Бронебойщик

— Надысь мы командира вашего схоронили, от него сапоги остались добрые, не побрезгаешь обуть?

— Нет Геогиевна, не побрезгую. На хорошие портянки да хорошие сапоги, это ж цены такой обувке нет! Лишь бы впору были. Старушка пошла в дом за сапогами, а я принялся за чистку ружья, положил его на стол и стал внимательно его осматривать. Во первых я его второй раз в жизни держал в руках, те десять минут боя и сейчас, во вторых надо как то разобрать его, почистить ствол, а ни каких приспособ я не видел, ствол то под полтора метра. Затвор с грехом пополам я снял, глянул в ствол, нагар присутствует. Эх,— керосинчику бы сюда, да шнура бы какого метра два, да тряпку какую ни будь,— подумал я, а в это время калитка открылась и показался дед с противогазной сумкой, сидором и карабином!

-ТА-ДААМ! Оказалось, дед еще покопался, и нашел в том месте, где меня нашли, всё это добро, выгрузил сидор, оказался вещмешком моего второго номера, а в нём все приблуды для чистки ПТР. Пузырёк с оружейным маслом, ёршик, пара белья, пара банок тушёнки, пачка чая, пол кило пиленного сахара, буханка хлеба, кусок сала и ещё пара полных фляжек. Открутил колпачки в одной спирт, в другой вода.

— Спасибище Иван Дмитриевич! Я уже хотел сам вернуться на позиции и поискать этот вещмешок сам видишь ружьё какое, простым шомполом не почистить, а вот его родной скручивается из четырёх частей. Карабин мой вообще вещь зачётная, я с него за пол версты в голову немцу пулю кладу, вот найду снайперский прицел, вообще немцам кисло будет. Я тут же занялся ПТРом, дед сидел молча, смотрел как я чищу оружие.

— Так что ты далее будешь делать сынок, — дед после недолгого молчания начал разговор.

— Как что? К своим подамся, я бронебойщик и снайпер. Мне на печи лежать нельзя, там мои товарищи бьются насмерть, одолевает пока немец, сука исподтишка под дых ударил. Вот мы и потерялись, силищи ж у него немеряно, вся Европа на него работает, да с ним на нас прёт. Всякой твари по паре. И французы и чехи, итальянцы, испанцы, венгры и румыны, финны, даже болгаре, мать их братушек долбанных, и те с ними. Ништо Иван Дмитриевич, мы упрёмся, помотаем им жилы, а там и попрём их. Что первый раз нам в берлинах и парижах девок ихних драть? А, дед?

— Не впервой сынок, но кровушки прольёться... Не одна, не сотня, да что там сотня, сотни тысяч матерей не дождутся своих сыновей, жёны мужей, а детки отцов. Воевал я в имперьялистическу, повидал горюшка,— вздохнул дед, вспоминая свою войну.

— Что да, то да Иван Дмитриевич, но то доля наша мужская, землю пахать и в землю когда придёт пора, ложиться. Ты мне лучше подскажи, аэродром поблизости есть?

— Как не быть. Вот река, вот мост, пальцем на столе рисовал дед, вот наши выселки, а вот туточки, он ткнул пальцем ниже деревни в двенадцати верстах, как раз наш эродром. Скольки раз мы туды провизию возили, не счесть. А зачем тебе эродром, ты ж не лётчик.

— Что правда то правда, я не лётчик, но этих лётчиков тут скоро будет как грибов после дождя. Наши мост бомбить будут? Будут. Вот и посыпятся наши летуны как горох с неба. Мост это серьёзный объект, немцы его охранять будут крепко, а наши как всегда,— шашки ввысь, рысью марш! И башкой о зенитку бах, на землю ляп, только успевай спасать, они то мне и помогут долететь до своих. Не тащить же мне мою пушку две сотни вёрст на плече, ленюсь я. Завтра схожу, аэродром разведаю, а вы глядите в небеса, оттуда наши летуны падать будут. Кого сможете, спасите и спрячьте, я вернусь заберу их с собой. Вот ещё что, мне старой сети метра три надо.

— Да зачем тебе? Рыбы мы и так наловим, вершами.

— Не для рыбалки дед, для маскировки. Ты главное найди мне кусок сети, завтра всё сам увидишь.

— А чё её искать то? Вон у соседки сынок рыбалкой баловался, и сети были, спроси Георгиевну найдёт она тебе кусок бредня.

Проходившая мимо Георгиевна сказала,

— Есть сети Лёша, вон в сараюшке на стенке висят, выбери кусок какой нужен, не скоро видать, сынку моему рыбачить придётся. Всхлипнув она пошла в дом, а мы посидели ещё немного молча, потом я попросил деда,

— Дмитрич, а нет ли у тебя ножа лишнего, говорят ты кузнец знатный, ну не может такого быть чтобы ты нож не сковал.

— Как же нет, есть. Вот до дома дойду и принесу, сковал я его Алексей лет двадцать назад из обломка старого немецкого палаша, веришь ли, в тоже время и заточил, с тех пор только правил на оселке, бриться можно. Поимеешь ты его Лексей не просто так, а в награду за те танки. Видел я их близко, воняли палёной мертвечиной. Спас тебя Бог, видать должон ты еще чего-то доброго сделать, а что за работа у солдата как не супостата бить? Дед довольно быстро поковылял к своей хате и также быстро вернулся, положил передо мной на стол нож в деревянных ножнах. Сразу скажу, на вид нож был неказист, видно сразу, что нож не парадный, а рабочий. Но в ладонь лёг как влитой, что прямым, что обратным хватом, как говорится и сальце нарезать и при случае горло перехватить. Я поднялся, приложил правую руку к сердцу, поклонился и сказал,

— Спасибо Иван Дмитриевич, покуда жить буду, не забуду. С тем и распрощались, а я метнулся к сараюшке, нашёл сеть с мелкими ячейками, отмахнул ножом на глаз метра три и опять пристроился за столом кроить маскировочную накидку. Подошла хозяйка, принесла сапоги и пару кусков материи на портянки, я споро намотал их и обул сапоги, прошёлся по двору, привыкая к обновке,

— Отлично Георгиена, как доктор прописал. Эх, теперь бы ещё шинелишку найти, — мечтательно проговорил я.

— Найдём касатик, сейчас пробегусь по соседкам, шинелка есть и у меня, даже две, но они маловаты тебе будут, да и дырявы. Дай я на тебя поближе погляжу, чтобы размерами не обмишулиться. Ого, да ты богатырь парень. Небось все девки на деревне твои?

— Городской я. Сибиряк из Красноярска. Мама вот крестик мне на войну дала, да тесьма потерялась, нет ли у вас Георгиевна чего-либо похожего.

Женщина молча пошла в дом и принесла метровый кусок тонкого шнура, я продел в него крестик примерял на шее, завязал узелок и надел крестик, спрятав его под рубаху. Так ещё одно дело сделал, осталось собрать сидор, поужинать пока светло и спать. В свой сидор сложил всё своё. Отдельно котелок и НЗ продукты, патроны к карабину. Набитые обоймы в подсумки их на пояс, одну зарядил в карабин. Флягу с водой и нож на пояс, благо была такая возможность у ножа. Шинель принесут, сделаю скатку и готов молодец как зелёный огурец! Накидка практически готова. Осталось поутру нацепить в ячейки сети травы да веточек и будем посмотреть на аэродром. Хозяйка принесла чугунок с вареной картошкой, кусок сала, горбушку хлеба и луковку. Сама ушла к соседям за шинелью и довольно быстро принесла не новую, но довольно хорошо сохранившуюся кавалерийскую шинель. Я примерил,— Спасибо Гергиевна, шинель как по мне сшита,— поблагодарил я хозяйку.

Ну что, оружие обихожено, сам помыт, обстиран, обут и одет. К бою и походу готов, но пока отбой. Лёг в сараюшке, что бы в случае чего уйти быстро и незаметно. Ночь пролетела птицей, закрыл глаза — ночь, открыл глаза — утро. Солнце едва приподнялось, а я уже был на полпути к аэродрому. Тропка вилась вдоль речки, то отдаляясь то приближаясь к её берегам, где-то по объяснениям деда должна появиться дорога, она вела прямо к аэродрому ибо её накатали водовозы. В эти времена никто водопроводом не заморачивался, черпали воду из реки в бочки и везли куда надо.

-Обеззараживание,— спросите вы?

— Не смешите мои тапочки, отвечу я! Распугают лягух и ладно. Вроде дошел до дороги, по которой на аэродром возили воду? Да, вон появился просвет между деревьями, и полянка какая-то на берегу. Опа! Чьи-то голоса, жеребячий гогот, потянуло дымком от костра. Да никак немчура пикник забацала, вот это славно я зашел. Обошёл поляну чуть выше от реки, как раз взгорок и с него, видно всё как на ладони. Два водочерпия наполняли бочку водой, чуть ниже по течению пятеро немцев расположились на отдых. Горел костерок, стояли раскладные стулья, столик. Один уже купался и судя по крикам и жестам предлагал своим 'камерадам' присоединится. Была мысль перестрелять их по быстрому, да притопить в реке, но потом, поразмыслив понял, что водовозов надо отпускать, их ждут и если они вернутся, то пошлют ещё кого ни будь на их поиски. А на сегодня я серьёзно воевать с немцами не планировал, моя бой сними впереди. Наконец водовозы собрались и уехали, а я начал понимать, что смерть этих шестерых лётчиков мне ничего не даст. Я же планировал улететь с шиком и блеском. Ну убью я этих уродов, немцы насторожатся, охрану увеличат, на хрена мне эта головная боль? Я ж в разведке, а в разведке главное разведать. Сплюнул и подался вслед за водовозами, не по дороге конечно краем поля по лесополосе, но главное в правильном направлении.

— Ага, вот и аэропорт отбытия. Двухмоторные машины взлетали, делали круг над аэродромом собираясь в стаю и потом устремлялись на восток.— Бомбардировщики мать иху, наших полетели бомбить,— я заскрипел зубами вспомнив лунный пейзаж на своей позиции.— Ну я вам гандоcам оставлю память о себе, пока не знаю как, но я упорный, чего ни будь придумаю. — Таак, бомбы тащат из того кустарника, а бочки с топливом катят из воон того сарая. Стройными рядами стояли палатки для личного состава, чуть дальше полевая кухня, около кухни длинная палатка,— понятно столовая, Народу не так много, на мой взгляд сотня максимум,— надо дождаться возвращения вылетевших самолётов и определиться с численностью лётного состава. Два самолёта стоят отдельно ,техники ковыряются в моторах. Так вот почему у тех летунов пикник, самолёты на ТО. Что с охраной? Зенитное прикрытие? Да они охренели! Вам что тут Папуасия? Непуганые что ли? Так я вас напугаю до икотки. Эх мне бы напарника потолковей, да с пулемётом. Я б их не до икотки, до смерти напугал бы. Всё, что мне надо было, я увидел, обошёл по длинной дуге аэродром, пересёк набитую транспортом грунтовку и залёг на склоне невысокого холма под небольшим кустом. Под самодельной маскировочной накидкой, меня немец может обнаружить разве что, наступив мне на спину, еда и питьё у меня с собой, так что ждём-с. Проснулся я от воя моторов, на посадку заходило с десяток самолётов. Один за другим они касались полосы, катились в конец аэродрома, там разворачивались и заезжали на стоянки где их тут же облепила орава техников, заправляя и подвешивая бомбы, открывая и закрывая многочисленные лючки. Лётчики же направились к столовой, у них работа такая, улетел-прилетел, сдал самолёт технику и пошёл сам заправляться.

— Красиво живут ссуки,— меня трясло от злости на эту сволочь и ох как чесались левый глаз и правый указательный палец, я даже руку засунул в карман. В это время на дороге показалась колонна машин, часть из них повернула на склад бомб, часть на склад топлива, откуда-то появились грузчики и споро начали разгружать машины. Порядок блин, и всё это без мата, быстро и красиво, один сбрасывает бомбу с машины на старый скат, четверо откатывают её на склад, думаю с бочками работают так же. Час и машины уехали за новой порцией. Летуны в это время поели и вышли на перекур. Потом потянулись в палатки.

— У них что сиеста? Точно! Надо уходить, а то доведут эти гансы до греха. Значит делают два вылета, один до, другой после обеда, затем отдых, сон и по новой. Народу много, человек сто — сто двадцать, бедаа. Может поймать их на взлёте? Я свободно попаду в бомбоотсек метров с трёхсот, штук пять самолётов взорву, делаю выстрел по бензоскладу, немцы ломанутся с аэродрома, что лоси, поймут же, что следующим выстрелом взорвут хранилище бомб. Мои летуны захватывают первый попавшийся бомбовоз, подхватывают меня и адьё Килиманджаро! Гениальный же план, надо обмозговать с лётчиками и как в песне,— Вот пошли на дело я и Рабинович.... Дождаться и увидеть очерёдность взлёта и если что подправить план.

Нет, всё как и рассчитывал, самолёты гуськом потянулись к взлётной полосе и по одному пошли на взлёт, последний десятый слегка замешкавшись ещё только выезжал со стоянки. Этого буду валить последним, дабы поторопить другие экипажи быстрее покинуть машины. Но вот и последний самолёт взвыл моторами, разбежался и прыгнул в небо,

— Улетели суки, ну ничего скоро вы у меня долетаетесь! Сам не улечу, но и вам крылья укорочу,— в полголоса поклялся я сам себе. Направление на деревню я знал, поэтому решил идти домой полями, торопиться мне некуда, дети по лавкам не плачут есть не просят. Может, найду чего полезного или кого-нибудь тоже полезного. Отполз метров двести, привстал, никого не вижу. Прислушался, тихо вроде, птицы щебечут, опасности не чую. А чуйка у меня хочу вам сказать ну ооочень сильно развита. Сколько раз меня выручала, не сосчитать. Начиная с детства, чуйка то не пускала меня на дорогу, по которой через секунду проносился грузовик, то наоборот заставляла прытью бежать с места, на которое через мгновение падала глыба льда с крыши. Вот так вспоминая прошлую жизнь, и размышляя о будущем, я потихоньку брёл по лесопосадкам в сторону деревни. В очередной раз, окидывая взглядом примерное направление движения, вдруг заметил какое-то неправильное пятно метрах в пятидесяти, резко упал и откатился с места падения, не спуская глаз с пятна. Карабин прыгнул в руки, мгновенно дослал патрон и взял пятно на мушку.

— Боец! Ко мне! Послышалась команда, и я едва не вскочил и побежал исполняя приказ.

— Хрена себе. Кто там такой борзый, выходи! Только медленно и держи руки на виду, я человек нервный, бомбой контуженый, шутки плохо понимаю. Ответил я командой на команду.

— Ви как разговариваете с командиром Красной армии боец? Кусты раздвинулись, и на божий свет вышло огородное пугало. Вот честное слово! Но с наганом в руке.

— Чем докажете, что вы командир Красной армии? Я вот сохранил форму, документы и оружие.

— Боец, ви что, не знаете, что немцы расстреливают командиров, коммунистов и евреев. Мне пришлось переодеться, в спешке я забыл там же и документы. Ви поступаете под моё начало как к старшему по званию, в случае неподчинения я отдам вас таки под трибунал.

— Ты сначала дойди до трибунала пугало, объяснишь им там кто ты, командир, коммунист, или еврей, мне к такому командиру идти не с руки. Ты своих солдат уже потерял, тебе и меня потерять не жалко будет. Всё кончен разговор, не по пути мне с тобой. Как говорится вот Бог, а вон в ту сторону восток. В той стороне мост и немцы, в той аэродром и тоже немцы, в той стороне речка неширокая, переплывёшь и двигай далее куда хочешь. Иди с богом и не попадайся мне больше командир в душе тыща дыр.

На том, расплевавшись, разошлись. Я присел, вот не хватало привести такого командира в деревушку. И сам пропадёт и стариков под петлю подставит, нет пусть пылит 'нах остен' сам. Минут через тридцать я снова пошёл в сторону деревни и через час входил во двор к Пелагее Георгиевне. Увидев меня, она всплеснула руками и запричитала

— Мы же подумали, что ты насовсем ушёл. Не попрощавшись.

— Георгиевна! На разведку я ходил, я солдат мне надо знать, где враг, что он делает, как навредить ему и вас под монастырь не подвести. Не всё так просто в военном деле. Покормишь? Я сегодня вёрст двадцать отмахал, чегой-то уставать я стал быстро после контузии.