Кавказский излом

Шок? Обойдётесь! Скорее было чувство неимоверного облегчения от того факта, что удалось неведомым образом выскользнуть из цепких рук "белой дамы", как некоторые из моих знакомых порой называли смерть.

Тело, которое посчастливилось занять? Оно было молодым, двадцати трёх лет от роду, и принадлежало Станиславу Олеговичу Громову, корнету Лейб-гвардии гусарского полка. Память тела, если что, я получил почти сразу, хотя и с печальными на первых порах сопутствующими симптомами в виде приступов дикой головной боли. Похоже, таким образом воспоминания о жизни прежнего хозяина тела усваивались уже моей личностью.

Причина "отсутствия" личности собственно Станислава Громова? Этот страдающий "слабоумием и отвагой" на спор с офицерами того же полка полез искупаться в Неве. Зимой, мля! И чуть было не потонул по причине того, что от ледяной воды ноги свело судорогой.. К счастью, успели вытащить, даже откачали, вот только мозг, как я понял, этого не выдержал. Ну а пусто место свято не бывает, как у нас говаривали. Вот и появился на его месте я, тоже наречённый Станиславом, так что и переучиваться не пришлось.

Первые дни были довольно сложными, чего уж тут скрывать. Приходилось привыкать к новой обстановке вокруг. Ну да ничего, справился, благо можно было списать кое-какие странности на последствия "экстремального купания". В туже копилку хорошо укладывалось и изменение поведения на более целеустремлённое. Дескать, побывав на пороге смерти, корнет Громов стал более серьёзно относиться как к жизни в целом, так и к своим планам на неё в частности.

А планов хватало! Усиленные тренировки с целью придать телу привычные кондиции. Ведь знания с прошлой жизни остались, а вот рефлексы наработаны не были. Приходилось изводить себя долгими часами, урывая свободные от несения службы часы. И мне очень повезло, что гвардия была не столь загружена, находя время для отдыха, причём в немалом количестве.

Тренировки... Переобучение с привычных мне видов стрелкового оружия на однозарядные винтовки, заряжающиеся с дула, и древние капсюльные револьверы. Освоение доставшихся от прежнего хозяина тела навыков боя на холодном оружии с добавлением того немногого, что я мог туда привнести из своего родного времени. Да, мог! Хотя бы потому, что школа ножевого боя, она не пустое место, кое-какие наработки оттуда могли быть применены. Немногие, но всё же. Хотя надо заметить, что владение клинком у "донора" было на высоком уровне. Сразу видно, что учителя у него были толковые, дело своё знали.

Учителя были, а вот близких родичей не присутствовало. Мать умерла родами, отец умер три года назад от осложнения после бронхита. С лекарствами то в этом времени неважно было, чего уж тут скрывать. Поэтому я мог не опасаться, что при общении с теми, кто действительно знал моего "донора" от и до, чем-то себя выдам.

Положение оказавшегося в прошлом, помимо проблем с вживанием, даёт и определённые преимущества. В этом можно даже не сомневаться. И я вовсе не о возможности "двигать прогресс семимильными шагами". Ну какой из меня, кхм, прогрессист? Общее, весьма общее представление о разных вещах, не более того. Знаю лишь, какие изобретения будут наиболее перспективны, а какие так и останутся пустышкой. Вот и всё. Да и не в моём нынешнем, весьма скромном, положении куда-то лезть. По крайней мере пока. А это значит что? Правильно, надо лезть вверх, чтобы на тебя стали обращать внимание. Для начала в собственном полку.

Этим я и занимался, параллельно с изматывающими тело тренировками. Чем именно? Становился не просто "одним из офицеров", но и центром внимания. Это было несложно, учитывая определённые знания человеческой психологии и возможность блеснуть в нужные моменты одним из множества известных мне. но неизвестных здесь выражений. Это, плюс замеченные командиром полка повысившиеся навыки обращения с оружием и командования подчинёнными, принесли свои плоды. К началу осени я получил очередное звание, из корнета став подпоручиком гвардии. Солидно для начала, учитывая тот факт, что чин по гвардии стоял в "табели о рангах" на две ступени выше обычного армейского подпоручика. Иными словами, по общеармейским меркам это был чин штаб-ротмистра. Солидно!

Но вместе с этим было чёткое понимание того, что простой службой в полку, пусть даже и гвардейском, заявить о себе не получится. Нужно было что-то более громкое, возможность отличиться. Для офицера, которым я и являлся, сделать это возможно на войне. А где у нас война? Правильно, на Кавказе! Том самом регионе, который испокон веков был местом неспокойным, населённым крайне враждебно настроенными племенами. Так было, так есть и так будет, уж мне ли этого не знать. Только вот здесь, в середине века XIX-го, отношение к этой проблеме куда менее мягкое, генерал Ермолов тому яркое подтверждение. Великий человек, как ни крути, ведь даже спустя более двух десятков дел после его отставки кавказские горцы откровенно писались в штаны от одной лишь памяти о его пребывании на Кавказе.

Решение было принято осенью, а привести его в исполнение планировало ближе к весне. До весны же нужно было подготовиться как следует, а именно присмотреться к пребывающим на Кавказе воинским частям с целью выбрать наиболее подходящую для себя. Навести мосты с теми, кто мог сделать мой перевод из гвардии туда наиболее мягким и спокойным. Да и, хм, составить протекцию у тамошнего офицерства. последнее было особенно необходимо, потому как отношение к гвардейцам среди офицеров-"кавказцев" было по большей части с долей иронии. Дескать, далеки вы в своем Санкт-Петербурге от настоящей и во многом грязной войны с дикими горскими племенами.

Однако, до конца подготовиться так и не удалось. Как раз из-за этой клятой дуэли. Нужна ли она была? Да, нужна, потому как я увидел хороший шанс и придавить одну из искреннее призираемых мной особей, которая того однозначно заслуживала, и заявить о себе. Светское общество столицы, оно такое светское... И работает получше любого телеграфа, право слово.

А условия дуэли, о которых договорился мой секундант, были как раз теми, которые и требовались. Хотя нюансы заставляли Морозова брезгливо кривить рот, когда он мне о них сообщал.

— Багаев Хаджи-бек через своего секунданта, Джамалова Гасан-бека, выбрал дистанцию в двадцать пять шагов. Неподвижную. Пытался настоять на одном выстреле с каждой стороны, но я, пользуясь данными мне правами, настоял на дуэли "до ранения", ссылаясь на тяжесть нанесённого вам оскорбления.

— Оставьте, Алексей, я же говорил, что для меня это неважно, — отмахнулся я. — Для хорошего стрелка достаточно единственного выстрела, ведь мишень неподвижная.

— И срок... спустя пять суток.

Я понимал недовольство поручика, ведь затягивание дуэли считалось в высшей степени дурным тоном. Но лично мне от этого было только лучше, поскольку выставляло противника в глазах общества совсем с дурной стороны. При мерно это я и высказал, получив в ответ уверения, что Багаев и так ославил себя как "не самого достойного человека", да и офицерство его, кхм, некоторыми явно подвергнется сомнению. Не де-юре, конечно, а с точки зрения правил чести.

На этом разговоры о предстоящей дуэли, по большому то счёту, кончились, и народ принялся с энтузиазмом обсуждать моё желание перевестись из гвардии на Кавказ. Тема, как я понял, для них была весьма интересная.

И получившая развитие. Ведь, как и обещался, я отправил рапорт с просьбой о переводе. Практически незамедлительно, вечером того же дня. А назавтра командир полка, генерал-майор барон Александр Богданович Будберг, вызвал меня к себе на предмет важного разговора.

Разговор и впрямь был важным, хоть и коротким. О готовящейся дуэли ему уже стало известно. Равно как и о причинах её возникновения. Подкручивая усы, барон заявил, что понимает мотивацию одного из своих офицеров и даже одобряет. Именно поэтому, осознавая возможную шумиху, готов удовлетворить мой рапорт о переводе. Дескать, пересидите год-другой на Кавказе, подпоручик, а там и обратно в столицу вернётесь. Общество подобный шаг поймёт, не вы первый, не вы последний.

Ну вот что тут можно сказать? Чувство полкового товарищества, офицерская честь — эти понятия тут были развиты очень даже хорошо, на зависть будущим временам. Барон Будберг почти прямым текстом заявил, что готов прикрыть своего офицера от возможного гнева с самых вершин, сделав так, что временный и недолгий — по его мнению — перевод дуэлянта на Кавказ станет максимальной моей проблемой. А его словам верить стоило. Командир Лейб-гвардии гусарского — это по любым меркам величина, даже по столичным.

Что мне оставалось? Да всего лишь е подставиться по глупому и пристрелить невесть что возомнившего о себе горца. Только и всего. И это я планировал сделать с минимальным для себя риском.

* * *

— Кажется, едут, господа, — глядя вдаль из-под "козырька" приставленной ко лбу за ради защиты от утреннего солнца ладони, заявил Морозов. — И в числе немалом. Два, три. Нет, даже четыре... и экипаж с ними.

— В экипаже, наверно, доктор Матюшин,— предположил Чернецов. — Он говорил, что прибудет именно в экипаже. чтобы. При необходимости, раненого туда поместить для бережной перевозки.

Так и оказалось. Доктор, необходимый для любой дуэли. прибыл в экипаже, ну а Багаев, помимо собственно секунданта. Приволок с собой ещё двоих соплеменников. Видимо, также для моральной поддержки. А, плевать. Хочет помереть при присутствии своих дружков, так и флаг ему с казённой части вкупе с паровозом навстречу.

И понеслось. Осмотр оружия каждого из участников секундантами, подтверждение ими же нашей готовности к дуэли. Затем уже чисто ритуальные предложения решить дело миром. Принеся друг другу взаимные извинения. Как я видел Багаев явно хотел бы этого, но... Для подобного нужны желания с обеих сторон, а мне извинения этого "жалельщика" о невозможности похищать русских женщин и держать их в вонючих аулах в качестве рабынь-наложниц... нафиг не упёрлись.

Отмечена исходная точка, от неё в обоих направлениях отмерены двадцать пять шагов. И вот нас приглашают занять позиции для стрельбы. Пистолеты заряжены, оба мы держим их дулом вверх, как и полагается по дуэльному кодексу. Теперь остаётся лишь ждать Слова: "Начали!" Как только оно прозвучит — тут уже все зависит лишь от скорости и меткости. А с ними у меня, как я искренне надеюсь, всё в порядке. Максамально концентрируюсь и вот оно.

— Начали-и...

Скоростная и меткая стрельба — это именно то, в чём я начал тренироваться задолго до своего попадания сюда, в это время. Тут же просто отшлифовал сей навык с учётом доступного оружия. В том числе и на дуэльных пистолетах.

Едва последний слог слова-команды прозвучал, пистолет в моей руке опускается, наводясь на противника. Никакого выцеливания, даже никакой типичной позиции для стрелка этого времени, тем паче дуэлянта. Скорость и ещё раз она. Выстрелил первым и метко? Ты живой. Нет? Умрешь сам. Идеальный стимул для того, чтобы выложиться по полной как на ранее бывших тренировках, так и тут, смотря смерти даже не в лицо, а в "чёрную дыру" пистолетного дула.

Впрочем, стоит быть честным. На сей раз дула этого увидеть в принципе не получилось. Выстрел и... Сразу понятно, что всё, финита. Не мне, Багаеву. Ведь человек, который обзавелся аккуратной дыркой чуть правее центра лба, он уже никакой опасности ни для кого не представляет. Даже выстрела не прозвучало. Сжимая пистолет в руке, Хаджи-бек осел в ноябрьскую грязь, словно кукла, которой нерадивый марионеточник оборвал управляющие нити.

— Ну вот и всё, — констатирую очевидное, затыкая разряженный пистолет за пояс. Думаю, вмешательство доктора не требуется, да, Яков Афанасьевич?

— Бесспорно, господа. Да-с, екситус леталис, смертельный исход-с, — ответил направляющийся к трупу Багаева. Матюшин. — Но я всё равно обязан осмотреть тедо. Дабы установить факт смерти и её причину. А вас, господа секунданты, я попросил бы заняться составлением протокола случившейся дуэли.

Нет, всё верно. Осмотр тела врачом, составление секундантами протокола дуэли. Всё как и подобает по установленным давно правилам, которые никто в здравом уме нарушать не станет. Хотя рожа у багаевского секунданта такая, словно он меня сам готов на куски разорвать да ещё и косточки погрызть. Ненавидит, это сразу видно. И двое других разве что пар из ушей не пускают.

Пофиг. Хотя на тело убитого мной на дуэли врага — не противника, а именно что врага — непременно подойду посмотреть. Тем паче и Морозов с Чернецовым туда же подтягиваются, что вполне естественным поведением является. Не так уж часто людям случается участвовать в действительно серьёзных дуэлях, причём и секундантами тоже.

— Меткий выстрел, Станислав, — счёл нужным отметить Чернецов. — Почти в центр лба.

— Совсем в центр, не совсем в центр... Результат одинаков. Да и не думаю, что от попадания ровно по центру у покойника бы "третий глаз" открылся.

— Какой глаз?

— Треий, Василий. По некоторым восточным учениям так называемый "третий глаз" даёт возможность прикоснуться к тайнам мира и приблизиться к просветлению. Покойному же наибу Багаеву, по моему глубочайшему убеждению. Никакой "третий глаз" просветлиться бы не помог. Человек не того вида, чтобы к высоким материям прикоснуться.

Интуиция! Она взревела доисторическим зверем-мамонтом, предупреждая о возможной угрозе. Угрозе сзади, где стало подозрительно тихо. Сзади, где располагались двое дружков покойного Багаева.

Разворачиваюсь, одновременно уходя в сторону, и вижу. как один из них тащит из кобуры не револьвер даже. а однозарядный пистолет. И явно не с целью отсалютовать выстрелом в воздух. Шалишь! Расстояние всего метра три, не более того, а в нарукавных ножнах на правой руке у меня стилет. Узкий. Незаметный, но очень хорошо сбалансированный для метания. Достаточно напрячь мышцы руки нужным образом, и он сам упадёт в ладонь. Сам эту систему делал, сам тестировал, пока не оказался полностью доволен результатом. И вот пригодилось. Гораздо раньше, чем можно было подумать.

Стилет удобно ложится в руку... И бросок. Снизу, выбрасывая руку вперёд, тем самым придавая клинку максимальную скорость. В точку! С такого расстояния действительно можно попасть в любую точку на человеческом теле. Вот и попал, аккурат в глаз. Был горец, а стало "лихо одноглазое". И сразу же бросок вперёд, да с кувырком, чтобы сбить возможную попытку второго меня достать. Цель? Пистолет, из которого в меня пальнуть хотели, ведь оружия у меня сейчас нет, а это... неуютно.

Успех. Выхватываю оружие из ещё не успевшей разжаться руки, сразу же наводя на второго из приятелей Багаева, но... Тот уже плюхнулся на колени и, подняв лапки кверху, верещит:

— Урус, нэ стреляй! Это Джохар, он тэбя убить, нэ я!

Что-то не верится. А вот угрозы явно больше нет, потому как Чернецов, выхватив револьвер из кобуры, взял на прицел голосящего, а Морозов, тот упёр свой "кольт" в брюхо Джамалова, также не питая иллюзий насчёт непричастности оного.

— Разоружите их, господа, — вежливо, очень вежливо прошу я, и когда это происходит. Добавляю. — К сожалению, доказать ничего не получится, но я уверен, что это должно было стать обычной такой горской местью "подлым урусам".