Сирко

— За незалэжнисть! — приговорил он и несколькими глотками проковтнул двадцатиградусную жидкость. Горячая волна теплом побежала через горло к желудку и ударила крепостью по усвоительной системе живота отгоняя напрочь все иные составляющие от всасывающих мембран. Алкоголь быстро проник в кровь и дидусь с удовольствием сел на деревянную лавочку сбитую из обрезков старых стволов фруктовых деревьев и зачищенной доски, бо и ноги вже гудели, и устал трохи. Та и закусь была чертовски привлекательна. В отличие от Дмытра оба кума настоечку выпили одни глотком и чуть крякнули, чмокнули и выдохнули пид кинэць. Чувствовалось, шо мало. Надо было добавлять.

— Так шо там чулы в Кыеви, диду Дмытро? — перехватил инициативу Сирко, пока Анджей разливал следующую порцию благодатного, чаривного и ароматного напитка.

— Кляти москали! — ёмко обосновал свои впечатления от поездки дид и наколол мягкую податливость синенького квадратика на вилку, заодно чипляя два колечка лучка умытого пахучим подсолнечным маслицем, — Видибралы вси грошы!

— Та вы шо диду? А милиция?— подтолкнул до откровения Анджей, обняв ладонью полную вином посудину.

— Яка милиция? — обурывся Дмитро и аж пидскочив на своём месте, — воны ж уси на майдани булы, —

изобличил оплошность милиции ограбленный старик.

— А на який мови балакалы грабижныкы? — поинтересовался Сирко.

— Та на наший,— как то здувся, отвечая, дед и схватился за стакан, как за якорь.

— Так можэ щэ? — нополнил чарку что стояла около Дида Анджей и подмигнул Сирку. Белый благосклонно улыбнулся. Денёк был почти по летнему приятным ласковым и теплым. Спорить, ругаться и ссориться в такой день, и в преддверии Пасхи по меньшей мере было бы грешно. Природа располагала к питию, разговорам про посевную, урожай и прогнозы погоды.

— А ты щэ нэ налыв? — грозно вопросил дид и пидняв брова, сводя их над глазами в боевой уголок порицания.

— Вжэ, панэ Дмытро, — Пилсудський не собирался гневить безобидного дидуся и хотел продолжить так безоблачно начатую попойку далее. Поэтому чарочка снова обрела цвета вишнёвой настойки и кровожадно блеснула алым лучиком отражённым от хрусталя витиеватой посудины. Вопрос: за что, перешёл по очереди на обоих кумовьёв и отразился на их лицах выражениями некоторой задумчивости. Первым сообразил Сирко и кивнул, поднимая чарку и требуя к себе внимания. Тост соответствовал нейтральной позиции всякого негоцианта удачно завершившего сделку и желавшего в покое отпраздновать сие благодатное дело.

— За жинок! — предложил Сирко. Дидусь трохи поморщился, мабуть хотел шось забыть поганое, потом видно вспомнил хорошее и согласился молча.

— Добрэ сказав, добродию Сирко! За бабив! — похвалил кума Анджей и перелил содержимое стаканчика себе внутрь.

Про то, что у Сирка есть свой личный склад оружия, оставшийся с фашистских времён знали трое и догадывались ещё человек этак двести-триста. Впоймать Белого на хранении и применении оружия так и не смогли. Зато Сашок настрелялся за свою и на всю жизнь так и столько, что если и приходилось, то исполнял это действо лениво и как бы под давлением внешних обстоятельств. Схрон у речки знали все и в его катакомбах бегали и играли в войнушку, прятки и догонялки ещё детьми. Сховище бандеровцев давным-давно обнаружили после большой войны и выкурили из него всех, кто там был. Обшарили, обстучали, обнюхали, проверили. Прощупали стены, потолки, ходы, пидлогу — но тайную комнату оружейный склад никто обнаружить не смог, кроме Сирка. Наверное, и ему бы не удалось это сделать, но повезло. Каменная плита ушла вниз и в сторону, открывая спускающиеся вниз бетонные ступени. Пришлось отложить обследование — без фонарика ни черта видно не было. Два дня Сирко трясло от возбуждения. Воображение рисовало сокровища, капканы и призраков. Однако большое помещение было заставлено вдоль стен и вдоль — прозаическими стеллажами с ящиками. Германский орёл угрожающе поглядывал одним глазом с трафаретов и светил паучьей свастикойиз-под когтей. У тринадцатилетнего Сирка хватило ума не показать никому свой клад. Он аккуратно перетащил огромное количество патронов в заброшенный и полуразвалившийся домик егеря в лесу. Сховал на чердаке засыпав мусором, травой и старыми вещами. Но не похвалиться, и не попользоваться таким счастьем с друзьями, для тринадцатилетнего пацана было невозможно.

— Анджей, ты стрелять умеешь, — как бы случайно спросил Сирко у своего друга по играм.

— З рогача — ато! Ворону вынесу за пятьдесят метров гайкой, — совершенно несерьёзно ответил Анджей, обсыхая после совместного купания в реке, — А шо?

— А с настоящего немецкого шмайсера хочешь пульнуть? — русский язык в устах Белого намекал на официальное предложение и существование материального составляющего предложения.

— Неужто, нашёл бендеровский склад в схроне? — о складе знали все, скрыть грузовики, что возили в лес ящики было невозможно, и что в них прятали — народ прознал. От, только найти не могли. Анджей привстал и глянул на беззаботное лицо товарища, что щурилось под летним солнцем.

— В лесу нашёл, — нагло врал Сирко, оберегая свои будущие дивиденды, — в схроне нет ничегошеньки.

— Брешешь!

— А что мне брехать? Надурили всех западанци. Так стрелять будешь, или мне с Сашкой Петровым поговорить? — хитро ухмыльнулся хохол поляку. Сашка Петров был только по фамилии русским и по паспорту, в посёлке народ подозревал многодетную семью механика в абсолютном еврействе. Но доказательств не было, а вот паспорт был. В баню Старший Петров ни с кем не ходил — мылся в собственной. Но его пацан был на удивление обрезанным, что Максим Петров объяснял просто — спас хлопца, когда полицаи гнали на расстрел мимо мастерских колонну евреев из областного центра. Свой-то сын помер. Приёмный сынок оказался живучим, оручим и сметливым. Везде совал свой нос, но тайны хранить умел. Для начала хлопцы пришли поглядеть на огнестрельный клад Сирка и обалдели. Три МП-38, два парабеллума и десять не распакованных ящиков с патронами, магазины, ремни, подсумки, кинжалы. Богатство требовало аккуратного использования. Стрелять в лесу отказались. Слишком близко от дома. И тикать потом некуда. Зато в плавнях, спрятаться летом было — раз плюнуть. Поэтому оружие переправили на островок посреди камышового моря. Почистили директрису на импровизированном стрельбище. Долго соображали с тем, как разобрать и собрать немецкий короткоствол, но и эту проблему решили. Благо в каждом ящике лежали инструкции с картинками для самых необразованных или незнающих немецкий язык солдат.

— Ну, хто первый? — что-то побоялся открыть огонь по пустому патронному ящику Белый.

— Ты нашёл, ты и пуляй, — ответил Анджей и отошёл за спину. Сашка сидел на берегу и шухерил подходы к острову.

— Сань, как там? — поинтересовался Сирко.

— Никого нэма, давай уже! — нетерпеливо раздалось издалека. Сашка самого черта не боялся на шухере.

— Татататах! — ударил автомат в неокрепшей детской руке, задирая ствол. Ни одна пуля не попала в германского орла на ящике, установленном в двадцати пяти метрах от юных робин гудов. Магазин дернулся и патрон заклинило. Пришлось выкалупывать и перезаряжать. Вспомнили рисунок из ящика, на котором неизвестный художник изобразил, что надо держать автомат второй рукой за металлический приёмник магазина, а не за сам магазин — иначе утыкание или задержка при стрельбе.

— Мазило, — сделал вывод Анджей и протянул руку за немецкой железякой, — А ну дай я, — следующая очередь ушла в небо над целью, — Мля! Отдача какая, руки рвёт, — тут же нашёл аргумент Анджей, оправдывая свой промах.

— Може с упора надо, — предложил Сирко и показал рукой на старый ствол прогнившего дерева, что лежал невдалеке.

— Точно! — следующие три пули вспахали землю с далёким разлётом и утонули где-то, срезая камышины и листья.

— Э, вы там в меня не попадите, — прокричал из-за спины будущих стрелков Сашко, — я тоже хочу!

— Хотелка не выросла ещё, — пробурчал Анджей, тщательно прицеливаясь и вдавливая раскладной приклад в плечо, — тататах, — затрясся автомат, и на ящичном крыле у белого орла со свастикой в когтях отлетела выбитая пулей щепка.

— Попал, — похлопал коллегу рукой по плечу Сирко и попросил требовательно, — А ну дай я! — Анджей с неохотой и вздохом оторвался от теплого металла шмайссера.

Решили брать с собой в плавни только один автомат из показанных Сирком, бо если впоймают, что будет обязательно, то можно просто бросить МП-38 в воду и никто его в муляке плавней и за миллион лет не знайдэ. А потом, когда шухер уляжется можно снова устроить стрельбу на поражение фашистских символов. Пацаны мыслили здраво и логично, война научила их выживать в тяжелейших условиях оккупации. А тут — ну, ремня дадут. А за такое удовольствие — совсем плёвая плата. Та и откуда игрушки у мальчишек после войны — нажраться бы вволю. А тут настоящее оружие. Пусть вражеское, но реальное, твоё, и патронов — хоть завались. Поклялись страшной клятвой, на крови, шо никому, никогда и низачто не расскажут и не сдадут оружия, а тем более товарища по камышовому стрельбищу. Страсть была настолько сильна, что порезали ножом ладони и глонули по глотку собственной солёной жидкости перемешанной в битой эмалированной кружке. Теперь у каждого был свой автомат, и свой парабеллум. Нашли третий пистолет под патронами в ящике что втихаря притащил из схрона скрытный и жадноватый хохол. Каждый обязан был чистить свой аппарат лично и следить за его состоянием. Стреляли по очереди. Один, всё время сидел на шухере в камышах. Лупили по самоделкиным мишеням по всякому. И с колена, и лёжа, и стоя, и от пуза, и из-за спины, и слева, и справа, и длинными очередями, и короткими, и одиночными. Во время пристрелки канонада над плавнями стояла такая, что не заметить её мог только абсолютно глухой рыбак. Но пацаны выходили с камышей смело, с удочками, с заранее выловленными рыбами на куканах, перепуганными лицами и мокрыми волосами на голове. Участковый вызвал взвод солдат и засел в засаде. За три ночи сидения никто не сделал в куширях ни одного выстрела. Ни одной гильзы при прочёске обнаружить не удалось, не говоря уж об автоматах пистолетах или винтовках. Как только участковый увёл солдат и пошёл отсыпаться, то плавни снова дружно застрекотали долгожданными очередями. Парабеллумы использовали следующей ранней весной и летом при метании икры. Рыба шла в камыши на тёрку но близко к себе на удар вил подойти не давала. Зато пистолетный выстрел мощного девятимиллиметровго патрона пробивал и воду и голову коропов, щук, лещей, окуней, карасей, линов и прочих подводноплавающих. Дыры в принесённых с рыбалки рыбках удачно можно было свинтить под вильные остроги, штыри и самодельные копья. Водоплавающих в охотничий сезон научились бить влёт, не целясь.

Рыбачьё, участковый и местные мужики смирились с неожиданной стрельбой в плавнях , тем более что пули никому вреда не причиняли. Хозяева невидимого оружия грабежом не занимались, бандитизмом тоже. К шуму привыкли и даже подшучивали, что, мол, вон снова духи бандеровцев вылезли из своего схрона и устраивают салют над камышами.

Облавы периодически не прекращались, но однажды хлопцы чуть не попались. Участковый принюхался и почуял запах сгоревшего пороха, оружейной смазки и нагара. Аромат был не по наслышке знаком лейтенанту с орденскими планками н кителе. Война только-то пронеслась над посёлком и затихла в образованной и далёкой Европе.

Пришлось постреливать осторожненько. Но результаты сказались на повседневной жизни. Сирко заканчивал среднюю школу и собрал всех вместе.

— Хлопцы надо с этим завязывать. А то если попадёмся — вся жизнь на смарку. Предлагаю оружие разобрать и утопить. Патроны туда же. Тир есть в Досааф. Короче хто за?— к удивлению Сирка уси проголосовали положительно. Но каждый пожелав лично утопить собственное оружие. Таким образом стрельба в плавнях прекратилась и участковый вздохнул спокойно. Но зато в тире ДОСААФ возобновилась с новой силой.

Результатом стало первое место среди школьников Украины и звания первого разряда для Анджея и Сашки. А вот с Сирком вышло куда круче. Он выполнил норматив кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе из мелкокалиберной винтовки и погнал дальше. Его остановила любовь и звание мастера спорта по стрельбе и по самбо. Хорошо учились тогда в институтах парни.

После окончания института Сирко призвали в армию. Дома остался ребёнок и жена Олеся. В армию выпускник педагогического института физкультуры в Киеве идти не хотел. Но деваться было некуда. В поезде Сирко после пьянки заснул и добросовестно проспал свой пункт высадки. В кутерме поезда с призывниками никто не обратил внимания на спящего на верхней койке почти 27 летнего мужика. Думали заяц приблудился. К тому же в моменты, когда кто-то пытался его добудиться, то Сирко от всего загруженного перевариванием алкоголя сердца посылал субьекта дальше горизонта и показывал крепкий, чуть волосатый, хохляцко-спортивный кулак. От такого отпора, и связываться со спящим никто не хотел и очухался призывник только тогда, когда поезд остановился у неприметной ж.д. станции города Новомосковска Днепропетровской области.

Не обращая внимания на сопровождающего офицера, Сирко выгрузился с верхней полки, влился в толпу новобранцев артиллеристов и, позёвывая, лениво двинул к воротам воинской части 32180.

Артполк принял возбуждённую толпу молодёжи и чуть не поперхнулся Сирком на первом же утреннем подъёме. Сержант азербайджанец уже построил всех салаг. И орал на них радостно и довольно. Когда из-за спин новобранцев послышался недовольный возглас.

— Слышь ты, орел из курятника — заткнись пожалуйста, спать мешаешь! — младший командир срочной службы очутился у кровати спящего, как ветер, мгновенно.

Наглость превышала допустимую в реале и требовались меры физического воздействия. Горячий кавказский темперамент заменил мозг. Кавказец ухватился за ножки армейской одноэтажной кровати (во времена в один этаж спали — роскошь) и рывком попытался поставить её на 'свечку'. Если бы это у него получилось, то спящий оказался бы стоять на голове с упавшим на него сверху одеялом и второй простынью. Причём верхняя стойка обязательно вывалилась бы из пазов через секунду и хряпнулась в лучшем случае на пол, а не на голову нарушителя. Затем отказала бы сетка, вывалившись из второй стойки с ножками, и вся конструкция вместе с вертикально стоящим на голове телом обвалилась бы с грохотом, смехом и криком прямо на дисциплинарного преступника возле прикроватной тумбочки. Но однако повторить то что делал сержант с салагами на этот раз не удалось. Как только кровать начала свой подъём новобранец вертушкой ушёл в сторону. Лишённая веса кровать под натиском мускулов двадцатилетнего абрека резко рванулась вверх, разваливаясь на лету. Задняя ножка выскользнула из пазов и вывернулась назад пребольно шарахнув сержанта через пилотку со звездой блестящим и полированным быльцем по бритой налысо голове. К тому же через секунду беспощадная подсечка с толчком швырнула старослужащего назад вместе с невыпущенной из рук кроватной стойкой с блестящими и отполированными быльцами. Строй мгновенно расступился про Попытка отбить нарушителю желание связываться со старшим по званию натолкнулась на мельницу с жесточайшим ударом об пол непокорного сержантского организма. Расслабляющий удар по тестикулам окончательно похоронил желание сержанта к сопротивлению.