"Обречённая прода"

— Я не возражал против участия дочери в ансамбле, потому что, во-первых, она взрослый человек и вправе принимать самостоятельные решения... А, во-вторых, я не считал, что ваша "самодеятельность", может нести для нее какую-то угрозу.

"Угрозу?! Он сейчас о чем?!".

После такого вступления я уже, реально, перестал понимать, каких "ужасов" следует ожидать дальше.

Тем временем, Веверс, с неистребимо военными интонациями, принялся отрывисто и четко излагать сложившееся положение дел:

— Неделю назад в МИД поступило указание об оформлении поездки вашего ВИА в Италию. По линии Министерства культуры. Наше посольство сообщает, что на сегодняшний день, твоя песня лидирует у итальянцев в национальных опросах по радио и телевидению. А те, на самом высоком уровне, настойчиво приглашают в гости "юного вундеркинда и трех русских красавиц".

"Упс... А это откуда?! Кальви наших девиц ни разу и в глаза-то не видел...".

— И советское руководство уже приняло положительное решение о вашем участии в итальянском конкурсе в Сан-Ремо...

Прибалт замолкает. Теперь Веверс не пытается давить взглядом, он просто смотрит. То ли сочувственно, то ли с грустью...

Без преувеличения — у меня внутри прямо сжимает сердце. Я понимаю, что сейчас он скажет что-то настолько убийственное, что мой "козырный туз" в виде связки "Брежнева-Генсек-Пельше" будет безнадежно бит. Как бы невероятно это ни было...

Единственное, что я успеваю и могу — это сделать морду кирпичом, и "держать" ее, чего бы сейчас не прозвучало.

И ОНО ПРОЗВУЧАЛО...

Голос прибалта опять сух и безжизненен:

— Я почти уверен, что одна из солисток в Союз не вернется.

— ...

Морду лица "удержать", вроде" получилось. А вот голос подвел... Не сдержался — кашлянул и немного хрипло озвучил предположение:

— Лада?

Веверс чуть сузил глаза и кивнул. Пока парторг МИДа доливал себе в чашку из давно остывшего чайника, я переключаю свое внимание на Альдону.

Ну, или в прибалтке гибнет великая актриса, или для нее сообщение отца — такая же шокирующая новость, как и для меня. Встречаю обескураженный взгляд синих глаз и... вовремя замечаю, что Веверс свои манипуляции с чайником уже закончил, и теперь наблюдает за нашими "переглядками".

Вопросительно смотрю в ответ:

— Почему?

Веверс не скрываясь морщится:

— Теперь мы можем поговорить в вдвоем?

Краем глаза замечаю, как Альдона поворачивает голову в мою сторону. Хоть ситуация и не располагает, но в глубине души на миг возникает "чувство глубокого удовлетворения" — теперь для того, чтобы выйти из комнаты, ей уже мало желания отца — "Снежная королева" ждет моего подтверждения! Врочем, не место и не время...

Спокойно пожимаю плечами:

— Нет... Я Альдоне доверяю.

Воцарившийся в голове сумбур, после мягко говоря оглушающего заявления Веверса, уже стал утихать и, если большинство нюансов мне еще непонятны, то основная тема остаётся неизменной — в Италию мы поедем при любых раскладах.

"Потому что, (blя!), другого плана (blя!) у меня просто нет (blя!)!".

Веверс молча буравит меня взглядом.

Начинаю злиться:

— Об ЭТОМ знаете вы, знает Роза Афанасьевна, знает Лада, буду знать я... И, наверняка, круг "знатоков" этим перечнем не ограничивается. Так чего уж тут разводить секреты от Альдоны? Что с ней не так, если она не заслуживает вашего доверия?!

Веверс неприятно усмехается и припечатывает:

— Ты хочешь мою дочь втянуть, а я её пытаюсь уберечь. От ненужной информации. И с ней все в порядке. Причем настолько, что твои настойчивые попытки вбить между нами клин — для нее очевидны не менее, чем для меня.

"Ну, все это хорошо и правильно, если бы ты, Имант Янович, разговаривал с 15-летним подростком. А не со мной... и послезнанием моего айфона. А я знаю, что твой отец — председатель Латвийского КГБ, с 1963 года не при делах. Ты — 7 лет уже не при делах. Сколько еще протянет Пельше — ты знать не можешь. И ждет тебя впереди только пенсия. Причем, в лучшем случае без "отложенных" неприятностей...".

Пожимаю плечами на неприкрытый наезд, нагибаюсь вперед и лапаю из низенькой фруктовой вазочки темно-оранжевый мандарин с черным ромбиком "Maroc". Продавливаю большим пальцем тугую шкурку и по комнате плывет фирменный "новогодний" запах. Мои руки уже скользкие, но не от самого мандарина, а еще только от его прыскающей в разные стороны микроскопическими фонтанчиками кожуры.

Вкус плода восхитителен — я медленно отделяю дольку за долькой и отправляю их рот. Все это действо молчаливо происходит под перекрестием двух пронзительно-синих взглядов. Для полноты красок, я еще и глаза прикрываю от удовольствия.

Может это и странно, но в игры недомолвок, намеков и символизмов я играть не люблю. Да, и не особо умею... Хочешь, что-то сказать — скажи, не готов — держи пасть закрытой. А то, вроде сказал, а как бы и нет... вроде про одно, а вышло про другое.... А поняли тебя или нет — вообще загадка...

Я небрежно откидываюсь на спинку стула и расслабляю затекшие от напряжения мышцы спины.

— Я устал, Имант Янович. Сегодня получился не самый простой день я с удовольствием лягу спать пораньше. Вы или говорите, что хотели сказать, или я поеду домой. Что касается всего остального, то как говорит один мой знакомый, я в одиночку чужое дерьмо хлебать не собираюсь. Поэтому, мы или решаем проблему вместе, или после Италии я всех распускаю и становлюсь музыкальной "Иконой Мира" в одиночку. А вы... Вы главное не забудьте в январе Арвида Яновича с днем рождения поздравить. У него юбилей будет... 80 лет — не шутка...

Да. Охреневший Веверс — зрелище запоминающееся.

Все разочарование от встречи с Веверсом, все напряжение от неопределенности с группой и весь сегодняшний утренний психоз я выплеснул в сексе.

Вера была "замучена" мною до полусмерти и теперь, разметавшись по кровати, видела, наверное, уже седьмой сон.

"— Спасибо, что напомнил. Не буду тебя задерживаать, — и первый раз, за все время знакомства, я слышу в его голосе легкий намек на акцент. Достал, таки, я железного потомка "латышских стрелков"!

Вот теперь и думай — что делать с Ладой? И как быть с Альдоной? Быстро подобрать двух красоток — блондинку и шатенку — и, как приснопамятная группа "Мираж", хреначить под чужую фонограмму?! А что... Вполне рабочий вариант! И снова, здравствуй, Сан-Ремо!

Конечно, не хотелось бы... Ведь столько сил! Да и привык. К Альдоне то, уж по-любому!

Но Альдону я и удержать смогу. Способ Веверсу уже описывал. А вот с Ладой — темный лес. Кто бы мог подумать, что эта милая жизнерадостная... мышка, может принести с собой Эверест непреодолимого дерьма?!

Тихонько сползаю с кровати и шлепую босиком на кухню. За окном — минус двадцать семь, а паркет в квартире теплый.

"Раньше умели строить, сейчас умеют хотя бы топить, а в мое время, все это заменили "теплым полом"... Прав был дедок из "Запора" с его душами "Шарки"! Прав...".

Не зажигая свет, набулькал себе 50 грамм "Арарата" и... так и просидел полночи над единственной рюмкой в тяжких раздумьях.

* * *

Утром, около дома, вылезал из такси под ироничную ухмылку Лехи. "Мамонт" даже не удосужился покинуть салон своего теплого "москвичёнка", только проводил взглядом до подъезда, кивнув, на мой жест приветствия. Переоделся в школьную форму я быстро, так что в школу не опоздали.

Леха сразу умотал на вокзал — встречать с поезда маму, а я поплелся на (чтоб им сдохнуть!) уроки.

Но... — ни дня без приключений! Похоже это теперь будет мой девиз по жизни. И хоть бы что-нибудь хорошее, или доброе, или... хотя бы не такое тупое и детское. Но нет! Не то что я "не ищу легких путей", кривые дорожки сами находят меня.

На второй перемене, ко мне подошли две десятиклассницы. Та, которая посимпатичнее и постройнее, была секретарем комсомольской организации, и уже не в первый раз, стала меня донимать идеей написать песню для "родной" школы. Но сегодня было и новенькое: девчонка стала, чуть ли не прямым текстом, напрашиваться в гости — "дать послушать новые песни"! До меня даже не сразу дошло, что эта девица, на два года старше меня, просто и банально меня , "клеит"!

Вполне возможно, что это не дошло и до нее, но факт — есть факт!

К тому же, эта история имела продолжение... Такое же тупое и детское, как и начало. На меня "наехали" четверо десятиклассников! Уже на следующей перемене, после разговора с девицами, они зажали меня в угол коридора, и один из них, стал долго и нудно что-то мне втирать, про "мое место", про поведение "новичка" и про "уважение к старшим". Даже до его друганов дошла вся нелепость ведущегося разговора, и они стали нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.

Вот только этого мне сейчас и не хватает... Ну, нет у меня других проблем, как выслушивать ревнивый бред прыщавого верзилы, с таким острым дергающимся кадыком, что казалось он прорвет кожу на горле своего хозяина.

"Один удар ребром ладони, и ты — покойник... Впрочем, живи...".

Попытку "прыщавого мачо" стиснуть мое плечо, я воспринимаю за сигнал к действию. Выпускаю из рук ручку портфеля и, стараясь двигаться, как можно быстрее, наношу подряд четыре несильных удара, с обеих рук.

"С левой опять стало улетать слабее... Тренировки пора возобновлять, а то мою "стравку пара" Вера долго не выдержит! Вон сегодня с утра детский крем в аптечке искала...".

Я переступил через лежащую на полу, держащуюся за животы и хрипящую четверку. И сразу же натыкаюсь на... директора школы.

— Здравствуйте, Юлия Захаровна! Мы вот тут с ребятами... баловались, — несу первую чушь, которая приходит в мою голову.

— Я ВИЖУ... — сарказм в голосе директрисы неподражаем, — портфель свой не забудь и иди на урок. Звонок уже прозвенел...

Ну, что за день?.. То "вешаешь" люлей, то получаешь их! И от кого?! От того, от кого меньше всего ожидаешь — от "Большого брата"...

Предвестники "разборки" я прочитал на недовольной Лехиной физиономии еще когда он приехал забирать меня из школы, но все было отложено из-за необходимости заехать ко мне домой. Там последовали радостные "обнимашки" с приехавшей мамой и её грустное сообщение: "Деда жалко! Такой потерянный вчера стоял на перроне. Так не по себе было его одного в Ленинграде оставлять. Тем более, только собрались съезжаться..."

У мамы даже влажно поблескивают глаза, и я неотвратимо начинаю осознавать весь уровень своего скотства.

Как мне не хватало родных людей в "той" жизни! И когда ПРОВИДЕНИЕ мне их снова подарило, я занят чем угодно, но только не ими. Даже переезд из Ленинграда в Москву, полностью лег на плечи мамы. А деда вообще бросил, mydaчила! Хорошо если два раз в неделю с ним по телефону общаюсь...

Резко становится плохо, стыдно и гадко...

— Мам! Не переживай. Я слетаю на днях в Ленинград и серьезно поговорю с дедом. Мы перевезем его в Москву.

— "Слетает" он! Ишь ты, каким взрослым стал... Вместе полетим! Деда нельзя там оставлять — зачахнет один! — сразу воспряла и оживилась мама.

— Вместе, так вместе — мне же лучше! Но я опасаюсь, что при тебе он начнет хорохориться, что типа: "сам всегда справлялся — мне няньки не нужны", а я просто хочу узнать, сможет он осуществить перевод через свой Главк на достойную должность, или мне просить о помощи Щелокова и Чурбанова. По телефону это обсуждать невозможно, только поэтому и придется лететь.

Мама посерьезнела и согласно покачала головой:

— Да, по телефону, конечно, не надо... Тем более они оба с дедом уже знакомы — очень хорошо общались тогда... в ресторанах... К тому же, с новой работы мне пока отпрашиваться никак нельзя...

Всем своим видом изображаю согласие. Маме, как раз, завтра и предстоит первый выход на эту "новую работу". Она у нас теперь — заместитель начальника сектора электронно-вычислительных машин Главного научно-исследовательского центра управления и информации МВД СССР! Ну, а что?! Во -первых, соответствует изначальной маминой специальности — "инженер электронно-вычислительных машин". Во-вторых, начальник сектора должен скоро пойти на повышение, так что открываются карьерные перспективы. В-третьих, я ожидал большего, но... все в руках Щелокова. А с учетом того, что Светлана Владимировна — жена главного милиционера страны, уже раза четыре звонила маме по телефону с разговорами "о том, о сём", то... Короче, будущее покажет! К тому же, если что-то сложится не так, то всегда можно будет просто перевести маму на работу в Студию...

В ту самую, в которую мы сейчас с Лехой и едем. Я из дома звонил Клаймичу и выяснилось, что все, интересующие меня лица, собрались на Селезневской. А раз так, то и не будем тянуть с развязкой — ненавижу неопределенность и бессилие. А сейчас у меня преобладают именно такие чувства.

И в этот момент, чертов "мамонт", вместо того, чтобы дать мне сосредоточиться и еще раз прогнать в голове план предстоящих разговоров, начинает весьма экспрессивно излагать все свои претензии, которые у него ко мне накопились! Впрочем, если отбросить эмоции и неудачно выбранный момент для "разборки", то Лехины "предъявы" были вполне логичны и обоснованы. Да и сводились они, в основном, к двум пунктам: ничего не делается для организации Службы безопасности, и он не обеспечивает безопасность мою и солисток.

Я представил себе Леху со "шмайсером", сидящим в холле на пуфике и слушающим Верины стоны, из-за закрытой двери и еле сдержал улыбку:

— Братан, ты во всем прав. Только давай не сейчас...

— А когда? — с похвальной подозрительностью уточняет "братан".

— Сегодня вечером или завтра — крайний срок!

Леха оторвался от дороги, осмотрел мою физиономию и согласно кивнул.

Остаток дороги я провел с закрытыми глазами, но никакие гениальные озарения меня не посетили.

То что мы едем в Италию, ни для кого в коллективе секретом уже не является, поэтому в Студии меня застала беготня, суета, ажиотаж и "нервяк"!

И... Альдона. Точнее её кивок, сигнализирующий о необходимости поговорить тет-а-тет.

И совершенно "палящийся" взгляд Веры. Казалось, что две совместно проведенные ночи убили в ней всяческую осторожность.

И откровенно взбешенный взгляд Львовой, видимо, "уходящий корнями" в благостную ухмылочку Розы Афанасьевны.

И безмятежно-радостная улыбка Лады, " — Господи! Неужели можно так хорошо притворяться в восемнадцать лет?!".

И озабоченный Клаймич, и нетерпеливо-желающий чем-то поделиться Завадский, и оживленные возгласы и приветствия от музыкантов!..

Короче, дурдом... Радостно приветствующий главврача.

"А, действительно... Они же все меня ждут, как арбитра или конечную инстанцию... Вот только, что от этого складывающегося "механизма" уцелеет к концу дня? Уф...".

Имитирую ответную радость встречи, выясняю насколько срочные дела у Клаймича, и запираюсь, под несколько удивленными взглядами, в кабинете с Альдоной.

"Снежная королева" остается стоять у двери, рассматривая меня с живым интересом патологоанатома.

— Ну?! Если б тебя не знал, решил бы, что влюбилась! — натужно шучу я.