Сейчас этого не требовалось — "артиллёр" опустил ежик банника в ведро с водой, в два движения пробанил ствол. Другой закинул в жерло полотняный мешочек с порохом, вслед за ним — туго скрученный пучок травы, заменяющий пыж. Первый номер перевернул свой громоздкий инструмент, и прибойником — деревянным утолщением на обратной стороне банника — туго заколотил в пушку заряд.

Командир расчёта ковырнул протравником — заостренным куском проволоки — в затравочном канале, досыпал пороха из медной пороховницы. Лёха Долотов — фейерверкер, не кто-нибудь! — раздувая щеки, дул на фитиль.

— Па-а-а-берегись!

Витька отскочил от лафета. Десятиклассник поднял пальник — жезл, на конце которого, в особом зажиме тлел фитиль, — и вдавил в затравку. Порох вспыхнул, рассыпая искры и пушка в очередной раз прогрохотала — низко, солидно, перекрывая и ружейную трескотню, и несерьезные "бабахи" четырёхфунтовок.

-А-а-атставить стрельбу!

Артиллеристы обернулись. К батарее во весь опор скакал павлоградец в камуфляжной куртке поверх доломана.

— Лексей Борисыч, перерыв! Веди своих на бивак, обедать. Полтора часа отдыхаем, потом ещё один прогон!

Руководитель клуба, Алексей Борисович Красильников, — маленький, толстенький, сущий гном, с вечной добродушной улыбкой на круглой физиономии — кивнул. Прислуга засуетилась возле единорога, собирая принадлежности. Мишка уже волок на плече два гандшпуга; Витька подхватил деревянное ведро, в которое окунали при стрельбе банник. Надо не забыть зачерпнуть свежей воды, подумал он, а то все расплескали...

Кавалеристы — и французы" и "русские", — смешавшись, нестройной толпой, рысили к броду, слева от дощатых мостков через ручей. Над палатками, за косогором поднимались дымки — в полевых кухнях варились щи и гречневая каша. Что ж, все правильно: война — войной, а обед по расписанию. Раз объявлено в программе первого, подготовительного дня фестиваля: "в 15.00 — обед" — так не греши, покорми людей. До окончания репетиции три часа, ещё навоюются.

III. Неотвеченный вызов

Нам дорогу б узнать, да повернуть,

Только гонят нас на Березину.

Вместо лета тепла — туман пурги,

Видно, время выплачивать долги...*

Тренькала гитара; гусары и артиллеристы, "французы" и "русские" негромко подпевали — вразнобой, но душевно, как шутил витькин папа. Реконструкторы устроились вокруг костра, новосибирцы вперемешку с москвичами и еще какими-то людьми в мундирах, заглянувших на огонек и песни. По рукам пошла объемистая кожаная фляга, поленья шипели, стреляли угольками, над огнем булькал котелок.

Парень в накинутом на плечи ментике и смешной шапочке-бонэ, перебирал струны. Этот головной убор — на самом деле, фуражная шапка, предназначенная для ношения вне строя — напомнил Витьке гномьи колпачки из диснеевской "Белоснежки": длинный треугольный "хвост", свисающий чуть ли не до плеча, заканчивался замызганной красной кисточкой. Обращались со бонетками без всякого пиетета: понадобилось снять с огня котелок — стащил с головы и прихватил закопченную дужку...

Тихо тренькнул мобильник. Витька дернулся и завозился, нашаривая некстати оживший гаджет. Ему было неловко — во-первых, не хотелось мешать гитаристу, а во-вторых — Красильников предупреждал, что на биваке не приветствуются "высокие технологии"! Хотя, некоторые реконструкторы нет-нет, да и вытаскивали мобильники, но отходили от костра, чтобы не смущать окружающих столь явными анахронизмами.

Уходить, однако, не пришлось — экран заволокли лиловые разводы, потом картинка мигнула, сменившись привычной заставкой. В уголке замигала надпись: "неотвеченный вызов". Витя пожал плечами и засунул гаджет назад, в сухарную сумку.

Эти сумки — белые, из грубого холста, на лямке через плечо, с большой костяной пуговицей — выдали им вместе с формой. В "сухарке" полагалось таскать всякие необходимые в реконструкторской жизни мелочи вроде ложки, перочинного ножика, запасных кремней к ружью, зажигалки или мобильника — карманов на мундирах не было.

Песня зазвучала снова:

...Что прикажет осипший барабан?

Видно, лечь по осиновым гробам.

Запылают огнем дрова моста,

Видно, рай не построишь на крестах...

Похоже на бардовские песни, подумал Витя. Мама с папой любят такие — Визбора, Городницкого. они с однокашниками по МИФИ часто ходили в походы, и все время — с гитарами. Отец рассказывал о советских ещё традициях КСП, Клубов Самодеятельной Песни, ставил на компе старые записи. Здесь почти то же самое — костер, гитара, пахнущий дымом чай, только вместо романтики походов, байдарок, геологов — совсем другие темы...

...Ожидали от города ключи,

А теперь вот — от голода кричи.

Был заманчив мираж чужих границ,

А теперь мы под стражей черных птиц...

— А я думал, что партизаны в двенадцатом году — обязательно снег, зима.,— сказал Мишка. — В учебнике картинка есть — бородатый мужик, в армяке, с вилами, за поясом топор, а вокруг — зимний лес. А у нас -бабье лето, в палатках можно ночевать!

Ребята решили провести ночь не в доме отдыха, выделенном для реконструкторов, а "белом лагере" — в парусиновых солдатских палатках, сшитых в точности по образцам стародавних времен. В "Белом лагере" свои порядки — здесь не ходят в "цивильной" одежде, не пользуются газовыми горелками, электрическими фонариками, мобилами и прочими благами цивилизации. Даже яркие упаковки продуктов и пластиковые пятилитровки с питьевой водой стараются поскорее убирать с глаз долой. А потому Мишка с Витькой кутались от вечерней сырости — все же, на дворе конец сентября! — в длиннополые шинели из грубого серого сукна. Их ребятам вручили вместе с замызганными полотняными штанами, короткими "рабочими" куртками, "сухаркам" и фуражками-бескозырками, положенными им, как "нижним чинам".

— Это вы Эльдару Рязанову спасибо скажите... — усмехнулся Трейяр, командир новосибирцев. Вообще-то его звали Вадим: среди реконструкторов-"французов" были в ходу "боевые имена", позаимствованные у исторических персонажей.

— С тех пор, как он показал в "Гусарской балладе" зимние пейзажи, публика свято уверена, что Наполеон отступал от Москвы в сплошные метели и снегопады. Как же — "генерал Мороз!" А на самом деле, первые настоящие заморозки и пурга случились только на Березине — да вот, как раз песня об этом:

...Ледяная вода нам до колен,

Как упорно тогда стоял Смоленск.

Как прорвались к Москве — столице, но

Кровь пустило из вен Бородино...

— И дело на Вохне, которое мы здесь реконструируем, состоялось в начале октября. Погода была — вот как сейчас, разве что дожди, да и то не очень сильные. Холод, распутица — это все было впереди. Французы, как заняли Москву, так сразу стали рассылать фуражирские команды по подмосковным деревням. Ну а мужикам это, натурально, не нравилось.

— Все треплетесь? — раздался из темноты недовольный голос. — А лошадей кто поить будет? Трейяр, командуй бойцам — дружненько за ведра, и к ручью! И пошли людей за сеном — там целый грузовик привезли. Надо бы в палатки накидать, для тепла, пока не совсем ещё темно. Да поторопитесь, сейчас много желающих набежит...

Витька, обжигаясь, в три глотка допил чай и вскочил. Реконструкторы зашевелились, вставали от огня, накидывали на плечи плащи и шинели.

Пока таскали сено, стемнело совсем. На небо высыпали звёзды — удивительно крупные для конца сентября. Костер на биваке прогорел; реконструкторы потихоньку расползались по палаткам. Лёха приволок, топорик, горбылину, прнялся откалывать щепки — вскипятить чай. Трейяр, с двумя гусарами, сидели, закутавшись в плащи, у еле тлеющего костра и, казалось, дремали.

— Пошли, что ли, прогуляемся? — предложил Мишка. — Вон, по той тропинке, как раз выведет к пехотному лагерю.

Днем ребята познакомились с реконструкторами-"преображенцами", и те звали, как стемнеет, на шашлыки.

— Алексей Борисыч, мы отлучимся? — спросил Витька. — Нас тут в гости пригласили...

Руководитель клуба не стал возражать.

— Давайте, только чтобы к одиннадцати-ноль-ноль как штык в лагере. У нас строго — отбой, завтра день трудный, силы понадобятся.

— Да мы ненадолго! — заспешил Мишка. — Так, поздороваемся только... Лех, пошли с нами?

Десятиклассник , помотал головой.

— Не, идите одни. А мне надо ещё пуговицы подшить, а то две оборвал, пока пушки сгружали.

Три клубные пушки — двадцатифунтовый единорог, мортиру и шестифунтовку — привезли на фестиваль в разобранном виде, в кузове "Газели". Еще одну, самую мелкую, трехфунтовую, должны были подвезти к вечеру.

— Ладно, мы скоро! — Мишка махнул приятелю рукой, и они направились в сторону леса. Витька выудил из "сухарки" фонарик. Дисциплинированно подождал, когда граница "белого лагеря" останется позади, и только тогда нажал на кнопку.

Фрнарик мигнул и погас. Витька шепотом выругался, зашарил ногтями по пластиковому корпусу — может, батарейка болтается? Тугая крышка никак не желала отщелкиваться — и тут в сумке запиликал мобильник.

Снова не вовремя! Мальчик прижал фонарик подбородком, зашарил в сухарке. Странно — опять неотвеченный вызов. И лиловая расплывающаяся блямба вместо заставки...

— Ну, чего ты там возишься? — нетерпеливо крикнул Мишка. — Пошли уже, а то без нас все шашлыки съедят!

IV. Встреча на дороге

Про фонарик он вспомнил в последний момент. Отец уже ушел на работу, мама возилась на кухне, заворачивала сыну бутерброды в дорогу. Витька с вечера выпросил фонарик, а забрать забыл — и теперь заскочил в кабинет, зашарил по полкам. Нашёл, щелкнул кнопкой — работает! — и тут взгляд его упал на пластинку смартфона.

Это был его, Витькин, смартфон. Неделю назад он начал глючить; попытка прогнать тестовые проги и антивирус, скачанный с самсунговского сайта ничего не дали, и мальчик совсем уже собрался нести аппаратик в сервис, но отец предложил показать его институтским айтишникам. Витька охотно согласился — эти парни могли разобраться не то что со стандартным "Самсунгом", но и с суперкомпьютером — в хроноквантовой лаборатории было самое навороченное оборудование и софт. Вот, наверное, и разобрались, а отец принёс вчера, и забыл отдать...

Что ж, удачно, не придется брать с собой старенькую "раскладушку". Витька сгреб смартфон вместе с фонариком, поцеловал мать в щеку, закинул на плечо лямку рюкзака и выскочил из квартиры.

Луна светила вовсю, светлая песчаная полоса дороги отлично выделялась на фоне темных кустов. Ребята шли, болтали на ходу, обсуждали: похожи реконструкторы на настоящих солдат наполеоновских времен, или нет? Сошлись на том, что вообще-то похожи, пока рта не раскроют. А стоит заговорить — иллюзии как не бывало, сразу видны "современники".

За болтовней не заметили, как сбились с дороги. А как иначе, если до бивака "преображенцев" минут десять неспешного шага, а они топают не меньше четверти часа? Остановились, огляделись — вроде, и плутать было негде, знай, шагай, никуда не сворачивай...

Вдали, за рощицей справа раздавались голоса, шумел мотор автомобиля, но сворачивать и топать через лес страсть до чего не хотелось. Мишка припомнил, что дорога должна ввести к большой поляне со шлагбаумом — туда завтра будут ставить машины зрители, приехавшие на фестиваль своим ходом. Решили дойти до "парковки", а оттуда уж искать дорогу назад.

Тьма навалилась внезапно, будто кто-то выключил ярко светившую на небе луну. Витька даже споткнулся от неожиданности — а еще от того, что в глазах замелькали фиолетовые то ли светящиеся полосы, то ли искры. Замелькали — и пропали. Снова песчаная дорога, тёмные кусты...

— Вроде, похолодало? — спросил Мишка, зябко поведя плечами. — Зря мы шинели у костра оставили...

И верно — они поленились тащить с собой громоздкие, тяжёлые шинели. И ведь не замерзали до сих пор, удивился Витька, даже вспотели на ходу. А тут — холодный ветер насквозь пронизывает полотно рабочей куртки...

— Погода портится? — неуверенно предположил он. — Как бы дождик не начался, а то мокнуть завтра на поле... Вот и ветер, а ведь днем не было!

Ветерок действительно задувал — глухо гудел в кронах сосен по обе стороны дороги, шелестел листвой. И туман: стылый, сырой, лентами стелется между сосновыми стволами. Откуда ему взяться, если ветер? Шума недалекого бивака больше не слыхать. Может, ветром уносит? Хотя...

— Слышь, кто-то скачет! — вскинулся Мишка. — Счас тормознем, спросим, как дойти до преображенцев нам!

Копытный дробот вырастал звончее, громче. Галопом идет, прикинул Витя, иначе на песчаном грунте фиг мы что-нибудь услышали. Не успел он додумать эту мысль, как из-за поворота появился всадник. Тёмный силуэт на тёмной лошади — поди пойми, ночью, в каком он мундире?

Всадник повел себя странно — он наверняка видел белеющие в темноте штаны и куртки ребят, но, вместо того, чтобы окликнуть их остановился, повернув боком коня. В лунном свете блеснула сталь ружейного ствола.

— Хто такие будетя? — раздался хриплый голос. — Русския, што ль, люди? Служивыя? С каким полки?

— Вопрос, вообще-то был нормальный — реконструкторы, особенно, не из самых опытных, нередко спрашивали друг друга: "из какого полка?" Но что-то особенное прозвучало в голосе всадника — тревожное, студеное, как этот ночной ветер.

— Мы из батарейной роты Красильникова, Алексей Борисыча — нашелся Мишка. — В белом лагере стоим, с пушками. Вот, решили прогуляться и немножко заблудились!

"Батарейной ротой" именовался клуб, с которым ребята приехали на Вохненский фестиваль.

Встречного такой ответ несказанно удивил.

— Шо, правда, батарейцы? И при пушках? Вот радость! А у нас-то кажинная сабля на счету! Надоть немедля ихнему благородию штаб-ротмистру Богданскому доложить. Хто в вашенской команде старшой-та?

— Красильников, Алексей Борисыч. — ответил Витька. Он удивился: неужели реконструктор — судя по голосу, немолодой, из ветеранов, — не знает такого известного человека? А они-то думали, что Красильников известен во всех клубах: как же, ветеран бородинского движения, два десятка лет в строю...

— Ох ты ж дярёвня — "Ляксей" да "Борисыч"! — засмеялся верховой. — Чину какого? Што мне, их благородию так и докладать, по отчеству?

Витька недоуменно посмотрел на друга. Мишка пожал плечами: они, конечно, знали, что руководитель клуба носит офицерский мундир, но вот чина.. Шпага, высокая двуугольная шляпа-бекорн... может, поручик?

Так он и ответил.

— В деле, видать, были? — непонятно спросил тот. — Шо, старшого побило, коли поручик над ротой начальствують?

После этих слов Витька окончательно впал в ступор. Можно, конечно, предположить, что взрослый дядька-реконструктор вошел в образ, и развлекается, разыгрывая зелёных пацанов — но не странное ли это занятие для ночной дороги? Мальчик совсем было собрался пресечь неуместные забавы, как вдруг сквозь заунывный свист ветра до них донеслись приглушенные расстоянием хлопки.

Всадник вскинулся, крутанул лошадь, приподнялся на стременах. Мальчики отскочили, едва увернувшись от конских крупов — оказывается, в поводу он вел еще одного коня, под высоким седлом, к которому были привязаны то ли мешки, то ли свертки.