчина лежал на боку. Вытянутая рука бессильно повисла. На полу в лужице пролитой воды лежала разбитая кружка. Она хотела повернуться и уйти, но раненный шевельнулся. Застонал, прошептав что-то на своем языке. Голос был слабый, полный боли. Данута не выдержала. Стараясь не думать о том, что делает, принесла воды. Поставила так, чтоб мог дотянуться. Но викинг даже не шелохнулся, только глухо стонал. Тогда она дрожащей рукой поднесла кружку к его губам. Он вздрогнул, с жадностью припав к воде, чуть приподнял голову. Длинные пальцы сомкнулись на ее запястье, обдав жаром. Но рука была слишком слаба, чтобы удержать. Девушка вырвалась, расплескав остатки воды, и прожогом вылетела из дома. Побежала, всхлипывая по темной тропинке к реке. Следом бесшумной тенью понесся Волк. С разбегу вскочив в воду у пала на колени. Стала ожесточенно тереть горевшее запястье. Ей казалось, что пальцы викинга оставили несмываемый раскаленный след. Стыд и горечь, душившие ее, выплеснулись слезами.

— Прости меня Борк. Прости. Что ж я делаю то. — Зарыдала, закрыв лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Волк подошел к ней, хлюпая по воде. Заскулил жалобно, пытаясь заглянуть в глаза.

На рассвете, выйдя из дома, Рогнеда испугалась. Во дворе на лавке сидела мокрая с головы до пят Данута.

— Мать Роданица, случило что? — Подбежала, обняла.

— Пошто не разбудила?

Данута отвела опухшие от слез глаза. Отстранилась. Вытянула вперед руку с покрасневшей чуть не содранной кожей. Произнесла мертвым голосом.

— Вот, воды подала этой самой рукой. Отрубить бы да мочи не хватает.

Подруга только руками всплеснула.

— Молчи глупая. Что говоришь то. Пойдем в дом. Рубаху дам, мокрая ведь. Гневно глазами блеснула.

— Будь неладен, этот Дарко и ведьма старая в придачу. — Потянула за собой, приговаривая.

— У меня поживешь, пока минется.

Протирая заспанные глаза, на порог вышел Корж. Удивленно глянул на женщин. Открыл было рот спросить, но жена замахала на него руками. "Молчи мол". Покачал головой, бормоча себе под нос.

— Доведут девку. — И скрылся в доме.

Обсохнув Данута сидела над миской с блинами, уперев в сену невидящий взгляд. Рогнеда сновала по дому, покрикивая на детей, чтобы не лезли к тете Дане. Те только глазенки любопытные таращили на материну подругу. Бледную, простоволосую в чужой поневе. Заглянул Корж. Намеренно деловитым тоном сказал.

— Дарко велел завтра урожай собирать. Не ровен час, дожди пойдут. Парит то третий день. Я того, серпы наточил. Ты бы Дана свой принесла. Я того, наточу.

Девушка вздрогнула очнувшись. Поднялась.

— Спасибо тебе хозяин. За все. — Повернулась к Рогнеде.

— Я домой пойду. Хозяйство не кормлено.

Та засуетилась.

-Постой. Я с тобой. Помогу быстренько, и вернемся разом.

Во дворе их встретил старейшина. Глянул косо. Нахмурился.

— Что ж ты, Данута, наказ мой плохо справляешь? Никак вовсе дома не ночевала. Я велел за гостем присматривать. А ты?

Девушка вскинула голову. Гневно блеснула глазами но, сдержавшись, промолчала. Не дождавшись ответа, Дарко еще больше насупился.

— Пса своего привяжи. Он сегодня Ласу без тебя в дом не пустил. А за гостем уход нужен. Как помрет, твоя вина будет. Смотри.

Данута в ответ только зубами скрипнула. Желваки на щеках заходили. Рогнеда схватила подругу за руку, потащила к дому, приговаривая.

— Не гневайся батюшка. Все сделаем, как велел.

Старейшина глянул мрачно и ушел. Почуяв хозяйку, из-за дома вылетел Волк. Подбежал, запрыгал радостно поскуливая. Рогнеда опасливо почесала его за ухом. Засмеялась.

— Молодец. Знаешь, кого в дом пускать. Жаль, не видела, как ты поневу старой ведьме полатал. Небось припустила со двора, что молодуха.

Женщины подошли к дому. Рогнеда вопросительно глянула.

— Войдем?

Данута нехотя кивнула.

-Переодеться бы.

В горнице тяжелый дух гнилой крови ударил в нос. Данута быстро собрала вещи старательно отводя глаза от лавки под окном. Рогнеда стоя в дверях с опасливым любопытством разглядывала викинга.

— Страсть то какая. Гляди, черный весь. В чем душа только держится.—

Раненный начал бредить. Даже во дворе женщины слышали, как он стонал, звал кого-то. Хриплый надорванный голос царапал душу. Рогнеда не выдержала.

— Мается то как. Страшно слушать. — Подошла к оконцу заглянула и вдруг зашептала, поманив рукой.

— Поди глянь. Вот ведь как.

Данута нехотя подошла. Волк, ее Волк, сидел подле раненного, положив морду на лавку. Викинг в беспамятстве дернул рукой. Пальцы скользнули по шерсти. Пес прижал уши и лизнул руку мужчины. Рогнеда отошла удивленно качая головой. Дана промолчала, но пса не позвала. Занялась хозяйством. Скоро Рогнеда ушла к себе. Сказав на прощанье.

— Ты уж потерпи. Дома побудь. Не ровен час, батюшка осерчает. А я после забегу проведаю.

Оставшись одна, девушка села на пороге обняла подошедшего пса. Заглянула в желтые глаза.

— Что ж ты, лесная душа? Иль меня упрекнуть вздумал?

Знахарка пришла к полудню. Зло покосилась на Волка. Спросила: жив ли урманин. Данута кивнула, пошла следом в дом. Старуха откинула покрывало и девушка увидела, что левую ногу викинга выше колена стягивает широкая повязка заскорузлая от засохшей крови. Костлявые пальцы знахарки пробежали прощупывая повязки. Мужчина дернулся, громко вскрикнув от боли. Ласа зацокала языком.

— Вот ведь живучий народ. — И ушла. Данута проводила ее взглядом со двора. Долго стояла, прижавшись лбом к стене. Раскинув руки будто обнимая, ища опоры. Пахло терпкой сосновой смолой. Забежала Рогнеда принесла пирогов с малиной. Горячих, с пылу с жару. Позвала с собой. Данута обняла ее крепко и отказалась.

К вечеру викинг затих. В синих сумерках засновали над домом летучие мыши предвестники ночи. Сидя на пороге Данута с тоской прислушивалась к тишине в доме. "Может, умер урманин? Отмучился?" Он был жив. Дышал тяжело хрипло. Кружка с водой стояла подле не тронутая. Бесшумно ступая босыми ногами, она подошла ближе. Остановилась, вглядываясь в смуглое худое лицо. И охнула, ощутив, как душа ледышкой смерзлась в груди. Викинг открыл глаза. Синие, как ночное небо весной. Глянул на нее спокойно. Сухие потрескавшиеся губы дрогнули в слабой улыбке. И вдруг спросил тихо по-вельхски.

— Ты меня боишься? Не бойся не нужно.

Девушка застыла, растеряв все мысли. Мужчина помолчал, собирая силы. Сказал без упрека.

— Кружку далеко поставила, не дотянуться.

Данута задрожала. Крупные сверкающие слезы потекли по щекам.

— Не плачь. — Прошептал викинг чуть слышно. — Я скоро уйду, и кончатся твои беды. Подожди немного.

Девушка вскрикнула, чувствуя, как рвется на части сердце. Подхватила кружку поднесла к обожженным жаждой губам раненного.

Умирало солнце-Ярило за лесом и медленно тяжело уходила жизнь из тела северянина. Данута сидела подле него, следя полубезумными глазами, как ночная тьма ложиться на суровые черты воина. Угасло солнце. Тишина закатная сковала мир. Вскочила она, в темноте метнулась к сундуку. Достала плат браного полотна, что вышивала зимними вечерами. Выбежала из дома. Волк бросился следом. Девушка обернулась, приказала строго.

— Вернись. Дом стереги.

Побежала, судорожно прижимая сверток к груди. Босые ноги сами несли ее в лес, в чащобу, к ведьме Купаве.

Древний могучий дуб раскинул посеребренные луной ветви над широкой поляной. Странный кособокий дом прислонился к его стволу. У самого порога горел костер. Заставляя плясать черные тени в высокой траве. Заслышав на тропинке шорох, поднялась статная высокая женщина. Глянула во тьму пронзительными светлыми глазами. Ведьмой звали Купаву в печище. Знахаркой ведуньей она себя звала. Сила в ней была великая. Кровь заговорить, дитя торопливое иль запоздалое принять, а то и смерть от порога прогнать могла. Когда обычай тот появился, никто уж не помнил, но каждое поколение уходила из села девушка. Сама уходила, по зову сердца. В лесную чащ. К костру у старого дуба. Чтобы принять из рук старой ведуньи свою судьбу. Кику снять косу расплести и пустить в душу мудрость лесную.

Данута выбежала на поляну, не чуя ног под собой. Упала на колени, протянула знахарке вышитый плат. Выпалила задыхаясь.

-Помоги ему матушка. Отвернулись от меня пращуры. За врага кровного просить пришла.

Купава только головой покачала. Заструились на ночном ветру черные волосы. Подняла ее с колен. Заглянула в лицо пытливо.

— Знаешь ли, о чем просишь?

Взяла за руки, повернула ладонями вверх, уронив ткань на траву.

-Не день не два этими самыми руками ухаживать за ним будешь. Как дитя малое с ложечки кормить. А, коли выживет, другим не станет.

Данута застонала. Зажмурилась. Прошептала иступлено.

— Знаю матушка. Но смотреть нет сил, как мучается. Человек ведь живой. А моя душа все равно сгорела — пепел один.

Тонкая улыбка промелькнула на губах Купавы. Обняла она Дануту. Провела по золотым волосам. Сказала тихо.

— Знать мать Роданица не слепая. Все едино, что новую жизнь ребенком зажечь, что горящей не дать угаснуть.

Волк с порога сбежал навстречу женщинам. Сверкнул желтыми глазами, отступил почтительно. Ведунья усмехнулась.

— Сторож то твой родню в лесу оставил. Не промах девка такого зверя приручить.

Вошли в дом. Купава поморщилась. "Смертью пахнет". Глянула строго на Дануту.

— Не стой столбом, коли решилась. Ставню закрой. Огонь разожги воды принеси да поболе. Плошки зажги все, что в доме есть.

Резкий горьковатый запах лесных трав поплыл по дому. Сняв повязки, знахарка сокрушенно покачала головой.

— Опоздала ты меня звать девица. Умрет он. Нога может и затянется. Мечом видать зацепили. А вот в грудь стрелой метили. Древко то други вытащили, а наконечник в ране остался.

Дугой выгнулось мускулистое сильное тело от нестерпимой боли. Долгий мучительный крик слетел с побелевших губ викинга. Когда в хлынувшей крови показался из раны зазубренный наконечник сломанной стрелы. Купава вытерла пот со лба. Остановилась на пороге.

— Если до следующего заката доживет. Поднимется. Ты его водой оботри, жар маленько снимешь. Да вот еще, Ласу не подпускай. Уморить они его хотели. Узнают, что ко мне ходила, век не простят. Как луна подымется, загляну проведать.

Одна за другой гасли масляные плошки в горнице. Данута разогнула ноющую спину, окунула чистую тряпицу в чан с водой. Снова наклонилась, бережно смывая пот и грязь с тела мужчины. Глаза ее скользнули вслед за проворными руками. Утонувшая в усталости тревога дала волю думам. Красив был воин северный. Жесткой мужской красотой. Лоб высокий, брови соболиные, подбородок упрямый твердый. Видать, крут характером. Задержалась взглядом на широких плечах, загорелых мускулистых руках, вытянутых расслабленно. Поежилась. Сколько боли, сколько шрамов белело на смуглой коже. Телу бедному то головы упрямой покоя нет. Был бы трусоватей, пригнулся бы. От стрелы летящей змеей ушел. Не лежал бы теперь в чужом доме, за порог Вирия заглядывая. Вон живот под ребра подвело душу беспокойную к горлу подталкивая. Данута вздохнула подумав. Годков далеко за тридцать разменял викинг. Знать жена где-то. Дети малые. Будто во сне увидела красивую статную женщину в дорогом уборе. Под стать мужу жена у такого воина. Ждет небось. Чует ли сердцем беду? Голову склонила, утерев набежавшую слезу. Мужа своего вспомнила. Не простит ей Борк измены такой. Коли в темном миру встретятся, отвернется. Хоть ей не привыкать. Он последний год не часто лаской смотрел. Простить не мог что бесплодная. Но не гнал, жены другой в дом не привел. Дивились люди. Завидовали. Говорили, что любит. Только холодна была любовь его. Как осенний ветер. Глянет бывало молча, будто спрашивает о чем, а в душе тоска камнем пудовым, хоть топится иди. Данута устало поднялась, прибрала в горнице. Растворила окно, впустив предрассветный холодок. Не успело солнце подняться, прибежала Рогнеда. Затараторила встревожено.

— Как ты? Что ты? — Покосилась в сторону дома. Спросила несмело. — Жив еще урманин? Данута кивнула, взяла серп острый. Волку настрого приказала никого в дом не пускать.

Сладко пахла разогретая солнцем земля. Золотые колосья послушно ложились под серп в девичьих руках. Споро шли, босыми ногами стерню колючую подминая. Убирали жито бабы с девками. Косы расплетя, да поневы скинув, в одних тонких рубах матери земле шаг за шагом кланялись. За зиму сытую благодарили. Данута и вовсе спины не разгибала. Сильнее солнца жгла ее тревога. Жив ли викинг? Уходя, кружку с водой у самой руки ему поставила. Только силы то в руке не было. Словно мертвый лежал. Подруги песню затянули, а ей в голосах чистых стон слышался. Ближе к вечеру совсем извелась. Едва дождалась, как последний сноп связали. Подожгли Сварогу в дар. Не успел пепел упасть, она наскоро простилась с Рогнедою. Чуть не бегом по тропинке к дому поспешила. Отворила дверь и замерла, тишины испугавшись. В горницу вошла ноги дрожали. Думала, увидит мертвое тело. Выронила серп из ослабевших рук встретив ясный взгляд синих глаз. Слабая улыбка тронула губы викинга в ответ на ее вскрик.

— Живой! — Девушка засуетилась.

— Пить небось хочешь? Потерпи сейчас я. — Выскочила, воды свежей принесла. Осторожно приподняла темноволосую голову. Напился жадно. Глаза устало закрыл. Силился что-то сказать да не смог, провалился в беспамятство. Во дворе глухо заворчал Волк предупреждая. Данута вышла, встала, заслонив дверь.

— Вечер добрый матушка Ласа. Я на реку иду. В доме дух такой, что с души воротит. Старуха остановилась, глазки буравчики прищурила.

— Как гость то наш? — спросила. — Не нужно ли чего?

Данута плечами пожала.

— Что ему нужно? Слаб он совсем. Утром воды налила, так и не притронулся.

Ласа потопталась на месте. В дом идти видать не хотелось. Но и прочь сразу не с руки уйти было. Данута помогла разрешить сомнения. Вышла мимо нее со двора. Бросила через плечо равнодушно.

— Вы, матушка, как уходить будете, на пса моего прикрикните он и не тронет.

Ласа живенько убралась восвояси. А Данута окольной тропинкой домой вернулась.

Ночью, как и обещала, пришла Купава. Помогла перевязать. Велела травами да кореньями целебными поить больного.

— Молока надои. Суп жидкий свари. Вишь, отощал, что волк весенний. Сколько ден не ел. У тебя нерадивой с голоду помрет.