— Это ты о чем?
— О том, что с нее станется прийти еще раз или устроить какой-нибудь дебош на площади. В этом случае полезно будет полечить ее самомнение парой дней в каменном мешке. А теперь я отправлюсь досыпать, сегодня мне предстоит дальняя дорога на границу с Орденом. Надеюсь, в коридоре не стоит очередь еще из десятка "обд"?
Артасий Сефинтопала отрицательно мотнул головой и с облегчением рассмеялся.
* * *
— Ты видела Эдамора Карея! — от избытка чувств Тенька бросился на кровать, закинул босые ноги на стенку и ловко перекувыркнулся через себя.
— Одна морока, — Клима восхищения друга не разделяла. — Почему ты не предупредил меня, что он косоглазый?
— Правда, интересненько получилось? — Тенька так и лучился счастьем. — Эдамор Карей такой от рождения, поэтому всю жизнь видит одним глазом нормальный мир, а другим — световую модель пространства, без взаимодействия с которой невозможно колдовство. Когда я учился, то всякий раз жалел, что тоже не родился косоглазым, зато теперь во как могу!.. — юноша свел зрачки к переносице, повращал сначала одним, потом другим, потом обоими в разных направлениях, подвигал ими вверх-вниз, словно не зрачки, а мячики у него там были, затем вернул в обычное положение и уже менее восторженно заметил: — Хотя, то, что он тебе не поверил, усложняет дело.
— Я пыталась поймать его взгляд, но с таким косоглазием это совершенно бесполезно. Я никогда не смогу что-либо внушить Эдамору Карею.
— Катастрофа, — мрачно высказался Гера.
Они втроем сидели в залитой солнечным светом уютной гостиничной комнате со стенами рыжего дерева и длинными цветочными вазонами на окнах, полными розовых хризантем. Также в комнате имелись две сдвинутые вместе кровати, массивный комод с ящиками и круглый лоскутный половик. Гостиница была дешевая, но чистая, Теньке посчастливилось остановиться в ней, когда он посещал столицу впервые, а потому сейчас им не пришлось долго искать подходящий угол, чтобы пожить там несколько дней.
— Досадная неприятность, — поправила Клима "правую руку".
— Ага, — фыркнул неунывающий Тенька. — Когда наша злокозненная обда всего-навсего не сразу получает то, что хочет, это и впрямь не "катастрофа", а "досадная неприятность".
Оскорбленный в верноподданнических чувствах Гера швырнул в колдуна подушкой. Тенька поймал "снаряд" на лету и ловко отправил обратно. Подушка угодила Гере в голову: тот не ожидал подвоха и уклониться не успел.
— В яблочко! — прокомментировал Тенька, и ему тут же пришлось удирать по комнате от Геры, возжаждавшего мести.
Клима снисходительно, пусть и с неодобрением взирала на творящийся вокруг нее балаган. Призвать к серьезности Теньку или заставить Геру не поддаваться на провокации было еще более неблагодарным занятием, чем глядеть Эдамору Карею в глаза.
Такие потасовки обычно заканчивались тем, что Тенька увертывался, находил какое-нибудь труднодоступное для Геры место, и как ни в чем не бывало острил уже оттуда. Но на сей раз комната была слишком мала для такой игры в догонялки, поэтому вскоре Гера с видимым удовольствием прижал колдуна к полу и по всем правилам заломил ему обе руки. Впрочем, безболезненно.
— Моя злокозненная обда, ты видишь этот вопиющий произвол одних твоих подданных над другими? — патетично поинтересовался Тенька, отчаянно пытаясь лягнуться. Но бессмысленно. За минувший год Гера вытянулся, стал куда шире в плечах, а колдун так и остался на вид щуплым мальчишкой полтора метра в прыжке с учетом стоящей торчком шевелюры. Гера много раз порывался привить другу любовь к ежедневным занятиям спортом, но Теньки хватало от силы на неделю, после чего он снова сидел дома сутками, зарывшись в книги.
— Вижу, — фыркнула Клима. — Бедный Гера, как он с тобой уживался, пока я была у правителя?
— Слушал лекцию на тему... э-э-э... какого-то поля в ячейках каких-то звезд, которые летели...
— Неуч! — заклеймил Тенька. — Я ему три часа распинался о взаимодействиях различных полей световой модели пространства, их проекциях на звездные системы, которые можно упорядочить по ячейкам бесконечности, чтобы в дальнейшем перемешаться за мгновение на расстояние, равное неограниченному количеству часов полета доски, а он...
Тенька все-таки изловчился и что-то наколдовал, Гера отпрянул, дуя на обожженные руки. Колдун невозмутимо уселся обратно на кровать и спросил у Климы:
— Так что ты собираешься делать теперь? Ждать, пока тебя позовут на заседание думы, или наведаться еще раз без приглашения и устроить всем интересненькую жизнь?
— Ни то, ни другое, — ответила Клима, отходя к окну и сцепляя руки в замок. Солнце скрывалось за наползающими с гор тучами, розовые хризантемы бросали на лицо обды теплые красноватые тени. — Мне ясно дали понять, что никакого заседания не будет. Я не собираюсь больше стучаться в двери, которые мне должны открывать по праву.
— Ты решила все бросить? — недоверчиво уточнил Гера.
— Разумеется, нет. Я пойду к власти иным путем.
— Наведаешься к горцам? — предположил Тенька. — Отсюда до гор недалеко, а обду там до сих пор ценят и ждут.
— Я думала над этим, — медленно проговорила Клима. — Горцы — своенравный народ. Давным-давно они воевали с Принамкским краем, с обдами. Они приняли обду лишь благодаря силе. У меня силы, то есть, войск, нет. Я не побирушка, и к горцам не пойду. Пока.
— А где в таком случае ты раздобудешь войско? — серьезно поинтересовался Гера. — Орден хочет тебя убить, веды тебя не признали, от сильфов год никаких вестей.
— Будут вести.
— Откуда ты знаешь?
Клима досадливо передернула плечами. Тенька фыркнул:
— Да ясно же: запахнет переделкой власти, и сильфы тут как тут. Только зря ты с той сильфидой возилась. Холмы никогда не поддержат обду.
— Посмотрим... Я чую, что Холмы уже не настолько уверены в добрососедском отношении Ордена. Они станут искать новых союзников.
— И найдут, — кивнул Гера.
— Найдут, — обда странно усмехнулась. — Пока на сильфов рассчитывать не стоит, но и забывать о них нельзя.
— Так и представляю, — объявил Тенька, — входит сильфийская армия в Фирондо, а во главе — обда. Интересненько получится!
— Последнее, что мне стоит делать в жизни — идти завоевывать власть в Принамкском крае сильфийскими войсками. А из всех ведов меня не признал лишь правитель.
— И Эдамор Карей! — добавил Тенька ревниво. Несмотря ни на что, знаменитый колдун оставался его кумиром.
Клима только отмахнулась.
— Есть и другие веды. К примеру, жители Тенькиной деревни.
Что и говорить, у Теньки в деревне Климу уважали. Слух о том, что туда пожаловала аж целая новая обда, разнесся по жилищам и огородам еще, казалось бы, до того, как упомянутая впервые переступила порог Тенькиного дома. На следующий день все уже откуда-то знали, что Артенька Мавьяр с отшиба не просто от "большого ума" в Орден мотался, а за той самой обдой. Притом, не за фальшивой, а настоящей, ажно кровушка сверкает, как в сказках. Версии, где же Тенька эту обду достал, как одна были настолько невероятны, что почти не уступали древним преданиям, и пересказывались друг другу шепотом на завалинках, у колодцев и просто на печи под одеялом.
Первые три дня вокруг дома постоянно крутились дети. Таращили любопытные глаза и прижимали носы-пуговки к прозрачным ставням из сухого льда. Гнать детей было бесполезно, просить уйти — тоже, поэтому Тенька забавлял их пляшущими солнечными зайчиками, а его сестра — угощала яблоками, благо их уродилось в саду немеряно, а продавать было некому: у всех соседей столько же. Клима на глаза детям не попадалась, отсиживаясь на втором этаже за плотно прикрытыми занавесками, что только разжигало народное любопытство.
На четвертый день к Теньке в гости пожаловал сам староста. Его пустили к загадочной обде в комнату, и они проговорили там добрых три с половиной часа. После этого Клима, что называется, вышла в народ. Начала бывать у старосты в доме, зачастила по вечерам на главную сельскую завалинку, где собирались озабоченные политической ситуацией в мире мужики. Постепенно любопытство селян в отношении обды сменилось уважением. Держалась та с достоинством, слова говорила умные — сразу видно, не дура девка, много чего понимает и в самый корень зрит. А однажды начала потихоньку давать старосте советы. Куда что продать, где купить, кому помочь отстроить дом, а у кого наоборот взять денег в общую казну, и как половчее это сделать... Словом, к весне деревня расцвела во всех смыслах: ожили яблоневые сады, кладовые были полны каким-то чудом не оскудевших за зиму припасов, у всякого водились деньги, дома стояли ровные и подлатанные, а жители на обду едва ли не молились, сразу и навсегда уверовав в ее предназначение.
Клима управлялась с делами деревни почти играючи, и все домочадцы ясно понимали: это лишь начало.
— Ты хочешь попробовать взять на поруки другую деревню? — догадался Тенька.
— Не другую, а еще одну, — со значением поправила Клима. — Я буду управлять двумя деревнями. Ведь слух обо мне уже разошелся на ближайшие села, верно? Потом я возьму три деревни, а далее...
— Город? — перебил Гера. — А если тебя, как и здесь, не станут слушать?
— Станут. Чем меньше власти, тем охотнее ею делишься. К тому же, великое дело — слухи. Кто не хочет приумножить собственное богатство, как сделал это Тенькин староста?
— ...И часть отдать тебе, — закончил колдун с усмешкой.
Налаживая быт деревни, Клима не забывала и про себя: десятую часть выручки из общей казны староста отдавал ей. Золота за осень и зиму уже скопилось порядочно, в детском чулке оно больше не помещалось, поэтому обда раздобыла где-то на торгах крепкий деревянный сундучок с кованым замком и складывала все туда. Свободного места в сундучке пока хватало, он не был заполнен и на четверть. Тенька шутил, что Клима брала "сокровищницу" на вырост, а обда этого не отрицала. Сундучок до поры хранился у колдуна в лаборатории, куда без риска для жизни не мог сунуться даже самый опытный и везучий вор.
— Надо же мне на что-то содержать будущую армию, — пожала плечами Клима. — Да и не только. Много ли проку будет, если я приду к власти, не имея ни гроша?
— Насколько я знаю, на содержание средних размеров армии уходит в год гораздо больше, чем сундук золота, — задумчиво проговорил Гера. — А если учесть, что золото тебе нужно не только на армию, где ты собираешься брать остальное? Если старосты пары деревень и градоначальник будут отдавать тебе десятую часть прибыли, сколь великой бы она ни была, на армию ты скопишь в лучшем случае лет через восемь. Но по тебе не скажешь, что ты готова столько ждать. И растерянной не выглядишь. Клима ты опять задумала интригу, о которой я не знаю?
Обда с сожалением отвернулась от окна, села рядом с соратниками, облокачиваясь спиной на теплую деревянную стенку и поджимая ноги.
— А ты опять задаешь лишние вопросы. Не боишься узнать то, что тебе не понравится?
— Я никогда ничего не боюсь, — отрезал Гера. — А о твоих махинациях все равно рано или поздно узнаю. Ты сама говоришь, что я буду у тебя главнокомандующим. Что за командир, который не знает, откуда взялись средства на его солдат?
— Не сующий нос в чужое дело, — громким шепотом подсказал Тенька.
— Чужое? Это моя обда и моя страна! Клима, я не стану брать у тебя кровавые или нечистые деньги.
— У тебя, как всегда, потрясающее мнение обо мне, — Клима не выглядела обиженной, ситуация пока ее забавляла. — Если на золоте и будет кровь, то лишь моя. Помнишь, я по капле отдам свою кровь для Принамкского края.
— А если без пафосных речей?
— Гера — и просит без пафосных речей! Пойду-ка выгляну на улицу, в мире явно что-то сдохло, пока мы рассуждали о тонкостях дипломатии.
— Тенька, я всерьез! — попытался осадить колдуна будущий полководец. — Неужели тебя не волнует, где Клима хочет раздобыть деньги?
— Я и так знаю, что наша драгоценная обда — бесконечно хитрое и злокозненное существо. А еще — что высшие силы ей не простят, если она вздумает сильно надругаться над народом Принамкского края. Это ты у нас вечно забываешь о первом, а потом вдруг вспоминаешь и начинаешь подозревать Климу во втором.
— Значит, сброшенная с лестницы госпожа заместитель директора не считалась надругательством над народом Принамкского края? Где вообще проходит эта грань, для Климы, в частности?
— Не пострадает никто из преданных мне, — промурлыкала Клима. — А в моих интересах привлечь на свою сторону как можно больше народу.
— Опять намеки и недоговорки! Ты можешь хоть раз ответить прямо? Клима, где ты возьмешь столько денег в краткие сроки? Тебе сейчас восемнадцать, еще четыре года до двадцати двух, когда талант войдет в полную силу. И ты собираешься за это время обрести власть. На какие средства?
— Я пойду в города, — туманно ответила Клима. — Во всяком крупном городе есть богачи. Ведская сторона вообще изобилует состоятельными людьми. Договорюсь с купцами, поставляющими товары на нужды армии, с крупными владельцами.
— Ты рассчитываешь, у тебя хватит обаяния уговорить их отдать все бесплатно? — недоверчиво уточнил Тенька.
— Я рассчитываю, что к тому времени у меня будет реальная власть. Над несколькими городами и множеством деревень — для начала. Пусть поймут, что пришло время перемен, и надо держаться обды, чтобы в итоге выжить.
— Это авантюра, — неодобрительно отметил Гера.
Клима сползла по стенке, откидываясь на спину. Жидкие светлые волосы свесились с края кровати, но пол не подметали: не хватало длины. Небо над городом окончательно заволокло, влажная духота стала почти осязаемой. По мостовым снова отбивали частую дробь крупные дождевые капли.
— Сдается, вся моя жизнь, с самого рождения — одна сплошная авантюра, — тихо произнесла Клима. — Но я ее удержу.
— Ты о чем? — не понял Гера. Он не знал. Никто не знал, кроме Теньки.
Обда только отмахнулась, когда "правая рука" ободряюще тронул ее плечо. Она прикоснулась к перетянувшему шею кожаному шнурку, двойному, плетеному, и выпростала из ворота немодного и чуть застиранного уже платья круглый медный кулон, согретый теплом ее тела, почти горячий. На обратной стороне четко читались два уже известных ей условия формулы власти.
"Шанс".
"Хватка".
Изящная худая женщина каждый день выматывается до черных мошек перед глазами, у нее постоянно болит сердце, в кровь стерты ноги. Но стоит взойти солнцу, она выходит в город и до заката пешком гуляет по улицам, разговаривает со всеми, кого встретит, искренне сопереживает им, старается помочь. Она принимает просителей днем и ночью, она мудра и всегда способна помирить, рассудить. Она не принадлежит себе ни часа, но держит и удерживает то, что было дано ей шансом. Всеобщую любовь.
Рябая девица ждет подвоха отовсюду. Враги благоговеют перед ней, но все равно остаются врагами. Она — сильнейший из противников. Она может быть побежденной только в чьем-нибудь воображении. Она ни на минуту не ослабляет бдительности и мертвой хваткой держит в повиновении всех, кто ее тайно ненавидит и в то же время уважает. Ее до судорог боится народ, у нее нет друзей. Но ее уважают враги.
