"Дорогой мистер Альберт со Грасс! Мы получили ваше письмо. Комиссия изучила дело дочери вашей жены.
Сообщаем, что если дочь леди Грасс изъявить желание учиться в нашем заведении и не будет возражать по прибытии пройти проверку на чистоту души и тела , то мы готовы принять ее в нашу школу в срок до 20 числа следующего месяца. С уважением, управляющий школы "Изящных искусств", лорд Турэн де Мирьян."
Я не могла поверить своему счастью. Я еще наверно раз пять перечитала письмо. И что тут скажешь? Они сделали мне поистине шикарный подарок. Мирьянская школа "Изящных искусств" — это мечта всех детей половины нашей планеты, а может даже больше. Задевало лишь одно. Проверка на чистоту. В принципе оно наверное и правильно. Жизнь юной леди с непутевым отцом могла привести ее в дом порока. Этого комиссия проверить никак не могла. Вот и затребовала проверки на невинность тела и души. Нет, ее я конечно пройду, тут беспокоиться не о чем. Но я с детства ненавидела всех врачей. Мне вспомнился старый мистер Крудан йор Трейден, наш семейный доктор. При малейшем недомогании он раздевал меня донага и растирал все тело...везде. Родителям он пел заливистым соловьем о пользе лечебного массажа. Я никакой пользы от этих его действий не испытывала, только стыд и отвращение к потным старческим рукам на моем теле. А после это отвращение распространилось и на все мужские прикосновения. Терпела я только объятия и невинные поцелуи в лоб от отца.
Конечно я согласилась. Не могла не согласиться. А когда мама вышла из гостиной, чтобы дать распоряжения слугам, решила поблагодарить мистера Грасса еще раз.
— Альберт! Я не знаю как отблагодарить Вас! — начала было я. Но он как-то изучающе глянул на меня и сказал, словно что то для себя решил:
— Я слишком люблю твою маму, чтобы давать ей повод нервничать и беспокоиться. И взгляд строгий и любопытный одновременный. А я покраснела от стыда. Вот так. Меня больно щелкнули по длинном...слишком длинному и задранному носу. Он делает это не ради меня, а ради моей мамы. Если проблему в виде дочки жены можно упихнуть в хорошую школу интернат, то надо это сделать немедленно. ведь я и он в принципе чужие друг для друга люди. И ведь все верно и правильно. От чего тогда мне так сильно хочется обидеться и устроить скандал? Я вздохнула. Всё-таки отец испортил меня. Я из юной леди превратилась в истеричку и скандалистку. Надо с этим что-то делать. Я еще раз вздохнула, пытаясь побороть раздражение и совершенно необоснованную обиду. Не отрывая взгляда от скатерти я ответила:
— Тогда спасибо вам за маму. Надеюсь, что мне в жизни повезет встретить кого-нибудь, хоть немного похожего на вас. И краска еще сильнее залила мое лицо и уши. Последние даже начало пощипывать.
Он молчал. Когда пауза затянулась слишком сильно, я все же осмелилась поднять на него глаза. Он смотрел на меня и улыбался.
— Я рад что ты поняла, — тихо ответил он на мой удивленный взгляд. — И я вижу что твоя мама не зря о тебе беспокоится. Ты не так безнадежна. Он залихватски подмигнул мне.
Я вновь потупила взор и покраснела. А еще я поняла, что больше всего на свете хочу заслужить уважение этого человека, который так заботится о маме. И возможно когда-нибудь в их с мамой мире я не буду чувствовать себя лишней и неуместной.
— Ты только что доказала, что стоишь, потраченных на тебя усилий. Продолжай в том же духе, и может быть в скором будущем мы будем тобой гордиться. И он вновь улыбнулся мне. И его улыбка была такой искренней и заразительной, что я не удержалась и несмело улыбнулась в ответ. В этот момент вернулась мама. Глядя на нас она тоже расцвела.
Мистер Грасс в довершении ко всему выделил мне персонального слугу. С сего дня и до момента передачи меня с рук на руки директору школы "Изящных искусств" ему было предписано неотступно сопровождать меня везде. В голову пришла странная мысль. "Слуга? Больше на охранника похож."
Впрочем в правоте своих предположений я убедилась почти сразу, едва мы дошли до кареты. Я по привычке бросила ему:
— Эй, ты! Не забудь мой багаж.
Имен слуг я не запоминала практически никогда. Багаж состоял всего лишь из единственного свертка. Мама подарила мне несколько строгих платьев для школы и я спокойно могла бы унести их сама.
Черноволосый со смуглой от загара кожей мужчина смерил меня таким взглядом, что по спине пробежало стадо подкованных мурашек. Потом он глянул на Альберта. Мамин новый муж чуть кивнул. Слуга молча взял мой сверток и взобрался на козлы к кучеру. Моя маска хладнокровной леди приклеилась к лицу намертво. Я механически улыбнулась и помахала из отъезжающей кареты.
После первого же поворота я уронила голову на руки, опершись локтями на колени. Я снова показала норов взбалмошной девицы и оскорбила этого чернявого. Я пыталась вспомнить его имя, но как на зло вспоминалось все кроме этого. Побившись немного головой о костяшки пальцев я тяжко вздохнула и решила, что стоит извиниться.
Вечером того же дня дома меня ждал скандал.
Когда отец увидел в доме нового слугу, сразу заинтересовался и пошёл выяснять у меня, кто должен оплачивать его услуги. Я подозреваю, что тогда его меньше всего волновал слуга. Его интересовало, не появились ли у меня лишние деньги. Он знал, что я общаюсь с мамой, но мы никогда не разговаривали о ней.
— Это что за молодчик, солнце мое? — спросил отец, ворвавшись в гостиную. — Он сказал, что он твой личный слуга. Чем ты ему платить собираешься? Тон его голоса был совсем не сердит, а наоборот, любопытен.
— Его службу оплачиваю не я. Он слуга мистера Грасса.
— И с чего это вдруг твой отчим так расщедрился? Разглядел вдруг, какое сокровище выросло без его ведома?
Мне не понравилось как он это сказал. Столько яда и сарказма в его голосе я не слышала с самого развода. Внутри что-то неприятно кольнуло. И чего он так завелся?
— Ну, он предложил мне его помощь до отъезда...
— До какого такого отъезда?
Я набрала в грудь побольше воздуха и , представляя что сейчас будет, выпалила:
— Я еду учиться в школу "Изящных искусств".
Он даже не сразу начал орать. Сначала он растерянно несколько раз открыл и закрыл рот, а потом понеслось.
— Уезжаешь значит? — прошипел он, — ТАК ты отца отблагодарить решила? Я на тебя последние деньги тратил, тряпки, игрушки, конфеты. Что не пожелаешь, все достану! Шляпку из страусинных перьев на рождество? Да пожалуйста. Понравившуюся кобылку на день рождения? Да без проблем! А ты! На другой континент! Сволочь неблагодарная. И он занес руку. Я вся сжалась и закрыла глаза. Он никогда меня не бил. Никто никогда меня не бил. Подзатыльники и шлепки в детстве от мамы — это не в счет.
— Какого канунга!!! — вдруг завопил отец. Я, так и не дождавшись удара, открыла глаза. За папиной спиной стоял чернявый. Он перехватил руку отца и заломил ее за спину так, что он не мог и дернуться.
— На твоем месте я бы заперся в комнате и не выходил оттуда до утра.
Я немедленно воспользовалась его советом и демонстративно хлопнула дверью. Чернявый остался с отцом.
Не смотря на наличие замка в двери, раньше мне никогда не приходилось закрывать ее на ключ. Сейчас, меряя комнату шагами, я то и дело косилась на запертую дверь. Она давила. Речь отца меня не задела. Я и раньше подозревала, что он имеет какие-то планы нажиться на мне. В дом порока конечно не продаст, но вот найти мне какого-нибудь состоятельного жениха и доить его как денежную корову — вполне. Сейчас я окончательно в этом уверилась. Задело меня лишь одно. Он упомянул мою любимицу. Награда, молодая кобылка, только-только заезженная под седло. Моя гордость, ибо с момента покупки я сама с ней возилась. Мне она разрешала все, а вот конюшенных подпускала по настроению. То ластится словно кошка, то копытом промеж глаз. Раньше, когда мы жили в собственном имении, посмотреть на мою красавицу изабелловой масти приходила куча народу. Все гости обязательно просились на экскурсию в конюшни. А про слуг я вообще молчу. А теперь нам с Наградой приходилось туго. В маленьком городском доме конюшня была всего на двух лошадей, и второе стойло занимала престарелая Граффа. Вот и пришлось мне на пару с единственным оставшимся у нас престарелым слугой, Полем, переучивать Граду, как прозвали ее пострадавшие от копыт, с седла на телегу и карету. Моя девочка нервничала, но от меня сносила все мучения. Кстати именно тогда мне пришлось научиться управлять каретой. Града на первых парах ни за что не жалела подчиняться командам Поля. Нам уже неоднократно приходили предложения продать Награду за хорошие деньги, но лишаться транспорта отец не хотел. Да и я всегда разводила слезливые истерики, когда замечала задумчивые взгляды отца в направлении моей питомицы. И он продал Граффу. Награда же была универсалом, так как я бдительно следила за ней и заставляла одинаково работать как в карете так и под седлом. Поль только головой качал, мол барышня из столь знатного рода, а на конюшне времени проводит больше, чем на балах да перед зеркалом. А еще именно Граде я была обязана тем, кем я стала сейчас. Ведь именно благодаря работе на конюшне я не утратила окончательно правильных ценностей.
Вот и сейчас я не выдержала и, выбравшись из окна, отправилась на конюшню. В деннике я кинулась к моей питомице на шею. Хотелось заплакать, но слезы не выступили. Просто на душе лежал огромный камень.
— Да лошадь тут только одна, а денника два. Правда Награда кобыла молодая, но авось не разломает твой красавец каменную стену? — услышала я голос Поля и, что удивило меня больше всего, цокот копыт.
— Да нет конечно. Град парень смирный. — ответил ему чернявый. Поль захохотал. Я тоже тихонько хихикнула. Ну и парочка. Град и Града.
В соседнем деннике завозились и зафыркали. Уж насколько моя девочка любила обниматься на столько же она была любопытна. Она запереминалась с ноги на ногу. Пришлось отпустить. Подойдя к перегородке, которая на уровне ее ушей сменялась с каменной на железную решетку, кобыла с любопытством задрала морду и заржала. Ей ответили. Она попыталась привстать на дыбы и приложила меня крупом к борту денника так, что чуть глаза из орбит не повылазили. Пришлось как следует ткнуть ее кулаком. Она обиженно захрапела, а из соседнего денника раздалось обеспокоенное ржание. Града ответила, но попытки заглянуть за перегородку оставила.
— Я же тебе велел в комнате сидеть — буркнул чернявый, сунувшись в денник к Награде и обнаружив меня.
— Здесь безопаснее. Отец в конюшне не появляется.
— А спать ты тоже здесь собралась?
— А почему бы и нет? — упрямо вздернула носик я. Он лишь неопределенно хмыкнул. Я действительно частенько летом ночевала на сеновале, но сейчас было уже начало осени и по ночам ощутимо холодало.
— Странный ты какой то слуга... С собственной лошадью.
— ОООО, господин Грасс бывает очень щедр к своим подчиненным, — с сарказмом ответил чернявый, чем основательнее убедил меня в своей принадлежности к пэрам.
— Эх ты, — решила не обижаться на него я, — я тут видите ли извиняться перед ним пришла, а он ерничает. Ну и конунг с тобой. Я демонстративно прошествовала мимо мужчин к дому, правда не к парадному входу, а к пристрою, с крыши которого собиралась влезть обратно в окно.
— И что, ты считаешь что столь знатной и привилегированной леди не зазорно извиняться перед каким-то слугой?
— Слугой ли? — задумчиво протянула я, изображая крайнюю степень задумчивости на физиономии. — Да и привилегированных леди я тут что то не наблюдаю...
Он снова хмыкнул.
— А все же Ал был прав. Ты не безнадежна.
И вот что мне прикажете сделать? Обидеться на это высказывание? Ведь уже второй раз за сегодня эту фразу слышу. Тем более второй раз от субъекта, представленного мне слугой! С другой стороны, избалованная и взбалмошная дочка прожжённого картежника, пусть и принадлежащего к пэрам, но давно и безнадежно обнищавшего? Разве можно меня такую обозвать привилегированной леди? По мне так нет. И лишь школа "Изящных искусств" давала мне шанс восстановить свое доброе имя. Я решительно двинулась к дому.
— То есть ты передумала извиняться? Насмешливо бросил чернявый мне в догонку. Я резко развернулась на каблуках.
— О, сэр! — самым ядовитым тоном, на который была способна начала я, — искренне прошу Вас простить меня за столь некорректное поведение при мистере Альберте со Грассе и за крайне низкое мое мнение о вашей персоне. Однако прошу не впадать в заблуждение. Не смотря на мои извинения, мнение о вашей персоне ни капли не изменится. Отчеканила я и продолжила свой путь к дому. В спину мне рассмеялись.
Чтож, рада что смогла кого-то повеселить. Я специально обратилась к нему сэр. По одной его осанке видно, что он явно знатнее баронета, а на нашем материке обращение сэр используют только к ним. Да и мое мнение о нем не сильно улучшилось с первой нашей встречи, о чем я так же не преминула сообщить. Вот вспомнить бы его имя...
Карабкаясь на крышу сарая я старалась не думать как это выглядит со стороны. Ведь по любому этот черноволосый мерзкий тип любуется зрелищем "леди скалолазка".
Утром Мурана, наша приходящая экономка, сообщила, что господин охранник хозяйки просил передать, что отец вчера вечером отбыл из дома в крайне дурном расположении духа и до сих пор не вернулся. Я лишь хмыкнула. Как будто в первый раз отец пропадает на всю ночь. Явится когда проспится после попойки или очередной блудной девки. Весь день я спокойно собирала вещи. Собранные сундуки Поль по моей настоятельной просьбе сразу же относил на конюшню и грузил в карету.
— А коли его светлость соберутся куда ехать? — спрашивал он меня.
— Ничего, его светлость еще не разучился в седле держаться.
— Саквояжей очень много... — замялся Поль. Я скептически глянула на слугу. Он что, решил обвинить меня в том, что у меня слишком много платьев? Я и так половину гардероба тут оставляю!
— Награда потянет такой груз, ведь молодая еще совсем? — постарался реабилитироваться он.
— Награда поедет под седлом рядом с каретой, а ты на завтра договорись с конюшим графа Орди о тяжеловозе, который завтра отвезет карету в порт. Саквояжи грузи прямо в салон. Награду запряги в старую упряжь Граффы. У того седла сумки удобные.
— Но оно же мужское! — ужаснулся слуга.
— Я знаю! — отрезала я. -Свободен. Он поклонился и вышел.
Поздним вечером, уже почти ночью, матерясь и пошатываясь, вернулся отец. Он был не один. Его сопровождал мужчина и мне он был знаком.
Его светлость принц Карнир Ди Мальет. Брат короля, третий претендент на трон, после двух наследников, сыновей короля. Крайне неприятный тип. От леди высшего света я много сплетен про него слышала. И по большей части крайне омерзительных и опасных. Поговаривали, что свою первую жену он запорол до смерти. Так же не гнушался он обращать свое внимание и на юношей и на маленьких детей. Все интриги дворца как правило произрастали корнями из его окружения и при его личном участии.
— Здрасссствуй, дитятка моя! Твой любимый папочка домой вернулся!
